6. Понедельник, утро
Он был прекрасен. Он был почти безупречен, и мягкие рассветные сумерки только подчеркивали шарм Фарфарелло, одетого в белый костюм с элегантным галстуком-бабочкой.
– Выглядишь ужасно, – с аристократичной снисходительностью оповестил Шульдиха ирландец, когда увидел, как тот мрачно уставился на свое отражение в зеркале.
Да, сейчас телепат согласился бы выменять эту чудовищную, распухшую на лбу шишку на пару мужественных рубцов. Замаскировать ее челкой не удавалось, и немец страдал, осознавая собственное несовершенство.
– Все решат, что Кроуфорд меня избивает, – обреченно заключил он.
– Точно. Особенно, когда кровоподтек сползет на глаз, – тоном знатока подтвердил Берсерк, изящным жестом заправляя цепочку любимого монокля в кармашек.
Еще несколько минут, пока босс многозначительно звенел ключами в холле, Шульдих метался по квартире в поисках бейсболки, платка, ивовой корзины… чего угодно, что смогло бы прикрыть его многострадальный лоб до бровей и, наконец, вылетел из комнаты еще спящего Наги почти счастливым. Под руку ему попался реквизит для школьного выступления, в котором предстояло участвовать Наоэ, на историческую тему под красочным названием: «Восстание желтых повязок».
Будем считать, что косплей начался, подбодрил себя телепат, торопливо обвязывая голову банданой средневековых китайцев. На случай преждевременного сползания синяка на глаза были прихвачены темные очки, и в шевроле Шульдих вскочил за секунду до того, как машина тронулась с места.
От сидевшего за рулем лидера Шварц рыжий ждал самых язвительных замечаний, готовясь в ответ парировать тонкими намеками на высокий воротничок и максимально затянутый галстук. Но с заднего сиденья особенностей костюма Кроуфорда было не разглядеть, а от самого американца исходила аура взвинченного напряжения.
Сейчас он не просто «видел» недоступное другим, а выискивал хронологическую брешь, пытаясь в доли секунды попасть в тот сгусток времени, что позволит ему управлять событиями, избегая катастрофы и приводя их к желаемому результату. И еще – Шульдиху чудился пряный аромат удовольствия, – Брэд наслаждался чувством предельной сосредоточенности, когда, физически находясь в салоне и выводя мощный автомобиль вперед, он, почти не видя автострады, одновременно бросал свое сознание вперед. За час, полчаса, несколько минут до происходящего здесь и сейчас.
Предвкушение захватило и телепата. Поэтому он, моментально забыв о мучавших его подозрениях, сразу же прислушался к новостям, когда оракул щелкнул кнопкой радио.
– …попытка убийства сына лидера либерально-демократической партии Такатори Редзи, доктора Такатори Масафуми, – щебетал девичий голосок, – произошла в «Кафе кимоно», где известный хирург встречался с банкиром Фудзиварой. В ходе покушения доктор Такатори был легко ранен, а юрист погиб…
Бестактный вопрос, не причастен ли Кроуфорд к инциденту с младшим сыном работодателя, напрашивался сам собой. Наоэ остался без ужина, а хозяин взбалмошной и коварной Шоён надолго запомнит этот завтрак. Вполне справедливо.
Шевроле завернул, и рыжий понял, что они прибыли. Две полицейские машины на стоянке, а торопящиеся прохожие с любопытством озираются на суету возле входа в дорогое заведение. Приехали полюбоваться бледным видом Масафуми?
– У вас есть пятнадцать минут, чтобы выяснить все детали, – объявил сидевший за рулем, засекая время.
Беспощадное разрушение сладких иллюзий – твой конек, Кроуфорд.
Непрерывный сбор информации о семье Такатори и ее окружении, вот чем они занимались все свое свободное время с момента въезда в Японию. Тщательно, кропотливо, вникая в малейшие подробности – даже любопытный немец начинал уставать от постоянного, незримого присутствия клана Такатори в их мыслях как от бесконечного, ровного дождя за окном. Но, похоже, для лидера Шварц это своеобразное хобби превращалось в навязчивую идею. В знак протеста телепат через плечо «выстрелил» из пальца в тонированное стекло, прячущее Кроуфорда, а затем двинулся за напарником в «Кафе кимоно».
Им не составило труда, проникнуть на место происшествия, создав иллюзию, что двое гайдзинов имеют полное право находиться здесь. Фарфарелло, поддернув брюки, чтобы не осталось складок, присел на корточки рядом с нелепо раскинувшимся мертвецом. Попробовал на вкус кровь, причудливо украсившую модный каменный пол кафе…
Дар Берсерка был уникален. Одноглазый апостол смерти умел не только быстро и бесшумно убивать, он чуял все нюансы появления своей госпожи. Он воссоздавал события лучше, точнее и быстрее всякого эксперта. Фарфарелло не видел прошлое как картинку, он просто знал, и это было необъяснимо. Кровь убитых исповедовалась ему?
Шульдих же слушал, что говорят полицейским еще не опомнившиеся свидетели, и одновременно искал то, что отразилось в их сознании, но так и не оформилось в слова. Маленькая испуганная официантка, в голове которой была мешанина из-за страха, и растерянный, изжелта-бледный от переживаний Масафуми. Сегодня он был один, без своего женского батальона и, кажется, жалел об этом.
– Нет, я не знаю, никого подозрительного, господин полицейский, здесь все наши. Еще слишком рано, и посетителей было мало… Я не видела, чтобы кто-то убежал, но я не знаю…
– …упал мне прямо на руки. Я врач, господин инспектор, я пытался помочь ему, но понял, что рана смертельна. Прямо в сердце…
Догадавшийся телепат хотел сообщить ирландцу свое предположение, но тот уже прошел за стойку, где полагалось находиться только персоналу, вытянул руку, проверяя и прицеливаясь.
Они успели вовремя.
Когда шевроле покинул стоянку, Фарфарелло сообщил не оглядывающемуся на заднее сидение Кроуфорду:
– Это не огнестрельная рана. В сердце вошел длинный, узкий, металлический стержень. Арбалетный болт… Мгновенная смерть, можно позавидовать.
– Снаряд пока не обнаружили, потому что Масафуми сразу же вытащил его и спрятал в карман, – добавил Шульдих. – Он не сказал полицейским и теперь боится сделать это.
– Сам Такатори не ранен, репортеры ошиблись. Просто рубашка в чужой крови. – продолжил отчет ирландец. – Убийца невысок, щуплый, по сложению подросток, почти ребенок. Он убивал без ненависти. Наемник.
– Эти идиоты спрашивают, не видели ли официанты кого-нибудь подозрительного, – фыркнул в продолжение рыжий. – Но персонал не считает убийцу подозрительным, потому что он был в форме. Кстати, Масафуми боится, – оживленно добавил телепат. – Он обратился к Фудзиваре, чтобы тот помог ему вытянуть из отца еще немного денег для исследований. И теперь, когда финансист мертв, доктор считает, что убийцу подослал отец. Нечто вроде родительского предупреждения…
– Только факты, – резко отрезал Кроуфорд.
Почему-то сегодня привычный тон оракула показался немцу более чем оскорбительным. И он счел это достаточным основанием, чтобы замолчать до конца поездки, предоставив Фарфарелло полную свободу в изложении произошедшего.
Но даже развлекая себя предположениями, где в причудливых комбинациях участвовали Наги, Шоён, недобитый Масафуми и коварство Кроуфорда, рыжий не мог не заметить, какой ужас царил в приемной перед кабинетом Такатори. Две хорошенькие секретарши, пригнувшись, не поднимали глаз от поверхности столов. Старший сын хозяина, Хирофуми, вжался в стену, словно боялся отделиться от нее. Наглые гайдзины тоже замерли у дверей в кабинет главы корпорации, и Кроуфорд, прислушиваясь, предостерегающе поднял руку, требуя тишины и внимания.
«А Хирофуми не считает, что покушались на младшего брата, – тут же нагло вклинился в мысли лидера команды телепат. – Он думает, что целью был именно Фудзивара. И собирается внести этот случай в каталог».
«Какой каталог?» – поинтересовался Кроуфорд, не отменяя видения кары для ослушника.
«У него есть что-то вроде списка или каталога странных смертей… Надо порыться, чтобы уточнить…»
Поспешивший похвастаться новой игрушкой Шульдих еще не успел закончить мысль, как в напряженной тишине, царившей в кабинете, раздался грохот. С фирменной нестирающейся улыбочкой «Я знал» Оракул распахнул дверь и смело шагнул внутрь.
С легким ознобом, вдруг прошедшим по телу, Mastermind последовал следом. На мокром ковре бессильно подпрыгивали пираньи, пытаясь подобраться поближе к ботинкам уничтожившего их аквариум человека.
Такатори с клюшкой на плече… («Сейчас я точно узнаю, любовники они или нет», – с циничной уверенностью успел подумать Шульдих) …обернулся. С гневом и недоумением воззрился на явившихся без приглашения. Он не привык, чтобы к нему так вламывались. Эффект неожиданности надо бы использовать и в дальнейшем.
«Кроуфорд… – телепат явственно услышал едва ли не мурлыкающие нотки в том, как Редзи мысленно просмаковал фамилию телохранителя. Но тон быстро сменился – …и его цирк уродов».
Последним определением японец отметил экзотичную свиту оракула и даже не пытался скрыть свое отношение за ментальными щитами, установленными Эсцет. А после нахальной улыбочки рыжего политик пожелал себе не забыть в ближайшие же дни внести в парламент законопроект, запрещающий гайдзинам публичное появление в желтых банданах как оскорбляющих эстетический вкус нации. Но Шульдих, сразу решивший скупить все имеющиеся в Токио платки самых мерзких, цыплячьих расцветок, осознал, что за раздражением Такатори кроется нечто большее.
Редзи разнес полкабинета и умертвил любимых рыбок не потому, что испугался за жизнь сына. Он был готов сам распотрошить Фудзивару. Как тот посмел сдохнуть, когда был так нужен! Версия Масафуми отпадала. Хорошо бы теперь взглянуть на список старшего отпрыска…
Впрочем, в эту минуту телепата намного сильнее интересовало другое. Постыдное мальчишеское любопытство мучило его, как будто он подглядывал в щелочку, но ему важнее было знать правду, чем благородно закрывать глаза на происходящее.
– Мы знаем, кто был настоящей целью убийцы, – вкрадчиво, убедительно, бархатно. Эй, Кроуфорд, а ты был таким же убедительным в объятиях японца? – Вы, Такатори-сан. Тот, кто бросил вам вызов, желает большего, чем гибель рода. Он мечтает о вашем позоре. Неверное решение, неверно нанесенный удар и, будь ваш враг якудза, политический недруг или конкурент по бизнесу, он станет смеяться над поспешными выпадами вслепую. Заставит вас усомниться в друзьях и партнерах. Не эта ли его цель – ослабить достойную семью Такатори?
Редзи не удивлен. Он предполагает подобное чуть ли не каждый день. Такатори почти спокоен, потому что в минуты реальной опасности он чувствует себя сильнее и моложе.
– Должно быть, дни моего позора начались, раз ты позволяешь себе врываться сюда без приказа, – с отчетливой неприязнью обрывает телохранителя глава клана и возвращается к прерванному занятию. Но следующую жертву – хрупкую авангардную конструкцию – смахивает на пол с явной ленцой в движениях.
Поэтому расслабившийся Шульдих едва успел отпрянуть, когда спортивный инвентарь неожиданно просвистел мимо его носа, чтобы точно замереть у скривившихся в усмешке тонких губ американца. О, нет, Такатори-сан, вы же не опробуете свою клюшку на том, кто скрасил ваши последние выходные! Неужели все прошло не так гладко, как хотелось бы? Кроуфорд, порадуй меня, признайся, что ты явил себя истинным оплотом добродетели?
– Это не признак неуважения, – обманчиво покорно склонил голову темноволосый гайдзин. Медленно, изучающе… прохладная лопасть клюшки по уголку рта переместилась к щеке… провела по подбородку, заставляя поднять его… – Всего лишь желание сообщить вам, что мы найдем тех, кто угрожает вашему спокойствию. – Самые почтительные интонации голоса в сочетании с вызывающе дерзким прищуром, когда шея холодеет от сомнительных ласк с привкусом металла… – За три дня.
«Три дня? Ты спятил, Оракул?!»
– В четверг вечером я предоставлю вам результаты, если пожелаете.
Шульдиху казалось, что он наблюдает за игрой, победа в которой значит гораздо меньше, чем адреналиновый регтайм, пританцовывающий в каждом движении противников… Профессионалов, которым нельзя поддаться на очарование мелодии, выпевающей томным саксофоном искреннего интереса, тревожным гитарным перебором недоверия и четким ритмом азарта. Регтайма, предназначенного только для них двоих, что и делает его таким уникальным. Таким особенным. Почти интимным.
– Хочешь, чтобы на уикенд, как говорите вы, американцы, я отправился в хорошем настроении? – ласковая, хищная усмешка показалась рыжему оскорбительно непристойной. Но у Кроуфорда спокойный вид человека, к ногам которого мир складывается по первому щелчку пальцев.
– А пока позвольте моим людям заняться защитой Хирофуми. Если предупреждение получил ваш младший сын, нежелательно, чтобы старший оказался не готов к встрече с асассинами.
Так и скажи, что мечтаешь остаться с Такатори наедине, американская сволочь. «Пошли вон», – приказ прозвучал в голове столь четко, что Шульдих опешил, не уверенный в том, что его отдал именно Оракул. Поклонившись как полагается, двое шварц покинули кабинет.
* * *
Словно и не был Хирофуми Такатори первенцем влиятельнейшей японской семьи, правой рукой отца и достойным наследником. Помещения, выделенные его весьма скромному штату сотрудников, находились в другом конце коридора после всей многочисленной обслуги Редзи – секретариата, канцелярии и курьеров. Фарфарелло шел уверенно, видимо, назубок помня расположение нужной комнаты, и пригласили их войти сразу после доклада секретарши.
– Ваш отец пожелал, чтобы мы присмотрели за вами, – Шульдих вел себя более чем фамильярно, считая, что Хирофуми перед ним весь как на ладони.
Замкнутый, неуверенный, отчаянно старающийся доказать отцу свою нужность. Слишком старающийся. И неизменно проигрывающий. Неудачник, одним словом. И, к несчастью для него самого, неглупый неудачник, честно признающийся себе в собственной бездарности и трусости.
Рыжему уже было почти скучно, особенно, когда Хирофуми, представив себя жертвой покушения, явственно изменился в лице. Даже не будучи телепатом, панический ужас японца можно было бы определить по его нервно изломленным бровям и судорожным поискам зажигалки. Скривившись, Шульдих подвинул поближе пепельницу и сразу же заметил одинокую белую хризантему в стакане для виски. Хризантема? Как мило. Повеселевший телепат невольно оглянулся. Фарфарелло продолжал делать вид, что рассматривает единственную фотографию на стене – шестилетний Хирофуми высунулся из окна машины и увлеченно машет кому-то. Отец рядом снисходительно поднял руку в приветственном жесте. Где-то я уже…
Что же, дадим сделать несколько затяжек и внушим, что надежнее нас никого нет. Мы – твое спасение: наглый рыжий немец и одноглазый католик, истово верующий в то, во что верить нельзя. Но ему это идет, согласись?
Мягкое прикосновение к тревожному потоку мыслей японца, напоминая тому о каталоге смертей, чтобы затем направить его раздумья в нужное русло, заставляя подыскать подходящий раздел для новых фактов и вспомнить старые, умело вытянуть пароль ко всему материалу…
Строго говоря, Кроуфорд, увлеченный вальсированием с Такатори, не отдавал прямого приказа проверить таинственное хобби наследника, систематизирующего все случаи отхода в мир иной знакомых и партнеров. Но любопытному телепату хотелось самому покопаться в данных, собранных аккуратным, скрупулезно внимательным к деталям Хирофуми.
– Будем ловить на живца, – принялся импровизировать Шульдих, уже зная, что ему делать дальше. – Отправляйтесь вдвоем в город, в людные места, ведите себя как друзья на отдыхе…
«На… на живца?», – запаниковал наследник, а вслух возразил:
– Но я могу понадобиться отцу!
Однако робкий протест Хирофуми был сразу же подавлен..
– Он занят, – отрезал телепат, поправив сползающую бандану. С Кроуфордом. Последнее уже не для всех. – А я буду незримо следовать и следить за вами и теми, кто заинтересуется вашей прогулкой. Наблюдение за наблюдающими, как сказал бы швейцарский классик, – многозначительно завершил говорливый шварц.
Развлекайтесь.
Шульдих не поленился проводить эту странную пару до коридора и, мельком взглянув на снимок, вдруг вспомнил, где раньше видел фотографию маленького Хирофуми. В рукописи одного не в меру ретивого журналиста, собиравшегося издать книгу о клане Такатори. Сам газетчик не то погиб, не то пропал без вести, но в одной из глав его писанины рассказывалось, как на самой заре политической карьеры на Такатори Редзи было совершено покушение, когда он был вместе со своим старшим сыном. Говорят, что шестилетний ребенок почти час провел под истекающим кровью, умирающим телохранителем. Потому что разъяренный отец бросил его, кинувшись на машине в погоню за неудачливыми убийцами и не успокоился, пока не настиг их. Когда послушного мальчика вытащили, он не плакал. Он вообще казался едва живым. Редзи Такатори был доволен выдержкой своего сына.
Больше эта пара не вызывала у телепата сомнений. Потерянная душа, заблудившаяся в лабиринтах смерти, и надежный проводник, знающий дорогу. Следуй за ним, он поможет тебе обрести покой.
– А мне пирожных и много кофе, – потребовал у секретарши Шульдих, которому покой только снился. Он потому и выпроводил всех из кабинета, чтобы всласть покопаться в компьютере Хирофуми, взламывая его каталог «странных смертей».
