Йоджи подумал, что не стоило дожидаться минута в минуту назначенного времени. Нервы были на пределе еще со вчерашнего дня. Половину дороги они переругивались вместо того, чтобы спать, и под конец всех охватило легкое сумасшествие. Даже Айя время от времени порывался взять кого-нибудь за грудки и хорошенько впечатать в стену; Абиссинцу казалось, что это сработает как успокаивающее. Утром он сознался, что звонил Бирман и задал предметный вопрос: не случилось ли у Вайсс коллективных галлюцинаций, и если нет, то чего нанюхалось все полицейское управление? Бирман ответила резко и присовокупила еще что-то, - из-за чего, похоже, Айя и пришел в бешенство. В подробности он не вдавался, и Йоджи ломал голову, представляя, что может заставить Фуджимию так долго находиться в состоянии безмолвной ярости. Со времен кончины Такатори Рейджи ответ на этот вопрос стало значительно сложнее найти. Кудо был слишком зол, чтобы с толком поразмыслить. К тому же его намного больше интересовало другое: почему они четверо, несмотря на общие возмущение и гнев, согласились все?

Почему он сам согласился?

Он покосился на Фуджимию. Тот медленно, словно через силу, застегивал плащ.

Откажись Айя, Йоджи под дулом пистолета не согласился бы выполнять приказ. Лучше бы Абиссинец отказался. Гораздо красивее вышло бы: гордо, дерзко, по-мужски, и это был бы поступок - поддержать его, плюнув в глаза безмозглым офисным крысам и излишне умным Шварц. А так… прямой под дых, Айя смотрит в одну точку, накаленный, как вольфрамовая нить в лампе, и впереди сплошное унижение, которое не становится меньше оттого, что делится на четверых.

Они приехали слишком рано, за целый час до указанного в директиве времени. Нашли съемную виллу в районе Тайтоку, с небольшим садом за кованой чугунной оградой, подземным гаражом, многооконным фасадом; остановились за углом. Сидели, отсчитывая минуты, ждали непонятно чего. Последние минуты свободы… хотя о какой свободе могла идти речь?

Единственной толковой мыслью было предложение Кена явиться вооруженными. А почему нельзя? Они не садовниками собираются работать, они боевики и явятся при полном параде. Хоть не так паскудно будет. Пусть смотрят. Йоджи был готов его расцеловать, Оми улыбнулся, а Айя кивнул.

На соседней вилле запускали воздушного змея, - магазинного, огромного, яркого. Ветер доносил радостный детский визг и голос гувернантки - та строго выговаривала воспитанникам по-английски. Солнце светило, небо с белыми облаками казалось нарисованным, и все остальное - здания, дорога, кроны деревьев, - тоже точно выписала чья-то кисть. Картину повесили бы на стену, в рекламном проспекте бы написали: "красивое спокойное место"…

Из ворот вышла чистенькая женщина средних лет, похожая на экономку или горничную. Уехала в машине, целиком раскрашенной рекламой какой-то фирмы. Минут через пять из-под земли, взревев, вылетел белый "ройс"; пронесся мимо.

- Нам пора, - уронил Фуджимия. Сплел пальцы на рукояти катаны, поднял глаза.

Вставая, Йоджи почувствовал, как внутренности скручиваются в стальную струну. Так бывало, когда они с Аской только начинали работать, и еще - на первых миссиях, но оба раза скоро привычка притупляла ощущения и снимала нервный мандраж. Вот опять сердце злое электричество с кровью гонит по мышцам…

Айя такой спокойный, что хуже не надо.

Хидака лязгнул ножиками, но звук вышел даже умиротворяющим. Цукиено закрыл крышку ноутбука движением экономным и плавным. Йоджи пришло в голову, что психует он один, и тут же - что, пожалуй, кажется сейчас таким же бесстрастным, как остальные.

"Хорошо".

Звонить не пришлось: створка ворот поехала в сторону, как только они приблизились. То ли телекинетик, то ли радиоуправление и скрытая камера.

Дом вблизи выглядел еще роскошней. Йоджи прикинул, сколько может стоить аренда, и озлился. Потом подумалось, что Шварц это может вообще ничего не стоить: кто домовладелец, сколько и как долго им должен - кто знает…

Мощеную камнем дорожку обступали высокие черные фонари. У ограды включился автополив, зажурчал далеким дождем. Причудливо выгнутая ручка двери подалась под ладонью Айи.

Главный консультант ждал. Пауком в центре паутины, точно знающим, что мушиная судьба одна, и торопить события - ни к чему.

- Добрый день, джентльмены, - сказал он. На стеклах очков замерли блики, и нельзя было встретить взгляд.

Никто и не пытался.

- Вы вовремя. Надеюсь, вы и впредь будете столь же точны.

* * *

"…и исполнительны", - повисло непроизнесенное. Будь здесь Шульдих, он бы не только это сказал вслух, развлекаясь в обычном стиле. Кроуфорд играл слишком сложную и нечетко прописанную партию, чтобы допустить небрежность в чем бы то ни было. Любая мелочь спустя какое-то время может стать решающей. Что за славная удается игра, одновременно головоломка и гонки на выживание… Пророк не считал себя адреналинозависимым, но задачи, ради которых приходилось подключать все резервы и действовать на пределе возможностей, его неизменно радовали.

- Можете садиться.

Белые не шелохнулись. Они стояли как на смотре, полностью экипированные, при оружии, гордо выпрямившись и отводя глаза. Младший, кажется, минуту назад проснулся и еще не решил, испуган он или только удивлен; точно ребенок, которого по дороге в школу застигла война. Впечатление обманчивое: он уже давно не дитя и много смышленей, чем кажется. Такатори - не только наследство, но и наследственность. Если сумеет не потонуть в самоуверенности и самолюбии, социальная лестница станет для него эскалатором.

Второй, Хидака, выглядит диковатым и настороженным. Он единственный из четверых точно знает, где находится: он в змеиной норе. Сам недоумевает, что заставило его сюда влезть, и в любой момент готов с боем прорываться на выход. Быстрый взгляд всюду ищет свидетельств чужого коварства, коготки властно отягощают руку. Он забавный, опасный и безобидный.

Кудо зол. Чувствует себя нелепым, и от этого действительно нелеп. Шумно втягивает воздух сквозь зубы, косится по сторонам: ждет, чтобы кто-нибудь начал разговор, а уж поддержать его он сумеет. Еще: Балинезу значительно интереснее реакция соратников, чем вид начальства. Так же, как остальные смотрят на Кроуфорда, - скользом, не в лицо и сразу отводя глаза, - он смотрит на Абиссинца.

Кроуфорд впервые видел Белую четверку людьми. Не вооруженными организмами, не настырным зверьем, удивительно пронырливым при своей глуповатой отваге, - обычными парнями.

Раз и навсегда выбитые из негибкого жизненного уклада Японии, все - усталые, все - с расшатанной психикой, они испытывали ненависть; давно и привычно. Не лично к нему, даже не к начальству вообще. К миру.

Раньше его раздражала их феноменальная живучесть. Теперь - их уязвимость.

…у четвертого из Вайсс отсутствующий вид. Невозможно проследить направление взгляда, он обращен внутрь, и глаза кажутся стеклянными. Фуджимия выточен из сапфирового стекла, и внутри него - сталь и туман.

Пророк по-прежнему не сомневался, но смутное удивление поднялось в душе: как виденное сможет случиться? Из-за чего? Как искать катализатор и просчитывать реакции? Он уже добился невозможного, и все равно, кажется, из пути в тысячу миль сделан лишь один шаг.

Напряжение заставило Кроуфорда сосредоточиться: ничто не случится само собой. И, занимаясь самоанализом, он опоздал почувствовать, что пауза затянулась.

Откинулся на спинку кресла. Кратко вздохнул.

- Мне придется прочесть небольшую вводную лекцию. Садитесь.

Ответом была каменная неподвижность. Чуть изогнув губы, Брэд поднял ладонь.

- Это приказ.

* * *

Абиссинец ждал, положив руки на руль. Приказа не покидать стен виллы не было, как и приказа отчитываться о каждом шаге, - значит, он мог поступать по своему усмотрению. Фуджимия не удивился, узнав, что Вайсс не собираются держать на коротком поводке, чего-то подобного следовало ожидать. Они бы наверняка взбунтовались, оказавшись на положении цепных псов. А так, вероятней всего, просьба Кроуфорда "вести себя разумно" будет исполнена.

Айя давно не был в Токио, и не воспользоваться вынужденным бездельем было бы глупо.

Здесь почти ничего не изменилось. Новая вывеска, надписи выложены неоновыми трубками; наконец-то подновлены белой краской линии для парковки на асфальте. Вечно не доходили руки… Стекла натерты составом для зеркального эффекта, но по верху витрины тянется плохо отмытая полоса. Им трудно достать, должно быть. Что ж, две девочки - это не четыре здоровых парня, пусть и занятых большей частью другим делом.

Школьницы проходили мимо. Зато теперь в витрины заглядывали мальчики. Ран за полчаса насчитал троих, видно, удачный выдался час… впрочем, как посмотреть. Номера второго боевитая Сакура выгоняла шваброй. Длиннокосая головка сестры терялась в тенях: Айя стояла за кассовым аппаратом в глубине магазина. Нестерпимо хотелось подъехать ближе. Но машина, которая сначала припарковалась вдалеке, а потом стронулась с места и остановилась рядом, может показаться подозрительной самому беспечному человеку. Сакура непременно поинтересуется.

Ран прикинул, что может прождать еще часа два. Айя должна хоть раз выйти на улицу за это время. Скажем, опрыскать растения в кадках, выставленные по случаю хорошей погоды. Сакура - какой-то пропеллер, но не все же она умудряется делать в одиночку.

Сережки. Ему хотелось знать, какие на Айе сережки. Он вернул ей ту, что брал памятью, подарок на день рождения, но оставил себе ее подарок, имя. Носит ли она его сережки?

Вместо приятелей и ухажеров наконец потянулись клиенты. Некоторое время обе девочки суетились, бегали по магазину и в подсобку, собирая горшки, подкормку, журналы по цветоводству. Судя по приобретениям, две сурового вида дамы враз окупили "Конеко" день. Потом улица опустела, и Айя ушла в жилые комнаты. Ран едва не выругался вслух. Чего доброго, теперь она не появится вовсе. Неизвестно, сможет ли он приехать завтра.

Но на пятьдесят шестой минуте ожидания появился четвертый по счету мальчик, и его-то молодые цветочницы встретили радушно, словно домохозяйки из глянцевого телешоу. С виду ровесник Цукиено, мальчик выглядел совершенно по-цыплячьи; впрочем, вряд ли он убил хотя бы одного человека…

Мальчик в мешковатых потертых штанах и белой рубашке навыпуск, такой длинной, что казалось, он напялил платье своей семилетней сестры.

Абиссинец вскинулся. Кудо. Теперь Айя. Первое подозрительно, второе пугает.

…это задание. Это сестра и паранойя. Ему неинтересны новости моды для восемнадцатилетних, может быть, юнец просто хочет выделиться.

Парнишка смущенно улыбался и порывался скорей приняться за дело. Он пришел помогать. Занес в магазин две тяжелые кадки с пальмами и скамейку, мелькал внутри с мешками удобрений, которые сам едва поднимал. Они втроем пили чай прямо возле витрины и смеялись. А потом стали устанавливать в магазине выкрашенный белой краской легкий стенд. Выставлять яркие, точно игрушки, тома. Глянец обложек, буйная радуга, хвосты и гребни тропических птиц. Манга и книги.

Отчеты Бомбейца. Диск.

Институт Светлого Учения Истины.

Ран застыл в машине, подался вперед, вцепившись в руль, до боли сжимая зубы.

Рассказать. Остеречь. Он не хотел, чтобы Айя видела его, знала, чем он занимается… в кого он превратился. Она помнит совсем другого брата, и хорошо, что тот, прежний Ран живет в ее памяти. Но если речь зашла о ее безопасности - он готов на все. Пусть Айя пугается его мрачного вида, пусть выспрашивает, пусть просит остаться и жить с ней, он даже успел придумать, что скажет - "извини, солнышко, я не могу"…

Но если мальчик появился рядом с "Конеко" случайно, если его привечали здесь и вдруг погонят - именно это может привлечь лишнее внимание. Создать опасность для нее.

Но если…

Паренек собрался уходить. Мялся, краснел, потирал затылок. Заурядный, веселый, добрый паренек. Айя приподнялась на цыпочки и чмокнула его в нос.

Глаза Абиссинца сузились в щелки.

Итак, полицейское управление проводит широкомасштабную операцию. Шварц мстят.

Он защищает сестру.

* * *

Верхний свет выключен, комнату наполняют сизые сумерки. Лампы на кронштейнах повернуты к мониторам, точно вчитываются в меняющуюся информацию. От мониторов плывет призрачный голубоватый свет, рассеиваясь во тьме.

За компьютерами, рядом, двое подростков - или, вернее, двое очень юных мужчин. Один немного старше и шире в плечах, второй хрупкого сложения, с малоподвижным лицом. На этом - в темноте - различия заканчиваются. Глаза у обоих зеркально поблескивают, отражая бледно светящиеся квадратики; вздрагивают зрачки. Мальчики умеют читать не слова и не строчки, а все пространство экрана.

На циферблате стенных часов - время обеденное. Только сутки ушли в темную половину.

Один из подростков раздраженно вздыхает и откидывает голову, жмуря глаза.

- У меня голова кругом. Глаза болят. И спина.

- У меня тоже, - бурчит второй. - Я столько прочитал этой дряни, что сейчас, кажется, сам уверую.

Тихий смех. Со стола в дальнем, скрытом темнотой, углу поднимается в воздух початая упаковка персикового сока, выливает себя в стакан.

- На, сока попей.

- А… - рассеянно. - Спасибо. Слушай, как думаешь, форумы их имеет смысл вычитывать? Сил уже нет никаких.

- Бери стакан, а то на голову вылью.

- Чего?

- У тебя за спиной стакан, бестолковый Цукиено. Я держу.

- Ой.

- Ой, - передразнил Наги. - Я думаю, что нужно просмотреть разделы о реальных встречах. Там немного, и все точное. То, что нужно.

- Ага. Глянь, у них же тут еще разделы "Наше творчество", "Истории о свете", "Моя встреча с учением"…

- На досуге почитаешь, если нравится.

- Да ну тебя! - Оми засмеялся. Даже ехидство у Наги выходило теплым. Шесть часов совместной работы начинались с делового молчания, но чем больше усталости вызывало "светлое учение истины", цветасто-наивное и мрачно-высокопарное одновременно, тем легче становилось друг с другом. Цукиено не помнил, когда они начали зачитывать вслух особо развесистые глупости, но с того момента обоим стало ясно, что как бы там ни обстояли дела у прочих, они двое сработаются.

Он отхлебнул половину сока и передал стакан, не глядя. Наги почему-то взял рукой, а не телекинезом. Пальцы его оказались холоднее стекла.

- Ты замерз? - удивился Оми.

- Нет. У меня всегда руки холодные. Кровообращение такое.

- А, - сказал Бомбеец, внезапно ощутив вину за свое железное здоровье. О том, что у Наги миастения, он уже знал; подумалось, что при таком букете он не то что в оперативной группе работать, он бы в школу ходить не смог. - Ну ладно… откуда начнем?

- С главного сайта. Там, где официальная строка новостей.- Телекинетик набрал адрес на двух клавиатурах одновременно. Лиловым, алым и золотым полыхнуло оформление, бросив на его лицо разноцветные отсветы. Среди ярких красок возвышенной скудостью светилась сепия: лик Учителя, пышнобородого, со взглядом благосклонным и тихим.

- Ублюдок, - одними губами проговорил Наги.

- А что? - Оми глянул в его сторону, - это с ним вы встречались?

- Почему ты решил, что мы с кем-то встречались?

- Обычная логика.

- Да?

В кратком вопросе сливалось столько интонаций, что Оми смирился.

- Айя решил, что вы хотите отомстить кому-то из этого фонда.

- Надо же… - уронил Наги, поколебался и решился на ответную любезность. - Встречались. Это Мацумото Акира. Еще его называют Крот. Он… очень сильный паранорм. И… нам однажды приказали его убрать. Нас было тогда семеро на одного.

Оми промолчал. Для шести проведенных за одним делом часов он уже узнал очень многое и не собирался лишний раз дразнить Шварц.

- Троих он убил, - словно думая вслух, почти под нос себе продолжил Наги, смотря в маленькие темные глаза Мацумото на фотографии. - А мы некоторое время… это было ужасно.

- А чего он хочет? - чуть громче спросил Оми. - Он действительно считает себя богом? И все эти люди действительно ему верят?

- Если тебе интересно мое мнение… - Наги откинул челку со лба. Помолчал.

- Интересно.

- Не считает. Но верят. А чего он хочет, это ты у него спроси. Вон, вверху страницы написано: "Я - единственная душа, которая мечтает уничтожить страдания, что одолевают тебя сейчас, и привести к высшим мирам, освобождению и просветлению".

Оми промолчал. Никаких мыслей по этому поводу у него не рождалось. Взгляд скользил по странице: Цукиено на автомате отметил, как хорошо поработали дизайнеры и программисты, явно не любители. Были наняты? Или у Крота в Институте достаточно профессионалов из любых областей?

Второе. Вне всякого сомнения.

В углу экрана медленно тек ручеек индикатора закачки.

Вчера - то есть, уже позавчера - когда Кроуфорд объяснял, что к чему, Оми почти не слушал: глава Черных, он же полицейский консультант, некоторое время просто повторял вкратце все то, что подробно и в красках наличествовало на диске. Это действительно было целесообразно, на его месте, пожалуй, Цукиено поступил бы так же… то есть, не Цукиено, Такатори Мамору. Имея дело с неуравновешенными людьми, нельзя пренебрегать повторением очевидных вещей.

Фонд Светлого Учения действительно занимался благотворительностью. Ученики Мацумото бесплатно работали в детских домах, туда перечислялись собранные Фондом средства. Оплачивалось лечение малоимущих. Обо всем этом в подробностях сообщалось - на сайтах, в газетных публикациях, в телепередачах.

Известная схема, давно обкатанная исламским террором.

Фонд не подвергался ни одной по-настоящему серьезной проверке. Добровольные пожертвования были каплей в море; Мацумото получал деньги из десятка разных источников - от торговли наркотиками, от производства фальшивых лекарств, проституции, отчислений с доходов подконтрольных фирм… На эти деньги существовал Институт. Лаборатории, где создавались новые штаммы вирусов, производился отравляющий газ VX, готовились хакерские атаки на системы управления аэропортами, городскими стоками, энергостанциями…

Доктрину новой религии Крот разрабатывал просто из любви к искусству.

"У нас свои счеты с ним, - сказал Кроуфорд, и Мамору тотчас навострил уши. - Я не стану этого скрывать. Я надеюсь, вы уже осознали, что уничтожение этой организации равно выгодно всем. Однако она значительно крупнее и опасней, чем доказывают имеющиеся документы. Сил Шварц было бы недостаточно. Официальных властей - тоже. Мы намерены воспользоваться поддержкой организованной преступности. Можете об этом сообщить".

Мамору едва удержался от того, чтобы понимающе кивнуть. Он ел Кроуфорда глазами и не смущался этого. Дело прежде всего; а у человека, действительно умеющего обращаться с бритвой Оккама, стоит и поучиться… Наоэ, сидевший чуть в стороне тихо, как призрак, изредка косился на Цукиено с тенью одобрения на холодном лице.

"Есть подозрение, что он не единственный паранорм в организации. Но даже если это не так, его заслоняет плотный живой щит. Кроме того, при любой опасности для Крота лично начнется массированная террористическая атака, которая не прекратится в случае его смерти, - американец помолчал и добавил несколько другим тоном, - поэтому я прошу вас вести себя разумно... Есть вопросы?"

Никому, похоже, и в голову не приходило, что у них будет право задавать вопросы. Кроуфорд не стал ждать.

"Хорошо. Теперь я должен буду обсудить некоторые частности с лидером группы. Остальные могут быть свободны. Наги, проводи".

"Идемте".

Оми встал первым. О том, что его в тот момент действительно интересовало, не следовало спрашивать в лоб и в присутствии прочих. Он и сам сумеет узнать все, что необходимо.

Между лопаток ему уперся свинцовой тяжести взгляд Фуджимии. Мамору поежился, но не обернулся.

* * *

Некоторые вещи он уже узнал. Наги отвечал на вопросы охотнее, чем можно было ожидать. Даже официальные письма с отчетами показал - одно из аналитического отдела токийской полиции, второе от одного якудза из Иокогамы… ценность второго была не в пример выше. Новой информации официальные власти почти не дали; каталог принадлежащих Институту торговых точек таковой считаться не мог.

"Он создал партию и идет на выборы…" - пробормотал Оми.

"Это только реклама. Способ получить эфирное время, - Наги пожал плечами. - Главное - Институт и религия. Он любит… играть с верой. Я вчера возле школы видел, как раздавали мангу".

"С райскими птицами?"

"Да".

"Я тоже видел. Недавно".

"Их очень много".

Ватанабэ-сан сообщал Кроуфорду о перехвате Институтом ресурсов, искони принадлежавших его организации. Даже короткие деловые строки источали ужас: многие сотрудники ойабуна поступили в Институт учениками, вместе с семьями и детьми, пожертвовав все имущество. О некоторых с тех пор не было никаких сведений. Наги рассказал о Такуми, человеке, к которому ездил одноглазый Шварц на "ройсе" Кроуфорда. "Фарфи поехал… предъявлять себя, как он это умеет, - сказал телекинетик. - Вернулся и сказал, что там нет больше никакого Такуми, а целая куча людей в платьях, которые слоняются туда-сюда и поют, как обдолбанные ангелы. Наверно, Такуми пожертвовал свой дом Институту".

Наги казался удивительно словоохотливым. Кажется, он был рад разделить с кем-то свою часть работы. Оми хорошо помнил, что представляет собой младший Шварц, еще лучше это помнили его кости - пара плохо заживших трещин в ребрах, проблемы с позвоночными дисками: греющими пластырями-хакаронами пользоваться себе дороже, в холодную погоду приходится переводить электричество на обогрев… Быстро устающий мальчик с холодными пальцами, который наливал ему сока, - это был какой-то другой Наги. Оми испытывал к нему симпатию.

Мамору находил его полезным.

Хотя бы тут не приходилось вести внутреннюю борьбу.

Проглядывая список направлений, в которых работали люди Мацумото, Оми изумился вслух - если Крот вернулся в Японию меньше двух лет назад, когда он успел создать все это? Ответ оказался прост. Наги сказал сквозь зубы, что начатки были положены Эсцет, Преподобный Учитель всего лишь подобрал оставшееся без присмотра. "На них же не столько за деньги работали, сколько за идею. А он любит идеи".

"Инфовирусы".

"Они самые".

Младший из Шварц и младший из Вайсс обменялись теплыми взглядами. Понимать друг друга было наслаждением.

"В общем, все это нужно сформулировать кратко, - продолжил Наги. - Без воды. Брэду нужны факты. Имена, адреса, сроки".

Оми кивнул.

"Понимаю. Айе тоже".

В глазах Наги мелькнула ироническая прохладца.

"Представляю, как ваш Фуджимия распечатывает их крупным шрифтом, раскладывает на ковре перед креслом и смотрит будущее…"

"Издеваешься", - фыркнул Оми.

"Самую малость".

Цукиено помедлил, колеблясь, но все же решился спросить:

"А как Кроуфорд будущее смотрит? На картах гадает?"

"Ага, на картах… - хмыкнул Наги. - Мне… в общем, мне одна знакомая рассказывала: у провидцев есть тренинг, называется "Пристрелите меня кто-нибудь". Полная колода Таро. Нужно угадать все карты. К концу колоды голова трещит так, что дышать больно, смотреть больно и пошевелиться не можешь".

"Жуть…"

"Никакой жути. Сколько движений нужно угадать в бою? Сколько пуль должно пролететь мимо? Все правильно. Только после этого от одного вида карт мелко трясет".

"Ты выдал страшную тайну, - засмеялся Оми. - Чем напугать Кроуфорда!"

"Брэд не испугается. Брэд очень рассердится, - Наги скорчил гримаску. - Не советую".

* * *

- Ну вот, - кисло сказал Оми. - Ксо. Видео залилось. Я-то надеялся, до завтра не скачается…

- Какое видео?

- Программа одного местного канала, интервью и проповедь. Кажется. Кто будет смотреть?

- Давай, что ли, вместе… - вздохнул Наоэ. - Но это на сегодня точно все?

- Все. Точно. Больше не будем из принципа. Три ночи! - возмущенно заявил Оми куда-то в темноту.

- Отсмотрим проповедь - и спать, - с ленцой согласился Наги.

- Давай открутим вперед, - предложил Цукиено. - Что они могут нового сказать? А там должны показывать Центр изнутри. И даже Купольный зал.

Чертежей здания, недавно построенного по заказу Института для пребывания живого бога и Учителя, не было нигде. Как Институт получил разрешение на постройку, как отчитался за потраченные средства, соответствует ли здание нормам безопасности - оставалось загадками. Законы смертных не смели касаться брадатого божества.

- Говорят, он оттуда не выходит… - задумчиво прошептал телекинетик. - Согласно доктрине - не ест, не пьет, не спит, освобождается от пут плоти, чтобы высвободить высший свет своего духа.

- Это же надо так нагло врать, - вслух сказал Оми.

В кадре застыл лик Мацумото, погруженного в медитацию. Купольный зал, сердце Института и храмовый алтарь одновременно - голубоватые стены, свет, льющийся сквозь белое стекло потолка, белые ковры, устилающие пол, и престол сосредоточенного бога в центре. Ничего больше.

Ресницы Крота дрогнули, запавшие глаза открылись, и камера запечатлела их жуткий блеск.

- Открути назад… уронил Наги. - Там, кажется, снимали коридоры.

- Ага…

Облаченные в белое фигурки, смешно пятясь, побежали в единственную дверь. Крот уронил голову на грудь. Створки дверей сомкнулись, оставляя его в сиянии, а прихожан - в полутьме. Путаные тесные ходы с явно недостаточным освещением заметались перед объективом.

- Оми, не дергайся. Я уже три скриншота сделал.

- Ой, - тот обезоруживающе смутился. - Я забыл, что ты это не шевелясь умеешь.

- Что бы я без тебя делал, - с полуулыбкой заметил Наги. - Умер бы от скуки…

* * *

В спальне было светло. Луна, яркая до искусственности, круглым фонарем висела в небе. Несдвинутые тяжелые шторы едва покачивались, когда в приоткрытое окно задувал ветер. Вечером вновь дождило, колодезная прохлада наполняла комнату, остужая разгоряченные тела.

Шульдих натянул одеяло до горла и уставился в потолок. Яркие волосы рассыпались по подушке, кожа молочно светилась, синие глаза казались черными. Американец смотрел на него, приподнявшись на локте. Обычно, налюбившись досыта, рыжий засыпал сразу, облапив его точно большую игрушку; это было забавно и тепло. Брэд не помнил, когда Шульдих снова начал нервничать. Должно быть, после того, как Фарфарелло привез новости об успехах Крота на поприще окормления пасомых: Мацумото начал сгонять в стадо не только овечек, но и волков, преданный жертвователь мистер Такуми прежде управлял несколькими хорошо организованными бандами. Кроуфорд имел все основания подозревать, что теперь кобуны Такуми стали частью кротовой системы безопасности, и это не могло его радовать. Тем более что для военизированных подразделений Института безопасность Учителя являлась задачей приоритетной, но не единственной.

Повод для оптимизма у пророка был другой. Когда Наги прикрыл дверь за понуро уходившими Белыми, а он сам снял очки, позволяя глазам отдохнуть, а мозгу - собраться перед самой сложной беседой этого дня, Фуджимия дал понять, что не станет создавать Брэду дополнительных трудностей.

Заговорил первым.

"Разрешение задавать вопросы еще в силе?"

Кроуфорд подметил, с каким лицом Абиссинец провожал глазами свою команду. Он не испытывал к ним большой приязни. Насколько это способствует эффективности - вопрос, но Брэд почувствовал удовлетворение: его собственную игру это упрощало, пусть обращенный к нему фиолетовый взгляд был наполнен тем же свинцом.

"Разумеется", - ответил он.

"Что в итоге от этой операции получат Шварц?" - Айя не считал нужным юлить.

Кроуфорд приподнял бровь.

"Я недостаточно ясно выразился?"

"Вы пошли на сотрудничество с полицией только ради мести?"

Это было прекрасно. Фигура в его руках оказывалась умна и проницательна, настолько, что угадывала не ход соседней фигуры, а намерения игрока. Это вносило дополнительную сложность, но сложность приятную, ласкавшую разум. Как хорошо, что он не пренебрег тем видением, не отсек путь развития событий, который оказывался истинным подарком судьбы. А если и дальше пойдет так…

"Месть сладка", - сказал Брэд, усмехнувшись. - "Кроме того, Мацумото слишком силен, и может стать еще сильнее. Я противник любых монополий. Это неинтересно".

Фуджимия принял ответ. Он задал еще несколько вопросов, все они относились к стратегии, а не к тактике, и это могло показаться странным, если бы пророк не понимал его желание: Абиссинец не столько хотел уяснить план действий, сколько понять, с кем ему предстоит работать, и что такое Кроуфорд-союзник. "Ты узнаешь", - с удовольствием думал Брэд, сражаясь с желанием поторопить события: слишком легко было все испортить.

У него был большой опыт хождения по волосяным мостам. И все-таки он совершил ошибку. Одну.

"Так как", - почти добродушно поинтересовался Брэд под конец, - "мне удастся тебя использовать?"

"Существует задание, в рамках которого ты можешь давать мне инструкции". - И не гарантирую, что буду их выполнять, выразило лицо Абиссинца. - "Я хорошо знаю, в чем оно заключается. Сверх этого у тебя власти нет".

"Мне достаточно".

"Хорошо".

"И передай прочим, что они зря боятся. Если Критикер смерть одного из вас рассматривали бы как необходимую жертву, то я - как личную неудачу".

Он едва не отвел взгляда, когда Айя неожиданно вскинул глаза. Уже не туманное стекло; колодцы, полные пепла. Сокрушительный последний удар, предмет гордости Кроуфорда, оказался чрезмерным.

Неуместным.

Незаслуженным…

Брэд откинул одеяло и поднялся.

- Куда ты? - беспокойно донеслось сзади.

- Шторы задернуть.

- Не надо.

Простыни успели остыть, но холод ласкал. Чужое жаркое тело придвинулось и оплело объятиями: руки на плечи, ногу - через бедро, и эмоциональный фон захлестывает океанской волной, цвета и вкуса апельсинового сока, но с выраженной горечью… телепат излучал раздражение и страх.

- Что с тобой? - почти встревоженно спросил Брэд.

Шульдих закрыл глаза, прерывисто вздохнув.

- Поцелуй меня.

Обычно он сам выполнял собственную просьбу, быстро и горячо впиваясь в губы, но сейчас ждал, не размыкая век, как в полусне. Сладкий, медленно-медовый поцелуй длился столько, сколько хотелось Брэду. Шульдих перебирал его волосы, не пытаясь перейти к более решительным действиям, и потом долго лежал рядом, с открытыми глазами, прижавшись виском к его плечу.

У него были другие вкусы, Брэд успел изучить за время их связи. Стиль "весна в джунглях", естественность без ухищрений, быстро, горячо и много. Шульдих не придавал сексу слишком много значения: физическое удовольствие, порой способ сбросить лишние эмоции. Никаких обязательств. Это устраивало Кроуфорда: сложных задач, связанных с эмоциями, он не желал, а тело требовало своего. Целибат и продажная любовь казались равно непривлекательны.

Собственная ориентация никогда не составляла для Кроуфорда проблемы и не была поводом для рефлексии; он разделял вкусы древнего азиатского царя, советовавшего любить женщин зимой и юношей летом, с поправкой на то, что не зависел от времени года. Будь в команде привлекательная женщина с подходящим взглядом на мир, он заключил бы союз с нею.

Вопреки собственным намерениям, немец не стал устраивать "дискотеки" с и без того убитыми Вайсс. Уцепил Фарфарелло за ошейник и поволок его обратно - кататься и смотреть на "обдолбанных ангелов". Вернулся взвинченный: зрелище было тягостное для любого здорового человека, а для телепата подавно, потому что почерк Крота он узнал бы из тысячи.

Брэд, попивая кофе, читал с ноутбука свежую статью о кибертерроризме. Шульдих закрыл крышку компьютера и уселся поверх.

"Мне не удастся тебя отговорить, да?" - полуутвердительно сказал он, отнимая у Брэда чашку. - "Уже… никак. Все идет по-твоему, Брэдли, верно?"

"Верно", - Кроуфорд улыбнулся.

Шульдих сморщил нос и задумался о чем-то, но ненадолго. "Тогда давай трахаться!" - потребовал он и подставил раскрытые губы, сдергивая с плеч блейзер.

* * *

Кроуфорд подумал, что, пожалуй, покривил душой. Каждая мелочь могла стать решающей, любая ошибка - гибельной, а он был раздражен и недоволен собой, и еще одно чувство, странное и полузнакомое, примешивалось, беспокоя. Следует извлечь опыт. Быть аккуратней. Не допускать лишних эмоций.

И все же повод для оптимизма имелся. Как бы Айя ни был упрям и горд, он очень хорошо умеет подчиняться…

- Брэдли, о чем ты думаешь, лежа со мной в постели?

Брэд чуть улыбнулся, признавая вину.

- Извини. Ты меня знаешь, если я берусь за что-то всерьез, то думаю о делах даже во сне.

- О делах? - Шульдих скривился. - Если бы ты думал о Мацумото, я бы и замечать не стал. Но ты думаешь о Фуджимии.

Улыбка сошла с лица Кроуфорда.

- Шульдих, не лезь мне в голову, - сухо сказал он. - Я уже просил.

Шульдих приподнялся на локте: лунный блеск смеялся в глазах.

- Он тебе нравится? Хочешь его?

- Прекрати.

- Я только за! - радостно ухмыльнулся немец. - Помочь? Сейчас самый момент, Беленькие не дергаются особо, можно к кому угодно спокойно залезть в головку и пошалить…

Черный металл взгляда. Сомкнутые бледные губы. Бесстрастные пальцы: полное отсутствие нервной жестикуляции. "Ты не сможешь", - подумал Кроуфорд. - "Он недостаточно слаб духом". Сознание этого было странно приятным; Фуджимия упорно желал быть противником, а не фигурой на доске, и потому оказывался особенно ценной фигурой.

Шульдих предавался фантазиям искусителя.

- …от одного взгляда станет таять, как мороженое. Вишневое. Ммм… - он провел языком по губам и зажмурился в предвкушении. - Будет сладкий, пушистый и ушастый, ну почти как я. Как насчет попробовать втроем?

Кроуфорд, наконец, услышал, о чем речь. Полузабытое ощущение мороза по коже смахнуло в бездну все преждевременные мысли. Шульдих еще потешался, когда Брэд перекатился на него и прижал собой к постели, жестко сжимая запястья.

- Шульдих, не лезь в голову никому из Вайсс.

Немец моргнул.

- Это важно, - почти зло сказал пророк. - Я прошу, я приказываю, я буду должен что угодно.

Рыжий непонимающе смотрел на него.

- Они должны думать так, как думают сами по себе, - закончил Брэд, уже прикидывая, что из вероятного можно превратить в слова, не нарушив ничего в зыбкой паутине близящейся реальности.

- Ничего не предвидел, ничего не знаю, никому ничего не скажу, - негромко сказал Шульдих. Он не пытался вывернуться из железных объятий, но в глазах стояла такая обида, что Кроуфорд отпустил его сам. Брэд ждал очередного "зануды", но услышал спокойное, - Злой ты... - и был несколько озадачен.

- Ты меня за идиота не считай, - так же спокойно продолжил Шульдих.- Достаточно сказать один раз. Я понимаю, зачем они здесь находятся. Я… а, все, отстань, - и он повернулся к Брэду спиной.

Кроуфорд вздохнул. Выждал с минуту и медленно стянул с него одеяло - до бедер; Шульдих замер, вздрагивая от холода, но сопротивляться не пытался. Брэд повел пальцем вдоль его позвоночника, потом огладил плечо, снял с шеи рыжую прядь и придвинулся, целуя за ухом. Пальцы побежали вниз по груди и животу, Шульдих вцепился в ласкающие его руки, и подался назад, часто дыша.

* * *

Канагава Норио не знал, куда шел.

Он располагал чужими рассказами, слухами, видеозаписями и досье; опосредованной информации было явно недостаточно для того, чтобы чувствовать себя хотя бы в самой малой мере уверенно, но достаточно - чтобы вести себя предельно осторожно. Даже без суровых предупреждений, которыми щедро наделил его босс.

Норио начинал с самого низа. Он хорошо помнил, как был никем - никем с прутом арматуры, никем, сжимающим зубами крученую нить, с капсулой белого порошка в собственном желудке; никем с краденой "береттой" в тайнике под линолеумом. Человека, сумевшего при таких исходных не только выжить, но и стать тем, что гайджины называют white-collar crime, не нужно было лишний раз призывать к осторожности.

Босс полагался на него. Босс хорошо знал, кто такой Канагава Норио. И все же честно сказал, что предпочел бы доверить это дело другому человеку. Канагава умел вести переговоры - с наркодельцами и коррумпированными чиновниками, с японцами и людьми Запада, с мафиози из России, Италии и Гонконга, - но весь его опыт мог оказаться бесполезным. "Это особенный человек", - сказал босс, и то, что он отозвался так об итеки, само по себе внушало уважение, а интонации босса давали пищу для размышлений весьма и весьма долгих. "Особенный человек".

Настолько особенный, что Ватанабэ-сама, не менее осторожный, чем Норио, предпочел бы не связываться с этим делом. Вовсе не вступать в игру. Но обстоятельства вынуждали: опасность оказывалась общей, и на нее уже нельзя было закрыть глаза, сохраняя буддийское бесстрастие. Все это босс сказал честно.

Норио ценил честность босса, ведь тому приходилось делать над собой усилие, вспоминая, что это такое.

Люди, которые имели опыт переговоров с мистером Кроуфордом, к настоящему моменту почти все были мертвы. Факт смерти не засвидетельствован, тела не обнаружены, но босс полагал, что возвращения их в организацию ждать не следует. Полагал - значит, имел основания. Не вернутся в организацию - значит, мертвы, уже или вскоре будут. Почти все - то есть за исключением одного Ватанабэ, и это внушало ойабуну изрядное беспокойство.

Порождением беспокойства был Канагава Норио, подъезжающий к съемной вилле в районе Тайтоку, в час пополудни в воскресенье.

Его старались предупредить обо всем. Не только ввести в курс дела, но и обратить внимание на мелкие специфические детали, знание которых могло позволить если не выиграть, то хотя бы проиграть достойно. Норио никогда не жаловался на память.

В настоящий момент он знал все, что было известно якудза о группе Шварц.

И не удивился, поняв, что эта информация устарела.

Их было восемь.

Норио быстро выделил тех, о ком имел данные. Был немного озадачен: не ожидал, что у переговоров будет такое количество свидетелей. Впрочем, ему дали инструкции принимать диктуемые Кроуфордом правила.

Тот весьма вежливо ответил на его поклон. Предложил садиться.

Канагава, сохраняя хладнокровие, смотрел в глаза человеку, которого боялся Ватанабэ-сама.

Известный закон: самые опасные люди никогда не выглядят таковыми. Несмотря на высокий рост и, очевидно, большую физическую силу, гайджин выглядел совершенно безобидным. Офисный работник, и то не самого высокого ранга. Впрочем, Канагава не исключал, что эта маска была надета из соображений корректности.

- Мистер Кроуфорд, я наделен всеми необходимыми полномочиями и готов вести переговоры.

Тот коротко кивнул. Обменялся долгим взглядом с одним из своих людей; Норио отметил, что некоторые наблюдения подтверждаются. Но выводы, которые из них были сделаны, Норио все же предпочел бы отнести к чьей-то бурной фантазии…

Рыжеволосый, как голодный дух, австриец отделился от стены и подошел к его креслу; стал за спиной. Канагаву прошиб ледяной пот, когда в мозг втекла чистая мысль, в то время как уши продолжали воспринимать тишину:

"Вы должны знать, что содержание этой беседы станет известно объекту. Пусть вас это не беспокоит. Наши планы уже откорректированы. Сообщайте только факты".

"Конечно", - старательно подумал Норио, едва удержавшись от побуждения ослабить галстук.

"Хорошо".

* * *

"Страшно, котик?" - спросили Кена. Первое слово не соответствовало второму: начало было - злая насмешка и удовольствие, а заканчивалась фраза почти умильно.

Кен вздрогнул, ногти впились в ладонь. Он уже пару суток ежеминутно ждал чего-то подобного, и порядком утомился.

"Все вы сволочи", - сказал он про себя ясно и отчетливо, чтобы никакой оттенок не пропал по пути.

"Ну-ну-ну, - ласково ответствовал телепат. - Зачем же так сразу?"

- Ватанабэ-сан готов предоставить ресурсы. Оружие, обученные отряды под командованием опытных специалистов. Юридическую поддержку по возможности, - говорил Канагава, худой человек в темном костюме. Он был похож на клерка.

- Нам не потребуется вести городскую войну, - отвечал американец. - У меня несколько неожиданная просьба к мистеру Ватанабэ…

"Война", - подумал Кен.

"Эй, котик! Жалеешь, что войны не будет?" - снова ухмыльнулся в голове Шульдих.

…машина взрывается - дорогая, красивая, с большим бензобаком, - взрывной волной разносит витрины, и мельчайшие брызги стекла повисают дождевыми каплями. Дикий женский крик не слышен за грохотом. Высокие шнурованные ботинки в ритме топают по крошащемуся асфальту, в железной бочке пылает бензин, почти не давая тепла, только алый дрожащий свет, возле бочки трое насилуют девочку лет шестнадцати, но патруль проходит мимо… мимо двух трупов, старика и ребенка… ворона опускается, бьет клювом в глаз гниющего мертвеца, с клюва стекает белесая жижа. Ворону настигает меткий камень, длинноволосый подросток подхватывает ее, оглушенную, и умело сворачивает шею; падает топор, раскраивая ему череп. Вываливается мозг. Кто-то без лица, в кожаной куртке, подхватывает оба трупа, подростка и птицы, и удаляется…

"Бррр! - Шульдих поежился. - Ну и мысли у тебя… Сибирский". Он стоял напротив, прислонившись к стене, и смотрел опасливо и растерянно. Будто собирался погладить котенка и вдруг обнаружил, что перед ним инопланетный мутант-убийца, целящий когтем в глаз.

"Это твои мысли! - почти вслух прошептал Хидака, сглатывая комок. - Убирайся из моей головы!"

"Мои? Ну знаешь ли, это хамство, - фыркнул немец, сощуриваясь. - Кто из нас любитель поглазеть на чужие кишки, а?"

"Иди к чертям!" - Кена затрясло, Йоджи уже поглядывал на него удивленно.

"Дымящиеся кишки, - сообщил рыжий, глядя ласково. - Такие аппетитные!"

- Да, конечно, - вполголоса повторил Канагава, - как скажете. Ватанабэ-сан надеется, что сможет рассчитывать на вашу поддержку.

- Мне приятно работать с таким разумным человеком, как Ватанабэ-сан. Итак, я настоятельно советую вам воздерживаться от встречной агрессии и даже, по возможности, от активного сопротивления. Проведите инструктаж, пусть все хорошо знают, какая им может грозить опасность…

…последний из троих поднимается, у него не хватает уха, левый глаз полускрыт огромным кожным наростом. Жертва лежит без движения, юбка задрана, между ног кровавое мясо…

- Эй, Кен, - прошептал Йоджи. - Что с тобой творится?

…подлетает ворона…

Кен сгреб в горсть рубашку, напротив сердца, царапая грудь. Горло перехватывало, колени дрожали, зала плыла в глазах. Голоса сливались в хохочущий дьявольский вой.

Это сны. У каждого человека бывают сны. Кен читал, что сны - это просто переживание заново того, что случилось днем, слишком сильные впечатления возвращаются, чтобы изжить себя. Они бывают искаженными. У Сибирского хватало кровавых впечатлений; он испытывал бесконечную благодарность написавшему ту книгу гайджину за то, что мог объяснить, что и отчего видит. Он объяснял и успокаивался.

Не надо трогать его сны.

…начинает клевать мясо…

Почему сейчас? Именно сейчас? Как наяву? И самое страшное…

"А что это у тебя одни мертвецы в фантазиях, а, Хидака? Уж не встает ли у тебя на мясцо с душком?"

…туда - хочется.

* * *

Канагава застыл в ужасе, вопреки всем правилам этикета разинув рот. Ему показалось, что бросился смуглый темноволосый парень, до того мирно стоявший в стороне, на него.

Кудо не успел отреагировать, только подался вслед с растерянным "Эй!.."

Шульдих вжался в стену, вытаращив глаза.

…зачем он трогает сны?!

Немец не казался испуганным, все это его лишь веселило. Он знал, что Хидака до него не доберется - между ними пока что Кроуфорд со своим маленьким якудза, а мгновение спустя будут озлобленный Фуджимия и страшно довольный ирландец. И даже если ополоумевший Белый прорвется через них, Шульдиха ему не достать. Наги, дремлющий у себя в кресле, уже подался вперед.

"Ну вы, ребята, даете! - припечатал телепат, с улыбочкой разглядывая перекошенное лицо Хидаки. - Только потрогаешь - такое лезет, что Фарфи монашком кажется".

- Уберите его! - звучно, но спокойно приказал пророк, игнорируя подавившегося вдохом Канагаву.

Шульдих сыто улыбался. Фарфарелло захихикал.

Айя, успевший остановить Кена до того, как это сделал бы одноглазый, глянул на Кроуфорда с непонятным выражением. Сибирский сполз на пол, цепляясь за Фуджимию; тот неласково рванул его вверх, поставил на ноги и потащил к выходу.

Брэд проводил их глазами и обернулся к гостю. Отметил, что Норио успел овладеть собой.

Норио встретил его взгляд и слегка кивнул. "Содержание нашей беседы станет известно". Предупреждение телепата он отнес именно к этому неприятному инциденту и, по слову босса, принял случившееся спокойно.

Сейчас Норио интересовало одно: что из сказанного американцем следует понимать как руководство к действию, а что - как дезинформацию для объекта.

* * *

Канагава ушел, полный впечатлений. "Проследи за ним, - сказал Кроуфорд: он редко когда приказывал, хотя столько же редко просил. Он говорил, и этого хватало. - До выезда из города. Зайдешь, когда вернешься. Я буду писать письма Ватанабэ и Асано".

Шульдих зашел. Знакомая картина открылась взгляду - поверх ковра густо-винного цвета вторым, черно-белым ковром лежали распечатки. Японский, английский, просто какие-то коды из цифр и букв… Вспомнилось, как однажды ему вступило затащить Брэдли трахаться прямо на этих его листках. Неудобно было, зато воспоминания остались забавные, и подразнить ими пророка время от времени приятно…

- Шульдих, зачем ты это сделал? - без вступления спросил Кроуфорд. В его памяти вспыхнул и установился - намеренно, для телепата - образ: дикие, полные муки глаза Белого охотника, бросающегося через залу в очевидным намерением Шульдиха задушить.

- Уж такой я забавный зверек, - с солнечным видом заулыбался тот и внезапно посерьезнел. - Брэдли, но ты же меня не остановил…

Кроуфорд пожал плечами.

- Я подумал - пусть Канагава передаст, что один из моих подчиненных тоже стал жертвой Крота. Он совершенно в этом уверен. Меня устраивает. Так Ватанабэ станет больше мне доверять. Но я все же хочу знать, зачем это было нужно тебе?

Немец засмеялся.

- Я же сказал, что выберу себе любимчика и буду его ласкать.

- Я просил тебя не лезть в голову Вайсс. Эта просьба остается в силе. Если хочешь, я буду должен. Только скажи, что именно.

- Брэдли, - проникновенно сказал телепат, - милый, для тебя - все что угодно.

Кроуфорд не улыбался.

- Это понимать как шутку или как обещание?

Шульдих безнадежно вздохнул.

- Обещаю.

Пророк кивнул и вернулся к компьютеру.

Телепат вышел, аккуратно притворив дверь, и удовлетворенно задрал брови. Он поставил эксперимент, и эксперимент удался.

"Не лезть в голову никому из Вайсс, так? Да, разумеется. Какой-то ты непоследовательный стал, милый Брэдли. Я так и думал, - ты защищаешь только одного из них... Чтоб он сдох".

* * *

Фарфарелло стоял посреди кухни, спиной к развалившемуся на жестком стуле Шульдиху, и смотрел на зажатый в кулаке маленький пластиковый стакан так, как будто в нем по меньшей мере плескалась святая вода. Наги, подходя, слышал только интонации - телепат протяжно и ласково уговаривал ирландца что-то сделать.

- Ну смотри, смотри, цветик, какие замечательные столовые ножики - это настоящая немецкая сталь, ты же знаешь, что такое немецкая сталь, из нее танки делают, и все немцы из нее сделаны, местами…

Дверной витраж был выполнен в волнистом, почти непрозрачном стекле, и сквозь него просматривались лишь силуэты. Недоумевая, с чего бы это Шульдиху дразнить ирландца ножами, если его же обычная задача - отвлекать внимание Фарфарелло от всякого рода режущих граней, Наги собрался толкнуть дверь, когда до нее оставалось еще метра два, но передумал. Подошел и выжал ручку сам, ладонью. Ощущение было полузабытое и странное, но, пожалуй, приятное.

- А вот микроволновка, - пел Шульдих, когда в дверях появился заспанный Наги, - ах, что будет, если человека засунуть головой в микроволновку! Жизнь прекрасна, цветик, ну правда же. Вот и Наги пришел. Теперь-то уж точно не отвертишься.

Фарфарелло покосился на телекинетика и негромко зарычал.

- Фарфи, сам, - добродушно, с верой в голосе сказал немец. - Сам. Смотри, малыш, Фарфи нормальный человек, он сам пьет лекарства.

- Заткнись, - огрызнулся ирландец, сдавленно пробормотал богохульство и разом проглотил содержимое стаканчика. Скривился, точно от горечи, присосался к бутылке с минеральной водой.

- Они же все в оболочках, - недоумевал Шульдих. - В сладких. Что тебе не нравится?

- Сам пей. Каждый день по сорок штук. Чтоб из ноздрей полезло.

- Ну-ну-ну. Что тебе не нравится? Мы же так хорошо погуляли…

Фарфарелло обернулся, усмехаясь. Он не хотел ехать обратно к дому Такуми, когда телепату взбрело в голову поглядеть на "ангелов", но послушался и не пожалел. Рыжий, наглядевшись, задергался, как рыбка на сковородке, и предложил пойти погулять. Было хорошо. Много пива, Шульдих читал прохожих и пересказывал их мысли с комментариями, а потом они сняли шлюху и имели ее вдвоем, "сандвичем", чувствуя сквозь нежную женскую плоть члены друг друга. Шульдих время от времени обещал, что если Фарфи будет вести себя хорошо, то кто-то придет к нему ночью и превкусно его оттрахает, но опыт свидетельствовал - такое случается лишь по шульдиховому капризу, и стараться бесполезно.

Тогда Шульдих был в духе, даже разрешил потом шлюху прикончить. Ждал внизу. Девка вопила, пока ее голова пеклась в микроволновке. Фарфарелло похвастался собственной изобретательностью и пожалел, потому что Шульдих поминал инцидент через слово и уже задрал его этой микроволновкой.

- А где беленький? - спросил немец у Наги.

- Кто? - не понял Наги.

- Твой личный Вайсс, - объяснил Шульдих, закладывая руки на затылок и упираясь коленом в край стола. - Этот… С дартс.

- Оми? - Наги скорее подумал вслух, чем ответил. - Он спит. Он вчера за меня отчет дописывал.

- Какой отчет? - быстро спросил немец, стремительно утрачивая томность. - Кому?

- Брэду…

- А не своим кошакам в полицию?

Фарфарелло нашел, что это забавно. Шульдих привстал и перегнулся через стол, сверля Наги глазами.

Наги сглотнул. Вечная ухмылка Шульдиха раздражала, но он к ней вольно или невольно привык, и когда она закончилась, стало по-настоящему страшно. Наоэ не почувствовал вторжения в свои мысли, и испугался еще больше - Шульдих явно что-то читал у него в голове. Он был мастер своего дела, Шульдих, и работал с изощренной тонкостью, если хотел работать.

Внезапно черты телепата смягчились, и на лице вновь расцвела улыбка.

- Эх ты, - сказал он прежним тоном, плюхаясь обратно на стул. - Младенец. Ничего особенного, сразу бы и сказал.

Наги мысленно перевел дух. Оми так заботливо гнал его спать, и даже среди ночи пошел варить ему кофе, поняв, что давление у Наги упало до мертвецкого состояния… если б он все это делал ради того, чтобы спокойно переслать что-то в полицию, было бы обидно. Очень.

- Нравится он тебе, - почему-то грустно проговорил Шульдих. - Подружились вы, что ли?

- Нет, - сухо сказал Наги. - Сработались.

- Ну ясно… Торт будешь? А что там было-то? - лениво спросил Шульдих, доставая из холодильника торт.

…в половину четвертого Цукиено положил на стол отчет, в половину пятого Кроуфорд проснулся и начал его читать. В шесть американец уехал на деловую встречу куда-то за город, оставив в гостиной на журнальном столике список указаний, придавленный пепельницей. Дочитать он, похоже, не успел и взял пачку листов с собой.

То, что в ста километрах от Токио на принадлежащей Институту земле возведен химический завод интригующей направленности, было известно давно. Уже на диске-подарке для полиции красовались фото. Начало строительства относилось еще к эпохе Эсцет. Вычитанные форумы дали ясную картину: приверженцы учения порой исчезают, поодиночке или целыми группами. Оставшиеся недоумевали - почему именно этих, неусердных, лживых и любопытствующих людей удостаивают высочайшего служения? Сходились на мысли, что милость преподобного сверхъестественна и промысел его божествен.

Происходило святое служение на том заводе.

Требование последних данных спутниковой съемки отправили полиции, и ответ пришел быстрее, чем ожидалось. На территории появились объекты, которые с большой степенью достоверности были опознаны как захоронения.

Связь химии и смерти не требовала длинной логической цепочки.

Основное хранилище отравляющих веществ, которые испытывали на злосчастных учениках, находилось, по-видимому, там же, но должны были существовать и резервные. Их поиск относился к приоритетным задачам.

Хакерскую атаку на аэропорты сорвать было просто: тамошняя система защиты была достаточно надежна, поэтому ученики Крота рассчитывали только на обращенных в истинную веру диспетчеров.

Сброс бактериологических бомб в водопроводную систему оставался самым туманным из планов Светлого Учения.

Взрывы смертников в людных местах рассчитывались как пряность, оттеняющая общий апокалипсический хаос.

- Хаос - это хорошо, - сказал Шульдих, ковыряясь в торте. - И чего Брэдли так не нравится эта идея? Убить Мацумото, начнется заварушка, станет весело.

Фарфарелло мечтательно закатил глаз. Шульдих и ему сунул кусок, который ирландец съел без помощи столовых приборов и теперь сосредоточенно вылизывал пальцы. Зрелище было еще то.

Наги пожал плечами.

- Я помню, как ты у него спрашивал. Помню, что он ответил.

- Да, да, - с ноткой раздражения процедил немец. - Грубо, некрасиво и много чести Кроту. Потратить столько тысяч жизней, чтобы раскатать одного ублюдка. Сделайте Брэдли красиво, дайте ему в подчинение полицию, выпишите доверенность на группу Вайсс… Зануда, что тут еще скажешь? А я обещал, что выберу кого-нибудь на приласкать. Кого бы мне приласкать, а? Фуджимию нельзя - он Брэдов.

- Не трогай Оми.

- У меня и в мыслях не было, малыш. Он твой, - лучезарно ухмыльнулся телепат. - Хидака скучный, и в голове у него сплошная кровища.

- А я скучный?

- Фарфи, ты же занятный человек. У тебя мысли всякие есть, - медоточиво сказал Шульдих, жмурясь по-кошачьи. - Во-об-ра-же-ни-е. А у него одна кровища. Значит, остается Кудо. Кстати, где он?

- Уехал, - сказал Наги и не смог не съязвить, - работать. Брэд, он знает, на кого доверенность требовать.

- А, - ничуть не обидевшись, проговорил Шульдих. - Да, я помню, как вчера вечером цапались.

* * *

Айя остановился, оглядывая здание. Оно не казалось слишком большим и слишком новым, облицовка выглядела старой… или искусственно состаренной, что вносило коррективы в представления о цене. Два пятиэтажных крыла венчали небольшие башенки. Над семью этажами центрального здания поднимался голубовато-белый купол.

Это был ложный купол - маскировка, обманка; самое ценное из того, что смог выяснить о планировке здания Бомбеец. Неизвестно, чего на деле опасался Мацумото, но легкой добычей для ракеты "земля-земля" он становиться не собирался. И взрывчатка бессмысленна - неизвестны даже несущие стены, не то что расположение средоточия зла. Настоящий Купольный зал может находиться хоть в подвале. Если взрывать - то только здание целиком, всегда полное людьми, мирными гражданами…

Попытка вычислить планировку по расположению окон и стандартам архитектуры привела бы к фатальным последствиям. Архитектор был из своих, а принцип нерациональности планировки разработали задолго до его рождения.

Фонд Светлого Учения имел филиалы в Южной Корее, Соединенных Штатах, нескольких европейских странах, нити тянулись к торговцам оружием и наркотиками в исламском мире, к научным лабораториям в Голландии и Швейцарии... Везде у Кроуфорда обнаружились знакомства, отовсюду по запросам ему высылали информацию; последнее электронное письмо, от действующего резидента Эсцет в Иране, пришло в ту минуту, когда младшие члены групп закончили предварительную обработку данных.

"Надо верить в людей, - полуиронически заметил пророк, увидев иранское послание. - Амин мне ничего не должен и ничего от меня не ждет - мог бы и не отвечать".

Мацумото обладал полным арсеналом средств для успешной террористической войны. Кроуфорд казался почти довольным.

"Это оружие сдерживания, - сказал он. - Если нанести удар по Институту, атака начнется вне зависимости от того, насколько операция будет успешной. Если сцепиться прежде с армией Крота, он, во-первых, спокойно уйдет, а во-вторых, опять-таки начнет атаку…"

Абиссинец увидел в его построениях брешь и мгновенно ударил: "Если ваша цель - только убийство лидера, почему вы так хотите избежать этой атаки?"

"А вы не хотите ее избежать? - американец поднял бровь, но его словах не было осуждения или насмешки. Айя внутренне покривился: он уже чувствовал прежде на себе этот взгляд - приценивающийся, ласкающий. - Объясняю, Фуджимия. Простейший способ победить шахматиста - ударить его доской. Это неспортивно. Несмотря на то, что объективная ценность вероятных жертв стремится к нулю".

Последняя фраза была лишней и сказала больше, чем Шварц намеревался сказать. Айя сузил глаза и хмыкнул, оборачиваясь к Йоджи. Тот, к несчастью, вообще ничего не понял и смотрел на командира с некоторым предубеждением: понимающего обмена взглядами не получилось. Что ж, и так достаточно.

Обычно люди пытаются высокими целями оправдать свою жестокость.

Кроуфорд пытается оправдать собственное милосердие.

Щелкнули клавиши лэптопа.

"Каков выход? - сам у себя спросил Кроуфорд, слегка улыбаясь. Абиссинец понял, что, уступив раунд, пророк отнюдь не испытывал по этому поводу недовольства. - Синхронность. "Час Х", как это ни прискорбно".

"Прискорбно?"

"Время - очень зыбкая материя".

* * *

Купол сверкал, облитый солнцем. Высаженные перед зданием деревца не давали еще ни тени, ни зелени, но хорошо прижились все. Клумбы пестрели цветами - бархатцы, маргаритки, анютины глазки, ирисы. Айя думал о нерациональной планировке и о том, где в здании может располагаться настоящий Купольный зал.

- Извините… - шепнули ему в плечо.

И оборвалось сердце, потому что голос на миг показался принадлежащим Айе, сестре.

Но это была другая девушка, к счастью, почти не похожая. Худенькая, коротко стриженная, с широким ртом, она улыбалась, чуть щурясь, потому что в лицо ей светило солнце. Блестели чистые белки глаз и мелкие, беличьи зубки. Светлое платье, похожее на широкую рубашку, плескалось на ветру.

- Извините, - повторила она, сложив руки в школьный замочек, - вы ищете свет?

- Что?

- Светлое учение истины. Ну, "свет", - так проще говорить, - она снова улыбнулась.

Фуджимия пытался определить, сколько ей лет, и не мог. Только что казалась школьницей, и вдруг тени ложились у ее глаз морщинами, а на висках отливала проседь, чтоб через миг вновь показаться здоровым молодым блеском…

- Я Нодзоми, - сказала она. - Я из света. Вы так смотрите на наш дом, точно хотите войти, вот я и спросила.

- Ваш дом?

- Мы там вместе живем. Все из света. Так хорошо. Хотите в гости? - Нодзоми заулыбалась так тепло и солнечно, что Абиссинец едва не отказался от приглашения. Все это было слишком. Он совершенно не хотел в гости к людям из света. Только мысль о деле заставила его снова посмотреть на девочку. Или девушку. Кажется, люди мрачного вида ее не пугали, или же она вовсе не видела их вокруг…

- Нодзоми, - зачем-то спросил он, - "надежда" - это твое настоящее имя?

- Конечно, - удивилась она. - Мне его дал Учитель.

- А раньше не было другого?

- Было, - она посмотрела в сторону, припоминая, и вновь улыбнулась. - Какое-то. Но оно было ненастоящее. У тебя ведь тоже ненастоящее имя.

У нее были бархатные черные глаза; бархатные, точно два лоскутка ткани - безо всякого выражения, без мысли. Дверцы в мир еще одного взгляда.

- Откуда ты знаешь?

- У всех людей ненастоящие имена.

Он пошел за нею, раздумывая о том, кто и как привел сюда эту шестнадцатилетнюю безумную старушку, - сама ли пришла, прочитав пару книг в глянцевых обложках с цветами и райскими птицами, или привели друзья, или родители… и где ее родные? Нодзоми стоит здесь зазывалой, приглашая в гости любого, кто посмотрит на дом света.

- Сегодня особенный день, - сказала она, прерывая его размышления. - Ты вовремя пришел.

- Вовремя?

- Конечно. Я ведь знаю, я сразу поняла, что ты к нам.

- Да?

- Учитель все про всех знает, - она даже остановилась, чтобы сказать такую важную вещь: застыла статуэткой из северной кости, подняла глаза. - Он знает, когда человеку нужно прийти к нему.

- Да? - повторил Айя.

Планов здания не было - но внутрь пускали всех. Разведку следовало провести как можно раньше, пока Мацумото не начали перекрывать кислород, обрезая финансовые потоки. Он вызвался сам. Так вышло. Немного неловко и излишне самоуверенно, он почти потерял самообладание в тот момент, и счел этот вызов своей победой…

"Я не пойду! - заорал шварцевский телепат, только услышав о перспективах. - Он меня в прошлый раз чуть не убил! Пусть идет какой-нибудь из этих драных кошаков. Пусть Фуджимия идет, он не представляет объективной ценности!"

"Нет", - отрезал Кроуфорд, пока Кен раздувал ноздри, глядя на Шульдиха с ненавистью, а Айя хмыкал про себя. Вид испуганного Шульдиха доставлял ему мрачное удовлетворение.

"Я не пойду!" - злился рыжий.

"Не пойдешь. Успокойся. И Фуджимия не пойдет", - пророк размышлял, скрестив руки на груди. Немец, вмиг утихнув, облокотился на спинку кроуфордова кресла и, напоказ, игриво огладил плечо начальника.

"А почему?" - сладким голосом спросил он.

"Он не закроется, - холодно ответил американец. - С тем же успехом можно явиться туда ввосьмером".

"Это он не закроется? - фыркнул Шульдих. Солнечный луч путался в рыжей гриве. - Он, Брэдли, к твоему сведению, абсолютно не гипнабелен".

"То есть как?"

"Так! - раздраженно повторил телепат. - Помнишь придурка Кавадзи? Он его пришил под его же музыку. Полная эмоциональная тупость, ноль целых, ноль десятых".

- Конечно, - сказала Нодзоми, светло смеясь. - Ты ведь почувствовал что-то, верно? Сегодня Учитель будет читать лекцию. Для всех. В Купольном зале.

- Вот как?

- Я просто уверена, что ты почувствовал, и поэтому пришел, - она азартно потянула его за рукав, в точности так, как это делала Айя, и Абиссинец вновь ощутил иррациональную тревогу - не за себя, за сестру. Конечно, это не так, она даже ничуть не похожа, но только представить - Айю, точно драгоценную Аску Кудо, со стертой памятью… в белом платье на холодном ветру, тянущей за рукав мрачного парня.

- Это же так здорово! Он такой… такой чудесный! Пойдем быстрее, ты еще успеешь к чаю, - Нодзоми глядела искоса, как маленький добрый звереныш.

Абиссинец подумал о Кудо. Тот нашел проблем на свою плейбойскую задницу еще до обеда, заявившись в гости к Бомбейцу. Следует заметить, что в тот момент Цукиено находился в гостях у Наоэ. Как быстро он находит с людьми общий язык… Каким-то чудом телекинетик ничего от неожиданности Йоджи не сломал. Йоджи тоже быстро находил со всеми общий язык. Ему даже показали какие-то фото, и это решило дело - Кудо узнал в одном из людей Мацумото своего прежнего знакомца, чуть ли не одноклассника, который теперь подвизался, по подозрениям, в качестве сторожа одного из резервных хранилищ отравы. Подозрения нужно было проверить, и кандидатура не оспаривалась, тем более, что Сибирского пришлось оставить успокаиваться под замком.

Абиссинец чувствовал себя - отдельным. Пусть; это ему всегда нравилось. Но подчеркивать его бесполезность было определенно лишним. Безуспешные попытки немца его оскорбить почти развлекали, едва ли не добавляя уверенности в себе; болтливый и взбалмошный, не слишком отважный гайджин заслонял в памяти безжалостного демона-паранорма, и переиграть его казалось несложным. У Айи был опыт работы в Крашерс, он полагал, что не встретит ничего, выходящего за рамки обычной поверхностной разведки.

"Я пойду", - сказал он.

"Нет", - хладнокровно повторил Кроуфорд.

"Почему?" - почему ты меня оберегаешь, спросил ледяной взгляд.

"Это бесполезно. И опасно, - ты мне нужен, ответил взгляд не более теплый. - Их трудно обмануть".

"А кто тогда? - Шульдих мрачнел на глазах. - Любого из нас Крот учует за милю".

"Я пойду", - повторил Айя.

Пророк долго смотрел непонятно куда - солнце скатилось по небосклону на очередную ничтожную долю, плотный, украшенный плясками пылинок луч переместился, - на потемневших очках-хамелеонах Кроуфорда застыл белый блик.

"Хорошо".

"Арбайтен, арбайтен", - дружелюбно напутствовал Шульдих.

* * *

Айя еще чувствовал ладонью касание девичьих пальцев, теплых и хрупких, но сама Нодзоми потерялась позади, и смех ее, переливистый, тихий, истаивал в воздухе.

Институт. Почему-то казалось, что здесь должен быть офис. Секретари-консультанты, корпоративная форма - строгие юбки и туфли у женщин, костюмы с галстуками на мужчинах; таблички с указателями, ухоженные растения, кажущиеся пластиковыми, плоские мониторы. Или что-то вроде клиники, с рядами кресел для ожидающих, прозрачными перегородками, спешащими занятыми медсестрами…

Не было даже приемной. Короткая лестница выводила сразу в коридор, длинный, казавшийся в обе стороны бесконечным. Пристальный взгляд обнаруживал, что он поворачивает, - видимо, опоясывая здание.

Доносилась странная музыка, не западная и не японская, где-то смеялись, начинали петь и снова смеялись. Желтый свет, заливавший коридор, казался солнечным, хотя не было ни одного окна. Дверей тоже. Кресла, подставки для цветов, ковры - без всего этого обошлись, свет шел с подвесного потолка и струился по выкрашенным золотистой краской стенам. Свет и пустота.

Слева, усмехаясь человеческими глазами, шла большая собака.

Длинная рыжая шерсть поблескивала, точно продолжая густое свечение и появляясь из него. Собака шла, не издавая звуков: когти не клацали, не слышалось дыхания. Она подошла совсем близко, подняла морду и пропала.

Айя мгновенно забыл об этом.

Он полагал, что оба коридора приведут в одно и тоже большое помещение. Возможно, это было не так.

Выбрал правый.

Свет постепенно утихал, становился мягким и теплым. Миновав несколько поворотов, Айя вышел в холл, от которого уходили коридоры, сразу несколько. Первый взгляд находил восемь, но они могли через несколько шагов разделяться или сливаться. Логика архитектора отличалась от обыденной.

Обычно большие залы освещены ярче, но в этом царили сумерки, а из коридоров лился свет. Входили и выходили люди - все в белом, в длинных нарядах, скроенных на разный лад. Веселые, бойкие дети бегали и толкались, возились с собаками и котами, - толстыми, с красивой шерстью. Кто-то спал прямо здесь, на коврах и подушках, точно не слыша окружающего гама. Несколько человек сидели у стен, покачиваясь из стороны в сторону, и тихо пели с закрытыми ртами; у них были сосредоточенные и ласковые лица, и дети старались не беспокоить их.

Запах, густой и пряный, пропитывал все. Смешение благовоний, аромата яблок и вишен, сохнущей под солнцем травы, светлого детства; запах воспоминаний, пожелтевших, как старые фотографии, отделенных тысячей новых, болезненно ярких. Память о навеки ушедшем.

…вечный дом на небесной равнине, где мать печет лепешки, а отец рыбачит, ожидая в гости детей.

- Ты пришел к нам? Ты пришел в свет?

Обескровленные тела. Задушенные. Изуродованные. Расчлененные.

Голова девушки в обрамлении цветов, в большой плетеной корзине, подобием чудовищной икебаны. На место вырезанных глаз вставлены розовые бутоны.

Дерево, стонущее под тяжестью украшений, бледных уже и скользких кусков мяса. Человеческие, детские руки, ноги, внутренние органы, женские груди.

Сплошь покрытый татуировками труп, - туша, нет головы, руки и ноги обрублены… тело этой женщины испещряли кандзи "любовь".

Мертвецы, мертвецы, бывшие живые, встретившие не свою смерть, в алой крови, точно в ореолах света. Приближается Солнце, огромное, огненное, и они не горят - растворяются в нем, преображаясь, становясь прозрачными вьющимися тенями, дуновениями, духами…

Фуджимия понял, что стоит, опираясь о стену, где-то в полутьме, в узком проходе, оставив холл за спиной. Вспомнил, что надо запоминать путь. Звенели золотые колокольчики, вдали показалась рыжая собака и ушла.

Айя потер лоб.

Дети обступили его, смеясь. Их руки казались сотканными из солнца, бархатные черные глаза устремляли на гостя один на всех полуночный взгляд.

- Мы отворили двери нашего дома, и теперь наш дом - весь мир, - говорил кто-то неподалеку, улыбчивым глубоким альтом, не мужским и не женским.

- Ну пойдем, Ран, пойдем, - радостно шептала Айя, прячась у него за спиной и не показываясь. - Это же так здорово! Я хочу с тобой. Эй, братец, не дуйся!

Темные пути плелись нитями паутины, выводя к лестницам, тупикам, балконам. Абиссинец успел удивиться, откуда взялись балконы, напрочь отсутствующие снаружи, но быстро смолк, уступив место Рану, чью ладонь грела рука сестры. Дети бегали по паутине, не задумываясь и не ошибаясь в выборе пути, слышался многоголосый веселый смех. Айя подпрыгивала от нетерпения, тянула за собой.

- Воспитывай свое сердце, - нисходил голос, как сияние, сверху, проливаясь по многочисленным лестницам, озаряя залы, украшенным резными колоннами. Тембр менялся, все время оставаясь прежним: от полудетского, бесполого звончатого журчания до величественного грома, что сотрясал дом до фундамента и передавал дрожь корням земли. Воспитывай свое сердце, учи его принимать любовь…

- …так же прилежно, как любить само.

Вспыхивали голубоватым свечением панели облицовки, гасли. Дети скрылись, умолкли песни и смех, остался только туман, трепетным пологом укрывавший все, кроме бога.

- Доверять как дитя - вот высшее благо. Прими помощь, согласись на защиту, разреши любить тебя, душа. Я - единственный, кто бескорыстно мечтает избавить мир от страданий…

* * *

Будь провидец телекинетиком, полгорода уже лежало бы в руинах. Из чисто рациональных соображений. Когда Кроуфорд раздражался, в эту категорию попадали довольно экстремальные идеи.

Он не мог найти улицу, которую "увидел" полчаса назад.

Приметы казались такими четкими, инвариантными: диковатого вида вывеска с надписью на китайском, здание напротив, построенное по индивидуальному проекту. Он, кажется, проезжал по этой улице с месяц назад, видел этот простенок между витринами, кусок глухой серой стены, неожиданный диссонанс в непрерывной многоцветной линии лавчонок и баров.

Или не проезжал. В любом городе есть подобная улица, мало ли улиц с китайскими ресторанчиками…

Нет ничего вреднее для пророка, чем иметь фантазию.

…в принтере заканчивался картридж, похоже, мальчики не запаслись новым, и прочитать бледные, перечеркнутые белыми полосами буквы было почти невозможно, но чувство - знакомое предощущение - важности этой информации заставляло Брэда напрягать глаза. Наверняка была такая газетная статья, возможно, и не одна, но Наги, забыв о существовании чего-либо помимо Интернета, распечатал в отчет сообщение с новостного сайта.

Кроуфорд с ночи был на ногах. Восемь утра, на которые был назначен бизнес-завтрак с Асано и все-таки приехавшим, невзирая на риск, Ватанабэ, по субъективному восприятию казались серединой дня. Ресторан принадлежал Асано и предполагался пустым до вечера. К счастью, переговоры уместились в четыре часа. Разумные люди были сговорчивы.

Когда якудза разъехались, Брэд решил воспользоваться покоем и уединением - попросил еще одну чашку кофе и углубился в изучение недочитанного отчета. Скользя глазами по строчкам, - ничего неожиданного в тех еще не было, - он рассеянно думал, почему ойабун, трясущийся за свою шкуру, так надеется на его помощь в деле сохранения этой шкуры, если единственная охранная миссия Шварц благополучно окончилась катаной Фуджимии в брюхе старого бурундука. Это забавляло. Приятные воспоминания тянули за собой цепочку других, будущее в прошлом и прошлое в будущем: Айя с занесенным мечом, зубы сжаты, глаза горят яростью, - Айя с распахнутыми от боли глазами на полу у ног, - Айя перед ним, бледный как смерть - полураздетый Айя у него на коленях… картины равно прекрасные, а подле друг друга - просто восхитительные.

Потом он подумал, что если вот это нечитаемое безобразие было распечатано без крайней на то необходимости, то Наги следует оборвать уши… значимость текста, пока лишь дар интуиции, уже обжигала пальцы.

Сегодня в Институте особый день, особое мероприятие - преподобный учитель встречает неофитов лично.

И тогда-то Брэду действительно пришло видение. Такое, что на минуту он вообще перестал воспринимать окружающее. Официантка подошла и участливо спросила, все ли в порядке. Здесь есть медсестра, и если нужна первая помощь…

Безусловно, в порядке.

Иначе не может быть.

Следуя семейной традиции Фуджимий, Айя попадет под машину, только комы не будет, потому что обломки ребер пронзят сердце. На узкой, запруженной автомобилями улочке, под дурного вкуса вывеской на китайском, напротив здания из стекла и бетона - механически отмечало тренированное сознание, пока затянутый видением Брэд лихорадочно искал вокруг дату и время.

Часы над автобусной остановкой, белый квадрат с черными стрелками, терялись в назойливом мерцании неоновых надписей.

Пятьдесят минут первого.

"Почему я не увидел этого вчера? Четыре часа назад?!"

Вся игра оказывалась под угрозой срыва. Впору было начинать поиски путей для отступления: оставалось не более получаса. Кроуфорд задавил искушение рвануться на поиски немедля: мысленно перебрал возможные районы, поверяя название каждого интуицией, верной как рука снайпера. Улицы, которые будет необходимо объехать; те, которые будут просматриваться по пути. Прикинул кратчайшую дорогу, наименьшую вероятность пробок.

Он успевал. Теоретически мог успеть.

И только поняв это, надавил на газ.

Теперь Брэд с черепашьей скоростью выруливал между грузовичками, велосипедистами, древними семейными авто, лотками, вынесенными на проезжую часть: улица была отчаянно похожа, кажется, вплоть до мелочей - и все же не та. Накипавшее раздражение грызло его, как боль: Кроуфорд не привык к такому эмоциональному накалу, он всегда избегал неконструктивных состояний.

Две минуты.

Он остановил машину, посмотрел на часы и выругался сквозь зубы.

За угол? Там четырехполосная дорога, явно неверный путь. Влево? Заканчиваются лавчонки. Значит, другой квартал, возможно, другой район. Куда чертов Фуджимия мог повернуть от оранжерей Мацумото? Но Брэд ехал не наобум, он четко чувствовал правильность дороги… Галлер ошибся. И ошибся Куртц. Их ошибки стали фатальными, финальными, и уложили пророков под могильные плиты. Кроуфорд не погибнет из-за совершенной ошибки, он всего лишь проиграет, весьма нелепо утратив ключевую фигуру своей стратегии. Так случается. Возможно, этому не стоит придавать слишком много значения.

Шварц прекратят операцию, расторгнут договоры и покинут Японию. Наги пожмет плечами, соглашаясь, Фарфарелло разочарованно хмыкнет и попросит разрешения погулять, а Шульдих будет счастлив.

Достаточно рациональный вариант развития событий.

Невозможный.

Эмоции вступали в борьбу с рассудком. Кроуфорд не желал проигрывать дважды, терять столь прекрасное видение - оно возвращалось несколько раз, зачаровывая, как ценная камея в музейном стенде, как бриллиант на черном бархате, - и все же его эмоции не имели отношения к честолюбию, гордости или даже достоинству сильного. Он хотел не реванша, не мести, не результата - процесса. Пути. Игры, удовольствие от которой обещало значительно перекрывать полезный эффект.

Игра становилась все сложнее, коварней, и обретала собственную волю.

Утрата ключевой фигуры болезненна, потому что ведет к поражению… это "потому что" неуклонно таяло, оставляя Брэда без спасательной шлюпки рациональности.

Фуджимия нужен ему, чтобы победить.

Фуджимия нужен ему.

Брэд проклял все и признался себе, что лучшая деталь камеи - не труп Мацумото со вспоротой грудной клеткой, а выражение глаз Айи, запрокинувшего белое как мел лицо. В привычной системе ценностей - всего лишь немного пищи для самолюбия, мелочь, не стоящая борьбы, но…

Насколько губительны для дел лишние эмоции, Кроуфорд знал с детства. Поэтому никакого нового опыта не получил, поняв, что часы, минуту назад попавшиеся ему на глаза - те самые, белые с черными стрелками. Двухсторонние. Он выехал в переулок с противоположного конца.

Брэд высунулся из машины.

Проклятая вывеска мерцала точно над ней.

Оставалась минута, но это уже не имело значения.

Финиш пройден.

* * *

Высокий широкоплечий гайджин расшвыривает толпу, проталкиваясь к оцепеневшему, с полусонным выражением лица, японцу. Тот стоит посреди тротуара, недоуменно уставившись в глухую стену: только что неловкий прохожий толкнул его, развернув вполоборота, словно манекен. Теперь парень пытается понять, откуда взялся тупик. Веки полуопущены, плечи никнут; у парня неестественного цвета волосы и слишком бледная кожа; руки, прячущиеся в длинных рукавах, наверняка исколоты.

Через минуту он повернется и пойдет, как ему кажется, к выходу из тупика, пересекая улочку. Подвыпивший водитель-кореец некстати даст по газам. Удар будет достаточно сильным, чтобы сломать ребра. Врача не потребуется.

…этого уже не произойдет.

Гайджин хватает наркомана, разворачивает к себе, безжалостно трясет за плечи, голова японца мотается, как у куклы, он даже не делает попытки отстраниться. Наконец, иностранец с размаху дает ему пощечину - и удерживает в объятиях, когда у красноволосого подламываются колени.

Полторы дюжины косых взглядов.

Все.

* * *

Кроуфорд посадил его на переднее сиденье, пристегнул. Фуджимия не реагировал на прикосновения; дела обстояли хуже, чем казалось. Пальцы пророка стиснули узкий подбородок, заставляя Абиссинца поднять лицо. Зрачки расширены, дыхание замедленное и неглубокое, реакции запаздывают; похоже на наркотический дурман, но состояние биополей говорит об ином. Сознание наркомана обращено вовнутрь, в собственный мозг, опоенный ядом; оно как бы сводится в точку, пока сверху начинает расти кора, изолирующая от реальности.

Фуджимию точно вывернули наизнанку.

Американец скрипнул зубами. Больше он ничего не мог увидеть, большее было по части Шульдиха, что не внушало энтузиазма. Кроуфорду казалось неправильным задействовать кого-то еще. Как будто это было его личное дело. "Мое упущение", - подумал он. - "Я не должен был его посылать".

Следовало успокоиться и подумать.

Неясно, чего хотел Крот. Неясно, что он сумел узнать. Айя не состоянии отвечать на вопросы, - ничьи, кроме вопросов рыжего телепата. В любом случае пора возвращаться.

Когда Кроуфорд ждал ответа Шульдиха, барабаня подушечками пальцев по откинутой крышке мобильника, ему пришла единственная на сегодня полезная идея. "Жди меня дома. Это важно", - отчеканил он и отключился, не слушая возражений: когда Шульдих чувствовал себя необходимым, то неизменно начинал ныть и ставить условия. Потом Брэд повернулся к Айе, пытаясь поймать его расфокусированный взгляд. Помедлил и приказал: "Спи". Айя уставился на собственные колени, потом медленно закрыл глаза и склонил голову к плечу. Кроуфорд некоторое время смотрел на него, раздумывая. Отвернулся; крутанул ключ, заставляя себя сосредоточиться на планах операции и известных привычках Крота.

Она бросалась в глаза: неуместно, резко, почти болезненно, назло - именно сейчас, когда обстоятельства менее всего располагали любоваться ею.

Фарфоровая азиатская красота, от которой англосаксы теряют разум.

* * *

Кроуфорд подозревал, что Абиссинца можно просто поставить на ноги, велеть: "Вперед", и он пойдет. Следовало так и поступить, но он не хотел, и отговорился перед самим собой тем, что не следует перегружать обожженное сознание. Узрев Брэда, вносящего Фуджимию в дом на руках, Шульдих вытаращил глаза и сделал вид, что падает без чувств.

- Вы уже поженились? - осведомился он умирающим голосом.

- Шульдих, прекрати.

- Да я еще и не начинал.

- Не начинай, - попросил Брэд таким тоном, что ерническая ухмылка сползла с лица рыжего. - Если коротко, то именно сегодня Крот вздумал провести публичную лекцию. И он на нее попал.

- Вот уж попал так попал. - Шульдих поморщился: любые разговоры о Кроте были для него неприятны. - И что?

- Я хочу знать, что он с ним сделал, - американец пристроил свою ношу на диван и уселся рядом. - Хочу, чтобы ты это исправил.

- А если я не сумею? - с интересом спросил телепат.

- Сумеешь. - "Только попробуй позабавиться у него в голове".

Немец закатил глаза, услышав эту мысль. "Хуже будет тебе. Поверь пророку", - лаконично докончил Кроуфорд. "Верю, занудливый Брэдли", - Шульдих, глядя Кроуфорду в глаза, притянул Абиссинца к себе; со вкусом потискал, откинул аловолосую голову на спинку дивана. Провел большим пальцем по губам Айи; фиолетовые глаза открылись, создавая иллюзию бодрствования, хотя неподвижный взгляд устремлялся в области сновидений.

Смотреть на это было неприятно до крайности.

- Ты точно его не хочешь? - задрал брови немец, небрежно гладя Айю по голове. - Тогда можно мне? Если его сейчас поиметь, знаешь, какой он будет чудо? Ласковый и послушный, ммм…

- Шульдих, займись делом, - сухо сказал Брэд.

- А чем же я, по-твоему, занимаюсь?

"Там все как пластилин", - в мыслях Шульдиха было куда меньше сарказма, чем в голосе. - "Крот не стал ничего лепить, просто расплавил ему всю защиту и вытолкнул на улицу. Тотальное восприятие, рецепторы перегружаются, у кого-то инсульт, кто-то просто едет крышей".

"Что он помнит?"

Шульдих зарылся носом в волосы Айи. Абиссинец резко вдохнул, выгибаясь, сухие губы шевельнулись:

- Собака… рыжая…

- Обласкал, - гнусаво прокомментировал телепат.

- Что он помнит? - жестче повторил Кроуфорд.

- Он сказал, - мрачно ответил Шульдих, кривя губы. - Рыжую собаку. Здоровую тварь с человеческими глазами. Больше ничего.

Брэд помедлил, осознавая.

"Зачем это надо было Кроту?"

"Я не знаю. Я могу только предполагать. У него очень узнаваемый почерк, любой опознает сразу, это как визитная карточка. Он все знает, Брэдли, пожалуйста, давай бросим это и уедем, я так не могу, я боюсь".

"Шульдих, если бы он все знал, то не стал бы этого демонстрировать. Успокойся. Ты можешь привести Фуджимию в чувство?"

"Сам придет. Если до сих пор не свихнулся, то уже ничего с ним не сделается. Застынет".

- Весь как на ладони, моя радость… - вслух добавил телепат, прижимаясь щекой к виску Айи. - Ого! Его первая девушка была еще глупее, чем Мальвина нашего Наги, она думала, что если не завязать презерватив узлом, то из него разбегутся червячки и заползут ей прямо в киску. Мальчики ему нравятся больше, но у малыша все равно уже три года не было секса. Он не любит, когда его трогают, потому что от этого тут же летит с катушек. Кудо к нему грязно пристает, но он против неуставных отношений в команде, - Шульдих уже всхлипывал от смеха, - и вообще Кудо не в его вкусе.

- Шульдих, прекрати. - "Прекрати это. Лучше подумай, какие у Мацумото были причины".

"И думать не буду. Не хочу про него думать".

- Тебе что-нибудь отловить эксклюзивно? - несмотря на довольно сумрачный мысленный фон, немец лукаво ухмылялся. - Хочешь знать, что он о тебе думает?

Предложение действительно было заманчивое. На секунду Брэд заколебался. Узнать, насколько сейчас он близок к цели, весьма полезно. Рационально. Но пользоваться для этого посредничеством Шульдиха казалось отвратительным. Приемом не столько обманным, сколько мелким в своей подлости.

- Когда мне потребуется это узнать, я спрошу у него сам.

Шульдих внезапно отшвырнул Фуджимию - с такой силой и озлоблением, что тот упал пророку на колени. Брэд равнодушно, копируя действия телепата, поднял Айю и уложил головой себе на плечо. Вплел пальцы в алые волосы, взял за руку. Телепат из Кроуфорда был, мягко говоря, дюжинный, но при таком физическом контакте передать базовые эмоции и пару простых фраз он мог.

"Успокаивайся. Приходи в себя".

Волна холода - нежесткого, ласкающего, как дуновение морского ветра в жару.

Это подействовало: через некоторое время Айя осознал ненормальность своего положения и стал пробовать освободиться.

Йоджи повел рукой, выставляя локоть упором, - отточенное до автоматизма движение, - и серьгастый "кролик" захрипел, давясь синеющим языком. Глаза выкатились, прихлестнутые к бокам руки дернулись в последней попытке освободиться, и молодчик, наконец-то, сдох, позволяя Балинезу спокойно отфыркаться. "Кролик", изрезанный леской, потерял много крови, метаболизм замедлился, а то бы он сдох гораздо раньше.

Это был чертовски сильный парень, непонятно как попавший в Светлое Учение. И серег у него раньше было куда больше: в ушах, губах и носу различалось по два-три пустых прокола. Татуировки свидетельствовали о том, что когда-то серьгастый был из якудза. Теперь он щеголял застиранным, белым когда-то балахоном, дырками из-под побрякушек и штанами с чужой задницы.

И вообще был труп.

Минуту назад труп разбил Йоджи губу. Кудо сплюнул кровь, пнул останки "кролика" и начал собирать леску. Судя по воцарившейся тишине, "кроликов", кроме тех трех, что упеленал Балинез, тут не шастало. Или шастало, но с ними разделался Кен.

"Кроликами" этих типов Кудо начал звать еще до того, как получил на той дискотеке иглу с наркотиком. В веселом местечке, название которого он не мог выговорить правильно - не потому, что оно было очень сложное и гайджинское, а потому, что у него челюсти начинало сводить от злости при одной мысли. Он лихо облажался, так лихо, что получал от этого удовольствие до того момента, как проснулся в клинике. Хитоши привел девиц, ладных и упругих, в юбках таких коротких, что из них и пояса-то едва получались, Эйко и Йоко их звали, а может, и Акико… нет, Акико звали третью, которая потом ушла.

Увидев их, Йоджи подумал про кроликов. Не будь он Вайсс, он бы про котят подумал, но для Балинеза котята прежде всего означали их самих, то есть людей небезобидных весьма. А это были маленькие пушистые зверята, которых можно тискать и щекотать, уязвимые, слабые, единственная защита которых - их симпатичность. Ну как таких обижать? И безвольная готовность подчиняться в глазах... Кудо позволил себе слегка выпить, - хорош бы он был на танцполе трезвый в доску, - и покорность девиц завела его до невозможности. Он уже начал выбирать, которую из них тащить потрахать в туалет, когда Хитоши взял его за локоть и сказал, что поговорить надо.

Поговорить, так поговорить. Йоджи стоило бы задуматься над тем, что в глазах старого приятеля и неслабого парня Хитоши стояла та же покорность, что у безмозглых крольчих, но он перестал ждать драки, да и тон Хитоши не казался таким уж безвольным.

Они вышли мимо бара в какие-то служебные помещения, Хитоши неловко повернулся, и Йоджи почувствовал укол.

…гарнитура в ухе захрипела.

- Порядок, - отрапортовал Балинез, не гадая, с кем это он на связи. - Три жмурика.

- Оставайся, где стоишь, - сказал Айя, и лед в его голосе чуть не отморозил Йоджи ухо. Когда Кудо вернулся на шварцевскую виллу, Абиссинец отреагировал исключительно тем, что посмотрел на него, посерел от злости, развернулся и ушел. Хидака потом рассказывал, кто и как спасал Йоджи из лап "кроликов", которые с одинаково тихим и безобидным видом могли кого-нибудь медленно замучить и дать кому-нибудь замучить себя. Кудо устыдился, представил, через какое унижение прошел Айя из-за него, и испытал ужас. Фуджимия был злопамятный, а сделал он это отнюдь не движимый теплыми чувствами к соратнику. Йоджи себя не обманывал.

В страшном сне нельзя было представить, чтобы рассказать Абиссинцу, какие веселые глюки словил Йоджи под кайфом, хотя Айя принимал в этих глюках самое живое участие.

Складские помещения и подходившие к ним коридоры оказались очень гулкими, - тоже удача. Послышалось эхо шагов - не шаркающих "кроличьих", а мягких, почти беззвучных тигриных. Склады располагались в полуподвале, а лаборатории - этажом выше, и Айя с Оми ушли туда. Должно быть, тоже закончили. Йоджи заранее приготовился к тому, каким взглядом его сейчас смерят, и не очень весело порадовался своей догадливости.

Впрочем, чтобы это предвидеть, не надо было быть Кроуфордом.

Айя прошел мимо, змеиным быстрым движением коснувшись переключателя на стене: лампы под потолком склада заморгали, гудя, и выплеснули тусклый гнилушечный свет.

Это был химический мини-заводик, по официальным документам производивший фармацевтические препараты. Маленькая фирма, в чьей собственности он находился, пару лет назад была дочерней компанией "Корин", а потом, в рамках свертывания исследований покойника Масафуми, ее продали какому-то невнятному типу. Принадлежность типа к правлению Института Истины открылась значительно позже.

Названия препаратов Йоджи помнил. Чудодейственные средства рекламировали в рейтинговых телепередачах. "Плацебо", - сказал Оми, и объяснил для Хидаки, - "пустышка. Это не наказывается по закону. Довольно много лекарств вообще - плацебо". Йоджи не подал виду, что объяснение было не лишним и для него тоже.

Впрочем, причиной миссии было вовсе не впаривание людям молочного сахара под видом мощного лекарства для больного сердца или суставов. Покойник Масафуми был крут в биохимии, хотя интересовался ею не с рациональных позиций, а исключительно по велению сердца. Живой и здоровый, к несчастью, Мацумото Акира предпочитал религиозную философию, а разработки санкционировал с конкретной целью получения отравляющих веществ бактериологического типа. Его сотрудники, которых он из соображений безопасности влюбил в свое учение намертво, ночевали здесь же, у рабочих мест. Арестовать их и судить было невозможно, улики отсутствовали, оборудование предназначалось для исследований широкого профиля. Качественное и безопасное уничтожение этих лабораторий и складов заняло бы годы.

Ответственность за убийство мирных ученых будет навязана одной из экстремистских экологических групп. Журналист, состоящий в ней, очень некстати - или наоборот, кстати, - начал частное расследование и обвинил фармацевтов в производстве фальсификатов… Агрессивные экологи давно достали полицию.

Айя оглядел длинные ряды ящиков, обычных картонных, с безобидными наклейками - названия лекарств латиницей и каной. Повернулся. Йоджи на всякий случай сделал виноватое лицо, хотя озлобленный Абиссинец все равно смотрел сквозь него, - и внезапно заметил, что у Айи темные круги под глазами, точно он не высыпался несколько ночей. Отчего таковые круги случались у Йоджи, - вопросов не было, но Фуджимия… Айю мучает бессонница? Из-за чего? Из-за униженного положения, в котором они оказались? Так не вчера оказались, не первая неделя даже… накопилось?

Это Йоджи понимал.

- Пошли, - сказал Айя без выражения, и даже соизволил пояснить, тем же деловым тоном: слова падали, как гири, - утром явится полиция и оцепит.

Сюда Белые охотники явились в привычном составе, вчетвером. После того, как вчера, во время инструктажа, клятый "консультант" ядовито прошелся насчет эффективности действий Вайсс, Айя изменил привычке и перестал притворяться немым.

"Нас используют не по назначению", - сухо сказал он.

"Я использую вас так, как считаю нужным", - парировал Кроуфорд, пристально глядя на него. Обидная, конечно, была реплика, но почему Абиссинца она привела в такую ярость, Йоджи не понял. Айя прежде вел себя подчеркнуто невозмутимо, не реагируя на издевательства, это и остальным помогало хранить собственное достоинство - Йоджи, по крайней мере, - а сейчас обыкновенное, в общем, замечание заставило Айю ненавидяще сверкнуть глазами, одарив Кроуфорда взглядом из серии "shi-ne". Тот только усмехнулся, чему-то очень довольный.

Он всегда сообщал избыточную информацию. Сначала это было любопытно, даже немного льстило после директив Персии, состоявших из краткой наводки и пафосного внушения. Но скоро Йоджи понял, зачем так делается. Мерзко на душе стало до невозможности. "Ваша справедливость", - скептически сообщалось между строк. - "Ваше правосудие. Ваш закон". Как будто им недостаточно пролитой крови. Недостаточно сознавать себя киллерами под крышей не то полиции, не то, что поближе к истине, древней, родовитой и фантастически богатой фамилии… С какой стати знать еще и о том, на кого списывают в управлении эти дела, о том, что бывают еще и обычные полицейские, даже не спецназ, честные служаки, следователи, которых не похвалят за нераскрытые убийства высокопоставленных и зачастую известных лиц.

Тьфу, пакость.

Вот теперь им досталась миссия обычного типа. Пришел, зарезал, ушел. Четыре отморозка против дюжины безоружных спящих "кроликов". Сторожа только и могли, что вызвать полицию, но не успели. А успей, - там не приняли бы вызова. Ох и хорошим бойцом был серьгастый, теперь дня три плейбою не целоваться…

- Сибирский, - сказал Йоджи в гарнитуру, пытаясь не пялиться на шагающего впереди Айю, на его рысью повадку, на белую шею, которую щекочут алые пряди, - как дела?

- Шесть штук как один, - ответил Хидака. Дыхание у выносливого как конь футболиста заметно сбилось, а голос был низким и хриплым. "Точно трахался он там", - подумал Йоджи и фыркнул.

В ухе зашипело, закряхтело, крякнуло, и Кен удовлетворенно докончил:

- Семь.

В полуподвале стоял холод, и оттого казалось, что свежо. Но по сравнению с ночным ветром, который рванулся в распахнутые ворота, ударив о стену одну из створок, воздух там был гнил и нечист. Балинез с наслаждением вдохнул полной грудью, выходя под ясное небо. Чуть одаль, в стороне от заасфальтированной площадки для грузовиков, высилась одинокая криптомерия, и в ее ветвях путался свет фонаря. Вспомнилось, как за деревьями, обступающими гадскую виллу, встает сияние ночных огней Синдзюку и Гиндзы. Красиво. Хорошо Шварц устроились, да…

Оми спрыгнул из окна второго этажа на козырек крыльца, и дальше на землю.

- А что, Кен еще не закончил?

Йоджи по-белому позавидовал малышу. У того на лбу было написано, что жизнь хороша, все проблемы решаются, и мрачные думы не отравляют его юношеских эротических снов. Бомбеец раз обмолвился, что его восхищает то, как организована операция. Еще бы. Сиди себе в приятной компании… кому бы не понравилось. Парочка из двух чибиков получалась та еще, надо было видеть, как они перемигиваются.

Из-за угла показался улыбающийся Кен. За него тоже можно было порадоваться, по крайней мере, в данный момент. После того, как он психанул, рванувшись душить Шульдиха, - нет, Йоджи и сам был не прочь придушить кого-нибудь из Шварц, особенно насмерть, но надо же было делать это с умом, ко времени и по приказу Персии, - после того странного срыва что-то с Хидакой начало твориться нехорошее. Кен до упора торчал в тренажерном зале, рискуя переработать мышцы. Гонял на мотоцикле как ужаленный, точно упустил счастье. Молчал, спал на ходу, моргая покрасневшими глазами. Объяснять, какая хрень с ним происходит, отказывался напрочь.

- Семь, - сказал Сибирский, остановившись. Ножи багнака лязгнули. - А хорошо прогулялись!

- Ты в порядке? - подозрительно спросил Цукиено.

- В полном.

- Пора, - по обыкновению кратко заметил Айя и, не оборачиваясь, зашагал к машине. Подтягиваясь за ним, Йоджи мрачновато подумал, что вот хоть что-то они сделали правильно.

* * *

Оми надавил на газ, с неудовольствием прислушиваясь к рычанию двигателя. Что-то там явно неладно, в сервис отогнать, что ли? Или ему просто кажется, что все вокруг неладно?

Он беспокоился. При том, что отлично понимал, насколько телекинетик опасен. Человека, который был бы более опасен безоружным, Оми еще не встречал. Еще он отлично понимал, что, демонстрируя слабость и хроническую усталость миастеника, Наги по большей части притворялся, потому что ему нравилось видеть заботливость Оми.

Мамору Такатори, как оказалось, умел относиться покровительственно к человеку, который мог пробить им стену насквозь. Цукиено тихо изумлялся себе, но Наги это в нем восхищало.

К тому же, не следовало забывать, что Кроуфорд не станет подвергать неоправданной опасности свою команду. И риск ради риска - не в его стиле. Поэтому Мамору лучше подумать о чем-нибудь более актуальном, нежели гипотетические проблемы Наоэ.

Оми поднял глаза на зеркало. На заднем сиденье Айя утомленно закрыл глаза и пристроился дремать. Йоджи хмуро разглядывал свои часы. Прошло уже несколько дней с тех пор, как Балинез вернулся из больницы, и он был в порядке. Действительно в порядке, - чем выгодно отличался от Абиссинца, который, похоже, до сих пор не мог прийти в себя после встречи лицом к лицу с Мацумото… Оми ждал, что Айя простит Йоджи раньше. Может быть, там, в "Блаженстве", случилось что-то еще, о чем Оми никто не рассказал? И у Айи есть причины вести себя так?

Скорее всего. Увы, Абиссинец не скажет, чем Йоджи сумел так его оскорбить. А Йоджи мало того что не помнит, еще и вспомнив не поймет…

Кен.

Кен, бедняга, тоже причина для беспокойства, и немалого.

Хидака все еще улыбался, какой-то слишком мирной и безмятежной улыбкой, чуть наклонив голову к плечу. Смотрел, казалось, на дорогу, но Оми понимал, что просто в одну точку. И когда младший повернул голову, вглядываясь в знакомые простоватые черты, Кен даже не заметил этого.

- Эй, Кен-Кен, - осторожно, заранее дружелюбно заулыбавшись, позвал Оми, - ты как?

- Хорошо! - глаза Сибирского мечтательно прикрылись. Он был до жути обычный, спокойный и внутренне веселый, мурашки бежали по коже от этого довольства жизнью.

- Что-то с тобой в последнее время… - закинул удочку Оми.

- Да все нормально.

- А…

- Все нормально. А что?

- Ничего.

- Не волнуйся, чиби, - Кен тихо засмеялся, глядя в окно на пролетающие мимо огни.

В следующие несколько секунд Оми был всецело занят тем, что пытался не вписаться во впереди идущий грузовик, и с репликой опоздал.

- А что, - спросил Кен, - ты с Наги подружился?

- Н-ну… - замялся Бомбеец, - не то чтобы…

- А я когда-то обещал ему, что в футбол играть научу… - задумчиво протянул Кен.

Оми вытаращился на него в неподдельном изумлении.

- Когда это ты успел? - пробурчал позади Йоджи.

Айя то ли спал, то ли не считал разговор достойным внимания. Между его колен спала в черных ножнах катана. Йоджи, периодически подавая реплики, слушал Кена, рассказывавшего про Амамию. Оми тоже слушал, рассеянно: мысли роились в голове.

Мамору думал, что Вайсс и Шварц связаны несколько теснее, чем можно предположить, исходя из логики и здравого смысла. И давнее, как оказывается, знакомство Наги и Кена, - только дополнительный аргумент, а вовсе не единственный… Это следовало обдумать. Мамору не торопился делать выводы, но осмысливать накопленную информацию начал немедленно.

Редкий случай, когда эмоциональный опыт по ценности равен фактам. Слишком легко все получилось. Одна из сильнейших мотиваций - личная неприязнь, и вот она-то исчезла чуть не на третий день, как цвет сакуры… Нельзя переоценивать значение случайности, но нельзя и отрицать очевидное. Вопрос "почему?" - интересный, но, к несчастью, праздный. А вот прикинуть, что из этого может получиться, определенно, стоит…

Мамору предположил, что шварцевский пророк рассчитывал на такое развитие событий. Иначе не стал бы требовать прямого подчинения группы. Мамору был в курсе общей стратегии, он восхищался этим многоступенчатым, нетривиальным, имеющим столько степеней защиты планом, и все же находил его слегка затянутым. Можно было приступить к последней стадии раньше, но Кроуфорд почему-то медлил. Теперь, кажется, эта загадка решилась.

Судя по динамике событий, до идеальной со-настройки друг на друга осталось немного.

Впрочем, и времени тоже.

Сегодня - или, точнее, уже вчера - утром провалилось покушение на Асано, одного из боссов якудза, связанных с Кроуфордом. Асано позвонил, сдержанно поблагодарил за совет сменить на время машину, а также уведомил, что налоговая инспекция делает все возможное, но связи Мацумото тянутся на самый верх. Американец сказал, что все в порядке, подключайте прокуратуру. К обеду несколько сотрудников прокуратуры были уличены во взяточничестве и отстранены от дел до выяснения обстоятельств. Пророк долго веселился.

Цукиено, разумеется, знать это было не положено. Наги рассказал ему смешную историю о том, как наивно прослушивать телефонные разговоры Кроуфорда, Оми посмеялся, а Мамору был проинформирован.

Потом позвонил обезумевший от страха Ватанабэ. Он ждал посягательства на свою жизнь с часу на час, и пятнадцать минут телефонного разговора не верил пророку - пока тот на него не прикрикнул. Тогда ойабун поуспокоился, уверовав, что убивать его в ближайшее время не будут, и спросил, не должен ли он чего-либо предпринять. Что ему ответили, Наги рассказывать не стал, Мамору и не интересовался. На данный момент в атаке задействованы были прежде всего официальные органы - налоговая, пожарная службы, земельная комиссия. В Европе разгорался шумный скандал с частными журналистскими расследованиями, заказанными и оплаченными Эсцет, отголоски его доходили и до Японии. Мацумото вынужден был давать интервью, но он уже выиграл два судебных процесса и неуклонно выигрывал ведущиеся. Серьезной опасности, которая бы провоцировала его запустить механизм террористической войны и бежать, не виделось даже на горизонте. Подключать грубую силу, казалось, не было смысла.

А через два часа Вайсс отправили с миссией в лабораторию.

Прикрытием становилась агрессивная экологическая группа, связанная с французскими единомышленниками. Иллюзорная логичность и предсказуемость могла, при наилучшем развитии событий, оставить Мацумото спокойным. Могла не оставить. Это уже не имело значения.

Боевые действия начались.

Человек по фамилии Сато, тот самый, которого в "Блаженстве" угощали бескомпромиссным шоу, одно из главных орудий Крота, должен был уже отправиться к предкам. И вместе с ним - его любовница и бодигард, Виржини Ксавье. Маленькая, как ребенок, на фотографиях она даже среди малорослых японок казалась миниатюрной. Дочерью секретаря посольства Виржини не была, но внушила это "родителям" весьма качественно. Паранорм. С Мацумото ее связывала странноватая платоническая дружба. С Сато - тактика Института Истины. Видный политик не мог стать одним из учеников Мацумото, это бы повредило имиджу и снизило эффективность, но ничто не мешало ему завести любовницу…

Наги сказал, что она, скорее всего, единственный спутник Мацумото. Но даже Кроуфорд не уверен.

Оми выкрутил руль, въезжая на гравийную дорожку. Интересно, Шварц уже выполнили свою часть работы? Уже вернулись?

В окнах дома горел свет.

* * *

Йоджи, проснувшись, обнаружил себя одетым и обутым, но все же лежащим на собственной кровати, чему весьма удивился. Насколько припоминалось, к концу вечеринки веселье дошло до того, что самостоятельно подняться на второй этаж и найти свою комнату он был точно не в состоянии.

Впрочем, голова трещала так, будто его сюда притащил Наоэ, попутно приложив обо все возможные углы и ступеньки. С него бы сталось. Идея отпраздновать двойную успешную миссию в дружном кругу боевых товарищей - это Шульдих так выразился, салютуя ввалившимся Вайсс бутылками, в каждой руке по три, - отличнейшая, надо сказать, идея вызвала у малышей единодушное осуждение.

"Ты напьешься", - строго сказал Оми.

"Конечно, напьюсь!" - изумился Йоджи и посоветовал несовершеннолетним идти бай-бай. Цукиено был уже вполне совершеннолетний, и высказывание его ничуть не задело.

"И пойду", - сказал он.

"Я тоже. Чего я здесь не видел?" - в никуда бросил Наги, и вдруг страшно всех напугал: ящик с коктейлями, сгруженный под стол, внезапно поднялся в воздух и стал тихонько раскачиваться, явно намереваясь побиться о стену. Бутылки жалобно звякали. Шульдих завопил как резаный и пал на колени, умоляя пощадить и не губить. Наги чуть усмехнулся и поставил ящик на стол.

Шульдих был веселый, шумный, добродушный и обаятельный, и чем-то очень довольный, и все это он выплескивал на окружающих - с такой силой, что невозможно было сопротивляться. Йоджи и не собирался, потому что ему все до чертиков надоело. Чувство вины, угрюмые взгляды Фуджимии, малыш Оми, сдружившийся внезапно с телекинетиком Шварц, непривычно замкнутый Кен, с которым и не поговорить было теперь по-человечески… Балинез собирался оттянуться. Чибики уже исчезли, так что он не рисковал растлить малолетних одним своим видом. Айя негромко сообщил, что хочет спать и направился прямиком к лестнице наверх. "Доброй ночи", - мстительно сказал Йоджи ему в спину. Подумал, что оно и к лучшему. Попробуй хоть чуть повеселиться, так Фуджимия вечно сидит в сторонке трезвый и смотрит с презрительным интересом, точно в зоопарк пришел. Зато Хидака повел себя как настоящий друг и уже откупоривал…

…Йоджи сполз с кровати, выпрямился, постоял немного, оценивая свою готовность к перемещениям в пространстве, и поплелся в ванную, влекомый выпитым. Потом прополоскал рот и напился из-под крана. Сунув голову под ледяную воду, он некоторое время не думал ничего, прислушиваясь к собственному организму. Начинала утихать пульсация в висках, почки мало-помалу расщепляли свалившуюся в них дрянь.

Черт-те что.

Когда это он последний раз так напивался?

Давно. Очень давно.

Почему?

Потому что если заснуть сильно пьяным, то появится она, и это будет так страшно, что проснись, - повесишься тут же. Она и к трезвому приходит: это грустно, и горько, и пусто на душе, и задыхаешься от памяти, и жить незачем. Но все-таки короткого и простого желания сдохнуть прямо сейчас - нет. Поэтому живешь. А спьяну - страшно. Вот даже и не знаешь, почему. Никаких тебе кровавых луж и вывороченных ран, просто ходит она, смотрит, улыбается, зовет к себе мертвая…

Почему он так напился, плюнув на все?

Это все из-за Шульдиха. Рыжий телепат изображал светомузыку, только вместо разноцветных лучей играл чувствами. Это было как веселящий газ, только лучше. Допинг.

Йоджи продолжил вспоминать.

…потом что-то разбилось. Или, возможно, излишне громко произнесли тост, и на лестнице появился Кроуфорд. Это само по себе было шоу. Йоджи ощутил легкую зависть, Фарфарелло присвистнул, а Шульдих зааплодировал. Американец, игнорируя произведенный эффект, обвел компанию строгим взглядом и грозно потребовал не шуметь. Он завтра утром едет по делам. Но прочим можно отдохнуть, потому что у них первая половина дня свободна. Кстати, ее лучше посвятить чему-нибудь более конструктивному, нежели борьба с похмельем.

"Да, о да!" - простонал Шульдих, опрокидываясь на диван и глядя на пророка снизу вверх шалыми глазами.

"Что - да?" - поднял бровь Кроуфорд.

"Сними еще что-нибудь!"

Кудо с трудом удерживался от того, чтобы составить Шульдиху группу поддержки; слишком тот заразительно восторгался. Телепат, может, и проецировал свои эмоции на всех окружающих, но спал-то с американцем он один.

Кроуфорд скрестил руки на обнаженной мускулистой груди, неодобрительно поглядел на расстановку сил с высоты второго этажа, и с нажимом повторил: "Не шуметь!".

"Милый Брэдли!", - проникновенно сказал немец, - "мы будем тихи, как мышки", и когда его милый скрылся, продолжил рассуждать на тему того, какие все они мирные и безобидные существа. Вот он, Шульдих, к примеру, в детстве пел хором. Фарфарелло встрепенулся и сказал, что он тоже в детстве пел хором, отчего Шульдих почему-то пришел к выводу, что люди, когда-либо певшие хором, просто не могут быть плохими людьми. Хидака огорчился и сообщил, что он в детстве играл в футбол. И потом тоже играл в футбол, и у него совершенно не было времени петь хором. Шульдих предложил заняться этим прямо сейчас, но они вовремя вспомнили про Кроуфорда и не стали. Зато Йоджи прокашлялся и сознался, что посещал художественную школу и даже закончил ее. И даже с отличием. Шульдих страшно обрадовался и взял с него клятвенное обещание нарисовать его, Шульдиха, портрет.

И все это было еще до того, как они выпили всерьез. Живительная влага только-только кончила начинаться, когда Фарфарелло стал доказывать, что Шульдих, несомненно, ведьма, цитируя при этом какого-то иезуита, имевшего большой зуб на рыжих. Немец возмущенно орал, что его "обласкали!" и швырялся диванными подушками, с убийственной меткостью попадая в Кена, который с не меньшей меткостью отфутболивал снаряды обратно. Решение подвергнуть ведьму испытанию водой вылилось в загонную охоту на Шульдиха, которого поймал, опять-таки, Кен, за что его долго вслух уважали. Хидака пыжился и попрекал Йоджи тем, что, оказывается, Йоджи когда-то болтал про его якобы плохую реакцию. Фарфарелло скалил зубы и утверждал, что будь у Хидаки плохая реакция, он бы жив не был. Йоджи пытался отбрыкаться от обоих, Шульдих хохотал и больно пихал его в бок.

Потом выпивка начала заканчиваться, и темы для бесед стали проще. Была идея вызвонить девочек, потом мальчиков, потом они просто переругивались и ржали как жеребцы, потому что, кажется, чуть ли не играли в бутылочку. Во всяком случае, какая-то порнография точно имела место. Йоджи заобнимал всех, и еще разыгрывал с Шульдихом мини-сцену для эротического театра. И испортил финал, потому что увидел вылупленные глаза красного как рак Кена и расхохотался.

Заканчивались воспоминания на том, что он трахал чье-то тело, со всей заботой и старанием, какие возможны спьяну. Телу было хорошо от Йоджи, оно всхлипывало, целовалось мягкими губами и бормотало что-то на чужом языке.

Мать моя честная женщина…

Тело, определенно, принадлежало мужчине. Конечно, можно было надеяться на лучшее, то есть на то, что они успели вызвонить мальчиков и даже дождаться их приезда. Но вероятность того, что среди мальчиков случайно затесался иностранец…

О Ками-сама, он трахнул Шульдиха!..

На душе у Балинеза стало хорошо. Тем более он хорошо помнил, до какой степени не ударил в грязь лицом. Собственно, это было единственное, что он отчетливо помнил.

Белые охотники сверху!

Йоджи ввалился на кухню, целясь в холодильник. В голове медленно таяли остатки тумана, собственные мысли и переживания занимали всю оперативную память. Не то что быстро отреагировать, даже вовремя понять, кто здесь, - и то не вышло.

- Почему я не удивлен? - насмешливо процедил Кроуфорд, вставая из-за стола. Нацепил очки, отбросившие солнечный блик, и оглядел Кудо с видом естествоиспытателя, обнаружившего новый вид постельных клопов. Отвратительно довольный, чисто выбритый, весь какой-то отглаженный, и свежий, как мятная пластинка.

Балинеза затошнило. Не физически, а скорее, душевно.

- Потому что ты разрешил, - хрипловато бросил Айя и отвернулся к кофеварке. Йоджи, пялясь в пол, сунулся туда же, но Фуджимия остановил его хмурым: - Я сделаю.

Ничего не оставалось, кроме как прислониться к стенке и подождать. Конечно, при других обстоятельствах, Йоджи плюхнулся бы на стул, уронил голову на руки и еще покемарил. Необходимость зорко следить, как бы добрый Фуджимия не вылил чашечку бодрящего утреннего кофе тебе за шиворот, здорово помогала проснуться.

Присутствие Кроуфорда, надо сказать, тоже заставляло по-быстрому взять себя в руки. Мало того, что Шварц радовал самой мерзкой из своих ухмылок, так рядом вдобавок стоял Айя, которому приходилось нести ответственность за сниженную боеспособность группы. Йоджи злило, что Айю опять унижают из-за него, и значит, Абиссинец, который вот-вот должен был начать оттаивать, снова станет глядеть на него злобно. Балинез, конечно, давно привык. Ужас в том, что чем злее был Айя, тем сильнее его хотелось. Прямо магнитное излучение какое-то…

Айя отставил в сторону одну полную чашку и стал наливать вторую. Йоджи смотрел на него.

Пахло кофе - дорогим, духовитым, ядреным, очень крепким и горьким; от аромата мурашки бежали по коже. Хотелось зафыркать и встряхнуться, точно вылезшая из воды собака, и чтобы разлетелись с шерсти клейкие капельки сна… Йоджи крепко зажмурился и проморгался. Обжигаясь о всученную ему чашку, морщась от солнца, внезапно ударившего в лицо, отхлебывая слишком горячий и горький кофе, он чувствовал, - случилось что-то неправильное. Здесь. Сейчас. Это было не первое похмельное утро в его жизни, и детективом он не переставал быть никогда. Чуял как собака. Какую-то дрянь. Точно труп в багажнике. Кроуфорд презирает их, это не новость, пусть хоть запрезирается, в конце концов, стоит вспомнить о том, что вытворял вчера его дружок… Айя опять исходит тихой холодной яростью. Обычное дело. Что-то еще не так.

Йоджи пытался понять.

Магнитное излучение. С чего это ему пришла такая мысль? Тоже привет, подняться утром после пьянки с больной головой и первым делом подумать о сексе… не отвлекаться, Кудо. Думать.

Абиссинец прошел мимо, сел. Уставился в чашку. Замедленные, ломкие движения… На нем была черная трикотажная водолазка без рукавов. Четкие небольшие мускулы играли на худых руках, слишком белых на фоне угольной ткани. Кроуфорд, в хрустящей от свежести сорочке, при галстуке с драгоценной булавкой, стоял по ту сторону стола, мелкий блик замер на манжете - запонки тоже ювелирные… военная форма делового человека, пиджак вместо бронежилета, и вперед.

Они не смотрели друг на друга.

Что-то неосязаемое. Что-то в воздухе. Излучение. Невидимые молнии. Чертовы электрические разряды. Пятьдесят тысяч вольт.

- Я все понял, - сухо, не поднимая глаз, сообщил Айя. Йоджи вздрогнул.

- Хорошо, - холодно кивнул Кроуфорд и вышел, на ходу подтягивая узел галстука.

- Чего? - хрипло спросил Йоджи, проводив его взглядом.

Абиссинец то ли вздохнул беззвучно, то ли просто выдержал паузу. Поднял со стола пачку конвертов, раскрыл веером. Четыре штуки. Балинез, похмельный, не сразу заметил их на белой скатерти.

- Это чего, деньги? - туповато уточнил он.

- Черный нал.

- Мы же и так… то есть? Ах ты ж… Это в смысле…

- Да, - закончил беседу Айя и приступил к завтраку.

Йоджи потер лоб, укладывая мысли по порядку. Критикер платят по обычной таксе, перечисляя деньги на их банковские счета. Кроуфорд платит за те же миссии вторично, конвертиками. Очень, очень интересно. Что бы там ни витало в воздухе и ни дразнило тайнами, деньги - вещь упрямо реальная и прекрасная, когда твоя. Конверты не были надписаны, поэтому Йоджи подтянул к себе первый попавшийся и заглянул внутрь. "О Ками-сама!.." - углы рта Балинеза мало-помалу потянулись к ушам: Абиссинец наблюдал за этим процессом с холодным любопытством. Наконец, буря эмоция в душе Йоджи немного поулеглась, и из нее родились слова. Впрочем, сказать их вслух при Фуджимие Кудо не решился бы никогда. Это были слова Шульдиха. Два слова. С шульдиховскими же интонациями.

"Милый Брэдли!"

Он засмеялся, складывая крылья белой пташке с приличной суммой в клювике. На душе стало легко и радостно. Не иначе в конверт с банкнотами подпустили веселящего газа. Йоджи поглядел сверху на затылок по-всегдашнему угрюмого Абиссинца, и ощутил необходимость высказаться. Первой на ум пришла любимая тема, и его понесло.

- Фуджимия-сама, - чрезвычайно почтительно обратился он, - ну почему ты такой злобный? Раньше хоть понятно было, а сейчас? Денег не тратишь. Знаешь, зачем нужны деньги? Деньги нужны затем, чтобы получать удовольствие. Удовольствия получать не умеешь. Не пьешь, не танцуешь, сколько я тебя знаю - никакой личной жизни…

Айя как-то странно покосился на него и уставился в чашку.

Шоколадную черноту кофе укрывала густая пена. Напиток таил острую горечь, которая, тем не менее, была приятна и оставляла бодрость, а не отвратительное послевкусие, как дешевые сорта… Йоджи раздражал, но сразу после оргазма у Айи недоставало сил даже на достаточно мрачный взгляд. Кудо, определенно, замечает лишь то, что не расходится с его картиной мира... Нужно пообжиматься у него на глазах, чтобы он понял?

Вообще-то Айя собирался пить генки-напиток. Но его заставили переменить намерение, начав с того, что застали врасплох. Сильные руки обхватили его сзади; Айя мог поклясться, что не слышал ни звука и даже шестое чувство молчало, не упреждая о чьем-либо приближении. Шион бы сказал все, что подумал, одну чистую правду… Не думая и не разбираясь, Абиссинец резко крутнулся, нацелившись локтем в бок, и о неудачной шутке жестоко пожалел бы любой, кроме пророка. Айя успел провести еще один бесполезный прием, прежде чем оказался в плотном захвате.

"Это называется кошачьими ласками? - чуть учащенное дыхание коснулось уха, и волна озноба пробежала по телу. - Мне нравится твой вариант "доброго утра".

"Зачем ты это делаешь?" - сквозь зубы выговорил Айя; голос дрогнул.

"Что?"

"Играешь со мной…"

Кроуфорд разомкнул объятия; его разочарование было кисловато-металлическим на вкус.

"Извини, - кратко сказал он. - Больше не буду. Кстати, если бы ты действительно угадал мне по почкам, это было бы больно".

Айя почувствовал себя глупцом. И вдвойне глупцом оттого, что сейчас нужны были какие-то слова, а он не мог их даже составить в уме, не то что выговорить. Не умел. Проще было дернуть плечом и уйти. Так и поступал обычно, но сейчас оставалось лишь отвести взгляд и оцепенеть: запрещено.

"Ладно, - спокойно сказал провидец. - У меня к тебе дело".

То, что порхнуло в его руки, вначале показалось белым веером. Бумажные пакеты… конверты.

"Что это?"

Американец усмехнулся почти снисходительно.

"Ран, это деньги. - И продолжил, сощурившись, - деньги, это Ран, вам будет хорошо вместе".

"Брэд…" - угрожающе начал Айя, но тот поднял ладонь в знак того, что угадал дальнейшее.

"Четыре конверта. Для вас четырех. И не говори, что не возьмешь".

"Почему?" - Айя скрестил руки на груди.

"Если ты откажешься, остальные тоже ничего не получат".

Абиссинец неопределенно хмыкнул

"Да, это шантаж", - согласился Брэд, обезоруживающе улыбаясь.

Айя помолчал. Кроуфорд разрешал ему сохранить лицо. Почти всегда.

"Хорошо. Я передам".

"Я рад".

Айя, глядя в сторону, свинтил крышку с бутылки и отхлебнул.

"Откуда здесь эта дрянь?" - донесся голос Кроуфорда; американец, подойдя, отнял бутылку, поднял к свету и скривился, вслух читая состав.

"Аминокислоты. Таурин. Кофеин - чудовищные дозы, вызывает привыкание… Никотиновая кислота. Весь мир никотин курит, а вы его пьете, - заметил итеки, которого, ходи он пешком, полиция останавливала бы за один высоченный рост. - Это все ваша страсть выделиться, сделать не как гайджины, не сомневаюсь".

Айя смотрел исподлобья, сквозь пряди челки.

"Ран, пей кофе", - сказал Кроуфорд. Очень ласково.

Выдержка Фуджимии закончилась.

"Брэд, прекрати это", - глухо сказал он.

"Что?"

Айя напрягся, подбирая слово; первым скользнуло на язык неудачное, но точнее не получалось, поэтому он выпалил, злясь еще и из-за этого:

"Заботу. Обо мне. То, что я с тобой сплю, не значит…"

"Не значит чего?"

"Ничего".

"Как скажешь. Я забочусь исключительно о себе. - Кроуфорд подошел вплотную, нависнув над ним. Взял за подбородок: Айя дернулся, но отбросить руку не посмел. - Даже если исключить предположение, что ты хочешь насквозь пропитаться ядом и отравить меня поцелуем…"

Он без слов выразил готовность стать самоубийцей, одновременно предлагая разом сгладить все неловкости и забыть их. Айя жадно ответил. Простота решения зачаровывала.

"…так вот, даже если не рассматривать этот вариант… - продолжал американец, оторвавшись от него. - Ты знаешь, что вкус спермы меняется в зависимости от того, что человек ест и пьет?.. так упорно не желаешь быть сладким?.."

За несколько минут он довел его до безумия; Айя, тяжело дыша, извивался в недвусмысленном ритме, готовый здесь же, сейчас же, наплевав на гордость, хоть на столе… и уже кусаясь, не целуя, толкнулся навстречу рукам, расстегивавшим молнию на его брюках.

Брэд опустился на колени.

"Только звук - и сюда сбежится весь дом", - предупредил он, усмехаясь; угроза была, пожалуй, преувеличена, но и одного свидетеля хватило бы... Айя сцепил руки на затылке в замок, чтобы не рвануть ненароком рубашку американца. Он не думал, что вытерпеть будет так трудно, но все же сумел удержаться и только негромко ахнул в конце. Повис на руках у поднявшегося Кроуфорда. Поцелуй имел вкус его собственного семени; подкашивались колени, и Айя поддался силе, тянущей его вниз. Успел нащупать застежку, и мощную эрекцию под ней, и посмотреть в глаза, рефлекторно облизываясь, и оценить дикий алчущий взгляд, когда Брэд взял его за плечи и силой вздернул на ноги. Айя приготовился, что сейчас его опрокинут на стол, но пророк тихо, страшно выругался и сказал сквозь зубы: "Нам помешают".

Йоджи болтал, довольный. Он даже не смотрел на Айю, давно привыкнув, что командир его не слушает, Наверху проснулся кто-то еще, судя по тому, что там упало что-то тяжелое…

Абиссинец размышлял.

…а ведь лучшего момента, чтобы убить унижением, нельзя было и придумать. После такого оставалось бы лишь покончить с собой. Показать Кудо, как отмороженный Фуджимия делает утренний минет главе Шварц…

Айя хмыкнул, вклинившись в рассуждения Йоджи то ли некстати, то ли слишком уж кстати, и Балинез озадаченно на него уставился. Поняв, что Айя по-прежнему индифферентен, он возвел глаза к потолку и, наконец-то, умолк, занявшись едой.

Почти неделя.

Неделя - чего?

Йоджи, помнится, говорил, что он из-за отсутствия здорового секса такой злой; посмотрим, сильно ли доведется подобреть… Но настораживала не чувственность, - настораживало доверие. Он доверял тело, позволяя себе терять контроль. Доверял жизнь, засыпая в объятиях. Только что, выходит, доверил честь.

Все это непозволительные ошибки. Одна большая ошибка. С самого начала.

Четыре ночи.

Кажется, что месяц.

…в первое утро, проснувшись и поняв, где он находится и что случилось, Айя вскочил и стал в лихорадочной спешке натягивать одежду. Кроуфорд решил, что он испугался, и начал успокаивать в своей манере, сообщая факты: что времени без пяти семь, что раньше девяти не проснется никто, что звукоизоляция прекрасная, и двери заперты… Он был по-другому устроен и не мог понять: произошло невозможное. Требовалось хотя бы еще какое-то время хранить иллюзии. Ран Фуджимия ни с кем не делил постель.

Как такое вообще могло случиться?

"Я знал, что пожалею, - подумал Айя. - Я мог отказаться. И пожалел бы. И согласился бы позже. Вчера. Завтра…"

- Вот и наши подтягиваются, - оптимистично сказал Йоджи, радуясь тому, что с кем-то, наконец, и впрямь можно будет переброситься словом.

Ввалился сияющий, как медный таз, Хидака, и вместе с ним пришел день. Кен, в отличие от всего остального, был правильный, земной и простецкий. Как в старые времена, когда его больше занимали мысли о своих маленьких приятелях и матчах чемпионата мира, чем о том, что миссий мало и адреналина не хватает… Йоджи подумал, что шульдихова светомузыка накрыла и Кена тоже. Ему тоже не снились кошмары, у него до сих пор хорошо на душе. От Шульдиха, при умелом употреблении, может быть много пользы и удовольствия.

Плейбою определенно хотелось бы знать, сумел ли он посрамить Кроуфорда на полях постельных битв. Это было принципиально.

- Ну что, - бодро спросил Кен, - уже все съели?

- Там возьми…

Так порой бывало в "Конеко". Давно. Мэнкс настропалила их как можно серьезнее относиться к легенде прикрытия, и Вайсс с готовностью повелись. Самое острое наслаждение - это избавление от боли. Сознание того, что у тебя все в порядке, имеет тот же эффект. Поверить, что ты на самом деле продаешь цветы и этим зарабатываешь на жизнь, что главные твои проблемы - аукционы на цветочной бирже и настырные безденежные школьницы… С особенной страстью верил Оми, который и не помнил иного, так что кроме этой иллюзии ему оставались только убийства и пустота.

Айя не верил. Но остальным не мешал.

Теперешнее ощущение смахивало на то. Если бы не дорогая мебель и не сад за окном - и вовсе точно старая пора вернулась… но это, конечно, был не "Котенок в доме".

В дверях, опершись плечом о косяк, стоял шварцевский Берсерк. Желтый глаз нехорошо искрился.

- Кудо, - проговорил он глухо.

- Ну я, - буркнул Йоджи.

Заподозрив неладное, вышел вперед.

Позади, собранные и напряженные, молчали двое Вайсс.

Ирландец сгреб Балинеза в охапку и смачно поцеловал в губы.

- Спасибо, - ласково промурлыкал он; в исполнении Фарфарелло это звучало как простуженное волчье ворчание. - Вчера было классно.

Плейбой уронил челюсть, и в разинутый рот его поцеловали еще раз. После чего довольный произведенным эффектом Фарфарелло с чувством выполненного долга удалился, замогильно хихикая.

Отпущенный, Йоджи сел.

Йоджи сел на колени к Айе, который, наблюдая разворачивающуюся сцену, не вовремя повернулся боком к столу.

- Хм, - сказал Айя.

Количество смыслов, вложенных в это замечание, исчислению не поддавалось. Здесь были и "ты еще больший экстремал, чем я думал, Кудо", и "заварил кашу - расхлебывай", и "смотри, куда садишься", и даже "shi-ne" в том смысле, что если Кудо немедленно не поднимет свою задницу…

Тот вскочил как ошпаренный.

- Йоджи! - восторженно сказал Кен; на лице у него выразилось, что он не находит слов.

- Чего?.. - выдохнул названный, сглатывая.

- Йо-оджи-ку-ун, - протянул Хидака и многозначительно ткнул его пальцем в живот.

- Чего?

- Йо-чан! - улыбкой Сибирского можно было освещать комнату.

- Убью! - простонал собрат по команде и спасся бегством, провожаемый холодным взглядом фиолетовых глаз.

* * *

Шульдих полулежал, уставившись в телевизор. Картинки менялись, шла сплошная реклама, канал принадлежал неясно какой стране. В наушниках непонятно лопотали певучие голоса, отгораживая от всех внешних звуков.

"Он думает о Брэдли. Брэдли думает о нем. Какая-то сраная мелодрама".

Вчерашнее веселье отвлекло ненадолго. Шульдих, честно выполняя данное Брэду обещание, уложил озабоченного Кудо на не менее озабоченного психа без всякого телепатического вмешательства, естественным путем, - и вместо того, чтобы развлечься, протрезвел с тоски. Балинез мог забыть, как маму зовут, но марку плейбоя держал в любом состоянии. Шульдих царственно развалился в кресле, вполглаза наблюдая спектакль, Хидака дрых, примостившись на ковре у его ног, а парочка, черт возьми, целовалась. Фарфи лепетал что-то по-своему. И сосредотачиваться не надо было, улавливая, до чего он изумлен: никому еще не приходило в голову быть с ним нежным.

Фонтан чувств японского придурка, осознавшего, какому явлению природы он вставил, восхищал, но немцу эта забава уже прискучила. Единожды впустив в себя эмоции занимающихся сексом, он не мог отделаться от собственных нежеланных мыслей. О том, как наверху спят - каждый в своей постели, одинаково бестревожные, с прямыми спинами и плотно сомкнутыми губами, и даже не считают нужным сниться друг другу.

"Эмоциональный комфорт", - злобно вспомнил Шульдих. Брэдли не врал, не утаивал ничего, он даже открылся телепату, прохладно изумляясь, с чего тот настолько взвинчен. Всего лишь эмоциональный комфорт. Никаких любовей. Как вообще Шульдиху могла прийти в голову такая глупость?..

Ну да, не любовь. Иначе пришлось бы заподозрить, что какая-то вошь нашла свою точку опоры и поставила мироздание раком. Влюбленный Кроуфорд - нечто теоретически возможное, но невообразимое. Как двадцать восьмое измерение какое-нибудь. Но то, что чертов американец называл комфортом, в действительности являлось до изумления сложным комплексом переживаний, в котором Шульдих с налету даже разобраться не смог. Это у Брэдли-то, с его урезанной эмоциональной гаммой, с укороченными цепочками мотиваций, с доминантой логики… Наивно, конечно, было думать, что "комфорт" - то же самое, что "покой", и достаточно не шуметь и не доставать Кроуфорда, чтобы тот сделался доволен и счастлив. Но телепат и не предполагал, что каменный пророк способен на подобные чувства. Не было их. Они ему не требовались. Он их не умел.

"Почему не со мной?!" Вот это было ужасно. Если ты умеешь испытывать что-то, скотина очкастая, то почему не ко мне? Я рядом, я твой, я вообще успел раньше! Нечестно!

Примерно это он вчера и пытался сказать. Брэдли занимался любимым делом - переводил бумагу, только не на распечатки для ловли видений, а на схемы для удобства логических выкладок. Соответственно, не принтер и формат А4, а цветные маркеры и А3. Кроуфорд был ужасающе методичен. Переводил только качественную бумагу. Шульдих долго пялился через его плечо на овалы и стрелочки, даже вопросы задавал, особенно по части роли Фуджимии в этих самых стрелочках и сердечках, пока у пророка не кончилось терпение, и Шульдиха не спросили прямо, что с ним творится.

"Ты не понимаешь, что со мной?!. Дерьмо, я ревную!"

Брэдли не сразу ответил. Нахмурился.

"С какой стати?"

Он действительно не понимал.

"Наши отношения…", - почти растерянно начал Шульдих и остановился.

"Это было взаимовыгодное сотрудничество, - проговорил Брэдли, возвращаясь к схемам. - И ты первый определил наши отношения именно так. Меня не волнуют твои развлечения. Почему тебя волнуют мои? Кроме того, насколько я помню, в отношении Фуджимии ты был только за".

"Я и сейчас за, - почти огрызнулся Шульдих, упрятывая поглубже обиженный вопль о том, что Брэдли никогда ничего относящееся к нему не волновало, - потому что это было не так. - Давай устроим дискотеку втроем, отжарим котенка в обе дырки. Ему понравится, я обеспечу".

И тогда случилось такое, что телепат, как ни был зол и взвинчен, все же залюбовался приоткрывшейся на миг картиной. Внешне Кроуфорд неодобрительно повел бровью и этим ограничился, но то, что творилось у него внутри… "Мое! Никому!" - взревел белый волк инстинкта, в то время как ледяная дева Рациональность задернула шторы и возразила: "Шульдих, я уже говорил, что Вайсс должны думать без твоей помощи. От этого зависит успех операции. Они не игрушки, - но повадки у этой девы, с которой Брэдли обвенчали в младенчестве, были волчьи. - …и нужны нам не затем, чтобы расслабляться после работы. Кстати о работе…"

"А я?, - перебил его немец, - я что, игрушка? Поиграл - надоело?!"

"Мы с тобой оба не игрушки, в том числе друг для друга, - проговорил Кроуфорд, превращаясь в олицетворение занудства. - И позволь напомнить, что мы прежде всего команда. Надеюсь, ты не собираешься бросить Шварц?" И, в ответ на ошалелое фырканье Шульдиха, сообщил, - "Как только все это закончится, мы уедем из Японии".

"И не вернемся?" - немец не поверил своему счастью.

"Только по особому приглашению", - сказал Кроуфорд. Уверенности в его словах было больше, чем иронии, и это Шульдиху не понравилось.

Телепат вздохнул. Уселся на подлокотник кресла, положил ладонь американца себе на бедро и предложил, к обоюдному удовольствию, в рамках обновления внутрикомандных связей, расслабиться немного.

"Я занят", - отрезал Брэдли, дав понять, что начинает раздражаться.

"Фуджимией?"

"Нет. Мацумото. Фуджимия не создает мне проблем. Понимаешь, о чем я?"

"Брэдли, ну какой, объясни мне, какой от этой железки может тебе быть эмоциональный комфорт?", - обиженно спросил немец, и пожалел об этом, потому что этим он Кроуфорда насмешил.

"Он ни разу не назвал меня "Брэдли", - заметил тот, лукаво сощурившись.

"Потому что драный япошка не выговаривает "л"!

"Когда у меня болит голова, он молчит".

"Потому что он всегда молчит!"

"Вот именно!" - сказал жестокий пророк и назидательно поднял палец.

Потом Шульдих подумал, что и сам хорош, как на лугу ромашка. Столько лет провести рядом, знать Кроуфорда как облупленного снаружи и изнутри… Брэдли не умеет сочувствовать. Он умеет только понимать. Если ему объяснить, он поймет. Может, даже сделает что-нибудь.

Объяснить? Что? "Между вами есть что-то, к чему я не имею отношения, и мне туда нельзя, а раньше так не было, я вообще думал, что у тебя ни с кем так не может быть, и поэтому мне больно, раньше было плевать, если у тебя все равно ни с кем, а теперь больно, потому что я хочу, чтобы у тебя так было со мной".

Это еще себе самому объяснить надо…

* * *

Намико тихонько вздохнула, опустив занывшие руки. Она сегодня опоздала, на целую четверть часа опоздала, было очень стыдно, хотя мальчики и словом ее не упрекнули. Наверное, подумали, что застряла где-нибудь в пробке. Намико прихворнула немного, и двигалась точно вареная. Еле встала с утра, и завтрак сожгла на плите, потому что задремала за столом. Плохо одной жить. Так-то вот не проснешься однажды утром - и будешь лежать, пока на работе не хватятся. Или пока ребята не придут снова навестить… От давным-давно оставившего ее мужа у Намико был сын. Теперь не было. Несчастный случай на производстве. С химического завода, куда недавно себе на беду устроился работать Хиро, пришли его сослуживцы, приятели. Хорошие ребята. Они утешили Намико и дали ей несколько книг в красивых обложках с птичками. Сказали, что если почитать, все пройдет, и заботы забудутся.

Читать у Намико не было ни сил, ни охоты. Тогда ребята попросили разрешения приходить и помогать ей по дому, и она с радостью согласилась. Чужое жилье прибирала, а на свою квартирку часто запала-то и не оставалось… Голова у Намико была точно в тумане. Руки сами собой выполняли привычную работу, но соображала она плохо: то останавливалась и стояла столбом, уставившись на какой-нибудь завиток или грань, то заново протирала уже чистую поверхность, или, закончив с чем-то, не могла уразуметь, за что приниматься следом. Повезло же, что парням нет до нее никакого дела! В другом доме строгая хозяйка могла бы выговорить ей, а то и жалобу написать в фирму, - ох и стыд…

Совенка было не видать. Школьные занятия еще не начались, может, гулять отправился или в гости. Да и тихо как-то очень, похоже, разъехались все, кроме этих двоих. Симпатичные мальчики, оба рыжие, смешные такие - гайджин суматошный, заводной, даже сейчас, когда жует чего-то, развалившись на диване перед телевизором, с "улитками" в ушах, все равно точно пружинка внутри. Искры слетают. Вот вскочит, вот шуму наведет…

Телевизор купили все-таки новый. Еще больше прежнего.

…а второй - японец, совсем молоденький и красивый, как сказка. Только если б повеселее был… Хиро, он тоже умел каменное лицо строить, точно воин из кино про старые времена. Да от матери ведь не скроешь ничего. Не рассказывал, даже полнамека не хотел дать, чтоб догадалась. Не клеилось у него что-то. Только под конец вроде веселеть стал, а потом и работу нашел, последнюю.

Намико замерла снова. Суставы болели, спину ломило. Почему так, она ведь и не устала толком… не спала ночь, так что ж с того? Старость, видно… одинокая старость.

Потом Намико спохватилась и перепугалась.

В прошлый раз она совершенно случайно и без всякого дурного умысла прихватила с собой одну вещь. Отсюда. И теперь ей надо вернуть эту вещь. Положить туда, откуда взяла. Ох, как же хорошо, что не вспомнили, не стали разыскивать, а то бы ужас представить, что бы вышло, вещь-то дорогая… То ли спутала Намико, то ли совсем ума решилась…

В холле с полки смахнула. Надо пойти и положить туда же.

* * *

Айя проводил взглядом удаляющуюся женщину. Ее походка выдавала сильную усталость, но статная, немного оплывшая фигура была полна скромного достоинства. Несомненно, женщина заслуживала доверия. Когда-то. Секунду назад она медленно обернулась на звук шагов, Абиссинец встретился с ней глазами, и понял, что этого взгляда он не сможет забыть никогда.

Непроницаемый, бессмысленный бархат, провалы во тьму другой души.

Ретранслятор.

Чтобы понять, чем вызвано появление в этом доме орудия Мацумото, не требовалось много времени. Нужно было что-то делать. Немедленно. И не вызывая лишних подозрений.

Взгляд Фуджимии упал на взлохмаченную рыжую голову над спинкой дивана. Шульдих прикончил упаковку засахаренных сухофруктов и облизывал пальцы, испачканные сладкой пудрой. Непристойная естественность простительна для гайджина, но вопиющая беспечность - кто, как не он, должен следить за мыслями посторонних и заметить появление ретранслятора?..

"Как прошла брачная ночь? - вклинился в его мысли тягучий голос; телепат не оборачивался, но, выходит, его появление заметил. - В каких позах тебя драли, Вайсс? Хочу все знать в подробностях".

Айя хмыкнул. Мысленно. В интонациях Шульдиха угадывалось что-то беспомощно-жалобное.

- Проверь ее, - сказал он, позаботившись о полном отсутствии в голосе всякого выражения.

- Чего? - буркнул немец.

- Кто эта женщина?

- Прислуга приходящая, - ответил Шульдих раздраженно и слишком громко. - А я говорил, говорил, что надо было ее рассчитать и вас запрячь прибираться. Хоть какая-то польза. - "И на тебя в кружевном фартучке я бы посмотрел. И чтоб кроме фартучка - ничего".

- Вынь наушники, - ровно сказал Айя. - Ты орешь.

"Если я что-то выну, то потом непременно что-то вставлю. Кому-то. По закону сохранения энергии. Так что давай заранее обсудим то, что тебе нравится в постели. Скоро нас там будет трое".

- У меня подозрение, что она - ретранслятор, - негромко, скучающим голосом сообщил Абиссинец. - Проверь ее.

Шульдих вытащил наушники и обернулся. Он был небрит, под глазами залегли тени, и складки у рта говорили отнюдь не о беспечности.

- Ты очень неубедительно изображаешь Брэдли, Фуджимия, - процедил он.

- Проверь ее.

"Майн готт! Секс с двумя занудами сразу - это жуткое извращение", - злобно брякнул немец, невольно задавшись вопросом, - а как, собственно, Брэдли имеет это? Разогревая в микроволновке?..

Айя смотрел молча, с холодным ожиданием. В отличие от Брэдли, эмоциональный фон у него наличествовал, но такой, что лучше его было не сканировать вовсе… Отвратительное ощущение: точно Кроуфорд стоял у Фуджимии за плечом и неодобрительно смотрел на телепата поверх очков.

Шульдих перелез через спинку дивана и встал напротив Абиссинца, состроив пакостную ухмылочку. "Если б Брэдли не был таким занудой и соглашался делиться, ты бы уже стоял на коленях и сосал мне член, - сообщил он. - Задницу твою не хочу, очень уж тощая. Ты делал Брэдли минет? А он тебе? Мой личный Кроуфорд, знаешь ли, специально обучен удовлетворять сексуальные потребности рыжих. Зуб даю, это был лучший секс в твоей жизни".

- Давай.

- Чего?

- Зуб, - бесстрастно пояснил Айя. - Был - лучший.

- И чувство юмора тоже изображаешь хреново, - сказал Шульдих, приближаясь к отчаянию; хуже всего, что Фуджимия это понимал. - "Что уставился, кукла косоглазая? Чего ты о себе думаешь?"

Айя чуть наклонил голову и удостоил немца, наконец, мысленного ответа.

"Твой личный Кроуфорд хорошо обучен. Я доволен им. Благодарю".

Шульдих заморгал.

Стащил бандану и расчесал волосы пятерней. Это было слишком. Это было определенно чересчур. Он человек тонкой душевной организации, с ним нельзя так обращаться. Он может впасть в депрессию. Уйти в себя. Уйти в леса…

- Проверь работницу, - как ни в чем не бывало сказал Фуджимия. Кажется, он мог повторить это еще раз двадцать, не меняя выражения.

Шульдих обреченно закатил глаза и поплелся на кухню за Намико.

* * *

"Ну и чего с ней делать?" - неуверенность мысли несколько смягчила мрачного собеседника, и тот снизошел:

"Ничего".

"Так она же уйдет".

"Пусть".

Абиссинец определил неточно: женщина не была ретранслятором, принадлежа к числу неполных аватар. У нее еще оставалась собственная воля и возможность вернуться в нормальное состояние. Шульдих внезапно переменил настроение и стал не то чтобы дружелюбен, но покладист: внятно и доступно объяснил, что представляет собой сознание аватары, какие в наличии факты и какие предположения можно сделать. "Черная дыра", прямой канал связи с хозяином, использовал силы организма женщины, из-за чего та чувствовала себя больной и заторможенной. Слабая, с несложной личностью, работница тяжело переносила вторжение. Помимо "поводка", у нее была только одна программа: она что-то машинально взяла с собой из этого дома, и теперь должна как можно незаметней вернуть.

"Жучок", - предположил Шульдих.

Айя не ответил.

Намико увидела их. Поклонилась. Прошла мимо.

"Ну скажи что-нибудь, чертова железяка! - телепатически взвыл немец. - Играй до конца, если взялся. Брэдли всегда все объясняет".

"Что она должна здесь оставить?"

"Не запечатлено".

"Где?"

"В программе, идиот".

"Где она должна оставить это?"

Шульдих примолк. Посмотрел вслед работнице, уже скрывшейся из виду. Прошел вперед, в арку, отделяющую полупустой зал от холла-гостиной.

Под декоративным панно, - гипсовый рельеф с эффектом патинированного металла, абстрактный узор из линий и листьев, - на узкой полке скромно, но с большим достоинством лежала восхитительная, волшебная, помрачающая рассудок, безумно дорогая вещь.

Писк моды.

Чудо человеческих рук.

Трубка Nokia Vertu, выполненная в золоте.

- А-ах!.. - сказал Шульдих. Глаза его затуманились, нежная улыбка осветила лицо. - Надо же. Щедро…

Он уже протянул руку, когда жесткие пальцы перехватили его запястье.

- Зануда, - безнадежно сказал немец, не отрывая глаз от чарующего подарка.

- Это бомба, - сказал Айя.

- С чего ты взял?

- Это не жучок.

- Золотых бомб не бывает, - проворчал Шульдих. - Какая еще бомба за тридцать тысяч долларов?

- С часовым механизмом. Или рассчитанная на звонок. Не трогай ее.

Шульдих вздохнул. Но попыток сцапать мобильник больше не предпринимал.

- Ну с чего ты взял? - уныло переспросил он.

- Высока вероятность. Мацумото не нужно подбрасывать телефон. Он знает номера Кроуфорда. Жучки выглядят иначе.

- И что делать?

Абиссинец подумал.

- Вайсс бы покинули помещение и вызвали специалистов. Что делают Шварц?

- Зовут меня, - ответил Наги. Он стоял в декоративной арке, а за перегородкой из обточенных, светлого дерева, реек маячила кепка неразлучного Оми. Айя оценил собственную странную мысль и остался неприятно удивлен. Когда мальчики успели стать "неразлучными"? До такой степени, что даже он принял это, не замечая… Наги сморгнул, зрачки расширились, ровные ноздри дрогнули: золотой мобильник плавно проплыл в воздухе и лег телекинетику в ладонь. Шульдих проводил его голодным взглядом. Наги закрыл глаза, поморщившись.

- Несильный заряд, - сказал он. - При первом звонке. Голову оторвет…

- И для кого это такой подарочек? - тоскливо спросил немец. - Для Брэдли?

- Нет, - сухо ответил Айя. - Он бы угадал. Это для кого-то, любящего дорогие игрушки.

- Чтоб я сдох!..

- Думаю, да, - невозмутимо заметил Абиссинец, и, уже обращаясь к мальчикам, - обезвредьте.

Оба кивнули одновременно.

Шульдих нахмурился, пытаясь сориентироваться в изменившемся мире.

- Наги! - осторожно воззвал он к благоразумию младшего, - ты что, решил перейти в подчинение к Вайсс?

- То есть?

- Он приказывает - ты выполняешь.

- Он ничего не приказывал, - пожал плечами телекинетик, - он просто сказал. И потом, заряд ведь действительно нужно обезвредить.

- Шульдих, - сказал Айя. - Это твой телефон.

После чего направился к лестнице на второй этаж, потеряв всякий интерес к происходящему.

- Когда он начнет носить очки и галстук, - пробурчал Шульдих, - позовите меня, я посмеюсь. - "Мечтай, куколка, мечтай. Думаешь, я тебе теперь обязан? Или Кроуфорд тебе обязан? Ну-ну. Брэдли поваляет тебя и выбросит, как использованный кондом".

Айя обернулся и посмотрел на него приценивающимся взглядом, явно перенятым у Кроуфорда. Телепат немедленно полез в его мысли и горько об этом пожалел.

Фуджимия, чувствуя себя не то хирургом, не то ваятелем, представлял, как будет выглядеть Шульдих, художественно разрубленный от плеча до пояса. Так, наискосок, слева направо, располовинив ключицу, по касательной пластая сердце, надсечь позвоночный столб под острым углом, точно твердую колбасу…

Шульдих открыл рот.

Картинка была очень внятная, красочная и многообещающая. Но не в картинке суть, еще и похлеще навидаешься, когда в доме два маньяка… Настроение, с каким проклятый япошка воображал себе развитие событий. Он даже не злился, потому что не находил рыжего гайджина достойным злости.

Он созерцал преходящее.

- Вот тварь, - с некоторым уважением пробормотал немец и беспомощно добавил, - самурай драный…

После чего подумал, что делиться этим Кроуфорд не стал бы из чистого человеколюбия. Если б оно у него было.

* * *

Оми открыл глаза и понял, что его угораздило уснуть не в своей комнате. То есть не в той комнате, что была отведена ему на вилле Черных. Судя по развитию событий, "его" спальня будет оставаться недолго. Вчера ночью он летел на гребне информационной волны, на пике актуальности, как на доске для серфинга, и требовался лишь минимум логики, чтобы предсказать дальнейшее. Предсказания - это вообще вопрос наличия информации, по большей части. Просто обычным людям нужна гора, чтобы родить мышь. А пророк действует экономней и эффективней…

Все случалось до ужаса быстро. Может, так казалось из-за того, что они с Наги были в курсе всех деталей и ответвлений плана. Чуть ли не каждая вторая новость в сетевых лентах и телевыпусках имела отношение к операции. Посторонний человек, конечно, об этом бы не догадался.

Особенно занятно было наблюдать за "желтыми" изданиями. О некоторых мелочах сообщали только они, в искаженном виде, и то лишь потому, что находили пикантными. "Сумасшедший водопроводчик" - озаглавили статью о начальнике очистной станции, госпитализированном с галлюцинаторным бредом. Ему казалось, что он бледная спирохета. У Шульдиха было довольно жестокое чувство юмора, а у начальника станции - колбы с бактериальным бульоном в подсобке…

Цукиено поднял голову с дивана и потер щеку, на которой отпечатался рельефный узор покрывала. Колючий плед соскользнул на пол. Спина у Оми затекла, поясница болела: диван был узкий и короткий, не предназначенный для сна - рядом стояла кровать.

Невыключенный компьютер тихо гудел вентилятором.

Наги спал, поджав колени и натянув одеяло на голову; высовывался только нос. Так спят детдомовцы. Дети, которых бьют. Он быстро почувствовал взгляд и проснулся, но Оми продолжал смотреть, задумчиво и серьезно.

- Ты чего? - потягиваясь, спросил Наги.

- А я думал, как тебя будить.

- То есть?

- Ну, если тебя за плечо потрогать, - вдруг ты меня об стену… того?

Телекинетик засмеялся.

- В случае чего - буди, не бойся.

Пока они умывались и завтракали, Мамору размышлял. Два дня назад, возвращаясь с миссии, он сделал неверный вывод. Ошибочно было думать, что Кроуфорд медлит с последним этапом операции только из-за трений внутри восьмерки. Американец ждал того, что случилось десять часов назад. Решения экспертной комиссии.

Это было нечто. Мамору преклонялся. Для Мацумото эта война выглядела исполинской PR-акцией в его пользу. Трудно было бы найти решение красивей. Выигрывающий один за другим судебные процессы, поддерживаемый значительной частью СМИ, осторожный и подозрительный Учитель уверился в своих силах. Щупальца монстра обрубали одно за другим, но он все не мог почувствовать опасности, опьяненный хвалебными песнопениями. Мамору не знал, был ли это собственный аппарат пропаганды Мацумото, сработавший против него, или Кроуфорд потянул за еще какие-то свои нити…

Эксперты оставались беспристрастны.

Комиссия признала Институт Истины тоталитарной сектой.

Но поводом для ареста должны все же были стать экономические преступления.

Мамору подозревал впереди чудную формулировку "убит при попытке к бегству", возможно, с подброшенным пистолетом: это прекрасно объяснит смерть Учителя в глазах дружественных к нему журналистов. Пусть их покричат потом, это уже не будет иметь значения. А может быть, консультант изобретет другое, более логичное и красивое, объяснение. Одно удовольствие работать с действительно компетентным человеком.

- А Шульдих до сих пор злой ходит, - между делом обронил Наги, дожевывая шоколадку. Засмеялся. - И ругается на вас.

- Чего это он? - удивился Оми, пристроив подбородок на руки. - Кен говорил, они там настоящую вечеринку закатили позавчера, когда мы спать пошли. И вчера Айя телефон…

- Вот из-за телефона и злится, - веселился Наги. - Шульдих давно хотел такой. Но только чтоб Брэд ему подарил. А получилось все неправильно.

- А почему - подарил? - без всякой задней мысли спросил Оми и был очень удивлен, когда Наги насупился и замялся.

- Ну они… - младший Шварц уставился в сторону и порозовел, - понимаешь… в общем… они вместе. То есть в том смысле, что… вдвоем.

- Ой, - сказал Оми.

- Нормально, - сказал Наги с преувеличенной небрежностью.

Оми вспомнил жест, которым немец оглаживал плечо пророка. Его можно было списать на общую развязность и ядовитую иронию телепата, он так и сделал тогда. Значит, списывать не следовало. Когда Йоджи достает Айю, это тоже можно списать на самоубийственный балинезовский юмор…

- Нормально, - сказал Цукиено еще более небрежно.

- А что, - вдруг снова засмущавшись, спросил Наги, - ваш… ну, Йоджи, он…

- Бисексуал, - кивнул Оми с олимпийским спокойствием, чувствуя себя Самым Современным, Толерантным и Все Видавшим Парнем На Свете. - Я боюсь, что однажды Айя его убьет. Он его достал. А почему ты спрашиваешь?

- Шульдих сказал, - ответил Наги и неожиданно фыркнул в кулак.

- Чего сказал?

- Он сказал, что у них с Фарфи роман.

Некоторое время Бомбеец искал под столом челюсть. Единственным словом, которое он смог выговорить, приставив ее на место, было ошалелое "Ого!"

- Но он, наверное, издевается, - поразмыслив, решил Наги.

- Врет!.. - уверенно определил Оми.

Они еще посмеялись, а потом пошли работать.

Новости не разочаровали.

Ученые и юристы Института с большим шумом опротестовывали решение комиссии. Их дело отнюдь не казалось безнадежным, потому что Мацумото позиционировал Светлое Учение не как религию или партию, а прежде всего как систему научных теорий, альтернативных общепринятым. Факты свидетельствовали об обратном, но информационное обеспечение было на высшем уровне. Пока шла борьба, управление по экономическим преступлениям без лишнего шума готовило обвинение в мошенничестве.

Преподобного Учителя должна была погубить вода.

Проще нельзя было и придумать. Лаборатория сделала анализ воды, которую продавали в маленьких бутылках с портретом Учителя на этикетке. Там же, на этикетке, сообщалось, что вода содержит особые частицы, "пульсионы", которые исходят из тела Учителя и улавливаются особыми щитами; необходимо строго соблюдать дозировку, иначе возможны осложнения, к примеру, так называемое "отравление благодатью", чреватое тяжелой депрессией…

- Фарфарелло рассказать… - усмехнувшись углом губ, пробормотал Наги и прокрутил страницу дальше.

…принимаемый строго по часам и в указанной дозировке эликсир способствует духовному росту, совершенствованию личности и развитию скрытых способностей человека.

Анализ показал, что вода не содержит никаких примесей, кроме допустимых для обычной водопроводной воды.

- Они потребуют проверки на своих аппаратах и найдут там эти пульсионы, - сказал Оми.

- Но придется же выдать для проверки и аппараты тоже. А их нет. Кстати, эта вода действительно заряжена. Вот только как, чем, и зачем…

После чего Наги рассказал.

Оми долго сидел, взявшись за голову. Мамору думал, как неплохо было бы иметь такие технологии в собственном распоряжении.

По поводу решения комиссии Учителя просили дать еще одно интервью. Прежде Мацумото несколько раз делал это, и после каждой телепередачи его рейтинг взлетал на несколько пунктов. Немолодой, с длинными вьющимися волосами и пышной бородой, со взглядом доброго бога, он всегда отвечал неторопливо и обстоятельно, игнорируя заявленное время интервью; никакой каверзный вопрос не мог его смутить, а пару раз, в ответ на откровенную грубость, он так ехидно и метко высмеивал журналистов, что восхищал даже их самих.

Сейчас же пресс-секретарь утверждал, что Учитель уже неделю не выходит из медитации. Мирская суета, в которую он оказался вовлечен слишком плотно, удручила его. Он хочет освободить людей от страданий суетности и подарить им мир. Слабые ученики мучаются сомнениями, наслушавшись отвратительных обвинений в его адрес, и его сердце разрывается от боли. Он не покидает Купольный зал.

- С чего это он так?

Наги пожал плечами.

- Если пресс-центр и юристы наделают ошибок, он всегда может выйти из медитации и раскрыть истину. Интересно, что будет, когда за ним явится полиция…

- Сбежит?

- И обвалит свой рейтинг до плинтуса? Он сейчас мог бы выборы выиграть. Реально и честно. Это его и держит. Он и без химического оружия чувствует себя в безопасности.

Цукиено посмотрел на угол экрана: там, уменьшенная до размеров ладони, без звука крутилась запись одной из проповедей. Крот действительно обладал харизмой, достаточной для духовного лидера. Лучистые черные глаза умели внушать ужас и завораживать. С подобной энергией и обаянием даже обычный человек мог добиться многого, а паранорм…

Оми еще раз попытался спросить у Наги, что случилось в Джелеме. Видя, каким стало лицо телекинетика, он в первый момент подумал, что хуже ошибки совершить не мог, и вся их недолгая дружба улетучилась раз и навсегда. Но Наоэ вздохнул, отвел взгляд, подумал. Прежнее выражение самоуглубленного спокойствия вернулось в его черты, и он сказал: "Пакистан. Там жарко".

Больше ничего. Оми был счастлив, что этим обошлось.

Камера отдалилась.

Младший Вайсс вдруг хихикнул, и Наги непонимающе глянул в его сторону.

- Он живет в этом своем зале, - сказал Оми. - А сортир у него тоже там?

Наги хмыкнул.

- Прямо под престолом горшок, - съязвил он; за маской равнодушия на миг мелькнула страстная ненависть.

- А если серьезно? Что, живой бог выходит по коридору до сортира отлить? Или там в зале потайная дверь?

Наги открыл рот.

- Чего?

- Цукиено, ты гений, - сказал телекинетик, и кнопки на клавиатуре перед ним защелкали сами собой с реактивной скоростью. - Почему мне это раньше в голову не пришло?!

- Что? - изумился Оми. - Сортир?

- Двери! Мы же как прикидывали? - настоящий зал находится под землей.

- Ну.

- Бункер! Это бункер. С защитой от всего. Возможно, с полным жизнеобеспечением. И оттуда должен быть не один выход.

Они мигом отыскали записи, сделанные в Купольном зале. Фокус камер нигде не позволял в подробностях разглядеть стены, но одно то, что те были отделаны довольно широкими вертикальными панелями, каждая из которых походила на дверь…

Победное торжество несколько поутихло.

- Там-то дверь точно есть, - сказал Оми. - Но вот куда идет ход…

- Будем искать, - твердо сказал Наги. - Найдем.

Оми кивнул.

Приближение. Глубина. Резкость. Контраст. Еще несколько программ, которые Бомбеец про себя решил свистнуть у Наоэ и в дальнейшем активно употреблять: очень наглядные и красивые выходили планы помещений, да плюс автоматически генерировались предполагаемые смежные комнаты… Одна получилась из обычного редактора-трехмерки, дополненного приложением, написанным самим Наги, вторую сделали по заказу.

- Хочешь, я тебе перепишу? - вдруг спросил Наги, разглядывая собственные сплетенные пальцы.

Оми стало стыдно.

- Спасибо. - И, повинуясь внезапному побуждению, он спросил, - а что ты?..

- Чего - я?

- Грустный какой-то.

- Я всегда такой.

- Да ну, - Оми широко улыбнулся. - Я уже привык к тому, какой ты всегда.

Губ Наги коснулась тень ответной улыбки. Глаз он не поднял.

- Я подумал, что осталось дня два-три, и все.

Цукиено не стал переспрашивать: понял, о чем речь. Вздохнул. За время работы в Белой четверке ему не раз приходилось придумывать что-то утешительное и стимулирующее. Впору в досье добавлять: "хобби - любительская психотерапия на дружеских началах"…

- Но хорошо ведь, что так получилось. Ты представь, что б вышло, если б мы грызлись.

- Я думаю, Кроуфорд знал, что мы не будем грызться, - сказал Наги, подтвердив давние предположения Мамору. - Вообще мы все. А иначе не стал бы ничего затевать, - и, помедлив, добавил. - Даже ваш Фуджимия с ним помириться успел.

Оми подумал и не согласился.

- Айя просто молчит. По-моему, он злится. Смотрит нехорошо, не разговаривает ни с кем, кроме как по делу…

Наги фыркнул.

- Они с Брэдом по полдня разговаривают. Ты не замечал? Запрутся у Брэда в кабинете и подробности операции обсуждают. Шульдих ревнует.

- К подробностям операции?

Оба рассмеялись.

- Шульдиху же все равно скучно этим заниматься, - докончил Наги. - А ваш Абиссинец на Брэда похож, когда без катаны и спокойный. Шульдих уже так говорить и начал: "ну где там наши зануды?"

Они уже собрались работать дальше, но сам собой потек разговор. Сначала о программах, потом Наги спохватился, что так и не показал свою фрактальную графику, потом настало время торжественного обмена адресами, до дела дошло не раньше чем часа через три, и все равно беседа вышла сумбурной и торопливой. Они точно хотели впрок наесться перед долгим голодом. Цукиено уже знал, что после завершения операции Шварц покидают Японию, и возвращения в планах нет. Переписка, конечно, неплохая вещь, но почему-то хотелось не по переписке. А так, как сейчас.

И еще грустно было оттого, что их обоих старшие не поймут. Распрощались, точка, чего уж придумать лучше, чем никогда более не мешать друг другу.

Мельком Оми подумалось, что Айя с Кроуфордом действительно похожи. Только один ведет с судьбой неравную битву, а перед вторым мерзавка виляет хвостом, держа в зубах собственный поводок.

Мамору нашел, что это смешно.

* * *

Неделю назад у Шульдиха сдали нервы, и новый телевизор он купил на свои. Фарфарелло не хуже Кроуфорда предвидел, что так оно и будет, и жалел только, что не с кем побиться об заклад. Теперь ирландец с наслаждением погружался в канал MTV; исполнители через одного оскорбляли Бога просто из соображений приличия.

- Привет, цветик! - донеслось издалека, и Берсерк закатил единственный глаз.

- Какой я тебе цветик? - буркнул он, не отрываясь от телевизора: там кто-то страшно таращил глаза и прыгал козлом, изображая демонов Астарота и Бегемота в одном лице.

- Ромашка, конечно, - с некоторым даже удивлением сообщил Шульдих и развил мысль, - лепесточки белые…

- Не трогай мои волосы.

- …глазик желтый…

- Заткнись. Сейчас моя любимая песня начнется.

- Да ее же крутят каждые полчаса! - возмутился Шульдих. - Она меня уже достала, я не люблю рэп.

- Заткнись, - с достоинством ответствовал Фарфарелло. - Это моя песня.

- О, о, какая история… - ехидствовал телепат. - "Моя мама не любила меня, и мой папа не любил меня, и никто в целом свете не любит меня, потому что я злобный паршивец".

- А еще ты честный, - согласился Фарфарелло. - Поэтому молчи лучше.

- I ain't that mad though, I just don't like being lied to… - сетовал белобрысый парень в телевизоре, мрачно поглядывая исподлобья на окружающий мир.

- Ого! - обнаружил Шульдих, - а если этому типу выбить глаз, он станет вылитый ты.

- Если тебе выбить глаз, ты тоже станешь вылитый я, - не без угрозы пообещал Фарфарелло.

- Sometimes I even cut myself to see how much it bleeds. It's like adrenaline… - додумался выпалить белобрысый рэппер, и с Шульдиха слетела вся веселость.

Ударный кинжал в руке Фарфарелло выпустил острие. Ирландец, зачарованно глядя, как в телевизоре избивают женщину, облизал иглоподобное лезвие и с тошнотворным всхлипом втянул украсившую язык каплю крови. Шульдих прикинул, сколько раз он уже посмотрел гребаный суперхит, в котором гребаный псих кончал с собой, прихватывая в ад свою гребаную беременную бабу, и чуть не взвыл. Фарфарелло в ремиссии любил фильмы ужасов, но очень немногие из них могли вступить в резонанс с переломами его сознания так, чтобы спровоцировать обострение.

Вот тебе и ужасы. Вот тебе и плазменная панель.

"Декомпенсация", - промелькнуло в голове у Шульдиха, вкупе с чередой соответствующих картин - залитый кровью ковер, грязные бинты, бесконечные шприцы с транквилизаторами, в таком количестве, что можно решить, будто все четверо поголовно наркоманы или диабетики; перекошенное судорогой лицо, повязка сдернута, смотрит изуродованная пустая глазница… и бесконечный однообразный бред про Бога и траханых в жопу ангелов Его. Зато по части сбежать и напакостить маньяк изобретателен дьявольски. "Дерьмо. Дерьмо. Дерьмовый ящик, дерьмовое MTV, дерьмовый Эминем!" Мало того, что обидно, так еще и не вовремя…

- Шульдих, - совершенно спокойно окликнул ирландец, - пиво будешь?

Телепат даже вздрогнул от неожиданности. Увидев кровь, он с налету решил, что мозги у Фарфи уже вскипели, и сканировать его не стал: сканировать сумасшедших убийц - занятие неприятное.

Обострением и не пахло. Во всяком случае, до него было так же далеко, как обычно.

- Буду, - ответил Шульдих почти счастливо.

- В окно посмотри.

- Зачем?

- Несут нам пиво или нет?

- Кто?

- Кроуфорд! - выдал Фарфарелло и сам расхохотался.

- Ты Вайсс, что ли, за пивом отправил? - понял, наконец, телепат, и душевный покой окончательно вернулся к нему. - Это грамотно! Умничка Фарф.

- Так в прошлый раз мы покупали, - разочаровал его ирландец. - Теперь их очередь.

- А кто пошел?

- Фуджимия.

Шульдих скривился.

Брэдли опять встречался с кем-то, то ли с якудза, то ли с таинственными личностями из закрытого спортклуба, где Кроуфорд совершенствовал свою странную технику рукопашного боя и умопомрачительную мускулатуру. Личности были точно клонированы с него, такие же костюмно-галстучные, плечистые и железноглазые. Скуку вокруг себя они распространяли высококачественную, лицензированную, и находиться там было решительно невозможно. На деловые встречи пророк обыкновенно ездил один, либо, если дело предполагало применение силы или угрозу ею, со всеми Шварц. В этот раз уехал вдвоем с Фуджимией. Оба соответствовали дресс-коду на сто процентов. "Накаркал", - мрачно подумал немец и даже съязвить по этому поводу не смог.

Не то чтобы японец плохо выглядел в строгом костюме. Но разгадку тайны, как ЭТО все-таки можно хотеть, знал, похоже, один Кроуфорд.

- Когда над Шульдихом издеваются, Бог радуется, - уныло сообщил Шульдих. - Учти.

- Ладно, ладно, - примирительно сказал Фарфарелло. - Хидака и Йоджи.

- А ты мне даже спасибо не сказал, - многозначительно напомнил немец.

- Ты мне спасибо скажи, что по шее не получил, - прикрыв глаз, скрестил на груди руки ирландец, - за свои развлечения. А что парни они хорошие - это не твоя заслуга.

Двери открылись, впустив хороших парней. Тут же раздался звон, стук и дребезг стекла: пружина потянула дверь назад, та ударила по краю ящика, отлетела от пинка ноги и захлопнулась с размаху. Сибирский профессиональным движением послал ящик вниз и принял на колено, пока наблюдавшие этот экзерсис звучно втягивали воздух сквозь зубы. Ни одна бутылка не пострадала.

- Так нечестно, - жалобно сказал Шульдих.

- Что нечестно?

- Почему все веселятся?

- Эй, - сказал Йоджи, ухмыляясь, - по-моему, главный по веселью здесь ты.

Шульдих прошел мимо него и уселся рядом с ирландцем.

- Вот именно, - посетовал он. - Всем и без меня неплохо.

Фарфарелло потрепал его по волосам так, что бандана вместе с очками съехала Шульдиху на нос.

- Ну-ну, - ласково проворковал он, пока рыжий сражался с любимыми деталями имиджа.

С жестяным звоном скользнули по стеклянной столешнице крышки бутылок.

- Я вот чего давно хочу спросить, - ухмыляясь, сказал Кен. - Шульдих! Зачем тебе розовые очки? Ты же их не надеваешь.

- На черный день, - со значением ответил немец. - Когда совсем хреново станет, посмотрю в розовые очки и жизнь покажется лучше.

- Так посмотри.

- Точно, - обреченно согласился телепат и нацепил очки на нос.

- Помогло? - участливо поинтересовался Хидака.

Шульдих подумал.

- Ни хрена.

- Тогда выпей.