Разбуженный (Unstained)

.

Перевод: 

.

Редактура перевода: Lavender Prime

Разрешение автора на перевод и публикацию: получено.

Примечания автора: спасибо Chrissy, которая указала мне на фик с тентаклями по Смоллвилю, подавший идею для части рассказа об Ае и Ёдзи, и за то, что она отредактировала его, когда я закончила. Ты лучше всех.

 

Ая знает, что ему снится сон. Но от этого не легче.

Знает, что происходящее не реально, но ощущения его вполне реальны. Он знает, что должен проснуться, но не может.

Особняк Масафуми опять объят пламенем. Ая стоит прямо в сердце пожара. Снова. Но теперь он один. Ни Ёдзи, ни Кена, ни Оми. Нет даже Шрайнт. Только он, и где-то за стеной пламени – Масафуми Такатори.

Ая идет сквозь огонь, но он не обжигает его. Пламя только лижет кожу и кажется нежным и теплым, даже когда сжигает всю одежду, и он остается обнаженным, но и нагой продолжает сжимать катану в руках. Что-то скользкое и влажное обвивает его лодыжку.

Ая смотрит вниз и рубит, но на его месте тут же оказывается другое, и безумное лицо Масафуми склабится на него через клубы дыма. Щупальца обвивают его плечи, но, сколько бы он ни рубил, их место тут же занимают все новые и новые, и так продолжается, пока одному не удается обхватить его меч и вырвать оружие из рук. Масафуми просто играл с ним все это время. Мог взять его с самого начала. Как сейчас.

Скользкие, но не отвратительно слизистые, а теплые и сильные, они охватывают его талию, руки, ноги, вздергивают в воздух. Ему не на что опереться. Беспомощный, висит он в объятьях чудовища.

В лице Масафуми не осталось ничего человеческого, улыбка застыла в вечном оскале мертвого черепа. Он тоже обнажен, и его тело блестит от пота. Он молча наблюдает за Аей, и Ая чувствует вес его взгляда всей кожей, каждой клеткой ощущает, что он задумал.

Щупальца спиралями свиваются вокруг его тела, каждое действует с четкостью послушной марионетки. Они поднимают его руки, легкими прикосновениями пробегают по бокам. Ая бьется, но у него ничего не выходит. Он не может сдвинуться даже на дюйм. Они медленно разводят ему ноги, сгибают колени, выворачивают их в стороны.

Мгновенье ничего не происходит, и, обнаженный до предела, он просто висит в тишине, ожидая неизбежного насилия. Ощущая ласкающие порывы теплого воздуха всей кожей, от чего она становится чувствительной и уже сама горит, вспыхивает собственным пламенем, ожидая настоящего прикосновения.

У него встает задолго до первого влажного, скользкого движения по члену. У него эрекция, и Масафуми смеется над ним, обвивает его плоть щупальцем, сжимает, пока Ая, прерывисто дыша, не запрокидывает голову, стараясь сдержаться и не начать умолять о насилии над собой. Ведь происходящее должно оставаться насилием, пусть Ая сам отчаянно хочет этого, пусть даже сам он ни разу так и не говорит «нет».

Ая корчится в воздухе, толкаясь бедрами в пустоту, но, как бы он ни изгибался, не может получить ничего больше и ничего меньше. Бурлящая теплая масса охватывает его член и доводит до предела, но на самом краю сжимает у основания и останавливает смертельно сильным захватом.

Ноги Аи разводят еще шире, и что-то скользит по бедру вверх, под мошонку, касается входа в его тело и проталкивается внутрь. Тонкое и извивающееся, оно вползает в него, находит простату и трется об нее, двигается внутри него снова и снова, и Ая изгибается, дергаясь судорожно ему навстречу, но у него ничего не выходит.

Он закрывает глаза. Он так близко, что это убивает. Еще одно щупальце едва задевает его соски, потом сильнее и сильнее. Другое давит на губы, проталкивается между ними. Ая берет его в рот, чувствуя вкус крови и гари, приправленный порохом, и покорно сосет, а оно трахает его прямо в горло.

Щупальца Масафуми входят в его тело снова и снова, растягивая его. Широко раздвинутые ноги Аи начинают болеть. Он стонет, принимая вторгающееся в рот щупальце, потеряв разум только от ощущения его внутри, от осознания собственной беспомощности.

И тут все замирает.

Они все еще внутри, все еще растягивают его, но уже не двигаются. На члене Ая чувствует только давящий захват у самого основания. Щупальце выскальзывает из его рта и начинает вырисовывать влажные узоры на шее. Он судорожно глотает воздух.

Осклабленные в приклеенной улыбке уголки губ Масафуми приподнимаются, и Ая знает, чего он хочет.

– Пожалуйста, – произносит Ая.

Улыбка становится шире.

От единственного короткого толчка, которым Масафуми входит в него, Ая выгибается и запрокидывает голову. Электрические импульсы удовольствия бегут по всему телу. Уже почти, черт, почти.

– Пожалуйста, – хрипит Ая. – Пожалуйста, прекрати, хватит, дай мне кончить, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... – Его голос обрывается, и к члену снова прикасается что-то, быстро и грубо двигается по нему, и Масафуми трахает его в рот и в задницу и гогочет над ним, и Ая слышит его голос:

– Я победил.

 

* * *

 

После таких снов Ая всегда просыпается, запутавшись в простынях, весь в поту и уже сжимая рукой болезненно твердый член. Он кончает за несколько секунд, но гораздо больше времени ему нужно, чтобы успокоиться и побороть дрожь.

Он старается как можно быстрей смыть с себя следы кошмара. Знает, что должен сменить простыни, потому что не сможет уснуть, пока не перестелет постель, но он уже не хочет спать. Вместо этого Ая идет на кухню и заваривает чай.

Спускаясь по лестнице в подвал, он склоняется над чашкой, пар жжет ему глаза. До утра он лучше посидит на диване.

Но место уже занято Ёдзи. Он лежит, закинув ногу на спинку дивана и устроив голову на подлокотнике так, что смотрит прямо на Аю, но вверх тормашками, и машет ему рукой.

– Привет. – Слово тянется и дрожит, его сопровождает глупая ухмылка.

Ая разворачивается, решив вернуться в свою комнату. Ёджи пьян, и странно, что в таком состоянии он может двигаться настолько быстро, но он уже стоит рядом, забирает у Аи чай и тянет за собой на диван.

– Эй, не надо, не уходи из-за меня. Все в ажуре, да? Все хорошо. Давай. Сядь. Посиди со мной.

Ая сидит на краешке дивана и думает о четырех ночах за прошлые две недели, когда между ними разыгрывалась одна и та же сцена: пьяный, счастливый и разомлевший Ёдзи – и рядом он сам, с тяжелой после отравленных, разъедающих душу снов головой. Ая не понимает, почему каждый раз остается сидеть с ним.

Ёдзи внезапно ложится, опускает голову ему на колени, поворачивается на бок и вздыхает. Его щека оказывается очень близко к паху Аи, нос едва не касается живота. Фудзимия замирает.

– Ёдзи...

Ёдзи обнимает его за талию, ладони пробираются под рубашку, ложатся на спину.

– Ты теплый, – бормочет он, чуть сдвигается, и от этого движения член Аи вздрагивает. – Расскажи мне, что случилось, – просит Ёдзи.

– Ничего не случилось. Слезь с меня. – Но сам Ая не двигается, едва дыша. Он ужасно хочет, чтобы Ёдзи остался там, где лежит сейчас, теплый и настоящий, успокаивающий бальзам его взбудораженным мыслям.

– М-м-м... Что-то случилось. Ты же знаешь, мне можно рассказать. Я ведь все равно завтра ничего не вспомню.

Либо Ёдзи говорит правду, либо он очень хороший актер. Но, как бы там ни было, он еще ни разу не упомянул о тех ночах, когда вот так же лежал у Аи на коленях. Может быть, в этом и нет ничего удивительного, ведь Ёдзи пьет, чтобы забыть. По крайней мере, так думает Ая. Он никогда не интересовался, никогда у него не спрашивал.

Фудзимия гадает, какой будет правда на вкус. Он сомневается, что сможет рассказать. От одной мысли об этих словах Ая давится, желчь обжигает ему горло. Его мутит, и он возбужден.

– Не может быть, чтобы все было так плохо. – Ёдзи похлопывает его по спине, пальцы осторожно скользят по коже. – Станет легче, если поговорить. Расскажи мне.

– Не станет.

– Станет.

– Идиот. Ты же даже не знаешь о чем речь.

– Так скажи мне.

Ая замирает, кружка чая касается его нижней губы, он приоткрывает рот, вдыхает запах.

– Мне снится Масафуми Такатори.

Ая делает глоток, удивляясь, как легко ему дались эти слова. Чай обжигает его язык до онемения, до потери чувствительности. Ая ждет реакции Ёдзи.

– Мне он тоже снится. Тот последний бой. – Голос Ёдзи уже не такой приглушенный. Он повернулся, чтобы видеть Аю.

– Не так.

– А как?

Их взгляды встречаются, они смотрят друг на друга, и Ёдзи сонно моргает, зеленая радужка прячется под длинными ресницами.

– Эротические сны.

Глаза Ёдзи, к вящему удовлетворению Аи, широко распахиваются. Такой шок на лице Кудо почти стоит тошнотворного ощущения, скручивающего желудок. Ёдзи переворачивается на спину, крепче прижимая к себе Аю, положив ладонь ему на бок прямо под ребрами. Его губы приоткрываются, но он так ничего и не произносит.

Ая смотрит, как розовый язык очень быстро пробегает по губам. Он хочет коснуться Ёдзи там же, почувствовать оставшийся влажный след. Это все ерунда, уговаривает он себя. Все из-за этого сна. Но если уж хотеть кого-то, то пусть лучше это будет Ёдзи.

– Расскажи мне, – говорит Ёдзи, когда тишина натягивается тонкой рвущейся проволокой.

– Та ночь, когда горел особняк. Я с ним один. Он ...

– Что?

– Хватает меня. Я не могу вырваться. А они... они меня обвивают.

Ая не может отвести взгляд от губ Ёдзи.

– Тебе понравилось, – говорит Ёдзи, его голос глубокий и хриплый. – Я чувствую по твоему запаху.

– Нет.

Ёдзи трется о пах Аи, задевая носом ширинку его пижамы.

Ая выдыхает резкое:

– Не надо.

– Тебе понравилось. Ты от этого кончил. Приснился мокрый сон, как маленькому мальчику.

– Перестань, – говорит Ая, но его голос прерывается, потому что ему не хватает дыхания, и в нем не слышно «нет», только «пожалуйста».

– Признаешься, и я перестану.

Горячее дыхание на его обнаженном члене через ткань.

– Мне понравилось, – шепчет Ая, хотя знает, что Ёдзи лжет, знает, что он не прекратит.

– Ты кончил от этого сна.

– Нет.

– Да.

– Нет, я... После.

Он чувствует, как изгибаются в улыбке губы Ёдзи, чувствует влажное касание горячего кончика языка на складке между бедром и пахом, от этого прикосновения ткань намокает.

– Тогда, значит, думал об этом, когда кончал. Наверняка не заняло много времени.

– Да, – задыхается Ая. – Нет.

– Тебе понравилось, как он держал тебя. – Ёдзи обхватывает его запястье, с силой сжимает, забирает у него кружку и ставит ее на пол. – Понравилось чувствовать себя в чужой власти, в ловушке, из которой не вырваться, не убежать.

Ая мотает головой, но свободной рукой Ёдзи царапает его спину, потом хватает за другое запястье. Он пытается вывернуться, но Ёдзи держит его так же мягко и податливо, как и щупальца из сна, следует его движеньям, когда Ая бьется, но не отпускает.

Голова Ёдзи соскальзывает с его колен, и Ая пытается встать, но, болезненно вывернув запястья и не успев уловить движения Ёдзи, оказывается лежащим навзничь на диване. Кудо наваливается на него сверху, заводит руки за голову, сжимая так, что наверняка останутся синяки, всем телом вминает его в диван, но Ая уже перестал сопротивляться и не помнит, когда это случилось.

Язык оставляет обжигающе влажную дорожку на горле Аи, потом Ёдзи поднимает голову, и смотрит на него.

– Ты говорил ему «нет»? – спрашивает он.

Ая может только покачать головой.

Ёдзи улыбается. Вжимается в его бедра своими. Ая закрывает глаза и стонет.

– Это значит «да»? – Опьянение и возбуждение делают слова Ёдзи невнятными. – Это значит «пожалуйста»?

Ая не в состоянии ответить. Он мотает головой по дивану, потерянный, ищущий.

Одной рукой Ёдзи удерживает его запястья, другая опускается ему между ног и гладит его член сквозь брюки, лаская тонкой тканью чувствительную плоть. Горячее и резкое дыхание вырывается из горла Аи. Ноги Ёдзи сплетаются с его.

– Да, – шепчет Ёдзи прямо ему в ухо. – Должен был догадаться, что ты захочешь такого. Неудивительно, что мне до сих пор не везло.

Бедра Аи подаются навстречу ласкающей ладони. Он не понимает этих слов. Ёдзи никогда не пытался ему что-то предлагать. Ведь он заметил бы? Заметил? Но сейчас Фудзимия не может думать ни о чем, кроме руки, медленными, дразнящими кругами разминающей его член, ни о чем, кроме отчаянных звуков, вырывающихся из собственного горла. Не может думать, не может дышать, может лишь извиваться, чувствовать, желать.

Ёдзи снова припадает к его шее, царапая зубами под ухом, с силой впиваясь губами. Его рука втискивается под пижаму Аи и сжимает член. Влажные поцелуи в шею перемежаются шепотом:

– Я дам тебе то, что ты хочешь, – говорит Ёдзи. – То, что тебе нужно.

И он приникает к губам Аи, и Ая уже сам пьян – от привкуса алкоголя, от удовольствия, от возбуждения. Ёдзи дрочит ему сильно, грубо, быстро.

Ая слабо пытается стряхнуть удерживающие его руки. Язык почти трахает его рот, палец обводит головку члена на каждом движении. Ая закрывает глаза, давя всхлипы губами Ёдзи, кончая, ощущая каким чувствительным стал натертый почти слишком грубыми прикосновениями член.

После этого он в состоянии только дышать. Ёдзи неторопливо целует его, продолжая сжимать запястья. Наконец, Кудо поднимает голову и заглядывает ему в глаза.

– А ты? – спрашивает его Ая, зная, что сейчас Ёдзи может просить все, чего захочет, страшась того, что он может попросить в ответ, но страх не убивает желание.

Ёдзи криво ему улыбается и качает головой:

– Слишком нализался. Так что сейчас ни на что не годен. – Он, прищурившись, смотрит на Аю, и, хотя он пьян, в его глазах чувствуется что-то внимательное, взгляд кажется осмысленным. – Когда протрезвею, смогу сделать тебе гораздо приятней. Гораздо, гораздо приятней.

Ая не может выдавить ни слова в ответ. Он чувствует, как тело Ёдзи прижимается к нему, чувствует собственную липкую и остывающую сперму на коже, тупую боль в запястьях, на которых, похоже, к утру появятся синяки.

– Что скажешь? – спрашивает Ёдзи. – Лучше снов, правда?

– Ты... Ты ведь утром даже не вспомнишь.

Ёдзи пожимает плечами.

– Такое я могу и запомнить. Или ты можешь мне напомнить.

Ая закрывает глаза.

– Ложись спать, Ёдзи. Слезь с меня и ложись спать.

Ёдзи отпускает его руки, и Ая давит стон боли от того, что кровь приливает к онемевшим запястьям. Кудо встает, опираясь о диван; там, где он только что лежал, остается только холодная ткань обивки.

– Предложение остается в силе. – Ёдзи спотыкается и усмехается ему. – Даже если я не в силах.

Он, пошатываясь, идет к лестнице и начинает осторожно подниматься. Ая смотрит на него, пока тот не скрывается за поворотом, но Кудо так и не оглядывается.

Прошлой ночью Ая видел сон в пятый раз. В пятый раз за две недели. Каждое утро Фудзимия стряхивает его с себя и оставляет за дверью спальни. Возвращается в свою комнату ночью – и чувствует, что он затаился в темноте под простынями, но, по крайней мере, днем он не высовывается из мрака. Но сегодня, после предложения Ёдзи, сон следует за ним по пятам.

Ая видит пронизывающие злобные глаза Масафуми на стеклянном корпусе холодильника с цветами, и они оказываются отражением глаз Ёдзи, искаженным сплетенными за тонкой перегородкой орхидеями фаленопсис. Или это его собственное отражение. Ая открывает крышку и теперь дрожит уже от холода.

Ая думает, что Ёдзи не опасен ему, что его полуночные признания забыты. Ая так думает. И часть его чувствует облегчение, а другая сожалеет, и тут он замечает, что Ёдзи смотрит на него со знанием в глазах, и часть его вновь чувствует облегчение, а другая боится. Сомневается. Хочет спросить, но не находит слов.

Ёдзи выбирает момент, когда они остаются в магазине одни, когда Ая наклоняется, чтобы поднять брошенную Кеном метлу. Ая выпрямляется, а Кудо уже рядом, прижимается грудью к спине, пахом к ягодицам, дышит ему в ухо.

– Я помню, – говорит Ёдзи. – Помню почти все. Я был груб с тобой прошлой ночью. – Пауза. Рука опускается на талию Аи, но не двигается, просто лежит на его талии и все. – Прости. Когда напиваюсь, становлюсь полным придурком. Я ничего не сделаю, если только ты сам не попросишь.

Ая думает, что сейчас Ёдзи отодвинется, но он продолжает стоять рядом, тяжело дыша, излучая жар.

– А что бы ты сделал? – спрашивает Ая, после нескольких мгновений тишины.

Звякает колокольчик на двери магазина, предупреждая о появлении покупателя, и Ёдзи, не сказав ни слова, ускользает. Ая наблюдает за ним весь остаток их смены, хочет спросить его снова. Хочет знать так сильно, что вопрос въедается ему в кожу. Он смотрит на букет с рафией, который начал заворачивать, и почти удивляется тому, что на ее листьях не написан тот же вопрос.

В конце смены они вместе закрывают магазин, молча убирают торговый зал, опускают металлические рольставни и подсчитывают выручку за день. Ая проверяет чеки и складывает их в аккуратную стопку, чтобы потом убрать в сейф. И тут руки Ёдзи ложатся ему на плечи, и ему приходится положить деньги обратно, потому что только от одного этого прикосновения он совершенно сбивается со счета.

– Я связал бы тебя, – говорит Ёдзи. Грубовато-нежный голос, перемешанный с горячим дыханием, касается уха Аи, его шеи. – У меня все, что нужно, уже приготовлено в комнате. Шелковая веревка, черная. На твоей коже она смотрелась бы красиво.

Губы Аи приоткрываются, но он не может заставить себя сомкнуть их, просто быстро, коротко дышит. Жар разливается ниже живота, по паху.

– А дальше? – спрашивает Ая. Не может удержаться.

Ладони Ёдзи пробегают по его рукам и несильно смыкаются на запястьях.

– Дальше? Дальше – что я захочу, – говорит Ёдзи. – Все, что я захочу. В этом ведь весь смысл? Ты, связанный и беспомощный, и я, заставляющий тебя чувствовать, заставляющий тебя хотеть. Это я и предлагаю.

– Что, если... Если я захочу, чтобы ты остановился?

– Не захочешь.

Ая дрожит и знает, что Ёдзи это чувствует.

– Просто скажи «да», и я все превращу в реальность, – говорит Ёдзи.

– Да, – шепчет Ая.

Ёдзи целует его в шею и выпрямляется.

– После ужина. В восемь.

Он уходит, и Ая долго, невидяще смотрит на разбросанные по столу деньги, пока не вспоминает, что должен их посчитать.

 

* * *

 

Они ужинают все вместе, потом Ая идет в свою комнату и смотрит, как стрелки часов подходят к восьмичасовой отметке, переворачивают за нее и бегут дальше.

Он открывает книжку, подносит ее ближе к глазам, прячась от стрелок часов и от комнаты за ровными типографскими строками, но и они скручиваются черными веревками на белой коже. Ая закрывает книгу. Смотрит на часы.

Он не пойдет. Ему это не нужно. Сны, в конце концов, сами прекратятся.

В половину девятого снизу до него доносится смех вперемешку с добродушной перепалкой. Входная дверь открывается и захлопывается. Снова наступает тишина. Ая притягивает колени к груди, и напряжение, наконец, отпускает его. Наверняка Ёдзи отправился на вечер в город, хотя для него и рановато. Искушение миновало.

От резкого стука Ая вскидывается и смотрит на дверь. Стук раздается снова, громче, нетерпеливей.

– Кто?

Ёдзи открывает дверь и останавливается на входе. Его лицо серьезно.

– Они ушли в кино. Мы одни.

– Я... Не знаю, что ты от меня ждешь. Я ведь не говорил, что хочу...

– Тебе и не нужно было ничего говорить.

Ёдзи протягивает ему руку. Свет лампы у двери придает его коже неестественно золотистый оттенок, но лицо остается в тени, и Ая не видит его выражения.

Он встает. Медленно подходит к Ёдзи, смотрит на замершую и даже не дрогнувшую протянутую ему ладонь и принимает ее.

Ёдзи внезапно притягивает его к себе, Ая спотыкается, падет в его объятья. Кудо крепко прижимает его к груди, и он не отталкивает его.

Ёдзи улыбается ему, поддерживает, обнимает за талию и выводит в коридор.

В комнате Ёдзи на удивление чисто. Ая гадает, не для него ли это. По углам не валяется одежда, из-под кровати не торчат коробки из-под пиццы, со стола исчезли пивные бутылки. Только совершенно голый пол, ни пылинки вокруг, и недавно перестеленная кровать.

На постели, прямо в центре белого покрывала, змеиными кольцами свернулась черная веревка. Ая замирает, увидев ее.

Рука подталкивает его в спину, Ёдзи закрывает за ними дверь.

– Давай. Посмотри.

Ая останавливается у кровати, рука замирает над веревкой. Потом касается ее самыми кончиками пальцев. Гладкая и холодная. Ладони Ёдзи уже лежат на его бедрах, твердый член упирается в ягодицы.

– Да? – спрашивает Ёдзи.

Ая не смеет помыслить, что позволит кому-то сделать с ним такое. Но прямо сейчас он не может даже представить, что не позволит Ёдзи сделать это с собой. Напряжение всего сегодняшнего дня покидает его тело, и он покачивается, наваливается на стоящего за ним Ёдзи.

– Да.

Рука Ёдзи опускается к паху Аи, не двигается, просто накрывает вставший член.

– Расскажи мне, что тебе снилось. Весь сон целиком.

И теперь, когда он стоит в полумраке комнаты, освободившись от пристального взгляда Ёдзи, это оказывается совсем не трудно.

– Сначала я чувствую, как оно прикасается к лодыжке. Я его отрубаю, но появляются все новые и новые. По всему моему телу. На ногах, руках, поясе. Он поднимает меня в воздух. – От собственных слов член Аи твердеет сильнее, и он знает, что Ёдзи это чувствует.

– Продолжай, – говорит Ёдзи и, просунув руку под его плечом, берет свернутую веревку, притягивает ее к себе, так чтобы она скользнула по коже Аи. Тянет за край рубаху Аи вверх, снимает ее через голову, ведет веревкой по его ключицам.

– Он... – Ая задыхается, потому что Ёдзи натягивает веревку и она скользит по его голой груди. – Я... Я просто вишу в воздухе. Предчувствуя. Ожидая.

– Возбуждаясь.

Ая не знает, говорит ли Ёдзи о его сне или о том, что происходит сейчас, но, так или иначе, он прав.

– Да.

Руки на его бедрах, тянут вниз брюки вместе с плавками, поддерживают его, когда он скидывает их. Прохладный воздух касается горячей кожи, вместе с почти неощутимыми пальцами Ёдзи дразнит его член. Ая забывает все слова.

– А потом? – подталкивает его Ёдзи.

– Он трогает меня там. – Слова почему-то превращаются в шепот.

Длинный палец проводит по его члену и снова отодвигается.

– Руки над головой, – приказывает ему Ёдзи.

Ая повинуется мгновенно, чувствуя, как мягкая веревка петля за петлей обвивает их. Закончив, Ёдзи берет его за запястья и ведет к кровати, заставляет встать на нее на четвереньки.

Он наклоняется, опираясь на предплечья, так низко опустив голову, что касается притиснутых друг к другу рук. Ёдзи берет два конца веревки и протягивает их под его телом, между ног. Ая не может уследить за всеми узлами и петлями, но когда Кудо заканчивает, его колени оказываются широко раздвинутыми, и он не может их сомкнуть, может только выпрямить руки и сесть, чтобы посмотреть в спокойные внимательные зеленые глаза. Любое другое движение просто невозможно.

– Продолжай, – приказывает ему Ёдзи. Его голос хриплый, на лице проступил едва заметный румянец. С этими словами он отворачивается и выдвигает ящик.

Ая стоит на коленях, невольно пытаясь сдвинуть ноги. Веревки удерживают их широко разведенными, так что хорошо виден влажный от смазки член и налитая мошонка. Он с трудом сглатывает. В безмолвной комнате его голос звучит очень тихо.

– Он гладит мой член... ими. Доводит меня до предела. До отчаяния. Он не дает мне кончить.

Ёдзи снова поворачивается к нему, что-то пряча от него в ладонях. Ая успевает ухватить только металлический блеск, прежде чем на его плоти смыкается кольцо. Он вздрагивает от холодного прикосновения, изгибается навстречу ласкающей руке, но Ёдзи снова выпускает его.

– Потом?

– Потом... входит в меня, трахает меня. Трогает. Везде. – Ая останавливается, чтобы вдохнуть. – В рот.

Ёдзи встает за ним, водит рукой по спине. Прикосновение исчезает и снова появляется, но уже в другом месте: один скользкий палец прямо на его дырочке.

– Что ты чувствуешь, когда они внутри?

– Боже, – выдавливает Ая.

– Что ты чувствуешь, когда они внутри?

– Они гладкие, скользкие. Горячие. Постоянно движутся, постоянно...

Ая шипит, когда палец проникает в него, двигается внутри, находит точку, прикосновение к которой лишает дыхания, выходит и вталкивается снова и снова, в какой-то момент Ёдзи добавляет еще один палец или даже два, Ая уже не может понять. Он тяжело дышит, приоткрыв губы, внутри него остается только желание.

Пальцы выходят из него, и Ёдзи кладет перед ним какой-то предмет.

– Ты знаешь что это?

Длинная, узкая, остроконечная. Удивительно реалистичная, если бы не резкое углубление перед широким основанием. Ая кивает. Он смотрит, как Ёдзи смазывает анальную пробку, и выгибается, чтобы увидеть все до конца, когда Ёдзи, умело разводя ему ягодицы, снова прижимает его к кровати, так что задница оказывается задранной в воздух.

Поначалу она легко проскальзывает в него, потом растягивает так, что Ая закусывает губу, но она уже входит внутрь целиком, надежно удерживаемая его телом. Ёдзи проталкивает ее поглубже, и она давит прямо на простату. Потом он слышит щелчок и следом за ним – гудение.

– О боже... – Ая закрывает глаза. Постоянная ровная вибрация прямо у его простаты. Но никакого облегчения, как бы он ни извивался. Он утыкается лицом в руки, старается не шевелиться, но не получается. Его член прижимается к животу, не получая ни ласки, ни прикосновения.

Он чувствует, как прогибается матрас, и поднимает голову. Ёдзи совсем рядом с ним, стоит на коленях, поставив бедра по обе стороны от головы Аи, расстегивает молнию на джинсах и вытаскивает свой член, водит им по его губам.

Ая облизывается и открывает рот, ожидая, когда Ёдзи войдет внутрь. Руки тянут его за волосы вверх и толкают вперед, заполняя рот и горло горячей, гладкой плотью. Ёдзи трахает его в рот, и все это время безостановочная вибрация в заднице заставляет Аю корчиться.

Равномерные неспешные толчки продолжаются так долго, что Ая расслабляется, привыкнув к ощущению. Он сосет, забирает член так глубоко, как только может, прямо в горло, сильнее сжимая губами. Стонет. Слышит резкий вздох Ёдзи и чувствует, как тот замирает, и как следом тут же ускоряются, становясь сильнее, его движенья, но все равно остаются гораздо осторожнее, гораздо нежнее, чем он ожидал.

Ёдзи гладит Аю по щеке, его рука дрожит, когда он кончает. Горячая жидкость течет прямо в рот Ае, и он глотает все до последней капли, продолжая осторожно посасывать, и заканчивает осторожными касаниями языка к члену и поцелуями, а Ёдзи перебирает его волосы и поднимает лицо.

Глаза Ёдзи сейчас настолько открытые, что Ае остается только смотреть в них, остро чувствуя лишь, как припухли губы, и что в голове совершенно пусто. Он должен сказать что-то в ответ на такое выражение на лице Ёдзи, и эта потребность никак не связана с физическим желанием.

Он садится, опираясь руками о ногу Кудо, и целует его. Они оба наклоняются друг к другу, рука Ёдзи ерошит ему волосы, другая скользит вниз по спине и нажимает на основание анальной пробки. Ая отрывается от него и с шумом втягивает воздух.

Ёдзи шепчет ему на ухо:

– Он заставляет тебя просить, да? В конце он заставляет тебя просить.

Ая беспомощно кивает, уткнувшись ему в плечо, измученное удовольствием тело содрогается, когда пальцы Ёдзи смыкаются на члене.

Отрывистый щелчок и ослабшая петля у основания его плоти становятся единственным его предупреждением. Кольцо спадает с него, и Ёдзи крутит в нем вибратор, двигая им в такт движениям своей руки по члену Аи, быстро и жестко.

– Я не стану тебя заставлять.

Больше Ая не слышит ничего, кроме рева крови в ушах. Напряжение перехлестывает через край, и он кончает так яростно, что дрожит всем телом, низкие вскрики лишь едва заглушает кожа Ёдзи.

Он падает лицом в подушку и впервые за несколько дней, закрыв глаза, не видит лица Масафуми Такатори. Слишком истощенный, он не может пошевелиться, даже не вздрагивает, когда Ёдзи выключает вибратор и вытаскивает из него пробку.

Руки Ёдзи обнимают его, поднимают.

– С тобой все в порядке?

Он пытается сказать «да», хотя сам не уверен, правда ли это. Но это неважно, и он так ничего не произносит.

Веревки быстро слабнут и спадают с него. Слишком быстро, чтобы Ёдзи успел развязать все узлы. Должно быть, он их просто перерезал.

– Ая?

Голос Ёдзи настойчив, и Ая с трудом, но все же поднимает голову, чтобы посмотреть ему в глаза, собираясь что-то сказать, но теперь эти слова уже кажутся ненужными, потому что на лице Ёдзи понимание. Фудзимия чувствует, как он притягивает его ближе, и сдается. Он устал до боли и так благодарен, что сегодня ему не будут сниться сны. Так рад быть именно здесь.

Ёдзи поглаживает его по волосам и шепчет ему что-то, что, Ая уверен, он даже не вспомнит, когда проснется.

 

* * *

 

Запах сандалового дерева и ощущение чего-то, щекочущего под подбородком – первое, что он осознает, проснувшись. Голова Ёдзи тяжело давит ему на грудь, разметавшиеся волосы щекочут кожу, и от них идет сладковатый запах, но Ая все равно не может понять, где находится. Он уже так свыкся со снами, что настоящее утро кажется неправильным. Приятным, но неправильным.

Он касается волос Ёдзи и почти улыбается, когда тот, что-то пробурчав, утыкается лицом ему в шею. Ая знает, что должен встать. Нужно идти работать. Но работа есть всегда, а спящий Ёдзи лежит, навалившись на него, очень редко.

Ая закрывает глаза, так и не посмотрев на часы, и уже через несколько минут засыпает снова.

В следующий раз он просыпается от прикосновения губ Ёдзи к шее.

– Что ты делаешь? – спрашивает Ая.

– Ставлю самый большой в твоей жизни засос, – бормочет Ёдзи.

Смех Аи удивляет его самого так же сильно, как, очевидно, удивляет и Ёдзи. Ая почти забыл, каково это.

Ёдзи поднимает голову и смотрит на него.

– На этом все не закончится. Я тебя не отпущу, когда наконец заполучил. – Слова звучали бы угрожающе, как, наверное, и хотел Ёдзи, если бы не примешивающийся к ним оттенок отчаяния.

– Хорошо, – тихо отвечает Ая и видит, как изумленно распахиваются зеленые глаза.

Кудо замолкает на мгновенье, потом, опомнившись, кивает:

– Прекрасно. Рад, что ты сам все понимаешь. Давай спи.

Он опускает голову на грудь Аи.

– Уже почти полдень.

– У нас на сегодня никакой работы.

– Не в этом дело. И я не хочу спать.

– Тогда смотри, как я сплю. Или гляди в потолок. Делай, что хочешь. Только не надейся сбежать.

Ёдзи осторожно обнимает его, гладит по запястью.

– Почему... Давно? – спрашивает Ая.

– Давно я хотел тебя?

– Да.

Ёдзи целует его грудь.

– С первого взгляда.

– Но...

– Не думай об этом. Спи.

– Ёдзи...

– Спи.

Ая легонько проводит пальцами вдоль позвоночника Ёдзи.

– А что, если я не хочу спать?

Ёдзи улыбается ему, его глаза все еще сонные, а сам он расслабленный и разморенный.

– А у тебя есть идеи получше?

– Да.

Ёдзи берет его руку и целует запястье. Оно немного покраснело. И, судя по ощущениям, скоро будет покрыто синяками, хотя они еще и не проявились.

– Не скажешь, что бы это могло быть?

– Трахни меня, – спокойно говорит Ая.

И, хвала небесам, Ёдзи не спрашивает, уверен ли он, не спрашивает вообще ничего, просто целует, тянет его голову за волосы так, что теперь может впиться в шею. Потом ложится рядом, переворачивая Аю на бок, поднимает его ногу под коленом и заводит ее к груди. Ая ни черта не должен делать, просто позволить этому случиться. Позволить Ёдзи овладеть им. Прямо сейчас это все, чего хочет Ая. Именно то, чего он хочет.

Губы на его горле прикасаются к бьющейся жилке, сосут, облизывают, кусают, пока это место не становиться настолько чувствительным, что Ая выворачивает шею, требуя, чтобы Ёдзи остановился, требуя, чтобы это никогда не прекращалось. Губы следуют за ним, и рука поднимается по внутренней поверхности бедра, прикасается к яичкам, осторожно играет с ними, пока дыхание Аи не учащается в желании большего. Ладонь проводит по его члену, и он, задыхаясь, подается ей навстречу.

Ёдзи отпускает его, но почти сразу его пальцы возвращаются, оставляя скользкий след на бедрах, члене, мошонке, между ягодицами. Он дразнит Аю, пока у того не остается ни единой связной мысли, пока он не начинает двигаться навстречу каждому прикосновению, и каждый его выдох почти превращается в стон

– Хочу, – слышит он голос, совсем не похожий на его собственный, но это его слова. – Пожалуйста.

Два пальца, влажные от смазки, останавливаются у входа в его тело, обводят, нажимают, но слишком легко.

– Пожалуйста, – говорит Ая и не чувствует себя униженным, не чувствует, что проиграл. – Пожалуйста.

«Возьми меня. – Все, о чем он может думать. – Хочу, прошу, возьми меня, пожалуйста».

Тогда нога Ёдзи ложится поверх его бедра, Кудо прижимается к Ае сзади, обхватывает ладонью под животом чуть выше члена и медленно погружается в него. Ая выдыхает с резким отчаянным звуком.

Он входит не так глубоко, как хочется Фудзимии, но все равно ему нравится чувствовать Ёдзи сзади, чувствовать, как он обнимает его. Потом Ёдзи толкает его еще чуть вперед, почти перевернув на живот, и проскальзывает глубоко внутрь. В этой позе угол просто идеален, и Ая вскрикивает, издает короткие бессловесные звуки удовольствия и желания, а Ёдзи трахает его быстрыми, сильными толчками, все еще прижимаясь губами к его шее – это действительно будет самый большой засос в его жизни, думает Фудзимия, – лаская его везде, но только не там, где ему больше всего этого хочется. Ая бы умолял, если б мог перевести дыхание, но он знает, что это и не нужно.

Очень скоро рука сжимает его плоть, теперь каждый толчок сопровождается грубым рывком пальцев по члену, и Ая попадает в ловушку между накатывающим на него с двух сторон удовольствием. Его тело покачивается вперед и назад, чтобы прочувствовать, испытать и получить все, что Ёдзи делает с ним, и Кудо стонет ему в ухо.

– Какой же ты красивый, – шепчет ему Ёдзи. – Ну давай же, давай, покажи, как ты меня хочешь. – Он облизывает шею Аи, успокаивая почти начавшие жечь тысячи нежных укусов. – Мать твою, как же я хочу тебя. Хочу трахнуть тебя, отсосать тебе, ласкать тебя везде, всего.

Слова Ёдзи настолько искренни, хриплый голос так полон желания, что Ая не выдерживает, поворачивает голову, и Ёдзи целует его с той же искренностью. В его поцелуе говорят все чувства, что звучали в словах, отражались в глазах каждый раз с прошлой ночи, когда Ая смотрел на него.

Фудзимия не понимает, как ему удавалось скрывать их так долго.

– Трахни меня, – говорит он, встречая поцелуй. – Трахни меня, трахни меня, трахни меня. – И с каждым словом Ёдзи стонет и входит в него еще сильнее. Ая чувствует, как нарастает напряжение, как подбирается его мошонка, как покалывает член. Он открывает рот, но чужие губы и язык душат почти беззвучный стон, и Ёдзи врезается в него теперь быстро и неистово, даже когда Ая начинает кончать, двигаясь уже больше навстречу собственному удовольствию, чем к удовольствию Аи.

Ему почти не хватает дыханья, он вздыхает и дрожит, уже не контролируя свое тело, а рука Ёдзи все еще быстро движется по его члену, и он ощущает, как изгибаются за ним сильные бедра, напрягаются мышцы. Ая успокаивающе поглаживает Ёдзи по ноге, лижет его губы и шепчет ему похотливые глупости:

– Кончай, хочу почувствовать, хочу, чтобы ты кончил в меня, хочу почувствовать внутри, такую горячую, густую, о боже, пожалуйста. – Это даже едва ли слова, но, слыша, как они срываются с его губ, Ёдзи закрывает глаза и всхлипывает. Он погружается в него последний раз, до самого конца, прижавшись бедрами к ягодицам Аи, его член вздрагивает, когда Ая сжимается внутри. Ёдзи снова положив руку ему на живот, утыкается лбом в плечо Фудзимии, втирает сперму в кожу и кусает его, кончая.

После этого они оба обмякают. Ёдзи обнимает Аю и больше не отпускает. Ая и сам не хочет, чтобы было по-другому. Он накрывает все еще гладящую его по животу руку своей, вдыхает сандаловый запах волос Ёдзи и погружается в негу.

Он ждет, что Ёдзи скажет что-то, но спустя несколько минут слышит тихое похрапывание. Ая улыбается своим мыслям и удивляется, сколько же можно спать.

Сам он больше уснуть не может, но и думать ему тоже не хочется. Все будет потом, в этом он уверен. Раздумья, сожаленья и, может быть, стыд. Скорее всего, стыд. Но не сейчас, и если ему повезет, то это уже не будет иметь значения. Ёдзи не отпустит его.

Стук в дверь, больше похожий на удары тараном в ворота, разбивает его настроение.

– Ёдзи! Поднимай свою ленивую задницу, работать пора!

Ёдзи сказал, что у него сегодня нет работы. Ая улыбается своим мыслям. Все-таки он должен был догадаться. Он бы не удивился, если бы Кудо ему наврал, но, скорее всего, тот просто забыл.

В дверь опять начинают барабанить, на этот раз сильнее. Голос Кена уже не просто громкий, а почти злой.

– Черт, Ёдзи, у меня вообще-то и свои дела есть! Ты выйдешь уже?

Ая открывает рот, не успев хорошенько подумать.

– Заходи, – говорит он, так, чтобы за дверью можно было расслышать только слова.

Дверь распахивается с такой силой, что рикошетом отлетает от стены, Кен стоит на пороге, хмурясь.

– Ты все еще в кровати валяешься? Уже...

Ая просто смотрит на него.

– Э-э-э....

– Рот закрой, Кен. Ворона залетит.

– Вы, ты, я... Я не знал!

– Теперь знаешь. Закрой за собой дверь. Он сейчас спустится.

Кен судорожно кивает, словно кто-то за ниточку дергает его голову вверх-вниз, и быстро закрывает дверь.

– Надо же, как любопытно, – говорит Ёдзи, перестав храпеть, и его голос ничуть не кажется сонным.

– Прости. Я не подумал, как ты можешь отреагировать...

Ёдзи склоняется к нему и заставляет замолчать поцелуем, после которого Ая тяжело дышит, пытаясь восстановить дыхание.

– Я не против. Не пойму, зачем ты это сделал, но я не против. Ты думал, что я захочу сохранить все в секрете?

– Нет, я... Я не хотел дать себе возможность отступить.

– Так, значит, раз Кен знает, то все официально?

Ая качает головой, не в силах выразить свои чувства словами. Довольно и того, что он вступил на дорожку, которая с каждой минутой кажется все более безрассудной. Он не обязан еще и объясняться.

Ёдзи кладет теплую ладонь на его бок, ласкает кожу.

– Можешь не отвечать. Я просто пытаюсь понять, как у тебя голова устроена. У меня это иногда с трудом выходит.

– Я вечно сомневаюсь. Я и на этот раз буду сомневаться. Уже сомневаюсь. Мне... труднее будет притворятся, что ничего не было, если остальные все узнают.

– Думаешь, я тебя так легко отпущу?

– Думаю, мне не придется долго стараться, чтобы тебя отпугнуть. Со мной и в хорошие-то дни не слишком весело.

– Точно, – улыбается Ёдзи. – Так что я знаю, во что ввязываюсь, правильно?

– А когда я в первый раз угрожал тебе мечом?

– Да я тебя без проблем завалю. В любое время, в любом месте, с двадцати футов.

Ая смотрит в лицо Ёдзи, на убийцу за нежной улыбкой. Что ж, возможно, это правда, если призадуматься, то Ёдзи вполне мог ранить его. Представив, как они стали бы выяснять отношения, он фыркает. Легкий смешок превращается в улыбку, и Ёдзи прижимает его к себе, дышит ему в волосы.

– Тебе надо работать, – говорит ему Ая.

– Не хочу.

– Но придется. Я куплю сегодня что-нибудь на ужин. Что ты хочешь?

– Ты никогда раньше не спрашивал.

– Раньше ты никогда мне до такой степени не нравился, чтобы я еще твоими вкусами интересовался.

От этих слов Ёдзи хохочет в голос, и Ая поворачивается, чтобы посмотреть на него. Приятно так начинать день.

 

Конец