II. Роман

Кроуфорд пребывал в недоумении.

В недоумении категорическом и отупляющем, поскольку за всю его жизнь такого с ним еще не случалось. Возможно, он смог бы с этим как-нибудь справиться, если бы речь шла о взрослом человеке, скажем, о Шульдихе: скорее всего немец бы просто вылетел из кабинета шефа с приличной затрещиной и приказом найти себе более полезное занятие. Собственно говоря, именно это и случилось, когда Шульдих заявил, что собирается написать книгу о возможности неуставных отношений в замкнутом коллективе, и предложил Брэду стать его парой, чтобы лучше окунуться в атмосферу этих самых отношений. Кроуфорд его энтузиазма не разделил.

Зато теперь американцу пришлось столкнуться с этой проблемой не в теории, а на практике, потому что вчера Наги, удушливо краснея, признался, что уже давно в него влюблен. Пребывая в полнейшей растерянности, Брэд пробормотал что-то о том, что они поговорят об этом завтра, и отправил подростка спать. Он никак не мог отделаться от ощущения, что слышит в своей голове злорадное хихиканье немца, но тот лежал на своей кровати и, закинув длинные ноги на ее спинку, мирно читал какую-то книгу, так что, решив, что его мучают галлюцинации, Кроуфорд убрался к себе.

Впрочем, через пару часов он вернулся, потому что вынужден был признать, что сам ничего путного не придумал, а немец, кажется, мог ему помочь. Не памятуя о полученной в свое время затрещине, Шульдих отнесся к нему благосклонно и, подумав немного, предложил план по развитию их с Наги отношений, который Брэд скрепя душой одобрил.

Сегодня они с мальчишкой шли в кино, и там Кроуфорд, согласно заранее намеченной стратегии, должен был его поцеловать. Закрыв за ними дверь с видом матери, отправляющей сына на первое свидание, Шульдих поднялся к себе в комнату и достал стопку чистых листов.

“Неуставные отношения в команде: помеха или благо? Автор: Шульдих” - вывел он заглавие.

IV. Одержимость

Стоило признать, что Шульдих был одержим этой идеей. Она засела в его голове настолько прочно, что не давала покоя ни ему, ни Кроуфорду, которому не повезло стать объектом интересов рыжего немца.

- Ну, Брэд, ну давай. Тебе самому понравится, вот увидишь. Неужели неинтересно попробовать новые ощущения?

- Нет, Шульдих. Отстань.

- Да брось ты. По глазам же вижу, что хочешь.

Кроуфорд стоически терпел приставания немца уже не первый месяц, но однажды все-таки сдался. Этим вечером обстановка была идеальной: Фарфарелло был связан и надежно заперт в подвале, накачанный успокоительным, а Наги предупредил, что допоздна задержится у одноклассника, чтобы помочь ему с социологией.

В комнате был слышен только какой-то шорох и сопение, перемежавшееся со срывающимся шепотом Шульдиха.

- Давай, Брэд, еще чуть-чуть... Осталось совсем немного... Зато потом будет так здорово, что ты слова порастеряешь от кайфа! Ну же!

Кроуфорд был не в состоянии ответить. После того, через что немец заставил его пройти, он мог только хватать ртом воздух, надеясь, что успеет сделать следующий вдох прежде, чем задохнется. Нет, такие нагрузки были явно не для него, хотя он и считал себя вполне здоровым и полноценным мужчиной.

- Класс! - восхищенно протянул Шульдих, расплываясь в довольной ухмылке, - Я же говорил, что в этом углу гостиной диван будет смотреться куда лучше. Спасибо, что подвинул его, Брэд.

VI. Возмездие

Жить в одном доме с тремя парнями, у каждого из которых были свои странности, оказалось гораздо тяжелее, чем Оми себе представлял. Они только снаружи выглядели нормальными (и то не всегда), но когда дело касалось повседневного быта, эта троица могла дать фору в сто очков любому, даже самому экстравагантному типу.

Йоджи дымил, как перевыполняющая план табачная фабрика, и пахло от него и от всего, к чему он прикасался, примерно так же. Айя без конца полировал свою катану, а посему баночек с разнообразными видами полировок в ванной стояло в пару-тройку раз больше, чем флаконов с шампунем и тюбиков с зубной пастой. Кен же, который на первый взгляд мог показаться существом абсолютно беспроблемным, в обычной жизни совершенно не умел ходить тихо, поэтому о том, что он в очередной раз отправляется на утреннюю пробежку в 4 утра, Оми узнавал по его топоту.

И он мирился с этим довольно долго. Ровно до одного прекрасного дня, когда решил раз и навсегда положить этому конец.

Сначала он выкинул из дома все сигареты Йоджи. Даже его заначку, мастерски упрятанную под плитой. Потом избавил ванную полку от четырех рядов баночек с полировкой, оставив там только одну, но зато самую маленькую и согласно инструкции требующую, чтобы ее наносили не чаще одного раза в месяц. Следом пришла очередь будильника Кена, который после того, что подросток с ним сделал, явно не подлежал восстановлению.

Оми гордо сообщил о содеянном всем троим за ужином. Он знал, что неминуемая кара не заставит себя ждать, но был готов ко всему: к пыткам, мучениям, голоду, нищете. Но он верещал, словно его вели на бойню, когда они в отместку оттаскивали его от компьютера.

VIII. Семейные разборки

У Мамору была очень большая семья: мама, папа, дедушка, дядя, братья и еще тьма людей разной степени родства, которые сливались для мальчика в одну безликую толпу, и которых он называл просто “родственники”. Клан Такатори имел большое влияние в городе, а потому все члены семьи на публике должны были вести себя подобающе. Будучи мальчиком смышленым, Мамору понимал, что это вполне обоснованное требование - вести себя хорошо, но чего он не мог понять, так это того, что как только они возвращались домой, наружу тут же вылезали все их пороки и недостатки. И еще он не мог понять, почему этот факт считался в семье Такатори вполне приемлемым.

Вчера Мамору случайно услышал, как его отец и дядя Суичи ругались из-за чего-то в кабинете. Кажется, папа сделал что-то нехорошее, а дядя злился на него за то, что из родственных чувств прикрывает его, хотя уже давно должен был арестовать. В ответ на это Рейджи по-братски напомнил ему, что у него и самого кое-какие грешки водятся. Дядя Суичи ничего ему не ответил, но вылетел из кабинета, как ошпаренный.

Наверное, он просто родился не в той семье, печально подумал Мамору, сознавая, что его (в отличие от родственников) совсем не тянуло делать людям гадости. Не было в нем этого наследственного коварства, мстительности и неисчерпаемого эгоизма.

С утра он проснулся оттого, что все его тело ужасно чесалось. Выглядело оно тоже не важно, поскольку покрылось какими-то мелкими синими пятнами, которые были абсолютно везде. Не переставая ожесточенно чесаться, Мамору тщательно обследовал кровать и обнаружил на ней остатки вылитой на него ночью жидкости со странным запахом. Состав преступления был очевиден даже для такого малыша: к нему в комнату наведался Масафуми, очевидно, за неимением подопытных кроликов, которые погибали в его лаборатории с ужасающей регулярностью, решивший опробовать новый препарат на младшем брате. И это тоже не было чем-то из ряда вон выходящим в их доме.

Что ж, похоже, он действительно родился не в той семье, со вздохом подумал Мамору, попутно делая на листе наброски плана, как отомстить среднему брату и заодно свалить всё на старшего.

X. Чужая жизнь

Шульдих всегда выделялся из толпы подростков, которых в Розенкройц так любили называть “питомцами”, хотя на самом деле относились к ним скорее как к живым подопытным экземплярам. И дело было даже не в том, что его дар был чем-то лучше других. О нет, я знал многих, кто мог бы помериться с ним силами в искусстве телепатии, и далеко не из каждого такого поединка он вышел бы победителем. Но все же его считали лучшим.

Я же был его полной противоположностью: с блеклой, неприметной внешностью, невыразительным голосом и замкнутым характером. Очередная “серая мышь”, не заслуживающая ничьего внимания даже несмотря на то, что благодаря необъяснимой причуде природы я родился с даром. Наверное, жизнь просто снова посмеялась надо мной, дав мне силу создавать идеальные иллюзии лишь для того, чтобы скрыть врожденное несовершенство. Обманывать, вводить в заблуждение, заставлять людей видеть в себе того, кого на самом деле никогда не было, - вот в чем состоял мой дар.

Так что, я думаю, неудивительно, что меня всегда тянуло к Шульдиху, ко всему, что он собой олицетворял. Его дерзость, открытое неповиновение, в большинстве случаев кончавшееся для него суровым наказанием, то высокомерие, с которым он смотрел на всех, кто окружал его, - я был готов на что угодно, лишь бы стать таким.

Но я был всего лишь тенью… До того дня, как ночью пробрался в его комнату и аккуратно, с филигранной точностью вонзил украденный из столовой нож в его живое, бьющееся сердце. Отныне у мира был новый Шульдих, который проживет каждый следующий день за Шульдиха настоящего, а тот невзрачный мальчик, смотревший на рыжего телепата с немым обожанием, бесследно исчезнет.

Я стою перед зеркалом, из которого на меня спокойно смотрит человек, укравший чужую жизнь.

- Шульдих! - доносится снизу нетерпеливый голос моего босса, - Где тебя черти носят? Мы опаздываем.

- Уже иду, Брэд, - слегка дразняще отвечаю я.

Заворачиваюсь в кокон искусно сплетенной иллюзии, позволяющей всем видеть лишь то, что я хочу, и спускаюсь по лестнице.

XII. Роли

С Оми творилось что-то неладное. С самого утра он выглядел сильно озабоченным чем-то: не следил за тем, что делает, постоянно путал заказы покупателей и совсем не улыбался школьницам, составляющим наиболее многочисленную, хотя и абсолютно не платежеспособную часть клиентуры цветочного магазина. В итоге Йоджи, первым заметивший разительные перемены в их чибике, решительно объявил, что на сегодня “Дом, где живут котята” закрывается. Девочки возмущенно защебетали, но после рыка Айи, от которого обычно их спасал улыбчивый Оми, мигом умолкли.

- Ну и что случилось? - запрыгивая на прилавок и бесцеремонно затаскивая к себе на колени несопротивляющегося чибика, спросил Йоджи.

- А что, магазин уже закрылся? - Оми как будто только что очнулся.

- Закрылся. Из-за тебя. А так как Айя скорее всего вычтет размер убытков за сегодняшний день из моей доли, то лучше бы причина твоей рассеянности была достаточно серьезной.

- Ну… - немножко помялся Оми, - В школе скоро фестиваль, и мы решили, что поставим какую-нибудь пьесу. Правда, какую именно еще не выбрали. А я даже не знаю, кого могу сыграть…

- И всё? - на всякий случай уточнил Йоджи. Оми виновато улыбнулся. - Господи, а я-то уж испугался! Ладно, на самом деле это не сложно. Просто выбери того, кто подходит тебе по характеру. Вот, например, я в старшей школе играл Казанову. Помню, переполоху было в девчачьей раздевалке…

Йоджи мечтательно закатил глаза, и неизвестно, сколько так бы просидел, если бы Оми не ткнул его локтем в живот.

- А как же я?

- А ты мое сокровище, - спохватился Йоджи и чмокнул его в нос, получив в награду смущенный румянец.

- У нас в школе ставили “Легенду о лесной деве”, - припомнил Кен, стараясь не смотреть в сторону парочки, - Но актерское мастерство - это не мое, так что мне досталась роль старого лесничего, который говорил совсем немного.

- Здорово! - у Оми явно поднялось настроение, и неясно было, рассказ Кена или объятья Йоджи послужили этому причиной. - А кого играл ты, Айя? Наверное, какого-нибудь самурая, верно?

Ледяной взгляд лидера Вайсс заставил Оми вспомнить, что излишнее любопытство всегда наказуемо, но возвращать сказанное уже было поздно, так что оставалось только ждать ответа. Однако Айя лишь фыркнул и гордо удалился на кухню, оставив друзей в спасительном неведении относительно его школьных лет. Пускай поломают голову. И, в конце концов, не мог же он сказать им, что у него в классе не хватало девочек, и ему пришлось играть Спящую Красавицу.

XIV. День, который он возненавидел

Хрустящий поджаренный тост плавно вынырнул из тостера и, вызывающе проплыв прямо перед носом у Шульдиха, аккуратно опустился на тарелку Наги. Вынужденный ждать своей очереди, чтобы заполучить такой же, немец только облизнулся.

Кроуфорд нахмурился.

- Наги, я же просил, - строго напомнил он.

- Что? - недоуменно вскинул брови подросток, - Сегодня четное число, значит, моя очередь первым пользоваться тостером. Между прочим, Шульдих согласился на эти условия добровольно.

- Я не об этом, - Кроуфорд подавил тяжелый вздох. - Я просил тебя не пользоваться телекинезом без особой надобности. Ты должен научиться обходиться без него. Ведь тост можно взять и рукой.

Наги понурился.

Он никак не мог понять, почему Брэд так настойчиво требовал отказа от того, что составляло его неотъемлемую часть. Его дар пробудился рано: когда Наги было 6 лет, летом случилась сильная гроза, и он, испугавшись, забился в самый дальний угол комнаты. Страх спровоцировал его силу, и с того момента Наги использовал ее при каждом удобном случае, так что то, что вещи вокруг него всегда находились в движении, стало для подростка обычным делом. Своего рода нормой.

Но Брэд… Раньше все было нормально, однако полгода назад его отношение странным образом изменилось. Он вдруг стал настаивать, чтобы Наги использовал силу только на заданиях, а в остальное время обходился без нее, причем ничем конкретным это требование не мотивировал. Конечно, Наги это не нравилось. Это была его жизнь, и он не хотел менять ее просто потому, что Кроуфорду взбрело в голову поиграть в строгого отца.

А потом настал день, когда пульт от телевизора не сдвинулся с места по его приказу… Шторы отказались сомкнуться и защитить от слепящего солнца, а яблоко осталось лежать на блюде, несмотря на то, что Наги уже протянул руку, чтобы взять его из воздуха.

Он попробовал еще раз, затем еще и еще, но все осталось на прежних местах. Наги чувствовал себя так, словно только что очнулся от наркоза и с ужасом обнаружил, что лишился обеих рук. Растерянный, беспомощный, на грани истерики. Его сила не отвечала на зов, оставив своего бывшего хозяина совсем одного.

- Прости, Наги, - едва слышно шепнул стоящий в дверях Брэд, - Я увидел этот день полгода назад… Знал, что случится… И ненавидел себя за это.

XVI. Расписание смерти

Кроуфорд еще раз пробежал глазами документы. Все нужные сведения о предстоящей миссии он уже проанализировал, а вероятные действия конкурентов не отличались большой оригинальностью, так что осталось только расслаблено потянуться, откинуться на спинку кресла и предоставить остальному идти своим чередом. Что Брэд и сделал с превеликим удовольствием.

Сегодня все шло строго по его плану с самого утра, поэтому поводов для хорошего настроения было предостаточно. Кроуфорд всегда любил, когда его планы получали идеальное воплощение в реальности, но жизнь имела на этот счет свое мнение, а значит, вносила в них неизбежные коррективы, которые редко доставляли Брэду удовольствие. Но сегодняшний день, похоже, был в этом отношении исключением.

Снайперы укрылись именно там, где Кроуфорд застал их в своем видении. Сидели тихо, как мыши, и ждали, пока Наги свернет им шеи одним взмахом руки.

Просто.

Дополнительная охрана, дежурившая в подземном гараже, была готова встретить противника откуда угодно, но только не из вентиляции, а посему Фарфарелло появился именно оттуда. Он вырос за их спинами бесшумно, словно тень.

Еще проще.

Кроуфорд довольно усмехнулся. Шульдих, должно быть, уже убил владельца здания, ведь согласно видению в половине восьмого его жизнь должна была оборваться. Насчет немца Брэд был спокоен: в том, что касалось работы, Шульдих всегда был точен и аккуратен. Совсем не так, как в обычной жизни.

Но в 7.35 он не появился в гараже, и Брэд внезапно ощутил, как колесики судьбы, за чьим ходом он следил с самого рождения, сдвинулись, направляя будущее в другое русло. И в этом новом будущем ему уже не было места.

За прошедшие годы Брэд видел множество вещей, порой нужных, порой абсолютно бесполезных, но то единственное, что сейчас имело для него значение - маленькую пулю, пробившую ему почку, - он упустил.

- Шуль…дих…

- Извини, что задержался, - беззаботно улыбнулся немец. Дуло его пистолета все еще прижималось к спине Кроуфорда в том месте, где теперь расплывалось багровое пятно, а подбородок мягко опустился на плечо американца. - Наверное, часы отстают.

Брэд сглотнул, уже чувствуя во рту солоноватый привкус крови.

- Этот день был слишком идеальным, чтобы закончиться хорошо, - продолжал между тем Шульдих. Его голос был спокоен и даже немного задумчив, словно он рассуждал о чем-то отвлеченном. - Ты должен был предвидеть, что случится, разве нет? Ведь тебе всегда все известно заранее.

- По…чему? - едва смог выдавить Кроуфорд, из последних сил сопротивляясь наползающей на него тьме.

- Потому что жизнь по расписанию - не для меня, Брэд. Я хочу уйти. Всегда хотел, но не в твоих правилах отпускать тех, кого ты уже подстроил под себя. Тебе нравится контролировать других, приказывать им и получать беспрекословное повиновение. Мне надоело быть твоей марионеткой, - Жизнь Кроуфорда текла сквозь пальцы немца горячими ручейками, но Шульдиху было все равно, что скоро она закончится. Он давно привык быть виновным. - Отказа ты бы не принял, так что, в конце концов, кому-то из нас пришлось бы умереть. И я решил, что это буду не я.