II. Шанс

Была глубокая ночь: те ее часы, когда люди либо спят в своих домах, либо веселятся до упаду в шумных клубах, утонувших в сигаретном дыме и хаотичных вспышках цветомузыки. В это время на улицах не было никого, кто бы мог сойти на роль случайного свидетеля, видевшего, как какие-то типы выносили из старой квартиры молодого мужчину без сознания. А учитывая то, что район даже с большой натяжкой никак нельзя было назвать благополучным, местные жители запирали двери и окна так, словно им грозила осада, и ради собственной же безопасности никогда не интересовались, что за шум там на улице. Идеальное место и время для того, чтобы выполнить свое дело, оставшись незамеченными.

Оставаться в квартире смысла не было. Я спустился вниз и сел на разбитое каменное крыльцо, пытаясь собрать разбегавшиеся мысли. Вдалеке шумели машины, но сюда – в лабиринт переулков – звуки долетали приглушенными, отчего казалось, что уши были забиты плотной ватой, которую нестерпимо хотелось оттуда вырвать.

После обвала я был настолько вымотан, что даже не подумал о том, чтобы восстановить “нить” хотя бы для Кроуфорда, а ведь сделай я это, найти его сейчас было гораздо проще, даже несмотря на расстояние. Мне так хотелось верить, что мы, наконец-то, избавились от постоянно нависавшей над нами тени Эсцет, что я повторял это снова и снова: “мы выбрались, мы выбрались, мы выбрались”… Нет, черт побери! Мы НЕ выбрались, мы НЕ были свободны от этой многоголовой гидры, которая отравляла все, до чего могла дотянуться! Ведь Брэд так и не смог увидеть того, что произойдет после обвала…

За ошибки всегда приходится платить, и, как правило, цена выше того, что у тебя есть. Каждый наемный убийца знает это, знал и я. А еще я понимал, что даже с моим даром шансы найти Кроуфорда были минимальными.

Я закрыл глаза и выпустил “нити”. Не столь прочные и глубокие, как те, что я создал для Брэда, Наги и Фарфарелло, но их хватит для того, чтобы собрать воспоминания всех, кто был на этой улице в течение последнего часа. Кто-то выходил покурить, кто-то мучался бессонницей, кто-то вставал выпить воды – их разумы были для меня открытой книгой, вот только я никогда раньше не пытался читать целую библиотеку. Из всех тех, до кого дотянулись “нити”, мне нужны были от силы один-два человека, но, не зная, какие именно, я вынужден был перебирать их всех.

Чужие сны, чужие проблемы и заботы текли через меня, как через сито, но ни единой зацепки у меня не было. Чувства притупились настолько, что я уже не чувствовал ни пробирающего до костей сквозняка, ни холода каменных ступеней, почти слившихся со мной. И вдруг как вспышка – слабая, едва заметная – на самом краю сознания. Страх, слишком похожий на мой собственный, чтобы я мог его проигнорировать. То же оцепенение, словно смотришь в глаза смерти, та же безысходность. Я пустил по следу тройную порцию “нитей”, вернувшихся с таким ярким и четким отражением разума, что сразу стало ясно: источник страха был где-то неподалеку, возможно, в радиусе пятисот-шестисот метров.

Я вскочил, совсем забыв, что сидел неподвижно не один час, и тело сразу же протестующее взвыло, отказываясь подчиняться. Стиснув зубы, я принялся быстро растирать занемевшие ноги и сведенные плечи. Шея была каменной, как крыльцо, на котором я сидел, а затылок ломило, словно в него бился целый отряд стальных рыцарей, но я упрямо держал “нити”, зная, что если потеряю след, то во второй раз мне вряд ли так повезет. Наконец, я смог двигаться, не держась за ближайшую стену.

Образы чужого сознания походили на разорванную фотографию чьей-то жизни: отдельные лица, предметы, звуки, и панический, бесконтрольный страх, не дававший связать их в единое целое. Скорее всего, это был ребенок, причем за не столь долгую жизнь на его долю выпало столько всего, что не каждый взрослый повидал.

– Ну же, малыш, покажись, – на автомате бормотал я, тщательно осматривая все закоулки, переворачивая мусорные ящики и заглядывая во все щели, – Мне до зарезу нужны твои воспоминания. Слышишь? Я ничего тебе не сделаю.

“Нить” вздрогнула и вспыхнула ярче. Вот он!

Забившись в угол за грязным мусорным баком, прямо на асфальте сидел худой мальчик в поношенной и местами рваной одежде. Его глаза были широко распахнуты, словно он боялся даже моргнуть, чтобы ни на миг не оставаться в темноте. Дрожащие пальцы обмотанных какой-то тканью рук слабо царапали кирпичную стену, к которой он жался, больше напоминая рефлекторное сокращение мышц, чем осознанное движение. Боже, да он был напуган так, будто видел пылающие глубины ада.

Свернув “нить” и стараясь не делать резких движений, я присел рядом с ним на корточки.

– Эй, ты меня слышишь?

Мальчишка не ответил, все так же глядя в пустоту широко распахнутыми глазами. Что же такого он видел, от чего, похоже, до сих пор в шоке? Поскольку на голос мальчишка не реагировал, я осторожно коснулся его открытой руки, поразившись, до чего она была холодной. Он тут же вскрикнул и дернулся, словно от удара током.

– Тише, тише, я ничего тебе не сделаю, – постарался я его успокоить.

– Не трогай меня! – его крик сорвался на хрип, и он согнулся в приступе сухого, раздиравшего легкие кашля, вечного спутника всех бродяг.

– Ладно, ладно, только не кричи. Я не причиню тебе зла.

Если бы я усмехнулся, его бы это, наверняка, напугало, поэтому я просто серьезно посмотрел ему в глаза, чтобы он понял, что я не представляю для него опасности. Среди моих многочисленных талантов, к сожалению, не было умения открыто и дружелюбно улыбаться, но дети всегда чувствительней взрослых, так что я надеялся, что на подсознательном уровне он поймет, что ничего плохого я с ним не собирался делать.

Мальчишка внезапно затих, уставившись на меня, как на диковинное говорящее чудище, заставив меня вдруг ощутить, что он знает обо мне все. Даже то, что я сам от себя скрывал.

– Ты… – он протянул руку к моему лицу, но остановился в паре сантиметров. Я мог бы поклясться, что в его глазах вспыхнула наивная детская радость, словно он увидел знакомого человека. – Ты такой же.

– Такой же? – нахмурившись, переспросил я.

– Такой же, как я, – мальчик всхлипнул, и по его щекам покатились крохотные капельки. Спохватившись, он быстро вытер их рукавом, но его черные глаза, необычайно яркие для ребенка улицы, продолжали странно смотреть на меня. – Ты тоже умеешь делать фокусы.

– Фокусы?

– Да, – он показал пальцем мне на лоб, – Красивая блестящая ниточка. Ты спрятал ее у себя в голове.

Моя “нить”?! Он увидел мою “нить”?!! Но это невозможно! До сих пор это еще никому не удавалось.

– Я так не умею, – печально произнес мальчишка, опустив глаза. Он все еще дрожал, и я запоздало догадался, что от холода. Скинув пиджак, я протянул его мальчику.

– Это мне? Правда? Ой, он такой красивый и теплый! – для него пиджак больше походил на пальто, в которое он ловко завернулся, став похож на маленькую статую. В неверных предрассветных сумерках я сумел разглядеть на его запястьях старые зажившие порезы. Такой маленький, а уже знаком со смертью… Если он смог увидеть мою “нить”, являвшуюся, по сути, явлением абстрактным и не имеющим физического воплощения, то интересно, на какие еще “фокусы” он способен.

– Скажи, а ты что умеешь? – осторожно спросил я.

– Я вижу картинки, – немножко смущенно сообщил мальчик, бережно поглаживая длинные рукава своего нового одеяния, – Разные. Правда, всегда черно-белые, но зато они движутся.

Я не верил собственным ушам. Паранорм… Вне всяких сомнений. Неудивительно, что его страх я воспринял острее, чем эмоции обычных людей. Мальчишке чертовски повезло, что те, кто забрал Кроуфорда, или были слишком заняты, или просто его не заметили.

– А картинки приходят сами, неожиданно? Или, может, сопровождаются яркой вспышкой? – по крайней мере, когда однажды я попросил Кроуфорда описать мне свой дар, он сказал именно это.

– Нет, они появляются, когда я трогаю вещи, – охотно пояснил мальчик, – Они рассказывают, что с этими вещами случилось. Однажды я подобрал на улице кирпич, и он сказал мне, что им совсем недавно убили какую-то женщину. Я его сразу выбросил, потому что это был плохой кирпич. Правда, ведь плохой?

Я кивнул. Этот мальчик читал память вещей так же, как я мысли, и так же, как я, защищался от своего дара. Сразу стало понятно, почему его руки обмотаны тканью: если непосредственного контакта с предметом не было, образы не появлялись. Хотелось верить, что он догадался об этом достаточно быстро, потому что немногие вещи на улице способны рассказать о чем-то приятном, а он, судя по всему, жил здесь уже не первый год.

И тут меня словно ударило. Прошлое! То, что я хотел узнать, крылось именно там, и этот мальчик единственный мог рассказать мне, что же случилось.

– Послушай, а как тебя зовут?

– Хитоши, – он крутился на месте, стараясь со всех сторон разглядеть подаренный мной пиджак.

– Послушай, Хитоши, мне нужна твоя помощь, – мальчишка как по команде прекратил вертеться и внимательно посмотрел на меня. – Человек, который мне очень дорог, пропал, и только ты можешь помочь мне найти его. Я отведу тебя туда, где он был в последний раз, а ты попробуй узнать, что же там случилось, ладно?

– Мне нельзя ходить к людям, – Хитоши замотал головой, инстинктивно попятившись назад и уперевшись спиной в стену, что было совсем неудивительно. Обычные люди всегда ненавидели и боялись тех, кто был не похож на других. Мы все платили эту цену за обладание своим даром. – Они говорят, я странный, потому что никто больше не видит моих картинок.

– Ты не странный, Хитоши. Просто ты родился с даром, отличающим тебя от обычных людей, а они не могут этого понять. И никогда не считай себя ущербным, – я протянул ему руку, – Это они ущербные, а не ты. Ты – высшая каста.

Он помялся еще немного, нервно теребя рукава, и, наконец, взял меня за руку. Его ладонь была такой маленькой и холодной, что казалось, будто я сжимаю кусочек льда.

– Не бойся, – уверенно сказал я, – Со мной тебя никто не тронет.

– А ты подаришь мне ту блестящую ниточку из своей головы? – с типичной для ребенка непосредственностью спросил Хитоши, пока мы шли к квартире, куда, я думал, уже никогда не вернусь.

– К сожалению, это невозможно, – вынужден был я огорчить его, – Дар нельзя отдать или подарить.

– Так это твой дар – делать ниточки?

Я не удержался от усмешки.

– Нет, я читаю мысли. Почти как ты, только ты видишь картинки в мертвых вещах, а я в живых людях.

– Ух ты, – восхищенно протянул Хитоши, – Наверное, это интересно, да?

– Не всегда. Тебе же не понравился тот кирпич, правда? Вот и мысли у некоторых людей бывают совсем не приятными. Кстати, мы уже пришли.

Мальчишка отпустил мою руку, задрав голову к низкому потолку, который для него был таким высоким, что казалось, он никогда не сможет до него достать. Здесь все осталось по-прежнему: смятая простыня, перевернутая мебель, даже запах морской соли еще не выветрился. Хитоши огляделся, и на его бледном личике тут же отразилась вся гамма обуревавших его чувств. Ему явно было неуютно, хотя он и старался этого не показывать.

– Здесь случилось что-то плохое, – тихо шепнул мальчик, словно боялся, что те, кто сделали это, услышат его и вернутся.

Он подошел к кровати и, как мне показалось, погладил запутавшийся в простынях полумрак, будто у него и в самом деле было призрачное, одному ему видимое тело. Может, помимо памяти вещей он видел еще что-то? Неосязаемое, неощутимое… Как, например, мой дар.

Пока я размышлял об этом, Хитоши развязал обматывавшую его правую руку тряпку и поднес ее к простыне. Я заметил, как дрожат его тонкие пальцы над тканью. Он не любил использовать свой дар, это было видно сразу. Может, из-за того, что он не приносил ему ничего, кроме насмешек и страха, а может, из-за того, что вещи всегда хранили дольше плохое, нежели хорошее.

Судорожно схватив простыню, Хитоши согнулся, словно у него болел живот, и тут же с отвращением отбросил ее, как ядовитую змею. Его всего трясло, как в лихорадке. В два шага оказавшись рядом с ним, я впился в него требовательным взглядом.

– Скажи мне.

Хитоши яростно замотал головой так же, как я когда-то, поддавшись иллюзии, что это поможет ему избавиться от того, что он не желал видеть и слышать.

– Скажи мне, Хитоши, – я схватил его за руку, не давая сбежать, – Это очень важно.

Мальчишка поднял на меня глаза, в которых дрожали едва сдерживаемые слезы. То, что он увидел, напугало его, и он отказывался снова возвращаться к этим образам, убеждая себя, что их никогда не существовало.

– Этот человек, – наконец, сумел прошептать он, комкая в руках свою повязку, – Он спал, когда они пришли за ним… Они долго ждали, чтобы он остался один, а потом пришли и забрали его с собой… И он даже не смог проснуться, чтобы увидеть их… Потому что… они принесли с собой живую тьму…

– Тьму? – меня помимо воли начал колотить озноб. Хитоши говорил несвязно, но от одной его интонации меня сковывал леденящий ужас.

– Да… Тьма была в каждом из них… Они умеют управлять ей, как никто другой, и она верно служит своим хозяевам…

– Кто они, Хитоши? Ты видел их лица?

– У них нет лиц… Только тьма… Послушная, смертоносная…

Хитоши вырвал из моих пальцев свою дрожащую руку и быстро обмотал ее старой тряпкой, пытаясь защититься. Слезы все-таки покатились по его щекам хрустальным бисером, падая на ковер под ногами, словно маленькие жидкие бриллианты. В силу возраста он, очевидно, плохо контролировал свой дар, так что было жестоко просить его о таком, хотя он так хотел помочь мне.

Обхватив себя руками, мальчик скорчился на коленях, ожесточенно мотая головой.

– Мне нужно знать, куда его повезли, Хитоши. Они что-нибудь говорили?

– Мои картинки только показывают, а не слушают. Пожалуйста, я больше не хочу их видеть. Мне страшно… Пожалуйста…

Вздохнув, я положил руку ему на голову. Он хотел забыть, и после того, что он сделал, я был не в праве отказать ему в этой услуге.

– Не бойся. Я сотру эти образы из твоей памяти, как будто ты их никогда не видел, и все будет хорошо. Только не сопротивляйся, ладно?

Итак, как бы парадоксально это ни звучало, но они действительно ждали, пока я уйду, что могло значить многое, а могло не значить ничего. Первый вариант: я был способен сопротивляться, а Брэд нет, поэтому забрали именно его, хотя, судя по тому, что сказал Хитоши, они были опасны ничуть не меньше меня. Второй вариант: их целью был только Брэд, а я был чем-то вроде досадной помехи, с которой им или было приказано не связываться, или они просто не хотели марать руки. Третий вариант: мне просто повезло. Если бы я остался вместе с Брэдом, то, возможно, и не стоял бы здесь сейчас.

Слишком много гипотез и так мало фактов, которые могли их подтвердить или опровергнуть. Но одно я мог сказать точно: за Кроуфордом приходили Гончие. Никто толком не знал, кто или что они такое, но рядом с ними любого паранорма охватывал такой же неконтролируемый страх, как Хитоши. Их пускали по следу предателей или тех, кто чем-либо не угодил Старейшинам, с приказом выследить и раздавить, как жалкое насекомое, не взирая на то, будет ли жертва сопротивляться или сдастся им на милость добровольно.

Я невольно сглотнул. За всю историю существования этого отряда палачей еще никто из их целей не уходил живым, даже самые лучшие, самые опытные, самые изворотливые. Гончие всегда находили отступников, где бы те ни прятались и к каким бы уловкам ни прибегали. Но Кроуфорда взяли живым, чего раньше никогда не случалось, и значит, его не убьют, пока не получат то, что им нужно. И значит, у меня еще было время.

– Мне нужно идти, – тихо сказал Хитоши, – Тут… нехорошо. Нужно идти.

Когда мальчишка бросился к двери, я не стал его останавливать, но уже переступив порог он обернулся.

– И еще… – Хитоши прикусил палец зубами, словно размышляя, стоит ли говорить дальше или нет, – Не приходи сюда больше. У тебя тоже есть своя тьма. Только ты не умеешь ей управлять.

Не дав мне ничего спросить, он исчез с порога, как будто его здесь никогда и не было. Его торопливые удаляющиеся шаги, которые затихли через пару секунд, оставив меня одного в опустевшей квартире.

Я бросил взгляд на брошенную им простыню, валявшуюся у меня под ногами, стараясь не думать о том, что голова трещала, словно по ней колотили огромным молотом. От того, что мне рассказал мальчишка, ситуация и мое положение в ней отнюдь не стали выглядеть более многообещающими, хотя, откровенно говоря, я на это рассчитывал. Информации у меня почти не было, идей относительно того, где искать Кроуфорда – тоже, и ко всему прочему в это оказались замешаны Гончие, что в любое другое время заставило бы меня прислушаться к инстинкту самосохранения.

Неожиданное решение пришло в голову само, словно уже давно созрело и просто ждало удобного случая, при котором я мог бы оценить его по достоинству. При данных обстоятельствах оно не показалось мне таким уж и абсурдным.

Свет в окне горел, что позволяло надеяться на то, что хозяин был дома и пребывал в благодушном – чего мне очень хотелось – настроении. Наши отношения не сложились с самого начала, поскольку мы были по разные стороны баррикад, но для меня, не склонного переносить распри профессионального уровня на повседневную жизнь, это вынужденное противостояние заканчивалось каждый раз, когда заканчивалась наша очередная миссия. Однако для него убить меня было делом чести. Помимо того, что он имел ко мне вполне обоснованные претензии насчет своей семьи, наша последняя с ним встреча тоже не была похожа на беседу старых друзей, о чем я пожалел только сейчас.

Наконец, я поднял руку и постучал. В квартире спала тишина, но меня это нисколько не волновало, так что повторного стука не было. Был до неприличия громкий пинок в дверь, что оказалось более действенным.

Он открыл дверь, протирая сонные глаза. Заспанный, взъерошенный, совсем непохожий на того жесткого, холодного убийцу, которого я знал. Обычный молодой парень, лет двадцати, не больше.

– Погодка нынче не очень, правда?

Он ошарашено моргнул, явно уловив знакомые интонации в моем голосе, и, все еще не веря собственным ушам, ударил по выключателю на стене. В свете я выглядел не лучше, чем в полутьме, особенно учитывая мои последние злоключения.

– Ты!

– А ты ждал кого-то еще?

Айя не удостоил меня ответа, грохнув дверью перед самым моим носом так, что слева со стены отвалился кусочек штукатурки. Если мы продолжим разговор в том же тоне, придется срочно вызывать бригаду ремонтников.

Нельзя сказать, что я ожидал бурной радости или дружеских объятий (спасибо, что он был без катаны), но хотя бы элементарное гостеприимство можно было проявить. Хороший хозяин остается таковым даже за два часа до рассвета, когда к нему домой заявляется смертельный враг, ведь так?

– Айя, – предпринял я вторую попытку, – или ты впустишь меня, или я подниму на ноги всех соседей. Оно тебе надо, а?

– Убирайся, – угрожающе раздалось из-за двери.

– Проклятье, не будь таким эгоистом! Никаких старых счетов, никакого подвоха, только поговорить. Неужели это так сложно? И подумай сам: если бы я так уж хотел вынести эту чертову дверь, чтобы добраться до тебя, я бы это давно уже сделал, верно?

Следующую пару минут мне пришлось провести, тупо глядя на запертую дверь в ожидании, пока он, наконец, придет к нужному решению. Я слышал глухие отголоски его мыслей, но вслушиваться интереса не было, так что я предпочел просто подождать, и мое терпение было все-таки вознаграждено. Дверь отворилась повторно, однако хозяин уже был не тем, кого я видел совсем не давно. На этот раз меня встретил знакомый суровый взгляд, который ясно давал понять, что Айя не верил мне ни на грош. В принципе, в данной ситуации ждать от него другого было бы безумием.

– Могу я войти? – осторожно спросил я на всякий случай, потому что его действия частенько не согласовывались с его мыслями, а раздувать еще один конфликт из-за того, что мы неправильно друг друга поняли, сейчас как-то не хотелось.

Айя коротко кивнул, не спуская с меня враждебного взгляда, и пропустил внутрь.

– На кухню, – приказным тоном добавил он, и мне в спину уперлось очень знакомое и очень холодное острие меча, молча намекнувшее, что непредвиденных фокусов лучше не выкидывать.

– Хочешь напоить меня кофе? Как радушно с твоей стороны.

– Нет. Я хочу выяснить, какого черта тебе тут понадобилось, и выкинуть обратно на улицу, – разочаровал меня Айя.

– Я так и знал.

– Тогда нечего было и спрашивать. Шевелись.

Мой мысленный план, который я составил по дороге сюда, заканчивался на том месте, где я должен был во что бы то ни стало заставить его меня выслушать, а поскольку это мне удалось, передо мной встала новая задача: как объяснить ему цель моего спонтанного визита. Особенно после того, как все взаимные разногласия, казалось, были улажены сами собой после обвала маяка. К несчастью, стратегия и тактика не были моими сильными сторонами.

Молча указав на один из стульев, Айя сел напротив меня, демонстративно положив катану на стол между нами, как символ наших безопасных переговоров.

– Ну?

– А кофе? – попытался я выиграть время.

– А в глаз? – таким же тоном поинтересовался Айя.

С утра он явно не был расположен заводить со мной душещипательную беседу о чем бы то ни было. Я обвел скорбным взглядом кухню и не найдя ничего, к чему можно было бы прицепиться, вынужден был начать разговор.

– Мне нужно, чтобы ты помог мне связаться с Критикер.

Айя скептически приподнял бровь. Учитывая то, что развеселиться он никак не мог, моя фраза, судя по всему, вызвала у него некоторое недоумение, но все же он молчал, ожидая продолжения, без которого я предпочел бы обойтись.

– Скажем так, сейчас я остро нуждаюсь в информации, которую только они могут мне дать. Это не имеет никакого отношения к Эсцет, – тут я запнулся. Как никак Гончие были напрямую с ней связаны, но вот стоило ли упоминать об этой связи – это уже другой вопрос. Критикер были далеко не дураками, и если я хотел их использовать в своих целях, пожалуй, на время стоило выложить все карты на стол. – То есть имеет, но это не пойдет во вред Критикер. Я больше не работаю на Эсцет.

– И каким боком это касается меня? – спросил Айя после некоторой паузы.

– Тебя – никаким, но твоим хозяевам это может оказаться весьма полезным.

– Они мне не хозяева, – мрачно процедил он.

– Поверь, мне на это наплевать, – я помимо воли начал терять терпение, что с таким упрямцем, как Фудзимия, было немудрено. – Речь сейчас не об этом. Отвести меня к Критикер – это все, о чем я прошу. Это что, так сложно?

Ножки стула противно взвизгнули, когда Айя резко встал. Я непроизвольно напрягся, не зная, что от него ожидать: его мысли были укрыты плотным серым туманом, сквозь который я не мог пробиться. Похоже, как только он оценил ситуацию, то тут же поставил блок, так что сейчас от моего дара особо проку не было. Как те, кто чаще других сталкивались на миссиях с паранормами, Вайсс прошли хорошую тренировку на блокировку посторонних мыслей.

– С каких это пор ты опустился до того, чтобы просить? – послышался позади ехидный голос, который я узнал, даже не оборачиваясь. Сконцентрировавшись на Фудзимии, я не удосужился даже бегло просканировать квартиру, за что и поплатился.

Двигаясь неторопливо и осторожно, Кудо вошел на кухню, не спуская с меня цепкого взгляда змеелова, по собственному опыту знающего, что доверие порой может быть весьма опасным. Он был в одних пижамных штанах и домашних тапках, но более безопасным от этого не выглядел.

– И тебе привет, Йоджи, – кисло выдавил я. Рана на шее от его лески сразу напомнила о себе противным жжением. – Какая неожиданная встреча. Тоже заглянул на ранний утренний чай?

– Я могу спросить то же самое, не находишь? – он машинально погладил пальцами циферблат своих часов, словно его это успокаивало. И ничего, что все остальные вокруг начинали нервничать.

– Раз уж стоял в коридоре, то, наверняка, все слышал, так чего глухого из себя строишь?

– Люблю, знаешь ли, людей помучить, – нагло ухмыльнулся Йоджи, – Хобби у меня такое. Особенно, если эти люди мне немало крови попортили.

Айя фыркнул и направился к плите, захватив по пути стоявшие на полке баночки с кофе и чаем. Мне оставалось надеяться, что он не будет настолько скупердяем, чтобы пожалеть для меня хотя бы чашечку. В животе противно урчало, ведь со времени взрыва во рту не было ни крошки.

– Надо же какие мы злопамятные, – съязвил я в ответ.

– С тобой еще и не такому научишься, – не остался в долгу Йоджи. – Так что там насчет информации, которая есть только у Критикер, а? Я ведь не Айя, меня общими фразами не накормишь, – Фудзимия удостоил его мрачного взгляда через плечо, но дополнительную порцию сливок в кофе все же положил. – Я человек любопытный, поэтому прежде чем решить, что делать, мне нужно услышать подробности. Так что валяй, рассказывай.

Как ни прискорбно было это признавать, но другого выхода у меня не было.

– После срыва церемонии мы планировали сбежать, оставив Эсцет разгребать те проблемы, что на них свалились, но Наги и Фарфарелло пропали еще на берегу. Решив найти их позже, мы с Кроуфордом залегли на дно в райончике, где сам черт ногу сломит, однако нас нашли даже там. Причем нашли слишком быстро, что наводит на мысли, что они знали об этом заранее. Мне удалось не попасться, а вот Кроуфорда взяли живьем.

– Живьем? – переспросил Айя, ставя перед нами с Йоджи две кружки с дымящимся кофе. – Разве Эсцет практикует сочувствие к подчиненным?

– Так же, как инквизиция, – грея руки о горячие бока кружки, хмуро буркнул я. – Поэтому мне и не по себе, что в этот раз они действовали не так, как обычно. Зато есть шанс, что я доберусь до Кроуфорда раньше, чем они решат, что он им больше не нужен.

Йоджи расслаблено откинулся на спинку стула. Уж не знаю, что так на него подействовало: кофе ли или еще что, но это все же было лучше, чем постоянно опасаться его гибкой стальной подружки.

– Значит, хочешь найти Кроуфорда, так? – задумчиво пробормотал Йоджи и почему-то скользнул взглядом по сидевшему рядом Айе, который с безразличным лицом пил свой чай, хотя сам был напряжен, как готовая распрямиться пружина.

Недоумевая, я заглянул в мысли блондина, которые он даже не стремился спрятать, считая, что ничего сверхсекретного в этом не было. Думаю, Айя бы его мнения не разделил, но он, в отличие от меня, чужие мысли читать не мог, поэтому пребывал в счастливом неведении, иногда оказывавшемся гораздо лучше полного знания.

Они были любовниками. Причем уже давно, но кроме их команды никто об этом не знал, даже я. Когда мы сталкивались на миссиях, все их мысли были заняты только работой и ничем другим, так что неудивительно, что я это пропустил. Что же, тем проще для меня.

– Да, – твердо сказал я, глядя прямо на Кудо, – Я хочу найти его во что бы то ни стало.

Йоджи едва заметно вздрогнул, почувствовав у себя в мыслях нарочно оставленные мной следы. Неприятное ощущение, но зато теперь он знает, что я в курсе и могу добавить к своим словам еще один аргумент.

– Ты ведь можешь это понять, верно?

Он мог. Так же, как и Айя, но Йоджи воспринимал их отношения острее, так что я сделал ставку на него и понадеялся, что не ошибся.

– Персии сейчас нет в городе, – поежившись, он отхлебнул кофе и встал закрыть приоткрытое окно, из которого тянул пронизывающий сквозняк. – Но ты можешь подождать здесь, пока он не вернется.

Айя протестующе фыркнул, резко отодвинув чашку с чаем и расплескав напиток на стол.

– Нет, не может, – упрямо заявил он, – Когда Персия вернется, мы отведем его к нему, но в моей квартире он не останется ни на минуту.

– Айя, – Йоджи подошел к нему вплотную, но тот даже не вздрогнул. Не обращая на меня никакого внимания, он поднял руку к лицу Айи и порывисто прижался к его губам, словно это могло убедить его. Айя инстинктивно ответил, только через пару секунд вспомнив, что они на кухне были не одни.

Он бросил на меня свирепый взгляд, на который мне, к сожалению, нечем было ответить.

– Он поможет нам уничтожить их раз и навсегда, – тихо сказал Йоджи, касаясь носом его уха, – Ты же понимаешь.

– Нет. Это больше не наша проблема, – мотнул головой Фудзимия. В его глазах фиолетовым пламенем полыхнула забытая ярость, которую я видел, когда он сражался с Кроуфордом, зная, что ему все равно не победить. – Все закончилось, когда их Старейшины были убиты. Айя-тян теперь в порядке. Нам больше не нужно…

– Закончилось? – невесело усмехнулся я, не поднимая глаз от водоворота в моей кружке, – Ты действительно так думаешь? Ты веришь в это?

Он замер с открытым ртом, словно разом растерял все слова.

– Все только начинается, Айя. Все только начинается.

Ванная была именно такой, какой должна была быть, исходя из общего метража квартиры: небольшой, но уютной, даже несмотря на то, что являла собой образец стандартности. Кремовый кафель, пушистый коврик под ногами, душевая кабинка. Все, как у всех. Стаскивая с себя мятую, пропахшую морской солью и водорослями одежду, я с любопытством разглядывал всякие мелочи, которые не сразу бросались в глаза, но могли многое рассказать о хозяевах квартиры. Не хозяине, а хозяевах, потому что Кудо зашел сюда не погостить. Он жил здесь так же, как и Айя, причем довольно давно.

На полочке над раковиной в глубоком стакане стояли две зубные щетки, рядом с зеркалом висело два полотенца, а на самой раковине стояла почти доверху наполненная окурками пепельница, словом, все признаки пребывания здесь Кудо были налицо.

Я с видимым удовольствием залез под душ, надеясь, наконец, смыть с себя этот чертов рыбный запах и тонкую корку соли, от которой чесалось все тело. Сомневаюсь, что Вайсс после этой заварушки чувствовали себя лучше, но им, в отличие от нас, по крайней мере, было куда возвращаться. Для Шварц же это стало только первым этапом безумных скачек со смертью.

На полчаса я постарался забыть все, что произошло, и не думать о том, что может произойти, чтобы сполна насладиться горячей водой и маленькой вынужденной передышкой, которую мне так милостиво подарил Кудо. Внезапно я поймал себя на мысли, что завидую ему. Им обоим. Они выбрались из-под падавших обломков наяву, а вот мы получили в руки лишь непрочную туманную иллюзию, на деле обернувшуюся самым худшим кошмаром в моей жизни.

– Когда выйдешь, свежая одежда на стуле, – раздался из-за запотевшей стенки голос Йоджи, который с чем-то там возился.

Как он умудрился пробраться в ванную незамеченным, так и осталось для меня загадкой. Как бы странно это ни звучало, но я не чувствовал исходящей от него агрессии, только обычную в таком случае настороженность, но не более.

Айя сказал, что их Персия вернется только сегодня к вечеру, так что у меня был, по меньшей мере, день на то, чтобы более или менее прийти в норму, и первым пунктом в моем списке первоочередных дел было принятие душа. Айя только фыркнул и, демонстративно сложив руки на груди, удалился в спальню, так что роль гостеприимного хозяина пришлось разыгрывать Йоджи, с чем он, надо отметить, отлично справился.

– Подушка и одеяло на диване в гостиной, – добавил он, постучав в кабинку, чтобы привлечь мое внимание.

– Я понял. И, слушай… – я открыл дверцу, надеясь, что он еще не ушел.

– Что? – Йоджи недовольно поморщился от поваливших на него клубов горячего пара, однако то, что я был абсолютно голым, его ничуть не смутило.

Я немного замялся, не зная, как лучше выразиться.

– Я только хотел сказать…

– Лучше не надо, – перебил он меня, – А то я и вправду подумаю, что настоящий Шульдих погиб при обвале, а ты всего лишь его неудачная копия. Не будем впадать в крайности, ладно?

– Ладно, – согласился я.

– И послушайся моего совета: постарайся пореже попадаться на глаза Айе. Диван в гостиной, – на всякий случай напомнил Йоджи, закрывая за собой дверь в ванную, а я быстро захлопнул душевую кабинку, потому что ноги уже облизывал холодный сквозняк.

IV. По ту сторону тени

О да, стоило согласиться с тем, что для Фудзимии я был неизбежным злом, от которого ему так и не удалось избавиться, как бы он того ни желал. Вообще-то когда я сказал ему, что от него требуется только отвести меня к Персии, я не лгал и уж точно не предполагал, что все повернется именно так, как повернулось. Но жизнь полна сюрпризов, и сейчас Айя был вынужден согласиться со мной в том, что подавляющая часть этих сюрпризов не вызывает у нас бурной радости.

Его, равно как и Йоджи, приставили ко мне в качестве неусыпной стражи и невольных помощников (по совместительству), и если Йоджи отнесся к этому философски, то Айя был просто в бешенстве. И я мог его понять.

За круглым иллюминатором колыхались потревоженные облака, то расступаясь и позволяя видеть далекие, усыпанные огнями земли, то вновь превращаясь в плотную серо-белесую завесу. Частный самолет подобрал нас в аэропорту, куда мы отправились сразу же после встречи с Персией, не теряя ни минуты. Однако мне все же удалось заскочить в магазин, чтобы, наконец, купить себе нормальную одежду, а то в йоджином плаще я постоянно путался в собственных ногах, словно никогда их раньше не видел. Все-таки длинный плащ – вещь непрактичная, и как Кудо удается двигаться в нем так, словно его и нет вовсе, навсегда останется для меня загадкой.

Критикер следила за каждым шагом Гончих, пока они были в Японии и из-за туманности своих намерений представляли для нее потенциальную угрозу, но ни во что не вмешивалась. Пока незваные гости не интересовались ее деятельностью, ей не было до них дела. Это было похоже на то, как трусливый пес из своей конуры наблюдает за пробирающимся в дом вором, но не поднимает тревогу, пока его кость в целости и сохранности. Мелочно, но практично. Разумеется, внутренние разборки Эсцет Критикер не волновали, так что на пути Гончих не было помех. Они, не таясь и не маскируясь, сделали свое дело и благополучно покинули страну, а весь штат Персии смог вздохнуть с облегчением.

По счастью, Гончие никогда не заметали следы, прекрасно зная, что сунуться к ним решится только безумец, поэтому узнать обо всех их передвижениях оказалось не так уж и трудно. Ну… Разумеется, только потому что я получил ограниченный доступ к банку информации Критикер.

Следующим пунктом в их маршруте была Германия, и мы летели туда вслед за ними, памятуя о том, что за пределами Японии влияние Персии было нулевым, и нам самим придется вариться в этом кипящем масле. Я родился в Германии, но она никогда не была для меня родиной ни в одном из смыслов этого слова. У меня вообще не было родины, истории или предков, потому что я родился в вакууме, где не было ничего из того, что, вспоминая, называют детством. А все потому, что я слышал голоса. В конце концов, они заменили мне всех: родителей, друзей, судий, палачей, и в итоге в мире остались только я и мои голоса, а остальные стали просто ходячими тенями. А потом пришел Брэд, и голосам волей-неволей пришлось потесниться, освобождая для него место в моем мире. Сейчас оно пустовало, и я чувствовал себя так, словно меня разобрали на части, а собрали только половину.

К тому же мне не давали покоя последние слова Хитоши о том, что у меня тоже есть своя тьма, только я не умею ей управлять. Что он хотел этим сказать? Может, он называл “тьмой” мой дар, но в таком случае у него она тоже была… Определенно, эта “тьма” ему не нравилась, она пугала его почти так же, как сами Гончие.

На этом мои идеи кончились, поэтому я потянулся, разминая затекшую от долгого сидения спину и бросил быстрый взгляд на сидевших напротив Кудо и Фудзимию. Первый тихо подремывал, являя собой воплощение полной расслабленности, зато ко второму это понятие было неприменимо ни в коей мере.

Айя бесился. То есть внешне все было безупречно: спокойное лицо, холодный надменный взгляд, прямая спина и полное безразличие к окружающему, но внутри – и я это прекрасно видел – он кипел, как разъяренный вулкан, который не желал затухать.

– Черт возьми, Айя, – не выдержал я, – да угомонись ты уже! Сколько можно?

– Сколько нужно, – свирепо рыкнул он и уставился в иллюминатор, мысленно смакуя подробности моего жесточайшего расчленения.

– Знаешь, с такой фантазией тебе надо писать руководства по изживанию смертных врагов. Ты бы такие деньги зашибал, закачаешься. Чем не альтернатива?

– Пошел вон из моей головы, – процедил он, не отрывая пустого взгляда от разбавляемой облаками тьмы.

– Да пожалуйста, – хмыкнул я, – Было бы на что смотреть. Сплошной туман и сырость, как в подвале. Твои мозги, Абиссинец, – не самое интересное место из тех, где мне довелось побывать.

– Вот и не лезь.

– Привычка, – зевнул я, – Раньше по долгу службы мне частенько приходилось к тебе в голову наведываться, так что делаю это уже на автомате. Ой, не сверкай вот только глазами, ладно? Это меня давно не впечатляет. К тому же я уже ушел. Теперь успокоился?

Айя потратил пару секунд на анализ своих ощущений, после чего пришел к выводу, что я действительно убрался из его головы, и немного – совсем чуть-чуть – расслабился. Как будто если мне нужно, я не смогу проникнуть в его разум, не привлекая к себе внимания. Но лишать его этого заблуждения я не стал. Мне и так пришлось открыть больше карт, чем я планировал, так что лишний джокер в рукаве мне никогда не помешает.

– И как Кудо с тобой уживается? – вопросил я у потолка, но ответ пришел совсем не оттуда.

– Не твое дело, – яростно прошипел Айя.

Словно почувствовав, что разговор зашел о нем, Йоджи приоткрыл один глаз и обвел нас ленивым взглядом, потом зевнул и завозился в кресле, устраиваясь поудобнее.

– Йоджи, – возмущенно толкнул его Айя.

– А? – раздалось невнятное бормотание. – Все же нормально, разве нет?

– Нормально? – фыркнул Айя, не в силах поверить в то, что Йоджи снова покидает нас, проваливаясь в очередной сон. – Нормально?!!! Мы летим в одном самолете с этим извергом, а ты говоришь, что все нормально?!

– Кто тут изверг, еще посмотреть надо, – вклинился я, тут же получив пылающий взгляд фиолетовых глаз.

– Ну вы же еще не поубивали друг друга, – неохотно пояснил Йоджи сонным голосом, – значит все в порядке, и могу спать дальше. Разбудите меня, когда принесут ужин.

Айя вцепился в него хваткой краба-убийцы.

– Ужин ты уже продрых, а если хочешь есть, встань и приготовь, потому что кроме нас и пилота на борту никого нет, понял?

Йоджи разочарованно зевнул. Я знаю, что такое трудно представить, но, клянусь, ему это удалось.

– Точно, а я и забыл совсем… Жаль… Тогда разбудите меня, когда приземлимся, – внес он коррективы и снова попытался отключиться, но Айя был начеку.

– Йоджи, – с обманчивым спокойствием произнес он. – Ты помнишь, что сказал Персия?

– Чтобы мы приглядывали за Шульдихом, потому что он – наш счастливый билет.

– Правда что ли? – я подался вперед. – Я – и вдруг счастливый билет?

Но никто на меня внимания не обратил. Йоджи пытался зарыться в подушку, а Айя имел твердое намерение этого ему не позволить, и надо отметить, пока что это ему неплохо удавалось.

– А если с ним что-нибудь случится?

– Нельзя, – буркнул Кудо. – Тогда нам голову открутят, а потом еще и не туда приставят.

– Тогда в твоих же интересах не спать, – как бы между делом заметил Айя, ненавязчиво так придвигая к себе прислоненную к креслу катану. – А то мало ли чего может случиться, пока ты дрыхнешь. Ну там… случайное падение из иллюминатора или еще чего…

– Да понял я, понял, – простонал Йоджи, закинув подушку на кресло в паре рядов позади себя. Глаза у него были сонные, но в кресле он держался прямо. По крайней мере, до тех пор, пока с чудовищным зевком не съехал по плечу Айи, уронив голову ему на колени. Тому не осталось ничего другого, кроме как обреченно прикрыть глаза рукой.

Я осторожно потянулся к его мыслям и с изрядной долей удивления обнаружил, что они больше не ярились, как штормовое море. Стоило признать, что Кудо обладал уникальной способностью успокаивать Айю, сам того не ведая, так что хорошо, что их отправили со мной вдвоем, а не одного Фудзимию. С ним мы бы даже до Германии не долетели.

Повезло же мне с напарничками, а. Конечно, Персия защищал свои интересы, но такого сюрприза я от него не ждал, хотя, возможно, весь смысл был как раз в том, что с этими двумя я встречался раньше. Мы знали другу друга, как облупленных, так что они подсознательно были готовы к любой дурости, которую я мог бы выкинуть. Идеальная компания подобралась.

Но как бы я не фыркал и не ёрничал, работать мне с ними все равно придется, а потому я счел за лучшее как следует к этому подготовиться.

– Айя.

Ответом мне послужило гробовое молчание.

– Я сейчас к тебе в мозги полезу, – честно предупредил я. Мог бы, конечно, и промолчать, но для установления прочной связи необходимо, чтобы человек не сопротивлялся, а в случае с Фудзимией это представлялось довольно затруднительным.

– Только попробуй, – с явной угрозой в голосе произнес Айя, недобро сощурив глаза.

– Не только попробую, но и залезу, – нахально продолжил я, игнорируя его красноречивый взгляд. – Мне нужно протянуть “нить”, чтобы в случае чего я смог быстро связаться с тобой или Кудо. Между прочим, стараюсь для удобства и безопасности. Вашей в том числе.

Выражение лица Айи не изменилось, так что мне пришлось устроить ему маленькую лекцию о моих паранормальных способностях и их применении в жизни. Оказалось, он до сих пор думал, что я могу только читать мысли и заморочить кому-нибудь голову, но не больше. Признаюсь честно, для моего самомнения это был тяжелый удар.

– … как канал беспроводной связи. В любое время и в любом месте.

– Тогда почему бы не найти Кроуфорда, используя такой способ? – задал Айя закономерный вопрос. Так и знал, что он спросит, но жути хотелось верить, что пронесет. Не пронесло. – Наверняка, с ним у тебя тоже “нить”.

Никто не любит признавать свои ошибки, а, однажды признав, вспоминать о них вновь и вновь, но мне пришлось сделать и то, и другое.

– Меня хорошенько тряхнуло при взрыве, поэтому “нити” оборвались. И… с ним у меня даже больше, чем простая “нить”.

Я не знаю, зачем вообще сказал последнюю фразу, но никак не ожидал, что Айя едва заметно вздрогнет и быстро отведет взгляд. Ассоциации? Воспоминания? Что в моих словах могло вызвать у него такую реакцию?

– В чем дело? Ты же не дернулся, когда Йоджи поцеловал тебя при мне, так неужели известие о неуставных отношениях в Шварц повергло тебя в такой шок?

– Заткнись, – огрызнулся он, – Тебя это не касается.

Ну да, как всегда. Ну и к черту. Я не собирался разбираться в его заморочках, когда у самого проблем было по горло. Только хмыкнул и принялся тянуть “нить” к снова задремавшему на коленях у Айи Кудо, однако едва я задел его поверхностные мысли, как он сразу нахмурился.

– Уйди, а… – пробормотал Йоджи сквозь сон, – Без тебя тошно. Будь человеком, отвали…

Айя тут же впился в меня цепким взглядом, отчего я невольно почувствовал себя завернутым в кокон из колючей проволоки.

– Что ты делаешь?

– Да ничего! Только начал протягивать “нить” и все.

Нет, ну Кудо – это феномен. У всех людей во сне отключаются большинство защитных механизмов, превращая их в практически беспомощных марионеток в руках такого ментального кукловода, как я, но Йоджи даже тут умудрился выпендриться. Пусть неосознанно, но выпендриться. Для меня проще было проникнуть к нему в голову, когда он бодрствовал, а не наоборот, так что пришлось его будить.

– Ну что опять-то? Мы уже прилетели? – сонно вопросил он, когда я толкнул носком ноги его руку. После взгляда на меня, он выдал очередной шедевр: – А-а-а, теперь ясно, почему мне снился болтавший без умолку рыжий попугай.

Чем больше я с ним общался, тем больше склонялся к мысли, что Гончие – это еще не самое худшее, что случалось со мной за всю мою жизнь.

– Кудо, не наглей. Лучше посиди смирно, пока я работаю.

Я помнил берлинский аэропорт даже слишком хорошо. Хотя прошло уже много лет с тех пор, как от его входа к самолету шли двое мужчин в штатском и маленький рыжий мальчик с потерянными глазами, и многое изменилось, я все еще помнил. Поэтому я никогда не хотел возвращаться сюда, но жизнь снова сыграла со мной злую шутку.

– Ну и сырость, – брезгливо поморщился Кудо, когда мы спустились по трапу и ступили на мокрую, блестящую от воды посадочную полосу, усеянную лужами разных размеров. – И ты здесь жил?

– Нет, я только формально значусь немцем, – мрачно буркнул я, не удостоив его даже взгляда, – Идиот, конечно, я здесь жил.

– Тогда я понимаю, почему у тебя такой скверный характер, – Йоджи не удалось удержаться, и он чихнул.

– Ты, знаешь ли, тоже не леденец в обертке, – не остался я в долгу.

Айя, не сказав ни слова, молча направился к зданию аэропорта, где нас ждал новый кусок головоломки о том, куда могли направиться Гончие, а значит и подсказка, где искать Кроуфорда. Каким предлогом они воспользовались здесь? “Человеку плохо, мы везем его в больницу” или, может, “он уснул, и мы не стали его будить”? Хотя к особой изобретательности им можно было и не прибегать – в команде наверняка есть сильный телепат, который за щелчок пальцев состряпает такую сказку, что их еще и с почетным караулом проводят. Ну, почетный караул – это, конечно, крайность, но я имел в виду, что остаться незамеченными для них не проблема.

– Как будем искать? – в сторону, как будто не ко мне обращаясь, спросил Айя.

Я хмыкнул.

– По Кроуфорду. Их лиц я не знаю, так что остается только он.

Один из охранников, которого я приметил, искренне полагал, что, несмотря на дождь, этот едва начавшийся день сложится для него удачно, и потому посмотрел на нас, как на заурядных туристов. Пока я избавлял его от этого пагубного заблуждения, аккуратно препарируя ему мозги в поисках нужной мне информации, Айя быстро просматривал записи камер слежения в ускоренном режиме. На мой взгляд, мелькающие на экране картинки были во сто крат хуже, чем мысленные образы, которые я пропускал через себя, хотя они и двигались медленнее. Кудо застыл у дверей маленькой комнатки службы безопасности, куда мы зашли вслед за охранником, как сеттер у кроличьей норы, карауля неожиданных визитеров и нервно крутя в руках помятую сигарету.

– Обрыв записи, – угрюмо констатировал Айя, еще раз прокручивая пленку назад, чтобы убедиться, что не ошибся.

– Это они.

– Уверен? – с сомнением в голосе спросил от двери Йоджи.

– На все сто. Наги тоже умеет так делать. Когда нужно, он просто вырубает всю ближайшую электронику, чтобы камера не смогла нас засечь.

– Удобно, – с легкой завистью хмыкнул Кудо, – Айя, когда отключилась камера?

– Четыре часа назад, но это только доказывает, что они были здесь, а не говорит, куда они направились дальше.

– А вот для этого у нас есть наш невольный свидетель со слишком наивными для его возраста мыслями.

Он видел их, я знал это так же точно, как и то, что времени у нас было в обрез. С каждой минутой, которую я был вынужден терять здесь, тратя ее на безмозглого охранника, Гончие уходили все дальше, а вместе с разделявшим нас расстоянием таяли шансы добраться до Брэда, пока он еще жив.

Я копнул глубже, расшвыривая в стороны ненужные мысли и мечущиеся образы, сменявшие друг друга, как цветные стеклышки в калейдоскопе, и, наконец, нашел то, что искал. Полустертую картинку группы людей, ведущих вместе с собой Кроуфорда. Его лицо – единственное, что я видел ясно, – заставило меня похолодеть: пустые глаза без малейших признаков воли, как будто ее вырвали с корнем, как колючий сорняк. Не эти глаза я видел день за днем за стеклами его очков все последние годы, и на пару секунд я даже усомнился, что это действительно Брэд. Но это был он, вне всякого сомнения.

Воспоминание напоминало акварельный рисунок, на который случайно пролили баночку с водой: краски и контуры были размыты так, словно смотришь на них сквозь мокрое от дождя окно, и только Кроуфорд выделялся четкими резкими очертаниями, будучи единственным, кого не коснулся процесс стирания. Потому что это воспоминание стирали, причем не впопыхах, а, рассчитывая каждое движение, чтобы на поверхности осталось только то, что мне предназначалось увидеть. То есть Кроуфорд, и то, что они с ним сделали.

Они играли со мной, как кошка с угодившей в ее лапы мышкой перед тем, как перекусить ее пополам. Зная, что я иду по их следу, они не спешили этот след стирать, намеренно позволяя отслеживать их передвижения и терпеливо ожидая, пока я сам их найду. Эти сволочи знали, что мне с ними все равно не справиться так же, как знал это я сам, но… я ведь мог попытаться.

– Что-нибудь есть? – нетерпеливо спросил Кудо, едва я отошел от впавшего в прострацию охранника.

– Полное дерьмо, вот что у нас есть, – я помассировал виски, чтобы немного расслабиться после напряжения. Судя по лицу Йоджи, другого ответа он от меня и не ждал. – Они в курсе, что мы идем следом.

– С чего ты взял? – Айя не отрывал сосредоточенного взгляда от светящегося экрана, все еще надеясь вытянуть из пленки хотя бы минимум информации.

– С того, что якобы плохо стертое воспоминание у охранника – явная подстава.

– А может, и вправду торопились и сплоховали? – с вялой надеждой усмехнулся Йоджи.

Я не удержался от пренебрежительного фырканья.

– Ты сам-то понял, что сказал? “Торопились”, “сплоховали”… Такие, как они никогда не торопятся и в работе следов не оставляют, уж поверь на слово. Фактор неожиданности для нас теперь потерян, так что…

– Полное дерьмо.

– Умница, Кудо, схватываешь на лету, – мрачно поздравил его я.

А ведь я так надеялся, что хотя бы один из моих шагов окажется для них полной неожиданностью и, как следствие, не будет закономерно включен в их план. И единственным, кого следовало в этом винить, был Брэд. Да, да, именно он и никто другой, потому что это он заставил меня вспомнить, что можно на что-то надеяться. До него я не верил ни во что и ни в кого, кроме самого себя, и это приносило чертовски неплохие результаты.

– Стойте, – рука Айи зависла над пультом, словно он превратился в свернутую кольцом кобру, и любое неосторожное движение могло спровоцировать ее на нападение. – Они оставили след, зная, что Шульдих его обязательно увидит, но… След только для него, верно? Вряд ли им известно, что он связался с Критикер, и вместе с ним идем и мы.

– А ведь точно! – Кудо с размаху хлопнул кулаком правой руки по ладони левой.

Я не мог не признать, что определенная доля здравого смысла в этом была, но здесь, как и во всей нашей кампании, в действие вступал фактор везения, контролировать который еще не удавалось никому. Может, да, а может, и нет. Мы болтались в этой неизвестности, как коктейль в шейкере, и это жутко меня раздражало, так что пришлось принять этот факт за константу, и, скрестив пальцы на удачу, двигаться дальше. Я уже собрался было сказать, что больше нам тут делать нечего, как вдруг Айя, не желавший признавать, что записи камер слежения в данном случае абсолютно бесполезны, поманил нас с Кудо пальцем.

– Мы едва не упустили из виду маленький гостинец, который оставили наши приятели, – он переключился на камеру, наблюдавшую за раздвижными дверьми, соединявшими коридор выхода к самолету с посадочной полосой, и промотал немного назад.

Вот мы входим внутрь. Айя осматривается, а я сразу же направляюсь к тому самому охраннику, который сейчас сидел на стуле, безвольно свесив голову набок, и молча заставляю его следовать за собой. Йоджи и Айя, заметив нас, идут следом, и здесь картинка замирает.

– Стена, – подсказал Айя, – Там, где только что стоял охранник.

Там была надпись. Странные, слитые буквы, плавно перетекающие из одной в другую, образовывали какое-то слово, которое я не мог разобрать, как ни старался. Больше всего это напоминало расплывшуюся бледную кляксу, в которой каждый человек с индивидуальным воображением смог бы увидеть что-то свое. Я прищурился, пытаясь перестроиться с того изображения, что создало мое сознание в первый миг, на альтернативное и, наконец, разобрал слово.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Йоджи.

Неудивительно, ведь надпись была на немецком. Причем сделали ее на подобии картины, на которой был изображен Иисус и которую показывали в воскресной школе маленьким детям, говоря, что если они хорошенько постараются, то смогут увидеть Бога. На первый взгляд на полотне были только хаотичные штрихи и только спустя некоторое время пристального созерцания начинали проступать контуры человеческого лица, которое уже никогда не стиралось из памяти. Надпись была такой же.

– Здесь написано “брат”, – севшим голосом выдавил я.

– И что это значит? – не замедлил поинтересоваться Йоджи, переведя хмурый взгляд с экрана на меня. – Вы что, родственники?

– Кудо, ты же вроде дураком не выглядишь, так чего несешь первое, что в голову взбредает? Какие к чертовой матери родственники?! Я тебе не клан Такатори, который плодится во все стороны.

– Тогда при чем здесь “брат”?

– Да не знаю я, отвали! – вспылил я, неосознанно попятившись от экрана. – Хрустального шара в рукаве не держу и толкованием таинственных символов не занимаюсь!

Перед глазами мертвенно-бледным пламенем пылала чертова надпись, словно написанное на спине издевательство, которое ты не можешь стереть. Всего лишь одно слово, такое безобидное с виду, но я-то знал, что они хотели этим сказать: то, что между нами нет особой разницы. Какого дьявола?! Неужели они знали?

Похоже, на этот раз лицо меня выдало: Кудо в мгновение ока оказался рядом, сдавив мне горло сильными пальцами. Приблизив свое лицо к моему на минимальное расстояние, он раздраженно прошипел:

– Слушай, ты, чертов самоуверенный кукловод! – Йоджи толкнул меня к стене, и я даже особо не сопротивлялся, позволив ему довольно болезненно ударить меня спиной о ее гладкую твердую поверхность. Он не орал и не грозил вышибить из меня душу, однако я се-таки видел, как его душила бурлящая, но странно контролируемая ярость, что меня совершенно обескуражило. – Хватит уже этих недомолвок. Достало, понял? Ты обо всей этой чертовщине знаешь гораздо больше нас, а мы тычемся в каждую стену, как слепые, пока ты там обдумываешь, что нам стоит знать, а что нет!

– А разве не твой девиз – “меньше знаешь, дольше проживешь”? – Я уже оправился от легкого первичного шока, так что перепалка пошла на равных, хотя его пальцы на моем горле доставляли мало приятных ощущений.

– Ах, какие мы заботливые стали! Вы только поглядите!

– Кудо, – хрипло выдавил я, – я могу вывернуть твои мозги наизнанку быстрее, чем ты успеешь моргнуть, и тебе решать, стоит мне это делать или нет. – Его глаза сощурились, но твердая решимость получить от меня ответ из них не исчезла. Такому упорству следовало отдать должное, пусть оно и смахивало на обыкновенное упрямство. – Хочешь вышибить из меня дурь? Попробуй. Но кроме потери времени ты ничего не добьешься.

– Ты знаешь, что здесь творится, Шульдих. Пусть не всё, но гораздо больше того, что рассказываешь нам, – гнул свое Йоджи, и в этом он был чертовски прав.

Айя сидел за пультом управления, не двигаясь, и с сосредоточенным лицом наблюдал за нашим противостоянием, и мне вдруг как-то не вовремя вспомнилось то, как он вздрогнул при нашем разговоре в самолете. Я отбросил эту мысль, как несвоевременную, и устало прикрыл глаза.

– Убери руки, Кудо, – спокойно произнес я, и как ни странно, он подчинился. Хватка исчезла, позволив мне вздохнуть свободнее и привалиться к стене. – Сейчас нам нужно ехать.

– Шульдих…

– Я не сказал, что не отвечу на твои вопросы, но торчать здесь не имеет смысла.

– А охранник? – запоздало вспомнил Йоджи, бросив через плечо немного смягчившийся взгляд.

– А что охранник? – криво ухмыльнулся я, потирая горло, чтобы разогнать кровь, – Неужели тебя это действительно волнует?

Никогда не понимал, что заставляло некоторых в Розенкройц столь рьяно служить идее воспитания идеальных паранормов ради гипотетического завоевания мира, в которое немногие так уж сильно верили. Конечно, каждый из нас не просто усердно делал вид, что готов положить на это всю свою жизнь, – таких простаков вычисляли без труда, пополняя ими ряды подопытных, на которых тренировались ученики, – а убеждал себя в этом настолько, что это действительно казалось правдой. Но даже такое самовнушение было всего лишь уловкой, за которой прятались тщательно замаскированные остатки личности. Можно считать, что это было негласной нормой, если ты хотел не свихнуться в этих каменных стенах, однако были такие, кто всем своим существом – от макушки до носков черных лакированных ботинок – беззаветно служили Эсцет. И надо отметить, что их было не так уж и мало: если бы Розенкройц могла, то непременно запатентовала бы свои фирменные методы промывки мозгов, калечивших людей не хуже продолжительного сеанса средневековых пыток.

Такой расклад был не для меня. Для псиной преданности Эсцет я был слишком свободолюбив, амбициозен и эгоистичен, и скрывать это было равносильно тому, что прятать шило в мешке. Но все же как телепат высшей категории я был достаточно ценен, чтобы отправить меня в расход, и одновременно достаточно неустойчив, чтобы определить меня на оперативную работу, где агентам предоставлялась большая свобода действий. Наверное, не будь этой вакансии, от меня все-таки избавились бы, но она была, так что однажды утром я получил распределение в отдельный учебный корпус, о котором ходило столько леденящих кровь слухов, что только безумец мог захотеть попасть туда по собственной воле.

– Хей, что за лицо? – положив руку мне на плечо, рядом присел Канзо, мой сосед по комнате. Он был старше меня на год, и, наверное, в силу этого ему нравилось меня опекать, чему я яростно сопротивлялся. В нем было намешано столько кровей, что он сам толком не знал, к какой национальности себя относить, но в чем я был уверен на все сто, так это в том, что от кого-то из его разношерстных предков ему досталось непревзойденное чувство черного юмора. В Розенкройц это по праву могло считаться вторым даром, хотя в его характеристике отмечалось только то, что он пирокинетик. – Тебе что, завтра помирать?

– Не угадал. Уже сегодня.

Мое лицо было похоже на плохо простиранную простынь – такое же серо-белое, и Канзо быстро смекнул, что тут дело нечисто. Он перестал ухмыляться и, взяв меня за подбородок, заставил поднять лицо. Его глаза были темны и серьезны.

– О чем ты?

Я невесело усмехнулся.

– О новом распределении. Сегодня вечером сможешь привести к нам в комнату кого-нибудь повеселиться, меня уже не будет.

В глазах Канзо керосиновым огоньком полыхнула паника, вызвавшая цепную реакцию из смятения, протеста и глубинного страха. Ну да, мы спали вместе, что в этом такого? И никто из нас не испытывал на этот счет никаких иллюзий.

– Хватит, – он мотнул головой, – Мне кроме тебя никто не нужен.

– Хм, Канзо, это фраза из дешевого романа, – скептически фыркнул я, не отдавая себе отчет в том, что стараюсь впитать тепло его пальцев, пока еще есть такая возможность.

– Я не читаю романов, и мне на это наплевать. Но терять тебя я не хочу.

Он прижал меня к себе совсем как в нашу первую ночь, жадно, ненасытно. Для пирокинетиков опасно было поддаваться сильным эмоциям, потому что это вызывало неконтролируемое использование дара, но Канзо каким-то чудом справлялся, и мне нравилось балансировать на краю бездны огня вместе с ним.

– Поверь, в таких вопросах твоим мнением никто не поинтересуется так же, как и моим.

– Куда? – умом он понимал, что как бы крепко он меня ни держал, я все равно уйду, но понимать и делать – разные вещи, верно?

– В пыточную.

– Прекрати!

– Что? Как есть, так и говорю.

Канзо провел ладонью по моей спине, медленно спускаясь к пояснице, и уткнулся носом мне в ухо.

– Я не понимаю… Почему вдруг?

Я бездумно смотрел сквозь стрельчатое окно на тощую ворону, косившуюся на меня блестящим черным глазом, и завидовал ей самой черной завистью, на которую только был способен. Мне было страшно.

– Ты же знаешь, что я у них, как заноза в заднице. Вот они и применили шоковую терапию.

Канзо вдруг порывисто прижался к моим губам, так быстро, что я даже не увидел, как мысль сформировалась у него в голове. Он всегда целовал требовательно, эгоистично и не раздумывая. Так же, как я. Его руки на моей спине начали стремительно нагреваться, и пока это не вылилось в локальный пожар, я должен был его остановить.

“Канзо! Канзо, ты меня спалишь! Еще немного, и моя рубашка вспыхнет!”

– Черт! – выругался он, быстро сжав кулаки и сосредотачиваясь, чтобы унять дар. Одно слово – пирокинетик. Он яростно сжимал и разжимал кулаки, словно это могло помочь ему выпустить пар, но как назло мы были в корпусе, где использовать дар с последующим разрушением казенного имущества строго воспрещалось. Сейчас ему было нужно срочно сжечь что-нибудь дотла, чтобы успокоиться.

– Канзо, – я провел рукой по его щеке, и его гнев немного отступил. Скривившись в горькой ухмылке, я в последний раз посмотрел в его темные, как угли, глаза, зная, что уже никогда их не увижу. – Меня сделают Гончей.

А потом встал и ушел.

На следующий день я узнал, что он не справился со своим даром на тренировке и спалил себя вместе с одним из инструкторов. Канзо не умел признавать поражения и, к сожалению, так и не сумел этому научиться.

Итак, меня отправили туда, откуда выходили уже не люди, а нечто такое, что не поддается описанию. Живые тени, обитающие между светом и тьмой и не принадлежащие ни тому, ни другому. Мне волей или неволей предстояло стать одним из них – палачом, идущим по следу предателей. Да уж, это было худшим из того, во что я мог вляпаться, как ни крути.

Я не помню, чтобы предыдущий день чем-то отличался там от следующего: все они слились в единую непроглядную мглу, в которой я, как оказалось, провел целый год, не оставивший во мне ничего из того, что делало тощего рыжего мальчишку потенциально опасным для планов Эсцет. Я был пуст, как высохший колодец. Сломан. Раздавлен и вылеплен заново, по их образу и подобию. Я стал той самой тенью, от которой невозможно было спрятаться, и которой больше всех боялся я сам.

Когда резко меняешь внешность и впервые после этого смотришься в зеркало, то становится немного неуютно оттого, что тебя словно пересадили в другое тело, но вскоре к этому привыкаешь. А вот когда, видя в зеркале знакомое худое лицо с потухшими, но теми же синими глазами, что и раньше, ты вдруг понимаешь, что там, в глубине теперь ничего нет, вот тогда становится действительно страшно. Страшно настолько, что ты замираешь, не в силах принять себя таким, каким тебя сделали.

Нас учили быть невидимыми, и я стал невидимкой. Нас учили вселять страх одним своим присутствием, и в этом искусстве я был одним из лучших. Но все же, при всей той силе, которую во мне развили, при том уровне дара, которого достиг, я был всего лишь псом. Послушным цепным псом Эсцет, без воли, без стремлений, без… Просто “без”. Не способным на сопротивление или отступничество. Они считали, что таким и должен быть настоящий агент.

Становясь Гончей, человек словно выпадает из этого мира, входит в тень и смотрит на все сквозь ее прослойку. Я знаю это по собственному опыту, потому что видел это своими глазами. Это чувство… Чувство того, что ты мертв, но все же способен покорно исполнять чужие приказы; мне не забыть его никогда. Я должен был принять его, потому что отныне мне предстояло жить в тени.

Но они не успели. В день, когда меня должны были отправить по следу предателя, в коридоре меня остановил высокий темноволосый европеец. Я никогда не видел его прежде, но первое, что он сказал, заставило меня понять, что эта встреча не была простой случайностью.

– Твое имя – Шульдих? – спросил он на чистом немецком.

Имя? У Гончих не было имен, и ни одного из них никто не осмелился бы вот так запросто схватить за руку посреди коридора, ведь прокаженных всегда сторонятся.

Серая теневая прослойка колыхалась передо мной, словно знойное марево, мешая как следует рассмотреть его лицо и скрывая мое собственное. Как и всякий другой, встречавший на своем пути Гончую, этот человек видел перед собой лишь тень, которой мы автоматически скрывали свою внешность, становясь безликими палачами. Однако я слышал его голос: глубокий, уверенный, решительный, и, наверное, именно это заставило меня среагировать.

– Я – Гончая. У меня нет имени, но когда-то меня звали так.

Мужчина поднял руку к лицу и поправил аккуратные очки, придававшие ему вид удачливого биржевого брокера.

– Что ж, надеюсь, в ближайшем будущем ты покажешь мне свою внешность, потому что разговор с тенью весьма смахивает на умопомешательство.

В ближайшем будущем? В тот момент я не верил, что у меня вообще есть какое-то будущее, не то что будущее рядом с кем-то.

– Меня зовут Кроуфорд, и с завтрашнего дня ты будешь работать со мной, – уведомил он меня достаточно спокойным, но все же слегка дрогнувшим голосом. Нелегко стоять перед Гончей и не поддаться бесконтрольному животному ужасу, который мы неосознанно внушали всем, кто находился рядом, но он боролся, и уже одно это заслуживало уважения.

Я не знаю, как ему это удалось, и никогда его об этом не спрашивал, но с меня сняли ярлык палача и передали мой поводок в руки Кроуфорда. Привычное восприятие реальности возвращалось ко мне медленно, но чем больше времени проходило, тем ярче становилось окружающее. Через пару недель я уже ясно видел лицо своего нового начальства, чего раньше был лишен: правильные красивые черты, которые могли бы принадлежать представителю какого-нибудь древнего аристократического рода, но не такие холеные и изнеженные, а скорее решительные и упрямые черты человека, привыкшего полагаться в жизни только на себя. У него были темные глаза, обычно скрываемые стеклами очков, и странный взгляд, который не всегда поддавался расшифровке. Я с нетерпением ждал, когда смогу снова различать цвета, чтобы увидеть его глаза такими, какими они были в действительности.

Еще через неделю мое желание исполнилось. Они были карими, но с едва заметным золотистым блеском, который я смог заметить лишь через пару месяцев работы с ним. Я видел в этих глазах жизнь, которой был лишен в течение последнего года, и тянулся к ней, как трава тянется к свету.

Первое, что я сделал, как только получил освобождение, это избавился от скрывавшей меня тени. Никогда раньше я не хотел, чтобы кто-то увидел меня, столь сильно, но Кроуфорд и вправду заслуживал того, чтобы говорить со мной, глядя мне в лицо, а не в бесформенную колышущуюся тень. В тот день мы должны были покинуть Австрию, и Брэд ждал меня, безнадежно опаздывающего, в аэропорту, проявляя воистину чудеса терпения. Я влетел в зал ожидания, бешено озираясь по сторонам, но толпа народа не хлынула в стороны, чего я подсознательно ждал, а продолжала двигаться мне навстречу, как темный поток. Тот животный ужас, что внушали Гончие, действовал только на паранормов, а здесь их не было. Ну кроме Кроуфорда, разумеется. Он стоял у билетных касс и сосредоточенно смотрел на часы, чуть сдвинув рукав рубашки, чтобы видеть циферблат.

– Я знаю, что безответственный, безголовый и приношу с собой одни только проблемы, – с ходу выпалил я, оказавшись возле него, – Скажи, что мы еще не опоздали, а? Ну, пожалуйста, потому что я не хочу оставаться здесь ни минуты!

Кроуфорд нахмурился, но уже через пару секунд его лицо разгладилось. Зато тело напряглось, снова вступив в неравную борьбу с моим ментальным ядом.

– Ты опоздал, – ровным голосом констатировал он, явно не замечая, что откровенно пялится на меня. До этого дня при наших редких встречах он видел только мою тень и не имел абсолютно никакого представления о внешности нового подчиненного, поэтому сейчас наверстывал упущенное ускоренными темпами, словно впечатывая в память каждую черточку моего лица и фигуры.

– Я лохматый, да? Извини, не успел причесаться.

– Не в этом дело. Просто… Ничего, все в порядке, – он спустил рукав на часы, словно боялся, что они оторвут нас от разговора, и протянул мне руку. – Рад, что наконец-то увидел тебя.

– Надеюсь, не разочарован?

“Красивый…” – услышал я его шальную, каким-то чудом просочившуюся сквозь ментальные щиты мысль, и черт бы меня побрал, но мне стало так хорошо, словно как минимум полмира лежало сейчас у моих ног. Я ему нравился, разве нужно было что-то еще?

– Нет, не разочарован, – он все еще держал на весу протянутую руку, определенно не желая признавать, что я не протягивал в ответ свою.

– Я правда хочу ее пожать, – вздохнул я, – Но пока тебе лучше не прикасаться ко мне. Я и так действую на тебя достаточно сильно, а нам еще в одном самолете лететь.

Брэд кивнул, согласившись терпеливо ждать того дня, когда сможет это сделать, и я был благодарен ему за это.

В первое время нам пришлось туговато. Вросшее в меня клеймо Гончей не позволяло нам даже находиться в одной комнате больше получаса, иначе у Кроуфорда начинались непроизвольные судороги, словно я был ядовитым газом, медленно разъедавшим его изнутри. Но все же через каждую неделю, когда он вырабатывал что-то вроде иммунитета к моему неосознанному влиянию, мы увеличивали временную дозу, и, в конце концов, наше совместное упорство нейтрализовало вырабатываемый мной яд парализующего ужаса.

– Так, по крайней мере, от этой твоей способности мы избавились, – с облегчением вздохнул Брэд, устало потирая переносицу.

– А ты не жалеешь? – поинтересовался я, – Представь, как можно было бы это использовать.

– Никак, – отрезал он, – Эта способность идеальна для того, кто работает в одиночку, но ты теперь – часть команды, и мне необходимо время от времени приближаться к тебе.

У него был свой собственный василиск – мифическое чудовище, одного вида которого боялись так, что каменели от страха, – а он предпочел променять его на обычного телепата только потому, что хотел иметь возможность изредка подходить к нему достаточно близко без опасности поседеть раньше времени. Это подкупало, и как бы часто я ни повторял себе, что доверять нельзя никому, я все больше и больше привязывался к Брэду, сам того не замечая.

С ним я снова научился почти что улыбаться, хотя сам он это и не практиковал. Он просто давал мне почувствовать, что я жив, что я здесь, что дышу вместе с ним. Такая вот странная реабилитация после смерти.

А в один вечер я тихо подошел к нему сзади и обнял, не думая о том, что может случиться в следующий миг, и не планируя никаких ответных действий. Мне просто захотелось сделать это, вот и все. Никаких там далеко идущих планов или персональных способов манипулирования, всего лишь маленькая прихоть человека, вспомнившего, что значит быть живым. У него была широкая теплая спина, и он даже не вздрогнул, когда почувствовал на себе мои руки. Наверное, он это предвидел, но тогда я об этом не подумал.

– Прости, что так неожиданно, – тихо пробормотал я в его рубашку между лопаток, – Не знаю, что на меня нашло.

– Я вот тоже не знаю, – странно задумчиво произнес он, – Но я не против, чтобы такое случалось почаще.

Никогда не думал, что услышу такое от него. Я вообще не думал о нем в этом направлении, но в итоге все оказалось даже лучше, чем я мог предполагать. Мы были идеальной парой убийц, как дополняющие друг друга инь и янь, вместе образовывавшие собой нерушимое единство. Разве это было так уж плохо?

– Миленькая картинка получается, – сидевший на переднем сидении Йоджи сердито фыркнул и полез в карман за очередной сигаретой, которые непрерывно курил в течение последних двух часов, пока мы гнали по автостраде под 120 км/ч в указанном мной направлении. – Ты всего лишь забыл упомянуть, что когда-то сам был одним из тех, за кем мы сейчас гонимся. Какие пустяки!

– Не будь в этом острой необходимости, я бы до сих пор молчал, – угрюмо бросил я, – И все бы жили, как жили.

– Все бы жили, как жили, если бы вы с Кроуфордом не влипли по самое не балуй, а так… Уж живем, как живем.

Мне расхотелось ему отвечать, потому что перепалка все равно не имела смысла, и пользы от нее было, как от пятого колеса.

За рулем по праву угонщика сидел Айя: нисколько не смущаясь того, что только что прилетел в чужую страну, он, побродив немного по стоянке в поисках нужной машины, мастерски вскрыл серебристый “Форд” с пятиступенчатой коробкой передач и мотором в двести пятьдесят лошадиных сил под капотом. Я даже уважительно присвистнул, когда он подъехал к нам с Кудо, подпирающим стену бакалейной лавки, и молча распахнул переднюю дверцу, но в ответ заработал только фирменный взгляд из серии “шине!” и – что очень вероятно – 50-типроцентную скидку на мое предполагаемое убийство. Это определенно выходило за рамки обычной ненависти, с которой я сталкивался в жизни настолько часто, что научился вслепую разбираться в ее оттенках. Так вот то, что с таким упорством демонстрировал мне Айя, я с некоторой натяжкой мог бы определить как “ревностную ненависть”, но ее мотивы по-прежнему были мне не ясны.

– Зато теперь мы знаем их слабости, – Айя заговорил впервые с того момента, как мы сели в машину. В его голосе звенел металл, словно сказанное им было смертным приговором.

Я прижался щекой к холодному стеклу, по внешней стороне которого били ледяные, тут же срываемые ветром капли.

– Ничего мы не знаем.

– Почему? – немедленно потребовал ответа Айя. Чтобы принять что-то, ему нужны были неоспоримые факты, и мне не осталось ничего другого кроме как предоставить ему их.

– Потому что у Гончих нет слабостей, – тихо шепнул я.

Кудо резко развернулся, моментально забыв про недокуренную сигарету в руке, и впился в меня требовательным взглядом.

– Неправда, – он мотнул головой, заставив бледно-золотистые волосы упасть ему на лицо, – У тебя есть слабости.

– Есть, я и не спорю, а вот у них нет.

– Но ты же…

– Что? – я откинулся на спинку сидения, скрестив руки на груди и встретив его взгляд встречным, вызывающим. – Гончая? Да, я был таким, и тогда у меня тоже не было слабостей, но они вернулись, когда я избавился от клейма.

Сникнув, Йоджи сполз по сиденью и, закрыв лицо руками, приглушенно застонал.

– “У Рыб сегодня весьма удачный день,” – тоненьким голоском продекламировал он, – “Приятные новости будут сыпаться на вас одна за другой, не пропустите их!” Хрен тут чего пропустишь, даже если захочешь. Зачем я вообще посмотрел этот идиотский гороскоп, а? Я же в них все равно не верю.

Слушая причитания Йоджи, я только через полминуты поймал себя, на том, что расслаблено усмехаюсь.

– Можешь утешиться тем, что на мне гороскопы всегда обламываются. Меня даже Кроуфорд не всегда предсказать может, что уж говорить о дилетантах, гадающих на кофейной гуще.

Светловолосая йоджина голова снова показалась над спинкой сиденья с явным намерением что-то ответить, но тут машину тряхнуло так, словно дорога была половиком, из которого в данный момент старательно выбивали пыль. Айю бросило на руль, Йоджи – на переднюю панель, а мне пришлось в срочном порядке встретиться носом с подголовником переднего сиденья. Размытая дождем автострада вздыбилась, как мустанг на родео, и нас завертело волчком, швыряя из стороны в сторону. Я услышал сорванный крик Кудо, какой-то треск и протестующий визг теряющих сцепление с дорогой шин, а затем меня сдавили в незримых тисках так, что единственным, о чем я мог думать, был глоток влажного, пахнущего дождем и разлитым бензином воздуха.

Но прежде, чем я провалился во тьму, в грохоте переворачивающейся машины чей-то бесплотный голос вновь назвал меня братом, и давний, запрятанный в самую глубь ужас, как и прежде, вступил в свои права.

VI. Стратегия выживания

Дерьмо. Да-да, именно так и называется то, во что я угодил. Полное дерьмо. Впрочем, это относится не к ситуации в целом, а только к моему состоянию, потому что ситуация у нас дерьмовая лишь частично. Что не может не радовать.

Гончие послали ориентиры, которые мне удалось случайным образом перехватить, и это несомненный плюс, потому что никаких идей относительно того, куда они могли направляться, никто из нас выдвинуть не мог. Теперь же мы, по крайней мере, знали, куда двигаться, а я старался не думать о том, чем мне пришлось за это знание заплатить. Выходило плохо: отравленные страхом мысли вертелись в голове, как маленький торнадо, и явно никуда пропадать не собирались.

Это заблуждение, что человек, который боится, абсолютно не способен к действию. Если цель того стоит, он продолжает двигаться к ней даже при том, что инстинкт самосохранения упрямо твердит ему повернуть назад. Он просто игнорирует его, как надоедливый внутренний шепоток, хотя и не может приказать ему заткнуться. Что поделать, так уж мы устроены.

Моя цель стоила того, чтобы идти к ней, несмотря ни на что. Я не мог тратить время, которого и так было в обрез, на сомнения, жалость к себе или страх, но это не значило, что их не было совсем. Скажем так: я просто не давал им волю, хотя иногда и хотелось.

– Слушайте, по-моему, мы рекордсмены, – ни с того, ни с сего высказался Йоджи. Спрашивать, с чего он это взял, смысла не имело, поскольку у него, как я уже заметил, была привычка сразу же отвечать на незаданные вопросы. – Я о том, что всего за несколько часов в этой стране мы успели наделать кучу всего незаконного. Нападение на работника аэропорта, несанкционированное проникновение в систему безопасности, угон машины, явное превышение скорости на дороге, плюс к этому еще и убийство. В целях самообороны, конечно, но факт остается фактом. Про незаконное хранение и использование оружия я вообще молчу.

Ущипните меня, но, похоже, его это действительно восхищает. Хотя, в принципе, его можно было понять, ведь со всем этим багажом мы все еще не попались и даже можно сказать, что не привлекли к себе лишнего внимания. После работы в Японии, а особенно после встречи с Вайсс, я вообще сильно разочаровался в компетентности служителей правопорядка. А так как к своей теоретической родине у меня тоже никаких нежных чувств не было, то я мог объективно сказать, что эффективность полицейской работы от страны не зависит.

– Не забудь про вымогательство и угон второй машины с угрозой вышибить водителю мозги, – деликатно напомнил я Йоджи про наши недавние злоключения.

Он нервно рассмеялся.

– Я всего лишь сказал, что буду очень благодарен, если он одолжит нам свою машину, потому что мы в ней очень нуждаемся. Ну и… Честно предупредил, что вполне способен прибегнуть к насилию в случае сопротивления.

– А Шульдих все это перевел на немецкий, – присоединился к разговору сидящий за рулем Айя, – Причем перевод этот, сдается мне, был чересчур вольным, потому что уложился всего в пару фраз.

Я развел руками так, чтобы он непременно увидел этот в зеркале заднего вида.

– Кто же виноват, что у японцев все так длинно? Я просто урезал все в пару-тройку раз, передав только суть. Главное, что он нас понял.

– Что значит “урезал”? – подозрительно сощурился Йоджи, уже сообразивший, что из его пространной тирады, призванной выразить наше глубочайшее сожаление по поводу угона, до водителя дошли только жалкие крохи. – Ты что ему сказал?

– “Выметайся из машины и катись ко всем чертям”, – припомнил я, – Ну или что-то в этом роде.

У Кудо аж глаза на лоб вылезли. Секунд пять он просто открывал и закрывал рот, явно пытаясь выдавить что-то гневное и обвиняющее в мой адрес, но ничего не выходило. Бросив на него косой взгляд, Айя только вздохнул. Немецкого он тоже не знал, но, тем не менее, суть все же понял, что опять-таки указывало на то, что у него была необычайно высокая для обычного человека восприимчивость.

– Что-то в этом роде?!! – наконец, процедил Йоджи, – Ты… Ты… Боже, с кем я связался…

Он хлопнул себя по лбу и сдвинул ладонь на глаза, съехав вниз по сиденью. Его причитания слышались теперь где-то из района бардачка.

– Да какая разница-то?

– Ты не понимаешь, – простонал Йоджи, – Твоей черствой западной натуре это не дано! Я хотел проявить тактичность, чтобы у этого человека не осталось плохих впечатлений о японцах. Мы же здесь, в конце концов, не у себя дома!

Я быстро зажал себе рот рукой, чтобы не рассмеяться, поэтому Айя с Йоджи услышали только невнятное хлюпанье и свист втягиваемого сквозь пальцы воздуха. Мучаться из-за такой ерунды, когда мы уже давно наплевали на все нравственные принципы! Ха! И как такие люди умудряются годами работать наемными убийцами, хотел бы я знать?

– Кудо, – позвал я, немного успокоившись, – ты первый тактичный убийца, которого я встречаю. Тебя в Красную книгу занести надо, как единственного представителя рода. Слушай, тебе самому-то не смешно?

Я все-таки не смог удержаться и расхохотался. На пару секунд все проблемы просто вылетели у меня из головы, как бы прочно они там ни сидели. Сопротивляться было бесполезно, так что я позволил себе расслабиться и немного сбросить напряжение.

Йоджи обиженно фыркнул.

– Нет, не смешно.

– Да ладно тебе, чуткая восточная натура. Забей. Один человек не испортит общего мнения.

Кажется, он, наконец-то, успокоился, потому что его светловолосая макушка снова появилась над спинкой переднего сиденья.

Кстати, мы направлялись в Баварию, родину легендарного немецкого пива, сосисок и пышногрудых женщин, к которым ни один из нас, к несчастью для них, не имел ни малейшей склонности. Представляю, какой переполох бы поднялся, заявись мы в какую-нибудь из знаменитых пивных! Я-то еще ладно, все же европеец, как никак, хоть и ярко-рыжий, а вот на Кудо и Фудзимию тут же обратили бы внимание. Мало того, что японцы, так еще и явно не подпадающие под описание типичного жителя страны Восходящего солнца. Одни только пылающие красные волосы Айи чего стоили! Да и Кудо тоже хорош: несмотря на характерный разрез глаз, их цвет все же был зеленым, а волосы – слишком светлыми для японца. Все спросить хочу, у него отец или мать из Европы? И еще интересно, молоденькие немки так же восхищенно вздыхали бы при виде этих двоих, как японские школьницы?

– Ты так и не сказал, что случилось, – не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги, напомнил мне Айя, – Я не собираюсь тупо следовать каждому твоему слову, так что если хочешь рассчитывать на нашу помощь, то потрудись снабдить нас информацией.

В отличие от многих агентов Критикер, с которыми я встречался, Айя всегда хотел знать, ради чего совершает тот или иной поступок, а не просто следовал отданным приказам. Наверное, именно поэтому его до сих пор не убили.

– Изначально я вообще не собирался рассчитывать на кого бы то ни было, кроме себя, – уведомил я его, – Но ваш новый Персия счел нужным защитить свои интересы, отправив вас со мной. До сих пор понять не могу, как ему такая идея в голову пришла!

– Оми умный мальчик, – задумчиво глядя за окно, пробормотал Йоджи, – Гораздо умнее, чем многие о нем думают…

Айя заложил крутой вираж, от которого меня прижало к дверце. Возможно, при других обстоятельствах он имел бы весьма неплохие шансы стать незаурядным гонщиком. Но только при условии более вдумчивого отношения к правилам дорожного движения, потому что вождение опаснее этого я встречал только у Фарфарелло, да и то во время приступа.

– Он больше не Оми, – сказал Айя, – Нам придется с этим смириться. И можешь не увиливать, Шульдих. Смена темы тебя не спасет.

Черт. Обидно было сознавать, что он меня раскусил.

– Ладно. Что ты хочешь знать?

– Во-первых, что с тобой случилось, а дальше посмотрим.

Я бросил взгляд на свои перебинтованные ладони и попытался вспомнить, когда успел пораниться. Ответ пришел не сразу: мозг с трудом адаптировался к тому состоянию раздвоенности, в котором я на данный момент пребывал. Я изрезал руки в кровь валявшимися в траве осколками стекол перевернувшегося “Форда”, когда пытался расправиться с Гончей. Тогда мне было не до физических ощущений, но в охотничьем домике порезы дали о себе знать.

– Вообще-то это довольно трудно объяснить…

– В твоих же интересах постараться как следует, – упрямо продолжал Айя, и я вдруг вспомнил, что это именно он обработал мне раны на ладонях.

– Хм… В двух словах: меня как бы тянет назад. Это как трясина. Стоит попасть в нее одной ногой, и она рано или поздно затянет тебя целиком.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожено спросил Йоджи.

Я тяжело вздохнул.

– Только то, что снова становлюсь Гончей.

– Снова?!! – Йоджи поперхнулся сигаретным дымом и вынужден был открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха. Холодный поток тут же ворвался в салон, ударив меня по лицу. Прошло несколько секунд прежде, чем я осознал, что чувствую его только левой половиной. – Но ты же говорил, что избавился от этого. Разве нет?

– По крайней мере, я так думал, – честно ответил я, – Но, похоже, ошибался. Конечно, это дает мне определенные преимущества: теперь у меня гораздо больше шансов продержаться против Гончей, но, как известно, за все в жизни приходится платить. И плата эта взимается независимо от того, согласен ты с этим или нет.

– Оказывается, даже у абсолютного могущества есть цена, – хмыкнул Йоджи, выуживая из пачки уже вторую подряд сигарету. Он купил их в каком-то маленьком городке, где мы останавливались, и теперь наверстывал упущенное, пока мы торчали в лесном домике.

– Особенно у него, Кудо, – произнес я, – Особенно у него.

– Какая плата для тебя? – напряженно спросил Айя.

– Да ладно, – отмахнулся я и уставился в окно пустым взглядом, – Как будто тебе есть до этого дело.

Айя промолчал.

– Какая плата? – спокойно повторил он спустя некоторое время.

Он был упрям, но не упрямей меня. Я молча глядел на несущиеся за окном пейзажи, провожал глазами сливавшиеся стволами темные деревья, у которых на всех теперь была одна смазанная крона, далекие мигающие огни какого-то городка, к которому мы приближались.

Зачем он хочет знать? Этот вопрос не давал мне покоя. Разве мой ответ что-то изменит? Я вдруг понял, что не хочу говорить ему об этом только потому, что сам еще этого не признал. Точнее, я не хотел этого признавать.

– Моя жизнь, – со странным безразличием пожал я плечами. Йоджи резко обернулся, желая удостовериться, что это не шутка, и невольно замер, так и не спросив того, что хотел. Наверное, что-то в моем лице остановило его. – Это плата за то, чем я обладал и от чего добровольно отказался.

Глупо было бежать от очевидного, и я это прекрасно понимал.

– Гончие – палачи, я уже это говорил. Но я не сказал, что сами они живут не более 5 лет. Максимальный уровень развития дара истощает ресурсы организма, высасывая из человека все соки. Десятки лет, на которые они были рассчитаны, ужимаются до пяти, а иногда и менее.

– То есть ты… – нахмурился Йоджи, – Сколько тебе осталось?

– Трудно сказать, – скривился я, – Может, лет 10 или чуть больше. С Брэдом я получил отсрочку, но приговор от этого не изменился. А сейчас, когда часть меня снова принадлежит Гончей, таймер тикает все быстрее.

В машине повисла гнетущая тишина. Кудо, отрешенно глядя перед собой, вертел в пальцах так и не зажженную сигарету, словно ее ощущение в его руке помогало ему держаться за реальность. Айя, судорожно вцепившийся в руль, гнал все быстрей. Им нечего было мне ответить, а я и не хотел слышать ничего из того, что они могли бы на это сказать. Айя потребовал – я рассказал. Но ни в жалости, ни в сочувствии я не нуждался.

Они были, по сути, вполне сносными, даже неплохими людьми. Кудо в большей степени, Фудзимия – в меньшей, но с этой своей проблемой я должен был разобраться сам.

Конечно, Айя меня не разочаровал. Он никогда не был склонен к сентиментальности, а по отношению ко мне – в особенности.

– Хорошо, – сухо произнес он, – Выделим из этого всего плюсы, и будем отталкиваться от них.

Да здравствует рационализм, который я всегда так ненавидел! Сейчас нам был нужен именно он.

– Шульдих стал сильнее, – продолжал Айя, – Значит, наши шансы выпутаться из всего этого пусть немного, но увеличились.

– Что-то типа того, – неуверенно кивнул Йоджи. С тоской посмотрел на сигарету в руке и со вздохом засунул ее обратно в пачку. – Как думаешь, сможешь уложить хотя бы одного из них? – обратился он ко мне.

– Маловероятно, – разочаровал я его, – Я вернул лишь половину силы, а у них она в полном объеме. Кроме того, их как никак все еще трое, и в данном случае то, что нас столько же, ситуацию не облегчает.

Айя мысленно проклинал себя за то, что вообще выразил эту слабую надежду. “Нить” транслировала мне его недовольство и тихое, глубоко запрятанное бешенство от того, что он чувствовал практически полную свою беспомощность в этой ситуации. А еще ему было крайне неуютно, поскольку все происходящее не укладывалось в его черно-белую картину мира. Он привык делить всех на два четких типа: хорошие люди и подонки, и раньше я, несомненно, принадлежал ко вторым. Но в последние дни Айя буквально в смятении, потому что волей-неволей ему пришлось увидеть меня другим. Не олицетворением вселенского зла, как он всегда считал, а… человеком. Обычным человеком, пусть с даром слышать голоса, но и с проблемами, которые мне приходилось решать.

Наверное, он ждал от меня всего, что угодно: лжи, подвоха, ловушки, вероломства, но никак не того, что я окажусь тем, кого нельзя загнать в созданные им рамки. Я явно не был хорошим человеком, чего греха таить, но и на полного подонка тоже не тянул, поскольку у всех моих действий, как оказалось, были веские причины. Проблема была лишь в том, что раньше они не были Айе известны.

– Да уж, – Йоджи поскреб затылок, – Вот бы нам в распоряжение личную армию. Тогда бы, возможно, было о чем говорить… Может, все-таки остановимся в каком-нибудь баре прежде, чем туда соваться? Развеемся немного, а?

Я аж на сиденье подскочил.

– Кудо, ты гений!

– Серьезно? – вдохновился тот, – Наконец-то меня оценили! Ну так что, идем развлекаться?

– Да нет же! Твоя предыдущая фраза! И почему мы не подумали об этом раньше?

– Об армии?!! – неподдельно ужаснулся Йоджи, – Шульдих, да ты вконец спятил!

– Наоборот, Кудо, я прозрел! Айя, ты можешь гордиться своей пассией. Он у тебя талант!

За секунду ментальный фон Айя окрасился поочередно недоумением, смущением, гордостью, подозрительностью, а затем легким оттенком собственничества и – что меня совсем не удивило – ревности. Если приглядеться, то можно было различить, как совсем чуть-чуть заалели кончики его ушей. Бог мой, наш ледяной мальчик, оказывается, не такой уж и ледяной!

– Айя, только не кипятись, – поспешил я внести коррективы, пока он не погряз в новых предрассудках, к которым, как я уже успел убедиться, он был склонен, – Я просто хотел сказать, что Йоджи подал мне отличную идею. Ничего личного, поверь.

Айя через зеркало заднего вида отправил мне взгляд, полный искреннего недоверия. Ну вот… Зато с Кудо творилось что-то странное: его “нить” передавала мне ощущения сродни теплой волне, то накатывающей, то отступающей. Возбуждение? Черт, ну выбрал же время!

– Айя, ты слышал? – промурлыкал Йоджи, придвигаясь поближе к нему, и принялся тереться носом о его плечо. Черт возьми, как же он сейчас был похож на ластившегося к хозяину кота, который, впрочем, мог с легкостью за этого же хозяина выцарапать кому угодно глаза. – Я гений. Ты ведь гордишься мной, правда? Ну правда ведь, а?

– Йоджи, отцепись, – буркнул себе под нос Айя, но от меня не укрылось, что его обычно холодный голос слегка дрогнул. – Я за рулем.

– Но ты же не можешь этого не признать, – не унимался Кудо, медленно, но верно приближаясь к шее Айи, – По-моему, я заслужил награду!

Машина опасно вильнула в сторону, когда Айя попытался отодвинуться, что в тесном салоне было практически невозможно. Ему удалось выиграть не больше пары сантиметров, которые Йоджи быстро наверстал.

– Шульдих, – как-то нервно кашлянул Айя, – Что там насчет идеи?

Мне подумалось, сколько еще он так сможет игнорировать намерения Йоджи, но на вопрос я все же ответил.

– Нам нужно численное превосходство. Причем такое, которое действительно отвлекло бы Гончих и дало нам шанс подобраться к ним поближе. Ударить в спину ведь всегда легче, когда стоишь рядом, верно? – Йоджи продолжал наступление, и я даже поспорил сам с собой, сколько Айя еще продержится. Конечно, это абсурдно, потому что в любом случае я бы выиграл, но так можно было хоть немного развлечься. – С армией, конечно, ничего не выйдет, а вот вся полиция ближайшего городка будет нам весьма кстати. Мы просто приведем их к Гончим за собой. С нашими криминальными талантами это не составит труда.

Если бы я был оптимистом, то счел бы те звуки, которые издал Айя, за одобрение, но не будем лицемерить: вряд ли он сейчас вообще меня слушал. Машина снова вильнула, чудом проскочив между фургоном и многотонным грузовиком, двигавшемся по встречной полосе, – результат того, что Йоджи все-таки добрался до айиной шеи и, даже несмотря на риск угодить в еще одну аварию, отступать явно не собирался. С этим определенно пора было что-то делать.

– Сверни-ка здесь, – бросил я Айе, изо всех сил боровшемуся за ясный разум, который под натиском Йоджи стремительно затуманивался.

Мы съехали на обочину и метров через двести оказались под тенью плотно сомкнутых ветвей в небольшой рощице. Не слишком далеко от дороги, но достаточно, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания.

Я вылез из машины.

– Что? Мы уже приехали? – немного отвлекся Йоджи. Откинувшийся на сиденье Айя дышал так, словно только что оторвался от погони, а его руки сжимали руль, как последнюю в мире вещь, которая могла его спасти.

Я понимающе хмыкнул.

– У вас есть 40 минут. Управитесь?

Судя по лицу Айи, смысл моих слов остался для него неясен, зато Йоджи в этот раз оказался понятливей.

– Можешь не беспокоиться, – заверил он меня.

– Я и не беспокоюсь. Просто ставлю вас в известность.

– Эй, о чем это вы говорите? – очнулся Айя, – Шульдих, куда ты собрался?

– Пойду, прогуляюсь, – я окинул рощицу оценивающим взглядом и пришел к выводу, что успею пройти ее в обе стороны пару раз. – 40 минут, Кудо.

– Да помню я, помню, – проворчал тот.

Только отойдя от машины шагов на пятьдесят, я вдруг осознал, что “нити” все еще активированы и исправно транслируют мне все, что Кудо и Фудзимия в данный момент чувствуют. Черт! Я быстро поставил блок и решил, что успею пройти этой рощицу даже больше, чем пару раз.

Я все еще пытался привыкнуть к тому раздвоению, которому подвергло меня вынужденное восстановление забытых способностей.

Скажу прямо, это оказалось нелегко. Даже сравнить не с чем, но ощущения не из приятных. Будто правую мою половину исправно накачали новокаином, которым так любят злоупотреблять стоматологи, едва вы попросите их о чуточке обезболивающего. В итоге все мои ощущения с этой стороны были притуплены настолько, что меня всерьез начинало беспокоить подозрение, что случись мне сломать руку, узнаю я об этом только, если кто-нибудь мне скажет.

Для проверки я отломил от ближайшего дерева сучок и, не задумываясь, ткнул его острым концом в тыльную сторону правой ладони. Как я и думал, ничего. Продолжая давить острием на кожу и отстраненно наблюдая за тоненьким ручейком крови, я ждал. Где-то через полминуты появился слабый призрак боли, от которой в нормальном состоянии я бы уже как минимум шипел. Ладно, это уже что-то. Значит, клетки не утратили чувствительность окончательно, и довольно сильные ощущения я все же почувствую. То есть, если у меня отвалится нога, я узнаю об этом как минимум через 30 секунд! Обнадеживающе. Уж не знаю, радоваться этому или нет.

Следующие полчаса я потратил на то, чтобы приспособиться к своим новым возможностям или, наоборот, к их ограничению: это уж как посмотреть. Поскольку я мог убивать, не прикасаясь к противнику, рукопашный бой никогда не был моей сильной стороной. Конечно, Брэд регулярно устраивал мне тренировки в спортзале, чтобы я совсем не разленился, но эти бои все же не давали того результата, который он хотел получить. Дело в том, что, обладая природной способностью двигаться быстрее, чем обычный человек, я просто уходил от его атак, таким образом изматывая его. Уставая, он неизбежно начинал делать ошибки, и мне было достаточно воспользоваться одним его промахом, чтобы нанести последний – и нередко единственный – удар, который решал исход схватки. В итоге в том, что касалось силы, я был не лучше, чем обычный двадцатидвухлетний парень. Спорю на что угодно, что узнай об этом Кудо, он хохотал бы до посинения. Но вообще это было закономерно: природа не создает идеал без изъяна. Нельзя быть и силачом, и мастером умов одновременно.

Что же касается меня, то я всегда считал, что уж лучше быть телепатом, чем безмозглым качком.

Теперь следовало разобраться со зрением. Я прислонился к ближайшему стволу и закрыл глаза. Затем открыл левый. Все вокруг выглядело так же, как всегда: цвета и контуры не расплывались и не мешались друг с другом. Словом, я видел мир таким, каким видит его любой обычный человек, не задумываясь о том, что он может быть совсем другим.

Закрыв левый глаз, я открыл правый. О, да, как знакомо! Именно таким – немного смазанным и черно-белым – я видел окружающее в те времена, когда был Гончей. В принципе, активным действиям это не мешало, просто мир казался тусклым, словно выцветшее полотно, растерявшее за века сочность красок. Еще один признак того, что ты всего лишь тень и ничего более.

Но стоило мне открыть оба глаза одновременно, как мир распался на две половинки, соединяемые зыбкой границей.

Я вздохнул и посмотрел на часы. О’кей, время вышло, пора было двигаться дальше. Я надеялся, что мои неожиданные компаньоны не заставят меня затягивать ожидание, потому что те 40 минут, которые я им милостиво подарил, и так были непозволительной в нашем случае роскошью. Роскошью, которой я отчаянно завидовал!

“Время вышло, котятки”, – предупредил я, – “Я иду.”

Йоджи улыбался. Безмятежной, светящейся, блаженной улыбкой человека, который уверен в том, что в этот момент он самый счастливый во всем мире, и эта его уверенность была тверже алмаза. Везунчик.

Я сокрушенно вздохнул и глянул на Айю. В отличие от Йоджи, не считавшего нужным скрывать свои чувства, он пытался выглядеть отстраненно, как будто бы ничего и не случилось, но, боже мой, я же телепат! И я отчетливо видел, как чертовски хорошо ему сейчас было. Правда, с моим появлением это умиротворение слегка омрачилось.

– Ну? – потребовал я.

– Что? Подробности? – насмешливо поинтересовался Йоджи, бросив на меня ленивый взгляд.

Айя дернулся, как от тока, и прежде, чем я успел что-либо сообразить, отвесил Кудо знатный подзатыльник.

– Ой! – с того вмиг слетела вся сонливость, – Я же пошутил!

– Идиот, – буркнул Айя, насупившись.

– Это точно, – кивнул я, забираясь на заднее сиденье, – Счастливый идиот… Надеюсь, вы не испортили обивку? А то мне тут еще сидеть.

– Поправка, – мрачно добавил Айя, – Два идиота.

– Вообще я из практических соображений спросил, – хмыкнул я. Свою долю развлечений они получили, так что теперь была моя очередь, и такой шанс я упускать не собирался. – Может, постелить что-нибудь, а? Покрывало или тряпочку какую?

– Закрой пасть, Шульдих.

– Ага! – торжественно уличил я его, – Отрицание очевидного! Я это запомнил. Кстати, когда у вас случился гормональный всплеск, мы как раз обсуждали, как добиться нашей цели с наименьшими потерями. Поднимите руку, кто помнит хоть что-нибудь из того, что я говорил?

Йоджи сосредоточенно уставился в потолок, вероятно, думая, что ответ может быть там. Даже жаль было его разочаровывать. Оставался еще Айя, но, судя по задумчивому взгляду, ему не суждено было оправдать моих надежд.

– Прекрасно. И для кого я распинался? – спросил я у самого себя.

– Я помню, что предлагал сходить в бар! – радостно оповестил всех Йоджи.

Комментариям это не подлежало.

К счастью, Йоджи просто в очередной раз валял дурака. Он признался мне в этом сразу же, как только понял, что если надо, я могу устроить ему виртуальную лоботомию и просто впихнуть нужную информацию в его голову. Он слышал мою идею насчет полиции, даже несмотря на то, что был занят домогательством Айи, хотя обычно в такие моменты все мысли из головы начисто вышибает, уж я по себе знаю. Что же касается Айи… Ладно, будем снисходительны: ему действительно было не до меня.

В принятии моей идеи самой сложной оказалась борьба с чертовой моралью, которая имела обыкновение напоминать о себе именно тогда, когда о ней меньше всего хотелось помнить. В Шварц подобный вопрос никогда не возникал, но сейчас была совсем другая ситуация. Неважно, кто из них, Йоджи или Айя, вспомнил об этом – факт оставался фактом.

– Это будет бойня, – мрачно предрек Айя.

Если бы Брэд говорил нам обо всех грядущих неприятностях в таком тоне, массовые закупки сердечных капель для Шварц были бы обеспечены.

Я неопределенно передернул плечами.

– А разве кто-то питал на этот счет иллюзии?

– Мы – нет, – мотнул головой Йоджи, – Но мы профессионалы. Как ни крути, у нас шанс выжить больше, чем у тех, кого ты хочешь отправить туда просто для отвлечения внимания. Как… как…

– Пушечное мясо, – подсказал я ему, тут же получив от него в награду неодобрительный взгляд.

– Эти люди здесь ни при чем, – хмуро произнес Айя, но в его голосе было слишком много отчужденности для того, чтобы я мог поверить в то, что он протестует из личных убеждений. Ремесло наемника очерствляет, потому что иначе таким, как мы, не выжить, а Айя все же был наемником. Этот протест был чем-то вроде дани тем общественным нормам, которые он нарушал уже не раз. – Они даже не узнают, за что умрут.

– Ты можешь мне не верить, – спокойно ответил я, – но лишь единицы знают, за что в действительности погибают, так что эти люди будут не первыми и не последними. Такова жизнь, Айя.

– Нет! – Он резко рубанул воздух перед собой ребром ладони, – Нельзя просто управлять людьми.

Больная тема, да? Что ж, я мог это понять, но время уговоров кончилось. Всегда знал, что дипломата из меня не выйдет.

– Можно, Айя, – жестко сказал я, – Если ты сильнее. Да, большая часть этих людей умрет, и виной этому буду я. Говорят, жизнь как бумеранг, и когда-нибудь мне придется за это заплатить, но я привык платить по счетам. Сейчас мне нужны эти люди, чтобы добраться до Брэда, и с вашей помощью или без нее, но я все равно приведу их к Гончим, ясно? И ни ты, ни Кудо меня не остановите.

– Шульдих, ты чокнутый, – печально покачал головой Йоджи.

– Вполне возможно, но… Посмотри на меня, Йоджи. А теперь скажи, сделал бы ты тоже самое для Айи?

Секунда, другая, третья… Но прежде, чем он отвел глаза, я увидел в них, пожалуй, столько же решимости, сколько чувствовал сейчас сам.

Айя, казалось, забыл, как дышать. Он только не сводил с Кудо потрясенного взгляда, не зная, верить ему в это или нет. “Я положу к твоим ногам весь мир.” Так любят говорить многие, но сколькие из них действительно могут пойти на это? Айе повезло быть не только тем, кто знает одного из них, но и тем, к чьим ногам мир мог бы лечь. А это не так уж просто принять.

– Пусть я одной ногой в могиле, – я упрямо сложил руки на груди, – но другая моя нога все еще здесь. Я хочу жить, черт возьми! Но и до Брэда добраться я тоже хочу, потому что без него мое первое желание теряет смысл. Вы можете пойти со мной или остаться здесь. Решать вам.

И они решили.