Иллюзия свободы

I. Начало конца

 

Ну что ж, мы пришли, как и обещали…

Прохладный ночной ветерок заставил меня зябко поежиться, когда я обернулся, чтобы взглянуть на восходящую луну. Она такая огромная, что кажется, будто ее бледно-желтый диск закрывает собой полнеба. Такая огромная и всегда равнодушная к тому, что происходит в ее неверном свете.

Брэд стоит всего в паре шагов от меня, сосредоточенно вглядываясь в лежащие на земле кривые тени в ожидании начала нашей последней партии в многолетней, жестокой и на самом деле такой бессмысленной игре. Эсцет и Критикер, Вайсс и Шварц. Когда-то эти слова что-то значили для меня, но теперь они кажутся старыми, избитыми ярлыками, висящими на тех, кто уже давно умер, хотя, похоже, сам с этим так и не смирился.

Сегодня бал мертвецов, и мы на нем незваные гости, но разве нам когда-нибудь требовалось приглашение?

Я усмехаюсь своим мыслям, непроизвольно привлекая к себе внимание Кроуфорда. Его монокль вспыхивает отраженным лунным светом, скрывая изучающий взгляд, когда он поворачивает голову и озадаченно хмурится. Боже, какой ужас… Я сразу же сказал, что с очками ему было лучше, стоило мне увидеть его с этим старьем, но он только странно покачал головой и просто на время снял монокль, чтобы он меня не так раздражал. Брэд изменился после того, что произошло, и дело не столько во внешности, к которой я уже успел привыкнуть, сколько в его отношении к некоторым вещам. Я не могу этого понять, а он не может объяснить.

– Что-то случилось?

– Нет. – Никак не могу избавиться от привычки встряхивать головой, словно это поможет выгнать из головы ненужные мысли. Глупо, конечно, но так… привычно. – Просто подумал кое о чем. Всякие пустяки, ничего по делу.

Брэд на секунду закрывает глаза и снова возвращается к молчаливому ожиданию, которое никогда не было для него таким изнуряющим, как для меня. Возможно, все дело в том, что его дар ориентирован на будущее, а мой – на настоящее. Он привык ждать, а я – действовать.

Всего два шага до него. Два шага по холодной, облитой лунным светом черепице. Так близко и так далеко. Иногда мне кажется, что все это – всего лишь сон, реальность, созданная моим больным воображением, а сам я так же, как Брэд, все еще заперт в белых, как альпийские снега, ненавистных стенах. Я хочу протянуть руку, дотронуться, ощутить его тепло, без которого я думал, что сойду с ума, и это желание как всегда появляется так не вовремя, что у меня сводит пальцы от напряжения, потому что я пытаюсь остановить руку, которая не желает повиноваться моим приказам.

Брэд прокручивает в голове сотни вариантов развитий событий, отсеивая заранее проигрышные, чтобы мы снова смогли выжить в том пекле, которое разгорится здесь совсем скоро, а я, черт бы меня побрал, не могу справиться с собственным телом!

– Шульдих, – неожиданно зовет он, – Иди сюда.

Я делаю шаг так поспешно, что он бросает на меня острый взгляд, отчего я замираю на миг.

– Встань мне за спину. Они могут появиться с другой стороны.

Порыв ветра уносит вырвавшийся у меня облегченный вздох, и я снова усмехаюсь, вставая с ним спина к спине. Мне сразу становится теплее, словно от большой кружки горячего шоколада. Как в старые добрые времена, да, Брэд? Когда были только я и ты, и никого больше. Слитые спины, слитые разумы, слитые жизни. Гибкий, прочный, смертельно опасный сплав, однажды повернувшийся против своих хозяев. Цена была высокой, но мы заплатили даже ее…

Прошло уже несколько лет, но я все еще помню об этом. И как бы ни хотел забыть, буду помнить всегда.

 

 

Мы прибыли на место проведения церемонии еще ранним утром, так что я вволю поразвлекался, устраивая мелкие пакости бедным служащим, которые носились туда-сюда, как ошпаренные, стараясь, чтобы все было на высшем уровне. Судя по всему, их хорошенько припугнули, коли у них сразу такое рвение к работе проснулось. Интересно, это стоило кому-то жизни или все обошлось невинным переломом половины костей?

Стариканы всегда любили помпезность и эту нелепую вычурность, от которой у меня скулы сводило. “Наш великий Повелитель, восстань из мертвых”! Из каких старых романов они это выкопали, хотел бы я знать. Впрочем, это не имело значения, пока они действовали согласно видениям Кроуфорда, а на остальное нам всем было глубоко плевать.

Я толкнул ногой какой-то ящик, стоящий поблизости, и человек, спешащий куда-то с резной шкатулкой в руках, запнувшись об него, с размаху грохнулся на пол. Шкатулка описала в воздухе длинную дугу и, врезавшись в ближайшую колонну, открылась, позволив трем блестящим браслетам со звоном высыпаться на мраморные плиты. Служащий скорбно взвыл и бросился собирать их в надежде, что этого никто не заметил и его, возможно, не накажут. Я сказал “возможно”? Маленький, наивный человечек, зря он на это надеется. О, в дверях зала уже появился наш “вездесущий надзор”, как я его называю. Бай-бай, маленький человечек, тебе смертельно не повезло.

– Шульдих, угомонись, – холодно бросил Брэд, провожая глазами несчастного служащего, которого уже уводили прочь. Похоже, он нес браслеты старикам, а тут такая нелепая случайность вышла. Прискорбно, что ни говори. – Не привлекай к нам лишнего внимания.

– А он сам виноват, что грохнулся, – безразлично пожал я плечами, – Я тут ни при чем.

Наги смерил меня невыразительным взглядом, но как всегда промолчал. Мы с Брэдом сидели на диванчике в углу холла, на первом этаже музея, соединенного с башней длинной галереей, а юный мастер телекинеза и Фарфарелло стояли по бокам, как безмолвные стражи. Я откровенно скучал и показывал это всеми возможными способами.

– Ну на кой черт нас пригнали сюда в такую рань, Брэд? В этом костюме я чувствую себя, как кукла, наряженная для выставки.

Кроуфорд снял очки и принялся аккуратно их протирать с таким выражением лица, словно ничего важнее этого в мире не существовало, а мое высказывание было напрасным колебанием воздуха. Кто бы знал, до чего мне хотелось схватить его за идеальный, ослепительно белый пиджак и хорошенько встряхнуть.

– Земля вызывает Кроуфорда. Эй, Брэд, ты меня слышишь? У тебя на носу веснушка, прикинь!

– Я тебя прекрасно слышу, Шульдих, – спокойно произнес он, возвращая очки на их привычное место, – И у меня нет веснушек. Никогда не было и не будет. – И тут до него, наконец, дошло, на что я его подбил, – Боже, о чем я говорю…

– О веснушках, – участливо подсказал ему я, широко и торжествующе усмехаясь. – У меня вот в детстве были. Я же рыжий, так что это нормально. Забавно, да? Оказывается, у меня тоже что-то может быть нормальным.

Кроуфорд с едва слышным стоном откинул голову на спинку дивана.

– Ну что за чушь ты несешь? Мы же на работе.

– А ты всю жизнь на работе, Брэд, так что у меня просто не остается выбора.

Он повернул голову и серьезно посмотрел на меня. Такой взгляд уже нельзя обернуть в шутку или проигнорировать, а значит остается только принять.

//Сегодня, Шульдих. Понимаешь? Сегодня мы или навсегда избавимся от Эсцет, или нас сгноят в исследовательских лабораториях, как подопытных крыс, осмелившихся показать зубы хозяину.//

//Я все понимаю, Брэд. Но если будешь думать об этом слишком много, то ничего не выйдет. Мы сделаем это, ты же знаешь. Сомневаться не в твоем стиле, так что расслабься.//

– Пан или пропал, так? – неожиданно спросил он вслух.

– Так, – Я уверенно кивнул и сжал его ладонь, лежащую на диване. Этот угол холла освещался слабо, так что этого не увидели бы даже стоявшие рядом Наги с Фарфарелло, не то что кто-нибудь посторонний. – Пан или пропал.

Никогда бы не поверил, но Кроуфорд волновался. Снаружи, конечно, все как обычно: холодные взгляды, предельно сосредоточенный вид, четкие движения, но… Он не видел того, что должно было случиться после того, как мы бы начали действовать согласно плану. Будущее надменно молчало, заставляя его изводить себя сомнениями, чего раньше никогда не бывало.

Основой той самоуверенности и откровенной наглости, с которой Шварц выполняли работу, служило то, что мы посредством своего личного Оракула всегда знали, что произойдет в тот или иной момент, а значит, могли не волноваться и не отвлекаться на запасные варианты. Главный принцип эффективности – не распылять сил понапрасну, и мы прекрасно с ним справлялись. Именно поэтому Кроуфорд и был лидером команды: слово “знание” являлось ключевым в его системе мира.

Как он ни старался, вызвать видения о том, что случится, если мы прибегнем к нашему плану, ему это так и не удалось. Обычно они приходят сами, но в этот раз он решил форсировать события и поторопить видения, за что и поплатился полным отключением на целые сутки. Черт бы побрал эту его уверенность, что он со всем может справиться! Для меня это были адские сутки, я просто места себе не находил!

Но как бы там ни было, мы все равно здесь, и мы поступим точно так, как и планировали, потому что иначе быть просто не может. Старики поплатятся за то, что считали нас послушными, безмозглыми марионетками, за то, что обращались с нами, как со скотом. Сегодня должна быть славная вечеринка, и я уж повеселюсь на ней от души.

Внезапно Брэд прикрыл глаза рукой, словно его ослепило яркой вспышкой.

– Что случилось? – хмуро спросил Наги. Будь я на его месте, я бы тоже спросил, потому что лицо у Кроуфорда буквально посерело.

– Пока ничего.

– Это только пока, – со знанием дела буркнул я, – Тогда так: что случится?

– Девчонка, – Кроуфорд резко встал с дивана и быстрым шагом направился к выходу.

– Но я же поймал ее, когда она пыталась сбежать через окно. Она теперь под замком, – Я пока еще смутно понимал, чем могло быть вызвано его внезапное беспокойство, но одно было ясно: что-то случилось. И случилось это как всегда не вовремя.

Мы были уже в машине, когда Брэд, наконец, ответил:

– Другая девчонка, Шульдих. Наше идеальное тело, на которое молятся старики, черт бы их всех побрал!

 

 

Мы не успели. Заброшенный склад, который был переделан под лабораторию и где малышке Айе-тян проводили коррекцию ДНК, был пуст, как фотоальбом человека-невидимки. Шкафы и ящики были выпотрошены сбежавшими учеными, которым было строго-настрого наказано не оставлять после себя никаких документов. Едва мы поняли, что Критикер знают об этом месте, Кроуфорд приказал уходить, что они и сделали, прихватив с собой все материалы исследований и, разумеется, главное сокровище – будущую жертву.

Черт с ним, с этим складом, и даже черт с ними, с этими учеными, но мы были уверены, что малышку перевезли в безопасное место. Я лично видел ее маленький саркофаг, но мне даже в голову не пришло в него заглянуть.

Кроуфорд рывком распахнул дверцу какого-то шкафчика. Внутри было пусто, но, судя по его лицу, именно здесь и должна была лежать будущая жертва ритуала.

– Они забрали ее.

– Проклятье! – я с размаху врезал кулаком по стене, – Эта маленькая стерва! Это ее рук дело!

– Сейчас у нас нет на это времени, – остудил мой пыл Кроуфорд, – Старейшины скоро вызовут нас, так что надо быть на месте.

Он, конечно, был прав, но решение как следует прополоскать мозги этой соплячке это не отменяло.

Мы успели к музею как раз вовремя. Стоило нам только войти внутрь, как рядом тут же появился какой-то слуга.

– Господин Кроуфорд, – он склонился перед нами в дежурном поклоне, которых отвесил за это утро уже немало, – Старейшины хотят видеть вас и вашу команду. Пожалуйста, следуйте за мной.

 

 

Пока движущаяся лестница несла нас по застекленной галерее с неспешностью растолстевшей гусеницы, я с любопытством разглядывал украшавшие стены картины, которых здесь было собрано несчетное множество. Сплошной праздник для Фарфарелло – разгул религиозной тематики! Жаль, что сейчас он не в состоянии его оценить. Дело в том, что иногда непредсказуемость его действий могла быть весьма несвоевременной, поэтому мне пришлось посадить его на своеобразный невидимый поводок. После пары часов приватного общения со спеленатым в смирительную рубашку диким зверем, я все же нашел в его сумбурном, истерзанном сознании крохотную кнопочку, которая отключала его агрессию, когда это было нужно, и теперь пользовался ей с гордостью первооткрывателя.

Это вовсе не значит, что я мог управлять им. О, нет, никто не в силах управлять Фарфарелло: я просто ненадолго притуплял его реакцию на происходящие события. Без такого вмешательства мы бы эту галерею не прошли, это уж точно. Он бы разнес тут все в щепки, а, учитывая то, что из-за грядущего воскрешения все сейчас на нервах, нам бы это так просто с рук не спустили.

Когда мы оказались в лифте, я тихонько дернул “поводок”, отпуская нашего белого зверя на волю, и Фарфарелло, словно ощутив это, тут же встряхнулся, как попавший под дождь бродячий пес. Он обвел нас взглядом и остановился на мне. Может, он и был безумцем, но чутье его никогда не подводило.

– Я шел сквозь туман, – глухо произнес он безо всякой угрозы в голосе. – Там были ангелы и бесы.

Стоявший рядом с Кроуфордом Наги перевел взгляд с дверей лифта, на которые смотрел неотрывно с того самого момента, как они закрылись, на Фарфарелло, однако особого интереса в его глазах не отразилось. Фарфарелло часто говорил метафорами, так что ничего обычного в этом не было.

– А еще там был Шульдих, – добавил он спустя несколько секунд, не спуская с меня пристального взгляда своего единственного по-совиному желтого глаза.

– Правда? – ухмыльнулся я. Порой его воображение создавало такие образы, что мне хотелось бежать прочь из его разума, и никогда туда больше не возвращаться, но по долгу службы это делать все равно приходилось. – Ты мне льстишь. Я играл там на арфе?

– Нет. Ты горел на костре из мертвецов.

Зря я его спросил. На кой черт мне вообще понадобилось это знать?

Наконец, двери лифта разошлись в стороны, и мы оказались в длинном коридоре, в конце которого была единственная дверь. Мне сразу как-то расхотелось туда идти и готов поклясться, что остальные жаждали этого визита не больше меня. Кроуфорд сделал глубокий вдох, и решительно шагнул вперед, а нам, разумеется, не осталось ничего другого кроме как последовать за ним.

Они сидели на диване. Два почтенных старичка и милая старушка, которая всегда улыбалась, словно ничего другого в жизни делать не умела. С виду и не скажешь, что они могут контролировать организацию, протянувшую свои скользкие щупальца по всему миру, а ведь так оно и было.

– Давно не виделись, Кроуфорд, – проскрипел Фладд, самая большая сволочь из них всех.

– Для нас большая честь снова встретиться с Тремя Старейшинами Эсцет, – сдержанно ответил Брэд, – Рады видеть вас в добром здравии.

Для себя я перевел это, как “чем быстрее вы сдохните, тем легче всем будет жить”, с чем полностью был согласен.

– Мы слышали, что Шульдих хорошо постарался, – подала голос Строн, повернувшись ко мне. Вот опять. Опять она на меня так смотрит, что в голову начинают закрадываться подозрения о том, что слухи, ходившие о ней по всему Розенкройц, были не такой уж и выдумкой. Говорили, она всегда питала к телепатам определенного рода слабость и выдвигала их на высокие посты, несмотря на то, что они считаются наиболее нестабильными паранормами. Но я же ей во внуки гожусь!

– Людские желания покрыты тонкой кожицей, которую называют моралью, – Любят они эти высокопарные фразы, так что пришлось подыграть. Деваться все равно некуда, я человек подневольный. – Я просто сдираю её, вот и всё.

Строн захихикала, прикрыв рот ладонью. Очевидно, ответ ей понравился.

– Молодец, – похвалила она меня, отчего я почувствовал себя хорошим таким щенком, который вовремя принес хозяину тапочки. Гадкое ощущение, меня мысленно аж передернуло, – Ты набрался опыта, мой избранный телепат. Людские умы для тебя всего лишь игрушки, не так ли?

Пока это единственная стоящая мысль, которую я от нее услышал.

– Можно и так сказать.

Утешало только то, что ей недолго уже осталось считать меня “своим избранным телепатом”, однако не стоило думать об этом в присутствии Старейшин. Все же они не по случайности оказались на самом верху пирамиды под названием “Эсцет”, и их нельзя было недооценивать.

– Ты всё ещё мстишь Богу, Фарфарелло? – обратился к нему вступивший в разговор Майер. Я всегда считал его невзрачной тенью Фладда, даже несмотря на его способности, потому что он редко выдвигал свое личное мнение, а только соглашался с уже сказанным.

– Смерть Бога – вот моё желание, – лаконично ответил Фарфарелло, и в этой фразе была вся его жизненная философия.

Майер непонятно кому кивнул и переключился на нашего юного гения. У него окончательно крыша съехала, или ему правда вдруг стало интересно, как у него дела?

– Наги, ты нашёл своё место в Шварц?

– Вроде бы.

Ну как обычно. Наги в своем репертуаре: пара слов, а недосказанности в них больше, чем во всех моих увертках. Никогда прямо ничего не скажет, как будто всю жизнь на допросе. Хотя его трудно в этом винить; в конце концов, тот, кто рос во лжи, никогда не будет правдив даже с самим собой. И наши хозяева, к слову сказать, уж точно не те люди, с кем можно было бы быть откровенным. Они ведь только выглядят такими милыми и безобидными, но так или иначе приложили руку ко всему, чем Эсцет замарана.

– Подготовка к ритуалу проходит успешно? – Фладд, наконец, задал мучающий его вопрос, решив, что прелюдию к серьезному разговору можно считать законченной. Кому она вообще была нужна, эта прелюдия?

– Никаких проблем, – Голос Кроуфорда был спокоен, но что творилось с ним на самом деле, даже я сказать не мог. Едва мы вошли в комнату, его ментальные щиты наглухо захлопнулись. Последний приказ – чтобы остальные сделали то же самое – я передал, и сразу же ощутил себя почти что глухим, потому что легкое, едва ощутимое касание чужих разумов, к которому я уже привык, неожиданно полностью исчезло. В обычном состоянии довольно трудно постоянно удерживать высокую степень защиты, поэтому на краю сознания я всегда слышал и Наги, и Фарфарелло, и даже Брэда, хотя и меньше остальных, но сейчас все они были закрыты от меня.

Для уверенности я добавил каждому из них дополнительный слой защиты, на подпитку которой уходили все мои силы. Старики не должны узнать о том, что мы задумали, и они не узнают, потому что я об этом позабочусь.

– Мы слышали, что наш особый элемент уже привезли. Мы можем её увидеть?

– Мы всё ещё заканчиваем приготовления, – уклонился от прямого ответа Кроуфорд. Похоже, запахло паленым. А все из-за чертовой девчонки!

– Что-то вы долго возитесь, – недовольно проворчал Фладд, расставшись со своим неизменным прищуром, который помогал ему выглядеть добродушным старичком. Холодные пустые глаза требовательно уставились на Брэда, заставляя его чувствовать себя так, словно прямо перед ним поднялась на хвост ядовитая кобра, и если он не накормит ее, она заменит свой ужин им.

Лоб Кроуфорда покрылся испариной, он стал дышать чаще.

– Её состояние очень нестабильно, нам приходится проявлять осторожность, – с видимым трудом произнес он, ссутулившись и наклонившись вперед, а я не мог подойти к нему ближе и узнать в чем дело из-за того, что держал защиту за всех.

– Она будет готова завтра к ритуалу? – не обращая никакого внимания на состояние Кроуфорда, поинтересовался Майер.

Брэд схватился за сердце, и я, наконец, понял, что творится. Фладд, скотина, решил напомнить нам, кто тут хозяин, и, судя по всему, держал его на грани сердечного приступа, не давая забыть о том, какая кара нас постигнет, если все провалится. Проклятье, а я даже не мог пошевелиться! Только ухмылялся, как обычно, чтобы старики не заподозрили, что меня это действительно волнует. Скоты, я им это еще припомню.

– Конечно, – через силу выдавил Брэд, и давление на его сердце тут же исчезло. Он выпрямился, словно ничего и не произошло, но я точно знал, что за это публичное унижение перед командой старики заплатят сторицей.

Продолжая мило улыбаться, как ни в чем не бывало, Строн проворковала:

– Мы рассчитываем на вас. Один раз в 800 лет все созвездия входят в дом новолуния. Это будет завтра. Если мы упустим такую возможность, скорее всего, он больше никогда не воскреснет.

– Не разочаруйте нас, – проскрипел Фладд, не отрывая от Кроуфорда цепкого, колючего взгляда. В его голосе звучала явная угроза, хотя, возможно, ни Строн, ни Майер до конца этого так и не поняли. Несмотря на все наши старания, он, в отличие от остальных Санрюдзин, никогда не доверял Шварц, словно нутром чуял, что такие, как мы, долго прогибаться не будут. Однако то, что он это понял, его все равно не спасет.

– Мы вас не подведём, – заверил его Брэд.

Только когда мы вышли из музея, я снял дополнительные щиты и с облегчением вздохнул. Перед глазами все немного плыло, поэтому я привалился к плечу Кроуфорда, чтобы переждать головокружение. Наги выглядел еще более подавленным, чем обычно. На него мои щиты всегда оказывали странное воздействие: он говорил, что чувствует себя так, словно его придавили тяжелой плитой, так что легко представить, каково ему было сейчас, после такого напряжения. Зато уж с Фарфарелло все точно было в норме. Относительной, конечно, но все же норме.

– Наги, – позвал Брэд, который вряд ли чувствовал себя лучше нас. В конце концов, не каждый день бываешь так близок к сердечному приступу, особенно в 26.

– Я в порядке, – слабо отозвался тот.

Головокружение отступило, так что сесть в машину я смог без посторонней помощи.

– Жми на газ, Брэд. Я вытрясу из этой пакостной малявки всю душу, но все равно узнаю, где наша идеальная куколка. Потому что если мы ее не найдем, старые козлы вытрясут душу из нас.

 

 

Когда я вихрем влетел в комнату, Сакура уже знала, что ее ждет, а потому понимала, что сопротивление бесполезно. От моей оплеухи она со сдавленным всхлипом отлетела к стенке, но это была только малая часть того, что я собирался с ней сделать. Эта соплячка вздумала вмешаться в то, чего даже толком не понимала. И все ради кого? Ради своего обожаемого Абиссинца. За всю свою жизнь я еще не встречал настолько тупой девчонки. Просто поверить не могу, что из-за этого ничтожества наши планы летят в тартарары!

– Слишком уж ты шустрая, – процедил я сквозь зубы, уже планируя следующую пощечину, но Кроуфорд меня остановил.

– Хватит, – он бросил на Сакуру брезгливый взгляд, – У них ничего не выйдет без нее. Нет причины паниковать.

– Но где она?

– Тебе лучше знать, Шульдих, – намекнул Наги, безразлично привалившись к стене со скрещенными на груди руками. Ему было глубоко наплевать на то, что я сделаю с девчонкой. Если это могло избавить нас от Эсцет, он готов был отдать мне на растерзание сотню таких, и даже глазом не моргнуть, потому что когда доходило до дела, он, несмотря на свой возраст, мог быть не меньшей сволочью, чем любой из нас. Хотя бы за одно это его стоило бояться.

– Действительно, – Странно, что такое простое решение само не пришло мне в голову.

Я присел рядом с ней, наслаждаясь текущим от нее страхом, и схватил за волосы, запрокидывая голову.

Ну-ка, крошка, покажи мне, что ты прячешь, и, возможно, проживешь еще один день. Хотя такие любопытные, как ты, все равно долго не живут. Посмотрим, посмотрим… Ты сбежала не для того, чтобы спастись, а только для того, чтобы, пользуясь всеобщей суматохой, спрятать Айю-тян и дать возможность Вайсс ее найти. Отлично сработано, ты всех нас провела, даже меня.

– Раз она сама не может с ним встретиться, она хотя бы помогла ему увидеться с сестрой, – Я отбросил ее голову, отчего она ударилась затылком о стену. – Как трогательно.

Сакура больше не всхлипывала, а только мелко дрожала и беззвучно плакала. Съехав по стене, она сжалась в комок, словно это могло ее защитить. Какое разочарование, а я-то думал, что играть с ней будет интересно. Терпеть не могу хнычущих девчонок.

– Время еще есть, – Кроуфорд переводил задумчивый взгляд с одного предмета на другой, пока, наконец, не остановился на Наги. Словно почувствовав, что на него смотрят, тот открыл глаза, ожидая приказа. – У меня есть для тебя поручение, Наги. Кажется, я знаю, как вернуть девчонку, но для этого тебе придется навестить Вайсс.

Мальчишка равнодушно пожал плечами. Откровенно говоря, он единственный из нас мог прийти к Вайсс и вернуться оттуда без единой царапины, потому что с его даром даже приблизиться к нему становилось весьма проблематично. В его хрупком тельце жила сила, способная на такое, что порой даже представить было трудно, и я только через пару месяцев работы с ним понял, почему Кроуфорд с таким упорством добивался его перевода в Шварц. Наги, как изящная, дорогая амфора, хранил в себе мощь, которой Брэд хотел управлять, и он добился-таки своего. Не знаю, что в свое время между ними произошло, но каждое его слово для мальчишки закон, который нельзя нарушить.

 

 

Конечно, Абиссинец сломя голову примчался на место встречи, назначенное Кроуфордом. Главная проблема Вайсс в том, что они не могут выделить приоритетную цель, и рвутся на части, пытаясь спасти всех сразу. Как следствие, их эффективность падает, и то, что в принципе не было такой уж сложной задачей, становится для нас еще проще.

Встреча в порту, помимо того, что была отвлекающим маневром, уже сама по себе подразумевала ловушку, но Фудзимию это не остановило. Когда дело касалось его сестры и всего, что с ней было связано, его не смогло бы остановить даже цунами. Я сильно подозревал, что на Сакуру ему было наплевать так же, как и нам, но загвоздка заключалась в том, что она была чертовски похожа на его сестру, и вот тут-то срабатывал его братский инстинкт, которому он не мог сопротивляться. У несгибаемого Абиссинца нашлась маленькая слабость, а главный метод работы Шварц – использовать чужие слабости себе во благо. Что мы, разумеется, и сделали.

Сомневаюсь, что нанятая Кроуфордом орава всерьез покалечит Фудзимию, но уж задержит – это точно, а большего нам с Фарфи и не надо было. Когда он покинул цветочный магазин, мы уже были там, так что он потерял свою спящую красавицу еще до встречи с Брэдом, хотя узнал об этом гораздо позже.

Можно считать, что малышку мы получили почти без проблем. Когда я, выбив стекло, приземлился на подоконник, Хидака и Кудо меня уже ждали. Сторожили ее кроватку, как примерные родители, только вот ее там не оказалось. В конце концов, одну глупость они уже совершили – привезли малышку Айю-тян сюда, первое место, куда мы могли пойти ее искать, так что наивно было ждать, что они сглупят и во второй раз. Но ведь на такие случаи у нас есть Фарфи.

Я помаячил перед Хидакой и Кудо еще немного, а затем, получив сигнал от напарника, ретировался через окно. Фарфарелло уже ждал меня внизу с добычей на руках, и через полчаса мы были уже в музее.

– А вот и наша спящая красавица, – возвестил я, сгружая ее на диван.

– Быстро вы, – хмыкнул стоявший у окна Наги, не поворачиваясь.

– Пара пустяков. Ты не поверишь, они додумались притащить ее к себе домой! С тем же успехом они могли подать в газету объявление: “Владельцы цветочного магазина “Котенок в доме” сдают в аренду идеальное тело для ритуала воскрешения”. Интересно, кому там такая гениальная идея в голову пришла?

Наги не ответил. Он не отрывал взгляд от огромного, в полстены, окна, откуда открывался великолепный вид на последние приготовления к ритуалу. Большая круглая площадка, где не было ничего, кроме алтаря, на котором полагалось покоиться жертве, возвышалась посреди просторного зала, который совсем скоро будет до отказа заполнен агентами Эсцет. Я подошел поближе, остановившись рядом с мальчишкой.

Его глаза смотрели в пустоту. Не на копошащихся внизу людей, не на высокие колонны, даже не на алтарь, а на что-то, что было видимо только ему одному. Он всегда был чужд этому миру, и дело даже не в том, что он был паранормом. Просто… он был другим. Словно родившимся в мире стеклянных стен без дверей, где все всё видят, но не говорят, не вмешиваются и не касаются. Я в таком месте наверняка свихнулся бы, ведь для меня прикосновение значит, что я все еще жив, а для Наги это обычное дело. Он не подпускает к себе людей. Никого и никогда. Но однажды его стеклянные стены треснут, и я хочу быть рядом, когда это случится.

– Это было подло! Как вы могли так поступить?

О, боже, снова она. Если бы не ее ключевое место в планах Кроуфорда, я бы давно от нее избавился.

– Шульдих, – балансируя на грани терпения, попросил Брэд, заходя в комнату, – Сделай с ней что-нибудь, иначе я просто не выдержу.

Не успел я ничего ответить, как взявшийся из ниоткуда кусок пластыря, молниеносно заклеил Сакуре рот. Похоже, она достала не только меня.

– Спасибо, Наги, – Кроуфорд устало опустился на диван.

Я сел рядом и, подтолкнув рукой, заставил его положить голову мне на колени. Хотя бы несколько минут ему нужно было отдохнуть, потому что для осуществления нашего плана Брэду понадобятся все силы. Сняв его очки, я запустил пальцы ему в волосы, на что Сакура отреагировала взглядом, полным такого неописуемого ужаса, словно это было самым страшным из того, что я при ней делал. Ничего, пускай привыкает.

Не спуская с нее насмешливого взгляда, я наклонился и поцеловал Кроуфорда, на что он как обычно проворчал “Шульдих, не сейчас”. Сакура в ужасе распахнула глаза и тут же зажмурилась, как будто ее заставили смотреть на массовую резню невинных жертв.

Не удержавшись, я расхохотался.

 

 

Если говорить начистоту, то я не был так уж счастлив, когда пол под моими ногами начал внезапно рушиться. До того, как это случится, я всерьез рассчитывал поквитаться с Кудо за тонкий, почти невидимый, но весьма ощутимый порез, который оставила на моей шее его леска. И, в конце концов, я просто получал удовольствие от самого факта боя с ним. Из всех Вайсс он был самым гибким, увертливым и достаточно быстрым, чтобы не позволить мне расслабляться ни на секунду; словом, для обычного человека он был не так уж и плох.

У меня был план, как опутать противника его же собственной леской, но времени на его осуществление уже не хватило. Сотрясаемая взрывами башня начала рушиться, проседая внутрь себя, так что все, разумеется, дружно плюнули на взаимные разногласия ради спасения собственной шкуры. Даже Вайсс не собирались погибать в этих развалинах во имя придуманной ими самими справедливости.

Нас расшвыряло в стороны, как ураганом, и я на время потерял из виду остальных. Стены, потолок и колонны падали сверху смертоносными каменными обломками, грозившими похоронить нас там заживо; все вокруг ходило ходуном, отчего создавалось впечатление, что мы попали в ревущий гранитный круговорот. Это был сущий ад, вырваться из которого казалось почти невозможным.

Если бы не Наги, мы бы остались там навсегда. Перед тем, как отключиться, я почувствовал, как его сила подхватывает меня мягкой ладонью, сворачиваясь вокруг защитным коконом, и несет куда-то вверх. Я уже не понимал, что там: земля ли, небо ли, но одно знал точно – там было безопасно. Уже проваливаясь в небытие, я ощутил, как по держащей меня невидимой руке прошла волна пугающей дрожи, передавшейся и мне, и, наверное, никогда в жизни я не хотел жить так сильно, как в тот момент, когда понял, что если Наги не справится, остальным не выжить.

Когда я очнулся, солнце, щедро дарившее городу свой свет, уже стояло в зените. Надо мной нависал созданный упорством волн скалистый выступ, и из-за его тени, несмотря на то, что день был довольно теплым, меня колотило от холода. Я потряс головой, надеясь, что это приведет разбросанные мысли хоть в какой-то порядок, что отчасти мне удалось, а потом огляделся.

Ни Наги, ни Фарфарелло поблизости не наблюдалось, но мне отчаянно хотелось верить в то, что они все же выбрались. После того, что мы прошли, глупо было бы умереть вот так, под обвалом. Глупо и обидно. Я ведь помнил ту дрожь, которая прокатилась по защищавшему меня кокону…

Но тут я заметил лежащего неподалеку бесчувственного Кроуфорда, и сердце тут же совершило такой головокружительный скачок, что чуть не оказалось в горле. Толком не чувствуя ног, я подполз к нему и принялся лихорадочно ощупывать, не в силах избавиться от глупого страха, что он вот-вот исчезнет, если я ничего не сделаю. Ну уж нет! Раз мы выбрались из такой передряги, черта с два я его куда-нибудь отпущу.

Его лицо было смертельно бледным и каким-то неестественным, хотя чем вызвано это ощущение, я понять не мог.

– Брэд, – я встряхнул его, но ответа не получил, – Брэд, ты меня слышишь? А ну открывай глаза, твою мать, иначе я вышибу из тебя то, что не вышиб этот гребанный взрыв!

Вероятно, это послужило достаточно убедительным аргументом, потому что Кроуфорд поморщился и нехотя открыл глаза.

– Шульдих, не ори. У меня сейчас голова взорвется.

– Ну вот, старый добрый Брэд снова с нами, – я с облегчением плюхнулся на песок рядом с ним, – Видишь, мы выбрались. Я же говорил, что все удастся. Пан или пропал, помнишь?

– Помню, – он пошарил руками рядом с собой, но не нашел ничего кроме песка и мелких ракушек, – Кстати, ты не видел мои очки?

Ага! Так вот что показалось мне неестественным. Он снимал очки только на ночь, но в темноте я не особо на него смотрел, так что привык видеть его только в них. Без очков Кроуфорд выглядел иначе: моложе своих лет, не таким строгим и авторитетным и… немножко чужим. Я прижался к его губам, чтобы прогнать охватившее меня чувство необъяснимой чуждости, но нет, все было как раньше, все осталось по-прежнему, и это было единственным, что я никогда не захотел бы изменить.

– Я спросил про очки, – настойчиво повторил Брэд, когда я отодвинулся. Строить из себя неприступную крепость – это он умеет, но только по глазам все равно вижу, что понравилось.

– Неа, я их не видел. Похоже, потерялись в заварушке. Забей, купишь новые.

Кроуфорд сел, попутно оглядевшись, и повернулся ко мне.

– Шульдих, если ты не в курсе: я плохо вижу. Представь, каково тебе быть лысым, и в общих чертах ты поймешь, что значит для меня потерять очки.

У меня по спине пробежал неприятный холодок. Лысым? Ну… хм…

– Так страшно что ли? – не поверил я.

– Вроде того, – кивнул Брэд, близоруко щурясь, – Где Наги и Фарфарелло?

– Не знаю. Поблизости их нет, я проверял. Похоже, меня хорошенько тряхнуло: в голове все перемешано, как в салате из нейронов. И… – я потянул за мысленные нити, всегда связывавшие меня с каждым из Шварц, – Проклятье, связи оборваны, а без повторной настройки мне их не найти!

Моя телепатия служила команде своеобразной беспроводной связью, потому что для каждого я выделил особую “нить”, соединявшую его разум с моим. Удобно, надежно и стопроцентно защищено от прослушивания. В обычное время “нити” никак себя не проявляли и уж точно не служили мне шпионами, докладывающими обо всех мыслях моих коллег по работе. Боже, упаси, да я бы свихнулся через час! Но когда в этом была необходимость, я активировал их и, посылая мысленный сигнал, тут же получал зеркальный отклик, по которому мог определить местоположение любого из нас. Однако после обвала башни “нити” повредились, а для их восстановления мне был необходим непосредственный контакт, возможности осуществить который у меня, к сожалению, не было.

Кроуфорд нахмурился, сжав виски руками, но ничего путного это не дало. Шевелить мозгами для нас сейчас было равносильно добровольной пытке, я понял это почти сразу.

– Отыщем их позже. Не стоит здесь оставаться, – наконец, пришел к решению Брэд, – Наверняка, кое-кто из агентов Эсцет выжил. Скоро они придут в себя и с удвоенной энергией бросятся на поиски предателей, так что прежде, чем отдохнуть, нам придется еще немного поработать.

Когда он так говорил, мне всегда хотелось притвориться тяжело больным, но сейчас было не время для паясничества.

Как и у всякого предусмотрительного наемного убийцы, который знает, что начальство в нашем деле – фактор непостоянный, у Кроуфорда на такой случай была куплена маленькая неприметная квартирка, где мы могли отсидеться и зализать раны. Кое-как добравшись до тихого, невзрачного райончика, где соседи не отличались неуемным любопытством, а хитросплетение переулков наводило на мысли о лабиринте Минотавра, мы с грехом пополам отыскали нужный дом и дверь, после чего сил осталось только на то, чтобы доползти до кровати. Хотя стоп: у меня нашлись силы, чтобы попытаться стащить с Кроуфорда рубашку.

– Шульдих, ты…

– Слушай, Брэд, заткнись, а? – недовольно проворчал я, – Она сырая и соленая. Может, ты и хочешь к утру стать сушеной воблой, а я вот нет. Так что давай, стаскивай и рубашку, и брюки. Ты же сам сказал: прежде, чем отдохнуть, нам придется еще немного поработать.

Конечно, это было чистейшей воды плагиатом, но кто виноват, что к своим словам он всегда прислушивался внимательнее, чем к моим?

Мы завалились на кровать, словно не спали целую вечность, но я все же повозился немного, чтобы накрыть нас одеялом. Брэд уснул даже раньше, чем его голова коснулась подушки, так что мои старания не оценил. Ну и ладно, я не обиделся. Главное, что мы все же оставили Эсцет в дураках и умудрились слинять с приготовленной для нас плахи. Все было не так уж и плохо, если подумать.

Размышлять еще о чем-то сил уже не было, да и не больно хотелось, так я что провалился в блаженный, как мне думалось, сон, на деле оказавшийся несвязным, изрезанным на куски, нервным кошмаром. Мне снились люди, которых я никогда не видел, но, тем не менее, испытывал к ним острую неприязнь, даже ненависть. Черную, необъятную и странно знакомую. Не видя их лиц и не зная имен, я ненавидел их так сильно, словно они были виноваты во всех моих бедах: в том, что я родился непохожим на обычных людей, в том, что попал в лапы Эсцет, в том, что едва не погиб при обвале маяка. Они были воплощением всего, от чего я бежал и чего боялся. Я прятался, но они находили меня, в какой бы дыре я не оказывался; я убивал их несчетное количество раз, но они всегда воскресали; я искал защиты у тьмы, но они выходили и оттуда, а когда я включал свет, чтобы рассеять ее, они выползали из моей собственной тени.

Мой крик метался среди холодных бездушных стен избитой птицей, когда они загнали меня в угол, а я все звал и звал до хрипоты, отчаянно цепляясь за крохотную полубезумную надежду. Вдруг знакомая рука опустилась мне на плечо, заставив поднять голову. Рядом стоял Брэд. Как всегда спокойный и предельно сосредоточенный он смотрел на меня, не говоря ни слова, а потом так же молча шагнул вперед.

Они набросились на него, как голодные псы на единственную кость, вцепившись в его тело со свирепством диких зверей. Они тянули и рвали на части, а я стоял на коленях, с немым ужасом ожидая своего часа. Кровь – такая яркая и горячая – хлынула мне под ноги. Ее было так много даже для меня… и я проснулся.

Мне не хватало воздуха. Я хватал его ртом, смешивая вдох и выдох и кашляя, но мне все было мало. Сердце колотилось, как бешеное. Проклятье, да что же это такое?! Никогда раньше у меня не было таких ярких реалистичных кошмаров, от которых кровь в жилах стыла. Эти неизвестные люди – а люди ли вообще? – и разорванный у меня на глазах Брэд. Я испуганно дернулся к нему, проверить, что он здесь и в порядке. Кроуфорд действительно лежал рядом, уткнувшись носом в подушку. Он, похоже, вымотался еще больше меня, ведь даже не проснулся, когда я подскочил на кровати.

В комнате пахло морской солью, пропитавшей нашу одежду. Я чувствовал ее острые кристаллики на слипшихся волосах Брэда, тонкую корочку, стянувшую кожу на его виске. Это было реальностью, а не кошмарным сном, но, черт возьми, я совсем запутался, где явь, а где иллюзия. Мои пальцы, едва касаясь, скользнули по его скуле, вспоминая знакомое тепло, и осторожно смахнули соленую корочку на кровать.

Настоящий. Этот Брэд – настоящий. Не призрачная копия, а живой человек, с которым я прошел через столько, что с лихвой хватило бы на пару жизней. Но этот сон… Что за чертовщина со мной творится?

В животе предательски заурчало, и позорная мысль о том, что это может разбудить Кроуфорда, немедленно забралась в голову. Через секунду я вспомнил, что даже после того, как я чуть ли не подпрыгнул на кровати, он не шелохнулся, но это ведь не значило, что теперь тут военный парад можно было устраивать! По дороге сюда я успел заметить рядом с домом небольшой круглосуточный магазинчик, хозяева которого бессовестно наживались на усталых горожанах, за неимением времени вынужденных покупать продукты после полуночи. Сейчас меня это нисколько не волновало хотя бы потому, что платить я все равно не собирался.

Тихо, стараясь производить как можно меньше шума, я встал с кровати и обернулся. Брэд крепко спал. Мне подумалось, что он, наверняка, проснется голодным, так что у моего спонтанного визита в магазин внезапно появилась вполне оправдывающая его цель. Кое-как сваленная в кучу на кресле одежда, разумеется, оказалась мятой, но такие пустяки, как нестандартный внешний вид меня никогда не останавливали, поэтому, быстро накинув рубаху и брюки, я выскользнул из квартиры.

Чертов сон не шел у меня из головы, от чего неожиданно появившееся беспокойство все росло, стремительно превращаясь из маленького робкого ростка в толстый кривой стебель необъяснимой паники. Меня снова начал колотить озноб, руки затряслись. Что-то случилось, когда я ушел; я уже точно знал это, когда, наконец, не выдержав, вылетел из раздвижных дверей магазина, сбив плечом какую-то входящую женщину. Ее ругательства, брошенные мне вслед, утонули в диком грохоте, стоявшем у меня в ушах. Я не видел ничего кроме старой обшарпанной лестницы, по которой мы с Брэдом взбирались всего несколько часов назад.

Черт, я не должен был уходить! Не должен был!

Дверь была выбита. Вывороченные петли валялись рядом, словно их с силой вырвали из металлического каркаса, а валявшийся рядом замок был похож на скрученную в узел резину. Послав к чертям и осторожность, и здравый смысл, эгоистично шептавший не соваться туда, я ворвался внутрь, но там меня встретила лишь печальная тишина, неподвижно сидевшая на скомканной простыне, как немой часовой. Кроуфорда нигде не было видно.

Когда они успели? Меня же не было каких-то десять минут. Неужели ждали, пока я уйду, чтобы взять Брэда спящим и неспособным сопротивляться? Значит, они с самого начала знали, где мы, а мы-то наивно полагали, что ушли от погони. Но ведь проще было взять сразу обоих, почему же они не сделали этого? Чтоб им всем гореть в аду целую вечность, почему?!!

Я с размаху врезал по стене. Боли не было, зато была кровь и тупое, безысходное отчаяние, сдавившее меня тяжелым кованым обручем.

В комнате все еще витал запах морской соли, которую я смахивал с темных волос Кроуфорда совсем недавно, и во рту против воли становилось горько, как от второсортной сигареты. Я привалился к стене, закрыв голову руками. Не знаю, сколько я так просидел, но в себя я пришел от теплой струйки крови, стекавшей с разбитой руки мне на лицо.

Когда-то давно, наверное, в другой жизни я спросил у Наги, почему Кроуфорд так важен для него, на что он ответил: “Он сказал, чтобы я не сдавался. Никогда.” Тогда я не придал его словам особого значения, зато сейчас, наконец, понял, что он имел в виду. Не сдаваться, да?

Я встал. Поднял с пола свой брошенный белый пиджак, такой неуместный в этой разрухе. Я телепат, и я переверну этот город с ног на голову, пусть это даже обойдется для него сотнями и тысячами тех, кто внезапно умрет от кровоизлияния в мозг. Для меня цена не важна.

II. Шанс

Была глубокая ночь: те ее часы, когда люди либо спят в своих домах, либо веселятся до упаду в шумных клубах, утонувших в сигаретном дыме и хаотичных вспышках цветомузыки. В это время на улицах не было никого, кто бы мог сойти на роль случайного свидетеля, видевшего, как какие-то типы выносили из старой квартиры молодого мужчину без сознания. А учитывая то, что район даже с большой натяжкой никак нельзя было назвать благополучным, местные жители запирали двери и окна так, словно им грозила осада, и ради собственной же безопасности никогда не интересовались, что за шум там на улице. Идеальное место и время для того, чтобы выполнить свое дело, оставшись незамеченными.

Оставаться в квартире смысла не было. Я спустился вниз и сел на разбитое каменное крыльцо, пытаясь собрать разбегавшиеся мысли. Вдалеке шумели машины, но сюда – в лабиринт переулков – звуки долетали приглушенными, отчего казалось, что уши были забиты плотной ватой, которую нестерпимо хотелось оттуда вырвать.

После обвала я был настолько вымотан, что даже не подумал о том, чтобы восстановить “нить” хотя бы для Кроуфорда, а ведь сделай я это, найти его сейчас было гораздо проще, даже несмотря на расстояние. Мне так хотелось верить, что мы, наконец-то, избавились от постоянно нависавшей над нами тени Эсцет, что я повторял это снова и снова: “мы выбрались, мы выбрались, мы выбрались”… Нет, черт побери! Мы НЕ выбрались, мы НЕ были свободны от этой многоголовой гидры, которая отравляла все, до чего могла дотянуться! Ведь Брэд так и не смог увидеть того, что произойдет после обвала…

За ошибки всегда приходится платить, и, как правило, цена выше того, что у тебя есть. Каждый наемный убийца знает это, знал и я. А еще я понимал, что даже с моим даром шансы найти Кроуфорда были минимальными.

Я закрыл глаза и выпустил “нити”. Не столь прочные и глубокие, как те, что я создал для Брэда, Наги и Фарфарелло, но их хватит для того, чтобы собрать воспоминания всех, кто был на этой улице в течение последнего часа. Кто-то выходил покурить, кто-то мучался бессонницей, кто-то вставал выпить воды – их разумы были для меня открытой книгой, вот только я никогда раньше не пытался читать целую библиотеку. Из всех тех, до кого дотянулись “нити”, мне нужны были от силы один-два человека, но, не зная, какие именно, я вынужден был перебирать их всех.

Чужие сны, чужие проблемы и заботы текли через меня, как через сито, но ни единой зацепки у меня не было. Чувства притупились настолько, что я уже не чувствовал ни пробирающего до костей сквозняка, ни холода каменных ступеней, почти слившихся со мной. И вдруг как вспышка – слабая, едва заметная – на самом краю сознания. Страх, слишком похожий на мой собственный, чтобы я мог его проигнорировать. То же оцепенение, словно смотришь в глаза смерти, та же безысходность. Я пустил по следу тройную порцию “нитей”, вернувшихся с таким ярким и четким отражением разума, что сразу стало ясно: источник страха был где-то неподалеку, возможно, в радиусе пятисот-шестисот метров.

Я вскочил, совсем забыв, что сидел неподвижно не один час, и тело сразу же протестующее взвыло, отказываясь подчиняться. Стиснув зубы, я принялся быстро растирать занемевшие ноги и сведенные плечи. Шея была каменной, как крыльцо, на котором я сидел, а затылок ломило, словно в него бился целый отряд стальных рыцарей, но я упрямо держал “нити”, зная, что если потеряю след, то во второй раз мне вряд ли так повезет. Наконец, я смог двигаться, не держась за ближайшую стену.

Образы чужого сознания походили на разорванную фотографию чьей-то жизни: отдельные лица, предметы, звуки, и панический, бесконтрольный страх, не дававший связать их в единое целое. Скорее всего, это был ребенок, причем за не столь долгую жизнь на его долю выпало столько всего, что не каждый взрослый повидал.

– Ну же, малыш, покажись, – на автомате бормотал я, тщательно осматривая все закоулки, переворачивая мусорные ящики и заглядывая во все щели, – Мне до зарезу нужны твои воспоминания. Слышишь? Я ничего тебе не сделаю.

“Нить” вздрогнула и вспыхнула ярче. Вот он!

Забившись в угол за грязным мусорным баком, прямо на асфальте сидел худой мальчик в поношенной и местами рваной одежде. Его глаза были широко распахнуты, словно он боялся даже моргнуть, чтобы ни на миг не оставаться в темноте. Дрожащие пальцы обмотанных какой-то тканью рук слабо царапали кирпичную стену, к которой он жался, больше напоминая рефлекторное сокращение мышц, чем осознанное движение. Боже, да он был напуган так, будто видел пылающие глубины ада.

Свернув “нить” и стараясь не делать резких движений, я присел рядом с ним на корточки.

– Эй, ты меня слышишь?

Мальчишка не ответил, все так же глядя в пустоту широко распахнутыми глазами. Что же такого он видел, от чего, похоже, до сих пор в шоке? Поскольку на голос мальчишка не реагировал, я осторожно коснулся его открытой руки, поразившись, до чего она была холодной. Он тут же вскрикнул и дернулся, словно от удара током.

– Тише, тише, я ничего тебе не сделаю, – постарался я его успокоить.

– Не трогай меня! – его крик сорвался на хрип, и он согнулся в приступе сухого, раздиравшего легкие кашля, вечного спутника всех бродяг.

– Ладно, ладно, только не кричи. Я не причиню тебе зла.

Если бы я усмехнулся, его бы это, наверняка, напугало, поэтому я просто серьезно посмотрел ему в глаза, чтобы он понял, что я не представляю для него опасности. Среди моих многочисленных талантов, к сожалению, не было умения открыто и дружелюбно улыбаться, но дети всегда чувствительней взрослых, так что я надеялся, что на подсознательном уровне он поймет, что ничего плохого я с ним не собирался делать.

Мальчишка внезапно затих, уставившись на меня, как на диковинное говорящее чудище, заставив меня вдруг ощутить, что он знает обо мне все. Даже то, что я сам от себя скрывал.

– Ты… – он протянул руку к моему лицу, но остановился в паре сантиметров. Я мог бы поклясться, что в его глазах вспыхнула наивная детская радость, словно он увидел знакомого человека. – Ты такой же.

– Такой же? – нахмурившись, переспросил я.

– Такой же, как я, – мальчик всхлипнул, и по его щекам покатились крохотные капельки. Спохватившись, он быстро вытер их рукавом, но его черные глаза, необычайно яркие для ребенка улицы, продолжали странно смотреть на меня. – Ты тоже умеешь делать фокусы.

– Фокусы?

– Да, – он показал пальцем мне на лоб, – Красивая блестящая ниточка. Ты спрятал ее у себя в голове.

Моя “нить”?! Он увидел мою “нить”?!! Но это невозможно! До сих пор это еще никому не удавалось.

– Я так не умею, – печально произнес мальчишка, опустив глаза. Он все еще дрожал, и я запоздало догадался, что от холода. Скинув пиджак, я протянул его мальчику.

– Это мне? Правда? Ой, он такой красивый и теплый! – для него пиджак больше походил на пальто, в которое он ловко завернулся, став похож на маленькую статую. В неверных предрассветных сумерках я сумел разглядеть на его запястьях старые зажившие порезы. Такой маленький, а уже знаком со смертью… Если он смог увидеть мою “нить”, являвшуюся, по сути, явлением абстрактным и не имеющим физического воплощения, то интересно, на какие еще “фокусы” он способен.

– Скажи, а ты что умеешь? – осторожно спросил я.

– Я вижу картинки, – немножко смущенно сообщил мальчик, бережно поглаживая длинные рукава своего нового одеяния, – Разные. Правда, всегда черно-белые, но зато они движутся.

Я не верил собственным ушам. Паранорм… Вне всяких сомнений. Неудивительно, что его страх я воспринял острее, чем эмоции обычных людей. Мальчишке чертовски повезло, что те, кто забрал Кроуфорда, или были слишком заняты, или просто его не заметили.

– А картинки приходят сами, неожиданно? Или, может, сопровождаются яркой вспышкой? – по крайней мере, когда однажды я попросил Кроуфорда описать мне свой дар, он сказал именно это.

– Нет, они появляются, когда я трогаю вещи, – охотно пояснил мальчик, – Они рассказывают, что с этими вещами случилось. Однажды я подобрал на улице кирпич, и он сказал мне, что им совсем недавно убили какую-то женщину. Я его сразу выбросил, потому что это был плохой кирпич. Правда, ведь плохой?

Я кивнул. Этот мальчик читал память вещей так же, как я мысли, и так же, как я, защищался от своего дара. Сразу стало понятно, почему его руки обмотаны тканью: если непосредственного контакта с предметом не было, образы не появлялись. Хотелось верить, что он догадался об этом достаточно быстро, потому что немногие вещи на улице способны рассказать о чем-то приятном, а он, судя по всему, жил здесь уже не первый год.

И тут меня словно ударило. Прошлое! То, что я хотел узнать, крылось именно там, и этот мальчик единственный мог рассказать мне, что же случилось.

– Послушай, а как тебя зовут?

– Хитоши, – он крутился на месте, стараясь со всех сторон разглядеть подаренный мной пиджак.

– Послушай, Хитоши, мне нужна твоя помощь, – мальчишка как по команде прекратил вертеться и внимательно посмотрел на меня. – Человек, который мне очень дорог, пропал, и только ты можешь помочь мне найти его. Я отведу тебя туда, где он был в последний раз, а ты попробуй узнать, что же там случилось, ладно?

– Мне нельзя ходить к людям, – Хитоши замотал головой, инстинктивно попятившись назад и уперевшись спиной в стену, что было совсем неудивительно. Обычные люди всегда ненавидели и боялись тех, кто был не похож на других. Мы все платили эту цену за обладание своим даром. – Они говорят, я странный, потому что никто больше не видит моих картинок.

– Ты не странный, Хитоши. Просто ты родился с даром, отличающим тебя от обычных людей, а они не могут этого понять. И никогда не считай себя ущербным, – я протянул ему руку, – Это они ущербные, а не ты. Ты – высшая каста.

Он помялся еще немного, нервно теребя рукава, и, наконец, взял меня за руку. Его ладонь была такой маленькой и холодной, что казалось, будто я сжимаю кусочек льда.

– Не бойся, – уверенно сказал я, – Со мной тебя никто не тронет.

– А ты подаришь мне ту блестящую ниточку из своей головы? – с типичной для ребенка непосредственностью спросил Хитоши, пока мы шли к квартире, куда, я думал, уже никогда не вернусь.

– К сожалению, это невозможно, – вынужден был я огорчить его, – Дар нельзя отдать или подарить.

– Так это твой дар – делать ниточки?

Я не удержался от усмешки.

– Нет, я читаю мысли. Почти как ты, только ты видишь картинки в мертвых вещах, а я в живых людях.

– Ух ты, – восхищенно протянул Хитоши, – Наверное, это интересно, да?

– Не всегда. Тебе же не понравился тот кирпич, правда? Вот и мысли у некоторых людей бывают совсем не приятными. Кстати, мы уже пришли.

Мальчишка отпустил мою руку, задрав голову к низкому потолку, который для него был таким высоким, что казалось, он никогда не сможет до него достать. Здесь все осталось по-прежнему: смятая простыня, перевернутая мебель, даже запах морской соли еще не выветрился. Хитоши огляделся, и на его бледном личике тут же отразилась вся гамма обуревавших его чувств. Ему явно было неуютно, хотя он и старался этого не показывать.

– Здесь случилось что-то плохое, – тихо шепнул мальчик, словно боялся, что те, кто сделали это, услышат его и вернутся.

Он подошел к кровати и, как мне показалось, погладил запутавшийся в простынях полумрак, будто у него и в самом деле было призрачное, одному ему видимое тело. Может, помимо памяти вещей он видел еще что-то? Неосязаемое, неощутимое… Как, например, мой дар.

Пока я размышлял об этом, Хитоши развязал обматывавшую его правую руку тряпку и поднес ее к простыне. Я заметил, как дрожат его тонкие пальцы над тканью. Он не любил использовать свой дар, это было видно сразу. Может, из-за того, что он не приносил ему ничего, кроме насмешек и страха, а может, из-за того, что вещи всегда хранили дольше плохое, нежели хорошее.

Судорожно схватив простыню, Хитоши согнулся, словно у него болел живот, и тут же с отвращением отбросил ее, как ядовитую змею. Его всего трясло, как в лихорадке. В два шага оказавшись рядом с ним, я впился в него требовательным взглядом.

– Скажи мне.

Хитоши яростно замотал головой так же, как я когда-то, поддавшись иллюзии, что это поможет ему избавиться от того, что он не желал видеть и слышать.

– Скажи мне, Хитоши, – я схватил его за руку, не давая сбежать, – Это очень важно.

Мальчишка поднял на меня глаза, в которых дрожали едва сдерживаемые слезы. То, что он увидел, напугало его, и он отказывался снова возвращаться к этим образам, убеждая себя, что их никогда не существовало.

– Этот человек, – наконец, сумел прошептать он, комкая в руках свою повязку, – Он спал, когда они пришли за ним… Они долго ждали, чтобы он остался один, а потом пришли и забрали его с собой… И он даже не смог проснуться, чтобы увидеть их… Потому что… они принесли с собой живую тьму…

– Тьму? – меня помимо воли начал колотить озноб. Хитоши говорил несвязно, но от одной его интонации меня сковывал леденящий ужас.

– Да… Тьма была в каждом из них… Они умеют управлять ей, как никто другой, и она верно служит своим хозяевам…

– Кто они, Хитоши? Ты видел их лица?

– У них нет лиц… Только тьма… Послушная, смертоносная…

Хитоши вырвал из моих пальцев свою дрожащую руку и быстро обмотал ее старой тряпкой, пытаясь защититься. Слезы все-таки покатились по его щекам хрустальным бисером, падая на ковер под ногами, словно маленькие жидкие бриллианты. В силу возраста он, очевидно, плохо контролировал свой дар, так что было жестоко просить его о таком, хотя он так хотел помочь мне.

Обхватив себя руками, мальчик скорчился на коленях, ожесточенно мотая головой.

– Мне нужно знать, куда его повезли, Хитоши. Они что-нибудь говорили?

– Мои картинки только показывают, а не слушают. Пожалуйста, я больше не хочу их видеть. Мне страшно… Пожалуйста…

Вздохнув, я положил руку ему на голову. Он хотел забыть, и после того, что он сделал, я был не в праве отказать ему в этой услуге.

– Не бойся. Я сотру эти образы из твоей памяти, как будто ты их никогда не видел, и все будет хорошо. Только не сопротивляйся, ладно?

Итак, как бы парадоксально это ни звучало, но они действительно ждали, пока я уйду, что могло значить многое, а могло не значить ничего. Первый вариант: я был способен сопротивляться, а Брэд нет, поэтому забрали именно его, хотя, судя по тому, что сказал Хитоши, они были опасны ничуть не меньше меня. Второй вариант: их целью был только Брэд, а я был чем-то вроде досадной помехи, с которой им или было приказано не связываться, или они просто не хотели марать руки. Третий вариант: мне просто повезло. Если бы я остался вместе с Брэдом, то, возможно, и не стоял бы здесь сейчас.

Слишком много гипотез и так мало фактов, которые могли их подтвердить или опровергнуть. Но одно я мог сказать точно: за Кроуфордом приходили Гончие. Никто толком не знал, кто или что они такое, но рядом с ними любого паранорма охватывал такой же неконтролируемый страх, как Хитоши. Их пускали по следу предателей или тех, кто чем-либо не угодил Старейшинам, с приказом выследить и раздавить, как жалкое насекомое, не взирая на то, будет ли жертва сопротивляться или сдастся им на милость добровольно.

Я невольно сглотнул. За всю историю существования этого отряда палачей еще никто из их целей не уходил живым, даже самые лучшие, самые опытные, самые изворотливые. Гончие всегда находили отступников, где бы те ни прятались и к каким бы уловкам ни прибегали. Но Кроуфорда взяли живым, чего раньше никогда не случалось, и значит, его не убьют, пока не получат то, что им нужно. И значит, у меня еще было время.

– Мне нужно идти, – тихо сказал Хитоши, – Тут… нехорошо. Нужно идти.

Когда мальчишка бросился к двери, я не стал его останавливать, но уже переступив порог он обернулся.

– И еще… – Хитоши прикусил палец зубами, словно размышляя, стоит ли говорить дальше или нет, – Не приходи сюда больше. У тебя тоже есть своя тьма. Только ты не умеешь ей управлять.

Не дав мне ничего спросить, он исчез с порога, как будто его здесь никогда и не было. Его торопливые удаляющиеся шаги, которые затихли через пару секунд, оставив меня одного в опустевшей квартире.

Я бросил взгляд на брошенную им простыню, валявшуюся у меня под ногами, стараясь не думать о том, что голова трещала, словно по ней колотили огромным молотом. От того, что мне рассказал мальчишка, ситуация и мое положение в ней отнюдь не стали выглядеть более многообещающими, хотя, откровенно говоря, я на это рассчитывал. Информации у меня почти не было, идей относительно того, где искать Кроуфорда – тоже, и ко всему прочему в это оказались замешаны Гончие, что в любое другое время заставило бы меня прислушаться к инстинкту самосохранения.

Неожиданное решение пришло в голову само, словно уже давно созрело и просто ждало удобного случая, при котором я мог бы оценить его по достоинству. При данных обстоятельствах оно не показалось мне таким уж и абсурдным.

 

 

Свет в окне горел, что позволяло надеяться на то, что хозяин был дома и пребывал в благодушном – чего мне очень хотелось – настроении. Наши отношения не сложились с самого начала, поскольку мы были по разные стороны баррикад, но для меня, не склонного переносить распри профессионального уровня на повседневную жизнь, это вынужденное противостояние заканчивалось каждый раз, когда заканчивалась наша очередная миссия. Однако для него убить меня было делом чести. Помимо того, что он имел ко мне вполне обоснованные претензии насчет своей семьи, наша последняя с ним встреча тоже не была похожа на беседу старых друзей, о чем я пожалел только сейчас.

Наконец, я поднял руку и постучал. В квартире спала тишина, но меня это нисколько не волновало, так что повторного стука не было. Был до неприличия громкий пинок в дверь, что оказалось более действенным.

Он открыл дверь, протирая сонные глаза. Заспанный, взъерошенный, совсем непохожий на того жесткого, холодного убийцу, которого я знал. Обычный молодой парень, лет двадцати, не больше.

– Погодка нынче не очень, правда?

Он ошарашено моргнул, явно уловив знакомые интонации в моем голосе, и, все еще не веря собственным ушам, ударил по выключателю на стене. В свете я выглядел не лучше, чем в полутьме, особенно учитывая мои последние злоключения.

– Ты!

– А ты ждал кого-то еще?

Айя не удостоил меня ответа, грохнув дверью перед самым моим носом так, что слева со стены отвалился кусочек штукатурки. Если мы продолжим разговор в том же тоне, придется срочно вызывать бригаду ремонтников.

Нельзя сказать, что я ожидал бурной радости или дружеских объятий (спасибо, что он был без катаны), но хотя бы элементарное гостеприимство можно было проявить. Хороший хозяин остается таковым даже за два часа до рассвета, когда к нему домой заявляется смертельный враг, ведь так?

– Айя, – предпринял я вторую попытку, – или ты впустишь меня, или я подниму на ноги всех соседей. Оно тебе надо, а?

– Убирайся, – угрожающе раздалось из-за двери.

– Проклятье, не будь таким эгоистом! Никаких старых счетов, никакого подвоха, только поговорить. Неужели это так сложно? И подумай сам: если бы я так уж хотел вынести эту чертову дверь, чтобы добраться до тебя, я бы это давно уже сделал, верно?

Следующую пару минут мне пришлось провести, тупо глядя на запертую дверь в ожидании, пока он, наконец, придет к нужному решению. Я слышал глухие отголоски его мыслей, но вслушиваться интереса не было, так что я предпочел просто подождать, и мое терпение было все-таки вознаграждено. Дверь отворилась повторно, однако хозяин уже был не тем, кого я видел совсем не давно. На этот раз меня встретил знакомый суровый взгляд, который ясно давал понять, что Айя не верил мне ни на грош. В принципе, в данной ситуации ждать от него другого было бы безумием.

– Могу я войти? – осторожно спросил я на всякий случай, потому что его действия частенько не согласовывались с его мыслями, а раздувать еще один конфликт из-за того, что мы неправильно друг друга поняли, сейчас как-то не хотелось.

Айя коротко кивнул, не спуская с меня враждебного взгляда, и пропустил внутрь.

– На кухню, – приказным тоном добавил он, и мне в спину уперлось очень знакомое и очень холодное острие меча, молча намекнувшее, что непредвиденных фокусов лучше не выкидывать.

– Хочешь напоить меня кофе? Как радушно с твоей стороны.

– Нет. Я хочу выяснить, какого черта тебе тут понадобилось, и выкинуть обратно на улицу, – разочаровал меня Айя.

– Я так и знал.

– Тогда нечего было и спрашивать. Шевелись.

Мой мысленный план, который я составил по дороге сюда, заканчивался на том месте, где я должен был во что бы то ни стало заставить его меня выслушать, а поскольку это мне удалось, передо мной встала новая задача: как объяснить ему цель моего спонтанного визита. Особенно после того, как все взаимные разногласия, казалось, были улажены сами собой после обвала маяка. К несчастью, стратегия и тактика не были моими сильными сторонами.

Молча указав на один из стульев, Айя сел напротив меня, демонстративно положив катану на стол между нами, как символ наших безопасных переговоров.

– Ну?

– А кофе? – попытался я выиграть время.

– А в глаз? – таким же тоном поинтересовался Айя.

С утра он явно не был расположен заводить со мной душещипательную беседу о чем бы то ни было. Я обвел скорбным взглядом кухню и не найдя ничего, к чему можно было бы прицепиться, вынужден был начать разговор.

– Мне нужно, чтобы ты помог мне связаться с Критикер.

Айя скептически приподнял бровь. Учитывая то, что развеселиться он никак не мог, моя фраза, судя по всему, вызвала у него некоторое недоумение, но все же он молчал, ожидая продолжения, без которого я предпочел бы обойтись.

– Скажем так, сейчас я остро нуждаюсь в информации, которую только они могут мне дать. Это не имеет никакого отношения к Эсцет, – тут я запнулся. Как никак Гончие были напрямую с ней связаны, но вот стоило ли упоминать об этой связи – это уже другой вопрос. Критикер были далеко не дураками, и если я хотел их использовать в своих целях, пожалуй, на время стоило выложить все карты на стол. – То есть имеет, но это не пойдет во вред Критикер. Я больше не работаю на Эсцет.

– И каким боком это касается меня? – спросил Айя после некоторой паузы.

– Тебя – никаким, но твоим хозяевам это может оказаться весьма полезным.

– Они мне не хозяева, – мрачно процедил он.

– Поверь, мне на это наплевать, – я помимо воли начал терять терпение, что с таким упрямцем, как Фудзимия, было немудрено. – Речь сейчас не об этом. Отвести меня к Критикер – это все, о чем я прошу. Это что, так сложно?

Ножки стула противно взвизгнули, когда Айя резко встал. Я непроизвольно напрягся, не зная, что от него ожидать: его мысли были укрыты плотным серым туманом, сквозь который я не мог пробиться. Похоже, как только он оценил ситуацию, то тут же поставил блок, так что сейчас от моего дара особо проку не было. Как те, кто чаще других сталкивались на миссиях с паранормами, Вайсс прошли хорошую тренировку на блокировку посторонних мыслей.

– С каких это пор ты опустился до того, чтобы просить? – послышался позади ехидный голос, который я узнал, даже не оборачиваясь. Сконцентрировавшись на Фудзимии, я не удосужился даже бегло просканировать квартиру, за что и поплатился.

Двигаясь неторопливо и осторожно, Кудо вошел на кухню, не спуская с меня цепкого взгляда змеелова, по собственному опыту знающего, что доверие порой может быть весьма опасным. Он был в одних пижамных штанах и домашних тапках, но более безопасным от этого не выглядел.

– И тебе привет, Йоджи, – кисло выдавил я. Рана на шее от его лески сразу напомнила о себе противным жжением. – Какая неожиданная встреча. Тоже заглянул на ранний утренний чай?

– Я могу спросить то же самое, не находишь? – он машинально погладил пальцами циферблат своих часов, словно его это успокаивало. И ничего, что все остальные вокруг начинали нервничать.

– Раз уж стоял в коридоре, то, наверняка, все слышал, так чего глухого из себя строишь?

– Люблю, знаешь ли, людей помучить, – нагло ухмыльнулся Йоджи, – Хобби у меня такое. Особенно, если эти люди мне немало крови попортили.

Айя фыркнул и направился к плите, захватив по пути стоявшие на полке баночки с кофе и чаем. Мне оставалось надеяться, что он не будет настолько скупердяем, чтобы пожалеть для меня хотя бы чашечку. В животе противно урчало, ведь со времени взрыва во рту не было ни крошки.

– Надо же какие мы злопамятные, – съязвил я в ответ.

– С тобой еще и не такому научишься, – не остался в долгу Йоджи. – Так что там насчет информации, которая есть только у Критикер, а? Я ведь не Айя, меня общими фразами не накормишь, – Фудзимия удостоил его мрачного взгляда через плечо, но дополнительную порцию сливок в кофе все же положил. – Я человек любопытный, поэтому прежде чем решить, что делать, мне нужно услышать подробности. Так что валяй, рассказывай.

Как ни прискорбно было это признавать, но другого выхода у меня не было.

– После срыва церемонии мы планировали сбежать, оставив Эсцет разгребать те проблемы, что на них свалились, но Наги и Фарфарелло пропали еще на берегу. Решив найти их позже, мы с Кроуфордом залегли на дно в райончике, где сам черт ногу сломит, однако нас нашли даже там. Причем нашли слишком быстро, что наводит на мысли, что они знали об этом заранее. Мне удалось не попасться, а вот Кроуфорда взяли живьем.

– Живьем? – переспросил Айя, ставя перед нами с Йоджи две кружки с дымящимся кофе. – Разве Эсцет практикует сочувствие к подчиненным?

– Так же, как инквизиция, – грея руки о горячие бока кружки, хмуро буркнул я. – Поэтому мне и не по себе, что в этот раз они действовали не так, как обычно. Зато есть шанс, что я доберусь до Кроуфорда раньше, чем они решат, что он им больше не нужен.

Йоджи расслаблено откинулся на спинку стула. Уж не знаю, что так на него подействовало: кофе ли или еще что, но это все же было лучше, чем постоянно опасаться его гибкой стальной подружки.

– Значит, хочешь найти Кроуфорда, так? – задумчиво пробормотал Йоджи и почему-то скользнул взглядом по сидевшему рядом Айе, который с безразличным лицом пил свой чай, хотя сам был напряжен, как готовая распрямиться пружина.

Недоумевая, я заглянул в мысли блондина, которые он даже не стремился спрятать, считая, что ничего сверхсекретного в этом не было. Думаю, Айя бы его мнения не разделил, но он, в отличие от меня, чужие мысли читать не мог, поэтому пребывал в счастливом неведении, иногда оказывавшемся гораздо лучше полного знания.

Они были любовниками. Причем уже давно, но кроме их команды никто об этом не знал, даже я. Когда мы сталкивались на миссиях, все их мысли были заняты только работой и ничем другим, так что неудивительно, что я это пропустил. Что же, тем проще для меня.

– Да, – твердо сказал я, глядя прямо на Кудо, – Я хочу найти его во что бы то ни стало.

Йоджи едва заметно вздрогнул, почувствовав у себя в мыслях нарочно оставленные мной следы. Неприятное ощущение, но зато теперь он знает, что я в курсе и могу добавить к своим словам еще один аргумент.

– Ты ведь можешь это понять, верно?

Он мог. Так же, как и Айя, но Йоджи воспринимал их отношения острее, так что я сделал ставку на него и понадеялся, что не ошибся.

– Персии сейчас нет в городе, – поежившись, он отхлебнул кофе и встал закрыть приоткрытое окно, из которого тянул пронизывающий сквозняк. – Но ты можешь подождать здесь, пока он не вернется.

Айя протестующе фыркнул, резко отодвинув чашку с чаем и расплескав напиток на стол.

– Нет, не может, – упрямо заявил он, – Когда Персия вернется, мы отведем его к нему, но в моей квартире он не останется ни на минуту.

– Айя, – Йоджи подошел к нему вплотную, но тот даже не вздрогнул. Не обращая на меня никакого внимания, он поднял руку к лицу Айи и порывисто прижался к его губам, словно это могло убедить его. Айя инстинктивно ответил, только через пару секунд вспомнив, что они на кухне были не одни.

Он бросил на меня свирепый взгляд, на который мне, к сожалению, нечем было ответить.

– Он поможет нам уничтожить их раз и навсегда, – тихо сказал Йоджи, касаясь носом его уха, – Ты же понимаешь.

– Нет. Это больше не наша проблема, – мотнул головой Фудзимия. В его глазах фиолетовым пламенем полыхнула забытая ярость, которую я видел, когда он сражался с Кроуфордом, зная, что ему все равно не победить. – Все закончилось, когда их Старейшины были убиты. Айя-тян теперь в порядке. Нам больше не нужно…

– Закончилось? – невесело усмехнулся я, не поднимая глаз от водоворота в моей кружке, – Ты действительно так думаешь? Ты веришь в это?

Он замер с открытым ртом, словно разом растерял все слова.

– Все только начинается, Айя. Все только начинается.

 

 

Ванная была именно такой, какой должна была быть, исходя из общего метража квартиры: небольшой, но уютной, даже несмотря на то, что являла собой образец стандартности. Кремовый кафель, пушистый коврик под ногами, душевая кабинка. Все, как у всех. Стаскивая с себя мятую, пропахшую морской солью и водорослями одежду, я с любопытством разглядывал всякие мелочи, которые не сразу бросались в глаза, но могли многое рассказать о хозяевах квартиры. Не хозяине, а хозяевах, потому что Кудо зашел сюда не погостить. Он жил здесь так же, как и Айя, причем довольно давно.

На полочке над раковиной в глубоком стакане стояли две зубные щетки, рядом с зеркалом висело два полотенца, а на самой раковине стояла почти доверху наполненная окурками пепельница, словом, все признаки пребывания здесь Кудо были налицо.

Я с видимым удовольствием залез под душ, надеясь, наконец, смыть с себя этот чертов рыбный запах и тонкую корку соли, от которой чесалось все тело. Сомневаюсь, что Вайсс после этой заварушки чувствовали себя лучше, но им, в отличие от нас, по крайней мере, было куда возвращаться. Для Шварц же это стало только первым этапом безумных скачек со смертью.

На полчаса я постарался забыть все, что произошло, и не думать о том, что может произойти, чтобы сполна насладиться горячей водой и маленькой вынужденной передышкой, которую мне так милостиво подарил Кудо. Внезапно я поймал себя на мысли, что завидую ему. Им обоим. Они выбрались из-под падавших обломков наяву, а вот мы получили в руки лишь непрочную туманную иллюзию, на деле обернувшуюся самым худшим кошмаром в моей жизни.

– Когда выйдешь, свежая одежда на стуле, – раздался из-за запотевшей стенки голос Йоджи, который с чем-то там возился.

Как он умудрился пробраться в ванную незамеченным, так и осталось для меня загадкой. Как бы странно это ни звучало, но я не чувствовал исходящей от него агрессии, только обычную в таком случае настороженность, но не более.

Айя сказал, что их Персия вернется только сегодня к вечеру, так что у меня был, по меньшей мере, день на то, чтобы более или менее прийти в норму, и первым пунктом в моем списке первоочередных дел было принятие душа. Айя только фыркнул и, демонстративно сложив руки на груди, удалился в спальню, так что роль гостеприимного хозяина пришлось разыгрывать Йоджи, с чем он, надо отметить, отлично справился.

– Подушка и одеяло на диване в гостиной, – добавил он, постучав в кабинку, чтобы привлечь мое внимание.

– Я понял. И, слушай… – я открыл дверцу, надеясь, что он еще не ушел.

– Что? – Йоджи недовольно поморщился от поваливших на него клубов горячего пара, однако то, что я был абсолютно голым, его ничуть не смутило.

Я немного замялся, не зная, как лучше выразиться.

– Я только хотел сказать…

– Лучше не надо, – перебил он меня, – А то я и вправду подумаю, что настоящий Шульдих погиб при обвале, а ты всего лишь его неудачная копия. Не будем впадать в крайности, ладно?

– Ладно, – согласился я.

– И послушайся моего совета: постарайся пореже попадаться на глаза Айе. Диван в гостиной, – на всякий случай напомнил Йоджи, закрывая за собой дверь в ванную, а я быстро захлопнул душевую кабинку, потому что ноги уже облизывал холодный сквозняк.

III. Сделка

Измотанный и выжатый, как провинившийся лимон, я проспал весь день и, наверное, спал бы дольше, если бы не довольно болезненный тычок в бок в исполнении угрюмого Айи, который меня и разбудил.

– Хватит дрыхнуть, – было первое, что я от него услышал, – Вставай.

Почему-то непроизвольно вспомнилось, как по утрам меня будил уже одетый и готовый к тому, чтобы я отвез его в школу, Наги. Это было одной из моих повседневных обязанностей, но я всеми правдами и неправдами от нее увиливал, к примеру, начиная отстреливаться от мальчишки подушками. В Айю подушкой, к сожалению, кидать было нельзя.

– На сборы – 10 минут, – уведомил он меня тоном, не терпящим возражений, – Не успеешь – твои проблемы. Я ждать не буду.

Спорить времени не было, так что, бросив на него через плечо сердитый взгляд, я умчался в ванную и уже через 8 минут 36 секунд стоял у дверей, готовый к встрече с тем, против кого работал большую часть своей жизни наемника.

После вчерашнего душа на стуле меня ждала стопка чистой одежды, оказавшейся мне почти впору. Учитывая то, что Айя относился ко мне, как к неизбежному злу, от которого он надеялся в скором времени избавиться, то версия о том, что одежда принадлежала ему, отпадала сама собой. Согласно методу исключения, оставался только Йоджи. К тому же у нас с ним было более или менее сходное телосложение, только он был немного выше. Таким образом, я стал невольным обладателем черных брюк, тонкой водолазки и слишком длинного, на мой взгляд, плаща.

– А я об него не запнусь? – не удержавшись, полюбопытствовал я у стоявшего рядом Йоджи, за что был тут же вознагражден сверлящим взглядом ярких зеленых глаз.

– Если не нравится, можешь попросить одежду у Айи, – деловито предложил он, – но не ручаюсь, что получишь что-то кроме увесистой затрещины.

Нарисованная моим воображением картина была слишком ярка и реалистична, чтобы я на это предложение купился, так что по здравому размышлению я благоразумно решил обойтись тем, что презентовал Йоджи.

– Да вроде и так нормально. Зато меня в темноте не видно.

– Вот видишь, везде можно найти хорошие стороны, если постараться, – усмехнулся он.

Мне стало интересно, откуда у него столько оптимизма при такой-то работе, но когда я собрался его об этом спросить, рядом бесшумно возник Айя.

– Идем.

Мы шли по типичным административным коридорам, которыми славилась большая часть небоскребов Токио: таким же серым, узким и, казалось, нескончаемым. Причем чем выше был пост того, к кому ты шел, тем больше этих чертовых коридоров предстояло тебе преодолеть. Что уж говорить о том, что без знания этого лабиринта мне до Персии было бы никогда не добраться. Ему даже особая охрана не нужна была: никакой киллер не нашел бы его в этом муравейнике.

Чем выше мы поднимались, тем неодобрительней становились взгляды, бросаемые на меня проходящими мимо людьми. Каким-то образом они знали меня, даже не зная, и боялись так, словно одно мое присутствие здесь могло навлечь на них беду, как дурной талисман. Я всегда любил, когда меня боялись, потому что страх сковывал противника и заставлял его ошибаться, но сейчас он был мне совсем не на руку.

– Почему они боятся меня? – шепнул я Йоджи.

– Правда что ли? – недоверчиво прищурившись, переспросил он. – А ведь когда я спрашивал, чуть ли не каждый говорил, что будь он на месте Вайсс, то не стал бы столько с вами возиться.

– В смысле “с нами”?

– Со Шварц. Учитывая, что вы были нашими основными конкурентами, у Критикер на вас довольно внушительное досье, и чуть ли не каждый второй знает вас всех в лицо.

Мне стало смешно. Изнутри Критикер поразительно напоминала мне Эсцет: все прячутся друг за другом, надеясь так выглядеть храбрей, чем они есть на самом деле.

– Поверь, я еще не самое худшее, что может быть. Вот наш малыш – другое дело. С ним шутки плохи. Представляю, какой переполох бы поднялся, появись тут Наги.

– О, нет, – насмешливо покачал головой Йоджи. – Не представляешь.

Наконец, шедший впереди Айя остановился перед широкой дверью, последней в коридоре. Мне очень хотелось надеяться, что это конец моего пути, а не переход в очередной безликий серый коридор, по которому двигались старательно прятавшие свой страх люди. К счастью, на этот раз мои надежды оправдались.

– Персию уже предупредили о твоем визите, – бесцветным голосом произнес Айя, открывая дверь, за которой я увидел только тьму, изрезанную горизонтальными полосами света. – Входи.

Не заставляя повторять дважды, я шагнул вперед, ощутив слабое движение воздуха позади, когда массивная дверь захлопнулась за моей спиной. Глаза постепенно привыкали к полутьме, и вскоре я смог различить среди ярких полос света тень большого кресла.

– Давно не виделись, Шульдих, – сказал человек, чей голос был на удивление молод для того, кто мог стоять во главе Критикер. И еще мне показалось, что я знаю его, хотя в нем и звучали новые, ранее не известные мне нотки. – Кто мог знать, что все обернется таким образом, правда?

Ночник на его столе вспыхнул изящной, сложившей крылья бабочкой, и в его неярком свете я смог разглядеть лицо Персии. Горизонтальные полосы света за его спиной сомкнулись с характерным шуршанием жалюзи, так что лампа осталась для нас единственным источником света.

– Да уж, – усмехнувшись, протянул я, качая головой, – Никто не мог знать… Оми. Или мне теперь звать тебя Персией?

– Оми Тсукиено умер вчера, – он печально качнул головой, словно прощаясь с погибшим. Так странно было видеть обычного подростка в этом кресле, вместе с тем, за что он теперь отвечал, что я не мог избавиться от чувства ирреальности всего происходящего. – Меня зовут Мамору Такатори.

Мальчик, погибший и родившийся в один день с новым именем и новой судьбой. Такое не часто увидишь. Сейчас он был растерян и подавлен, но в его глазах я видел, что, несмотря на возраст, он будет править кланом Такатори железной рукой. За свою недолгую жизнь он видел достаточно, чтобы не сломаться под грузом этой ответственности, но на самом дне его разума навсегда останется маленькая аккуратная могилка с именем “Оми Тсукиено” на надгробной плите, куда он будет приходить каждый раз, когда по его приказу отнимут чью-нибудь жизнь.

– Снова Такатори. Какая ирония, – хмыкнул я. – Меньше всего я ожидал увидеть здесь тебя.

– Я тоже, – слабо улыбнулся мальчик, и мне показалось, что оттого, что я знал его, когда он был еще Оми, ему становилось легче. – Но ты пришел не за этим. Что заставило “тварь тьмы” искать помощи у света?

– Полагаю, определенное стечение обстоятельств, – пожал я плечами. – Однако это может быть на руку нам обоим.

Мамору слегка наклонил голову вбок, как любопытный птенец, словно так мог лучше меня рассмотреть, но его глаза уже давно не принадлежали ребенку. За их подкупающей синевой крылся острый, гибкий и в достаточной степени изощренный ум человека, который с этого дня отвечал за слишком многое, чтобы вести себя, как легкомысленный подросток. Он примерял новую маску со старанием примерного ученика, и я уже видел, как она врастает в его кожу, становясь для него новым лицом.

– Могу я узнать подробности?

– Конечно. Мне нужно знать все, что знает Критикер о специальном отряде Эсцет, который отправляют по следу предателей, – Гончих.

– А взамен…

– А взамен я дам вам информацию о последних исследованиях Эсцет по клонированию. Их новый проект – создание искусственных сверхлюдей, которые превосходят обычных по умственным и физическим показателям или обладают паранормальными способностями. Раньше он был вторичным, и ему не уделяли особого внимания, но после провала церемонии воскрешения он станет тем, на что они бросят все свои силы. Полагаю, это не в ваших интересах.

Мамору выглядел абсолютно растерянным. Масштабы того, что могло произойти, если Эсцет удастся эта задумка, привели бы в смятение кого угодно, не то, что мальчика, получившего свой пост всего день назад, но уже обязанного решать, как это остановить. Ему придется повзрослеть всего за пару месяцев, и я не мог ручаться, что при этом он не растеряет того милосердия, что когда-то было свойственно Оми Тсукиено.

– Я знаю тебя не первый день, Шульдих, – он справился с собой довольно быстро, удивив даже меня. Что ж, значит в Критикер появился человек, действительно достойный носить имя истинного Персии. – Каковы гарантии того, что это все – не один большой блеф, посредством которого ты пытаешься вытянуть из меня информацию?

Это было достойно моих мысленных аплодисментов. Воистину достойно, потому что я действительно блефовал, отчаянно и нагло. Этот проект существовал на самом деле, но кроме факта его существования и его целей я не знал ничего, хотя и торговал этой информацией, даже ей не обладая.

– Гарантии – Кроуфорд, – со спокойным лицом ответил я. – Сейчас он у Гончих, однако все еще жив. Если я вытащу его, он даст вам ключ ко всей интересующей вас информации.

– Кроуфорд у Гончих? – я вздрогнул, услышав этот голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. Благодаря ему я сейчас стоял здесь, а не покоился на дне токийского залива в качестве рыбьего корма, как старики. Его рука вынесла меня из-под обломков, когда я уже потерял сознание, но его не оказалось рядом, когда я очнулся.

– Наги.

– Здравствуй, Шульдих, – он вышел из тени за креслом молодого Персии, что могло значить только одно: то, что он больше не был одним из нас. – Рад, что с тобой все в порядке. Как видишь, со мной тоже все хорошо.

– О, я вижу, – кивнул я, – Я вижу это даже слишком хорошо.

Наги склонил голову в традиционном поклоне, который я видел только раз: когда он встречал Брэда в аэропорту. Мальчишка никогда не делал этого ни при ком из нас, во-первых, потому, что с его точки зрения мы бы этого все равно не поняли и не оценили бы, хотя это и было жестом уважения, а во-вторых, из всех нас, наверное, только Кроуфорд в полной мере заслуживал этого. Но здесь, сейчас что-то изменилось.

Его глаза больше не были пустыми. Они мерцали в полутьме, позволяя мне видеть в своей глубине медленное движение крохотных, утонувших звезд. Спавшая в Наги тьма ожила, укутав его с ног до головы в незримый саванн силы, наполнив его до краев, как бесценный сосуд, и позволив стать ею до конца. Казалось, я видел, как она покорно лежит у его ног, обвив их дымчатыми кольцами, как она осторожно тянется ко мне, но отступает по неслышному приказу хозяина.

Он уже не был тем, кого я знал столько лет. Он – живая смерть, и чтобы карать, ему не нужна коса: один взгляд, одно едва заметное движение руки, и жертве уже никогда не вырваться из его силков. Другой Наги, завораживающий, безжалостный, опасный, как никогда. Но кому бы он ни служил, его душа всегда будет темней самой безлунной ночи. Черный навсегда…

– Я больше не Шварц, – тихо произнес он, словно услышав мои мысли, и опустил тонкую руку на плечо Мамору, который тут же накрыл ее своей. – Я теперь никому не принадлежу.

Хмыкнув, я покачал головой. Стеклянные стены, за которыми Наги провел всю свою жизнь, наконец, треснули, и я был рядом, чтобы увидеть их оседающие осколки. Никогда бы не подумал, что там, где потерпел поражение мир, многие годы пытавшийся пробиться сквозь них, одержит победу обычный светловолосый подросток.

– Ты никогда никому не принадлежал, Наги, – усмехнулся я. – Тебе это только казалось.

Прикрыв глаза, он наклонил голову к плечу совсем как Мамору пару минут назад, и я приказал себе не думать о том, что могло так прочно связать двух таких разных людей. На это у меня не было времени.

– Значит, Кроуфорд у них.

– Ненадолго. Я доберусь до них прежде, чем они сочтут его ненужным и пустят в расход. Так что насчет сделки, Персия?

– Я принимаю твои условия, – недавняя растерянность растаяла в глазах Мамору без следа, уступив место решимости тверже стали. – Ты получишь необходимую информацию, но я оставляю за собой право на дополнительные гарантии.

Я настороженно прищурился, впившись в него изучающим взглядом. Он действительно не был дураком, но встречного хода так скоро я от него все же не ждал.

– С тобой отправятся мои люди, – продолжил Мамору прежде, чем я успел залезть к нему в голову. – Они помогут тебе найти Кроуфорда и проследят, чтобы вы с ним не смылись при первом же удобном случае вместе с ключом к нужной мне информации. Это справедливо, не находишь?

– Как знаешь, – развел я руками. Браво, малыш Оми, браво! – Справедливость не по моей части. Но пусть учтут: я не буду вытаскивать их, если они куда-нибудь вляпаются. У меня своих проблем по горло.

Мамору улыбнулся по-старому, так, как улыбался когда-то Оми: светло, почти по-детски, и положил подбородок на сцепленные пальцы рук.

– Они не доставят проблем, будь спокоен.

Я пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, но уже взявшись за металлическую дверную ручку, замер, вспомнив кое о чем.

– И еще. На днях я встретил в трущобах одного мальчика. Он паранорм, читает память вещей. Это он помог мне узнать, что случилось, так что… Полагаю, Критикер будет рада пополнить свои ряды таким пси.

– Разумеется, – кивнул Мамору.

– Я оставил на нем свою метку, так что Наги отыщет его без труда.

Тихий, едва уловимый шепот нагнал меня, как легкий бриз.

“Шульдих…Кроуфорд, он… Найди его…”

Не вполне осознавая, что делаю, я опустил его слова на самое дно своего разума, спеленав в маленький бархатный кокон, словно хрупкую умирающую бабочку. Мне оставалось лишь надеяться, что когда мы встретимся с Наги в следующий раз, то не будем стоять по разные стороны баррикад.

– Айя, зайди ко мне, – услышал я, выходя. – У меня есть для тебя задание.

IV. По ту сторону тени

О да, стоило согласиться с тем, что для Фудзимии я был неизбежным злом, от которого ему так и не удалось избавиться, как бы он того ни желал. Вообще-то когда я сказал ему, что от него требуется только отвести меня к Персии, я не лгал и уж точно не предполагал, что все повернется именно так, как повернулось. Но жизнь полна сюрпризов, и сейчас Айя был вынужден согласиться со мной в том, что подавляющая часть этих сюрпризов не вызывает у нас бурной радости.

Его, равно как и Йоджи, приставили ко мне в качестве неусыпной стражи и невольных помощников (по совместительству), и если Йоджи отнесся к этому философски, то Айя был просто в бешенстве. И я мог его понять.

За круглым иллюминатором колыхались потревоженные облака, то расступаясь и позволяя видеть далекие, усыпанные огнями земли, то вновь превращаясь в плотную серо-белесую завесу. Частный самолет подобрал нас в аэропорту, куда мы отправились сразу же после встречи с Персией, не теряя ни минуты. Однако мне все же удалось заскочить в магазин, чтобы, наконец, купить себе нормальную одежду, а то в йоджином плаще я постоянно путался в собственных ногах, словно никогда их раньше не видел. Все-таки длинный плащ – вещь непрактичная, и как Кудо удается двигаться в нем так, словно его и нет вовсе, навсегда останется для меня загадкой.

Критикер следила за каждым шагом Гончих, пока они были в Японии и из-за туманности своих намерений представляли для нее потенциальную угрозу, но ни во что не вмешивалась. Пока незваные гости не интересовались ее деятельностью, ей не было до них дела. Это было похоже на то, как трусливый пес из своей конуры наблюдает за пробирающимся в дом вором, но не поднимает тревогу, пока его кость в целости и сохранности. Мелочно, но практично. Разумеется, внутренние разборки Эсцет Критикер не волновали, так что на пути Гончих не было помех. Они, не таясь и не маскируясь, сделали свое дело и благополучно покинули страну, а весь штат Персии смог вздохнуть с облегчением.

По счастью, Гончие никогда не заметали следы, прекрасно зная, что сунуться к ним решится только безумец, поэтому узнать обо всех их передвижениях оказалось не так уж и трудно. Ну… Разумеется, только потому что я получил ограниченный доступ к банку информации Критикер.

Следующим пунктом в их маршруте была Германия, и мы летели туда вслед за ними, памятуя о том, что за пределами Японии влияние Персии было нулевым, и нам самим придется вариться в этом кипящем масле. Я родился в Германии, но она никогда не была для меня родиной ни в одном из смыслов этого слова. У меня вообще не было родины, истории или предков, потому что я родился в вакууме, где не было ничего из того, что, вспоминая, называют детством. А все потому, что я слышал голоса. В конце концов, они заменили мне всех: родителей, друзей, судий, палачей, и в итоге в мире остались только я и мои голоса, а остальные стали просто ходячими тенями. А потом пришел Брэд, и голосам волей-неволей пришлось потесниться, освобождая для него место в моем мире. Сейчас оно пустовало, и я чувствовал себя так, словно меня разобрали на части, а собрали только половину.

К тому же мне не давали покоя последние слова Хитоши о том, что у меня тоже есть своя тьма, только я не умею ей управлять. Что он хотел этим сказать? Может, он называл “тьмой” мой дар, но в таком случае у него она тоже была… Определенно, эта “тьма” ему не нравилась, она пугала его почти так же, как сами Гончие.

На этом мои идеи кончились, поэтому я потянулся, разминая затекшую от долгого сидения спину и бросил быстрый взгляд на сидевших напротив Кудо и Фудзимию. Первый тихо подремывал, являя собой воплощение полной расслабленности, зато ко второму это понятие было неприменимо ни в коей мере.

Айя бесился. То есть внешне все было безупречно: спокойное лицо, холодный надменный взгляд, прямая спина и полное безразличие к окружающему, но внутри – и я это прекрасно видел – он кипел, как разъяренный вулкан, который не желал затухать.

– Черт возьми, Айя, – не выдержал я, – да угомонись ты уже! Сколько можно?

– Сколько нужно, – свирепо рыкнул он и уставился в иллюминатор, мысленно смакуя подробности моего жесточайшего расчленения.

– Знаешь, с такой фантазией тебе надо писать руководства по изживанию смертных врагов. Ты бы такие деньги зашибал, закачаешься. Чем не альтернатива?

– Пошел вон из моей головы, – процедил он, не отрывая пустого взгляда от разбавляемой облаками тьмы.

– Да пожалуйста, – хмыкнул я, – Было бы на что смотреть. Сплошной туман и сырость, как в подвале. Твои мозги, Абиссинец, – не самое интересное место из тех, где мне довелось побывать.

– Вот и не лезь.

– Привычка, – зевнул я, – Раньше по долгу службы мне частенько приходилось к тебе в голову наведываться, так что делаю это уже на автомате. Ой, не сверкай вот только глазами, ладно? Это меня давно не впечатляет. К тому же я уже ушел. Теперь успокоился?

Айя потратил пару секунд на анализ своих ощущений, после чего пришел к выводу, что я действительно убрался из его головы, и немного – совсем чуть-чуть – расслабился. Как будто если мне нужно, я не смогу проникнуть в его разум, не привлекая к себе внимания. Но лишать его этого заблуждения я не стал. Мне и так пришлось открыть больше карт, чем я планировал, так что лишний джокер в рукаве мне никогда не помешает.

– И как Кудо с тобой уживается? – вопросил я у потолка, но ответ пришел совсем не оттуда.

– Не твое дело, – яростно прошипел Айя.

Словно почувствовав, что разговор зашел о нем, Йоджи приоткрыл один глаз и обвел нас ленивым взглядом, потом зевнул и завозился в кресле, устраиваясь поудобнее.

– Йоджи, – возмущенно толкнул его Айя.

– А? – раздалось невнятное бормотание. – Все же нормально, разве нет?

– Нормально? – фыркнул Айя, не в силах поверить в то, что Йоджи снова покидает нас, проваливаясь в очередной сон. – Нормально?!!! Мы летим в одном самолете с этим извергом, а ты говоришь, что все нормально?!

– Кто тут изверг, еще посмотреть надо, – вклинился я, тут же получив пылающий взгляд фиолетовых глаз.

– Ну вы же еще не поубивали друг друга, – неохотно пояснил Йоджи сонным голосом, – значит все в порядке, и могу спать дальше. Разбудите меня, когда принесут ужин.

Айя вцепился в него хваткой краба-убийцы.

– Ужин ты уже продрых, а если хочешь есть, встань и приготовь, потому что кроме нас и пилота на борту никого нет, понял?

Йоджи разочарованно зевнул. Я знаю, что такое трудно представить, но, клянусь, ему это удалось.

– Точно, а я и забыл совсем… Жаль… Тогда разбудите меня, когда приземлимся, – внес он коррективы и снова попытался отключиться, но Айя был начеку.

– Йоджи, – с обманчивым спокойствием произнес он. – Ты помнишь, что сказал Персия?

– Чтобы мы приглядывали за Шульдихом, потому что он – наш счастливый билет.

– Правда что ли? – я подался вперед. – Я – и вдруг счастливый билет?

Но никто на меня внимания не обратил. Йоджи пытался зарыться в подушку, а Айя имел твердое намерение этого ему не позволить, и надо отметить, пока что это ему неплохо удавалось.

– А если с ним что-нибудь случится?

– Нельзя, – буркнул Кудо. – Тогда нам голову открутят, а потом еще и не туда приставят.

– Тогда в твоих же интересах не спать, – как бы между делом заметил Айя, ненавязчиво так придвигая к себе прислоненную к креслу катану. – А то мало ли чего может случиться, пока ты дрыхнешь. Ну там… случайное падение из иллюминатора или еще чего…

– Да понял я, понял, – простонал Йоджи, закинув подушку на кресло в паре рядов позади себя. Глаза у него были сонные, но в кресле он держался прямо. По крайней мере, до тех пор, пока с чудовищным зевком не съехал по плечу Айи, уронив голову ему на колени. Тому не осталось ничего другого, кроме как обреченно прикрыть глаза рукой.

Я осторожно потянулся к его мыслям и с изрядной долей удивления обнаружил, что они больше не ярились, как штормовое море. Стоило признать, что Кудо обладал уникальной способностью успокаивать Айю, сам того не ведая, так что хорошо, что их отправили со мной вдвоем, а не одного Фудзимию. С ним мы бы даже до Германии не долетели.

Повезло же мне с напарничками, а. Конечно, Персия защищал свои интересы, но такого сюрприза я от него не ждал, хотя, возможно, весь смысл был как раз в том, что с этими двумя я встречался раньше. Мы знали другу друга, как облупленных, так что они подсознательно были готовы к любой дурости, которую я мог бы выкинуть. Идеальная компания подобралась.

Но как бы я не фыркал и не ёрничал, работать мне с ними все равно придется, а потому я счел за лучшее как следует к этому подготовиться.

– Айя.

Ответом мне послужило гробовое молчание.

– Я сейчас к тебе в мозги полезу, – честно предупредил я. Мог бы, конечно, и промолчать, но для установления прочной связи необходимо, чтобы человек не сопротивлялся, а в случае с Фудзимией это представлялось довольно затруднительным.

– Только попробуй, – с явной угрозой в голосе произнес Айя, недобро сощурив глаза.

– Не только попробую, но и залезу, – нахально продолжил я, игнорируя его красноречивый взгляд. – Мне нужно протянуть “нить”, чтобы в случае чего я смог быстро связаться с тобой или Кудо. Между прочим, стараюсь для удобства и безопасности. Вашей в том числе.

Выражение лица Айи не изменилось, так что мне пришлось устроить ему маленькую лекцию о моих паранормальных способностях и их применении в жизни. Оказалось, он до сих пор думал, что я могу только читать мысли и заморочить кому-нибудь голову, но не больше. Признаюсь честно, для моего самомнения это был тяжелый удар.

– … как канал беспроводной связи. В любое время и в любом месте.

– Тогда почему бы не найти Кроуфорда, используя такой способ? – задал Айя закономерный вопрос. Так и знал, что он спросит, но жути хотелось верить, что пронесет. Не пронесло. – Наверняка, с ним у тебя тоже “нить”.

Никто не любит признавать свои ошибки, а, однажды признав, вспоминать о них вновь и вновь, но мне пришлось сделать и то, и другое.

– Меня хорошенько тряхнуло при взрыве, поэтому “нити” оборвались. И… с ним у меня даже больше, чем простая “нить”.

Я не знаю, зачем вообще сказал последнюю фразу, но никак не ожидал, что Айя едва заметно вздрогнет и быстро отведет взгляд. Ассоциации? Воспоминания? Что в моих словах могло вызвать у него такую реакцию?

– В чем дело? Ты же не дернулся, когда Йоджи поцеловал тебя при мне, так неужели известие о неуставных отношениях в Шварц повергло тебя в такой шок?

– Заткнись, – огрызнулся он, – Тебя это не касается.

Ну да, как всегда. Ну и к черту. Я не собирался разбираться в его заморочках, когда у самого проблем было по горло. Только хмыкнул и принялся тянуть “нить” к снова задремавшему на коленях у Айи Кудо, однако едва я задел его поверхностные мысли, как он сразу нахмурился.

– Уйди, а… – пробормотал Йоджи сквозь сон, – Без тебя тошно. Будь человеком, отвали…

Айя тут же впился в меня цепким взглядом, отчего я невольно почувствовал себя завернутым в кокон из колючей проволоки.

– Что ты делаешь?

– Да ничего! Только начал протягивать “нить” и все.

Нет, ну Кудо – это феномен. У всех людей во сне отключаются большинство защитных механизмов, превращая их в практически беспомощных марионеток в руках такого ментального кукловода, как я, но Йоджи даже тут умудрился выпендриться. Пусть неосознанно, но выпендриться. Для меня проще было проникнуть к нему в голову, когда он бодрствовал, а не наоборот, так что пришлось его будить.

– Ну что опять-то? Мы уже прилетели? – сонно вопросил он, когда я толкнул носком ноги его руку. После взгляда на меня, он выдал очередной шедевр: – А-а-а, теперь ясно, почему мне снился болтавший без умолку рыжий попугай.

Чем больше я с ним общался, тем больше склонялся к мысли, что Гончие – это еще не самое худшее, что случалось со мной за всю мою жизнь.

– Кудо, не наглей. Лучше посиди смирно, пока я работаю.

 

 

Я помнил берлинский аэропорт даже слишком хорошо. Хотя прошло уже много лет с тех пор, как от его входа к самолету шли двое мужчин в штатском и маленький рыжий мальчик с потерянными глазами, и многое изменилось, я все еще помнил. Поэтому я никогда не хотел возвращаться сюда, но жизнь снова сыграла со мной злую шутку.

– Ну и сырость, – брезгливо поморщился Кудо, когда мы спустились по трапу и ступили на мокрую, блестящую от воды посадочную полосу, усеянную лужами разных размеров. – И ты здесь жил?

– Нет, я только формально значусь немцем, – мрачно буркнул я, не удостоив его даже взгляда, – Идиот, конечно, я здесь жил.

– Тогда я понимаю, почему у тебя такой скверный характер, – Йоджи не удалось удержаться, и он чихнул.

– Ты, знаешь ли, тоже не леденец в обертке, – не остался я в долгу.

Айя, не сказав ни слова, молча направился к зданию аэропорта, где нас ждал новый кусок головоломки о том, куда могли направиться Гончие, а значит и подсказка, где искать Кроуфорда. Каким предлогом они воспользовались здесь? “Человеку плохо, мы везем его в больницу” или, может, “он уснул, и мы не стали его будить”? Хотя к особой изобретательности им можно было и не прибегать – в команде наверняка есть сильный телепат, который за щелчок пальцев состряпает такую сказку, что их еще и с почетным караулом проводят. Ну, почетный караул – это, конечно, крайность, но я имел в виду, что остаться незамеченными для них не проблема.

– Как будем искать? – в сторону, как будто не ко мне обращаясь, спросил Айя.

Я хмыкнул.

– По Кроуфорду. Их лиц я не знаю, так что остается только он.

Один из охранников, которого я приметил, искренне полагал, что, несмотря на дождь, этот едва начавшийся день сложится для него удачно, и потому посмотрел на нас, как на заурядных туристов. Пока я избавлял его от этого пагубного заблуждения, аккуратно препарируя ему мозги в поисках нужной мне информации, Айя быстро просматривал записи камер слежения в ускоренном режиме. На мой взгляд, мелькающие на экране картинки были во сто крат хуже, чем мысленные образы, которые я пропускал через себя, хотя они и двигались медленнее. Кудо застыл у дверей маленькой комнатки службы безопасности, куда мы зашли вслед за охранником, как сеттер у кроличьей норы, карауля неожиданных визитеров и нервно крутя в руках помятую сигарету.

– Обрыв записи, – угрюмо констатировал Айя, еще раз прокручивая пленку назад, чтобы убедиться, что не ошибся.

– Это они.

– Уверен? – с сомнением в голосе спросил от двери Йоджи.

– На все сто. Наги тоже умеет так делать. Когда нужно, он просто вырубает всю ближайшую электронику, чтобы камера не смогла нас засечь.

– Удобно, – с легкой завистью хмыкнул Кудо, – Айя, когда отключилась камера?

– Четыре часа назад, но это только доказывает, что они были здесь, а не говорит, куда они направились дальше.

– А вот для этого у нас есть наш невольный свидетель со слишком наивными для его возраста мыслями.

Он видел их, я знал это так же точно, как и то, что времени у нас было в обрез. С каждой минутой, которую я был вынужден терять здесь, тратя ее на безмозглого охранника, Гончие уходили все дальше, а вместе с разделявшим нас расстоянием таяли шансы добраться до Брэда, пока он еще жив.

Я копнул глубже, расшвыривая в стороны ненужные мысли и мечущиеся образы, сменявшие друг друга, как цветные стеклышки в калейдоскопе, и, наконец, нашел то, что искал. Полустертую картинку группы людей, ведущих вместе с собой Кроуфорда. Его лицо – единственное, что я видел ясно, – заставило меня похолодеть: пустые глаза без малейших признаков воли, как будто ее вырвали с корнем, как колючий сорняк. Не эти глаза я видел день за днем за стеклами его очков все последние годы, и на пару секунд я даже усомнился, что это действительно Брэд. Но это был он, вне всякого сомнения.

Воспоминание напоминало акварельный рисунок, на который случайно пролили баночку с водой: краски и контуры были размыты так, словно смотришь на них сквозь мокрое от дождя окно, и только Кроуфорд выделялся четкими резкими очертаниями, будучи единственным, кого не коснулся процесс стирания. Потому что это воспоминание стирали, причем не впопыхах, а, рассчитывая каждое движение, чтобы на поверхности осталось только то, что мне предназначалось увидеть. То есть Кроуфорд, и то, что они с ним сделали.

Они играли со мной, как кошка с угодившей в ее лапы мышкой перед тем, как перекусить ее пополам. Зная, что я иду по их следу, они не спешили этот след стирать, намеренно позволяя отслеживать их передвижения и терпеливо ожидая, пока я сам их найду. Эти сволочи знали, что мне с ними все равно не справиться так же, как знал это я сам, но… я ведь мог попытаться.

– Что-нибудь есть? – нетерпеливо спросил Кудо, едва я отошел от впавшего в прострацию охранника.

– Полное дерьмо, вот что у нас есть, – я помассировал виски, чтобы немного расслабиться после напряжения. Судя по лицу Йоджи, другого ответа он от меня и не ждал. – Они в курсе, что мы идем следом.

– С чего ты взял? – Айя не отрывал сосредоточенного взгляда от светящегося экрана, все еще надеясь вытянуть из пленки хотя бы минимум информации.

– С того, что якобы плохо стертое воспоминание у охранника – явная подстава.

– А может, и вправду торопились и сплоховали? – с вялой надеждой усмехнулся Йоджи.

Я не удержался от пренебрежительного фырканья.

– Ты сам-то понял, что сказал? “Торопились”, “сплоховали”… Такие, как они никогда не торопятся и в работе следов не оставляют, уж поверь на слово. Фактор неожиданности для нас теперь потерян, так что…

– Полное дерьмо.

– Умница, Кудо, схватываешь на лету, – мрачно поздравил его я.

А ведь я так надеялся, что хотя бы один из моих шагов окажется для них полной неожиданностью и, как следствие, не будет закономерно включен в их план. И единственным, кого следовало в этом винить, был Брэд. Да, да, именно он и никто другой, потому что это он заставил меня вспомнить, что можно на что-то надеяться. До него я не верил ни во что и ни в кого, кроме самого себя, и это приносило чертовски неплохие результаты.

– Стойте, – рука Айи зависла над пультом, словно он превратился в свернутую кольцом кобру, и любое неосторожное движение могло спровоцировать ее на нападение. – Они оставили след, зная, что Шульдих его обязательно увидит, но… След только для него, верно? Вряд ли им известно, что он связался с Критикер, и вместе с ним идем и мы.

– А ведь точно! – Кудо с размаху хлопнул кулаком правой руки по ладони левой.

Я не мог не признать, что определенная доля здравого смысла в этом была, но здесь, как и во всей нашей кампании, в действие вступал фактор везения, контролировать который еще не удавалось никому. Может, да, а может, и нет. Мы болтались в этой неизвестности, как коктейль в шейкере, и это жутко меня раздражало, так что пришлось принять этот факт за константу, и, скрестив пальцы на удачу, двигаться дальше. Я уже собрался было сказать, что больше нам тут делать нечего, как вдруг Айя, не желавший признавать, что записи камер слежения в данном случае абсолютно бесполезны, поманил нас с Кудо пальцем.

– Мы едва не упустили из виду маленький гостинец, который оставили наши приятели, – он переключился на камеру, наблюдавшую за раздвижными дверьми, соединявшими коридор выхода к самолету с посадочной полосой, и промотал немного назад.

Вот мы входим внутрь. Айя осматривается, а я сразу же направляюсь к тому самому охраннику, который сейчас сидел на стуле, безвольно свесив голову набок, и молча заставляю его следовать за собой. Йоджи и Айя, заметив нас, идут следом, и здесь картинка замирает.

– Стена, – подсказал Айя, – Там, где только что стоял охранник.

Там была надпись. Странные, слитые буквы, плавно перетекающие из одной в другую, образовывали какое-то слово, которое я не мог разобрать, как ни старался. Больше всего это напоминало расплывшуюся бледную кляксу, в которой каждый человек с индивидуальным воображением смог бы увидеть что-то свое. Я прищурился, пытаясь перестроиться с того изображения, что создало мое сознание в первый миг, на альтернативное и, наконец, разобрал слово.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Йоджи.

Неудивительно, ведь надпись была на немецком. Причем сделали ее на подобии картины, на которой был изображен Иисус и которую показывали в воскресной школе маленьким детям, говоря, что если они хорошенько постараются, то смогут увидеть Бога. На первый взгляд на полотне были только хаотичные штрихи и только спустя некоторое время пристального созерцания начинали проступать контуры человеческого лица, которое уже никогда не стиралось из памяти. Надпись была такой же.

– Здесь написано “брат”, – севшим голосом выдавил я.

– И что это значит? – не замедлил поинтересоваться Йоджи, переведя хмурый взгляд с экрана на меня. – Вы что, родственники?

– Кудо, ты же вроде дураком не выглядишь, так чего несешь первое, что в голову взбредает? Какие к чертовой матери родственники?! Я тебе не клан Такатори, который плодится во все стороны.

– Тогда при чем здесь “брат”?

– Да не знаю я, отвали! – вспылил я, неосознанно попятившись от экрана. – Хрустального шара в рукаве не держу и толкованием таинственных символов не занимаюсь!

Перед глазами мертвенно-бледным пламенем пылала чертова надпись, словно написанное на спине издевательство, которое ты не можешь стереть. Всего лишь одно слово, такое безобидное с виду, но я-то знал, что они хотели этим сказать: то, что между нами нет особой разницы. Какого дьявола?! Неужели они знали?

Похоже, на этот раз лицо меня выдало: Кудо в мгновение ока оказался рядом, сдавив мне горло сильными пальцами. Приблизив свое лицо к моему на минимальное расстояние, он раздраженно прошипел:

– Слушай, ты, чертов самоуверенный кукловод! – Йоджи толкнул меня к стене, и я даже особо не сопротивлялся, позволив ему довольно болезненно ударить меня спиной о ее гладкую твердую поверхность. Он не орал и не грозил вышибить из меня душу, однако я се-таки видел, как его душила бурлящая, но странно контролируемая ярость, что меня совершенно обескуражило. – Хватит уже этих недомолвок. Достало, понял? Ты обо всей этой чертовщине знаешь гораздо больше нас, а мы тычемся в каждую стену, как слепые, пока ты там обдумываешь, что нам стоит знать, а что нет!

– А разве не твой девиз – “меньше знаешь, дольше проживешь”? – Я уже оправился от легкого первичного шока, так что перепалка пошла на равных, хотя его пальцы на моем горле доставляли мало приятных ощущений.

– Ах, какие мы заботливые стали! Вы только поглядите!

– Кудо, – хрипло выдавил я, – я могу вывернуть твои мозги наизнанку быстрее, чем ты успеешь моргнуть, и тебе решать, стоит мне это делать или нет. – Его глаза сощурились, но твердая решимость получить от меня ответ из них не исчезла. Такому упорству следовало отдать должное, пусть оно и смахивало на обыкновенное упрямство. – Хочешь вышибить из меня дурь? Попробуй. Но кроме потери времени ты ничего не добьешься.

– Ты знаешь, что здесь творится, Шульдих. Пусть не всё, но гораздо больше того, что рассказываешь нам, – гнул свое Йоджи, и в этом он был чертовски прав.

Айя сидел за пультом управления, не двигаясь, и с сосредоточенным лицом наблюдал за нашим противостоянием, и мне вдруг как-то не вовремя вспомнилось то, как он вздрогнул при нашем разговоре в самолете. Я отбросил эту мысль, как несвоевременную, и устало прикрыл глаза.

– Убери руки, Кудо, – спокойно произнес я, и как ни странно, он подчинился. Хватка исчезла, позволив мне вздохнуть свободнее и привалиться к стене. – Сейчас нам нужно ехать.

– Шульдих…

– Я не сказал, что не отвечу на твои вопросы, но торчать здесь не имеет смысла.

– А охранник? – запоздало вспомнил Йоджи, бросив через плечо немного смягчившийся взгляд.

– А что охранник? – криво ухмыльнулся я, потирая горло, чтобы разогнать кровь, – Неужели тебя это действительно волнует?

 

 

Никогда не понимал, что заставляло некоторых в Розенкройц столь рьяно служить идее воспитания идеальных паранормов ради гипотетического завоевания мира, в которое немногие так уж сильно верили. Конечно, каждый из нас не просто усердно делал вид, что готов положить на это всю свою жизнь, – таких простаков вычисляли без труда, пополняя ими ряды подопытных, на которых тренировались ученики, – а убеждал себя в этом настолько, что это действительно казалось правдой. Но даже такое самовнушение было всего лишь уловкой, за которой прятались тщательно замаскированные остатки личности. Можно считать, что это было негласной нормой, если ты хотел не свихнуться в этих каменных стенах, однако были такие, кто всем своим существом – от макушки до носков черных лакированных ботинок – беззаветно служили Эсцет. И надо отметить, что их было не так уж и мало: если бы Розенкройц могла, то непременно запатентовала бы свои фирменные методы промывки мозгов, калечивших людей не хуже продолжительного сеанса средневековых пыток.

Такой расклад был не для меня. Для псиной преданности Эсцет я был слишком свободолюбив, амбициозен и эгоистичен, и скрывать это было равносильно тому, что прятать шило в мешке. Но все же как телепат высшей категории я был достаточно ценен, чтобы отправить меня в расход, и одновременно достаточно неустойчив, чтобы определить меня на оперативную работу, где агентам предоставлялась большая свобода действий. Наверное, не будь этой вакансии, от меня все-таки избавились бы, но она была, так что однажды утром я получил распределение в отдельный учебный корпус, о котором ходило столько леденящих кровь слухов, что только безумец мог захотеть попасть туда по собственной воле.

– Хей, что за лицо? – положив руку мне на плечо, рядом присел Канзо, мой сосед по комнате. Он был старше меня на год, и, наверное, в силу этого ему нравилось меня опекать, чему я яростно сопротивлялся. В нем было намешано столько кровей, что он сам толком не знал, к какой национальности себя относить, но в чем я был уверен на все сто, так это в том, что от кого-то из его разношерстных предков ему досталось непревзойденное чувство черного юмора. В Розенкройц это по праву могло считаться вторым даром, хотя в его характеристике отмечалось только то, что он пирокинетик. – Тебе что, завтра помирать?

– Не угадал. Уже сегодня.

Мое лицо было похоже на плохо простиранную простынь – такое же серо-белое, и Канзо быстро смекнул, что тут дело нечисто. Он перестал ухмыляться и, взяв меня за подбородок, заставил поднять лицо. Его глаза были темны и серьезны.

– О чем ты?

Я невесело усмехнулся.

– О новом распределении. Сегодня вечером сможешь привести к нам в комнату кого-нибудь повеселиться, меня уже не будет.

В глазах Канзо керосиновым огоньком полыхнула паника, вызвавшая цепную реакцию из смятения, протеста и глубинного страха. Ну да, мы спали вместе, что в этом такого? И никто из нас не испытывал на этот счет никаких иллюзий.

– Хватит, – он мотнул головой, – Мне кроме тебя никто не нужен.

– Хм, Канзо, это фраза из дешевого романа, – скептически фыркнул я, не отдавая себе отчет в том, что стараюсь впитать тепло его пальцев, пока еще есть такая возможность.

– Я не читаю романов, и мне на это наплевать. Но терять тебя я не хочу.

Он прижал меня к себе совсем как в нашу первую ночь, жадно, ненасытно. Для пирокинетиков опасно было поддаваться сильным эмоциям, потому что это вызывало неконтролируемое использование дара, но Канзо каким-то чудом справлялся, и мне нравилось балансировать на краю бездны огня вместе с ним.

– Поверь, в таких вопросах твоим мнением никто не поинтересуется так же, как и моим.

– Куда? – умом он понимал, что как бы крепко он меня ни держал, я все равно уйду, но понимать и делать – разные вещи, верно?

– В пыточную.

– Прекрати!

– Что? Как есть, так и говорю.

Канзо провел ладонью по моей спине, медленно спускаясь к пояснице, и уткнулся носом мне в ухо.

– Я не понимаю… Почему вдруг?

Я бездумно смотрел сквозь стрельчатое окно на тощую ворону, косившуюся на меня блестящим черным глазом, и завидовал ей самой черной завистью, на которую только был способен. Мне было страшно.

– Ты же знаешь, что я у них, как заноза в заднице. Вот они и применили шоковую терапию.

Канзо вдруг порывисто прижался к моим губам, так быстро, что я даже не увидел, как мысль сформировалась у него в голове. Он всегда целовал требовательно, эгоистично и не раздумывая. Так же, как я. Его руки на моей спине начали стремительно нагреваться, и пока это не вылилось в локальный пожар, я должен был его остановить.

“Канзо! Канзо, ты меня спалишь! Еще немного, и моя рубашка вспыхнет!”

– Черт! – выругался он, быстро сжав кулаки и сосредотачиваясь, чтобы унять дар. Одно слово – пирокинетик. Он яростно сжимал и разжимал кулаки, словно это могло помочь ему выпустить пар, но как назло мы были в корпусе, где использовать дар с последующим разрушением казенного имущества строго воспрещалось. Сейчас ему было нужно срочно сжечь что-нибудь дотла, чтобы успокоиться.

– Канзо, – я провел рукой по его щеке, и его гнев немного отступил. Скривившись в горькой ухмылке, я в последний раз посмотрел в его темные, как угли, глаза, зная, что уже никогда их не увижу. – Меня сделают Гончей.

А потом встал и ушел.

На следующий день я узнал, что он не справился со своим даром на тренировке и спалил себя вместе с одним из инструкторов. Канзо не умел признавать поражения и, к сожалению, так и не сумел этому научиться.

Итак, меня отправили туда, откуда выходили уже не люди, а нечто такое, что не поддается описанию. Живые тени, обитающие между светом и тьмой и не принадлежащие ни тому, ни другому. Мне волей или неволей предстояло стать одним из них – палачом, идущим по следу предателей. Да уж, это было худшим из того, во что я мог вляпаться, как ни крути.

Я не помню, чтобы предыдущий день чем-то отличался там от следующего: все они слились в единую непроглядную мглу, в которой я, как оказалось, провел целый год, не оставивший во мне ничего из того, что делало тощего рыжего мальчишку потенциально опасным для планов Эсцет. Я был пуст, как высохший колодец. Сломан. Раздавлен и вылеплен заново, по их образу и подобию. Я стал той самой тенью, от которой невозможно было спрятаться, и которой больше всех боялся я сам.

Когда резко меняешь внешность и впервые после этого смотришься в зеркало, то становится немного неуютно оттого, что тебя словно пересадили в другое тело, но вскоре к этому привыкаешь. А вот когда, видя в зеркале знакомое худое лицо с потухшими, но теми же синими глазами, что и раньше, ты вдруг понимаешь, что там, в глубине теперь ничего нет, вот тогда становится действительно страшно. Страшно настолько, что ты замираешь, не в силах принять себя таким, каким тебя сделали.

Нас учили быть невидимыми, и я стал невидимкой. Нас учили вселять страх одним своим присутствием, и в этом искусстве я был одним из лучших. Но все же, при всей той силе, которую во мне развили, при том уровне дара, которого достиг, я был всего лишь псом. Послушным цепным псом Эсцет, без воли, без стремлений, без… Просто “без”. Не способным на сопротивление или отступничество. Они считали, что таким и должен быть настоящий агент.

Становясь Гончей, человек словно выпадает из этого мира, входит в тень и смотрит на все сквозь ее прослойку. Я знаю это по собственному опыту, потому что видел это своими глазами. Это чувство… Чувство того, что ты мертв, но все же способен покорно исполнять чужие приказы; мне не забыть его никогда. Я должен был принять его, потому что отныне мне предстояло жить в тени.

Но они не успели. В день, когда меня должны были отправить по следу предателя, в коридоре меня остановил высокий темноволосый европеец. Я никогда не видел его прежде, но первое, что он сказал, заставило меня понять, что эта встреча не была простой случайностью.

– Твое имя – Шульдих? – спросил он на чистом немецком.

Имя? У Гончих не было имен, и ни одного из них никто не осмелился бы вот так запросто схватить за руку посреди коридора, ведь прокаженных всегда сторонятся.

Серая теневая прослойка колыхалась передо мной, словно знойное марево, мешая как следует рассмотреть его лицо и скрывая мое собственное. Как и всякий другой, встречавший на своем пути Гончую, этот человек видел перед собой лишь тень, которой мы автоматически скрывали свою внешность, становясь безликими палачами. Однако я слышал его голос: глубокий, уверенный, решительный, и, наверное, именно это заставило меня среагировать.

– Я – Гончая. У меня нет имени, но когда-то меня звали так.

Мужчина поднял руку к лицу и поправил аккуратные очки, придававшие ему вид удачливого биржевого брокера.

– Что ж, надеюсь, в ближайшем будущем ты покажешь мне свою внешность, потому что разговор с тенью весьма смахивает на умопомешательство.

В ближайшем будущем? В тот момент я не верил, что у меня вообще есть какое-то будущее, не то что будущее рядом с кем-то.

– Меня зовут Кроуфорд, и с завтрашнего дня ты будешь работать со мной, – уведомил он меня достаточно спокойным, но все же слегка дрогнувшим голосом. Нелегко стоять перед Гончей и не поддаться бесконтрольному животному ужасу, который мы неосознанно внушали всем, кто находился рядом, но он боролся, и уже одно это заслуживало уважения.

Я не знаю, как ему это удалось, и никогда его об этом не спрашивал, но с меня сняли ярлык палача и передали мой поводок в руки Кроуфорда. Привычное восприятие реальности возвращалось ко мне медленно, но чем больше времени проходило, тем ярче становилось окружающее. Через пару недель я уже ясно видел лицо своего нового начальства, чего раньше был лишен: правильные красивые черты, которые могли бы принадлежать представителю какого-нибудь древнего аристократического рода, но не такие холеные и изнеженные, а скорее решительные и упрямые черты человека, привыкшего полагаться в жизни только на себя. У него были темные глаза, обычно скрываемые стеклами очков, и странный взгляд, который не всегда поддавался расшифровке. Я с нетерпением ждал, когда смогу снова различать цвета, чтобы увидеть его глаза такими, какими они были в действительности.

Еще через неделю мое желание исполнилось. Они были карими, но с едва заметным золотистым блеском, который я смог заметить лишь через пару месяцев работы с ним. Я видел в этих глазах жизнь, которой был лишен в течение последнего года, и тянулся к ней, как трава тянется к свету.

Первое, что я сделал, как только получил освобождение, это избавился от скрывавшей меня тени. Никогда раньше я не хотел, чтобы кто-то увидел меня, столь сильно, но Кроуфорд и вправду заслуживал того, чтобы говорить со мной, глядя мне в лицо, а не в бесформенную колышущуюся тень. В тот день мы должны были покинуть Австрию, и Брэд ждал меня, безнадежно опаздывающего, в аэропорту, проявляя воистину чудеса терпения. Я влетел в зал ожидания, бешено озираясь по сторонам, но толпа народа не хлынула в стороны, чего я подсознательно ждал, а продолжала двигаться мне навстречу, как темный поток. Тот животный ужас, что внушали Гончие, действовал только на паранормов, а здесь их не было. Ну кроме Кроуфорда, разумеется. Он стоял у билетных касс и сосредоточенно смотрел на часы, чуть сдвинув рукав рубашки, чтобы видеть циферблат.

– Я знаю, что безответственный, безголовый и приношу с собой одни только проблемы, – с ходу выпалил я, оказавшись возле него, – Скажи, что мы еще не опоздали, а? Ну, пожалуйста, потому что я не хочу оставаться здесь ни минуты!

Кроуфорд нахмурился, но уже через пару секунд его лицо разгладилось. Зато тело напряглось, снова вступив в неравную борьбу с моим ментальным ядом.

– Ты опоздал, – ровным голосом констатировал он, явно не замечая, что откровенно пялится на меня. До этого дня при наших редких встречах он видел только мою тень и не имел абсолютно никакого представления о внешности нового подчиненного, поэтому сейчас наверстывал упущенное ускоренными темпами, словно впечатывая в память каждую черточку моего лица и фигуры.

– Я лохматый, да? Извини, не успел причесаться.

– Не в этом дело. Просто… Ничего, все в порядке, – он спустил рукав на часы, словно боялся, что они оторвут нас от разговора, и протянул мне руку. – Рад, что наконец-то увидел тебя.

– Надеюсь, не разочарован?

“Красивый…” – услышал я его шальную, каким-то чудом просочившуюся сквозь ментальные щиты мысль, и черт бы меня побрал, но мне стало так хорошо, словно как минимум полмира лежало сейчас у моих ног. Я ему нравился, разве нужно было что-то еще?

– Нет, не разочарован, – он все еще держал на весу протянутую руку, определенно не желая признавать, что я не протягивал в ответ свою.

– Я правда хочу ее пожать, – вздохнул я, – Но пока тебе лучше не прикасаться ко мне. Я и так действую на тебя достаточно сильно, а нам еще в одном самолете лететь.

Брэд кивнул, согласившись терпеливо ждать того дня, когда сможет это сделать, и я был благодарен ему за это.

В первое время нам пришлось туговато. Вросшее в меня клеймо Гончей не позволяло нам даже находиться в одной комнате больше получаса, иначе у Кроуфорда начинались непроизвольные судороги, словно я был ядовитым газом, медленно разъедавшим его изнутри. Но все же через каждую неделю, когда он вырабатывал что-то вроде иммунитета к моему неосознанному влиянию, мы увеличивали временную дозу, и, в конце концов, наше совместное упорство нейтрализовало вырабатываемый мной яд парализующего ужаса.

– Так, по крайней мере, от этой твоей способности мы избавились, – с облегчением вздохнул Брэд, устало потирая переносицу.

– А ты не жалеешь? – поинтересовался я, – Представь, как можно было бы это использовать.

– Никак, – отрезал он, – Эта способность идеальна для того, кто работает в одиночку, но ты теперь – часть команды, и мне необходимо время от времени приближаться к тебе.

У него был свой собственный василиск – мифическое чудовище, одного вида которого боялись так, что каменели от страха, – а он предпочел променять его на обычного телепата только потому, что хотел иметь возможность изредка подходить к нему достаточно близко без опасности поседеть раньше времени. Это подкупало, и как бы часто я ни повторял себе, что доверять нельзя никому, я все больше и больше привязывался к Брэду, сам того не замечая.

С ним я снова научился почти что улыбаться, хотя сам он это и не практиковал. Он просто давал мне почувствовать, что я жив, что я здесь, что дышу вместе с ним. Такая вот странная реабилитация после смерти.

А в один вечер я тихо подошел к нему сзади и обнял, не думая о том, что может случиться в следующий миг, и не планируя никаких ответных действий. Мне просто захотелось сделать это, вот и все. Никаких там далеко идущих планов или персональных способов манипулирования, всего лишь маленькая прихоть человека, вспомнившего, что значит быть живым. У него была широкая теплая спина, и он даже не вздрогнул, когда почувствовал на себе мои руки. Наверное, он это предвидел, но тогда я об этом не подумал.

– Прости, что так неожиданно, – тихо пробормотал я в его рубашку между лопаток, – Не знаю, что на меня нашло.

– Я вот тоже не знаю, – странно задумчиво произнес он, – Но я не против, чтобы такое случалось почаще.

Никогда не думал, что услышу такое от него. Я вообще не думал о нем в этом направлении, но в итоге все оказалось даже лучше, чем я мог предполагать. Мы были идеальной парой убийц, как дополняющие друг друга инь и янь, вместе образовывавшие собой нерушимое единство. Разве это было так уж плохо?

 

 

– Миленькая картинка получается, – сидевший на переднем сидении Йоджи сердито фыркнул и полез в карман за очередной сигаретой, которые непрерывно курил в течение последних двух часов, пока мы гнали по автостраде под 120 км/ч в указанном мной направлении. – Ты всего лишь забыл упомянуть, что когда-то сам был одним из тех, за кем мы сейчас гонимся. Какие пустяки!

– Не будь в этом острой необходимости, я бы до сих пор молчал, – угрюмо бросил я, – И все бы жили, как жили.

– Все бы жили, как жили, если бы вы с Кроуфордом не влипли по самое не балуй, а так… Уж живем, как живем.

Мне расхотелось ему отвечать, потому что перепалка все равно не имела смысла, и пользы от нее было, как от пятого колеса.

За рулем по праву угонщика сидел Айя: нисколько не смущаясь того, что только что прилетел в чужую страну, он, побродив немного по стоянке в поисках нужной машины, мастерски вскрыл серебристый “Форд” с пятиступенчатой коробкой передач и мотором в двести пятьдесят лошадиных сил под капотом. Я даже уважительно присвистнул, когда он подъехал к нам с Кудо, подпирающим стену бакалейной лавки, и молча распахнул переднюю дверцу, но в ответ заработал только фирменный взгляд из серии “шине!” и – что очень вероятно – 50-типроцентную скидку на мое предполагаемое убийство. Это определенно выходило за рамки обычной ненависти, с которой я сталкивался в жизни настолько часто, что научился вслепую разбираться в ее оттенках. Так вот то, что с таким упорством демонстрировал мне Айя, я с некоторой натяжкой мог бы определить как “ревностную ненависть”, но ее мотивы по-прежнему были мне не ясны.

– Зато теперь мы знаем их слабости, – Айя заговорил впервые с того момента, как мы сели в машину. В его голосе звенел металл, словно сказанное им было смертным приговором.

Я прижался щекой к холодному стеклу, по внешней стороне которого били ледяные, тут же срываемые ветром капли.

– Ничего мы не знаем.

– Почему? – немедленно потребовал ответа Айя. Чтобы принять что-то, ему нужны были неоспоримые факты, и мне не осталось ничего другого кроме как предоставить ему их.

– Потому что у Гончих нет слабостей, – тихо шепнул я.

Кудо резко развернулся, моментально забыв про недокуренную сигарету в руке, и впился в меня требовательным взглядом.

– Неправда, – он мотнул головой, заставив бледно-золотистые волосы упасть ему на лицо, – У тебя есть слабости.

– Есть, я и не спорю, а вот у них нет.

– Но ты же…

– Что? – я откинулся на спинку сидения, скрестив руки на груди и встретив его взгляд встречным, вызывающим. – Гончая? Да, я был таким, и тогда у меня тоже не было слабостей, но они вернулись, когда я избавился от клейма.

Сникнув, Йоджи сполз по сиденью и, закрыв лицо руками, приглушенно застонал.

– “У Рыб сегодня весьма удачный день,” – тоненьким голоском продекламировал он, – “Приятные новости будут сыпаться на вас одна за другой, не пропустите их!” Хрен тут чего пропустишь, даже если захочешь. Зачем я вообще посмотрел этот идиотский гороскоп, а? Я же в них все равно не верю.

Слушая причитания Йоджи, я только через полминуты поймал себя, на том, что расслаблено усмехаюсь.

– Можешь утешиться тем, что на мне гороскопы всегда обламываются. Меня даже Кроуфорд не всегда предсказать может, что уж говорить о дилетантах, гадающих на кофейной гуще.

Светловолосая йоджина голова снова показалась над спинкой сиденья с явным намерением что-то ответить, но тут машину тряхнуло так, словно дорога была половиком, из которого в данный момент старательно выбивали пыль. Айю бросило на руль, Йоджи – на переднюю панель, а мне пришлось в срочном порядке встретиться носом с подголовником переднего сиденья. Размытая дождем автострада вздыбилась, как мустанг на родео, и нас завертело волчком, швыряя из стороны в сторону. Я услышал сорванный крик Кудо, какой-то треск и протестующий визг теряющих сцепление с дорогой шин, а затем меня сдавили в незримых тисках так, что единственным, о чем я мог думать, был глоток влажного, пахнущего дождем и разлитым бензином воздуха.

Но прежде, чем я провалился во тьму, в грохоте переворачивающейся машины чей-то бесплотный голос вновь назвал меня братом, и давний, запрятанный в самую глубь ужас, как и прежде, вступил в свои права.

V. Половина

Во тьме был покой и тишина, но в ней не было того, в чем я нуждался, поэтому пока наши дороги снова разошлись. Злорадно хихикнув мне в спину, она выбросила меня в мокрые предрассветные сумерки у подножия крутого холма с серой лентой пустынной автомагистрали, с которой только что слетела наша машина. Я был в отключке всего несколько секунд, потому что покореженный “Форд” еще покачивался после неоднократных переворотов через собственную крышу, когда я открыл глаза и взглянул туда, откуда пахло горячими стертыми шинами, разлитым топливом и кровью. Очевидно, меня выбросило из машины при падении, а вот Кудо с Фудзимией, похоже, застряли внутри. Черт!

Грязно выругавшись, я попытался встать, но колени к моим стремлениям остались равнодушны, подогнувшись сразу же, как только мне удалось подняться. Содранные ладони уткнулись в жесткую сырую траву вперемешку с разлетевшимся вдребезги стеклом, но, игнорируя жжение в руках и ломоту во всем теле, я предпринял вторую попытку. Каждая моя клетка буквально вопила о том, что нуждается как минимум в покое и уходе, ожесточенно сопротивляясь приказам, которые отдавал разум, но, черт подери, сейчас мне было не до капризов!

И тут я почувствовал. Ледяной дождь, авария, боль и шок – все разом отступило на второй план, уступая место безысходному всепоглощающему ужасу, тянущему ко мне свои липкие щупальца. Он полз медленно, словно тягучая патока; тёк по земле, казалось, просачиваясь между травинками, заполняя собой каждую трещинку, каждую ямку, оставляемую в размытой почве разбившейся дождевой каплей.

А в паре десятков метров от меня стоял его хозяин…

Он смотрел на меня пустыми глазами, которых я не видел из-за накрывшей его тени, но зато чувствовал их взгляд так, словно он резал меня живьем. Мне казалось, что внутренности скрутили в тугой узел и тянут наружу, отчего я согнулся пополам, пытаясь унять подступающую к горлу тошноту. А ужас все полз ко мне с целеустремленностью выдрессированной кобры, неспешно, но неумолимо.

– Ты ушел, – неожиданно прошелестела тень, и я увидел, как скользящий по траве ужас покрылся недовольной рябью, как будто почувствовав, как дернули его поводок. Он хотел получить свою жертву так же, как охотничий пес хочет разорвать в клочья лисицу. – Почему?

Голос требовал ответа, что было странно непохоже на Гончих. Они никогда ничего не спрашивали, а просто однажды появлялись в твоей жизни, чтобы забрать ее с собой. Но для меня это был шанс отсрочить удар, который неизбежно последует рано или поздно, и я не собирался его упускать. Время. Оно было необходимо мне, чтобы вспомнить хотя бы немногое из того, что я так старался вычеркнуть из своей памяти с того самого дня, как стал работать с Кроуфордом.

– Хочешь знать, почему? – через силу выдавил я, – Я хотел жить, черт подери! Просто жить, а не быть безвольной куклой в чужих руках!

Опуститься вниз, на самое дно, один за одним взламывая собственноручно возведенные щиты, призванные держать меня подальше от того, что когда-то было моей сущностью… Замереть перед толстой, окованной сталью дверью без замка, потянуться к ней… Вспомнить то, что было похоронено давным-давно… Вспомнить, чтобы выжить.

– Я больше не один из вас!

Расплавить дверь, превратив ее в огарок стальной свечи… И выпустить на волю тьму, так долго ждавшую своего часа; ту самую, о которой говорил маленький бездомный мальчик-эмпат. Он оказался прав, увидев ее во мне, даже похороненную так глубоко, но он ошибся лишь в одном: в том, что я не умею ей управлять.

– Гончей становятся раз и навсегда, – бесцветно прошелестела тень, – Ты всегда будешь одним из нас.

Я ударил. Яростно, резко, со всей нерастраченной злостью и ненавистью, которая жила во мне все эти годы, с той безумной одержимостью, которая давала силы берсеркам даже тогда, когда они истекали кровью. Я жаждал мести, слепой, безрассудной, горящей в моих венах адовым пламенем. За то, что они сделали со мной, за то, что они сделали с Брэдом. За всё.

Тень скорчилась, отражая удар, и у меня заложило уши, когда сидящий на привязи ужас, которого она все так же держала, не осознавая, что может спустить на меня, как свирепого пса, пронзительно заверещал. Он бесновался подобно шторму в море нефти: ему не хватало совсем чуть-чуть, чтобы добраться до меня, и я был жив только этим немногим.

Когда-то давно, когда я был живым мертвецом, у меня тоже был свой ручной зверь, готовый по первому приказу перегрызть глотку кому угодно, но в тот день, когда Кроуфорд сказал мне, что никогда не пожалеет о том, что взял меня к себе в команду даже, если я стану рядовым телепатом, я убил своего зверя собственными руками. И ни разу не пожалел об этом. За исключением этого момента.

Гончая выпрямилась, продолжая держать защиту, и по тому, как колыхнулась ее тень, я понял, что следующие несколько секунд станут для меня последними. Телепаты, как известно, редко ошибаются в отношении чужих намерений, а я, помимо всего прочего, был чертовски хорошим телепатом. Ужас, хищно ощерившись, сжался для решающего прыжка, но, к счастью, сделать его не успел.

Выстрел прозвучал неожиданно не только для меня: Гончая рефлекторно дернулась, отвлекшись на то, чтобы остановить пулю, и это ей, несомненно, удалось – блестящий металлический цилиндрик безвольно повис в воздухе, не представляя больше никакой опасности, – но он дал мне шанс, в котором я так нуждался. Брешь в обороне Гончей была всего лишь тонкой трещинкой, но я вломился туда, вложив в удар все оставшиеся силы. Ужас пискляво завизжал и метнулся к хозяину, растворившись вместе с его тенью, как легкий дымок.

Нас осталось трое. Я рухнул в мокрую траву, нисколько не заботясь о том, что могу пораниться о смешавшиеся с ее стеблями осколки, жадно вдыхая сырой, обжигающий легкие воздух. Сейчас я, наверное, не смог бы и пальцем пошевелить, – настолько был истощен и морально, и физически. Это только в дешевых боевиках крутой герой одной левой выносит толпу плохих парней, а потом сверкает белозубой улыбкой во весь экран. Увольте. На героя я не потяну.

Дождь нещадно колотил в затылок, но я чувствовал удары ледяных капель как-то притуплено, словно с запозданием в пару секунд. Я был жив. Черт подери, все-таки жив! Трава щекотала мне щеки, нос, и дрожащие веки, по которым на ресницы стекали прохладные, кристально чистые капельки, и я наслаждался каждым глотком воздуха, который чуть было не потерял навсегда.

– И долго ты собираешься тут валяться? – не слишком-то сочувствующе осведомился бесшумно подошедший Айя.

Я повернул голову вбок, чтобы видеть его, потому что чувствовал, что на большее сил у меня явно не хватит. У него был рассечен висок, и темно-бордовая кровь тонкой струйкой, так похожей на еще одну прядь его волос, стекала вниз по неестественно бледному лицу, сползая ему на шею. Его пальцы судорожно сжимали мокрый от дождя пистолет, и я невольно подумал о том, что впервые вижу, как он пользуется другим оружием. Это было странно – видеть Айю без катаны, но коли это спасло всем нам жизнь, я готов был с этим смириться.

– Отвали, а? – вяло отозвался я, – К твоему сведению, меня только что чуть не разнесли на атомы. Изнутри. Кстати… спасибо, что спас мою шкуру.

– Даже не собирался, – разочаровал меня Айя. – Я сделал это только потому, что приглядывать за тобой – наше задание.

Блин, вот теперь я чувствовал себя хлипкой слабонервной барышней, которая визжит при виде первой же гусеницы. Если бы я был в лучшей форме, то непременно заставил бы Фудзимию хорошенько прочувствовать то гадкое ощущение, которое подарили мне его слова. Да за что же меня можно так ненавидеть?

Я перевел взгляд на Кудо, которого Айя поддерживал, закинув его руку себе на шею, и пришел к выводу, что выглядел он еще паршивей, чем я себя чувствовал. Его левая рука безвольной плетью болталась вдоль тела, словно и не принадлежала ему вовсе, и похоже, что он крепко приложился подбородком о переднюю панель машины, когда Гончая перевернула “Форд”. Будем надеяться, что кости у него целы, потому что, как боевая единица, он был довольно неплохим подспорьем.

– Ты как? – севшим голосом спросил он, непроизвольно кривясь от боли в плече.

– Именно так, как ты подумал. Как вы выбрались?

– Так я же не признаю ремней безопасности, – измученно, но почти что гордо усмехнулся Йоджи, – Всю жизнь говорил, что всё это – полнейшее фуфло, а сегодня получил этому лишнее доказательство.

Айя смерил его мрачным взглядом.

– Да. В виде вывихнутой руки.

– Да брось ты, Айя. Это ж такие пустяки, – Йоджи попытался пошевелить раненой рукой, чтобы доказать, что еще кое на что способен, но заработал только очередной приступ одуряющей боли и недовольный, хотя и озабоченный взгляд напарника. Когда он снова смог выпрямиться, активности у него заметно поубавилось. – Ладно, ладно, сдаюсь. Ты же мне ее вправишь, правда?

– Нет, – Айя добросовестно пытался на Йоджи сердиться, но, несмотря на все усилия, сдавал бастион прямо у меня на глазах. Я постепенно начинал осознавать, что их мелкие стычки оказывают на меня умиротворяющее воздействие. – Получил за свою безголовость – вот и разбирайся.

– Айя, я не смогу сам вправить себе руку при всем желании, а Шульдих сейчас не полезней бревна, так что все равно тебе от этого никуда не деться.

С этим Фудзимия поспорить не мог, поэтому предпочел промолчать, что во все времена считалось лучшим способом унять спор. Йоджи по привычке передернул плечами, и тут же застонал, стиснув зубы, чтобы перетерпеть новую вспышку боли.

– Проклятье, Айя! Да сделай же что-нибудь!

За свою жизнь я успел повидать несчетное количество ранений различной степени тяжести и, как следствие, научился справляться практически со всеми из них, но чего я всегда не мог терпеть, так это вправлять выбитые из суставов кости. Этим всегда занимался Кроуфорд, а я под каким-нибудь предлогом убирался из комнаты, только чтобы не слышать этого отвратительного хруста, на который я реагировал примерно так же, как большинство людей реагирует на скрип гвоздем по стеклу. Но на этот раз сбежать я был просто не в состоянии, так что волей-неволей пришлось оценить умение Айи оказывать первую помощь.

Когда с этим было покончено, Йоджи стал выглядеть гораздо лучше.

– Ты уверен, что он мертв? – спросил он, растирая плечо, чтобы восстановить кровообращение. Вообще-то уже было немного поздновато для таких вопросов, потому что если бы мой удар оказался недостаточно сильным, то Гончая уже давно бы скрутила нас всех в узел.

– Мертв, – подтвердил я, зарываясь лицом в мокрую траву. Хотелось лежать так всю вечность. – Иначе вы бы тут не стояли.

– А к нему не опасно приближаться? До жути интересно, что из себя представляет эта штуковина.

– Кудо, ну чем может быть опасен покойник? И где ты только такие вопросы откапываешь?

– В недрах своего чрезвычайно развитого разума, – заявил Йоджи, до невозможности гордый столь обширными, по его мнению, познаниями в данной сфере.

– В той маленькой захламленной комнатке что ли? – ехидно уточнил я.

– Ага! – торжественно провозгласил он, – Острить уже можешь, значит и встанешь сам. Правда, Айя?

– Точно, – мрачно буркнул тот.

Это было подло. Я только что уложил на лопатки не кого-то там, а Гончую, а они еще мне условия ставят о примерном поведении. Нет в мире справедливости. Но самостоятельно встать я бы и вправду не смог, так что пришлось смириться с их шантажом.

– Ладно, считай, что я ничего не говорил.

Кудо расплылся в победной ухмылке.

 

 

Это был подросток. Не старше семнадцати, судя по лицу. Долговязая фигура, длинные подтянутые к груди ноги и руки, которыми он обхватил себя, пытаясь защититься от моей атаки. Невзрачное лицо было спокойно, как если бы он просто спал. Обычный подросток, сказал бы любой, кто увидел бы его сейчас. Обычный, да не совсем.

– Черт, да это же еще совсем мальчишка! – присвистнул Йоджи, присаживаясь рядом и на всякий случай проверяя его пульс.

– Этот мальчишка едва не прикончил нас всех совсем недавно, – напомнил я ему, – Постарайся об этом не забыть.

Теперь мне стало ясно, почему он спросил меня об уходе. Ответ был прост: потому, что он был подростком. Его желание узнать мои причины ненадолго пересилило даже влияние тени, делавшей всех одинаково пустыми, как пластиковые тела бесполых кукол.

– Слушай, а ты… – Йоджи замялся, прикидывая, как бы получше сформулировать мысль. В такие моменты я обычно просто считывал вопрос прямо из головы человека, но сейчас я и на ногах-то держался с трудом, что уж там говорить про даже слабенькую телепатию. К тому же поддерживал меня Айя. Точно так же, как совсем недавно поддерживал Йоджи, только уже без малейших намеков на аккуратность, и его столь близкое присутствие явно не делало мою жизнь более комфортабельной. – В смысле… когда тебя отправили туда…

– Пятнадцать, – Его вопрос был очевиден, особенно при взгляде на мертвую Гончую. – Мне было пятнадцать.

Вот так вот, Кудо. Веселенькое детство, правда?

Йоджи открыл было рот, но тут же закрыл его, сочтя за лучшее не донимать меня больше. У всех были свои скелеты в шкафу, просто у меня их было больше, чем у остальных, и они были гораздо страшнее.

– От машины больше проку нет, – Айя был как всегда ужасающе практичен и прямолинеен. У Кроуфорда тоже есть такая черта – сообщать мне то, что я и так знаю, но лишний раз об этом слышать не хочу.

Йоджи убрал с лица прилипшие волосы и с тоской глянул на пустующую дорогу.

– Может, остановим кого-нибудь? Мы же сойдем за туристов, верно?

– В такую рань? В этих дебрях? С трупом подростка неподалеку и рыжим полутрупом на плече? – с неподражаемым скептицизмом перечислил Айя, – Конечно, сойдем. Давай, иди на дорогу, будешь зазывалой.

– Спасибо, Айя. Я тоже тебя люблю, – Йоджи, похоже, пропустил едкое замечание напарника мимо ушей, что, в принципе, было для него характерно. – Если еще и идейку какую-нибудь подкинешь, так вообще не нарадуюсь.

Мне показалось, или он стал говорить тише?

– Здесь неподалеку есть охотничий домик, – из последних сил борясь с закрывающимися глазами, невнятно пробормотал я. Мне нельзя было засыпать, потому что если Айе придется меня туда еще и волоком тащить, такого позора я точно не переживу. Однако организм на этот счет имел свое собственное, отличное от моего, мнение, а я, к сожалению, был не в том состоянии, чтобы с ним бороться. – Где-то час ходьбы к северо-востоку отсюда, если не ошибаюсь.

– Ты уж постарайся не ошибиться, – предостерег меня Йоджи, судя по всему, готовый тащиться через лес даже в такой ливень, лишь бы добраться туда, где можно было бы обсохнуть и передохнуть. – Потому что больше податься нам некуда. И, кстати, откуда такие впечатляющие познания местности?

Его голос уплывал от меня, словно затихающая вдали музыка, которую я уже не мог вернуть обратно.

– Северо-восток... Час ходьбы, может, полтора, – продолжал твердить я в полубреду, где-то на окраине разума сознавая, что тело мне больше не подчиняется. – Охотничий домик… Нужно добраться…

Кажется, Айя сказал что-то, но, несмотря на то, что я практически висел на нем, его слова показались мне такими далекими и едва слышными, словно между нами было огромное расстояние. Хотя, может, ничего он и не говорил, а мне только показалось… Да, наверное…

 

 

В этот раз сознание возвращалось ко мне медленно, словно по очереди накладывая на мой разум тонкие слои реальности, совсем не так, как тогда, когда я вывалился из небытия прямо к ногам пришедшей по мою душу Гончей. Мысли неохотно ворочались в голове, словно тяжелые валуны, постепенно возвращаясь к прежнему ритму, и через некоторое время я уже смог восстановить недавние события в деталях, которые оказались вовсе не лицеприятными. Авария, схватка, мертвый подросток – нет, Гончая, – и мой последующий паралич… Кстати, о параличе. Я попробовал шевельнуть пальцами и испытал огромное облегчение, когда мне это удалось. Так, одной проблемой меньше. В такие моменты неожиданно понимаешь, что жизнь состоит из маленьких незаметных радостей, например, того, что ты можешь дышать и двигаться. В обычное время я это не особо ценил.

Итак, вернемся к насущным проблемам и путям их решения. Судя по всему, Гончие не просто знали, что я иду по их следу, но также были в курсе того, что я уже достаточно близко, иначе этот паренек не ждал бы нас на дороге, и не устраивал бы нам рукотворную автокатастрофу. Поправка: он ждал меня одного, и потому был несколько обескуражен тем, что помимо предполагаемой жертвы в машине оказалось еще двое, один из которых очень вовремя вмешался в нашу схватку. Кстати, если бы Айя с Йоджи не застряли в салоне, когда “Форд” вылетел на обочину, еще неизвестно, как бы все обернулось. Скорее всего, весьма плачевно, потому что первыми мой палач избавился бы от них, а уж потом как следует взялся бы за меня. Что возвращает меня к жизненной мудрости, которой я никогда не уделял должного внимания: что ни делается – всё к лучшему. Когда работаешь в команде с Оракулом, невольно начинаешь игнорировать фактор везения, зато сейчас я был обязан ему пусть не отличным положением дел, но хотя бы тем, что был еще жив. Конечно, я эгоистичен и самоуверен, но все же способен признать, что помимо моих собственных стараний этому способствовали еще и посторонние силы.

Воспоминания, наконец, выстроились в голове ровной цепочкой, и, разглядев последнее из них, мне захотелось застонать. Позорище: я вырубился, повиснув на Айе. Не на ком-то другом, а на АЙЕ, черт подери! На Айе, который спит и видит, как бы мне шею свернуть наиболее болезненным способом. Кошмар… Угораздило же меня так вляпаться… Охотничий домик! Точно! Я успел сказать Кудо о нем прежде, чем покрыть себя неизгладимым позором. Стало быть, они все-таки нашли его, и еще меня притащили.

При мысли о том, как Фудзимия нес меня сюда в полумертвом состоянии, сразу хотелось провалиться обратно в спасительную темноту, но моему желанию все равно не суждено было сбыться, так что я решил заканчивать жалеть себя и окончательно возвратиться к реальности. И только придя к этому решению, обнаружил, что был абсолютно голым. Упс!

Какого дьявола?!! Секунд десять я мысленно бесновался, осыпая проклятьями предполагаемого преступника, но потом до меня, наконец, дошло, что за это ему еще и спасибо сказать надо, потому что если бы меня оставили в промокшей насквозь одежде, то я сейчас как минимум радовался бы неожиданной встрече с пневмонией или воспалением легких. Так что я глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Спорю на свой дар телепата, что это дело рук Кудо, потому что из нас двоих по нахальству и отсутствию каких бы то ни было комплексов он заслуженно занимал почетное второе место. После меня, разумеется.

Проведенное на автомате беглое сканирование показало, что рядом находились только два человека, и на обоих матово горело мое телепатическое клеймо. Кудо и Фудзимия. Это значило, что прикидываться бессознательным особого смысла не имело, так что я осторожно приоткрыл один глаз и скользнул взглядом по комнате.

Они сидели в мягком кресле. Вдвоем. Айя – на коленях у напарника, лицом к нему, положив одну руку ему под затылок, а другой медленно поглаживая его поврежденную плечо, перемежая массирующие движения с ласкающими. Ладонь Йоджи замерла на спине Айи, и только его пальцы чуть подрагивали время от времени вместе с прикрытыми веками.

– Тише, тише, Айя, – одними губами прошептал он, когда тот, очевидно, надавил ему на плечо слишком сильно, – Все в порядке. Не волнуйся, ладно? Ты же знаешь, на мне все заживает, как на собаке. Сколько костей уже переломал и все нипочем, а тут всего-то какой-то вывих. Ну? Тише…

Айя вздрогнул и порывисто прижался лбом ко лбу Йоджи, вызвав у него легкую невесомую улыбку. Его рука, массирующая больное плечо, скользнула к шее напарника, смяв попавшиеся под пальцы золотистые пряди, затем поднялась вверх и замерла, накрыв его висок.

– Дурак, – беззлобно фыркнул он.

Йоджи мягко усмехнулся.

– Я знаю…

Мои глаза закрылись быстрей, чем я сообразил, что видеть их сейчас было для меня настоящей пыткой. Хуже, чем валяться тут в полуразбитом состоянии, и даже хуже, чем знать, что это из-за меня Брэд попал в лапы к Гончим. Наверное, так чувствует себя ребенок, глядя на то, как соседские мальчишки играют с точно такой же машинкой, которую он сам потерял на прошлой неделе. При моем полном осознании того факта, что кроме самого себя, винить в сложившейся ситуации мне было некого, то, что я только что увидел, было подобно вскрытию едва зарубцевавшейся раны.

Я помнил все до единого прикосновения Брэда, все его взгляды, которые предназначались только мне и никому больше. Я помнил всё, но сейчас у меня отобрали то, чем я жил последние годы, заставив перевернуть все с ног на голову, лишь бы вернуть утраченное. А эти двое… Они были вместе, и кроме этого, ни в чем особо не нуждались, как будто ничто больше не имело для них значения… И я только сейчас понял, что скучаю по этому чувству: когда ты знаешь, что кто-то нуждается в тебе столь же сильно, сколь ты нуждаешься в нем. Наверное, именно это делало меня живым все то время, что я провел с Брэдом.

Отдавая себе отчет в том, что становлюсь подобием жадного до чужого добра вампира, я осторожно натянул “нити”, чтобы проторенной дорожкой прокрасться в их мирок на двоих и хоть немного погреться тем теплом, которого сам был лишен. Одной из моих слабостей было то, что я всегда потакал своим желаниям, насколько бы эгоистичными и жестокими они ни бывали, и редко когда задумывался о том, к чему это может привести, поэтому сейчас я не колебался ни секунды. Сколько еще они пробудут в этом расслабленном состоянии, сколько еще неосознанно позволят мне питаться их эмоциями? Не важно, сколько, но я не имел права упускать ни единого мига.

Потоптавшись на пороге, я просочился внутрь, ожидая увидеть то же, что и в самолете: не особо приветливую туманную серость, но на этот раз сознание Айи было совсем другим. Там не было ярких красок, которые я видел у людей, бурно выражающих свои эмоции, но, тем не менее, каждая мысль, каждый образ кутались в невесомую полупрозрачную золотистую дымку, непрерывно менявшую свои очертания и завораживающую меня своей плавностью и текучестью. Я настолько привык ассоциировать этого человека с бездушной ледышкой, что некоторое время просто пребывал в шоке, а затем упал в эту дымку, наслаждаясь чувством неземного покоя.

К сожалению, долго это не продлилось.

– Мы не должны были в это ввязываться, – Мысли Айи сгустились, растворяя в себе бледно-золотистое сияние. – Нас это не касается, в конце концов. Это все Шульдих. Его проблемы – ему и разгребать. Зачем он вообще пришел к Критикер?!

Знакомая колющая неприязнь растекалась вокруг меня с ужасающей быстротой, и я счел за лучшее убраться из его разума, пока меня не затопило окончательно, но “нить” все же не отпустил. Если я хотел узнать причины его ненависти ко мне, то сейчас было самое время.

– Ну… По-моему, он уже привел нам свои причины, разве нет? – послышался успокаивающий голос Йоджи.

– То, что ему приспичило найти Кроуфорда? Ты это называешь причиной? – презрительно фыркнул Айя, – Это всего лишь чувство собственника, вот что это такое. И потом: откуда мы знаем, что то, что он нам наплел, действительно правда? Может, это все – одна большая игра в куклы, и угадай, кто у нас главный кукловод?

“Нить” Йоджи автоматически передала его растерянность, но он был не из тех, кто склонен поддаваться беспричинной панике всего лишь из-за пары сомнений. Мысли Айи же все больше напоминали мне безумную карусель, где образы и события мелькали настолько часто, что разглядеть их в подробностях не представлялось возможным.

– Айя, не впадай в крайности. Какой смысл Шульдиху добровольно заявляться в Критикер, когда он только что благополучно избавился от поводка, на котором его столько лет держали Эсцет? Согласись, что это, по меньшей мере, было бы глупо. К тому же ты собственными глазами видел этого паренька, который чуть не прикончил его.

Где-то на окраине разума я привычно ухмыльнулся – ну спасибо, что хоть совсем за дурака не держат, – но все мои мысли сейчас были предельно сосредоточены на Айе и том, что разворачивалось в его голове, вызывая цепочку воспоминаний.

– Это вполне могло быть разыграно специально. К тому же он паранорм, а таким нельзя доверять, – Айя упрямо стоял на своем, и мне оставалось только жадно следить за тем, как образы в его сознании постепенно становились все четче, как изображение на фотопленке при проявке. – Он не заботится ни о ком, кроме себя.

Воспоминания прекратили бешеное вращение, позволив мне погрузиться в них с головой. Теперь я стоял в тени огромных мрачных контейнеров на каком-то складе, который был мне смутно знаком. Кажется, я уже видел что-то подобное на одном из заданий, где мы столкнулись с Вайсс, но конкретно в этой части здания я тогда не был. Зато здесь были Кроуфорд и Айя. Они замерли друг напротив друга в боевых стойках, но никто не решался напасть первым, и я отстраненно удивился: намеренное затягивание схватки было не в стиле Брэда. Он предпочитал разбираться с проблемами быстро и по-деловому, а не ждать у моря погоды. Но то, что сделал Айя, заставило меня удивиться еще больше, потому что он вдруг опустил руки и уронил катану на пол.

Движения в воспоминании были замедленными и отмечались остаточным образом перемещающегося объекта, так что это выглядело так, словно оружие отделилось от его руки и, падая, оставило за собой ленту своих более бледных и размазанных двойников. Я видел, с какой решимостью Айя шагнул вперед, будто бы игнорируя направленный на него пистолет, и, оказавшись от Кроуфорда всего в полуметре, поднял руку к его лицу. Его губы шевельнулись, но, даже не слыша, я прекрасно понял, что он сказал.

За эти слова я мог бы убить его прямо сейчас: наплевать на все и взболтать ему мозги не хуже кухонного миксера, но то, как повел себя Кроуфорд, остановило меня. Он не дернулся и не отбросил его руку – для Брэда вообще не свойственно было реагировать так импульсивно, – а просто покачал головой, а затем развернулся и ушел.

Но на этом воспоминание не окончилось. Я все так же стоял возле контейнеров, пытаясь переварить увиденное, когда Айя резко присел, рывком схватив катану, и бесшумно последовал за Кроуфордом. Мне не осталось ничего другого, кроме как следовать за ним, что я и сделал. Это было немного непривычно – двигаться в чужом воспоминании, ведь обычно я их просто просматривал, как запись на видеопленке. Ощущение было сродни тому, как пытаться бежать в воде: чем больше усилий прилагаешь, тем сильнее вода тебе сопротивляется, поэтому я смог приспособиться довольно быстро.

Вдруг Айя остановился, слившись с тенью одного из контейнеров, и проследив за его напряженным взглядом, я увидел знакомую спину и неизменную копну рыжих волос, спутать которую невозможно было ни с чем. В другом конце помещения стоял никто иной, как я собственной персоной, и вот теперь воспоминание Айя уже стало для меня не чем-то совершенно незнакомым, а лишь другим видением ситуации, в которой мы оба когда-то оказались. Я целился в маленького прижавшегося к стене бизнесмена с глазами, полными немого ужаса. Он скреб пальцами по грязному полу, дрожа, словно его только что вытащили из проруби, а я специально оттягивал казнь, чтобы насладиться его страхом, всегда действовавшим подобно проявителю для истинного лица человека. Этот человек был полон дерьма, и оно становилось видно все отчетливей с каждым мигом под дулом моего пистолета.

И тут рядом возник Брэд. Его слова так же, как и мои собственные, доносились до меня, словно через толстый слой ваты.

– Почему он еще жив? – недовольно спросил Кроуфорд, и я отметил, что раздраженности в его голосе было чуть больше требовательности. Тогда, впрочем, я не обратил на это внимания.

– Мне стало скучно, – притворно зевнул я из прошлого, качая дулом пистолета перед самым носом жертвы, – вот и решил…

– Хватит играть, – Одно движение, лед в орехово-карих глазах, шорох кобуры, выстрел, и вот передо мной стоят уже только двое, причем второй – рыжий – брезгливо морщится, отступая от стремительно увеличивавшейся лужи темной крови, которая грозит запачкать его ботинки. – Пошли.

Брэд схватил меня за руку – не за рукав пиджака или плечо, а именно за руку, до боли сжав пальцы, – и потащил за собой.

– Эй, ты чего такой нервный? Я же только хотел поразвлечься.

– Поразвлечься? – с ноткой угрозы бросил через плечо Кроуфорд и вдруг резко остановился, схватил меня за воротник и, дернув на себя, быстро поцеловал. Я уставился на него выпученными глазами, потому что раньше с ним такого не случалось, к тому же никак не мог взять в толк, откуда взялась эта странная агрессия. То есть тот, другой я не мог этого понять, потому что не был свидетелем того, что произошло парой минут раньше. – На сегодня развлечений уже достаточно.

И вот в этот момент я снова посмотрел на Айю, и от того, что я увидел в его глазах, даже у меня мороз по коже прошел. Это было рождением ненависти – черной, непроглядной, всеобъемлющей и не знающей пощады к тому, на кого она была направлена. Айя, сам того не ведая, слил воедино все свое разочарование, злость, обиду и ревность, раздиравшие его на части, чтобы уничтожить виновника. И, конечно же, этим виновником был я.

Суть его ненависти, которую я так долго пытался понять, состояла не в том, что Кроуфорд отказал ему, а в том, что он отказал ему из-за меня. Из-за того, что я просто существовал. Из-за того, что волею судьбы оказался рядом с ним раньше Айи. Наверное, обидно сознавать, что ты просто опоздал, и знать, что сделать с этим ты уже ничего не можешь.

Но Айя не сломался. Для того, кто пережил столько, сколько он, сломаться здесь и сейчас значило бы признать себя последним слабаком, а им Айя точно не был. Он принял это и сумел слепить себя заново. Вместе с Кудо, который, как ни странно, сумел не просто заглушить болезненные воспоминания, но и заполнить собой отведенное для Брэда место. Теперь, в настоящем, в сознании Айи не было ниши “Брэд Кроуфорд”, но зато была ниша “Кудо Йоджи”, по размерам несравнимо большая той, которую я видел у Айи из прошлого.

Вот только ненависть ко мне, как к источнику этих воспоминаний, осталась, и с этим я поделать ничего не мог. Ну что ж, это я как-нибудь переживу, потому что если бы я волновался по поводу каждого, кто питал ко мне стойкую неприязнь, то до сегодняшнего дня точно не дожил бы.

 

 

Свернув “нити”, я еще пару секунд полежал спокойно, а затем завозился в кровати, намеренно не открывая глаз, чтобы Кудо и Фудзимия думали, что я только-только просыпаюсь. Дав им еще 5 секунд, я для пущей убедительности помычал, как мычат обычно спросонья, и открыл глаза.

Любопытное лицо Йоджи висело прямо надо мной, так что на моем месте кто угодно бы вздрогнул от неожиданности. Быстро же они по углам разбежались! Боковым зрением я отметил, что Айя, стоя возле старой газовой плиты, с невозмутимым видом инспектирует забытую богом банку кофе, нарытую им в каком-то ящике в рекордные сроки и, главное, практически бесшумно, пока Йоджи с живым интересом в глазах следил за моим пробуждением.

– Кудо, не виси надо мной, – буркнул я, приподнимаясь на кровати. Тело тот час же протестующее заныло, заставив только сейчас осознать, что недавняя авария не прошла для меня незаметно. Спасибо, что хоть кости целы, а уж с ушибами я как-нибудь справлюсь: надо всего лишь перетерпеть вначале, и потом боль уже притупится и не будет чувствоваться так остро. Терпение, Шульдих, терпение. Помни, что оно, как ни как, благодетель.

– Надо же какие мы привередливые, – широко ухмыльнулся Йоджи, – А когда мы тебя сюда тащили, ты что-то не особо протестовал.

Вот черт, знает ведь, что я не по личной инициативе полумертвого разыгрывал! При мысли о том, как я выглядел висящим на Айе мне чуть снова не стало дурно, так что требовалось срочно повернуть разговор в другое русло, иначе Кудо хмыкал бы тут до вечера.

Стараясь не обращать внимания на болезненные уколы в руках каждый раз, когда я сжимал и разжимал кулаки, и даже не задумываясь о том, с чего бы это у меня резало ладони, я кое-как устроил подушку повыше и, наконец, блаженно к ней привалился.

– Долго добирались? – усердно делая вид, что последняя фраза Кудо пролетела мимо меня, поинтересовался я.

Йоджи, очевидно разочарованный тем, что я на провокацию не поддался, неопределенно передернул плечами, уже не в первый раз забыв, что повредил руку, за что и был вознагражден колющей волной, от которой невольно скривился, как от сотни комариных укусов. Забравшись с ногами на кресло, откуда всего минуту назад они с Айей вылетели, как пробка из бутылки, Йоджи состроил страдальческую мину.

– Долго? Ты еще спрашиваешь? – он расслабленно откинул голову назад, – Я уж думал, ты так пошутил не вовремя, и никакого домика тут и в помине нет. Господи, какие дебри! Если бы пару дней назад кто-нибудь сказал мне, что я буду сидеть в этой глуши, да еще и в нескольких тысячах километров от Токио вместе с тобой, черт меня подери, я бы, наверное, даже не рассмеялся. Это не смешно, это совсем не смешно. Это кошмар.

– Нынче кошмары становятся явью, Кудо, – невесело хмыкнул я, – Пора бы уже привыкнуть.

– Около полутора часа, – неожиданно произнес Айя, не прекращая детального осмотра полок над плитой, словно чтобы не смотреть на меня, ему обязательно нужно было что-то делать. Его ответ прозвучал спокойно, хотя и немного невпопад, потому что Йоджи уже начал развивать тему о жалости к самому себе и втянул в это меня. – Могли бы и быстрей дойти, если бы ты был в состоянии передвигаться самостоятельно.

Если он будет перебирать банки в таком темпе, то чего-нибудь путного мы дождемся в лучшем случае к следующему году, так что я махнул рукой в сторону кладовки, где, как я надеялся, сохранилось хоть что-нибудь из старых запасов. Вообще-то Брэд не был приверженцем полуфабрикатов, но я, помнится, все же уломал его купить кое-что на всякий случай.

– Вон там посмотри, – посоветовал я, упрямо отгоняя от себя воспоминания о том моменте, когда увидел рождавшуюся в его глазах ненависть. – Должны были остаться кое-какие консервы, если, конечно, до нас здесь никто не побывал.

При упоминании о еде Йоджи заметно оживился.

– Я слышал слово “консервы”? – с энтузиазмом переспросил он, вмиг оказываясь за спиной уже заглянувшего в кладовку Айи, без тени смущения переворачивающего все, что попадалось ему под руку.

– Я сказал, если до нас… – начал было я, но он, не дав мне договорить, беззаботно махнул рукой.

– Об этом можешь не беспокоиться. Когда мы пришли, дверь была заперта, и, поверь слову профессионала в этом деле, замок был более чем надежный.

– Тогда как вы его открыли? – задал я закономерный вопрос, про себя умоляя, чтобы Айя все-таки нашел в кладовке что-нибудь съедобное, потому что мой желудок и так уже сморщился от голода до размеров наперстка. Странно, что раньше я не этого не замечал.

– Так я же говорю, что профессионал, – гордо провозгласил Йоджи, все глубже проваливаясь вслед за Айей в кладовку. Он даже привстал на носочки, чтобы зорко следить за поисками съестного и в случае чего указать напарнику на пропущенную банку. – Я вскрыл замок, вот и все. Кстати, нам повезло, что я по этой части мастер, а то как бы мы тогда сюда попали, учитывая, что ты помочь нам был не в состоянии?

Решив, что от того, что я буду валяться в кровати, толку никакого не будет, я выбрался из нее, обмотавшись одеялом. От нашей промокшей одежды, заботливо развешенной кем-то на нескольких стульях перед разожженным камином, поднимался горячий влажный воздух, но, пощупав свои брюки и рубашку, я все же пришел к выводу, что одевать их уже можно.

– Знаешь, – обратился я к Йоджи, натягивая брюки, – мне почему-то кажется, что такого человека, как ты, такая мелочь, как запертая дверь, все равно бы не остановила.

– Буду считать это комплиментом, – отозвался он из недр кладовки.

– Считай чем хочешь, – милостиво разрешил ему я, – только найди там что-нибудь съедобное, а то мы загнемся тут, так и не вернувшись к цивилизации.

Следующие несколько минут были заполнены только их возней и грохотом отшвыриваемых Айей бесполезных банок, содержимое которых не годилось в пищу либо потому, что его там уже не было, либо потому, что срок его годности давно истек. Даже при свирепо терзавшем меня голоде я все же не рискнул бы попробовать что-то, после чего вполне мог загнуться от банального отравления, и, думаю, что Кудо и Фудзимия разделяли мое мнение в этом вопросе. Йоджи, кстати говоря, контролировал процесс поиска с усердием опытной ищейки, натасканной на героин путем длительных и изнуряющих тренировок, так что бояться того, что он позволит Айе что-нибудь пропустить, мне не стоило.

– Вон та синяя банка, – с надрывом выпалил он, толкнув напарника в бок, чтобы привлечь его внимание, – Да не эта, а вон та! Вон та, говорю! Куда ты смотришь? На ней же нарисован кролик!

Я невольно насторожился. Интересно, что такого могло быть в банке, на которой производители сочли нужным изобразить кролика?

– Прекрати орать мне в самое ухо, – процедил сквозь зубы Айя, мужественно снося непрекращающиеся тычки в бок, – Быстрей я от этого до нее не дотянусь.

– Да, вот эта! – радостно завопил Йоджи, заставив меня всерьез обеспокоиться как своим, так и айиным слухом. – Видишь, вот и кролик!

– В кроссовках? – настороженно уточнил Айя, а я чуть было не грохнулся со стула.

Что, черт побери, можно засунуть в банку с кроликом в кроссовках?!

– А что ты имеешь против кроссовок? – непонимающе хмыкнул Йоджи, выбравшись, наконец, из кладовки с банкой в руке и видом римского генерала, разгромившего орды варваров ради маленькой сапфировой подвески. – Кстати, я видел там еще две таких.

– Тащи, – махнул я рукой, – Мне уже все равно.

Айя только горестно вздохнул и отправился к висевшим над плитой ящикам за ложками, пока Йоджи выуживал с самой дальней полки оставшиеся две банки. Когда он вернулся, мы я Айей сидели на противоположных концах стола, каждый глядя в свою сторону, а между нами, одиноко дожидаясь хозяина, лежала третья – йоджина – ложка.

Как оказалось, я зря волновался и думал о дохлых кроликах, жестоко забитых кроссовками. Все было гораздо прозаичнее: под вскрытой крышкой обнаружились консервированные бобы с вполне приличным вкусом. Дешево и незатейливо, конечно, но понять, при чем тут рисунок с этикетки, я так и не смог. Йоджи и Айя, кстати, тоже, хотя последний не счел нужным нас в этом уведомлять.

После примерно пятой ложки бобов Йоджи выдвинул гипотезу о том, что злополучный кролик был призван привлекать покупателей, но в подробности вдаваться не стал, так как, похоже, сам представлял их весьма смутно. Айя же методично уничтожал содержимое своей банки, хмуро глядя в камин, и весь его вид говорил только об одном: “я бы никогда не оказался здесь, если бы не одна рыжая сволочь, которой всегда все нипочем.” Собственно, он был прав, но только не в последней своей фразе, потому что все, что происходило со мной за последние пару суток, решительно ей противоречило.

– Кстати, Шульдих, ты так и не ответил на тот мой вопрос? – неожиданно нарушил гнетущее молчание Йоджи. Забавно, но даже прежде, чем вникнуть в смысл его слов, я буквально почувствовал, как обстановка в комнате немного утратила напряженность. Если бы я не был уверен в том, что Йоджи не паранорм, то, пожалуй, решил бы, что это его несомненный дар – примирять людей с их существованием рядом друг с другом. Причем степень неприязни, которую эти люди испытывали, не играла ровным счетом никакой роли.

– Какой вопрос? – недоуменно переспросил я.

– О том, откуда ты знаешь об этом домике, – напомнил Кудо, – Если не побываешь здесь хотя бы раз, то случайно на него наткнуться практически невозможно. Даже при том, что ты указал нам направление, мы тут изрядно поплутали. К тому же ты знал, что в кладовке есть консервы.

В голове у него тут же начали формироваться картинки того, как я с ружьем ношусь по лесу за белками и еще какой-то мохнатой живностью. О, боже… Я со стоном закрыл глаза руками.

Не слыша ответа, Йоджи решил высказать свои недалекие догадки.

– Может, на охо…

– Нет! – я быстро сунул ему в рот ложку с бобами, что оказалось весьма действенным способом заткнуть его без применения насилия. Айя скептически поднял бровь, но больше ничем свои эмоции не выразил. – Никакой охоты. Я просто проводил здесь пару своих отпусков, ясно? Отдыхал, дышал свежим воздухом…

– С белками? – очевидно, одной ложки оказалось недостаточно, потому что Йоджи прожевал ее быстрей, чем я рассчитывал.

– Нет, Кудо, не с белками, – обреченно вздохнув, ответил я. Вообще-то он далеко не дурак, но иногда на него что-то находит, как сейчас. Поразмыслив над этим немного, я пришел к выводу, что это для него просто один из неосознанных способов снятия напряжения. – С Брэдом. Кроме нас двоих об этом месте никто не знает.

Айя смерил меня колючим, как терновник, взглядом, но как всегда промолчал. А что он мог сказать?

Некоторое время мы молчали, думая каждый о своем, а затем Йоджи, не поднимая глаз от своей ложки, глухо произнес:

– Там неподалеку был довольно глубокий овраг, заваленный сломанными ветками… Мы оставили его там. Мальчишку. Они ведь все равно не пришли бы за его телом, так?

Я замер, опустив руки. Надо же, они даже почти что похоронили того, кто едва не отправил их на тот свет. Любой заслуживает погребения, верно? И не важно, кем он был при жизни. Я никогда об этом не задумывался, но… Наверное, в этом что-то есть.

– Так, – вынужден был признать я, – Сомневаюсь, что они вообще знают о его гибели. Для такого предположения они слишком уверены в своей непобедимости.

Йоджи отодвинул уже пустую банку и полез в карман за сигаретами. После того, как они промокли в его брюках, а потом были в принудительном порядке высушены, их вид оставлял желать лучшего, и мне вдруг стало интересно, как эти злоключения отразились на их вкусе. Сам я пробовал курить только подростком (как всякий пирокинетик, Канзо питал страсть ко всему, что могло служить источником огня, и однажды предложил мне присоединиться к его увлечению), но воспоминания того, как от табачного дыма раздирало горло, остались надолго. Ничего, сейчас Йоджи закурит, а я посмотрю, какое у него при этом будет лицо. Ждать пришлось недолго: затянувшись, он скривился так, словно ему по ноге проехался каток. Вопросы были излишни.

– Но ведь он должен вернуться, так? – со страдальческим видом погасив сигарету в банке из-под бобов, продолжил Йоджи, – И если в срок его не будет на месте, они забьют тревогу.

– А нам-то что от этого толку? – хмыкнул я, – Сомневаюсь, что то, что нам удалось уложить одного из них, приведет их в неописуемый восторг. Хочешь опишу, что примерно они могут теперь с тобой сделать?

– Спасибо, я лучше останусь в счастливом неведении, – отмазался Йоджи, – Кстати, откуда такие мрачны прогнозы? Ты же говорил, что Гончим в сущности наплевать на то, скольких они потеряют при выполнении задания.

– Конечно, наплевать, – фыркнул я, – Я имею в виду, что когда они узнают, что их стало на одного меньше, то уже не будут считать нас какими-то жалкими дилетантами, на которых и внимания-то особого обращать не стоит. Теперь они станут осторожней, а нам это совсем не на руку, как ни крути. Так что, – я поднял руки над головой и, сцепив пальцы в замок, потянулся, тот час же ощутив, что мышц, нуждавшихся в продолжительном отдыхе, было гораздо больше, чем я предполагал, – тут дело не в их преданности команде. Ты мыслишь по меркам Вайсс, Кудо, и в этом вся загвоздка. Гончие не знают слова “преданность”. Хотя формально они работают вместе, на самом деле каждый из них сам за себя.

Айя, все это время молча вслушивавшийся в разговор, неожиданно резко повернул голову и впился в меня пристальным, требовательным взглядом. Большую часть времени он общался со мной только через Кудо или не общался вовсе, настойчиво игнорируя даже мое существование, поэтому неудивительно, что я испытал чувство некоторого дискомфорта, когда он обратился ко мне напрямую.

– Тогда какой смысл работать в команде?

Его взгляд гипнотизировал, не давая отвести глаза, тянул за собой в темный фиолетовый омут, откуда уже не было возврата, и в этот момент я, пожалуй, мог понять, почему Кудо был настолько привязан к нему, даже несмотря на его довольно-таки скверный характер. Айя был красив. Я признавал это, но для меня это была скорее абстрактная красота, которой можно было любоваться издалека, но к которой меня совсем не тянуло приближаться.

– Контроль, – Это был своеобразный поединок взглядов, но я не собирался уступать Айе даже в такой мелочи. – Старики всегда были им одержимы. Они не верили никому, даже самим себе. Для Эсцет главный принцип работы в команде – не поддержка или помощь, а именно контроль. Ты всегда находишься под неусыпным вниманием тех, с кем работаешь, так же, как они находятся под твоим. Это, надо отметить, весьма действенный способ выявления дефектных элементов.

– Отступников, значит, верно? – невесело хмыкнул Йоджи.

– В Эсцет таких называют “дефектными”, но сути это не меняет, – пожал я плечами.

Айя презрительно фыркнул.

– Тогда если система настолько безупречна, – язвительно прокомментировал он, – как же вышло, что Шварц не пустили в расход еще тогда, когда идея избавиться от поводка пришла в голову Кроуфорду?

– А кто сказал, что она безупречна? – широко ухмыльнувшись, поинтересовался я и расслаблено откинулся на спинку стула, – Я этого не говорил. Не бывает систем без изъяна, Айя, и ты, как никто другой, должен об этом знать. То, что делает систему сильной, всегда может оказаться и ее слабой стороной, если ее правильно использовать.

Йоджи вскинул на меня глаза.

– Контроль, – догадался он.

– Именно. Никто из нас не спешил докладывать начальству о замыслах друг друга просто потому, что все мы, так или иначе, хотели одного и того же. Контроль из внутреннего, призванного зорко следить за преданностью организации, превратился во внешний, не позволявший кому-либо постороннему узнать о наших планах. И это отлично сработало.

– Отлично, да не совсем, – не преминул поддеть меня Айя, – Вас все равно нашли.

– Ну… – я скрипнул зубами. Какое право он имел тыкать мне в нос моими ошибками? Многое из того, что он сам делал, вряд ли подходило под описание правильного или нравственного. – Да...

– Неудивительно, – мрачно бросил Айя, нервно барабаня пальцем по столу, – В твоем исполнении даже самая гениальная идея обречена обернуться полным крахом.

Ну все! Это было последней каплей. Хватит уже строить из себя терпеливого и всепонимающего, с меня довольно. Хочет бить по больному? Да пожалуйста. Сам напросился.

– Думаешь, сам такой правильный и умный, да? – я резко поднялся, хлопнув ладонями по столешнице, – Тогда, может, стоит вспомнить о том, что все это время ты только и делал, что оправдывал свои действия именем сестры?

– Не смей упоминать о ней! – побелев, прошипел Айя, вскакивая со стула.

Больно, да? А ты что хотел? Порой шоковая терапия дает наилучшие результаты.

– А в чем дело? Не хочешь замарать малышку Айю-тян своими грехами? Ах, какие мы стали заботливые! Признайся, Айя, ты просто боишься. Ведь теперь тебе нечем прикрыться, верно? Нечем оправдать свои поступки. И бесишься ты потому, что только я всегда говорю тебе правду!

Мы были на грани. Оба: и он, и я. Его ярость хлестала через край, пенилась и ярилась, как штормовое море, но, черт побери, он это заслужил. Да, я не идеален, однако и он далеко не образец для подражания, и получать от него тычки в нос я не собирался.

– Заткнись! Я ненавижу тебя!

– Это давно не новость, Айя.

– Хватит! – рявкнул Йоджи, и это было так неожиданно, что мы оба как по команде закрыли рты и растеряно уставились на него, враз порастеряв весь пыл и злобу.

Йоджи устало провел ладонью по лицу.

– Ну-ка сядьте. Оба, – бросив на меня свирепый взгляд, Айя подчинился. Ответив ему тем же, я тоже опустился на свой стул. – Ваши препирательства ничего не решат, и от старых обид тоже проку никакого. Пора бы уже смириться с тем, что мы там, где мы есть, и двигаться дальше. Шульдих?

– Ладно, ты прав, – тряхнул я головой, – Я погорячился.

– Айя? – повернулся к нему Йоджи.

Спустя полминуты тот только угрюмо кивнул. Ждать от него извинения или хотя бы признания своих ошибок все равно было бесполезно, поэтому пришлось довольствоваться хотя бы этим.

– А теперь вот, что я вам скажу, – Йоджи высыпал на стол оставшиеся в пачке сигареты и принялся делить их на две кучки: четыре в одной и три в другой. Я с любопытством следил за его манипуляциями и уже было собрался спросить, что все это значит, но он не дал мне такого шанса, – Была у нас в старших классах одна молоденькая учительница. Смешная такая: жутко стеснялась, когда я на каждом уроке спрашивал, свободна ли она этим вечером, и краснела ужасно, – тут он бросил быстрый взгляд на постепенно успокаивающегося Айю и, посчитав, что лишний раз нервировать его не стоит, глухо кашлянул, – Но дело не в этом. Так вот эта учительница всегда говорила нам: “давайте представим все наглядно”, и сейчас я как раз собираюсь воспользоваться ее советом. Смотрите. Это – он ткнул пальцем в кучку сигарет, которая была ближе к Айе, – Гончие. А это – теперь его палец уперся во вторую кучку, – мы. Они знают, что Шульдих идет по их следу, и поэтому отправили одного из своих, чтобы он избавился от него, верно? – Он отделил от айиной кучки сигарет одну и приблизил к так называемым “нам”, – Но Шульдих с ним расправился, – бедная измятая сигарета, которой и так уже пришлось многое пережить, была безжалостно разломлена пополам и отодвинута в сторону.

Идея была неплохой, так что ее, пожалуй, стоило взять на вооружение.

– Недурно, – признал я, – но нужно внести кое-какие поправки, – я отодвинул от нашей кучки две сигареты и задержал указательный палец возле них, – Это – ты и Айя. Вас они в расчет не берут, значит, вы неизвестный элемент, который может в нужный момент вмешаться в игру и попытаться склонить весы в нашу сторону. Но это всего лишь попытка, так что особо не обольщайтесь.

– Значит, – Йоджи задумчиво потер подбородок, – остаешься только ты против троих Гончих. По крайней мере, они думают именно так.

Я уронил голову на скрещенные на столе руки.

– Черт их знает, о чем они думают и думают ли вообще, – приглушенно буркнул я в согнутый локоть.

– В смысле? – не понял Йоджи.

– Обычно Гончие так не действуют. У них все быстро: пришел, увидел, уничтожил. Всё! А тут… Канитель какая-то: сначала Кроуфорда увели живым, потом оставили мне след. Будто в кошки-мышки играем. Не нравится мне все это, совсем не нравится…

Удар был неожиданным настолько, насколько неожидан бывает снег в середине лета. Меня швырнуло к стене, как бескостную тряпичную куклу. Голова взорвалась фейерверком сияющих острых осколков, от звона которых заложило уши, и прямо у меня на глазах мир треснул пополам. Вечно мне не везет: опять приложился затылком обо что-то твердое.

Чьи-то руки помогли мне встать и поддерживали до тех пор, пока не довели меня до кровати, ложиться на которую я все же отказался. Что-то подсказывало мне, что открывать сейчас глаза не стоит и, наверное, впервые за всю мою жизнь я прислушался к совету, пытаясь осознать, что же произошло, пока звон в ушах медленно утихал, позволяя другим звукам пробиться в сознание.

– Что это было? – сумел я, наконец, различить требовательный голос Кудо, хотя и замешательства в его звуках было немало.

– Не знаю, – я по привычке мотнул головой, но, разумеется, стало только хуже. Свой голос я слышал словно издалека, и он почему-то казался мне мало похожим на мой собственный. – Кудо, мой голос. Что с ним?

– Да все как обычно, – успокоил он меня, – С ужасным акцентом, конечно, но я же говорю, что все как обычно.

– Остряк, – кисло выдавил я.

Вдруг звон в ушах и боль исчезли так же неожиданно, как и появились, оставив меня в полном замешательстве. Зато им на смену пришел четкий холодный приказ: “Возвращаться”.

Меня пробрал озноб. Слишком хорошо я помнил такие приказы, чтобы не узнать их снова. Зато теперь можно было не задаваться вопросом, что это было.

– Эй, ты меня слышишь? – Йоджи настойчиво тряс меня за плечо. Очевидно, он что-то спросил или сказал, когда пришел ментальный сигнал, а я не ответил.

– Что?

– Я говорю, ты глаза открыть можешь? А то сидишь, как слепой. Сразу появляется желание прицепить тебя к собаке-поводырю.

Айя не проронил ни слова, но его молчаливое присутствие я ощущал даже острее, чем присутствие Кудо, и от того, что я чувствовал этих людей, а не видел, как обычно, мне на секунду стало страшно. Толкаемый этим странным и необъяснимым страхом я резко распахнул глаза, чтобы увериться, что мнимая слепота – всего лишь плод моего разыгравшегося воображения, но то, что я увидел, а вернее, то, как я увидел, повергло меня в состояние почти что животного ужаса.

Я видел сквозь тень.

Снова.

Как тогда, когда был Гончей.

Только в этот раз мир для меня раскололся надвое, и я, похоже, стоял на этом кривом разломе, уже шагнув в тень, но еще не позволив ей поглотить меня полностью. Не знаю, что толкнуло меня назад: схватка с Гончей или этот ментальный приказ, отправленный, кстати говоря, вовсе не мне, а тому, кого Кудо и Фудзимия оставили в глубоком овраге. Чтобы выжить, я вновь обратился к той своей стороне, которую ненавидел больше всего в жизни, и, конечно же, она ответила. Я всегда знал, что если вздумаю вернуться, она ответит, но был уверен, что не вернусь никогда.

Я снова ошибся. Гончие вынудили меня вспомнить о прошлом, когда затеяли со мной эту чертову игру, и вышло так, что чем дальше я бежал от него, тем быстрей оно возвращалось. Ментальная восприимчивость автоматически повысилась, потому неосознанно я и перехватил сигнал, повинуясь рефлексу, как в старые времена.

Но все же я еще не провалился в тень полностью. Мое сознание равно, как и зрение, разделилось надвое: одна часть воспринимала меня таким, каким я был на самом деле, а другая часть видела во мне Гончую. От этого промежуточного состояния у меня мороз по коже шел.

Проклятье!

– Шульдих? – как-то приглушенно позвал Йоджи, – Ты…

– Он что-то видит, – глухо произнес Айя. Он стоял напротив меня и смотрел мне прямо в глаза. Его лицо было напряжено, губы плотно сжаты. На секунду мне показалось, что он и впрямь видит произошедшие со мной перемены, но уже в следующий миг я понял, что “видеть” – это не то слово. Он чувствовал это, как зверь чует запах добычи, даже не видя ее.

– Лучше скажи, что видишь ты? – бесцветным голосом спросил я.

– Что-то клубится вокруг… – нерешительно обронил он, делая мягкий шаг мне навстречу, – Оно… его не видно, но… оно есть.

– А хочешь знать, что вижу я? Я вижу половину комнаты в цвете, так же, как и вы, а вот другая половина черно-белая и слегка смазана. Как тебе?

Кудо присвистнул.

– Только я подумал, что все стало более или менее ясно, а тут опять… Шульдих, ты ничего не хочешь нам сказать?

– Нет, – разочаровал я его, – Сказать не хочу, но, к сожалению, придется.

Айя замер, только сейчас осознав, что все это время медленно двигался ко мне, словно попав под гипноз того, что, как он выразился, клубилось вокруг меня. Я скользнул в его мысли с желанием узнать, как он видит мою несформировавшуюся тень, потому что просто подойти к зеркалу я не мог: тень не была чем-то физически воплощенным, чтобы отражаться.

Айя заметно вздрогнул, почувствовав вторжение, но, как ни странно, сопротивляться не стал, хотя я этого от него и ждал. Наоборот, он принял меня спокойно, а когда я шепнул “покажи мне”, позволил мне увидеть себя его глазами. Собственно говоря, я выглядел обычно: морщился от боли в ушибленном затылке. Единственное, что изменилось, так это то, что я стал чаще моргать, чтобы привыкнуть к новому двоякому восприятию окружающего, и еще со стороны казалось, что вокруг меня словно дрожит горячий воздух. Ну что ж, все не так плохо, как могло бы быть.

Йоджи терпеливо ждал, наблюдая за нашим с Айей немым диалогом, и я, воспользовавшись этим, быстро перепрыгнул к нему в сознание, чтобы сравнить впечатления. Но он видел только меня самого, движение же моей тени осталось за гранью его восприятия.

– Шульдих, – наконец, напомнил он о себе.

– Да, да, я помню, – немного подавлено отозвался я, – Это был приказ возвращаться. Он предназначался для той Гончей, с которой мы недавно встретились.

– Значит, они все-таки хватились пропажи.

– Нет, – покачал я головой, – Они не спросили, жив ли он и расправился ли со мной, а просто приказали возвращаться. Я же говорил, что на все остальное им наплевать.

Разочарованно скривившись, Йоджи поскреб затылок.

– Так мы опять в тупике? – Айя, заворожено смотревший на мою призрачную тень, словно очнулся от наваждения.

– Как раз наоборот. Гончие послали ориентиры.

– Отлично, – Йоджи заметно приободрился. Его лиственно-зеленые глаза снова полыхнули пламенем жизни, которое не смогли погасить ни боль, ни кровь, ни потери, которых, я знаю, за эти годы у него было немало. – Тогда двинули.

Он подцепил пальцем со стула свой плащ и вдруг застыл, одев лишь один рукав. Когда он посмотрел на меня, его взгляд слегка затуманился, но его мысли были слишком запутаны в этот миг, чтобы я мог выделить из них главное. Он думал одновременно слишком о многом.

– Шульдих, – задумчиво произнес он, – а ты…

– А что я, Кудо? – кривая усмешка сама собой выползла на лицо, – Я всего лишь одной ногой в могиле, а так все в норме.

VI. Стратегия выживания

Дерьмо. Да-да, именно так и называется то, во что я угодил. Полное дерьмо. Впрочем, это относится не к ситуации в целом, а только к моему состоянию, потому что ситуация у нас дерьмовая лишь частично. Что не может не радовать.

Гончие послали ориентиры, которые мне удалось случайным образом перехватить, и это несомненный плюс, потому что никаких идей относительно того, куда они могли направляться, никто из нас выдвинуть не мог. Теперь же мы, по крайней мере, знали, куда двигаться, а я старался не думать о том, чем мне пришлось за это знание заплатить. Выходило плохо: отравленные страхом мысли вертелись в голове, как маленький торнадо, и явно никуда пропадать не собирались.

Это заблуждение, что человек, который боится, абсолютно не способен к действию. Если цель того стоит, он продолжает двигаться к ней даже при том, что инстинкт самосохранения упрямо твердит ему повернуть назад. Он просто игнорирует его, как надоедливый внутренний шепоток, хотя и не может приказать ему заткнуться. Что поделать, так уж мы устроены.

Моя цель стоила того, чтобы идти к ней, несмотря ни на что. Я не мог тратить время, которого и так было в обрез, на сомнения, жалость к себе или страх, но это не значило, что их не было совсем. Скажем так: я просто не давал им волю, хотя иногда и хотелось.

– Слушайте, по-моему, мы рекордсмены, – ни с того, ни с сего высказался Йоджи. Спрашивать, с чего он это взял, смысла не имело, поскольку у него, как я уже заметил, была привычка сразу же отвечать на незаданные вопросы. – Я о том, что всего за несколько часов в этой стране мы успели наделать кучу всего незаконного. Нападение на работника аэропорта, несанкционированное проникновение в систему безопасности, угон машины, явное превышение скорости на дороге, плюс к этому еще и убийство. В целях самообороны, конечно, но факт остается фактом. Про незаконное хранение и использование оружия я вообще молчу.

Ущипните меня, но, похоже, его это действительно восхищает. Хотя, в принципе, его можно было понять, ведь со всем этим багажом мы все еще не попались и даже можно сказать, что не привлекли к себе лишнего внимания. После работы в Японии, а особенно после встречи с Вайсс, я вообще сильно разочаровался в компетентности служителей правопорядка. А так как к своей теоретической родине у меня тоже никаких нежных чувств не было, то я мог объективно сказать, что эффективность полицейской работы от страны не зависит.

– Не забудь про вымогательство и угон второй машины с угрозой вышибить водителю мозги, – деликатно напомнил я Йоджи про наши недавние злоключения.

Он нервно рассмеялся.

– Я всего лишь сказал, что буду очень благодарен, если он одолжит нам свою машину, потому что мы в ней очень нуждаемся. Ну и… Честно предупредил, что вполне способен прибегнуть к насилию в случае сопротивления.

– А Шульдих все это перевел на немецкий, – присоединился к разговору сидящий за рулем Айя, – Причем перевод этот, сдается мне, был чересчур вольным, потому что уложился всего в пару фраз.

Я развел руками так, чтобы он непременно увидел этот в зеркале заднего вида.

– Кто же виноват, что у японцев все так длинно? Я просто урезал все в пару-тройку раз, передав только суть. Главное, что он нас понял.

– Что значит “урезал”? – подозрительно сощурился Йоджи, уже сообразивший, что из его пространной тирады, призванной выразить наше глубочайшее сожаление по поводу угона, до водителя дошли только жалкие крохи. – Ты что ему сказал?

– “Выметайся из машины и катись ко всем чертям”, – припомнил я, – Ну или что-то в этом роде.

У Кудо аж глаза на лоб вылезли. Секунд пять он просто открывал и закрывал рот, явно пытаясь выдавить что-то гневное и обвиняющее в мой адрес, но ничего не выходило. Бросив на него косой взгляд, Айя только вздохнул. Немецкого он тоже не знал, но, тем не менее, суть все же понял, что опять-таки указывало на то, что у него была необычайно высокая для обычного человека восприимчивость.

– Что-то в этом роде?!! – наконец, процедил Йоджи, – Ты… Ты… Боже, с кем я связался…

Он хлопнул себя по лбу и сдвинул ладонь на глаза, съехав вниз по сиденью. Его причитания слышались теперь где-то из района бардачка.

– Да какая разница-то?

– Ты не понимаешь, – простонал Йоджи, – Твоей черствой западной натуре это не дано! Я хотел проявить тактичность, чтобы у этого человека не осталось плохих впечатлений о японцах. Мы же здесь, в конце концов, не у себя дома!

Я быстро зажал себе рот рукой, чтобы не рассмеяться, поэтому Айя с Йоджи услышали только невнятное хлюпанье и свист втягиваемого сквозь пальцы воздуха. Мучаться из-за такой ерунды, когда мы уже давно наплевали на все нравственные принципы! Ха! И как такие люди умудряются годами работать наемными убийцами, хотел бы я знать?

– Кудо, – позвал я, немного успокоившись, – ты первый тактичный убийца, которого я встречаю. Тебя в Красную книгу занести надо, как единственного представителя рода. Слушай, тебе самому-то не смешно?

Я все-таки не смог удержаться и расхохотался. На пару секунд все проблемы просто вылетели у меня из головы, как бы прочно они там ни сидели. Сопротивляться было бесполезно, так что я позволил себе расслабиться и немного сбросить напряжение.

Йоджи обиженно фыркнул.

– Нет, не смешно.

– Да ладно тебе, чуткая восточная натура. Забей. Один человек не испортит общего мнения.

Кажется, он, наконец-то, успокоился, потому что его светловолосая макушка снова появилась над спинкой переднего сиденья.

Кстати, мы направлялись в Баварию, родину легендарного немецкого пива, сосисок и пышногрудых женщин, к которым ни один из нас, к несчастью для них, не имел ни малейшей склонности. Представляю, какой переполох бы поднялся, заявись мы в какую-нибудь из знаменитых пивных! Я-то еще ладно, все же европеец, как никак, хоть и ярко-рыжий, а вот на Кудо и Фудзимию тут же обратили бы внимание. Мало того, что японцы, так еще и явно не подпадающие под описание типичного жителя страны Восходящего солнца. Одни только пылающие красные волосы Айи чего стоили! Да и Кудо тоже хорош: несмотря на характерный разрез глаз, их цвет все же был зеленым, а волосы – слишком светлыми для японца. Все спросить хочу, у него отец или мать из Европы? И еще интересно, молоденькие немки так же восхищенно вздыхали бы при виде этих двоих, как японские школьницы?

– Ты так и не сказал, что случилось, – не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги, напомнил мне Айя, – Я не собираюсь тупо следовать каждому твоему слову, так что если хочешь рассчитывать на нашу помощь, то потрудись снабдить нас информацией.

В отличие от многих агентов Критикер, с которыми я встречался, Айя всегда хотел знать, ради чего совершает тот или иной поступок, а не просто следовал отданным приказам. Наверное, именно поэтому его до сих пор не убили.

– Изначально я вообще не собирался рассчитывать на кого бы то ни было, кроме себя, – уведомил я его, – Но ваш новый Персия счел нужным защитить свои интересы, отправив вас со мной. До сих пор понять не могу, как ему такая идея в голову пришла!

– Оми умный мальчик, – задумчиво глядя за окно, пробормотал Йоджи, – Гораздо умнее, чем многие о нем думают…

Айя заложил крутой вираж, от которого меня прижало к дверце. Возможно, при других обстоятельствах он имел бы весьма неплохие шансы стать незаурядным гонщиком. Но только при условии более вдумчивого отношения к правилам дорожного движения, потому что вождение опаснее этого я встречал только у Фарфарелло, да и то во время приступа.

– Он больше не Оми, – сказал Айя, – Нам придется с этим смириться. И можешь не увиливать, Шульдих. Смена темы тебя не спасет.

Черт. Обидно было сознавать, что он меня раскусил.

– Ладно. Что ты хочешь знать?

– Во-первых, что с тобой случилось, а дальше посмотрим.

Я бросил взгляд на свои перебинтованные ладони и попытался вспомнить, когда успел пораниться. Ответ пришел не сразу: мозг с трудом адаптировался к тому состоянию раздвоенности, в котором я на данный момент пребывал. Я изрезал руки в кровь валявшимися в траве осколками стекол перевернувшегося “Форда”, когда пытался расправиться с Гончей. Тогда мне было не до физических ощущений, но в охотничьем домике порезы дали о себе знать.

– Вообще-то это довольно трудно объяснить…

– В твоих же интересах постараться как следует, – упрямо продолжал Айя, и я вдруг вспомнил, что это именно он обработал мне раны на ладонях.

– Хм… В двух словах: меня как бы тянет назад. Это как трясина. Стоит попасть в нее одной ногой, и она рано или поздно затянет тебя целиком.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожено спросил Йоджи.

Я тяжело вздохнул.

– Только то, что снова становлюсь Гончей.

– Снова?!! – Йоджи поперхнулся сигаретным дымом и вынужден был открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха. Холодный поток тут же ворвался в салон, ударив меня по лицу. Прошло несколько секунд прежде, чем я осознал, что чувствую его только левой половиной. – Но ты же говорил, что избавился от этого. Разве нет?

– По крайней мере, я так думал, – честно ответил я, – Но, похоже, ошибался. Конечно, это дает мне определенные преимущества: теперь у меня гораздо больше шансов продержаться против Гончей, но, как известно, за все в жизни приходится платить. И плата эта взимается независимо от того, согласен ты с этим или нет.

– Оказывается, даже у абсолютного могущества есть цена, – хмыкнул Йоджи, выуживая из пачки уже вторую подряд сигарету. Он купил их в каком-то маленьком городке, где мы останавливались, и теперь наверстывал упущенное, пока мы торчали в лесном домике.

– Особенно у него, Кудо, – произнес я, – Особенно у него.

– Какая плата для тебя? – напряженно спросил Айя.

– Да ладно, – отмахнулся я и уставился в окно пустым взглядом, – Как будто тебе есть до этого дело.

Айя промолчал.

– Какая плата? – спокойно повторил он спустя некоторое время.

Он был упрям, но не упрямей меня. Я молча глядел на несущиеся за окном пейзажи, провожал глазами сливавшиеся стволами темные деревья, у которых на всех теперь была одна смазанная крона, далекие мигающие огни какого-то городка, к которому мы приближались.

Зачем он хочет знать? Этот вопрос не давал мне покоя. Разве мой ответ что-то изменит? Я вдруг понял, что не хочу говорить ему об этом только потому, что сам еще этого не признал. Точнее, я не хотел этого признавать.

– Моя жизнь, – со странным безразличием пожал я плечами. Йоджи резко обернулся, желая удостовериться, что это не шутка, и невольно замер, так и не спросив того, что хотел. Наверное, что-то в моем лице остановило его. – Это плата за то, чем я обладал и от чего добровольно отказался.

Глупо было бежать от очевидного, и я это прекрасно понимал.

– Гончие – палачи, я уже это говорил. Но я не сказал, что сами они живут не более 5 лет. Максимальный уровень развития дара истощает ресурсы организма, высасывая из человека все соки. Десятки лет, на которые они были рассчитаны, ужимаются до пяти, а иногда и менее.

– То есть ты… – нахмурился Йоджи, – Сколько тебе осталось?

– Трудно сказать, – скривился я, – Может, лет 10 или чуть больше. С Брэдом я получил отсрочку, но приговор от этого не изменился. А сейчас, когда часть меня снова принадлежит Гончей, таймер тикает все быстрее.

В машине повисла гнетущая тишина. Кудо, отрешенно глядя перед собой, вертел в пальцах так и не зажженную сигарету, словно ее ощущение в его руке помогало ему держаться за реальность. Айя, судорожно вцепившийся в руль, гнал все быстрей. Им нечего было мне ответить, а я и не хотел слышать ничего из того, что они могли бы на это сказать. Айя потребовал – я рассказал. Но ни в жалости, ни в сочувствии я не нуждался.

Они были, по сути, вполне сносными, даже неплохими людьми. Кудо в большей степени, Фудзимия – в меньшей, но с этой своей проблемой я должен был разобраться сам.

Конечно, Айя меня не разочаровал. Он никогда не был склонен к сентиментальности, а по отношению ко мне – в особенности.

– Хорошо, – сухо произнес он, – Выделим из этого всего плюсы, и будем отталкиваться от них.

Да здравствует рационализм, который я всегда так ненавидел! Сейчас нам был нужен именно он.

– Шульдих стал сильнее, – продолжал Айя, – Значит, наши шансы выпутаться из всего этого пусть немного, но увеличились.

– Что-то типа того, – неуверенно кивнул Йоджи. С тоской посмотрел на сигарету в руке и со вздохом засунул ее обратно в пачку. – Как думаешь, сможешь уложить хотя бы одного из них? – обратился он ко мне.

– Маловероятно, – разочаровал я его, – Я вернул лишь половину силы, а у них она в полном объеме. Кроме того, их как никак все еще трое, и в данном случае то, что нас столько же, ситуацию не облегчает.

Айя мысленно проклинал себя за то, что вообще выразил эту слабую надежду. “Нить” транслировала мне его недовольство и тихое, глубоко запрятанное бешенство от того, что он чувствовал практически полную свою беспомощность в этой ситуации. А еще ему было крайне неуютно, поскольку все происходящее не укладывалось в его черно-белую картину мира. Он привык делить всех на два четких типа: хорошие люди и подонки, и раньше я, несомненно, принадлежал ко вторым. Но в последние дни Айя буквально в смятении, потому что волей-неволей ему пришлось увидеть меня другим. Не олицетворением вселенского зла, как он всегда считал, а… человеком. Обычным человеком, пусть с даром слышать голоса, но и с проблемами, которые мне приходилось решать.

Наверное, он ждал от меня всего, что угодно: лжи, подвоха, ловушки, вероломства, но никак не того, что я окажусь тем, кого нельзя загнать в созданные им рамки. Я явно не был хорошим человеком, чего греха таить, но и на полного подонка тоже не тянул, поскольку у всех моих действий, как оказалось, были веские причины. Проблема была лишь в том, что раньше они не были Айе известны.

– Да уж, – Йоджи поскреб затылок, – Вот бы нам в распоряжение личную армию. Тогда бы, возможно, было о чем говорить… Может, все-таки остановимся в каком-нибудь баре прежде, чем туда соваться? Развеемся немного, а?

Я аж на сиденье подскочил.

– Кудо, ты гений!

– Серьезно? – вдохновился тот, – Наконец-то меня оценили! Ну так что, идем развлекаться?

– Да нет же! Твоя предыдущая фраза! И почему мы не подумали об этом раньше?

– Об армии?!! – неподдельно ужаснулся Йоджи, – Шульдих, да ты вконец спятил!

– Наоборот, Кудо, я прозрел! Айя, ты можешь гордиться своей пассией. Он у тебя талант!

За секунду ментальный фон Айя окрасился поочередно недоумением, смущением, гордостью, подозрительностью, а затем легким оттенком собственничества и – что меня совсем не удивило – ревности. Если приглядеться, то можно было различить, как совсем чуть-чуть заалели кончики его ушей. Бог мой, наш ледяной мальчик, оказывается, не такой уж и ледяной!

– Айя, только не кипятись, – поспешил я внести коррективы, пока он не погряз в новых предрассудках, к которым, как я уже успел убедиться, он был склонен, – Я просто хотел сказать, что Йоджи подал мне отличную идею. Ничего личного, поверь.

Айя через зеркало заднего вида отправил мне взгляд, полный искреннего недоверия. Ну вот… Зато с Кудо творилось что-то странное: его “нить” передавала мне ощущения сродни теплой волне, то накатывающей, то отступающей. Возбуждение? Черт, ну выбрал же время!

– Айя, ты слышал? – промурлыкал Йоджи, придвигаясь поближе к нему, и принялся тереться носом о его плечо. Черт возьми, как же он сейчас был похож на ластившегося к хозяину кота, который, впрочем, мог с легкостью за этого же хозяина выцарапать кому угодно глаза. – Я гений. Ты ведь гордишься мной, правда? Ну правда ведь, а?

– Йоджи, отцепись, – буркнул себе под нос Айя, но от меня не укрылось, что его обычно холодный голос слегка дрогнул. – Я за рулем.

– Но ты же не можешь этого не признать, – не унимался Кудо, медленно, но верно приближаясь к шее Айи, – По-моему, я заслужил награду!

Машина опасно вильнула в сторону, когда Айя попытался отодвинуться, что в тесном салоне было практически невозможно. Ему удалось выиграть не больше пары сантиметров, которые Йоджи быстро наверстал.

– Шульдих, – как-то нервно кашлянул Айя, – Что там насчет идеи?

Мне подумалось, сколько еще он так сможет игнорировать намерения Йоджи, но на вопрос я все же ответил.

– Нам нужно численное превосходство. Причем такое, которое действительно отвлекло бы Гончих и дало нам шанс подобраться к ним поближе. Ударить в спину ведь всегда легче, когда стоишь рядом, верно? – Йоджи продолжал наступление, и я даже поспорил сам с собой, сколько Айя еще продержится. Конечно, это абсурдно, потому что в любом случае я бы выиграл, но так можно было хоть немного развлечься. – С армией, конечно, ничего не выйдет, а вот вся полиция ближайшего городка будет нам весьма кстати. Мы просто приведем их к Гончим за собой. С нашими криминальными талантами это не составит труда.

Если бы я был оптимистом, то счел бы те звуки, которые издал Айя, за одобрение, но не будем лицемерить: вряд ли он сейчас вообще меня слушал. Машина снова вильнула, чудом проскочив между фургоном и многотонным грузовиком, двигавшемся по встречной полосе, – результат того, что Йоджи все-таки добрался до айиной шеи и, даже несмотря на риск угодить в еще одну аварию, отступать явно не собирался. С этим определенно пора было что-то делать.

– Сверни-ка здесь, – бросил я Айе, изо всех сил боровшемуся за ясный разум, который под натиском Йоджи стремительно затуманивался.

Мы съехали на обочину и метров через двести оказались под тенью плотно сомкнутых ветвей в небольшой рощице. Не слишком далеко от дороги, но достаточно, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания.

Я вылез из машины.

– Что? Мы уже приехали? – немного отвлекся Йоджи. Откинувшийся на сиденье Айя дышал так, словно только что оторвался от погони, а его руки сжимали руль, как последнюю в мире вещь, которая могла его спасти.

Я понимающе хмыкнул.

– У вас есть 40 минут. Управитесь?

Судя по лицу Айи, смысл моих слов остался для него неясен, зато Йоджи в этот раз оказался понятливей.

– Можешь не беспокоиться, – заверил он меня.

– Я и не беспокоюсь. Просто ставлю вас в известность.

– Эй, о чем это вы говорите? – очнулся Айя, – Шульдих, куда ты собрался?

– Пойду, прогуляюсь, – я окинул рощицу оценивающим взглядом и пришел к выводу, что успею пройти ее в обе стороны пару раз. – 40 минут, Кудо.

– Да помню я, помню, – проворчал тот.

Только отойдя от машины шагов на пятьдесят, я вдруг осознал, что “нити” все еще активированы и исправно транслируют мне все, что Кудо и Фудзимия в данный момент чувствуют. Черт! Я быстро поставил блок и решил, что успею пройти этой рощицу даже больше, чем пару раз.

 

 

Я все еще пытался привыкнуть к тому раздвоению, которому подвергло меня вынужденное восстановление забытых способностей.

Скажу прямо, это оказалось нелегко. Даже сравнить не с чем, но ощущения не из приятных. Будто правую мою половину исправно накачали новокаином, которым так любят злоупотреблять стоматологи, едва вы попросите их о чуточке обезболивающего. В итоге все мои ощущения с этой стороны были притуплены настолько, что меня всерьез начинало беспокоить подозрение, что случись мне сломать руку, узнаю я об этом только, если кто-нибудь мне скажет.

Для проверки я отломил от ближайшего дерева сучок и, не задумываясь, ткнул его острым концом в тыльную сторону правой ладони. Как я и думал, ничего. Продолжая давить острием на кожу и отстраненно наблюдая за тоненьким ручейком крови, я ждал. Где-то через полминуты появился слабый призрак боли, от которой в нормальном состоянии я бы уже как минимум шипел. Ладно, это уже что-то. Значит, клетки не утратили чувствительность окончательно, и довольно сильные ощущения я все же почувствую. То есть, если у меня отвалится нога, я узнаю об этом как минимум через 30 секунд! Обнадеживающе. Уж не знаю, радоваться этому или нет.

Следующие полчаса я потратил на то, чтобы приспособиться к своим новым возможностям или, наоборот, к их ограничению: это уж как посмотреть. Поскольку я мог убивать, не прикасаясь к противнику, рукопашный бой никогда не был моей сильной стороной. Конечно, Брэд регулярно устраивал мне тренировки в спортзале, чтобы я совсем не разленился, но эти бои все же не давали того результата, который он хотел получить. Дело в том, что, обладая природной способностью двигаться быстрее, чем обычный человек, я просто уходил от его атак, таким образом изматывая его. Уставая, он неизбежно начинал делать ошибки, и мне было достаточно воспользоваться одним его промахом, чтобы нанести последний – и нередко единственный – удар, который решал исход схватки. В итоге в том, что касалось силы, я был не лучше, чем обычный двадцатидвухлетний парень. Спорю на что угодно, что узнай об этом Кудо, он хохотал бы до посинения. Но вообще это было закономерно: природа не создает идеал без изъяна. Нельзя быть и силачом, и мастером умов одновременно.

Что же касается меня, то я всегда считал, что уж лучше быть телепатом, чем безмозглым качком.

Теперь следовало разобраться со зрением. Я прислонился к ближайшему стволу и закрыл глаза. Затем открыл левый. Все вокруг выглядело так же, как всегда: цвета и контуры не расплывались и не мешались друг с другом. Словом, я видел мир таким, каким видит его любой обычный человек, не задумываясь о том, что он может быть совсем другим.

Закрыв левый глаз, я открыл правый. О, да, как знакомо! Именно таким – немного смазанным и черно-белым – я видел окружающее в те времена, когда был Гончей. В принципе, активным действиям это не мешало, просто мир казался тусклым, словно выцветшее полотно, растерявшее за века сочность красок. Еще один признак того, что ты всего лишь тень и ничего более.

Но стоило мне открыть оба глаза одновременно, как мир распался на две половинки, соединяемые зыбкой границей.

Я вздохнул и посмотрел на часы. О’кей, время вышло, пора было двигаться дальше. Я надеялся, что мои неожиданные компаньоны не заставят меня затягивать ожидание, потому что те 40 минут, которые я им милостиво подарил, и так были непозволительной в нашем случае роскошью. Роскошью, которой я отчаянно завидовал!

“Время вышло, котятки”, – предупредил я, – “Я иду.”

 

 

Йоджи улыбался. Безмятежной, светящейся, блаженной улыбкой человека, который уверен в том, что в этот момент он самый счастливый во всем мире, и эта его уверенность была тверже алмаза. Везунчик.

Я сокрушенно вздохнул и глянул на Айю. В отличие от Йоджи, не считавшего нужным скрывать свои чувства, он пытался выглядеть отстраненно, как будто бы ничего и не случилось, но, боже мой, я же телепат! И я отчетливо видел, как чертовски хорошо ему сейчас было. Правда, с моим появлением это умиротворение слегка омрачилось.

– Ну? – потребовал я.

– Что? Подробности? – насмешливо поинтересовался Йоджи, бросив на меня ленивый взгляд.

Айя дернулся, как от тока, и прежде, чем я успел что-либо сообразить, отвесил Кудо знатный подзатыльник.

– Ой! – с того вмиг слетела вся сонливость, – Я же пошутил!

– Идиот, – буркнул Айя, насупившись.

– Это точно, – кивнул я, забираясь на заднее сиденье, – Счастливый идиот… Надеюсь, вы не испортили обивку? А то мне тут еще сидеть.

– Поправка, – мрачно добавил Айя, – Два идиота.

– Вообще я из практических соображений спросил, – хмыкнул я. Свою долю развлечений они получили, так что теперь была моя очередь, и такой шанс я упускать не собирался. – Может, постелить что-нибудь, а? Покрывало или тряпочку какую?

– Закрой пасть, Шульдих.

– Ага! – торжественно уличил я его, – Отрицание очевидного! Я это запомнил. Кстати, когда у вас случился гормональный всплеск, мы как раз обсуждали, как добиться нашей цели с наименьшими потерями. Поднимите руку, кто помнит хоть что-нибудь из того, что я говорил?

Йоджи сосредоточенно уставился в потолок, вероятно, думая, что ответ может быть там. Даже жаль было его разочаровывать. Оставался еще Айя, но, судя по задумчивому взгляду, ему не суждено было оправдать моих надежд.

– Прекрасно. И для кого я распинался? – спросил я у самого себя.

– Я помню, что предлагал сходить в бар! – радостно оповестил всех Йоджи.

Комментариям это не подлежало.

 

 

К счастью, Йоджи просто в очередной раз валял дурака. Он признался мне в этом сразу же, как только понял, что если надо, я могу устроить ему виртуальную лоботомию и просто впихнуть нужную информацию в его голову. Он слышал мою идею насчет полиции, даже несмотря на то, что был занят домогательством Айи, хотя обычно в такие моменты все мысли из головы начисто вышибает, уж я по себе знаю. Что же касается Айи… Ладно, будем снисходительны: ему действительно было не до меня.

В принятии моей идеи самой сложной оказалась борьба с чертовой моралью, которая имела обыкновение напоминать о себе именно тогда, когда о ней меньше всего хотелось помнить. В Шварц подобный вопрос никогда не возникал, но сейчас была совсем другая ситуация. Неважно, кто из них, Йоджи или Айя, вспомнил об этом – факт оставался фактом.

– Это будет бойня, – мрачно предрек Айя.

Если бы Брэд говорил нам обо всех грядущих неприятностях в таком тоне, массовые закупки сердечных капель для Шварц были бы обеспечены.

Я неопределенно передернул плечами.

– А разве кто-то питал на этот счет иллюзии?

– Мы – нет, – мотнул головой Йоджи, – Но мы профессионалы. Как ни крути, у нас шанс выжить больше, чем у тех, кого ты хочешь отправить туда просто для отвлечения внимания. Как… как…

– Пушечное мясо, – подсказал я ему, тут же получив от него в награду неодобрительный взгляд.

– Эти люди здесь ни при чем, – хмуро произнес Айя, но в его голосе было слишком много отчужденности для того, чтобы я мог поверить в то, что он протестует из личных убеждений. Ремесло наемника очерствляет, потому что иначе таким, как мы, не выжить, а Айя все же был наемником. Этот протест был чем-то вроде дани тем общественным нормам, которые он нарушал уже не раз. – Они даже не узнают, за что умрут.

– Ты можешь мне не верить, – спокойно ответил я, – но лишь единицы знают, за что в действительности погибают, так что эти люди будут не первыми и не последними. Такова жизнь, Айя.

– Нет! – Он резко рубанул воздух перед собой ребром ладони, – Нельзя просто управлять людьми.

Больная тема, да? Что ж, я мог это понять, но время уговоров кончилось. Всегда знал, что дипломата из меня не выйдет.

– Можно, Айя, – жестко сказал я, – Если ты сильнее. Да, большая часть этих людей умрет, и виной этому буду я. Говорят, жизнь как бумеранг, и когда-нибудь мне придется за это заплатить, но я привык платить по счетам. Сейчас мне нужны эти люди, чтобы добраться до Брэда, и с вашей помощью или без нее, но я все равно приведу их к Гончим, ясно? И ни ты, ни Кудо меня не остановите.

– Шульдих, ты чокнутый, – печально покачал головой Йоджи.

– Вполне возможно, но… Посмотри на меня, Йоджи. А теперь скажи, сделал бы ты тоже самое для Айи?

Секунда, другая, третья… Но прежде, чем он отвел глаза, я увидел в них, пожалуй, столько же решимости, сколько чувствовал сейчас сам.

Айя, казалось, забыл, как дышать. Он только не сводил с Кудо потрясенного взгляда, не зная, верить ему в это или нет. “Я положу к твоим ногам весь мир.” Так любят говорить многие, но сколькие из них действительно могут пойти на это? Айе повезло быть не только тем, кто знает одного из них, но и тем, к чьим ногам мир мог бы лечь. А это не так уж просто принять.

– Пусть я одной ногой в могиле, – я упрямо сложил руки на груди, – но другая моя нога все еще здесь. Я хочу жить, черт возьми! Но и до Брэда добраться я тоже хочу, потому что без него мое первое желание теряет смысл. Вы можете пойти со мной или остаться здесь. Решать вам.

И они решили.

VII. В крысиной норе

Подземная лаборатория, где сейчас, как барсук в норе, сидели Гончие, располагалась всего в паре десятков километров от ближайшего небольшого городка, жители которого даже и не подозревали о том, что буквально под ними проходили опыты над живыми людьми. Эта лаборатория была почти что издевательской насмешкой, полностью подтверждающей фразу о том, что человеку свойственно не смотреть себе под ноги.

Мне стало интересно, что именно подвигло начальство на осуществление проекта под самым носом у мирного населения? Конечно, Германия достаточно густо населена, но все же, наверное, можно было найти местечко и поуединенней.

Вход в лабораторию был открыт для любого желающего, но хитрость состояла в том, что ни один человек не стал бы просто долбиться в скалистую стену. Обычная голограмма, но действующая с неизменной эффективностью. Главное, это знать, какая именно из этих нагромождений скал была той, что скрывала за собой убежище Гончих, а я это знал.

Оставалось только привести сюда мою маленькую армию марионеток…

Мы с Айей укрылись под разлапистыми деревьями на плоской вершине скалы, у подножия которой и была голографическая завеса. Пахло сыростью и холодом. Сумерки упали на землю внезапно: не подкрадываясь и не таясь. Они укутали скалы покрывалом неверной мглы, где каждая тень казалась тем, чем не являлась на самом деле, но нам это было на руку. Смешавшись с этими тенями, мы сами стали одними из них: два замерших черных силуэта у замшелого ствола старой сосны, раскинувшей свои ветви над нашими головами. Липкий туман цеплялся к траве, подножию скалы и деревьям, словно эфемерное украшение, которое растает под первыми лучами солнца, но чтобы встретить рассвет, нам еще нужно было пережить эту ночь.

Мне вдруг подумалось, что в последнее время я превратился в исключительно ночного жителя, поскольку обстоятельства складывались так, что действовать приходилось либо ночью, либо в сумерках, и не важно утренних или вечерних. Так недолго и в вампиры заделаться, особенно учитывая то, что я к тому же пристрастился насыщаться эмоциями своих компаньонов.

Я бросил быстрый взгляд на Айю. Глаза уже привыкли к полутьме, так что я видел его достаточно четко, чтобы уловить его напряжение, даже не прибегая к телепатии. Он был готов к действию, как пистолет с взведенным курком, и так же опасен.

А Йоджи всё не появлялся.

Чтобы привести сюда полицию, нужна была наживка, и он сам вызвался сыграть эту роль, несмотря на возражения Айи о том, что левой рукой он практически не владеет. Кудо отлично понимал, что я нужнее здесь, у логова Гончих, а отправлять в город Айю, который и так с трудом принял то, что мы намеревались сделать, тоже нельзя. Именно это он и сказал мне, пока владелец оружейного магазина под влиянием моего непревзойденного дара убеждения протягивал нам пару новеньких браунингов с двойным запасом патронов, уверенный в том, что я уже все оплатил.

– Тогда осталось придумать, чем можно так зацепить все полицейское отделение, чтобы они немедля рванули за тобой в полном составе. Идеи?

– Есть одна, – Кудо щелчком отправил обойму в пистолет. – Как тебе нахальное появление разыскиваемого по всему миру террориста?

Я вскинул бровь.

– Думаю, это оценят. Я могу создать иллюзию, прицепив тебе его внешность, чтобы они, так сказать, воочию убедились, за кем гонятся, но есть одна проблема. Я не помню никого подходящего.

– Зато я помню, – осклабился Йоджи. С его шумным и непосредственным характером нетрудно было забыть о его профессии, но его взгляд в этот момент расставил все по своим местам. Он мог быть практически кем угодно в зависимости от ситуации, меняя лица с мастерством опытного актера, но сейчас он был убийцей. – В аэропорту шел выпуск новостей, и там говорили о побеге из федеральной тюрьмы одного такого типа, который подходит нам по всем параметрам. У меня профессиональная память на лица, так что можешь считать его внешность у меня из головы.

– Отлично! – кивнул я, – Кудо – ты просто находка.

Он самодовольно усмехнулся.

– Только не ляпни этого при Айе, – на всякий случай предостерег он, хотя я в напоминании не нуждался.

После этого мы разделились: я и Фудзимия направились к лаборатории, а Йоджи – прямиком в ближайшее отделение полиции, но связь с ним я не терял ни на секунду. “Нить” передавала мне все, что он видел, слышал, делал и говорил, потому что без знания языка ничего бы у него не вышло, тем более в одиночку. К тому же “нить” помогала мне оказывать влияние на чужие умы даже с такого расстояния.

…Кудо ввалился в отделение с видом завсегдатая какого-нибудь злачного кабака, явно нарывавшегося на драку. Бедная входная дверь истерично взвизгнула, когда он пнул ее так, словно это было меньшее из того, что она заслуживала, но с петель все же не слетела. Немногочисленные посетители изумленно вытаращились на наглеца, но Йоджи ничуть не смутился. Оглядев всех презрительным взглядом и сочтя произведенное впечатление недостаточным, он смачно сплюнул прямо на вычищенный до блеска пол, чем вызвал возмущенный писк дежурного офицера, который все никак не мог поверить в то, что это все происходит на самом деле.

То, что последовало за этим, было достойно как минимум аплодисментов: Йоджи набрал в грудь побольше воздуха и послал всю немецкую полицию и их родственников до седьмого колена так далеко и так надолго, а главное с таким воодушевлением, что я просто захлебнулся восхищением. Конечно, авторство принадлежало мне, поскольку немецкого Кудо не знал, но КАК он это высказал! Это просто надо было слышать. А еще видеть ошалелые лица блюстителей закона, стремительно наливающиеся кровью. Жаль, что там не было кинокритиков: за реалистичность и вдохновенность Йоджи точно бы присудили Оскар, но, думаю, потерю своей мировой актерской известности он переживет.

И тут до полицейских, наконец, дошло, кто перед ними: один из офицеров узнал в Кудо того самого террориста, чей облик я на него повесил. Они рванули на ним с яростью вырвавшегося на волю стада быков, но Йоджи уже несся прочь из города на угнанном мотоцикле, так что доблестных полисменам не осталось ничего другого, кроме как броситься за ним в погоню.

“И все же интересно, что такого я им только что наговорил?” – полюбопытствовал он, зная, что я слежу за каждым его шагом и слышу каждую его мысль.

Я мысленно хихикнул.

“Отборный немецкий мат, Кудо,” – гордо сообщил я ему, – “Боюсь, это непереводимо.”

“Да уж. В такие моменты начинаешь жалеть, что в японском даже слов подходящих нет. Ну, может, общий смысл?”

“Попробовать, конечно, можно, но за точность не ручаюсь…”

“Да какая уж тут точность,” – буркнул он.

“В общем, ты очень нелестно отозвался о полицейских в частности и об их работе вообще, и еще добавил, что все их родственники… ну… Словом, тоже те еще уроды. И как?”

“Звучит, как уголовное дело,” – присвистнул Йоджи.

“А это именно оно и было! Так что если ты им попадешься, все, что от тебя после этого останется, с лихвой уместится в чайной ложечке.”

Он обернулся, позволив мне увидеть, как полицейские машины с воем и ревом несутся за ним по пятам. Еще немного, и начнется пальба.

“Спасибо, Шульдих. Утешить ты всегда умел.”

“Слушай, я серьезно. Попадешься – и мне придется объясняться перед Айей. А знаешь, что тогда будет?”

“Ты уместишься со мной в одной чайной ложечке.”

“Точно! Так что веди их ко мне, но на самом чтоб не было ни царапины, понял?”

“Конечно, мамочка. Сделаю все в лучшем виде.”

“За “мамочку” потом ответишь,” – пригрозил я, – “А сейчас пригнись – они собираются стрелять. На следующем перекрестке свернешь направо, а дальше следуй указателям: они выведут тебя из города. Дальше дорогу ты знаешь.”

Теперь мне оставалось только следить, чтобы его не подстрелили: совсем немного портить преследователям восприятие реальности, смещая прицел. Дело, по сути, пустяковое, если бы это касалось одного человека, но их были сотни. По мере того, как Йоджи приближался к выезду из города, подкрепление все прибывало, так что я не мог отвлекаться ни на секунду. Зная, что это случится, я предупредил Айю заранее, поэтому к тому месту, где мы сейчас с ним прятались, он практически привел меня за руку. Я стоял рядом с ним, но фактически меня здесь не было. В это время я вместе с Йоджи пытался оторваться от бешеной погони, которую сам же на себя и навлек.

Чье-то поверхностной мысли о том, что беглеца можно схватить, вынырнув перед ним на машине из соседнего переулка и загородив проезд, хватило, чтобы я мгновенно дернул “нить”.

“Налево! Впереди ловушка!”

Кудо среагировал почти сразу же, но перед тем, как он свернул в указанном направлении, я увидел, как чуть впереди, в том месте дороги, где он должен был сейчас быть, из проулка выскочила полицейская машина. Отлично, я успел…

И тут меня словно ударили! Выезд из города! Его же, наверняка, заблокировали! Проклятье, как я мог это упустить?!

“Кудо, я забыл про пост на выезде из города!”

“Ты ЧТО?!!!” – свирепо рыкнул Йоджи.

“Я забыл! Черт побери, я тебе не супермен! Мне нужно пару минут, чтобы найти их и вырубить. Справишься?”

“А что мне остается?” – раздраженно бросил он.

Так, время пошло. Я отодвинул его сознание на периферию, внутренне надеясь, что он меня не подведет, и принялся искать нужные мысли. Все эти полицейские были чертовски злы, поэтому их наполненные эмоциями мысли звучали особенно громко, что мешало поиску, но больше двух минут Кудо бы не продержался, так что я был просто обязан уложиться в срок.

Наконец, я нашел их. Они уже предвкушали, как беглец попадет в расставленные сети, но не тут-то было. Я ударил, не заботясь о том, останутся они после этого в живых или нет. Сейчас мне было не до этого, и к тому же для моего жертвоприношения хватит и тех людей, которых вел за собой Йоджи. Я не жадный, я просто практичный.

“Кудо!”

“Что? Ты разделался с ними?”

Не знаю, передалось ли ему это по “нити”, но я испытал огромное облегчение, снова услышав его голос. Эта пара минут показалась мне вечностью… Неужели я становлюсь сентиментальным?

“Полный порядок. Гони, что есть мочи,” – Тут до меня дошло, что его щеку жжет, будто по ней полоснули лезвием. Черт, он все-таки умудрился подставиться под пулю! – “Идиот, я же просил обойтись без геройства!”

“Сам идиот!” – огрызнулся Йоджи, – “У меня от свиста пуль уже уши закладывает. Я не могу уследить за всем, я тебе не супермен!”

Моя фраза, прозвучавшая в его исполнении, немного сбросила нервное напряжение, но расслабляться еще было рано. Я вздохнул свободнее, только когда он миновал пост на выезде из города. Ему удалось выиграть немного в расстоянии, так что я смог чуть ослабить концентрацию. К тому же теперь они были уже недалеко, и с каждым оставленным позади метром, мое влияние увеличивалось, позволяя мне тратить меньше сил. Плотный туман снижал видимость, что было нам на руку.

– Где он? – Голос Айи звенел напряжением, как натянутая тетива.

Я привалился к влажному стволу дерева.

– Уже близко. Из-за тумана далеко не видно, но скоро сможем разглядеть огни погони. Вслушайся.

Айя прикрыл глаза, сосредотачиваясь на слуховых ощущениях. Я следил за ним, пока он, наконец, не уловил далекий вой полицейских машин. Слушать самому необходимости не было, поскольку “нить” работала исправно, пересылая мне не только свист ветра, нечастые теперь выстрелы и шорох колес йоджиного мотоцикла, но также поток его нескончаемых, хотя и приглушенных проклятий. Отправив ему совет поберечь силы, я тут же получил в ответ пожелание заткнуться. Ладно, грех на такое обижаться.

– Сирены, – глухо произнес Айя, выжидающе вглядываясь в стелющийся по земле туман, – Их там не меньше двух сотен…

– Как минимум, – кивнул я, – Думал, я обойдусь парой дюжин?

Он бросил на меня фирменный взгляд, предназначавшийся “самой главной твари тьмы”, титул которой, я уверен, в его понимании всегда принадлежал мне. Если обычно люди создают для себя идолов, вкладывая в них только положительные черты, то у Айи была странная особенность создавать для себя образ абсолютного зла. О’кей, я не считал его самым лучшим из возможных компаньонов в этой авантюре, но все же признавал, что его разум был чертовски привлекательной штукой для любого телепата, хотя недавно я и сказал, что это не лучшее из мест, где мне приходилось побывать.

– Если с Йоджи что-нибудь случится… – с явной угрозой в голосе предупредил он.

– Да знаю я! Можешь не напоминать. Ничего с ним не случится, не дави. Он убийца, забыл? Обычно беспокоятся за тех, кто рядом с такими, а не о них самих.

– Тогда сам бы и лез в пекло! – сорвался Айя, разворачиваясь ко мне и сжимая кулаки. – О тебе тут точно никто не стал бы беспокоиться.

– Отвали, – процедил я сквозь зубы, – Самое пекло еще впереди, и уж будь спокоен, я там буду.

Боже, в этот момент я готов был отдать все, что угодно, лишь бы Йоджи сейчас оказался здесь. Без него у Айи совсем крышу сносило, а единственным, на кого он мог вылить свое раздражение, разумеется, был я.

Я сделал глубокий вдох и вдруг явственно различил вдали звук, которого никак не ждал здесь услышать.

– Айя…

– Что? Еще одна гениальная идея?

– Заткнись и слушай, – оборвал я его. – Это то, что мне кажется?

Он тревожно прищурился.

– Вертолет? Здесь?

Блин, только этого не хватало! Откуда в таком скромном городишке полицейский вертолет?!

“Шульдих! У меня непредвиденная компания,” – обеспокоено напомнил о себе Йоджи, – “Или предвиденная?”

“А я что, похож на Кроуфорда?” – съязвил я.

“Ты лучше избавь меня от воздушных наблюдателей,” – посоветовал Йоджи, – “а о сходствах и различиях потом поговорим.”

“Тут Айя, между прочим, мне уже все кишки вымотал. Ты побыстрей-то не можешь?”

“Вертолет, Шульдих,” – настойчиво повторил Йоджи, но, поняв намек, добавил: “Убери его, и я возьму Айю на себя.”

“По рукам.”

Так, пришло время форсировать события.

Я нашел сознание пилота и, выяснив, что воздушная поддержка была также снабжена неплохой огневой мощью, приказал ему бесцельно выпустить пару очередей. Сумерки вздрогнули, вспоротые цепочкой огней, и вместе с ними дернулся Айя.

– Какого…?

– Не лезь! – рявкнул я, дернув его за руку так, что будь на его месте кто-нибудь другой, я бы ему ее, наверное, вывернул. – Просто смотри. Это я приказал стрелять.

– Что? – яростно сощурился Айя, явно намереваясь все-таки хорошенько врезать мне, от чего он по разным причинам так долго воздерживался. – Ты…

– Смотри, – приказал я, кивнув на ровную каменистую площадку перед голографической завесой. – Крысы вылезают из норы.

Стараясь остаться незамеченным, Айя осторожно приблизился к краю и бросил вниз напряженный взгляд. Все еще стоя в тени дерева и глядя на его лицо, я увидел, как его глаза расширились, подтверждая, что я не ошибся.

Стрельба в опасной близости к лаборатории, как я и предполагал, спугнула охрану, которая сидя в таком захолустье совсем уже обленилась. Но ничего, за эту ночь у них будет столько проблем, что они еще вспомнят свои спокойные времена. Встревоженные и не понимающие толком, что происходит, охранники, прижимаясь к скалам, вышли из убежища на разведку.

– Трое, – шепнул Айя, присев на корточки, чтобы слиться с тенями, не прерывая наблюдения.

Моя армия была уже близко. Вой сирен, стрельба и крики теперь слышались вполне отчетливо, и даже несмотря на туман, я смог разглядеть впереди серый силуэт слившегося с мотоциклом Кудо, который гнал что есть мочи.

– Полиция? Здесь? Что им нужно?! – послышались у подножия не на шутку встревоженные голоса. А тревогу, как известно, всегда можно превратить в панику, особенно если чуть-чуть подтолкнуть в нужном направлении. Азы профессии телепата.

Они знают о лаборатории… О вас… и о том, что за эксперименты здесь проводят… Они идут, чтобы убить… уничтожить… Бежать поздно… поздно… остается лишь… сдохнуть!

Как по команде охранники вскинули оружие, даже толком не целясь. Ужас пожирал их, сжигая волю и разум, не оставляя ничего, за что можно было бы уцепиться, найти рациональное зерно. Только страх, бесконтрольный, необузданный, разъедающий изнутри, владел ими полностью и безраздельно. По моему приказу. Потому что до того, как я покинул Гончих, он был моим зверем.

Пиф-паф! – хищно оскалился я.

“Кудо, сворачивай! Немедленно!”

Он успел как раз вовремя. Обезумевшая от страха охрана, принялась палить по приближающейся полицейской армаде, не разбирая ничего перед собой, и останься Йоджи на месте, его бы просто изрешетили, а это в мои планы не входило.

Надо вызвать подкрепление… Больше людей… больше пушечного мяса…

Один из охранников тут же схватился за рацию. Полицейские, встретив неожиданное сопротивление со стороны неизвестного противника, немного смешались, но уже через секунду сообразив, что их гораздо больше, ринулись вперед с удвоенной яростью. Треск выстрелов не смолкал ни на секунду, но мы с Айей не двигались с места, ожидая возвращения Йоджи.

Он появился на скале как раз в тот момент, когда ненужный мне больше вертолет, оставшись без пилота, которому я приказал выпрыгнуть, с грохотом рухнул на землю. Разметав туман, за спиной Кудо прогремел взрыв, на миг сделав его похожим на чернильно-багряную тень. Ненадолго у меня заложило уши.

На этот раз Йоджи не улыбался. Повалившись на колени, он дышал тяжело и отрывисто, словно ему не хватало кислорода. По задетой пулей щеке лениво текла тонкая и уже размазанная струйка крови, в полутьме казавшаяся черной. Я даже не успел и рта раскрыть, как Айя, не издав ни звука, метнулся к нему гибкой тенью и схватил за плечи.

– Идиот! – расслышал я даже в грохоте выстрелов. Айя тряс Йоджи за здоровое плечо, поднимал его лицо, заставляя смотреть на себя. – Ты чертов кретин! Ты меня слышишь? Еще раз ты такое сделаешь, и я…

Но вместо ответа Кудо просто схватил его за шею и прижался к его губам, проглатывая еще не высказанные проклятия. Для них в этот момент не существовало ни бушевавшего на равнине пожара из обломков вертолета, ни людей у подножия скалы, ни меня. Их было всего двое. Как и должно было быть.

Наконец, Йоджи отпустил Айю.

– Ну и гонку же мы затеяли, – покачал он головой.

– Еще рано расслабляться, – напомнил я ему. Не вовремя заявившую о себе зависть пришлось пинками загонять внутрь себя. – Ты в порядке?

– Как трогательно с твоей стороны, – с сарказмом выдавил он, охотно принимая помощь Айи, чтобы подняться на ноги, – Может, еще спросишь, как у меня настроение?

– А я и так знаю, – развел я руками, – Так ответишь или нет?

Йоджи скривился.

– Я в порядке, просто надо было немного отдышаться.

 

 

Подземный комплекс угрожающе гудел, словно потревоженный пчелиный улей. Охрана отступала внутрь не в силах сдерживать превосходящие силы противника, но все это долго не продлится. Едва Гончие узнают, что тут происходит, и моей армии придет бесславный конец. Конечно, некоторое время это у них займет, однако я ни капли не сомневался, что втроем они сотрут полицейских в порошок, даже несмотря на то, что те отлично вооружены. Что может пуля против телекинеза или бронежилет против вторжения в разум? Как показывает практика, ничего.

У нас было от силы минут пятнадцать-двадцать, чтобы вытащить Брэда и унести отсюда ноги до того, как все взлетит на воздух. Я не собирался играть в игру “отбери у врага переходящий приз”, потому что тогда все это просто не имело бы смысла. Гончие разберутся с полицейскими и без особого труда вернут добычу, только в этот раз я сомневаюсь, что кто-нибудь из нас останется в живых.

– Айя, вы с Йоджи свернете здесь, а я пойду дальше, – не глядя на них, бросил я. Кто-то приближался к нам, но из-за пылающей в его сознании паники невозможно было разобрать “свой” это или “чужой”. Хотя о чем это я? Здесь и сейчас не было “своих”. Только “чужие”.

Я прижался к стене. Мгновенный ментальный посыл, и из-за поворота прямо нам под ноги упал какой-то сержант. Из ушей у него текла кровь – верный признак того, что он уже не жилец. Вообще сигнал был проверочный, но я совсем забыл о том, что проснувшаяся сила Гончей требовала более осторожного обращения.

Йоджи выругался.

– Судя по всему, все, что мы сейчас делаем, может стоить нам жизни, – удрученно выдавил он, – Причем, даже если мы ничего не делаем.

– Рад, что догадался, – хмыкнул я, – Найдете что-нибудь, сразу зовите меня, ясно?

– А то! Только надеюсь, ты найдешь это первым.

Я бросился вниз по коридору. Конечно, план комплекса был бы сейчас как нельзя кстати, но кто бы мне его дал? Сомневаюсь, что Гончие оценили бы юмор, спроси я у них. Оставалось надеяться, что эта лаборатория строилась по тем же чертежам, что и другие, в которых мне довелось побывать еще во времена, когда я работал на Эсцет. Вроде бы пока все указывало именно на это.

Из боковых дверей и коридоров то и дело появлялись охранники или сбитые с толку ученые, которых всеобщая суматоха оторвала от исследований очередных генетических мутаций. Все они кричали, создавая невероятный шум, порой даже перекрывающий звуки системы безопасности, сообщавшей о вторжении в комплекс нарушителей. Я лавировал между бегущими, двигаясь к своей цели и не привлекая к себе лишнего внимания. Телепатический камуфляж, в радиус действия которого попадал каждый, кто оказывался от меня на расстоянии двадцати метров, позволял мне оставаться незамеченным, и сейчас я, пожалуй, мог бы сказать “спасибо” своей вернувшейся силе. Впрочем, это не мешало мне ее ненавидеть.

За следующим поворотом вроде бы должна быть развилка из четырех коридоров. Я вовремя увернулся от бестолково размахивающего оружием охранника, пробежавшего мимо, и очутился как раз там. Только здесь коридоров было на один больше. Дерьмо!

Мне захотелось взвыть. Может, не тот сектор?

“Кудо, вы где?”

“Это ты у меня спрашиваешь?! Я здесь, между прочим, впервые,” – недовольным тоном отозвался он. Его напряжение автоматически перетекало ко мне через “нить”, сливаясь с моим собственным и вызывая уже ощутимую лихорадку.

“Ладно, не будем впадать в панику. Отсек с зародышами уже прошли?”

“Лучше не напоминай. Меня до сих пор тошнит.”

Значит, все верно, я находился в нужном секторе. Вот только этот гребанный пятый коридор был тут совсем некстати. Я худо-бедно помнил, куда вели оставшиеся четыре, но кто знает, как наличие здесь пятого повлияло на расположение отсеков?

Времени проверять удачу не было, и все ученые как назло уже успели смыться, так что единственными, кто знал, где находится Кроуфорд, были те, кто его сюда приволок. Гончие.

Я глубоко вдохнул, готовясь совершить, наверное, самую большую глупость в своей непутевой жизни, а именно – добровольно выдать себя. Но Брэд стоил этого. Черт меня возьми, он стоил гораздо большего, к тому же иного выбора у меня все равно не осталось.

Она появилась почти сразу же, едва я получил нужную информацию. Очевидно, собиралась присоединиться к остальным для расправы над ворвавшимися в комплекс полицейскими, но, уловив мое открытое присутствие, сразу сменила приоритеты.

– Какая потрясающая наглость, Шульдих, – Голос Гончей звучал глухо и безэмоционально, но мне почему-то показалось, что это женщина. Более того – женщина, которую я знаю. А мне, надо отметить, в жизни не слишком везло на женщин, так что хотелось верить, что она не была из тех, у кого остались обо мне плохие воспоминания.

– В войне все средства хороши.

Она медленно приближалась, укутанная своей тенью, и мне вдруг подумалось, а что я здесь вообще делаю? Зачем так упорно рвусь вперед?

– В войне? – переспросила она. Сухой голос не отразил ничего, но я точно знал, что это была насмешка. – Разве кто-то воюет? Нам ведь нечего делить, Шульдих.

Я покачнулся. Почему я чувствую себя таким жалким и слабым? Таким… никчемным.

– Что ты делаешь со мной, тварь? – сжав зубы так, что свело скулы, процедил я.

– Тварь? Как это похоже на тебя, Шульдих: вешать на других ярлыки, принадлежащие тебе самому, – Гончая остановилась в паре шагов от меня, а я даже не мог отшатнуться. Только смотрел в кружащуюся вокруг нее тень и чувствовал, что все это уже было когда-то. Но когда?

– Ты совсем не изменился… Не борись со мной, Шульдих. Не сопротивляйся. Возвращайся ко мне.

Имя! Мое имя! Ну конечно! Только один человек любил его настолько сильно, что произносил по сотню раз за день. Кханди!

На самом деле я не слабел. Это была всего лишь искусная иллюзия, в которую я уже почти поверил. Но только почти. Каждый из нас был мастером своего дара: она могла заставить меня почувствовать, что я умираю, но я мог заставить ее поверить в то, что она задыхается. Что я и сделал.

Едва я справился с ее внушением, как Гончая отшатнулась, схватившись за горло. Поверила всего на долю секунды, но… Поздно. Я уже просочился в ее разум, оказавшись словно в запутанном лабиринте, в центре которого была ее сущность. Стоит мне попасть туда, и она умрет быстрей, чем родившаяся в небесах молния достигает земли, но пройти этот лабиринт практически невозможно.

“Ты сам загнал себя в ловушку, Шульдих. Выхода тебе не найти.”

“А ты всегда была слишком самоуверенной, Кханди. Я не буду искать выход, я его просто сделаю.”

Прежде чем она поняла, что я имел в виду, стены ее лабиринта уже рушились. Сконцентрировав всю силу в ментальном таране, я ломился внутрь, снося все на своем пути, а она могла только кричать – яростно, надрывно, отчаянно. Я стирал ее разум, пласт за пластом, оставляя после себя лишь душащую пустоту, в которой она тонула.

Открыв глаза, я обнаружил себя сидящим на полу. Гончая была рядом: она вцепилась в мою правую руку мертвой хваткой, не желая отпускать меня даже после смерти. Ее тень исчезла, позволив мне увидеть, какой она стала теперь. Миниатюрная смуглая девушка с тонкими запястьями и бескровными губами.

В доме своего отца-жреца в Индии Кханди была маленьким божеством. Одним прикосновением она могла убить любого, если того хотела, и ее боялись и почитали, как воплощение кровавой и безжалостной богини смерти, Кали. Привыкнув к такому обращению, она долгое время не могла принять, что в Розенкройц стала всего лишь одной из многих отмеченных даром детей. Я помнил, что она считала ниже своего достоинства разговаривать с такими, как мы, и, в конце концов… Кханди стала Гончей. Причем по собственной воле. Лишь для того, чтобы доказать, что ей предначертано быть особенной. Даже среди паранормов.

Мы встречались с ней всего пару раз, да и то на тренировках, но ей почему-то сразу запало в память мое имя. В тот единственный раз, когда она снизошла до разговора со мной, Кханди сказала, что в ее деревне есть поверье: если повторять имя какого-то человека сто раз в день, он непременно будет счастлив. Больше мы не разговаривали, но иногда, проходя мимо нее, я слышал, как она тихо шептала: “Шульдих, Шульдих, Шульдих…”

Если те годы, что я провел с Брэдом, были даны мне только потому, что она помнила обо мне каждый день, то я отблагодарил ее хотя бы тем, что она умерла быстро.

– Нравится – не нравится, спи, моя красавица, – шепнул я ей на ухо и аккуратно уложил у стены.

Мне требовалось срочно перевести дыхание. Сначала эта беготня по комплексу, потом совсем не дружеская встреча с Кханди… Сердце колотилось так, словно в него впрыснули ударную дозу адреналина. Прямо как после прыжка с парашютом. Не долго думая, я пришел к выводу, что уж лучше бы я прыгнул, чем испытал на себе еще одну атаку Гончей.

Когда я был одним из них, моим зверем был ужас. Тот мальчишка в лесу, первая Гончая, занял в команде мое место, поэтому мне и пришлось столкнуться с тем, чем раньше атаковал я сам. Даже врагу такого не пожелаю… хотя… Еще как пожелаю!

Зверь Кханди – сомнение, в лапы которого я благополучно и угодил, едва она появилась в поле моего зрения. У него только имя такое безобидное, а на самом деле сомнение в себе и во всем, что тебя окружает, обладает потрясающе разрушительной силой, которой не так-то просто сопротивляться. Меня до сих пор трясло.

Я не знал, сколько времени ушло на нашу схватку, и как там обстоят дела с отвлечением основных сил, но какое-то странное предчувствие того, что я опять что-то упустил, не покидало меня. После встречи с Кханди оно только усилилось.

Я нахмурился.

“Нить” Кудо не ответила на вызов. Плохо.

“Айя!”

“Проклятье, ты всегда так из ниоткуда появляешься?”

Его мысли были необычно сумбурны, что при любом раскладе выглядело дурным знаком.

“А что, я должен был постучать? Йоджи не отвечает. Что там у вас?”

“Его оглушили. Не успел увернуться… И это ты довел его до такого состояния, так что когда мы отсюда выберемся, лучше мне на глаза не попадайся, потому что в этом случае я твоей безопасности не гарантирую.”

“Возьму на заметку,” – заверил я его. – “Расслабься на секунду, я посмотрю твоими глазами.”

Они заперлись в какой-то лаборатории, укрывшись за стеллажами с многотомными отчетами о проделанных экспериментах. Айя аккуратно пристроил напарника у стены и машинально гладил его по волосам, терпеливо ожидая, пока тот очнется. Надо отметить, что приходить в себя Йоджи не спешил, однако на первый взгляд серьезных ран у него не было, так что, как ни прискорбно, но пришлось признать, что он действительно был на пределе. По моей вине. Я мысленно скривился.

“Знакомое местечко,” – быстро определил я, – “Это архив.”

“Значит, у терминала должен быть доступ к планам комплекса,” – продолжил за меня Айя.

Не знаю, может, моя мысль передалась ему по “нити”, но он подумал именно о том, что я как раз собирался ему предложить. Впрочем… Айя был умен, я всегда это признавал. Он обладал не только экзотической внешностью, но и острым умом. Я уже говорил, что Йоджи везунчик?

“Найди планы, и как можно скорее идите в 7-й сектор. Я буду уже там.”

“А Гончие?”

“Вот я и говорю, что двигайте сюда живее. Их осталось двое, и по дороге ко мне, они непременно наткнутся на вас.”

Мысли Айя окрасились тщательно скрываемым удивлением.

“Двое?” – на всякий случай переспросил он.

“Полагаю, это можно перевести как “молодчина, Шульдих, отлично поработал!” – невесело фыркнул я.

“Нет, это следует переводить, как “откуда они о тебе узнали?”

“Господи, Айя, ты своей дотошностью кого угодно в гроб вгонишь!” – тоскливо сообщил я ему, – “Тут до скончания века можно было в поисках Брэда носиться, так что я… ну залез в ним в головы, чтобы выудить, куда они его запрятали.”

“Тогда какого черта было затевать всю эту канитель?” – по-змеиному зашипел Айя. О, это он умеет! Даже мысленно.

“Чтобы прожить чуточку дольше, чем они бы нам позволили! И с чего вдруг я вообще перед тобой оправдываюсь?”

“Наверное, потому что чувствуешь себя виноватым,” – с явным злорадством предложил свой вариант Айя.

“Я никогда не чувствую себя виноватым, понял? НИКОГДА! И, между прочим, за то время, что мы тут препираемся, можно было уже сотню раз планы комплекса достать!”

Озвучивать мысли о том, куда бы мне, по его мнению, стоило катиться со своими советами, Айя не стал. Все равно я их прочитаю, пусть и ненамеренно. Я даже позлился на него немного, но это только по привычке. Не отвлекайся, Шульдих, ты пока еще не можешь позволить себе роскошь поддаться сиюминутным порывам. Терпи. Помнишь, что говорил Брэд: “…прежде, чем отдохнуть, нам придется еще немного поработать.” Терпи, Шульдих, терпи…

Мне не хватало воздуха. Его было так много вокруг, но я словно разучился дышать. Коридор, стены, лаборатория – все исчезло, оставив меня наедине с тупой, разрывающей болью в груди, накатывающей и отступающей, как прилив, с каждым ударом сердца. Казалось, я мог слышать, как лопаются последние пузырьки кислорода в горящих легких, как рвутся мельчайшие капилляры, как все внутри сворачивается в комок. Этого не должно было случиться… Еще не время платить очередной взнос в мой посмертный фонд… Слишком рано…

Терпи, Шульдих, терпи…

Я сопротивлялся. Сжав зубы и хрипя. Превозмогая боль, от которой мог избавиться одним словом. Сказать “довольно” – и забыть обо всем на свете. Это было так просто, но… Я не хотел забывать о том, ради чего жил. Не хотел забывать о Брэде. И поэтому…

Терпи, Шульдих, терпи.

Наконец боль утихла, уступив место чувству опустошения. Я справился с приступом, выиграл себе еще немного времени. Дорогой ценой, но все же выиграл.

Лежа на холодном полу, я думал о том, как хорошо, что никто сейчас не может меня видеть. И как хорошо, что я сам себя не вижу. Да, хотя бы в этом повезло… Мне вдруг захотелось смеяться, сам не знаю почему. Смеяться горьким, жалким смехом. Наверное, нервы. Вот доберусь до Брэда и первым делом заявлю, что хватит с меня этих игр. Хочу пожить чуть-чуть и для себя. Для него, в конце концов, если он станет упираться.

Я заставил себя подняться, держась за стену. Правая рука жалобно ныла, требуя внимания, но я вроде бы не поранился… Ах да. Кханди. Она сжимала мое предплечье так сильно, что даже после смерти мне не сразу удалось отцепить ее тонкие пальцы, оставившие после себя заметные синяки. Но эти отметины были мелочью по сравнению со знакомыми красными пятнами на моей ладони и соленым привкусом на губах.

Похоже, я кашлял кровью. Скверно.

Клеймо Гончей горело на мне все ярче, забирая положенную плату в обмен на силу, и прошедший приступ был ничем иным как очередным платежом. Мой организм отторгал насильно вливаемую в него мощь, сопротивлялся ей, словно вирусу, поэтому я ждал чего-то в этом роде. Только не рассчитывал, что приступ случится так рано.

Впрочем, это не первый раз, когда я ошибаюсь.

 

 

До нужного сектора оставалось совсем немного. Еще пара поворотов, преодоленных почти бегом, несмотря на остатки боли в груди, и я с размаху ударил ладонью по панели рядом с дверью. Сердце выбивало бешеный ритм, но точно скажу: виной этому было не столько физическое напряжение, сколько напряжение ментальное. Я был на взводе. Сила Гончей бурлила внутри, как кипящая вода, ища выхода, ища жертв, от которых я уже давно отвык.

Лишь бы не сорваться, билась в голове лихорадочная мысль, а с ней еще одна: время, время, время! Найти Кроуфорда и валить отсюда как можно скорей, предварительно активировав систему самоуничтожения.

Я ворвался в холодную, отвратительно чистую и белую лабораторию, где оборвалась уже не одна человеческая жизнь и уж точно оборвутся еще многие. Зрение Гончей почти слилось с нормальным, потому что никаких цветов кроме серо-стального, белого и черного тут практически не было, но лучше мне от этого не стало. Сам воздух здесь казался замороженным. Он не вливался мне в легкие, а будто бы скатывался туда колючими ледяными кристалликами, царапающими изнутри, и до меня наконец дошло, что пониженная температура – не обман восприятия, а действительность. Еще одним подтверждением послужило облачко пара из моего рта, на которое я только что обратил внимание.

Отсек с анабиозными камерами. Ну конечно. Я должен был догадаться. В таком случае это значит, что Кроуфорд еще жив, ведь замораживать труп не имеет никакого смысла. Дикая, переворачивающая все внутри радость, что я не опоздал, взорвалась во мне проснувшимся вулканом, заставив вмиг забыть и об усталости, и об опасности, что Гончие появятся у меня за спиной, и обо всем остальном. Я чувствовал, что Брэд где-то здесь, совсем рядом. Бросился к терминалу, едва сдерживаясь. Включить анализ камер, проверить, в каких из них идет процесс поддержания чужой жизни, искать, искать, искать. Осмотреть каждую я не успевал, так что оставалось надеяться на это мигающее огоньками электронное чудовище, где-то в глубине которого хранилась нужная мне информация.

//ИДЕТ ПОИСК. ПРИМЕРНОЕ ВРЕМЯ ДО ОКОНЧАНИЯ ПРОЦЕССА – 5 МИНУТ. ПОДОЖДИТЕ.//

Проклятая железяка! Чтоб ее перегореть десять раз! Откуда у меня эти минуты?!! Я со злости врезал по ближайшей стене. Все равно боль почувствую не сразу, но зато хоть немного выпустил пар. Единственное, что я ненавидел в мире больше всего, так это ожидание. Когда уже не можешь ничего сделать и от тебя теперь ничего не зависит. В такие моменты начинаешь чувствовать себя безмозглым скотом, который подчинятся приказу стоять просто потому, что слишком туп, чтобы оспорить его. Ненавижу!!!

“Айя! Йоджи!”

“Мы уже рядом,”- мгновенно отозвался Кудо, – “Ты нашел Кроуфорда?”

“Почти. Вы не наткнулись на Гончих?”

“Если бы наткнулись, то я сейчас вряд ли бы с тобой разговаривал.”

“Логично,” – не мог не признать я, хотя вышло это признание кислым, как уксус.

“Айя сказал, что их осталось двое. Нарвался?”

“Еще как! Даже вспоминать не хочу. Но… они по идее уже должны быть где-то поблизости. Неужели вы их обогнали?”

– Нет, они нас не обогнали, – ровно ответили из-за моей спины. Сердце дернулось к горлу и тут же скатилось вниз. Я рывком обернулся.

“Шульдих, ты меня слышишь? Отвечай!” – Йоджи, почуявший неладное, вопил у меня в голове, требуя ответа, но мне сейчас было не до него. Я отключился от “нитей”, полностью сконцентрировавшись на противнике.

Двое. Они стояли всего шагах в десяти от меня, не двигаясь и словно оценивая человека, у которого хватило наглости и безумия сунуться прямо к ним в лапы, причем с надеждой выпутаться из всего этого живым. Говорят, если загнать росомаху в угол, она, рассвирепев, нападет даже на медведя. Сейчас я чувствовал себя этой росомахой: без пути к отступлению, без выбора, но с клокочущей, ревущей внутри яростью, готовой обрушиться на Гончих, даже если шанс устоять против них совсем мал.

Наверное, никогда в жизни я не хотел убивать так, как в тот момент. Мне надоело прятаться, надоело изворачиваться и бежать, оглядываясь на каждую тень за спиной. Я так устал от этого, так устал… Сейчас я хотел лишь одного – крови. Их крови на своих руках.

– Глупо было рассчитывать, что эти двое чем-то тебе помогут, – обронила одна из Гончих. – Мы даже не стали тратить на них свое время.

Мои ментальные щупальца шарили по противнику, анализируя их, ища несуществующие слабости, выясняя способности. Первый, тот, что говорил, – телепат, но в его ментальном фоне я не нашел ничего знакомого, значит раньше мы не встречались. Второй – пирокинетик, но даже несмотря на прямую зависимость его дара от эмоционального состояния, надеяться на то, что он поддастся сиюминутному порыву и тем самым даст мне шанс прикончить его, не стоило. Тень блокирует все, что мешает быстрому и эффективному достижению цели, а эмоции являлись первым и самым опасным фактором риска.

Раньше я планировал узнать, зачем Гончие это затеяли: чьему приказу подчинялись, какие цели преследовали, но сейчас все вопросы мгновенно испарились из головы, оставив только звонкую пустоту, которая не мешала действиям и не обременяла меня тяжким выбором. Сознание отбросило анализ вероятностей развития событий, забыло о том, что я могу погибнуть и о многом другом, что в обычное время не давало мне наделать столько глупостей, сколько порой хотелось. Со мной осталось лишь настоящее: миг, когда время замерло, словно затаив дыхание.

Время, на котором слишком многое было завязано в этой чертовой головоломке, куда я годил.

Оно вдохнуло вновь и ринулось вперед, когда я атаковал.

Защитный барьер Гончей-телепата вопреки моим ожиданиям оказался отнюдь не стеной. Я видел их несчетное множество: кирпичные, бетонные, стальные, стеклянные; любой из нас умел возводить такую. Первое, чему обучали телепатов в Розенкройц, – защита и обособление от внешнего вторжения. Нас заставляли представить себя окруженными прочными, неприступными стенами, за которые нельзя пробиться, и подсознательно мы перенимали этот навязанный образ для защиты.

Стена. Она сулила безопасность всегда и везде, но у Гончей ее не было. Вместо монолитного щита, на который я ожидал наткнуться, меня встретил плотный, почти осязаемый туман, тотчас же облепивший мое сознание, как паутина – неудачливую мошку. Это была защита и одновременно ловушка для любого, кто рискнет сюда сунуться. Умно, очень умно. Только меня это все равно не остановит.

Ярость и злость в битве способны заставить человека превзойти самого себя, но лишь тогда, когда они контролируемы. Я же никогда не любил контроль и не умел им пользоваться, поэтому уже знал, что после этого буду практически ни на что не способен. Однако я был дьявольски зол, и эта гремучая смесь питала меня, давая силы не просто сопротивляться, но и нападать. Я чувствовал отстраненное удивление Гончей, его бледный призрак, не идущий ни в какое сравнение с яркостью обычных эмоций.

Если они думали, что возьмут меня голыми руками, то сильно ошибались. Я буду бороться до конца, и даже в случае неудачи потащу за собой на тот свет хотя бы одного из них. Наши разумы сейчас были слишком тесно переплетены, чтобы Гончая сумела выпутаться из своих же сетей в случае моей смерти, так что… Это даже утешало. Немного.

Настойчивые касания мысленного тумана причиняли не меньшую боль, чем если бы меня просто избивали. В последнем случае есть хоть какой-то шанс увернуться, а в моем нынешнем положении оставалось только… атаковать снова. Как ни парадоксально это выглядело со стороны, но я не стал избегать прямого контакта; просто ударил еще раз. Хотя и немного по-другому. Туман пеленал меня, подобно смирительной рубашке: я чувствовал его каждым своим нейроном и воспользовался этим в полной мере. Сконцентрировавшись на миллиардах крохотных, жалящих не хуже пчел импульсов, в которые вложил гораздо больше энергии, чем обычно, я пустил их по тончайшим бледно-серым нитям тумана, прекрасно зная, что они приведут меня к своему хозяину.

Разведка боем никогда не была излюбленной тактикой Кроуфорда, предпочитавшего просчитывать все варианты заранее, но в моем случае она оказалась весьма действенной. Пара очков в пользу рыжего телепата.

Гончую ощутимо передернуло. Напарник молча повернулся к ней, но не получив никаких указаний, вмешиваться не стал. Значит, я нарвался на лидера, и пока его совсем не скрючит, опасаться пирокинетика мне не стоит. О’кей, приму к сведению.

Я полностью сосредоточился на противнике, но ощутимых изменений это не принесло: мы все так же давили каждый со своей стороны, и хоть я и нашел его сознание в защитном тумане, легче от этого не стало. Проклятье, долго я так не протяну даже при моем упрямстве!

– Шульдих! Где… Дьявол!

Кудо. Вне всяких сомнений. Они с Айей наконец-то добрались сюда, только зачем же было так орать?!!!

Мне кажется, или стало жарче?

– Айя, берегись! Он справа!

Черт, похоже, пирокинетик все же вступил в игру. Если ему было приказано не вмешиваться в наш поединок, то уж на нежданных визитерах он, судя по всему, собирался отыграться по полной. Я не видел ничего кроме сознания Гончей – спутанных, блестящих волокон, которые оплетали меня, не давая двигаться, – поэтому понятия не имел, что творилось в лаборатории. Выкрики Кудо, выстрелы и рев бушующего пламени доносились до меня словно сквозь ватную стену. Все мое существо было сосредоточено на ментальной схватке, и, свяжись я с Йоджи или с Айей, Гончая тут же прихлопнула бы меня, как муху. А ведь всего-то нужно было попасть в телепата!

Там в лесу, когда Айя чисто рефлекторно выстрелил в мальчишку, пуля не причинила ему вреда только потому, что он был телекинетиком. Сработал щит, вот и все! А у этой сволочи такой защиты отродясь не было. Вот же закон подлости, а! Иметь реальный шанс убрать противника, но быть не в состоянии им воспользоваться! Может, Кудо все же догадается? Хотя при том, как пирокинетик гонял их с Фудзимией по лаборатории, тут не то, что подумать, – отдышаться-то времени не хватало. Он, похоже, и сам понимал, что моих компаньонов к лидеру подпускать нельзя, а, может, изначально получил прямой приказ. Небось, жалеет теперь, что они их раньше не прикончили.

//ВНИМАНИЕ! КРИТИЧЕСКОЕ ПОВЫШЕНИЕ ТЕМПЕРАТУРЫ. ПРОЦЕСС ОПТИМАЛЬНОЙ РАБОТЫ АНАБИОЗНЫХ КАМЕР ПОД УГРОЗОЙ. ВКЛЮЧАЕТСЯ АВТОМАТИЧЕСКОЕ ОХЛАЖДЕНИЕ.//

А Гончая-телепат не отпускал меня ни на миг. Мы сцепились с ним, как шакалы: рвали и грызли глотки, даже не прикасаясь друг к другу, но острота ментального восприятия гораздо выше, так что недостатка в неприятных ощущениях я не испытывал. И тут он вдруг дернулся и… Я не верил сам себе – его защита исчезла, словно ее и не было! Остался только разум – открытый и беззащитный. А через миг уже и мертвый, потому что повторного приглашения мне не требовалось.

Усмирить гнев, вернуть силу в привычное русло, закрыться от повторного вторжения, смутно понимая, что его уже не будет… Мозг работал на автопилоте, не требуя моего осознанного участия, а я и не стремился что-либо менять. Просто чувствовал себя тряпичным человечком, который не может стоять на подгибающихся ногах без костей, и падает, если у него нет ниточек, тянущихся к рукам заботливого кукловода. У меня таких ниточек не было, как, впрочем, и кукловода.

//ПРОЦЕСС ПОИСКА ЗАВЕРШЕН.

11% АНАБИОЗНЫХ КАМЕР НЕИСПРАВНО. ПРИЧИНА – РЕЗКОЕ ПОВЫШЕНИЕ ТЕМПЕРАТУРЫ. ВКЛЮЧЕН РЕЖИМ ЭКСТРЕННОГО ОХЛАЖДЕНИЯ.

89% КАМЕР – В РАБОЧЕМ СОСТОЯНИИ, НО ТОЛЬКО ОДНА ИЗ НИХ АКТИВИРОВАНА. НОМЕР VS864.//

Но зато у меня есть Брэд. И я, наконец-то, нашел его. Мысль о том, что совсем недавно мне было наплевать на то, погибну я или нет, теперь казалась дикой и несуразной. Почти кощунственной. Как я мог подумать, что снова потеряю его?

Тело протестующее взвыло, когда я заставил себя встать. VS864. Я должен дойти во что бы то ни стало.

– Шульдих!

Я не узнал зовущий меня голос, но он был слишком молодым, чтобы принадлежать Кудо или Фудзимии. Мне почему-то внезапно стало абсолютно наплевать на то, кто его хозяин, так же, как и на то, что огненная плеть хлестнула всего в паре сантиметров от моей правой голени, успев обжечь меня лишь чуть. Но обжечь. Я осознал это с опозданием: чувствительность снова вернулась.

Разум словно плавал в тумане, на этот раз тихом и убаюкивающем. Чьи-то крики сливались в неясный шум, в котором нельзя было различить ни слов, ни интонаций, а я все дальше уходил в ряды одинаково-безразличных камер. Система температурного контроля тихонько попискивала, сообщая о процессе охлаждения, и я внезапно испытал облегчение, когда струя колючего ледяного воздуха из специальных отверстий в стене скользнула по руке, позволив ощутить себя совсем как раньше. Я снова чувствовал. До чего же приятно…

VS861, VS862, VS863… Я замер перед следующей камерой.

Прозрачная стеклянная дверца была подернута инеем, но все же я смог разглядеть человека внутри. Черт побери, сколько же народа я угробил, чтобы добраться до него… Надеюсь, он это оценит.

Кроуфорд был похож на выточенную изо льда статую: недвижимую, совершенную, бесстрастную. Я невольно поддался захватившему меня странному чувству оцепенения, не двигаясь и стараясь даже дышать тише, лишь бы не нарушить его покой. Да что со мной?!

– Ты ЧТО?!! – гневный возглас Кудо разбил мое оцепенение на сотни мельчайших осколков, – И я узнаю об этом только сейчас?!! Айя, ты бесчувственная скотина!

В ответ слышатся какие-то голоса, может, знакомые, а, может, и нет, но мне сейчас было не до них. Словно только сейчас осознав, что Брэд прямо передо мной, и больше никто не стоит у меня на пути, я кинулся к камере. Трясущимися руками отключил от системы, приказал разблокировать дверь. И едва успел подхватить падающее на меня безвольное тело Кроуфорда, когда он вывалился из камеры, сопровождаемый облачками холодного пара.

Все же Брэд был далеко не пушинкой, а я – не в самом своем лучшем состоянии, поэтому, несмотря на мои жалкие усилия удержать его, мы грохнулись на пол. Я только успел сдавленно ойкнуть, а через секунду уже лежал под ним, переводя сбившееся дыхание. Мои руки тем временем машинально ощупывали его спину, плечи, голову – все, до чего могли дотянуться, чтобы удостовериться, что все в порядке. Холодные волосы щекотали лицо и шею, норовили попасть в рот при каждом моем вдохе, но сейчас это не вызывало раздражения; наоборот – хотелось вдыхать их запах снова и снова, лишь бы это никогда не кончалось.

Я хотел, чтобы время остановилось. Чувствовать, как его расслабленное тело прижимает меня к твердому полу, ловить его теплое дыхание, снимать губами иней с его ресниц. Боже, как я прожил без него эти сутки?

Кроуфорд дышал ровно. Похоже, того времени, что он провел в анабиозной камере, оказалось недостаточно, чтобы в организме начались необратимые процессы. К счастью. Иначе я вернул бы Гончих с того света и заставил их пройти через такое, что даже ад показался бы увеселительным курортом.

Я аккуратно перевернул Брэда на спину. И ошарашено на него уставился. Он… он… он поседел! Всего за пару суток! Что могло случиться, чтобы Кроуфорд стал таким?! Вполне возможно, Гончие притащили его сюда не просто так, а для проведения своих экспериментов. Ставить опыты, как над лабораторной крысой. Брэд ведь говорил, что именно это ждет нас, если мы попадемся…

Я сидел возле него на коленях и абсолютно не знал, что делать дальше, да и нужно ли вообще что-то делать. Черт, это выбило меня из колеи настолько, что я просто застыл, будто замороженный! Только сердце грохотало в ушах взбесившимися тамтамами, грозя вырваться из груди в любой момент, да голова гудела от роя мыслей одна хуже другой.

Наконец, шок прошел. Я склонился над Брэдом, вглядываясь в его лицо, но оно, к счастью, осталось прежним. Пожалуй, только пара лишних морщинок на лбу говорили о том, что здесь произошло. Я с облегчением перевел дух. Думаю, его седину я как-нибудь переживу.

Сказать, что Брэд был бледен, как смерть, значит не сказать ничего. Создавалось впечатление, что вся кровь в один миг просто исчезла из него, оставив только пустые сосуды и капилляры, но эта иллюзия таяла прямо у меня на глазах. Я чувствовал, как он оживает, нужно было всего лишь подождать. Но, черт подери, я и так ждал слишком долго!

Его губы посинели и потрескались от холода, но это было последнее, о чем я думал, склоняясь к Брэду и делясь с ним своим теплом. Хм…Кажется, такой способ его оживления входит у меня в привычку. Хотя почему бы и нет? В конце концов, в сказках это всегда срабатывает.

Вот только таких поцелуев там точно не было.

Наверное, со стороны я выглядел, как вампир из какой-нибудь новеллы Брэма Стокера: жадный, эгоистичный, жаждущий слиться со своей жертвой каждой клеточкой, владеть ей полностью и безраздельно. Я целовал Брэда с какой-то затаенной мстительностью. За то, что он посмел оставить меня одного, за те дни, что я провел без тепла его рук, его взглядов. Конечно, это было глупо и по-детски, но я ничего не мог с этим поделать.

Жадность не отступала, не давая мне оторваться от его губ и оставить хотя бы на миг. Я прижимался к нему, словно потерянный ребенок, желая вновь ощутить то, что утратил по собственной вине, и, поглощенный эмоциями, не сразу заметил, как Брэд отвечает. Его рука скользнула по моему затылку, успокаивающе поглаживая, спустилась к лицу.

Когда его пальцы бережно коснулись моих век, безумная жадность наконец утихла. Я замер в миллиметре от его губ, отрывисто дыша.

Его глаза остались прежними: спокойными и теплыми, как кофе со сливками, хотя сейчас и были слегка мутноватыми.

– Шульдих, ты меня просто насилуешь, – слегка недовольно произнес он, но укора в его голосе совсем не чувствовалось. Брэд думал о том, что из всех его пробуждений, это было самым приятным, хотя повторять те обстоятельства, при которых оно состоялось, не хотелось.

– А ты сводишь меня с ума, – тихо-тихо шепнул я, уткнувшись ему в шею. – Тебя, между прочим, убить мало, ты знаешь?

– Догадываюсь, – усмехнулся Кроуфорд, – Я… почти ничего не помню… Кстати, почему так холодно?

– Потому что последние сутки ты провалялся в анабиозе, – Мне пришлось сесть и в срочном порядке начать растирать ему руки, пытаясь согреть. Перехватив недоуменный взгляд Кроуфорда, я только вяло усмехнулся. – Я тебе попозже все в деталях расскажу, ладно? А сейчас… Я просто рад, что с тобой все в порядке.

Брэд попытался приподняться на локтях, но у него ничего не вышло. Ослабленные и переохлажденные мышцы еще не вернули себе нормальный тонус, так что ему пришлось пережить еще одно неприятное ощущение – свою практически полную беспомощность. Уж кто-кто, а я по себе знал, что это такое.

Брэд сжал зубы, чтобы не застонать, но все же предпринял еще одну попытку. Несгибаемая воля и упорство были тем, что не давало ему признать поражение, заставляло двигаться, искать другие пути достижения цели, и именно за это каждый из Шварц признавал его лидером. А я… Я всегда сомневался, что смогу быть лидером, и даже эти двое суток не изменили моего мнения.

Я закинул руку Кроуфорда себе на плечо, помогая ему встать, хотя сам еле держался на ногах.

– Пора отсюда убираться, – пропыхтел я, чувствуя, как от усилий меня бросает то в жар, то в холод, – Кстати, спешу обрадовать: мы в Германии.

– Где? – не поверил своим ушам Брэд, – Шульдих, как ты… то есть… проклятье! Гончие, верно?

Я угрюмо кивнул. Лучше бы он забыл и о них, но… Теперь уже ничего нельзя было с этим поделать.

– Я помню их, – он нахмурился, – Они вошли прямо в мой сон. Просто разорвали его… Смяли, растоптали, как грязь… Наверное, я не должен помнить этого, но твое постоянное вмешательство в мой разум, очевидно, сделало его более стойким к вторжению. Смешно… Они на это не рассчитывали.

Мне стало паршиво. Я ведь ушел той ночью, оставив Кроуфорда одного именно тогда, когда он больше всего во мне нуждался. Черт, неужели Айя оказался прав, и я все еще могу чувствовать себя виноватым?

– Брэд, – я сглотнул застрявший в горле комок, стараясь не смотреть на него. Просто идти вперед, к выходу. – Я…

– Ты правильно поступил.

Меня словно током ударило. Приступ слабости заставил остановиться, привалившись к стене, чтобы переждать головокружение. Я был зол из-за того, что перед глазами все плыло, и я не мог сосредоточиться на лице Кроуфорда. Мне нужно было видеть его! Необходимо. Сейчас.

– Да о чем ты, Брэд? Я ушел! Практически бро…

– Нет, – резко оборвал он меня. Его голос был спокоен и категоричен, как в те времена, когда он говорил мне, что я не безмозглая игрушка в чужих руках, что я волен сам решать, куда идти и за что бороться. – Ты ушел – да, но никого не бросал. Порой, чтобы победить в войне, нужно проиграть в одной битве, Шульдих.

Я закрыл глаза и притянул Кроуфорда к себе, желая ощутить прикосновение его лба к моему. Он был холоден, как лед, но сейчас я отчаянно в этом нуждался.

– Брэд, скажи мне одну вещь, – его ровное дыхание касалось моих губ, и я ненавидел те несколько миллиметров, что разделяли нас в этот момент, – Почему ты веришь мне? Прожженному лжецу и мерзавцу? Я предаю людей, не задумываясь. Ломаю чужие жизни, как стекло. Заставляю умирать тех, кого совсем не хотел убивать. Тогда почему, Брэд? Скажи мне.

Мы стояли у стены, между безучастных ко всему анабиозных камер, и не слышали ничего кроме нашего дыхания.

– Сказать? – переспросил Брэд слегка насмешливо, – Как я могу сказать то, чего сам не знаю, Шульдих? Мне не нужны причины, чтобы верить тебе. Так же, как тебе не нужны причины, чтобы верить мне. Я привык жить логикой, это верно… Но доверие тебе, пожалуй, единственная вещь, которую я не могу и не хочу объяснять.

Я почувствовал, как его рука скользнула по моему лицу, словно вспоминая забытые ощущения, прикоснулась к рыжим прядям, расшевелила их и, наконец, замерла на затылке, сжав волосы в кулак и заставив меня приподнять опущенную голову. Наши взгляды встретились: один – потерянный, встревоженный, другой – уверенный, успокаивающий. Кроуфорд всегда умел приводить меня в чувство, как бы сильно я не был поглощен эмоциями.

Мне показалось, он хотел сказать еще что-то, но Брэд только улыбнулся расслабляющей, спокойной улыбкой, которую я видел так редко, и преодолел разделяющие нас миллиметры.

Я грешник, с этим трудно спорить. Но здесь, сейчас, в объятиях единственного человека, который знает меня таким, какой я есть на самом деле, я – самый счастливый грешник в мире.

– Тебе лучше? – спросил Брэд, отстраняясь.

– Намного. Но было бы здорово, если бы ты не останавливался. И не смотри так на меня. Да, я только об этом и думаю! Поглядел бы я на тебя после пары суток в компании Кудо и Фудзимии!

– Вайсс? – вскинул бровь Брэд.

– А, ты же не знаешь… – раздосадовано протянул я, жалея, что он не в курсе моей сделки с Критикер, но Брэд, похоже, понял меня по-другому. – Они…

– Вместе. Я знаю. И что?

– Что значит “и что”? – я аж опешил от той невозмутимости, с которой он это сказал, – Критикер, Брэд. Вдумайся: я связался с Критикер. Кроме того… – тут я осекся, поскольку смысл того, что он имел в виду, наконец, развернулся у меня в голове во всей красе. – “Вместе”?!! Ты всё о них знал! Проклятье, поверить не могу, что ты мне не сказал!

– Не думал, что тебе будет интересно, – пожал плечами Брэд и тут же сменил тон на деловой, – Расскажи мне о Критикер. Ты опять во что-то вляпался?

– Я? Вляпался?! Мы оба вляпались, черт подери! Начиная с Гончих и заканчивая Критикер! И вот только не надо смотреть на меня, как на провинившегося школьника. Ты у нас, знаешь ли, тоже не Дева Мария.

Я вцепился в рубашку Брэда, чувствуя, что катастрофически близок к тому, чтобы начать его трясти. К счастью, очередной приступ слабости остудил мой пыл. Эта моя внезапная истеричность уже начинала меня пугать.

– Шульдих, ты перенервничал, – вынес диагноз Кроуфорд, с интересом наблюдая за тем, как я судорожно втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы.

– Представь себе, я об этом знаю! Я из-за тебя вообще чуть с ума не сошел, пророк ты хренов.

– В твоем исполнении это звучит, как комплимент, – усмехнулся Брэд.

 

 

Они навалились разом: цвета, звуки, запахи. В меня словно заново вдохнули жизнь. Расслабляющая против воли эйфория с потоком крови хлынула по венам, и все бы ничего, если бы не дикая, несуразная и такая неуместная сейчас головная боль. Как говорится, чтобы жизнь медом не казалась. Ненавижу, когда эти народные мудрости получают лишнее подтверждение.

Подсознательно я надеялся, что, выйдя из холодной галереи камер, мы просто побыстрей уберемся из этой чертовой лаборатории. Конечно, наткнемся на Кудо и Фудзимию, но, думаю, Брэд сейчас в любом случае не в том состоянии, чтобы привередничать в выборе спутников, так что это не должно было стать особой проблемой. Оно и не стало.

Но все же одна проблема осталась. Вернее, появилась.

Внезапное возвращение нормального восприятия стало для моего организма не меньшим шоком, чем его потеря, поэтому чувствовал я себя слегка опьяневшим. Наверное, поэтому и не сразу сообразил, кто передо мной, когда, поддерживая Кроуфорда, вышел на площадку, словно причудливым ожерельем опоясанную первым рядом анабиозных камер.

Я видел этого человека разным.

Он смеялся, держа в руках цветочный горшок.

Он плакал на мосту, отчаявшись вспомнить себя истинного.

Он закрывал глаза, стреляя в собственного брата.

А теперь он стоял здесь, сжимая в руке тонкий смертоносный дротик, и совсем не походил на главу одной из крупнейших подпольных организаций, которым с недавних пор являлся.

– Идешь по стопам папочки, да, Оми? – Йоджи сплевывал слова с едва сдерживаемой злостью.

– Мамору…- почти неслышно, больше по привычке напомнил новый Персия. Он не смотрел на бывших напарников по команде, устремив потерянный взгляд в пол. Его руки дрожали, и этого не могло скрыть даже то, что он сжимал их в кулаки.

– Похоже, использовать людей – ваша семейная традиция. Я мог бы догадаться, – Йоджи разочаровано качнул головой, – Знаешь, я ведь, пожалуй, дольше всех верил в то, что ты не изменился. Остался тем же Оми, которого я знал столько лет. Все говорили, очнись, Кудо, он уже не тот, а я все верил… Глупо.

– Йоджи, – неуверенно начал Айя, но тут же осекся под тяжелым взглядом напарника.

– Спасибо, что сказал, Айя, – ядовито заметил Кудо. Такого взгляда я у него еще не видел. Что-то среднее между сарказмом, бессильной злобой и невыносимой горечью. Страшная смесь. И еще страшней было видеть ее в глазах Йоджи. – Честно скажу, от тебя я ждал этого меньше всего. Когда ты успел?

Айя вздрогнул. Отвел глаза. Да что случилось? Почему Персия здесь? Почему…?

Вопросы возникали в голове, как выдуваемые из полой палочки мыльные пузыри, а ответов все не было.

– Когда вы ходили в оружейный магазин, – Айя по привычке сжимал заляпанную кровью катану, по-прежнему слепо веря в то, что ее сила перетечет в него. Детское суеверие, которое так прочно засело в его разуме, что стало для него непогрешимой истиной. – Я связался с Персией. Мне было приказано сообщить о нашем местонахождении, но не говорить вам.

Я тихо присвистнул. Вот так дела. Значит, малыш Оми сделал еще один ход, причем не соизволил уведомить об этом меня. Да ладно меня, Кудо-то ведь тоже ничего не знал. И кто бы мог подумать, что Айя всех нас проведет?

Кроуфорд слегка шевельнулся, но тут же замер, не хуже меня понимая, что пока нас не заметили, привлекать к себе лишнего внимания не стоит.

– Тсукиено? – как-то отстраненно удивился он.

– Да, Брэд, – поцокал я языком, – В Критикер произошла смена руководящей верхушки. И теперь уж даже не знаю, к лучшему это или нет…

Только сейчас я обратил внимание на валявшиеся неподалеку от нас трупы Гончих. Первый, несомненно, моя работа, хотя и не полностью – в шее мужчины средних лет, которым оказался лидер-телепат, торчала тонкая стрелка. Вовремя, малыш Оми, отметил я про себя, как вовремя.

Второе тело больше напоминало бесформенную кучу мяса. Даже не приближаясь к нему, я видел, что все его кости раздроблены в мелкое крошево. Глобальная иллюстрация к статье об открытых и закрытых переломах. Полагаю, это все, что осталось от пирокинетика.

Знакомо. Слишком знакомо. И я знаю лишь одного человека, которому под силу сотворить такое.

Но прежде, чем я успел додумать, Йоджи быстро шагнул к Мамору и, не сдерживаясь, с размаху залепил ему совсем не детскую пощечину, послав к чертям и субординацию, и внутренние принципы, которые часто мешают людям сделать действительно верный поступок.

В следующий миг он уже висел в воздухе, в метре над полом, жадно хватая ртом воздух, которого внезапно стало так мало. Что ж, этого следовало ожидать. Если Мамору здесь, то он, разумеется, не один.

– Не стоило этого делать, – спокойно, без тени угрозы в голосе произнес Наги, но, тем не менее, становилось ясно, что Йоджи лучше прекратить всякие попытки к сопротивлению, иначе для него воздух может иссякнуть совсем.

Наги не любил, когда кто-то покушался на принадлежащую ему вещь. Или человека.

К несчастью, Йоджи этого не знал.

– Прячешься за чужой спиной, Оми? – хрипло выдавил он, рефлекторно хватаясь за горло в тщетной попытке освободиться. – Что с тобой случилось? Ты же не был таким…

– Ты в порядке? – напрочь игнорируя Кудо, Наги подошел к Мамору и бережно провел ладонью по его щеке, на которой уже проступил след от пощечины. Я никогда не видел, чтобы он заботился так о ком-либо. Даже о Брэде.

Он изменился, наш маленький мастер телекинеза. Теперь от этого нельзя было просто отмахнуться, списав на его подсознательное желание побыстрей стать взрослым. Он действительно повзрослел. Я смотрел на то, каким он стал, и чувствовал, как что-то важное уходит из моей жизни безвозвратно, а я не в силах ничего с этим сделать. Наверное, единственный раз за все то время, что я помню себя, мне захотелось сохранить крохотную частичку своего прошлого, оставить ее внутри, глубоко-глубоко.

И имя этой частички – Наги Наоэ.

– Все нормально, – как-то сдавленно, через силу ответил Мамору, словно это его, а не йоджину шею сжимали незримые тиски. – Он прав, Наги. Отпусти его.

– Как скажешь.

Йоджи грохнулся на пол без всякого предупреждения. Очевидно, в попытке удержать равновесие он резко махнул поврежденной рукой, потому что я увидел, как его лицо исказила гримаса боли, хотя он и не издал ни звука. Для этого в нем было слишком много гордости и упрямства.

Айя оказался возле него в мгновение ока. Склонился, протянул руку. И застыл. Кудо не смотрел на него; ему, казалось, вообще не было до напарника никакого дела. Впервые в жизни я видел, чтобы Фудзимия выглядел так, словно это ему только что залепили пощечину: как потерянный, испуганный ребенок, все еще не в силах поверить в случившееся.

– Йоджи…

– Может, я сделал что-то не то, Айя? – внезапно спросил тот глухим, каким-то надломленным голосом. Его глаза, обычно живые, светящиеся, потускнели, как старая монета. – Может, провинился в чем?

– Не мели чепухи! Я…

– Ты же мог сказать мне, – будто не слыша его, бормотал Йоджи, баюкая поврежденную руку. У него в голове сейчас творился такой бедлам, что даже я не смог бы там разобраться, несмотря свой дар.

– Айя выполнял мой приказ, – вмешался Мамору. – Значит и вся ответственность за случившееся лежит на мне. Если хочешь обвинять кого-то, Йоджи, тогда обвиняй меня!

Стоящие в глазах слезы не помешали ему сказать это, потому что они принадлежали не Мамору Такатори. За него плакал светловолосый мальчик-цветочник, так быстро забытый теми, кому отдал столько своего тепла. Так продолжится и впредь: Мамору будет ломать людей, использовать их для достижения своих целей, калечить судьбы, а Оми будет плакать за него, тихо, неслышно.

Я как раз подумывал о том, чтобы заявить о себе, когда Наги неожиданно вздрогнул, будто его дернули за рукав. Не знаю, что случилось, но он рывком развернулся прямо к нам с Брэдом, словно почувствовав наше присутствие, хотя мы, кажется, ничем себя не выдавали.

– Кроуфорд!

Он замер с приоткрытым ртом, пытаясь осознать тот факт, что Брэд поседел раньше времени, и я, наверное, лучше всех понимал, как ему сейчас было нелегко. В глазах Наги полыхнула искорка боли за человека, который единственный смог заслужить его истинное уважение и признание. Тонкие пальцы вздрогнули, собирая в руке силу, но те, кто был в ответе за то, что стало с Кроуфордом, уже отправились на тот свет. В этом им повезло, потому что, зная Наги, я был уверен: за это он не просто переломал бы им все кости. Он стер бы их в порошок, разорвав на молекулы еще до того, как они сделали свой последний вдох.

– Наги. Давно не виделись, – сдержанно кивнул Брэд. Он подслеповато щурился от искусственного света, держась за меня, а я старался не думать о том, что у него и Наги всегда было что-то, чего я не мог понять. Что-то, принадлежащее только им двоим. – Я знал, что ты непременно выберешься.

Надо же, а вот про остальных он ничего не говорил.

– Я… – неуверенно начал было Наги, но Кроуфорд не дал ему договорить.

– Со мной все в порядке. Не волнуйся, Шульдих обо мне позаботится. – Судя по взгляду Наги, я был последним из тех, кто мог бы справиться с этой задачей, но в любом случае ему не оставалось ничего другого, кроме как смириться. – Шварц больше не существует, так что ты волен идти куда угодно. Решать тебе.

Наги открыл рот, чтобы сказать что-то. Сделал пару шагов, повинуясь неожиданному порыву, но, вспомнив о своем выборе, остановился.

– Я уже решил, – тихо произнес он и отступил назад, встав рядом с Мамору.

Кроуфорд отпустил мальчишку.

Никогда бы не подумал, что его мнение будет настолько важным для Наги. Он не прятался и не бежал от этого: просто сказал Брэду “Я ухожу”. Это было решение, которое он принял и обдумал уже давно, серьезное, взрослое решение, но все же он не хотел уходить, не сказав ни слова.

– Ну и отлично, – с натянутой веселостью выдавил я, – Тогда мы, пожалуй, пойдем.

Вся моя жизнь в последнее время состояла из безумных надежд, и в данный момент одной из них было то, что Персия не вспомнит о нашей сделке. Черт возьми, у меня не было той информации, которую я ему обещал, а значит надо было срочно сваливать отсюда! К сожалению, я понял, что это мне не удастся, когда Мамору решительно заявил:

– Нет, Шульдих. Мы заключили сделку, и я выполнил свою часть. Теперь твой черед.

– Сделка? – нехорошо сощурился Брэд.

Я нервно хихикнул, чем и выдал себя с головой.

– Все было блефом, ведь так? – Мамору среагировал на это с быстротой прожженного карточного шулера, который распознает подвох в любом движении такого же, как он сам, игрока. Его слезы уже высохли, Оми был вновь предан забвению, и мне на собственном опыте пришлось убедиться в том, что по части лжи и хитроумных уверток новый Персия был достойным соперником. – Ты как всегда в своем репертуаре, Шульдих. Нельзя сказать, что я этого не ожидал. Поэтому и приказал Айе сообщить о том, где вы, при первом удобном случае. Чтобы, так сказать, лично защитить свои интересы.

Услышав свое имя, Фудзимия только сильнее прижал к себе Йоджи, который, кажется, уже немного пришел в себя. Переступив через свою гордость, Айя снова позволил использовать себя, чтобы защитить важного для него человека, как и раньше, в случае со своей сестрой. Пройдет немного времени, и Кудо это поймет.

– Ну и чего ты хочешь? Чтобы я признал, что ты оказался хитрее меня? – с вызовом бросил я.

– Мне не нужно твое признание, Шульдих, – покачал головой Мамору, – Мне всего лишь нужна информация об Эпитафии, ключ к которой по твоим словам находится у Кроуфорда.

– Ты же сам уже понял, что…

– Эпитафия? – неожиданно переспросил Брэд, заставив меня умолкнуть на полуслове, – Искусственное создание паранормов?

В глазах Персии вспыхнул знакомый расчетливый огонек.

– Я вижу, все не так уж и плохо. Возможно, Кроуфорд, мы сумеем договориться по-новому.

 

 

Они договорились.

Заключили новую сделку.

Похоже, страсть к получению выгоды у Такатори в крови, и Мамору просто не хватает сил ей сопротивляться. Впрочем, он оказался в достаточной степени умен и настойчив, чтобы выторговать себе нечто, на мой взгляд, более существенное, чем заурядную информацию.

Персия помог нам вернуться в Японию и буквально раствориться в воздухе. Мы с Брэдом исчезли. Наше досье было уничтожено: все файлы стерты, а имена забыты, как дурной сон. Гончие отправились к праотцам, и кроме них никто в Эсцет не смог бы найти нас, если б мы того не захотели.

А единственное, чего хотели мы, – это покой. Хотя бы ненадолго. Отрешиться от действительности, забыться в новой иллюзии, потеряться в ней.

Я не отпускал Брэда от себя ни на минуту. Ходил за ним, как тень. Ловил его руки, лишь бы не забыть их прикосновения. Вдыхал аромат его одеколона, который почти заменил мне воздух. Даже стал носить его одежду, хотя она и была мне велика.

Мне стало все равно, как я выгляжу, и что обо мне подумают: я все еще боялся, что потеряю его. Как тогда. Вот он есть, а через миг его нет, и чувство безысходности снова заползает в грудь, сжимая легкие и мешая дышать. Я стал еще более неуравновешенным и болезненно зависимым от него, чередуя периоды бурной деятельности с внезапной и необъяснимой замкнутостью, когда не желал видеть и слышать никого, кроме Брэда.

Кроуфорд ничего не говорил. Лишь останавливался, когда я неожиданно хватал его за руку, давая мне время убедиться, что он здесь и никуда не собирается исчезать. Успокаивающе гладил мою шею – привычка, которой раньше у него не было.

И через пару месяцев я, наконец, пришел в себя. Просто проснулся однажды, повернулся на бок и, посмотрев на мирно спящего Брэда, уткнувшегося носом в подушку, понял, что все в порядке. Действительно в порядке.

Я так и не знаю, что за эксперименты проводили над Кроуфордом. Я не стал спрашивать, не желая ворошить прошлое, как кучу грязного белья, но когда молча показал на шрамы и следы от инъекций на его руках, он только странно посмотрел на меня и спустил рукава.

Однако на некоторые свои вопросы я все же хотел получить ответы, и ради них мне пришлось нанести повторный визит нашему неожиданному благодетелю. Не сказать, чтобы Мамору был шибко рад, но на этот раз не стал увиливать и дал мне доступ к тем материалам, которые Критикер получила из лаборатории Гончих, не потребовав ничего взамен.

Старейшины знали, что Шварц их предадут. Даже не подозревали, а именно знали, потому что их приказ, касающийся нас, не предполагал двоякой трактовки. Гончие получили указания еще до начала церемонии воскрешения: избавиться от Фарфарелло, захватить Наги и Кроуфорда живыми, как образцы для генетических исследований, а меня вернуть к тому, чем я был до того дня, когда в моей жизни появился Брэд.

Мне было предначертано снова стать Гончей. В наказание за то, что я посмел улизнуть от них в самый последний момент. Это могло показаться смешным и нелепым для такой мощной организации, но они просто разозлились, когда Кроуфорд отобрал у них любимую игрушку, которую они убивали и воскрешали, ломали и неумело чинили столько раз. Как маленькие дети.

Я даже мог бы посмеяться над этим, если бы не был той самой игрушкой.

Впрочем, теперь это не имело значения. Мне хотелось верить, что для нас это стало последним испытанием, действительно хотелось, но в прошлый раз, когда я позволил себе сказать это вслух, все рухнуло в тот же миг. Так что я только говорил, что мы получили передышку. Долгожданную и заслуженную передышку.

Не помню, чтобы раньше я был так щепетилен в выборе слов…

Так прошло около двух лет.

Восстановленная, хотя и значительно потрепанная Эсцет теперь баюкала колыбель со своим новым детищем – искусственными паранормами. Этот проект, как ни странно, очень занимал Кроуфорда, но он, разумеется, довольствовался ролью стороннего наблюдателя, пока агенты Критикер надрывались на оперативной работе, по крупицам добывая нужные сведения. Мне же все это было чуждо и непонятно, так что я просто довольствовался тем, что имел, не вникая в подробности.

А потом наступил день, когда пришлось вспомнить о нашем договоре.

Мамору знал, что так или иначе им придется столкнуться с клонированными пси, и потому хотел иметь у себя за спиной нашу поддержку. Тогда, в подземной лаборатории Гончих он потребовал от Кроуфорда именно этого, и Брэд согласился.

Он дал слово, что мы придем, и мы пришли, но это не значило, что мы собирались помогать Вайсс выпутаться из очередного дерьма, в которое они вляпались по собственной воле.

Пророк и телепат. Сторонние наблюдатели, вот кто мы такие. Запасные тузы с правом самим решать, когда вступать в игру.

– Ну что?

– Уже скоро, Шульдих. Потерпи немного.

Мы стоим на крыше, спиной друг к другу, вслушиваясь в обманчивую ночную тишину в ожидании начала спектакля, и лишь молчаливая луна – свидетель того, как я касаюсь ладони Кроуфорда замерзшими пальцами. Его рука успокаивающе сжимается в ответ, прогоняя прочь терзающие меня страхи.

О’кей, это будет последняя моя драка, и я уж повеселюсь как следует, чтобы было потом, что вспомнить.

Брэд внезапно вздрагивает и чуть подается вперед, отпуская мою ладонь.

– Они идут.

Я чувствую, как предвкушение сжимается внутри меня в крохотный, покалывающий комочек, и вижу в монокле Кроуфорда собственное неподвижное отражение. Подмигнув ему, я бросаю вниз любопытный взгляд.

– Тогда, наверное, стоит встретить их подобающе, верно?

Брэд кивает, думая о том, что никогда раньше мой оскал не походил на звериный так, как в этот момент.