Шульдих обвел взглядом кабак. Народу пришло много, всё старые знакомые. И те, ради кого дело затевалось, тоже.
Они кучковались группками по двое-трое-четверо, зал полнился гудением разговоров, из которых Шульдих выхватывал отдельные реплики.
— Ну, за юбилей выпуска… о боже, клоны! Как им в голову пришло сюда явиться вместе с людьми! — брезгливый голосок Майи.
— Раз явились, значит, их пригласили. Хеди решила нам показать, как высоко нас ставит. На одну доску с этими.
— Так банкет заказывает не Хеди…
Саксофон взвыл, поглотив конец фразы, а с другого конца выплыла следующая:
— …Роскошный. За чей счет пируем?
— Ну кто у нас чего-то добился? — сардонический Улли.
— Много кто.
— Но не каждому это нужно демонстрировать таким образом. Шульдих, конечно. Вон он сияет, как подержанная звезда.
— Если тебе так неприятно делить с ними стол, иди и выгони их.
— Я не хочу находиться с ними в одном зале, а вы предлагаете идти и говорить с ними, — высокомерно отозвался дребезжащий голос.
Шульдих понимающе улыбнулся: считалось, что клоны сильнее первичных паранормов, и одолеть их в прямом столкновении почти невозможно.
— …в том деле в Японии. Фладд утонул. А этот выплыл, — неприязненно шелестел Ирре. — Говно не тонет.
— Ты такой наивный. Думаешь, если бы они допустили смерть старейшин по своей ошибке, непредумышленно, им бы позволили остаться в живых и работать снова? — ласково улыбнулась Агни.
— Ок, ну поделись инсайдерской информацией, кто за кем стоял.
Навстречу Шульдиху двинулась женщина атлетического сложения:
— Привет, дорогуша. Дай на тебя посмотреть. Постарел, поистаскался.
— Но ты все так же меня любишь, верно? — добродушно спросил Шульдих.
— Конечно, — женщина сжала его в сокрушительных объятиях. — Ну, как ты, кого из наших видишь? Где Кроуфорд?
— Понятия не имею. Мы давно не в одной команде, ты же знаешь, после Японии…
— О да, — пробасила она. — Ну, и к лучшему. Никогда не любила этого ублюдка. Вечно гадко хихикал, когда у кого-то мелкая неприятность, и намекал, что все знал заранее.
— Начальство не выбирают, — извиняющимся тоном сказал Шульдих, а сбоку его уже тыкал кулаком в плечо Анджей.
Они все подходили, или сам Шульдих подходил, махал рукой и отвечал на приветствия. Потом добрался до своего столика в углу и с облегчением опустился.
— Отличная рыба, — улыбнулся ему Манни. — Где ты сейчас, что поделываешь?
— Я на длинном поводке. Так, иногда кое-что сработаю для Апфель.
— Как же, помню, ты еще студентом вечно терся вокруг кураторов.
— Как приятно снова видеть однокашников, — растроганно сказал Шульдих. — Я тебя тоже люблю.
— Правда, друзья, как здорово снова увидеться, — подхватила Бинхен. — А что слышно про Иду?
— Вечная память, — помрачнел Манни.
— Как?.. Когда? — ахнула она, и Грета махнула рукой:
— Вскоре после Фарблос. Напоролась на дикаря…
— Да поговаривают, что там были свои нюансы, — перебил Манни. — Но Фарблос! Кто бы ждал!
— Да, ужасно, — с чувством сказал Шульдих. — Я слышал от Ангелы…
— Ангела ничего не знает, — презрительно скривился Манни. — Я говорил с ребятами из поисковой команды, когда они вернулись. Все та сумасшедшая ведьма, которую они пасли. Перестреляли друг друга, это она постаралась.
— И спаслась? — недоверчиво спросил Шульдих.
— Наши ее найти не могут. Но, может, и не ищут, после такого бенефиса. Не тронь дерьмо…
— А как было с Сильвией? Тоже застрелена?
Манни кивнул, и Шульдих бросил мясо, уткнувшись подбородком в сложенные ладони:
— Моя первая любовь. Что же все так нелепо…
— Тебе с ней все равно ничего не светило, — сочувственно тронула его руку Бинхен, а Манни, не обращая на нее внимания, продолжал:
— Рудольф погиб под лавиной, Сергей задушен…
— А что сейчас с Фарфарелло? — перебила Бинхен.
— Давно от него ничего не слышал. Не уверен, что он жив еще.
— Так что, ты теперь свободен? — спросила Грета.
Вскоре Шульдих вышел на балкон и, с облегчением вздохнув, оперся спиной о стену. Когда он достал зажигалку, голос справа произнес:
— Привет.
Шульдих, не изменившись в лице, спросил:
— Огоньку?
— Не откажусь. И сигаретку. А то так есть хочется, что переночевать негде.
В свете зажигалки видно было, что он и не подумал улыбнуться, как и сам Шульдих.
— Знаешь, кто я?
— Клон.
— Да, но чей?
— Ты без приглашения.
— Если меня не хотят видеть, почему же мне об этом не скажут? — лениво спросил он.
— Возможно, потому, что производные сильнее человеческих прототипов? — усмехнулся Шульдих.
Слышно было, как дверь балкона захлопнулась поплотнее и щелкнула задвижка со стороны зала, хотя к ней никто не подходил.
— Ты телекинетик?
— Не только, — клон шагнул вперед, прильнув к собеседнику, голова к голове, жестом, который для обычных людей выглядел бы как любовный — а для телепатов совсем по-другому. Шульдих переждал короткую яростную ментальную атаку без видимого сопротивления.
— Привет, папаша. Я мог бы быть твоим ребенком от Сильвии.
— Нет, она ни за что не оставила бы ребенка, — рассеянно возразил Шульдих. — Много обо знаешь. Давно тебя сделали?
— Что за выражения, — поморщился клон. — Телесным материалам шесть лет.
— А психика проходит подростковую стадию. Кто твои приятели?
— Какая тебе разница? — парень отступил к краю балкона, разглядывая Шульдиха. — Эти там, в зале, нас ненавидят…
— Нет, просто по привычке конкурируют…
— Не перебивай. Тебя они ненавидят тоже.
По лицу Шульдиха скользнула улыбка:
— Прости, но ты действительно еще в подростковой фазе. Это пройдет.
— О, ну расскажи мне, как ты многое не понимал в моем возрасте, а потом седины на жопе принесли тебе благоразумия, — прошипел клон.
— Как тебя зовут?
— Шальк. Я знаю, ты разделал своего клона первого поколения. Не вижу, как это тебе удалось. По-моему, ты просто развалина. Пропустил все мои атаки, — он ожесточенно раздавил окурок о край балкона.
— Я не хотел его убивать, пришлось. С тобой я тоже не хочу драться.
— Ну конечно.
— Ты искал меня. Зачем? Оценить как противника? Ты же знаешь, что основы слабее производных.
— Ты мне задолжал алиментов за шесть лет, — загоготал Шальк.
— Извини, у меня вечно нет денег… Ты все-таки похож на меня.
Выражение лица клона не изменилось, но Шульдих продолжал:
— Эти твои друзья… вы ведь не едите из рук наставников?
— Прощупываешь глубину нашего юношеского протеста? — оскалился Шальк.
— Что вас объединяет? Чем вы занимаете досуг?
— Так… лапки отрываем… котяткам… или людишкам… Да ладно, я знаю, что ты крысятничаешь для начальства. Но про меня ты им ничего не скажешь.
Шульдиха прижало к стене, вокруг взметнулось пламя.
— Перестань, в зале есть пирокинетики, — спокойно сказал он, не имея возможности шевельнуться.
— Это вам поможет? — прищурился Шальк. Перед глазами мелькнула лопающаяся волдырями, обугливающаяся кожа, треснувшие кости с остатками сгоревшего мяса, и Шульдих засмеялся:
— Молодость, молодость. Не нужно нагнетать слишком много устрашающих деталей, они утяжеляют иллюзию.
Он подался вперед, теперь сам уткнувшись лбом в лоб Шалька, в одно мгновение послал мысль: «Тебе нужно кое-что другое; чувствовать, что ты не один; и ты не один», — и спрыгнул вниз, прямо на асфальт. Он еще успел услышать негодующий голос одного из гостей:
— И здесь умудрился уйти по-английски, не заплатив!
Машина стояла за углом, и заведя ее, он двинулся в единственное место, дающее достаточно надежные помехи, туда, где на электромагнитное безумие Фарфарелло накладывались неизученные свойства Салли.
Ему открыли мгновенно.
— Я сначала выйду на связь, — предупредил он, и Фарфарелло молча кивнул.
Письмо для Апфель было коротким и неформальным: «Все, как мы ожидали. Явился. Влез ко мне в голову. Слишком глубоко, не удержался, как я и рассчитывал. И вляпался, голубчик, сам — я бы его не смог так хорошо макнуть, ведь прототипы слабее, — в этом месте Шульдих хихикнул. — Теперь у нас есть опознаваемый след. И нет необходимости в крутых мерах».
Оставался Кроуфорд. Пытаясь снизить интенсивность видений и удержать себе хоть немного настоящего, он окончательно стал затворником, сидел где-то в башне из слоновой кости и носа наружу не показывал. С бывшими соратниками, правда, часто переписывался попросту по интернету, иногда даже с видеосвязью — односторонней, их он видеть не стремился, да и они бы обошлись, но Салли настаивала, чтобы знать, что с Кроуфордом все в порядке.
«Привет тебе, телепат», — засияло на экране.
Шульдих поморщился — все-таки возраст давал о себе знать, Кроу стал невероятно пафосным — и злобно напечатал: «Мир дому твоему, о пророк», — зная, что его сарказм останется незамеченным.
«Слушаю тебя».
«Я провел встречу. Закинул наживку. Там и правда все перекорежено еще больше, чем было у нас. Но эмоциональные потребности есть, хотя он и пытается выдрючиваться. Товарищи по пробирке ему не подмога».
— Идемте на кухню, — позвала Салли.
Оттуда уже текли запахи, и Шульдих двинулся навстречу ночному ужину. Фарфарелло подвинулся, освобождая место. Салли поставила на стол тарелку с картофельными оладьями, мясные биточки в соусе, за ними виднелись салатики, Шульдих сосредоточенно жевал, не отвлекаясь на разговоры, а рука Фарфарелло лежала у него на бедре.
— Волшебно, — произнес Шульдих, наконец откинувшись на спинку. — Ты гений кулинарии.
— Я думала, вы там поедите, — Салли, подойдя ближе, привлекла его голову к своей груди и перебирала его волосы.
— Опять на «вы», что ж такое! Я был слишком занят, общаясь с милыми одноклассниками. И со своим потомком.
— Он похож на ва… тебя?
— Сходство есть, — подумав, признал Шульдих. — Вот сейчас я даже испытал легкий приступ ностальгии.
— Он такой же мудак? — весело спросил Фарфарелло.
— Не мудак с тобой бы не подружился, — огрызнулся Шульдих, и Фарфарелло согласно кивнул головой, поглаживая его по бедру.
Шульдих, подняв руки, обнял Салли за бедра и потянул на себя.
— Инге спит, — предупредила она, опускаясь на его колени. — Не шумите. Джей, дорогой, не ругай Шульдиха.
— Он не возражает, — пробормотал Фарфарелло, обнимая их обоих. Он просунул руку в вырез домашнего халата Салли, добравшись до ее сосков, и нежно трогал их. Лицо Салли стало на несколько мгновений отрешенным — Шульдих знал, что она произносит короткую молитву перед их развлечениями, и ее религиозное новаторство его поражало. Фарфарелло считал это невероятно извращенным — но кто бы говорил — и ему нравилось.
Она положила руку на пах Шульдиха, потом просунула под белье, лаская член.
Потом они перебрались на стол — Фарфарелло подсадил Салли, вставил, стол слабо закачался от толчков.
— Пойдемте в спальню, — зевнул Шульдих, когда они закончили и Фарфарелло застегнул штаны.
В коридоре Салли остановилась перед разноцветной дверью:
— Но сперва надо проведать Инге.
Шульдих кинул взгляд на Фарфарелло, но тот был безмятежен.
— А не разбудим? — осторожно спросил он, но Салли ответила:
— Нет-нет, она хорошо спит после полуночи.
Они зашли в детскую и остановились у порога, а Салли заглянула в кроватку.
Потом они с Фарфарелло вышли, а Шульдих подошел ближе, глядя на бурую сухую кожу. Тельце давно мумифицировалось. Сначала он был в ужасе, потом решил, что мир полон неизведанного, кто знает, что способна сотворить Салли, и, может быть, есть смысл в том, что она поддерживает фантомную жизнь в мертвом ребенке. Иногда ему казалось, что Фарфарелло разделяет с ней этот бред, а не закрывает на него глаза, и это пугало. Потом он решал, что ошибся. Шульдих дотронулся до холодного лобика.
Вот оно, скучное невыразительное счастье обычных людей, думал он. Как хорошо, что мы его добились. Когда-нибудь и Шальк добьется.
