Приступать к ролевым сексуальным играм следует только по обоюдному согласию, без неожиданностей и сюрпризов.

Утром субботы, проверяя почтовый ящик, Оми обнаружил письмо с незнакомого адреса. В графе «тема» стояло «в пятницу», а в прикреплённом файле была фотография промышленного здания. Отправителя вычислить не получилось, зато здание нашлось сразу. Запрос по сети выдал адрес местного заводика по разливу минеральной воды.

Оми решил, что это спам, и удалил письмо.

 

Очень важно, чтобы вы вместе искренне хотели играть.

В воскресенье Манкс принесла новую миссию. На пятницу.

Требовалось два исполнителя. У Оми в пятницу в школе была контрольная. Он почти отказался, как из папки с заданием выпала пачка фотографий. Завод по разливу минеральных вод был снят во всех ракурсах, и даже с воздуха. Здание было большим, с путаным планом ходов и устаревшей системой сигнализации.

Бомбеец взял на себя координацию по схемам и технику, Сибиряк — основная ударная сила.

Определяющую роль в удачном проведении игры играет подготовка.

С понедельника по четверг, каждое утро, на почтовый ящик Бомбейца с одного и того же адреса приходило письмо с вложенным файлом фотографии. Обнаженные части мужского тела.

Над первой фотографией Оми завис минут на пять. Если даже допустить, что все эти письма спам, то при чём тут стопа? Стопа была чистой, без трупных пятен и подозрительных оттенков синего, все пальцы в наличии, а пятка носила следы педикюра. Оми потёр глаза и ещё раз внимательно всмотрелся в галерею снимков потащенных с сайтов всяческих спа-салонов. Сравнивая присланный снимок стопы с выложенными в Интернете, он сделал ещё два заключения. Стопа мужская, педикюр домашний, так как в салонах «топорами» мозоли не срезают.

Вторник порадовал тыльной стороной ладони. Длинные пальцы с тем же домашним маникюром, обрезанным под самое мясо, ни колец, ни родинок. Только на самом краю снимка Оми разглядел край неровного рубца. Может, всего лишь дефект фотографии?

Рука Оми понравилась. Под тонкой, неестественно белой кожей проступали дорожки вен, а по широким разбитым костяшкам хотелось провести пальцем, чтобы почувствовать…

Утро среды он встретил головой на клавиатуре. Уснул, пока караулил письмо — так как отправитель не вычислялся, то Оми влез в почтовый сервер и собирался «упасть на хвост» отправителю. Уловки с защитой и вирусом почему-то не срабатывали, а тут был шанс. Бессонная ночь на кофе и витаминах прошла гладко. Но с витаминами вышел перебор, так что к утру внезапно зашумело в ушах и поплыло перед глазами.

Проснулся Оми когда совсем рассвело, и с кухни потянуло запахом Ёджиных сигарет. На экране светилось сообщение о поступившем письме.

Принять?

На этот раз на фотографии была спина.

Оми попытался сконцентрироваться на выступающих позвонках и крыльях лопаток. Мужчину на фотографии можно было бы назвать худым, если бы не отчётливо проступающие под бледной кожей жгуты мышц.

Оми закрыл файл, выключил компьютер и пошел завтракать. Школу никто не отменял.

Где-то поперёк горла застрял завтрак, там же почему-то билось и сердце. Чтобы поприветствовать встречающихся по дороге одноклассников, приходилось постоянно сглатывать. Если думать только о позвонках, лопатках, общем силуэте… спина на фотографии была эстетична.

Да. Эстетична.

На уроке рисования учительница предложила детям попробовать новую технику. Рисовать на мятой бумаге. Одноклассники воодушевленно принялись мять выданные листы, скручивая из них шары и кидаясь в соседей по классу. Оми с ужасом смотрел на лежащий перед ним гладкий лист, и у него тряслись руки. Казалось, что бумага пахнет потом и свет от окна окрашивает её в бледно-розовые тона… кожи.

Учительница потребовала тишины и порядка. Дети кинулись собирать с пола бумажные комки и старательно разглаживать их на партах. Оми вытер мокрые ладони о штаны, аккуратно двумя руками скрутил из листа жгут, и тут же, расправив бумагу, стал старательно разглаживать получившиеся заломы.

Фотография спины Фарфарелло будто отпечаталась на изнанке сетчатки глаза. Рубцы под пальцами набухли и потеплели.

Оми сморгнул и отдёрнул руки от бумаги. Почти протёр дыру. Размешивая в банке подсохшую гуашь, Оми никак не мог сосредоточиться на том, что говорит учительница. Надо нарисовать дерево или куст. Краска сама должна лечь в заломы на бумаге, а ученикам следует лишь внимательно присмотреться к получившемуся рисунку и дорисовать до узнаваемого объекта.

Гуашь растворялась комками и тянулась вязкой субстанцией. С кисточки сорвалась первая алая капля, и, словно по жёлобу, потекла по длинному ветвящемуся залому.

Оми сблевал.

Забирать его из школы вызвали Аю. Врач из медкабинета написала освобождение от занятий до следующей недели. Общее переутомление и кофе с витаминами ещё никому не добавили здоровья.

Почему он решил, что это Фарфарелло? Оми не мог сказать. Спина могла быть чья угодно, а толстые припухшие рубцы, белёсые старые шрамы и затянувшиеся будто мятой кожей дырки от пуль и ещё непонятно от чего могли быть наложены гримом или фотошопом.

За окнами машины мелькал городской пейзаж, вгоняя в бездумный транс. Шов на кожаном чехле автомобильного кресла сам ластился к пальцам. Под рукой Оми он быстро нагрелся, и казалось, что ладонь гладит обнажённую спину человека с фотографии.

Оми перевёл взгляд на сидящего за рулём Аю.

— Я в порядке.

— Ты всю ночь просидел за компьютером.

— Разбирался с планом.

Не дождавшись от напарника никакой реакции, даже взгляда, Оми вновь отвернулся к окну.

Похоже, Ая ему не поверил.

Он сам себе не верил.

Только тёплый шов под его ладонью не лгал.

Дома Ая сразу же загнал Оми в постель. Никакого компьютера, и можно пропустить смену в магазине. Оми не возражал. Организм, освободившийся от кофе и работы, хотел спать.

Манкс появилась вечером с предложением передать свою часть миссии свободным Вайс.

Ая хмурился и молчал, Ёджи предложил свою кандидатуру, непонятно только, куда, подменить Оми или выгулять девушку. Кен слушал и варил какао на всех, но после того, как Ёджи всё-таки заткнулся, предложил сработать одному.

По дому Кен ходил в футболках с обрезанными рукавами и растянутым воротом. Оми поймал себя на мысли, что ему нравится, как выглядят белесые рубцы от ожогов на руках и шее Кена.

И от этих мыслей уже не тошнило.

У Фарфарелло была красивая спина.

Убедить их, что всё в порядке, оказалось не так уж и трудно. Всё же он был самым младшим, и перенапряжение от учёбы в школе и необходимости работать по ночам и днём в магазине выглядело правдоподобным объяснением. К пятнице он вернётся в норму.

Ночью, лежа на кровати в своей комнате, он смотрел сквозь тонкие занавески на кусок неба над крышей соседнего дома и тянущийся вниз толстый кабель. Короткий крест телевизионной антенны, рыхлый, уже расплывшийся след от самолёта. У городского неба были свои незаживающие шрамы.

Рано утром, пока все в доме ещё спали, Оми прокрался в подвал к компьютеру. Системник гудел, загружаясь медленно и печально. Похоже, что в письмах вложениями были не только фото, но и вирус, не позволяющий отследить получателя, а сейчас добивающий саму машину.

Вместо заставки, прыгающего смайлика, на рабочем столе открылась фотография. В полный рост, обнажённый, шварцевский псих позировал на тёмном фоне с поднятыми руками, держась за толстую цепь, свисающую откуда-то сверху.

Оми усмехнулся, вот уж не думал, что Фарфарелло может играть на камеру. Расслабленная поза, прямой взгляд в камеру. Уверенность и вызов.

Повязки на глазу не было, и Оми с болезненным любопытством разглядывал пустую глазницу. Тёмный провал смятой кожи, тонкие рубцы шрамов, один из которых, самый длинный, пересекает бровь. Ещё один, воспалённо красный, но не доходящий до глаза, ломал когда-то прямую линию носа и вминался в щёку, оставляя в ней чёткую борозду там, где должна быть ямочка от улыбки.

Оми никогда не видел, чтобы псих улыбался, тот был либо убийственно серьёзен, либо кривил рот в оскале.

Отвести взгляд от лица было почти физически сложно. Остальное его не впечатлило.

То ли фотография была маленькой, то ли свет выбелил фигуру, на контрасте утопающую в черноте фона, но шрамов на теле казалось мало.

Фотография спины Оми понравилась больше.

Член, в редких завитках белесых кудряшек, не смущал. Фарфарелло был не возбуждён. Зато сами кудряшки были… прикольными. Яркий направленный свет ещё больше подчеркивал прозрачную белизну волос, и Фарфарелло обзавёлся коротким нимбом над головой и смазанным пятном в паху. Оми прикусил рукав пижамы, чтобы громким смехом не разбудить остальных.

Системный блок зашумел громче, запахло палёным пластиком, пылью, и монитор погас.

— Приятного аппетита, — пожелал Оми вражескому вирусу.

Рабочие материалы он скачал ещё вчера, а тут такой повод запросить в Критикер новую технику.

Несмотря на освобождение, в школу на контрольную Оми всё же пошел. Миссия была назначена на вечер, и к ней всё уже было готово. Чем ещё занять целый день пятницы, он не знал.

 

Длительная и подробная подготовка с составлением сценария может убить интерес к сексуальной игре либо привести к тому, что вы будете вместо наслаждения действом следить за тем, идет ли оно по плану. И, конечно же, не стоит забывать о правильно подобранном времени и месте проведения сексуальных игр. Постарайтесь, чтобы вам никто внезапно не помешал. Выделите на это побольше времени (ночь или целый вечер), чтобы эротический праздник удался.

Труп их сегодняшней цели Бомбеец опознал не сразу. Он вообще не планировал с ним встречаться, это было заданием Сибиряка.

Поначалу он решил, что это заблудившийся охранник, с огромным букетом роз, вот так просто, от нечего делать, торчит на крыше завода, в час ночи. Стоит, опершись об ограждение, и никуда не торопится.

В наушниках недовольно сопел Сибиряк, уже запутавшийся в переплетениях труб и ходов.

По данным аналитиков, в эту ночь «тварь тьмы» должна была прийти на завод, чтобы извлечь из системы перегонки воды некое устройство, подающее в эту самую воду неучтённые неминеральные элементы.

Задача Вайс была выследить тварь, когда она достанет устройство, убить и забрать всё лишнее. Ничего нового. Основная сложность — именно найти цель и не потеряться самим.

Бомбеец не мог включить ноутбук, чтобы открыть схему этого лабиринта, из-за чего Минотавр и его жертва могли и не встретиться в эту ночь.

Чёртов охранник не уходил и даже не шевелился. Запах от такого количества роз раздражал обоняние, и от него першило в горле.

В наушнике громко ругнулся Кен, опять свернувший в тупик.

— И куда дальше? — злобными помехами прошипело прямо в ухо.

Бомбеец поморщился. Это Абиссинец может часами гулять в лабиринте, становясь с каждым часом всё тише и умиротворённеё. А Сибиряк, если минут через пять не найдёт выхода, то он его организует… сквозь стену.

— Две минуты. У меня охранник.

Сибиряк замолчал, давая напарнику время разобраться с проблемой. Откуда только он на крыше? На весь завод их всего трое, и маршруты обхода ограничиваются внешним периметром и внутренним служебным помещением на первом этаже. В цехах работает автоматика, туда допускаются только специалисты-наладчики да начальство.

Дротик со снотворным лёг точно в цель, правую ягодицу. Человек даже не вздрогнул, стоял, опершись локтями на перила, и лишь ночной ветерок шевелил лёгкую ткань явно дорогих брюк. У охраны форма едва ли не из брезента пошита.

Тогда кто он?

И только подойдя вплотную и сняв шляпу с прикрученного к перилам ограждения тела, Бомбеец опознал сегодняшнюю цель. Тварь тьмы скончалась от бессердечия. Сердце, пронзенное насквозь тонким стилетом, лежало в букете роз, который скотчем был примотан к трупу.

Общая композиция, удерживаемая в вертикальном положении при помощи проволоки, верёвок и скотча, выглядела легко и естественно. Оми ждали.

Первое свидание, незнакомец в шляпе, цветы… сердечное признание.

Между тугих бутонов белел треугольник записки.

В наушниках опять зашумело. Кен волновался и дёргал гарнитуру.

— Сибиряк… Отбой. — Оми двумя пальцами вытащил записку. — Уходи, встречаемся у машины.

В ответ глухо фыркнуло помехами.

— Сибиряк?

Оми вжал гарнитуру в ухо, пытаясь вычленить среди шумов, дыхание Хидаки. Тонкий треск помех, шуршание фантика, гулкое эхо шагов, звучащее всё чётче, скрип подошвы… шелест одежды. Кто-то поднял гарнитуру с пола.

Оми не дыша вслушивался в звуки. Пальцы сжались на рукоятке стилета, и тонкая полоса металла легко выскользнула из холодного куска плоти. И всё равно аромат роз перебивал запах крови. Потёки на клинке казались соком с тёмных бутонов.

— Кен, — осторожно позвал Оми.

На той стороне кто-то хмыкнул и отключил связь.

Запиской оказалась сложенная вчетверо фотография Фарфарелло. Та же, что послужила заставкой на рабочем столе. С обратной стороны фотографии ручкой была начерчена схема прохода в тупик.

Оми загрузил на ноутбуке план миссии. Действительно, тупик, техническое помещение второго уровня. Стрелки на циферблате замерли, время начало операции. Вот только цель уже мертва.

Где-то внутри здания Фарфарелло… где-то внутри здания пропал Кен.

 

 

Найти отмеченный тупик оказалось просто. Внутри было тепло, и даже шум работающей техники звучал здесь как-то приглушенно.

Цепь с фотографии Оми увидел сразу, она отсвечивала тусклым светом потолочной лампы. На полу, под свисающей цепью, была брошена широкая клеёнка и стоял технический фонарь.

Фарфарелло сидел на корточках в углу напротив входа. Чёрная повязка на глазу притягивала внимание больше, чем лежащий рядом Кен.

Оми хватило одного взгляда, чтобы понять, что Хидака спит. У того даже выражение лица было каким-то обиженным и довольным одновременно. Да и мертвецы не сопят простуженными носами.

Рукоятка чужого стилета удобно лежала в ладони. Доставать из рюкзака складной арбалет Бомбеец даже не собирался. В закрытом помещении нож — самое лучшее, что ему могли предложить.

И выпрямившийся во весь рост обнажённый парень не пугал.

Перешагнув спящего у его ног Кена, Фарфарелло прошел в середину комнаты, под свет единственной лампы. Оми, двигаясь вдоль стены, подобрался к Хидаке. Плечо оттягивал рюкзак с ноутбуком. Фарфарелло дёрнул цепи, крепящиеся где-то на потолке, и, повозившись между крупными звеньями, отцепил обычные полицейские наручники.

— Хочешь? — бледные губы растянулись в оскале.

Оми присел на корточки рядом с напарником, шаря рукой по его телу, в поисках открытых ран. Кен завозился, не просыпаясь, и, приоткрыв рот, захрапел более отчётливо.

Что там предлагал псих, Оми не понял. Зато внезапно чётко осознал своё желание. В желтоватом свете потолочного светильника шрамы на теле Фарфарелло обрели цвет, объем… и пока ещё ускользающий смысл. Стилет рыбкой выскользнул из мокрой ладони. Не глядя нащупав упавший нож, Оми снял с плеча рюкзак, оставляя его рядом с Хидакой, и нерешительно шагнул вперёд.

— Всё для тебя, — Фарфарелло звякнул цепями.

Когда псих успел защёлкнуть на своих запястьях наручники, Оми упустил. Но так действительно было спокойней.

Фарфарелло был пристёгнут к свисающей с потолка цепи. Не слишком надёжная конструкция, но она всё же ограничивала возможности передвижения. Не доходя пары шагов, Оми зашёл за спину Фарфарелло.

Фотографии, которые ему присылали, явно были свежими, как и припухшие борозды от плети, наискось расчерчивающие спину. Возможно, у плети были узелки. Цепочка мелких отметин от лопнувших капилляров жемчужной ниткой стекала по рубцам.

Было приятно их отслеживать кончиком стилета. От поджившей царапины подмышкой, вниз по бордовой выпуклой борозде к последнему ребру, рассекая старый уже побелевший шрам.

Фарфарелло прогнулся в пояснице, подставляясь под эту стальную ласку. Оми остановил движение руки. Кончик ножа находился над печенью, достаточно сильнее нажать на такую удобную тёплую рукоятку, и лезвие скользнёт в тело. Сорок минут… сорок минут мучительной боли. И смерть.

Это было так просто… легко, что внезапно отрезвило. Оми вздрогнул и отступил. Он сам. Фарфарелло добровольно надел наручники.

Хриплый тихий смех, и скрежет звеньев большой цепи.

— Малыш, или игрушка в твоих руках, или в моих.

Фарфарелло даже не повернулся.

Он мотнул головой в сторону спящего Хидаки. — Его я убью.

Оми зло фыркнул, но не успел сказать, кто тут в наручниках и на цепях, как его опередили.

От пустого проёма дверей раздался спокойный голос.

— Бомбеец, не стоит отказываться от подарков.

— А это подарок? — Сейчас Оми остро пожалел об оставленном в рюкзаке арбалете.

В темноте блеснули стёкла очков.

— Разбирайтесь сами, — тёмная фигура пожала плечами. — Хидака будет спать ещё часа два. Не уложитесь… будут проблемы.

Кроуфорд развернулся и растворился в мерно гудящей темноте.

— Лучше разденься… Шульдих говорит, что кровь плохо отстирывается. — Фарфарелло развернулся лицом к Оми. — Ты мне нравишься. Сделаешь, как я скажу, выйдете отсюда живыми. Оба выйдете.

Оми заторможено кивнул. Миссия провалилась… вышла из-под контроля, с самого начала. Нет. Ещё в субботу той недели, когда он получил первое письмо. Надо было предупредить остальных. Сразу же.

Он один виноват.

Виноват в том, что их здесь и сейчас могут убить.

Кен ничего не знает!

В мыслях царила паника, но руки уже расстегивали замки, стаскивали футболку и джинсы. Сжимая в руках ворох своей одежды, Оми огляделся вокруг, ища стул или хотя бы гвоздь в стене.

Из мебели в комнате была только цепь, и на ней уже висел один псих. Не снимая кроссовок, Оми подошёл к спящему в углу Кену. Джинсы и футболку аккуратной кучкой положил на рюкзак, а курткой накрыл голову Хидаки. Не хотелось бы оставлять свидетелей.

Фарфарелло был терпелив и неразговорчив. Инструкция состояла из пары слов:

— Режь. Хочу кончить.

— Я ведь тебе нравлюсь, — сообщил псих.

Оми согласился.

Ему нравилась спина Фарфарелло.

Сталь легко вскрывала старые шрамы и рисовала новые. Сталь могла быть нежной, как дыхание, и острой, как прошивающее тело желание. Она была кистью.

Оми вычерчивал свой рисунок, соединяя линии старых шрамов узкими надрезами новых ещё открытых ран. Нож танцевал по коже, смешивая и размазывая алые дорожки из крови, пота, слюны.

У стали был свой, особенный вкус, солоновато-кислый, с перчинкой. А может, это был вкус тела…

Не сразу, но он смог встать лицом к Фарфарелло, и, поставив между ними нож, потянулся к его губам. И если Оми в узел солнечного сплетения упиралась округлая рукоятка, то Фарфарелло досталось остриё. Такой расклад устроил каждого.

Хоть что-то, хотя бы на мгновение, но должно быть нормальным между ними. Поцелуй — это ведь нормально?

На верхней губе был шрам, он ощущался языком как твёрдая нить, вшитая под кожу, а нижняя была пухлой и обжигающе горячей. Оми лизнул её, смачивая слюной, и Фарфарелло приоткрыл рот. Приглашая.

Оми не собирался целоваться. Он сжал зубы, и от укуса в рот брызнули терпкие капли крови. Тёмная слива с алой мякотью — лопнувшая кожица губы.

Когда Фарфарелло слизывал свою кровь, Оми заметил, что и на языке у того есть шрамы.

И всё же он не будет целоваться.

В правом ухе почти нет свободного места от металлических колечек, Оми раздвигает их языком, и, нащупав достаточно широкое расстояние между двумя серёжками, прокусывает хрящ клыком. В десну впивается металл застёжки, но Оми старательно растирает кожу между стиснутыми зубами.

Он не будет целовать шварцевского психа.

Он здесь не добровольно.

Фарфарелло терпеливо пережидает, пока ему отгрызают ухо, и едва Оми разжимает зубы, он откидывает голову, подставляя горло.

На шее светлый, не загорелый след от ошейника, выпирающий кадык, и на ключицах видны следы сросшихся переломов. Сломанное тело, скреплённое рваными мышцами и шелковистой кожей. На сгибах локтей не видно вен, зато следы от уколов похожи на не сложившуюся мозаику татуировки.

Пальцы скользили по телу, путая рисунок танца с острием лезвия. В ушах шумело, и от учащённого дыхания сохло горло. Лопнувшая слива губы сочилась солёным соком. Фарфарелло с удовольствием подставлял свой рот Оми.

Один из сосков был проколот, и кончик ножа свободно проходил сквозь отверстие, Оми даже смог просунуть мизинцец, оттягивая тёмный кружок. Попытка проколоть стилетом другой сосок сорвалась, и сосок порвался. Лезвие было слишком широким.

Зато струйка крови, стекая вниз по животу, окрасила бесцветные кудряшки в паху в чистый алый.

Набухшая головка члена упиралась в пупок. Оми усмехнулся, не так уж и много надо, чтобы шварцевский псих кончил.

И тут живот свело очередной судорогой. Сам Оми не кончил только лишь потому, что ему было до жути страшно. От собственных действий, ощущений.

Неправильность происходящего ломала в сознании барьеры.

Он это знал.

Нельзя.

И как на миссии, выпуская стрелу в цель, знал, что прав.

Возбуждение ядом текло в крови, от него тряслись колени, но рука, сжимающая нож, ни разу не дрогнула.

Лезвие плашмя легло на возбуждённый член.

Оми встретился взглядом с Фарфарелло.

Он хотел… и ему не нужны были большие неприятности.

Зрачок в единственном глазу психа был расширен, и всё же Фарфарелло полностью контролировал не только себя, но и действия Оми.

Почему-то это больше успокаивало, чем пугало.

Кончик ножа скользнул в щёлочку уретры, натягивая кожу. Фарфарелло застонал, дёрнувшись и соскальзывая с острия. Струйка крови быстро побежала по члену, огибая вздутые вены и капая на пол.

Оми вздрогнул. Раны на спине и сосках так не пугали, а вот сейчас ему стало страшно. Он нагнулся и обхватил головку члена губами, стараясь прижимать ранку языком, стал посасывать, желая остановить кровь.

Фарфарелло толкнулся вперёд, загоняя член почти целиком в горло. Шелковистое и горячее упёрлось в нёбо, а на языке копился солоноватый вкус… возможно, крови? Это тоже было интересно, хоть от резких толчков и саднило горло.

Оми нравилось.

Резкие, дёрганые движения Фарфарелло, звон цепи, боль в уголках губ, жёсткие паховые волоски, мажущие кровью щёку и кончик носа.

Когда ему всё это надоело, он отстранился, отталкивая от себя психа, и сам отполз подальше.

Взглядом Фарфарелло можно было сбивать самолёты и плавить бетон.

— Чем дальше, тем интересней, — просипел Оми. — Я тоже хочу кончить.

Псих не подобрел, но заинтересовался.

Поднявшись с пола, Оми осторожно, будто не он до этого резал и колол, обошел Фарфарелло.

Раны на спине уже не кровоточили, и сгустки свернувшейся крови багровыми растрепанными нитками уродовали кожу, смазанные отпечатки от пальцев и ножа высохли, шелушась рыбьей чешуёй.

Стряхивая их, Оми провёл по спине раскрытой ладонью. Кое-где вновь потекла кровь, а Фарфарелло требовательно выгнул спину. Оми не отказал, запуская ногти в открытую рану.

— Ещё? — участливо поинтересовался он. — А что мне за это будет?

Пьянящее ощущение власти, азарта и возбуждения кружило голову. Он ещё никогда не… не с парнями… Хорошо, с девчонками ещё тоже не было. Предлагали… не так, как здесь и сейчас.

Может, в этом и дело?

Пальцы скользнули между ягодиц, там внезапно оказалось влажно. Оми отдёрнул руку и с удивлением посмотрел на жирно поблёскивающие пальцы. Стекающая со спины кровь не смешивалась с маслом, и двуцветные подтёки пятнали внутреннюю стороны бедра. Оми растерялся и брезгливо отёр пальцы о клеёнку на полу.

— Я подготовился, — пояснил Фарфарелло. — Кроуфорд сказал, так надо… для тебя.

— Подарок, — растерянно пробурчал Оми. Отказываться он точно не собирается. Чем бы там ни накачали задницу психа.

Фарфарелло пришлось нагнуть, пристроиться к более высокому партнёру, да ещё и в свой первый раз, было трудно.

Развести скользкие от масла ягодицы, чтобы обнаружить кончик ярко оранжевой силиконовой пробки, торчащей по центру задницы. И если вытаскивая пробку, он ещё пытался быть осторожным, то вид приоткрытой дырки окончательно снёс весь контроль и осторожность. Оми пристроил свой член в растянутое отверстие и дал…

Целых два раза.

Кончать в горячее тугое нутро было до звёздочек хорошо. Хотелось орать, но вместо этого Оми впился зубами в маячивший перед глазами бок.

Фарфарелло задёргался, и Оми, почти лежащий на его спине, чуть не упал. Пришлось схватиться рукой, куда дотянулся, и сжать покрепче. Чужие яйца в ладони оказались тугими и приятно прохладными. Ничего не соображая, он тянул их, сжимая и выкручивая, желая одного — чтобы бившееся под ним тело обмякло.

Когда звёздочки разлетелись, Оми с трудом раскрыл глаза. Координация в пространстве так и не восстановилась, казалось, что он лежит на Фарфарелло, а тот на полу. Чего длина цепи в принципе не позволяла.

Разжать зубы оказалось ещё трудней. Почти идеальный круг, опухший, синий, с лунками от зубов.

Не откусил. Оми осторожно пальцем разгладил рваные края. А шрам должен получиться красивым.

Фарфарелло завозился. Извернулся под лежащим на нём Оми, задумался, а потом, словно сомневаясь, подтянул того повыше, полностью укладывая на себя.

Они всё же лежали на полу. Значит, псих мог в любой момент снять наручники…

— Как?

Оми попытался приподнять голову, чтобы заглянуть в лицо Фарфарелло.

Взгляд зацепился за чёрную повязку на глазу. Он протянул руку, чтобы снять её, но его остановили, перехватив за запястье, а потом ещё и резко заломив руку за спину. Скинув Оми на пол, Фарфарелло легко поднялся.

Единственное, на что хватило сил у Бомбейца, это перевернуться на спину. Цепь всё так же висела где-то под потолком, на ней болтались застёгнутые наручники.

Он ещё вяло возился на полу, пытаясь опереться на дрожащие руки, когда шварцевский псих подошел к Хидаке. Вытащил у того из-под головы какие-то тряпки и стал одеваться.

Кожаные штаны и жилетка не прикрывали ран, но Фарфарелло, похоже, это не смущало.

— Мне понравилось. — Одевшись, Шварц подошел к всё ещё лежащему на полу Оми, и присев на корточки, провёл пальцем по его губам. В руках у него был стилет.

— Кроуфорд говорит, пора заканчивать. Ваши пришли.

Нож лёг в ямку между ключиц, сразу же разрывая кожу.

Оми сглотнул ставшую горькой слюну.

— Ты… вы обещали, — голос не слушался, но ведь он действительно думал что… что?

У Фарфарелло на лице отразилось недоумение. Нож скользнул по груди, очертив сосок.

— Не хочешь, чтобы они тебя нашли голым? Хорошо.

Оми подумал, какая разница, в каком виде найдут его труп, но озвучить эту мысль не успел. Фарфарелло сжал его голову в ладонях и со всей силой приложил затылком об пол.

В больнице Критикер была хорошая диагностическая аппаратура и опытные врачи. Лёгкое сотрясение мозга и амнезия, в крови у обоих Вайс обнаружены следы неизвестного медицинского препарата. Ничего серьёзного, что могло бы потребовать госпитализации. Сразу после осмотра Ая увёз Бомбейца и Сибиряка домой, в Конеко.

Вопросы им задавали, но Кен не помнил даже, как входил на завод. Как ехал, помнит, а дальше провал. Оми не успел сориентироваться и сказал, что забрался на крышу и нашел труп цели. Труп не нашли, но поверили, что был.

То, что на объекте побывали Шварц, подтвердили аналитики.

— А раньше этого они сказать не могли? — возмущался Кен.

Ая невозмутимо пожал плечами.

— Как сообщили, так мы к вам и поехали. Успели.

Оми молча согласился. Успели. Фарфарелло его одел.

Дома, в Конеко, его ждал новый компьютер. И письмо в почтовом ящике с прикреплённым файлом. На фотографии были двое, перемазанные в крови, в изломанных позах, не замечающие никого вокруг. Холодный свет лампы на полу обесцвечивал шрамы Фарфарелло, а худое тело Оми высветлял до невинной детской хрупкости.

В графе «тема» стояло одно слово: «Повторим».