Перчатки пахнут кровью. Айя прекрасно понимает, что это всего лишь иллюзия, но ничего не может с собой поделать. Он остервенело сдирает их и выкидывает в урну, одиноко стоящую в центре остановки. На часах – без пяти минут полночь. Ждать автобус в такое время как минимум неразумно, тем более в таком глухом районе.
Абиссинец вынимает из кармана мобильный телефон и набирает короткий номер. Гудок неприятно режет слух. Айя морщится.
– Добрый вечер! Вы позвонили в службу такси.
– Здравствуйте, могу я заказать машину? – Идиотский вопрос, но все ещё не отбитая вежливость требует.
– Да, конечно! Назовите адрес.
Он бросает взгляд на ближайшее здание, бессознательно щурится, вчитываясь в незнакомое название, и, наконец, после непродолжительной паузы называет улицу и дом.
– Через пятнадцать минут к вам подъедет серебристый форд.
– Спасибо.
Айя нажимает кнопку отбоя и переступает с ноги на ногу. Резкий порыв ветра заставляет его поежиться. Сегодня холодно. Очень холодно.
* * *
Закрыв за собой входную дверь, он раздраженно хмурится. В квартире едва ли теплее, чем на улице. Похоже, уходя, он опять оставил форточку открытой. Не включая свет, Айя проходит вглубь квартиры. У огромного окна распахнуты обе створки.
– Форточка, – ядовито комментирует он, закрывая их.
Стекло в раме тихо дребезжит.
Абиссинец скидывает плащ на кресло и замирает в центре комнаты с закрытыми глазами. Сейчас он пытается убедить себя, что раздражающее чувство беспокойства, рождающееся где-то глубоко в животе, такой же мираж, как и запах крови на перчатках. Но через мгновение сдается, в несколько широких шагов пересекает комнату и толкает дверь в соседнюю.
Здесь горит ночник и гораздо теплее. На широкой кровати неподвижно лежит человек. Его грудь замотана бинтами. Лицо хранит выражение спокойствия и безмятежности. На тумбочке, стоящей рядом с постелью, помятый бумажный самолетик и испачканная землей фотография: смеющаяся девочка лет пяти бежит в сторону фотографа.
Айя присаживается на корточки возле кровати и осторожно проводит рукой над лицом человека. Дыхание есть. Значит, он всё ещё жив.
Абиссинец вздыхает, отчаянно уверяя себя, что это не от облегчения, а от усталости, и роняет голову на покрывало. Он ведь на самом деле очень… очень устал.
Он не вздрагивает, когда его волос нерешительно касается чужая ладонь. Только губы изгибаются в слабой улыбке. Такой непривычной, странной, которую никто никогда не видел.
– Ты вернулся… – хрипло произносит человек.
Айя не считает нужным отвечать. Только ещё глубже зарывается лицом в покрывало.
Тепло…
Конец