4
События развивались строго по сценарию, сообщённому предвидением Кроуфорда. Это одновременно пугало и обнадёживало. Шварц честно соблюдали свою часть договора, всё больше убеждая Оми, что на этот раз их враги действительно заинтересованы в сотрудничестве.
Об Эпитафии было известно уже достаточно много, и всё-таки некоторые детали в голове Оми не сходились между собой. А главное, он всё ещё не мог придумать, каким образом программу обновлённого будущего можно запустить в действие? Сейчас она хранится в сознании Кроуфорда, свёрнутая в систему особых символов. Наги гениально разработал этот шифр и стратегию переноса данных «туда», но насчёт «обратно» идей не было, потому что они даже приблизительно не могли себе представить конечный носитель. Как это должно выглядеть? Как мощный компьютер? Или человеческий разум? Вселенная, свёрнутая в точку? Некая сеть, расходящаяся из единого центра по всему миру? Можно было бы попробовать отработать несколько версий, но времени до «часа икс» оставалось всё меньше. И Оми решил сосредоточиться на поиске ответа на вопрос, казавшийся ему более важным, чем остальные: что представляет собой Эпитафия? Человек это или машина?
В команде Вайсс тоже всё было не радостно. После смерти Кё, в случайность которой никто не поверил, Сэна начал психовать и уже успел наделать глупостей. Убил директора Академии Коа — своего родного дядю, и тем самым вынудил агентов Эпитафии вести себя с ещё большей осторожностью, чем раньше. Кэн, вместе с Ёдзи вызванный из Европы, чтобы присоединиться к Вайсс в Академии, открыто выражал своё недовольство Сэной, разжигая конфликт. Ёдзи вёл какую-то свою игру, отказываясь посвящать товарищей в подробности. Только Ая был сдержан, и сейчас, по сути, от его выдержки всецело зависело, не провалят ли они миссию.
Но Персия не мог совершенно отстранить Сэну от задания, тем самым спасая его жизнь и прекращая разногласия в команде. Он чувствовал, что родственные связи юного волка с верхушкой Академии Коа способны вывести на верный след. И потому повернул дело так, что Идзуми Сэна был вынужден начать собственное расследование.
Именно в это время, перед решающим ударом, Оми получил от своего деда приказ прервать миссию.
Как всегда, Наги появился неслышно, в обычный час соткавшись из сумерек и лунного света. Оми стоял у окна и невидящим взглядом смотрел на город. В его руках была фотография четвёрки Вайсс: счастливые, беззаботные лица друзей-флористов, работников магазина «Дом, где живут котята». Наги тихо подошёл и через плечо Оми взглянул на фотографию. Только сейчас заметив появление напарника, младший Вайсс вздрогнул.
— Я получил приказ прекратить миссию, — сказал он потерянно.
Наги холодно пожал плечами:
— Прекращай. Предательство — ваше обычное дело.
— Зачем ты так? — в голосе Оми послышалась горечь упрёка. — Я же не собираюсь сворачивать работу над нашим проектом! Шульдих умеет читать мысли, и если бы я передумал, он обязательно сообщил бы об этом тебе.
— Шульдих мне ничего не говорил, — подтвердил Наги, не отрывая взгляда от фото четвёрки Вайсс. Некоторое время Оми внимательно наблюдал за этим взглядом, и вдруг тихо сказал:
— Вы с Кэном воспитывались в одном монастыре. У той монахини, которая… Я помню, Кэн убил её сам, никому из нас не позволил этого сделать. Почему, Наги? Ты ведь знаешь?
Телекинетик вздрогнул. Оми буквально всей кожей ощутил, как между ними снова выросла стена. Наги долго молчал, отвернувшись к окну, и его глаз, скрытых сумерками комнаты и длинной чёлкой, разглядеть было невозможно.
— Он обещал, что с ней ничего не случится, — наконец сказал младший Шварц. В словах его звенели лёд и металл. — Он предал меня. И каждый из вас способен на предательство. Потому что ваши идеалы — пыль, иллюзии. Этой дружбы, — Наги презрительным кивком указал на фотографию, — не существует. Если дело касается личных интересов, каждый сам за себя.
Оми взволнованно сжал кулаки.
— Неправда, Наги! У Кэна не было выбора. И он просто не захотел делить с нами ответственность за эту кровь, взял всё на себя. Разве это — не доказательство преданности?
— Я бы лучше посмотрел, как он сейчас будет выполнять твой приказ о прекращении миссии, — сказал Наги жёстко. — Вы же — Вайсс, и вы не можете ослушаться начальства.
— Приказа о прекращении миссии не будет, — процедил Оми сквозь зубы. В его глазах не осталось ни капли обычного мягкого обаяния, они были наполнены железной волей и решимостью. На лице Шварц отразился осторожный интерес.
— Вот как? И что ты намерен делать?
— Для начала попытаюсь добиться отмены приказа. А если не получится, сложу с себя обязанности Персии. Я сам — Вайсс. И не имею права ничего требовать от друзей, заставлять их делать что-то против воли. Они сами решат, идти за мной или нет. Но знаешь, Наги, я верю в нашу дружбу больше, чем в судьбу! И скоро ты убедишься в том, что был к Кэну несправедлив.
На бледных щеках Наги вспыхнул румянец. Ресницы взволнованно дрогнули, и Оми показалось, что младший Шварц сейчас готов шагнуть навстречу и сделать что-то необычное, удивительное, совершенно для себя нехарактерное. Например, пожать ему руку или обнять… Может быть, это усталость от одиночества? А может, уважение к силе воли и твёрдости позиции? Благодарность за то, что Оми не обманул его ожиданий? Или благодарность… за надежду? За право на счастье, щедро подаренное сейчас заклятым врагом?
Однако младший Шварц не привык давать волю эмоциям, и мимолётный порыв тепла тут же сменился его обычной деловой сосредоточенностью.
— Итак, мы остановились на том, что Эпитафия может быть машиной, подключенной к человеческим ресурсам? — спросил он сухо.
Но в тоне голоса Наги больше не было льда и металла, и Оми наконец улыбнулся:
— Да, давай сегодня отработаем эту версию. Перед твоим приходом я уже набросал черновую модель…