The Sous-Chef

Перевод:

Бета: Indrik
Гамма: Verona

Фанфик не завершен. Переведено 15 глав из 20. Оригинал: https://www.mediaminer.org/fanfic/s/weiss-kreuz-fan-fiction/the-sous-chef/111238

Назад Слайдшоу Далее

Глава первая

в которой Шульдих синеет, а Ёдзи предстоит неожиданная встреча

– Ай!

Ёдзи нагнулся, выпутывая щиколотки из колючек. Пора бы приучиться носить длинные штаны, если он и дальше собирается ходить напрямик через заросшую ежевикой низину. Но день был таким приятным…

Откинув голову, Кудо глубоко вдохнул душистый воздух французской провинции, сладость которого не переставала его изумлять. Кинув в рот пару ягод – должен же был кустарник расплатиться за покушение на его неприкосновенную плоть – он продолжил подъем по крутому склону к Боннё, где жили они с Шульдихом. Ну, или, по крайней мере, там они собирались оставаться, пока непоседливому телепату не взбредет в голову посмотреть на улицу, где был застрелен Кеннеди, или посетить самый большой в мире бордель, или попробовать лед в Антарктиде, или еще что-нибудь в этом духе.

В долине Люберон в южной Франции они очутились, по всей видимости, для того, чтобы Шу смог полюбоваться на замок маркиза де Сада, или маркиза де Шар-дэй, как предпочитал произносить это Ёдзи. Пресловутый замок оказался годным только на слом строением на холме, возвышающемся над маленьким городком под названием Лакоста. Старые, полуразрушенные здания не вызывали у Кудо ни малейшего интереса – он любил природу и любил людные места, а историю находил утомительной, если не сказать – откровенно скучной. Поэтому, пока Шульдих общался с духом маркиза, Ёдзи шатался по предместью, болтая с работниками на виноградниках и иногда даже помогая им собирать созревшие гроздья.

Кудо улыбнулся, вспоминая полные подозрения взгляды пожилых виноторговцев. Похоже, что большинство представителей старшего поколения весьма нетерпимо относились к тем, кому не посчастливилось родиться провансальцем. Но уникальные таланты Шу включали в себя умение управлять лингвистическими центрами мозга, так что он мог вложить любой знакомый ему язык в мозг другого человека. А со всеми их переездами Шульдих знал чуть ли не все языки на свете. Ёдзи не очень-то понимал, как работает эта языковая трансляция – Шу не отличался терпением, когда приходилось объяснять то, что для него самого было врожденным умением. Судя по всему, хотя телепат и не мог физически воздействовать на синаптические связи, он мог заставить человека думать так, что они менялись сами. Получалось, что если тебя заставить думать, что ты знаешь язык, то мозг на физическом уровне начнет работать так, как будто ты его действительно знаешь. Ёдзи спросил, в чем разница между знанием языка и тем, что мозг реагирует так, как будто ты его знаешь, но Шульдих в ответ забрался на пальму и принялся швыряться кокосами – в то время они были на Антильских островах.

В результате Кудо мог разговаривать на провансальском, как на родном, даже "oui” ухитряясь выговаривать в этой специфической, чуть гнусавой манере. Так что он провел весь день, болтая с виноторговцами и работая на виноградниках. Вообще-то, он не считал тяжелую работу достойным времяпрепровождением во французской глубинке, но у сборщиков винограда было много перерывов, во время которых они дегустировали вина нового урожая, и в результате Ёдзи провел весь день, поддерживая состояние легкого, приятного опьянения хорошим вином. В основном, это было красное столовое вино, но все равно весьма достойное. Да и компания оказалась совсем неплохой. Младшее поколение (все, кому еще не исполнилось пятьдесят) отличалось общительностью и не строило из себя монахов-отшельников, в отличие от старых французов.

– Эти старики – они как устрицы, – сказал ему один из парней – Жевьер, кажется – когда он озвучил эти мысли. – Они плотно захлопнуты и их сложно открыть, но у некоторых внутри настоящие жемчужины. Но кому нужна жемчужина вонючего старика?

– А старухи еще хуже, – поддакнул другой, наполняя стакан Ёдзи.

Да, как ни крути, это был хороший день… но он слишком долго пробыл вдалеке от Шульдиха. День врозь был проведен действительно врозь – никакой телепатической связи при этом не допускалось. Эта мера была необходима для сохранения того немногого, что осталось от их вменяемости. Непрерывное пребывание рядом друг с другом двадцать четыре часа в сутки могло превратить в ад любые отношения.

Когда остатки Эсцет всерьез принялись охотиться на Шу, им пришлось постоянно переезжать с места на место. Иногда они неделями жили в машине, не имея возможности снять денег – в конце концов Наги и Оми справились с этой проблемой – а отсутствие элементарных удобств, недостаток сна и еды плохо сказывались на их характерах. Было все – крики, оскорбления, рукоприкладство и телепатические атаки, угрозы, ложные обвинения, оскорбленные чувства. Однажды Ёдзи даже попытался сбежать.

Кудо поморщился, вспоминая. Он дождался, пока немец крепко заснет, потом собрал все свои вещи, на тот момент легко помещавшиеся в небольшой рюкзак. Ни разу не оглянувшись, он спустился, продираясь сквозь чащу, вниз с горы, на которой они отсиживались в течение нескольких дней. Но уже добравшись до подножья, Ёдзи неожиданно вспомнил, почему он сказал «да», когда Шульдих предложил ему пуститься в бега от Эсцет вместе. Во-первых, мысль о том, что рыжему телепату придется спасаться бегством в одиночку, скрываясь ото всех и поддерживая связь только с Брэдом, да и то раз в неделю по телефону – была душераздирающей. Во-вторых, в Токио Кудо ничего не удерживало. Оми теперь стал Мамору, и он же вверил Кена заботам подконтрольной Критикер психиатрической клиники для лечения его все возрастающей тяги к насилию. А Ая… Ая забрал свою сестру и переехал в Киото, распорядившись, чтобы никто не выходил с ним на контакт за исключением Оми, и только при чрезвычайных обстоятельствах. Это ранило больнее, чем Ёдзи ожидал, но он был рад, что Ая пытается начать жизнь с чистого листа; был счастлив, что они с сестрой теперь могут заботиться друг о друге.

Но самое главное – Ёдзи чуть ли не до исступления любил Шульдиха. Он безмерно любил его, не мог без него жить. Любил в нем все, даже то, чего не выносил, и то, что действовало ему на нервы. Это было прекрасно – волнующе и смертельно, изысканно-болезненно и изнурительно – сродни мучительному голоду и неутоляемой жажде. Перспектива жизни без Шульдиха неизбежно превращала ее в нечто унылое и бесцветное. Лишенное радости. Лишенное любви.

Немедленно повернув, Кудо устало потащился обратно на гору. Он неплохо ориентировался на местности, и, хотя машину искать пришлось вдвое дольше, чем подножие горы, в конце концов он ее обнаружил.

Шульдих сидел на багажнике и, похоже, не догадываясь о присутствии Ёдзи, беззвучно плакал, закрыв лицо руками. Он редко пользовался телепатией, ведь единственным, кто постоянно находился рядом с ним, был Ёдзи, а тот предпочитал вербальное общение.

Кудо уже открыл рот, намереваясь заговорить, но осекся, когда Шульдих, отняв руки о лица, раскрыл левую ладонь. На ней лежало дешевое серебряное кольцо, которое Ёдзи подарил ему на последний день рождения. Ничего особенного – простое кольцо с кельтским орнаментом и маленьким черным крестом. Это было все, что он мог себе позволить. Вернее, больше, чем он мог себе позволить. Шу высмеял подарок, на что Ёдзи ничуть не обиделся, но кольцо с тех пор ни разу не снимал.

Кудо подошел к Шульдиху и с силой обнял его. Тот судорожно выдохнул, попытался вырваться, но потом обмяк и разрыдался, уткнувшись Ёдзи в плечо. Чувствуя, что и в его собственных глазах начинает пощипывать, бывший Вайсс тяжело вздохнул.

– Я люблю тебя, сволочь ты этакая, – прерывающимся голосом пробормотал он в волосы телепата. Шульдих крепко обхватил его, и еще долгое, долгое время они не двигались.

Странно, но Шу никогда больше не вспоминал об инциденте, хотя было совершенно не в его стиле безнаказанно спускать что-либо подобное. После этого случая Ёдзи несколько раз просыпался в холодном поту, уверенный, что лежит один на влажной от росы земле, а Шульдих и машина давно исчезли. Но телепат ни разу не бросил его, никогда даже не пытался. Вскоре они получили доступ к деньгам, а Брэд проинформировал их, что в Эсцет произошел переворот и новый руководитель не заинтересован в преследовании Шварц. Конечно, оставалось несколько сильных группировок, озлобленных переменами в Эсцет и жаждущих обвинить во всем Шварц, поэтому на них продолжали охоту и останавливаться надолго в одном месте им было нельзя, но в целом ситуация улучшилась. Фактически, Ёдзи был почти готов признать, что просто наслаждается жизнью.

Оторвавшись от воспоминаний, Кудо обнаружил, что уже добрался до дома, в котором они поселились – двухэтажного каменного анахронизма, крытого на испанский манер терракотовой черепицей. Похоже, что такую черепицу используют почти везде на Средиземноморье. При этом ей нередко бывает больше ста лет, и при сильном мистрале она часто слетает на землю и разбивается. Но смотрится очень симпатично.

Ёдзи поднялся по ступенькам, ведущим на второй этаж, и повернул ручку двери. Она оказалась не заперта, но это было в порядке вещей – криминала эти места не знали. Ну, по крайней мере, так было, пока не приехали они с Шу… хотя не так уж много они успели натворить. Так, немного воровства, немного адюльтера, спровоцированного телепатическим воздействием. Последний закончился невероятно забавной разборкой в баре между обманутым мужем, слишком пьяным для того, чтобы понять, что бутылку, которой он пытался колотить окружающих по головам, он давно выронил, и прелюбодеем, оказавшимся законченным трусом, не решающимся выпустить из рук свою толстую свинку, даже чтобы дать сдачи. В конце концов, победителем вышла свинка – она единственная из многих осталась стоять на ногах. В награду Шульдих хотел накормить ее собственноручно собранными грибами, но любивший животных Ёдзи не дал ему это сделать.

Открыв дверь, Кудо обнаружил, что весь пол завален забрызганной краской одеждой. Пока он в недоумении разглядывал ее, послышался странный звук и, подняв взгляд, Ёдзи успел увидеть голого Шульдиха, со всего маху впечатавшегося в дальнюю стену.

– Шу! Что ты де.. – он осекся, когда телепат с широкой усмешкой повернулся к нему лицом. Спереди он от шеи донизу был выкрашен в синий цвет.

– Ты пришел! – воскликнул Шульдих, с распростертыми объятиями кидаясь к нему. Кудо поспешно выскочил наружу и захлопнул входную дверь.

«Ахх, брось, зайка! Мы же не на светском приеме. Все смоется, это всего лишь плакатная краска».

«Не в этом дело, хотя я и не собираюсь перекрашиваться в синий», – мысленно сообщил Ёдзи. – «Ты явно рехнулся. Я останусь здесь в целях собственной безопасности».

Дверь приоткрылась, и синяя рука ухватила его за запястье.

– Ну, заходи же, – взмолился Шульдих. – Я не видел тебя весь день. У меня ломка.

– Поэтому ты кидаешься на стены как Фарфарелло? – спросил Ёдзи, позволяя затащить себя внутрь квартиры.

– Фарфарелло не кидается на стены – он кидает других, – ответил Шу, направляясь к большому ведру с темно-синей краской. Заправив несколько выбившихся прядей в собранный на голове пучок, он наклонился, вытащил из ведра кисть внушительных размеров и принялся обновлять раскраску на своем теле.

Кудо вздохнул, вынул из кармана сигареты и, с удовольствием затянувшись, сказал: – Ладно, без разницы. Ты собираешься объяснить, что это? Это как-то связано с той школой искусств, в которую ты ходил?

– Ну, да, – ответил Шу, проводя кистью по своей груди и нарочно дразня при этом соски. Ёдзи слегка вздрогнул. – В общем, было в 60-х такое арт-шоу, когда парень толкал обнаженных моделей на стены перед хорошо одетой публикой. В школе делали что-то вроде реконструкции этого шоу, и отпечатки тел смотрелись впечатляюще, но там не было ни одного мужского.

– Ага. И ты решил исправить это здесь? – осведомился Ёдзи, пробегая глазами вереницу отпечатков Шульдиха, почти целиком покрывавших две стены их квартиры-студии.

– Эй, хозяйка сказала, что мы можем рисовать, если захотим, – надулся Шу. – И если уж делать отпечатки, то у кого ты найдешь тело лучше моего?

Кудо усмехнулся, лениво обводя взглядом своего синего телепата. – Не могу не согласиться.

– Конечно, не можешь. Хочешь помочь?

– А?

– Вместо того, чтобы мне бросаться на стену самому, ты можешь побыть художником и толкнуть меня, – Шульдих приподнял бровь и улыбнулся, медленно проводя руками по бокам.

Ёдзи бросило в дрожь, а его сердце с силой заколотилось о грудную клетку.

– Это я могу, – пробормотал он, бросая сигарету в пепельницу и стаскивая с себя рубашку.

Шульдих засмеялся, когда он принялся за свои шорты.

– Для этого нужны только руки, Ёдзи, – поддразнил он.

– Как бы не так, – прорычал тот, скидывая туфли.

– Тогда поторопись. Эта штука очень быстро засыхает, – прошествовав к последнему чистому месту на стене, Шульдих оглянулся, чтобы метнуть через плечо провокационный взгляд.

Наконец раздевшись, Кудо прихватил один из тюбиков со смазкой с кофейного столика – любрикант был разбросан во всей студии – и направился к Шульдиху. Он легонько провел пальцами по позвоночнику рыжего, покусывая его шею. – Что мне делать?

– Прижми меня к стене… обеими руками…ммм…- телепат резко выдохнул, когда Ёдзи укусил его за мочку.

Уронив тюбик, Кудо осторожно прижал плечи Шу к стене, слегка массируя при этом мускулы. Его ладони медленно, с легким нажимом скользили вдоль обоих трицепсов, в то время как сам он придвинулся ближе – пока их пальцы не переплелись, а тела не оказались распластанными друг по другу. Шульдих откинул голову назад на плечо Ёдзи, подставляя лицо для поцелуя, но тот улыбнулся, отстраняясь и проводя ногтями обратно вверх по рукам любовника.

– Хватит дразниться, – надул губы Шу.

Кудо не ответил, сосредоточив внимание на его спине – методично надавливая на нее, прижимая тем самым любовника к стене. Телепат заворчал, когда Ёдзи, пропустив его задницу, сразу перешел к бедрам, но тот, не обращая внимания на недовольство, опустился на колени, чтобы подобрать любрикант с пола, и ловко открыл его одной правой рукой, покусывая при этом ноги Шу в ложбинках под коленями.

Шульдих, хихикая, шлепнул Ёдзи по макушке.

– Прекрати! Что за странная одержимость моими коленками? Извращенец.

– Я ими не одержим, мне просто нравится, как ты хихикаешь, – ответил Ёдзи, покрывая пальцы любрикантом. – Я покажу, чем я одержим.

Сжав свободной рукой ягодицу Шульдиха, он впихнул в него два пальца на всю длину. – Этим.

Телепат застонал и шире раздвинул ноги. Ёдзи, возбужденный с момента первого прикосновения к своему любовнику, занялся его подготовкой с максимально возможной без причинения вреда быстротой. Потершись носом о задницу Шу и поцеловав ее, он потянулся вперед к его члену.

– На нем краска, если ты не заметил, – прокомментировал Шульдих, дыхание которого слегка сбилось.

Кудо осторожно извлек пальцы и, дернув телепата назад, перекинул его через колено, так что тот упал на заляпанную краской одежду.

– Эй! – возмущенно вскрикнул Шульдих. – Ты что делаешь?!

Не обращая на него внимания, Ёдзи поднялся на ноги, подхватил ведро с краской и выплеснул ее на Шульдиха.

В кои-то веки тот потерял дар речи.

Ёдзи пожал плечами. – Ты сам сказал, что она быстро сохнет. А мне ты больше нравишься мокрым.

И, подтверждая свое заявление, он опустился на своего бойфренда сверху, не дожидаясь, пока этот самый бойфренд придет в себя и попытается взять реванш. Скорее всего, Шульдих все равно не останется в долгу, но сейчас, когда оба они с ног до головы были вымазаны в краске, крыть ему было нечем. Экспериментируя, Ёдзи немного поерзал, прижимая свой все_еще_твердый член к уже_не_такому твердому – Шульдиха, и глянул вниз на своего любовника, который то ли старался казаться очень сердитым, то ли с трудом сдерживал смех.

«Если у меня в заднице окажется краска, я тебя убью», – мысленно послал ему телепат, притягивая к себе для глубокого поцелуя.

«Тогда я обязательно это сделаю», – ответил Ёдзи, продолжая тереться и ерзать на нем. – «Знаешь, это довольно забавно».

«Тогда возьми массажное или растительное масло, когда в следующий раз захочешь покувыркаться на бедном Шульдихе».

«В детстве я обожал кувыркаться», – предался воспоминаниям Кудо, обхватывая свой и Шу члены одной рукой и с силой лаская их. Судорожно выдохнув, Шульдих приник ко рту любовника, ритмично врываясь в него языком и подаваясь обратно. Ёдзи ясно представил себе пар, поднимавшийся от их разгоряченных тел. «Но, как это ни странно, то, чем мы сейчас занимаемся, ассоциаций с детством у меня не вызывает».

Прекратив целовать его, Шульдих расхохотался. Ёдзи отпустил их члены – телепат снова был полностью возбужден, что свидетельствовало об определенном уровне прощения – и, закинув одну из ног рыжего на свое плечо, другую отвел в сторону. Шульдих все еще смеялся, когда Ёдзи вошел в него – без особой нежности, заставив любовника издать так им любимый громкий крик. Протянув руку, Кудо вывел по краске на груди Шу: «Ёдзино» и улыбнулся; мысль о том, что фееричный и раздражающий, с извращенной психикой и кричащим стилем одежды, невыносимый и прекрасный Шульдих принадлежит ему, всегда наполняла его счастьем.

Шульдих приподнял бровь и протянул было руку к груди Ёдзи, но тот перехватил оба его запястья и прижал их к полу за головой. Удерживая их одной рукой, он позволил ноге Шу соскользнуть с его плеча на сгиб локтя, немного изменил положение своих бедер и с силой толкнулся вперед, вовремя накрыв рот телепата своим – их маленькая хозяйка, живущая снизу, не раз выговаривала им за слишком шумный трах.

Шульдих заорал, как только Ёдзи задел его простату, и продолжал вскрикивать снова и снова, до тех пор, пока они оба не начали задыхаться и сил едва хватало на слабое хныканье.

Движением, которое за эти годы они сумели довести до совершенства, Ёдзи отпустил руки и ногу Шульдиха и потянул его вверх на себя, одновременно с этим усаживаясь на собственные ноги, чтобы телепат оседлал его бедра, не соскользнув с члена и почти не отстраняясь. Шульдих резко приподнимался и опускался на нем, откинув назад голову и мотая из стороны в сторону своей рыжей, сейчас изрядно забрызганной синей краской, гривой. Включаясь в этот бешеный, завершающий ритм, Кудо обхватил член Шульдиха и принялся ласкать большим пальцем головку, заставляя Шу подаваться ему навстречу. Они целовались снова и снова, все время, пока телепат толкался ему в руку. Почувствовав растущее напряжение любовника, Ёдзи начал вбиваться в него, как отбойный молоток. Шульдих качнулся вперед и с силой, до крови укусил его за плечо, кончая, но Кудо почти ничего не почувствовал и, в свою очередь, выплеснулся в любовника несколькими секундами позже.

Немного придя в чувство, он услышал, как Шульдих старательно отплевывается.

– Знаешь, это не очень-то красиво с твоей стороны, – предостерег Ёдзи. – Без секса ты за это, конечно, не останешься, учитывая, чем мы только что занимались, но… вээ…

«Заткнись, придурок. У этой краски отвратный вкус, а с твоего плеча я только что набрал ее целый рот».

– Я собираюсь почистить зубы, – объявил телепат вслух.

– Окей. Потом присоединишься ко мне в душе?

– Конечно. Ты меня перепачкал краской – тебе меня и отмывать, – заявил Шульдих, направляясь к раковине в их крохотной ванной комнате.

– Но ты уже был перепачкан, – заметил Ёдзи.

– И не пытайся отмазаться. Кроме того, – добавил телепат, посылая ему злую усмешку, – теперь твоя очередь подставлять задницу, дорогуша.

«Мм… секс в душе», – подумал Кудо, следуя за Шульдихом. Это будет испытанием для его выносливости, но он уже чувствовал пробуждающееся желание… или, по крайней мере, ему так казалось.

Шульдих засмеялся, закрывая за ними дверь.

Убравшись в студии, довольные собой Шульдих и Кудо неторопливо курили, растянувшись на пуховой перине кровати. Мысли Ёдзи рассеянно перетекали от одного к другому, пока телепат сканировал разумы окружающих. Этому занятию он уделял время независимо от того, где они находились – отчасти развлечения ради, отчасти в поисках информации об агентах Эсцет. Последних, впрочем, давно не попадалось. Кудо даже начал понемногу расслабляться, хотя прекрасно знал, как опасно совсем потерять бдительность, но поделать с собой ничего не мог.

– Ёдзи?

– Хмм? Что, малыш? – пробормотал Ёдзи, выныривая из своих мыслей.

– Я голоден.

– Так съешь что-нибудь.

– Я хочу pain-de-chocolat (шоколадных хлебцев – фр.) от Жизели.

– Шульдих, – Ёдзи взглянул на часы. – Сейчас почти семь часов. Ты знаешь, что у Жизели открыто только до шести.

Шульдих нетерпеливо махнул рукой. – Не волнуйся, она будет ждать тебя в дверях.

Кудо закатил глаза. Радости телепатии.

– Ты что, ногу себе сломал где-то между окончанием уборки и тем, как мы легли на кровать?

– Сходи ты. Я устал. К тому же, я все еще сканирую город.

– Сканирование на присутствие Эсцет не может занимать столько времени в городе такого размера.

– Значит, я хожу кругами. Это дела не меняет, – Шульдих прикрыл глаза ладонью.

Ёдзи отнял руку телепата и заглянул в его глубокие синие глаза. – Тебе повезло, что ты такой хорошенький, а то я бы принес тебе пирог с козьим сыром и анчоусами от Соланж.

Соланж была их домовладелицей и она обожала готовить. Сначала Шульдих отказывался пробовать этот специфический деликатес в ее исполнении, но... в гневе Соланж была, откровенно говоря, устрашающа, и ему пришлось выбирать – или съесть все приготовленное, или рисковать, что их выселят. Точнее, в буквальном смысле выкинут на улицу с сотрясением мозга от удара огромной сковородой. Поднявшись наверх после трапезы, Шульдих помчался в ванную, где его долго рвало. После этого случая впечатлительного телепата периодически мучили кошмары с участием этого блюда, и он начинал непроизвольно задыхаться при одном его упоминании.

Этот раз тоже не стал исключением – Шульдих зажал рот ладонью и злобно уставился на Ёдзи.

– Что, пропал аппетит? – посмеиваясь, спросил Кудо.

Шульдих в ответ столкнул его с кровати. – Иди уже, ублюдок.

Ёдзи поднялся с пола, целый и невредимый, вздохнул и поцеловал любовника в лоб, за что был награжден сильным тычком в плечо. Уже открыв дверь, он задержался, просто чтобы несколько секунд полюбоваться на своего бойфренда. Немного обиженный, что Шульдих отослал его с поручением одного, хотя они и так провели врозь большую часть дня, Ёдзи, однако, решил, что с тем же успехом может просто не обращать на это внимания.

– Пока, сладкий, – бросил он и быстро закрыл дверь, не дожидаясь, пока Шу швырнет в него чем-нибудь за это прозвище.

* * *

Кудо был уже на полпути к Жизели, когда услышал в голове голос Шульдиха, позвавший с какой-то странной интонацией: «Ёдзи».

«Что такое, Шу?» – спросил он, улыбнувшись и помахав рукой нескольким местным, которых видел раньше.

«Ты не поверишь, кто сейчас в Боннё».

«Хм? Джон Малкович вернулся в город?»

Жители Боннё любили упоминать, что Джон Малкович держит квартиру в городе. Ёдзи первое время не верил в это, но Шульдих подтвердил правдивость этой городской легенды.

«Кто знает? Забудь Жизель, иди в кафе «Боннё». Ищи за столиками снаружи женщину, сидящую в одиночестве и пьющую яблочное пиво. Я там придерживаю парней, чтобы к ней никто не приставал».

Кудо заторопился вверх по переулку к кафе. «Эсцет?» – спросил он, теребя свои часы.

«Нет, дурень. Сколько мы бегаем от них? Пять лет? И сейчас я посылаю тебя прямо к их агенту? Ты и вправду такой дурак?»

«Не любишь ты меня. Не ценишь мой острый ум», – поддел его Ёдзи, слегка успокоившись. Он знал, что это не могли быть Эсцет, но не мог придумать ничего другого, что могло внести такую ноту… чем бы это ни было, в голос Шульдиха.

«Что значит – не люблю?! Нет, это не Эсцет. Ты уже там?»

«Почти».

Шульдих вздохнул у него в голове. «Мне не стоило говорить тебе, что она здесь, но если бы я не сказал, ты мог все равно на нее наткнуться и потом достал бы меня – почему я тебе не сказал. Я отказался от сладкого, чтобы ты смог поговорить с ней, так что помни, за тобой должок».

«Кто это, Шу?» – спросил Ёдзи, когда кафе появилось на виду. Быстрым шагом он пошел к нему, разглядывая стоявшие снаружи столики.

«Увидишь. Ты не возражаешь, если я послушаю ваш разговор?»

«Вряд ли я могу тебе помешать. Да и с кем это я должен говорить, чтобы быть против того, что ты нас слушаешь».

«Хорошо», – послал Шу и умолк.

Кудо почувствовал, что его взгляд притягивается к сидящей к нему спиной женщине с длинными, волнистыми темно-каштановыми волосами. Он не смог ее узнать, но она единственная сидела в одиночестве. И пила яблочное пиво. Поэтому он направился к ней, обходя стол, чтобы взглянуть ей в лицо.

Узнавание было мгновенным, и Ёдзи безуспешно попытался подавить забившую внутри него ключом теплую радость. Это не имело особого отношения к тому, кто была эта девушка, просто ее присутствие означало, что…

«Не обольщайся. Его здесь нет. Неужели ты думаешь, что она сидела бы тут одна, среди всех этих развратных французов, если бы он был здесь?» – резко бросил телепат, и Ёдзи распознал в его голосе ревность.

Не успев ответить Шульдиху, он почувствовал на себе взгляд девушки, смотревшей на него недоуменно и с легким подозрением. Собравшись с мыслями, Кудо послал ей самую солнечную из своих улыбок.

– Ая-тян! – воскликнул он.

Она прищурила свои огромные, темные глаза.

– Эээ… ты – Ёдзи, верно?

Кудо улыбнулся ей.

– Точно, дорогая. Ты не очень-то удивлена, увидев меня здесь.

Она легонько подтолкнула ногой стул напротив, показывая, что Ёдзи может сесть. Он так и сделал, слегка поморщившись, когда его задница соприкоснулась с холодной, твердой поверхностью. Черт побери любовника с его чрезмерным энтузиазмом, ухмыльнулся Ёдзи, вспоминая, как Шу вбивался в него в душе.

Ая-тян между тем уже начала что-то говорить, и он заставил себя сосредоточиться.

– Я больше ничему не удивляюсь, – говорила Ая-тян. – После того как обнаружишь, что пока два года лежишь в коме, твой брат, чтобы отомстить за семью, становится убийцей-флористом, который занимается разоблачением похищающих почки и производящих мутантов сумасшедших ученых и секретных организаций паранормов и при этом испытывает к тебе кровосмесительную похоть. А в тебя саму чуть не вселили демона и, кроме того, ты не взрослела два года и, вполне вероятно, не взрослеешь и сейчас. Чему после этого еще можно удивляться?

– Пожалуй, да… – Кудо нахмурился. – Стоп. Минутку. Что там насчет «кровосмесительной похоти»? Ая – я имею в виду, Ран – был одержим, да, но никогда не было никаких признаков…

Ая-тян скрестила руки с кривой, немного горькой усмешкой.

– Ты ему не сестра и ты не знаешь, каким он стал, когда мы стали жить вместе.

– Тут ты права, не знаю. Может, расскажешь мне? – спросил Ёдзи, неожиданно начиная беспокоиться за Аю – Рана – о, черт, для него он всегда будет Аей. И он совершенно не был уверен, что действительно хочет знать, к чему она клонит.

– Ну, во-первых, он запретил мне вступать в любые клубы и организации, наниматься на временную работу, ходить на свидания или встречаться с подругами и даже на дополнительные занятия нельзя было ходить – не считая школьных уроков, все, было что не под нашей крышей, не у него под носом, мне не позволялось. И, конечно же, я не могла выбрать университет, который хотела. Либо университет в Киото, либо ничего. Да, и сразу после уроков я должна была отправляться домой. Если я хотела встречаться с кем-то вне школы, то я должна была привести их к себе домой, где брат мог присматривать за нами. Ему почти всегда удавалось всех распугать, устраивая допрос и натачивая при этом свою катану или еще как-нибудь.

Она отхлебнула пива, глядя куда-то мимо него.

Ёдзи начал раздражаться, несмотря на то, что тактика отпугивания потенциальных кавалеров, применяемая Раном, заставила его внутренне улыбнуться.

– Я понимаю, что это подавляло твою свободу, Ая-тян, но для этого были серьезные причины. Тебе повезло, что он позволил тебе остаться в Японии. Уверен, он рассказал, что вышеупомянутая организация паранормов по-прежнему охотится на нас? Не считая всех тех психически вполне нормальных врагов, которых мы приобрели, работая киллерами? Кто угодно мог попытаться добраться до него через тебя. Конечно, он подозревал всех и вся – его так обучали, и при таких обстоятельствах он не мог поступать иначе. И я все же не могу понять, с чего ты взяла насчет этой самой «похоти».

На самом деле Кудо не был полностью уверен, что Эсцет все еще охотятся на Вайсс, но лучше уж быть слишком осторожным, чем недостаточно.

– Он все время говорил, как любит меня, как не хочет, чтобы мы когда-нибудь снова расстались, чтобы кто-нибудь встал между нами. В конце концов, это превратилось в то, что он не хочет никого чужого в нашей жизни, и точка, – она подняла руку, чтобы остановить Ёдзи, увидев, что тот собирается что-то сказать. – Он все время обнимал меня и то и дело прикасался, как будто пытался увериться, что я никуда не уйду. Даже когда мы жили вместе, и я видела его каждый день в течение четырех лет.

– Возможно, именно поэтому он и дотрагивался до тебя. Вероятно, не мог поверить, что ты действительно рядом. Ты была в коме два года и врачи постоянно говорили ему, что ты никогда не проснешься. Даже после четырех лет…

Ая-тян вздохнула.

– Я все понимаю. Но это все равно ненормально – то, как он нуждался в том, чтобы обнимать меня и постоянно дотрагиваться.

– Он ведь не хватал тебя за сиськи или типа того? – сказал Ёдзи. Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо, но услышал резкую ноту в своем голосе и, судя по тому, как сузились глаза и вспыхнули щеки Аи-тян, она тоже ее уловила.

– Нет. Ничего такого, что можно было бы расценить как домогательство, не было. По крайней мере, пока я однажды не проснулась и не обнаружила, что он дремлет рядом. Он сказал, что не может вынести то, что просыпается, не видя меня, не держа меня в объятьях. Сказал, что хочет, чтобы мы спали в его комнате вместе. Я решила, что это последняя капля, сняла все деньги со своего банковского счета и уехала, – она прикончила пиво и с вызывающим видом уставилась на него через стол.

– Ты ведь знаешь, что он гей, правда? – спросил Ёдзи, будучи не в состоянии придумать другой ответ и немного выбитый из колеи тем, что Ая-тян могла оказаться права.

Она приподняла бровь, на несколько секунд став настолько похожей на своего брата, что сердце Ёдзи сжалось.

– В старшей школе и в университете он спал со всеми, кто хотел с ним спать. Чтобы он ни говорил тебе, не думаю, что для него есть разница между мужчинами и женщинами, когда дело касается сексуальной привлекательности.

Кудо беспомощно посмотрел на нее. Эта информация была для него полной неожиданностью, и он с трудом связывал ее с Аей. Решив временно отложить последнее откровение в сторону, Ёдзи принялся размышлять о ситуации с Аей-тян. Он понимал, что нахождение в одной постели – даже просто для сна – приплюсованное к чрезмерной опеке и эмоциональной зависимости – это больше, чем может вынести нормальная, здоровая молодая женщина от своего брата. И он понимал, как вся эта ситуация должна была выглядеть для постороннего наблюдателя, но при этом не мог поверить что действия Аи носили кровосмесительный подтекст.

Ёдзи вздохнул.

– Ты не понимаешь, каково ему было, Ая-тян. Когда его крестовый поход во имя мщения закончился, ты осталась единственным, что для него что-либо значило. Возможно, единственным, что у него было, после того как он покинул Вайсс. Он…

– Это не моя вина! – сверкая глазами, запротестовала Ая-тян. Похоже, он попал по больной точке. – Это не моя вина, что все это случилось с моей семьей или что Ран стал таким, какой он сейчас. Он невыносимо настойчив, практически одержим. Я не могу жить, являясь фокусом всей этой одержимости. И, проклятье, вы не имеете права меня осуждать!

Ёдзи протянул руку через стол и ласково, но твердо удержал ее за запястье.

– Ая-тян, пожалуйста. Я не собирался оспаривать твой выбор; я просто волнуюсь за твоего брата. Не уходи пока, ладно?

Он улыбнулся самой очаровательной улыбкой, которую смог изобразить.

Она снова села, глядя на него с легкой опаской.

– Тебе ни к чему беспокоиться. С ним все будет отлично. В нашей семье именно ему достались и ум, и внешность, и талант.

Внешность и талант Ёдзи оспорить не мог, хотя Ая-тян и сама была очень милой, но…

– Ум, говоришь? Ты знаешь, что он однажды убил парня прямо на сцене, во время живого концерта на стадионе? Даже волосы не прикрыв. Мы задразнили его тогда, – Ёдзи прекрасно знал, что Ая умен, но иногда он делал такие глупости, что хотелось лишь с улыбкой потрепать его по голове, хотя на это никто и не решался.

Ая-тян небрежно махнула рукой.

– Еще у него есть тенденция к саморазрушению. Это не имеет никакого отношения к умственным способностям. Он один из этих людей с высоким интеллектом и отсутствием здравого смысла, как Эйнштейн. Разница в том, что вместо того, чтобы выходить из дома, забыв надеть штаны, или делать что-нибудь такое же забавное, у него это проявляется в бросании под шквал из пуль или в том, чтобы сказать сестре, чтобы она перебралась в его спальню. Ты знал, что до того, как наших родителей убили, он два года учился в Тодаи?

У Кудо отвалилась челюсть.

– Нет, он не упоминал этого. Он… он был в Токийском университете в шестнадцать лет?

– Да. Наш отец состоял в совете попечителей, но он и так бы поступил. Конечно, после того как имя нашей семьи было измазано грязью, совет послал Рану письмо «предлагающее» ему временно уйти, пока все не уляжется. Оно все еще у него, он показывал его мне. Хотя он и так не стал бы продолжать учебу.

Ёдзи взглянул на свои руки, сжавшиеся на коленях в кулаки. Ая потерял даже больше, чем они все предполагали.

– И… как он? – тихо спросил он. – Он в порядке?

– Я не знаю.

Он резко взглянул на нее:

– Ты даже не поддерживаешь с ним связь?

Она вздохнула, закатив глаза, и Ёдзи захотелось перегнуться через стол и дать ей пощечину. И за что Ая любил эту эгоистичную девчонку?

– Я должна была полностью порвать с ним ради нашего общего блага. Я начала сходить с ума. Может через пару лет, когда он разберется со своей жизнью, я снова налажу с ним контакт. А сейчас я просто наслаждаюсь моей собственной жизнью.

– На его деньги. Деньги, за которые он убивал, чтобы обеспечить тебя, – огрызнулся Кудо.

Ая-тян резко встала.

– Он не примет назад от меня эти деньги, и ты знаешь это. Я не чувствую себя виноватой в том, что пользуюсь ими. А если ты так о нем беспокоишься, свяжись с ним сам. Я уверена, что Мамору даст контактный телефон. Разговор окончен. Пока, Ёдзи.

Она повернулась и зашагала прочь, настолько беспечная и беззаботная, насколько может выглядеть молодая девушка во Франции. Искушение догнать и выбить из нее дурь стало почти непреодолимым.

Но враждебность к Ае-тян быстро сменилась тревогой за Аю. Если его младшая сестренка внезапно исчезла, что бы он сделал? Воображение Ёдзи заполнилось всевозможными способами, которыми он мог покончить с собой или попытаться это сделать. Учитывая ярко выраженный комплекс самурая, сеппуку шло под первым номером. Не выходивший на связь ни с одним членом бывшей команды почти двадцать месяцев, Ёдзи даже не услышал бы об этом. Фактически, так как Ая оборвал все отношения с ними, то, возможно, и никто из них не услышал бы об этом. Желудок Кудо судорожно сжался.

Потеряв всякое соображение, он вскочил со своего неудобного стального стула и заспешил обратно к дому. У него все еще был контактный телефон Мамору для непредвиденных ситуаций и он знал, что Брэд Кроуфорд, который продолжал сотрудничать с Критикер на договорных началах, сообщил бы, если бы что-нибудь поменялось.

– Лучше бы тебе быть в курсе происходящего, Мамору, – пробормотал он.

«Я уверен, что он в курсе, Ёдзи», – тихо послал Шульдих, заставив Кудо вздрогнуть от неожиданности – он уже и забыл, что Шу их слушает.

«Почему ты так думаешь?» – спросил Ёдзи, лавируя между вечерними гуляками.

«Я немного порылся у нее в голове. Похоже, Персия сохранил связь с Раном и время от времени общался с ним, немало этим раздражая. Даже Кен навещал его. Но, имей в виду, все, что она знает о Ране, более чем годовой давности».

– Годовой? – вслух воскликнул Ёдзи, испугав пожилого мужчину, сидевшего за столиком со стаканом пастиша.

– Fou! Trés fou! (Ненормальный! Совершено ненормальный! – фр.) – выкрикнул сей джентльмен, размахивая графином с молочно-белой жидкостью. Он рыгнул, осушил стакан и снова угрожающе рыгнул.

– Oui, ç’est ça (Да, так и есть – фр.), – вздохнул Кудо.

«Так мы возвращаемся в Японию?» – холодно произнес Шульдих, и Ёдзи, усмехаясь, покачал головой.

«Еще не знаю, Шу. Ты ревнуешь, да? Я не собираюсь бросать тебя ради него, я просто хочу увериться, что он в порядке».

«Я не совсем тебе верю… но я был в твоей голове достаточно долго, чтобы знать, что меня ты любишь больше».

Ёдзи улыбнулся. Пожилая леди, решив, что он улыбается ей, подмигнула на манер, который, видимо, казался ей кокетливым. Он слегка махнул ей рукой и заторопился прочь, не дожидаясь пока она решит познакомиться с ним поближе.

«Упустить такую рыбку? Ты ненормальный», – поддел его телепат.

«Нет, я ‘fou’».

«Ну тогда тащи сюда свою костлявую задницу, и мы будем ‘fou’ вместе», – послал Шу, мысли которого окрасились весельем.

«Всю жизнь только об этом и мечтал», – отпарировал Ёдзи, подходя к их дому и поднимаясь по ступенькам. – «После того как я позвоню Оми, хорошо?»

Телепат распахнул дверь прежде, чем Кудо успел до нее добраться, и заключил его в крепкие объятия.

– Ладно, но только потому, что я не хочу, чтобы ты думал об Ае, когда мы развлекаемся, – промурлыкал он на ухо Ёдзи.

Тот лишь закатил глаза и зашел вслед за ним в квартиру.