В аэропорту Юко сняла машину на прокат.

И в тот же вечер они покинули Дублин.

Гюнтеру не доводилось часто бывать в столице. Всего несколько раз. С мамой, с Джеком, и в последний раз, когда улетал спасать отца. Город ему очень нравился и одновременно пугал его. Вызывая почти те же чувства, что и сама Юко.

– Куда мы едем? – спросил он, когда Дублин исчез в вечернем тумане.

– К друзьям, – ответила она и покосилась на него. – Умеешь водить?

– Да. Конечно.

– Сменишь меня после полуночи.

– Юко, – брат тронул ее за локоть. – Нам лучше остановится где-нибудь хотя бы ненадолго. Ты не отдохнула толком…

– Я выспалась в самолете.

– Сестра.

– Знаю, – она дернула плечом. – Знаю, но сейчас не время. Доберемся до дома дяди Фарфарелло и там решим, как действовать.

– Тебе не кажется, что стая где-то здесь? – спросил он.

– Не знаю. Я же не мама. Я не чувствую таких вещей.

Хиро вздохнул и оставил ее в покое.

Гюнтер задремал. За окном машины проносилось шоссе, во мраке ничего не разглядеть. Он проснулся от того, что они притормозили у какой-то забегаловки.

– Что будешь есть? – спросила его Юко, отстегивая ремень.

– А? Что? – спросонья заморгал немец.

– Перерыв на поздний ужин, – усмехнулась она. – Вылезай. Сейчас ты выпьешь кофе и сядешь за руль, а я потом посплю.

– Хорошо, – Гюнтер вылез из машины.

Ночь была теплой и влажной. Откуда-то с континента шли облака, делая ночное небо белесым.

Юко зевнула и устроилась за столиком у окна.

– Я отойду, – Хиро кивнул ей. – Закажи мне что-нибудь.

– Да. Знаю. Без хлеба, – она улыбнулась. – Иди опорожнись. А то ехать еще долго.

Фудзимия ушел. Гюнтер покачал головой. А вот она была чересчур прямолинейной для японки. Не то чтобы он это раньше не замечал. Просто только что задумался над тем контрастом, который они с братом составляли.

– Ты тоже сходи, – велела она, открывая меню.

– Да нет, – Гюнтер подсел к ней. – Я не хочу пока.

– Хм, – вздохнула она. – Может картошки ему заказать? О! Салатик!

Немец подтянул к себе второе меню и тоже начал читать.

Доводилось ли Гюнтеру прежде думать о природе неприятностей? Конечно, доводилось. Любой, кто влипает в неприятности с такой периодичностью, как он, об этом рано или поздно задумывается. Засмотреться на высокого парня, сидя на бортике фонтана – это было к явным неприятностям. Гюнтер это сразу тогда почувствовал. Джек перевел на него взгляд и неприятность случилась.

Сейчас Гюнтер чувствовал что-то похожее. Юко отложила меню и разговаривала с официантом, который определенно на нее пялился. Наконец он принял заказ и ушел к стойке.

– Ты хорошо говоришь на гэльском, – сказал Гюнтер.

– Знаю. Это западный акцент дяди Фарфи.

– Я уже заметил, что у тебя много дядей.

– Ну, извини, – она фыркнула. – Лучше тебе приготовиться к встрече с нашими друзьями здесь.

– К этому надо готовиться?

– Да, – она помолчала, глядя в потолок. – Они немного странные. Дядя Фарфарелло когда-то работал с дядей Брэдом.

– Ну да. А дядя Брэд любовник брата твоей матери. Я уже начал понимать, как у вас все устроено.

Она хмуро на него посмотрела.

– Шутник. Весь в отца, – сказала Юко и продолжила, как ни в чем не бывало. – Дядя Фарфи живет в Тарро со своей семьей. У него жена и дочь.

– Какое счастье, что хоть у кого-то нормальная ориентация!

– Гюнтер!

– Ладно, извини, – он посмеиваясь поднял руки. – Ты же не принимаешь эти шутки, как оскорбительные, правда? Я и сам грешен.

– Нет. Я не считаю их оскорбительными, но они мешают рассказывать.

– Ладно.

– Я хочу забрать Кану с нами. Фарфарелло лучше не покидать дом сейчас. Скоро полнолуние. Он бывает в это время страннее обычного.

– Что-то я не пойму…

– Кана – его дочь. Она паранорм с удивительным сочетанием сил. Она тебе понравится.

– Вы поэтому часто бывали в Ирландии?

– Да, – Юко замолчала, ожидая пока официант нальет кофе и отойдет. – Это наше последнее прибежище.

Телепат посмотрел на ее руку.

– Это и есть твои блоки? – Гюнтер тронул Юко за запястье, чуть ниже браслета. Она убрала руку. Не отдернула. Просто отстранилась.

– Да.

– Что это такое? Я никогда о таком не слышал.

– Я же уже сказала – это блоки. Они запирают мой талант внутри меня самой, – немного раздраженно ответила девушка, явно давая понять, что не хочет об этом говорить. Но если Гюнтер хотел что-то знать, то от него было не отвязаться.

– Оно вроде сплетено из чего-то. Тонкие нити, чем-то смазаны, чтобы не пушились, да?

– Это волосы, – нехотя ответила Юко, глядя в окно.

– О! – немец замолчал, переваривая информацию.

У кого может быть такой дар? Внушение, сделанное телепатом, тоже может держаться довольно долго. Но это скорее благодаря способности человеческого ума к бесконечному самообману, а не чему-то другому. Как может существовать такой дар, который действует даже, когда паранорма нет рядом? Гюнтер тряхнул головой – он не аналитик. В этом смог бы разобраться Джек.

– И зачем ты их носишь? – вместо этого спросил Гюнтер.

Юко пожала плечами.

– Так надо.

– Ты избегаешь собственного дара?

– Не правда, – холодно ответила она. – Просто… я…

– Что? – Гюнтер снова тронул ее за руку и на этот раз она не отстранилась.

– Когда испытываю сильные эмоции – я не всегда себя контролирую. Это может быть опасно. А я училась в обычной японской школе. Я не хотела, чтобы кто-то пострадал.

– Вот как.

Он действительно подумал, что она добрая девочка.

– Что-то брат долго, – она встала, отстраняясь от Гюнтера. – Пойду проверю.

– В мужской туалет? – немец приподнял брови.

Она хмуро на него посмотрела.

Гюнтер хотел отпустить еще какую-нибудь шутку, но так и замер с открытым ртом.

Знакомое ментальное присутствие, как знакомый запах, заставило тело вздрогнуть непроизвольно. Это сигнал? Прощание? Такое смутное чувство. О чем он думает? Слишком быстро удаляется! Нет!

– Джек здесь… был, – сдавлено прошептал Гюнтер.

Юко изменилась в лице и рванулась к туалету. Телепат догнал ее одним прыжком и поволок к двери. Он не понимал, какого черта делает. Он знал только, что надо уходить. Джек так работает. Джек, так живет. Все или ничего. Он опустошает. Он ничего не оставляет после себя.

Взрыв раздался, когда они стояли на пороге. Гюнтер бросил Юко на землю и закрыл собственным телом. Она что-то кричала. Он не мог разобрать. Кажется, она звала брата. Осколки, доски, камни колотили по спине. Потом все стихло.

– Гюнтер? – Юко было тяжело и тесно. И она не могла высвободить руку с браслетом.

Когда они упали, немец смотрел на нее черными обезумевшими глазами, а потом потерял сознание.

– Гюнтер, – она с трудом высвободилась из под него. Коротко пощупала пульс. Нормальный. И спина просто исцарапана. Почему все считают, что ей нужна помощь? Чертовы мужчины.

Гюнтер застонал и открыл глаза.

– Ты как? – спросила она, яростно расшнуровывая браслет.

– Что ты… да, я нормально, – он сел.

– Ты отключился на минуту.

– Просто оглушило. Что ты делаешь?

– Там мой брат, – она вытянула последний шнурок. – Я подниму обломки.

– Юко… я боюсь, его там нет, – отводя взгляд, сказал Гюнтер.

– Что? – она замерла.

– Джек дал мне почувствовать свое присутствие. И оно резко удалялось. Наверное, он уже был на трассе, когда так решил проститься со мной.

– Хочешь сказать, – было похоже, что девушку трясет от холодной ярости. – Он увез моего брата?

– Да. Боюсь, что так, – телепат на всякий случай от нее отодвинулся.

Она резко отвернулась, рассматривая обломки.

– Там есть выжившие?

– Да, – Гюнтер тоже встал рядом с ней. – Там. Официант, который нас обслуживал.

– Хорошо. Помоги мне его достать.

Немец с сожалением посмотрел на нее, но не смог поймать взгляда. Она резко двигалась. Лицо застыло. И по нему пробегали странные гримасы боли. Перед кем она пытается быть сильной?

– Джек, не убьет его, – сказал он ей в спину.

Она кивнула и стала расшвыривать обломки, как ребенок мог бы раскидывать кубики. Ужасающая сила. На самом деле ужасающая. Но во второй раз уже не так страшно.

Гюнтер вел машину. Юко спала на сидении рядом. Вид у нее был измученный. Она заранее сделала пометки на карте, чтобы он не сбился с пути.

Девушка вздрогнула во сне. Ей снилось что-то плохое. Гюнтер едва сдержался, чтобы не погладить ее по плечу, успокаивая. Но он побоялся, что она проснется.

Гюнтер не знал, но вполне догадывался, какого труда ей стоило продолжать путь без брата. Она его любила. Телепат не мог ее читать, но это и не было нужно. Он видел это в ее лице, движениях, слышал в голосе. Наверное, ей потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы понять – они по-прежнему не знают, где искать Джека. И им по-прежнему нужна помощь. Без Хиро в машине было странно пусто. Гюнтер этого не понимал. Мальчишка был красивый, умненький, но тихий и такой невозмутимый, что его потеря не должна была стать для него такой болезненной. А она стала.

Телепат, чувствовал, что словно ступает на неизвестный для себя путь. Он усеян битым стеклом. Но пройти его надо. Гюнтер впервые что-то делал по собственной воле. Он вкладывал свою волю хоть во что-то. Раньше он и не знал, что она у него есть. Он просто плыл по течению. Роценкройц осталось в таком раннем детстве, что он почти ничего и не помнил. Мама увезла его. Потом она умерла, и он скитался по жизни ни к чему не привязанный. Он ел, пил, спал, трахался, танцевал. Производил какие-то действия, просто потому, что жизнь вела его и бросала. Он не принимал решений сам. Просто плыл по течению, даже не задумываясь правильно это или нет, нравится ему это или нет. Так и с Джеком получилось. Джек его подобрал. Дал кров, еду, команду. Он велел – Гюнтер выполнял. И снова не думал. Даже, когда Джек его трахал или играл с его чувствами – это было почти безразлично Гюнтеру. Словно это была не его жизнь. Словно это странное и длинное кино. Словно он не имеет к этому отношения и не может ничего изменить.

И теперь он идет, как по битому стеклу. Так странно принимать решения самому. Так странно самому себе выбирать сторону. Так странно самому проявлять симпатию, тянуться к кому-то и добиваться. И даже беспокойство за Хиро приносило ощущение новизны. Разве он о чем-то волновался раньше? И почему теперь он все время думает о маме? С ее смерти он почти и не вспоминал о ней.

Юко была совсем на нее не похожа.

О, Юко. Гюнтер снова бросил на нее взгляд. Словно его кривое отражение. Воля и сила. Что-то в ней проскальзывает порой, похожее на те старые записи со Шварц, которые смотрел Джек. Улыбка и жест – это Шульдих. Наклон головы и то, как она хмурится – это Кроуфорд. Гюнтер никогда не думал, как сложилась бы его жизнь, если бы его растил отец. И об этом ему тоже впервые предстоит подумать. Не поздно ли в двадцать один рождаться заново? Наверное, никогда не поздно.

Он не сказал Юко на что способен Джек. Пытки в его исполнении могут быть весьма изощренными. Он любит все красивое. Но сейчас, похоже, ему требуется средство воздействия на отца. И приемный сын Оракула для этого подойдет как нельзя лучше. Сколько у них с Юко остается времени, чтобы спасти их? Джек ведет свою игру расчетливо и неспешно. И он не упустит получить удовольствие от своей игры.

Нет. Гюнтер не думал о Джеке слишком много.

Воля Джека имела другую природу. Она была огромной, ужасающей и уродливой. Если Хиро и Юко имели волю, которую сам Гюнтер не имел, то в случае Джека, скорее воля руководила действиями младшего Кроуфорда. Он был ей сам не хозяин. Почему телепат понял это только сейчас?

– Мы почти приехали, – Юко после сна, казалась еще более измотанной. – Здесь поверни налево.

– Хреново выглядишь, – с сочувствием сказал Гюнтер.

– На себя посмотри, – мгновенно огрызнулась она.

Немец улыбнулся. Похоже, она все-таки в норме.

– Я тебя познакомлю с дядей и его семьей, – она попыталась пригладить волосы. – Веди себя хорошо. Не заговаривай о религии и уйдешь целым.

– Я вообще атеист, – растеряно ответил Гюнтер.

– О, мой Бог. И это у вас наследственное, – она оглянулась назад, словно ожидая увидеть на заднем сидении брата. Вздохнула и сжала губы.

– Это вряд ли связано с отцом.

– Да. Возможно, и не связано.

– Куда теперь?

– Снова налево, – подсказала она. – Не приставай к Кане. Не говори о Боге. Скажи «понял».

– Понял, – он улыбнулся.

– Не трусь. Дядя Фарфарелло не любит трусов.

– Хорошо, – эта улыбка далась ему тяжелее. С каких пор с ним это?

– Они тебе понравятся.

– Что-то в свете предупреждений, у меня есть на этот счет сомнения.

– Все будет хорошо, – она хлопнула его по плечу. – Направо и наверх.

– Я не вижу там деревни.

– Они живут не в деревне. Их дом стоит один на холме. Вся эта земля вон до того леса принадлежит им. Дядя Фарфарелло купил ее, когда я уже ходила в первый класс.

– Хорошее вложение денег.

– Да.

Она завязала волосы в хвост и поправила одежду.

Гюнтер уже видел дом на вершине холма, к которому они ехали. До леса было километра два. Трава была почти по пояс. Сухая и новая вперемешку. Она шелестела и качалась, как море. Гюнтер внезапно понял, что ему здесь нравится. Зелено-желтое море качалось вдоль узкой дороги, по которой они ехали. В долине под холмом лежала деревушка. Дом с зеленой черепицей смотрелся так, словно вырос здесь сам по себе. Серое небо стало светлеть.

Гюнтер остановил машину перед домом, прошуршав мелкой галькой дорожки.

Юко кивнула ему и вышла из машины, хлопнув дверью. По ступенькам крыльца кто-то спускался. И Гюнтер тоже вышел из машины, чтобы поздороваться. Он ожидал увидеть «дядю Фарфарелло» о котором говорила Юко. Не то чтобы он совсем не понимал, о ком речь. Но одноглазый берсерк на записях Джека тяжело ассоциировался со словами «дядя Фарфарелло».

Но на крыльце стояла девушка. Гюнтер замер, разглядывая ее. До него начало доходить, почему Юко велела не приставать к ней. Эта девушка вряд ли была человеком. Белые волосы, сплетенные в две тугие косы. Желтые волчьи колдовские глаза. Красота Юко была совсем иной. Она была слишком человеческой.

– Юко? – голос у нее тоже был невероятный. Медленный, красивый.

– Кана, прости, что без предупреждения.

Юко поднялась на крыльцо и девушки обнялись.

– Ты знаешь, что тебе всегда здесь рады, – ответила беловолосая колдунья и перевела взгляд на Гюнтера. – Кто это?

– О, Кана! – Юко стиснула ее руку. – Ты разве не видишь сама?

– Это сын Шульдиха, – ее лицо приобрело озадаченное выражение. – Не знала, что у дяди Шульдиха есть сын.

– Теперь есть.

– А где Хиро? – спросила Кана.

– Я… у нас большая беда, – Юко опустила взгляд. – Папа дома?

– Да. Мама уехала. А отец в подвале.

– В каком он состоянии?

– Сносном. Для полнолуния.

Гюнтер ничего не понял из этого странного разговора.

– Давай позовем его, и я все расскажу.

– Да. Проходите, – Кана приглашающее махнула. – Я вижу вы устали.

Юко наблюдала картину, которую видела миллион раз. То, как Кана действует на мужчин. То, как они смотрят на нее впервые. То, как вздрагивают, когда она смотрит на них. Младшая Малефики не была глупой и все понимала, но не была она и тщеславной, четко проводя линию.

Почему же эту картину в исполнении Гюнтера Юко так сложно наблюдать? Какое-то странное чувство. Почему этот мальчишка так смотрит на Кану? Юко знает почему. Но ее все равно это злит.

Она тряхнула волосами. В этом нет никакой логики. Что с ней, в конце концов, происходит!? Ерунда какая.

Кана провела их в дом, усадила за стол, налила чаю.

– Отдыхайте. Я позову отца, – сказала она, перекидывая косу, через плечо. Гюнтер проследил за этим движением инстинктивно. Юко бросила на него испепеляющий взгляд.

Младшая Малефики вышла.

– Какого черта ты так на нее пялишься? – зашипела Юко на телепата.

– А что такого-то? – обиделся тот.

– Не смотри на нее так, а то ее отец вырвет тебе глаза и заставит их съесть.

– Я… не понимаю, почему так смотрю, – казалось он стушевался. И Юко вздохнула. Да, что с ней самой? Почему она сердиться?

– Она на всех так действует. Это у нее от матери. Она глушит собственный дар, но не может сделать этого полностью.

– Но этот дар… – Гюнтер уставился на Юко. – Ты же не хочешь сказать, что ее мать Малефики?

– Да, – коротко и почти сердито.

– Тогда понятно.

– Не смотри на нее, – предупредила Юко. – Это расстраивает ее. И злит Фарфарелло.

– И куда же мне смотреть?

– Смотри на меня! – зло бросила девушка.

Они с Гюнтером уставились друг на друга. Чем бы закончилось это противоборство неизвестно. Но в кухню вернулась Кана с отцом.

– Дядя Фарфарелло! – Юко сорвалась с места и бросилась ему на шею.

Кана улыбнулась. А Гюнтер поежился. Вошедший был похож на того берсерка с записей, но был гораздо старше. Светлые короткие волосы. Такие же желтые глаза, как и у дочери. Изрезанное старыми шрамами лицо. Не говоря уже о том, что у него не было одного глаза. Жуть.

– Не лучшее время для путешествий ты выбрала, – хрипло сказал мужчина, обнимая Юко.

– Знаю. Но у нас не было выбора, – она отстранилась и показала на Гюнтера. – Это сын Шульдиха.

– Похож, – осмотрев его, вынес вердикт Фарфарелло. – Как тебя зовут?

– Гю-гюнтер…

Нда. Предупреждение о том, что нельзя трусить сейчас вспомнилось особенно ясно.

– Хорошо. Ты знаешь кто я, Гюнтер?

– Вы друг моего отца, – на этот раз ответ вышел более уверенным.

– Верно, – он снова повернулся к Юко. – Что случилось, что ты примчалась сюда, да еще и привезла попутчика?

– Скажи лучше, что у нас не случилось! – девушка села к столу. – Несколько дней назад на нас напали.

Гюнтер слушал, как она спокойно подробно и обстоятельно рассказывает все, что произошло. Рассказ ее вышел на удивление коротким, емким и спокойным. Фарфарелло все внимательно выслушал и посмотрел на дочь.

– Пойдешь с ней?

– Я бы хотела, – Кана склонила голову.

– Хорошо. Я посмотрю, что могу сделать сам.

– Спасибо, – Юко слабо улыбнулась.

Похищение щенка было отличной идеей. Мальчишка без сознания лежал на сидении. Может ли быть средство лучше, чем это, чтобы сделать больно отцу? Жаль, что девчонка выбралась из огня. Хорошо было бы убить ее.

Ничего. Тор и Найн прибудут через несколько часов. Они займутся ею и Гюнтером. Маленький предатель тоже за все заплатит. Хотя перед его смертью Джек предпочел бы увидеть, как он мучается. Кто бы мог подумать, что у него хватит дури пойти против него.

Джек перевел взгляд на свою добычу. Странное ощущение. Приемный сын Брэда Кроуфорда был красив. Джек почему-то не думал об этом раньше. Возможно, пытать его будет интереснее, чем он думал.

Мягкие черные волосы падали на лицо, их трепал ветер, врывавшийся в салон, сквозь приоткрытое окно.

Взять его было даже легче, чем Джек рассчитывал. Оставалось надеяться, что мальчишка не надышался слишком сильно. Не хотелось бы привезти остывающий труп. Тогда игра потеряет смысл.

Спустя пару часов мальчишка так и не очнулся. Джек перенес его в убежище и с удовольствием защелкнул на руках и ногах специальные кандалы. Пока рано показывать его отцу. Мальчишка застонал. Джек облизнулся. Скоро. Совсем скоро он поиграет по-настоящему.

Такихиро почувствовал, что лежит в неудобной позе. Голова кружилась. Сознание возвращалось медленно. Что произошло? Он был в придорожном кафе. А потом словно провал в памяти.

Фудзимия с усилием открыл глаза. Сначала все поплыло, но потом обрело четкость и ясность. Обычная спальня. Хиро дернул руками. Он связан? Или скорее скован.

– Ты очнулся? – над ним навис мужчина.

– Где я? – Хиро закашлялся.

– Ты у меня в гостях, – мужчина наклонился ниже, явно разглядывая его глаза. – Можешь начинать бояться.

– Ты… – вдруг Хиро озарило. – Ты Джек?

– Верно, – широкая усмешка.

Фудзимия вжался в постель, пытаясь отстраниться. Он не знал, каким ожидал увидеть их врага. Но это был молодой красивый мужчина. Короткие темные волосы. Глубокие глаза странного кофейного оттенка. Если присмотреться к лицу и вспомнить, что волосы Брэда не всегда были белыми – пожалуй, даже можно уловить явное сходство.

– Нравлюсь? – спросил Джек. Да, это самодовольное выражение лица его сильно портило.

– Ты напал на мою семью и разрушил мой дом, – холодно сказал Хиро.

– Совершенно верно, – снова эта усмешка. – И сделаю еще больше.

– Ты псих? – холодно спросил Хиро. Он понимал, что должен бояться. Но не видел в этом смысла. Семья найдет его. И дядя Брэд где-то здесь.

– Вряд ли, – ответил Джек. – Совсем меня не боишься, малыш?

– Меня зовут Фудзимия. Такихиро Фудзимия.

– Мне это известно.

– Неужели?

Джек улыбнулся неизвестно чему и отстранился. Хиро облегченно вздохнул.

Мальчишка вел себя странно. Неужели он все еще не понял, что он теперь игрушка и оружие для шантажа? Какое странное спокойствие и бесстрашие. Какое невозмутимое лицо. Джек оттягивал сладкий миг перед пыткой. Он, правда, это любил. Он успеет увидеть все выражения этого лица, и он будет этим наслаждаться. Он найдет то непередаваемое ощущение, которое для каждого свое собственное, то, что причиняет самую страшную муку. И как разряды тока будет посылать его в сознание. Такихиро Фудзимия. Красивые глаза. Непередаваемо красивые. Какое у них будет выражение?

Мальчишка дернул руками в кандалах. Джек видел, как напряглись мышцы под черной футболкой на плечах парня, когда он потянул за цепь.

Джек помимо воли почувствовал, что сам возбуждается.

Он снял пиджак и повесил его на стул. Мальчишка, молча, следил за его передвижениями по комнате.

Джек бросил на него взгляд. Потрясающе. Сама невинность. Когда младший Кроуфорд видел что-то настолько чистое, ему хотелось запятнать это, рвать, ломать и уничтожать.

Он сел на кровать и склонился к лицу своего пленника.

Яркие фиалковые глаза смотрели на него прямо и немного вопросительно. Джек провел пальцем по его губам. Вот тогда мальчишка вздрогнул.

– Ты похож на своего отца, – сказал Джек.

– А ты на своего, – все так же спокойно ответил он.

– Вряд ли.

– Брэд сказал бы «неужели».

Джек прижал его к подушке. Маленький. Чистый. Спокойный. Красивый. Эмпат не должен терять головы. Эмпат должен контролировать то, что принимает и излучает. Джек поцеловал мальчишку в губы. Тот изумленно распахнул глаза. Поцелуй длился секунды две. Потом Фудзимия укусил его, и Джек отстранился, посасывая прокушенную губу. Он едва держал себя в руках. Мальчишка еще не знал, что сопротивление бесполезно и потому его трепыхания только делают все интересней.

– Не понравилось? – спросил Джек, разглядывая эти невероятные глаза.

Фудзимия промолчал, тяжело дыша и слизнув с губы кровь.

– А теперь понравится, – младший Кроуфорд положил ладонь на скулу мальчишки.

– Нет, – Такихиро дернулся, пытаясь уклониться. – Нет… я… не… хочу…

– Хочешь, – Джек вновь наклонился к его губам.

Импульс, который он посылал, был простым и одним из его самых любимых.

Малыш послушно приоткрыл губы, впуская чужой язык. Джек усилил нажим на его сознание. Вот так.

Они целовались долго, пока не стало перехватывать дыхание. Потом Джек отстранился. Мальчишка закрыл глаза и тяжело дышал. Его красивые губы опухли. Он казался в смятении, смущенным и одурманенным разом.

– Малыш? – Джек продолжал держать ладонь на его щеке. Только так он мог контролировать чужие чувства – голая кожа к голой коже. – Понравилось?

– Что ты… – Такихиро открыл глаза. – Ты заставляешь меня это делать.

– Не делать. Я заставляю тебя страстно желать. А ты охотно уступаешь своим желаниям. – Джек прищурился. – Я могу заставить тебя захотеть все что угодно.

– Это… ужасно…

Кроуфорд почувствовал, что мальчишка на грани обморока. Слишком интенсивные ощущения. Но Джеку казалось, что внутри этого красивого сознания словно теплится маленький уголек. Хотелось разорвать его в клочья и добраться до этого уголька.

Нет. Пока рано. Он будет подчинять его себе медленно и надежно.

– Насиловать тебя нет никакого смысла, – Джек с сожалением покачал головой. – Ты не воспринимаешь это так, как другие мужчины. Это не унизит твою мужественность. Странное отношение. Это из-за твоего отца?

Такихиро промолчал, отведя взгляд.

– Если будешь вести себя хорошо – я позволю тебе увидеть Брэда.

– Где он? – а вот это настоящее беспокойство.

Джек ощутил, как от этого маленького уголька внутри Такихиро исходит странная дрожь. Это так приятно.

– Он надежно заперт. Не волнуйся, – надо было уже отпустить его, но Джек не хотел. Приятные эмоции: смятение, смущение, боль, стыд, беспокойство. Но страха по-прежнему нет.

– Чего ты хочешь? – тихо спросил мальчишка.

Он лежал прижатый к кровати и прикованными к изголовью руками и умудрялся сохранять спокойствие. Хотя еще пару минут назад страстно целовал того, кого считает своим врагом.

– Я хочу вашей смерти. И чтобы перед смертью вы мучились, – Джек погладил его по щеке. – Все, что я сделаю с тобой, причинит боль моему отцу. И я собираюсь многое с тобой сделать.

Такихиро снова промолчал.

Гюнтер вышел из душа, вытирая волосы. Кана ушла спать, сказав, что постелила ему постель в гостиной и, извинившись, что нет свободных гостевых спален. Похоже, беловолосая колдунья и не подозревала, в каких ужасных условиях доводилось жить телепату прежде. В гостиной ровно горел камин. У решетки сидела Юко. Вид у нее был потерянный. Она подбросила полено в огонь и так и замерла с вытянутой рукой.

– Юко? – Гюнтер сел на застеленный чистой простынею диван и взбил подушку. – Я думал, ты ушла в свою комнату спать.

– Не могу заснуть, – ответила она, не оборачиваясь.

– Вот как, – немец боролся с желанием подсесть к ней и обнять.

– Прости.

– Ничего. Я понимаю.

Юко сидела у огня. Гюнтер сидел на постели. Как можно быть так далеко друг от друга, когда они в одной комнате?

– С ним все в порядке, – сказал телепат. – Если бы он хотел его убить, то убил бы сразу.

– Знаю, – она подозрительно шмыгнула носом. – Ложись спать. Я скоро уйду.

Гюнтер смотрел на ее спину. Одетая в футболку и шорты, с распущенными волосами девушка выглядела гораздо мягче, чем обычно. Ее хотелось обнять.

– Юко…

– Ложись.

Гюнтер вздохнул и лег. Укрылся одеялом и отвернулся к стене. Он все еще не знает, что нужно делать. Слишком много свободы воли разом.

Раздался шорох. Юко приподняла край одеяла и легла рядом с ним, прижавшись к его спине. Вот уж кто не страдал от недостатка воли.

– Юко, – сдавленным шепотом позвал телепат. – Ты собираешься здесь спать?

– Я останусь. Ладно? – тихо попросила она. – Не могу заснуть. Думаю о брате.

– Но я-то не твой брат, – он повернул к ней голову.

– Гюнтер, пожалуйста.

Он хотел сказать, что чувствует ее соски через две футболки – ее и свою, но язык не повернулся.

– Ладно, – вздохнул он.

Она обняла его поперек груди и уткнулась ему в волосы. Чувство было странным. Возбуждающим и успокаивающим одновременно. Он не мог ее читать. Она лежала рядом, но где бродили ее мысли, ему было совсем не понятно.

Кана встала на рассвете. Солнце поднималось за лесом. Она коротко помолилась, заплела волосы и стала собираться. Сегодня они поедут искать Джека. Хорошо, что мамы сейчас нет. Она бы волновалась, отпуская дочь. То, что для других странно, для Каны было единственной реальностью. В сумку легли два платья, смена белья, пара побрякушек. Вот и все.

В гостиной подруга спала в обнимку с сыном Шульдиха. Смотрелись они довольно мило. Он ее обнимал во сне за талию. А она уткнула ему в шею.

Нет, Кана не думала, что у них такие отношения.

Она бы почувствовала изменения.

На кухне Фарфарелло рылся в холодильнике.

– Папа? – Кана улыбнулась. – Ты пытаешься приготовить завтрак? Давай лучше я.

– Я думал, ты еще спишь.

– Уже встала, – она перекинула косы за спину. – Как ты?

– Нормально. Не выспался, – он пропустил дочь к холодильнику.

– Искал наших?

– Да.

– И есть результаты?

– Я видел тех двоих, о которых упоминала Юко. Бывших товарищей Гюнтера.

– Они в стране?

– Да.

Кана достала продукты, поставила на плиту сковородку.

– Кана, – Фарфарелло смотрел на нее, скрестив на груди руки.

– Что, папа? – она отложила нож, чувствуя его серьезную интонацию, но медлила повернуться.

– Послушай, волчонок.

– Да?

– Будь осторожна.

– Хорошо, – она улыбнулась.

– Я никогда не думал, что у меня будет ребенок. И уж тем более, что ты так вырастешь.

– Прости, – она все-таки повернулась.

Все знали, что ее отец безумен. Она жила с этим безумием долгие годы. И большую часть жизни оно ей совершенно не мешало. Но иногда ей казалось, что он нормальней нормальности. И она знала, что маме тоже так кажется. И то, как говорили с ним остальные члены его команды, наводило на мысль, что они тоже не думают о нем, как о психе.

– Папа…

– Кана, ты знаешь, что нужно делать.

– Да. Знаю, – и младшая Малефики знала.

– Ты избранная. И у тебя иная судьба, чем у меня, – он тронул ее за подбородок.

– Если я встречу Его, то напомню ему о тебе.

– Да. Напомни. Твой голос он услышит, – Фарфарелло притянул к себе дочь и обнял за плечи. – Делай, что должна.

– Хорошо.

Просыпаться было тепло и странно. Запах был чужой и знакомый одновременно. Юко открыла глаза. Она уткнулась Гюнтеру куда-то за ухо. Рыжие волосы попали в нос. Она фыркнула. Телепат завозился, перекатываясь на бок и притискивая ее к себе сильнее. Она хихикнула. Было непривычно, но странно уютно и тепло. Похоже, он привык спать с кем-то в обнимку. Это так мило.

В окно падал свет. Уже давно утро. С кухни доносились голоса Каны и Фарфарелло.

И еще один признак утра упирался Юко прямо в бедро. Девушка еще раз хихикнула и попыталась отодвинуться. Это и веселило, и смущало.

Гюнтер ее не отпускал, а наоборот подгреб еще ближе.

– Гюнтер! – он в третий раз попыталась отлепить его от себя. – Уже утро.

– А? – рыжий телепат открыл глаза и непонимающе заморгал.

Они лежали почти нос к носу.

– Отпустишь? – спросила она.

– Да. Извини, – она разжал руки и девушка, наконец, встала.

Гюнтер наблюдал, как она потягивается и зевает.

– Сегодня будет много дел, – она бросила на него озорной взгляд. – Иди в душ первым. Я пока помогу Кане на кухне.

Телепат тоже улыбнулся. Хорошо, что к Юко вернулось ее обычное язвительное настроение. Это значит, что она верит – они спасут ее брата.

Когда Джек тянул его за собой за цепь наручников, Такихиро шел, но словно нехотя. Не упирался, но и не сдавался.

– Куда ты меня ведешь?

– Увидишь.

– Джек.

– Заткнись, – он дернул его за цепь.

Мальчишка споткнулся, и Кроуфорду пришлось подхватить его.

Тюрьма располагалась этажом ниже. Джек ввел своего пленника. Брэд встал. О, да. Сердце забилось сильнее, когда Джек увидел, как расширились глаза Оракула при виде приемного сына.

– Хиро!

Мальчишка рванулся к нему.

– Брэд!

Джек выпустил его, позволяя подойти к решетке.

– Брэд, ты в порядке?

– Да, – Брэд просунул руку через прутья и коснулся щеки мальчишки. – Как ты, Хиро? Он что-нибудь сделал тебе?

– Все нормально.

Джек не мог понять, что за чувство его одолевает, когда он наблюдает эту картину. Его отец все еще красив даже с отросшими абсолютно белыми волосами. Он трогает Такихиро за лицо. Мальчишка льнет к его руке и что-то говорит о том, как они волновались.

Джек преодолел расстояние, разделяющее их, и прямо за шиворот оттащил Такихиро от клетки.

– Не трогай его! – окрысился он на отца.

Брэд снова посмотрел на него этим чужим холодным взглядом.

– Это ты его не трогай.

– Ты не можешь мне помешать, – ухмыльнулся Джек.

– Не смей!

О да, вот теперь он был до конца уверен, что отец в шоке и смятении.

– Его отца тебе мало? Поглядываешь и на сына.

– Что? – Такихиро дернулся в его руках, пытаясь оглянуться и посмотреть своему тюремщику в лицо. – Ты что несешь?

– Разве он не похож на того, кого ты любишь?

Джек жадно смотрел, как меняется лицо отца. Брэд смотрел на него с каким-то странным выражением. Словно увидел его впервые. Младший Кроуфорд только сильнее стиснул одной рукой запястье Такихиро.

– Ты... действительно мой сын, – сказал Оракул.

И Джек не понял, что он имел ввиду. Но почему отец смотрит на него так, словно узнает в нем что-то или кого-то.

– Что это было, Джек? – Такихиро шел за ним, почти не упираясь.

– Я хотел, чтобы он тебя увидел.

Странно. Сердце так бьется. Оно бьется впервые. Оно такое холодное, что Джек иногда сам сомневался, есть ли оно у него. Сердце, согласное на секс без любви. Сердце, способное на жестокость. Даже более того, нуждающееся в ней. Сердце, способное предать свою команду. Он ведь знал, что они не справятся с бешеной девчонкой и младшей Малефики. Теперь осталось совсем немного. Они уже едут сюда. К утру будут здесь.

Он грубо впихнул Такихиро в комнату и толкнул на кровать.

– Ты чего? – мальчишка неловко упал на бок и приподнялся на локте. – С ума сошел?

– Давно, – усмехнулся Джек, больше играя, чем испытявая злорадство. – Еще в Розенкройц. Ты ведь знаешь, как тренируют пророков?

– Я... – Такихиро растерялся. – Нет. Не знаю.

– И лучше тебе не знать.

Красивый. Какой же он красивый. Эти глаза. Этот колдовской цвет. Это стройная сильная фигура.

– Хиро, – и новая усмешка. Не каждый сможет так улыбаться за двенадцать часов до собственной смерти. Почему эта мысль успокаивает?

– Что?

– Он зовет тебя – Хиро. Как «герой».

– Глупая шутка, – маленький Фудзимия убийственно серьезен. И в этой своей серьезности – он невероятно красив.

– Почему же? Тебе идет, Хиро.

Мальчишка покраснел и отвернулся. Вряд ли он искушал его намеренно, но так уж у него выходило.

– Я… – Такихиро начал говорить и неуверенно замолчал.

– Договаривай, – Джек отошел к бару, чтобы налить себе выпить.

– Я понимаю, что ты хочешь сделать.

– Неужели?

Джек поморщился. Это же слово-паразит его отца. Малыш тоже фыркнул.

– Понимаю. И я… мы…

Кроуфорд удивленно к нему обернулся. Что он пытается ему сказать?

– Я прошу у тебя прощения. Знаю, от Брэда ты этого никогда не дождешься, – Такихиро странно улыбнулся. – Поэтому я прошу твоего прощения сам.

– За что? – в горле пересохло, и Джек отхлебнул из стакана.

– Иногда меня одолевают похожие чувства. Я никогда не видел женщины, которая меня родила для отца.

– И никогда не хотел увидеть?

– Когда мне было четырнадцать, я поехал к ней. Один. Даже сестру не предупредил. Но нашел только могилу. Мать умерла за четыре года до того. Я вернулся. И Юко никому не сказала, куда я ездил. Поэтому, я понимаю. В тебе есть часть твоего отца и твоей матери. Но важно не то, что ты имеешь, важно – как ты это используешь.

– Я такой, какой есть, – Джек пожал плечами, хотя в горле стоял комок.

– Да. Такой, какой есть. Менять себя трудно.

– Иногда невозможно.

– И поэтому ты выбираешь смерть?

– Поэтому тоже.

Такихиро посмотрел на него странным долгим взглядом. Тем самым, от которого у Джека мурашки бежали по спине.

– Ты думаешь, что если нанесешь стае глубокий шрам – это докажет, что ты жил?

– И разве я не прав?

– Не знаю. Но зачем тебе Геростратова слава?

– А ты думаешь, что в моем существовании есть какой-то иной смысл?

Кроуфорд поставил стакан и подошел к кровати. Такихиро пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Надо сказать, что эмпат находил эту позицию очень сексуальной.

– Неужели было так плохо? – спросил Фудзимия.

– Да. Было.

– Хуже, чем твоему отцу?

– Не знаю. Наверное, так же. Но он нашел ради чего жить.

– А ты все еще ищешь?

– И искать осталось недолго, – Джек коснулся его лица.

– Прости нас, – вздохнул Такихиро. – Мы с сестрой никогда не думали, что обкрадываем кого-то. Мы просто жили.

– Знаю.

– Там под руинами дома остался мой меч.

– Прости, – так легко оказалось это сказать.

– Ничего.

Джек сам не понимал, как все стало так. Они разговаривают. Просто разговаривают.

– Я все равно не отступлю. Уже поздно для этого, малыш.

– Прости нас, Джек. Твой отец… он для меня тоже, как отец. Он водил меня в школу, учил водить машину, давал карманные деньги. Я всего этого не верну тебе.

– Мне и не надо.

И Джек действительно почувствовал, что ему это не нужно. Что ему осталось сделать перед тем, как все случиться?

– Чтобы мы поцеловались – либо тебе придется спуститься ко мне, либо мне подняться, – тихо сказал Такихиро.

Младший Кроуфорд посмотрел на него, чувствуя, как ледяная крошка осыпается с сердца. Если он не скончался от этих слов на месте, то это просто чудо. Значит это и есть то самое? То, ради чего жил и сражался его отец? Да. Оно без сомнений стоит боли и жертв. Без всяких сомнений. Его стоило ждать и искать. И ради него стоит умереть.

– Малыш… Хиро…

Джек опустился перед ним на колени. Такихиро протянул ему свои скованные руки. Эмпат открыл наручники и помассировал его покрасневшие запястья. Потом прижал их к своим губам. Такихиро вздрогнул, но скорее от неожиданности, потом тихо вздохнул. Джек приподнялся и поцеловал его в губы. И это было потрясающе. Он наклонился вперед, опрокидывая мальчишку на постель. Такихиро лег на спину, не разрывая их поцелуя, для этого обхватив Кроуфорда за плечи.

Джек в последний раз провел языком по его губам и заглянул в эти глаза, которые стали почти черными.

– Ты… последний кого я обнимаю.

– А ты первый, кого обнимаю я.

Найн моргнул. Небо над ним было чистым. Бледно горели звезды. Что произошло? Он видел глаза, как эти самые звезды, а потом ничего. Словно в омут упал. Тор! Он оставил любовника там одного! Найн дернулся и сел.

– Осторожнее, – Тор придержал его за плечо.

– О, ты… что с тобой? – блондин сел, чувствуя, как все плывет перед глазами.

– Она воткнула мне нож в ногу. Пришлось прижечь рану. Слишком быстро терял кровь.

– Тор, – Найн обнял его. – Прости…

– Ничего.

– Они бы не оставили нас просто так.

– Да.

– Ты сказал ей, где убежище Джека?

– Да.

– Прости.

Нет, Найн никогда не хотел заставлять его выбирать между собой и Джеком. Ему Тор обязан жизнью. Да что там, они все ему обязаны. Джек подбирал их на улице, как бездомных котят, отмывал, учил, заботился, трахал – куда ж без этого, но за это Найн был на него не в обиде.

Тор сидел, прислонившись спиной к скале. Штанина разорвана. Ткань густо пропиталась кровью. Найн обнял любовника.

– Уверен, Джек знал, что так будет.

– От этого не легче.

– Прости.

– Не извиняйся. Это было только мое решение.

– Ты звонил ему?

– Звонил. Но он отключил телефон.

Руки и губы Джека обжигали. Такихиро задыхался. Слишком много… слишком много ощущений сразу. Тяжесть тела Джека, ладони на бедрах, смешивающееся дыхание. Но он этого хотел. Здесь и сейчас. Хотел обнимать это чудовище. Что это? Чувство вины? Или просто слабость? Но Джек так приятно пах. На его языке вкус дорого коньяка. И как же классно он целуется. Не то чтобы Такихиро было с чем сравнивать. Просто у него каждый раз кружилась голова от этих поцелуев.

– Малыш? – Джек оторвался от его губ. – Я сниму с тебя одежду?

– Да…

Фудзимия знал, что ему должно быть стыдно. Он собирается сделать это с тем, о существовании кого не подозревал еще неделю назад. Убийцей. Преступником. Паранормом. Психом. Сыном своего приемного отца. Так он искупает вину? Или просто поддается собственной слабости?

Джек поцеловал его в шею. Хиро и не подозревал, что там есть такое чувствительно место. Каждый раз, как Джек его целовал в шею – он вздрагивал. Дышалось и то с трудом.

А когда он остался без одежды и Джек жадным взглядом обласкал его тело, то Фудзимия вообще закрыл глаза, чувствуя себя на грани обморока.

– Какой ты красивый, – ладони Джека заскользили от сосков к бедрам и снова вверх. – Слишком красивый, чтобы быть правдой.

– Но я же здесь… – едва шевеля губами, на выдохе.

Кроуфорд снова его поцеловал в шею, потом в губы. Склонился близко к его лицу.

– Малыш? Ты… хоть знаешь, что я хочу с тобой сделать?

Такихиро нашел в себе силы слабо улыбнуться. Неужели Джек считает его настолько невинным? Неужели он такой и есть?

– Знаю.

– И откуда же? – в этих странных карих глазах всегда были такие лукавые искорки? Такихиро не помнил.

– Мне Шульдих рассказал.

Быть прижатым к постели горячим телом Джека не так уж и неприятно. Тяжело. Но это приятная тяжесть.

– Хорошо, что не показал.

– Он хотел. Но получил нагоняй от тети Айи и больше не предлагал.

Джек посмотрел на него и улыбнулся. Впервые по-настоящему.

Хиро смотрел на него потемневшими от страсти глазами. Никогда у Джека не было никого настолько потрясающего. Невинного душой, но с таким натренированным телом. Хиро позволил раздеть себя и краснел каждый раз, как Джек на него смотрел.

Просто сказка.

Кроуфорд его целовал и гладил. Такихиро отзывался на каждое прикосновение. Вздрагивал, выгибался, целовал в ответ и подставлял шею под поцелуи.

Зачем мальчишка это делает? Нет. Джек не хотел думать об этом сейчас.

Слишком мало времени осталось.

Он проложил дорожку из поцелуев до самого живота. Хиро задержал дыхание. О, да, Джек хотел войти в него. Трахать его медленно, слушая стоны – вот чего он хотел по-настоящему. Понадобиться немного умения, побольше смазки и все получиться.

У мальчишки была потрясающая кожа. Горячая. Шелковистая. Джек хотел облизать его полностью. Каждый сантиметр. Он целовал его живот. Ниже. Еще ниже. На колени пришлось надавить, чтобы Такихиро развел ноги шире. Отлично. Там все было в порядке. Даже если это просто физиологическая реакция на ласки и поцелуи, член Хиро стоял просто отлично. Головка уже стала влажной. Джек наклонился и облизал ее. Мальчишка вскрикнул, словно он ударил его, а не взял у него в рот.

– Джек! Боже, Джек! – Хиро вцепился в его волосы. Непонятно только чего он хотел, чтобы это прекратилось, или чтобы это продолжалось еще и еще.

Кроуфорд медленно и уверенно сосал его член, каждый раз облизывая головку. Пальцы Хиро в волосах и его протяжные хриплые стоны только подстегивали.

Момент казался Джеку подходящим. Он потрогал пальцами тугой вход. Невероятно. Он будет первым, кто трахнет эту роскошную задницу. Чем он это заслужил? Хиро быстро привык к тому, что его трогают там. Джек отстранился, вызвав разочарованный вздох, потом выдавил на пальцы смазку.

Такихиро смотрел на него совершенно безумными глазами, следя за каждым движением. Он покраснел, когда Джек улыбнулся ему и опустил руку между его ног. Вот так. Анус мгновенно стал влажным и горячим. Хиро тяжело дышал, по-прежнему не делая попытки отстраниться.

– Я сейчас вставлю в тебя пальцы, чтобы немного растянуть.

– О, Боже, – мальчишка закрыл лицо ладонью. – Ты… не произноси этого.

Джек чуть не кончил от такой картины.

– Я просто хотел убедиться, что ты понимаешь.

– Я понимаю.

– Если ты боишься…

– Нет. Не боюсь, – Такихиро отвернул свое пылающее лицо. – Делай уже.

– Может быть немного больно.

Джек надавил на его проход. Один палец вошел легко с влажным чмокающим звуком. Хиро вскрикнул и совсем спрятал лицо в ладони. Но ноги свести он даже не попытался. Это без сомнения радовало.

– Не прячь лицо.

– Прости, – из-за ладоней отозвался Хиро.

Джек двинул пальцем, пытаясь достать до чувствительной точки внутри. Юноша только тяжело выдохнул. Пришлось добавить больше смазки. Через какое-то время Джек уже смог увереннее двигать пальцем внутри его тела. Хиро стонал и извивался. Кто бы мог подумать, что он окажется таким чувствительным, страстным и громким. И не заподозришь за такой холодной внешностью. Джек вернулся к минету, чтобы отвлечь Хиро, а сам втолкнул в него второй палец.

Ничего себе!

– Прости, – прошептал мальчишка.

Он кончил ему прямо в рот. Джек сглотнул и возобновил движения языком, трахая пальцами его задницу.

Если это извинение, то Кроуфорд готов его принять в такой форме.

Через несколько минут Хиро, снова возбужденный, хватался за его волосы.

– Джек… Джек… Хватит, я не могу больше. Давай сделаем это.

– Как ощущения здесь? – эмпат глубоко втолкнул пальцы и почувствовал, как странная буря чувств и ощущений проносится сквозь мальчишку.

– Странно, – прошептал он.

– Хотел бы я быть телепатом и понять о чем ты думаешь сейчас, – Джек погладил его второй рукой по соскам. Твердым и темным.

– И о чем я, черт возьми, могу думать… ох, черт!

Джек рассмеялся бы, если бы не был так возбужден. Он отстранился, снял рубашку и расстегнул брюки. По тяжелому вздоху Хиро он понял, что зрелище его удовлетворило. Рядом с Фудзимией он смотрелся просто качком. Хотя и был ниже чем отец.

– Надеюсь, ты готов, – Джек уселся между его ног и потерся возбужденным членом об его зад. Хиро кивнул.

Кроуфорд одной рукой придерживая партнера за бедро, второй направил себя внутрь. Тесно. Черт! Черт! Как тесно! Жарко и тесно.

– Малыш…

Хиро закрыл глаза и прикусил губу. Так не пойдет.

– Малыш, расслабься, – Джеку пришлось впихнуть пальцы в рот мальчишке, чтобы не дать ему навредить себе. – Вот так. Дыши.

Хиро застонал. На щеках у него горели алые пятна. Глаза безумные. Он цеплялся за Джека и вздрагивал.

Кроуфорд погладил его по ногам, пытаясь успокоить партнера и успокоиться сам. В этой одуряющей тесноте – он не понимал, как до сих пор не кончил. Наконец Такихиро смог дышать ровнее. Он провел пальцами по рукам Джека.

– Почему… – речь до сих пор давалась ему с трудом. – Почему ты не двигаешься?

– Если ты готов.

– Да.

Кроуфорд вдавил его в постель и начал двигаться. Хиро вскрикнул. Потом застонал. Это не боль. Так не стонут от боли. Джек наклонился, чтобы целовать его губы и шею.

Почему эти объятия такие горячие и такие судорожные? Почему все происходит именно так? Именно сейчас? Именно здесь?

Хиро царапал его спину и кричал в голос. Джек шептал его имя, толчок за толчком утверждая свое право на него, делая своим. Он целовал эти горячи губы, забыв обо всем. Хиро прогибался в спине, обхватив его ногами. Они сплетались теснее и теснее. Так что почти тяжело двигаться.

Джек за свою недолгую жизнь много, часто и изобретательно занимался сексом.

Каждый из партнеров-паранормов был в чем-то хорош. Но Фудзимия был чем-то совершенно иным. Если бы секс можно было оценить по десятибалльной шкале, то их с Хиро получил бы двенадцать.

Джек чувствовал, как близок Такихиро к оргазму. Никого никогда не было… настолько… настолько… принадлежащего ему. Так тесно. Влажная кожа под пальцами, красивые глаза в поволоке удовольствия. Все закончилось слишком быстро. Ударилось, разбилось. Джек чувствовал почти страх Хиро, когда он испытал свой первый в жизни оргазм. Это было потрясающе.

Джек припал к его губам сцеловывая стоны и вызывая новые. Его мальчишка. Его, только его. Его.

Рассвет медленно занимался за окном. Шумело море. Джек лежал, слушая мерное дыхание Такихиро.

Мальчишка спал глубоким сном. Кроуфорд убрал с его глаз прядку. Такое спокойное лицо. Почему-то, кажется, что и Хиро тоже что-то приобрел от того, что произошло между ними. Сейчас он казался таким маленьким. Джек наклонился и поцеловал его в шею. Недолго осталось. До самого момента распада он будет помнить этот горячий запах и страсть его объятий.

Они сделали это трижды этой ночью. И каждый раз Такихиро отдавался ему с такой страстью, словно это для него был последний раз.

Значит это и есть цена?

Он должен был вырасти без родителей. Скитаться. Убивать. Красть. Обозлиться на жизнь и людей. Все это, чтобы где-то Такихиро вырос таким, какой есть. Способным простить все это. Беспокойный океан видений молчал.

Джек сел на постели. Пора.

Время неумолимо. Сейчас оно отделит его от Такихиро. Оставит волчонка лежать в постели с зацелованной до синяков шеей. А Джека отправит навстречу судьбе.

Теперь он знает ответ. Видения говорят «как», но не говорят «почему».

Но сейчас младший Кроуфорд знает, почему не выстрелил в девчонку. Он не тронет сестру Хиро. А тогда видение казалось странным. Теперь ничего странного нет.

Маленький Фудзимия его простил. Но женщины прощать не умеют. Она придет расплатиться по всем счетам. Раз и навсегда.

И Джек ждет ее, как можно ждать самую большую радость в жизни.

Он встал, тихо оделся. Постоял немного над спящим Хиро, пытаясь запечатлеть его в своей памяти. Где-то в глубине души Джек верил в посмертие.

Такихиро спал. Спокойное лицо. На подушке лежит рука, запястье которой все еще перечеркнуто красным следом от наручников. Жаль. Джек не увидит, как заживет этот след.

– Поспи и ты, – сказала Кана, не оборачиваясь.

Ее профиль в свете огоньков от приборной панели был действительно пугающим.

Гюнтер обернулся. Юко спала, неловко завалившись на бок. Тревожный полусон. Явно от усталости, а не от того, что ей хочется отдыхать.

– Не спится, – признался телепат.

Кана сменила Юко за рулем пару часов назад. До рассвета теперь было уже не далеко. Гюнтер испытывал смешанные чувства от всего происходящего.

– Ты странный, – сказала Кана, глядя на дорогу.

Телепат чуть не рассмеялся в голос. Это ему говорит беловолосая ведьма с желтыми глазами?

– Кана – на гэльском значит «волчонок», – сказал он.

– Мы тоже странные, – покладисто согласилась она. – Но ты по-другому.

– И как же?

– Ты словно спал долго-долго и только проснулся. Ты впервые встретил настоящую женщину и впервые спасаешь кого-то.

– Может так и есть, – Гюнтер не знал, что еще ответить.

Он снова обернулся, чтобы посмотреть на Юко.

– Она любит тебя, – сказала ведьма, так словно в этом не было ничего особенного. – Не делай ей больно. Для нее это тоже впервые.

– Я не знаю, что делать.

– Узнаешь. В свой срок.

Руки Каны лежали на руле. Лицо совершенно спокойное. Отблески от приборной панели на лице и тугих белых косах подрагивали и скользили.

– Кана...

– Да?

– Браслеты, что она носит – это из твоих волос?

– Да, – прозвучал немного удивленный ответ.

– Значит ты действительно ведьма?

Девушка рассмеялась.

– О! Хотела бы я и сама знать ответ на этот вопрос. Боюсь, что способностью отнимать дар обладает любая часть моего тела. Просто волосы я могу отдать добровольно. Все остальное придется взять у меня силой.

– Ты действительно Малефики.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – улыбнулась она.

– Джек собирал информацию о бывших Шварц. И операция по спасению твоей матери не стала исключением. Он говорил, что Малефики – не паранорм в полном смысле этого слова.

– А кто же?

– Если бы у паранормов была королева – ты бы ей была.

– Это просто шутка такая?

– Даже не знаю.

– Ты пытаешься сказать, что природа моей силы лежит за гранью физических законов?

– Чудо? Да возможно, – Гюнтер пожал плечами. – Почему нет?

– Дядя Шульдих, не верит ни в Бога, ни в черта, ни в чудо, – ровным голосом ответила Кана. – Хотя и повторяет все время «О, мой Бог». Это он с детства подцепил. Даже сам не замечает, наверное. Так вот, он говорит, что я просто носитель альфа-гена. Как и моя мать. Нынешние паранормы потомки потомков людей с геном, отвечающим за способности. Я же наследница прямой линии. Поэтому обладаю той силой, которой обладаю.

– Тебе нравится эта версия?

– Не знаю, – Кана поморщилась. – Ты сам паранорм второго поколения. Хотя на тебе это отразилось не так ясно, как, например, на Юко.

– Ты о мутации дара?

– Мутации? – Кана искоса глянула на него. – Я бы не использовала это слово. Дар меняется. У Пророка рождается эмпат. У ясновидящей – телекинетик. Кто бы мог родиться у вас с Юко – я боюсь представить. Последними паранормами в третьем поколении были Старейшины, убитые моим отцом и остальными Шварц.

– А ты? – до Гюнтера начало доходить.

– Сотни поколений. Возможно сотни сотен поколений. Я паранорм с историей в мир. Все кто был когда-то моими предками – были паранормами. И все паранормы ходящие сейчас по земле – приходятся мне родней.

– Кана?

– И возможно это и есть чудо? – тихо спросила она. – Потому что случайно так не бывает.

– Значит чудо.

– Прости, – она тряхнула косами. – Для тебя внове слышать то, с чем мы живем каждый день. Об этом легко забыть.

– Понимаю.

– Поспи. Время еще есть.

– Не хочешь больше говорить со мной?

– Просто волнуюсь о вас. Болтливость у вас с отцом семейное.

– Я не очень болтлив, на самом деле.

– Жаль.

Гюнтер понял, что она смеется над ним. И послушно прикрыл глаза. Он ехал к Джеку. На заднем сидении спала женщина, которая его полюбила. За рулем сидела ведьма с белыми волосами, которая ищет Бога и не верит в него. А он сам? Что остается ему самому? Снова сделать усилие, чтобы не плыть по течению. Он только начал понимать, что усилие придется делать каждый день. Одного единственного рывка недостаточно.

На востоке загорелись первые отблески рассвета.

Юко смотрела на него невидящими глазами. Ее рука судорожно сжималась в кулак, медленно расжималась и снова сжималась.

– Здесь, – резко сказала она.

Гюнтер даже вздрогнул.

Красивое место. Так похоже на Джека. Он падок на красивое. Гюнтер старался не думать, что младший Кроуфорд мог за сутки сделать с Такихиро. А вот Юко похоже об этом думала. И картины, которые рисовало ее воображение, вряд ли были радужными. Гюнтер был рад, что не сказал ей о том, каким озабоченным и извращенным ублюдком может быть Джек. Пусть девушка думает о нем, как о злодее. И пытки в подвале самое худшее, что она сможет представить.

– Джек там, – сказал Гюнтер. – Я чувствую его.

– Хорошо.

Юко вышла из машины, проверила обоймы пистолетов, сунула за пояс стилет. Кана осуждающе посмотрела на телепата, словно он сказал совсем не то, что было надо, и тоже вышла из машины.

– Юко? – беловолосая тронула ее за плечи и заглянула в лицо. – Ты себя почти не контролируешь. Если ты снимешь браслеты, то сможешь ли управлять собственной силой?

Телекинетик дернула плечом, стряхивая ее руку.

– Присмотри за Гюнтером.

– Я не об этом.

– Кана!

– Убийство – грех, ты же знаешь.

– Твой отец так не считает.

– Но твой – считает!

Девушки уставились друг на друга. Гюнтер никогда не видел двух более не похожих людей: Юко похожа на взведенную пружину, тонкая до хрупкости, черноволосая с горящими зелеными глазами. Кана спокойна, как северное море и опасна как целый океан, широкая кость, толстые белые косы.

– Я пойду туда. Там мой брат и дядя, – решительно сказала Юко. – И если понадобиться – убью.

– Сына дяди Кроуфорда?

– Да. Можешь не ходить.

– Ты же знаешь, что я не оставлю тебя.

– Тогда зачем этот разговор? Словно у нас есть какой-то выбор.

– Перестань кипеть. Гнев делает тебя слабой.

– Прекрати, – Юко отвернулась. – Уже рассвет. Идем. Не хочу, чтобы брат оставался там хоть на минуту дольше.