The Sous-Chef

Перевод:

Бета: Indrik
Гамма: Verona

Фанфик не завершен. Переведено 15 глав из 20. Оригинал: https://www.mediaminer.org/fanfic/s/weiss-kreuz-fan-fiction/the-sous-chef/111238

Назад Пауза Далее

Глава первая

в которой Шульдих синеет, а Ёдзи предстоит неожиданная встреча

– Ай!

Ёдзи нагнулся, выпутывая щиколотки из колючек. Пора бы приучиться носить длинные штаны, если он и дальше собирается ходить напрямик через заросшую ежевикой низину. Но день был таким приятным…

Откинув голову, Кудо глубоко вдохнул душистый воздух французской провинции, сладость которого не переставала его изумлять. Кинув в рот пару ягод – должен же был кустарник расплатиться за покушение на его неприкосновенную плоть – он продолжил подъем по крутому склону к Боннё, где жили они с Шульдихом. Ну, или, по крайней мере, там они собирались оставаться, пока непоседливому телепату не взбредет в голову посмотреть на улицу, где был застрелен Кеннеди, или посетить самый большой в мире бордель, или попробовать лед в Антарктиде, или еще что-нибудь в этом духе.

В долине Люберон в южной Франции они очутились, по всей видимости, для того, чтобы Шу смог полюбоваться на замок маркиза де Сада, или маркиза де Шар-дэй, как предпочитал произносить это Ёдзи. Пресловутый замок оказался годным только на слом строением на холме, возвышающемся над маленьким городком под названием Лакоста. Старые, полуразрушенные здания не вызывали у Кудо ни малейшего интереса – он любил природу и любил людные места, а историю находил утомительной, если не сказать – откровенно скучной. Поэтому, пока Шульдих общался с духом маркиза, Ёдзи шатался по предместью, болтая с работниками на виноградниках и иногда даже помогая им собирать созревшие гроздья.

Кудо улыбнулся, вспоминая полные подозрения взгляды пожилых виноторговцев. Похоже, что большинство представителей старшего поколения весьма нетерпимо относились к тем, кому не посчастливилось родиться провансальцем. Но уникальные таланты Шу включали в себя умение управлять лингвистическими центрами мозга, так что он мог вложить любой знакомый ему язык в мозг другого человека. А со всеми их переездами Шульдих знал чуть ли не все языки на свете. Ёдзи не очень-то понимал, как работает эта языковая трансляция – Шу не отличался терпением, когда приходилось объяснять то, что для него самого было врожденным умением. Судя по всему, хотя телепат и не мог физически воздействовать на синаптические связи, он мог заставить человека думать так, что они менялись сами. Получалось, что если тебя заставить думать, что ты знаешь язык, то мозг на физическом уровне начнет работать так, как будто ты его действительно знаешь. Ёдзи спросил, в чем разница между знанием языка и тем, что мозг реагирует так, как будто ты его знаешь, но Шульдих в ответ забрался на пальму и принялся швыряться кокосами – в то время они были на Антильских островах.

В результате Кудо мог разговаривать на провансальском, как на родном, даже "oui” ухитряясь выговаривать в этой специфической, чуть гнусавой манере. Так что он провел весь день, болтая с виноторговцами и работая на виноградниках. Вообще-то, он не считал тяжелую работу достойным времяпрепровождением во французской глубинке, но у сборщиков винограда было много перерывов, во время которых они дегустировали вина нового урожая, и в результате Ёдзи провел весь день, поддерживая состояние легкого, приятного опьянения хорошим вином. В основном, это было красное столовое вино, но все равно весьма достойное. Да и компания оказалась совсем неплохой. Младшее поколение (все, кому еще не исполнилось пятьдесят) отличалось общительностью и не строило из себя монахов-отшельников, в отличие от старых французов.

– Эти старики – они как устрицы, – сказал ему один из парней – Жевьер, кажется – когда он озвучил эти мысли. – Они плотно захлопнуты и их сложно открыть, но у некоторых внутри настоящие жемчужины. Но кому нужна жемчужина вонючего старика?

– А старухи еще хуже, – поддакнул другой, наполняя стакан Ёдзи.

Да, как ни крути, это был хороший день… но он слишком долго пробыл вдалеке от Шульдиха. День врозь был проведен действительно врозь – никакой телепатической связи при этом не допускалось. Эта мера была необходима для сохранения того немногого, что осталось от их вменяемости. Непрерывное пребывание рядом друг с другом двадцать четыре часа в сутки могло превратить в ад любые отношения.

Когда остатки Эсцет всерьез принялись охотиться на Шу, им пришлось постоянно переезжать с места на место. Иногда они неделями жили в машине, не имея возможности снять денег – в конце концов Наги и Оми справились с этой проблемой – а отсутствие элементарных удобств, недостаток сна и еды плохо сказывались на их характерах. Было все – крики, оскорбления, рукоприкладство и телепатические атаки, угрозы, ложные обвинения, оскорбленные чувства. Однажды Ёдзи даже попытался сбежать.

Кудо поморщился, вспоминая. Он дождался, пока немец крепко заснет, потом собрал все свои вещи, на тот момент легко помещавшиеся в небольшой рюкзак. Ни разу не оглянувшись, он спустился, продираясь сквозь чащу, вниз с горы, на которой они отсиживались в течение нескольких дней. Но уже добравшись до подножья, Ёдзи неожиданно вспомнил, почему он сказал «да», когда Шульдих предложил ему пуститься в бега от Эсцет вместе. Во-первых, мысль о том, что рыжему телепату придется спасаться бегством в одиночку, скрываясь ото всех и поддерживая связь только с Брэдом, да и то раз в неделю по телефону – была душераздирающей. Во-вторых, в Токио Кудо ничего не удерживало. Оми теперь стал Мамору, и он же вверил Кена заботам подконтрольной Критикер психиатрической клиники для лечения его все возрастающей тяги к насилию. А Ая… Ая забрал свою сестру и переехал в Киото, распорядившись, чтобы никто не выходил с ним на контакт за исключением Оми, и только при чрезвычайных обстоятельствах. Это ранило больнее, чем Ёдзи ожидал, но он был рад, что Ая пытается начать жизнь с чистого листа; был счастлив, что они с сестрой теперь могут заботиться друг о друге.

Но самое главное – Ёдзи чуть ли не до исступления любил Шульдиха. Он безмерно любил его, не мог без него жить. Любил в нем все, даже то, чего не выносил, и то, что действовало ему на нервы. Это было прекрасно – волнующе и смертельно, изысканно-болезненно и изнурительно – сродни мучительному голоду и неутоляемой жажде. Перспектива жизни без Шульдиха неизбежно превращала ее в нечто унылое и бесцветное. Лишенное радости. Лишенное любви.

Немедленно повернув, Кудо устало потащился обратно на гору. Он неплохо ориентировался на местности, и, хотя машину искать пришлось вдвое дольше, чем подножие горы, в конце концов он ее обнаружил.

Шульдих сидел на багажнике и, похоже, не догадываясь о присутствии Ёдзи, беззвучно плакал, закрыв лицо руками. Он редко пользовался телепатией, ведь единственным, кто постоянно находился рядом с ним, был Ёдзи, а тот предпочитал вербальное общение.

Кудо уже открыл рот, намереваясь заговорить, но осекся, когда Шульдих, отняв руки о лица, раскрыл левую ладонь. На ней лежало дешевое серебряное кольцо, которое Ёдзи подарил ему на последний день рождения. Ничего особенного – простое кольцо с кельтским орнаментом и маленьким черным крестом. Это было все, что он мог себе позволить. Вернее, больше, чем он мог себе позволить. Шу высмеял подарок, на что Ёдзи ничуть не обиделся, но кольцо с тех пор ни разу не снимал.

Кудо подошел к Шульдиху и с силой обнял его. Тот судорожно выдохнул, попытался вырваться, но потом обмяк и разрыдался, уткнувшись Ёдзи в плечо. Чувствуя, что и в его собственных глазах начинает пощипывать, бывший Вайсс тяжело вздохнул.

– Я люблю тебя, сволочь ты этакая, – прерывающимся голосом пробормотал он в волосы телепата. Шульдих крепко обхватил его, и еще долгое, долгое время они не двигались.

Странно, но Шу никогда больше не вспоминал об инциденте, хотя было совершенно не в его стиле безнаказанно спускать что-либо подобное. После этого случая Ёдзи несколько раз просыпался в холодном поту, уверенный, что лежит один на влажной от росы земле, а Шульдих и машина давно исчезли. Но телепат ни разу не бросил его, никогда даже не пытался. Вскоре они получили доступ к деньгам, а Брэд проинформировал их, что в Эсцет произошел переворот и новый руководитель не заинтересован в преследовании Шварц. Конечно, оставалось несколько сильных группировок, озлобленных переменами в Эсцет и жаждущих обвинить во всем Шварц, поэтому на них продолжали охоту и останавливаться надолго в одном месте им было нельзя, но в целом ситуация улучшилась. Фактически, Ёдзи был почти готов признать, что просто наслаждается жизнью.

Оторвавшись от воспоминаний, Кудо обнаружил, что уже добрался до дома, в котором они поселились – двухэтажного каменного анахронизма, крытого на испанский манер терракотовой черепицей. Похоже, что такую черепицу используют почти везде на Средиземноморье. При этом ей нередко бывает больше ста лет, и при сильном мистрале она часто слетает на землю и разбивается. Но смотрится очень симпатично.

Ёдзи поднялся по ступенькам, ведущим на второй этаж, и повернул ручку двери. Она оказалась не заперта, но это было в порядке вещей – криминала эти места не знали. Ну, по крайней мере, так было, пока не приехали они с Шу… хотя не так уж много они успели натворить. Так, немного воровства, немного адюльтера, спровоцированного телепатическим воздействием. Последний закончился невероятно забавной разборкой в баре между обманутым мужем, слишком пьяным для того, чтобы понять, что бутылку, которой он пытался колотить окружающих по головам, он давно выронил, и прелюбодеем, оказавшимся законченным трусом, не решающимся выпустить из рук свою толстую свинку, даже чтобы дать сдачи. В конце концов, победителем вышла свинка – она единственная из многих осталась стоять на ногах. В награду Шульдих хотел накормить ее собственноручно собранными грибами, но любивший животных Ёдзи не дал ему это сделать.

Открыв дверь, Кудо обнаружил, что весь пол завален забрызганной краской одеждой. Пока он в недоумении разглядывал ее, послышался странный звук и, подняв взгляд, Ёдзи успел увидеть голого Шульдиха, со всего маху впечатавшегося в дальнюю стену.

– Шу! Что ты де.. – он осекся, когда телепат с широкой усмешкой повернулся к нему лицом. Спереди он от шеи донизу был выкрашен в синий цвет.

– Ты пришел! – воскликнул Шульдих, с распростертыми объятиями кидаясь к нему. Кудо поспешно выскочил наружу и захлопнул входную дверь.

«Ахх, брось, зайка! Мы же не на светском приеме. Все смоется, это всего лишь плакатная краска».

«Не в этом дело, хотя я и не собираюсь перекрашиваться в синий», – мысленно сообщил Ёдзи. – «Ты явно рехнулся. Я останусь здесь в целях собственной безопасности».

Дверь приоткрылась, и синяя рука ухватила его за запястье.

– Ну, заходи же, – взмолился Шульдих. – Я не видел тебя весь день. У меня ломка.

– Поэтому ты кидаешься на стены как Фарфарелло? – спросил Ёдзи, позволяя затащить себя внутрь квартиры.

– Фарфарелло не кидается на стены – он кидает других, – ответил Шу, направляясь к большому ведру с темно-синей краской. Заправив несколько выбившихся прядей в собранный на голове пучок, он наклонился, вытащил из ведра кисть внушительных размеров и принялся обновлять раскраску на своем теле.

Кудо вздохнул, вынул из кармана сигареты и, с удовольствием затянувшись, сказал: – Ладно, без разницы. Ты собираешься объяснить, что это? Это как-то связано с той школой искусств, в которую ты ходил?

– Ну, да, – ответил Шу, проводя кистью по своей груди и нарочно дразня при этом соски. Ёдзи слегка вздрогнул. – В общем, было в 60-х такое арт-шоу, когда парень толкал обнаженных моделей на стены перед хорошо одетой публикой. В школе делали что-то вроде реконструкции этого шоу, и отпечатки тел смотрелись впечатляюще, но там не было ни одного мужского.

– Ага. И ты решил исправить это здесь? – осведомился Ёдзи, пробегая глазами вереницу отпечатков Шульдиха, почти целиком покрывавших две стены их квартиры-студии.

– Эй, хозяйка сказала, что мы можем рисовать, если захотим, – надулся Шу. – И если уж делать отпечатки, то у кого ты найдешь тело лучше моего?

Кудо усмехнулся, лениво обводя взглядом своего синего телепата. – Не могу не согласиться.

– Конечно, не можешь. Хочешь помочь?

– А?

– Вместо того, чтобы мне бросаться на стену самому, ты можешь побыть художником и толкнуть меня, – Шульдих приподнял бровь и улыбнулся, медленно проводя руками по бокам.

Ёдзи бросило в дрожь, а его сердце с силой заколотилось о грудную клетку.

– Это я могу, – пробормотал он, бросая сигарету в пепельницу и стаскивая с себя рубашку.

Шульдих засмеялся, когда он принялся за свои шорты.

– Для этого нужны только руки, Ёдзи, – поддразнил он.

– Как бы не так, – прорычал тот, скидывая туфли.

– Тогда поторопись. Эта штука очень быстро засыхает, – прошествовав к последнему чистому месту на стене, Шульдих оглянулся, чтобы метнуть через плечо провокационный взгляд.

Наконец раздевшись, Кудо прихватил один из тюбиков со смазкой с кофейного столика – любрикант был разбросан во всей студии – и направился к Шульдиху. Он легонько провел пальцами по позвоночнику рыжего, покусывая его шею. – Что мне делать?

– Прижми меня к стене… обеими руками…ммм…- телепат резко выдохнул, когда Ёдзи укусил его за мочку.

Уронив тюбик, Кудо осторожно прижал плечи Шу к стене, слегка массируя при этом мускулы. Его ладони медленно, с легким нажимом скользили вдоль обоих трицепсов, в то время как сам он придвинулся ближе – пока их пальцы не переплелись, а тела не оказались распластанными друг по другу. Шульдих откинул голову назад на плечо Ёдзи, подставляя лицо для поцелуя, но тот улыбнулся, отстраняясь и проводя ногтями обратно вверх по рукам любовника.

– Хватит дразниться, – надул губы Шу.

Кудо не ответил, сосредоточив внимание на его спине – методично надавливая на нее, прижимая тем самым любовника к стене. Телепат заворчал, когда Ёдзи, пропустив его задницу, сразу перешел к бедрам, но тот, не обращая внимания на недовольство, опустился на колени, чтобы подобрать любрикант с пола, и ловко открыл его одной правой рукой, покусывая при этом ноги Шу в ложбинках под коленями.

Шульдих, хихикая, шлепнул Ёдзи по макушке.

– Прекрати! Что за странная одержимость моими коленками? Извращенец.

– Я ими не одержим, мне просто нравится, как ты хихикаешь, – ответил Ёдзи, покрывая пальцы любрикантом. – Я покажу, чем я одержим.

Сжав свободной рукой ягодицу Шульдиха, он впихнул в него два пальца на всю длину. – Этим.

Телепат застонал и шире раздвинул ноги. Ёдзи, возбужденный с момента первого прикосновения к своему любовнику, занялся его подготовкой с максимально возможной без причинения вреда быстротой. Потершись носом о задницу Шу и поцеловав ее, он потянулся вперед к его члену.

– На нем краска, если ты не заметил, – прокомментировал Шульдих, дыхание которого слегка сбилось.

Кудо осторожно извлек пальцы и, дернув телепата назад, перекинул его через колено, так что тот упал на заляпанную краской одежду.

– Эй! – возмущенно вскрикнул Шульдих. – Ты что делаешь?!

Не обращая на него внимания, Ёдзи поднялся на ноги, подхватил ведро с краской и выплеснул ее на Шульдиха.

В кои-то веки тот потерял дар речи.

Ёдзи пожал плечами. – Ты сам сказал, что она быстро сохнет. А мне ты больше нравишься мокрым.

И, подтверждая свое заявление, он опустился на своего бойфренда сверху, не дожидаясь, пока этот самый бойфренд придет в себя и попытается взять реванш. Скорее всего, Шульдих все равно не останется в долгу, но сейчас, когда оба они с ног до головы были вымазаны в краске, крыть ему было нечем. Экспериментируя, Ёдзи немного поерзал, прижимая свой все_еще_твердый член к уже_не_такому твердому – Шульдиха, и глянул вниз на своего любовника, который то ли старался казаться очень сердитым, то ли с трудом сдерживал смех.

«Если у меня в заднице окажется краска, я тебя убью», – мысленно послал ему телепат, притягивая к себе для глубокого поцелуя.

«Тогда я обязательно это сделаю», – ответил Ёдзи, продолжая тереться и ерзать на нем. – «Знаешь, это довольно забавно».

«Тогда возьми массажное или растительное масло, когда в следующий раз захочешь покувыркаться на бедном Шульдихе».

«В детстве я обожал кувыркаться», – предался воспоминаниям Кудо, обхватывая свой и Шу члены одной рукой и с силой лаская их. Судорожно выдохнув, Шульдих приник ко рту любовника, ритмично врываясь в него языком и подаваясь обратно. Ёдзи ясно представил себе пар, поднимавшийся от их разгоряченных тел. «Но, как это ни странно, то, чем мы сейчас занимаемся, ассоциаций с детством у меня не вызывает».

Прекратив целовать его, Шульдих расхохотался. Ёдзи отпустил их члены – телепат снова был полностью возбужден, что свидетельствовало об определенном уровне прощения – и, закинув одну из ног рыжего на свое плечо, другую отвел в сторону. Шульдих все еще смеялся, когда Ёдзи вошел в него – без особой нежности, заставив любовника издать так им любимый громкий крик. Протянув руку, Кудо вывел по краске на груди Шу: «Ёдзино» и улыбнулся; мысль о том, что фееричный и раздражающий, с извращенной психикой и кричащим стилем одежды, невыносимый и прекрасный Шульдих принадлежит ему, всегда наполняла его счастьем.

Шульдих приподнял бровь и протянул было руку к груди Ёдзи, но тот перехватил оба его запястья и прижал их к полу за головой. Удерживая их одной рукой, он позволил ноге Шу соскользнуть с его плеча на сгиб локтя, немного изменил положение своих бедер и с силой толкнулся вперед, вовремя накрыв рот телепата своим – их маленькая хозяйка, живущая снизу, не раз выговаривала им за слишком шумный трах.

Шульдих заорал, как только Ёдзи задел его простату, и продолжал вскрикивать снова и снова, до тех пор, пока они оба не начали задыхаться и сил едва хватало на слабое хныканье.

Движением, которое за эти годы они сумели довести до совершенства, Ёдзи отпустил руки и ногу Шульдиха и потянул его вверх на себя, одновременно с этим усаживаясь на собственные ноги, чтобы телепат оседлал его бедра, не соскользнув с члена и почти не отстраняясь. Шульдих резко приподнимался и опускался на нем, откинув назад голову и мотая из стороны в сторону своей рыжей, сейчас изрядно забрызганной синей краской, гривой. Включаясь в этот бешеный, завершающий ритм, Кудо обхватил член Шульдиха и принялся ласкать большим пальцем головку, заставляя Шу подаваться ему навстречу. Они целовались снова и снова, все время, пока телепат толкался ему в руку. Почувствовав растущее напряжение любовника, Ёдзи начал вбиваться в него, как отбойный молоток. Шульдих качнулся вперед и с силой, до крови укусил его за плечо, кончая, но Кудо почти ничего не почувствовал и, в свою очередь, выплеснулся в любовника несколькими секундами позже.

Немного придя в чувство, он услышал, как Шульдих старательно отплевывается.

– Знаешь, это не очень-то красиво с твоей стороны, – предостерег Ёдзи. – Без секса ты за это, конечно, не останешься, учитывая, чем мы только что занимались, но… вээ…

«Заткнись, придурок. У этой краски отвратный вкус, а с твоего плеча я только что набрал ее целый рот».

– Я собираюсь почистить зубы, – объявил телепат вслух.

– Окей. Потом присоединишься ко мне в душе?

– Конечно. Ты меня перепачкал краской – тебе меня и отмывать, – заявил Шульдих, направляясь к раковине в их крохотной ванной комнате.

– Но ты уже был перепачкан, – заметил Ёдзи.

– И не пытайся отмазаться. Кроме того, – добавил телепат, посылая ему злую усмешку, – теперь твоя очередь подставлять задницу, дорогуша.

«Мм… секс в душе», – подумал Кудо, следуя за Шульдихом. Это будет испытанием для его выносливости, но он уже чувствовал пробуждающееся желание… или, по крайней мере, ему так казалось.

Шульдих засмеялся, закрывая за ними дверь.

Убравшись в студии, довольные собой Шульдих и Кудо неторопливо курили, растянувшись на пуховой перине кровати. Мысли Ёдзи рассеянно перетекали от одного к другому, пока телепат сканировал разумы окружающих. Этому занятию он уделял время независимо от того, где они находились – отчасти развлечения ради, отчасти в поисках информации об агентах Эсцет. Последних, впрочем, давно не попадалось. Кудо даже начал понемногу расслабляться, хотя прекрасно знал, как опасно совсем потерять бдительность, но поделать с собой ничего не мог.

– Ёдзи?

– Хмм? Что, малыш? – пробормотал Ёдзи, выныривая из своих мыслей.

– Я голоден.

– Так съешь что-нибудь.

– Я хочу pain-de-chocolat (шоколадных хлебцев – фр.) от Жизели.

– Шульдих, – Ёдзи взглянул на часы. – Сейчас почти семь часов. Ты знаешь, что у Жизели открыто только до шести.

Шульдих нетерпеливо махнул рукой. – Не волнуйся, она будет ждать тебя в дверях.

Кудо закатил глаза. Радости телепатии.

– Ты что, ногу себе сломал где-то между окончанием уборки и тем, как мы легли на кровать?

– Сходи ты. Я устал. К тому же, я все еще сканирую город.

– Сканирование на присутствие Эсцет не может занимать столько времени в городе такого размера.

– Значит, я хожу кругами. Это дела не меняет, – Шульдих прикрыл глаза ладонью.

Ёдзи отнял руку телепата и заглянул в его глубокие синие глаза. – Тебе повезло, что ты такой хорошенький, а то я бы принес тебе пирог с козьим сыром и анчоусами от Соланж.

Соланж была их домовладелицей и она обожала готовить. Сначала Шульдих отказывался пробовать этот специфический деликатес в ее исполнении, но... в гневе Соланж была, откровенно говоря, устрашающа, и ему пришлось выбирать – или съесть все приготовленное, или рисковать, что их выселят. Точнее, в буквальном смысле выкинут на улицу с сотрясением мозга от удара огромной сковородой. Поднявшись наверх после трапезы, Шульдих помчался в ванную, где его долго рвало. После этого случая впечатлительного телепата периодически мучили кошмары с участием этого блюда, и он начинал непроизвольно задыхаться при одном его упоминании.

Этот раз тоже не стал исключением – Шульдих зажал рот ладонью и злобно уставился на Ёдзи.

– Что, пропал аппетит? – посмеиваясь, спросил Кудо.

Шульдих в ответ столкнул его с кровати. – Иди уже, ублюдок.

Ёдзи поднялся с пола, целый и невредимый, вздохнул и поцеловал любовника в лоб, за что был награжден сильным тычком в плечо. Уже открыв дверь, он задержался, просто чтобы несколько секунд полюбоваться на своего бойфренда. Немного обиженный, что Шульдих отослал его с поручением одного, хотя они и так провели врозь большую часть дня, Ёдзи, однако, решил, что с тем же успехом может просто не обращать на это внимания.

– Пока, сладкий, – бросил он и быстро закрыл дверь, не дожидаясь, пока Шу швырнет в него чем-нибудь за это прозвище.

* * *

Кудо был уже на полпути к Жизели, когда услышал в голове голос Шульдиха, позвавший с какой-то странной интонацией: «Ёдзи».

«Что такое, Шу?» – спросил он, улыбнувшись и помахав рукой нескольким местным, которых видел раньше.

«Ты не поверишь, кто сейчас в Боннё».

«Хм? Джон Малкович вернулся в город?»

Жители Боннё любили упоминать, что Джон Малкович держит квартиру в городе. Ёдзи первое время не верил в это, но Шульдих подтвердил правдивость этой городской легенды.

«Кто знает? Забудь Жизель, иди в кафе «Боннё». Ищи за столиками снаружи женщину, сидящую в одиночестве и пьющую яблочное пиво. Я там придерживаю парней, чтобы к ней никто не приставал».

Кудо заторопился вверх по переулку к кафе. «Эсцет?» – спросил он, теребя свои часы.

«Нет, дурень. Сколько мы бегаем от них? Пять лет? И сейчас я посылаю тебя прямо к их агенту? Ты и вправду такой дурак?»

«Не любишь ты меня. Не ценишь мой острый ум», – поддел его Ёдзи, слегка успокоившись. Он знал, что это не могли быть Эсцет, но не мог придумать ничего другого, что могло внести такую ноту… чем бы это ни было, в голос Шульдиха.

«Что значит – не люблю?! Нет, это не Эсцет. Ты уже там?»

«Почти».

Шульдих вздохнул у него в голове. «Мне не стоило говорить тебе, что она здесь, но если бы я не сказал, ты мог все равно на нее наткнуться и потом достал бы меня – почему я тебе не сказал. Я отказался от сладкого, чтобы ты смог поговорить с ней, так что помни, за тобой должок».

«Кто это, Шу?» – спросил Ёдзи, когда кафе появилось на виду. Быстрым шагом он пошел к нему, разглядывая стоявшие снаружи столики.

«Увидишь. Ты не возражаешь, если я послушаю ваш разговор?»

«Вряд ли я могу тебе помешать. Да и с кем это я должен говорить, чтобы быть против того, что ты нас слушаешь».

«Хорошо», – послал Шу и умолк.

Кудо почувствовал, что его взгляд притягивается к сидящей к нему спиной женщине с длинными, волнистыми темно-каштановыми волосами. Он не смог ее узнать, но она единственная сидела в одиночестве. И пила яблочное пиво. Поэтому он направился к ней, обходя стол, чтобы взглянуть ей в лицо.

Узнавание было мгновенным, и Ёдзи безуспешно попытался подавить забившую внутри него ключом теплую радость. Это не имело особого отношения к тому, кто была эта девушка, просто ее присутствие означало, что…

«Не обольщайся. Его здесь нет. Неужели ты думаешь, что она сидела бы тут одна, среди всех этих развратных французов, если бы он был здесь?» – резко бросил телепат, и Ёдзи распознал в его голосе ревность.

Не успев ответить Шульдиху, он почувствовал на себе взгляд девушки, смотревшей на него недоуменно и с легким подозрением. Собравшись с мыслями, Кудо послал ей самую солнечную из своих улыбок.

– Ая-тян! – воскликнул он.

Она прищурила свои огромные, темные глаза.

– Эээ… ты – Ёдзи, верно?

Кудо улыбнулся ей.

– Точно, дорогая. Ты не очень-то удивлена, увидев меня здесь.

Она легонько подтолкнула ногой стул напротив, показывая, что Ёдзи может сесть. Он так и сделал, слегка поморщившись, когда его задница соприкоснулась с холодной, твердой поверхностью. Черт побери любовника с его чрезмерным энтузиазмом, ухмыльнулся Ёдзи, вспоминая, как Шу вбивался в него в душе.

Ая-тян между тем уже начала что-то говорить, и он заставил себя сосредоточиться.

– Я больше ничему не удивляюсь, – говорила Ая-тян. – После того как обнаружишь, что пока два года лежишь в коме, твой брат, чтобы отомстить за семью, становится убийцей-флористом, который занимается разоблачением похищающих почки и производящих мутантов сумасшедших ученых и секретных организаций паранормов и при этом испытывает к тебе кровосмесительную похоть. А в тебя саму чуть не вселили демона и, кроме того, ты не взрослела два года и, вполне вероятно, не взрослеешь и сейчас. Чему после этого еще можно удивляться?

– Пожалуй, да… – Кудо нахмурился. – Стоп. Минутку. Что там насчет «кровосмесительной похоти»? Ая – я имею в виду, Ран – был одержим, да, но никогда не было никаких признаков…

Ая-тян скрестила руки с кривой, немного горькой усмешкой.

– Ты ему не сестра и ты не знаешь, каким он стал, когда мы стали жить вместе.

– Тут ты права, не знаю. Может, расскажешь мне? – спросил Ёдзи, неожиданно начиная беспокоиться за Аю – Рана – о, черт, для него он всегда будет Аей. И он совершенно не был уверен, что действительно хочет знать, к чему она клонит.

– Ну, во-первых, он запретил мне вступать в любые клубы и организации, наниматься на временную работу, ходить на свидания или встречаться с подругами и даже на дополнительные занятия нельзя было ходить – не считая школьных уроков, все, было что не под нашей крышей, не у него под носом, мне не позволялось. И, конечно же, я не могла выбрать университет, который хотела. Либо университет в Киото, либо ничего. Да, и сразу после уроков я должна была отправляться домой. Если я хотела встречаться с кем-то вне школы, то я должна была привести их к себе домой, где брат мог присматривать за нами. Ему почти всегда удавалось всех распугать, устраивая допрос и натачивая при этом свою катану или еще как-нибудь.

Она отхлебнула пива, глядя куда-то мимо него.

Ёдзи начал раздражаться, несмотря на то, что тактика отпугивания потенциальных кавалеров, применяемая Раном, заставила его внутренне улыбнуться.

– Я понимаю, что это подавляло твою свободу, Ая-тян, но для этого были серьезные причины. Тебе повезло, что он позволил тебе остаться в Японии. Уверен, он рассказал, что вышеупомянутая организация паранормов по-прежнему охотится на нас? Не считая всех тех психически вполне нормальных врагов, которых мы приобрели, работая киллерами? Кто угодно мог попытаться добраться до него через тебя. Конечно, он подозревал всех и вся – его так обучали, и при таких обстоятельствах он не мог поступать иначе. И я все же не могу понять, с чего ты взяла насчет этой самой «похоти».

На самом деле Кудо не был полностью уверен, что Эсцет все еще охотятся на Вайсс, но лучше уж быть слишком осторожным, чем недостаточно.

– Он все время говорил, как любит меня, как не хочет, чтобы мы когда-нибудь снова расстались, чтобы кто-нибудь встал между нами. В конце концов, это превратилось в то, что он не хочет никого чужого в нашей жизни, и точка, – она подняла руку, чтобы остановить Ёдзи, увидев, что тот собирается что-то сказать. – Он все время обнимал меня и то и дело прикасался, как будто пытался увериться, что я никуда не уйду. Даже когда мы жили вместе, и я видела его каждый день в течение четырех лет.

– Возможно, именно поэтому он и дотрагивался до тебя. Вероятно, не мог поверить, что ты действительно рядом. Ты была в коме два года и врачи постоянно говорили ему, что ты никогда не проснешься. Даже после четырех лет…

Ая-тян вздохнула.

– Я все понимаю. Но это все равно ненормально – то, как он нуждался в том, чтобы обнимать меня и постоянно дотрагиваться.

– Он ведь не хватал тебя за сиськи или типа того? – сказал Ёдзи. Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо, но услышал резкую ноту в своем голосе и, судя по тому, как сузились глаза и вспыхнули щеки Аи-тян, она тоже ее уловила.

– Нет. Ничего такого, что можно было бы расценить как домогательство, не было. По крайней мере, пока я однажды не проснулась и не обнаружила, что он дремлет рядом. Он сказал, что не может вынести то, что просыпается, не видя меня, не держа меня в объятьях. Сказал, что хочет, чтобы мы спали в его комнате вместе. Я решила, что это последняя капля, сняла все деньги со своего банковского счета и уехала, – она прикончила пиво и с вызывающим видом уставилась на него через стол.

– Ты ведь знаешь, что он гей, правда? – спросил Ёдзи, будучи не в состоянии придумать другой ответ и немного выбитый из колеи тем, что Ая-тян могла оказаться права.

Она приподняла бровь, на несколько секунд став настолько похожей на своего брата, что сердце Ёдзи сжалось.

– В старшей школе и в университете он спал со всеми, кто хотел с ним спать. Чтобы он ни говорил тебе, не думаю, что для него есть разница между мужчинами и женщинами, когда дело касается сексуальной привлекательности.

Кудо беспомощно посмотрел на нее. Эта информация была для него полной неожиданностью, и он с трудом связывал ее с Аей. Решив временно отложить последнее откровение в сторону, Ёдзи принялся размышлять о ситуации с Аей-тян. Он понимал, что нахождение в одной постели – даже просто для сна – приплюсованное к чрезмерной опеке и эмоциональной зависимости – это больше, чем может вынести нормальная, здоровая молодая женщина от своего брата. И он понимал, как вся эта ситуация должна была выглядеть для постороннего наблюдателя, но при этом не мог поверить что действия Аи носили кровосмесительный подтекст.

Ёдзи вздохнул.

– Ты не понимаешь, каково ему было, Ая-тян. Когда его крестовый поход во имя мщения закончился, ты осталась единственным, что для него что-либо значило. Возможно, единственным, что у него было, после того как он покинул Вайсс. Он…

– Это не моя вина! – сверкая глазами, запротестовала Ая-тян. Похоже, он попал по больной точке. – Это не моя вина, что все это случилось с моей семьей или что Ран стал таким, какой он сейчас. Он невыносимо настойчив, практически одержим. Я не могу жить, являясь фокусом всей этой одержимости. И, проклятье, вы не имеете права меня осуждать!

Ёдзи протянул руку через стол и ласково, но твердо удержал ее за запястье.

– Ая-тян, пожалуйста. Я не собирался оспаривать твой выбор; я просто волнуюсь за твоего брата. Не уходи пока, ладно?

Он улыбнулся самой очаровательной улыбкой, которую смог изобразить.

Она снова села, глядя на него с легкой опаской.

– Тебе ни к чему беспокоиться. С ним все будет отлично. В нашей семье именно ему достались и ум, и внешность, и талант.

Внешность и талант Ёдзи оспорить не мог, хотя Ая-тян и сама была очень милой, но…

– Ум, говоришь? Ты знаешь, что он однажды убил парня прямо на сцене, во время живого концерта на стадионе? Даже волосы не прикрыв. Мы задразнили его тогда, – Ёдзи прекрасно знал, что Ая умен, но иногда он делал такие глупости, что хотелось лишь с улыбкой потрепать его по голове, хотя на это никто и не решался.

Ая-тян небрежно махнула рукой.

– Еще у него есть тенденция к саморазрушению. Это не имеет никакого отношения к умственным способностям. Он один из этих людей с высоким интеллектом и отсутствием здравого смысла, как Эйнштейн. Разница в том, что вместо того, чтобы выходить из дома, забыв надеть штаны, или делать что-нибудь такое же забавное, у него это проявляется в бросании под шквал из пуль или в том, чтобы сказать сестре, чтобы она перебралась в его спальню. Ты знал, что до того, как наших родителей убили, он два года учился в Тодаи?

У Кудо отвалилась челюсть.

– Нет, он не упоминал этого. Он… он был в Токийском университете в шестнадцать лет?

– Да. Наш отец состоял в совете попечителей, но он и так бы поступил. Конечно, после того как имя нашей семьи было измазано грязью, совет послал Рану письмо «предлагающее» ему временно уйти, пока все не уляжется. Оно все еще у него, он показывал его мне. Хотя он и так не стал бы продолжать учебу.

Ёдзи взглянул на свои руки, сжавшиеся на коленях в кулаки. Ая потерял даже больше, чем они все предполагали.

– И… как он? – тихо спросил он. – Он в порядке?

– Я не знаю.

Он резко взглянул на нее:

– Ты даже не поддерживаешь с ним связь?

Она вздохнула, закатив глаза, и Ёдзи захотелось перегнуться через стол и дать ей пощечину. И за что Ая любил эту эгоистичную девчонку?

– Я должна была полностью порвать с ним ради нашего общего блага. Я начала сходить с ума. Может через пару лет, когда он разберется со своей жизнью, я снова налажу с ним контакт. А сейчас я просто наслаждаюсь моей собственной жизнью.

– На его деньги. Деньги, за которые он убивал, чтобы обеспечить тебя, – огрызнулся Кудо.

Ая-тян резко встала.

– Он не примет назад от меня эти деньги, и ты знаешь это. Я не чувствую себя виноватой в том, что пользуюсь ими. А если ты так о нем беспокоишься, свяжись с ним сам. Я уверена, что Мамору даст контактный телефон. Разговор окончен. Пока, Ёдзи.

Она повернулась и зашагала прочь, настолько беспечная и беззаботная, насколько может выглядеть молодая девушка во Франции. Искушение догнать и выбить из нее дурь стало почти непреодолимым.

Но враждебность к Ае-тян быстро сменилась тревогой за Аю. Если его младшая сестренка внезапно исчезла, что бы он сделал? Воображение Ёдзи заполнилось всевозможными способами, которыми он мог покончить с собой или попытаться это сделать. Учитывая ярко выраженный комплекс самурая, сеппуку шло под первым номером. Не выходивший на связь ни с одним членом бывшей команды почти двадцать месяцев, Ёдзи даже не услышал бы об этом. Фактически, так как Ая оборвал все отношения с ними, то, возможно, и никто из них не услышал бы об этом. Желудок Кудо судорожно сжался.

Потеряв всякое соображение, он вскочил со своего неудобного стального стула и заспешил обратно к дому. У него все еще был контактный телефон Мамору для непредвиденных ситуаций и он знал, что Брэд Кроуфорд, который продолжал сотрудничать с Критикер на договорных началах, сообщил бы, если бы что-нибудь поменялось.

– Лучше бы тебе быть в курсе происходящего, Мамору, – пробормотал он.

«Я уверен, что он в курсе, Ёдзи», – тихо послал Шульдих, заставив Кудо вздрогнуть от неожиданности – он уже и забыл, что Шу их слушает.

«Почему ты так думаешь?» – спросил Ёдзи, лавируя между вечерними гуляками.

«Я немного порылся у нее в голове. Похоже, Персия сохранил связь с Раном и время от времени общался с ним, немало этим раздражая. Даже Кен навещал его. Но, имей в виду, все, что она знает о Ране, более чем годовой давности».

– Годовой? – вслух воскликнул Ёдзи, испугав пожилого мужчину, сидевшего за столиком со стаканом пастиша.

– Fou! Trés fou! (Ненормальный! Совершено ненормальный! – фр.) – выкрикнул сей джентльмен, размахивая графином с молочно-белой жидкостью. Он рыгнул, осушил стакан и снова угрожающе рыгнул.

– Oui, ç’est ça (Да, так и есть – фр.), – вздохнул Кудо.

«Так мы возвращаемся в Японию?» – холодно произнес Шульдих, и Ёдзи, усмехаясь, покачал головой.

«Еще не знаю, Шу. Ты ревнуешь, да? Я не собираюсь бросать тебя ради него, я просто хочу увериться, что он в порядке».

«Я не совсем тебе верю… но я был в твоей голове достаточно долго, чтобы знать, что меня ты любишь больше».

Ёдзи улыбнулся. Пожилая леди, решив, что он улыбается ей, подмигнула на манер, который, видимо, казался ей кокетливым. Он слегка махнул ей рукой и заторопился прочь, не дожидаясь пока она решит познакомиться с ним поближе.

«Упустить такую рыбку? Ты ненормальный», – поддел его телепат.

«Нет, я ‘fou’».

«Ну тогда тащи сюда свою костлявую задницу, и мы будем ‘fou’ вместе», – послал Шу, мысли которого окрасились весельем.

«Всю жизнь только об этом и мечтал», – отпарировал Ёдзи, подходя к их дому и поднимаясь по ступенькам. – «После того как я позвоню Оми, хорошо?»

Телепат распахнул дверь прежде, чем Кудо успел до нее добраться, и заключил его в крепкие объятия.

– Ладно, но только потому, что я не хочу, чтобы ты думал об Ае, когда мы развлекаемся, – промурлыкал он на ухо Ёдзи.

Тот лишь закатил глаза и зашел вслед за ним в квартиру.

Глава 2

в которой Ая сидит в кресле и размышляет о Кене

Ая отложил в сторону книгу по марксизму, которую никак не мог прочитать. На журнальном столике она выглядела огромной и невинной. Полной мудрости и безумия. Ран читал ее уже несколько недель, но дальше двенадцатой страницы предисловия так и не продвинулся. Он просто не мог на ней сосредоточиться. Он ни на чем больше не мог сосредоточиться.

Ая невесело усмехнулся. Когда-то его способность к концентрации считалась легендарной, воля – неисчерпаемой, настойчивость – непреодолимой. Так оно и было, до того как, проснувшись ранним утром год тому назад, Ран не обнаружил, что ось, вокруг которой вращалась его вселенная, исчезла. С тех пор он медленно, но верно распадался на куски. Возможно, даже умирал или уже был мертв.

Бывали дни, когда он чувствовал себя призраком, блуждающим в мире смертных, но у него не было ни дела, которое надо было завершить, ни важной тайны, которую нужно было открыть живым и упокоиться с миром. Он сделал все, что должен был сделать.

Против этой версии было то, что парни, с которыми Фудзимия работал на стройке, видели его вполне отчетливо, если судить по их постоянным попыткам шлепнуть его по заднице – это приводило к такому количеству переломанных рук, что в конце концов бригадир попросил его в дальнейшем для сохранения работоспособности бить по лицу – и при этом все равно находились желающие рискнуть. Да и твари тьмы, с которыми Ая иногда схватывался по ночам, по-прежнему видели руку, уверенно владеющую мечом. Значит, в каком-то виде он продолжал существование на материальном уровне.

Повернув голову, Ран перевел взгляд за окно, на дождливый летний день, но тут зазвонил сотовый. Медленно вытянув его из кармана, он посмотрел на номер. Кен. Ая задумался, не дать ли звонку слиться на голосовую почту, но по опыту он знал: если Кен уверен, что он дома, то звонить не прекратит. А отключение звонка гарантировало, что, вернувшись домой, Кен будет в ярости, смешанной с толикой отчаянья. И весь оставшийся вечер будет попеременно то отчитывать Аю, то упрашивать его больше так не делать. Выслушивать все это было выше Аиных сил. Проще было просто ответить.

Вздохнув, Ран открыл телефон и буркнул в него что-то неразборчивое.

– Привет, я уже еду домой и хочу захватить по дороге что-нибудь поесть. Как насчет тайской кухни, малыш? – донесся из трубки возбужденный голос Хидаки.

Кто-то, похоже, сегодня в хорошем настроении.

– Без разницы, – пробормотал Ая.

Отсутствие энтузиазма в голосе Рана у Кена его количества нисколько не убавило.

– Хочешь той морской штуки с базиликом и карри? Прошлый раз тебе понравилось.

Ая подумал, что это и впрямь было бы неплохо:

– Да.

– Что-нибудь еще, мой хороший?

Ая уклончиво хмыкнул.

– Ладно, я захвачу еще чего-нибудь. Скоро буду дома.

Небольшая пауза. Ран глубоко вздохнул, зная, что сейчас услышит.

– Я люблю тебя, Ая.

Тихий щелчок засвидетельствовал, что Кен повесил трубку, не дав ему возможность ответить. Это было очень удобно, учитывая, что Ая отвечать не собирался, и Кен это знал.

Уронив телефон на книгу, лежавшую на столике, Ран подтянул колени к подбородку и, обхватив их руками, прислонился головой к спинке кресла.

Кен.

Когда Хидаку выпустили из лечебницы, он просил и умолял Мамору дать ему связаться с Аей. Мамору в конце концов уступил, вызвав глубокое недовольство Фудзимии – тот не хотел, чтобы сестра, тогда еще жившая с ним, имела что-либо общее с его прошлым. Рану успешно удавалось удерживать Кена на расстоянии вытянутой руки, пока Ая-тян не уехала. После этого отказывать ему не имело смысла. Ничто уже не имело смысла.

Он позволял Кену заботиться о нем, кормить его, обнимать, целовать, трахать. Кен, казалось, был безумно доволен таким положением дел, а Ая – отстраненно рад за него, хотя и не мог представить, что даже частично способен быть причиной этого счастья. Кен утверждал, что любит его уже несколько лет, и Ран поверил этому признанию, хотя, в сущности, для него оно ничего не значило. Его жизнь была одинаково серой, беспросветной мглой, независимо от того, был рядом Кен или нет. Но любовь к нему приносила радость Кену, и где-то в глубине того, что оставалось от его сердца, Ае это было небезразлично. Поэтому, когда Кен через несколько месяцев после ухода Аи-тян спросил, можно ли переехать к нему, он сказал «да».

Теперь, оглядываясь назад, Ая признавал, что это, вероятно, было ошибкой.

Любовь и энтузиазм Кена не истощались, чего нельзя было сказать о его терпении. Он очень старался не требовать от Аи слишком многого, но когда стало ясно, что сила его любви не может чудесным образом исцелить депрессивное состояние Аи, Кен начал все больше и больше впадать в отчаянье.

Терпя неудачу за неудачей в попытках достучаться до Аи вербально и физически, он принимался швыряться деньгами: покупал книги, которые, как он считал, понравятся Рану – коллекционные издания в кожаных переплетах или редчайшие первые издания, если ему удавалось их достать; выводил Аю в эксклюзивные рестораны, на спектакли или на оперы; наполнял дом и сад его любимыми растениями, покупал ему невероятные кожаные плащи с таким количеством ремней, заклепок, молний и застежек, что носить эти вещи было практически невозможно.

Когда-то Аю ужаснула бы такая бессмысленная расточительность, тем более, направленная на него, но теперь ему было просто все равно. Что, конечно, не способствовало уменьшению тревоги у Кена. Его мучили повторяющиеся кошмары о том, как он просыпается и обнаруживает, что Ая ушел, в точности как однажды сам Ая, проснувшись, обнаружил исчезновение Аи-тян. Часто после таких кошмаров Ран просыпался посреди ночи от того, что Кен с силой, до хруста в костях прижимал его к себе и, не находя в себе сил для утешения, Ая просто лежал, позволяя любовнику выплакаться, уткнувшись в его волосы.

Когда кошмар был особенно скверным, Кен впадал в бешенство.

– Обещай, что никогда не бросишь меня! – рычал он, с чрезмерной силой хватая Аю за волосы и рывком откидывая его голову назад. – Скажи! Скажи, что никогда не уйдешь! Ты не уйдешь, если любишь меня. Проклятье, скажи, что ты любишь меня!

Если Ран не отвечал, Кен либо терялся в страсти и трахал любовника до тех пор, пока у того не начиналось кровотечение, либо впадал в исступление и избивал его до бесчувствия. Позднее Кен, как правило, ничего из совершенного не помнил, и такая потеря самоконтроля пугала его до безумия. На следующий день он бережно обрабатывал нанесенные Ае раны и почти не разговаривал, только снова и снова просил прощения.

Ран выносил это с той же равнодушной отрешенностью, которую испытывал ко всему. Хотя какая-то часть его надеялась, что однажды ярость Кена заведет того достаточно далеко, чтобы избить его до смерти. Судя по тому, как развивались их отношения, такой исход казался порою неизбежным. И это было единственным, на что еще рассчитывал Ран, ведь тогда он был бы избавлен от трудности самоубийства, даже на попытку совершения которого он не мог найти в себе достаточно воли. Самоубийство означало бы, что ему не все равно, жив он или мертв, а Ае это было по большому счету безразлично.

Однако для Кена это было совсем не безразлично, и Ран не мог наплевать на то, что фактически подталкивает своего любовника к убийству того, кого тот любит больше всего на свете.

С легким удивлением Ая понял, что принял решение, хотя и не собирался ничего решать.

Хлопнула входная дверь, и появившийся через несколько минут Кен бросил пакеты с горячей, восхитительно пахнущей едой на журнальный столик.

– О, Ая, – выдохнул он, опускаясь на колени и заключая любимого в крепкие объятья. – Как же я рад тебя видеть.

Ран сумел выдавить из себя улыбку, и Кен засиял.

– Ты так красив, когда улыбаешься, Ая, – заметил Кен, но затем его собственная ослепительная усмешка потускнела. – Даже если эта улыбка не отражается в твоих глазах.

Он вздохнул и пожал плечами. – Давай есть, малыш!

Обед удался: еда оказалась превосходной, а Кен оживленно рассказывал о командах, которые он тренировал, о прошлогоднем кубке мира и прочем тому подобном.

Поев, Кен устроился на софе и, устремив голодный взгляд на Аю, промурлыкал:

– Иди ко мне, малыш.

Ран чувствовал, как многообещающие нотки в голосе Кена вызывают реакцию у его тела, но при этом, как всегда, не достигают сознания.

Поэтому ему оказалось довольно просто ответить: «Нет, Кен», – вместо того чтобы плыть по течению, как раньше.

Кен замер.

– Ая? – широко распахнув глаза, переспросил он.

– Я собираюсь прекратить наши отношения на какое-то время, – объяснил Ран. Не утруждаясь вставанием на ноги, он подтянул себя к креслу и забрался в него.

Кен довольно долго молча глядел на него.

– На какое-то время, – медленно произнес он. – Что это значит? На какое-то время – на этот вечер? На какое-то время – на неделю или две? На какое-то время – потому что ты не можешь сказать «навсегда»? – голос Кена дрогнул на последнем слове, его начало заметно трясти.

Обхватив коленки руками, Ая беспомощно смотрел на него.

– Я никогда не хотел причинить тебе боль, но я думаю, что наша близость тебе только вредит, – пробормотал он.

– Ну, конечно, – Кен издал горький смешок. – Это ты мне делаешь одолжение, да? Разбивая мое сердце… – он осекся, на его лице вдруг появилось потрясенное выражение.

В одно мгновение он вскочил с кушетки и упал на колени возле кресла Аи, глядя на него снизу верх и с силой вцепившись руками в его лодыжки:

– Ты же не собираешься этого делать, правда? Ты ведь на самом деле не имел этого в виду, мне ведь просто показалось, да? Умоляю, скажи что не бросаешь меня, Ая!

Ран ощутил прилив какого-то болезненного сочувствия к тому, кому причинял сейчас такую боль.

– Я не знаю, Кен. Возможно.

Кен застыл, пораженно уставившись на Аю.

– Я перенесу вещи в свободную комнату веч...

– Я даже не могу спросить, что я сделал, – прервал его Кен, похоже, даже не слышавший, что он говорит. – Я не могу спросить, что я сделал не так, потому что я слишком много всего сделал не так.

– Кен, дело не…

– Клянусь, я убью тебя прямо здесь и сейчас, если ты скажешь: «Дело не в тебе, а во мне», – прорычал Кен. – Не смей.

– Хм… – Ая решил, что лучше промолчать.

Кен уткнулся лицом в ноги Рана, и тот подумал было погладить его по волосам, но решил, что это может возыметь эффект, обратный тому, которого он пытался добиться. Пару минут спустя Кен повернул голову, прижавшись к Ае щекой, и заговорил, задыхаясь от горя.

– Я… я даже ходил на прием к доктору Таканиши насчет таблеток, терапии и всего такого, чтобы больше… больше не срываться…

Ая был поражен.

– Ты ходил к психиатру? – спросил он. – Сам?

С момента выписки из психиатрической клиники Критикер Хидака к любому виду психиатрической помощи относился откровенно враждебно. Ран не был до конца уверен, почему – естественно, что для любого было бы неприятно оказаться взаперти – но он не понимал, почему любое предложение психиатрической помощи вне стационара вызывает у Кена категорический отказ и злость. Он не принимал лекарств и не проходил какого-либо другого лечения, а сейчас неожиданно сам, без всякого принуждения, обратился к психиатру? Ая не мог в это поверить.

Кен поднялся и подошел к своей куртке, висящей на стене рядом с входной дверью. Достав пару маленьких оранжевых бутылочек, он вернулся к Рану и бросил их на кресло.

Подобрав их, Ая осмотрел этикетки. Антиконвульсант и антидепрессант.

– Он сказал, что мы начнем с них и посмотрим, надо ли добавлять антипсихотическое средство или нет.

Кен снова опустился на колени перед креслом и, взяв Рана за руки, умоляюще продолжил:

– Малыш, я хочу сделать это для тебя. Хочу стать лучше для тебя. Я не хочу… снова причинить тебе боль, я хочу, чтобы тебе было хорошо. Я…

– Кен, – вздохнул Ая. – Ты не должен делать это для меня. Ты должен делать это для себя. Независимо от причины, я рад, что ты принял это решение, но я из-за этого не передумаю.

Задрожав, Кен прикрыл глаза, и когда мгновение спустя они распахнулись, Ран прочитал в них ледяную ярость.

– Значит, Оми, этот маленький крысеныш Такатори, позвонил тебе даже после того, как я просил его этого не делать.

Ая нахмурился.

– Оми не звонил. Почему ты просил его не делать этого?

Но Кен уже ничего не слышал.

– Итак, твой бывший возвращается в город, и ты вдруг больше не хочешь быть со мною, да? Ты все это время, с тех пор как уехала Ая-тян, просто ждал, пока он к тебе вернется? И убивал время с глупым, больным на голову футболистом? Будьте прокляты вы оба, потому что он получит тебя только через мой труп!

Кен буквально прорычал последние слова, дополнив их ударом кулака, пробившим насквозь журнальный столик. Тот был сделан из цельного твердого дерева, и Ая невольно впечатлился. Хотя по-прежнему ничего не понимал.

– Кен, я ничего не слышал от Мамору. Единственный человек, на которого я могу подумать, что ты его имеешь в виду – Ёдзи, но ты же знаешь, что Ёдзи сейчас с Шульдихом.

Ран знал, что они по-прежнему вместе – он слышал это от Оми, который слышал это от Брэда, который слышал это от Шульдиха. Ая едва не улыбнулся, представив эту причудливую цепочку.

Кен фыркнул.

– Никто не сможет предпочесть тебе Шульдиха.

Ран чуть не засмеялся. Он знал, что спорить бесполезно, поэтому просто сказал:

– Значит, мы говорим о Ёдзи. Он и Шульдих возвращаются в Японию? Оми сказал, зачем?

– Ая, – Кен впился в него глазами.- Ответь мне. Ты любишь меня?

Ран на секунду закрыл глаза, потом сказал:

– Нет. Я никого не могу любить, Кен. Прости. Ты должен был это знать. Я не делал из этого секрета.

Глаза Кена широко распахнулись, руки мертвой хваткой вцепились в Аю. Тот поморщился. Кен отпустил его и медленно поднялся. С непонятным выражением лица он медленно отступил от Аи.

Внезапно он развернулся и бросился вон из комнаты. Ран услышал, как открылась входная дверь, но не услышал, как она закрылась. Чувствуя себя совершенно разбитым, он начал подниматься из кресла, чтобы пойти и закрыть дверь самому, но тут услышал голос и звук захлопывающейся двери.

Это был не Кен. Ая замер, прислушиваясь.

– И, пожалуйста, не упусти его, Наги, – сказал Мамору в сотовый телефон, заходя в комнату. Он помахал рукой Ае, который снова опустился в кресло. – Знаю, знаю. Я забыл, с кем разговариваю. Спасибо.

Мамору нажал на отбой и улыбнулся Рану.

– Добрый вечер, Ая-кун.

– Мамору, – Ран склонил голову в приветствии. – Я не знал, что ты придешь. Если хочешь, угощайся, у нас еще осталось немного тайской еды.

Мамору помотал головой.

– Мы с Наги только что поели, спасибо. Я просил Кена передать тебе, что постараюсь заскочить сегодня вечером, но, судя по тому, что он пролетел мимо меня с таким видом, как будто готов убить первого встречного, вы опять повздорили.

Ая пожал плечами.

– Наги пошел за ним?

Мамору вздохнул.

– Да, мне не понравилось выражение его лица. Не хочу, чтобы он попал в слишком большие неприятности. Наги просто вырубит его, если ситуация выйдет из-под контроля.

Ран кивнул:

– Кен упомянул что-то про возвращение Ёдзи в Японию.

– Да. Он звонил мне несколько часов назад из южной Франции. Похоже он… – Мамору замолк. Казалось, он мысленно спорит сам с собой.

– Он – что? – напомнил о себе Ая.

– Я не уверен, как тебе это сказать, не хочу тебя расстраивать.

Ран отмахнулся от его беспокойства:

– Не волнуйся. Меня последнее время нелегко расстроить.

– Я знаю, – с кривой усмешкой ответил Мамору. – Хорошо, я просто скажу это. Ёдзи наткнулся сегодня на Аю-тян.

Ран почувствовал мгновенный всплеск… чего-то и приготовился к тому, что на него обрушится радость, или грусть, или тревога, или какое-то другое чувство. Но ничего не произошло. Он ощущал все ту же пустоту, что и всегда.

Мамору молчал, пристально наблюдая за ним.

– С ней все хорошо? Как она выглядела? – наконец спросил Ая.

– Ёдзи сказал, что она выглядит хорошо. Лучше, чем на то имеет право, – добавил он, и его взгляд стал жестким.

Ран нахмурился.

– Это правда, Ая-кун! Вот так бросить тебя и потом путешествовать по Европе за твой счет, делая вид, что она имеет право так поступать и не чувствовать ни малейших угрызений совести…

– Почему она должна чувствовать угрызения совести? – спросил Ран. – Она не зависит от меня. Эти деньги ее, всегда были ее. Она может делать с ними что захочет. Хорошо, если она наслаждается жизнью.

Мамору тяжело вздохнул.

– Ничего хорошего, Ая, – пробормотал он. – Но я не собираюсь спорить с тобой. Я пришел сказать, что Ёдзи по понятным причинам встревожился, когда обнаружил, что Ая-тян… короче, он беспокоится за тебя.

Ран пожал плечами.

– Скажи ему, что со мной все хорошо. Или скажи это Кроуфорду, чтобы он сказал Шульдиху, чтобы тот сказал Ёдзи, – поправился он, слегка усмехаясь.

Мамору печально улыбнулся.

- Я не могу сказать ему, что с тобой все хорошо, потому что это не так. И не спорь со мной, – добавил он, когда Ая открыл рот. – Это бессмысленно. Я уже рассказал ему о текущей ситуации. Он и Шульдих собираются приехать повидаться с тобой. Они должны быть здесь приблизительно через три дня.

Ран озадаченно наклонил голову к плечу:

– Зачем?

Запустив руки в волосы, Мамору расстроенно проговорил:

– Потому что он волнуется за тебя, Ая! И я волнуюсь тоже! С тех пор как твоя сестра уехала, ты словно… я не знаю… лишился души и сердца. Как будто ты не совсем здесь, Ая-кун!

– Ты прав, – подтвердил Ран, кинув. – Она была моим сердцем и моей душой. Ее нет, нет и их. Это не изменится, Мамору.

Мамору просто уставился на него.

– Так или иначе, Ая, – наконец начал он, – один из нас достучится до тебя. Мне все равно, кто это будет и как он это сделает, но ты к нам вернешься, Ая-кун. Клянусь.

Ран пожал плечами.

– Ты слишком мелодраматичен, – упрекнул он.

Мамору снова вздохнул. Он вообще много вздыхал, когда разговаривал с Раном, и тот не в первый раз задался вопросом, почему новый глава клана Такатори все еще возится с ним.

– Не думаю, что сегодня стоит оставлять тебя одного с Кеном, судя по тому, с каким выражением лица он ушел, – сказал Мамору, ловко меняя тему. – Можно мне узнать, о чем вы спорили?

– Я сказал, что больше не буду его любовником, – ответил Ая, задерживая взгляд на рваной дыре в журнальном столике.

Мамору проследил направление его взгляда и нахмурился.

– Я и Наги останемся здесь, пока не приедут Ёдзи с Шульдихом, – объявил он.

– Я не нуждаюсь в няньках, – автоматически отреагировал Ран.

– Может, нет, а может, и да. Кен, однако, определенно нуждается. Ты знаешь, как он может быть опасен. И если ты порвал с ним, тогда…ситуация слишком нестабильна. Мы останемся здесь.

Ая вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Поступай как знаешь, Бомбеец, – неопределенно согласился он.

– Хорошо. Я собираюсь приготовить чай. Хочешь? Тебе я сделаю с ромашкой и женьшенем, – объявил Мамору и, не дожидаясь его ответа, направился на кухню.

Ран остался в своем кресле, размышляя над обрушившимся на него валом информации. Его сестра была в полном порядке и, видимо, счастлива. Это была хорошая новость, но она не смогла пробудить в нем какие-то особые чувства, кроме слабого сожаления. Ёдзи возвращается в Японию с Шульдихом, просто чтобы узнать, как он. Ая с улыбкой покачал головой. К своему удивлению, он понял, что скучал по Ёдзи. Он подумал, что, может быть… просто может быть… будет действительно приятно снова увидеть Ёдзи.

Даже если он практически женат на этом невыносимом и надоедливом телепате.

Глава 3

в которой Ёдзи размышляет о своем бурном прошлом

Шульдих ненавидел перелеты, поездки в поездах и в любом другом общественном транспорте, длившиеся дольше двух часов. Даже если они путешествовали первым классом, он становился беспокойным и раздражительным. Но поскольку последние пять лет им приходилось постоянно перебираться с места на место, Шульдих нашел действенный способ сохранять спокойствие при длительных переездах – личную аптечку, состоявшую из валиума, клонопина, люминала, амитала, викодина и тому подобного. Перелет из аэропорта имени Шарля де Голля до Нариты занимал почти двенадцать часов, так что он уже был в отключке и пускал слюни на шею Ёдзи, который, заметив это, бережно передвинул своего бесчувственного бойфренда так, чтобы его голова оказалась на подушке его собственного сидения.

Ёдзи вытер шею салфеткой для коктейля и опустил спинку своего кресла. Он сказал себе, что собирается немного поспать, но знал, что заснуть не сможет. Глупо было не воспользоваться возможностью спокойно подумать об Ае, ведь мыслей о нем Кудо старательно избегал все время после звонка Оми. Шульдих всегда нервничал, когда дело касалось Аи, и не без оснований. Во-первых, Ёдзи начал спать с ним, в первую очередь, из-за своего рода злости на Рана, и не проявлял к телепату никаких чувств, пока Фудзимия не бросил его ради того, чтобы сбежать со своей собственной сестрой.

Даже сказанная про себя, эта фраза звучала неправильно. Черт побери эту Аю-тян за то, что такие дурацкие мысли вообще лезут в его голову.

Во-вторых, Шу знал, что Ёдзи все еще любит Аю и будет любить его всегда, поэтому некоторая неадекватность телепата, проявляемая при малейшем упоминании о сопернике, была вполне объяснима. Не то чтобы Шульдиху было чего опасаться – он прошел с Кудо огонь и воду и по-настоящему любил его. Ая бросил его, да и не любил никогда – по крайней мере, никогда не говорил об этом. Кроме того, чувства Ёдзи к Шульдиху со временем приобрели такую глубину и силу, что он даже представить себе не мог, что сможет к кому-нибудь так относиться. Почти так же, как к Аске, или даже сильнее – он не мог сказать точно, его чувства к Аске с годами потускнели. И любовь к ней, и ее потеря… мысли о ней напоминали страницы альбома с выцветшими фотографиями. Вначале это расстраивало его, пока не пришло понимание, что это нормально, что так и должно происходить с воспоминаниями. Ему больше не приходилось ощущать, что ее призрак всегда рядом с ним, беспокойный и несчастный. Он думал, что она, полностью покинув этот мир, сможет наконец найти счастье и покой в мире ином. А он все равно никогда ее не забудет.

Его же воспоминания об Ае… вот они все еще были ярки.

Он отчетливо помнил ночь, положившую начало их отношениям… хотя… это не совсем точно… Он помнил ночь, когда они в первый раз трахнулись.

* * *

Ёдзи, мокрый после душа и одетый только в спортивные штаны, упал на кровать лицом вниз. Этой ночью миссия вышла особенно поганой. И не потому, что была чересчур изнурительной или кровавой, не потому, что кого-то из Вайсс сильно зацепило. Вообще-то, она оказалась довольно простой, если не считать грозы.

У них было четыре цели: мясистый, лысеющий наркобарон по имени Хитоми и трое молодых мужчин – его дистрибьюторов. Типичная миссия для Вайсс. Судя по информации, их цели должны были ночью встретиться со своими конкурентами в кинотеатре, и Вайсс планировали заманить их в засаду после того, как они оттуда уйдут. Дождь хлестал как из ведра, дополняемый почти ураганными порывами ветра. Они едва видели на два фута перед собой.

Цели припарковались на улице, где к ним было особенно рискованно подобраться, но тут дождь работал на Вайсс. Каждый взял на себя одну цель. Не было никакой возможности различить, кто есть кто: четыре фигуры казались лишь размытыми пятнами в темных дождевых плащах и шляпах. В считанные секунды все четверо лежали мертвыми. Ая позвонил Критикер, вызывая группу зачистки, и они поспешили домой – ждать звонка Манкс, подтверждающего удачное завершение миссии.

Вместо этого Манкс сама появилась у двери их черного входа. Недоумевающий Ёдзи впустил ее. Она казалась виноватой, вена на ее лбу пульсировала.

– Я не знаю, как так получилось, – повторяла она, пока Ая заваривал ей чай и добавлял в него бренди.

Когда они все уселись за кухонный стол, и Манкс с благодарностью отпила пару глотков своего пунша, она сказала:

– Ребята, это не ваша вина. Кто-то из разведки лажанулся, и когда я выясню, кто…

Она замолчала, ее ногти вонзились в ладони, лицо искривила гневная гримаса.

Ая окаменел.

– Мы убили не тех людей, – констатировал он, и Кен вскочил со своего места.

– Что?! Какого хрена?! Этого не может быть! – заорал он, на его лице были видны пятна засохшей крови.

Ёдзи и Оми молчали, глядя на сгорбившуюся Манкс.

– Нас подставили, думаю, один из помощников Хитоми. Я пока не могу утверждать точно. Вы устранили Хитоми, но…

– Кого еще мы убили, Манкс? – тихо спросил Ёдзи.

– Трех его дочерей.

Его трех дочерей.

Ёдзи поднялся с кровати и подошел к шкафу. Он перебирал бутылки с алкоголем, которые держал на полке над вешалками, пока не нашел «Лагавулин» шестнадцатилетней выдержки. Он хранил его для особого случая, но что могло быть особеннее, чем первый раз, когда Вайсс убили не тех людей.

С виски и стаканом в руке он вернулся на кровать, сел, прислонившись к подушке, плеснул себе спиртного и поднял тост.

– Кейтлин, восемнадцать лет, – объявил Ёдзи. Он убил ее, Кейтлин. После ухода Манкс Оми просмотрел фотографии, сделанные судмедэкспертом Критикер. У Кейтлин была почти оторвана голова.

Ёдзи выпил и снова налил. Поднял стакан.

– Йоко, семнадцать лет, – объявил он и осушил его одним глотком. В Йоко попали три отравленных дротика – Оми имел привычку перестраховываться, когда видимость была плохой и он знал, где находятся его товарищи.

Ёдзи поднял тост за последнюю девушку.

– Нанами, пятнадцать лет.

Бедный ребенок, ей оставалась всего лишь неделя до шестнадцатилетия. Ая достал ее сзади, клинок прошел через сердце и левое легкое. По непонятной причине, когда Оми сказал, сколько ей было лет, Ая практически позеленел и бросился наверх в свою комнату.

Ха. Кто бы мог подумать, что даже их бесстрашный лидер, этакая стена молчания с катаной, мог проявлять чувства, хотя бы изредка.

Когда Ёдзи налил себе еще – боги, эти девочки заслужили еще один тост! – в дверь кто-то постучал.

– Открыто, – отозвался Ёдзи, отставляя стакан и берясь за сигареты.

Он не ожидал увидеть Аю, но и не был особо удивлен, что, впрочем, можно было списать на скотч. Фудзимия был одет в облегающие синие шелковые пижамные штаны и черную футболку без рукавов, а его глаза казались жестокими и дикими. Ёдзи напомнил себе, как он всегда делал, когда Ая заходил к нему, что он – Ёдзи Кудо – не гей, а Фудзимия Ая вообще асексуален.

Он отложил сигареты, поскольку Ая курить вроде не собирался.

– Эй, приятель, давай тяпнем по стаканчику, – весело предложил Ёдзи, ни на секунду не допуская, что Фудзимия и в самом деле снизойдет до того, чтобы пить с ним.

И остолбенел, когда Ая, достав с верхней полки шкафа чистый стакан, уселся на подоконник рядом с кроватью. Ёдзи оставалось только молча плеснуть двойную порцию скотча в протянутый стакан.

Ая проглотил его содержимое одним глотком, словно воду, и снова вытянул руку. Не отводя от него зачарованного взгляда, Ёдзи налил новую порцию.

На этот раз Фудзимия пил медленнее, небольшими глотками. Его рука слегка дрогнула, и янтарная капелька сорвалась с края, но Ая поймал ее языком, изящно слизнув со стекла. Это могло показаться случайностью, если бы не брошенный украдкой на Ёдзи быстрый взгляд из-под ресниц.

– Недурно, – проговорил Ая своим глубоким голосом.

Ёдзи почувствовал, что у него отпала челюсть, и ему не без труда удалось ее захлопнуть. Он решил, что Ёдзи Кудо, может, и не гей, но вполне себе бисексуален, поскольку ему доводилось иногда спать с мужчинами, а его член уже пытался вылезти из штанов, чтобы добраться до Фудзимии.

Ая обмакнул два пальца в оставшуюся в стакане жидкость, откинул голову назад и закрыл глаза. Виски капало с его пальцев на губы, то попадая в приоткрытый рот, то скатываясь по щеке вниз.

Ёдзи отставил бутылку и свой бокал в сторону.

Ая с явным удовольствием обсасывал свои влажные пальцы, когда Ёдзи отобрал у него стакан и поставил на подоконник. Глаза Аи распахнулись, и он с характерным звуком вытащил пальцы изо рта.

В другое время Кудо с удовольствием подхватил бы эту провокационную игру, но в данный момент вся его кровь уже отхлынула от мозга в другую часть тела. Обхватив голову Аи руками, он провел языком по влажной дорожке, оставленной капелькой скотча, – по нежной коже щеки до губ. На мгновение он остановился при мысли, что нарывается на серьезные неприятности, если понял намерения Фудзимии неправильно, но затем мысленно пожал плечами, решив, что эти красивые, блестящие губы стоят смертельного риска.

Накрыв рот Аи своим, он грубо поцеловал его – грубее, чем собирался, но Ая, кажется, не имел ничего против. Наоборот, он в ответ обхватил Кудо за шею и открыл рот, всасывая его язык глубоко в себя.

Ёдзи ощутил кроме дымного привкуса своего скотча вкус другого спиртного на языке Аи и понял, что тот пил сам, до того, как порадовать напарника своим обществом. На мгновение ему стало грустно от того, что все происходит именно сейчас, когда они оба пьяны и несчастны после миссии, но рот Аи, сомкнувшийся вокруг его языка, быстро отвлек его от этих мыслей.

Никогда раньше Ёдзи не чувствовал, что готов кончить от одного только поцелуя. Фудзимия оказался не только сногсшибательно красив, но и опытен.

Одна из его рук медленно прошлась по внутренней стороне бедра Кудо, а затем пальцы Аи легко заплясали по возбужденному члену Ёдзи, уже с трудом сдерживаемому его стянутыми шнурком штанами.

Что-то внутри Ёдзи взорвалось, и он рывком сдернул напарника с подоконника к себе на кровать. Ая уселся на него верхом, сильно, почти до боли вжимаясь в его пах. Ёдзи громко застонал, кляня себя за то, что пожалел денег на кольцо для пениса. Замечательно. Обычно он не мог продержаться больше пяти минут…

Ая стащил с себя футболку, и Ёдзи уставился на него во все глаза. Ая тем временем бросил одежду на пол и замер, ощутив этот скрупулезный, изучающий взгляд, глядя в ответ сначала неуверенно, а затем немного враждебно.

– В чем дело, Кудо? – отрывисто спросил он.

– Ая… – Ёдзи попытался вдохнуть, но, похоже, забыл, как это делается. Он никогда не видел своего напарника полуголым. Видеть Аю перед собой – это совершенство молочно-белой кожи груди и плеч, слегка нарушаемое тонкими шрамами; затвердевшие пики небольших сосков; взъерошенные алые волосы; потемневшие и распухшие от его поцелуев губы; невозможно красивое лицо, окрашенное румянцем от алкоголя и возбуждения; яркие и прозрачные глаза таких глубоких фиолетовых тонов … видеть Аю таким – это было больше, чем он мог вынести. Но закрыть глаза он не согласился бы, даже если бы ему грозило ослепнуть от этого вида.

Фудзимия выглядел раздраженным, а Ёдзи не хотел, чтобы тот злился.

– Ая, я не встречал никого красивее тебя, – выдохнул Кудо, беря его ладони в свои. – Ты невероятен.

Сев и провоцирующе вжавшись при этом своим пахом в его, Ёдзи обвил руками это словно выточенное из белоснежного мрамора тело. С лица Аи исчезли следы раздражения, он прикрыл глаза и тихонько вздохнул. Ёдзи прижал его к груди, покрывая быстрыми поцелуями его шею и подбородок.

– Я так хочу тебя, Ая, – пробормотал он в небольшое, розовое ушко, прижимая Аю как можно ближе.

Ладони Фудзимии скользнули по его рукам наверх к шее, сильные, мозолистые пальцы зарылись в волосы, массируя кожу головы. Ёдзи счастливо вздохнул, вдыхая запах Аи. Боже, даже его пряно-сладкий запах сводил с ума.

– Позволь мне взять тебя, оказаться в тебе…

Рука Фудзимии слегка дернула его за волосы, и Ёдзи позволил запрокинуть свою голову назад. На лице глядевшего ему прямо в глаза Аи застыло напряженное выражение.

– Ёдзи, если мы собираемся продолжать, то мне нужно, чтобы ты позволил мне взять тебя, – проговорил Ая. – Мне нужно знать, что мои руки еще способны нести что-то кроме смерти.

Эти самые руки, выскользнув из шевелюры Ёдзи, обхватили его лицо.

– Мне нужно знать, что мое тело – не просто машина для убийства. Иначе… – к ужасу Кудо дыхание Аи сорвалось, а глаза заблестели еще ярче. – Иначе, если я всего лишь убийца, тогда я не смогу… когда Ая проснется, я не смогу…

Ёдзи не только не понял, что Фудзимия имеет в виду, он даже не заметил, что тот начал говорить о себе в третьем лице. Столкнувшись с угрозой того, что холодный, непоколебимый, безжалостный лидер Вайсс может разрыдаться в его объятьях, вместо того чтобы заняться с ним сексом, Ёдзи не раздумывал ни секунды. Ему даже не пришло в голову запротестовать по поводу того, что он никогда раньше не был снизу. Притянув к себе это белоснежное совершенство, он безжалостно впился ему в губы.

– Тогда возьми меня. Сейчас.

Ая толкнул его обратно на кровать, целуя с таким жаром, что их зубы клацнули друг о друга. Быстрые и жесткие руки буквально летали по его телу, хватая, лаская, царапая. Ёдзи чувствовал горячие следы оставляемые их прикосновениями, чувствовал, как Ая сосет мочку его уха, оставляет поцелуи-укусы на шее, и ощущение того, что Фудзимия ведет себя как дикий зверь, захлестнуло его. Такого с ним никогда не происходило. Спальня всегда была его территорией, он диктовал условия, задавал ритм, творил волшебство. Но сейчас, с Аей, все, что он мог делать – это лежать и наслаждаться, желая, чтобы это никогда не кончилось.

Рот Аи обхватил сосок Ёдзи и сделал что-то – слишком быстро, чтобы Кудо успел понять, что именно – что заставило его пронзительно вскрикнуть, выгнуться на постели дугой и вонзить ногти в плечи Аи. Фудзимия приподнял голову и усмехнулся.

– Понравилось? – промурлыкал он хрипловатым от желания голосом, нагнул голову и повторил движение.

– Ая! – выкрикнул Ёдзи. – Боже, прекрати, а то я кончу прямо в штаны!

– Как, ты все еще в них? – задумчиво проговорил Ая, усаживаясь на корточки между ног Кудо. Одним резким движением он разорвал ткань от паха до талии. Кудо чувствовал, как капли пота выступают у него на лбу. Зверь, невероятно прекрасный, дикий зверь…

Фудзимия широко ухмыльнулся, и как бы ни был потрясен Ёдзи, это поразило его еще сильнее. Ая – улыбается? Ая – трахается? И все, что для этого требовалось – порция алкоголя?

Правая рука Аи обвила основание возбужденного члена Ёдзи и сильно сжала, в то время как левая ласкала яички, дразня промежность указательным пальцем.

– Не беспокойся, – прошептал он, нагибая голову. – Ты не кончишь, пока я этого не захочу.

Он задержал взгляд на Ёдзи, а затем заглотнул его член до основания.

На пару секунд Кудо лишился способности дышать, двигаться и издавать какие-либо звуки. А когда головка его члена проскользнула в глотку Аи, он подумал, что сейчас лишится сознания. Но рот Аи ритмично скользил вверх-вниз то быстрее, то медленнее, то снова быстрее, и Ёдзи наконец начал судорожно втягивать в себя воздух на вдохе и вскрикивать с каждым выдохом. Рука, сжимавшая основание его члена, держала крепко, не давая ему кончить Ае в рот, хотя именно этого он желал больше всего на свете – выплеснуться в этот изумительный рот, на это совершенное лицо. Он попытался сказать это любовнику, но не мог выговорить ничего кроме его имени, снова и снова слетающего с губ.

Его затрясло, когда пальцы Аи добрались до напряженного входа в его тело, но тут Фудзимия поднял голову, отрываясь от набухшего, пульсирующего члена, – Кудо чуть не взвыл от потери этой тесной, влажной теплоты – и спросил: – Ты хочешь кончить мне в рот, Ёдзи?

– Аааааяяяя, – застонал тот и кивнул. – Твое лицо… пожалуйста… пожалуйста, Ая!

Не говоря больше ни слова, Ая снова обхватил член ртом, а Ёдзи вцепился руками в его шелковистые волосы, навязывая свой темп. Видимо, решивший на время позволить взять над собой верх, Фудзимия подчинился, одновременно отпуская член Кудо. Удерживая голову Аи, тот принялся трахать этот невероятный рот, смутно радуясь, что ухитрился не кончить сразу же, но в основном мало что сознавая, кроме того, как ему хорошо, как необыкновенно и прекрасно скользить во рту Абиссинца.

Его тело подошло к той черте, за которой он не мог бы остановиться, даже если бы захотел. Фудзимия, похоже, тоже это понял и выбрал момент для того, чтобы грубо впихнуть палец в его задницу. Заорав, Ёдзи излился в глотку Аи, который выпустил его еще пульсирующий член изо рта и провел им по своему лицу, размазывая остатки спермы. Ёдзи чувствовал это, но не видел – перед его глазами плясали багрово-черные звезды, а тело еще содрогалось от испытанного оргазма.

Еще не успев восстановить дыхание, Кудо почувствовал, как палец Аи осторожно выскальзывает из него. Ёдзи сфокусировался на лице Фудзимии, и несмотря на то, что он только что испытал самый потрясающий оргазм в своей жизни, он почувствовал, что его член дрогнул при виде спермы на губах и щеках своего любовника.

– Черт, Ая, да от одного взгляда на тебя можно кончить, – простонал он, притягивая к себе любовника и начиная вылизывать его щеку. – Ты офигительно сексуален! – выговаривал он в перерывах. – Иногда я просто с ума схожу.

Он слизнул последние остатки спермы с губ Аи.

– Но я и представить себе не мог, что ты так хорош в постели. Я всегда думал, что мне придется тебя всему учить. Не то чтобы я разочарован.

Ая выглядел ошеломленным.

– Ты… ты думал о том, чтобы переспать со мной?

Ёдзи со смешком покачал головой.

– Конечно, думал! Кен и Оми – черт, Манкс и Персия наверняка тоже об этом думали.

Фудзимия приподнял бровь, и Ёдзи рассмеялся, лаская его лицо руками.

– Знаешь, ты красивее всех, кого я видел.

Выражение лица Аи было нечитабельно.

– Мне надо идти, – сказал он, отводя взгляд и отстраняясь от Ёдзи. – Я сделал все, что нужно.

Но Кудо не собирался его отпускать. Протянув руку, он сжал через шелк пижамных штанов твердый и горячий член Аи.

– Нет, не сделал, – возразил он. – Ты еще не трахнул меня.

– В этом нет необходимости,– выдохнул Ая, вопреки своим словам судорожно вцепляясь в простыни в ответ на откровенную ласку.

– О нет, есть, – ответил Ёдзи. Он потянулся вперед и выдохнул прямо в ухо Фудзимии, вызвав у того невольную дрожь. – Очень даже большая необходимость.

Влажное пятно на пижаме Аи увеличивалось. Ёдзи куснул его за мочку, улыбнулся, услышав ответное мурлыканье, и, потянувшись вперед, стукнул по дверце прикроватной тумбочки.

– Смазка там, Ая, – выдохнул он, нежно вылизывая тонкую кожу за ухом. Рука, не занятая членом любовника, скользнула по его груди – поиграть с соском.

Фудзимия тяжело дышал, закрыв глаза, но когда Ёдзи, лаская, сжал его сосок, зарычал и навалился сверху, неистово целуя. Кудо раскрыл рот, впуская горячий, требовательный язык, одной рукой обнимая Аю, а вторую просовывая за резинку его пижамных штанов, чтобы – наконец то – добраться до пульсирующего члена – горячего и живого, точно только что выкованный меч демона. Размеры были тоже впечатляющи, и сквозь пелену наслаждения поцелуями и ласками Ёдзи почувствовал укол беспокойства, который тут же твердо задавил. Будет больно – конечно, будет – но Ая того стоит. Он, несомненно, занимался этим раньше и просто потрясающ в постели, поэтому Кудо не будет все портить своими мрачными предчувствиями. Он потер подушечкой большого пальца головку члена Аи и с силой нажал.

Судорожно выдохнув, Ая потянулся к тумбочке, распахнул дверцу и схватил с полки тюбик.

– Предупреждаю, – его голос звучал хрипло и ниже, чем обычно, – быть нежным у меня не выйдет. Все зашло слишком далеко. Если хочешь передумать, самое время это сделать.

Ёдзи одарил его самой соблазнительной улыбкой из своего арсенала, поднимая и разводя в стороны ноги.

– Просто сделай это, малыш, – прошептал он.

Застонав, Ая схватился за остатки штанов Кудо и сорвал их с него, одновременно выбираясь из собственных пижамных брюк. Приподнявшись на локтях, чтобы лучше видеть стоявшего на коленях между его ног и смазывающего пальцы любрикантом Аю, Ёдзи думал, что зрелища прекраснее, чем полностью обнаженный Фудзимия, ему в жизни не встречалось. Пока он разглядывал внушительный член любовника, тот дрогнул, и между его головкой и пупком повисла блестящая нить. Пенис самого Ёдзи стремительно приближался к алмазной твердости.

Пока Ая неожиданно не всунул два влажных пальца ему в задницу.

Вскрикнув, Ёдзи упал обратно на кровать, шипя от боли. Ая ласкал его член, отвлекая от неприятных ощущений.

– Шшш… Ёдзи, все хорошо. Сейчас все пройдет, потерпи немного, – шептал он, целуя грудь и шею Кудо.

Ёдзи почувствовал, как пальцы Аи сгибаются, и заорал во весь голос, когда они задели простату.

– Ая!!

По его телу точно пробегали электрические разряды, вспыхнувшие пламенем, когда Ая снова задел чувствительное место, на этот раз сильнее. Длинные пальцы умело растягивали его, рука на члене двигалась все быстрее. Среди множества ощущений Ёдзи едва почувствовал, как его с силой укусили за ключицу.

– Сейчас, – неожиданно прорычал Ая, вытаскивая пальцы. Он закинул одну ногу Ёдзи себе на плечо и подхватил под колено другую. – Я возьму тебя сейчас, Ёдзи.

Кудо думал, что уже достиг своего предела этой ночью, но это было до того, как Ая произнес эти слова, до того, как его ануса коснулся сочащийся смазкой член.

– Пожалуйста, Ая, – сумел выдавить он, понимая, что умоляет, но уже не обращая на это внимания. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Когда головка члена проникла внутрь, было больно, очень больно. Раньше Ёдзи не приходилось испытывать ничего подобного, и он до крови закусил губу, сдерживая крик, – если Ая поймет, как ему больно, то может остановиться, почувствовав себя виноватым. А этого Кудо хотел сейчас меньше всего.

Ая не двигался, и лишь слегка дрожала ласкавшая промежность Ёдзи рука. Хотя нет, дрожь сотрясала все его тело, понял Кудо и открыл глаза. Голова склонившегося над ним Аи была откинута назад, открывая взгляду изящный изгиб шеи. Ёдзи потянулся вперед и провел рукой от ключицы до подбородка. Ая опустил голову ему на ладонь.

– Так... тесно… – с трудом выговорил он. – Ты… ведь… занимался… этим… раньше?

Ёдзи отрицательно мотнул головой, и глаза Фудзимии широко распахнулись.

– Я не должен… быть первым… – выдохнул он и к ужасу Ёдзи подался назад.

– О нет, не смей! – прорычал Ёдзи, обхватывая его за талию ногами и резко привлекая к себе. Это было не так больно, как он боялся, поэтому Кудо не останавливался, пока Ая не оказался в нем целиком.

– Оооо… Боже! – громко воскликнул Ая. Если Кен или Оми умудрились не услышать их раньше, то сейчас уже точно услышали.

– Давай же, сделай это, – прошептал Ёдзи, с нежностью отбрасывая волосы Аи с его лица.

Ая взглянул на него – оскалив стиснутые зубы, и, подхватив ноги Ёдзи, закинул их себе на плечи.

– Так давно… так давно! – выкрикнул он, упираясь руками в плечи любовника.

Ёдзи откинулся назад – к счастью, он был достаточно гибок, чтобы, не испытывая дискомфорта, перегнуться почти пополам, и Ая начал двигаться.

Первый же толчок достиг простаты Кудо, и боль, которую он все еще ощущал, была мгновенно забыта. Слабенькие огненные вспышки, которые Ёдзи чувствовал, когда его изнутри ласкали пальцами, не шли ни в какое сравнение с этим ослепительным взрывом. А Ая задевал его простату снова и снова, почти целиком выходя из любовника и тут же вонзаясь обратно с такой силой, что спинка кровати стукалась об стену.

Ёдзи слышал собственный голос, твердивший: – Да! Да! ДА! – но не сознавал, что выкрикивает это.

Ая все время немного менял угол своих толчков, и всплески наслаждения менялись от легких, но ярких до насыщенных, сводящих с ума, повторяя этот цикл снова и снова, пока мозг Ёдзи не был готов взорваться от переизбытка наслаждения. Он слышал стоны и вскрики Аи, сливавшиеся с ритмичными звуками от столкновения их бедер – эту вечную, сладостную мелодию любви.

Балансируя на одной руке, Ая дотянулся до члена Ёдзи, и тот кончил от первого же прикосновения и, содрогаясь в оргазме, выкрикивал имя любовника точно слова молитвы. Его тело рассыпалось на звездочки – маленькие, пламенные сверхновые. Он смутно слышал, как Ая кричит его имя, изливаясь внутри него и впиваясь зубами в его руку. Не уверенный, что его тело все еще существует, Кудо попытался дотянуться до Аи, и его пальцы сомкнулись на бицепсах дрожащих рук. Он открыл глаза навстречу медленно возвращающейся реальности.

Аю трясло, он все еще не мог выровнять дыхание, а склоненная голова и рассыпавшиеся волосы не давали разглядеть его лицо. Ёдзи снял ноги с его плеч и, когда Ая осторожно вышел из него, всхлипнул от ощущения потери.

– Ая, – тихо проговорил он. – Это был самый лучший секс в моей жизни. Я никогда не испытывал ничего подобного.

Ёдзи попытался поднять голову Аи, чтобы заглянуть ему в лицо, но тот не дал ему сделать этого. Кудо нахмурился.

– Ая? Ты в порядке?

Ая молчал, но на живот Ёдзи упало несколько капель, и он был уверен, что это совершенно точно не пот.

Отбросив назад волосы любовника, Кудо заставив его поднять залитое слезами лицо.

– Ая?!

Сев, Ёдзи обнял Фудзимию, прижимая его к себе. Тот уткнулся ему в грудь лицом и разрыдался.

– Что… шшш… все в порядке, Ая! Что случилось?

Уже сказав это вслух, Ёдзи подумал, что ничего страшного в этом нет – Ая слишком многое хранил глубоко в себе – боль, смех, желание, собственную личность – и оргазм высвободил эти эмоции. Хорошо еще, что он просто плакал, а не вопил и не хохотал, как истеричный псих.

Поняв, что Фудзимия пытается что-то сказать, Ёдзи переместился так, чтобы голова любовника легла на его плечо.

– Что, Ая?

В неровных всхлипах было столько напряжения и отчаянья, что слышать их было невыносимо.

– Я убил ее, – неожиданно выкрикнул Ая. Теперь он почти задыхался. – Она… могла быть… Аей, и я УБИЛ ЕЕ! – в конце он сорвался на рыдание.

Ёдзи крепко обхватил его, поняв, что речь идет о миссии, но…

– Но… разве Ая – это не ты?

– Нет, – выдохнул Ая. – Моя младшая… сестра… моя… сестренка… ее… шестнадцатилетние… день рождения… – Ая умолк и начал всхлипывать чаще.

– Ее день рождения? Ая, кто ты? Как тебя зовут? – спрашивал Ёдзи, но Ая ничего больше не говорил, только всхлипывал, задыхаясь, и Кудо, поняв, что ответа ему не добиться, просто прижал его покрепче к себе.

Некоторое время спустя, когда Ая затих и Ёдзи уже начал засыпать, он услышал, как Ая спрашивает:

– Это когда-нибудь кончится, Ёдзи? Это когда-нибудь прекратится?

Ёдзи сполз немного вниз, чтобы оказаться на одном уровне с Фудзимией.

– Это кончится, Ая, – уверено заявил он. – Так или иначе, это кончится. Я обещаю.

Он говорил с непреклонностью, которой не ощущал, хотя бы потому что не был до конца уверен о чем вообще говорит Фудзимия, но Аю его слова, похоже, успокоили. Он улыбнулся Ёдзи, хотя глаза еще блестели от слез.

– Тогда хорошо, – сказал он, устраивая голову на груди Кудо.

Ёдзи погасил лампу, стоявшую на тумбочке, и уставился в темноту. Прижавшийся к нему Ая спал. Кудо осторожно обнял его и вздохнул, чувствуя одновременно легкость и тяжесть на душе. Эта улыбка… эта разрывающая сердце улыбка сквозь слезы…

Ёдзи знал, что впереди у него тяжелые времена – ведь он умудрился влюбиться в Фудзимию Аю.

* * *

Глядя на свое отражение в иллюминаторе, Ёдзи вздохнул. Любить Аю действительно оказалось не просто. На следующее утро Кудо, разумеется, проснулся в одиночестве, а Ая – и это было вполне предсказуемо – Ая изо всех сил старался сделать вид, что прошлой ночи вообще не было. Ёдзи сумел на это не поддаться, но ему потребовалось три недели, чтобы заполучить Фудзимию обратно в свою постель, и еще две недели, чтобы заставить его оставаться в ней каждую ночь, – небывалый срок для Ёдзи Кудо. И Ая, к тому же, не позволял открыто демонстрировать их связь, хотя Кен и Оми, конечно, знали, что между ними происходит. Оми воспринял это нормально, но Кен…

Кен был лучшим другом Ёдзи, но после того, как тот начал спать с Аей, стал постепенно отстраняться от него. Вначале Кудо подумал, что Кен гомофоб, и попытался обсудить с ним сложившуюся ситуацию, но, получив в ответ заверения в том, что все отлично и что он очень за Ёдзи рад, успокоился. Ему и в голову не приходило, что Кен мог что-то испытывать к нему или к Ае. Ёдзи поморщился. Теперь все виделось в другом свете.

После убийства Такатори Ая причинил Ёдзи сильную боль – в первый, но не в последний раз. Он ясно дал понять, что не хочет, чтобы его сестра подвергалась опасности из-за его прошлого в Критикер, и поэтому не будет поддерживать связь ни с кем из них. Он оставил свой е-мэйл Оми, но запретил передавать его Кену или Ёдзи. Конечно же, Кудо попытался поговорить с ним до отъезда… тогда он впервые сказал Ае, что любит его. Ая смотрел на него, ничуть не удивленный, но всерьез расстроенный. Он обнял Ёдзи, прошептал, коснувшись его щеки, «мне очень жаль» и ушел.

Ёдзи чувствовал себя совершенно опустошенным, но умело это скрывал. Он снова начал встречаться с девушками, но не мог заставить переспать ни с одной из них… до Кейко.

Ёдзи отбросил сторону мысли о своей несостоявшейся убийце. Он и так потратил слишком много времени, размышляя о Ной.

Отвернувшись от иллюминатора, он взглянул на мирно дремлющего бойфренда и, улыбнувшись, нежно провел кончиками пальцев по его щеке и губам.

Вскоре после распада Вайсс Шульдих первый раз продемонстрировал свою заинтересованность в Кудо – но в собственном, шульдиховском стиле – то есть подкараулил в переулке и принялся насмехаться, не пропустив ни одной больной для Ёдзи темы и доведя его до белого каления. Естественно, Ёдзи попробовал убить телепата и, естественно, потерпел сокрушительную неудачу. Издевательский смех Шульдиха звенел в его мозгу еще несколько часов подряд. Своеобразное, если не сказать болезненное, начало самого лучшего, что с ним когда-либо происходило.

После того случая Шульдих продолжал «случайно» натыкаться на него в людных местах, где у Ёдзи не было возможности придушить надоедливого ублюдка леской. Сначала Кудо полагал, что Шульдих просто трахает ему мозги по одному ему известным причинам. Но после нескольких таких встреч Ёдзи к немалому своему удивлению понял, что Шульдих действительно пытается общаться с ним, разговаривать, как разговаривают нормальные люди. И он начал поддерживать беседу, когда телепат вел себя достаточно прилично, и хранить гробовое молчание в остальных случаях. Он напевал про себя популярные песенки, пока Шульдих или не начинал вести себя прилично, или не уходил. Ему казалось, что он то ли зверушку дрессирует, то ли малого ребенка воспитывает – но Шульдих это сравнение, пойманное в мыслях Кудо, по достоинству не оценил. Однако он никогда не пытался внушением заставить Ёдзи что-то делать – по крайней мере, насколько было известно самому Кудо – и продолжал попадаться ему на глаза.

Потом была Кейко, и Ёдзи вернулся в Вайсс, а Шу был занят планами Кроуфорда по освобождению от Эсцет.

Ёдзи не мог сдержать радости при виде Аи, хотя и знал, что тот вернулся только из-за сестры. В ту же ночь он впервые сам пришел в комнату Аи, а тот впустил его, и они трахались как безумные, снова и снова. Ёдзи никогда не был так ненасытен. Когда первые лучи солнца проникли сквозь тяжелые портьеры, он медленно брал Аю, неторопливо двигаясь в нем и целуя каждый миллиметр белоснежной кожи, до которого мог дотянуться. Кончая, он выдохнул «я люблю тебя» Ае в ухо, но тот промолчал. Позднее этим же днем Ая сказал, что между ними возможен только секс, только снятие стресса и ничего больше, и если Ёдзи это не устраивает, то им лучше все прекратить.

Конечно же, Ёдзи это не устраивало. Однако это не мешало ему трахаться с Аей так часто, как это позволяла человеческая выносливость. До тех пор пока он не узнал, что Ая спал с Ботаном. Это ранило его сильнее, чем он ожидал. До этого Ёдзи думал, что если будет любить Аю достаточно сильно, тот рано или поздно ответит на его чувства, но теперь было похоже, что этого не произойдет никогда. И Ая был так расстроен смертью Ботана! Сколько он знал этого парня – три дня? Он вел себя так, будто этот незнакомец значил для него больше, чем Ёдзи. Но предъявлять претензии Ае Кудо не стал, прекрасно понимая, что тот просто выкинет его из своей жизни. Хотя, судя по всему, все равно к этому и шло.

Однажды вечером, когда Ёдзи надирался в каком-то баре, на соседний стул уселся Шульдих. Они поговорили, немного выпили, и Шульдих сделал ему вполне недвусмысленное предложение. Переполненный горькими мыслями об Ае, Кудо согласился. Игнорировать тот факт, что Шульдих был их врагом, оказалось очень легко – Ёдзи было все равно, намеревается ли Шульдих его убить. Он просто хотел забыться, хотя бы ненадолго.

Когда они взяли такси до мотеля, Шу спросил, не хочет ли Ёдзи на время избавиться от своих воспоминаний. Удивленный, что телепат вообще озаботился поинтересоваться его мнением, вместо того чтобы просто сделать по-своему, Ёдзи озвучил свое недоумение.

– Я просто хочу хорошенько развлечься, – сказал Шу. – А что веселого в том, чтобы трахаться с кем-то в таком депресняке?

– Тогда зачем ты выбрал меня? – резко бросил Ёдзи.

Шу пожал плечами.

– Ты под руку попался, – легко отозвался он.

Ёдзи не думал, что кто-то сможет заставить его чувствовать себя еще более униженным, но Шульдиху это отлично удалось.

– Останови машину, – крикнул он водителю, который уже и так свернул к тротуару. Он выскочил наружу и зашагал по пустынной, плохо освещенной улице. Ему было все равно, куда идти, лишь бы оказаться подальше от знакомых мест. Ночь была морозной, но он едва чувствовал это, несмотря на то, что даже не накинул пиджак.

«Кудо, подожди!» – услышал он мысленный возглас Шульдиха, но только ускорил шаг.

«Отвали, ублюдок. Оставь меня в покое».

Он даже не услышал шагов телепата, пока тот, оказавшись прямо перед ним, не схватил его за руки.

– Кудо…

Не раздумывая, Ёдзи выдернул одну руку из захвата и с размаху заехал Шульдиху в челюсть. Удар достиг цели и отбросил телепата на несколько шагов назад. Кудо так и не понял, кто из них двоих был больше удивлен тем, что ему удалось достать Шульдиха.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Ёдзи держал свои часы наготове.

– Полегчало? – спросил, наконец, Шу. – Тебе всегда хотелось это сделать, да?

– Мне? Да... пожалуй… – осторожно согласился Ёдзи.

Шульдих кивнул.

– Теперь ты меня выслушаешь?

Кудо никак не мог разглядеть выражение лица телепата.

– Во что ты играешь, Шварц?

Шульдих вздохнул, похоже, начиная сердиться. – Видимо, на большее глупо рассчитывать. Ку… Ёдзи, я предложил тебе переспать со мной, потому что я… – он замолк.

– Ты?..

– Учти, если я получу приказ, то убью тебя в ту же секунду, – торопливо заявил Шульдих. – Но… ты мне нравишься, Ёдзи. Очень.

Ёдзи был сражен. Первой мыслью, после того как он справился с изумлением, было то, что даже для Шульдиха это была жестокая игра.

– Это не игра, – упрямо повторил Шу. – Ты мне нравишься и… я приношу извинения за то, что сказал в такси. Советую оценить это – потому что я никогда и ни перед кем не извиняюсь!

– Тогда зачем ты сейчас это сделал? – спросил всерьез заинтересованный Ёдзи, скрещивая руки на груди.

– Слушай… Я предложил убрать часть твоих воспоминаний, потому что хочу, чтобы тебе стало лучше. Я никогда не хотел, чтобы кому-то стало лучше. И ... я не знаю, как это делать, – признал Шульдих. – Но я не сделаю тебе ничего, чего ты сам не хочешь.

– Поэтому ты предложил мне переспать с тобой? Чтобы мне стало лучше?

Шульдих в расстройстве дернул прядь своих рыжих волос. – Я уже сказал тебе, идиот, потому что ты мне нравишься! Я похож на парня, который тащит кого-то в постель из жалости?

Ёдзи был вынужден согласиться, что это вряд ли – хотя бы потому, что Шульдих может заполучить любого, кого захочет, с помощью телепатии и без нее.

Поймавший эту мысль Шульдих улыбнулся и пододвинулся поближе.

– Ты пойдешь со мной, Ёдзи? – прошептал он.

Кудо шагнул к нему, теперь почти касаясь телепата, и неожиданно понял – наверное, потому, что от Шульдиха веяло теплом – что сам он замерз, как ледышка. Замерз, как Ая, мысленно добавил он, чувствуя болезненный укол в груди.

«Перестань», – мысленно ответил Шульдих, распахивая свое темное шерстяное пальто и закутывая в него Ёдзи. – «Сегодня ночью запрещаю тебе больше думать об этом отморозке».

Ёдзи подумал о том, что телепата следует отругать за то, что он так называет Аю, но вместо этого притянул его еще ближе, стараясь забрать как можно больше тепла от его тела.

– Я не доверяю тебе, – в конце концов сообщил он. – Иногда с тобой можно иметь дело, но не то чтобы ты мне очень нравился.

Шульдих на секунду замер, но затем Ёдзи почувствовал, как он пожал плечами.

– Я знаю, – это было все, что он сказал.

Через несколько минут они отправились в отель, где занялись очень даже неплохим сексом. Это было далеко не то, что было у него с Аей, но намного лучше, чем с большинством его сексуальных партнеров.

Он встречался с Шульдихом еще несколько раз. Иногда они трахались, иногда просто выпивали или обедали вместе и разговаривали. Телепат держался дружелюбнее, чем прежде, был разговорчивым, не пытался им манипулировать, и Кудо обнаружил, что начинает привязываться к нему. Он по-прежнему не доверял одному из Шварц, но тот стал его единственной отдушиной, учитывая, что атмосфера в Конеко становилась все более и более напряженной.

Лихорадочная тревога Аи из-за похищенной сестры отражалась на всех. Даже Омины улыбки становились все более натянутыми по мере того, как они, проверяя одну зацепку за другой, раз за разом ничего не находили. Ая вспыхивал по малейшему поводу, а так как Кен тоже отличался горячим нравом и был на грани срыва, они орали друг на друга по меньшей мере раз в день. С Ёдзи Ая по-прежнему спал, но и тут не обходилось без участившихся стычек, которые хотя бы проходили более спокойно, чем с Кеном. После одного из таких довольно ожесточенных споров они отправились по наводке к Шрайнт, и это закончилось тем, что Ёдзи принес в Конеко Ной.

Даже сейчас ему было стыдно вспоминать об этом. Он говорил себе, что взял ее с собой, чтобы помочь восстановить ее память, и что это не имело никакого отношения к Ае. Но, по правде говоря, в основном он это сделал, чтобы вывести Аю из себя, что было оскорблением памяти Аски, и чего он до сих пор стыдился. Особенно, после того, как он тянул несколько дней, чтобы просто спросить, где Аина сестра, провоцируя Фудзимию на применение силы. Кен – и даже Оми – не на шутку рассердились тогда на него.

Он действительно поверил, что Ной – это Аска, и продолжал уверять себя, что как только она все вспомнит, они снова смогут быть вместе и все будет хорошо. Ему не придется думать об Ае, или Шульдихе, или Вайсс, и он сможет жить так, как захочет. Он наконец-то освободится, избавится от тьмы, поселившейся в его душе.

Оглядываясь назад, было сложно поверить, что он умудрялся так обманывать себя. После ее предательства Кудо казалось, что он падает в пропасть, из которой уже не сможет выбраться. Как ни странно, его спас Ая, делавший все возможное, чтобы не дать ему впасть в совсем уж беспросветное отчаянье, поддерживающий в самые тяжелые минуты. И, когда на глазах у Аи Шварц похитили его сестру, а он не смог сделать ничего, чтобы остановить их, Ёдзи смог ответить ему тем же.

Они проводили вместе каждую ночь, иногда разговаривая, иногда занимаясь любовью, но чаще всего просто лежа в обнимку. Любовь Ёдзи к Ае возрастала, как и надежда на то, что у них есть будущее. Ая по-прежнему отказывался говорить, что любит Ёдзи, но тот чувствовал, что это только вопрос времени. Иногда он вспоминал о Шульдихе, ломая голову над тем, зачем Шварц понадобилась Аина сестра. Возможно, он понял бы, что скучает по телепату, если бы не был так поглощен Аей.

Когда после уничтожения старейшин Эсцет и падения башни Ая-тян очнулась, Ёдзи понял, что никакого будущего у них с Аей нет. Фудзимия не допустил бы этого, он должен был защитить свою драгоценную сестру. Так что он оказался морально готов, когда Ая нанес свой последний удар – подарил последний поцелуй, произнес последние слова: «Пожалуйста, Ёдзи, будь счастлив», – и окончательно исчез.

Некоторое время Кудо жил точно во сне, и сне малоприятном, пока в один прекрасный день рядом не очутился Шульдих. Это непонятно как вылилось в целый день, проведенный вместе – Ёдзи, цепляющегося за телепата с отчаяньем утопающего, и Шульдиха, уговорами и насмешками возвращающего его обратно к жизни. Вместе с жизнью вернулись горе и боль потери, но все оказалось не так плохо, ведь теперь, когда Кудо чувствовал, что не может больше терпеть, он мог попросить Шульдиха понизить его эмоции до приемлемого уровня. Кроме того, Ёдзи нравилась компания телепата. Он был забавен, легок в общении, непредсказуем, умен и проницателен. Да и секс с каждым разом становился все лучше и лучше. Ёдзи старался не обольщать себя надеждами, но получалось плохо. У него, в сущности, не осталось никого кроме Шульдиха – Кен проходил курс психиатрической реабилитации из-за черепной травмы, которую он получил, когда дрался с Фарфарелло и чуть не утонул, а Оми готовился стать главой Критикер.

Поскольку самостоятельно Кудо успешно справлялся только с разведкой, а подобные задания редко выполнялись в одиночку, ему пришлось побывать только на паре миссий. С Шульдихом он старался выдерживать разумную дистанцию, хотя бы ради чувства собственного достоинства, но телепат с удивительной легкостью разбивал его тщательно выстроенную защиту. У Ёдзи не оставалось выбора – он начал привязываться к нему.

Однажды позвонил Оми и попросил прийти в офис штаб-квартиры Критикер. О чем пойдет речь, по телефону он сообщать не стал.

Войдя в двери, Ёдзи прошел через издательскую компанию, занимающую первые два этажа и обеспечивающую прикрытие – по-любому лучшее, чем цветочный магазин, – и к своему удивлению увидел держащего для него лифт Наги. Малыш выглядел очень аппетитно. Исчезла неброская школьная форма, сменившись черным одеянием в стиле милитари со множеством застежек и молний и тяжелыми, черными ботинками. Ая обзавидовался бы, с болезненной улыбкой подумал Ёдзи.

Он знал, что Оми поддерживает связь с Кроуфордом и Наги, поэтому присутствие телекинетика его не обеспокоило. Улыбнувшись, он шагнул в лифт и молча проследовал за юношей в офис Оми.

Но увидев, что кроме Оми там находятся и Кроуфорд с Шульдихом, он все-таки удивился.

– Рад, что ты пришел, – сказал Оми, вставая и тепло пожимая ему руку. Несмотря на приветствие, Оми казался холоднее, чем обычно, и Ёдзи стало не по себе.

– Так в чем дело, чиби? – спросил он, используя старое прозвище, чтобы Оми почувствовал себя как в старые добрые времена.

Лицо Оми посуровело.

– В моем офисе, ко мне следует обращаться как к Персии или Мамору, Кудо. Это понятно?

Ёдзи был задет. Раньше Оми никогда не называл его Кудо. И Мамору? Он же ненавидел это имя, напоминавшее ему, что он Такатори, нет? Ёдзи потянулся за сигаретами, прежде чем успел сообразить, что курить в своем офисе Оми ему тем более не позволит. Он поднял руки в умиротворяющем жесте.

– Извини, Персия, – он попытался усмехнуться, но вышло не очень удачно.

Оми немного расслабился. – Ничего страшного. Налить тебе что-нибудь выпить? Кофе, чай, содовая? Присаживайся, – предложил он, указывая на последний свободный стул. Ёдзи взглянул на Наги, которому тоже не нашлось места, но тот смотрел прямо перед собой равнодушным взглядом телохранителя.

– Нет, ничего не надо, спасибо, – он сел на стул, оказавшись рядом с Шульдихом, и попытался поймать его взгляд, но голова телепата была опущена так, что длинные волосы скрывали лицо. Он не ответил, когда Ёдзи попытался позвать его мысленно. Ёдзи чувствовал себя все более и более неуютно..

– Хорошо, – Оми – нет, Мамору – занял место за столом, а Наги встал за его правым плечом. – Я сразу перейду к делу. Кроуфорд вступил в контакт с некоторыми группировками Эсцет, которые готовы поставлять нам информацию о том, что происходит в Европе. После смерти старейшин Эсцет раздроблена, но далеко не до такой степени, как надеялся Кроуфорд. Самая большая группировка, которая в настоящее время контролирует Розенкройц – это место, где обучают паранормов, Ёдзи – объявила уничтожение Вайсс и Шварц задачей высшего приоритета. Они легко объединились с более мелкими группировками, которые недовольны смертью старейшин и готовы любой ценой расквитаться с нами. Поэтому Кроуфорд вместе с несколькими другими пророками и телепатами выработал план наших действий.

– Он помог мне организовать союз Критикер с несколькими группировками, которые готовы помочь нам в благодарность за убийство старейшин и уничтожение многих высокопоставленных членов Эсцет. Итак, я остаюсь здесь. Кену лучше всего быть там, где он сейчас – клиника хорошо защищена, и я держу поблизости охранников-паранормов. Наги, – он оглянулся на застывшую позади фигуру, – согласился быть моим личным телохранителем.

Кудо приподнял бровь, когда ладонь Наги легла на плечо главы Критикер и слегка сжала его, а Оми в ответ легко прикоснулся к ней рукой.

– Что с Аей? – спросил Ёдзи, и Шульдих явственно вздрогнул.

– Несколько моих людей присматривают за ним и его сестрой, и я информировал Аю о положении дел. По всем расчетам пророков он в безопасности там, где находится сейчас.

«И где это?» – чуть не спросил Ёдзи, но вовремя одернул себя. – А что с тем психом, заперли вместе с Кеном?

Ему ответил Кроуфорд.

– Если ты спрашиваешь о Фарфарелло, то нет, он не в психиатрической клинике. Теперь он может принимать медикаменты, которые были запрещены ему в Эсцет, поскольку им было нужно, чтобы он оставался безумным берсерком. Он стал в состоянии самостоятельно заботиться о себе и вернулся в Ирландию.

Ёдзи удивили горделивые нотки в голосе Кроуфорда, звучавшем, как будто он был этому психопату отцом или кем-то в этом роде.

– Кроуфорд отправится в Европу для работы с группировками, пытающимися уничтожить Розенкройц, – продолжил Мамору.

– Стойте, вы хотите разрушить какую-то школу для паранормов? – недоумевающе спросил Ёдзи. – А какой от этого толк? Или вы просто жить не можете без того, чтобы что-нибудь да не уничтожать?

Он услышал негромкий смешок Шульдиха и улыбнулся. Кроуфорд метнул на него раздраженный взгляд.

– Розенкройц – не просто какая-то школа для паранормов, Кудо. Это вполне конкретная школа, в которой воспитывают новобранцев для Эсцет...

– Ja, конечно, можно сказать, что нас там воспитывали. Тогда и порку щенков колючей проволокой тоже можно назвать воспитанием, – вставил Шульдих. Это было первая реплика, которую услышал от него Ёдзи, но он по-прежнему не поднимал головы, и Кудо начал за него тревожиться.

«Не волнуйся за меня. Я в порядке. Волнуйся лучше за себя».

Кроуфорд недовольно смотрел на Шульдиха, но тот внешне никак на это не отреагировал, и, вздохнув, Оракул продолжил.

– Ни у кого из них нет выбора, работать на Эсцет или нет. Или соглашаешься, или умираешь. Принудительный прием. Есть и другие вещи, в которые я не хочу углубляться – опасные эксперименты и тому подобное, которые тоже имеют место быть. Большинство исследовательских центров Эсцет располагается там же. Эта школа – фундамент мощи Эсцет, Кудо. Если не разрушить его, то Эсцет очень быстро восстановится. А я не собираюсь этого допускать.

Кудо медленно кивнул, пытаясь представить, как подобное место может быть школой.

– Ёдзи, – продолжил Мамору. – Мне бы хотелось, чтобы ты некоторое время пожил у меня. То, что пророки видят в твоем будущем, очень нестабильно, и будет лучше, если я смогу приглядывать за тобой.

Идея совместного проживания с Мамору Такатори Ёдзи не вдохновляла, и это было печально.

– Есть другие варианты?

– Я предпочел бы обсудить их позже, после того как ты устроишься. Наги проводит тебя до дома, поможет собраться и тогда…

– Погоди, погоди, – замахал руками Ёдзи. – Я еще даже не знаю, хочу ли я этого, Оми… то есть, Персия!

Мамору вздохнул.

– Я знаю, Ёдзи, но мы установили, что в этом районе есть вражеские агенты. Я не прошу тебя переехать прямо сейчас, но не позднее одного, в крайнем случае, двух дней. После этого мы обсудим, захочешь ты остаться или нет. Хорошо, Ёдзи-кун?

Кудо бросил на него мрачный взгляд.

– Значит, этот вопрос мы уладили.

Воцарилась тишина. Ёдзи ждал, когда кто-нибудь скажет ему, что будет с Шульдихом. Поскольку никто говорить, похоже, не собирался, он спросил: – Ну а что все эти всемогущие пророки решили насчет будущего Шульдиха?

И снова ему ответил Кроуфорд, на этот раз даже не отреагировав на его насмешку.

– Лояльные Эсцет группировки усиленно ищут Шульдиха. Ожидается большой наплыв агентов в Японию, и они обязательно найдут его, если он здесь останется. Они или убьют его, или заберут в Розенкройц – судя по тому, что мы предвидели.

– Что? Почему Шульдиха? – Ёдзи почти закричал, привстав со стула. Его сердце судорожно билось в груди, а в голове пульсировала только одна мысль: «Нет, нет, нет, только не снова, только не снова…»

– Мы не смогли установить, почему Шульдих так важен для них. Возможно, потому что он ценный материал для генетических экспериментов, как самый сильный телепат своего поколения, но уверенности у нас нет. Единственный выход для него, который мы предвидим, – бежать.

– Бежать? – слабо переспросил Ёдзи, оседая на стул. Отчаянье захлестнуло его; Шульдиху придется с ним расстаться, а сам он будет жить с Мамору Такатори. Ему лучше покончить с собой при первой же возможности.

«Даже думать не смей об этом!» - раздался мысленный голос Шульдиха. Кудо поднял голову и встретил мечущие молнии синие глаза, но был так рад наконец-то увидеть лицо телепата, что только улыбнулся. Взгляд Шульдиха смягчился, и он печально улыбнулся в ответ.

– Да, он должен, если можно так выразиться, находиться в бегах, – говорил между тем Кроуфорд. – Не привлекать к себе внимания, не устраивать хаос, контактировать с минимумом людей и как можно реже пользоваться своим даром. Ему придется постоянно переезжать с места на место в течение довольно долгого времени.

Кроуфорда, похоже, это забавляло, и Ёдзи почувствовал, что с удовольствием разбил бы ему очки, причем, прямо на его лице.

– Я предложил ему агента в сопровождающие, но он отказался, – сказал Мамору, хмурясь

Он останется один – понял Ёдзи. Один, в бегах. Неизвестно почему, он ясно представил Шульдиха на пустынном шоссе, заляпанного дорожной грязью, сидящего на обочине и пытающегося подогреть банку бобов на малюсеньком костерке.

Шульдих резко встал.

– Я хочу переброситься с Кудо парой слов в коридоре, – заявил он и, схватив Ёдзи за руку,

стащил его со стула. Никто не возражал, и они покинули комнату.

Кудо снова почувствовал охватывающее его оцепенение и понял, что эта нечувствительность была защитным механизмом, сдерживающим сокрушительную черную тоску. Он не хотел прощаться с Шульдихом, а именно для этого тот и притащил его сюда, поэтому он не поднимал головы и старался ни о чем не думать.

– Ёдзи, как насчет того, чтобы уехать со мной? – услышал он голос телепата.

Кудо вскинул голову.

– Что?!

«У тебя проблемы со слухом?» – с кривой усмешкой послал Шульдих. – «Почему бы тебе не поехать со мной?»

– Ты имеешь в виду, в бега от Эсцет?

Шульдих закатил глаза.

– Нет, покататься на ковре-самолете, идиот. Куда еще, по-твоему, я собираюсь? Мне надо уехать сегодня вечером, так что лучше решай быстро, – он старался казаться таким же самоуверенным, как обычно, но Кудо заметил, что его руки дрожат, а в глазах мелькает жалобное выражение.

Внезапно отбросив притворство, Шульдих схватил Кудо за плечи и крепко обнял. – Я хочу, чтобы ты поехал со мной, Ёдзи, – нетвердым голосом произнес он. – Пожалуйста, поедем со мной.

Ёдзи почувствовал, как его отчаянье и оцепенение тают. Взяв голову Шульдиха в свои руки, он поднял ее, чтобы видеть глубокие, искрящиеся синие глаза. Лаская его лицо кончиками пальцев, он проговорил: – Ты все, что у меня есть, Шу. Я пойду туда, куда пойдешь ты.

Шульдих счастливо заулыбался, Ёдзи поцеловал его, и они вернулись в офис Мамору, держа друг друга за руки.

Глава 4

в которой Шульдих находит всему объяснение

– Никак не могу решить, нам называть его Раном или нет? – вслух раздумывал Ёдзи, сидя за рулем автомобиля, взятого напрокат, чтобы добраться из Нариты к дому Аи в Киото.

– С чего бы это? Мамору не называет его Раном, и Кен, скорее всего, тоже, – ответил Шульдих, отвлекаясь от полировки ногтей.

– Тем более стоит попробовать, – отозвался Ёдзи. – Ты можешь заглянуть ему в голову и узнать?

Шу глянул на него так, будто засомневался в его вменяемости.

– Я полезу туда, только если другого выхода не будет, Ёдзи.

Кудо озадаченно посмотрел на него.

– Почему?

– Находиться у Аи в голове, даже в хороший день, так же приятно, как прогуливаться голым в Арктике. В плохой день – как прогуливаться голым в Арктике, плюс тебя то и дело поливают лавой и полосуют ножами. Я туда не полезу. И не разговаривай со мной, болван, если не в состоянии при этом смотреть на дорогу.

– Черт! – Ёдзи успел выровнять машину до того, как они съехали с трассы. – Ты никогда мне об этом не рассказывал!

– С чего бы мне рассказывать? Мы с тобой избегали разговоров об Ае, как могли. По крайней мере, пока ты не наткнулся на эту Маленькую Сучку, – Шу решил, что так будет теперь называть Аю-тян, и Ёдзи от души согласился, хотя надеялся, что никто из них не оговорится при Ае.

– Думаю… – задумчиво проговорил Ёдзи. – Мне кажется… было бы здорово узнать о тебе то, что я еще не знаю. Например, я в курсе, почему Ран стал называть себя Аей, но понятия не имею, почему ты назвал себя Шульдихом.

Ёдзи и раньше не раз задавал этот вопрос, но Шу, не вдаваясь в подробности, отвечал лишь, что это длинная история.

Шульдих со вздохом отложил маникюрную пилку в сторону.

– Ты не успокоишься, пока не получишь ответ, да?

– Ну… – Ёдзи почувствовал себя виноватым. Было очевидно, что у телепата были причины уклоняться от ответа, и причины болезненные, и Кудо следовало давно прекратить задавать вопросы, но детектив в нем никак не мог угомониться.

– Это не я назвал себя Шульдихом.

Ёдзи повернул машину к обочине и остановился. Теперь все его внимание было полностью отдано телепату.

– Я так и подозревал. Кто так назвал тебя? Это было в Розенкройц?

Тема школы для паранормов, как и тема Аи, всегда старательно обходилась стороной в их разговорах.

Шу снова вздохнул и уставился на приборную панель.

– Розенкройц стараются отобрать для себя телепатов еще в детстве, чем раньше, тем лучше. Обычно это довольно легко сделать – большинство родителей отказываются от своих детей, когда у тех начинают проявляться способности. Для неспециалиста телепатия один в один похожа на шизофрению, разве что проявляется она рано, обычно года в четыре – в пять, когда дети еще не знают, о чем следует говорить, а о чем нет.

– Вашу мать, – выдохнул Кудо. – С тобой так и случилось? Твои родители от тебя отказались?

– Может, поедем дальше? Меня нервирует то, что мы стоим.

Ёдзи вырулил на трассу.

– Не могу обещать, что мы не врежемся куда-нибудь, потому что я очень хочу услышать все, – Шульдих в ответ закатил глаза. – Так что продолжай.

– На чем я остановился? – Шульдих задумчиво постукивал указательным пальцем по губам.

– Ты собирался рассказать, отдали твои родители тебя или нет.

– Нет, не отдали. Способность к телепатии передается генетически, как и большинство паранормальных способностей. Отличие в том, что телепатия, как правило, пропускает несколько поколений, поэтому большинство родителей понятия не имеют, что происходит с их детьми, когда те начинают слышать голоса и повторять им их собственные мысли. Судя по записям в моем деле, в моей семье было пропущено только одно поколение, поэтому кто-то из моих родителей, а может и оба, понимали, что со мной случилось. Они не собирались меня отдавать, и в конце концов агенты Эсцет убили их, чтобы добраться до меня.

Лицо Шу ничего не выражало, и Кудо не мог определить, что он на самом деле чувствует.

– Боги, это, должно быть, было ужасно. Сколько тебе было? – сказал он, касаясь руки телепата.

– Восемь, это самый младший возраст для тех, кто попадает в Розенкройц. Но, Ёдзи, я знаю обо всем этом только потому, что прочитал дело, которое вели на меня Эсцет. Ничего из этого я не помню.

– Что?! Они стерли тебе память?! – воскликнул Ёдзи в ужасе.

– Конечно, стерли. Следи за дорогой, малыш, – предостерег Шульдих, прежде чем они снова едва не съехали с трассы. – Это довольно стандартная процедура. Розенкройц существует только для того, чтобы создавать для Эсцет послушных роботов. Такие вещи как мятеж или самоволки гораздо легче предотвратить, если ученики не помнят, кто они и откуда. Все, что они знают, – Розенкройц. Конечно, есть исключения. Нельзя стирать память пророкам – это может повредить их дару. Видимо, чтобы прорицать будущее, нужно знать прошлое. И Берсеркам тоже не стирали память, потому что Эсцет было по большому счету на них наплевать.

– Берсеркам? Ты имеешь в виду, как Фарфарелло? Я думал, это его кодовое имя.

Шульдих усмехнулся и покачал головой.

– Под главным зданием есть, вернее, был подвал, где подобных индивидуумов держали в полной изоляции от внешнего мира. Их отбирали из психиатрических клиник по всей земле. Я до сих пор не знаю, как они определяли, кто достоин чести быть переведенным в эту тюрьму. Называли их Берсерками, и ученые Эсцет проводили на них эксперименты. Способность Фарфа не чувствовать боль – результат одного из таких опытов. Чтобы один из Берсерков был переведен в боевую группу – неслыханное дело. Если бы Кроуфорд не был сильнейшим за столетия пророком, уверен, что его запрос на Фарфарелло отклонили бы.

Ёдзи помолчал немного, пытаясь переварить эту информацию.

– Не удивительно, что Кроуфорд так стремился освободиться от Эсцет. Это ужасно.

– Об ужасном я даже не начинал рассказывать, – отозвался Шу, беря Ёдзи за руку и прижимая ее ладонью к своему бедру. – Впрочем, избавлю тебя от красочных подробностей. Возвращаясь к твоему первому вопросу – да, Шульдихом меня назвали инструкторы Розенкройц. Большинству детей подбирали имена, принятые у них на родине, но телепатов называли исходя из их индивидуальности или из того, что инструкторы хотели, чтобы телепат считал основой своей личности. Это всегда было что-нибудь с негативным подтекстом: «Злобный», «Лжец», «Ничтожество», к примеру. Пока телепат находился в Розенкройц, с ним обращались исходя из его прозвища, так, как будто он его заслужил. По чисто психологическим причинам – чтобы телепаты превратились в не доверяющих друг другу параноиков, а другие студенты относились к ним с опасением.

Ёдзи шумно выдохнул.

– Безумие какое-то. Что такого плохого в телепатах?

Шу рассмеялся.

– Разве это не очевидно? В Розенкройц каждый год поступало несколько сотен телепатов, с разным уровнем способностей. Если бы они объединились, это привело бы не только к тому, что более сильные телепаты помогли бы увеличить силу более слабых – они, к тому же, были бы способны объединить всех студентов ментальной связью, если бы захотели. Группа телепатов – очень мощная организующая сила, а если Эсцет и ненавидели что-то больше всего – так это самовольно объединяющихся паранормов. Недоверие и страх сеялись среди всех учеников, но среди телепатов особенно. Меры безопасности и все такое. О, смотри, храм! И еще один! Должно быть, мы уже в Киото.

Переведя взгляд за ветровое стекло, Ёдзи увидел храм, мимо которого они как раз проезжали.

– Спасибо, что рассказал мне все это, Шу. Мое уважение к тебе значительно возросло.

Улыбнувшись, Шу сжал руку Кудо.

– Это было давно.

– Не слишком, Шу.

– Ну да, – телепат вздохнул. – Но все кончено. Так что заткнись и начинай готовиться к встрече со своим драгоценным Аей, потому что мы почти приехали.

– Ты прекрасно знаешь, что он мне больше не «драгоценный» и никакой другой.

– Разве я не велел тебе заткнуться?

До Ёдзи с некоторым опозданием дошло, что Шульдиху и самому надо подготовиться к этой встрече. Кудо заставил их обоих сорваться с места, которое Шу очень нравилось, и помчаться на встречу с Ёдзиным экс-бойфрендом в Японию – страну, возвращаться в которую ни один их них не хотел. Вдобавок, все люди, с которыми им предстояло встретиться, за исключением Наги, мягко говоря, не испытывали к Шу теплых чувств, но неизвестно, будет ли телекинетик в Киото одновременно с ними. Учитывая все обстоятельства, Шу вел себя на редкость покладисто. Ёдзи дал себе мысленного пинка за то, что был таким немыслимым идиотом и бесчувственным ублюдком, и зажег новую сигарету, чтобы успокоить свои собственные нервы.

Он искренне надеялся, что все, кто будет присутствовать на этом воссоединении, переживут его без фатальных последствий.

* * *

– Ёдзи-кун! Я так рад тебя видеть!

Ёдзи обнаружил, что его с энтузиазмом обнимает Мамору Такатори. Он обнял его в ответ хотя и не так воодушевленно, но с все же с радостью.

– Привет, чи… то есть, Мамору. Я тоже рад тебя видеть.

Как ни странно, это была чистая правда. Кудо даже не подозревал, что так соскучился по своим друзьям.

Мамору отпустил его за мгновение до того, как Ёдзи начал бы испытывать неловкость, и, удерживая его за руки, с улыбкой оглядел с ног до головы. Затем он повернулся к Шульдиху – его улыбка и манера держаться стали более официальными, и он сдержанно поклонился.

– Добро пожаловать, Шульдих-сан.

Не самое холодное приветствие, но до радушного ему тоже было несколько световых лет. Ёдзи толкнул кулаком Мамору в плечо немного сильнее, чем было необходимо.

– Эй, мы все тут друзья, так? Хватит этой ерунды с «сан»!

– Все в порядке, Ёдзи, – проговорил Шульдих, и Кудо безо всякого удовольствия увидел на лице телепата его фирменную глумливую усмешку. – Пусть маленький Такатори наиграется в свои игры.

Ёдзи поморщился.

– Шу…

– Нет, ты прав, Ёдзи, – Мамору вздохнул. – Прими мои извинения, Шульдих. Пожалуйста, проходите.

Он отступил в сторону, и Ёдзи, ухватив Шульдиха за руку, потащил его за собой в прихожую. Мамору закрыл за ними дверь.

– Ая в гостиной, прямо по коридору. Я приготовлю чай, или вы предпочтете кофе?

– Кофе – это было бы здорово, – сказал Ёдзи, стараясь унять бабочек, запорхавших в его животе при упоминании об Ае.

Шульдих насупился.

– А где Кен?

По тонкому лицу Мамору проскользнуло мрачное выражение.

– Его не было весь день, где он, мы не знаем. Ая сказал, что он, вероятно, будет позднее. У вас еще есть сумки? Я с удовольствием принесу их.

– Нет, только эти, – Ёдзи указал на багаж у них в руках.

– Тогда оставляйте их, где хотите, а я отнесу в вашу комнату. Возможно, ты захочешь…

– Где Наги? – перебил Шу, и Мамору бросил на него недовольный взгляд. Ёдзи прекрасно знал, как Оми не любил, когда его прерывают, особенно, после того как стал Персией, и был уверен, что Шульдих тоже это знает. Он в расстройстве скрипнул зубами.

– Наги-кун выполняет мое поручение. Он будет сегодня ближе к вечеру. Он очень хотел увидеть тебя, Шульдих.

Шу недоверчиво посмотрел на него.

– Он сам так сказал?

– Да, сказал, – Мамору скрестил руки в оборонительном жесте.

– Наги никого никогда не захотел бы специально увидеть.

Глаза Мамору сузились.

– Возможно, я ошибся, – холодно сказал он. – Не могу представить, с чего это кому-нибудь захотелось бы повидаться с тобой, Кукловод.

– Эта прихожая, конечно, очень миленькая и все такое, – поспешно вмешался Ёдзи. – Но, может, продолжим вечеринку в более подходящем для этого месте?

Он хотел увидеть Аю и убедиться, что тот жив и здоров, до того, как его втянут в какие-то споры и конфликты.

Шульдих демонстративно бросил сумки перед Мамору и продефилировал внутрь дома. Ёдзи мысленно застонал от отчаянья, когда Мамору пинком отшвырнул их в сторону и прошел мимо. Кудо пристраивал свои сумки рядом с шульдиховскими, когда услышал ментальный голос своего любовника.

«Черт!»

«Что? Что-то с Аей?» – требовательно спросил Ёдзи, стараясь побыстрее выпутаться из многочисленных ремней своих сумок.

«Нет… он в порядке, он… мы не должны были сюда приезжать», – мысль отдавала паникой, и Ёдзи был почти уверен, что она проскользнула случайно, что Шульдих не хотел, чтобы он ее услышал. Он сорвал ремень через голову и кинулся через холл к Шу, который смотрел в гостиную, прислонившись к стене напротив дверей. По его лицу нельзя было ничего понять.

«Шу, что…» – Ёдзи не смог завершить мысль, потому что заглянул в гостиную и увидел Аю. Тот стоял около окна, слегка опираясь на него, и смотрел на улицу, в традиционной для себя манере скрестив руки на груди. Он то ли игнорировал их, то ли не знал об их присутствии, Ёдзи предположил, что скорее последнее. Солнечный свет, струившийся по его лицу, заставлял белоснежную кожу светиться и превращал волосы – длинные, гораздо длиннее, чем помнил Кудо – в горящий красный ореол, а глаза – в сияющие фиолетовые звезды…

Обреченный образ невозможной, разбивающей сердца красоты...

Ёдзи, завороженный, шагнул вперед, даже не осознавая, что двигается. «Ая», – выдохнул он, и это имя сработало, точно заклинание, пробудившее в нем столько эмоций разом, что он сам не мог в них разобраться, равно как и сдержать покатившиеся по щекам слезы.

Ая слегка повернулся, казалось, застигнутый врасплох его появлением, и Ёдзи заметил, как под его обтягивающей шнурованной тенниской напряглись мышцы живота. Ая немного прибавил в весе, вернее, нарастил мускулатуру, и Ёдзи вспомнил слова Мамору о том, что Фудзимия снова работает на стройке. Изменения невероятно шли ему, усиливая его сексуальную привлекательность. Ёдзи ничего не мог поделать со своим воображением, в котором он уже раздевал Аю, представлял это гладкое мускулистое тело в своих руках, под собой, на себе…

Ая шел к нему, звал его, и Ёдзи, не раздумывая, бросился навстречу, хватая его за плечи и прижимая к себе. Руки Аи обняли его с такой силой, что он едва мог дышать, но это не имело значения. Он уткнулся носом в огненно-красные волосы, вдыхая такой знакомый, такой родной и такой волнующий запах… Он был возбужден до боли и понимал, что Ая может это почувствовать, но не разжимал объятий, как, впрочем, и Ая. Он запустил руки в роскошные, блестящие волосы и нежно потянул за них, больше всего на свете желая вновь почувствовать пряный вкус этого рта…

«Поцелуй его, и ты больше никогда меня не увидишь, Ёдзи», – ментальный голос Шульдиха был негромок, серьезен и очень, очень зол.

Ёдзи заледенел. Реальность обрушилась на него, точно тонна кирпича. Он начал поспешно высвобождаться из рук Аи, отчаянно желая, чтобы спала эрекция, мысленно осыпая себя проклятьями и посылая Шу извинение за извинением, но обнаружил, что Фудзимия вцепился в него мертвой хваткой утопающего.

– Ая, – задыхаясь от недостатка кислорода, прохрипел Кудо. – Ты уже можешь меня отпустить. Я рад снова увидеть тебя, но сейчас мне надо вздохнуть. Ая!

Он потряс Фудзимию за плечи, но, поняв, что с таким же успехом может трясти кусок гранита, с силой ударил по ним:

– Пусти, Ая!

Ая уронил руки и отшатнулся от Кудо. Он поднял голову и, заглянув в его глаза, Ёдзи не увидел в их аметистовой глубине ничего, кроме пугающей безысходности. Ая бессильно сполз в кресло, стоявшее у окна.

– Рад тебя видеть, Ёдзи, – проговорил он лишенным интонаций, механическим голосом и после паузы уточнил: – Тебя тоже, Шульдих.

– Ja, уверен, что ничуть не меньше, – пробормотал Шульдих.

Единственное, что Ёдзи хотелось, это сесть куда-нибудь и привести мысли в порядок, но, находясь в одной комнате с Аей, сделать это было невозможно.

– Что-то Мамору совсем застрял с этим кофе, – сказал Ёдзи, потягиваясь. – Ну что ж, поездка была довольно долгой, так что мы с Шу, пожалуй, пойдем освежимся немного. В какой комнате нас поселят?

– Дальше по коридору, вторая дверь слева, – прощебетал позади него Мамору.

Он повернулся и увидел своего бывшего командира, держащего в руках поднос с чашками, над которыми поднимался пар.

– Там есть ванная. Но не задерживайтесь, я правда очень хочу поболтать с тобой, Ёдзи!

– Хорошо. Спасибо, красавчик, – рассеянно ответил Ёдзи, подхватывая чашку с кофе и направляясь в холл за сумками.

«Такатори уже перенес их, пока ты всухую трахал этого смазливого зомби».

Ёдзи почувствовал, что краснеет.

«Я не трахал его, Шу!»

Он взглянул телепату в лицо и, увидев его мрачное выражение и плескавшуюся в глазах обиду, решил не спорить.

– Ну, идем же, – сказал он, отпивая кофе и сворачивая к их комнате. Зайдя внутрь, он сел на кровать и уставился на дверь, растерянный и несчастный. В голову не приходило ни одного извинения или объяснения, которое могло устроить Шульдиха. Ёдзи знал, что встреча с Аей всколыхнет его чувства, и думал, что готов к этому. Очевидно, что он в очередной раз сделал из себя идиота.

Через несколько секунд, показавшихся Кудо вечностью, Шу вошел и закрыл за собой дверь. Ёдзи поставил свой кофе на комод и посмотрел на бойфренда. Некоторое время оба молчали.

– Итак! – Шульдих хлопнул в ладони и потер их друг о друга. – Пять лет спущено в унитаз, да?

Ёдзи решил, что он достоин быть только какашкой в этом унитазе.

– Шу, нет…

– Один взгляд на великолепного Аю Фудзимию, и меня отправляют в отставку, n’est-ce pas? – жизнерадостно продолжал Шульдих.

– Пожалуйста, прости меня, я не понимаю, что на меня нашло, – взмолился Ёдзи, немедленно начиная жалеть, что говорит такую малоубедительную чушь.

– О, ты просто хотел на кое-кого кончить, и ясно как божий день, что этот кое-кто – не я! – притворная веселость быстро сменилась гневом. – Ты гребаный, непостоянный ублюдок, Ёдзи. Я предполагал, что такое может произойти, но говорил себе – нет, он любит меня и он знает, что я отрежу ему его чертов член, если он предаст меня, так что мне не о чем беспокоиться, так? Но в ту минуту – нет, наносекунду – когда ты взглянул на этого смазливого щенка, я как будто вообще перестал существовать. Я видел, что абсолютно исчез из твоего разума, Ёдзи. И не только я – исчезли все, кроме Аи. Я даже с трудом смог разглядеть, что происходит… Ёдзи… со мной никогда такого не происходило, я никогда не был единственным… – Шульдих осел на пол, пряча лицо в ладонях.

Ёдзи соскользнул с кровати и на коленях подполз к Шульдиху. В его голове беспрерывно вертелось: «Шу, прости, мне жаль, мне так жаль, Шу, я люблю тебя, пожалуйста, прости, мне жаль, прости, я люблю тебя, Шу».

«Заткнись», – Шульдих поднял блестящие от слез глаза. – «Я не собираюсь просто так отдавать тебя ему. Теперь ты мой, и его никогда не будешь. А если ты решишь, что предпочитаешь его, я убью вас обоих и похороню в одной могиле».

Ёдзи знал, что Шульдих абсолютно серьезен, и от облегчения был готов растечься лужицей по ковру. Вместо этого он обнял телепата и положил голову на его плечо.

– Шульдих, я…

«Твою мать, ты прекратишь извиняться или нет? Ты действуешь мне на нервы».

Сказано это было раздраженно, но рука телепата обвила талию Ёдзи, притягивая его ближе. Кудо вздохнул.

– Я действительно не понимаю, что там произошло. То есть… я просто не понимаю, и все. Я знал, что он мне все еще не безразличен, но… – Ёдзи замолчал, будучи не в состоянии сформулировать свою мысль до конца.

Шульдих поцокал языком.

– Ох уж эти Белые охотники. Я совершенно точно знаю, что произошло – хочешь, чтобы я это рассказал?

Кудо отстранился, чтобы заглянуть в блестящие синие глаза.

– Если ты серьезно, то да, пожалуйста.

– Ты сам возвел Аю на этот долбаный пьедестал. В твоем воображении он – удивительная, прекрасная и трагическая фигура – человек, способный на все, побеждающий любого противника, но с единственным уязвимым местом, как и положено классическому герою. Естественно, им оказалась его одержимость своей сестрой. Но это вам не какой-то там банальный изъян – его уязвимость в то же время является его силой, единственным, что наделяет его человечностью. Он нереален в своей красоте, безупречен во своих способностях, непреклонен в своей решимости, непоколебим в своей праведности, и все это вместе заставляет тебя хотеть пригвоздить его своим членом к полу.

– Ээ… и с кем я вот только что разговаривал?

Шульдих закатил глаза.

– Я могу быть умным. Просто не хочу. Научился от Фарфарелло, – он усмехнулся. – Кроме того, это не мои собственные знания. Сказывается то, что мне приходилось копаться в мозгах довольно умных людей.

– Ну конечно, ты идиот с узкой специализацией, – фыркнул Ёдзи.

– Еще раз назовешь меня идиотом, и будешь петь популярные песенки и пускать слюни в овсяную кашу до конца своих дней.

Ёдзи закатил глаза и переместился в более комфортабельное положение, облокотившись на вытянутые ноги Шульдиха.

– Думаешь, я шучу, блондинчик?

– Вовсе нет. Но если ты все это знал… почему ты… я не знаю… не умерил мой энтузиазм, к примеру?

– Черт, Ёдзи, я говорил тебе, что не собираюсь менять что-либо в твоих мозгах, если это не наносит тебе вред. Это не наносило тебе вред – хотя могло привести к тому, что я его тебе нанесу.

Ёдзи нахмурился.

– Хорошо, как тогда получилось, что ты его не нанес? Ты… очень спокойно ко всему отнесся, для себя, конечно. Странно, что у меня до сих пор даже глаз не подбит.

– Что, очень хочется?

– Да не то чтобы.

– Тогда не искушай судьбу.

Ёдзи издал смешок и забрал свой кофе с комода. Отхлебнув глоток, он решил, что он еще не слишком остыл и пригоден для употребления, и откинулся назад, облокачиваясь о кровать.

– Так почему ты ничего не предпринял?

– Ну… знаешь, не только ты так видишь Аю. Кен и Такатори разделяют твое восприятие. Во всех аспектах, – добавил он, многозначительно глядя на Ёдзи.

– Ерунда. Оми никогда не хотел трахнуть Аю.

– Еще как хотел.

Ёдзи едва не выплюнул свой кофе.

– Оми? Тот Оми, который был до Мамору? Тот Оми, чья единственная подружка оказалась его близкой родственницей?

– Именно этот. Конечно, у него не было ни малейшего шанса, пока Ая не начал жить с Кеном, а он сам с Наги.

Ёдзи потерял дар речи.

– По правде говоря, Наги приложил к этому руку. Это была его идея. Довольно интересный опыт, я почерпнул его у Такатори. Когда-нибудь покажу тебе, но лучше расспроси об этом Аю. Он расскажет тебе все, что ты захочешь узнать.

– Ты чертов обманщик, Шульдих, – Ёдзи уже знал, что Шу не врет, и Шу знал, что он знал, поэтому в ответ на свое заявление Кудо получил только насмешливо приподнятую бровь.

– Черт, – прошептал Ёдзи, встряхивая головой. Он достал две сигареты, зажег их и протянул одну Шульдиху. Затянувшись, он не выдыхал, пока не почувствовал легкое головокружение, и, выпуская дым, решил, что не хочет больше ничего об этом знать… по крайней мере, пока. – Но я не понимаю, почему это помешало тебе обрушить на меня справедливый гнев.

– Практически все, кто встречается с Аей, страдают той или иной разновидностью того, что испытываете вы трое. В Шварц мы обычно назвали это синдромом Аи. Все хотят или трахнуть его, или поклоняться ему, или обладать им, или превратить в своего раба, или быть его рабом. Ненавидят его по тем же причинам – из-за его красоты и отчужденности, недоступности. Желание низвести его с пьедестала и уничтожить так же непреодолимо, как и желание трахнуть его или быть им трахнутым.

Ёдзи разглядывал собственное отражение в кофейной чашке.

– И какая разновидность синдрома Аи у тебя, Шу?

– Естественно, мне хотелось хорошенько отыметь его. Наги и Кроуфорд тоже были бы не против, – Шу расхохотался, когда брови Ёдзи взлетели вверх. – Но мы не были одержимы им. Он не обладал Талантом и, следовательно, находился вне зоны нашего внимания, разве что как забавный пустячок с фетишем на холодное оружие. Плюс, я не мог долго находиться в его голове, и это лишало его всякого интереса для меня.

– Ты не упомянул Берсерка.

Шу вздохнул.

– Я не знаю. Попасть в его голову я не могу – это в сто раз хуже, чем лезть в мозги Абиссинцу. Я привык думать, что он оценивает окружающих только на предмет того, как здорово будет показать миру их внутренности, но он не раз удивлял меня тем, как много подмечает в людях. Однако я никогда не спрашивал его об Ае, и он ничего не упоминал о нем, – потянувшись, Шульдих затянулся сигаретой и опустился на пол рядом с Ёдзи. – В общем, я не убил тебя потому, что, заглянув в гостиную и увидев стоявшего у окна Аю, я сразу понял, какое впечатление он произведет на тебя, и я… мог понять твои чувства. Настолько прекрасное создание, влюбленное в тебя, – это должно очень кружить голову.

– Эй, тебя, любимый, тоже безобразным не назовешь, – пожурил его Ёдзи, приобнимая одной рукой. – Да и меня тоже. Но с каких это пор тебя может остановить сочувствие?

Шульдих посерьезнел.

– Дело не только в этом, – тихо сказал он. – Когда ты бросился к нему, я захотел… отомстить. Я даже был готов перенести вторжение в его мозг, чтобы найти там то, что может заставить его страдать. Не очень сложный фокус, учитывая, что он и так мученик по жизни. Но… помнишь, как я описывал разум Аи?

– Конечно. Это было сегодня днем. Я пока еще что-то соображаю.

– Ну, теперь такое впечатление, что там нет ничего. Серая пустыня. Все, что было личностью Аи… оно где-то там, должно быть там. Но оно абсолютно недостижимо.

– Нет, – выдохнул Ёдзи.

Он знал, что дела у Аи плохи, но предполагал, что его проблемы хотя бы решаемы. То, что описывал Шульдих, казалось… непоправимым.

– Может быть, непоправимо, а может, и нет. Ёдзи, я выловил пару вещей из разума Аи-тян, которые показывают ситуацию с другого ракурса. Всю его жизнь, был ли он Раном или Аей, люди так или иначе видели не его самого, а лишь собственное представление о нем. Даже родители – отец был уверен, что Ран на самом деле не его сын, и считал его незаконно присвоившим себе его имя, а мать винила его в отчуждении своего мужа и то окружала вниманием, то полностью игнорировала, в зависимости от настроения. Все это никак не было связано с самим Раном. Только один-единственный человек был близок к тому, чтобы видеть в нем личность и относиться к нему как к личности. Ты знаешь, о ком я. Это не его любовь к ней давала ему человечность, а ее любовь к нему. Она знала, кто он, даже когда он сам этого не знал. Когда она без малейшего предупреждения исчезла…

Кудо пришел к выводу, что ненавидит Аю-тян и при следующей встрече протрет мостовую ее хорошеньким личиком.

– Я бы не стал тратить силы на то, чтобы злиться на нее. Эти отношения для них обоих были ненормальны. Не думаю, что у Аи были бы шансы стать цельной личностью, если бы она осталась с ним. Это все очень невесело, но, возможно, для него это только к лучшему, Ёдзи.

– Это с каких пор тебе не все равно, что для Аи к лучшему, Шу?

Шульдих отвесил ему ощутимый подзатыльник

– С тех пор как ты любишь его, болван.

Ёдзи почесал голову и, пораженный, уставился на Шу.

– Ты прав, я люблю его. И любил. Действительно любил, – в его голове появились нотки обиды. – Я не видел вместо него какой-то там образ, Шульдих, по крайней мере, не всегда. Мы были… он был…

Он замолчал, у него перехватило дыхание.

– Да, Ёдзи. Поэтому он так вцепился в тебя. Он понятия не имел, ни каковы теперь наши с тобой отношения, ни как ты на него реагируешь. Он просто увидел руку, протянутую во тьме. Ты, я думаю, единственный, кто может ему сейчас помочь. Не спасти его, не исцелить, хотя бы просто помочь начать восстановление собственной личности. Которое, это я должен подчеркнуть, не должно сосредотачиваться только на тебе.

Ёдзи неверяще смотрел на него.

– Из твоих слов выходит, что мы здесь задержимся.

Шу скорчил недовольную гримасу.

– Не думаю, что остаться здесь – хорошая идея, но… решим это позже. Господи, мы только приехали! Все это эмоциональное дерьмо меня измотало, – заявил он, прислоняясь к Ёдзи, который поцеловал его в макушку. – Нам пора вернуться в гостиную.

Кудо неуверенно взглянул на него.

– Уже?

– Если мне покажется, что ты собираешься сделать Ае массаж миндалин, я просто парализую тебя.

– Эмоции мне подавлять не будешь, а моторные функции при этом грозишься отключить?

– Эй, – отозвался Шу, поднимаясь с пола и потягиваясь. – Это мой дар – как хочу, так и использую. Отныне я буду держать тебя на коротком поводке, кобель, так что привыкай.

Жирный

– Хммм… а знаешь, ты мог бы для этого взять и настоящий поводок, – предложил Ёдзи, вставая и целуя шею любовника.

– Как жаль, что они не держат домашних животных, – Шу ехидно улыбался.

– Не могу поверить, что ты не против остаться здесь, чтобы помочь Ае, даже после…

Шу похлопал Ёдзи по плечу.

– Тебе и не обязательно в это верить. Верить ты можешь, во что захочешь. Я остаюсь не ради Аи и не ради тебя. Если я оставлю Аю в том состоянии, в каком он сейчас, он сам себя уничтожит, а это причинит тебе боль. А то, что причиняет боль тебе, причиняет боль мне. Мне не нравится, когда мне делают больно. ОЧЕНЬ не нравится, – подчеркнул он, безжалостно впиваясь ногтями в шею Ёдзи.

– Мне… Ох, прекрати же! Мне не нравится причинять тебе боль. Пожалуй, теперь я смогу спокойно встретиться с ним.

– Хм. Хорошо, если так, – сказал Шульдих, берясь за ручку двери.

Глава 5

День у Аи не задался с раннего утра.

Около половины четвертого Кен принялся стучать в его дверь, умоляя впустить его. Это повторялось каждую ночь, с тех пор как Ая разорвал их отношения, но обычно начиналось гораздо раньше, еще до того, как Фудзимия ложился спать. Он ни разу не впустил Кена в комнату, но времени на то, чтобы уговорить бывшего любовника оставить его в покое, требовалось немало. Нынешней ночью Ая только что проснулся, разбуженный чередой весьма реалистичных кошмаров со своей сестрой в главной роли, и был не в состоянии ни спорить, ни игнорировать Хидаку.

– Я не впущу тебя, Кен, но я к тебе выйду, – вздохнул он, набрасывая фиолетовый фланелевый халат поверх пижамных брюк.

– Ты… выйдешь? Спасибо, Ая, – едва слышный шепот за деревянной панелью двери.

Промолчав, Ран медленно открыл дверь, готовясь к тому, что Кен попробует ворваться внутрь, как только он отопрет замок. Но Хидака стоял, с кажущимся безразличием прислонившись к стене напротив двери, всем своим видом олицетворяя смирение. Ая знал, что это не более чем видимость, но все равно вышел из комнаты.

– Пойдем в гостиную, – предложил он и, не дожидаясь ответа, пошел первым.

Ая устроился в своем привычном кресле, а Кен включил одну из настольных ламп и занял место на кушетке напротив него. Некоторое время они просто глядели друг на друга, и Ран отстраненно размышлял: а собирается ли Кен вообще что-нибудь говорить, ведь вряд ли он ждет, что Ая заговорит с ним первым.

Он уже начал засыпать, когда Кен, наконец, произнес:

– Я хочу, чтобы ты уехал отсюда со мной.

Ая вздохнул.

– Почему ты думаешь, что это что-то изменит, Кен?

Лицо Кена оживилось, и он начал объяснять, подкрепляя свои слова жестикуляцией, чего не делал уже довольно давно, отметил про себя Ая.

– Здесь скопилось слишком много плохих воспоминаний для нас обоих, и особенно для тебя, – начал он. – Я принимаю лекарства, и считаю, что мне это действительно помогает, Ая. Я больше не впадаю в такой гнев как раньше… Даже когда ты сказал мне, что… мы больше не должны быть любовниками, – Кен с видимым трудом сглотнул, – я сдержался. И, возможно, в новом месте, там, где не будет всех этих напоминаний… о ней, ты начнешь чувствовать себя лучше. Мы можем поехать куда захочешь, малыш, – Кен упал на колени перед креслом Аи, хватая его за руки. – В любое место в мире.

– А как же Критикер, Кен? – спросил Ая, пойманный этим предложением врасплох.

– Я говорил с Оми. Мамору, – поправился Кен. – Он сказал, что если нам надо уйти из Критикер, он сможет это устроить. Он уже сделал это для Ёдзи.

Ая не мог придумать, что на это сказать. Ему не хотелось отвечать твердым отказом, потому что мысль о смене обстановки была довольно привлекательна, но он знал, что не должен соглашаться.

Он собрался заявить, что ему это не кажется хорошей идеей, но вдруг язык Кена оказался у него во рту – ищущий, отчаянный. И Ая ответил на поцелуй.

«Я не должен этого делать, – думал Ая. – Я разорвал наши отношения. Это приведет только…»

Кен куснул пульсирующую жилку за его ухом, и Ая решил, что ему все равно, к чему это приведет. У него не было сил бороться с Кеном, а чувствовать, как чужие пальцы теребят и щиплют его соски, было так приятно…

– Я люблю тебя, я так люблю тебя, Ая, – выдыхал Кен, осыпая лицо и шею Рана нежными, влажными поцелуями. – Я не знал, что делать, когда ты сказал, что больше не позволишь мне любить тебя… Это нечестно, Ая! – Кен развязал пояс халата и стянул его с плеч Аи. – Позволь мне любить тебя, пожалуйста!

Кен вскочил и, стащив Рана с кресла, заставил встать прямо перед собой. Ая почувствовал, как его халат соскользнул с плеч на пол, и почти сразу следом отправились пижамные штаны; услышал собственный стон, когда ладонь Кена обхватила его затвердевший член.

– Да, Ая, вот так. Хотя бы еще один раз, – шептал Кен ему в ухо, покусывая и облизывая мочку, в то время как его руки блуждали по телу Рана.

Ая потерялся в тумане противоречивых эмоций. Он ощущал себя отстраненным от того, чем занимался с Кеном, но в то же время не настолько, чтобы связно думать. Как бы он ни старался, в его голове все время вертелись одни и те же фразы: «Это не имеет значения. Ничего не имеет. Большего я не заслуживаю. И никогда не заслуживал».

Голова Рана немного прояснилась, когда Кен, уже обнаженный и усевшийся в кресло, усадил его на себя и обхватил его лицо ладонями.

– Тебе хорошо? – спросил он, и Ая автоматически кивнул. – Тогда иди сюда, мой сладкий. Иди ко мне.

Ая одним плавным движением насадился на твердый, как сталь, член Кена, и только тогда понял, что тот, должно быть, успел его подготовить. Кен застонал.

– Полегче, малыш. Боже, я так люблю чувствовать тебя. Как горячо…

Он поднял ноги Аи так, что тому пришлось опереться ступнями на ручки кресла. Ран уцепился за спинку, чтобы не свалиться, но сильные, мускулистые руки Кена немедленно обхватили его.

– Можешь отпустить, Ая. Я держу тебя.

Ран отпустил кресло и оперся о руки Хидаки. Его слегка позабавило напоминание о том, что его телу всегда нравилось доставлять Кену удовольствие. И сейчас, несмотря на обстоятельства, он изгибался и стонал, когда Кен поднимал и опускал его на свой член, постепенно ускоряясь, врываясь в него все резче и сильнее. Ая, громко вскрикивая каждый раз, когда задевалась его простата, одной рукой потянулся к собственной груди, чтобы поиграть с соском, а второй принялся ласкать свой возбужденный член.

– Такой красивый, – полузадушенно проговорил Кен, в его голосе было явственно слышно напряжение. – Такой…!

Ая, тяжело дыша, откинул голову назад и заорал, когда оргазм расколол его на миллионы пылающих осколков.

Где-то в другом мире застонал Кен, и Ая представил, как пульсирует сейчас внутри него член любовника. Он почувствовал какое-то движение, ощутил губы, прижавшиеся к его губам, язык, скользнувший по его языку, и вообразил, как Кен заглатывает его целиком – так, как это делают змеи – засасывает Аю внутрь себя, и он медленно переваривается там, пока от него не остаются только зубы и кости…

От этой картины его отвлекли руки Кена, обхватившие его лицо, и зеленовато-голубые глаза, пытающиеся поймать его взгляд.

– Ая? Ты меня видишь?

Ран не знал, почему, но этот простой вопрос задел внутри него что-то настолько болезненное, что у него перехватило дыхание. Он мог только оцепенело смотреть прямо перед собой, не осознавая, что по его щекам покатились слезы.

– Ая? – в голосе Кена зазвучала тревога. Он приподнял Рана и усадил себе на колени, убаюкивая, словно ребенка.

Ая, поняв, что не может больше ни секунды находиться в гостиной, попытался встать, но Кен еще крепче прижал его к себе.

– Пожалуйста, Ая, скажи, что случилось? Я ведь не сделал тебе больно?

– Отпусти меня, Кен, – раздраженно бросил Ран. Ему надо было уйти отсюда, взять себя в руки и попытаться осознать случившееся. Не то, чтобы он надеялся преуспеть, но попытаться было нужно.

Пальцы Кена вцепились в него настолько сильно, что Ая резко выдохнул, но тут же разжались, отпуская.

– Не уходи так, Ая.

– Ты получил то, что просил, – ответил ему Ран, запахивая халат и подбирая штаны из кучи валяющейся на полу одежды. – Трахнулся со мной последний раз, так?

– Ая, прекрати! Не веди себя так, прошу, ведь только что все было хорошо, – взмолился Кен, вставая и удерживая Аю за предплечье. – Ты мне нужен, Ая. Я не могу без тебя. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты не уходил, я сделаю все, что ты попросишь! Я сделаю все для тебя, Ая!

– Мне ничего от тебя не надо, – резко отозвался Ран. – И никогда не было нужно. Мне плевать, что тебя это расстраивает. Ты сам в этом виноват.

Глаза Кена полыхнули, и из них чуть ли не посыпались искры, как будто он был на грани превращения в дикого зверя, беснующегося сейчас внутри него. Ая занял оборонительную стойку и замер в ожидании. Он был переполнен странными эмоциями и жаждал выпустить их из себя. Ая изобразил презрительную усмешку – он не хотел бить первым, но если он вынудит Кена напасть, то, возможно, сможет дать себе волю и схватится с ним. Схватится по-настоящему, без ограничения на силу ударов и запрещенные приемы, а не просто устроит дружескую потасовку – не так, как они дрались друг с другом, когда Ая впервые пришел в Вайсс. Его захлестнуло адреналиновое возбуждение. Это именно то, что ему нужно…

– Абиссинец, Сибиряк, стоять! – прогремел командный голос Мамору.

Кен съежился. Ая заметил мимолетную вспышку ужаса и отчаянья в его глазах. Каким же чудовищем надо быть, чтобы заставлять Кена драться, когда тот изо всех сил пытается побороть в себе зверя и не стать еще хуже, чем есть. Ая – возможно, намеренно – забыл, что Кен совсем уже не тот человек, каким он был в их прежние дни в Вайсс. И он сам тоже. И подобная схватка не закончилась бы простой потерей сознания.

– Кен, пожалуйста, оденься, я хочу серьезно с тобой поговорить, – продолжил Мамору. Повернувшийся к нему Ая смутно удивился, как даже одетый в красную шелковую пижаму с белыми сердечками, Такатори умудрялся производить впечатление силы, с которой нельзя не считаться. – Ая, – сказал он, его взгляд и голос смягчились, – Пожалуйста, вернись в постель. Завтра у тебя будет трудный день, так что тебе лучше отдохнуть, пока есть такая возможность.

Ая, не оглядываясь, вышел из комнаты, чувствуя, что Кен умоляюще смотрит ему вслед. Ощущение этого взгляда не оставляло Аю, даже когда он был уверен, что его уже никак нельзя увидеть из гостиной.

Он захлопнул за собой дверь, запер ее, прислонился лбом к дереву и только тут обнаружил, что его трясет.

– Черт, – прошептал Ая. Рой перепутанных, непонятных чувств продолжал биться в нем, пытаясь выбраться наружу и ему хотелось кричать, кричать до тех пор, пока не порвутся от напряжения голосовые связки.

Совершенно неожиданно ему пришло на ум, что, наверное, он все-таки любил Кена.

Остатки самообладания разлетелись в клочья. С протяжным стоном он сложился пополам, рухнул на пол и, обхватив голову руками, зарыдал, не чувствуя больше ничего, кроме выворачивающей наизнанку боли и кровоточащей черной дыры внутри себя.

* * *

Проснувшись несколько часов спустя, Ая обнаружил, что по-прежнему лежит на полу возле двери, сжавшись в комок. Он заставил себя подняться, растирая затекшие мускулы и потягиваясь. Благословенное меланхолическое оцепенение вновь снизошло на него, не оставив и следа от ночной бури эмоций.

Он оделся в первое, что попалось под руку, и уже поворачивал ручку двери, когда вспомнил, что сегодня должен вернуться Ёдзи. Он привезет с собой Шульдиха, но все-таки он вернется. Вайсс снова соберутся вместе.

Эта мысль не вызвала у него прилива сладко-горькой ностальгии, как когда-то.

Усмехаясь, Ая покачал головой. Как воссоединение группы наемных убийц может вызвать ностальгию? Это ведь не члены музыкальной группы, снова собравшиеся вместе, и не старые друзья-охотники, и не университетские приятели. Что они будут делать – приготовят попкорн и будут предаваться воспоминаниям о своих самых удачных убийствах? Или составлять десятку Самых Дурацких Моментов на миссиях? Может быть, Наги и Шульдих так и смогут. Их, похоже, не тяготила специфика работы наемниками – возможно, потому, что они никогда не думали о себе как о Хороших парнях в Плохой ситуации.

Тут он понял, что кто-то стучится в дверь.

– Ая? Ты уже встал?

Мамору. Ая выдохнул, только сейчас заметив, что задерживал дыхание.

– Да.

– Уже почти время ланча. Ты хочешь поесть сейчас или когда приедут Ёдзи с Шульдихом?

– Мне все равно.

Он вряд ли вообще сможет есть. Его и без того подташнивало.

За дверью помолчали, и Ая представил себе, как Мамору со вздохом закатывает глаза.

– Ты хотя бы выйдешь? Я хочу поговорить с тобой.

– Я как раз собирался.

Ая присоединился к Мамору в гостиной, где был накрыт чай, и обнаружил, что ему совсем не хочется садиться в свое кресло, где они с Кеном… он потряс головой. Неважно. Он сел в кресло и взял чашку с чаем, предложенную Мамору.

Отпив несколько глотков, Мамору поставил чашку на стол и скрестил руки на груди, внимательно глядя на Аю.

– Я волнуюсь за тебя.

– Ты за всех волнуешься.

Такатори стряхнул со своих брюк невидимую пылинку.

– Не все разрывают отношения, потом занимаются сексом, а потом нарываются на драку с психически нестабильным профессиональным киллером.

Ая ничего не ответил.

Мамору продолжил.

– Кен сказал, что хочет уехать вместе с тобой. Думаю, что вытащить тебя отсюда – отличная идея, но Кен – неподходящая для тебя компания. Однако, если это то, что ты хочешь, я не буду вас останавливать, – Ая приподнял бровь, и Такатори невинно улыбнулся.

- Но это было бы очень опрометчивым решением. Конечно, ты всегда можешь пожить у нас с Наги в Токио…

Ая решительно покачал головой.

– Я так и думал, – вздохнул Мамору. – Что ж, тогда лучше обсудим, что нам с тобой делать, когда приедет Ёдзи, но я надеюсь…, – он умолк. – Ая? Что-то не так?

«Что нам с тобой делать», – крутилось в голове Рана. «Что нам с тобой делать». Так вот к чему все пришло. Он помнил эти слова, адресованные Кену, когда стало ясно, что травма головного мозга слишком серьезна, чтобы предоставить его самому себе. Найти надежное место… обеспечить должный уход… Кен редко рассказывал о времени, проведенном в лечебнице Критикер, но упоминал иногда о бесконечных днях, когда ему оставалось только сидеть и смотреть в окно; о том, как он был вынужден записывать свои мысли, если таковые возникнут, цветными мелками; о бесконечных вереницах то снисходительно-высокомерных, то чрезмерно сострадательных медсестер; об одних и тех же вопросах, снова и снова задаваемых разными врачами; о пациентах, которых, точно стадо коров, перегоняют из палаты в палату огромные санитары с безразличными лицами.

Мамору уже почти тряс его.

– Абиссинец! Ответь мне! – он использовал «голос для миссий», но в нем были слышны неуверенные нотки. Ран инстинктивно схватил Мамору за руки, намереваясь высвободиться, но вместо этого судорожно в них вцепился. Он должен был разозлиться на Такатори, даже возмутиться, но он просто чувствовал себя опустошенным. Как всегда.

– Ая? Пожалуйста, скажи что-нибудь, Ая!

– Все нормально.

Он посмотрел на Мамору, отчасти ожидая увидеть, что его огромные голубые глаза наполнены слезами, но они были сухи. Естественно – это же был не Оми.

– Ая, такое с тобой часто бывает? – обеспокоенно спросил Такатори, но взгляд его был расчетливо-задумчивым.

– Все нормально. Просто оставь меня одного, пожалуйста.

– Не оставлю, но вопросы больше задавать не буду. Я просто посижу здесь, хорошо? – Мамору поднялся и сел обратно на диван.

Взгляд Аи переместился за окно.

– Как хочешь, – пробормотал он. Когда Мамору взял журнал и начал его листать, в голову Аи пришла мысль. – Где Кен и Наги?

– Хмм… Ну… Кену не очень понравились некоторые вещи, которые я сказал ему утром, так что он уехал. Я послал Наги присматривать за ним, чтобы он не попал в неприятности. Я связывался с ним недавно, и он сказал, что Кен просто катается по побережью. Возможно, он сегодня вообще не вернется.

Ая фыркнул. Сегодня приезжает Ёдзи – конечно же, Кен вернется.

– Он вернется сегодня, Мамору.

– Ты так думаешь?

– Я знаю.

Такатори с минуту разглядывал его, а затем снова вернулся к журналу.

Охваченный неожиданным беспокойством, Ая встал и подошел к окну. Глядя на слегка покачивающиеся на ветру ветки деревьев, он думал, что, возможно, жизнь в лечебнице будет не слишком-то отличаться от его жизни здесь. Мамору позаботится о том, чтобы его поменьше беспокоили, и при этом он будет проходить то, что у них называется «лечением»…

Перед мысленным взором Аи чередой бесконечных отражений растянулись дни, которые он до самой своей смерти проведет в комнатах, покрашенных в мягкие, спокойные тона, сквозь небьющееся оконное стекло наблюдая за тем, как сменяют друг друга времена года, и ни о чем не думая.

Он скорее почувствовал, чем услышал или увидел присутствие в доме Кудо. Ёдзи шел к нему, протягивал к нему руки, и Ая ощутил себя моряком, после изматывающего плавания увидевшим свет маяка на родном берегу. Ёдзи обнял его, и Ая вцепился в него изо всех сил. Кудо пах сигаретами, и аэропортом, и специями, и дальними краями, где всегда сияет солнце, и каждой посланной ему улыбкой, и всеми винами, которые он пробовал, но больше всего он пах самим Ёдзи, и, о черт, он сейчас опять расплачется…

«Спокойнее, спокойнее. Мы пробудем тут какое-то время, так что сейчас ты можешь его отпустить», – знакомый голос, зазвучавший в его голове, был ироничен, но мягок, и, вернувшись к действительности, Ая неожиданно осознал, что Ёдзи практически кричит, прося отпустить его наконец.

Подавленный, Ая отпустил Ёдзи и рухнул в свое кресло. Он, словно со стороны, слышал, как здоровается с Ёдзи, а затем с Шульдихом. Видел, что Ёдзи вышел из комнаты, как раз когда вернулся Мамору, неся поднос с напитками – он, похоже, вообще был не способен передвигаться по дому без этого чертового подноса – и заметил, что Шульдих остался в комнате, пристально глядя вслед Кудо.

«Ты понимаешь, что Ёдзи теперь мой, правда, Ая?» – это не было вопросом.

Ая подтянул ноги в кресло и обхватил колени руками, расстроенный постыдной сценой, которую он устроил перед Ёдзи и его любовником, едва они успели приехать. Они, наверное…

«Ох, да прекратишь ты или нет? У тебя нет причин винить себя, ты-то ничего плохого не сделал», – было очевидно, что Шульдих полагает, что кто-то все-таки что-то плохое сделал, но Ая не представлял, кто бы это мог быть, если не он. Шульдих продолжал: «Мы не уезжаем, я не ненавижу тебя, и Ёдзи… тоже тебя не ненавидит. Мы отойдем на пару минут, а потом вернемся и отпразднуем наше маленькое воссоединение, ja?»

И рыжеволосый гайдзин, чья походка немного утратила свою обычно беззаботную грациозность, прошествовал дальше по коридору.

Ая был ошеломлен. Шульдих никогда так много не говорил, обращаясь лично к нему. Он задался вопросом, что бы это могло значить, но не испытывал желания анализировать ситуацию – сейчас ему не хотелось абсолютно ничего, лишь сидеть, уставившись на собственные колени.

Мамору, который был гораздо меньше, чем Оми, склонен к попыткам «разговорить Аю», когда тот явно не хотел общаться, сидел, неторопливо попивая кофе и никак не комментируя происходящее.

Глава 6

Ёдзи обнял Шульдиха за талию, когда они выходили из спальни, и, к его радости, тот хоть и глянул искоса, но руку все же не сбросил.

«Готов?» – спросил Шу, когда они подошли к гостиной.

«Надеюсь», – отозвался Ёдзи, отрывая взгляд от своего любовника и глядя на устроившегося на диване Мамору и Рана, сидящего в кресле, подтянув к себе ноги и уткнувшись лицом в колени. Тянущее чувство в животе появилось снова, но теперь оно смешалось с болью при виде Аи – сильного, стойкого Аи – в таком состоянии.

– Эй, мы вернулись, – с нарочитой веселостью объявил Кудо, отчаянно желая, чтобы Ран выпрямился.

– Отлично! – воскликнул Мамору. – Еще кофе?

– Хорошо бы, но я оставил свою кружку в комнате, – сказал Ёдзи, плюхаясь прямо посередине дивана. Непривычно тихий Шульдих уселся рядом.

– Можешь взять мою, – пробормотал Ая, опуская ноги на пол.

– Я налил тебя чай, а не кофе, глупый, – мягко пожурил его Мамору.

Ая равнодушно пожал плечами.

– Я принесу другую кружку и налью тебе еще кофе, – вскочив, Мамору поспешил на кухню.

– И чему он так радуется? – спросил Ёдзи, ни к кому конкретно не обращаясь. «И чем ты так озабочен? Это… то, о чем мы говорили?»

Кудо старался сосредоточиться на чем угодно кроме Аи, не вполне доверяя себе и своим гормонам.

«Может, он нашел еще одну сводную сестру, чтобы наплодить с ней мутантов», – предположил Шульдих.

Ёдзи нахмурился:

– Что? Так все-таки, что тут происходит?

«Я скажу тебе, что тут происходит, когда наш кофейный мальчик вернется».

– Ты можешь нормально общаться с Мамору? Хотя бы вежливо. Мы приехали сюда, чтобы помочь, а не для того чтобы нас выкинули на улицу пинком под зад через десять минут после приезда.

Телепат в ответ на выговор только фыркнул, и Кудо, опять нахмурившись, отвернулся от него и взглянул на Фудзимию. Сначала его сердце снова замерло, очарованное, но Шульдих тут же ткнул его пальцем в бок, и Ёдзи, стряхнув с себя наваждение, посмотрел снова, стараясь увидеть Аю объективно.

Увиденное заставило его внутренне сжаться от ужаса.

Ран выглядел старше своих двадцати пяти лет, почти изможденным. Несмотря на набранный вес и мускулатуру, он казался нездоровым. Высокие скулы слишком резко выделялись на осунувшемся лице, длинные волосы были вымыты, но, похоже, не расчесывались с того момента, как Ая поднялся с постели, а взгляд слегка запавших глаз был абсолютно пуст, как будто Ран не понимал или ему было совершенно все равно, кто находится вместе с ним в комнате. Ёдзи вспомнил отчаянье, которое он увидел в глазах Аи раньше, когда тот отстранился от него, и подумал, что даже то пугающее выражение было лучше этой пустоты. Через застывшие в неподвижности зрачки, казалось, можно было разглядеть ту самую пустыню, о которой говорил Шульдих, описывая его разум. С растущей тревогой Кудо понял, что ему напоминает взгляд Аи. Он много раз видел подобный взгляд – взгляд умирающего человека.

От внимания Ёдзи не ускользнули и свежие синяки на руках Рана, полускрытые рукавами. Они были похожи на следы от пальцев, схвативших сильнее, чем того требовалось. Кудо нахмурился. Если это сделал кто-то из строителей, с которыми Ая работает…

– А вот и я! – сказал Мамору, возвращаясь в комнату с кофе и тарелкой онигири. –Угощайтесь, если этого окажется мало, я сделаю еще.

– Замечательно, я проголодался, – воскликнул Ёдзи, подхватывая два рисовых шарика и сразу же отправляя один в рот. Он был готов набить рот чем угодно, лишь бы дать себе время подумать, не участвуя в беседе.

«Что за херня тут происходит, Шульдих? – спросил он. – Ты можешь вытащить что-нибудь из головы Мамору?»

«Уже вытащил. Просто следи за разговором», – отозвался Шульдих, а вслух произнес: – Ты не очень рад меня здесь видеть, правда, Мамору?

Мамору вздохнул и опустил чашку с кофе.

– Зачем задавать вопрос, ответ на который уже знаешь?

– Это не совсем вопрос, – парировал Шу, с презрительной насмешливостью глядя мимо Ёдзи на Мамору, который тоже развернулся, чтобы смотреть Шульдиху в глаза.

– Нет, я не рад твоему присутствию. У меня нет на это никаких причин, кроме той, что ты бывший напарник Наги и нынешний любовник Ёдзи, а этого недостаточно. Честно говоря, единственный, кому я был бы рад еще меньше, так разве что Фарфарелло.

Похоже, Ая собирался что-то сказать, но сдержался и вместо этого скрестил руки на груди, внимательно следя за происходящим. Во всяком случае, теперь он был с ними, если не в качестве участника, то хотя бы в роли наблюдателя, с облегчением заметил Ёдзи.

– Хм. Уверен, Фарф не лишится из-за этого сна. Ёдзи, ты понимаешь, что Мамору надеется… нет, не надеется, а твердо рассчитывает, что ты возобновишь отношения с Аей?

Кудо резко повернул голову, успев поймать виноватое выражение, промелькнувшее на лице Мамору.

– Что? Черт, я вернулся не за этим! Я приехал, потому что Ае плохо, и я его друг… Ая, мне очень жаль, что я не поддерживал с тобой связь, – продолжал Ёдзи, поворачиваясь к бесстрастно взирающему на него Рану. – Я… эти последние пару лет я… черт, – он глубоко вздохнул. – Я приехал, как только узнал обо всей этой ситуации с твоей сестрой, и если мой приезд уже ничем не может помочь тебе, Ая, я никогда себе не прощу.

В наступившей гробовой тишине Кудо мог поклясться, что отчетливо слышит тиканье стрелок, хотя все часы в доме ходили беззвучно. Ая молча посмотрел на него, а потом опустил глаза.

– Мамору сказал, что, по твоим словам, с ней все в порядке, – тихо проговорил он.

Взгляд Ёдзи ожесточился.

– О да, – в его голосе появились резкие нотки, когда он вспомнил, как она уходила – беззаботная и убежденная в своей правоте. – Она вовсю наслаждается жизнью, эта маленькая…

– Scheiße, Мамору, где ты учился делать кофе? У него такой вкус, будто ты в него стружку с рельсов наскреб, – перебил его Шульдих, не дав Кудо успеть оскорбить сестру Фудзимии и тем вызвать неприязнь его самого. Ёдзи был благодарен за вмешательство, но его негодование от этого не утихло.

«Я уже говорил, ты зря тратишь время, злясь на нее. Тем более, что среди нас есть более подходящая для твоего гнева кандидатура...»

«Это точно», – подумал Ёдзи, снова поворачиваясь к Мамору. – Ты прекрасно знаешь, что мы с Шульдихом вместе, и так это и останется. Навсегда. Твои интриги ничего не изменят.

Мамору проницательно посмотрел на него.

– И тем не менее, ты все еще любишь Аю-куна, разве нет? – спросил он, соединяя кончики пальцев и опираясь на них подбородком. – Тебе не кажется, что ты в долгу перед Вайсс немного больше, чем перед Шварц?

– Тогда почему бы тебе не бросить Наги и не поселиться с Кеном? – отрезал окончательно выведенный из себя Ёдзи.

Лицо Мамору потемнело.

– Это не повод для шуток, – раздраженно бросил он, с силой сжимая в руках свою кружку.

– Тогда выброси из головы, что я оставлю Шульдиха ради Аи!

– А кто вообще сказал, что мне нужен любовник, – меланхолично заметил Ран.

Ёдзи взглянул на него – Ая едва заметно улыбался, и гнев и расстройство Кудо сами собой исчезли. Сжав руку Шульдиха в своей, он улыбнулся Рану в ответ.

– Действительно, Ая уже большой мальчик. Он может о себе позаботиться, так, Мамору? – неожиданно ледяным тоном спросил Шульдих.

Кудо удивленно посмотрел на него, потом на посеревшего от злости Мамору.

– Что вы имеете в виду, Шульдих-сан? – тон Мамору был осторожен, но безуспешно скрываемая холодная ярость заставила Ёдзи содрогнуться. Он редко видел Такатори таким рассерженным, а растущее напряжение между любовником и бывшим командиром начало злить и его самого.

– Ая, ты знаешь, о чем они говорят? – как можно мягче спросил Ёдзи.

Ая фыркнул.

– Возможно, – ответил он, отмахнувшись, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном.

– Это имеет какое-нибудь отношение к синякам у тебя на руках? – продолжил Ёдзи и почувствовал на себе взгляды Шульдиха и Мамору.

Ая, сидевший наклонясь вперед и опираясь локтями о колени, с громким вздохом откинулся в кресло. Закрыв глаза, он провел рукой по длинным, спутанным волосам, потом наклонился вперед и – к немалому удивлению Ёдзи – извлек из ящика журнального столика пачку сигарет, зажигалку и пепельницу. Он предложил пачку Ёдзи, который молча кивнул, и Шульдиху, который отказался. Вложив в рот две сигареты, Ран зажег их, одну протянул Ёдзи, а второй, снова откинувшись в кресле, неторопливо затянулся сам.

– Хм… Я думал, ты терпеть не можешь сигареты, – Ёдзи уставился на ту, что ему дали, не в силах поверить, что Ая курит. Даже от случая к случаю – часто это происходить не могло, иначе в доме пахло бы табаком.

– Не меняй тему, Ёдзи, – предупредил Шу. – Скажи ему, кому ты обязан своими синяками, Ая. Скажи, кто ломал тебе ребра, разбивал губы, избивал до потери сознания…

– Эй, эй! Это что за херня! – закричал Ёдзи, поворачиваясь к Мамору. – Ты знал об этом, Мамору?

– Ая – хорошо обученный наемник, Шульдих, – Мамору говорил так, как будто Ёдзи вообще рядом не было. – Подобные травмы нередки при одиночных миссиях, за которые он брался. Кроме того, он работает на стройке, где травмы тоже возможны. О том, что это Кен, я узнал совсем недавно.

– Что? – голос Ёдзи сорвался. – Это делал КЕН?! Ая?

Ая только фыркнул в ответ и выпустил дым в его сторону.

– Черта с два ты не знал, что это Кен. Ты подозревал это. Наги подозревал это. Ая слишком хорош как профессионал, чтобы получить такие серьезные травмы на миссии. Ты знал, что Ая хочет, чтобы Кен убил его, и ты не захотел вмешиваться! – Шульдих все повышал и повышал голос, и под конец его крик уже звенел в ушах Ёдзи. Тот, впрочем, едва обращал на это внимание.

– Ая? Это правда? – спросил он слегка дрожащим голосом.

– У МЕНЯ ЕСТЬ ОБЯЗАННОСТИ, – практически рычал Мамору. Он и Шульдих оба вскочили на ноги и теперь стояли напротив друг друга. – Я не могу заботиться обо всем сразу! Когда я выяснил, что это Кен, я предложил Ае помощь, и он отказался...

– О да, потенциальные самоубийцы всегда принимают помощь, в которой нуждаются, да? Твои потуги оправдать самого себя просто жалки, Такатори. У тебя была своя собственная жизнь в Токио, и тебе не хотелось впутываться в серьезную кризисную ситуацию…

– Перестань говорить так, как будто ты все знаешь, – закричал Мамору, обходя Ёдзи, чтобы бросить эти слова Шульдиху в лицо. – То, что ты стащил какую-то часть информации из моей головы, не дает тебе право судить…

– Я достаточно хорошо информирован, чтобы судить, что ты гребаный трус!

– Ты, сукин сын…

Пока они ругались, Ёдзи, чей разум пребывал в полном хаосе, не сводил глаз с Рана. Тот с абсолютно не заинтересованным видом небрежно докурил сигарету, потом затушил ее в пепельнице, встал, поднял свое кресло и со всей силы швырнул в то самое окно, возле которого стоял, когда Ёдзи и Шу только приехали. Стекло с оглушительным звоном разбилось, и его осколки посыпались наружу следом за упавшим в сад креслом. Шульдих и Мамору замолчали, потрясенно уставившись на Фудзимию. Ёдзи подозревал, что сам выглядит точно так же – кресло казалось очень тяжелым, а Ая поднял его так, как будто это была пустая картонная коробка.

– Ээ… Ая? – голос Мамору прозвучал немного робко, и Ёдзи чуть не захихикал.

– Заткнитесь. Все. Просто заткнитесь. Что вы ни собираетесь со мной делать, куда ни собираетесь поместить, просто решите, наконец, сделайте это и оставьте меня в покое.

Ая вздохнул, как будто этот небольшой спич вымотал его, достал еще одну сигарету из пачки, закурил и лег навзничь на ковер.

Несколько минут все молчали. Потом Ёдзи тоже зажег сигарету, обошел стол и растянулся на спине рядом с Аей.

– Да, мне тоже каждый раз после того, как покидаюсь креслами в окна, хочется закурить и выпить холодного пивка. Шу, не сгоняешь в магазин?

– Я тебе не мальчик на побегушках, – надулся Шульдих.

– Пожалуйста? Я буду боготворить твою доброту, – попросил Ёдзи, добавляя мысленно: «Я хочу поговорить с ними наедине, а тебе и Мамору некоторое время стоит подышать разным воздухом».

– Вообще-то, ты должен боготворить меня и без помощи алкоголя, но ладно. Я схожу. «Никаких глупостей в мое отсутствие», – предупредил он.

«Их не будет. И Шу… пожалуйста, не подслушивай, ладно?»

«Отлично. Собираешься секретничать с красивыми мужчинами в мое отсутствие. Хотя нет, с одним красивым мужчиной и … »

– Спасибо, Шу, – жизнерадостно прервал его Ёдзи. Шу махнул рукой и ушел.

Ёдзи сидел и курил, глядя туда, где несколько минут назад стоял его любовник, пока его внимание не привлекло невнятное восклицание, изданное упавшим обратно на диван и закрывшим лицо руками Мамору. Впрочем, через пару минут тот выпрямился.

– Ая, – мягко начал он. – Что… ты хочешь, чтобы тебя поместили в лечебницу? Ты это имел в виду?

– А у меня есть выбор? – спросил Ая, по-прежнему глядя в потолок.

– Конечно, есть, Ая, – подтвердил Мамору, вставая с дивана и тоже усаживаясь рядом с Раном. – Чего бы ты ни захотел, я сделаю все, чтобы это исполнилось, ты же знаешь. За исключением…

Замолкнув, Мамору сжал кулаки.

Ая вздохнул.

– Я ничего от тебя не хочу.

Ёдзи вмешался до того, как Такатори успел ответить.

– Почему ты предлагаешь, Мамору? Зачем спрашивать, если знаешь, каким будет ответ? Почему ты просто не сделаешь то, что надо сделать?

Мамору ощетинился.

– И что же надо, по-твоему, сделать, Ёдзи? Считаешь, что Аю надо поместить в клинику?

Кудо закатил глаза.

– Такой блестящий парень – и временами такой идиот. Я имел в виду, что Аю и Кена надо изолировать друг от друга.

– Мы работаем над этим, – ответил Мамору, занимая оборонительную позицию.

– Не работай над этим, – сказал Ёдзи, борясь с желанием повысить голос, – просто сделай это. Ая, – он сжал руку Фудзимии, – я хочу, чтобы ты как можно больше участвовал в принятии решений о том, как лучше поступить, но самостоятельно ты сейчас не способен отвечать за себя. Мы собираемся принять за тебя некоторые решения, но никто не хочет никуда тебя запирать.

– Пока, – уточнил Ран.

Кудо поцеловал его руку.

– Если ты предпримешь попытку навредить себе, у нас не останется выбора, это так. Но даже это не навсегда, Ая, – прошептал Ёдзи, наклоняясь ближе и прикладывая ладонь к его груди напротив сердца. – Я хочу вернуть тебя назад. Я не хочу, чтобы ты покинул этот мир побежденным, это не твой стиль.

Ая посмотрел на него, как на внезапно заговорившего лунатика.

Такатори прошептал что-то неразборчивое. Он стоял на коленях, сжав кулаки.

– Что, Мамору?

– Я говорю, что Шульдих прав, – чуть громче произнес Мамору, поднимая взгляд на Ёдзи. – Я трус. Просто… помнишь, в госпитале, после того как упала башня, когда у Кена начались все эти приступы?

Ёдзи кивнул. Он очень хорошо это помнил, хотя был бы безмерно рад забыть.

– Помнишь, как он начал просыпаться и нападать на персонал? Он никогда потом не помнил о случившемся. Он был так напуган, так боялся, что это кончится тем, что он нападет на того, кто ему действительно дорог… – Мамору на секунду запнулся. – Ая… даже тогда это был Ая, ты помнишь?

Это Ёдзи тоже очень хорошо помнил.

Они тогда втроем, уже вылечившиеся от собственных многочисленных травм, полученных при падении башни, решили вместе навестить еще лежавшего в больнице товарища. А Кен впервые после инцидента увидел Аю, будучи в сознании.

Фудзимия остался в дверях, но Кен так настойчиво махал ему, что тот все же вошел в палату и встал у него в ногах.

– Подойди сюда, – сказал Хидака, кивая на место рядом с собой.

Ая неохотно подчинился.

– В чем дело, Кен?

– Ая… – глаза смотревшего на Фудзимию Кена сияли, как летнее небо солнечным днем. – Я видел тебя, когда тонул, – он сел и схватил Аю за руки, что тому явно не понравилось, но он промолчал. – Я тонул, уходил под воду и взглянул вверх… я не мог двинуть ни ногой, ни рукой… я знал, что умираю. И это было не страшно, я смирился с этим, но… – он умолк, его глаза заблестели от слез. – Я хотел… – он помотал головой, – я посмотрел наверх, чтобы увидеть струящийся сквозь воду лунный свет, и я подумал, что будет неплохо, если это последнее, что мне придется увидеть. Поэтому я продолжал смотреть, и вдруг ты оказался рядом со мной, Ая, и твой плащ… мне показалось, что это крылья падшего ангела…

Кудо мысленно закатил глаза – Кен все-таки бывает таким пафосным.

– Ты спас мне жизнь, Ая, – сказал Кен, неожиданно привлекая Фудзимию к себе, обхватывая его руками, вцепляясь в свитер и утыкаясь лицом ему в живот.

Ая, похоже, был в шоке. И Ёдзи мог его понять – Кен никогда себя так раньше не вел и вообще крайне редко дотрагивался до напарника. Он почувствовал укол ревности при виде того, что кто-то обнимает его любовника, но он уже знал, что Ая собирается от него уйти, и охватившее его при этом известии отчаянье не оставляло места другим чувствам.

– Я хочу спасти тебя, Ая, – говорил между тем Хидака. – Я хочу защищать тебя… но я не могу, – он оборвал вырвавшееся у него сдавленное рыдание. – Я не могу, потому что не знаю, что могу натворить, не знаю, на кого могу напасть… я не могу так, я ненавижу себя… – Кен все-таки разрыдался, и Оми начал успокаивающе гладить его по спине. Ая, судя по его виду, очень хотел оказаться где-нибудь в другом месте, но он не отстранялся от цепляющегося за него Кена. Ёдзи же просто наблюдал за ними и боролся с безумным желанием закурить.

Наконец Ая вздохнул и слегка потрепал Кена по голове.

– Это не твоя вина, – тихо сказал он. – Мне… жаль, что это произошло с тобой. Но меня не надо ни спасать, ни защищать. Мы все прикрываем друг другу спины, мы все спасали друг другу жизни. Ты мне ничего не должен.

– А если однажды тебе будет нужна моя помощь, – сквозь слезы настаивал Кен. – Тебе будет нужна моя помощь, а я только наврежу тебе. Как мне теперь жить? Я хочу быть в состоянии сделать для тебя что-нибудь хорошее, Ая, что-нибудь…

– Так, все, достаточно, – оборвал его Фудзимия, стараясь оторвать руки, вцепившиеся в его талию. Потерпев неудачу, он заставил Кена поднять голову и холодно посмотрел на него. – Я спас тебя, потому что я – ваш полевой командир. И часть моей работы заключается в том, чтобы принять все меры для того, чтобы после миссии вы все вернулись живыми. Так что выкинь из головы эти нелепые фантазии. Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужно, чтобы ты меня спасал. Мне никогда не понадобится, чтобы ты меня спасал. Поэтому хватит рыдать, и прими то, что с тобой случилось.

– Ёдзи? – с легким беспокойством окликнул Оми.

Кудо поднял взгляд на… нет, это был Мамору. С некоторым усилием он стряхнул с себя паутину воспоминаний.

– Прости, я задумался о том, что ты сказал.

– Я не хотел верить, что он когда-нибудь сможет причинить вред Ае, поэтому я… – голос Мамору дрогнул.

– Да, я понимаю, – вздохнул Ёдзи, пытаясь согреть дыханием холодные пальцы Аи – неужели его руки всегда были такими ледяными? Наверняка, нет. – Ты сказал тогда, что мы все прикрываем спины друг другу, и ты был прав, но когда понадобилось прикрыть спину тебе, никого из нас не оказалось рядом. Мы подвели тебя, Ая, все трое.

С раздраженным вздохом Ая вырвал свою ладонь из рук Ёдзи.

– Все закончили со своими покаяниями? – он швырнул окурок в пепельницу и потянулся за онигири. – Я не собираюсь искать оправдания ни для Кена, ни для себя. Вы хотите вмешаться во все это – замечательно, вы уже вмешались. Делайте то, что считаете нужным сделать, я не собираюсь с вами спорить. Я приму ваши решения, если они будут разумны, а не какие-нибудь глупости типа – давайте отвезем его в Диснейленд.

Он поморщился и лег, опираясь на локоть и неторопливо жуя онигири.

– Знаете, а эта идея действительно приходила мне в голову, – негромко засмеявшись, признался Мамору. – Я упомянул об этом при Наги, и он сказал – конечно, почему бы не засунуть его в шумное, жаркое место, где полным полно детей, и заставить его стоять в очереди и слушать их хныканье. Это кончится тем, что он отнимет меч у мультяшного пирата, и если не сможет убить никого из настоящих детей, то хотя бы получит удовольствие, отрубив головы семи гномам.

Ёдзи засмеялся – без особого энтузиазма – открытия этого дня слегка подкосили его, но возможность проявить хоть какую-то радость была большим облегчением.

– Наги действительно сказал все это? Я и не думал, что он может быть таким многословным.

– Ну, я слегка перефразировал, но да – он все это сказал. Он умеет разговаривать, просто его нужно предварительно затащить в постель.

У Ёдзи отпала челюсть, а Ая издал звук, который мог быть как смешком, так и сдавленным кашлем. Мамору ехидно улыбался. Ёдзи закрыл рот и смахнул воображаемую слезу.

– Омичи, мои уроки явно не пропали даром, – гордо возвестил он.

– Да, у меня были хорошие учителя, – сказал Мамору, кажется, не возражавший против старого прозвища.

Ая, застонав, запустил в Ёдзи остатками рисового шарика.

– Не буди в нем сентиментальность. Мне несколько дней кусок в горло не полезет.

– Ты жесток, Ая, – притворно надулся Мамору, когда Ёдзи засунул онигири Рана ему в рот. Тут зазвучала причудливая электронная мелодия, и Мамору извлек из кармана сотовый.

– Персия, – деловым тоном ответил он и тут же улыбнулся: – Привет, Наги. Где ты? – он сдвинул брови. – Хорошо. Да, они здесь. Шу ушел за… о, он с тобой связался? Я понял. Хорошо.

Он закрыл телефон.

– Шу не говорил, что связывался с Наги, – заметил Ёдзи, нахмурившись. – Это было после того, как он ушел?

– Это не он связался с Наги, это Наги связался с ним, – объяснил Мамору. – Телепатически.

– Ну, да, я понял. Но как это сумел сделать Наги, он же не телепат?

– Шульдих никогда не объяснял тебе, как работает связь у Шварц? – удивленно спросил Мамору.

– Конечно, объяснял. Но я не знал, что она до сих пор активна.

– Поэтому Наги и попытался связаться с ним, чтобы проверить, работает ли она. Он сказал, что ему это легко удалось, так что Шульдих, должно быть, держал ее открытой все эти годы, – Мамору казался задумчивым. – Я не обманывал, когда говорил Шульдиху, что Наги хочет с ним увидеться.

– Хм, – Ёдзи взглянул на лежавшего с закрытыми глазами Аю и снова взял его руку в свои. – Шу уж наверняка будет рад его снова видеть. Он говорит о Наги так, как будто тот его младший братишка.

– Наги обычно называет Шульдиха нежеланной мамой, – хихикнул Мамору. – Видимо, они с Кроуфордом все время препирались, как его лучше воспитывать.

– Да, я слышал пару таких историй, – улыбаясь, сказал Ёдзи.

– Оставим анекдоты на попозже, – лицо Мамору посерьезнело. – Наги звонил сказать, что они… – он проверил часы. – Будут здесь через десять минут.

Глаза Рана резко распахнулись.

– Ёдзи, – сказал он, сжимая одну из рук, которые удерживали его собственную.

– Да, Ая?

– Не трогай его.

Ёдзи стиснул ладонь Аи, надеясь, что комок, образовавшийся у него в горле, даст ему говорить.

– Не могу ничего обещать, малыш, – сумел только выговорить он.

– Я серьезно. Он нестабилен, ты это знаешь. Я несу точно такую же ответственность за то, что произошло, как и Кен. Я знал, что делаю.

Комок в горле, кажется, увеличился вдвое.

– Так Шульдих был…он говорил правду, когда сказал, что ты… - Ёдзи с трудом сглотнул.

– Надеялся, что Кен убьет меня, да. Но он этого не сделал, а сейчас вы все здесь и не дадите этому произойти, так что забудем об этом. Он уже достаточно травмирован, и я не знаю, что он сделает и кому, если у него снесет крышу. Оставь его в покое.

– Я не знаю, смогу ли сделать это, Ая, – прошептал Ёдзи, прижимая его ладонь к своей щеке.

– Ты сам себе роешь могилу. Я даже не смогу осудить Кена за то, что он тебя в нее уложит.

– А я не позволю тебе защищать того, кто так с тобой обошелся.

– Ты серьезно думаешь, что он смог бы это сделать, если бы я ему не позволил?

– Это не имеет ни малейшего значения, Ая. Если… – Ёдзи оборвал сам себя, услышав рев приближающегося мотоцикла, хорошо слышный через разбитое окно.

– Момент истины, – пробормотал Ран, выразительно глянув на Кудо.

Ёдзи не совсем понял, что Ая под этим имел в виду, но не хотел начинать очередную дискуссию. Он встал.

– Я открою дверь, Мамору, – крикнул он, направляясь к холлу.

– Э… ладно, Ёдзи-кун, – отозвался тот. – Но он войдет через гараж. Дверь на кухне.

Кудо усмехнулся про себя.

– Спасибо, – ответил он, поворачивая к кухне, как раз когда снаружи донеся звук открываемой автоматической двери гаража.

Глава 7

Ёдзи вошел в гараж, когда Кен уже снимал шлем. Увидев бывшего напарника, Хидака на мгновение замер, но, судя по всему, быстро совладал с собой.

– Привет, Ёдзи, – тихо сказал он.

Кудо щелкнул зажигалкой.

– Привет, Кен, – отозвался он, прислоняясь к стене в обманчиво-расслабленной позе и небрежно зажимая в зубах сигарету.

– Хорошо выглядишь, – заметил Хидака. – Загоревший, отдохнувший. Жизнь в бегах пошла тебе на пользу.

Ёдзи усмехнулся.

– Думаю, это скорее Шульдих пошел мне на пользу. Хотя, в основном, он предпочитает быть занозой в заднице, - с нежностью добавил он.

– Да, это ему всегда хорошо удавалось, – пробормотал Кен.

– Он этим гордится, – со смешком ответил Кудо. – А тебе идут длинные волосы. Стильно выглядишь.

– Спасибо. Давай закруглимся с обсуждением волос и бойфрендов, и ты сможешь, наконец, сказать, зачем вышел меня встречать. Видимо, у тебя есть что высказать.

Кен шагнул к Ёдзи, глаза его потемнели.

Кудо выпрямился. Он чуть было не начал поднимать руку, чтобы снять очки, но вспомнил, что на нем их нет, он практически совсем перестал их носить. Вот так вспоминаются старые привычки рядом с Вайсс, подумал он.

– Кен… ты знаешь, что заслуживаешь, чтобы тебя сварили в смоле и живьем скормили троглодитам за то, что ты сделал Ае?

Это было не совсем то, что он собирался сказать, но достаточно хорошо выражало его чувства.

Несколько секунд лицо Кена сохраняло враждебность, но затем он развернулся и прислонился спиной к стене рядом с Ёдзи, обхватив себя руками.

– Я знаю, – прошептал он. – За это я ненавижу себя больше, чем за все остальное вместе взятое, что сделал за свою жизнь.

– У меня в голове не укладывается, как ты вообще мог… – вздохнул Кудо, бросая окурок на цементный пол и раздавливая его ногой.

– Ёдзи, я так люблю его. Думаю, я влюбился через несколько месяцев после его появления в Вайсс. Когда вы двое… начали встречаться, я уже точно любил его.

– Да, до меня недавно, наконец, дошло. А тогда я удивлялся, почему ты начал меня сторониться.

– Это было так больно, видеть вас вдвоем, знать, что он любит тебя, – Кен горько рассмеялся. – Скорее всего, до сих пор любит. Разве что по-другому. Но пока он не исчез, я не ненавидел тебя. Это потом, после башни, я возненавидел всех и вся. Временами я не помнил, что делал, а когда приходил в себя, то обнаруживал кровь на своих руках, груди, лице и не знал, что я сделал и кому.

Кудо кивнул.

Кен громко, судорожно вздохнул и уставился на потолок.

– После выхода из клиники я чувствовал себя… словно в эйфории. Знаешь, как будто я – супермен. Непобедимый. Тебя рядом больше не было, а я наконец-то оказался достаточно хорош и достаточно вменяем, чтобы быть с Аей. Конечно, его в то время ничего кроме присмотра за Аей-тян не интересовало, но я видел, как ее это раздражало. Она жаловалась мне, когда его не было рядом, хотя это случалось нечасто, но Ая доверял ее мне. И я был так офигительно счастлив, что он доверял мне свою драгоценную маленькую сестренку, – голос Кена был хриплый и дрожащий, хотя глаза оставались сухими. – Она призналась мне, что собирается уехать, и я… я ничего не сказал ему.

– О черт, Кен, – выдохнул Ёдзи, скрещивая руки на груди. – Ну ты и козел.

– Я обещал ей, что не скажу, но, конечно, дело не в этом. Я хотел, чтобы она уехала. Я хотел, чтобы она причинила ему боль, и я смог бы спасти его. Я хотел занять в его жизни место, которое занимала она. Я хотел, чтобы он любил меня… я так хотел этого. Это единственное, чего я хотел в этой жизни.

– Ты хоть понимаешь, что несешь полный бред? Как будто ты его не столько любишь, сколько насильно домогаешься, – сказал Ёдзи, и Кен повернул к нему голову.

– Я знаю. Я… черт… – Кен судорожно вздохнул. – После Фарфарелло и того падения с башни я сильно изменился. Это как… даже не знаю, как описать. Как будто внутри старого мозга вырастает новый, и в нем живут демоны, которые дергают меня за ниточки и контролируют каждое движение, как бы я ни старался им сопротивляться. Но я все равно не могу заставить себя оставить Аю. Даже если я причиняю ему боль. Я не хочу этого, поэтому начал принимать эти проклятые медикаменты. Ая необходим мне. Я не смогу без него.

– Тебе придется без него обойтись, потому что вас двоих надо разлучить. Так не может больше продолжаться, Кен. Пусть Мамору и не может заставить себя вмешаться, но я смогу.

– Может быть, если мы съедем из этого проклятого дома, все изменится, – продолжал говорить Хидака, как будто и не слыша слова Кудо. – Нам надо уехать из Японии. Он не будет так подавлен, все будет непривычным и новым и…

– Кен! Ты меня слышишь? – Ёдзи схватил его за плечи и сердито на него уставился. – Этого не будет, Кен. Мы уезжаем отсюда, скорее всего, завтра. Ая поедет с нами. Ты – нет. Ты понял меня?

Кен непонимающе смотрел на него.

– Что? Ты приехал сюда, чтобы похитить Аю?

– Мы не «похищаем» его. Он дал свое согласие.

Ноздри Хидаки раздулись от гнева, и он резко сбросил руки Кудо со своих плеч.

Ёдзи тяжело вздохнул.

– Слушай, наверное, нам лучше войти в дом и…

Прежде чем Кудо успел понять, что происходит, его рука оказалась вывернута и заломлена за спину в болезненном захвате, а он сам впечатан лицом в холодную, бетонную стену.

– Ты считаешь себя самым главным, да? Ты не позволишь мне быть с Аей, – Кен понизил голос, и Ёдзи почувствовал его тяжелое дыхание на своей шее. – И как ты собираешься остановить меня, ты, гребаный придурок?! Проклятье!

Кен еще сильнее вывернул руку Кудо, и, лишившись возможности сопротивляться и вообще двигаться, тот закричал.

Ёдзи понимал, что говорить Кену наедине то, что он ему сказал, было несколько безрассудно – впрочем, и в присутствии других тоже, за исключением разве что Наги. На мгновение Кудо задался мыслью, находится ли сейчас телекинетик в доме. Он попытался сконцентрироваться, чтобы по телепатической связи дотянуться до Шульдиха, но Кен снова дернул его за руку, и он не смог сфокусироваться.

– Думаешь, ты можешь вот так просто ввалиться сюда спустя пять гребаных лет и начать распоряжаться чужими жизнями? Да что ты вообще сделал для Аи, а? Где ты был, когда исчезла его сестра? Трахался с этим ублюдочным телепатом где-нибудь на тропическом пляже? По крайней мере, я был здесь, по крайней мере, я старался. Я старался изо всех сил. Какого хрена ты считаешь, что ты для него лучше?

– Кен, я не могу…

– Да пошел ты!! – прорычал Хидака, развернув Ёдзи и заехав ему кулаком в челюсть с такой силой, что тот не смог удержаться на ногах.

В ушах у Ёдзи зазвенело, из глаз посыпались искры, но он вскочил на ноги с ловкостью кошки, едва избежав следующего удара.

«Шу! Где ты!»

«Еду к дому вместе с Наги, а что? Что-то не так?»

Кен схватил монтировку, с явным намерением дотянуться до Ёдзи, а в гараже оставалось не так много свободного места, чтобы уклониться от атаки. Черт, он никогда не любил рукопашную.

«У меня неприятности!»

«Неприятности какого рода?»

Ёдзи увернулся от удара, который пришелся об стену, оставив в ней приличную вмятину. В глазах бывшего футболиста и хорошего парня Кена Хидаки не оставалось ничего, кроме жажды крови, желания бить, калечить, убивать.

«Кен! Монтировка!»

«Проклятье, я знал, что надо было сразу возвращаться!»

Ёдзи не удалось ответить - в этот момент Кену удалось ухватить его за волосы и с силой ударить по левой почке. Колени Кудо подогнулись, в глазах помутилось от боли, и он только смог осознать, что его волокут… Ёдзи так и не узнал, куда, потому что услышал, как голос Аи произносит:

– Отпусти его, Кен.

И к изумлению Кудо, его действительно отпустили.

Судорожно втягивая воздух ртом, Ёдзи развернулся так быстро, как только смог, и увидел катану Аи, замершую в опасной близости от горла Кена. Рыча, чуть ли не исходя слюной от бешенства, Хидака попытался отпрыгнуть назад, но Ран, умело предупреждая каждое его движение, сумел загнать бывшего напарника в ловушку между стеной и своим мечом. По шее Кена, там, где острое лезвие вспороло кожу, текла кровь.

– Ая, я собираюсь дать ему транквилизатор. Я не хочу, чтобы это снова повторилось, проклятье!

– Мамору, я уже говорил, что если ты не можешь сказать, какую именно реакцию вызовет смесь того, что ты хочешь ему вколоть, и того, что он сам принимает, я не дам его травить.

Мамору раздраженно фыркнул. Не сводя с Кена настороженного взгляда, он приблизился к Ёдзи.

– Ты как, нормально?

– Конечно, конечно, – пробормотал Ёдзи, пытаясь подняться. Резкая боль пронзила его позвоночник. – Ничего такого, что нельзя исправить пинтой бурбона.

Послышался топот бегущих ног, и в гараж ворвался Шульдих. Он завертел головой, оглядываясь по сторонам, и, увидев Кудо, кинулся к нему.

– Ёдзи! Ёдзи, ты в по.. ну конечно, не в порядке. Ты, крысиный, ублюдочный сукин сын, – заорал он, судя по всему, обращаясь к Кену, который понемногу начал приходить в себя. –Ты отбил ему почку! Кем же нужно быть, чтобы сделать такое тому, кто… черт. Что толку с тобой разговаривать? Когда я закончу с тобой…

– Нет, – выкрикнул явно встревоженный Ран. Катана в его руках угрожающе дрогнула, но спохватившись, он удержал ее у горла Кена. – Не смей выворачивать ему мозги. Пожалуйста, Шульдих.

– Ая, ты можешь опустить меч. Я держу его, – послышался от дверей спокойный голос Наги.

– Хорошо, я не буду трахать его мозги, Ая, обещаю. Они и без меня так затраханы, что дальше некуда, – сказал Шульдих, поднимая монтировку с пола.

– Шульдих, – начал Ран.

– Отведи Ёдзи внутрь и найди ему обезболивающее и электрогрелку, ладно, Ая? – проговорил Шульдих, приближаясь к Хидаке и окидывая его изучающим взглядом.

– Пошли, Ёдзи, – позвал Ран, мгновенно подчиняясь инструкциям телепата.

«Шульдих, что ты такое ужасное собрался делать, если даже забрался в разум Аи, чтобы заставить его уйти из комнаты?» – спросил Кудо, протискиваясь мимо Мамору и Наги.

«Ничего особенного. Небольшое воздаяние. Хочешь посмотреть?»

«Черт, Шу, – с беспокойством отозвался Ёдзи. Ран, уложив его на кушетку, уже ушел искать обезболивающее. – Я не…»

«Представь, как он вот так же нападает на Аю. Снова, и снова, и снова…»

Кудо закрыл лицо руками.

«Этого не может быть, Ая бы не выжил. Проклятье, Шу…»

«Значит, все было еще хуже. Очевидно, что он сохранял контроль над собой, когда избивал Аю, но не использовал его, чтобы остановиться».

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу все это дерьмо…»

«Расслабься, я уже закончил».

Дверь в гараж открылась, выпуская Наги и Мамору. Позади них по воздуху плыл Хидака, видимо, удерживаемый в этом положении телекинетиком. Лоб Кена был покрыт крупными каплями пота, он задыхался, его лицо искажала гримаса мучительной боли. Но Кудо не разглядел на нем ни крови, ни открытых ран.

«Что ты с ним сделал?» – спросил Ёдзи, когда троица прошла мимо него, направляясь в комнату Кена.

«Ничего особенного. Сломал ему правое запястье, пару ребер и несколько раз заехал по почкам, – крайне раздраженный Шульдих шагнул в комнату. – Это приемлемо, мистер Всепрощение?»

Ёдзи хотелось выдрать себе волосы. Или Шульдиху. Он не мог подобрать соответствующие ситуации эмоции, и этот внутренний конфликт вызывал в нем тошноту. В его воображении бешеный взгляд Кена прояснялся, превращая его в того наивного, открытого, улыбчивого паренька, каким он был до падения башни. Кудо почувствовал, что у него сводит от боли живот, и закашлялся, ощущая во рту кислый привкус.

– Черт бы это все побрал…

Шульдих в одно мгновение оказался рядом с ним, бережно обнимая.

– Прости, малыш, – шептал он, гладя Ёдзи по волосам. – Прости. Прости.

– Почему у него был такой вид, как будто он умирает от боли? Кен может выдержать то, что ты сделал… без… – Кудо потряс головой.

– Я усилил эффект, так что ему кажется, что он испытывает гораздо большую боль, чем на самом деле.

Ёдзи хотел потребовать, чтобы он прекратил это, но…

– Позволь мне об этом самому позаботиться. Обещаю, я не буду мучить его больше, чем необходимо.

Кудо приподнял бровь.

«По-твоему, существует «необходимое» количество мучений?»

Лицо Шульдиха потемнело. «О да. Совершенно точно».

Это было уже слишком, Ёдзи просто не мог больше об этом думать. Он глубоко вздохнул и понял, что его собственная боль утихла.

«Шу, ты…»

«Да, и не вздумай со мной спорить».

– Ладно, но Ая вроде как отправился искать мне обезболивающее… и что-то он долго его ищет, – внезапная паника вызвала новый приступ тошноты.

– Я пойду проверю. Уверен, он… не то чтобы в порядке, но…

– Да, да. Иди уже! – Ёдзи откинулся на кушетку и прикрыл глаза рукой, стараясь успокоиться.

Через пару минут он услышал ментальный голос Шульдиха: «Не скажу, что Ая наслаждается жизнью».

Кудо застонал. «О чем ты?»

«Пол в ванной, поза эмбриона, дрожь. Не суйся сюда, я собираюсь немного снять ему напряжение. Чтобы он не впал в кататонию».

«Потрясающе».

«Мамору сказал, что уже договорился о месте для Кена в психиатрической лечебнице Критикер. Они пошлют за ним скорую. Так что если у тебя есть, что сказать ему, говори это сейчас».

Кудо подумал, что его сердце вот-вот разорвется. Кен так старался – Ёдзи знал, что он старался – Кен всегда был нацелен на выигрыш, и, однажды поставив себе цель, он уже не останавливался, пока не добивался ее. И для него невозможность сохранить свободу, ради которой он боролся со своим состоянием, невозможность сохранить человека, за которого он сражался, была невыносимой.

Ёдзи не хотел, чтобы решение поместить бывшего товарища в клинику снова пересмотрели – тот несомненно нуждался в лечении, но он знал, что для Кена это будет полным крахом. Ёдзи очень хотел хоть как-то поддержать его, но на ум ничего толкового не приходило.

«Мы же все равно решили бы, что его надо положить в клинику, даже если бы он не напал на меня, да?» – едва успев послать это, Ёдзи почувствовал себя полным идиотом.

И услышал, как Шульдих мысленно поцокал языком.

«Чувствуешь себя виноватым? И правильно. Не рассчитывай, что я не надеру тебе задницу за то, что ты вляпался в эту ситуацию. Я раз за разом пытался попасть в его разум и заставить его остановиться, пока мы добирались сюда, и не мог. Это как попасть в эпицентр какого-нибудь гребаного урагана. Он мог легко убить тебя, и ради чего? Чтобы ты лично сообщил ему, какой он козел? Он и так это знает. Черт тебя подери, Ёдзи».

Кудо представить себе не мог, что может чувствовать себя еще хуже. Больше всего ему сейчас хотелось впасть в спячку на пару лет, прямо здесь, на диване Аи, и не просыпаться до тех пор, пока все в доме не проникнутся счастьем и мировой гармонией.

«Ты точно не ударялся головой? По-моему, ты бредишь».

Ёдзи повернулся на бок и уткнулся лицом в подушки.

«Просто позаботься об Ае и дай мне поспать, хорошо?»

«Хм, позаботиться об Ае, говоришь? Что ж, он недурно сложен…»

Ёдзи улыбнулся.

«Не заставляй меня вставать и идти к вам».

«Занимайся своим делом. Это тебя не касается», – поддразнил Шульдих.

Уже проваливаясь в сон, Кудо усмехнулся.

* * *

– Где моя катана?

Это было первое, что спросил Ая, очнувшись после искусственно вызванного Шульдихом беспамятства.

Сидевший на комоде Ёдзи затянулся сигаретой и издал легкий смешок.

– Некоторые вещи никогда не изменятся.

– На стойке около стены, – услужливо подсказал Мамору. – Я ее привел в порядок.

Ран сел, поморгал, глянул на стойку, чтобы убедиться в правдивости его слов, потом повернул голову и с изумлением уставился на сидевшего рядом с ним, прислонившись к спинке кровати, Шульдиха.

– Что ты тут делаешь?

– Ах, только не говори, что выкинешь меня из постели после всего, что между нами было?! – состроил обиженную гримасу телепат.

– Я…

Ёдзи с интересом наблюдал, как Ая пытается оценить ситуацию – что он и Шульдих полностью одеты и лежат поверх покрывала, что Кудо и Мамору находятся вместе с ними в комнате – и наконец выдает: «Да пошли вы», – что, похоже, относилось ко всем присутствующим. Ая помассировал себе виски.

– Ты в порядке, Ёдзи?

– Да, не считая того, что я полный придурок. Спасибо, что прикрыл мою задницу, Ая. Извини, что тебе пришлось этим заниматься, – добавил он, предлагая Рану сигарету, от которой тот отказался.

– Я тоже должен извиниться. Если бы мы с Наги не решили покататься по округе, чтобы поговорить, мы могли предотвратить все это, – телепат выглядел удрученным. И хотя Кудо был с ним совершенно не согласен, это выражение на лице Шульдиха смотрелось так непривычно, что он решил пару минут им полюбоваться.

– Я виню во всем Казе.

Все, как по команде, уставились на Аю, едва ли не открыв рты. Включая Шульдиха, который, однако, опомнился первым.

– Это была шутка, feurig*?

– Ничего подобного! – воскликнул Ёдзи. – Я тоже считаю, что во всем виноват Казе.

– Ага, счас, – проворчал Шульдих, кидая на него угрожающий взгляд. – И не рассчитывай так просто отделаться, Ёдзи.

Кудо смущенно поежился.

– Все равно, – продолжал Шульдих. – Я знаю, что ты сделал это не ради меня и, возможно, тебе по барабану все, что я об этом думаю, но спасибо за то, что спас моего парня.

Под изумленным взглядом Ёдзи он наклонился и поцеловал Аю в щеку. Тот, впрочем, воспринял это с полным равнодушием.

– Тебе тоже спасибо, Мамору, – добавил Шульдих, обращаясь к безмолвно застывшему у окна юноше.

– Я ничего не делал, – возразил Мамору.

– Ты сделал бы, если бы Ая тебе позволил или хотя бы предоставил возможность, – возразил Шульдих.

Ран что-то неразборчиво пробормотал.

– Что, Ая? – спросил Ёдзи, гася сигарету и подходя к кровати. Он присел на ее край и взял Рана за руку. – Что ты сказал?

– Я хочу поговорить с Кеном.

– Он очнулся? – спросил Ёдзи и добавил, мысленно обращаясь к Шульдиху: «Думаешь, стоит?»

– Он не очнулся, но я могу его разбудить, если Ая этого хочет. «Если Наги останется с ними в комнате, то почему бы и не дать Ае попрощаться».

– Сначала я хочу обсудить, что мы будем делать, – сказал Мамору. – Мне надо будет вернуться в Токио, чтобы убедиться, что с госпитализацией Кена все пройдет гладко. До моего отъезда давайте решим, что предпринимать дальше.

– Ая, ты уже говорил, что не хочешь оставаться с Наги и Мамору в Токио, так? – спросил Шульдих.

Ая с мрачным видом пожал плечами.

– Для меня это не самый лучший вариант.

– А у тебя есть лучший?- спросил Ёдзи, сжимая его руку.

Вздохнув, Ая отобрал свою руку у Ёдзи и запустил пальцы в волосы.

– Нет.

– Что ты скажешь, – медленно проговорил Ёдзи, пристально глядя на Шульдиха, – если Ая поедет с нами?

Телепат ответил ему долгим, задумчивым взглядом. Устроившийся в ногах кровати Мамору озабоченно заметил:

– А это не рискованно? Разве Эсцет все еще не охотятся за тобой, Шульдих?

– Не особо. Информаторы Кроуфорда говорят, что большинство организованных группировок предпочитает концентрироваться на более практических задачах. Так что для Аи путешествие с нами не должно стать проблемой.

«Будет ли это проблемой для тебя? – спросил Ёдзи. Он посмотрел на Аю – растрепанного, уставшего, несчастного и… мучительно желанного. – Не могу обещать, что ни за что не потеряю голову в его присутствии».

«Если ты попытаешь воспользоваться его состоянием, то голову точно потеряешь», – в ментальном голосе Шульдиха послышалась легкая угроза. – Что думаешь, Ая? Хочешь расширить свои горизонты?

Ая скептически посмотрел на Шульдиха.

– С чего это тебе хотеть, чтобы я поехал с вами?

«Да, мне, кстати, тоже интересно, – добавил Ёдзи. – Я думал, что ты будешь категорически против этой идеи».

«Ты на это надеялся?» – спросил телепат, поднимая бровь.

«Ну, нет, но…»

«Ты хочешь, чтобы он поехал с нами?»

«Да, но…»

«Тогда заткнись».

– Друзья Ёдзи – мои друзья. Кроме того, я знаю, что могу тебе доверять, и думаю, что могу тебе немного помочь. К тому же, ты хорошенький и мне нравишься, – насмешливо улыбаясь, добавил Шульдих.

Ая перевел взгляд сначала на Ёдзи, потом на Мамору.

– Это… ты отпустишь меня с ними?

Мамору глубоко задумался.

– Уволить тебя из Критикер проблемой не будет, если ты об этом волнуешься. Со строительной компанией я тоже все улажу. Ты вправду этого хочешь, Ая?

– Я… не уверен, что вообще чего-то хочу. Я просто не ожидал… – Ран посмотрел на Ёдзи. – Ты правда не против?

– Эй, вообще-то, именно я предложил это, нет? Конечно, я не против, – Ёдзи с улыбкой потрепал Аю по плечу. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы оторвать руку от тугих мускулов, которые было так приятно ощущать под своей ладонью.

Ая с минуту постоял, опустив голову так, чтобы волосы закрывали лицо. Затем выпрямился и сказал:

– Хорошо.

– Хорошо. Рад, что все устроилось, – сказал Мамору, похлопал Рана по ноге и поднялся с кровати. – Тебе лучше сейчас переговорить с Кеном, скорая уже выехала. Шульдих, ты можешь обеспечить, чтобы Кен очнулся и был в состоянии разговаривать?

– Уже сделано, маленький босс.

Мамору сурово глянул на него, но ничего не сказал. Ая молча сполз с кровати и вышел, за ним последовал и Мамору.

Ёдзи растянулся на кровати рядом с телепатом.

– Значит, теперь Ая тебе нравится? – передразнил он Шульдиха, тыкая его пальцем под ребра. – Синдром Аи и на тебя оказывает свое волшебное действие?

– Ничего волшебного, – отозвался Шульдих, обнимая Кудо одной рукой и устраиваясь рядом с ним поудобнее. – Он слишком привлекателен, чтобы оставлять его в таком состоянии, и ему действительно надо отсюда выбраться. Думаю, отъезд из Японии пойдет ему на пользу. Что тут скажешь, мне нравятся люди, готовые отрубить голову своему любовнику, только чтобы защитить тебя, – добавил он, обнимая Ёдзи еще крепче.

Кудо сдвинул брови:

– Он бы не убил Кена.

– Убил бы. Он очень сильно проецировал это намерение. Решение было нелегким, и ему было очень больно. Он почти наверняка убил бы потом себя, но все равно сделал бы это, если бы другого выхода не оставалось.

– Черт, – выдохнул Ёдзи, проводя рукой по лицу. – Я и вправду придурок.

– Ты и вправду придурок, – согласился телепат, еще сильнее прижимаясь к нему.

Кудо вздохнул.

– И куда мы отправимся с Аей? – спросил он, отчаянно желая сменить тему.

– Я думал об этом, – отозвался Шульдих. – Полагаю, раз ты воссоединился с бывшим Вайсс, то я хочу воссоединиться с бывшим Шварц.

– С кем, с Наги? Мы можем ненадолго задержаться в Токио, если ты хочешь побыть с ним.

– Было бы неплохо. Может, мы так и сделаем, но я имел в виду не его.

– Кроуфорда? – недоверчиво уточнил Ёдзи. – Я думал, что никто даже не знает, где именно он находится.

– Нет, не Кроуфорда, ты, болван, – отозвался Шульдих, отпуская Кудо подзатыльник. – Жить рядом с Кроуфордом так же забавно и увлекательно, как прибираться в ящике с носками. При том все носки будут белого цвета, – с отвращением добавил он.

Ёдзи резко сел и с негодованием уставился на Шульдиха.

– Ты хочешь взять с собой Аю, чтобы навестить Фарфарелло? Ну и как это может способствовать улучшению душевного здоровья?

– Эй, – Шульдих сел и в свою очередь недовольно уставился на Ёдзи. – Я же говорил тебе, он больше не Берсерк. Из того, что сообщил Кроуфорд, я понял, что он всерьез взялся за ум. Пошел в школу и все такое.

Кудо поднял руки в умиротворяющем жесте:

– Ладно, ладно. Я только подумал – что, если в поведении Фарфарелло и Кена можно будет проследить слишком много общего, или что, если Ая обвинит его в том, что случилось с Кеном в башне...

Шульдих задумался.

– Честно говоря, я уверен, что Ае такая ерунда даже в голову не придет. Но напоминать ему об этом в любом случае не стоит, – предупредил он.

Вздохнув, Ёдзи снова расслабленно откинулся на кровать.

– Хорошо, давай проверим, как поживает ваш великий психованный альбинос. Я всегда хотел посмотреть Ирландию.

– Он больше не в Ирландии. Уже несколько лет.

– Да? Где же он тогда сейчас?

– Не знаю, мне надо поговорить с Кроуфордом, – Шульдих зевнул и томно потянулся.

– С чего вдруг такое внезапное желание снова его увидеть? – спросил Ёдзи, поворачиваясь на бок и проводя рукой по его бедру.

– Да ни с чего, просто я говорил о нем с Наги и пытался сообразить, куда нам отправиться, – Шульдих улегся и обнял Кудо рукой за шею, притягивая ближе. – Не самая плохая идея, в конце концов. Плюс, мне действительно любопытно, как у него дела.

– Ммм, – рассеянно отозвался Ёдзи, слишком захваченный зрелищем больших синих глаз и чувственного рта. – Хорошо.

Он поцеловал телепата, вначале нежно, а затем все более и более грубо, пока их зубы не клацнули друг о друга.

– Стой, – прерываясь, выдохнул Шульдих. – Твоя спина…

– Я ее почти не чувствую, – уверил Ёдзи, пытаясь между тем стащить с него рубашку.

– Это потому, что я не даю тебе ее почувствовать. Только обострения нам не хватало, – возразил Шульдих, отбиваясь от рук Кудо.

– Мы не обострим. Мы будем осторожны. Я буду снизу.

– Я… – начал Шульдих, но тут Ёдзи просунул свою ногу между его бедрами и начал тереться об него. Застонав, телепат откинул голову назад, и его шея тут же была атакована поцелуями и легкими укусами. – О, черт! Ладно.

И на некоторое время все мысли и слова были отложены.

* feurig (нем.) – 1. огненный, пылающий; 2. пламенный, горячий, страстный, пылкий

Глава 8

– Я собираюсь заказать еду с доставкой на дом, – сказал Мамору, когда они вышли из комнаты Аи. – Ты хочешь чего-нибудь?

– Нет, – тихо ответил Ран, глядя в пол.

– Ладно, – Мамору, похоже, понял, что Ая вообще не настроен на разговор, вне зависимости от темы, и оставил его одного.

Ран сделал пару шагов к двери их с Кеном совместной спальни, убеждая себя, что сейчас не время посыпать голову пеплом, в конце концов, Хидака сам довел себя до этого. Отчасти. Проклятье, невозможно же определить, сколько в произошедшем вины самого Кена. Частично, да, конечно, но как провести черту между виновностью и безумием? Несмотря на это...

Ая помотал головой. Он снова медлит, а у него и так мало времени. Он заставил себя шагнуть вперед и тихо вошел в спальню.

Сидевший на стуле возле окна Наги оторвался от книги, кивнул, едва заметно улыбнулся Рану и вернулся к своему занятию. Со стороны казалось, что он полностью погружен в чтение, но Ая знал, как он хорошо натренирован – лучше, чем любой агент Критикер, за что можно было поблагодарить как Эсцет, так и Кроуфорда, – и понимал, что Наги полностью контролирует ситуацию. Это было очень кстати, поскольку сам Ран ничего больше контролировать не хотел.

Кен смотрел в потолок, по его щекам непрерывно текли слезы. Он, похоже, не замечал появления Рана, но когда тот присел на край кровати, перевел на него затуманенный взгляд. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а затем Кен протянул руку. Ая взял ее и сжал в ладонях, понимая, что должен что-то сказать – но его мозг отказывался выдать хоть что-нибудь подходящее.

– Я больше никогда не увижу тебя, да? – прошептал Кен.

– Не знаю, – ответил Ая.

– Они не позволят мне увидеть тебя.

Ран не очень понял, кого Кен имел в виду под словом «они», но заметил, что слезы начали катиться по лицу Хидаки быстрее. Хотя и в этом он не был уверен.

– Не знаю, Кен.

– Как… Как я смогу жить без тебя? – голос Кена был едва слышен, его глаза молили об ответе, как будто Ран его и вправду знал.

– Очень просто. Не жалей обо мне, не мечтай обо мне, не думай обо мне, – полушутливо отозвался Ая.

Хидака вымученно улыбнулся в ответ.

– Я подвел тебя.

– Нет, – Ая прикоснулся губами к его руке. – Нет.

– Подвел. Я знаю это, можешь говорить, не боясь меня обидеть.

Ран молчал.

– Ты когда-нибудь любил меня, Ая? – спросил Кен, с трудом фокусируя покрасневшие и опухшие глаза на его лице.

Ран почувствовал как ядовитые щупальца эмоций, едва не удушившие его этим утром, снова заползают в сознание. Не желая повторения срыва, он решил было промолчать, но понял, что хочет сказать Кену одну вещь – ту, которую считал правдой.

– Ничего, Ая, ты не… – начал Кен, отводя взгляд.

– Да, – произнес Ран и понял, что теплые капли катятся теперь и по его собственным щекам. Черт, он столько не плакал с тех пор, как Такатори уничтожил его семью. Он прижал руку Кена к своим губам, пытаясь сглотнуть вставший в горле комок. «Пожалуйста, не проси меня говорить это вслух», – мысленно взмолился он.

Хидака снова взглянул на него, сначала удивленно, потом недоверчиво. Ая зажмурился, борясь со сжавшей грудь болью, но почувствовав, как Кен, осторожно высвободив свою ладонь, прижал ее к его щеке, открыл глаза и сморгнул слезы. Кен улыбался, почти радостно. Он выглядел таким же открытым и простодушным, каким был до убийства Казе, до того как познал, что такое предательство. И в повисшей между ними тишине Ая услышал свой собственный голос: – Я люблю тебя.

Глядя на счастливого и почти что успокоенного Кена, Ран порадовался, что все же сумел произнести это вслух.

– Это все, что я хотел, Ая. Единственное мое желание – с тех пор как я встретил тебя, – сорванным голосом пробормотал Хидака, его лицо сияло.

Ран исчерпал свой скудный запас реплик, пригодных для подобных разговоров, поэтому просто сжал руку Кена и, стараясь выглядеть не слишком нелепо, схватил пару бумажных платков с тумбочки и высморкался в них. От всех этих рыданий жутко забивается нос.

– Побудешь со мной, пока они не придут? – спросил Хидака.

Тщательно вытерев лицо, Ая наклонился и поцеловал Кена сначала в лоб, потом в губы.

– Конечно, побуду.

Его голос был полон слез, но, хвала богам, не срывался. Он снова поцеловал Кена – сдержанно, но долго, а затем забрался на постель, пытаясь прижаться к Хидаке как можно ближе и вместе с тем стараясь, чтобы его неосторожные движения не растревожили нанесенные Шульдихом раны. Ран не злился на телепата за то, что тот сделал, но сейчас ему хотелось, чтобы Кен был здоров.

– Ая, я хочу видеть тебя, – сказал Кен, и Ран, опершись на локоть, запустил пальцы во взлохмаченные черные волосы. Лицо Хидаки все еще светилось от счастья, но из глаз снова покатились слезы.

– Прости, Ая. Пожалуйста, прости меня…

Ран накрыл рот Кена своим, на этот раз целуя дольше и менее сдержанно.

– Конечно.

Он сдвинул руку, рассеянно поглаживавшую бедро Кена, и обхватил заметно увеличившуюся выпуклость под джинсами, чувствуя себя при этом последним эгоистом – он видел кровоподтеки, проступившие на теле бывшего напарника рядом с опоясывающих его грудь бинтами, но не мог остановиться, не хотел останавливаться. Ему хотелось хотя бы раз заняться любовью с Кеном, точно знающим, что Ая любит его.

Кен застонал, видимо, полностью согласный с такой идеей.

– У нас есть для этого время?

– Должно быть, – пробормотал Ая, избавляясь от рубашки и стаскивая с себя джинсы. Боковым зрением он заметил, что Наги перестал притворяться всецело поглощенным чтением, и жадно наблюдает за ним. Рану было все равно. – Вряд ли они станут вытаскивать тебя из-под меня.

– Я бы на это не рассчитывал, – с усмешкой ответил Кен, расстегивая свои джинсы. Ая стащил с него штаны, белье и носки, и от полной наготы красивое, мускулистое тело отделяла только белая полоска бинтов. Балансируя над Хидакой, опираясь на локти и коленки, Ран обхватил его лицо ладонями. Длинные пряди волос спадали с его плеч на грудь Кена.

– Жаль, что я не могу лечь на тебя, – сказал Ая.

– Можешь, – прошептал Кен, гладя его волосы. – Можешь сделать мне больно. Ничего страшного.

Ран покачал головой.

– Не хочу, – он еще шире развел колени и обхватил рукой оба их члена, наслаждаясь ощущением горячей, влажной плоти Кена, прижимающейся к его собственной. – Я лучше сделаю так, – сказал он, сжимая ладонь в медленном, но сильном ритме.

Кен со стоном вцепился в волосы Рана.

Ая не мог вспомнить, когда последний раз ему было так хорошо. Он действовал на автопилоте, но остро ощущал все происходящее: поцелуи, ласки, поглаживания, стоны, дыхание.

Он так и не понял, то ли он сам дотянулся до масла на тумбочке, то ли Наги, не вставая с места, сделал это телекинезом, но флакон оказался у него в руке очень кстати. Подняв ногу Кена, которую тот сразу же закинул ему на плечо, Ая обхватил возбужденный член любовника губами, смакуя хорошо знакомый вкус, и надавил двумя смазанными пальцами на тесный анус.

Кен громко застонал, а где-то сбоку Ая услышал негромкий, но судорожный вздох Наги.

Не прерывая ласки, он согнул пальцы, уже проникшие в тело Хидаки. Кен заорал и попытался толкнуться вперед в дразнящий его рот, но Ран удержал его, продолжая игру, доводящую партнера до исступления.

– Ая… Пожалуйста… – выдохнул Кен.

Ран, не отрываясь от своего занятия, что-то вопросительно хмыкнул, заставив Кена выгнуться и закатить глаза. Сжав губы на твердой плоти и дразня языком разрез на головке члена, Ая слегка повернул голову. Он заметил, как Наги ласкает себя рукой, не сводя от него горящих глаз. Легонько касаясь пальцем простаты любовника, Ран выпустил его член изо рта и бросил на Наги томный, откровенно непристойный взгляд. Его позабавило, как напряглись мускулы на шее юноши и как поспешно отдернул он руку, чтобы не дать себе кончить.

Чувствуя себя извращенцем, но нисколько по этому поводу не переживая, Ая снова переключил внимание на Кена и вытащил пальцы, намереваясь налить немного масла на руку, но тут Хидака выхватил флакончик. Он увлажнил свою ладонь, и Ран пододвинулся ближе, позволяя Кену самому смазать его член. Хидака сжимал его гораздо сильнее и двигал рукой гораздо резче, чем то было необходимо, но это было так приятно, что Ая даже не заметил, как начал подаваться вперед, ритмично толкаясь в ладонь любовника. Только услышав свой собственный стон и невнятный шепот, он немного опомнился и заставил себя остановиться. Кен смотрел на него расширенными глазами, очарованно и почти благоговейно. Ая улыбнулся, поцеловал полураскрытые губы, вернул его ногу обратно на свое плечо и легко вошел в распростертое под ним тело.

После этого отдавать себе отчет в происходящем стало трудно. Кен немного сдвинул свои бедра, найдя угол, при котором они оба получали максимальное удовольствие, и Ая только должен был помнить, что нельзя наваливаться всем весом на сломанные ребра. Он старался удержать глаза открытыми, но не смог, и, закрыв их, представил, будто они с Кеном плывут вместе, покачиваясь на волнах горячего, безбрежного океана, как дельфины или…

Образ змеи снова возник в его сознании, но на этот раз они с Кеном оба были змеями, пожирающими друг друга, превратившимися в уроборос* – символ бесконечности.

Он слышал свой голос, повторяющий имя Кена, чувствовал, как тело любовника сжимается вокруг него, когда тот, задыхаясь, с криком кончает на ласкающую его руку, а затем оргазм накрыл и самого Рана, замораживая и одновременно сжигая каждый нерв, и он только успел подумать, что это – ради любви, хотя бы раз, ради любви…

Осознание происходящего постепенно возвращалось к Ае, вместе с шепотом, поцелуями и легкими прикосновениями к разгоряченной коже. Он открыл глаза, чтобы взглянуть на лицо Хидаки всего в нескольких сантиметрах от его собственного. Ран потянулся к его губам, снова и снова нежно целуя Кена и отстраненно недоумевая, почему они оба плачут.

– Ая.

Вздрогнув, Ран вскинул голову и отбросил упавшие на лицо волосы.

– Прости, что прерываю, – Наги, как всегда невозмутимый и собранный, стоял возле самой кровати. – Но Критикер уже здесь. Я дам вам время приготовиться.

Он вышел из комнаты раньше, чем до Аи дошел смысл сказанного.

* * *

Наги, Шульдих, Ёдзи, Ая и Мамору столпились вокруг носилок, к которым был привязан Кен, пока санитары открывали задние двери скорой.

– Разве в этом есть необходимость? Я имею в виду, ремни, он же ранен… – неуверенно проговорил Ёдзи.

– Это предосторожность, применяемая ко всем нашим буйным пациентам, – ответил доктор Токивара, который, по-видимому, был одним из врачей, лечивших Кена раньше. – Не могу сказать, что рад Вас снова видеть, господин Хидака.

Кен, казалось, не обращал внимания ни на кого, кроме Аи, поэтому тот взял на себя обязанность метнуть на доктора острый взгляд и резко бросить:

– Уверен, что это чувство взаимно.

Доктор собирался что-то ответить, но тут поспешно вмешался Шульдих.

– Почему бы вам не проверить, что в машине все готово, доктор Мокитара? – сказал он, наполовину направляя, наполовину подпихивая доктора к скорой.

– Вообще-то я Токи…

– Да какая разница!

Наги отошел на почтительное расстояние, оставляя четверку Вайсс наедине. На некоторое время воцарилась тишина.

Мамору заговорил первым:

– Ну, я не прощаюсь. Я буду навещать тебя несколько раз в неделю и поеду с тобой в скорой.

Кен сумел оторвать взгляд от Аи, чтобы улыбнуться ему.

Ёдзи почесал затылок, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Я, по ходу, чувствую себя ответственным за то, что это случилось именно сейчас…

Кен взглянул на него.

– Ты не виноват, Ёдзи. Извини, что сорвался как раз, когда ты приехал. Мне хотелось бы … хотелось бы поговорить с тобой еще. Но не уверен, что из этого вышло бы что-то путное, меня слишком клинило на мысли, что ты…

Кудо сжал привязанную руку Кена.

– Да. Я, похоже, обречен? – слабо усмехнулся он. – Эй, прости, я… я к тому, что, должно быть, я вел себя, как полный придурок, возомнивший, будто он тут самый крутой, и это после пяти лет мотания хрен знает где и…

– Забей, Ёдзи. Просто… позаботьтесь об Ае, парни, ладно?

Ран почувствовал вспышку раздражения, но не достаточно сильную, чтобы как-то реагировать.

– Обязательно, – ответил Ёдзи, снова пожав руку Кена и наконец отпуская его.

– Мы присмотрим за ним, не волнуйся, Кен, – заверил Мамору.

Хидака улыбнулся им и снова перевел взгляд на Рана.

– Прощай, Ая. Я люблю тебя, не забывай.

Ран не знал, что ответить на это, поэтому просто наклонился и поцеловал его.

Повинуясь кивку Мамору, Наги телекинезом поднял носилки и отлевитировал их в скорую.

– Вы завтра все приезжаете в Токио? – спросил Мамору.

– Собираемся, – ответил Шульдих, подходя к Ёдзи. – Ты выдержишь денек без Наги?

Мамору фыркнул:

– Некоторые его миссии длятся неделями. Мы не сиамские близнецы.

– Да, но вряд ли на этих миссиях он проводит время в компании трех самых неотразимых мужчин на планете, – с самодовольной усмешкой заявил Кудо.

– Ха. Ты единственный из них, кого Наги еще не поимел, Ёдзи, – ухмыльнулся в ответ Мамору.

Глаза Кудо стали размером с чайные блюдца. Он развернулся к Шульдиху.

– Извини?! Я его правильно понял?!

Они углубились в телепатическую дискуссию, и, воспользовавшись моментом, Мамору подошел к Рану и взял его за руки.

– Ты в порядке, Ая?

– Да, – автоматически ответил тот.

Мамору вздохнул.

– Я знаю, что нет. Просто… хотя бы ненадолго позволь нам позаботиться о тебе, ладно, Ая? Не волнуйся за Кена, на этот раз у него будет специальная программа лечения. Я лично буду за всем наблюдать. Он получит все, что захочет, кроме… – он замолк.

– Меня? Свободы? Неповрежденного мозга? – с легкой горечью бросил Ран.

Мамору опустил голову.

– Пожалуйста, позаботься о себе, ладно, Ая? А беспокоиться о нем предоставь мне.

Ая промолчал.

Мамору обнял его.

– Я люблю тебя, ты же знаешь, – прошептал он Рану на ухо.

Ая ничего не ответил, но обнял его в ответ.

Врачи сели в скорую, Мамору поцеловал Наги на прощание, и машина, сорвавшись с места, вскоре исчезла из вида. Ая стоял в стороне от остальных, глядя ей вслед.

Внезапно он осознал, что еще один человек, который значил для него очень многое, оставил его. Пусть против своей воли – это не важно, ведь он все равно ушел.

Это будет происходить всегда, подумал он. Ты сам заставляешь их это делать. Если бы ты с самого начала боролся за Кена, то он бы не…

Если бы ты не давил так на Аю-тян, то…

Если бы ты…

Если…

Это твоя вина. Всегда была твоя вина и всегда будет. Ты отталкиваешь их. Это твоя вина.

Ая услышал чьи-то всхлипывания, и на секунду задумался, кто бы это мог быть.

Твоя вина… твоя вина… твоя…

«ПРЕКРАТИ!» – голос Шульдиха, набатом зазвучал в его голове.

Сознание Аи встало на место с почти осязаемым щелчком, но он так и не понял, когда успел его потерять. Его трясло, из глаз текли слезы, он стоял на коленях, упираясь на землю руками в опасной близости с лужей блевотины. Ёдзи придерживал его волосы, убирая пряди от лица, а Шульдих обхватил за плечи, не давая упасть. Его снова вытошнило. Боль была такой невыносимо острой – казалось, что его вот-вот разорвет на куски. Он надеялся на это. Он надеялся…

«Не надо об этом думать, feurig. Сейчас я немного успокою тебя, хорошо? Я сниму часть твоей боли».

Ая не мог кивнуть, но он подумал – да, да, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Ран чувствовал, как захлестнувшие его паника, стыд, вина и боль слабеют, а их место заполняет пустота, то небытие, в котором он прожил последний год, но он был благодарен за это.

Ая не помнил, как они очутились внутри дома – он пришел в себя, когда Наги уже левитировал чашку зеленого чая ему в руки. Шульдих и Ёдзи сидели по обе стороны от него и разговаривали. Ран отметил, что Наги уже успел вернуть на место его любимое кресло и даже восстановить окно. Ая отстраненно размышлял над тем, как телекинетик умудрился сплавить воедино разбившееся вдребезги стекло, когда его внимание привлекли слова Шульдиха.

– Я не могу забрать всю его боль, Ёдзи. Она ему необходима, иначе он никогда не поправится.

– Да, – отозвался Кудо. – Я знаю, я просто не хочу, чтобы его еще раз так скрутило.

– Я не могу гарантированно предотвратить рецидив без существенных изменений в его психике, что, скорее всего, только ухудшит ситуацию. Он сам делает это с собой. Не по своей воле, не сознательно, но так работает его разум. Послушай, просто дай мне заняться этой стороной его выздоровления, ладно? Я знаю, что делаю.

– Что тогда делать мне? – возмущенно выкрикнул Кудо.

– Быть его другом, – очень серьезно ответил Шульдих.

– Я рад, что вы обо всем договорились, – произнес Ая.

– Эй! Ты снова с нами! – воскликнул Ёдзи, обнимая его. – Я волновался за тебя, Ая.

– Теперь они не смогут говорить о тебе за твоей спиной в твоем же присутствии, – отметил Наги, в негромком голосе которого явственно слышался юмор.

– Заткнись, паршивец, – изображая негодование, прорычал Шульдих. – Ты занимался тем же самым, просто он этого не знал.

Ая вздохнул. Он был совершенно измотан и очень хотел спать.

– Что нам предстоит дальше? – спросил он.

– Ну, – начал Кудо, обнимая его еще крепче. – Завтра мы собираемся доехать до Токио. Шу постарается выйти на связь с Кроуфордом сегодня вечером, чтобы узнать, где Фарфарелло, а потом…

– Фарфарелло? – переспросил сбитый с толку Ран.

– Ах да, мы же не сказали тебе. Шульдих хочет, чтобы мы втроем отправились навестить Фарфарелло. Вроде как он стал вполне вменяемым. Ты не против, Ая? – немного обеспокоенно сказал Ёдзи.

Ран пожал плечами.

– Мне все равно, – ответил он.

Ёдзи взглянул на Шульдиха, который молча развел руками.

– Ладно, в общем, от того, сколько времени понадобится Шу, чтобы добыть информацию, будет зависеть, сколько мы пробудем у Мамору и Наги в Токио. Если ты, конечно, не захочешь задержаться там подольше.

– Не захочу, – просто ответил Ая. – Я хочу уехать из Японии.

– Будем надеяться, что Фарф не в Японии, – пробормотал Шульдих.

– Мы уедем при первой же возможности, хорошо, Ая? – спросил Ёдзи, улыбаясь ему.

– Ладно, – он мягко оттолкнул Кудо и встал. – Я иду спать.

– Хорошо, спокойной ночи, Ая! – крикнул ему вслед Ёдзи и, повернувшись к Шульдиху, продолжил, видимо, думая, что Ран его не услышит. - Приглядывай за ним, ладно?

– Конечно, – так же вполголоса откликнулся телепат.

Ая тяжело вздохнул. С этой парочкой, постоянно ошивающейся поблизости, будет непросто. Хотя он всегда может сорваться и убить их. Эта мысль обнадеживала.

* * *

– Ты уверен, что это здесь? – спросил Ёдзи, входя следом за Шульдихом и Аей в небольшой, но шикарный ресторан под названием «Thibodeaux». – Это выглядит чересчур… высококлассно.

– Это здесь, – отозвался Шульдих, уверенно проходя мимо встречающего посетителей метрдотеля к столику, от которого открывался роскошный вид на располагавшийся рядом с рестораном ботанический сад.

Ёдзи и Ая последовали за ним.

– Ух ты, – воскликнул Кудо, разглядывая сад. – Некоторые цветы я даже ни разу не видел! Давайте сходим туда завтра. Как думаешь, Ая?

Ран пожал плечами. Ёдзи и Шульдих отвлеклись на официантку, которая принесла винную карту, больше напоминающую экземпляр «Войны и Мира». Она начала расписывать дежурные блюда так, как будто в жизни не встречала ничего чудеснее, чем лангусты étoufée, рагу из бобов с кусочками телятины, рыба-меч в приправе из имбиря, кайенского перца, уксуса, оливкового масла и зелени … тут Ая перестал слушать, полностью погрузившись в свои мысли.

* * *

Они пробыли в Токио пять дней, потому что, хотя Шульдих и связался с Кроуфордом, пока они еще были в Киото, тот не смог сразу сообщить, где находится Фарфарелло. Оракулу понадобилось целых пять дней, чтобы выяснить, что он работает в ресторане в Новом Орлеане.

Эти пять дней были для Аи сущим адом, хотя остальные четверо, казалось, наслаждались жизнью. Шульдиху несколько раз даже удалось заставить Наги смеяться в голос, и не только с помощью щекотки, которая, как правило, приводила к незапланированному столкновению телепата с ближайшей стеной. Ёдзи в таких случаях говорил, что телепата предварительно надо бы выкрасить в синий цвет… Ая понятия не имел, что имелось в виду, но Шульдих ржал, как ненормальный. Потом домой возвращался Мамору, они ужинали, пили вино, дрались подушками – тут всегда побеждал Наги – и периодически пытались втянуть в свои развлечения Рана. Но у него на это не было настроения. Он старался как можно больше времени проводить в одиночестве в комнате для гостей, но Шульдих каждый раз вскрывал замок и вытаскивал его, вынуждая сидеть вместе со всеми. По крайней мере, ничего другого телепат его делать не заставлял. В целом Шульдих был с ним терпеливее всех остальных…

* * *

– Ая! – Ёдзи толкнул его локтем. – Хочешь выпить?

Ран взглянул на выжидательно улыбающуюся ему официантку.

– Я… у вас есть чай?

– Горячий или со льдом?

– Горячий, пожалуйста.

– Конечно! Секундочку! – она поспешила за заказом, проворно лавируя между посетителями, количество которых увеличивалось по мере того, как за окнами темнело и день сменялся вечером.

– Чем тут может заниматься Фарфарелло? – спросил Кудо.

– Представить себе не могу, – спросил Шульдих. – Посудомойщик? Я сильно сомневаюсь, что он официант или уборщик, – добавил он, беззастенчиво разглядывая молоденьких, хорошеньких, идеально вышколенных официантов. – Думаю, его должны держать подальше от посетителей. Должно быть, он подрабатывает посудомойщиком, чтобы платить за школу. А может, он бармен?

– Кстати, да, ты говорил про школу…

Ая снова перестал следить за разговором – им принесли напитки, хлеб и домашний салат. Еда Рана не очень интересовала, но только до того, как он попробовал хлеб.

– О, – удивленно протянул он.

– Кроме шуток, – широко распахнув глаза, выдохнул Ёдзи. – Это невероятно!

– Салат ничуть не хуже, – добавил Шульдих. – Никогда не думал, что кучка листьев может быть такой… впечатляющей.

После этого замечания они все вплотную занялись едой. К тому времени, когда принесли горячее, Ая почувствовал, что объелся, но запах меч-рыбы был таким соблазнительным… Он не мог вспомнить, когда последний раз так интересовался тем, что ест.

– Ничего удивительного, что американцы такие толстые, – воскликнул Кудо. – Порции тут немеряные.

– Добро пожаловать в страну свободы, самый роскошный в мире свинарник, – сказал Шу, пробуя свою перепелку с овсянкой.

– Mein gott, – он потряс головой. – Вот это да. Я хочу поговорить с тем, кто это готовил.

Проходившая мимо официантка внезапно остановилась рядом с их столиком.

– Красавица, попроси-ка шеф-повара подойти к нам, пожалуйста. Да, и если у вас есть такой Фарфарелло – то его тоже.

Официантка нахмурилась:

– Я не знаю никого по имени Фарфарелло.

Шульдих закатил глаза:

– Ладно, как насчет парня с очень бледной кожей, шрамами на лице и повязкой на глазу – есть варианты?

Официантка кивнула:

– Да, Джон Фарлайн.

– Отлично, давай его сюда.

– Сию минуту, сэр.

Она кинулась по направлению к кухне, и Шульдих, откинувшись на стуле, довольно объявил:

– Бог мой, я обожаю телепатию.

Ёдзи засмеялся и начал что-то говорить, но тут их отвлекли неожиданные аплодисменты.

Вздрогнув, Ая оглянулся и увидел Фарфарелло, в слегка заляпанной белой униформе повара, кланяющегося и машущего рукой в знак признательности. Он направлялся к их столику, но ему то и дело приходилось останавливаться, чтобы обменяться рукопожатием и перекинуться парой слов с постоянными посетителями. Некоторым женщинам он даже позволил поцеловать себя в щеку. Еще большее удивление вызывало то, что представительницы слабого пола, на которых у него не нашлось времени, поглядывали на счастливиц с явной завистью. Ая повернулся к Шульдиху узнать, что тот об этом думает, и не очень удивился потрясенному выражению на его лице. Он перевел взгляд на Ёдзи, но тот лишь развел руками.

Фарфарелло тем временем добрался до их столика. Он остановился напротив Шульдиха, возле пустующего стула, и хмуро уставился на своего бывшего товарища по команде. Наконец он резко отодвинул стул ногой и тяжело на него опустился.

– Какого дьявола ты тут делаешь, о виноватый? – Ая подумал, что в английском его ирландский акцент кажется гораздо заметнее, чем в японском. – Да еще притащив с собой котят?

Шульдих не мог отвести от него глаз.

– Ты… отрастил волосы?..

Ая снова поднял взгляд на Фарфарелло, заметив теперь, что его белые волосы действительно сильно отросли и теперь собраны в пучок, удерживаемый сеточкой.

– Неподражаемо. Как всегда. Стоило ждать пять лет, чтобы услышать это.

– Так значит, ты не посудомойщик, – встрял Ёдзи. – Если, конечно, не существует какая-то американская традиция аплодировать посудомойщикам, о которой я не знаю.

Под обращенным на него взглядом Фарфарелло он спасовал и поспешно сдал любовника:

– Это Шульдих сказал, а не я!

Фарфарелло покачал головой.

– Я заканчивал самую старую кулинарную академию в Париже не для того, чтобы стать посудомойщиком.

– Правда? Париж? Ты – повар?

Фарфарелло вздохнул. – Я не повар, я – шеф-повар. Какие-то проблемы, Шульдих?

– Нет, я… – Шульдих никак не мог прийти в себя. – Просто… люди здесь воспринимают тебя совсем по-другому.

– Да, здесь меня считают странноватым и эксцентричным, но всем на это наплевать, если еда хорошо приготовлена, – Фарфарелло поднялся. – Как бы мне ни хотелось посидеть и потрепаться, у меня полно дел на кухне. Уверен, что ты вернешься, но в следующий раз приходи поближе к закрытию, хорошо? А пока развлекайся со свои… – пронизывающий взгляд Фарфарелло переместился на Аю, и тот невольно поежился. – Что с тобой стряслось, рыжий? Ты точно застрял посреди пустыни. И к тому же не очень приятной пустыни.

Ран промолчал, но взгляда не отвел.

Фарфарелло потряс головой и махнул рукой Шульдиху:

– Пересечемся как-нибудь. Приглядывай за своими кошками.

Он зашагал обратно к кухне, и Ая услышал, как Ёдзи говорит негодующим тоном:

– Мы тебе не кошки. Черт, я никогда не думал, что он такой высокомерный…

– Он изменился, но не так сильно, как я думал, – Шульдих казался довольным. – Похоже, он нашел свое место в жизни. Думаю, это здорово.

Ая снова отключился, перестав их слушать. Он потыкал вилкой свою еду, первый раз в жизни жалея, что его желудок не такой вместительный, как хотелось бы. Вряд ли блюдо будет так же вкусно, если разогревать второй раз.

Он никак не мог избавиться от образа горящего, желтого глаза Фарфарелло. В его воображении он угрожающе висел над пустыней, как око Саурона, всевидящее, сжигающее все на своем пути.

*Уробо́рос, ороборос (от греч. ουρά, «хвост» и греч. βορά, «еда, пища»; букв. «пожирающий [свой] хвост») — мифологический мировой змей, обвивающий кольцом Землю, ухватив себя за хвост. Считался символом бесконечного возрождения, одним из первых символов бесконечности в истории человечества. Также было распространено его изображение не в виде кольца, но в виде «восьмерки». Алхимический символ.

Глава 9

«Я беспокоюсь за Аю», – мысленно сказал Кудо, бросая исподтишка осторожные взгляды на Фудзимию, который сидел, безжизненно уставившись пустым взглядом в экран телевизора.

«Тоже мне, новость, – отозвался Шульдих, лежавший, удобно устроив голову на коленях любовника. Оторвавшись от журнала, он поднял глаза на Ёдзи. – Я тоже за него беспокоюсь. Он так досидится до полной атрофии всех мышц. И что мы тогда будем делать с нашим красавцем?»

Кудо отвесил ему подзатыльник.

«Ай! Я просто пошутил, чего ты меня колотишь!»

Ёдзи тихонько рассмеялся и запустил пальцы в вечно взлохмаченные волосы бойфренда, но случайно взглянул на Аю, и отступившая было тревога охватила его с новой силой.

С их приезда в Новый Орлеан прошло всего две недели, но им почти сразу удалось найти в восточном районе города замечательный домик, выставленный на продажу. Он располагался на широкой, засаженной посередине деревьями улице, под сенью огромных, вековых дубов, чьи мощные корни проламывали даже асфальтовые дорожки. Самому дому было больше ста лет, но предыдущий владелец вложил немало времени и средств в модернизацию водопровода, подводку электричества и восстановление повреждений, причиненных термитами и сыростью, так что теперь дом был снабжен всеми благами цивилизации. У Ёдзи были мысли поискать здание, которое требовало бы ремонта и ухода, чтобы Ае было чем заняться, но Шульдих уже влюбился в этот дом, и дело было решено.

Дом, впрочем, действительно был очень красив. Отполированные до блеска деревянные полы, изящные арки дверных проемов, высокие потолки с богатой, но не выглядевшей аляповатой лепкой, со вкусом отделанные встроенные шкафы, громадные ванные комнаты с большими восьмиугольными ваннами и синевато-серыми стенами, обширная терраса, на три четверти опоясывающая дом, бассейн с джакузи на заднем дворе посреди роскошного сада…

Ёдзи тихонько вздохнул. Он очень надеялся, что сад привлечет внимание Рана. Все-таки из них четверых тот больше всего интересовался всей этой флористикой. Он ухаживал за растениями с такой любовью, что у Кудо частенько возникали мысли, что Ая, лелея эти маленькие жизни, единственным доступным способом пытается компенсировать человеческие, которые отбирает по ночам.

Но Ран ни малейшего интереса к саду не выказывал. Ёдзи даже Шульдиха уговорил поучаствовать вместе с ним в прополке клумб и других садоводческих работах, но Ая к ним так и не присоединился. С тех пор как они въехали, он почти не выходил из дома. Вернее, почти не покидал своего насиженного места напротив телевизора. Хотя они и озаботились оборудованием одной из комнат на втором этаже под додзё, Ран ни разу даже не вспомнил про свои ката. Он очень мало ел, почти не разговаривал. Шульдих все реже мог заглядывать в его сознание, поскольку это начало вызывать сильнейшую головную боль у самого телепата. Он предполагал, что Ая делает это сам, бессознательно защищаясь от вторжения. Некий подсознательный блокирующий механизм. Как они ни старались, Ран не выходил из своей черной меланхолии. Шульдих говорил, что они должны дать ему время погоревать, но это звучало не очень убедительно, поскольку Ая горевал с момента исчезновения сестры.

«Мы должны найти ему работу, – ментальный голос Шульдиха прервал размышления Ёдзи. – Ему нужно занятие, какая-то упорядоченность. Если мы найдем ему работу, думаю, он будет на нее ходить. Будем надеяться, он все еще слишком ответственный, чтобы отказаться».

«Хочешь сказать – ты найдешь ему работу, – поправил Ёдзи. – Как иначе его примут, ни разу в глаза не видя? Или ты думаешь, что сможешь убедить Аю ходить с тобой по собеседованиям?»

«Чем он может заняться? Знаю, он работал на стройке, но… – Шульдих скривился. – Я бы поискал для него что-нибудь другое. Не настолько бессмысленное и изнурительное».

Ёдзи задумался. «Наверное, он может заниматься какой-нибудь офисной работой. Что-нибудь, связанное с банковским делом, он всегда ладил с цифрами. Вел всю нашу бухгалтерию в Конеко…»

Шульдих резко сел. «Который час?»

Ёдзи глянул на часы. «Полдесятого, а что?»

«Пошли, узнаем у Фарфарелло, возьмет ли он Аю на работу».

«Что? – у Кудо отпала челюсть. – Ты хочешь, чтобы Ая стал официантом?»

«Опыт у него есть», – Шульдих бросил Ёдзи его легкий пиджак.

«Это было раньше. Он ненавидит людей», – напомнил Кудо.

«Необязательно официантом. Можно найти ему работу на кухне».

– Ая, мы идем повидать Фарфа, – жизнерадостно позвал Шульдих. – Хочешь с нами?

– Нет, – Ая даже не оглянулся.

– Ладно, увидимся! – Шульдих схватил ключи от своего нового красного Феррари и потащил Ёдзи к выходу.

Пока они неслись, увлекаемые совершенно безумным дорожным движением Нового Орлеана, Ёдзи продолжал подвергать сомнению разумность внезапного импульса Шульдиха. – Чем же это работа на кухне лучше стройки? Нарезкой овощей? Рабством у плиты?

– О, заткнись, Ёдзи. Я хочу, чтобы он работал с кем-нибудь, кто будет за ним присматривать хотя бы одним глазом. Не сочти за каламбур, – он отвлекся на дорогу, где прямо перед ним три машины попытались одновременно, не включая поворотники, сменить полосу, чудом избежав при этом столкновения.

Заставив себя отцепиться от приборной панели, Кудо возразил: – А с чего Фарфу за ним приглядывать? Знаю, вы много времени провели вместе, были напарниками и все такое, но прошло уже много времени, и…

– Ёдзи, тебе придется мне довериться. Фарфарелло сейчас полностью независим, но – хотя он никогда не признается в этом – ему свойственна невероятная преданность. Клановая, если можно так выразиться. Шварц были его кланом, и я думаю, он сделает что угодно для меня, Наги или Кроуфорда. В пределах разумного, конечно. Кроме того, учитывая, в каком Ая сейчас состоянии, с работой банкира или офисного служащего он может не справиться. Работа в ресторане, по крайней мере, заставит его двигаться. Если ему не понравится, он всегда сможет уйти. Не волнуйся, Ёдзи. Фарф нам поможет.

* * *

– Ни за что, – отрезал Фарфарелло.

Они сидели за угловым столиком, распивая на троих бутылку Шардоне Фрей Бразерс.

– Фарфарелло… – несколько раздраженным тоном начал Шульдих.

– Шульдих, у меня нет для него места. Мне даже посудомойщик сейчас не нужен. Хотя они обычно долго не задерживаются, и если один из них уйдет…

– Нет, – с отвращением заявил Ёдзи. – Ая не будет каким-то там гребаным посудомойщиком, – он залпом допил свой стакан и снова его наполнил. – Его приняли в Токийский университет в шестнадцать лет, черт возьми!

– Неужели? – равнодушно отозвался Фарф. – Как мило с их стороны, – он пожал плечами и осушил свой стакан. – Ну, если это все, Шульдих…

– Фарф, ты же на днях говорил мне, что лишился кого-то важного из своих людей. Дай Ае эту работу, хотя бы на испытательный срок.

Фарфарелло ошеломленно взглянул на него, а затем разразился смехом. К удивлению Ёдзи, это не было похоже на маньячный хохот облизывающего нож психа. Глубокий, хрипловатый – он отчасти был даже… приятным.

Успокоившись, Фарф вытер навернувшиеся на глазах слезы.

– Ну ты сказанул, морковка.

– Я серьезно, Фарф. Дай ему шанс. Он может тебя удивить. Ты же знаешь, он полон сюрпризов. Помнишь? – Шульдих подался вперед, настойчиво глядя на бывшего напарника.

– Шу… – Фарфарелло оперся локтями на стол и принялся теребить убранные в хвост волосы.

Ёдзи начал слегка нервничать.

– Ты понятия не имеешь, о чем меня просишь. Если бы имел, то понял бы, насколько это было смешно.

– Одну неделю, Фарф. Просто дай ему одну неделю, и если ничего не выйдет…

– Проклятье, да послушай ты меня! – Фарфарелло, похоже, действительно начал раздражаться. Ёдзи задался вопросом, сможет ли он незаметно убрать подальше от бывшего психопата все вилки, ножи и бутылку. – Никто не берет на место су-шефа* людей с улицы, без профессиональной подготовки и опыта работы, если у ресторана есть хоть какое-то представление о респектабельности. Ты хоть представляешь, сколько всего должен уметь и знать су-шеф? Мне жаль, что рыжему котенку плохо, но я не могу… – он неожиданно замолк, и в его единственном глазу промелькнул странный, тревожащий блеск.

Кудо поежился.

– Значит, шансов нет? – Шульдих удрученно вздохнул.

– Ну, думаю, нам пора, – сказал Ёдзи, забирая пиджак со спинки стула и надевая его. – Спасибо за вино, Фарф, жаль, что…

– Ладно, – резко заявил Фарфарелло. – Я дам ему шанс.

– Что? – Ёдзи услышал жалобные нотки в своем голосе, которые, как он подозревал, появились из-за неудавшейся попытки сбежать подальше от выводящего его из равновесия присутствия Фарфарелло. Интересно, он когда-нибудь сможет чувствовать себя рядом с этим психом – бывшим психом, напомнил он себе – так же комфортно, как Шульдих?

– Замечательно! – Шульдих радостно хлопнул в ладоши. – Когда он сможет начать?

Ёдзи подозрительно посмотрел на своего бойфренда:

«Ты заставил его передумать?»

«Ничего подобного, – беспечно отозвался Шульдих. – Я никогда не мог манипулировать сознанием Фарфа, я же говорил тебе».

Ёдзи хотелось бы знать, что в таком случае заставило Фарфарелло так внезапно передумать. Точно ничего хорошего. Он надеялся, что они не втравили Аю во что-то опасное… хотя он всегда может установить наблюдение за рестораном, чтобы убедиться, что его друг не остался без поддержки…

– Он может начать… что у нас завтра, понедельник? Через неделю, считая с завтрашнего дня. Я заскочу к вам завтра с утра, чтобы дать ему материалы, которые он должен выучить, – Фарф задумчиво побарабанил пальцами по столику.

– У тебя есть наш адрес? – спросил Шульдих.

– Да, – отозвался Фарфарелло. Его пальцы сжались в кулак. – Это будет интересно. Но, как ты и сказал, я дам ему одну неделю. Или еще меньше, если он облажается. Если это произойдет, то он окажется на улице во мгновение ока, обещаю.

– И ты присмотришь за ним? Не дашь ему уйти в себя или заколоться кухонным ножом?

Фарфарелло с почти комичным видом хлопнул себя по лбу:

– Шульдих… дьявол, если у него будет время уходить в себя на моей кухне, значит, он не справляется с работой и будет уволен. У меня нет времени с ним нянчиться.

– Шульдих, может, это не очень хорошая идея… – начал Ёдзи.

– Значит, позаботься, чтобы он постоянно был занят, – продолжил Шульдих, как будто Кудо ничего и не говорил. – Отымей его как следует, если понадобится.

Фарфарелло приподнял бровь.

– Полагаю, это была метафора? Как непохоже на тебя.

– Так мы договорились, Фарфи?

– Да, конечно. Не волнуйся, я заинтересован в том, чтобы он справлялся, больше, чем кто-либо, учитывая, что он новенький и зеленый, как дерьмо лепрекона.

– Обалденно. Я знал, что ты нам не откажешь, Фарфи.

– Еще одно, Шу, – сказал Фарф, подбирая лежавшую на темно-синей льняной салфетке вилку.

– Мм…? – невнятно полюбопытствовал Шульдих, поигрывая бокалом вина.

Быстрым, как молния, движением Фарфарелло схватил его левую руку, прижал ладонь к столу и вонзил в нее вилку. Глаза Шульдиха стали размером с блюдца, он задохнулся от неожиданности и боли, но не издал ни звука.

Кудо схватил пустую бутылку из-под вина, готовый отбить дно и всадить получившуюся розочку в горло Фарфарелло, но ментальный голос Шульдиха остановил его:

«Не надо, Ёдзи. Это только все ухудшит».

– Извини, Шу, но я предупреждал тебя, что сделаю это, если ты еще раз назовешь меня Фарфи. Тебе повезло, что я не ударил дважды, потому что ты сказал так два раза.

– Черт, больно, – проворчал Шульдих, с трудом выдергивая вилку из своей руки. При этом он не выглядел особо удивленным или расстроенным. – Неужели у тебя ни одного несчастного ножика с собой не нашлось?

– Конечно, у меня есть с собой ножи, идиот, – улыбаясь, отозвался Фарф, в то время как Ёдзи осторожно промывал рану своего бойфренда водой из стакана и перевязывал чистой салфеткой, борясь с сильнейшим желанием ударом кулака стереть улыбку с лица бывшего штатного психопата Шварц. – Но мне нравится разнообразие.

– Ублюдок, – наконец сорвался Кудо. – Только тронь Шульдиха еще раз, и я…

– Нет, нет, Ёдзи, – встревоженно прервал его телепат. – Не волнуйся об этом. Это… хм… ну…

– Это просто игра, – вставил Фарф.

– Игра?! Ты всадил в моего друга вилку и называешь это какой-то, твою мать, игрой?! – Кудо невольно повысил голос, привлекая внимание нескольких поздних посетителей.

«Ёдзи, сядь. Поверь мне, все в порядке».

Кудо с некоторым удивлением обнаружил, что поднялся с места и сжал кулаки, готовясь к схватке. Прожигая взглядом своего беловолосого противника, он медленно опустился назад.

«Ни за что на свете я не отдам Аю в руки этому гребаному психопату», – гневно послал он мысленно.

«Успокойся, Ёдзи. Я позже все тебе объясню. Просто не обращай пока на нас внимания, ладно?»

– Ха, – Фарфарелло казался заинтригованным. – Теперь у тебя появился Кот в Сапогах, готовый сражаться за твое спасение. Возможно, игра закончена, мой друг.

– Черта с два! – воскликнул Шульдих, ухмыляясь. – По крайней мере, пока я не отыграюсь!

– Разумно, разумно, – признал Фарф. – Но сейчас мне пора закрывать кухню, так что увидимся завтра утром.

Он быстро обнял Шульдиха за плечи одной рукой, едва не заставив Кудо снова вскочить со своего места. Поднявшись, Фарфарелло повернулся к Ёдзи и отвесил ему церемонный поклон по всем правилам французского двора. – Простите, что ранил Маркиза в вашем присутствии, благороднейший Кот в Сапогах. Я молю вас о прощении.

– Не дождешься, – прорычал Ёдзи сквозь зубы.

Фарф вздохнул.

– Ну что поделаешь. Коты такие темпераментные. Вечно чем-то недовольны. Лично я держу ротвейлеров. Хорошей ночи, Шу.

Кудо, теперь больше сбитый с толку, чем рассерженный, смотрел вслед сумасшедшему ирландцу, с хищной грацией лавирующему между столиками по направлению к выходу.

– Пойдем отсюда, милый, – мягко сказал Шульдих, улыбаясь ему.

Он не ответил на улыбку, но поспешно поднялся, чувствуя ни с чем не сравнимое облегчение от того, что они наконец могут уйти отсюда. Как бы хорошо ни было вино.

* * *

– Ты собираешься объяснить, почему я не могу оторвать руки этому психопату? – кипятился Кудо, осторожно выводя автомобиль на дорогу. Он с тоской вспоминал о своем старом Seven, который был словно продолжением его души… Ладно, наверное, это уже чересчур мелодраматично, но он и вправду любил ту машину.

Устроившийся на пассажирском сидении Шульдих бережно баюкал раненую руку.

– Да, собираюсь. Видишь ли, мы с Кроуфордом уже несколько месяцев работали вдвоем, когда он получил разрешение взять себе Берсерка. Мне было шестнадцать, и мне казалось, что я чертовски крут, потому что Кроуфорд забрал меня из Розенкройц для полевой работы – большинство заканчивало школу в семнадцать-восемнадцать, и после этого им дозволялось работать только на подхвате – в основном на слежках и допросах – два-три года, непосредственно отчитываясь высшим чинам руководства, державшим их на коротком поводке, прежде чем признать их пригодными для работы в самостоятельной команде. И даже после этого они еще могли ждать годы. Так что я был о себе очень высокого мнения.

– С тех пор что-то поменялось? – полушутя поддел его Ёдзи.

– Ха-ха. В общем, мой пьедестал слегка пошатнулся, когда обнаружилось, что Кроуфорд привел в команду не Талант, а Берсерка, низшего из низших. Во время обучения нам почти не рассказывали о Берсерках, но среди студентов их считали пускающими слюни идиотами, ценность которых меньше, чем у лабораторных крыс. Так что, можешь представить, я был немного расстроен решением Кроуфорда включить такое убожество в команду. Пару раз мы с ним даже сцепились по этому поводу. Я не мог попасть в его разум, но сильнейшую мигрень обеспечил, – ухмыльнулся воспоминаниям Шульдих.

– Почему ты не мог попасть в разум Кроуфорда? – спросил невольно заинтересованный Кудо.

– Ну, помимо того, что его обучали закрываться от телепатического воздействия – правда, этот навык ему больше пригодился при общении со мной, чем с вражескими телепатами, – гордо отметил Шульдих, – мозг пророков и ясновидцев устроен не так, как у обычных людей. Часть их сознания постоянно считывает будущее или прошлое. В случае Кроуфорда это будущее. Видения пророков идут постоянным потоком, с момента их рождения до самой смерти. Они отслеживают всех и все, с чем вступали когда-либо в контакт, даже тех, кого они не видят годами, или тех, кто находится на противоположной стороне земного шара. Часть их сознания пребывает в постоянном трансе, на несколько шагов опережая текущее время. Иногда это минуты, иногда дни, иногда – гораздо реже –года или даже десятилетия. Когда отслеженное событие достаточно важно, оно выталкивается в основную часть сознания, которая функционирует в реальном режиме времени. Вернее, так дело обстоит у Кроуфорда и других подобных ему Талантов. Почти половина всех пророков полностью погружены в транс и живут в будущем, свихнувшиеся и постоянно бормочущие пророчества. Обычно их забирают себе разные правительства, хотя, конечно, Эсцет прибрали к рукам столько, сколько смогли. Но Кроуфорд, будучи безжалостным, рациональным ублюдком, без проблем управлял этим расслоением сознания так, как ему было надо.

– Ну вы, ребята, даете… Просто невероятно. Но… не представляю, как чей-то мозг может справляться с таким объемом информации, – пробормотал впечатленный Ёдзи.

– Чей-то и не может. Как я уже говорил, пророки устроены по-другому. Не-Таланты используют мозг где-то на 3%, так? Талантам нужно больше. Телекинетики используют где-то 9%. Телепаты от 18% до 25%. Пророки будущего и провидцы прошлого от 40% до 60%.

Кудо широко распахнул глаза. – Но я думал, что Наги тебя умнее!

– Спасибо, дорогой, – протянул Шульдих. – Да, умнее. Эйнштейн использовал столько же процентов мозга, сколько ты. Я не эксперт по физиологии мозговой деятельности, но могу гарантировать: то, что делает тебя Талантом, не делает тебя умнее. Я знал Талантов, которые были тупы как пробка.

– Ага.

– В общем, я не мог войти в мозг Кроуфорда, потому что это все равно что попасть в торнадо. Разве что на пару секунд, когда он мне позволял, но если бы я задержался, то мог застрять там навсегда. Телепатические разговоры тоже могли происходить только на его условиях, поэтому обычно я пользовался командной связью, протянутой через Наги – так мне было легче общаться и с ним, и с Фарфом.

При упоминании о Фарфарелло Ёдзи вспомнил, с чего собственно начинался разговор. –Эй, разве ты не собирался объяснить, почему нельзя упаковать этого психопата в коробку и послать ее в Багдад?

– Ты сам меня сбил, – надулся Шульдих.

– Знаю, – смягчился Кудо. – Так на чем ты остановился?

– Я говорил, как мне была ненавистна мысль, что Кроуфорд привел в нашу команду то, что я считал лабораторной крысой.

– А, точно. И что, ты теперь чувствуешь себя виноватым и позволяешь ему в отместку втыкать в себя вилки? – ворчливо спросил Кудо.

Шульдих тяжело вздохнул и покачал головой. – Как я начал рассказывать, если ты позволишь мне продолжить, – снова заговорил он, – когда мы забрали Фарфа и до меня окончательно дошло, что мы с ним теперь в одной команде, я впал в ярость. И, будучи истинным выпускником Розенкройц, решил его убить. Мне было пофиг, насколько он был необходим для планов Кроуфорда, поскольку моя уязвленная гордость, естественно, была важнее.

– Вижу, твои старания были очень плодотворны, – сказал против воли заинтригованный Ёдзи. Ему очень хотелось, чтобы Новый Орлеан укладывался спать пораньше и движение было не таким интенсивным, и он мог бы уделять меньше внимания дороге.

– Кроме шуток, – захихикал Шульдих. – Сначала я, конечно, попытался использовать телепатию. Так я выяснил, что не могу управлять Фарфом и не могу попасть внутрь его головы. Вернее, могу, но это было так больно, что я больше вреда причинял себе. Но все равно не оставлял свои попытки, приводившие только к дикой головной боли и кровотечению из носа – однажды у меня кровь пошла еще и из ушей и глаз – пока Кроуфорд не сообщил мне, что если я буду продолжать в том же духе, то умру. А поскольку я ему доверял – хотя, конечно, не собирался в этом признаваться, особенно, если дело касалось Фарфа, – я решил переключиться на физические атаки. Я перепробовал все. Очень многое узнал о способностях Фарфа. Оказалось, что его невозможно застать врасплох, что при желании или необходимости он может сравниться со мной в скорости, что его очень забавляет, когда на него нападают с ножом или стреляют, но и того и другого он может избежать, даже если загнать его в самое крохотное пространство. Ну, за исключением случаев, когда он прикован к полу, потолку или стене. И, конечно, то, что он не чувствует боли.

– Почему ты не убил его, когда он был прикован? – спросил Ёдзи.

– Сначала я счел это ниже своего достоинства. Но после пары десятков безуспешных попыток прикончить его, приведших только к многочисленным болезненным ранениям и насмешкам, я решил, что моя гордость может и перетерпеть. Я выждал момент, когда Кроуфорд наказал Фарфа, после того как он вырезал всех священников в радиусе шести миль, – и это в районе, где церкви стоят на каждом углу, – и прокрался в его комнату, прихватив один из его же ножей, отобранных Кроуфордом.

– Сколько было тогда Фарфарелло? – спросил Ёдзи, осененный мыслью, что он вроде бы должен быть младше Шу.

– Тринадцать, – серьезно ответил Шульдих.

– Черт, – пробормотал Кудо.

– Он посмотрел на меня, когда я вошел, улыбнулся и сказал, что готов умереть, если я готов его убить. Я подошел к нему, приставил нож к горлу, но тут неожиданно понял, что не хочу его убивать. Он начал мне нравиться, и я уважал его. До этого единственным человеком, которого я уважал, был Кроуфорд, и по-настоящему мне никто не нравился. Словом, я убрал нож от горла и воткнул ему в плечо. Он смеялся, когда я уходил из его комнаты. Кроуфорд, конечно, уже ждал меня, и… он наказал меня за ослушание.

Кудо чуть не врезался в ближайшее дерево. Эта пауза… – Черт, ты же не…

– О нет! – засмеялся телепат. – Кроуфорд, насколько я знаю, убежденный гетеросексуал. Просто об этом не очень приятно вспоминать. Он порол меня шипастой плеткой, пока я не вырубился. Эта чертова штука хуже всего, что мне приходилось испытывать. Она смахивает на игрушку из садомазохистского арсенала, но я представить себе не могу, как кто-то может получить от нее удовольствие. Это примерно так же весело, как отрывать кусками кожу без наркоза.

– Черт. Почему ты мне не рассказывал об этом?

– Потому что знал, что ты будешь вне себя. Ты не можешь осуждать его, Ёдзи. Мы все вышли из Розенкройц трахнутыми на голову убийцами, даже Наги.

– Я предпочитаю сам решать, кого я могу осуждать, а кого нет, – отрезал Кудо.

– Хорошо, хорошо. Все равно, после того как мне исполнилось восемнадцать, он не использовал больше эту штуку. Сказал, что такое наказание подходит только для детей. Не знаю почему, но уверен, что для Кроуфорда это звучало вполне логично. Естественно, к тому времени он успел завоевать и мое доверие, и мою преданность. Брэд никогда не лгал, никогда не обещал того, что не мог выполнить. До этого я не знал таких людей. Честно говоря, не знаю, есть ли еще такие на земле. Но я рассказывал о Фарфе. За то ранение в плечо он отплатил мне сотрясением мозга, подловив, когда я смотрел телевизор. Потом я сломал ему палец, а он проткнул мне икру – как я уже говорил, это была игра. Извращенная и садистская игра, но это было забавно.

– Забавно? – Ёдзи свернул на подъездную дорожку и притормозил, дожидаясь, пока откроется автоматическая дверь гаража.

– О, я был куда большим садистом. Особенно, подростком. И я испытал в жизни слишком много боли, чтобы особо переживать по этому поводу. Фарфарелло, хм…

– Был чокнутым.

– Иногда он совсем себя не контролировал, – согласился Шульдих. – Но мы были друзьями, он был предан Кроуфорду, почти сразу принял Наги, так что со временем кровопролитие внутри команды почти сошло на нет. Ну, не считая того, что временами Фарф резал себя. С тех пор мы время от времени неожиданно нападали друг на друга, нанося легкие ранения, и смеялись над этим. Хотя нет, когда ранили меня, то я матерился, а он смеялся.

Кудо опустил голову на руки.

– Это немного чересчур, знаешь ли.

Шульдих пожал плечами. – Это вряд ли можно назвать нормой, но кто из нас нормальный, а, Ёдзи?

Вздохнув, Кудо въехал в гараж. – Ладно. Постараюсь не держать на него зла за эту вилку. А что насчет Кота в Сапогах? Как получилось, что он относится ко мне и Ае, как будто мы тебе слуги какие-то?

Шульдих снова вздохнул.

– Ты совсем не понимаешь Фарфа, да? Он так говорит не потому, что так думает. Он подкалывает меня, потому что я всегда был непоколебимо убежден, что все не-Таланты созданы, чтобы прислуживать Талантам. Особенно Шварц, и особенно мне, конечно. Теперь я живу с тобой и дружу с Аей…он просто иронизирует, Ёдзи.

– Ааа, – протянул Кудо. – Это многое объясняет.

Засмеявшись, Шу выбрался из Феррари, стараясь ничего не задевать раненой рукой. – Пойдем, мой сладкий, скажем Ае, что мы нашли ему работу.

– Уверен, он будет в восторге, – пробормотал Кудо, закуривая сигарету и направляясь в дом вслед за Шульдихом.

* Чтобы причина веселья Фарфарелло была более понятна – вот пример должностной инструкции су-шефа – http://www.kadrovik.ru/modules.php?op=m … p;sid=6679

Глава 10

– Ая, я могу кое-что у тебя спросить? – начал Ёдзи. Его голос выдавал некоторую нервозность.

Было девять часов утра, Кудо и Фудзимия устроились на диване в самой солнечной, выходившей на восток комнате – с закругленной и застекленной от пола до потолка наружной стеной. Это была любимая комната Ёдзи, в которой он часто рисовал и делал наброски, но самому Рану переизбыток яркого света был не по душе.

Шульдих отправился купить что-нибудь к завтраку, а они с Ёдзи вроде как ждали Фарфарелло с «учебными материалами», что бы это ни означало. Когда телепат прошлым вечером ворвался в дом и объявил, что Ая будет работать с Фарфарелло в «Thibodeaux», тот в ответ лишь равнодушно пожал плечами. Шульдих схватил его за руку и сжал ее, умоляя согласиться, и Ран кивнул. Он ничего не имел против работы, в конце концов, он честно трудился на стройке и после исчезновения Аи-тян. От его былой гордости тоже ничего не осталось, так что ему было все равно, чем заниматься – мытьем посуды или утилизацией отходов. Не было смысла ожидать чего-то лучшего.

– Ая? – Ёдзи толкнул его локтем.

– Мм? – отозвался Ран, переводя на него взгляд.

– Я… я хочу спросить кое о чем… очемсказалатвоясестра, – слова были произнесены так быстро, что Ран с трудом их разобрал. Видимо, Ёдзи боялся причинить ему боль. Ая улыбнулся про себя. Внутри него все давно обратилось в прах. Причинить ему боль не сможет уже никто.

– Спрашивай, – разрешил он.

– Хорошо… – Кудо беспокойно поерзал на месте. Ая тихо вздохнул. Он надеялся, что это не займет много времени. Он устал, и сосредотачивать внимание было все сложнее…

– Твоя сестра сказала, – наконец заговорил Ёдзи. – Что ты, возможно… ну, что она тебе нравилась… в сексуальном смысле, – Кудо тяжело выдохнул и потер лоб. – Я хочу знать, что ты об этом думаешь.

– Ты спрашиваешь, хотел ли я заняться сексом со своей сестрой? – уточнил Ая, которого ситуация начала забавлять.

Лицо Ёдзи пошло пятнами, и Рану даже на пару секунд показалось, что он слегка позеленел, но тот совладал с собой и кивнул:

– Да.

– Если я отвечу «да», ты во мне разочаруешься?

Напряжение в комнате ощутимо повысилось. Кудо в шоке уставился на него, но тут же спохватился и нацепил улыбку.

– Нет, конечно, нет, Ая. Мы все… ну, это… мы… – фальшивая улыбка сама собой увяла, и Ёдзи теперь казался совсем потерянным. Какая прелесть.

Ран решил, что не стоит дразнить его дальше.

– Нет, – пробормотал он.

– Что? – Ёдзи все еще подбирал слова, чтобы как-то уверить друга в том, что не стал думать о нем хуже.

– Нет, я никогда не хотел Аю-тян. И никогда не думал о ней в этом смысле. Хотя в том, что она так решила, нет ничего удивительного, – задумчиво признал Ран.

– Я… Ая, ну ты негодник! – воскликнул Ёдзи, от души стукнув его по коленке. – Не пугай меня так больше! Но я очень рад, что ты можешь шутить на эту тему, – радостно добавил он. Обвив Аю рукой за талию, он привлек его ближе к себе. – Надеюсь, это означает, что тебе уже лучше.

«Едва ли», – подумал Ран, но промолчал.

– Значит, все эти ночные бдения и желание, чтобы она перебралась в твою спальню, были…

– Прошла информация о появлении в окрестностях Киото агентов Эсцет – которые хотели повторить попытку церемонии вызова. В Японии их по-прежнему было очень много, а судя по полученным сведениям, после трех с половиной лет относительного затишья, их количество еще больше увеличилось. Они искали Аю-тян. Некоторые из них – согласно источникам Мамору – по-прежнему охотились за Вайсс и могли использовать ее как заложника. До сих пор могут, если найдут ее, – Ая говорил ровным, монотонным голосом, не чувствуя ровным счетом ничего. Он видел, как руки Ёдзи сжались в кулаки, – вот он, видимо, все же что-то чувствовал. – Я рассказал ей об этом. Она сильная девушка, и я не хотел держать ее в неведении. Но она не поверила мне, решила, что я полный параноик. Наверное, так оно и было.

Кудо обнял Аю второй рукой, заключая в объятья.

– Нам всем пришлось стать параноиками, будь все проклято. Если бы со мной не было Шульдиха, не знаю, как бы я выжил. Телепаты чрезвычайно полезны в таких случаях.

Ран согласно кивнул.

– Несомненно, но у меня знакомых телепатов не было. Мамору и Наги приглядывали за нами, приставили нескольких своих агентов, чтобы те нас охраняли, но… они не были Талантами. Невозможно было узнать наверняка, кто именно или, хотя бы, что за Талант будет им противостоять. Хотя Мамору регулярно связывался с Кроуфордом – возможно, это одна из причин, что они нас так и не нашли. Но Мамору в основном держал меня в неведении. В конце концов, я был всего лишь рядовой наемник, не входящий больше в круг его приближенных.

– Уверен, что он не из-за этого ничего тебе не рассказывал, – нерешительно возразил Ёдзи.

– Тем не менее, это подпитывало мою паранойю. Все становилось хуже и хуже, пока, наконец, я не смог больше выпускать ее из поля зрения, то и дело прикасаясь к ней или обнимая. Я был убежден, что она исчезнет, стоит мне только отвести взгляд. Я заставил ее бросить школу, хотел переехать куда-нибудь, где никто не смог бы нас найти. Она была всем, что у меня осталось, и я через столько прошел, чтобы она осталась со мной, – Ая невесело улыбнулся. – В конце концов, я и заставил ее уйти. Сам. Только я.

Ёдзи заставил его повернуть голову и обхватил его лицо ладонями, вытирая кончиками пальцев влажные дорожки слез с его щек. Он что – плакал, сам того не замечая? Он ничего не почувствовал. Впрочем, теперь он вообще ничего не чувствовал.

– Ая, – у Кудо перехватило дыхание, его голос был напряжен и взволнован, глаза – переполнены эмоциями. Рану стало любопытно, как выглядят со стороны его глаза. «Жизни в них было не больше, чем в глазах краба». У кого же он это прочитал? У Вильяма Берроуза?

Ёдзи целовал его. Нежно и почти целомудренно вначале, но затем все крепче и требовательнее. Ая почувствовал знакомое осторожное прикосновение языка к своим губам, точно спрашивающее разрешение войти, этакий вежливый стук в дверь. Ран автоматически приоткрыл рот, безучастно уставившись на противоположную стену – происходящее, казалось, почти не затрагивало его внимания. Но когда Ёдзи протолкнул язык ему в рот, и он заскользил – такой знакомый на вкус – по его собственному, все его существо неожиданно озарил сладкий золотой солнечный свет, которым и был Ёдзи.

И Аю захлестнуло отчаянье.

Он не мог удержаться от ответного поцелуя, повторяя себе при этом: «Это больше не мое. Было моим, но я от него отказался». Он отчаянно вцепился в Ёдзи, с трудом сознавая, что делает. Кудо застонал, не отрываясь от его губ, потянул к себе на колени. Ая почувствовал его возбуждение. «Почему он это делает? Зачем напоминать мне о моей потере? Я ничего у него не просил». Одна ладонь Ёдзи соскользнула на задницу Аи, сжимая, вторая пробралась под рубашку, лаская линию позвоночника, в то время как его язык хозяйничал во рту Рана, и тому это нравилось, он хотел этого, он таял под этими прикосновениями и думал: «Он нарочно так жесток. Я думал, он мой друг, а он предает меня, дразня и давая то, что собирается отнять. Как он может? Как он может со мной так поступать?»

– Ааа! Твою мать! – Ёдзи отшатнулся от него, из его рта капала кровь.

Ая почувствовал кровь в своем собственном рту и понял, что, должно быть, укусил Ёдзи. Судя по всему, довольно сильно. Наверное, он должен был чувствовать себя виноватым, но вкус крови смыл ностальгию, прогнал горький привкус отчаянья и вернул назад безразличие. Кровь – с ней он знал, как управляться.

– Идиот! Я велел тебе остановиться, ты сам виноват, – сказал Шульдих, бросая на столик то, что, как предполагал Ая, было их завтраком. Он не мог вспомнить, слышал ли он, как телепат вернулся. – Иди, посмотрись в зеркало в ванной и скажи, нужно ли тебя зашивать, тупое животное. И не вздумай закапать кровью весь дом.

Ёдзи, неспособный дать достойный ответ вслух – хотя, возможно, он отвечал мысленно – встал и поплелся к дверям, очень походя при этом на побитого щенка.

Шульдих сел рядом с Аей и взял его за руку. Он вообще часто это проделывал – вероятно, чтобы его было сложнее игнорировать. По той же причине телепат установил постоянную связь с Аей через Ёдзи. При желании он мог общаться с Раном напрямую, но, похоже, предпочитал этого не делать. Видимо, находил его довольно скучным, а скучать Шульдиху не нравилось.

Ае пришло в голову, что он, наверное, должен извиниться.

– Извини, что… – он замолчал, будучи не в силах сформулировать извинение, чтобы оно звучало искренне и не по-дурацки. Извини, что поцеловал Ёдзи? Что укусил твоего бойфренда? К тому же, он не чувствовал ни малейшего раскаянья в содеянном. Он, собственно, ничего не чувствовал.

Шульдих отмахнулся.

– Не парься.

– Не буду, – ответил Ран, добавив после минутной паузы. – Почему ты не злишься на меня?

– Это я велел ему тебя поцеловать, – беспечно отозвался телепат, выпустил руку Аи и принялся высвобождать из картонной упаковки на столе, которую он поставил на стол, огромный бумажный стакан с чем-то горячим, судя по поднимавшемуся над ним пару. – Хочешь, сafé au lait? Он классный, я попробовал по дороге.

– Нет, спасибо, – к видимому разочарованию Шульдиха ответил Ая. – Я не люблю кофе, что с молоком, что без. Почему ты велел своему бойфренду меня поцеловать?

Вздохнув, Шульдих отпил немного кофе.

– Я смотрел его глазами, чувствовал то же, что чувствует он, и мы оба хотели поцеловать тебя, так что я разрешил ему действовать. Но перед тем как окончательно потерять голову, я подумал, что мы поступаем несколько эгоистично. С кем-нибудь другим, я бы наплевал на это, но… – он сделал очередной глоток и ухмыльнулся. – Знаешь, иногда я тоскую по тем временам, когда мне было на все положить. Короче, я решил посмотреть, как ты все это воспринимаешь. И когда понял, что ты чувствуешь, велел Ёдзи остановиться, но он меня не послушал. Так что я сбежал.

– Вы оба меня целовали.

– Да. Извини, Ая. Подразумевалось, что я должен за тобой присматривать, и… извини.

Шульдих нервно крутил стакан в руках, выглядя довольно потерянно. Ран подумал, что ему не часто приходилось извиняться.

– Я рад, что это был не только Ёдзи. Так это меньше похоже на предательство.

– Это совсем не предательство, Ая. Поверь мне. Это было желание и… симпатия, – закончил телепат, уставившись на свой бумажный стакан так, как будто он был редкой археологической находкой.

Неловкая тишина была прервана звонком в дверь. Шульдих взвился с места и выскочил из комнаты.

Ая второй раз за день обнаружил, что его отрешенное спокойствие дало трещину. Утро уже было полно необычных событий, а теперь еще и посещение Фарфарелло. Еще одна необычность. Он только надеялся, ничто больше не спровоцирует приступ этого странного отчаянья.

Двигаясь с обычной своей эффектной манерностью, Шульдих вернулся в комнату, а следом за ним бесшумной, уверенной, хотя и немного тяжеловатой походкой вошел Фарфарелло. Общее впечатление от их появления слегка портила ручная тележка, которую экс-Берсерк толкал перед собой. Она до самого верха была загружена книгами, файлами и папками. Ая с любопытством разглядывал эту кипу, когда Фарф осторожно придвинул тележку к дивану так, чтобы книги и файлы не свалились на пол, выпрямился и с видимым удовольствием потянулся.

Он был одет в выцветшую черную футболку с названием какой-то группы, о которой Ая никогда не слышал – «Henrietta Collins and the Wife Beating Child Haters». Пока Фарф, хрустя суставами, потягивался, внимание Рана привлекли его руки. Он не помнил, чтобы руки Берсерка были такими накачанными. А плечи такими широкими. Нет, шрамы, конечно, никуда не делись, но между шеф-поваром «Thibodeaux» и тонким, как хлыст, психопатом из Шварц было десяток световых лет разницы. Несколько прядей белых волос выбились из хвоста Фарфарелло, и Ая подавил внезапное желание попросить его повернуться, чтобы посмотреть, какой они сейчас длины. Ему было интересно, какие они на ощупь – грубые, как конская грива, или такие же мягкие, как его собственные. Ему было интересно…

Фарфарелло взглянул на него, и Ран снова почувствовал, как пристальный взгляд пронзает его насквозь. Все мысли исчезли. Ая представил себе, как его сетчатка сгорает от того, что он слишком долго смотрит в этот горящий глаз. Может, Фарфарелло вырвал свой второй глаз потому, что двумя он видел слишком многое? Может, второй глаз показывал ему все тайны мироздания, и это-то и свело его когда-то с ума…

Ая заметил, что Ёдзи вернулся в комнату, и Шульдих осматривает его язык.

– Все не так плохо, как кажется, – немного невнятно проговорил Ёдзи.

– Значит, ты собираешься мне помогать, рыжик? – глубокий, резковатый голос возвратил его внимание к стоящей перед ним беловолосой загадке.

– Такова моя цель, – ответил Ая, раздумывая, было ли предложение работы со стороны Фарфа простой благотворительностью или нет.

– Хм, – Фарфарелло повернулся к Шульдиху, все еще суетящемуся над Ёдзи. – Я чувствую запах бенье, Шу?

– О! – воскликнул Шульдих, перепрыгивая через спинку дивана к кофейному столику, где он оставил свои покупки. – Да, – он открыл пакет и вдохнул ароматный запах. - Ёдзи, принесешь тарелки и салфетки?

Кудо, уже нацелившийся было усесться, недовольно заворчал, но отправился выполнять просьбу бойфренда.

– Я нашел небольшую кондитерскую всего в паре кварталов отсюда, там пекут куда лучше, чем в этой забегаловке для туристов Café du Monde, – тараторил Шульдих, пока Фарфарелло устраивался на стуле напротив Аи. – Они громадные! Не знаю, что они с ними делают, но получается очень вкусно!

Он начал выкладывать сладости на принесенные Ёдзи тарелки, безуспешно стараясь не засыпать все, что только можно, сахарной пудрой.

– Спасибо, – сказал Фарф, принимая свою тарелку.

– Ая, ты точно не хочешь? – Шульдих покачал бумажным стаканом с кофе.

– Нет.

– Будешь café au lait, Фарф?

– Не откажусь.

На некоторое время разговоры прекратились – все занялись завтраком. Ая не был голоден, но насчет бенье Шульдих оказался прав – они были очень вкусные.

Единственным, кто не доел свою порцию, оказался Ёдзи.

– У меня челюсть болит, – пожаловался он.

– Это из-за языка. Не жуй ничего до вечера, иначе может распухнуть, – велел Шульдих, пододвигая к себе его тарелку. Он явно продолжил разговор с Ёдзи мысленно, поскольку последний скрестил руки на груди и демонстративно надулся.

– Ая, – голос Фарфа притягивал его, как магнит. Он поднял взгляд, стараясь не смотреть прямо в золотистый глаз берсерка.

Это помогало, но не слишком.

– Да? – отозвался он.

– Ты готов посвятить себя изучению того, что необходимо знать для работы на моей кухне?

– Да.

Фарфарелло одобрительно кивнул.

– Отлично, – он встал и отодвинул тележку с файлами и книгами от дивана. – Для начала, – он взял лежащий сверху стопки сверток из потрепанного кожзаменителя, – это набор ножей. Тут основные ножи, которые тебе придется использовать. Я надписал их, но тебе самому надо изучить, как и когда ими пользоваться, а когда не пользоваться. Можешь оставить их себе, но они так себе. Я найду получше, когда ты начнешь работать.

Ая согласно кивнул, и Фарф положил сверток на стол.

– Это, – он достал несколько книг, – что-то вроде учебников. «Профессиональный повар», – прочитал он вслух название и кинул книгу на стол. – «Larousse Gastronomique» иии… «Искусство готовки» Джулии Чайлд. Если сомневаешься в чем-то, всегда смотри Джулию, – проинструктировал он. – Еще одна ее книга – «Блюда французской кухни» и «Creole, Gumbo and all that Jazz» Говарда Митчима. Даже если эти имена тебе ничего не говорят, ты должен научиться относиться к ним с уважением. «La Technique» Жака Пелена – это поможет тебе научиться обращаться с ножами. И еще пара книг, к которым я не так часто обращаюсь, – закончил он, складывая их на столе рядом с предыдущими.

Ая прочитал несколько имен – Энтони Бурдэн, Пол Прудхомм – прежде чем Фарфарелло снова заговорил.

– Это, – он сложил вместе три пухлые двухдюймовые папки. – Мои конспекты из Лавьен – академии, в которую я ходил в Париже, так что многие записи сделаны на французском. Заставь Шу перевести их тебе, если не сможешь прочитать сам. У меня достаточно разборчивый почерк, так что проблем с чтением возникнуть не должно. Это – копия нашего меню и винной карты, – он показал их Ае, а затем бросил на быстро заполняющийся стол.

Ошарашенный Шульдих начал перекладывать папки так, чтобы расчистить на столе немного места.

– Тебе не обязательно становиться экспертом, знающим, какое вино с чем подают, – это дело официантов. Просто ознакомься в общих чертах. Наше постоянное меню составлено с учетом основных запросов посетителей, пользуется успехом и поэтому редко меняется. А вот специальные заказы отнимают у меня массу времени и сил. Однако, – сказал он, поднимая с тележки внушительную кипу папок и файлов, – тебе нужно знать каждый пункт нашего меню вдоль и поперек. Как готовится каждый ингредиент, сколько времени это занимает, кто что должен делать, что я позволяю урезать в технологии при наплыве посетителей или нехватке персонала – но на это особо не рассчитывай, – предупредил он. – Еще тебе надо изучить специальные блюда, которые мы готовим, насколько они успешны или неудачны, как их готовить, какие заказы, не входящие в основное меню, стоит ожидать – вегетарианские блюда, особые блюда для особых заказчиков – друзей персонала или владельца и так далее. Я написал примечания для всех поправок по каждому пункту меню. Все информация находится здесь, – он погладил папку рукой и отложил ее в сторону.

Следующей он поднял папку в пять дюймов толщиной.

– Здесь – наши официальные поставщики, продавцы и прочие. Все, кому мы официально платим за товары или услуги, начиная с вывоза мусора и кончая поставкой рыбы, все тут. Изучи их. Не вздумай ее потерять, пролить что-нибудь на нее или случайно сжечь, – он бросил многозначительный взгляд на Шульдиха, который проворчал:

– Это было сто лет назад, сколько можно напоминать.

– Или я гарантирую тебе мучительную смерть. То же самое относится вот к этому, – сказал он, откладывая толстую папку и беря в руки потоньше, но тоже весьма внушительную. – Что в ней, Ая? – спросил он, помахав ею в воздухе.

Пойманный врасплох Ран на секунду замешкался в поисках ответа.

– Ээ… неофициальные поставщики?

Фарф улыбнулся. В сочетании с плотно сжатыми губами улыбка вышла почти такой, какой ее изображают на ликах святых.

– Очень хорошо, рыжик. С некоторыми ты должен быть очень осторожен, поскольку они более непредсказуемы, чем официальные поставщики. Все они стараются завысить цены, обсчитать или подсунуть товар похуже – я сделал заметки по всем таким случаям, изучи их, чтобы знать, как с ними общаться. Ничего из этого не показывается проверяющим. Вот ЭТО, – он поднял последнюю папку с тележки, – показывается аудиторам, если они по какой-то причине решат нас проверить.

– С чего бы им вдруг захотеть тебя проверять? – спросил Ёдзи.

Фарф пожал плечами:

– Владелец ресторана входит в семью.

– Семью? – недоуменно повторил Ая.

– Коза Ностра.

– Погоди, твой ресторан принадлежит мафии? – воскликнул Ёдзи, вскакивая на ноги. – Ая ни за что не будет в этом замешан! Я и так думал, что это уже немного чересчур, – он махнул рукой на нагромождение бумаг и книг на журнальном столике. – Но это…

Шульдих что-то тихо сказал ему, и Ёдзи сел, все еще кипя от возмущения и кидая на Фарфарелло негодующие взгляды, но молча.

Фарф взглянул на Рана.

– Мне продолжать или забудем обо всем?

– Продолжай, – сказал Ая. – Пожалуйста.

Он не помнил, когда его последний раз что-то так заинтересовало. Он хотел прочитать эти книги и досконально изучить записи. Он хотел узнать все скрываемые в них секреты, хотя они вряд ли выходили за мирские пределы.

Фарф кивнул.

– Не то чтобы это очень необходимо, но тебе было бы полезно уметь вести бухгалтерию. Обрати внимание, что результат в этих двух папках и в папке с налоговой отчетностью получается один и тот же. Никаких недостач, пока я отвечаю за финансы. Это будет неплохой практикой, возможно, мне понадобится, чтобы временами ты вел подсчеты. И это, – Фарф опустил папку на образовавшуюся на столе горку, – практически все, что ты можешь выучить без практики. Ты должен все это прочитать и запомнить к тому времени, как начнешь работать, то есть за неделю, начиная с сегодня.

– Запомнить? Фарф… – Шульдих кинул на своего бывшего напарника укоризненный взгляд.

Фарф поднял бровь и посмотрел на Аю:

– Как считаешь, ты сможешь это сделать, рыжик? Будешь пробовать или нет?

Ран даже не задумывался, настолько он уже был увлечен предстоящим делом. Оно было очень похоже на миссию – прочитать, запомнить, применить – и он был заинтригован. Это точно отвлекло бы его от того, во что превратился его разум – колышущееся, туманное ничто, чередующееся с приступами отчаянья и боли.

– Я это сделаю.

Глаз Фарфарелло сузился, но он только кивнул.

– Нам нужно поговорить, прежде чем что-то решать, – бросил Едзи.

– Я нанимаю не тебя, так что тебе решать нечего, – заметил Фарф.

– Слушай, ты…

– Ёдзи, не…

– Я бы хотел поговорить с рыжиком наедине, если вы не возражаете, – сказал Фарф, заставив Шу и Ёдзи замолчать. – И не вздумай подслушивать, Кукловод. Я узнаю, если ты будешь это делать, не думай, что я забыл, как это определять.

Шульдих закатил глаза.

– Да, Берсерк-сама. «Ты не возражаешь, если мы уйдем, Ая?»

«Нет».

Шульдих встал.

– Пошли, Ёдзи.

– Я не оставлю Аю с ним.

Решив, что хватит с него материнской заботы, Ая метнул на Ёдзи выразительный взгляд.

Фарфарелло наблюдал за ними со смесью скуки и веселья на лице:

– Я скажу тебе, Шу, когда можно будет возвращаться.

– Лады.

Ёдзи продолжал что-то ворчать себе под нос, но Шульдих схватил его за руку и потащил из комнаты.

Фарфарелло выждал минуту, после того как парочка ушла, а затем хлопнул в ладоши.

– Отлично. Итак, всю эту ерунду, – он махнул рукой в сторону стола, – можешь читать или не читать, как тебе захочется, главное, верни все назад в понедельник. В основном я притащил все это ради твоих опекунов, поскольку я все равно ни за что на свете не потерплю непрофессионала на своей кухне. Проблем не оберешься даже с теми новичками, которые по-настоящему учились на поваров, что уж говорить о том, у кого есть только опыт работы официантом, – презрительным тоном закончил он.

Такой поворот событий напрочь убил весь интерес Аи. Что ж, ему следовало этого ожидать.

– Однако я хотел на какое-то время нанять тебя по твоей основной профессии. Видишь ли, мой последний су-шеф по совместительству прирабатывал наемным убийцей – и у нас был неплохой бизнес в округе.

Ему действительно следовало этого ожидать.

– Мафия?

– Частично. Не всегда. Шон подсел на амфетамины, стал невнимателен и дал себя убить. Теперь мне приходится самому выполнять все заказы, но… – он вздохнул. – Это моя первая работа как шеф-повара, и я на ней всего полгода. Теперь у меня нет су-шефа, и нет никого из штата, кого я хочу повысить до этого места. К тому же, наша мастер по соусам, которую я обычно оставлял за старшую, если и я, и су-шеф были заняты, на следующей неделе уходит в первый за десять лет отпуск. Ее не будет целый месяц. Я должен быть на кухне.

– Понятно.

– Для наемника твоего уровня работа несложная. Вероятно, в основной массе не требующая твоей квалификации, поскольку она не будет направлена против кого-то действительно могущественного, – ирландец ухмыльнулся. – Ни тебе премьер-министров, ни интернациональных террористов-паранормов, ничего такого. Довольно однообразная рутина.

– А.

– Ты все еще работаешь за светлую идею справедливого правосудия?

Сердце Аи судорожно сжалось, словно по его ребрам провели ножом:

– Конечно, нет.

– Восхитительно. Я беру 20% комиссионных. И очень рекомендую огнестрельное оружие – тут в Штатах все от мала до велика таскают с собой минимум полуавтоматическое. Я могу обеспечить…

– У меня есть автоматическое.

Фарф слегка удивился:

– Я думал, что Вайсс не верят в огнестрельное оружие и все такое.

– Не верят в его использование или в его существование? – фыркнул Ран.

Ирландец издал негромкий смешок:

– Кто бы мог подумать, что у тебя есть чувство юмора?

– У меня его нет. Это был тщательно завуалированный сарказм.

Усмешка Фарфа сменилась настороженностью. Он сузил глаз, словно пытаясь получше рассмотреть потаенные части души Аи, но тот старательно избегал его взгляда.

– Ты разочарован, – удивленно признал Фарф. – Я разочаровал тебя тем, что хочу нанять тебя на примитивную работу наемника.

Ран пожал плечами:

– Я и не ждал ничего такого. С чего мне разочаровываться?

Фарф поцокал языком.

– Тебя не настолько сложно понять, как тебе кажется. Не то чтобы я думал, что ты будешь вне себя от радости, узнав, что у тебя будет возможность убрать несколько двухцентовых хастлеров и мелких выскочек для своего старого врага, но ты действительно хотел, чтобы я дал тебе попытаться поработать су-шефом, – он покачал головой. – Честно. Чтение этого дерьма ничего тебе не даст – это лучше чем ничего, но и только. А у тебя опыта работы поваром и есть ровным счетом ничего. Ты должен это понимать.

– Конечно, – Рану хотелось, чтобы он оставил эту тему. – Что будет первым заданием?

Фарф не ответил, продолжая его пристально разглядывать. Ая подумал, что его второму глазу тоже не помешала бы повязка. Ирландец вздрогнул и расхохотался, и Ран понял, что высказал свое пожелание вслух.

– Сарказм, значит, – все еще смеясь, заметил Фарф. Затем он глубоко вздохнул и замер, задумавшись. – Черт. Слушай, рыжик…

– Больше не называй меня так.

– Хорошо, Ая. Если хочешь, я дам тебе попробовать себя на кухне. Если ты будешь лажать не слишком часто, если персонал и я сможем с тобой сработаться и если тебе понравится там работать, я оставлю тебя, после того как вернется мастер по соусам. Не как су-шефа, но, возможно, как временного повара. Я знаю, что Дин, к примеру, хочет меньше рабочих смен… – он, по-видимому, занялся мысленными расчетами. – К тому же, так будет проще скрывать от твоих опекунов, что ты вернулся в старый бизнес. Что-то мне подсказывает, что их эта новость не очень обрадует. Но работа наемника все-таки для меня на первом месте. Договорились?

– Почему ты передумал? – спросил Ран, дергая торчащую из обивки дивана нитку. – Ты мне ничего не должен.

– Это верно, – Фарф замолк, подбирая слова. – Ради обычного человека я бы не передумал, кто бы меня об этом ни просил, особенно эта вечная заноза в заднице, наш телепат. Но мне пришло в голову, что ты далеко не обычный человек. По мозгам, способностям, характеру, целеустремленности, внешности, силе воли и, возможно, еще по многому другому. Большинство людей с такими данными просто невыносимы, но тебе присуща скромность и сдержанность, которые, насколько я вижу, непритворны. Если ты решил приложить свою энергию и целеустремленность во что-то полезное для меня, даже если мне это кажется смехотворным, я был бы идиотом, если бы не воспользовался ситуацией. Я уверен в этом, хотя ты сейчас совершенно явно не в лучшей форме. Что бы из этого ни вышло, оно пойдет мне на пользу. Видишь? Я не делаю тебе никакого одолжения.

Теперь настал черед Аи таращиться на собеседника в обалдении от того, что он услышал, не говоря уж о том, кто именно это ему сказал.

– С чего ты взял, что я… – он помотал головой. – С чего ты все это взял?

Фарф пожал плечами:

– Наблюдательность.

– Ты не видел меня пять лет, да и до этого… мы почти не имели друг с другом дел. Что тут можно было наблюдать?

Короткий вздох:

– Очевидно, что смазливая мордашка не единственное твое достоинство.

– Очевидно.

– Так что я нанимаю тебя в качестве временного су-шефа – кстати, не вздумай сказать остальным, что ты тут временно, иначе они превратят твою жизнь в ад – и в то же время ты сеешь смерть и разрушение от моего имени. Согласен?

Это казалось более приемлемым предложением, чем Ран мог рассчитывать, хотя он не был уверен, что Фарфу стоит доверять.

– Годится.

– И мое имя здесь официально Джон Фарлайн. Все зовут меня Фар. Гораздо легче запомнить, что надо отзываться на это, чем на Джона.

– Ладно.

Фарф встал.

– Отлично, – он протянул руку Ае, и тому понадобилась целая секунда, чтобы понять, что ее надо пожать.

Он тоже поднялся и пожал руку Фарфарелло, случайно встретившись взглядом с хищным, желтоватым глазом. Вблизи он выглядел еще менее человеческим, чем обычно, и Ран не смог сдержать невольную дрожь. Когда Фарф открыл рот и заговорил, Ая готов был поклясться, что услышал клекот ястреба.

– Ты уже можешь отпустить руку, – в голосе Фарфарелло была явственно слышна насмешка.

Ран отдернул руку и залился румянцем. Крайне смущенный, он сел обратно на диван и замер, глядя перед собой.

– Я могу рассчитывать, что ты изучишь все это к понедельнику? – спросил Фарф, кивая на стол.

– Да. Это не проблема.

Улыбка Фарфа была удивительно теплой:

– Конечно, нет. Тогда я оставлю тебя.

– Фарфарелло.

– Хм?

Ая заколебался, зная, что спрашивать об этом довольно глупо, но с момента их повторного знакомства ему было очень интересно…

– Что случилось с твоей ненавистью к Богу?

Фарфарелло заметно напрягся.

– Почему ты спрашиваешь?

– Мне просто интересно.

– Потрясти красной тряпкой перед быком? Хочешь что-то доказать? Надеешься, что я возьму и всю душу тебе раскрою? – его голос был груб, но в словах улавливалась горечь.

– Нет.

Фарф резко наклонился к Ае, его волосы разлетелись от внезапного движения. Во мгновение ока он схватил Рана за горло – нет, не за горло. За подбородок, не давая ему отвернуть лицо. Гневный золотистый взгляд уперся в пустоту фиолетового. Ая сфокусировался на шраме, пересекающем нос Берсерка.

– Что случилось с твоей младшей сестрой? – прошипел Фарф. – Что случилось с теми, кого ты любил? Если ты можешь рассказать мне, я расскажу тебе.

Ухмылка, искривившая его лицо, была хорошо знакома Ае, он часто демонстрировал ее Вайсс, прежде чем кинуться в атаку.

Ран, решив, что Фарф предельно ясно выразил свое отношение к личным вопросам, промолчал.

Фарф еще секунду сжимал подбородок Аи, но затем, похоже, пришел в себя и отпустил его со смущенным видом – подобное выражение на лице Берсерка Ран совершенно точно видел впервые.

– Черт, извини. Ты не заслужил этого.

– Возможно, заслужил. Влез не в свое дело.

– Нет, не заслужил, – Фарфарелло забрался на диван рядом с Аей. – Ты едва ли знал обо мне что-то еще кроме того, что я хотел уничтожить Бога. Вполне естественно, что тебе любопытно.

– У тебя больше нет такого желания?

– Ха, если мне представится возможность, я ей воспользуюсь и не промахнусь, – уголки губ Фарфа приподнялись в легкой улыбке. – Однако, признав, что я сам, своими собственными руками убил свою семью, я больше не мог считать себя жертвой Бога, да и желания такого у меня уже не было. Достаточно того, что благодаря отрицанию своей вины я много лет был жертвой - сначала манипуляций Эсцет, а потом Кроуфорда. Не пойми меня превратно, я до сих пор люблю теософские диспуты, особенно с духовенством, предпочтительно перед тем как голыми руками вырвать их лицемерные сердца, но я теперь свой собственный психопат. А не чей-то еще.

Ран с сомнением уставился на Фарфа, пытаясь понять, сколько из этого было сказано ради красного словца:

– А в меню случаем нет чего-нибудь такого… небогоугодного?

– Ты сегодня очень саркастичен, Ая, – отозвался сомнительной вменяемости беловолосый шеф-повар. – Нет, нас время от времени проверяет департамент здравоохранения. Слишком рискованно.

– Хорошо, что они проверяют и на это тоже.

– Не уверен, но они проверяют все малые морозильные камеры и холодильные шкафы, а маскировка человеческого мяса под что-то другое займет слишком много времени и потребует много усилий, особенно, если заниматься этим регулярно. К тому же, хотя у меня персонал – сплошной криминальный сброд, но вряд ли им понравилась бы идея каннибализма, хотя большинство из них последний раз было на исповеди лет в шесть, – он цокнул языком. – Католики и вся эта их ерунда со святым причастием, да?

Ая приподнял бровь:

– Ты всерьёз об этом думал?

Фарф издал смешок:

– В основном это касается моих коллег, когда они вконец меня достают. Во времена своего появления в Шварц я привык регулярно обдумывать, что будет, если убить Шульдиха.

– В своих коллег ты тоже втыкаешь вилки? – к собственному удивлению, Ая, понял что улыбается.

– Не столовые. Как-то раз и впрямь всадил вилку для мяса повару в руку за неправильное хранение мидий, но я его несколько раз предупреждал.

Глаза Рана расширились:

– Правда?

– Да, правда. Не выношу вид мидий, плавающих в собственной моче на дне кадки, – Фарф скривился. – Не так много времени займет подсунуть под них сетку для просушки, чтобы они не валялись на дне, – он потряс головой и закатил глаз. – Я не люблю нарушения технологии в готовке, но если дело касается морепродуктов, я их категорически не позволяю. И точка, – он усмехнулся, глядя на Аю. – Все еще хочешь быть моим су-шефом?

Ран кивнул, не в силах отделаться от ощущения, что где-то по ходу разговора провалился в нору белого кролика.

– И парень не предъявил иск и тебя не арестовали?

Фарф взглянул на Аю так, как будто тот предположил, что он держит мидий в подгузниках и придумывает им имена.

– Арестовали? Такого и не могло произойти. Что бы ты там ни слышал об этой самой сутяжнической в мире стране, никто из кухонного штата не станет подавать на меня в суд. Нет, он сходил травмпункт и через полтора часа вернулся к работе, – он удовлетворенно кивнул. – Как и должно быть. Я многого ожидаю от своих людей, но и они ожидают от меня не меньше, и подобные дисциплинарные меры очень, очень редки. Я не накладываю больше, чем человек может проглотить, без особой необходимости, и всегда компенсирую такие случаи. Это мало похоже на постель из роз, но мои люди мне преданы. Как бы это сказать… мне нравится иметь их преданность, как ее ни назови.

Он улыбнулся одной из своих приятных, умиротворенных улыбок, и Рану неожиданно очень захотелось, чтобы он взял его за руку и сжал так, как это делал Шульдих.

Ая раздумывал, признаться ли Фарфу в этой абсурдной идее, чтобы посмотреть, развеселит ли она странноватого альбиноса, но тот взглянул на часы и поднялся.

– Мне пора уходить. Сегодня я жду несколько фургонов от поставщиков, и мне надо за всем проследить. Хочешь, чтобы я сообщил счастливой парочке, что ухожу?

Ран покачал головой.

– Я собираюсь заняться вот этим, – он указал на горку книг и папок.

Фарф наклонил голову набок.

– Знаешь, хотя я и уверен, что меня ожидает немало головной боли из-за твоей неопытности, мне интересно, на что ты способен.

Ая чуть наклонился вперед, позволив длинной челке упасть на глаза:

– Спасибо. Я сделаю все возможное, чтобы не подвести тебя.

– Я знаю, ры… Ая. Ты всегда делаешь все возможное. Это одна из самых странных и ценных твоих способностей.

Ая покачал головой, снова принимаясь вытягивать из дивана нитку:

– Можно еще один вопрос?

– Только один, а потом я тебя оставлю, нравится тебе или нет.

– Раньше ты хотел убить Шульдиха, а потом не видел его пять лет – что ты о нем сейчас думаешь? Я никак не могу понять, как вы друг к другу относитесь.

Фарф вздохнул:

– Ты не задаешь легких вопросов.

– Прости. Это неважно.

– Я никогда не любил Брэда Кроуфорда. Уважал его, да, был ему предан, отчасти даже почитал его, но он мне не нравился, и я не нравился ему. Наги мне нравился, но я не назвал бы нас друзьями, хотя наши отношения были близки к этому. Шульдих… – Фарф закусил губу, подбирая слова. – Шульдих и я – братья, во всех смыслах этого слова, исключая кровное родство. Я считаю его своей единственной настоящей семьей.

Ая во все глаза уставился на Фарфа:

– Я не понимаю. Не похоже было, что ты рад его видеть, когда мы первый раз пришли в твой ресторан. Я думал, он тебе не очень нравится.

– Далеко не все всегда любят свою семью, – отметил Фарф. – Но все было наоборот – я был очень рад его видеть.

– Тогда почему…

– Я сказал, что отвечу на один вопрос.

– А, да. Извини.

– Я ухожу.

– Хорошо.

Фарф сделал несколько шагов к дверям, затем шумно и раздраженно выдохнул, вернулся и уселся на подлокотник дивана.

– Ты настоящая заноза в заднице, Фудзимия.

Ая поднял бровь:

– Хм?

– Меня беспокоит что я ушел, не объяснившись.

Недоуменно глядя на него, Ран снова лишь неопределенно хмыкнул.

– Почему это меня беспокоит, я не понимаю, поскольку в принципе мне на тебя наплевать.

– Нет необходимости…

– Шварц пришлось разделиться из-за серии видений Кроуфорда и еще нескольких пророков, показывавших последствия того, что мы останемся вместе, но уверен, мы и без этого бы распались, – начал Фарф, как будто Ая ничего и не говорил. – Я должен был вернуться в Ирландию, чтобы прояснить для себя некоторые вещи, Наги перешел к Персии и Критикер, Кроуфорд все еще был занят миссией по уничтожению Эсцет. Шульдих был единственным, у кого не было никакой конкретной цели, кроме как оставаться с Котом в сапогах, – Фарф откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. – И Шу выяснил, что Кот предсказуем куда меньше, чем большинство людей. Хотя он с легкостью мог забраться ему в голову, уверенности в том, что Ёдзи останется с ним, у Шульдиха не было. В особенности, учитывая, как он был влюблен в тебя, – добавил Фарф, искоса взглянув на Аю. – Ты знаешь, что Кроуфорд несколько раз предлагал снабдить Персию дезинформацией, которая привела бы к тому, чтобы и тебя, и твою сестру убили?

Ая вздрогнул.

– Что? – прошептал он.

Фарф беспечно махнул рукой.

– Это просто особенность мышления Кроуфорда – устранение всех возможных препятствий. Они с Шульдихом всегда были дружны, и я знаю, что Оракул очень не хотел отпускать его в бега одного. Шу плохо переносит одиночество. В общем, для нас было большим сюрпризом, когда Шульдих не позволил Кроуфорду тебя убить, тем более, что отказался он под предлогом того, что это травмирует Ёдзи. Он даже не дал Кроуфорду шантажировать Кудо, чтобы заставить его уехать вместе с Шульдихом. Видимо, это и есть любовь, или что-то в этом роде, но для Шульдиха такое бескорыстие было невообразимо. Мы беспокоились за него. Наги даже начал говорить о том, чтобы уйти от Персии и Критикер, чтобы присматривать за ним, но судя по видениям Кроуфорда, ничего хорошего из этого бы не вышло. Сам Оракул собирался внедряться на территорию Эсцет, и поскольку за Шу очень агрессивно охотились, они никак не могли остаться вместе. Но я был чист. Конечно, я убрал одного из Старейшин, но я всего лишь Берсерк – в лучшем случае, натасканный на убийство пес – так что всем этим группировкам было положить на меня. Никто не захочет впустую переводить людей, чтобы выслеживать меня, если я буду сам по себе, это уж точно. Поскольку я ушел из Шварц, мне даже было не обязательно поддерживать контакт с Кроуфордом. Мне вообще было не нужно кого-либо из них снова видеть, и в этом на самом деле и состоял разработанный нами план.

– Но, судя по всему, ты отошел от плана, – Ая повернул голову к Фарфу, подтянув колени к груди и упираясь ногами в подлокотник, на котором тот сидел. Он не знал, почему Берсерк рассказывал ему все это, но ему было любопытно послушать о динамике отношений внутри Шварц.

– Да. Потому Шульдих – мой брат. Оставить его совсем одного, особенно когда он вынужденно находится в бегах, это почти то же самое, что совершить убийство еще одного члена семьи или уповать на Божью к нему милость. Все еще не знаю, что из этого мне меньше нравится. Поэтому, прежде чем уехать в Ирландию, я четко дал понять Шульдиху, что если Ёдзи откажется уехать с ним, он должен поехать в Ирландию и найти меня. Если же Ёдзи останется с ним, но ему все равно понадобится моя помощь, пусть он найдет меня независимо от того, сколько прошло времени – месяц или пятьдесят лет. Только ради него я сделал так, чтобы Кроуфорд мог достаточно легко определить, где я нахожусь. Не мгновенно, но легко.

Ран кивнул, вспоминая, что Кроуфорду потребовалось несколько дней, чтобы определить точное местонахождение Фарфарелло.

– Я рад, – мягко произнес Фарф, – что он почувствовал, что все еще может прийти ко мне, когда я ему нужен.

– Почему ты ему сейчас нужен? – спросил Ая, забыв, что уже исчерпал лимит вопросов, на которые Фарф согласился ответить.

Фарф просто пожал плечами, не сводя с Рана пристального взгляда.

– Естественно, из-за тебя. Ёдзи все еще любит тебя, а теперь вы все живете вместе. В отношении тебя Шульдиха раздирают противоречия – ты ему начал нравиться, и он хочет тебе помочь, но в то же время боится, что из-за тебя может потерять Ёдзи. Я нужен ему, чтобы видеть происходящее со стороны, в перспективе. Может, это кажется странным, но я действительно могу ему в этом помочь.

Ая почувствовал, как волна отчаянья снова грозится обрушиться на него:

– Я должен съехать отсюда.

– Нет, не должен. Ты не готов жить в одиночку, и ты это знаешь. Кроме того, ни один из них не захочет чтобы ты от них ушел. Пусть все идет так, как идет. Учись, начни работать, а дальше разберешься. Договорились? – рука Фарфа легла на плечо Аи и слегка его сжала.

Ран улыбнулся ему и открыл было рот, чтобы сказать спасибо, но Фарф поспешно закрыл уши руками.

– Нет! Что бы ты ни собрался говорить, молчи. Мне действительно пора идти, – он опустил руки и поднялся. – Увидимся на следующей неделе. Принимайся за работу.

Ая посмотрел вслед направлявшемуся к дверям Фарфу, наконец разглядев, что белые волосы по длине почти доходят ему до талии.

– Спасибо!

Фарф оглянулся, отсалютовал ему и вышел из комнаты.

Глава 11

Железная спинка антикварной кровати ритмично ударялась о стену, сбивая с нее штукатурку. Ёдзи до побелевших костяшек вцепился в металлические прутья, а Шульдих брал его сзади, похожий на огненно-рыжего племенного жеребца. Кудо частенько забывал, что способности телепата в том, что касалось силы и скорости, были далеки от человеческих стандартов. Но он не возражал, когда ему напоминали об этом вот так.

Ухватив Ёдзи за волосы, Шульдих откинул его голову назад и, нагнувшись, укусил в шею, чтобы тут же лизнуть укушенное место, отвлекая любовника от грубых толчков. Его ладони скользнули вверх по рукам Кудо и легли поверх его пальцев, крепко держащихся за спинку кровати.

– Все хорошо, малыш? – выдохнул он.

– Гораздо лучше, чем «хорошо», болван, – сказал Ёдзи, поворачивая голову и яростно целуя любовника.

Шульдих отстранился и ухмыльнулся.

– Болван? Я называю тебя малышом, а ты меня – болваном? Ну, ты сам напросился! – и он резко вышел из Кудо.

– Эй! – возмутился Ёдзи. – Немного помедленнее следующий раз, ладно?

– Думаю, ты не в том положении, чтобы качать права, мой дорогой, – На чем мы остановились? – он толкнулся обратно в любовника, но на этот раз нежнее, и тот ухмыльнулся, распознав не высказанное вслух извинение.

– Посмотрим, кто тут болван, – не без иронии пробормотал Шульдих. Он почти полностью вышел и резко вломился обратно, одновременно с силой ударяя чем-то по спине Кудо.

Ёдзи заорал, его нервные окончания вспыхнули от интенсивности ощущений. Телепат пользовался сложенным вдвое, чтобы было удобнее держать, длинным узким кожаным ремнем, замшевым с одной стороны. У Кудо слегка отлегло от сердца: он боялся, что Шульдих возьмет трость или кнут для верховой езды, а они редко были ему по вкусу. Он предпочитал легкое горение от ударов, а не кровоточащие полосы.

Шульдих подхватил прежний бешеный ритм, хлестая ремнем ягодицы и спину Ёдзи, ни разу не попадая дважды по одному и тому же месту. Кудо казалось, что его закрутило и подбросило до небес торнадо, вихрь контролируемого хаоса, против которого невозможно было выстоять.

У Ёдзи больше не было тела, не было ничего материального. От него остались только нервы и сознание, плывущее в управляемом сверхъестественной силой море из красно-черных звезд. Он смутно слышал свои собственные крики, удовольствие, которое дарил ему Шульдих, становилось все острее, а звезды меняли цвет на белый с пурпурным. Наконец в его голове не осталось ни единой мысли, а тело изогнулось на волне ярчайшего экстаза, падая в нирвану.

Придя в себя, он обнаружил, что все еще лежит, распластавшись на животе. Шульдих отцепил его руки от спинки кровати и сейчас легонько растирал их куском кроличьего меха. Кудо едва не замурлыкал от удовольствия.

– Ёдзи? Вернулся? – спросил Шульдих, целуя его в лопатку.

– Ммм, – пробормотал он, чувствуя себя слишком пресыщенным, слишком измотанным и удовлетворенным, чтобы ответить что-то вразумительное.

«Значит, удовлетворенным. Черт, я хорош!» – прокомментировал в его голове самодовольный голос.

«Да», – мечтательно подумал Ёдзи, не утруждая себя попытками обуздать непомерное эго своего бойфренда.

В наступившей тишине Шульдих принялся растирать его спину успокаивающим мятным маслом, после которого кожу немного щипало, но воспаление и жжение исчезали. Неожиданно телепат перекатил Кудо на спину и растянулся на нем во весь рост, обхватив руками и крепко сжав в объятьях.

– Я тебя так люблю, Ё-тан, – объявил он. В его голосе было слышно напряжение.

– Я тебя тоже люблю, малыш, – ответил Ёдзи, пытаясь обнять его в ответ. – Что-то не так?

Вздохнув, Шульдих скатился с него, оставив лишь одну руку на его талии. – Не то чтобы. Я… я просто беспокоился, что теперь, когда Ая живет с нами, наши отношения со временем изменятся, и… мы больше не будем так близки.

Кудо внезапно вспомнил, что они оставили Аю одного с Фарфарелло уже бог знает как давно.

«Не забивай свою хорошенькую голову, Ёдзи. Фарф давно ушел, а Ая учит все то дерьмо, которое он притащил».

Успокоенный, Кудо вернулся к тревогам телепата, рассеянно поглаживая его ярко-рыжую гриву.

– Ты же знаешь, Ая сделает все возможное, чтобы его присутствие было незаметно, никого не стесняло, и чтобы он не оказался между нами.

Шульдих сел.

– Я знаю, но проблема заключается в том, что мы не можем позволить ему быть незаметным. Человек, находящийся в такой депрессии, не должен оставаться в одиночестве.

– Я просто имел в виду…

– Да, знаю, знаю, – отмахнулся Шульдих. Он скатился с кровати и начал одеваться. – Меня беспокоит, когда происходит что-то вроде того, что было нынче утром – когда мы оба внезапно хотим его, или когда я разговариваю с ним и ловлю себя на мысли, что этот парень мне действительно начинает нравиться. Я не хочу чтобы он мне нравился, – Шульдих нахмурился, сосредоточившись на попадании в короткие рукава и застегивании многочисленных пуговок облегающей темно-синей шелковой рубашки.

Кудо почувствовал легкое покалывание в паху, хотя он был слишком удовлетворен, чтобы по-настоящему возбудиться. Его бойфренд был, без сомнений, одним из самых сексуальных мужчин на свете.

– Не вижу в этом ничего плохого, – заметил он, не отрывая глаз от обтянутых синим шелком грудных мышц. – Ты не думаешь, что если вы станете друзьями, напряжение немного спадет? Я заметил, что он стал относиться к тебе намного теплее, с тех пор как мы уехали из Японии. Разве это плохо?

Шульдих сел на кровати, повернувшись к Кудо спиной.

– Не знаю, – пробормотал он. – Я заметил, что иногда думаю о нем… когда не должен, – неохотно закончил он.

Ёдзи открыл было рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но решил, что на самом деле не хочет знать подробностей. Пододвинувшись к Шульдиху сзади, он обхватил его руками.

– Может, это просто оттого, что ты еще не привык к его присутствию, – предположил он. – Не стоит беспокоиться, пока нет настоящей проблемы. Посмотрим, что будет через пару недель, если что-то будет. В любом случае, я вовсе не собираюсь отдаляться от тебя.

Он еще крепче обхватил любовника, зарываясь лицом в рыжие волосы.

– Знаю. Я тоже, – заявил Шульдих, сжимая руки Кудо. – А теперь, – вздохнул он, – думаю, мне надо взять себя в руки, встать и пойти посмотреть, как прошло Аино… хм… собеседование с Фарфом. Убедиться, что он не получил моральной травмы – большей моральной травмы, – с озорной усмешкой поправился он. Он бросил Ёдзи его джинсы. – Как ни жалко прикрывать твою соблазнительную задницу, особенно когда она такая розовенькая, я морально не готов к тому, чтобы ты скакал вокруг Аи голым.

– Уверен? – засмеялся Кудо и натянул штаны, слегка морщась от прикосновения грубой ткани к чувствительной коже.

* * *

– Я беспокоюсь о…

– Scheiße, если ты еще хоть раз скажешь, что беспокоишься об Ае, я сдеру с тебя кожу живьем одним из тех ножей, что оставил ему Фарф. Ты о чем-нибудь другом можешь думать? – Шульдих ожесточенно постучал костяшками пальцев по макушке Кудо.

– Ох, – Ёдзи потер ушибленную голову. – Это немного не то, что я собирался сказать, но ты вроде тоже о нем волнуешься.

Он склонился над сковородкой, вываливая на нее тонко порезанное мясо и грибы шиитаке.

– Я же не причитаю об этом с утра до вечера? – Шульдих достал из холодильника бутылку с содовой и так хлопнул дверцей, что Ёдзи мог поклясться, что, когда в следующий раз откроет холодильник, все его содержимое окажется на полу. – Может, этот маленький засранец не заслуживает, чтобы все носились с ним, как ненормальные, с утра до вечера, ты не рассматривал такую вероятность?

Прошло четыре дня с визита Фарфарелло и его тележки материалов для чтения, и за это время они Аю почти не видели. Он пару раз позволял себе появляться, чтобы поесть или попить – ванная у него была отдельная – утомленный, бледный, с темными кругами под глазами. Но при всем этом, Шульдих и Ёдзи не хотели отговаривать или отвлекать его от задачи, за которую он взялся. Ран ясно дал понять, что собирается заняться этим, независимо от чьего-либо мнения, а Кудо знал, что спорить с Аей, когда тот принял решение, совершенно бесполезное занятие.

Шульдих это тоже знал, но утром все-таки попробовал уговорить его сделать перерыв на денек или хотя бы на полдня. Ёдзи в мысленном разговоре участия не принимал, но Шульдих после него был не на шутку раздражен. Слишком раздражен, чтобы Кудо рискнул расспрашивать его о деталях, а сам телепат, когда злился, не был настроен общаться.

Ёдзи рассеянно потер затылок, снял сковородку с огня и полил еду имбирным соусом, вдыхая ароматный пар. Перемешивая содержимое сковородки, он посматривал на своего бойфренда, который ходил по кухне взад и вперед, доставая тарелки, накрывая маленький столик и отхлебывая прямо из горлышка содовую – хотя прекрасно знал, как Кудо это не нравится.

Ёдзи стиснул зубы, но промолчал. Ужин и без того обещал быть напряженным.

Он вывалил содержимое сковородки на сервировочное блюдо, повернулся, чтобы поставить его и миску с жареным рисом на стол, и чуть не выронил их, увидев мнущегося в дверях Рана.

Тот никогда не выходил из комнаты к ужину, а спускался гораздо позднее, чтобы достать остатки еды из холодильника.

– Ая? Ты проголодался? – опомнившись, спросил он, опуская еду на стол. Шульдих сидел, уставившись на свою тарелку с таким видом, как будто она только что обозвала его мать дешевой потаскушкой. И Шульдих бы при этом помнил свою мать.

– Я… – Ая смущенно переступил с ноги на ногу. – Да.

Ёдзи подождал немного, но Ран молчал.

– Э… тебе на поднос положить? – неуверенно спросил Кудо. Шульдих насмешливо фыркнул, но тоже ничего не сказал. Вздохнув про себя, Ёдзи подошел к шкафу, чтобы достать Ае тарелку. Он терпеть не мог такие ситуации. Особенно когда он понятия не имел, из-за чего весь сыр-бор.

– Ёдзи, – заговорил Ая, переступая порог. – Я… хотел бы поесть с вами двумя, если… – он замолк и бросил неуверенный взгляд на Шульдиха, который развернулся и ядовито уставился на него.

– О, неужели? – Шульдих поднялся из-за стола и скрестил на груди руки.

«О-о», – подумал Кудо.

– С нами двумя? Ты уверен? Поскольку, я, помнится, не имею права находиться здесь с вами, ведь я всего лишь один из Эсцет, дерьмовый сукин сын, который заставляет всех делать и говорить то, что мне захочется, и похищает любимых родственников для дьявольских ритуалов, – выплевывал Шульдих, который, похоже, был близок к тому, чтобы начать швырять в Аю все, что стояло на столе, а возможно, и все, что было на кухне.

Ага. Так вот откуда ноги растут. Шульдих всегда был на удивление чувствителен, когда речь заходила о конфликтах между Шварц и Вайсс, особенно о тех, что начались после того, как Фарфарелло застрелил Оуку. Кудо не очень его понимал, учитывая, сколько времени прошло с тех пор и насколько поменялись отношения между членами команд. Но, похоже, Ран не избавился от привычки, защищаясь, припоминать давние обиды, особенно когда чувствовал себя загнанным в угол. Шульдих был непревзойден в умении загонять людей в угол, а Ая – заставлять их чувствовать себя полным дерьмом из-за того, что произошло дни, недели, месяцы или годы назад.

Ран смотрел себе под ноги, его волосы – расчесанные и блестящие, выглядевшие намного здоровее, чем в Киото – скрывали лицо. Ёдзи поставил тарелку на разделочный стол, не зная, чего ждать дальше. По выражению глаз Шульдиха он мог с уверенностью сказать, что на мысленном уровне разговор не продолжается, и тишина действовала ему на нервы.

Телепат, похоже, собрался наброситься на Аю с удвоенной силой, но едва успел открыть рот, как Ран внезапно шагнул вперед и обхватил его руками за плечи, крепко обнимая. Кудо порадовался, что не держал ничего в этот момент в руках – иначе оно точно оказалось бы на полу. Глаза Шульдиха стали размером с блюдца и, похоже, не собирались останавливаться на достигнутом.

– Прости, Шу, – наконец заговорил Ая. – Я не имел это в виду. Ничего из этого. Прости, я пойму, если ты меня возненавидишь.

«Ёдзи?»

Это было первое телепатическое обращение Шульдиха к нему с самого утра, и Кудо почувствовал облегчение. Он соскучился по мысленному голосу бойфренда.

«Да, дорогой?»

«Обычно он ведь себя так не ведет?» – Ая все еще обнимал Шульдиха, уткнувшись ему в плечо, – напряженный, словно в любой момент ожидающий, что его оттолкнут или ударят.

«Я никогда такого не видел», – чистосердечно признался Ёдзи.

«Ага. Ну, я так и подумал».

Шульдих в свою очередь обнял Рана, прижавшись щекой к его волосам, и насмешливо хмыкнул.

– Считай, что прощен, ты, маленький, противный ублюдок, – и тут же обхватил Аю еще крепче, потому что – как показалось Ёдзи – у того от облегчения подкосились ноги.

Напряжение в комнате растаяло само собой, и обрадованный Кудо начал накрывать стол на троих. Хотя он и был немного удивлен, что Шульдих так быстро простил Рана, – учитывая, как он был зол – но настроение телепата порою менялось быстрее, чем Ёдзи успевал выговорить «раздвоение личности», так что ничего совсем уж из ряда вон выходящего не произошло.

«Удивительно, – заметил Шульдих. – Ая так редко действительно сожалеет о том, что сделал, но когда он это делает, то словно начинает излучать раскаянье. Мне не надо его читать, чтобы ощутить, – оно резонирует с моей телепатией. Ни у кого такого раньше не видел. Ну и как можно на него злиться?»

«Я тебя понимаю», – усмехнулся Кудо.

Он уже закончил накрывать на стол, а Шульдих и Ая все еще стояли, обнявшись. Кудо приподнял бровь.

«Мы собираемся ужинать или ты остаток вечера будешь лапать Аю?» – он не мог удержаться от нотки зависти, глядя на Рана, – который, кстати, его не обнимал со дня приезда в Киото.

«Эй, у нас тут романтичный момент, между прочим. Приятный, платонический, совершенно не сексуальный момент, – рука Шульдиха скользнула ниже, на полоску обнаженной кожи Рана, начинавшуюся над поясом его тонких облегающих штанов. – «Хотя, должен признать, что чем дольше я его обнимаю, тем лучше к нему отношусь», – он помахал Ёдзи рукой. «Давай, иди сюда, обними его с другой стороны. Он измотан, расстроен, жаждет тепла и участия», – Шульдих мысленно захихикал и признался: «По-моему, он просто заснул»

Ёдзи хотел, но не мог. Ему хотелось хоть чем-то помочь Рану, хоть как-то проявить свое участие и заботу, но в его голове крутилось слишком много воспоминаний о том, как он обнимает Аю сзади. А теперь, с этими длинными волосами, доходящими почти до талии, и рельефными мышцами, видными сквозь тонкую футболку… его член уже начал проявлять интерес, а он еще даже с места не двинулся. «Я не могу, Шульдих», – мысленно послал он, садясь за стол и начиная накладывать себе в тарелку еду.

– Ну, хорошо. Ая, – Шу слегка потряс его. – Давай поедим, пока ты не начал храпеть и пускать слюни на мою рубашку.

Ран, резко выдохнув, вскинул голову.

– Я не храплю и не пускаю слюни, когда сплю. Только сбиваю простыни, и некоторые утверждают, что разговариваю во сне, но я им не верю, – он слегка отстранился от Шульдиха и бросил многозначительный взгляд на Ёдзи.

– Все так, – подтвердил тот, перемешивая вместе рис и мясо.

Шульдих не отпускал Аю, глядя ему в глаза с выражением, которое Кудо про себя называл «это_очень_важная_информация». Пару секунд они безмолвно переговаривались. Ёдзи медленно жевал рис, наблюдая. Затем Шульдих рассмеялся, притянул Рана к себе и поцеловал.

Вначале Кудо это не слишком обеспокоило – Шульдих уже целовал Аю. Обычно – легкими, почти мимолетными поцелуями. Но этот длился. И длился. И длился. А когда Ран слегка наклонил голову, Ёдзи заметил, что язык Шульдиха пробрался ему в рот. И Ая, похоже, не собирался его кусать. У Кудо перехватило горло.

«Ты что, черт побери, делаешь, Шульдих?» – требовательно спросил он, откладывая в сторону палочки.

Телепат осторожно отстранился от Аи и, убрав с его лица длинные, кроваво-красные пряди, обхватил его ладонями и улыбнулся.

«Не волнуйся, с ним все нормально», – они отошли друг от друга – наконец-то – и уселись за стол. Шульдих тут же наложил себе маленькую горку риса.

«С ним все нормально? Это, по-твоему, ответ на тот вопрос, что я тебе задал?» – послал Кудо, пытаясь разобраться в собственных эмоциях. Что это – злость, ревность, возбуждение, удовольствие, боль – что?

– Ёдзи? – Ая с любопытством смотрел на него. – Ты… ты не… ?

– Как же ты его не укусил? – не удержался Кудо. Вопрос вышел растерянно-сумбурным, и Ёдзи решил, что это лучше всего отражает его состояние.

Ран выглядел озадаченным, потом задетым, а затем его лицо застыло, и он начал подниматься из-за стола.

«О, вашу мать», – устало подумал Кудо, хватая его за запястье. – Да ладно, Ая, садись. Я просто удивлен, и все. Ты же пришел, чтобы поесть с нами, так? Так что давай ешь, пока не остыло. Еще больше не остыло, – поправился он.

Ран с сомнением сдвинул брови, и это проявление знакомой недоверчивости заставило Ёдзи улыбнуться. Что, в свою очередь, разрешило сомнения Аи, и он опустился обратно на стул. Кудо потрепал его по руке и передал ему пиалу с рисом.

– Тебе лучше начать есть, пока свинюшка Шу не слопал тут все.

– Поросенок Шу мне нравился больше, – беспечно отозвался телепат, энергично работая вилкой над дайконом и грибами в соусе – он редко пользовался палочками за пределами Японии. На Ёдзи он тем не менее поглядывал с некоторой тревогой. «Я тебя расстроил. Я не хотел, я не думал, что расстрою тебя. Я думал…»

«Поговорим об этом позже», – оборвал его Ёдзи. – Как насчет хрюшки Шу? – вслух спросил он, переводя разговор.

– Свинюшка Шу против хрюшки Шу, – захихикал Ая, не обращая внимания на устремленные на него недоумевающие взгляды.

Шульдих засмеялся.

– Feurig, ты сегодня в странном настроении. Это здорово.

– Я брежу. Не спал четыре дня.

– Черт, Ая, – обеспокоенно проговорил Ёдзи. – Я понимаю, что ты хочешь показать Фарфарелло свою компетентность, но как ты собираешься это делать, если из-за того, что ты неделю не спал, тебе начнут чудиться прыгающие по кухне гигантские синие жабы?

– Все нормально, – не прекращая жевать, сказал Ран. Он ел быстрее, чем обычно, а это, насколько помнил Ёдзи, было верным признаком того, что он едва не умирает от голода. Кудо переложил часть своей порции в тарелку Аи, но тот, казалось, даже не заметил, просто продолжал есть и одновременно говорить. – Я закончил читать, сегодня высплюсь.

– Ты уже прочитал все то дерьмо, что натащил сюда Фарф? – недоверчиво переспросил Шульдих.

Ран пожал плечами.

– Большую часть два раза. Когда мне было восемь, а Ае шесть, мама решила отправить нас на курсы по скорочтению. Не могу вспомнить, зачем… – он подхватил палочками приличную порцию риса и проглотил, почти не жуя. – С годами я развил эти навыки.

– У Аи еще и фотографическая память, – вставил Кудо, вспомнив, что тому нужен был лишь беглый взгляд на план здания, чтобы знать каждую деталь – от вентиляционных шахт до системы канализации.

– И они называют вундеркиндом Наги, – поддразнил Шульдих.

Ая закатил глаза.

– Это просто методика развития памяти. В детстве у меня не было друзей, кроме сестры, зато было полным-полно времени для всяких нудных занятий вроде этого.

– А почему у тебя не было друзей? – спросил Шульдих, глянув на Кудо. «Ничего, что я спрашиваю, как думаешь? Я не хочу наступать на больную мозоль и все такое».

Ран ответил прежде, чем Ёдзи успел что-либо сказать:

– Я был красноволосым, высоким, неуклюжим мутантом с фиолетовыми глазами в море правильных – низеньких, кареглазых, черноволосых японских детей. Более того, я даже не был гайдзином, что хоть как-то объяснило бы мой внешний вид, – еще одна огромная порция риса. – Но даже иностранные дети – у нас в школе было несколько – считали, что я странный. А после того как я начал отрабатывать свой убийственный взгляд, – он с улыбкой взглянул на Ёдзи, и тот ухмыльнулся в ответ, – а особенно после того, как сломал руку одному парню, который хотел побить меня и заставить отдать ему мой школьный завтрак, я стал для всех страшным мутантом. Учителя со мной тоже почти не разговаривали. Так что друзей у меня не было. Но это не имело особого значения, ведь у меня была… – Ая замолк.

– Ты же знаешь, что это неправда, Ая? – мягко спросил Шульдих. – Ты всего лишь продукт рецессивных генов. Мы, паранормы, вот мы настоящие мутанты, настоящие уродцы. А ты просто экстраординарный человек.

– Вот, держи, – Ёдзи поспешно протянул Рану свой стакан с содовой.

Он ожидал, что Ая начнет возражать насчет своей экстраординарности, но тот только смотрел перед собой печальным, затуманенным взглядом.

– Неважно, мутант я или нет, – тихо проговорил он. – Если меня им считают.

– Ая, – начал Ёдзи, но его прервал звонок сотового Шульдиха.

Телепат вытащил его из кармана и проверил номер.

– Это Фарфи, – сказал он, нажимая кнопку и поднося телефон к уху. – Милый! Как ты там? – он хихикнул и передал телефон Ае. – Он хочет говорить с тобой, Feurig.

– А, – Ран взял телефон и пробормотал: – Алло, Фарфарелло. Я только что закончил. Да. Я собирался попрактиковаться с ножами завтра, после того как немного посплю. Нет, с понедельника, – он засмеялся. – Нет, я не нюхаю кокаин, – он приподнял брови. – Правда? У вас это в порядке вещей? А ты сам? – смешок. – Не думаю. Что... – его глаза широко распахнулись. – Эээ… Думаю, да. То есть да, я могу это сделать. Не знаю, сейчас спрошу, – Ая оторвался от трубки. – Вы свободны с субботу вечером?

Ёдзи и Шульдих уставились друг на друга. Кудо пожал плечами.

– Конечно, – сказал он. – Что-то будет в ресторане?

– Нет, он хочет, чтобы я приехал к нему и приготовил для нас ужин. Проверка перед работой, как я понял, – он переключил внимание на телефон. – Одно из этих блюд? Хорошо. Хорошо, я буду к семи утра, – Ая схватил листок бумаги и ручку. – Как мне добираться?

– К семи утра, чтобы приготовить ужин? – переспросил Ёдзи, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Думаю, чем бы нас ни собрались кормить, это или очень сложно готовить, или очень долго, – размышлял вслух Шульдих.

Ая отключил телефон и отдал его телепату.

– И то, и другое. Он хочет, чтобы я приготовил турдукен.

– Что это за хрень такая, турдукен? Звучит отвратно, – поморщился Кудо.

– Одно из специальных блюд «Thibodeaux», – ответил Шульдих. – Я видел его в меню, но желания заказать не испытывал. Они подают его половиной или четвертью порции, но все равно это слишком много для одного. Хотя, глядя на аппетит Аи, я готов переменить свое мнение.

Ран оторвался от выскребывания остатков риса из пиалы и показал Шульдиху средний палец, не прекращая при этом жевать.

– Ладно, но что ЭТО в конце-то концов? – снова спросил Кудо.

– Это индейка, фаршированная уткой, которая фарширована цыпленком, – ответил Шу, скорчив Ае гримасу.

– Что? Цыпленок в утке? Разве утки не меньше цыплят?

– Нет. Это первое, что приходит тебе в голову? Лично мне вот что интересно – кто, блин, это придумал и зачем? Кажется, это не изобретение ресторана, а что-то вроде блюда местной луизианской кухни. Хотя они тут и белок считают съедобными, – Шульдиха передернуло от отвращения. – Хорошо, что их не включили в меню.

Ран наконец проглотил остатки риса.

– Немцы едят сырую свинину, – спокойно констатировал он.

Глаза Ёдзи расширились:

– Это не опасно? Разве в свиньях нет всякой заразы?

Шульдих фыркнул.

– В этой стране есть. В Германии нет. Своих свиней мы кормим правильно – не даем им объедков и остатков от их заболевших собратьев. И вообще, кто бы говорил – вы вообще едите сырую рыбу! – Шульдих повернулся к Ае. – И это не самое отвратительное из того, что вы потребляете. «Горный картофель» например – вээээ… меня мутит от одного только воспоминания о нем.

Ран пожал плечами.

– Ты сам поднял эту тему. Я тоже не люблю ямаимо.

Шульдих покачал головой.

– Давайте тогда ее сменим. У меня был интересный телефонный разговор сегодня. С Наги.

– Что? – Ёдзи знал, что Шульдих злился, но ведь не на него. – Почему ты мне не сказал? – обиженно спросил он.

– Не дуйся. Я был вне себя – и Ая не единственная причина моего расстройства. Не вздумай снова начать извиняться, – предупредил Шульдих уже открывшего рот Рана. Тот неохотно подчинился. – Этот вопрос закрыт. Наги проинформировал меня, что Брэд уходит еще глубже в подполье. Видимо, они готовятся к грандиозной разборке.

– Я думал, что до этого еще не меньше полугода, – Кудо сузил глаза. – Почему они так рано начали?

– Прошло несколько тревожных отчетов, что группы, контролируемые Розенкройц, перемещались незаметно для Брэда и его людей. Их пророки и телепаты приложили немало усилий, чтобы замаскировать активность, – в этом нет ничего необыкновенного, но то, насколько они в этом преуспели, вызывает опасения.

– Но что-то просочилось? – уточнил Ая.

– Да. Либо же этому дали просочиться, хотя Брэд полагает, что, скорее всего, один или пара паранормов Эсцет заработали кровоизлияние в мозг, – он взглянул на Ёдзи. – Это обычное дело для пророков и телепатов, особенно если они борются против других паранормов с такими же способностями. Эсцет привыкли легко сокрушать своих противников численным превосходством, так что, думаю, Розенкройц не заморачиваются посменной работой, как в группе Кроуфорда. Они слишком уверены в своем успехе, - презрительно усмехнулся Шульдих и тут же помрачнел. – Так что перед угрозой нападения Кроуфорд должен быть особенно осторожен. Наги сказал, что Брэд оставил его своим единственным наружным контактом. Значит, я больше не смогу связываться с ним раз в неделю, – потерянно закончил Шульдих.

– Шульдих, – сказал Ёдзи, накрывая ладонью руку любовника. – Разве не ты сотню раз мне жаловался, как тебя задолбало ему звонить, нет?

Кудо, конечно, знал, что телепат говорил не всерьез, что он все еще считал Кроуфорда своим другом и лидером, но…

Шульдих медленно покачал головой, глядя на него.

– Ты не понимаешь, – мягко сказал он. – Брэд Кроуфорд – причина того, что я являюсь тем, чем являюсь сейчас, а не тем, кем был десять лет тому назад. Он причина того, что Наги может смеяться, – не часто, я знаю, – но он не превратился в бездушную машину для убийств. Он причина того, что Фарф может заниматься ответственной работой, а не жить от одного просветления до другого до скончания своих дней. Сначала он забрал нас из Розенкройц, до того, как наши души были окончательно уничтожены, потом дал надежду на свободу и воплотил ее в жизнь. Ему требовалась наша помощь, но это был его план, Ёдзи. И не только это. Он был первым другом, которого я помню. Каким бы несносным и жестоким я ни был по отношению к нему, он оставался моим другом. Не было ни одной недели, чтобы я не говорил с ним, с того самого дня как меня распределили к нему тринадцать лет тому назад. А теперь я, честно говоря, не знаю, позволит ли он мне когда-нибудь снова с ним общаться, – закончил Шульдих. Его глаза блестели подозрительно ярко.

– Я не знал, что он так много для тебя значит, – осторожно проговорил Кудо. Шульдих никогда особо не рассказывал о Кроуфорде, только передавал еженедельные новости, если таковые были.

– Почему он выбрал Наги? Почему не меня? Я был с ним дольше, – сердито пожаловался Шульдих.

– Глупый вопрос, – отрезал Ая, и Ёдзи бросил на него недовольный взгляд. Тот, впрочем, не обратил на него внимания. – Ты отлично знаешь, почему. От кого ты бегаешь эти пять лет?

Шульдих, казалось, был готов сорваться, но тут же поник:

– Да, я знаю.

– Он сказал Наги, когда будет нападение? – спросил Ёдзи.

– Если и сказал, то Наги мне не передал, но я сомневаюсь. Кроуфорд любит секретность.

– Еще новости есть? – зевая с угрозой вывихнуть челюсть, спросил Ран.

– Нет. Иди в кровать Ая. Если, конечно, не хочешь, чтобы я посмотрел, не завалялось ли у нас случаем еще с полтеленка в холодильнике.

– Нееет, я наелся, – пробормотал Ая. Поев, он начал усиленно клевать носом. Ёдзи даже подумал, что он устроится спать на столе, но Ран сумел отодвинуть стул и встать. – Хорошей ночи.

– Хороших снов, Ая.

– Хорошей ночи, Ая.

Ран развернулся и довольно живо направился к дверям кухни. И благополучно миновал бы их, если бы нормально ориентировался в пространстве.

Ёдзи, поморщившись, поднялся из-за стола:

– Больно, наверное.

Шульдих схватился за живот, сдерживая рвущийся наружу хохот.

Ёдзи протянул руку, чтобы помочь лежавшему на полу Ае, чей глаз уже начал заплывать после близкого знакомства с дверным косяком, подняться.

– Давай. Я помогу тебе дойти до твоей комнаты.

– Все нормально. Я останусь тут.

Кудо посмотрел на Шульдиха, который, зажав себе рот рукой, ржал так, что в любой момент мог навернуться со стула. Из его глаз градом катились слезы.

С невольной усмешкой покачав головой, Ёдзи присел и закинул руку Рана себе на плечо.

– Пойдем, Ая, – он попытался приподнять обмякшее тело бывшего напарника. – Может, ты мне все же немного поможешь?

– Извини, – невнятно пробормотал Ая, но даже не пошевелился. Ёдзи глянул на него и понял, что тот заснул.

Шульдих, наконец, грохнулся со стула, заливаясь истерическим смехом.

«О. Мой. Бог. Великий Абиссинец врезался прямо в косяк двери так, что чуть не вырубился, и заснул там же, куда упал. Ничего смешнее в жизни не видел».

Отчаявшись поднять Рана, Кудо проворчал:

– Тебе надо чаще выходить на улицу. Это не смешно, – но его губы задрожали, сдерживая улыбку.

– Это тоже, – сонно пробормотал Ая, вызвав у Шульдиха новый приступ хохота.

Ёдзи решил, что шансов победить в споре у него нет, поэтому просто прислонился спиной к кухонному столу и стал ждать, пока Шульдих успокоится и поможет ему перенести Аю наверх.

Взглянув на все отчетливее проступающий под глазом мирно спящего Рана фингал, Кудо невольно фыркнул. Это действительно было почти забавно…

«Какая сила духа!» – с новой силой захихикал Шульдих.

Ёдзи, улыбаясь, покачал головой.

«Достань ему лед хотя бы. Раз ты все равно сидишь на полу у холодильника».

Шульдих продолжал истерически всхлипывать, так что в конце концов Ёдзи пришлось доставать лед самому. При этом он «случайно» наступил Шульдиху на руку, чтобы немного его отрезвить, и хотя тот и надулся, но все же помог Кудо дотащить Аю до спальни.

– Так что насчет французского поцелуя с Аей у меня на глазах? – поинтересовался Кудо, когда спустя несколько часов скользнул в постель рядом с Шульдихом – тот читал книгу – очень редкое занятие для того, кто предпочитает развлекать себя «менее скучными» вещами.

– Погоди, дай мне закончить главу, – рассеянно отозвался Шульдих, переворачивая страницу.

Ёдзи уставился на него. Шульдих поднял взгляд.

– Что?

– Ты хорошо себя чувствуешь? – телепат закрыл книгу, заложив нужную страницу пальцем, и стукнул ею Кудо по голове. – Ой!

– Я что, по-твоему, полный невежда? – раздраженно спросил Шульдих.

– И что за книгой ты так увлекся? – спросил Кудо, глядя на обложку. Прочтя название, он снова недоверчиво уставился на бойфренда. – Шутишь?

Поняв, что дочитать ему не дадут, Шульдих загнул уголок страницы, на которой остановился, и закрыл книгу.

– Очень поверхностное суждение для поклонника романов Даниэллы Стил.

– Разве Стивен Кинг не пишет дерьмовые ужастики?

– Ты хоть один из них читал?

Ёдзи пожал плечами.

– Я видел пару фильмов. Достаточно, чтобы понять, что книги мне не понравятся.

– О, конечно, ведь экранизации с такой поразительной точностью соответствуют книгам, на которых основаны.

– Я видел достаточно настоящей крови и смерти в своей жизни, чтобы тратить время на книжную.

– Это более убедительный довод, – Шульдих взглянул на книгу. – Я подслушал мысли одной леди об этой книге, они показались мне интересными, и я ее купил.

Ёдзи нашел название книги, выбитое мелкими буквами под фамилией автора.

– «Сотовый». И о чем там написано – о свихнувшемся телефоне?

Шульдих положил книгу на ночной столик.

– Нет, не о нем. Но история жутковатая. Или могла бы такой стать, если бы Кинг хоть что-нибудь понимал в телепатии, – он снова оценивающе посмотрел на книгу. – Хотя она все же жутковатая. Мне то хочется посмеяться над его глупым невежеством, то выбросить свой сотовый под колеса первого же попавшегося грузовика.

– Телепатия?

Шульдих отмахнулся.

– Все строится на идее телепатического воздействия через мобильник на мозг, но мозг при этом слишком похож на компьютер – если бы все было так устроено, я бы считывал его как нефиг делать. И вообще, я не собираюсь пересказывать тебе всю книгу.

– Тогда как насчет моего первого вопроса? Насчет Аи, если помнишь.

– А, этого, – Шульдих беспокойно заерзал. – Тогда мне это показалось забавным.

Ёдзи приподнял бровь.

– Неужели?

– Нет, правда! Он был таким расстроенным, вымотанным, голодным и соблазнительным… и я подумал, что тебе будет приятно посмотреть…

Взгляд Кудо посуровел.

– Если бы ты думал обо мне, то спросил бы, хочу ли я этого.

Шульдих нервным жестом взъерошил волосы.

– Видимо, ты прав, – минуту спустя признал он.

– Тебе просто захотелось, и ты это сделал, ни на минуту не задумавшись, что буду чувствовать при этом я. Или Ая.

– Ая даже не вспомнит об этом, – фыркнул Шульдих.

– Это не повод… Шу… ты стер ему память? – встревоженно спросил Ёдзи. Телепат обещал, что никогда не будет просто стирать воспоминания, с последствиями которых не хочет разбираться, но, судя по поцелую с Аей, его проблемы с контролем своих собственных минутных порывов никуда не делись.

Шульдих начал злиться.

– Нет. Я обещал тебе, что не буду это делать, а я хоть раз когда-нибудь нарушал свои обещания, а? К тому же, какой смысл затирать память ему и при этом оставлять тебе? Да мне пофиг, будет он помнить или нет!

– Ладно, ладно. Прости. Слушай, речь идет не о том, что ты его целовал, – хотя если ты еще раз так сделаешь, не спросив меня, речь об этом зайдет – но мне не нравится, что ты относишься к Ае, как к какой-то красивой кукле. Не говоря уж о том, что он не заслуживает такого обращения, пусть даже ему сейчас вообще все равно, я тебе гарантирую, что ты накличешь неприятностей на свою задницу. И тебе это не понравится, – добавил он в ответ на ухмылку Шульдиха. – Отрезанные во сне яйца еще никому не нравились.

– Я спросил разрешения, – примерным тоном ответил телепат.

– Да? – удивился Кудо. – И он правда согласился?

– Он спросил, будешь ли ты тоже его целовать, – теперь Шульдих все же слегка смутился.

Ёдзи с мученическим видом закрыл глаза рукой.

– И ты ему соврал.

– Я просто хотел узнать, на что это похоже!

– Не ври ему, Шульдих.

– Хорошо, Ёдзи.

– Обещай мне.

Шульдих смотрел на него большими честными глазами:

– Я не вру тебе, разве этого не достаточно?

Ёдзи захотелось вцепиться себе волосы. Или в волосы телепату – было бы эффективнее.

– Ты прекрасно знаешь, что не достаточно.

– Но вдруг мне надо будет ему соврать что-нибудь, – запротестовал Шульдих.

– Если тебе… если нам понадобится ему врать, то я сделаю это сам, так пойдет? – предложил Кудо.

Шульдих подумал:

– Ладно. Обещаю, если нам понадобится врать Ае, то ты можешь сделать это сам.

– И?

– И что?

Ёдзи выхватил подушку из-за спины Шульдиха и начал колотить ею несносного бойфренда.

– Эй! Прекрати! – Шульдих отобрал подушку. – Хорошо, хорошо. Обещаю, что больше не буду врать Ае.

– Ае, который Ран, а не Ая-тян.

Шульдих вздохнул и поднял правую руку.

– Клянусь тебе силами тьмы и зла, что никогда не буду врать Ае, тому, который Ран – парень с красными волосами, почти шесть футов ростом, родился 4-го июня…

– Достаточно. Теперь заткнись и выключи свет.

Шульдих подчинился, и Кудо улегся, повернувшись набок, спиной к телепату.

– Ёдзи? – тихо позвал Шульдих через минуту.

– Хм?

– Ты на меня злишься?

Ёдзи потер лоб рукой.

«Спи, Шу».

«Я не смогу заснуть, если буду думать, что ты на меня злишься».

Господи, дай терпения.

«Нет, я не злюсь».

«Теперь ты врешь мне».

«А ты не спрашивай, если знаешь ответ. Завтра я буду в норме».

«Тебе поможет, если я поделюсь воспоминанием о поцелуе с Аей?»

С тяжелым вздохом Кудо повернулся к Шульдиху.

«Нет. Ты хотел его, так что оставь себе. Я правда отойду от всей этой ерунды к утру, но только если ты мне дашь немного поспать!»

«Можно, я тебя обниму? День был не из легких».

«Да уж», – Ёдзи пододвинулся к Шульдиху и положил голову ему на грудь, чувствуя, как руки любовника обвивают его.

«Я люблю тебя, Ёдзи. Больше всего на свете».

«Я тоже тебя люблю. А теперь заткнись, наконец».

* * *

– Знаешь, надо было заставить Аю забрать продукты из нашего дома. Вся эта еда, которую он нарубил, нарезал полосками, кубиками, звездочками и чем-то там еще, рано или поздно испортится, – сказал Ёдзи, когда ранним субботним вечером они зашли в лифт девятиэтажного здания, на верхнем этаже которого располагалась квартира Фарфарелло.

– Ёдзи, он искалечил не меньше четырехсот огурцов и фунтов двести мяса и рыбы. По меньшей мере. Часть из них так и так пропадет. Как это ни прискорбно.

Шульдих обнял Кудо рукой за талию.

Лифт раскрыл двери, выпуская их на небольшую площадку, ведущую к элегантным двустворчатым дверям. Когда они подошли ближе, Ёдзи услышал звук скрипки.

– О-о. Ая заставил его слушать классическую музыку?

Шульдих озадаченно посмотрел на него.

– Ая, что – единственный человек в мире, который любит скрипичную музыку?

– Фарфарелло как-то не ассоциируется у меня с концертным залом.

– Ха! И с каких это пор Фарф вызывает у тебя ассоциации, Ёдзи?

Музыка резко оборвалась, и через пару секунд дверь распахнулась.

– Это делается следующим образом, – сказал Фарфарелло, хватая Кудо за руку. Тот с трудом подавил приступ паники.

«Хорошая мысль. Фарф чувствует запах страха».

«Заткнись, Шу».

Фарфарелло сжал ладонь Кудо в кулак.

– Сжимаешь руку вот так и… – он постучал кулаком Ёдзи в дверь, а затем отпустил его. – Это называется «постучать в дверь». Очень полезно для привлечения внимания, если хочешь, чтобы тебя впустили в дом. Еще есть такая вещь, как дверной звонок…

– Ха, ха, Фарф. Черт, мы пришли всего пару секунд назад…

– Который даже подсвечен, чтобы вам легче было его разглядеть.

– Ну так… эээ… раз мы здесь, и ты открыл дверь, мы можем войти? – жизнерадостно спросил Кудо. За заслонявшим проход беловолосым берсерком он не видел Аю и хотел убедиться, что с ним все в порядке.

Фарфарелло проницательно посмотрел на него.

– Конечно. Ае надо еще пару минут побыть в духовке… – Ёдзи застыл в ужасе, – упс, я имел в виду на кухне, – насмешливо поправился бывший психопат.

– Не очень хорошо с твоей стороны доводить гостей до инфаркта, Фарф, – сказал Шульдих, проскальзывая мимо них внутрь квартиры.

– А я нехороший парень, – ответил Фарф, обнажая зубы в хищном оскале.

Кудо судорожно сглотнул.

– Может, я подожду в машине? – предложил он. Его нервная система не была готова к подобным испытаниям.

– Нет уж, – Фарфарелло ловко развернул его, затащил в квартиру, закрыл дверь и запер ее. – Давай я лучше покажу тебе свою коллекцию ножей. Я их только что наточил.

Шульдих высунул голову из-за угла.

– Эй, а отсюда классный вид, Ё-тан.

– Правда? – Ёдзи старался, чтобы ни в голосе, ни в походке не было заметно испытываемой им нервозности, но, видимо, не очень преуспел. Он услышал за спиной смешок Фарфарелло и едва не покраснел.

«Знаешь, ты слишком легко на него ведешься», – заметил Шульдих, когда Кудо присоединился к нему на балконе.

«Ничего не могу поделать. Вряд ли я когда-нибудь сумею к нему привыкнуть».

Шульдих поцокал языком.

– Красиво, правда? – спросил он, указывая на открывающийся с балкона вид.

Кудо огляделся. Это было действительно очень красиво. Беспорядочно разбитый сад спускался до самого озера, которое с их стороны было окаймлено плакучими ивами, а с других – огромными старыми дубами, обросшими испанским мхом. Воздух был насыщен, сладок, и для раннего декабря было еще вполне тепло.

– Да, симпатично.

Из квартиры снова донесся звук скрипки, напомнив Ёдзи, где они находятся. Он повернулся.

– Я пойду посмотрю, как Ая.

– Да, и мы были очень грубы с Фарфом. Он не был обязан нас приглашать.

– Ну, он наверняка привык к такому отношению, – не подумав, ответил Кудо и поежился от того, как это прозвучало.

– Да, привык, но не от меня. Хочешь вести себя, как придурок, пожалуйста, но без меня, - Шульдих хлопнул балконной дверью, чудом не задев при этом Кудо.

Поставленный перед выбором между неприятным, пугающим вечером, во время которого он должен произвести хорошее впечатление, и риском – как любил говорить Шу – быть отлученным – а Ёдзи был убежден, что это слово никак не должно ассоциироваться с сексом – Кудо вернулся в жилое помещение, через которое практически промчался вихрем, когда шел к балкону.

При поверхностном осмотре его внимание привлекли три вещи. Во-первых, за исключением нескольких средневековых вещей и странных мечей, висевших на стенах, обстановка отличалась довольно хорошим вкусом. Почти нормальным, можно сказать. Сводчатый потолок, деревянный, начищенный до блеска пол, резной, отделанный камнем камин, мебель из дерева с черной кожаной обивкой, все наверняка плод работы профессионального дизайнера, но ничего чересчур роскошного или экзотичного… это было почти уютно.

Во-вторых, к его облегчению, на диване обнаружился вертевший в руке бокал и, судя по всему, прекрасно себя чувствующий Ая. Его глаз заплыл, но, похоже, не беспокоил его, хотя синяк выглядел не лучшим образом.

В-третьих, прислонившийся к стене лицом к Ае Фарфарелло играл на скрипке. Кудо не был тонким ценителем, но на его вкус звучало это блестяще.

Решив, что он уже достаточно опозорился, чтобы прерывать игру очередным неуместным замечанием, Ёдзи тихонько подошел к Шульдиху и сел на стул рядом с ним.

Но едва он уселся, Фарфарелло прекратил играть и прислонил скрипку к стене.

– Коньяк, Ёдзи? – спросил он.

– Пожалуй, – ответил Кудо, пытаясь расслабиться. Фарфарелло направился к стоявшему на столе хрустальному графину – его собранные на макушке в длинный хвост волосы забавно болтались из стороны в сторону при каждом движении. «Он всегда умел так – так играть?» – мысленно спросил Кудо.

«Конечно. Все ирландцы появляются на свет божий из чрева матери, наигрывая при этом «The Blarney Pilgrim».

«Мне что, теперь весь вечер посыпать голову пеплом? И это не кельтские мотивы, это Паганини, если не ошибаюсь, – Ая любит Паганини».

Откуда-то сбоку, где, по предположению Ёдзи, находилась кухня, раздался странный гудящий звук, Ран поднялся и направился к дверям, двигаясь осторожнее, чем обычно, что, как правило, свидетельствовало у него о легкой степени опьянения. Ёдзи заметил, что его волосы заплетены в косу, и задался мыслью, сам ли Ая ее заплетал. Ему было трудно представить, чтобы Фарфарелло заплетал кому-нибудь волосы, но, как справедливо заметил Шу, он, несмотря на свое детективное прошлое, совершенно запутался и никак не мог понять, что из себя представляет бывший штатный психопат Шварц.

Когда Фарф протянул ему бокал, Кудо решился на комплимент.

– Ты действительно здорово играл, – сказал он и напрягся на случай, если это было не самое удачное замечание.

Фарфарелло улыбнулся ему – хвала богам, на этот раз не оскалившись, – и ответил:

– Спасибо. Пей. Расслабляйся.

Когда Фарф протянул бокал Шульдиху – видимо, тот дожидался Ёдзи, – немец злорадно ухмыльнулся:

– Спасибо, мистер ФиддлФаст.

Фарфарелло застыл, затем скрестил руки на груди и негодующе уставился на него.

– Шульдих, нет. Нет. Я сброшу тебя с балкона, если ты это сделаешь, клянусь.

– Только припев!

– Нет!

Шульдих вскочил, молнией метнулся к дивану и, хихикая, перемахнул через спинку так, чтобы он оказался между ним и Фарфом.

– Шу…

Шульдих начал орать со всей мочи, не заботясь о попадании хоть в какую-нибудь мелодию и тональность.

– Фааааарфииии Фиддлфаст,

Первый скрипач в леееесу!

Фарфи будет и есть

Первый скрипач в леееесу!

– Во имя всех святых, что за мерзкий вой? – закричал Ая, выбегая из кухни.

Воспользовавшись его появлением как отвлекающим маневром, Фарфарелло перепрыгнул через спинку дивана и набросился на Шульдиха. Встревоженный Кудо тут же кинулся к ним и, увидев, что Фарфарелло пытается заткнуть рот телепата его же собственными волосами, напал на него, пытаясь – безуспешно, впрочем, – провести захват.

– Достаточно! – заорал Ая, почти так же громко, как кричал когда-то на Такатори. Все замерли и обернулись к нему, но Рана объединенный взгляд двух с половиной пар глаз не смутил. – Как я могу сосредоточиться в таком шуме? Шульдих, прекрати петь, – он хотел призвать к порядку и остальных тоже, но замер, задумавшись. – И в самом деле, если ты прекратишь петь, все устроится само собой. Я помогу Фарфарелло тебя заткнуть, если ты начнешь снова, – и он снова исчез в кухне.

– Эй! – Шульдих попробовал возмутиться, не обращая внимания на кляп из волос, но в результате чуть не задохнулся.

Видимо, решив, что телепат достаточно наказан, Фарф выскользнул из-под Ёдзи и взглянул на него.

– Если ты и дальше собираешься защищать его от меня, тебе следует лучше тренироваться.

– Ты всегда можешь прекратить нападать на него, – огрызнулся Ёдзи, заботливо хлопая отчаянно кашляющего телепата по спине.

– Не думаю, что смогу, нет, – с сожалением покачал головой Фарф.

В конце концов они снова расположились в гостиной, но буквально через пару секунд Ая позвал Фарфарелло помочь ему накрыть на стол. Когда ирландец вышел из комнаты, Шульдих радостно захлопал в ладоши.

– Ты видел, какое у него было лицо? Это же просто бесценно!

– А? У кого? – рассеянно пробормотал Ёдзи. Его гордость еще страдала, поскольку было очевидно, что Фарф при желании легко мог вытереть им пол. Возможно, Шульдихом тоже, но, по крайней мере, его бойфренд успешно сопротивлялся, пока ему не запихнули волосы в рот.

– Фарфарелло – а ты о ком подумал?

– А, ты о нем. Я был немного отвлечен… эээ… пением, – дипломатично ответил Кудо.

– Он ненавидит эту песню, – со счастливым видом сообщил Шульдих.

– Я так и понял. Это ты ее придумал?

Шульдих посмотрел на Ёдзи так, как будто тот предложил ему засунуть в штаны осьминога:

– Нет. Господи, нет. Это с детской пластинки, я купил ее на распродаже, когда мы, еще будучи Шварц, однажды были в Штатах.

– И с каких пор ты ходишь по распродажам?

– Эй, это был какой-то провинциальный городок в Массачусетсе. Мне больше нечем было заняться, – он допил последний глоток коньяка, как раз когда Фарф и Ая начали носить тарелки с едой, накрывая большой квадратный стол в уютной обеденной зоне, расположенной в уголке между кухней и гостиной.

– Кушать подано, – объявил Фарф. – Поторапливайтесь, иначе вам ничего не достанется.

– Ах, прямо как в добрые старые времена в Шварц, – сказал Шульдих, вставая и направляясь к столу вместе с Ёдзи.

Блюда были очень красиво оформлены, но на вкус Ёдзи выглядели откровенно стремными.

«И очень большими», – мрачно добавил про себя Кудо, с отвращением разглядывая нарезанное крупными ломтями мясо домашней птицы, которое и называлось турдукеном. Хотя он вынужден был признать, что запах был очень соблазнительный.

Фарф и Ая, быстро обслужив их и отставив сервировочные блюда к буфету, принялись поливать содержимое своих тарелок бесчисленным количеством соусов. Ёдзи глянул на Шульдиха, который пожал плечами: «Просто делай все то же, что они».

Когда содержимое тарелки уже начало плавать в соусах, Ёдзи мужественно отрезал кусочек индейки, к которому прицепилась отвратительно выглядевшая слизь. Стараясь не морщиться и не закрывать глаза, он засунул вилку с непонятной массой себе в рот и начал жевать.

Его глаза изумленно распахнулись.

– Ого! Да это правда вкусно! – воскликнул он. – Восхитительно, Ая.

Фарф усмехнулся, Ран закатил глаза.

– Я оценил удивление в твоем голосе, спасибо, Ёдзи.

– Нет, правда, – он отправил в рот второй кусочек. – Хотя выглядит кошмарно. Что это за коричневая слизь? Фантастика!

– Это начинка из печени индейки и truffle oil pâté, и позволь намекнуть тебе, что это крайне дурной тон – оскорблять повара за обеденным столом, – предупредил Фарфарелло.

– Обалдеть, – не слушая его, продолжал восхищаться Кудо.

– Я думал pâté – это гусиная печень, – заметил Шульдих, поправляя свою серебристую бандану, чтобы волосы не попадали в еду.

– Pâté de fois gras – это гусиная печень. Pâté можно сделать из чего угодно, это просто означает паштет, – объяснил Фарф. – Хоть из переспелых персиков или свиного сала, если захочется. Но не рекомендую.

– А это что такое? – спросил Ёдзи, тыкая вилкой в разноцветные прослойки между слоями утки и цыпленка.

Ая вздохнул.

– Хочешь, чтобы я идентифицировал все, что находится в твоей тарелке, Ёдзи?

– Да, будь добр.

– Ладно, – Ран протянул нож, указывая им на то, что называл. – Индейка. Коричневая слизь, – саркастично, но не без юмора передразнил он. Ёдзи смущенно почесал затылок. – Утка, – продолжал Ая. – Баклажанно-креветочно-устричная начинка. Цыпленок. Хлеб из кукурузной муки и шорис – это креольская свиная колбаска – начинка. Розмариново-черносливовая подливка, – он показал на следующий кусок на тарелке Ёдзи. – Мирлитоны, фаршированные будэн блан.

– Мели-тоуны? – переспросил Ёдзи.

– Это еще называют кристофен, чайот или земляная груша. Это что-то вроде тыквы. Будэн блан – это в основе своей фарш цыпленка. Сливочно-устричный соус. Пряный лангуст с соусом из красного эстрагона. Он выдерживается в своем собственном соку, но тут скорее уместно сказать, варится, а не выдерживается, лангусты плохо хранятся, – он указал на несколько поджаренных кусочков багета. – Хлеб, – скрупулезно проинформировал он.

– Отлично, – Кудо, смеясь, оттолкнул руку Рана от своей тарелки. – Теперь дай мне поесть.

В общей тишине они неторопливо осушили бокалы, перемежая вкус еды с сухим белым вином, оттеняющим сладкие соусы.

Ёдзи заметил, что Ая время от времени украдкой посматривает на Фарфарелло, явно ожидая его вердикта. Но тот тщательно пробовал каждое блюдо, сосредоточенно хмуря брови.

«Фарф прикидывается, чтобы он немного помучился. Не обращая на них внимания».

«Тебе легко говорить».

– Что ты забыл сделать с béchamel sauce aux huîtres, Ая? – сказал через некоторое время Фарфарелло, указывая на то, что Ран назвал «сливочно-устричный соус».

Ая перестал жевать, его глаза расширились. Затем он судорожно сглотнул и слегка стукнулся затылком о спинку стула.

– О, черт!

– Между тем, с остальными соусами ты это сделал, – заверил его Фарф.

– Что? Что с ним не так? – спросил Кудо.

– Все с ним нормально. Я просто забыл добавить в конце немного масла.

– Всегда monter au buerre, Ая, всегда, – серьезно проговорил Фарф.

– Какая разница, добавлять масло в конце или нет? – спросил Ёдзи, слегка выведенный из себя тем, что Фарфарелло устраивает шум из-за такой мелочи.

– Оно эмульгирует соус, придает ему сочный, богатый вкус. Возможно, это не так заметно, но именно такие мелочи отличают хорошую еду от отличной еды.

– Хай, сенсей, – уныло сказал явно расстроенный Ая.

Фарфарелло, сидевший напротив Ёдзи, по другую сторону от Рана, протянул руку и дернул его за косу.

– Тссс. Можно подумать, что я собираюсь встать и написать в тарелку.

Ая уставился на него с нескрываемым ужасом, и Фарф рассмеялся.

– Помимо этого я не смог найти ничего неправильного. Ты знаешь, что у меня нет причин относиться к тебе снисходительно. Хотя я не получаю удовольствия, ставя людей в неудобное положение, как некоторые, – он глянул на Шульдиха. – Я бы обязательно отчитал тебя по полной, если бы был повод, – он покачал головой. – Никогда бы не поверил, если бы не наблюдал за тобой весь день. Но не зазнавайся. Приготовление одного блюда, даже если оно занимает двенадцать часов, не сравнить с профессиональной готовкой на загруженной работой кухне.

– Хай, сенсей, – гораздо жизнерадостнее повторил Ая, его глаза заискрились.

– Кстати, о людях в неудобном положении – что там насчет той детской песенки, что кто-то сочинил о тебе? – поинтересовался Ёдзи, который к этому времени начал есть менее торопливо.

– Хм? – заинтересовался Ран, в то время как Шульдих снова захихикал.

– Шульдих, поскольку он маленький, ублюдочный садист, нашел детскую запись 80-х годов про четырех вечно всех поучающих гребаных эльфов, зовущихся Лолливинки. Одного из них звали Фарфи Фиддлфаст, поскольку Бог меня ненавидит, об этом все знают. Когда я бывал связан – наказан Кроуфордом за небольшое нарушение, типа перерезания глоток слишком многим людям в слишком бесцеремонной манере – Шульдих ставил ее на повтор и проигрывал снова и снова, пока, наконец, Кроуфорда не доставало мое пение.

– Да, Фарф орал все эти песни во весь голос, – весело подтвердил Шульдих.

– Это тот случай, когда, если ты не можешь побить их, присоединись к ним, – пожав плечами, разъяснил Фарф. – Хотя лет в семь мне бы понравилась пара забавных мелодий.

– Спой песню Брэда, Фарф! – воскликнул Шульдих, практически подпрыгивая на стуле.

– Нет, – твердо ответил тот.

– Или ты предпочитаешь, чтобы ее спел я?

– Нет! – в унисон категорично отрезали Фарф и Ая.

Шульдих скрестил руки на груди:

– Либо ее поешь ты, либо я.

– Пожалуйста, не давай ему петь, – взмолился Ран.

Судя по виду Фарфарелло, он предпочел бы просто переломать им шеи, выбросить с балкона и забыть об этом, но он кивнул.

– Ладно. Вы сами напросились. Но я спою только припев и не собираюсь визжать при этом, как кастрированная гиена.

Шульдих сплел пальцы рук и положил на них подбородок. – Разве могу я желать большего?

К ужасу Ёдзи Фарфарелло начал петь:

– Все спланировать заранее – такова задача Бринки Тинкетинкера.

Распланировать все собственной рукой.

Распланировать заранее – отличнейший совет.

Здесь, на земле Лолливинков.

– Вот. Припев песни Брэда. Счастлив? Больше никаких гребаных песен, Шульдих, иначе я снова тебя чем-нибудь ткну, но на этот раз в более чувствительное место.

Шульдих завизжал от восторга, вскочил со стула и бросился обнимать отчаянно сопротивлявшегося Фарфа. Ёдзи повернулся к порядком ошеломленному Ае.

– Это самая странная песня, что мне доводилось слышать, – заметил он.

Ран моргнул, а потом пожал плечами.

– Это лучше, чем пение Шульдиха. Фарфарелло хотя бы не сбивается с ритма. Но песня действительно похожа на Кроуфорда, нет?

– Что напомнило мне – отстань от меня, наконец, ненормальный – кто из вас избил моего су-шефа? – спросил Фарф, продолжая отбиваться от Шульдиха, который пытался чмокнуть его в щеку, при этом по возможности избежав удара в челюсть.

Кудо вздохнул. Теперь он получил более ясное представление о том, на что была похожа жизнь в Шварц. Что ж, если телепату так хотелось испытать судьбу, он не собирался стоять у нее на пути.

Шульдих вдруг замер, а затем уселся на свое место. – Я покажу тебе виноватого, - заговорщицким тоном прошептал он.

– Шульдих, – предостерегающе произнес Ая. – Прекрати всем надоедать.

Фарф посмотрел на Рана.

– Ты требуешь от травы, чтобы она перестала быть зеленой, – сказал он. Его глаза на несколько секунд расфокусировались – видимо, телепат передавал ему свои воспоминания об инциденте на кухне. Он потряс головой. – Ох, Абиссинец, это печально.

– Эй! – бросил салфетку в почти пустую тарелку Ая. – Я спал на ходу, потому что кое-кто не дал мене достаточно времени, чтобы выучить сорок тысяч страниц бесполезного дерьма.

– Да еще он вчера потратил почти двенадцать часов, чтобы нарубить еды, которой хватило бы, чтобы накормить всех голодающих детей Азии, – услужливо добавил Шульдих.

– Не понимаю, почему ты решил, что тебе надо столько практиковаться, Ая, – вставил Ёдзи. – Ты всегда отлично управлялся с клинком.

Фарфарелло повернулся к Ёдзи.

– О да, – невозмутимо произнес он. – И многих ты знаешь поваров, которые в наши дни чистят картошку трехфутовой катаной?

Ран, который как раз отхлебнул вина, подавился и поспешно выплюнул его на пол – и заодно, хотя он этого не заметил, на Кудо.

– Извините, извините, – сумел выговорить он через минуту. – Я сейчас достану швабру.

– Странный вечер, – сказал Ёдзи, когда Ран исчез на кухне. – Здорово видеть, как Ая смеется, даже если при этом он оплевывает вином мои брюки.

– Да, я держал его под градусом весь вечер, – сказал Фарф. – Удивительно, что у него хватило ума выплюнуть его, а не захлебнуться.

– Он пил весь день? – уточнил Кудо, не уверенный, что ему нравится такой расклад.

– Ну, когда он добрался сюда, то ужасно нервничал и переживал из-за каждой мелочи, стараясь вспомнить все одновременно. Невозможно работать при таком настрое. Так что я расслабил его традиционным способом.

– Секс? – спросил Шульдих.

– Тебе еще не пора баюшки? – отозвался Фарф.

– Как он сможет работать у тебя завтра с утра, если будет страдать от похмелья? – требовательно спросил Кудо.

– Половина персонала будет завтра страдать от похмелья.

– И что, они будут пить весь день?

– Эй, я предпочту пьющего повара, который знает, что надо делать, трезвому, который нервничает так, что не может сосредоточиться. Я ведь не колол ему насильно героин или еще что. Я достал вино, но он сам наполнял свой бокал.

– Знаю, но… то есть… на прошлой неделе мы считали удачей, если он хотя бы слово за день нам скажет или оторвется от телевизора хоть по какому-нибудь поводу. Я рад, что он вроде как пришел в себя, но для человека в такой депрессии… вряд ли ему стоит столько пить, как думаешь?

Фарфарелло кивнул.

– Если это станет превращаться в проблему, я узнаю это раньше него самого. Честно говоря, не думаю, что есть причины для беспокойства. Уверен, он будет более сосредоточен и будет меньше нервничать, когда начнет работать, и еще больше уверен, что он в любом случае не позволит себе пить. Он когда-нибудь пил на миссиях или после?

– Нет, но… теперь многое изменилось, – неловко закончил Ёдзи, не уверенный, как много он может говорить, и что из этого Фарфарелло уже знает или предполагает.

– Ая не слишком долго ищет швабру? – поинтересовался Шульдих. К немалому облегчению Кудо, он вроде бы угомонился.

– Он услышал, что мы его обсуждаем, и остановился у дверей послушать, – небрежно отозвался Фарф. – Пойду гляну, как он!

– Черт… ты мог бы и сказать! – прошипел Кудо.

– Ты тоже профессионал. Не стоит позволять себе расслабляться, – Фарфарелло поднялся из-за стола и исчез на кухне.

– Проклятье! Ты тоже знал, что он там?! – раздраженно спросил Ёдзи.

– Да, но я его не обсуждал, так что мне было пофиг, – Шульдих отчаянно зевнул. – Пошли ляжем. Я засыпаю.

– Неудивительно. Ты бесился так, как будто тебе два года, – Ёдзи взял Шульдиха за руку и повел к дивану.

– Да, – сонно отозвался тот. – Здорово снова быть с Фарфом. Хотя жалко только, что он теперь не срывается и не пытается зарезать меня хирургическими инструментами.

– Ну, ты главное продолжай в том же духе, – вздохнул Кудо. Они сели на диван, и Шульдих положил голову ему на колени. – И уверен, что рано или поздно своего добьешься.

– О, это было бы классно, – пробормотал Шульдих.

Покачав головой, Ёдзи пригладил встрепанные рыжие волосы своего, похоже, имеющего ярко выраженные суицидальные наклонности бойфренда.

Через несколько минут к ним присоединились Ая и Фарфарелло. Ёдзи пригляделся к Ае, с облегчением отмечая, что тот, кажется, не обиделся и не рассердился. Он улыбнулся, и Ран улыбнулся ему в ответ.

– Ааа, дитя уснуло, – заметил Фарфарелло. – Во сне они такие мирные и невинные. Когда они просыпаются, начинаешь задаваться вопросом, почему до сих пор не купил электрошокер…

– Да, я надеялся довести его до машины, прежде чем он вырубится, – сказал Кудо.

– Не волнуйся, я его снесу вниз.

– Могу я поехать с вами, Ёдзи? Не уверен, что мне стоит сейчас садиться за руль, – спросил Ран.

– Ты можешь остаться, Ая. На следующей неделе тебе все равно придется тут ночевать, – предложил Фарф. – Твоя униформа тоже здесь, так что смена одежды есть.

Ая задумался.

– Хорошо, так будет проще.

– Отлично, – Фарф хлопнул себя по колену и встал. – Я это возьму, Ёдзи, – сказал он, поднимая Шульдиха с коленей Кудо и перебрасывая его через плечо.

– Поосторожнее с ним! – предупредил Ёдзи.

– Кот, ты хоть знаешь, сколько раз я это делал, когда поблизости не было Наги или тому было просто лень таскать вырубившегося телепата? Шульдих далеко не нежная фиалка, что бы ты себе ни воображал.

Ёдзи не мог сдержать смех.

– Я знаю, что он безмерно крут, но не люблю, когда с ним грубо обращается кто-то кроме меня.

Фарф приподнял бровь.

– В таком случае, ты ждешь от других очень много толерантности.

– Да, думаю, это нереально.

– Несомненно. Ну, пошли.

– Эээ… – Ёдзи неуверенно взглянул на Аю, который разглядывал свои пальцы.

– Давай быстрее, я не собираюсь таскать его весь вечер, – сказал Фарф, направляясь к дверям.

Кудо опустился на колени перед Раном.

– Уверен, что хочешь тут остаться? – мягко спросил он, касаясь слегка раскрасневшейся от алкоголя щеки.

– Все будет нормально, – Ая не взглянул на него.

– Ладно, – Ёдзи заколебался. – Ты злишься?

– Нет. Я начал злиться, но потом вспомнил, как ты приходил мертвецки пьяным почти каждый вечер…

Кудо невесело засмеялся.

– Не хотел бы увидеть на этом месте тебя. Не то чтобы я всерьез думаю, что ты можешь до такого дойти…

– Полагаю, я рад, что тебе не все равно, – признал Ая.

– Конечно, мне не все равно. И никогда не будет.

Ран неопределенно хмыкнул.

– Ужин был потрясающий. Честно скажу, один из лучших на моей памяти. Из тебя выйдет сказочный повар.

Ая почему-то заметно погрустнел, но ответил:

– Спасибо, Ё-тан. Я рад, что тебе понравилось.

Приподнявшись, Кудо наклонился и нежно поцеловал Рана.

– Спокойной ночи, Ая. Удачи завтра.

Ран ухмыльнулся.

– Спасибо. Спокойной ночи, Ё-тан.

Чувствуя боль в груди, о природе которой он не хотел думать, Ёдзи повернулся и вышел из квартиры Фарфарелло

Глава 12

Вернувшись в гостиную, Фарфарелло прямиком направился к скрипке.

– Хорошо, что ты остался. Я ведь обещал сыграть Каприз № 24, если ты не запорешь ужин.

Ая, до этого меланхолично разглядывавший через стеклянные двери балкона темнеющее небо, мгновенно оживился. Каприз № 24 Паганини был одной из любимейших его композиций. А за время продолжительных перерывов в готовке Ран понял, что Фарфарелло не только тоже любит Паганини, но и действительно может играть – и хорошо играть – его непростую для исполнения музыку, и начал буквально умолять его сыграть Каприз № 24.

– Только если ты справишься с ужином, – категорически объявил тогда Фарф.

– Значит, я справился? – с надеждой спросил Ран, опасаясь, что его просто дразнят, и Фарфарелло не собирается спускать ему ошибку с соусом.

В ответ тот просто поднял смычок и начал играть.

Сейчас, когда Ая слушал Каприз – сидя в удобном кожаном кресле прямо перед скрипачом, в теплой уютной комнате, отделанной полированным деревом – музыка обретала для него новые оттенки и глубины. Фарфарелло играл со страстью и четкостью, в которых и заключался особый прием Паганини – хаос, раскрывающий порядок, порядок, порождающий хаос, – и, как катализатор, одержимость совершенством звучания. Наблюдать за руками и пальцами Фарфарелло, когда он играл, одновременно слышать и видеть его мастерство – все это задевало в душе Рана струны, до этого никем не потревоженные. Неестественно белые пряди распущенных волос скрипача покачивались в такт летавшему над струнами смычку, а единственный глаз горел так, словно за ним полыхали все огни преисподней. Фарфарелло был безумен и безжалостен, и Ая не мог отвести от него взгляд.

Душа Рана парила в заоблачных высотах, то его бросало в дрожь от быстрых стаккато и протяжных арпеджио, то перехватывало дыхание от внезапных высоких нот, яркими цветами распускающихся в щемящую мелодию. Это было так прекрасно, так больно и горько-сладко, что ему казалось, что сердце вот-вот взорвется, разбив грудную клетку как стекло. Когда мелодия неистовствовала, он замирал на самом краешке кресла, когда замедлялась – судорожно вцеплялся в его ручки. Слезы обжигали его глаза. Красота музыки была почти невыносима.

Однако закончилось все слишком быстро. Переложив смычок и скрипку в одну руку, Фарфарелло низко поклонился.

Ая не мог аплодировать, это было слишком банально. И стряхнуть с себя оцепенение никак не удавалось, так что он просто сидел, крепко вцепившись в кожаные подлокотники, открыв рот и пытаясь сформулировать похвалу, которая была бы достойна исполнения. Но все чувства были по-прежнему сосредоточены на музыке, и он не мог думать ни о чем другом.

Бросив на него взгляд, Фарфарелло направился к столику, на котором оставил футляр от скрипки, чтобы протереть струны, ослабить смычок и убрать инструмент. Ая, наконец, оторвал руки от кресла и, чувствуя себя очень неловко, вытер глаза. Его стало слишком легко довести до слез.

Убрав футляр, Фарфарелло открыл бар со вставками из разноцветного стекла на дверцах и достал черную бутылку с большими буквами ХО на этикетке. Плеснув понемногу в два узких хрустальных бокала, он принес один из них Рану.

– Это коньяк сорокалетней выдержки, так что не вздумай пить его залпом, – предупредил он.

– Спасибо, – сумел выговорить Ая, принимая бокал и с гордостью отмечая, что рука его при этом не дрожит. Он отпил немного, пока Фарфарелло устраивался на диване напротив.

Вкус был изумителен – выдержанный и мягкий, сладковатый, глубокий, с привкусом дыма, коры дуба, ванили и чего-то еще, чему он не мог подобрать название.

– Зачем угощать им меня? Он слишком ценный, – спросил Ран, думая, что его чувства в этот вечер слишком часто подвергаются испытанию совершенством…

Фарфарелло пожал плечами.

– Да, не обычный. Я знал, что ты оценишь его по достоинству. До сих пор у меня не было способных на это гостей, так что я пользуюсь возможностью выпить в компании.

– Я не..

– Ая, заткнись и получай удовольствие.

Рану оставалось только подчиниться, он не хотел своими возражениями мешать Фарфарелло наслаждаться божественным напитком.

– У меня к тебе один вопрос, – немного погодя заявил Фарф, смакуя последний глоток коньяка.

– Какой? – пробормотал Ая, слегка настороженный тем, как это прозвучало.

– Надо ли мне отправлять тебя к психотерапевту за лекарствами от депрессии? – золотистый глаз Фарфарелло пристально уставился на Рана.

– Я работал на стройке в Японии и не пропустил ни дня с тех пор как уехала моя сестра, – мгновенно ощетинился Ая. Психотерапевты ему не нравились. – Если хочешь, спроси моего бригадира, я тебе дам его имя, телефон и электронный адрес. Гарантирую, что независимо от самочувствия я буду вовремя приходить на смену и работать с полной отдачей. К миссиям это тоже относится.

– Это не ответ на мой вопрос, – мягко произнес Фарфарелло.

– Но… разве ты не из-за этого спрашивал?

– Отчасти, – Фарфарелло подошел к камину и начал сгребать растопку к двум большим, слегка обугленным поленьям.

– Я не сомневаюсь, что ты будешь выполнять свои обязанности с обычной самоотдачей, – уверил он, продолжая свое занятие. – Это очевидно хотя бы из того, как ты справился с теми заданиями, которые я уже дал, – несмотря на то, что перенервничал с утра. Однако если я вкладываю в тебя время и деньги, а ты одним прекрасным днем решаешь, что жизнь стала невыносима и делаешь себе сеппуку, меня это совсем не порадует, как понимаешь, – он вытащил из стоявшего на каминной полке оловянного кубка длинную спичку, чиркнул ею о ноготь и зажег в камине огонь. – Твоя жизнь не ограничивается работой, хочешь ты это признавать или нет. Ты будешь работать по шестнадцать часов в день, по крайней мере несколько следующих недель, – и даже больше, когда будут миссии, – Фарф ухмыльнулся, – или когда тебе придется идти со мной на рыбный рынок. Так что у тебя не будет времени сидеть и накручивать себя, и, возможно, работа поможет вытащить тебя из ямы, в которую ты себя сам же и загнал. Однако она не изменит того, что уже случилось и не устранит причины твоего состояния. Осознание этой причины, даже если умом ты и сейчас ее понимаешь, рано или поздно тебя накроет. Вопрос в том, сможешь ли ты с этим справиться?

Ая почувствовал себя так, как будто его окатили ледяной водой.

– Я справлюсь, – холодно отрезал он, сужая глаза.

Фарфарелло поднял руки в успокаивающем жесте.

– Незачем впадать в модус Абиссинца. Я должен был спросить.

Немного смутившись, Ран заставил себя расслабиться.

Ирландец снова занял место напротив него.

– Для большинства людей, таких как Ёдзи, Шульдих, возможно, лучше, чем любое лекарство, – продолжал размышлять он вслух. – Вернее, был бы лучше, если бы чаще сдерживал свои садистские наклонности. Точнее, все время бы их сдерживал, – с кривой усмешкой поправился он. – Никаких побочных эффектов, если он сам их не захочет, никакого привыкания – химического, по крайней мере. Ты ему нравишься, я знаю, так что он не стал бы делать тебе хуже, но, увы, в твоем случае он помочь не сможет.

Аю раздражало, что Фарфарелло продолжает говорить на эту тему, даже после того как он сказал, что справится, но последнее заявление разбудило его любопытство:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты ему сопротивляешься. И, как он говорит, весьма успешно. Он может только заглянуть в твой разум на пару секунд, и ему тут же приходится уходить, чтобы не заработать себе страшнейшую головную боль. Конечно, Шульдиху и секунды хватит для того, чтобы получить массу информации, но этого недостаточно, чтобы как-то помочь.

– Но… он все время разговаривает со мной телепатически, – возразил озадаченный Ран.

– Телепатическая связь не означает, что Шульдиху надо лезть тебе в голову. Он любит так делать, потому что любопытен, но необходимости в этом нет. Он прекрасно улавливает мысли, если ты их просто ему проецируешь. А чтобы это было проще делать, он установил связь с тобой через Ёдзи, который становится, как бы это сказать… спутником? – Фарф нахмурился. – Не очень точное определение, но основную идею уловить можно. При этом он не слышит ваши переговоры, если Шульдих ему не позволяет.

Ая несколько минут раздумывал.

– Я все-таки не понимаю, почему ты сказал, что я сопротивляюсь ему. Последние недели я ничего такого не делал.

Губы Фарфарелло растянулись в широкой ухмылке.

– Это потому что твое подсознание такое же твердолобое и упрямое, как и твое сознание.

Ран приподнял бровь.

Улыбка исчезла с лица Фарфа.

– То, что ты не Талант, но при этом можешь успешно сопротивляться сильнейшему из ныне живущих телепатов, сбивает Шульдиха с толку. Но это потому что, благодаря своему воспитанию, он крайне заносчив и с нормальными людьми общался довольно мало. Талант Шульдиха всегда интересовал меня больше всех остальных – кроме моего собственного, конечно, – так что я много читал на эту тему. Оказывается, обычные люди довольно часто подсознательно начинают сопротивляться регулярному телепатическому воздействию. И что неудивительно, люди, у которых это получается, – как правило, интроверты, а те, у кого не выходит, – экстраверты.

Ая понял, что улыбается.

– Итак, я сильнейший из ныне живущих интровертов?

Фарф слегка усмехнулся в ответ, но голос его звучал серьезно.

– Вполне вероятно. Измерить это нельзя, но, основываясь на том, что я прочитал, очень сильный телепат может пробиться через обычное сопротивление. Так что, возможно, ты прав.

– Я анти-телепат, – пробормотал заинтригованный Ая.

На этот раз ирландец улыбнулся шире.

– Возможно.

– А кто ты, Фарфарелло?

Тот покачал головой.

– Расскажу как-нибудь в другой раз.

Несколько минут оба молча смотрели в огонь.

– Фарфарелло…

– Да?

– Спасибо за Каприз № 24.

– Не за что, – он поднял бутылку и подошел к Ае. – Налить еще?

– Да, спасибо.

* * *

Ран проснулся посреди ночи, чувствуя возбуждение, которое про себя называл Ботановским. Оно отличалось от обычного особенной интенсивностью, так что ему начинало казаться, что его член вырос дюйма на три больше, чем обычно. Ая глухо застонал. Бесполезно ждать, пока все пройдет само собой. Мастурбировать в гостиной Фарфарелло было странно, но другого выхода не было. Он откинул покрывало, чтобы не запачкать.

Как всегда, он думал о Ботане, обхватывая ладонью напряженный член и впиваясь зубами в собственную руку, чтобы не стонать слишком громко. О его дурацких самолетиках; его игривом чувстве юмора, против воли очаровавшем Аю; его мускусно-сладкой оливковой коже, вкусом которой Ая никак не мог насытиться; его шраме, слегка шершавом, если проводить по нему языком; его руках, крепко обнимающих Аю сзади, погружая в пряную теплоту; его крупной ладони и умелых пальцах, дразнящих бедра, пах, грудь Аи, в то время как он сам прилагал все усилия, чтобы не слететь с трассы; о том, как он свернул тогда на обочину, как срывал с себя одежду, как насаживался на член, а по ветровому стеклу хлестал дождь…

Его рука задвигалась чаще, резче, дыхание вырывалось с приглушенными хрипами.

Рот Ботана, сомкнувшийся вокруг его члена, руки – вынуждавшие его раскрыться еще больше, умелый язык – заставлявший его кричать во всю силу легких…

Ран кончил, едва не прокусив себе руку от интенсивности накрывшего его оргазма. Тяжело переводя дыхание и пытаясь унять дрожь, он распластался на спине.

Он давно не вспоминал о Ботане. Хотя они провели вместе всего три дня и две ночи – две ночи сумасшедшего, фантастического секса – Ая всерьез запал на него. Но, конечно, ничего ему не сказал. Дело было не только в сексе – хотя в нем тоже - но и в искреннем желании Ботана помочь ему найти сестру; и в его вере, что однажды он найдет свою дочь Асуми – зеркально отражавшей веру Аи в то, что его сестра однажды очнется; и в том, как он складывал эти нелепые бумажные самолетики; и в том, как он заставлял Аю смеяться; и в том, как он обнимал его, и Ран впервые после смерти родителей чувствовал себя странно защищенным.

А потом все закончилось так глупо и мелодраматично, когда Ботан кинулся закрывать Аю от пуль, от которых тот легко смог бы уклониться, а потом сгорел заживо.

Вздохнув, Ран дотянулся до маленькой коробки с салфетками, стоявшей на кофейном столике, и привел себя в порядок.

Он знал, что его короткая связь с Ботаном причинила боль Едзи. С другой стороны, за время их отношений он только и делал, что причинял Ёдзи боль. Несмотря на то, что Ая действительно любил его, он не мог признаться в этом, поглощенный заботой о своей сестре… хорошо, практически одержимый ею. Но и это обратилось в ничто, когда она исчезла в неведомые дали, ни слова ему не сказав. А он не смог построить нормальные отношения с Кеном, позволяя тому регулярно на себе срываться. Теперь Кен в больнице, а Ёдзи с Шульдихом. Ран не знал, где теперь его место и есть ли оно вообще.

В раздражении от самого себя, Ая помотал головой. Нельзя все время скатываться в бессмысленную хандру. Ему уже скоро вставать, а он так толком и не отдохнул. С некоторым усилием избавившись от посторонних мыслей, Ран закрыл глаза и заснул.

* * *

Припарковав свою машину рядом с пикапом Фарфарелло, Ая вытащил ключи и поправил рукава своей новенькой белоснежной поварской куртки. Фарфарелло уверял, что после пары стирок ткань перестанет топорщиться во все стороны, и Ран надеялся, что он прав, – носить такое каждый день было бы малоприятно. Он решил, что, вернувшись домой, постирает форму минимум раза три.

Выбравшись из автомобиля, он подошел к Фарфарелло, невольно улыбаясь его виду – тот был в точно такой же униформе, но только с оторванными рукавами, так что поварская куртка больше напоминала его старый синий жилет. Удивительно, что Ая не обратил на это внимание во время их первой встречи в ресторане. Ему было странно идти рядом с бывшим Шварц и любопытно, как они выглядели со стороны – оба во всем белом, с длинными, заплетенными в косу волосами. Хотя смотреть на них было некому – на улице им не попалось ни одного прохожего.

Ая вошел вслед за своим новым боссом через черный ход «Thibodeaux», скрывая нервозность за непроницаемым выражением лица. Фарф приподнял бровь, но, никак это не прокомментировав, начал показывать, где что хранится.

– Здесь у нас разделочная, – сказал он, открывая дверь в комнату с маленьким окном, возле которого стоял заляпанный кровью стол. – Не у всех ресторанов есть свой собственный мясник. Хотя это очень удобно, – похвастался он, таща Рана мимо освежеванных и обезглавленных телят, свиней, кроликов, птиц…

– Еще мы держим тут дичь. От неофициальных поставщиков, иначе выходит невыгодно. Не всегда, конечно, но я и сам предпочитаю не покупать у официальных. У них дичь не такая свежая. А вот то, что отличает нас от обычного каджуно-креольского ресторана, – он открыл коробку, битком набитую маленькими, очень знакомыми с виду птичками, еще сохранившими свое разноцветное оперение. – Голуби, – сказал он. – Люди считают их летающими крысами, но на самом деле на вкус они недурны. Хотя эти выращены не в городе. Вряд ли тебе удастся настрелять их на Джексон-сквер, хотя если кто-нибудь попробует это сделать, ему только поаплодируют.

Ран кивнул. В Токио тоже была проблема с голубями, и даже в Киото люди начали поговаривать, что их стало слишком много. Порой эти птички были вполне симпатичны, но в целом Ае не нравились. По крайней мере, идея употребления их в пищу его ничуть не покоробила.

– И много ты их продаешь? – с сомнением спросил он.

Фарф ухмыльнулся.

– Ничего не остается, – уверил он Рана. – Думаю, для людей это что-то вроде мести. Ну, понимаешь, съесть птицу, которая насрала тебе на голову или на любимый свитер, особенно приятно.

– Это все, что вы продаете?

– Вовсе нет. У нас сезонные продажи. Сейчас их время, – он кивнул на голубей.

– У них свой сезон?

– Не поверишь. И у цыплят, хотя мы их и продаем круглый год, – Фарф закатил глаз. – У уток тоже, а поскольку сейчас сезон диких уток, мы и их продаем. Кстати, турдукен из дикой утки намного лучше, чем из выращенной на ферме, несмотря на легкий привкус.

– А вчера из какой я делал? – спросил Ая.

– Выращенной на ферме, на кухне мы используем только такие. Хотя дикие утки хорошо продаются, они сезонны, а мы должны соблюдать рецептуру. Пара ребят на кухне занимается только турдукеном, он очень трудоемкий, но хорошо продается.

– Представить не могу почему, – заметил Ая. – Он же чудовищно большой.

– Мы отправляем их корпорациям и отдельным людям, для банкетов, вечеринок и всего такого.

– А.

– Еще сейчас сезон каплунов – на самом деле это кастрированные петухи, но смотри не проговорись никому, – ухмыльнулся Фарф. – И еще гусей и домашних уток. В том, что ты читал, мало написано про готовку дичи, так что мне придется учить тебя самому. Но не сегодня.

Фарф вывел его из разделочной.

– Теперь я отведу тебя в место, благодаря которому мы действительно уникальны, – с гордым видом объявил он. Ая улыбнулся. Энтузиазм Фарфарелло был так заразителен, что напряжение исчезло само собой, сменившись искренним интересом.

Через заднюю дверь они вышли к большому, обветшалому деревянному зданию с жестяной крышей, ютившемуся на небольшом земельном участке ярдах в тридцати. Ая заметил это строение, входя в ресторан, но особого внимания не обратил.

– Это, – провозгласил Фарфарелло, открывая дверь, – владения Жан-Луи Гастона, гения колбасного дела. Но если не хочешь нарваться на неприятности, лучше зови его charcutier (колбасник – фр).

Ая шагнул внутрь и едва устоял на ногах от ударившего в нос ядреного и пряного мясного аромата. Четыре громадных холодильника занимали три стены крохотной комнаты, а вдоль четвертой стоял длинный, заляпанный прилавок, отделявший от остального помещения то, что можно было принять за импровизированную кухню.

– ДжейЭл и его подмастерье делают все наши колбасы, а заодно и торгуют ими напрямую со специализированными магазинами, мясниками, рынками и всяким таким. В этих холодильниках наши свежие сосиски – saucisses (сосиски, колбасы – фр.) – boudin noir, boudin blanc, saucisse de Toulouse, chaurice и так далее.

Ая прошел за ним в следующую, большую и задымленную комнату, с потолка которой гроздьями свисали сосиски, многие из которых выглядели так, как будто на них был натянут носок.

– Здесь, если дым еще не навел тебя на очевидные выводы, хранятся копченые колбасы – andouille, tasso – не совсем колбаса, но тоже делается тут – знаменитая ДжейЭловская копченая колбаса из морепродуктов и результаты его многочисленных экспериментов. Этого добра тут навалом, – Фарфарелло потыкал пальцем висевшую рядом связку сосисок – зеленоватую и вообще на вид довольно подозрительную. – Наверху – высушенные, некопченые сосиски – креольская острая, сабодет, чесночная, телячья, де Лион и прочие. Сейчас нам туда подниматься не нужно, я просто хочу, чтобы ты знал, где что найти, если ДжейЭла не будет поблизости.

Большинство названий Ая помнил из книг, но голова у него все равно пошла кругом.

– И все это делают два человека? – уточнил он. Это казалось невероятным.

Фарфарелло пожал плечами.

– Повара и посудомойщики время от времени помогают, но в основном да, они вдвоем. ДжейЭл – настоящий маньяк. Мы много раз обсуждали, спит ли он вообще.

– А где он сейчас?

– Скорее всего, покупает мясо. Бойня у нас только для кухни. Для своих экспериментов ДжейЭл закупает мясо сам. Однако Эрик должен быть здесь…

Словно в ответ на его слова дверь распахнулась, впуская в комнату красивого юношу с кожей цвета кофе и копной жестких волос. Ая успел разглядеть за его спиной узкую лестницу наверх.

– О, Фар! – Эрик закрыл дверь, выключил плеер и снял наушники. – Не знал, что ты здесь. У нас новый повар? Какая милашка, – воскликнул он, подмигивая и широко улыбаясь Ае. Впрочем, от ответного взгляда Рана улыбка мгновенно увяла.

Фарфа происходящее явно позабавило.

– Эта «милашка» – Ран, мой новый су-шеф. Поздоровайся с Эриком, Ран.

Скрыв потрясение от того, что Фарфарелло использовал его настоящее имя, – он и представить не мог, что тот его знает, но, похоже, бывший псих вообще много чего о нем знал – Ран скрестил руки, сердито глянул на босса и повернулся к вновь вошедшему.

– Здравствуй, Эрик, – низко и угрожающе выговорил он.

Подмастерье побледнел.

– Ох…эээ… извини, приятель. Я не… Я просто увидел твое лицо, – он запнулся и продолжил нарочито бодрым тоном. – Кстати, Фар! Ты что-то хотел?

– Нет, мы уже уходим. Возможно, позже, – Фарфарелло двинулся к выходу.

– Отлично! То есть, да, мы всегда здесь! В любое время! Только скажи!

Фарф остановился и обернулся к нему.

– Эрик?

– Да, сэр?

– Надень обратно свои наушники и заткнись ко всем чертям.

– Затыкаюсь ко всем чертям, сэр. Как скажете, сэр! – прощебетал Эрик, надевая наушники.

Усмехаясь про себя, Ая вышел вслед за своим новым работодателем.

– Фарф, – окликнул он. – Почему ты назвал мое настоящее имя?

Тот оглянулся и остановился.

– Не хочу слушать каждый день «Хая, Ая!» У нас уже работает Ранди, поэтому есть надежда, что тебя не очень будут доставать дурацкими шутками. Плюс, Ран звучит более по-мужски даже на английском. А что, ты не хочешь, чтобы тебя называли настоящим именем?

– Да нет, ничего, – Ран вздохнул. – Но хотелось бы, чтобы меня спрашивали, прежде чем так представлять кому-то.

– Если бы я спросил, ты бы ответил «нет».

– Это мое право, нет? Это мое имя, – немного раздраженно ответил Ая.

– Да, это твое право – сказать «нет», если тебя спрашивают. Поэтому я и не спросил, – улыбаясь, разъяснил Фарф и, открыв дверь, придержал ее, ожидая, что Ран войдет за ним следом.

Но Ая остался стоять на месте, пытаясь разобраться, злиться ему или нет. Наверное, он должен был злиться. Оглянувшись, Фарфарелло вздохнул, отпустил сразу же захлопнувшуюся дверь и пошел обратно. Ая смотрел на дверь, но когда широкоплечая фигура в белом перегородила ему обзор, повернул голову и уставился на стену. Ему хотелось обдумать сказанное Фарфом, а думать и одновременно смотреть в единственный глаз бывшего Шварц у него не выходило.

Взяв Аю за подбородок, Фарфарелло развернул его к себе лицом, чтобы посмотреть прямо в глаза. Ран не сопротивлялся.

– Не раздувай из мухи слона, Ая, – предостерег шеф-повар «Thibodeaux»». – Если для тебя это много значит…

– Не значит, – прервал Ая. – Дело не в имени. Дело в прецеденте. Мне это не нравится.

Фарф кивнул.

– Жить с этим сможешь?

Ран сдвинул брови.

– Конечно, смогу.

– Хорошо, – Фарфарелло вернулся к двери и снова открыл ее. – Тогда пойдем.

Ая раздраженно вздохнул и шагнул вперед.

* * *

– Должен тебя предупредить, – сказал Фарфарелло Рану, уже в третий раз пытающемуся поджарить телячьи кости для мяса под соусом деми-глейс и не спалить их при этом. – Все ребята тут любители соленых шуток. Выражаются они обычно на испанском – ты знаешь испанский?

Ая покачал головой, не отрывая взгляда от духовки.

– Хорошо. Я тоже не знаю, но ругаться уже могу, как на родном. Тебя как только не будут обзывать, главное – не обижаться и не оставаться в долгу.

Ран повернул голову и приподнял бровь.

Фарф ухмыльнулся.

– Просто не оскорбляйся, если тебя начнут называть pato (мальчик для битья – исп.), cabrón (козел, рогоносец – исп.), крысиной задницей или еще как-нибудь на английском. Это просто значит, что ты им нравишься. А вот если тебя начнут называть «мой друг», можешь начинать волноваться. Кроме Октавио, он никого никогда не обзывает. Эй, на этот раз ты их не спалил, так держать, петух гребаный!

Поставив противень с костями на разделочный стол, Ая, сдвинув брови, повернулся к Фарфу. Его губы дрогнули, он фыркнул и наконец рассмеялся.

– Что ты заканчивал – спортивную площадку начальной школы?

– Почти, – Фарф широко ухмыльнулся. – Пиратскую галеру. Ты что, не заметил повязку на глазу? – он щелкнул по ней. – Я отчасти ожидал, что ты плохо все это воспримешь. Рад, что это не так. У тебя неплохое чувство юмора, тут оно очень пригодится.

– Aye, aye. Есть, кэп, – отозвался посмеивающийся Ая. Пересыпав кости в одну из громадных кастрюль и залив их водой, он начал готовить вторую порцию, когда услышал голоса, переговаривающиеся на языке, который, видимо, и был испанским.

Поскольку он знал теперь точное время готовки, то мог не волноваться, что не успеет вынуть кости вовремя, и спокойно повернулся к вошедшим – двум мужчинам, один из которых, с оливковой кожей и большими, ясными, черными глазами, был высок, массивен, бородат, а второй – помоложе и потемнее – был одет в мешковатые штаны и облегающую рубашку.

– Эй, Фар, красавчег, – прямо с порога начал последний. – Я уйду сегодня пораньше?

– Нет, – отрезал Фарф.

– Ой, да ладно! Я…

– Тебе есть чем сегодня заняться, Бан.

– Но, Фар…

– За работу, pajero (приятель -исп.)).

– Гребаный chocha podrida (чокнутый извращенец – исп.), ты все еще злишься из-за тех доставок? – раздраженно спросил Бан. – Погоди, не отвечай. Это новый су-шеф?

Вынув кости из духовки, Ая повернулся, и Фарф начал их представлять.

– Ран, это Эстебан, повар.

– Просто Бан, – перебил его тот, заработав предупреждающий взгляд.

– А вот человек, знающий, что такое приличие и манеры, – Октавио, мясник. Он плохо говорит по-английски и совершено точно не говорит по-японски, так что прояви терпение. Это Ран, новый су-шеф.

Шагнувший вперед Октавио взял одну руку Аи в две свои. Его ладони были большими и сильными, на пальцах блестело несколько широких золотых колец. Взглянув ему в лицо, Ран увидел одно из самых открытых и дружелюбных выражений, какое когда-либо встречал у взрослых мужчин. И понял, что улыбается в ответ.

– Ты и я, мы будем друзьями, да? – спросил Октавио, осторожно сжимая руку Аи.

– Конечно, – отозвался Ран, думая про себя – а почему бы и нет?

– Это хорошо, – улыбка здоровяка расширилась. Он погладил Аю по руке и отпустил его.

Бан немедленно обнял Октавио за шею.

– Пошли, идиота. Ты сможешь поприставать к новичку попозже. Поможешь мне поддоны таскать, – он практически вытащил более крупного мужчину из кухни к погрузчику.

– Октавио очень странный, – заметил Фарф, и Ран повернулся к нему. – Жизнь его поимела ничуть не меньше, чем любого другого, даже побольше, чем некоторых, но при этом он самый искренне счастливый человек из всех, что мне встречались. Он в мире с самим собой, предан своей жене и детям, всем сердцем доверяет любому, пока ему не дают повода поменять отношение. К тому же, он отличный мясник, – Фарф задумался. – Иногда мне хочется вскрыть его и посмотреть, как он устроен, – пробормотал он себе под нос, но тут же помотал головой, словно избавляясь от навязчивой мысли. – Он был совершенно серьезен, когда говорил, что будет твоим другом, так что тебе тоже следует к нему хорошо относиться. Все здесь его любят, и если ты вызовешь его недовольство, тебя подвергнут остракизму. К счастью, вызвать недовольство Октавио очень сложно.

– Я учту это, – немного смущенно отозвался Ран.

– Подойди сюда на секунду, Ая, – позвал Фарф, указывая ему на единственное безукоризненно чистое место на том, что называл «линией». – Это рабочее место Шона. Теперь оно принадлежит тебе, нравится ему это или нет. А это, – продолжил он, снимая с полки наверху деревянную коробку, – его ножи. Ванадиевые, легкие, почти не использованные. Они сделаны на заказ, поэтому могут не совсем прийтись тебе по руке, но они однозначно лучше того дерьма, которое я дал тебе на прошлой неделе. Если захочешь, Каролло даст тебе новые, которые будут только твоими.

Открыв коробку, Ая обнаружил в ней набор до блеска начищенных ножей, которые выглядели совсем новыми. Очевидно, за ними хорошо ухаживали. Он достал поварской нож и почти не почувствовал его веса.

– Кто такой Каролло?

– Владелец-управляющий. Внук дона Каролло.

– Дон? Предполагается, что я его знаю? – Ая махнул пару раз ножом и перебросил его из руки в руку.

– Дон в смысле мафиозный дон. Стал главой семьи в семьдесят. Сейчас ему девяносто два, он все еще бегает трусцой каждой утро и дважды в год ездит в Рио попользоваться услугами службы эскорта. Вряд ли ты с ним столкнешься, но личность это примечательная.

– Хн, – Ая положил коробку на место, оставив поварской нож. – Что мне теперь делать?

– Обустраивай место под себя, уверен, это займет у тебя немало времени. Посмотри, где что лежит. Когда закончишь – двинемся дальше.

– Хай, – Ая присел на корточки и начал исследовать содержимое холодильного шкафа.

* * *

Ран вернулся домой за полночь, вконец измотанный и мечтающий только о душе и кровати. После, наверное, самого быстрого в жизни душа он обернул полотенце вокруг бедер и поплелся в свою комнату, но диван в гостиной попался ему раньше, и он решил, что тот ничуть не хуже.

Почти шестнадцать часов работы… Фарфарелло сказал, что поначалу, когда он только стал шеф-поваром, он ночевал в офисе при ресторане, вернее, спал там урывками, фактически работая круглые сутки. Он уверил Аю, что такой напряженный график у него будет только несколько недель, пока его не понизят в должности. Это радовало, поскольку Ран не знал, сколько он продержится, а ведь прошел только первый день. Продавать цветы было намного легче, хотя Ая определенно не скучал по толпе визжащих, как резаные поросята, школьниц. Работа наемником могла быть физически изнурительной, но редко – много времени приходилось проводить, прячась в ожидании цели. Хотя Ая имел обыкновение успокаиваться, часами отрабатывая ката…

Ему надо возобновить тренировки. Он совсем вышел из формы.

Вспомнив о графике на ближайшую неделю, он застонал. Ему надо встать в три утра, чтобы пойти вместе с Фарфарелло на рыбный рынок, а завтра – в четыре, с Октавио на мясной. Если только он не собирается вообще не спать ближайшие сорок восемь часов, времени для ката у него не будет.

Ран нахмурился. В восемнадцать и даже двадцать он мог это сделать без особых усилий. Должно быть, он стареет.

«Feurig, двадцать пять – это не старость, если ты, конечно, не собираешься участвовать в Олимпийских играх».

В гостиную вошел Шульдих, облаченный в блестящий синий халат, почти одного цвета с его глазами. Ран поджал ноги, освобождая ему место на диване. Шульдих сел и, положив ноги Аи себе на колени, начал массировать ему ступни. Тот чуть не застонал от облегчения.

– Ну и как тебе работа с нашим бывшим психом? – мягко спросил Шульдих, разминая затекшие ноги.

Начинавший понемногу засыпать Ая попытался вдумчиво ответить на вопрос.

– Он… обаятельный, – решил он. – Чрезвычайно рассудительный. Я и представить себе не мог насколько. Он как тихий диктатор. Пока мне нравится с ним работать.

Шульдих ухмыльнулся.

– Да, Фарфа никогда нельзя было назвать шумным, если только он не в модусе Берсерка или Я-ненавижу-Бога. И ему хорошо удавалось скрывать свою рассудительность.

– Ёдзи спит? – сонно пробормотал Ая.

Шульдих шлепнул его по ноге и, заработав в ответ недовольный взгляд, рассмеялся.

– Да, спит. Хочешь чаю, Feurig?

– Мне надо встать в три…

Шульдих взглянул на него так, как будто он объявил о своем намерении пополнить ряды морских пехотинцев.

– Ты спятил. Сколько ты уже на ногах? Хотя нет, не говори мне. Я принесу плед и можешь спа…

Его прервал звонок сотового – судя по мелодии, Ёдзиного. Недовольно ворча, Шульдих достал его, открыл и начал ругаться на немецком. Затем он осекся.

– Такатори?

Глаза Рана закрылись, и больше он ничего не слышал.

Глава 13

Едва добравшись на заплетающихся ногах до кухни, Кудо попытался наощупь найти кофеварку, плохо понимая, зачем вообще встал. Почти встал. Ну, по крайней мере, принял вертикальное положение.

Ухвативший его за плечо Шульдих помог добраться до кухонного стола, подтолкнул к стулу и поставил перед ним чашку, до краев наполненную крепким, сладким кофе.

– Пей, солнышко!

– Аы-хх-гр… – сказал Ёдзи, берясь за кружку. Солидный глоток кофе обжег ему язык, но зато вернул четкость окружающему миру. – Аххх, – выдохнул он, решив с минуту понаслаждаться блаженной тишиной, прежде чем приступать к разборкам. – Ну и с какой дури ты меня разбудил в такую рань?

– Вовсе не р… дурь? – переспросил развеселившийся Шульдих. – Разве ж это дурь?

– А чем нет? – пожал плечами Ёдзи.

– Лучшая дурь – это героин.

Ёдзи моргнул.

– Ты на нем не сидел.

– Смотря что под этим подразумевать.

– Я подразумеваю ту дурь, которую выбью из твоей башки, если не скажешь, зачем меня поднял ни свет ни заря, – отрезал Ёдзи, угрожающе помахивая кружкой, на которой красовалась надпись: «Скажи своим сиськам, чтобы они не пялились на мои глаза».

– Во-первых, дорогой малыш, сейчас уже восемь, – ухмыльнулся Шульдих. – Во-вторых, ты проспал одиннадцать часов.

– Что тут скажешь, в постели я непревзойден во всех смыслах, – Кудо отхлебнул еще кофе.

– И в-третьих… – речь Шульдиха прервал звук поворачиваемого в замке ключа. – Это Ая? Я думал, он опять домой раньше полуночи не заявится.

Ёдзи приподнял бровь, и они оба развернулись, дабы пронаблюдать, как их товарищ чуть менее грациозно, чем обычно, проносится через черный вход. Явственно запахло рыбой. Бросив нечто смахивающее на связку грязного белья на кухонную стойку, Ая подтащил набитую пакетами сумку к холодильнику и начал забрасывать туда ее содержимое.

– Эм… доброе утро, Ая, – окликнул его Ёдзи.

– Утро? У нас все еще утро? – захлопнув дверцу, Ран обессилено облокотился о стойку. – Который час? – он потянулся, одновременно зевая.

Шульдих был слишком увлечен видом откинувшегося назад и потягивающегося Аи, поэтому отвечать пришлось Кудо:

– Шу утверждает, что восемь, но мне кажется, пять или шесть, – проворчал он.

Ая рухнул на стул по другую сторону стола. Теперь им стали видны запутавшиеся в его волосах рыбные чешуйки.

– У меня такое чувство, что я уже неделю на ногах, – пожаловался он.

– Неудивительно, – ответил Шульдих. – Как тебе рыбный рынок?

К немалому удивлению Ёдзи Ран заулыбался.

– Это было… интересно.

– Feurig? – Шульдих скрестил руки и поднял бровь.

– Ну, – начал Ая. – Дело было так: я с утра толком не проснулся… – он подпер подбородок рукой и снова улыбнулся.

Они ждали продолжения, но Ран молчал, и Ёдзи несильно пнул его ногой под столом.

– Ты до сих пор толком не проснулся. Тебе дали выходной?

На Аю пинок особого эффекта не произвел, он лишь откинулся на спинку стула.

– Фарф отпустил меня на утро. Мне надо вернуться к часу.

– Ты начал что-то рассказывать, нет? – спросил Шульдих. – Начало очаровательно, но мне кажется, до конца ты не добрался.

«Дай человеку спокойно лечь спать, Шу», – пожурил Ёдзи.

«Погоди, я заметил кое-что интересное, когда заглянул в его голову минуту назад».

Ая отреагировал на сарказм с вялым негодованием.

– Да… я спал на ходу, а Фарфарелло пытался рассказать мне, кто здесь кто и где найти то, что нам надо, но я, видимо, отключился, потому что следующее, что я помню, – как он хлещет меня по лицу свежей форелью и кричит: «Просыпайся, Рыжий!»

Кудо представить себе не мог, чтобы такое могло заставить Аю улыбаться. Судя по взгляду, который метнул на него Шульдих, он тоже.

– Это меня так разозлило, и я… – зажмурив глаза, Ран начал хихикать, а потом, все еще ухмыляясь, продолжил: -… я схватил ближайшую рыбину и ударил его ей. Только это оказался, – теперь он смеялся в полный голос, – чилийский морской окунь, который импортируется глубоко замороженным…

– О черт, – пробормотал Шульдих, начиная улыбаться.

– И я… я посмотрел на эту огромную замороженную рыбину в своей руке… уверен, я выглядел так, как будто никогда в жизни рыбу не видел… потом на Фарфа – а он, прищурившись, смотрел на меня… и вдруг расхохотался, – от смеха из глаз Аи покатились слезы, и ему пришлось прерваться, чтобы перевести дыхание.

«Нааадо же, какая редкостная язва», – прокомментировал Шульдих.

«Думаешь?»

«Фарфу он, должно быть, понравился. Раз вернулся целым и невредимым».

Ёдзи обдумал это заявление.

«Он мог просто отложить свое возмездие на потом».

– И, – продолжил Ая, – он сказал: думаешь, это забавно, да? Я пытался перестать смеяться, но не мог. Поэтому просто размахивал этой рыбиной перед собой, как катаной, чтобы отогнать его. Но у меня онемели руки, и я не мог ее удержать, так что я кинул ее и бросился бежать, – Ран чуть не задохнулся, – но не знал, куда надо сворачивать, поэтому он легко догнал меня и вылил в штаны примерно пинту сырых устриц.

Шульдих фыркнул, а Кудо передернуло от отвращения.

– Вэээ…

– Один из рыбаков бросил мне полиэтиленовый пакет, набитый головами сырых кальмаров, и заорал: «Начало игры». Фарф и я начали носиться по рынку. Я к этому моменту, конечно, окончательно потерялся. Рыбаки подбадривали нас и бросали нам боеприпасы. Ну, большинство – некоторые были не очень довольны. Я залепил Фарфу в глаз горстью озерных креветок, а он ухитрился попасть рыбьим глазом прямо мне в рот, – Ая слегка отдышался. – В конце концов, он выиграл. Естественно, он же знал, где что находится, и выплеснул на меня целое ведро живых крабов. Я поскользнулся, он схватил меня и держал до тех пор, пока я не признал поражение.

Ран положил руки на стол и уронил на них голову.

– Все, я закончил.

Ёдзи достал сигарету – он редко курил в последнее время, только с кофе – и зажег ее. Затянувшись, он сказал:

– Итак, кто ты такой и что ты сделал с Аей?

Ран приподнял голову и недовольно глянул на него:

– То, что я в кои веки наслаждаюсь жизнью, еще не значит, что я не Ая.

– Еще как значит. Ты вообще никогда не наслаждался жизнью. Точнее, ты усиленно добивался прямо противоположного, потому что считал, что ничего другого не заслуживаешь, – Кудо затянулся и выдохнул облачко дыма, глядя на Аю приподняв брови в манере, которую называл ‘n’est-ce pas?’*

Ран потер глаза тыльной стороной ладоней:

– Я слишком устал, чтобы волноваться, заслуживаю я что-то или нет.

– Чем вы с Фарфом занимались после рыбной битвы? – вмешался Шульдих, пристально наблюдая за Аей.

– Э… поскольку я проиграл, то мне пришлось устранять последствия нашей разборки, но многие торговцы рыбой мне помогали. Фарфарелло говорил, что рыбаки неприветливы, но большинство оказалось нормальными ребятами. Он провел меня по рядам, представил всем, показал, где что находится, пока я прибирался… потом он проверил, что я запомнил, и так как на все вопросы я ответил правильно, он дал мне отгул до часу…

«Поверить не могу, – мысленно сообщил Ёдзи. – Он несет все подряд. За ним такого никогда не водилось».

«Он так устал, бедняжка, – с сочувствием и насмешкой ответил Шульдих. – Жаль, что придется еще некоторое время не давать ему спать».

«Зачем?» – спросил Ёдзи, но телепат его проигнорировал.

– А что за фигню ты притащил домой? – спросил он.

– Аааа, в основном это филе разной рыбы, – с легким недовольством объяснил Ран. – Похоже, у меня проблемы с добавлением специй в легкую рыбу, такую как камбала и люциан. Фарф сказал практиковаться.

– Хм, и когда ты собираешься практиковаться? – спросил Ёдзи, последний раз затягиваясь и кидая окурок в маленькую серебряную пепельницу.

Ая пожал плечами.

– Без разницы.

«Он такой милый, когда дуется», – ухмыльнулся Шульдих.

«Это сейчас, – поправил Ёдзи. – Раньше, он выглядел довольно устрашающе. Клянусь, его подменил какой-то пришелец».

«Не вздумай ему это сказать», – предупредил Шульдих. И прежде чем Кудо успел возмутиться, объявил: – Вчера вечером мне звонили.

Ая кивнул:

– Мамору.

– Ты не спал? – разочарованно протянул Шульдих.

– Я успел услышать только твое «Такатори», – уверил его Ран, и телепат, похоже, удовлетворился этим ответом.

– Почему он позвонил тебе, а не мне? – осведомился Ёдзи.

Шульдих пожал плечами.

– Ты выключил свой сотовый. На самом деле он звонил тебе, Ая. Очень хотел с тобой поговорить.

– Я позвоню ему на выходных, – отмахнулся Ран.

– У него важные новости, – возразил Шульдих.

– Какие?

– Настолько важные, тем более для тебя, что я даже не знаю, как они на тебя подействуют, – телепат явно наслаждался, растягивая удовольствие.

– Шульдих, или ты говоришь, или я иду в душ, – раздраженно бросил Ая. Ёдзи откровенно порадовала эта демонстрация знакомой вспыльчивости, и он уже открыл рот, чтобы высказать свое мнение на этот счет, но тут Ран резко выпрямился, осененный внезапной догадкой. – Это из-за Кена? Что-то случилось?

Шульдих с вредным и самодовольным видом кивнул:

– О да, Такатори сказал, что у Кена глубокая депрессия и что он сильно потерял в весе, с тех пор как вернулся в лечебницу. Он тоскует по тебе, и медсестры говорят, что он выкрикивает то «Ран», то «Ая» каждую ночь и все время спрашивает о тебе. Но звонил Такатори не из-за него.

– Уверен, Мамору не просил передавать это все Ае, – оборвал его Ёдзи, суживая глаза и прожигая бойфренда негодующим взглядом.

– Может, и нет, не помню точно, – легкомысленно отозвался Шульдих. «Я не мог удержаться, Кен так жалок».

Гнева во взгляде Кудо только добавилось.

– Шульдих… – тон Рана стер усмешку с лица телепата.

– Ладно, ладно, извини, Ая, – он протянул руку к нему через стол, ладонью вверх.

Ран взглянул на нее и демонстративно скрестил руки на груди. Он был очень мрачен, и Ёдзи показалось, что он услышал, как скрипнули его зубы.

Вздохнув, Шульдих убрал руку и слегка пожал плечами:

– Ая-тян позвонила Такатори из Киото, она хотела узнать, где ты.

Кудо не смог сдержать изумленного вздоха.

Ая застыл.

– Почему она вернулась в Японию? – напряженно спросил он через пару секунд.

– Вероятно, почувствовала себя виноватой после разговора с Ёдзи и решила, что готова увидеть тебя снова. Она испугалась, обнаружив, что дом пуст, подумала, что, может, ты… что, возможно, с тобой что-то случилось, – закончил Шульдих, видимо, решив на этот раз проявить больше такта.

– Она вернулась из-за меня? – недоверчиво уточнил Ран.

– А иначе зачем ей возвращаться, Ая? – Кудо понял, что его опять захлестывает злость на Аю-тян, и подавил ее. Но чувствовал он себя отвратительно. Сестра Аи снова влезла в их жизнь, и теперь он захочет вернуться в Японию. Ёдзи нравился Новый Орлеан, нравился их дом, ему нравилось, что Шульдих и Ая живут с ним. Ему даже нравился Фарфарелло, потому что Шу и Ран с ним ладили. А теперь Ая снова бросит его из-за своей сестры и…

Ёдзи вздрогнул, выдернутый из невеселых размышлений тем, что Ран с силой ударил кулаками по столу. Кажется, он не на шутку разозлился.

– Ая? Что случилось? – спросил Кудо, не уверенный, на кого направлен этот гнев. Вероятнее всего, на Шульдиха, за то, что тот не сказал об Ае-тян сразу…

– Что случилось? Она, мать ее, знает, что Япония битком набита агентами Эсцет, мечтающими заполучить ее себе, вот что случилось! После всего, что я ей рассказал, всего, что показал, она возвращается просто потому что… – он замолчал. Наполовину приподнявшись со своего места во время гневной отповеди, он тяжело рухнул обратно и закрыл лицо руками.

– Ая? – неуверенно позвал Шульдих.

«Ты можешь ненадолго оставить нас одних, Шу?» – спросил Ёдзи.

«Зачем?»

«Просто… – Кудо вздохнул. – Пожалуйста, Шу».

Телепат недовольно и немного обиженно глянул на него, но встал и вышел.

Ёдзи поднялся и, присев на корточки рядом с Аей, потянул его за руку. Ран отнял ладони от лица. Его глаза подозрительно блестели, но были сухи. Взяв его руку в свои, Ёдзи начал поглаживать его ладонь большим пальцем – раньше Аю это всегда успокаивало.

Ран судорожно вздохнул.

– Я не могу решать что-то сейчас, Ёдзи, – хрипло проговорил он. – Не могу. Я так зол… и слишком вымотан, чтобы так злиться.

Кудо старался не выдать свои чувства, но это было трудно – внутренне он ликовал. Наконец, наконец-то, есть надежда, что Ая-тян не перевернет их жизни вверх тормашками одним фактом своего существования.

– Я понимаю. Думаю, нет ничего плохого в том, что ты на нее злишься.

Ая недоуменно взглянул на него:

– Я и раньше довольно часто на нее злился.

Кудо покачал головой:

– Расстраивался из-за нее, возможно, и, возможно, раньше… когда вы были детьми, ты злился, но…

Ран выдернул руку:

– Что ты знаешь об этом, Ёдзи? Тебя не было рядом, когда я с ней жил.

– Я был бы, если бы ты позволил, – ответил тот и тут же мысленно себя пнул. Что с ним такое сегодня? Обычно он лучше себя контролирует. Хотя, может, Ае станет лучше, если он сфокусирует свою злость на нем.

Но Ая не разозлился. Отодвинув стул, он поднялся, увлекая за собой Кудо, и обнял его.

– Я знаю, – прошептал он ему на ухо. – Я знаю, – и обхватил еще крепче.

Несмотря на то, что Ран пропах рыбой, обнимать его было приятно. По-настоящему обнимать. Слишком приятно, судя по неожиданной тесноте в брюках.

– Ммм… мне нравится твой шампунь из кальмаров, – пошутил Ёдзи, надеясь отвлечься от ощущений, которые пробуждало плотно прижавшееся к нему тело Аи.

– Шампунь из кальмаров получил Фарф. Я принял ванну из устриц, – Ран уткнулся лицом в шею Ёдзи, не ослабляя при этом объятий. – Спа-процедуры с морепродуктами считаются самыми эффективными.

– Ха, тем не менее, тебе бы не помешала нормальная ванна, – Кудо не мог сдержать дрожь в голосе, чувствуя дыхание Аи на своей коже. «Шульдих, ты уже можешь возвращаться», – мысленно позвал он, боясь, что его самообладания надолго не хватит.

– Как заманчиво… Ванна, – глубоким, низким голосом отозвался Ая. – Или душ.

Кудо почувствовал его ухмылку.

– Помнишь, я не мог нормально принять душ, когда ты был дома, если только я не хотел… – Ран замолк, по мнению Кудо, нарочно. – Даже после миссии.

Судя по ощущениям Ёдзи, температура в комнате подскочила градусов на двенадцать.

– Конечно, я помню, – сказал он, с недовольством отмечая, как срывается его собственный голос – можно подумать, что ему опять тринадцать. Он попытался отстраниться – точнее, подумал, что должен это сделать. Одной рукой Ая играл его волосами, а пальцами второй дразнил узкую полоску кожи между поясом джинсов и футболкой. От его легких прикосновений кожу слегка покалывало. Ёдзи не сумел заставить себя отодвинуться – лишь привлек Рана еще ближе к себе.

«Шу! Спаси меня!»

«О нет. Ты хотел остаться с ним наедине, так что с последствиями разбирайся теперь самостоятельно».

«Не могу! А ты сам-то, ты бы уже раздел его и перегнул через стол, если бы он с тобой такое творил, и ты это знаешь! – Ая легко коснулся губами его горла, и Ёдзи судорожно выдохнул. – Кончай прикалываться и…» – тут Ран дошел до особо чувствительного местечка под его подбородком, прикосновение к которому всегда сводило его с ума.

– Проклятье! – воскликнул Ёдзи и впился в губы Аи.

Конечно, именно в этот момент Шульдиху надо было появиться в дверях.

– Какой скандал, – с кривой усмешкой прокомментировал он.

«Тебе лучше присоединиться к этому, потому что остановиться сейчас я не смогу», – предупредил его Ёдзи, голова которого шла кругом. Он был твердо уверен в том, что по поцелуям Ая входит в первую десятку мира, а когда старается, может поспорить и за первое место. А Ран, несомненно, старался.

«Ты меня удивляешь, Ёдзи. Назвать Аю – «это». Он – человек, если ты не заметил».

«Я имел в виду… » – Кудо подразумевал поцелуй, а не самого Аю, но четко сформулировать мысль не мог. Проникший в его рот язык Рана серьезно затруднял умственную деятельность.

«Я знаю, что ты имел в виду. Ты такой недалекий».

Услышав стон, Ёдзи приоткрыл один глаз и увидел, что Шульдих, опустившись позади Аи на колени и задрав ему рубашку, целует и вылизывает его спину. Коса Рана уже была до половины расплетена. «Ах ты, ублюдок. Ты все это время разговаривал с ним, да?»

«Ага. Прервись на секунду, я сниму с него рубашку».

«Перебьешься. По крайней мере, пока он не пытается откусить мне язык. Найди ножницы и разрежь ее. Кроме того, ты целовал его дольш…» – Ёдзи не смог закончить мысль, потому что Ая углубил поцелуй, вырвав из его горла жалобный всхлип.

Через пару минут Ран оторвался от него, тяжело переводя дыхание, и поднял руки. Кудо почувствовал невольную дрожь в коленях. Он никогда не думал, что снова увидит Аю таким.

Выпрямившись, Шульдих сдернул рубашку Рана ему через голову, но тот успел ее перехватить и сам швырнул на пол. Еще одно отличие – раньше Ая был крайне аккуратен со своей одеждой, даже с какими-нибудь старыми спортивными штанами. Боль от острого укола ностальгии рассеялась при виде стоявших прямо перед ним невероятно красивых парней – бывшего бойфренда и нынешнего. Ладони Шульдиха ласкали мускулистую грудь Аи, но ярко-синие глаза смотрели прямо на Ёдзи, а Ран – чьи волосы теперь уже были полностью распущены – откинул голову назад и легонько покусывал ухо телепата. Ёдзи шагнул навстречу протянутым к нему рукам, целуя Шульдиха и в то же время скользя ладонями по полузабытым линиям тела Аи.

«Даже не знаю, не начать ли мне беспокоиться об этих ваших приступах ностальгии. Может, пойти погулять и оставить вас вдвоем?» – Едзи слышал в ментальном голосе Шульдиха насмешку, но в то же время нервозность, как будто тот думал, что они и вправду могут попросить его уйти.

«Не смей», – ответил Ёдзи, запуская руку в его волосы и целуя еще крепче.

«Или вы оба, или никто», – услышал он голос Аи у себя в голове. Кудо был рад наконец-то слышать, что Шульдих и Ран говорили друг другу.

– Мне нужен душ, – низким, чувственным голосом произнес Ая. Он прижался к бедру Ёдзи, и тот не мог не ощутить его эрекцию. Черт, да Кудо и сам был до крайности возбужден от одной мысли, что он снова трахнет Аю в душе…

Вашу мать. Они собираются трахнуть Аю. «Ты уверен?» – спросил он, обрывая поцелуй с Шульдихом, чтобы взглянуть на Рана.

Глаза Рана слегка сузились. С легкой усмешкой он оттолкнул от себя Ёдзи и, зайдя за спину Шульдиха, положил руки ему на плечи. «Что ты…» – начал было телепат, но тут Ая неожиданно запрыгнул ему на спину, обхватив талию ногами и обвив руками шею. Пойманный врасплох Шульдих инстинктивно подхватил неожиданную ношу под колени.

– Душ! – скомандовал Ран, куснув его за ухо.

Тот с усмешкой глянул на Кудо.

– Как прикажешь, мой Feurig, – и бегом сорвался с места, предоставив Ёдзи следовать за ними на более пристойной скорости. Снимал рубашку и расстегивал тесные джинсы тот уже на ходу.

«Поторапливайся, копуша!» – захихикал Шульдих, и Ёдзи оставшийся до ванной путь пропрыгал на одной ноге, выпутываясь из джинсов.

Обнаженный, он остановился на пороге, наблюдая за целующимися Шульдихом и Аей, теперь уже тоже полностью раздетым. Ая, наконец, справился с пуговицами на рубашке Шульдиха, и тот, нетерпеливо содрав ее с себя, бросил на пол и притянул Рана к себе поближе.

«Ты такой сладкий… такой вкусный, Feurig», – Ёдзи позабавило, что ментальный голос Шульдиха срывался в хриплый шепот.

«Ты тоже. Ты собираешься только смотреть, Ё-тан?» – промурлыкал Ая.

«Вуайеризм – это хорошо, но лучше я присоединюсь к вам. Я включу воду, пока ты раздеваешь Шу».

Шульдих резко выдохнул, когда Ая прямо через штаны уверенно сжал его член.

«Упс. Промахнулся мимо молнии», – поддразнил тот.

Шульдих застонал и, ухватив Рана за ягодицы, прижал его еще теснее к себе. Ёдзи не мог отвести от них глаз – Ая казался еще красивее, чем обычно, и вид его нынешнего крайне сексапильного бойфренда, наслаждающегося ласками его бывшего, возбуждал Кудо до крайности. Усилием воли он сумел отвернуться и начал регулировать краны просторной душевой, чтобы вода была горячей, но не обжигающей.

Когда он повернулся обратно, Ран уже стоял перед ним. – Ты все такой же красивый, каким я тебя помню, – мягко, почти печально произнес он и потянул Ёдзи, чтобы они оба оказались под струями воды – в их душевой было три душа, вмонтированных в стены так, чтобы окатить водой сразу все тело. Кудо нежно привлек Аю к себе, кусая губы и не в силах сдержать дрожь от вида его обнаженного тела, от того, что оно прижимается сейчас к его собственному.

– Ты… невероятен, – прошептал он. Вряд ли Ая услышал его.

Шульдих открыл дверь душевой и приобнял стоявшего к нему спиной Рана.

«Леди, мы собираемся медленно и печально принимать пронизанный сентиментальностью и ностальгией душ или, наконец, трахнемся?»

Ая разомкнул обнимавшие Ёдзи за талию руки и закинул их назад, обхватив Шульдиха за шею.

«Я, вообще-то, хочу помыться».

«Ну вот, а я-то думал, мы собираемся заняться довольно грязными делишками, – ответил Ёдзи, снова радуясь, что Шу здесь, и поэтому он в состоянии подавать связные реплики, несмотря на то, что член Аи трется о его собственный, заставляя беспокоиться, что он кончит слишком рано. Застонав, он потянулся за гелем для душа. - Шу, можешь сделать так, чтобы я не опозорился? Я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше».

«Без проблем», – Шульдих любил повторять, что секс в уме смотрящего**, и насколько Кудо мог судить, так оно и было. С помощью телепатии Шульдих мог практически мгновенно довести до оргазма или же растягивать эрекцию до бесконечности – однажды он продержал Ёдзи возбужденным больше шестнадцати часов, просто чтобы доказать свои способности. Дольше Кудо уже не мог вынести и целый час приходил в себя после того, как Шульдих дал ему кончить, – а сам оргазм был таким острым, что принес скорее боль, чем удовольствие.

Но это было не слишком приятное воспоминание, в отличие от неторопливых движений трущегося об него бедрами Аи, и Кудо перестал об этом думать. Вернее, вообще перестал думать. Взяв руку Шульдиха, он выдавил на нее немного геля для душа, а потом брызнул из флакончика прямо на грудь Рана. Они с Шу, не сговариваясь, заставили Аю отступить назад, выйдя из-под струй воды, – похоже, им обоим хотелось увидеть его целиком в пене.

Руки Ёдзи уверенно скользили по груди Аи, намыливая его.

«Не вздумай запихать мыло мне в задницу», – предупредил тот, тяжело переводя дыхание. Шульдих стоял на коленях позади него, и Кудо мог только представлять, чем он там занимается.

«Хочешь почувствовать, что я делаю, малыш?» – тут же спросил телепат.

«Да», – ответил Ёдзи, выдавив еще геля и начав растирать предплечья Аи. Неожиданно он почувствовал скользкие от мыла руки на своей заднице и длинные пальцы, дразнящие его анус. Выгнувшись, он прижался к намыленному телу Аи и потянулся рукой к его члену. Ран резко выдохнул, всхлипнул, а затем застонал, когда Ёдзи начал неторопливо его ласкать.

«Хей, – возбужденно сообщил Шульдих. Ну, еще более возбужденно, чем раньше. – Его разум раскрывается, как ножки двадцатидолларовой шлюшки. Не останавливайся!»

Кудо взглянул на него через плечо Аи:

«Не лезь ему в голову, Шу, если он тебя не приглашал».

Шульдих надулся:

«Я намереваюсь использовать доступ только для сексуальных целей».

«Не возражаю», – отозвался Ран, выгибаясь в объятьях Ёдзи.

«Я так и понял. Ая подвинься, чтобы я мог тебя ополоснуть. Я хочу трахнуть тебя языком».

Ответная улыбка Аи была почти маниакальной. «Я всегда говорил, что ничто так не бодрит с утра, как умелая работа языком», – послал он мысленно.

Кудо решил больше не удивляться его поведению. Совершено ясно, что это временное помешательство.

«Ты никогда так не говорил. Ты всегда говорил – отвали от меня, мне надо подготовиться к работе».

Ая пожал плечами и перебросил свои длинные волосы на одну сторону.

«Всегда – относительное понятие».

«Вовсе нет!»

Ран открыл рот, чтобы ответить, но лишь широко распахнул глаза и хрипло застонал. Ёдзи понял почему, почувствовав проникший между ягодиц язык.

«Шу, тебя очень полезно иметь под рукой», – признал он, лаская головку члена Аи кончиками пальцев.

«Знаю, я лучший».

Ран, обхватив Ёдзи за плечи, притянул его к себе и с жаром поцеловал. Углубляя поцелуй, Кудо вобрал в рот его язык, мечтая о том, чтобы ощутить его на своем члене.

Стоило Ёдзи подумать об этом, как Шульдих предложил: «Ая, тебе будет очень неудобно наклониться и отсосать у моего бойфренда, пока я трахаю тебя языком?»

«О, пожалуйста, скажи что тебе не будет сложно», – послал Кудо прежде, чем смог остановить себя, и застонал от возникшего перед его мысленным взором образа.

«Не сложно», – услышал он Аю, и его осторожно оттолкнули назад. Руки Рана скользили по груди и животу Ёдзи, пока он медленно наклонялся; дыхание обоих срывалось, поскольку Шульдих губами, языком и пальцами ласкал задницу Аи.

Оказавшись в нужной позиции, Ая без излишней стыдливости сомкнул пальцы вокруг члена Кудо и взял его в рот. В тот же момент язык Шульдиха проник внутрь Аи. Ёдзи заорал, боясь, что кончит, несмотря на уверения телепата.

«Я знаю свое дело, блондинчик. Вашу ма… Scheiße, как он хорош! Почувствуй, как ты хорош, Ая!!!»

Ран прекратил сосать, и его глаза расширились. Не выпуская член Ёдзи, он сглотнул.

«Хм. Я отсасываю сам у себя, – он подул на головку. – Оооох… Я не могу это делать в таком положении, у меня колени подкашиваются».

«Нет проблем. Давай немного назад. Ёдзи, отойди от стены, чтобы я смог встать сзади тебя», – поднявшись, Шульдих шагнул к своему бойфренду и поцеловал его. – Привет!

– Привет, малыш, – отозвался Кудо. – Хорошо, что мы подключили проточный нагреватель воды, правда?

Они разорились на него специально для секса в душе, решив, что будет малоприятно, если прямо в разгар их игр сверху хлынет холодная вода. С точки зрения Кудо, одно это утро уже окупило все их вложения.

– Конечно, оно же еще не кончилось, – Шульдих широко ухмыльнулся и принялся целовать спину Ёдзи. «Раздвинь их немного, малыш, – распорядился телепат, похлопав его по икрам. – Продолжай, Ая».

«Раскомандовался, – проворчал Ран, но передвинулся немного вперед, нагнувшись достаточно близко, чтобы облизать яички Кудо, и невольно вздрогнул, поскольку почувствовал это сам. – Так странно».

«Странно хорошо?» – спросил Ёдзи, запустив пальцы в волосы Аи.

«Не знаю. Придется повторять это каждое утро, пока я не определюсь, – послал тот, и Ёдзи засмеялся. – Вечером, возможно, тоже… – продолжил Ран, на всю длину беря в рот член Кудо, – и в перерыве на ланч…»

«Твои предохранители уже полетели, Ая?» – спросил Шульдих, и Кудо понял, что тот что-то задумал.

«Не полетели… но искрятся, – признал Ая. – Ммм… – он задвигался немного быстрее, работая языком и горлом. – Ты прав, я действительно хорош!»

«Угадай, кто еще у нас замечательно делает минет?» – проказливым тоном спросил Шульдих.

«Ёдзи», – не задумываясь отозвался Ая, что заставило Кудо улыбнуться и потрепать его по голове, хотя ему было трудно даже просто держаться прямо.

«Конечно, но я имел в виду себя», – обиделся Шульдих.

«Мне ты ни разу минет не делал», – возразил Ая.

«Ты прав. Давай исправим это».

Ая вдруг резко откинул голову назад, выпустив член Кудо, и тот едва не взвыл от желания схватить Рана за волосы и вернуть его рот туда, где он должен был находиться. Глаза Аи были крепко зажмурены, рот полуоткрыт, несмотря на попадающую в него воду, а его глубокий, протяжный стон слился с шипением водяных струй. На уровне его паха Кудо увидел голову Шульдиха, намокшие волосы которого стали темно-каштанового цвета. Он чувствовал рот Шу на члене Аи и страстно хотел, чтобы рот Аи вернулся на его собственный. «Продолжай», – взмолился он.

Ран уставился на Ёдзи, широко распахнув невероятно красивые глаза.

«Я кончу в следующие пять секунд», - пожаловался он.

«Нет, Шу не даст тебе», – Ёдзи нежно погладил Аю по щеке тыльной стороной ладони.

«Я не хочу, чтобы мне притупляли чувства», – запротестовал тот.

Шульдих ответил:

«Все происходит не так, Feurig. Просто поверь мне и займись членом Ёдзи, хорошо?»

Ран засмеялся – глубоким, неподдельным смехом, заставившим сердце Кудо затрепетать, – и мысленно послал:

«Ты воплощение романтики, Шульдих».

«Эй, хватит отлынивать».

Покачав головой, Ая снова нагнулся к паху Ёдзи. К этому моменту было трудно различить индивидуальные ощущения – и Ёдзи чувствовал себя так, как будто у него было сразу несколько членов, и над всеми ними трудились искусные рты и вдобавок рука – видимо, Шульдих ласкал себя сам. Интенсивность и реальность ощущений полностью искажали действительность – он чувствовал то, что чувствовал Шульдих, но тот, в свою очередь, испытывал то же, что испытывали Ёдзи и Ая. То же самое происходило с Аей, так что в результате Ёдзи чувствовал то, что чувствовали остальные, одновременно с двух точек зрения, и все это разворачивалось в какую-то бесконечную ленту Мёбиуса, а сверху на них текла вода, и…

Он больше не мог думать об этом. Не то чтобы он действительно о чем-то думал, просто в его погруженном в бесконечное удовольствие мозгу вспыхивали отдельные образы происходящего.

«Так, я больше не могу», – объявил Шульдих, и они резко оказались каждый в своем теле, переводя дух и пытаясь унять дрожь. «Я хочу трахнуть Аю. Есть возражения?»

«Никаких возражений, но два условия», – отозвался Ран. Ёдзи понадеялся, что условия включают и его, но Шульдих уже успел заключить Аю в страстные объятья, и эти двое так смотрелись вместе…

«Какие условия, Feurig?»

«Я хочу трахнуть Ёдзи, пока ты трахаешь меня, если Ёдзи не против».

Тот был в экстазе.

«Шутишь? Я хотел этого с… то есть, я хочу сказать, что я не против, если Шу не против», – Ёдзи захотелось дать саму себе пинка.

«Только если Ая станет моим новым бойфрендом, когда я пущу тебя на удобрения, милый, – послал Шульдих, отрываясь от губ Аи и показывая ему язык. – Хмм, mo chain… мы все примерно одинакового роста, так что это должно получиться».

К облегчению Кудо, судя по его голосу и виду, телепат не злился.

«С чего мне злиться, – мысленно ответил Шульдих, помогая Рану подняться. – Я собираюсь поиметь второго по привлекательности рыжего парня на планете. Тот, кто спросит, кто первый, получит пулю в висок».

Бывшие Вайсс синхронно закатили глаза.

«А что за второе условие, Ая?» – спросил Ёдзи.

«Я не хочу чувствовать чьи-то эмоции кроме своих. Это… приятно… более чем приятно, но слишком сбивает с толку. Немного… пугающе».

«Без проблем, Ая. Ёдзи, я буду передавать тебе то, что чувствую, и принимать то, что чувствуешь ты, так что все как будто будут посередине».

Кудо широко улыбнулся телепату.

«Я тебе уже говорил, что ты чудо?»

«Да, но слишком часто не бывает», – Шульдих улыбнулся и мягко поцеловал его, а потом затащил Аю между ними.

«Повернись, Ёдзи», – проинструктировал Ран, но тот замотал головой.

«Я хочу видеть вас обоих», – он облокотился на стену и потянулся к одному из стратегически закрепленных на стене душа металлических поручней с резиновым покрытием, чтобы не соскальзывали пальцы. Слегка подавшись вперед, Ёдзи закинул ногу на плечо Аи. «Есть любрикант, красавчик?»

«Нет, но есть кондиционер, – Ран потянулся к флакону. – Тебе удобно?»

Кудо улыбнулся ему и Шульдиху, с вожделением смотревшему на него через плечо Аи. «Фантастично».

Пока Ран выдавливал кондиционер себе на руку, Шульдих слегка убавил напор воды и повернул насадки так, чтобы она не брызгала им в лицо. Затем, снова прижавшись к спине Аи, он забрал у него кондиционер, куснув плечо и тут же лизнув оставленный след языком. «Ммм… я много лет хотел сделать это с тобой, Feurig», – ментальный голос Шульдиха был голодным и полным огня.

Ая не ответил, осторожно вводя два смазанных пальца в Ёдзи, который отозвался довольным урчанием. Покрепче схватившись за поручень и повыше закинув ногу на плечо Аи, он постарался еще шире раскрыть себя. Повернув голову, Ран прижался затылком к лодыжке Ёдзи так, чтобы Шульдих мог поцеловать его. Кудо почувствовал, как в него входит третий палец, и постарался не закрывать глаза, когда Ая начал искусно дразнить… то, что Шульдих любил называть кнопкой удовольствия. По нервам пробежали первые искры. Кудо счастливо вздохнул.

Ая застонал, впиваясь в губы Шульдиха. «Боже… у тебя такие длинные пальцы…» Его собственные, находившиеся внутри Ёдзи, инстинктивно согнулись, и Кудо судорожно выдохнул, когда целый рой звезд пронесся перед его мысленным взором.

«Приятный комплимент, – признал Шульдих, оставляя на шее Аи следы укусов и поцелуев. – Но я бы предпочел, чтобы ты отпустил его другой части моего тела».

Ая вытащил пальцы, от чего Ёдзи всхлипнул, несмотря на предвкушение, что скоро их сменит нечто большее, затем сбросил ногу Кудо со своего плеча, дав ей соскользнуть на сгиб локтя. Ёдзи поднял вторую ногу, и Ран подхватил и ее, прижимая его к стене. С чем-то средним между стоном и рычанием, он вошел в любовника одним плавным движением, поувереннее упершись ногами в мокрый ребристый пол.

– Ая! – снова и снова выдыхал Ёдзи, – Ая, Ая, Ая… – эмоции захлестывали его одна за другой – любовь, боль, горе, облегчение, радость – он не мог определить их все. – Ая, – всхлипнул он.

– Ёдзи, – выдохнул Ран ему в ухо, выходя из него и снова подаваясь вперед. Затем он замер и испустил протяжный, хриплый крик, а Ёдзи почувствовал передаваемое телепатом ощущение проникающего в тело Аи члена. Кудо забыл, как дышать. Они начали двигаться, найдя нужный ритм, и для Ёдзи весь мир сосредоточился на двух находившихся перед ним мужчинах – нереально красивом Ае, с глазами, приобретшими в страсти оттенок индиго, и стоявшем позади него ошеломляюще сексуальном Шульдихе, обхватившем любовника за бедра и энергично вбивающемся в него.

Ран нашел нужный угол, и от каждого толчка по нервной системе Ёдзи пробегали искры наслаждения. Это – и ощущение тела Аи, сомкнувшегося вокруг его члена – члена Шульдиха – было уже неважно чьего именно, просто то, что он погружался в Аю, было так невероятно, что он не хотел, чтобы это заканчивалось.

Ритм стал почти бешеным, они рычали, стонали, всхлипывали. Ёдзи и Шульдих выкрикивали Ае и друг другу самые бессвязные слова страсти. «Я… снимаю… ментальные кольца», – сумел кое-как выговорить телепат. Кудо был не в состоянии ему ответить, но это не имело значения. Ран начал резко врываться в него – его зубы были крепко сжаты, сухожилия шеи напряжены. Ёдзи чувствовал, как мускулы Аи ритмично напрягаются и ослабевают вокруг члена Шульдиха, – боже, как же ему нравилось это ощущение – и вода – он захлебывался, но ему было все равно, ему было слишком хорошо - вода сплавляла их троих воедино, связывала их, и отныне они навсегда будут единым целым…

Оргазм не оглушил его, как обычно. Он начался струйкой жара в животе, постепенно поднимаясь, как водолаз, знающий, что всплытие неизбежно, но торопиться некуда. Жар сначала достиг паха, потом спустился по ногам вниз и поднялся вверх к груди, горлу, глазам, пробежал по венам рук. Жар усиливался все быстрее и быстрее, и Кудо начало трясти. Он был огнем, столбом белого огня и наслаждения, сгорающим дотла и возрождающимся вновь.

Огонь начал ослабевать, быстрее, чем появился, и он услышал пронзительный крик кончившего Аи. Ёдзи хотел обнять его, но побоялся, что Ран не сможет сейчас выдержать его полный вес. Он чувствовал, как Шульдих в бешеном темпе вбивается в Аю, прежде чем его захлестнул оргазм телепата. Судя по стонам Аи, Шульдих разделил свое удовольствие и с ним. Это было так прекрасно – разделить это с ними, людьми, которых он любил больше всего на земле. Ничто в мире не могло быть лучше.

Когда Кудо пришел в себя, чувствуя себя до нелепости сентиментально, то понял, что, не в силах сдержаться, тихонько хлюпает носом. Он слегка утешился, заметив, что Ая тоже плачет и тоже при этом улыбается. Шульдих привлек их обоих к себе и крепко обнял. Они молчали и под шум воды просто обнимали друг друга, не целуясь, не ласкаясь, а лишь ощущая взаимную близость.

Затем, не сговариваясь, Ёдзи и Шульдих начали мыть волосы Аи. Они пропускали длинные пряди сквозь пальцы, играли и щекотали ими друг друга – к немалому раздражению Рана. Чтобы успокоить его, они целовали и ласкали его, кусали и гладили. Когда они наконец смыли кондиционер, Ая практически спал стоя. Они уложили его на свою кровать, укрыв легким стеганым одеялом, а сами, облачившись в халаты, перешли в гостиную.

– Я хочу позвонить и сказать, что он заболел, – сказал немного расстроенный Ёдзи. – Ему надо отдохнуть.

– Я бы этого не делал, – покачал головой Шульдих.

– Да, думаю, Ая разозлится.

– Это не то, что я имел в виду, но да, он разозлится, – согласился Шульдих. – Я говорил о том, что Ая теперь работает не флористом на полсмены…

– Эй! Ну спасибо – мы работали полную смену! – прервал его возмущенный Кудо.

Шульдих беззаботно отмахнулся.

– В любом случае, он не может сказаться больным только потому, что ему надо выспаться. Фарфи будет вне себя и, скорее всего, вышвырнет его. Он должен там быть. Фарф сказал, что он позволяет своим людям не приходить, только если они умирают или у них сломано несколько конечностей. Если сломана только одна нога, то лучше допрыгать до работы на оставшейся. Не знаю, преувеличивал он или нет – с ним сложно сказать наверняка – но даже если преувеличивал, не думаю, что крайнее утомление – достаточно веская причина для прогула.

– Ммм, – пробормотал Ёдзи. Его мысли уже были далеко от работы Аи.

– Что-то не так, малыш? Ты какой-то встревоженный и напряженный. Не понимаю, как ты можешь быть напряженным после того, чем мы только что занимались, – выражение лица Шульдиха из обеспокоенного превратилось в блаженное. Он облизнулся. – Задница Аи действительно стоила ожидания. Боже, он восхитителен… он создан для греха, – телепат поерзал и положил ладонь на пах. – Черт, я уже снова его хочу…

Ёдзи тяжело вздохнул.

– Шу, как бы мне ни было больно это говорить – я, должно быть, с ума спятил, что говорю такое, – но не думаю, что мы должны были трахать Аю.

Шульдих в шоке уставился на него:

– Ты и вправду спятил.

– Нет, серьезно. Почему, думаешь, Ая взялся с нами заигрывать именно сегодня утром?

– Потому что мы охренительно сексуальны и совершено неотразимы. Особенно вместе. Странно, что он не сделал этого раньше.

Самодовольное выражение лица Шульдиха увяло, когда Ёдзи с укором взглянул на него.

– Я знаю, что ты так не думаешь.

Тот вздохнул:

– Ну да. Он искал отдушину. От своего гнева, от своей сестры, от самого себя. Хотел позволить себе забыться в отрицании действительности хотя бы ненадолго. Я это понял, как только он спросил, можно ли поцеловать тебя.

– Он спросил?

– Да. Я ответил, что нельзя, что он должен заставить тебя сделать это. С чем он превосходно справился. Потом он попросил – практически взмолился – чтобы я занялся с ним любовью вместе с тобой. Я знал, почему он просит, но не видел причин ему отказывать. А ты? – Шульдих с любопытством взглянул на него.

– А я да! Мы двое были ужасно, ужасно эгоистичны, воспользовавшись его состоянием. И что теперь? Мы сделаем его полноправным партнером в наших отношениях?

– Нет! – Шульдих пришел в ужас. – То есть, он мне небезразличен, я хорошо к нему отношусь, возможно, я его даже люблю, но это не сравнится с тем, что я чувствую по отношению к тебе. Совсем не сравнится. То, как я люблю тебя… – широко распахнув глаза, он уставился на Кудо. – Ты хочешь, чтобы он был с нами, Ёдзи? Ты настолько его любишь?

Кудо вздохнул и привлек его к себе.

– Я не знаю, что именно к нему чувствую, Шу. Я знаю, что люблю его, но не знаю, насколько глубоко. Все, в чем я уверен, это то, что ты – мой партнер, и я хочу, чтобы именно так все оставалось. Я не хочу все испортить, а вовлечение постороннего человека – даже если это Ая – может оказаться пагубным.

Шульдих кивнул.

– Значит, тогда только секс. Секс, привязанность и дружба. Не думаю, что это для него вредно, а ты?

Ёдзи снова вздохнул.

– Не знаю. Видимо, нам следует подождать и посмотреть на его реакцию. Возможно, он захочет сделать вид, что ничего не было. Или, возможно, это вообще никак на нем не отразится.

Некоторое время они сидели молча, уютно устроившись в объятьях друг друга.

– Кстати, о сестре Аи, – ни с того ни с сего начал Шульдих. – Я уловил от нее во время вашего разговора во Франции кое-что, что придает ее действиям немного другой ракурс.

– И ты только сейчас мне об этом говоришь? – уточнил Кудо.

– В то время я больше беспокоился о твоих чувствах к Ае, чем о неврозах Аи-тян. Я бы и не вспомнил, пока мы не заговорили о Фудзимии и об отрицании.

– Надеюсь, я не пожалею об этом, – пробормотал Ёдзи.

– Ты наверняка припоминаешь ее убеждение, что Ран хотел ее?

– Как я мог забыть?

– Так вот, она проецировала.

Глаза Ёдзи расширились.

– Ааааха! Значит, на самом деле это она хотела его. Это больше похоже на правду. Она до сих пор…

– Нет, не хотела. Ни у брата, ни у сестры Фудзимий нет склонности к инцесту. Тем не менее, всю свою жизнь Ая-тян наблюдала эффект, который Ран производил на окружающих, – острые, очень часто сексуально окрашенные реакции. Она боялась, особенно когда он стал обнимать ее во сне, что она начнет тоже желать его. Вернее, этот страх подсознательно появился у нее, как только она достигла зрелости. Но она не признавалась себе в нем, и когда действия Аи стали угрожать переходу этого страха из подсознания в сознание, она просто спроецировала его на брата.

– Ха. В следующий раз, когда увижу ее, я буду более чем счастлив донести это до ее сознания, – Ёдзи был не из тех, кто долго держит зло, но после Франции при одной мысли об Ае-тян у него закипала кровь.

– О да. Ая будет так рад, когда вы с его сестрой сцепитесь, как две разъяренные кошки, как только она появится на пороге.

– Зависит от… она сюда едет? – Кудо резко выпрямился, как будто вот-вот должен был раздаться звонок в дверь.

Шульдих отвесил ему легкий подзатыльник.

– Не сейчас, тупица. Я не успел упомянуть об этом раньше, – он ухмыльнулся. – Но да, она хочет приехать сюда. Мы обсудим это с Аей… эээ… когда-нибудь. Я не знаю точно его рабочий график.

– Она сюда не въедет, – кипел от злости Ёдзи.

– Нет, – согласился Шульдих. – И мы не позволим Ае съехать. Но мы можем позволить ей навестить его, если он захочет. В этом случае Наги поедет с ней, чтобы обеспечить ее безопасность.

– Ого, – задумался Ёдзи. – Уже трое из Шварц снова вместе. Мне и Ае пора начинать волноваться?

– Естественно, пора. Ха, я даже не подумал, что Наги и Фарф, наверное, захотят встретиться. Но в любом случае, все зависит от того, захочет ли Ая повидать свою сестру.

Облокотившись на Шульдиха, Кудо тяжело вздохнул. – Не думаю, что он откажет ей, если она захочет его видеть.

Шульдих коротко обнял его. – Я тоже, Ё-тан.

n’est-ce pas* – не так ли (фр)

секс в уме смотрящего** – переиначенная пословица "Красота в глазах смотрящего"

Глава 14

Ая прошел бы мимо, так и не обратив внимания на прислонившегося к стене Фарфа, если бы тот его сам не окликнул:

– Так ты все утро развлекался с Шу и Ёдзи? Я думал, тебе надо выспаться.

Резко остановившись, Ран развернулся к нему.

– Что, Шульдих уже успел позвонить похвастаться? Кстати, мне удалось немного поспать.

– Вряд ли ты выспался. Нет, он не звонил… пока. Я почуял на тебе их запах, – пояснил бывший Шварц, постучав себе по носу.

– Но… душ… – пришел в ужас Ая.

Фарф небрежно махнул рукой.

– Это не значит, что от тебя несет сексом. Благодаря Эсцет у меня обостренное обоняние, и никто другой ничего не почувствует.

Ран уставился на него.

– Зачем Эсцет обострять тебе обоняние?

Фарф пожал плечами.

– Дабы усилить мое звериное, смертоносное очарование? – он сверкнул и впрямь жутковатой улыбкой. – Они пытались превратить меня в ищейку. Чтобы выслеживать, охотиться, убивать. Существо, которое можно спустить с поводка, способное найти дезертиров или прячущихся врагов… ученые были вне себя, когда меня определили на полевую работу в составе Шварц, ведь они и наполовину со мной не закончили, а я был единственным их успешным экспериментом.

Заинтригованный Ая скрестил руки на груди.

– А ты знаешь, что они еще планировали с тобой сделать?

– Я читал файлы. Они планировали испробовать разнообразные варианты усиления мускулов, чтобы я мог выше прыгать и быстрее бегать, имплантацию подкожного пуленепробиваемого слоя по всему телу

– Как, черт возьми, они бы это сделали?

– Не знаю, – вздохнул Фарф. – Это осталось на стадии перспективного планирования. Хотя могло бы очень пригодиться.

Задняя дверь распахнулась, и Джаррад – высокий, чрезвычайно крупный негр, занимающийся грилем, – «грилардин», как называл его Фарфарелло, – высунул наружу голову.

– Фар, тебя хочет Салли, – с легкой ухмылкой возвестил он.

– Ага, Ран, пойдем, познакомишься с Салли, – сказал Фарф, забирая косу в узел и засовывая в него карандаш.

– Кто такая Салли? – спросил последовавший за ним Ая.

– Жена хозяина.

Она ждала на кухне. Примерно одного с ним возраста, хорошенькая, с худощавым, но чувственным телом, она была одета в тонкое платье цвета морской волны, подчеркивающее копну светло-русых, доходивших почти до пояса волос и безупречно-гладкую, загорелую кожу. В руках она держала маленький чемоданчик из лакированной кожи. Кухонный персонал глазел на нее с откровенной похотью, и ей, похоже, было не по себе.

Ая мог ее понять – штат кухни был, как на подбор, довольно страшен на вид.

Подошедший Фарф небрежно положил ей руку на плечо. – Салли, это новый су-шеф, о котором я говорил, из Японии. Ран, это Салли Каролло.

Салли вежливо улыбнулась, когда он поклонился ей.

– Приятно познакомиться, Рон.

– Ран, – стиснув зубы, автоматически поправил Ая, не очень-то надеясь, что она озаботится запоминанием правильного произношения. Большинство поваров себя не утруждало.

К его облегчению Салли даже не попыталась повторить его имя правильно – просто виновато взглянула на него и снова повернулась к Фарфарелло.

– Джон, мы можем поговорить внизу? Нам надо просмотреть отчетность за прошлый месяц. Из моего мужа никогда не получится хороший бухгалтер, – это замечание, по-видимому, предназначалось Рану, практически уже не обращавшему на нее внимание. – С Джоном ему не сравниться.

Фарфарелло закатил глаза и ухмыльнулся Ае.

– Да, Салли, я спущусь буквально через секунду, – она заспешила к лестнице, как отметил Ая, по-прежнему избегая смотреть по сторонам. – Ты тут обойдешься без меня часок, а, Рон?

Ран скорчил ответную гримас:.

– Будь уверен, Джонни.

– Хорошо. Приведи в порядок свое место и проверь, что утиного конфи хватит на кассуле. Рассчитывай примерно на двенадцать порций.

– Это не многовато? – спросил Ая. – Для вечера вторника.

– Было бы многовато, если бы они все шли для зала, но часть пойдет на завтрашний съезд. Коммивояжеров или еще какого дерьма. Тебе придется сегодня заняться соусами, так что не тяни с гамбо и буйабесс. Прежде чем добавлять поджарку в бульон, не забудь ее попробовать и убедиться, что она не подгорела. Основные ингредиенты для соусов я подготовил утром, пока ты, – он изобразил пальцами кавычки, – спал. Все остальное, что надо сделать, – в списке на твоем рабочем месте. Понадобится помощь – спрашивай Джаррода или Кортни. Скоро буду.

Фарф направился к лестнице, насвистывая «Beat on the Brat» – песню, с которой Ая имел удовольствие ознакомиться вчера. Похоже, когда спешить было некуда, Фарф предпочитал слушать Ramones. Он назвал эту песню «песней Шульдиха» и, возможно, в отместку за «Лолливинков», вчера ставил ее на повтор до тех пор, пока Джаррод не начал орать и, подпрыгивая на месте, всаживать нож в телячью грудинку, выкрикивая:

– Гребаное, тупое, дерьмовое мясо! Делай, что тебе говорят, окорок недоделанный!

Ран, мягко говоря, прифигел, но, похоже, такое поведение было обычным признаком того, что музыка великана-повара вконец достала.

Кортни – повар по холодным закускам и рыбе – спокойно подошел к потрепанному магнитофону и переключил его на станцию со смут-джазом. После переезда в Нью-Орлеан Ая обнаружил, что ему нравится джаз. Что было очень кстати, потому что здесь от него некуда было деться. Он лился из клубов и ресторанов, его вживую играли уличные группы и одинокие музыканты. Тем не менее смут-джаз Ая возненавидел уже через двадцать минут. Он начал рычать и огрызаться на окружающих, и успокоившийся к тому времени Джаррод переключился на какую-то хип-хоповую станцию. Ая не был поклонником этого стиля, но, по крайней мере, мог от него мысленно отключиться.

Кортни принялся громко сетовать на то, что теперь на камбузе целых две «слишком чувствительных к музыке души». Громкие жалобы вообще были специализацией Корта, и Ая уже понял, что рано или поздно они по этому поводу схлестнутся.

Оставалось надеяться, что это произойдет не сегодня – Ая и без того чувствовал себя совершенно измотанным. Он вздохнул и занялся своими делами.

* * *

Через полчаса Ая пребывал в бешенстве.

Корт был совершенно невыносим. Он бродил по кухне, заглядывал через плечо, критикуя все, начиная с того, как Бан управляется ножом, – тот занимался разделкой рыбы, вынимая из нее кости и разрезая на филе, – и кончая тем, как стоит на плите Аина кастрюля с супом. Каждый по крайней мере один раз послал его куда подальше. Кроме Рана. Тот просто развернулся и приставил кончик ножа к его горлу. Видимо, что-то во взгляде Аи предостерегло идиота, что тот связался не с тем су-шефом, потому что Корт побледнел и отступил к кладовой. В ответ на редкие аплодисменты Ран лишь приподнял бровь.

Но настроение у него испортилось не из-за Корта, с назойливостью он мог управиться – до уровня девочек-фанаток из цветочного магазина горе-повару было несколько световых лет по прямой. Основной источник его раздражения стоял рядом с Джарродом у гриля – Луис Джонсон. Формально он был помощником Джаррода, но вдобавок работал на подхвате. Он был высоким, тощим, со следами угрей на грубоватом лице, на котором было буквально написано «подонок». Как Джаррод, который – если только речь не шла о музыкальных предпочтениях – отличался добродушным нравом, с ним ладил, было для Аи непостижимо, но, казалось, они были хорошими приятелями.

Новичка Луис заприметил сразу – Ран понял, что с ним будут проблемы, как только их представили друг другу. Интерес с его стороны вспыхнул моментально.

Обратив внимание, что повара то и дело шлепают друг друга по заднице, Ая объявил, что первый, кто его коснется, попадет в суп. Видимо, Луис расценил это не как предупреждение или угрозу, а как вызов. Пока что Рану удавалось перехватывать его руку прежде, чем тот успевал до него дотронуться, но все гневные взгляды и угрозы, которые рычал Ая – он был слишком занят, для более серьезных действий – вызывали только широкие усмешки. К счастью, накануне Луис ушел намного раньше Аи, и тому не пришлось иметь дело с ним дело всю ночь.

Но сегодня, войдя в кухню, Луис первым делом вспомнил об Ране.

– О, мой сладкий качундо*, – громко заявил он. – Мой член всю ночь мечтал о твоей заднице. Не отказывай мне сегодня, шалунишка!

На этой реплике кухонная бригада дружно загоготала, а Ая до крови прикусил щеку изнутри, чтобы не схватиться за нож и не выпотрошить ублюдка. Теперь каждый раз, когда кто-то что-то от Рана хотел, – а случалось это чаще, чем он рассчитывал, учитывая, что на работе он был второй день – его звали не по имени, а «сладкие щечки» или «прекрасный цветочек» или «мадам Баттерфляй». Прозвище, больше всего выводившее Аю из себя, и конечно же, придуманное Кортом – «вишневый пирожок**» пользовалось особой популярностью.

– Ран, остынь. Хочешь заработать аневризму? И если ты сотрешь зубы в порошок, тебе тоже лучше не станет, – предупредил Бан.

Ая и не заметил, что сжимал челюсти и что его мускулы так напряжены. Он попытался расслабиться, но просто не смог.

– Послушай, Ран… не знаю, как принято в Японии, но тебе не надо всерьез воспринимать то, что болтают эти придурки. Себя я, кстати, тоже включаю в их число, – он бросил Ае несколько голов люциана – тот вырезал из них жабры, готовя для буйабесс.

– Фар говорил, что меня могут обзывать, но не уточнял, что все будет так запущенно… – Ая махнул рукой, показывая, что имеет в виду всю кухню в целом.

– Ну да, мы похожи на свору терьеров. Копаем и вынюхиваем, пока не находим то, что вызывает наибольшее раздражение, и больше уже не отцепимся. На самом деле это хороший признак. Вот если тебя все начнут игнорировать, знай, что у тебя проблемы, – покончив с люцианом, Бан взялся за помпано.

– Мне все равно, нравлюсь я кому-то или нет. Я не собираюсь терпеть «пирожок» до конца сво… пока я здесь работаю, – проворчал Ая. Он прислонился к подогревательному столу, мрачно глядя на огромную кастрюлю кипящего варева.

Бан вздохнул:

– Парень, ты слишком серьезно к себе относишься. Почему бы тебе не спуститься в офис Фара и не отдохнуть пару минут. У тебя же есть ключ?

– Да. Но Фар сейчас у себя.

– О, миссис Каролло недавно ушла. Фар не будет возражать, если ты посидишь там пару минут. Черт, он, наверное, припашет тебя разбираться с бухгалтерией, – Бан улыбнулся, но по блеску в его глазах Ая понял, что где-то тут есть подвох.

Но именно этот блеск заставил Аю согласиться. Заинтригованный, он спустился вниз в офис Фарфа. Он знал, что ничего не услышит, – офис был полностью звукоизолирован – но все равно попытался прислушаться, потом резко постучал, открыл дверь, но имя Фарфарелло замерло на его губах, и он застыл, не веря своим глазам.

Абсолютно голая Салли Каролло стояла, опираясь на руки и согнутые ноги. На ее голову была накинута уздечка, и она в буквальном смысле закусила удила. На ногах и руках у нее были надеты черные туфли, имитирующие копыта лошади. Фарфарелло держал в одной руке поводья и кнут для верховой езды, и Ая заметил красные полосы на спине и ягодицах женщины. Другой рукой Фарф в контрапункт с собственным ленивым ритмом трахал жену своего хозяина в задницу тонким фаллоимитатором со светлым конским хвостом на конце. За исключением неизбежно расстегнутой ширинки, он был полностью одет.

Фарф заметил в шоке замершего на пороге Аю и ухмыльнулся. Он резко дернул за поводья, и Салли встала на дыбы, молотя воздух передними копытами, закатив глаза и настолько походя при этом на лошадь, что это нервировало. Ее груди, хоть и придерживаемые слегка упряжью, соблазнительно подпрыгнули. Фарф хлестнул ее вожжами, по-прежнему удерживая их в одной руке, и она снова опустилась на пол. Ирландец ни на секунду не сбивался с ритма, управляясь со всем настолько мастерски, что Ран не мог не задаться вопросом, как это было бы, если…

Нет. Он не будет об этом думать. Кроме того, Салли ну никак не могло быть удобно в такой позиции. Ему бы это не понравилось. Никогда.

Ая разглядывал, как в такой позе расположены руки и ноги Салли, ее локти и колени, когда хрипловатый голос Фарфа окликнул его.

– Ран.

Ая вскинул голову, чувствуя себя ребенком, которого застали с рукой, засунутой в банку с печеньем, – если голая леди в туфлях-копытах могла сойти за печенье…

– Не то чтобы я против зрителей, – продолжил Фарф. – Но тебя не затруднит закрыть дверь? Должны же мы хотя бы делать вид, что соблюдаем конфиденциальность, – он снова стегнул Салли вожжами, и она, взбрыкнув, громко заржала.

Опомнившись, Ая пробормотал:

– Извините, – и пулей выскочил из офиса, плотно закрыв за собой дверь.

Его сердце судорожно стучало, дыхание сбилось. Он стоически проигнорировал полыхающие щеки. Тоже спустившийся вниз Бан заливался смехом.

– Ну что, поднял себе настроение? – с энтузиазмом спросил он, многозначительно взглянув на ширинку Рана.

– Я убью тебя прямо сейчас. Жаль, что мы так недавно познакомились, – прорычал Ая.

– А, брось, Ран! Фару пофиг, кто его видел и кто об этом знает. Он сам так сказал. Не знаю, в курсе ли ты, парень, но Джон чокнутый, абсолютно больной на голову. Никто с ним не связывается. Он может трахнуть Салли в двух футах от мистера Каролло, и тот и звука не проронит, мафиози он там или не мафиози, – Бан прислонился к стене рядом с Аей. – Фар – псих.

– И в чем это выражается? – спросил Ая, стараясь не рассмеяться. Ох, малыш Бан… ты и понятия не имеешь…

– Ну, хотя бы в том, что – только не пугайся, красавчик, – он убил Шона. Ну, ты знаешь, предыдущего су-шефа.

– Что? – Ран мгновенно посерьезнел. – Как?

Бан пожал плечами.

– Чем-то вроде ножа. Корт говорит, что он сделал это Шоновым обвалочным ножом, но Корт часто треплет языком не по делу. Шон реально долго доставал его со всей этой наркотой. Думаю, тебе не о чем волноваться.

– Я и не волнуюсь, – ответил Ая. – Откуда ты знаешь, что он убил Шона?

– Парень… если бы ты видел, как Фар смотрел на него за неделю до его смерти, ты бы тоже это знал. Джаррод напрямую спросил его, а он только улыбнулся и сказал: «Может, и я», – Бан содрогнулся. – Иногда… Фар смотрит на тебя так, как будто представляет, как расчленяет тебя на куски, как ты кричишь… – он потряс головой, – Твою мать, ты, наверное, теперь захочешь смотаться отсюда, чем скорее тем лучше.

Ая решил, что Бан очень проницательный парень. Положив руки ему на плечи, он развернул его к себе лицом и с едва уловимой улыбкой пристально взглянул в глубокие, темные глаза Бана.

– Разве похоже на то, что меня это беспокоит? – спросил он.

Бан явственно побледнел:

– Ран, ты… черт. Ты тоже псих?

– Хай, – Ая позволил улыбке расплыться в волчий оскал и еще раз крепко сжал плечо Бана, прежде чем отпустить его.

Но Бан с восхищенным выражением лица продолжал таращиться на него. Протянув руку, он коснулся кончиками пальцев скулы Рана, и тот засомневался, что парень вообще осознает, что делает.

– Черт, твои глаза и вправду фиолетовые… я был уверен, что это контактные линзы. Клево, – опустив руку, он потряс головой. – Я не охотник за задницами, но ты слишком смазливый для парня.

Ая закатил глаза.

– Мне уже говорили, – затем он нахмурился. – Охотник за задницами?

– Ага. Ну, turd-burglar***. Охотник за задницами. – При виде реакции на лице Бана появилась широкая ухмылка. – Скажи «turd-burglar», Ран.

– Может, вместо этого мне просто зашить тебе рот?

– Ой, да ладно! Слушай, назови Луиса «turd-burglar», когда он снова начнет тебя доставать, и я дам тебе пятьдесят баксов.

Ая приподнял бровь. Мысль обладала своеобразной притягательностью.

– Мне не слабо. Но почему ты этого так хочешь?

– Потому что это полная глупость. Я уже говорил, cabrón, ты слишком серьезно к себе относишься. Прими это как полезный опыт, – он по-дружески обхватил Аю за плечи и увлек к лестнице. – Нам пора возвращаться, су-шеф.

У Рана промелькнула мысль скинуть его руку, но он решил, что если это ненадолго, то можно и потерпеть. К тому же, Бан ему нравился. Он никогда так быстро не формировал положительное мнение о человеке. Они подошли к лестнице, и Ая подавил тяжелый вздох. Сегодня его точно доведут до петли.

* * *

Было восемь вечера и, несмотря на то, что был вторник, заказы на повторы сыпались один за другим. Джаррод передал несколько Рану, и он присматривал за ними, одновременно пассеруя перец. Он наловчился перемешивать его одной рукой, держа сковородку над огнем и экономными движениями кисти наклоняя ее из стороны в сторону, чтобы овощи скользили по дну, пока огонь облизывал ее бока. Заказы приходили в основном на гриль, и, одним глазам следя за тем, какой суп идет на какой стол, какую заправку или соте надо подготовить, другим глазом он приглядывал за тремя сковородками на плите. Вокруг него перекидывались репликами повара, стучали ножи, скользили по прилавку влетающие в окошки тарелки, останавливаясь за мгновение до того, как грохнуться на пол, выкрикивали заказы официанты, клубился пар, шипела, парилась, кипела, выпекалась и жарилась еда, а Фарфарелло, казалось, находился сразу везде – наблюдая, ругая, инструктируя, кидая грозные взгляды. На кухне царило безостановочное, шумное, хаотичное движение.

И к своему удивлению Ая наслаждался.

Чем безумнее становилось кругом, тем спокойнее и собраннее он себя чувствовал внутри. Он был сосредоточен на работе, но ему не нужно было входить в режим интенсивной концентрации, необходимой на миссии, или полного игнорирования назойливых напарников/любовников/фанаток, применяемого в цветочном магазине. Ледяная корка, наращенная для работы наемником, растаяла до дзен-подобного равновесия.

Передвижения поваров по кухне смахивали на какой-то экзотический танец – экономя движения и пытаясь сделать одновременно как можно больше, они использовали все части тела, какие могли, – пинком закрывали двери, бедром задвигали противни в духовку, пихали друг друга локтями – хотя это едва ли было необходимо, потому что в основном повара скользили мимо друг друга с четкостью хорошо калиброванных частей одного механизма. Ае это напомнило, как Вайсс работали вместе на миссиях, ориентируясь на короткие реплики, а часто просто чувствуя, что делают напарники. Конфликтов почти не возникало, и, несмотря на непрекращающийся ор, проклятья и ругань, на кухне царил дух товарищества.

Ран поймал себя на том, что напевает себе под нос, разливая гумбо по тарелкам, украшая его свежим лавровым листом и посыпая мелкопомолотым сассафрасом. Поставив тарелки на поднос, он подошел к окну, где тощая как палка официантка выхватила поднос прямо из рук Аи. На обратном пути его перехватил Фарфарелло.

– Ты как, Ран?

– Держусь.

– Похоже на то. Однако у нас проблема.

Ая нахмурился.

– Что я сделал? – Он успел немного напортачить раньше – к своему стыду, ему понадобилось семь попыток, прежде чем поджарка для гумбо получилась пристойного коричневого цвета, и Фарфарелло жестоко раскритиковал его за это. Ран налил на сковородки вина, чтобы растворить осадок, и, слушая Фарфа, отскабливал лопаткой дно, выливая получившуюся смесь в кипящий соус.

– Ты тут ни при чем. Гребаные кассуле – обычно в будни мы подаем два или три за вечер. Сегодня их десять.

– Десять? – он добавил мадеру в пряную вишневую подливку и задумчиво ее помешал. – Но это значит, на завтра останется только две.

– Да, и вечер еще не закончился, – вздохнул Фарф. – Мне придется просить тебя задержаться и помочь мне.

– А завтра мы все равно идем в мясной магазин?

– Да, скорее всего спать нам сегодня не придется. Извини, Ран.

Ая пожал плечами, и Фарфарелло стиснул его локоть, прежде чем развернуться и начать орать на Корта. Стоявший к ним спиной Ая позволил себе слегка улыбнуться. Он не чувствовал ни малейшей усталости и был рад остаться на кухне, когда в ней будет тихо и спокойно. Надо будет не забыть сказать спасибо Шульдиху за эту работу.

Эта мысль заставила его вспомнить, что на самом деле работа была не его – он здесь только потому, что он наемный убийца, и Фарф предупреждал, что в ближайшем будущем понизит его до работника на подхвате, если вообще позволит остаться.

Ран замер. Как можно понизить с су-шефа до работника на подхвате? Пробыв здесь всего пару дней, он успел понять, что подобное не просто неслыханно – весь кухонный персонал – за уважение которого он теперь боролся – начнет его презирать за такой позор. Они превратят его жизнь в ад, пока не доведут до увольнения, и тогда все, что ему останется, – быть наемником. Работать за деньги на бывшего врага, убивая людей, о чьих преступлениях он вряд ли когда-то узнает. Если они вообще есть, эти преступления.

Его сердце, похоже, решило переселиться в пищевод.

Он продолжал работать на автопилоте и едва успел спохватиться и не вылить в мойку соус из мадеры. Ая мысленно одернул себя – он не мог позволить себе отвлекаться – сейчас это была его работа, сколько бы она ни продлилась. Ему удалось восстановить внутреннее спокойствие, но оно было изрядно подпорчено меланхолией.

* * *

– Пока, пирожок! – крикнул, уходя с кухни, Корт. Ран, не отвечая и даже не оборачиваясь, показал в сторону двери средний палец. Он засунул в огромную духовку еще две толстостенные кастрюльки с кассуле и начал готовить следующую пару.

– Похоже, Луис тебя напрягает, – заметил Фарф, поставив рядом с рабочим местом Рана кастрюлю белых бобов и положив несколько свежеподжаренных колбасок. – Ты чересчур на него ведешься.

Ая пожал плечами, выкладывая дно тяжелых керамических плошек свиными шкурками. Говорить ему не хотелось ни с кем, особенно с Фарфарелло. К несчастью, они остались на кухне вдвоем, не считая посудомойщиков, которые из-за непрерывного стука посуды и шума воды в беседе участия все равно не принимали.

Фарф прислонился к разделочному столу, скрестив руки на груди. Ая почувствовал на себе пристальный взгляд, вздохнул и развернулся к боссу.

– Что? – резко бросил он.

– Это из-за Салли? – не отводя испытывающего взгляда, спросил Фарф.

Несколько мгновений Ран пытался сообразить, о чем он говорит, но потом вспомнил сцену, на которую наткнулся днем.

– Нет, – буркнул он. – С чего мне волноваться, кого ты трахаешь и как?

– Не знаю, но очевидно, что я тебя чем-то расстроил. Это единственное, на что я мог подумать.

– Ничего, – сказал Ая, возвращаясь к работе. – Все отлично.

Фарфарелло помолчал.

– Сделаем перерыв, – наконец решил он и направился к ближайшей раковине мыть руки. Сунув руки под воду, он оглянулся на Аю. – Ну? У нас еще масса дел.

Рану не хотелось делать перерыв – он был не уверен, что сможет потом заново сосредоточиться, и ему не хотелось разговаривать. Но он знал, что рано или поздно этот вопрос придется решать, так что почему бы не сейчас. Он вымыл руки и последовал за Фарфом в залу.

Там было темно, но Фарфарелло зажег свет над баром.

– Что ты будешь? – спросил он, заходя за барную стойку и вопросительно оглядываясь на Аю.

Фарф думает, что он будет пить? Он и без этого в конец вымотался.

– Я ничего не хочу.

Золотистый глаз сузился.

– Не создавай ненужных трудностей, Фудзимия.

– Я и без этого уже достаточно вымотан, Фарф.

– Тогда выпей содовую.

– Я не люблю содовую.

– Выбери что-нибудь, или я выберу за тебя.

– Отлично, потому что я все равно не собираюсь пить.

Фарф потер висок, медленно покачивая головой.

– Чертов упрямец, – пробормотал он так тихо, что Ая едва его услышал. Ирландец взял два бокала и, налив в каждый пальца на два виски, добавил несколько капель воды. Поставив скотч обратно в бар, он сел на стул рядом с Раном и протянул ему выпивку. – Салют, – объявил он, чокаясь с бокалом Аи и одним махом выпивая содержимое своего.

– Салют, – ответил Ран. Он отпил виски, повинуясь скорее рефлексу, нежели чему-то еще. Оно было неплохим. Бывало и лучше, но это тоже ничего. Он отпил еще.

Фарф снова наполнил свой стакан.

– Ну и что тебя беспокоит, Ая?

Ая решил, что прямолинейность всегда удавалось ему лучше всего.

– Ты не собираешься оставлять меня работать на подхвате. Просто уволишь, когда я больше буду не нужен.

Фарф секунду подержал виски во рту, смакуя, а затем проглотил.

– Таков был план.

Ран кивнул и опорожнил свой бокал.

– Я был бы признателен, если бы ты был со мной честен. Не люблю, когда мной манипулируют.

Фарф ухмыльнулся.

– А кто любит? Послушай, – продолжил он, жестом останавливая начавшего что-то говорить Аю. – Возможно, таков был план на прошлой неделе, но он уже не актуален. Ты действительно хорошо держишься. Это неприятно признавать, учитывая, что это твой первый опыт работы поваром, но это правда. Ты слушаешь, не тормозишь, редко повторяешь ошибки дважды, и мне не надо волноваться, что ты опоздаешь или вообще не появишься. Ты не начинаешь спешить и лажать, только потому, что у нас цейтнот, и не обращаешь внимания на давление. Я, конечно, еще посмотрю на тебя в уикенд, но уверен, что ты справишься. Я не приму окончательного решения, просить тебя остаться или нет, пока не вернется Вердис, договорились?

– Вердис?

– Соусник в отпуске, помнишь?

– А, да, – пока Фарф наполнял его бокал, Ран сосредоточенно раздумывал. – Ладно. Но не лги мне больше.

– Как скажешь, – ответ, на взгляд Аи, был чересчур загадочным, но настаивать ему не хотелось.

Но кое-что его все же интересовало. Он отпил еще немного скотча, наслаждаясь тем, как тепло медленно спускается по горлу в желудок.

– Ты убил Шона?

Глаз Фарфа расширился:

– Нет. С чего ты взял?

– Эстебан, похоже, вполне уверен в том, что это сделал ты.

– Ха, – Фарфарелло развеселился. – Ты, должно быть, сильно понравился Бану, если он предостерег тебя. Я убил много людей с тех пор, как переехал сюда, но Шона среди них не было. Хотя мог вскоре оказаться – он становился все более и более безответственным. Наркоманы способны хранить верность только наркотикам, а я не хочу получить нож в спину независимо от причин и менее всего за полграмма героина.

Ая улыбнулся.

– Бан видел тело?

Помотав головой, Фарф ухмыльнулся.

– Никто здесь ни черта об этом не знает, Ая, но я в курсе, что все они думают, что его убил я. Бан рассказал, как Джаррод и Луис решили, что я, должно быть, отдал труп ДжейЭл на колбасы?

Повернувшись к нему, Ран усмехнулся:

– А ты так и сделал?

Фарфарелло скорчил гримасу и осушил бокал.

– Я придерживаюсь определенных стандартов качества, даже когда дело касается колбасы, Ая. Мясо вечно обдолбанного наркомана было бы жестким, сухим, горьковатым… это абсолютно неприемлемо. Плюс, я знаю, что он давал пользоваться своими шприцами – хрен знает, что он мог подхватить. Серьезнейшее нарушение санитарных норм.

Ая негромко рассмеялся.

– Он был твоим другом? – помолчав, спросил он.

Пауза затянулась, и Ран уже не ждал, что Фарф ему ответит.

– Когда-то, – наконец, шепотом произнес тот, глядя прямо перед собой. – Когда-то был. Но к моменту своей смерти уже нет.

Ая кивнул, допивая свой скотч, и отстранил потянувшуюся к его бокалу руку Фарфа с бутылкой.

– Сочувствую, – сказал он, к своему удивлению действительно искренне.

– Нет необходимости.

– Я не сочувствую, потому что в этом есть необходимость. Я просто сочувствую.

Фарфарелло улыбнулся так, что у Рана заколотилось сердце и перехватило дыхание. Он закашлялся.

– Ты странный, Фудзимия. Когда-нибудь я расскажу тебе о Шоне. Но не сейчас, – Фарф поднялся со стула и скользнул за барную стойку, чтобы поставить на место скотч и вымыть стаканы. – Вернемся к работе.

– Хай, сенсей, – отозвался Ая, поспешно направляясь назад на кухню.

Заняв свое место, он пару раз глубоко вздохнул и положил руку на сердце. С чего это он так разволновался из-за улыбки этого психа?

– Алкоголь, – через минуту-другую пробормотал Ран и снова принялся раскладывать ингредиенты для кассуле. – Дело должно быть в нем.

* * *

К десяти часам утра Ая почти спал на ходу. Отдохнуть ему удалось всего пару часов, да и те он проворочался на кушетке в офисе Фарфа. Жаловаться не приходилось – сам шеф-повар спал в кресле, положив ноги на стол. Ая чувствовал себя слегка виноватым, пока не вспомнил, что бывший боевик Шварц не чувствует боли.

Октавио, с которым они встретились у мясного рынка примерно в четверть пятого, практически подпрыгивал на месте от избытка энергии и хорошего настроения. Он принес показать Рану фотки своей жены и трех детей – всего четыре или пять штук, слава богу, он соблюдал чувство меры – и Ая, через не могу, постарался проявить заинтересованность. Ему и на самом деле было интересно, только одновременно чудовищно хотелось спать. Он попросил Октавио показать фотки еще раз, когда проснется и будет в состоянии действительно их увидеть. Октавио в ответ засмеялся и похлопал его по плечу с такой силой, что едва не сбил с ног.

Мясная битва в этот раз не состоялась, хотя у Аи сложилось впечатление, что все получили бы массу удовольствия если бы он и Фарф взялись забрасывать друг друга овечьими глазами и внутренностями. Большинство мясников обладало весьма черным чувством юмора – тот, у которого они обычно приобретали свинину, показал Рану коллекцию кукол, сделанных из голов разнообразных животных – от утки до коровы. Когда они с помощником изобразили для Рана небольшую пантомиму с участием головы теленка и – довольно дурно пахнувшей – головы свиньи, Ая засомневался, не заснул ли он в самом деле, сам того не заметив.

Затем Фарф и Октавио затащили его в крытые мясные ряды, проведя в отдаленный угол, битком набитый весело болтающими, жующими мясниками. Они пробрались к прилавку – вернее, к нескольким сдвинутым вместе столам – возле сооруженной на скорую руку кухни, где шипели на гриле стейки и нарезалась на сэндвичи грудинка. Ая последний раз ел около трех часов дня, когда Кортни приготовил на редкость отвратительный салат с пастой, но его желудок никак не мог решить, хочет ли он что-нибудь съесть или наоборот – избавиться от того немного, что в нем осталось. Рана откровенно мутило от всепроникающего запаха потрохов.

Медвежья лапа Октавио сочувственно похлопала его по плечу.

– Хочешь выйти на воздух? Ты что-то позеленел, друг мой.

Ая слабо улыбнулся. Он привык к крови, запаху мертвых тел, вони из-за потери контроля над физиологическими функциями тела – но он никогда не пытался устроить на миссии пикник посреди трупов.

– Я в норме, Октавио, – ответил он, надеясь, что говорит правду.

– Ран привык работать с морепродуктами, а не с мясом, – вставил Фарфарелло.

– Я работал с мясом, – оскорбленно отозвался Ая.

Фарф ухмыльнулся.

– Тогда как насчет хорошего, вырезанного из грудинки стейка с кровью, а, Ран? Прямиком из коровы на гриль?

Почувствовав вызов, Ран вскинул голову:

– Звучит восхитительно.

– Отлично! Попросить Леса и Нила продемонстрировать еще одно кукольное выступление, пока мы едим? – злокозненно усмехаясь, Фарф хлопнул в ладоши.

Почувствовав себя еще хуже при воспоминании о том, как в конце представления челюсть свиной головы с отвратительным влажным звуком отвалилась и шлепнулась на бетон, Ая просто заявил:

– Ненавижу тебя.

– Отцепись от него, Фар, – вмешался Октавио. Он нажал на какие-точки на шее Аи, и тошнота почти сразу отступила. – Ран хорошо к тебе относится, и ты относись так же.

Посмеиваясь, Фарфарелло церемонно поклонился Рану:

– Приношу свои извинения.

– Хммм, – отозвался Ая, почти мурлыкая под акупунктурным массажем.

– Лучше? – спросил Октавио и, когда Ран утвердительно кивнул, похлопал его по плечу и повернулся поприветствовать каких-то своих друзей.

Фарфарелло прихватил три сэндвича и бутылку столового красного вина – вино Аю сначала смутило, но потом он обратил внимание, что почти у всех были синие пластмассовые чашки до краев им наполненные, помахал Октавио и вышел с Раном на улицу. Ая облегченно вдохнул свежий воздух. Не то чтобы совсем свежий, но лучше, чем внутри. И аппетит понемногу возвращался.

Рынок располагался через улицу от Миссисипи, так что Ая, Фарф и Октавио перешли дорогу и забрались на насыпь к узенькой дорожке, засыпанной гравием и битыми ракушками. Выпрямившись, Ран оглянулся, оценивая открывшийся вид. Он был далек от идиллии – все-таки они находились в промышленной части города – нездорового коричневато-серого цвета вода, скопившаяся кое-где у берега желтая пена, запутавшиеся в чахлом кустарнике красные и желтые нейлоновые веревки, земля, изрытая муравейниками. Но солнце уже поднималось над горизонтом, расцвечивая небо золотистым светом, воздух был бодрящим и освежающим, а берег покрывали буйно разросшаяся трава и цветущие низенькие кустики. По реке неторопливо плавали туда-сюда буксиры, а вдалеке виднелось странное башнеобразное сооружение, которое, как выяснил Шульдих, осталось здесь со Всемирной Ярмарки 1984 года – один из подъемников, с помощью которых можно было прокатиться в кабинке над рекой. Ае он напоминал стоявшего на посту часового, хотя на самом деле давно уже ни для чего не использовался.

До Рана доносились лишь перемежаемые негромкими всплесками воды обрывки дружеских разговоров людей, коротавших время за едой. Все было так безмятежно и спокойно…

– Фудзимия! Ты будешь есть или как? Если нет, мы с удовольствием поделим твой сэндвич, – окликнул его Фарф. Он и Октавио прихватили с собой смахивающие на пончо полиэтиленовые плащи, которые на крытом рынке носили все, разостлали их на траве и уселись.

Подойдя к ним, Ая тоже расстелил пончо, предварительно удостоверившись, что не усядется прямо на муравейник. Он взял протянутый сэндвич и, поколебавшись, стакан вина. – Спасибо… но почему все пьют в семь часов утра?

Ему ответил Октавио.

– Для них это время ужина. Ты же пьешь вино за ужином?

– Конечно, иногда, – согласился Ая, откусывая приличный кусок сэндвича. Он оказался очень вкусным – грубый хлеб, сочное мясо, острый хреновый соус – но в это время суток он предпочел бы еду полегче. Вино было достаточно легкое для красного, и недурное на вкус. Доедая и допивая свою порцию, он уже чувствовал себя до крайности расслабленным и сонным.

* * *

Три часа спустя, присматривая за плитой, Ая пытался держать глаза открытыми, едва удерживаясь, чтобы не прикорнуть прямо на кастрюле с супом. Пришлось залепить себе пару пощечин, чтобы прийти в чувство. Он терпеть не мог такую вялость.

В другом конце кухни Фарфарелло сбивал крем для начинки и смешивал тесто, помогая кондитеру – хлебо-сучке (как она сама себя называла) Шелли, одновременно общаясь по телефону с поставщиком, попытавшимся всучить им просроченные овощи. Он говорил низким, суровым, ледяным тоном, остальные повара старались обходить его стороной и время от времени кидали в его сторону нервные взгляды. Ая мог их понять. Было в этом тоне что-то такое, что заставляло волосы вставать дыбом.

Но в остальном атмосфера была довольно спокойной. Джаррод, Луис, Корт и Дин – один из временных рабочих – готовили и переговаривались между собой, а ребята, которые приходили три раза в неделю готовить турдукен к банкетам – Джок и Дом – молча раскладывали начинки и заливали в бутылки соусы.

Ая почувствовал на себе чужой взгляд, как будто до него дотронулось что-то горячее и липкое, и вздохнул. Луис снова его разглядывал. Троллеподобный грубиян становился все агрессивнее в своих попытках полапать Рана и уже всерьез начал действовать ему на нервы. Буквально минут десять назад Ая придумал, что с этим можно сделать, хотя ему самому идея не нравилась. Однако если Луис снова предпримет что-то, он претворит свой план в жизнь, надеясь, что с этим будет покончено раз и навсегда.

Возможно, его за это уволят, но на самом деле он так не думал. Фарфарелло должен был прийтись по душе подобный план.

Но конечно же, именно теперь, когда Ая хотел, чтобы Луис полез к нему, тот этого не делал. Чувствуя себя довольно мерзко, Ран расставил ноги пошире и подался вперед, прогнувшись в пояснице и выпятив задницу. Он услышал, как закашлялся Луис, и почувствовал, что теперь на него смотрят и остальные. Вашу мать. Намереваясь заставить ублюдка подойти к нему, Ая тем не менее был не готов заходить дальше в своей провокации, особенно в присутствии посторонних.

– Эй, Фар, может, засунешь свою начинку в эти сдобные булочки? – захихикал Луис.

Ран резко развернулся, перехватив деревянную ложку, которой он мешал суп, на манер ножа. Луис посылал ему воздушные поцелуи. Ая шагнул к нему, полностью сконцентрировавшись на намерении засунуть мешалку в его тощую задницу так глубоко, чтобы тот ей подавился. Идея захватила его настолько, что он даже не заметил появившегося за спиной Корта.

Почувствовав руку на собственной заднице, Ран застыл. Вернее, палец оказался практически внутри, несмотря на наличие штанов и нижнего белья. Он заставил себя стоять спокойно, решив, что план с одинаковым успехом можно осуществить как на Луисе, так и на Корте. Тот раздражал ничуть не меньше, если не больше.

Ая досчитал до пяти секунд, длившихся целую вечность, когда наконец Корт убрал руку.

– Черт, Ран, ты и вправду голубок, да? – в голосе Корта звучало и веселье, и замешательство. – Что, даже по рукам мне не дашь? Гребаный педрила. – Он фыркнул и отвернулся.

В мгновение ока Ая опрокинул его на кухонные половики, уселся на него сверху и заломил левую руку за спину. Корт пинался, орал и, пытаясь высвободиться, колотил Рана свободной рукой, но безрезультатно. Ая ждал, пока тот немного вымотается, краем глаза наблюдая, как остальные повара собираются вокруг них. Впрочем, ни один из них не попытался ни помочь товарищу, ни помешать ему.

– Заткнись, Корт, – тихо и властно прозвучал из-за его спины голос Фарфарелло. Корт рыкнул, но орать перестал, продолжая тем не менее отбиваться.

– Тебе понравилось твое маленькое развлечение? Получил удовольствие? – спросил Ая.

– Да пошел ты нахуй, Ран, – выплюнул Корт, начиная нервничать.

– О, не думаю, что ты этого от меня дождешься. Но я хочу получить вознаграждение за то, что терпел твою грязную лапу на себе целых пять секунд. Одного пальца за одну секунду должно быть достаточно, – сказал он, усиливая захват.

– Что? Стой!

Под отчаянный визг и безрезультатные попытки вырваться Ая методично переломал пальцы на левой руке Корта. На третьем пальце кто-то – Ран подумал, что возможно, Фарфарелло – засунул в рот Корта полотенце, чтобы заглушить крики.

Но на последнем пальце спокойствие Аи внезапно рухнуло, и его захлестнула волна неудержимой ярости.

– А это за долбаного голубка ты, несчастный сукин сын! – крикнул он, выворачивая запястье жертвы. Тело под ним обмякло, и, судя по запаху, мочевой пузырь Корта не выдержал.

– Ран, думаю, он осознал свои ошибки, – явно веселясь, сказал Фарф.

Ая поднялся, дрожа от гнева.

– Уберите его с глаз моих, пока я не решил, что его надо еще и выпотрошить, – резко бросил он и, решив, что ответа ждать нет смысла, выскочил из кухни и сбежал вниз по лестнице. Отперев офис Фарфа, он вошел и захлопнул за собой дверь. Когда он рухнул на диван, его трясло так, что зубы выбивали дробь.

Ая не понимал, почему так разозлился. Да, он был зол на Корта, но вряд ли это было настоящей причиной срыва. Думать становилось все тяжелее.

Спустя некоторое время Ран услышал, как открывается дверь в офис, и неожиданно осознал, что свернулся на диване в клубок, обхватив руками колени и раскачиваясь туда-сюда, как какой-нибудь лунатик. Он заставил себя сесть прямо и неподвижно, не поднимая взгляда.

– На самом деле он трогал тебя шесть секунд, – проинформировал Фарфарелло. – Думаю, секунда у тебя ушла на то, чтобы отойти от шока и начать считать.

Ая пожал плечами.

– Значит, одна секунда была бесплатной. Везунчик.

– Или так, или ты можешь подняться наверх и сломать ему руку, прежде чем приедет скорая.

Ая взглянул на Фарфа. На его лице была мягкая, почти нежная улыбка, и похоже, предназначалась она именно ему. Значит, его все-таки не выгонят.

– Разве ты бы не предпочел, чтобы я взялся за пальцы на второй руке?

– Неее, так у него осталась целой и пригодной для работы правая рука, и нет причин отлынивать. Он в прошлом году ломал левую руку, и Джаррод говорит, что прекрасно справлялся правой, – Фарф сел на стул, развернувшись так, чтобы видеть Аю, и широко ухмыльнулся. – В целом, со всех сторон удачно вышло, что тебя решил полапать именно Корт, а не Луис. Знаю, что ты не очень хорошего о нем мнения, но Луис не так уж плох, когда узнаешь его поближе. Он многим нравится, включая меня, – но это не значит, что я бы стал тебя останавливать, если бы под раздачу попал он. Корт же если кому-то и нравится, то я об этом не знаю. Даже Октавио считает его меленьким дрянным паразитом.

Ран попытался устроиться поудобнее.

– Не могу представить, чтобы Октавио так про кого-нибудь сказал.

– Я перефразировал. Думаю, что худшее из когда-либо сказанного Октавио – что он вульгарен и не знает, когда нужно заткнуться.

Ая пожал плечами.

– Верно.

– Так что теперь ты не только закрепил всеобщее уважение, но и стал героем, – гордо заключил Фарфарелло.

– Фарф… ты не думаешь, что это было слишком?

– Конечно, это было слишком. Бо-о-ольшой перебор. Никто этого не забудет. Иногда насилие – единственный способ воздействовать на людей, особенно если они сами к нему склонны. Тем не менее, в конце ты немного потерял хватку. Помнишь, я спрашивал справишься ли ты со своим прошлым, если он оно настигнет тебя? Эта вспышка гнева не его ли проявление? Если, конечно, ты объяснишь, что тебя так разозлило. Полагаю, что нет.

Ая тяжело вздохнул. Он хотел бы возмутиться, но, к несчастью, подозревал, что Фарф может быть прав. Кроме того, тот просто констатировал факты, не настаивая и не проявляя снисхождения.

Ран помотал головой:

– Нет, не могу. Впрочем, Корт меня порядком разозлил, он практически трахал меня пальцем у всех на глазах.

Образ извивающегося под ним от боли Корта удержал его от новой вспышки гнева.

– Да. Повара очень странные. Из тех, кого я знал, самые крупные, мускулистые и мужественные на вид хватали друг друга за причинные места чуть ли не каждый день, хотя, насколько я знаю, никто из них не был ни геем, ни даже би. Я знал, что у тебя будут проблемы – ты слишком андрогинно красив, и мне было очень интересно, что ты сделаешь, чтобы ребята держали руки при себе. Я одобряю твой метод установления границ дозволенного, пусть даже в результате мы лишились еще одной руки, когда нам и так приходится нелегко.

Ран почувствовал укол вины – об этом он даже не подумал.

Фарфарелло мгновенно присел перед ним на корточки.

– Ая. Никаких сожалений. Никаких оправданий, хорошо? Когда вернешься туда, веди себя так, как будто ничего не произошло и этот день ничем не отличается от остальных. Сможешь это сделать?

Ая кивнул, не решаясь произносить что-то вслух сейчас, когда Фарф очутился так близко. Внезапно он вспомнил, как Фарфарелло в этой самой комнате трахал вчера Салли и почувствовал, что неудержимо краснеет.

Фарф наклонил голову.

– Что?

– Только… вчера…

– Аха, мне все было интересно, спросишь ли ты меня об этом когда-нибудь, – Фарф поднялся и сел обратно на свой стул. – Что ты думаешь о лошадиной упряжи?

– Лошадиная упряжь… мне было немного не по себе, – он вспомнил, как Фарф хлестал женщину поводьями и как она вставала на дыбы, и поерзал, стараясь не выдать, что возникший образ возбуждает его. – Тебя не беспокоит, что она жена босса?

Фарф приподнял брови.

– Почему меня должно это беспокоить? Нет, не надо, молчи. Не думаю, что готов выслушать твое суждение о святости брачных уз. По-видимому, мистера Каролло не волнует ее небольшая причуда, а когда мы познакомились, она решила, что я отношусь к тому типу людей, которые способны с ней управиться. Так что через две недели, как я начал тут работать, она пришла ко мне с предложением, которое я нашел интересным и поэтому согласился. Получилось забавно, так что я продолжаю встречаться с ней один-два раза в неделю и буду продолжать, пока мне это не наскучит. Конец истории.

– А, – Ая потер подбородок, раздумывая. – А если это наскучит тебе раньше, чем наскучит ей? Она может создать тебе проблемы?

Фарф пожал плечами.

– Если она попытается, я ее убью. Но не думаю, что она решится. Ей не хватит духа.

– Похоже, она тебе не очень нравится.

– Нет, это всего лишь прелесть новизны. Никогда раньше не встречал никого с таким сильным фетишем к настолько… необычному предмету. Это почти что зоофилия. Совершенно неестественно, – его глаза зажглись при мысли о глубине порочности Салли. – Как я мог устоять?

– Похоже, что копыта еще не успели вам наскучить, – сказал Ая, зевая с угрозой вывихнуть челюсть. – Лучше я пойду наверх, пока не отрубился прямо здесь.

– Секунду, – Фарфарелло дотянулся до ящика стола и вынул маленький, неподписанный аптечный пузырек. Ая приподнял брови, когда Фарф вытряс на ладонь две таблетки, наполнил водой из кулера небольшую чашку и протянул их Рану. – Возьми, это тебя взбодрит.

Ая недоверчиво уставился на него.

– С чего вдруг ты хочешь, чтобы я принимал таблетки? Не ты ли только что рассказывал, до чего дошел из-за них предыдущий су-шеф?

Тот кивнул.

– Да. Но это не имеет никакого отношения к обычным амфетаминам. У меня налажены контакты с исследовательской фармацевтической компанией, они разработали их для меня. Они не возбудят тебя, только снимут усталость. Никакой взвинченности, гиперактивности или агрессии, никакой химической или психологической зависимости. Шон уже крепко подсел, когда я раздобыл их. Для себя, но думая и о нем, я надеялся что они сработают аналогично метадону. Не вышло, но зато они отлично подходят, если тебе не хочется рухнуть от изнеможения на включенную газовую плиту.

Это звучало разумно, но…

– Но, Фарфарелло, ты принимаешь таблетки от своей… душевной нестабильности, так? – Фарф кивнул. – И твоя физиология была сильна изменена Эсцет, – еще один кивок. – Откуда ты знаешь, что эти таблетки не подействуют на меня совершенно противоположным, чем на тебя, образом?

Фарф улыбнулся.

– Я не знаю.

Ран поспешно отдернул руку, и ирландец засмеялся.

– Слушай, Ая, я не могу однозначно заявить, что ты не испытаешь никаких побочных эффектов, приятных или неприятных, потому что никогда наверняка нельзя сказать, как подействует на тебя наркотик, пока его не примешь. Могу только сказать, что ты не первая моя подопытная свинка. От чистого любопытства я подсыпал их в еду и питье почти что всем здесь, и ни разу никто не пострадал и даже не догадался, что его бодрость не совсем естественна.

– Ты давал им наркотики без их ведома?

– Ты против.

Ая скрестил руки, сузив глаза.

– Конечно, против! Как я могу одобрить, что ты относишься к своим подчиненным, как к лабораторным крысам? Разве Эсцет не относилась так к тебе?

Фарфарелло напрягся. Возможно, не стоило давить на него, вспоминая про Эсцет, но Ая хотел изложить свою точку зрения предельно четко. Он приготовился в случае необходимости уклониться или ответить ударом на удар, хотя искренне надеялся, что психопат не станет на него нападать. Ран слишком устал и наверняка проиграл бы ему до неприличия быстро.

Но ничего не произошло.

– Это не совсем одно и то же, не на том уровне, – наконец произнес Фарф, настолько тихо, что Ая с трудом разобрал слова. – Но я понимаю, что ты хотел сказать. Никогда не смотрел с этой точки зрения. Ты, безусловно, прав. Не буду больше так делать.

Ая пару раз хлопнул глазами, не вполне доверяя своим ушам. Он сумел остановить Фарфарелло? Час от часу не легче. А, к черту. Вряд ли таблетки могут сделать ему хуже, чем уже есть. Слабо улыбнувшись Фарфарелло, он протянул руку.

Тот, улыбнувшись в ответ, отдал ему таблетки и кружку.

Ая едва успел их проглотить, как раздался стук, и в приоткрытую дверь просунул голову Бан. Кивнув шефу, он переключил внимание на Рана.

– Эй, pinche***** wey, ты что, не мог подождать, пока я приду на работу, прежде чем разделаться с Кортом? Да я бы такие деньги заплатил, чтобы на это посмотреть!

Ая ухмыльнулся, ставя кружку на место.

– Прости. Так получилось. В следующий раз, обещаю.

– Пошел ты. Там пара каких-то ребят наверху хотят тебя видеть.

– Меня?

Это, должно быть, были Ёдзи и Шульдих, потому что больше Ая никого тут не знал.

– Тебя, тебя. Одного зовут Ёдзи, а имя второго я так и не разобрал.

Фарфарелло поднялся.

– Хочешь, чтобы я отправил их сюда? – спросил он.

– Да, пожалуйста.

– Окей, – Фарф направился к дверям. – Но слишком не задерживайся.

– Не буду, – заверил Ран и только потом сообразил, что ему не стоило давать это обещание, учитывая, что он не знает, что от него хотят.

Несколько минут спустя Ёдзи и Шульдих оказались в офисе и немедленно кинулись к опять усевшемуся на диван Рану – обниматься.

– Ая! Ты в порядке? – воскликнул Ёдзи, усиленно его тиская

«Мы заволновались, когда ты не пришел домой вчера вечером, Feurig», – объяснил Шульдих.

Ая озадачился.

– Мне пришлось задержаться допоздна, а вставать надо было в четыре утра, чтобы попасть на мясной рынок. Ехать домой не имело смысла. Почему вы волновались?

– Ты можешь хотя бы звонить, если собираешься допоздна задерживаться или вообще не приходить домой? Пожалуйста? – упрашивал Ёдзи, успешно изображая некогда любимый трюк Оми – щенячьи глазки. Ран взглянул на Шульдиха, и тот энергично закивал.

– Эмм… хорошо. Извините, я об этом не подумал, – Ая приподнял бровь. – Но вы мне не ответили – почему вы волновались?

– Ну… учитывая то, что произошло вчера, мы были не уверены в твоих чувствах, – объяснил Шульдих, гладя Рана по щеке. – Мы боялись, что ты можешь начать злиться, или стыдиться, или еще что-нибудь.

– Хн, – Ая решил, что это не лишено смысла. – А было что-то такое, на что я должен злиться или чего должен стыдиться?

– Я о таком не знаю, – сказал Ёдзи.

Шульдих пожал плечами.

– Ты очень причудливо мыслишь, Ая.

– Честно говоря, я был слишком занят, чтобы вообще размышлять на эту тему.

– Ты не думаешь, что… мы воспользовались твоим состоянием? – нерешительно спросил Кудо.

Ая засмеялся.

– Конечно, думаю. Моим состоянием пользуются все кому не лень.

Шульдих, хихикая, обхватил его за талию.

– Давай мы оставим его себе?

Решив, что излишне энергичная парочка может его ненароком придушить, Ран высвободился и встал.

– Мне пора возвращаться к работе. Дома буду около полуночи.

Шульдих поднялся и потянул за собой Ёдзи.

– Ты не вскочишь посреди ночи, чтобы притащить поутру связку мертвых животных?

– Нет, сегодня мне даже можно подольше поспать, – Ая предвкушал этот момент, хотя неожиданно понял, что больше не ощущает усталости. – Любой, кто разбудит меня раньше десяти, недосчитается чего-нибудь из внутренних органов.

Ая провожал Ёдзи и Шульдиха до выхода, рассеянно слушая их легкомысленное подтрунивание. Когда они миновали вторую входную дверь, Шульдих неожиданно развернулся к нему и обнял, явно намереваясь удавить.

– Feurig, ты изумителен!

– А? Что я сделал? – выдавил из себя Ран, пытаясь вдохнуть. Ёдзи неожиданно зафыркал.

– О да, узнаю нашего Абиссинца! – выдохнул он, обнимая Аю со спины.

– Могу предположить, что вы узнали о последствиях приставаний ко мне Корта?

– Офигительно блестяще, Ая! Половина ребят думает, что ты ненормальный, и боится тебя, вторая половина думает, что ты ненормальный, и теперь официально тебе поклоняется. У какого-то парня по имени Зигги самые непристойные мысли на твой счет… – промурлыкал Шульдих, прижимаясь к Ае еще теснее, так, чтобы тот ощутил его возбуждение.

– Зигги? – Ая даже не заметил, что мойщик посуды был сегодня утром на кухне.

«Ох, ты только глянь, что думает Шелли!» – мысленно послал телепат, и голову Аи внезапно заполнили картинки – судя по всему, он смотрел глазами Шелли на самого себя – сидящего на ней верхом, стонущего и ласкающего себя, в то время как она трахала его страпоном. Развлекались они прямо на ее рабочем столе, их покрытые потом тела и волосы Рана были припорошены мукой. К тому же, судя по всему, у них имелись зрители, и воображаемый Ран время от времени останавливался, чтобы рыкнуть на них. Сцена была настолько яркой, что у Аи закружилась голова, когда Шульдих прекратил ее проецировать.

«Вот это воображение», – мысленно заметил впечатленный Ёдзи, прижимаясь бедрами к заднице Аи.

Ран невольно застонал и мысленно дал себе пинка, чтобы вырываться из сексуального дурмана, прежде чем дело кончится тем, что они трахнутся прямо тут в переулке на грязном асфальте. Он оттолкнул их от себя и закатил глаза:

– Я же сказал, мне надо вернуться к работе. Идите развлекайтесь вдвоем и оставьте меня в покое.

Парочка надулась, но отстала. Видя обезоруживающую улыбку Ёдзи и нахальную ухмылку Шульдиха, Ран неожиданно ощутил такой прилив симпатии к ним, что у него перехватило дыхание. Ему хотелось бы, чтобы его эмоции проявлялись более нормально и не смахивали на удар молнии или наезд автомобилем. И все-таки было неплохо хоть чему-то радоваться так сильно. Он обхватил их обоих за шею и привлек к себе, поцеловав в щеку сначала Ёдзи, потом Шульдиха.

– Я рад, что вы зашли, – признал он и отпустил обоих. Они были ошеломлены, но довольны, и он ухмыльнулся. – Я позвоню, если решу прийти домой с Шелли.

– Для нее это был бы просто золотой шанс, – сказал Шульдих.

– Это был бы чей угодно золотой шанс, – уточнил Ёдзи.

– И точно.

– Без разницы. Исчезните, – проворчал Ая.

Ёдзи помахал рукой, а Шульдих послал воздушный поцелуй.

«Какой-то парень по имени Луис идет сюда поговорить с тобой», – предупредил телепат, уходя.

Ае не хотелось разбираться сейчас с Луисом. Он задумался о том, чтобы спрятаться в пристройке для изготовления колбас, но открывший дверь Луис уже увидел его.

– Ран? Можно тебя на минутку?

Луис впервые заговорил с ним как с человеком, а не «аппетитной задницей», так что Ая решил посмотреть, к чему это приведет. Он скрестил руки на груди и с вызовом глянул на собеседника.

Луис прислонился к стене напротив него и зажег сигарету.

– Мне нравится доставать окружающих, – с минуту спокойно покурив, сказал он. – Помогает скоротать время. Очевидно, с тобой я перешел черту. То, что произошло утром, было продуманным действием, а не внезапным срывом. Полагаю, ты собирался сделать это со мной.

Ая ничего не ответил, сохраняя совершенную неподвижность.

– Я что собирался сказать – не то чтоб я дружил с Кортом или что-то в таком роде. Иногда с ним можно иметь дело, но не до такой степени чтобы забыть, какой он козел по жизни, – Луис быстро затянулся и повернулся чтобы посмотреть Рану в глаза. – Но как бы то ни было, если ты зол на меня, то и срывайся тоже на мне. Если хочешь надрать мне задницу, надери ее мне, а не какому-то другому несчастному ублюдку, только потому что он подвернулся под руку.

– Я собирался сделать это с любым, кто дотронется до меня первым. Я предполагал, что это будешь ты, но на самом деле это не имело значения.

– А если бы это была Шелли?

Ая ошеломленно замер. Об этом он не подумал..

– Я… не знаю, – признал он. – Такая возможность не приходила мне в голову. Возможно, да, я пошел бы на принцип.

– Принцип мало что значил бы, если бы мы лишились кондитера, – упрекнул Луис, и Ран понял его намек – повар по холодным блюдам может работать одной рукой, но кондитеру нужны обе.

Однако Ая не собирался сдавать позиции.

– Что ты от меня хочешь?

– Я от тебя ничего не хочу. Просто хотел сказать то, что сказал, – долговязый парень бросил окурок на пол и раздавил его ботинком. – Я не прекращу тебя дразнить. Я подкалываю всех и не собираюсь цензурить себя ради твоего душевного равновесия. Но я не буду тебя лапать и не буду больше называть пирожком.

Ая и не ждал, что его перестанут подкалывать, с этим он мог смириться. Может, Фарф был прав насчет того, что Луис не такой уж плохой парень.

– Заметано.

Луис кивнул и вошел внутрь, придержав дверь для Рана. Когда они вернулись на кухню, Ая заметил устремленный на него взгляд Шелли, скрытый отчасти ее густой черной челкой. Он подмигнул ей и засмеялся про себя, когда она быстро опустила голову ниже, так, чтобы волосы полностью скрыли лицо.

Возвращаясь обратно на свое место, Ая понял, что чувствует себя почти счастливым, хотя и понятия не имеет почему.

* Cachundo – сленг, примерное значение – «аппетитная задница»

** Вишневый пирожок (cherry tart) – сленг, cherry означает, как правило, девственность, а tart – человека, торгующего собой, вместе – может означать мальчика, живущего с мужчинами за деньги. А может безобидный вишневый пирог.

*** turd-burglar – короче, в приличном обществе так не выражаются. Кому интересно, посмотрите в словаре.

**** cabrón – подлец, мерзавец, козел, рогоносец.

*****pinche – поваренок.

Глава 15

– Похоже, он счастлив, – сказал Шульдих, когда они отъехали от Thibodeaux.

– Я типа заметил, – улыбнулся Ёдзи, сворачивая на трассу I-10. – Только с чего бы это?

– Как бы мне ни хотелось отнести это к последствиям вчерашнего обалденного траха, думаю, ему действительно понравилась работа. Кажется, он неплохо туда вписался, – в это время они обгоняли «универсал», и Шульдих послал водителю – судя по лицу, не страдающему от избытка интеллекта – очаровательную улыбку.

– Да я не про это… Прошло всего три дня. Две недели назад он был в таком депрессняке, что даже не разговаривал. Можно ли рассчитывать на то, что его состояние действительно улучшилось? – сомневаться в Ае очень не хотелось, особенно если дело касалось его счастья. Ёдзи нравилось, когда Ая был счастлив – его радостная улыбка освещала комнату сильнее самых ярких ламп. Такие улыбки были на памяти Ёдзи чрезвычайно редки, но он надеялся на изменения к лучшему.

– Можно, но лучше учитывать, что надолго это не затянется.

– Очень оптимистично, – проворчал Кудо.

– Оптимизм – для сосунков, – заявил его компаньон. – Ой, да ладно, – добавил он в ответ на негодующий взгляд Ёдзи. – Он целый год пребывал в болезненной депрессии, и его никогда нельзя было отнести к весельчакам. Это только в рекламе DeVry Technical Institute перемена карьеры способна превратить угрюмого меланхолика в беззаботного оптимиста.

– Ты слишком все упрощаешь, – возразил Ёдзи.

– Да, но ты понял, что я хотел сказать.

Кудо неохотно кивнул.

– О, поверни-ка вот тут, – велел Шульдих и тут же схватился за приборную панель – Ёдзи ударил по тормозам, меняя полосу и подрезая машины, чтобы проскочить к съезду с эстакады. Им вслед так отчаянно и негодующе сигналили, что у Кудо чуть не заложило уши.

– Тебе не кажется, что стоило предупредить меня немного раньше? – от всплеска адреналина слегка кружилась голова.

– Извини, – невинно прощебетал его невыносимый бойфренд.

– Ты собираешься просветить меня, куда мы, в конце концов, едем? – проворчал Ёдзи, выруливая на широкое авеню.

– К Фарфу. Он хотел, чтобы мы покормили и выгуляли его собак.

Кудо решил, что ослышался.

– Нет, ты все верно услышал.

– Собак? Каких собак? И когда это он нас попросил? – теперь, зная конечную цель, Ёдзи опознал улицу, по которой они ехали, и завернул налево.

– У Фарфи два ротвейлера. Я познакомился с ними вчера, когда к нему заезжал. Он попросил их выгулять, перед тем как мы спустились вниз, к Ае. Ты был занят – флиртовал с Шелли, королевой страпона и экстраординарным кондитером.

– Не помню никаких собак у него в квартире. Уж ротвейлеров я бы запомнил.

– Он оставил их в спальне, когда мы приходили на ужин.

– Их что, опоили снотворным? Почему про них никто не вспоминал?

– Они чрезвычайно дисциплинированны, что неудивительно, учитывая, кто их дрессировал.

Ёдзи невольно поежился.

– Даже знать не хочу, что Фарфарелло понимает под дисциплиной.

Шульдих довольно раздраженно на него глянул.

– Кровожадность Фарфа вовсе не обязана распространяться на весь живой мир. Животные его любят. Он, похоже, понимает, что им нужно и как они себя чувствуют, не пытаясь подходить к ним с антропоморфных позиций.

– Ты хоть знаешь значение слова, которое только что употребил?

– Отвали, Ёдзи, – Шульдих скрестил руки на груди и так очаровательно надул губы, что Кудо тут же захотелось свернуть к обочине и расцеловать его.

«Ты меня за дурачка держишь. Так что никаких поцелуев, надутые там у меня губы или нет».

– Я не держу тебя за дурачка. Просто забавно, что когда ты раздражен и пытаешься мне что-то объяснить, твой словарный запас резко расширяется.

– Ты прав. Объясняя что-то тебе, надо пользоваться понятиями попроще, ты же блондин.

Ухмыльнувшись и покачав головой, Ёдзи свернул на парковку возле дома Фарфарелло. – Разве большим собакам понравится, что их держат взаперти в квартире?

Шульдих пожал плечами.

– Обычно, нет, но этих вроде бы все устраивает.

Его способности к телепатическому контакту с животными были очень ограничены. Сконцентрировавшись, он мог только смутно улавливать их настроение и проецировать на них эмоции, но только те, которые испытывал сам, что сильно ограничивало эффективность действия. Ему было намного легче манипулировать сложным разумом человека, чьи чувства, как правило, являлись результатом мыслей.

Шульдих все еще сидел, дулся, поэтому, припарковавшись и выключив зажигание, Ёдзи притянул рыжую бестию к себе и поцеловал, сначала нежно лизнув нижнюю губу, а затем легонько куснув верхнюю. Довольно мурлыкнувший Шульдих тут же обвил его руками за плечи.

Градус поцелуя очень быстро повысился, а так как, несмотря на холодный день, солнце, проникавшее в машину через оконные стекла, порядком припекало, Кудо чувствовал себя попавшей под лупу щепкой.

Шульдих прервал поцелуй.

– При обычных обстоятельствах я бы дал тебе подзатыльник за то, что какая-то там жара может тебя отвлечь от меня, – сказал он, вытирая выступившую на лбу испарину. – Но я аж чувствую, как пот проступает сквозь поры – вээээ, гадость какая. Пойдем отсюда.

Ёдзи ухмыльнулся и, прежде чем выбраться из машины, поцеловал его еще раз. Шульдих зашагал вперед – хотя слово «шагать» не совсем точно отражало его нарочито соблазнительную походку. Едзи задался вопросом, не будет ли это чересчур экстремально – трахнуться в квартире Фарфарелло.

– Сначала мы должны позаботиться о собаках, – напомнил Шульдих, игриво ему подмигивая. – Последний раз их выгуливала вчера вечером подружка Фарфа.

– С ума сойти, – пробормотал Ёдзи. – Что за подружка?

– Одна леди, живущая в этом доме. Сегодня ее нет в городе, иначе бы она их выгуляла сама. Я забрался ей в голову на прошлых выходных, – он усмехнулся. – Ей за сорок, но у нее преждевременная седина, ужасное тело – костлявое в одних местах и расплывшееся в других – и грубое, морщинистое лицо. И она влюблена в Фарфа.

Пока они заходили в лифт, Ёдзи пытался осознать, как кто-то может быть влюблен в беловолосого психопата.

– И он, пользуясь ее отношением, заставляет ее присматривать за собаками в свое отсутствие?

– Как будто ты никогда не пользовался чужой влюбленностью в своих целях, – насмешливо парировал Шульдих.

Кудо слегка смутился.

– Я не говорил, что это плохо.

– По твоему тону не скажешь. Но, так или иначе, – продолжил Шульдих, прежде чем Ёдзи успел возразить, – поскольку он соглашается трахаться с ней по первому ее требованию, больше похоже на то, что это она пользуется им…

– Ээ?! Эй, я не хочу знать подробности сексуальной жизни Фарфарелло! – Ёдзи на секунду задумался. – Он что, не мог найти кого-то получше? Даже с одним глазом и шрамами он не так уж плохо выглядит.

– Фарфи прекрасен, – убежденно заявил Шульдих. – Ты необъективно к нему относишься.

– Ладно, допустим, что это так…

– Она ему нравится, – пожал плечами Шульдих. – При виде ее дети начинают плакать, – добавил он так, как будто это все объясняло.

– А, ну конечно.

– К тому же она не единственная, с кем он спит.

– Этой информации более чем достаточно, спасибо.

Двери лифта раскрылись, и Шульдих, вихляя бедрами совершенно точно сверх необходимого, неторопливо направился к квартире Фарфа. Ёдзи не мог упустить возможности полапать своего бойфренда за задницу, пока тот отпирал замок.

– Тадаима! – выкрикнул Шульдих, толкая дверь.

Кудо вздрогнул при внезапном появлении двух огромных черных собак, державших в пастях кожаные поводки. Их головы легко доставали Шульдиху до бедра, а внушительные челюсти, казалось, были способны с одного укуса оторвать руку. Ему нравились животные, но эти… он знал одного парня, которому ротвейлер изуродовал почти все лицо, а в бытность наемником такие вот псины – порода была популярна в качестве охранных собак – едва не разорвали ему горло. Ему и в голову не приходило, что когда-нибудь понадобится заводить приятельские отношения с парочкой ротвейлеров, и восторга от этой идеи он не испытывал.

Шульдих подобными фобиями не страдал.

– Привет, Ромул! – он встал на колени, забирая поводок из пасти собаки в красном ошейнике, и, порядком удивив Ёдзи, обхватил ее за толстую черную шею, обнимая и целуя. Неподвижно застывший зверь терпеливо сносил эти проявления симпатии.

– Полагаю, он не держит животных все время в спальне, – сказал Кудо, с опаской наблюдая за второй собакой, начинавшей проявлять признаки волнения.

– Конечно, нет, – пристегнув поводок Ромула, Шульдих протянул конец Ёдзи и тот с неохотой его взял. – Он только хотел, чтобы они не вертелись под ногами, пока Ая готовит. Привет, Дарий.

Вторая собака была поживее, и фыркала в волосы Шульдиха, пока тот ее с энтузиазмом тискал.

– И с каких пор ты так любишь животных? – спросил Ёдзи, слегка ошарашенный этой сценой.

– Я люблю больших, мускулистых, черных собак. Они такие… сексуальные, – промурлыкал Шульдих, баюкая голову Дария. Ромул гавкнул. – Ладно, ладно.

Прикрепив поводок к черному ошейнику Дария, Шульдих поднялся.

– Пойдем, пока они не решили, что мы слишком долго болтаем и не спрыгнули с балкона.

* * *

– Черт, – хрипло выдохнул Ёдзи и шлепнулся на диван, едва успев поймать брошенное ему Шульдихом полотенце. – Я не думал, что они такие шустрые.

У собак явно был наработан маршрут выгуливания, как у выездных лошадей. И, как и выездные лошади при полном галопе, они передвигались длинными скачками. Кудо оставалось только изо всех сил хвататься за поводок и стараться удержаться на ногах. – И какая-то костлявая дамочка справляется с обоими этими ребятами?

Поставив кувшин с охлажденной водой и пару стаканов на кофейный столик, Шульдих пожал плечами и опустился в кресло. Подошедшие Ромул и Дарий улеглись по разным сторонам от него, словно стражи, охраняющие Шульдиха, как какого-нибудь короля или фараона.

– Видимо, ее внешность обманчива. Кстати, очень мило с твой стороны заметить, всегда был уверен, что во мне есть королевская кровь.

– Хм… Ты даже не вспотел, – проворчал Ёдзи, вытирая лоб. – Ты и твоя чертова суперзлодейская скорость, – он потянулся, чтобы налить два стакана воды, и с такой жадностью проглотил содержимое своего, что вода потекла по его подбородку и шее, заставив поежиться.

– Ты такой соблазнительный, когда вымотан и умираешь от жажды, – лукаво подмигнул Шульдих. – Бег не давался бы тебе с таким трудом, если бы ты не дымил столько лет, как паровоз.

Кудо фыркнул.

– Можно подумать, у тебя есть право осуждать чужие пороки.

– Я не осуждаю, просто констатирую.

– Без разницы. Как думаешь, Фарфарелло не будет против, если мы что-нибудь съедим? После этой тренировки зверски жрать хочется.

– Он не будет против. Хотя заметит, так что не бери ничего похожего на приготовленное для особого случая и не пытайся замаскировать, что ты что-то взял, – лениво свесив руку, Шульдих почесал Ромула под подбородком.

– Может, еще оставить подробную расписку? – спросил Ёдзи. – Тьфу ты. Я говорил о сэндвиче или типа того, а не об обеде с пятнадцатью переменами блюд вроде того, что был в прошлые выходные.

– С Фарфом лучше лишний раз перестраховаться. Его иногда расстраивают очень странные мелочи.

Кудо подумал было совсем отказаться от еды, но тут в его животе заурчало так громко, что Дарий даже повел ухом в его сторону.

Шульдих засмеялся.

– Погоди минутку, если так волнуешься, я спрошу его.

Воспользовавшись тем, что бойфренд отключился на свою удаленную телепатическую сессию, Ёдзи снова принялся разглядывать собак. Проведя с ними немного времени, он мог по достоинству оценить их грубоватое изящество. Они оказались на удивление послушными и понятливыми созданиями. Ёдзи удавалось удерживать рядом Ромула всего лишь негромким «К ноге», и даже когда Шульдих сказал, что собак практически трясет от жажды бега, поводок в его руке не натягивался. Взглянув на Ромула, Кудо решил предоставить тому самому выбирать темп прогулки, и, едва эта мысль промелькнула в голове, как собака сорвалась с места. Шу со смехом уверял его, что собаки не паранормы, а, должно быть, ориентируются на изменение в выражении, в позе, в запахе или еще чем-нибудь. Ромул держал его на пределе возможностей, но не более, хотя Ёдзи подозревал, что собака может бежать еще быстрее.

– Фарф сказал, можешь есть что захочешь, – сообщил Шульдих, выходя из своего полутранса. – И разрешил пить все, что найдем, менее десяти лет выдержки.

– Знаешь, с таким же успехом можно было просто позвонить, – ухмыльнулся Ёдзи, наливая себе еще один стакан и вставая с дивана.

Шульдих наморщил нос.

– По-моему, быстрее и круче. Кому нужна эта тупая техника?

– Выпендрежник, – нагнувшись, Ёдзи поцеловал его долгим, глубоким поцелуем. – Хочешь что-нибудь?

– Мммм, дай подумать. Мне хочется сладкого. Я устал, и мне нужна доза сахара.

Кудо выпрямился.

– Да, высокий уровень сахара в крови тебе нужен примерно так же, как мне открытая рана в груди.

– Ты сам спросил, – надулся Шульдих.

– Я не сказал, что не накормлю тебя твоей любимой отравой. Может, просто принести тебе мешок сахарного песка и ложку?

Его бойфренд скрестил руки на груди и фыркнул. «Я с тобой больше не разговариваю».

– Ты передумаешь, если я принесу тебе чего-нибудь сладенького? – Ёдзи понизил голос до сексуального мурлыкания. – И сам покормлю тебя?

Шульдих ничего не ответил, но уголки его губ слегка приподнялись.

Улыбнувшись, Ёдзи направился через обеденную зону на кухню. Когда он открыл холодильник, зазвонил телефон. Обнаружив остатки турдукена и покрытый красной глазурью торт, он начал выкладывать их на стол, когда включился автоответчик.

«Это Джон. Если вы из Свидетелей Иеговы, то, пожалуйста, зайдите лично. Все остальные – оставляйте номер».

Ёдзи переложил свой кусок птицы на тарелку и засунул в микроволновку, раздумывая, смеяться ему или начинать волноваться. Возможно, это просто маленькая шутка, понятная только посвященным, например… да скорее всего одному только Фарфарелло и понятная.

Бип!

– Фарфарелло. Агенты действуют.

Раздался щелчок, звонивший повесил трубку. И Кудо понял, что стоит, застыв на одном месте и неотрывно уставившись на автоответчик.

Фарфарелло?

Никто здесь не должен знать это имя.

– Они и не знают, – сказал появившийся в дверном проеме Шульдих.

Забыв о еде, Ёдзи повернулся к нему.

– Кто тогда это, по-твоему, был?

Его осенило, что Фарфарелло мог звонить сам себе, люди так иногда напоминают себе о вещах, которые надо сделать, но голос был не похож, да и вообще это было бы…

«Глупо? – продолжил Шульдих. – Сейчас его память достаточно ясная. Сомневаюсь, что ему нужно делать что-то подобное. И на обычный телефонный разговор тоже не похоже». – Мне больше интересно, о каких агентах шла речь, – выхватив у Ёдзи нож, он отрезал себе на тарелку громадный кусок торта. – Удивлен, что Фарфи держит такое в холодильнике, он никогда не любил сладкое, – заметил он, слизывая с пальцев глазировку и с блаженным видом жмурясь. – Мм, вкуснотища. Ёдзи, ты должен попробовать кусочек.

Покачав головой, Кудо убрал остатки еды в холодильник. – Не хочется что-то. Пива? – предложил он, доставая две бутылки светлого немецкого пива.

– О, чудесно. Не очень сочетается с таким тортом, но я, так и быть, не буду возражать.

Шульдих подождал, пока Ёдзи откроет пиво и достанет тарелку из микроволновки, и они вместе вышли из кухни. Кудо остановился у обеденного стола, а Шульдих отправился дальше к дивану. – Шу, не думаешь, что нам стоит есть тут?

– Не. Если мы что-нибудь уроним, собаки съедят это прежде, чем что-то испачкается.

Ёдзи это не очень убедило.

Шульдих приподнял бровь. – На улице не очень холодно. Мы можем поесть на балконе, если ты так боишься, что Фарфи поколотит тебя за уроненные на ковер трюфеля.

Ёдзи хмыкнул.

– Я скажу ему, что когда его нет рядом, ты все время зовешь его Фарфи.

– Он знает.

На балконе оказалось очень приятно. Шульдих растянулся на неожиданно элегантном садовом диванчике, а Ёдзи предпочел сесть за небольшой обеденный столик. Собаки, несмотря на свои внушительные размеры, как-то умудрись вдвоем уместиться под столом. Почти. По крайней мере, места для ног там точно не осталось.

Пожевав несколько минут и придя к выводу, что птица ничуть не хуже, чем в день, когда ее приготовили, Ёдзи спросил:

– Думаешь, этот звонок имеет отношение к Эсцет?

С энтузиазмом поглощавший торт Шульдих оторвался своего занятия, несколько красных крошек пристало к его губам.

– Когда я слышу «агенты», то думаю об Эсцет. Но вообще – понятия не имею.

– Да… когда-то, услышав «агенты», я думал только о Критикер, – теперь же Ёдзи находился в бегах от Эсцет дольше, чем работал на Критикер. Почему-то это казалось невероятным. – Тебе не показалось это предупреждением?

– Мне это ничем не показалось, – это о многом говорило, учитывая, что Шульдих считывал голоса с пугающей точностью, даже если не мог прочитать мысли их владельцев. – Возможно, ему просто передали информацию.

Глаза Ёдзи расширились. – Думаешь, он опять работает на Эсцет?

– Нет, у него нет на это причин.

– Они могли его подкупить...

Шульдих фыркнул.

– Чем? Не думай, что только из-за того, что Фарфарелло нашел удобное местечко, он не способен все разом бросить. Из всех, кого я знаю, он менее всех привязывается к вещам, людям, местам. Он решителен, но не честолюбив и не одержим желанием стать властелином мира, как 95% из Эсцет, и сейчас достаточно самостоятелен, чтобы обходиться без них. Им нечего ему предложить.

– Он привязан к тебе.

Шульдих с задумчивым видом вытер рот и поставил полупустую тарелку на пол.

– Да, он, возможно, привязан ко мне больше, чем к кому-либо еще, но прекрасно проживет остаток своей жизни, никогда меня больше не увидев.

– Это как-то не по-людски, – нахмурившись, заметил Ёдзи. Шульдих пожал плечами, большими глотками поглощая пиво. – Если не на Эсцет, то на кого он может работать?

Еще одно пожатие плеч.

– Больше похоже на то, что он завел собственную сеть информаторов. Может, даже развлекается в занимательнейшем мире интернационального шпионажа.

– Секретный агент? Ноль-ноль-Фарф? Считаешь, он работает на Королеву? – захихикал Кудо.

– Пора бы запомнить, что Ирландия не является частью...

– Да, я знаю, – вздохнул Ёдзи. – Если агенты Эсцет появятся здесь, как думаешь, ты успеешь заметить их прежде, чем они заметят тебя? – неожиданно его захлестнула слепая паника. Смысл сказанного только сейчас дошел до него. Перед тем как они забрали Аю и перебрались сюда, малейший намек, что такое может случиться, заставлял их паковать вещи. Кудо поразила собственная готовность скорее остаться и сразиться с Эсцет, чем снова покидать свой дом – но их целью был Шульдих. Вероятно, они не могли позволить себе остаться.

– Зависит от того, кто появится. Не переживай, Ёдзи. Никто не может убегать вечно, – глаза Шульдиха вдруг как то разом постарели. – Мы не станем легкой добычей. Предупреждение будет, можешь на это рассчитывать. Я не могу обещать, насколько... – он замолчал и одним глотком допил свое пиво. – Может, мне просто спросить Фарфа?

– Нет-нет... не сейчас. Не уверен, что хочу сейчас это знать. Давай просто удостоверимся, что не слишком расслабились.

Шульдих согласно кивнул.

– Я не хочу втягивать Аю в очередную битву с Эсцет, – беспокойно произнес Ёдзи, подпирая голову рукой.

– Хочешь избавиться от него? – нейтральным тоном спросил Шульдих.

Резко выпрямившись, Кудо бросил на него яростный взгляд.

– Нет! Какого черта ты такое говоришь? Как ты можешь такое предлагать после последнего месяца? После вчерашнего дня? – собаки беспокойно зашевелились под столом и негромко зарычали.

– Я говорю о том, Ёдзи, – мягко и четко ответил Шульдих,- что если ты думаешь, что Ая не окажется в центре любых разборок, в которые ввяжемся мы, особенно с Эсцет, то ты сам себя обманываешь. Не рассчитывай, что тебе удастся скрыть от него подобное, или что он позволит нам прикрывать его только потому, что не в лучшей сейчас форме. Если ты действительно думаешь, что Аю надо держать подальше от столкновения с Эсцет, тебе в первую очередь не надо было соглашаться на то, чтобы он ехал с нами. Нас еще не поймали, и этот звонок может не иметь к Эсцет никакого отношения, но мы больше не переезжаем с места на место, а они все еще ищут нас. Меня, – поправился он. – Если они, случайно или намеренно, попадут сюда, они несомненно нас обнаружат. Если тебя мучают сомнения и укоры совести, тебе следует избавиться или от меня, или от него. Учитывая, что группировки Эсцет больше не охотятся на Вайсс, хотя точно мы этого не знаем, это разрешит проблему. Конечно, звонок может означать, что они охотятся еще и на Фарфарелло, в таком случае…

– Хорошо, хорошо, до меня уже дошло. Можешь обвинять меня в том, что я пытаюсь его оградить. Как ты сказал, он не в лучшей форме, – поднявшись, Ёдзи подошел к диванчику и, перекинув ногу через Шульдиха, уселся на него верхом. Он не хотел больше об этом думать, поскольку они ничего не могли поделать в сложившейся ситуации.

– Я тебя обвинять не стану, но учитывая, что Ая уже слегка оправился, он может отшлепать тебя своей катаной.

Улыбнувшись, Ёдзи потянулся, чтобы подцепить пальцем немного сахарной глазури со стоявшей на полу тарелки.

– Насколько я помню, он занимался этим буквально вчера.

– Если бы я имел в виду эту «катану», я бы так и сказал.

Кудо, по-прежнему ухмыляясь, лизнул перепачканный глазурью палец. Действительно вкусно и не слишком приторно. Может, стоит попозже положить себе кусочек.

– Знаешь, идея избавиться от Аи со всех сторон никуда не годится, – заметил он. – Если он недостаточно оправился, у него будет рецидив, а если достаточно, то всю оставшуюся жизнь мы будем скрываться и от Эсцет, и от него.

– Безвыигрышная ситуация, – согласился Шульдих. – Но я только иллюстрировал свою мысль. Я не меньше твоего хочу, чтобы он оставался в нашем доме.

– Я знаю, – Ёдзи провел ладонью по щеке Шульдиха, а затем аккуратно размазал сахарную глазурь пальцем по его губам. – Ммм… – нагнувшись, он принялся целовать, вылизывать и легонько покусывать сладкие губы.

Застонав, Шульдих лизнул его в ответ, и Ёдзи почувствовал, что его отталкивают. Он протестующее заворчал, но Шульдих уже поднес один из оставшихся кусочков торта к его губам, и он открыл рот, позволяя пальцам Шульдиха проникнуть внутрь. Тщательно вылизав их и распробовав угощение, Ёдзи распахнул глаза. – Вау!

– Вкусно, да? – Шульдих лучился таким самодовольством, как будто он сам готовил этот торт.

– Такой сочный. И... а это что такое? Просто тает на языке… – продолжая жевать, Ёдзи нагнулся и схватил тарелку.

– Эй! Кажется, мы тут кое-чем заняты?! – надулся Шульдих.

– Ты сам сказал, что не будешь со мной разговаривать, пока я не накормлю тебя чем-нибудь вкусненьким, так? – Ёдзи взял один из оставшихся кусков торта.

– Верно. Но я уже наелся.

– Ага. Что ж, тогда придется тебе кормить меня.

– У тебя явные проблемы с логикой, но ты меня убедил, – засмеялся Шульдих.

– Естественно. Это же Шу-логика.

Шульдих хмыкнул.

– Пора заткнуть чем-нибудь твой хорошенький ротик, – объявил он, запихивая кусок торта в рот Ёдзи.

– Мммм…

* * *

В итоге остатки торта были уничтожены, а тарелка оказалась на полу вместе с большей частью их одежды. Совершенно обнаженный – не считая носков в разноцветный ромбик – Шульдих сидел верхом на Ёдзи. По непонятной для него самого причине Ёдзи считал, что носки в разноцветный ромбик смотрятся на Шульдихе невероятно сексуально, поэтому их уже накопилось на приличную коллекцию. Сам Ёдзи был без рубашки, но его штаны были только спущены до колен. Он яростно вбивался в Шульдиха, а тот – с пламенеющими в лучах послеполуденного солнца волосами и синеющими почище лазурита глазами – казался одновременно нереально сказочным и необузданно диким существом. Невероятно красивым...

Шульдих, ничуть не стесняясь, кричал во весь голос, изгибаясь и страстно лаская собственную плоть, как будто никогда в жизни не испытывал ничего прекраснее. Ёдзи не мог отвести от него глаз.

Но тут телепат начал проецировать ему свои ощущения, и, попав в ловушку исступленного экстаза, Кудо не видел уже ничего, кроме разлетающихся рыжих волос на фоне лазурного неба.

Он был уверен, что весь город слышал их крики, когда они одновременно кончили.

Немного придя в себя, Ёдзи с легким удивлением заметил, что собаки в какой-то момент ушли в дом, оставив их наедине.

– У них хорошие манеры, – пробормотал Шульдих куда-то ему в шею.

– Ммм, – согласился Ёдзи.

«Если мы сейчас не начнем собираться, то заснем прямо тут. Не то чтобы меня особо смущало спать голым на балконе Фарфи, но...»

Мысль о том, что их может обнаружить вернувшийся Фарфарелло, заставила Ёдзи стряхнуть дремотное оцепенение. «Удивительно, что ты не дал мне тут заснуть», – заметил он.

– Я дам тебе здесь заснуть, когда мы выпьем все спиртное в доме и трахнемся в его постели, – отозвался Шульдих.

– Без серьезного телепатического вмешательства этого не произойдет, и при первой же возможности я тебя убью.

– Тогда придется тебя навсегда превратить в марионетку, – натягивая штаны, сказал Шульдих.

– Хмм… Это тебе наскучит.

– У меня еще останется Ая.

– Он никогда не простит тебе такого насилия надо мной.

– Секс, основанный на ненависти, – один из лучших.

Ёдзи натянул на себя рубашку. «Чувствуется, что ты много над этим думал».

Телепат недоверчиво глянул на него. «Привет. Меня зовут Шульдих. Мы знакомы?»

Кудо засмеялся. И в неожиданном приступе эйфории подхватил своего бойфренда на руки и закружил вокруг себя.

– Малыш, ты мой самый любимый на свете человек, ты это знаешь? – сказал он, опуская любовника на ноги.

Шульдих ошеломлено моргнул, но через мгновение засиял широчайшей улыбкой. Он буквально светился от счастья, но одновременно его глаза наполнились влагой, а губы задрожали. «Не говори таких вещей», – шепнул его ментальный голос.

«Это же правда, почему бы мне ее не сказать?» – спросил Ёдзи, подушечкой пальца вытирая скатившуюся по щеке Шульдиха слезу.

– Потому что я знаю, что это правда, и мне приходится верить тебе, и я так счастлив, и я знаю, что… – наползавшие друг на друга слова неожиданно оборвались, словно у Шульдиха перехватило дыхание.

– Ты знаешь, что?.. – повторил Ёдзи, поймав еще пару слезинок.

– Все может только испортиться, – едва слышно закончил Шульдих. Он был совершенно не похож на себя самого минуту назад. – Теперь обязательно произойдет что-нибудь ужасное.

– И у кого тут проблемы с логикой? – Ёдзи взял лицо Шульдиха в ладони.

Он не переставал удивляться, каким уязвимым иногда становился его бойфренд, забывая, что несмотря на все суперспособности, тот все-таки оставался человеком.

Шульдих счастливо улыбнулся, сквозь слезы. – Это Шу-логика. Я люблю тебя, Ёдзи.

Ёдзи поцеловал его в нос. «Поехали домой».

– Да, – отозвался немного пришедший в себя Шульдих, и Ёдзи, собрав пустые тарелки и бутылки, последовал за ним в дом.