02. Охрана и охота

Утром я некоторое время рассматриваю список в блокноте, но приметы молчат – телевизор бубнит что-то непонятное, часы идут исправно, все рыбки живы и чувствуют себя прекрасно.

Приходится отложить размышления – уже 6.15, через сорок пять минут я должен прибыть к мистеру Якахиро, чтобы по распоряжению мистера Такатори сопровождать его в поездке на Хоккайдо. Не думаю, что старый банкир нуждается в такой серьезной охране, но не вижу смысла спорить с мистером Такатори. Мистер Якахиро боится летать самолетами и не любит машины, поэтому ему заказали VIP-вагон в токийском экспрессе.

На стойке у лифта лежит реклама новой модели "Тойоты", цветок в коридоре завял, уборщик в синей униформе катит тележку к техническому помещению. Все спокойно, нигде я не вижу примет. Только у входа на стоянку встречаю молодую женщину, которая писклявым, как у всех японок, голосом отчитывает маленького мальчика:

– Ну куда ты уже успел влезть? В белой куртке!

Плохая примета – услышать перед поездкой о чем-то белом. Работа явно предстоит более серьезная, чем я ожидал.

– Доброе утро, Кроуфорд-сан, – приветствует меня охранник на стоянке, открывая ворота перед моей машиной. У него в руках журнал с заголовком "Вязание".

А ведь как спокойно день начинался.

– Увлекаетесь вязанием? – спрашиваю я.

– Есть немного, – улыбается мужчина.

Вот только что, спицы или нитки?

Думаю, все же нитки.

Балинез.

Когда я выезжаю со стоянки, дорогу мне уступает черный "Ниссан", на лобовом стекле которого блестит маленькая наклейка "Mul-T-Lock", маркировка установленной в машине сигнализации. Такие наклейки я видел сотни раз, но именно эта была приметой. Сигнализацию необходимо проверить, потому что она, скорее всего, неисправна, и машину не сегодня-завтра угонят.

Из потока информации некоторые мелочи выделяются. Одни детали могут годами ничем не отличаться от других, а потом в одно мгновение превратиться в приметы. Вещи, слова, звуки и запахи взаимодействуют как между собой, так и с моими мыслями, являя совершенно новые комбинации, где малейший оттенок наполняется смыслом. Сами они, конечно, не меняются, меняется только мое восприятие.

Наверное, когда-нибудь это явление будет изучено и описано должным образом, а сейчас я могу лишь строить теории и заниматься наблюдениями.

Напротив дома, где мы живем, всегда был "МакДональдс", но типично американская реклама: "МакДональдс. Вот что я люблю" – стала приметой сегодня утром. Возможно, Наги, который туда иногда захаживает, выиграет что-нибудь значительное, – на мелочи типа ручек с логотипом или бесплатной кока-колы приметы не действуют, слишком слабый резонанс.

В любом случае, это не предвещает ничего плохого. На самом деле я совершенно точно знаю, к чему эта примета.

Специальный вагон для банкира благополучно цепляют к составу, а я благополучно сопровождаю мистера Якахиро в его купе, даю инструкции группе его собственных телохранителей и отправляюсь пройтись по вагонам.

Поезд трогается с места. Дорога не займет слишком много времени, я должен только сопроводить подопечного до его резиденции в Саппоро, и собираюсь успеть домой к вечеру.

Сейчас надо разобраться с Балинезом. Конечно, он вполне может быть не один, но это вряд ли, приметы никогда не подводят.

В третьем по счету вагоне я чуть не сталкиваюсь выглянувшим из купе парнем. В руках у него бутылка пива. "Неизменно высокое качество с 1407 года", – гласит надпись на немецком языке мелкими летящими буквами. Немцы явно приврали, не может высокое качество быть неизменным в течение шестисот лет.

Извинившись, я отправляюсь в обратную сторону. Мистер Якахиро едет в пятнадцатом вагоне, а Балинеза следует искать, скорее всего, в четырнадцатом, в купе номер 7. "Неизменно высокое качество" несколько настораживает. Хотя, возможно, речь о том, что Вайсс работают безупречно. Или что именно этот вайсс неимоверно хорош во всех смыслах.

Но больше это похоже на то, что я не смогу довезти клиента до дома.

Кудо даже не вздрагивает, когда я открываю дверь купе. Наверняка знал, что я буду в поезде. Должен же он хотя бы удивиться, как быстро и безошибочно я его вычислил?

– А, привет, Кроуфорд! – выдает он, улыбаясь и не переставая копаться в дорожной сумке.

– Хочу предупредить вас, мистер Кудо, что если вы покинете свое купе до того, как поезд прибудет в Саппоро, я буду вынужден вас убить, – холодно говорю я.

– Чего? – возмущается он, бросая сумку. – Да у меня бабушка в Саппоро живет! Нужен мне твой клиент!

На нем тонкие холщовые штаны и свободная белая футболка. В такой светлой одежде он выглядит гораздо более смуглым, чем на самом деле. Или просто успел загореть с того момента, как я видел его в прошлый раз. – Тем не менее, я вынужден просить вас не покидать купе, – продолжаю настаивать я.

– А если мне приспичит? – он простовато ухмыляется и достает из кармана пачку сигарет. – Ну, покурить или трахнуться. Я все-таки в отпуске, – парню надо было играть в театре, а не бегать за тварями тьмы, вроде меня.

– Тогда я буду вынужден... – я уже устал повторять, но ему и самому, кажется, надоело слушать третий раз одно и то же, потому что он перебивает:

– Ну, ладно, договорились. Вот черт! Уже спокойно в поезде проехать нельзя! В купе, между прочим, курить нельзя! И что мне теперь делать?!

– Бросайте курить, мистер Кудо.

– Обязательно, – усмехается он, и одним махом стягивает через голову футболку.

Я снимаю очки и аккуратно кладу их на столик. Мне нравятся японцы, смуглые, тонкие, темноволосые... Кудо – полукровка. Зеленый цвет радужки – рецессивный ген, нужна особая комбинация, редкая даже у европейцев. Но глаза у него раскосые, как и положено японцу, и фигура слишком тонкая, хотя мы с ним почти одного роста. Чего-то одного было бы недостаточно, чтобы рассматривать возможность присвоить дольку его короткой и несчастливой жизни, но все вместе заставляет задуматься.

Он поднимает руки и начинает развязывать мне галстук. Массивные часы на его запястье выглядят зловещей приметой, отсчитывают последние минуты чьей-то жизни.

– Осторожно, Кудо, не помни костюм, – предупреждаю я.

– Так сними, – ухмыляется он и впивается мне в шею.

Я вижу на стенке купе наклейку с рекламой обслуживания пассажиров – чай, кофе и прочая чушь, поэтому закрываю защелку на двери у себя за спиной.

– Не боишься, что, пока я буду тебя здесь отвлекать, клиента уберут? – ехидничает он, жарко дыша мне в шею. На коже остались частички его слюны после поцелуя, в этих местах словно огонь разгорается.

– Нет. Клиент в безопасности, – отвечаю я, глажу его по растрепанным волосам и целую в губы. Он горячий и настойчивый, вкус дыма и перечной мяты на моем языке проникает в кровь, как быстродействующий яд.

Через две минуты я уже трахаю его на столе. Кудо старается держаться молча, сцепив зубы, мои толчки заставляют его вздрагивать и хватать ртом воздух, но он не издает ни звука, даже когда кончает. Только с трудом дышит, глядя на меня. Мне хочется спуститься ниже и слизать сперму с его живота, но я сдерживаюсь. Парню вовсе не обязательно видеть это, у него и так самооценка завышенная.

Приметы преследовали меня задолго до нашей первой встречи – расшифровать их я не мог, но ничего плохого они не сулили, поэтому я не особенно беспокоился. Леска, строительные тросы, струны, паутина, статья в журнале о конструкции виселицы, тонкие порезы на пальцах. Несколько месяцев назад мы встретились на четвертом этаже здания корпорации "Японские авиалинии". Не знаю, что делали там Вайсс, а мне нужно было изъять из архива запись видеонаблюдения за последним рейсом Париж-Токио. Я столкнулся с Кудо в коридоре – он был один, в черном плаще, перчатках и легкой бесшумной обуви. Мне удалось отбить его проволоку, но достать пистолет я не успевал, поэтому пришлось драться. Он был не слабее меня, хотя легче килограммов на пятнадцать, к тому же прекрасно владел рукопашным боем. Мы умудрились быстро блокировать друг друга и замерли. Он лежал на мне сверху, и я смог рассмотреть его очень близко – Кудо был красавчик, каких поискать. И пахло от него чем-то терпко-свежим. Правда, парень смотрел на меня с яростью и постоянно дергался, пытаясь освободиться и в то же время не отпустить меня. Я улыбнулся и легко поцеловал его в губы.

Метод оказался более чем действенным – он мгновенно вскочил и умчался, только плащ мелькнул.

Когда мы встретились в следующий раз, Шварц охраняли мистера Нариту, соратника мистера Такатори, но мое руководство распорядилось сдать его, поэтому охрана сводилась к тихому и безучастному присутствию. Вайсс не заставили себя ждать, а мы не стали вмешиваться, поэтому мистер Нарита отбыл в мир иной. В тот раз Кудо сам нашел меня, и, когда встало солнце и все телеканалы уже вопили о смерти известного промышленника, мы занимались сексом в гостиничном номере.

Мы никогда не встречаемся специально. У нас нет никакого канала связи, просто иногда сталкиваемся на работе. Не знаю, зачем это нужно Кудо, но мне это нужно исключительно из эстетических соображений – во всех смыслах приятно иметь такое сильное, красивое и опасное существо.

Кудо лениво переваливается со стола на полку и вытягивает длинные ноги, сквозь полуприкрытые ресницы наблюдая, как я надеваю пиджак. Кожа у Кудо везде одного оттенка, и я думаю о том, что он загорает либо в солярии, либо на пляже без плавок. Последняя мысль мне неприятна. Я знаю, почему именно, и от этого она неприятна вдвойне.

– Как твой костюм? – интересуется он.

– Не переживай, – отвечаю я.

– А я и не переживаю.

Кудо сует в зубы сигарету и тянется за зажигалкой, но она лежит на столике слишком далеко, чтобы ее можно было достать с полки. Вынимаю из кармана брюк свою, протягиваю ему и предупреждаю:

– Пожарная сигнализация сработает.

Он поднимает одну бровь, держа сигарету во рту и гнусно ухмыляясь. Вот черт.

Мы снова трахаемся, и на этот раз я не успел раздеться. Когда кто-то стучит в дверь и, не дожидаясь ответа, пытается ее открыть, Кудо  раздраженно спрашивает:

– Чего надо?

– Вы заказывали кофе.

– Я передумал! – громко заявляет он, а потом шепчет мне, кусая за ухо: – Или ты хотел кофе?

Рубашка безнадежно помялась, но под пиджаком ее все равно не будет видно.

– Передавай привет своему клиенту, – салютует Ёдзи незажженной сигаретой, когда я собираюсь уходить.

– Обязательно. Тогда передавайте привет и вашей глубокоуважаемой бабушке, мистер Кудо, – я откланиваюсь и выхожу из его купе, успевая краем глаза заметить, как он улыбается.

Н-да, действительно, неизменно высокое качество.

Над дверью вагона, чуть выше расписания остановок, вижу очередную примету – "Счастливого пути". Думаю, мне удастся доставить мистера Якахиро до его дома. А что там с ним дальше будет – не моя забота, мистер Кудо.

Когда я вечером возвращаюсь домой, рекламные буклеты "Тойоты" выглядят так, словно их кто-то случайно сбросил со стойки, и потом в спешке положил обратно. Из-под стопки выглядывает совсем не аккуратно положенный листок, на котором видны только первые две английские буквы "То".

Тойота, Тошиба, Токио, Торонто, торий, Томпсон, Тору, Тот¹.

Будет что-то плохое.

1. Тот – кодовое имя младшей убийцы из команды Шрайнт, в переводе с немецкого значит "мертвая"

04. Вайсс в игре

Приметы ведут меня. Мигалка "Скорой", грузовик с надписью "GreenLine", горящая орхидея на вывеске тату-салона, лоток торговца цветами.

Когда я останавливаюсь перед светофором, в поле зрения попадает маленький бар, около которого разговаривают две школьницы, у одной из них на руках сидит рыжий котенок.

Паркуюсь перед кафе. Надо подождать. Если я все верно истолковал, то Кудо скоро появится. Минут десять я просто наблюдаю за окнами бара и курю, приоткрыв окно. Мелкая дождевая пыль оседает на рукаве моего пиджака.

Как же давно я не носил черных костюмов.

Докурить я не успеваю – из бара выходит Кудо, в рубашке и джинсах вместо черного плаща. И перчаток нет, только часы. Он садится ко мне в машину, резко захлопывает дверь, и спрашивает:

– Чего надо, Шварц?

Я молча смотрю на его профиль. Уличные огни окрасили его скулу в зеленовато-матовый. На светофоре загорается желтый и быстро меняется на красный.

– Я спросил, чего тебе надо, – повторяет он, поворачиваясь ко мне, и я понимаю, что Кудо не просто пьян, он набрался до чертиков.

– Я понял, ты просто хотел меня трахнуть! – он нервно смеется и достает из кармана сигарету. Руки у него чуть подрагивают.

Я откидываюсь на сидении и затягиваюсь сигаретой. Светофор меняет цвет с зеленого на желтый, потом на красный, будто примеряя на его лицо карнавальные маски.

Наверное, я должен сказать правду, – что я не могу больше находиться в той квартире, не могу контролировать свои мысли, не могу ничего делать, что единственный человек, который был мне дорог, умер; что я не знаю, как справиться с этим всем. Но Кудо нет до этого никакого дела, поэтому я говорю:

– Не с кем было выпить.

– Обещай, что это не касается работы, – требует он.

– Не касается, – обещаю я.

– Кроуфорд, если ты врешь... – зло шипит он, вцепляясь мне в пиджак.

– Я не вру, Кудо, – сквозь зубы отвечаю я.

От него разит спиртным, глаза лихорадочно блестят, лацкан моего пиджака трещит у него в руке.

– Чертов гайдзин, – немного запинаясь, шепчет он. – Ненавижу тебя.

Красный свет отражается в его глазах. У парня совершенно сумасшедший вид.

Мы идем в бар, где он сидел до этого. Я никогда не пью: спиртное рассеивает внимание, а если я начну пропускать приметы, это может плохо закончиться, поэтому мы пьем кофе.

Кудо недовольно бормочет:

– Кроуфорд, какого черта ты приперся? Я так хорошо набрался, даже начал верить, что реальность – мой кошмарный сон.

– Мое появление тебя отрезвило? – усмехаюсь я.

– Еще бы! Я думал, тебе меня заказали.

– Я занимаюсь не заказными убийствами, а охраной объектов.

– Слушай, а правда, что у тебя бывают видения о будущем? – спрашивает Кудо, пристально глядя на меня.

– Правда. А что?

Обычно меня спрашивают о смерти или о любви. Или просят сказать, какой номер выиграет в лотерею. Или кто будет следующим президентом.

– Ничего, – улыбается Кудо. – Просто я не верил раньше.

– А теперь – веришь?

– Угу, – он смеется. – Ты же пообещал, что будешь говорить мне только правду.

Странно, но от этих разговоров мне становиться легче. Я и так знал, что не виноват в смерти Наги, что это был несчастный случай, но все равно не находил себе места.

Меня охватывает спокойствие, словно мягкая волна накрывает. Изменить что-то уже невозможно. Я знаю, что смогу взять себя в руки и работать дальше.

Мимо нашего столика проходит человек в длинном светлом плаще, под мышкой зажата газета. На сгибе можно прочесть заголовок статьи: "Защитите китов!"1.

Примета бросается мне в глаза, но я не могу понять, к чему она. Замечаю, что Кудо проследил мой взгляд и тоже смотрит на газету.

Начинаю лихорадочно озираться по сторонам. Должно быть еще что-то, такие приметы не  бывают единичными.

На градуснике у дома напротив, недалеко от светофора, электронная цифра 7 сменяется на 6.

– Что случилось? – спрашивает Кудо. Я вижу, как его руки сжимаются в кулаки.

– Позвони Бомбейцу, – ровно говорю я.

– Кроуфорд!

– С ним что-то случится, с минуты на минуту. Если он собирался куда-то идти, то пусть сидит дома.

– Откуда ты знаешь?

– У меня было видение. Только что.

Подозрительно глядя на меня, он достает из кармана телефон и звонит.

– Оми? Привет, ты чем занимаешься? Чем? С Окой? Подожди минутку, – Кудо прикрывает трубку ладонью и говорит мне: – Он со своей подружкой в кафе сидит.

– Скажи, пусть сидит тихо, что бы ни случилось, и ждет тебя.

Кудо кивает и говорит в трубку:

– Оми, слышишь, я сейчас... Оми? Алло? Алло?

Не успел. Чужих людей я хуже чувствую.

– Черт, да что такое! – возмущается Кудо. – Музыку слышно на заднем плане и вопли какие-то, а он не отвечает!

Ловит мой взгляд и, кажется, сразу понимает.

Я остаюсь в кафе после того, как Кудо убегает. Машин на дороге становится все меньше, а к полуночи она и вовсе пустеет. Но светофор все равно работает, отражаясь в мокром асфальте. Красный, желтый, зеленый. Желтый, красный, желтый. Зеленый, желтый, красный. Его шатает от ветра, а вынужденных следовать его командам в поле зрения нет, только мокрые грязные листья на асфальте подрагивают под дождем.

Я оставил Кудо свой номер, и он звонит незадолго до полуночи. Цукиёно с подружкой сидели в кафе. Компания, упившаяся до поросячьего визга, решила сыграть в дартс, и кто-то из них то ли промахнулся, то ли руку подбили. Настолько сильно, что дротик попал Бомбейцу в шею и пробил сонную артерию. Кудо орет в трубку и матерится, но я ничем не могу ему помочь.

Дома в своей спальне я нахожу тот список. Наги и Цукиёно уже нет. Следующий – Хидака. Потом Фарфарелло.

Что же это такое, черт возьми?! В обоих случаях причиной смерти были случайности – неслучайные случайности. Машина ударила Наги настолько сильно, что у него почти не осталось целых костей, а ведь именно так убивал он сам, расплющивая жертву в лепешку. И Цукиёно погиб от того оружия, каким пользовался сам.

Утром мы с Шульдихом едем к мистеру Такатори, у него переговоры с филиппинской делегацией. Шульдих подавлен и молчалив.

– Брэд, ты от меня что-то скрываешь? – наконец спрашивает он.

– Что ты имеешь в виду? – я делаю вид, что не понимаю.

– Ты что-то видел? – напряженно говорит он.

Шульдих не может читать мои мысли с такой легкостью, как мысли большинства других людей, но какие-то остаточные образы ему достаются всегда, как бы я ни пытался закрыться.

– Не переживай, все под контролем, – успокаиваю я.

– Врешь! Ты что-то видел! Скажи мне! – требует Шульдих.

Конечно, я вру.

У меня в машине играет диск "INXS". "Блондинка-самоубийца".

Я рассказываю ему про список, только факты, никаких домыслов, Шульдих умный человек, выводы сделает сам. Он мрачнеет еще больше и не говорит ни слова, пока мы едем до резиденции мистера Такатори.

После того, как встреча у мистера Такатори заканчивается, я отправляю Шульдиха проверить ту компанию, из-за которой погиб Бомбеец, но, конечно, это совершенно случайные люди.

К утру я понимаю, что Хидака тоже погиб. Приметы роятся, скребут по нервам, их слишком много. Звоню Кудо – он полумертв от усталости, но не отказывается говорить со мной. У них ночью была миссия, Хидака должен был проникнуть в здание химического завода через вентиляционные каналы, где они предварительно отключили энергоснабжение, но операторы в центре управления заметили, что вентиляция не работает, и включили ее. Хидаку задело лопастями вентилятора, мимо которого он как раз пытался пробраться.

Фарфарелло следующий.

Не верю в такие случайности, и никому не доверяю.

Я знаю, что нужно Эсцет, я видел их карты и планы в тех самых видениях о будущем, которого мне знать не положено. Если бы они узнали про мои планы, то просто забрали бы меня, тихо и незаметно, а на мое место прислали бы другого исполнителя.

Это представление устроили не они.

1. "Защитите китов!" – по-японски имя «Мамору» означает «защитник», а Мамору – настоящее имя Оми.

06. Песни духов

На улице идет снег. Кудо сидит на набережной и смотрит в посеревшее море, сгорбившись и кутаясь в свою тонкую куртку. Волны захлестывают волнорез и отступают, оставляя в воздухе брызги и водяную пыль.

Я останавливаюсь рядом с ним.

Он смотрит снизу вверх, сощурившись. Он бледный и изможденный, под глазами серые тени, волосы мокрые от снега. Дым из зажатой в зубах сигареты мгновенно уносит ветер. Его часы впервые не выглядят приметой, и я понимаю, что он больше никогда не будет убивать.

Никогда, если я не придумаю, как избавиться от проклятых случайностей, идущих за нами по пятам.

– Привет, – улыбается Кудо. – Ты снова в черном.

– Да, – отвечаю я.

– Белый тебе больше к лицу.

– Двоих из моей команды уже нет, и я ничего не смог сделать.

Он вздрагивает.

– Видения говорят мне, что ты остался один.

Не буду же я объяснять ему, что такое приметы, и как они работают. Я никогда не объясняю – кому надо, и так об этом знают.

– Пошел ты, Кроуфорд. Что тебе нужно?

Кудо говорит тихо, устало, словно на самом деле ему совершенно все равно, отвечу я или нет.

–  Как умер Фудзимия? Какой-то взрыв?

– Сегодня утром он отправился к сестре в больницу... Я говорил, чтобы он не ходил, да разве ж он послушает... Она в кислородной маске лежит, и что-то с подачей кислорода случилось, не знаю точно, что, его нагнало в палату немеряно. Вот и рвануло.

Я сажусь на скамейку рядом с Кудо. Странно, это выбивается из общей схемы. Фудзимия должен был умереть от холодного колюще-режущего оружия.

– Ты уверен? – спрашиваю я.

– Да. Только что ездил на опознание. Манкс говорит, что это проклятие. Что хоть мы и убивали преступников, среди них были и невинные души. Что они прокляли нас и теперь преследуют, не оставят, пока мы все не умрем.

Он прикуривает следующую сигарету от предыдущей и швыряет окурок в лужу.

– Что за бред? – возмущаюсь я.

– Бред? – внезапно орет он. – А как еще ты можешь объяснить этот долбанный цирк?!

– Успокойся.

– Ты, чертов пророк, если ты такой умный, то почему ничего не можешь сделать?! – Кудо продолжает вопить, даже прохожие ускоряют шаг.

Я рывком притягиваю его к себе, и он затихает. Только всхлипывает, словно я поверю, что такой человек, как он, способен плакать.

Мы сидим так до самой темноты, пока на набережной не начинают зажигать фонари. Редкие прохожие оглядываются на нас.

Мы едем ко мне домой. Шульдих перебрался ко мне в квартиру, потому что, по его словам, он слышал из комнаты Фарфарелло пение, похожее на молитву. Я ему не верю: психика телепатов никогда не отличались устойчивостью, у него просто сдают нервы.

Когда мы с Кудо заходим в квартиру, там горит свет. Бывшая комната Наги, та, в которой покончил с собой Фарфарелло, забаррикадирована снаружи поваленным на бок шкафом.

– Брэд, это ты? – слышится голос Шульдиха.

– Да, – отвечаю я.

Из моего кабинета доносится скрежет, словно там двигают тяжелую мебель, и потом из-за двери показывается Шульдих.

Он выглядит совершенно спятившим, глаза воспаленные, руки дрожат. Подходя ко мне, он дико смотрит на Кудо, а потом хватает меня за руку и громко шепчет на ухо:

– Не уходи больше. Там что-то есть.

Он пальцем показывает на бывшую комнату Наги. Кудо настороженно наблюдает за ним.

– Дух, Брэд, злой дух, он ждет, когда мы останемся одни, чтобы прийти и забрать к себе. Он всегда в соседней комнате, просто ждет, когда ты заснешь... когда ты заплачешь... когда ты позовешь его...

Я наотмашь бью его по щеке. Шульдих отшатывается, закрывая лицо руками.

– Ты не понимаешь! – орет он, истерически всхлипывая. – Он зовет меня! Всех нас, только ты не слышишь!

Кудо вопросительно смотрит на меня, хмурясь. Конечно, он прав, Шульдиха надо успокоить, но он не знает, насколько опасен телепат в таком состоянии.

– Шульдих, послушай меня, – я пытаюсь говорить твердо и уверенно. – Никакой мистики нет и быть не может, всему есть рациональное объяснение, просто мы не всегда можем его найти.

– Зовет меня! Он меня... зовет... Слышишь песню, Брэд?..

Шульдих вдруг падет на колени и обхватывает голову руками. Мы с Кудо бросаемся к нему, но он уже заваливается на бок, чуть вздрагивая.

Мы довозим его до больницы в соседнем квартале за шесть с половиной минут, и он еще дышит. Врач бегло осматривает его, говорит, что это, скорее всего, кровоизлияние в мозг, после чего Шульдиха увозят в реанимацию. Или в операционную. Не знаю точно.

Мы с Кудо сидим в коридоре и ждем. Мимо нас ходят люди – в белых халатах, в синих хирургических костюмах, в обычной одежде. По коридору провозят каталки и медицинские кушетки на колесиках. Кудо молчит, но я слышу его дыхание.

Нигде нет ни единой приметы, словно я перестал их видеть. Я чувствую себя слепым, будто выколол себе глаза, как Фарфарелло.

Врач возвращается через полчаса и сообщает, что спасти его было невозможно – обширное кровоизлияние, задевшее практически все жизненно необходимые участки мозга.

08. Циновки и нитки

Я немного сомневался, но Кудо умеет пользоваться огнестрельным оружием, он выбирает из моего арсенала то, что ему нравится, и с уверенностью профессионала, ни минуты не колеблясь, прикручивает глушитель.

Пока он собирается, я работаю за компьютером Наги. Он уже давно все подготовил, мне остается только ввести несколько паролей, это занимает максимум десять минут. Потом звоню мистеру Такатори и сообщаю, что наша команда, скорее всего, больше не будет его охранять, и я должен прибыть к нему в офис для передачи дел начальнику его собственной службы безопасности.

Мистер Такатори хрипловато смеется и объявляет, что отпразднует потерю интереса Эсцет к его персоне.

Я бы тоже посмеялся.

Мы едем в офис мистера Такатори в моей машине. На улице такой туман, что приходится включать габаритные огни, видимость не больше двадцати метров.

– Ёдзи, ты должен делать то, что я говорю, не задумываясь. Если я говорю "падай", то сразу падай, даже если у тебя под ногами шахта лифта. Если я говорю "стреляй", то стреляй, даже если перед тобой дряхлая старушка. Понял?

– Понял. Может, все-таки расскажешь? – уговаривает меня Ёдзи. Я сказал ему, что знаю, кто убил его друзей, и пообещал, что позволю ему самому разобраться с этим человеком.

– Я скажу, только не сейчас. Сейчас нельзя, поверь мне. Предвидение, помнишь?

– Да, – кивает он. Ёдзи спокоен, словно мы едем отдыхать, только трет мочку уха, где раньше было маленькое колечко.

– Сережку зачем снял? – спрашиваю я.

– Да подумал просто, вот буду я лежать в морге, синий, страшный и мертвый, – сообщает Кудо. – Сережка в такой ситуации будет совсем глупо выглядеть.

Мы смеемся, будто такие шуточки делают нас бессмертными.

В здание корпорации Такатори нас впускают без проблем, мой электронный пропуск никто не заблокировал. Охрана еще не знает, что я сдаю свои полномочия, поэтому послушно покидает приемную по моему распоряжению.

– Здравствуйте, мистер Такатори, – говорю я, заходя к нему в кабинет. – Зовите Шульдиха, надо поговорить.

Мистер Такатори встает со своего кресла, и с яростью смотрит на меня в упор. Стол, на который он опирается, трещит под его весом. Пятно на циновке высохло, но я знаю, что оно там было.

– Кроуфорд, что ты себе позволяешь! – шипит он.

– Быстро! – ору я, выхватывая пистолет и целясь ему в лоб.

– Ладно, Брэд, успокойся, – раздается насмешливый голос, и из-за двери, ведущей в комнату переговоров, показывается Шульдих, живой, ехидно ухмыляющийся и небрежно одетый. – Не трогай мистера Такатори.

Я чувствую рядом движение Кудо и резко говорю:

– Кудо, стой.

– Они вместе... они вместе это сделали, да? – тихо говорит он, тяжело дыша, но все-таки слушается меня и не двигается.

– Конечно, вместе, – отвечаю я. – Шульдих хотел получить свободу, и хотел ее прямо сейчас, он не способен ждать.

– Где я прокололся, Брэд? – он смотрит мне в глаза и улыбается, пытаясь проникнуть в мои мысли.

– На надписи "Он пришел". Фарфарелло никогда не заботили внешние эффекты.

– Шульдих, ты гарантировал, что он не узнает, – кипятится мистер Такатори.

Я чувствую ментальное давление Шульдиха, оно сжимает виски так сильно, что, кажется, трещат кости, но теперь, когда я знаю о вмешательстве, то могу его игнорировать. А он, кажется, еще надеется внушить мне уверенность в своей непричастности, надеется заставить меня забыть и уйти.

– Кудо, мистер Такатори твой. Только осторожно, у него в ящике стола пистолет.

Кудо, кажется, даже не дослушал до конца, рванувшись вперед, а я стреляю в Шульдиха. Его сложно достать, он движется со скоростью мысли, но я хорошо его знаю, поэтому третья или четвертая пуля попадает в цель. Ошметки циновок и сухих икебан разлетаются фейерверком, мешаясь с кровью, но у меня пистолет с глушителем, поэтому все сопровождается только едва слышными хлопками. Странно, но я не чувствую ненависти, только сожаление, что все так бездарно закончилось. Когда я подхожу к Шульдиху, он улыбается. Две пули попали ему в грудь, щеголеватый зеленый пиджак разорван в клочья, кровь – ярко-алая, как маковый цвет.

– Мне жаль, Шульдих, – говорю ему я.

– Тебя заберут Эсцет, – шепчет он. Кровь выплескивается у него изо рта вместе со словами. – А я... никогда не вернусь... туда...

Я стреляю ему в лоб.

Кудо еще не закончил. Мистер Такатори хрипит, пытаясь избавиться от проволоки на горле, не замечая, что она спеленала все его тело.

– С чего начнем? – спрашивает Кудо, зажигая сигарету. Глаза у него просто бешеные, я понимаю, что он собирается сделать из мистера Такатори пособие по судебной  медицине.

– Кудо, у нас мало времени, – предупреждаю я.

– Расскажи мне, зачем они это сделали, – просит Ёдзи и чуть-чуть стягивает проволоку. Там, где она касается кожи, выступает кровь, а одежда расходится, как под скальпелем.

– Мистер Такатори через неделю должен был стать премьер-министром Японии. В принципе, получив в распоряжение ресурсы такой страны, можно было избавиться от власти Эсцет. Ты же знаешь, кто такие Эсцет, Ёдзи?

– Догадываюсь, – отвечает он.

– Но для этого мистеру Такатори нужно было для начала избавиться от Шварц, фактически – от меня. Вот они с Шульдихом и договорились, потому что Шульдих тоже хотел уйти из Эсцет, и мистер Такатори показался ему достойным партнером для такого дела. Мой план был для него мутным, слишком длинным и не совсем надежным, поэтому Шульдих предпочел работать с мистером Такатори.

– Не трогай Шульдиха, он не виноват, – говорит мистер Такатори.

Надо же, даже в такой ситуации в его голосе сохраняются властные нотки.

– Я его убил, – сообщаю я.

Его лицо искажается, словно он способен чувствовать так же, как и другие люди. Как трогательно.

– Думаю, на включении Вайсс в список настоял мистер Такатори. Не знаю, кто придумал столь хитроумный план, но, скорее, Шульдих, у него всегда была склонность к дешевым эффектам. Он надеялся перехитрить меня. Убийствами занимался тоже он, телепату очень легко подстроить такие случайности. А вот о Фудзимии, думаю, позаботился мистер Такатори, да? Вам казалось, что нужно завершить начатое, правда?

Мистер Такатори молчит.

– В конечном итоге они, конечно, хотели убрать меня. Став премьер-министром, мистер Такатори планировал закрыть страну для Эсцет, и, чем черт не шутит, может, что-нибудь из этого и вышло бы.

– Почему он просто не убил тебя? – спрашивает Кудо.

– Смеешься? Я читаю будущее. Он должен был создать ситуацию, когда я заранее знал бы о своей смерти, но не стал бы сопротивляться. Ладно, Кудо, хватит, мы спешим.

Ёдзи что-то делает со своей проволокой, и мистер Такатори оказывается подвешенным за шею посреди комнаты. Кажется, я слышал хруст позвонков. Кудо бросает окурок в окно, руки у него дрожат.

– Ёдзи, мы должны выйти отсюда, будто ничего не случилось. Я закрою дверь своей карточкой и предупрежу секретаршу, что шеф просил не беспокоить. У нас будет несколько часов форы. Едем за документами и в аэропорт.

Он кивает, и мы уходим.