Шульдих никогда не признается в этом. Даже под дулом пистолета.
Точнее, ОСОБЕННО под дулом пистолета. Потому что единственный человек, который может наставить на телепата пушку и не умереть в страшных мучениях - Кроуфорд. А тайна немца связана именно с ним.
С железным, Брэдом, мать его, Кроуфордом.
Всё началось год назад. Из глупости, нелепой бессонницы и головной боли.
Мозг Шульдиха тогда был готов вот-вот взорваться и растечься по черепной коробке кровавым месивом. И не было ни одного лекарства, которое бы спасло. Оставался только один выход - наслать на себя самого иллюзию. Своеобразный «наркотический» сон, эдакую сказку, в которую можно было уплыть из реальности, наполненной адской болью.
Она на самом деле спасла телепата. После он ещё не раз применял её. Откровенно говоря, при каждом приступе.
Рыжий называл её «Отражением». Она точь-в-точь походила на настоящую жизнь: те же дома, те же люди, те же события. Но… в то же время всё было иначе. По-другому. Дома порой стояли не в том порядке и не на той стороне улицы. Люди совершали совсем несвойственные поступки, а события приводили к совсем не тем последствиям.
Сначала немцу это даже нравилось. Искренне забавляло. В конце концов, это на самом деле смешно, когда Фарфарелло хрипло распевает религиозные песенки в дУше, а крашеный в блондина Наги с громкой руганью носится по дому, собираясь на свидание.
Однако вскоре иллюзия стала откровенно беспокоить Шульдиха.
Телепата пугал Кроуфорд. ДРУГОЙ Кроуфорд. Не такой равнодушный и жестокий, как в настоящей жизни.
В отражении он… Он мог быть мягким. Терпеливым, заботливым, чутким. Его взгляд всегда оставался тёплым. И он улыбался. По-настоящему. Едва заметной, но всё-таки очень светлой улыбкой. И улыбался всегда только Шульдиху.
Он не избегал прикосновений. И не морщился каждый раз, когда телепат случайно задевал его руку.
А пару раз, только ныряя в иллюзию, телепат чувствовал, что падает в чьи-то объятья. Непривычно нежные.
Он открывал глаза и видел перед собой лицо оракула.
После, возвращаясь в реальный мир, немец ещё долго лежал бездумно глядя в потолок и честно пытаясь понять - какого черта это было?
Что всё, мягко говоря, плохо, Рыжий понял, когда поймал себя на том, что лезет в «Отражение» без особой на то причины. Голова не болела, а за день он так вымотался, что уснул бы без проблем. Но… его тянуло в сказку.
Шульдих резко вскочил с постели и ещё несколько часов бесцельно слонялся по дому, пытаясь привести взбаламученные чувства в порядок.
Он хотел вернуться в иллюзию. К той неправильной жизни, в которой офис Такатори находился на два здания дальше, Наги менял девушек, как перчатки, Фарфарелло регулярно посещал церковь, с искренним желанием помолиться, а к Кроуфорду можно было запросто подойти и обнять его.
Шульдиха трясло. В привычном мире ему хотелось выть от безысходности, а возвращаться в морок было по-настоящему, впервые в жизни, страшно.
Уже два месяца телепат не боролся с изредка накатывающей головной болью. Он с отчаянным мазохизмом упивался её, упрямо твердя себе: «…отражение только искажает действительность. Ничего никогда не было и не будет. Всего лишь галлюцинация. Этот человек никогда не будет улыбаться тебе, рыжий идиот. Он никогда не будет к тебе добр. Сказка, всего лишь глупая сказка, для маленького тупого ребенка. Ничего больше. Конфетка от головной боли. Чушь! Бред больного воображения…»
Но до чего же хотелось снова уйти туда.
Кроуфорд писал кому-то письмо. Его пальцы шустро бегали по клавиатуре. Шульдих сидел недалеко от него на диване и молча смотрел на оракула через зеркало, висящее на противоположной стене.
На лице американца застыло задумчивое выражение, странным образом сгладив привычные жесткие черты, спрятав ледяную маску.
Телепат почти не дышал, с жадностью, отчаяньем, до боли вглядываясь в лицо оракула. Такой Кроуфорд был безумно похож на того… ДРУГОГО.
Шульдих сглотнул и шумно выдохнул. Чертово «Отражение», проклятая иллюзия, дурацкая сказка… Она сводила его с ума.
Брэд поднял глаза и встретился взглядом с немцем. Телепат невольно вздрогнул, словно его поймали за чем-то особенно неприличным и смущающим.
Кроуфорд улыбнулся.
Рыжий почувствовал, как его сердце пропустило удар.
Американец вновь вернулся к письму.
Шульдих закрыл глаза, тщетно пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли.
«Я всё-таки сбежал в иллюзию? Или… это «Отражение» ворвалось в мою жизнь?…»
Конец
