Ночной Токио живет своей жизнью.

По улицам, расцвеченным яркими огнями, проносятся машины. В тонированных стеклах отражается спешащая своим делам толпа, красочные витрины магазинов… Но если смотреть сверху, например, из окна пентхауса одного из небоскребов, не разглядишь ни людей, ни машин… Лишь одни неверные блики. Но ему не нужно их видеть. Он слышит их.

Возле окна стоит стройный молодой человек в белом, и отблески неоновой рекламы творят забавные вещи с его длинными рыжими волосами, в беспорядке разметавшимися по плечам. Пурпурный блик сменяет голубой, голубой сменяется желтым… Человек не замечает этого. Ему нет дела ни до феерии света, ни до горожан. Длинные ресницы прикрывают зеленые глаза, на лице – спокойствие. Он слушает. Мешанина образов, чужих неясных мыслей в голове. Можно было бы поставить блок, но тогда он пропустит того, кого ждет уже несколько часов, практически не двигаясь с места.

В комнате – едва слышное попискивание медицинских приборов. На кровати неподвижно лежит девушка в больничной сорочке, в вены вставлены трубки, и мерно работает аппарат искусственного дыхания. Человек у окна слегка поворачивает голову, кидает быстрый взгляд в сторону постели и снова отворачивается. Беспокоиться не о чем.

Из соседней комнаты доносится стук клавиш. Наги.

Телепат мысленно ищет Фарфарелло. Тот лежит в своей комнате, разглядывая перевернутое распятие над кроватью и бормочет вечные проклятья Богу… Но беззлобно, скорее по привычке.

Часы на небоскребе напротив высверкивают четыре ноля. Где же, черт возьми, Брэд?!

Скоро сбудется их мечта, то, к чему Шварц шли так долго, безжалостно сметая все на своем пути, и не предвидится препятствий… Будь иначе, Оракул бы сказал. Шульдих хмурится, задумчиво покусывая нижнюю губу. Решающий момент вот-вот наступит, осталось совсем немного! Но Брэд… С ним явно творится что-то странное.

Лидер Шварц и раньше не отличался особой разговорчивостью, но последний месяц к нему было практически невозможно подойти. Не говоря уж о том, что почти все время, когда не было заданий, он где-то пропадал, а возвращаясь, закрывался в кабинете и кому-то звонил... Создавалось такое впечатление, будто Брэд не спал вообще. Круглосуточно – переговоры – треск клавиатуры ноутбука – переговоры. Словно предусмотрительный Оракул готовил для Шварц пути к отступлению. Куда? Зачем? Шульдих пытался проникнуть в его мысли. Как всегда, бесполезно.

Безупречный блок. Ледяной взгляд. На лице – ни тени эмоций.

Что уж говорить о том, что больше он не подпускал Шульдиха к себе… Телепат изо всех сил старался обратить на себя внимание, и иногда развязностью манер вполне мог поспорить с уличной шлюхой. Но в ответ слышал лишь бесстрастную рекомендацию заняться своими делами.

Они стали любовниками год спустя после того, как телепат вошел в Шварц. С тех пор, как Шульдих встретил американца – единственного, кто мог противостоять его силе, рыжего не покидало желание заполучить высокомерного Кроуфорда в свою постель. Немец надеялся, что сможет заставить его открыться, поймет, что же спрятано внутри этой шкатулки с секретом. И тогда Брэдом можно будет манипулировать так же, как другими… В конце концов его мечта сбылась. Но ничего не изменилось. Даже во время секса, жесткого, почти безжалостного, американец сохранял такой же безукоризненный контроль, что и всегда, блокируя все попытки телепата прорваться сквозь внутренние барьеры. Рыжий с ума сходил, пытаясь понять, что же скрывается за маской спокойствия, которую носил Брэд, но бесполезно. На лидера Шварц не действовали ни попытки вызвать ревность, ни неповиновение. Наконец телепат махнул на это рукой, но было уже поздно. Шульдих понял, что тот привязал его к себе накрепко, не делая для этого ровно никаких усилий, а навязчивая идея постепенно переросла в нечто большее, чем просто влечение.

На фоне многоголосия толпы и нестройного хоровода собственных мыслей телепат едва не пропускает момент, когда в эту мешанину вплетается ощущение знакомого присутствия. Опуская щит и отрезая гул толпы, Шульдих быстрым шагом пересекает комнату и тихо прикрывает за собой дверь.

Брэд идет по коридору. В полумраке сверкает тонкая оправа очков, когда он кидает усталый взгляд на возникшего перед ним телепата.

– Брэдли? Что так долго? – интересуется тот.

Не ответив, тот проходит мимо в свой кабинет. Ставит на стол кейс и опускается в кресло.

– Все в порядке? – спрашивает американец, открывая ноутбук и не поднимая глаз на Шульдиха, прислонившегося к дверному косяку

Тот пожимает плечами и садится на широкий кожаный диван.

– Все просто замечательно… Фарф у себя, Наги тоже, и с малышкой все нормально … – быстрым движением он касается подлокотника кончиками пальцев. Пару месяцев назад они занимались любовью на этом диване… Тогда на Кроуфорда что-то нашло, и едва закончилось совещание Шварц, и Наги с Фарфом вышли, как он, схватив Шульдиха за плечи, притянул к себе… А затем опрокинул на диван и взял, быстро и грубо, но при вспоминании об этом на лице телепата появляется улыбка. М-мммм… как же им тогда было хорошо…

– Может быть, тогда ты уберешься с моих глаз и дашь немного поработать? – глубокий голос лидера вырывает Шульдиха из пучины приятных воспоминаний. Телепат дразняще улыбается Кроуфорду.

– Брэдли… Я ведь тебе не мешаю, – он кладет голову на подлокотник и вытягивает длинные ноги. – Я буду сидеть тихо… как маленькая… маленькая… мышка… – его голос звучит все тише, опускаясь почти до полушепота.

Кроуфорд поджимает губы, но ничего не отвечает. Садится вполоборота к окну, включает ноутбук и утыкается в экран. А Шульдих, упершись подбородком в сложенные руки, наблюдает за любовником. Короткие темные волосы… всегда безупречная прическа. «Интересно, а если подойти и растрепать? Убьет сразу или даст помучиться?» – телепат усмехается своим мыслям, продолжая разглядывать американца. Шея… в ложбинке под ключицей, что скрыта сейчас рубашкой, бьется пульс… за ухом чувствительное местечко, если там лизнуть, Брэдли страшно заводится… но сейчас точно даст в глаз, думает Шульдих, отметив нахмуренные брови и сосредоточенное лицо. Широкие плечи, большие руки… о, да… Чувствуя, что еще немного, и ему точно потребуется помощь чьей-нибудь руки… и не только, телепат резко садится.

Ореховые глаза рассерженно сверкают поверх оправы очков. Предвидя бурю, Шульдих усмехается и встает.

– Брэдли, уже ночь, – улыбнувшись, он садится на край стола Кроуфорда. – Сколько можно работать?

– Убирайся, – отрезает тот и отворачивается, снова уставившись в диаграммы на экране ноутбука, но в голосе нет раздражения. Осмелев, Шульдих становится у него за спиной и кладет руки на плечи.

– Ты же устал, – тихо говорит он и сжимает пальцами напряженные мышцы. – Круги под глазами, и… расслабься, что ты как камень! – вздохнув, Брэд поправляет очки, а затем, прикрыв веки, откидывает голову, позволяя умелым рукам рыжего массировать его плечи.

– Сильнее… – произносит Кроуфорд спустя пару минут, не открывая глаз. Телепат, расстегнув воротник и, скользнув под рубашку, касается теплой кожи.

– Брэдли, что-то случится? – неожиданно говорит он, и чувствует, как расслабившийся под его руками лидер снова напрягается. – Ты поэтому… такой? Ты что-то видел?

Кроуфорд молчит, смотря прямо перед собой. Он никогда не делится сомнениями с кем-то из своей команды, лишь отдает приказы. Шульдих, уже приготовившись услышать в ответ что-то резкое и вдобавок получить пинок под зад, удивляется, когда его ладони касается рука Брэда.

– Нет, – медленно отвечает Кроуфорд. – Не видел.

Шульдих почти что забывает как дышать, и боится пошевельнуться, чтобы не прервалась эта неожиданная связь. И тепло руки Брэда…

– Совсем ничего? – осторожно спрашивает он.

– Нет, – задумчиво отзывается Кроуфорд. – Этот обряд… не знаю в чем дело, словно чертовы Эстет своими штучками перекрыли мне все… Как только я пытаюсь увидеть что-то, связанное с ними, ничего не выходит! – он раздраженно встряхивает головой.

– Да ладно тебе, – наигранно беспечно усмехается телепат и скользит ладонью свободной руки по плечу Брэда, – все будет в порядке, у нас всегда все получается!

Кроуфорд молчит. Несколько минут он сидит так, глядя перед собой и бездумно сжимая руку Шульдиха. Наконец резко поднимается.

– Ты прав, – он откидывает голову набок и трет шею, разминая затекшие мышцы. – Уже поздно.

Телепат отводит глаза, стараясь подавить разочарование. Вот так… сейчас Брэд уйдет к себе, и снова ожидание оказалось бесполезным. А в свою спальню лидер не зовет Шульдиха никогда.

Брэд направляется к двери, и, уже у выхода, не оборачиваясь, бросает:

– Пойдем…

В комнате Кроуфорда телепат, прислонившись к двери, наблюдает, как тот снимает пиджак, развязывает галстук. Все нарочито четкими, неторопливыми движениями, не поворачиваясь к любовнику. И еще присутствует что-то новое… Шульдих не может понять, что именно, будто едва заметная нервозность, витающая в воздухе. Проносится мысль: «Брэд? Нервничает?», тут же вспоминаются странные недомолвки, оборванные разговоры, и то, что Оракул не видит исхода обряда Эстет… А если все же видит? Знает, чем все закончится? Неужели им уготован провал? Гибель? Быть может, поэтому он позвал телепата к себе, хотя раньше никогда этого не делал. Он всегда предпочитал кровать Шульдиха, и, когда все заканчивалось, невозмутимо поднимался и уходил. А сейчас…

Встряхнув головой, рыжий отгоняет от себя невеселые мысли. Подходит к Брэду, обхватывает за плечи, и прижимается щекой, уже не боясь, что тот оттолкнет его или обдаст холодом безразличия.

Тот застывает на мгновение. А затем поворачивается и, крепко обняв Шульдиха, прижимается к его губам. Пальцы зарываются в растрепанные рыжие волосы, стягивают и отбрасывают прочь бандану, скользят по щеке, обводят скулы… Медленно тянутся минуты, и поцелуй мучительно долог. Словно заново изучая любовника, американец целует его не спеша, Шульдих, сдерживая нетерпение, тихо постанывает и покусывает губы Брэда, заставляя того вздрагивать. Наконец они отрываются друг от друга, чтобы перевести дух. Осторожные прикосновения кончиками пальцев к плечам – и телепат припадает к шее любовника, покрывая ее легкими поцелуями. Брэд едва слышно стонет, откинув голову. Неторопливо Шульдих расстегивает его рубашку и проводит по груди, наслаждаясь вздохами удовольствия.

– Брэдли… – едва слышно. А затем – снова жаркие объятия, и поцелуи, становящееся все яростнее, нетерпеливые ласки, любовники срывают одежду. Падают на кровать, почти отчаянно прижимаясь друг к другу.

Поцелуи – цепочкой от шеи к животу, руки до боли сжимают кожу, а затем Шульдих со стоном выгибается на постели, кусая губы, когда рот Брэда касается его внизу… Этого тоже раньше никогда не было.

– О… mein… Gott… – сквозь стиснутые зубы выдыхает Шульдих, комкая в пальцах простыни, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вцепиться Кроуфорду в волосы, и подавляет судорожные движения бедер, дрожа всем телом. – Брэ-эдли…

Тот поднимает голову и, подтянувшись, снова впивается в его губы, безжалостно терзая рот, и Шульдих лишь стонет, теряясь в невероятных ощущениях, и сжимает его предплечья.

– Боже, Брэдли…

Покорно раздвинуты колени, и запрокинута голова… Глубокий стон… Ноги обвивают талию, темная прядь падает на глаза… Американец подается вперед. Вскрик, и ногти оставляют красные следы на бледной коже, притягивая ближе.

– Брэдли… Да-а…

Глубокие ровные толчки внутри, и нестерпимый жар там, где их тела сливаются воедино. Губы касаются плеча, быстрыми поцелуями по влажной коже, стоны в такт движениям. Все глубже вгоняя себя в податливое упругое тело, Брэд громко стонет, и Шульдих ловит ртом его стоны. Переплетены пальцы, ладони вплавлены друг в друга, бедра поднимаются и опускаются, помогая двигаться – сильнее, быстрее! Мокрые волосы разметались по подушке, неровное дыхание вырывается сквозь стиснутые зубы, прикрыты темными ресницами ореховые глаза.

Толчок. Еще. Еще. Стон. Вскрик.

Дрожь.

Все…

– Брэдли? – зовет телепат, подняв голову с груди Кроуфорда и утыкаясь подбородком ему в руку.

По телу разливается блаженная истома. Американец чуть скашивает глаза в сторону, показывая, что слушает.

– Я не понимаю, что тебя беспокоит, – чуть улыбаясь, говорил Шульдих, кончиками пальцев лаская его грудь. – Мы же все продумали. Эстет ничего не узнают, пока не станет слишком поздно. Все козыри у нас.

Брэд хмурится и подносит руку к лицу, словно намереваясь поправить несуществующие очки. Шульдиха забавляет этот бессознательный жест, и он негромко фыркает. И, что удивительно, лидер Шварц улыбается в ответ.

– Нет, – отвечает он, и кладет руку на обнаженную спину Шульдиха, хозяйским жестом привлекая ближе, тот удовлетворенно вздыхает и обвивает руками шею любовника. – Меня волнует не это.

– Тогда кто? Эти котятки? – насмешливо произносит телепат. – Они не противники нам.

Кроуфорд качает головой.

– Нельзя недооценивать их. У меня было несколько видений о Вайсс, Эстет и нас… Но все настолько смутно и обрывочно, что можно толковать как угодно. И меня это бесит! – неожиданно резко бросает Оракул, стиснув зубы.

Шульдих приподнимается на локте и смотрит в глаза Брэду.

– Брэдли, с тобой… с нами не сравнится никто, – он говорит непривычно серьезным тоном, нервно отбрасывая назад растрепанные рыжие волосы. – Я в самом деле не пойму, почему ты беспокоишься…

Американец смотрит в упор тяжелым взглядом. Темные пряди в легком беспорядке, светлые глаза, сейчас лишенные привычно скрывающих их очков близоруко прищурены, лицо сосредоточено. И у телепата на миг перехватывает дыхание.

«Я его люблю», – появляется неожиданно четкая, будто впечатанная в мозг, мысль. И еще – нестерпимое желание сказать об этом немедленно, ведь потом уже может не быть такого случая, а сейчас они вместе, и близки, как никогда раньше, и вдруг… еще не поздно все изменить, избежать печального финала, ведь пророк не допустит, чтобы с ними что-то случилось…

– Брэд, я… – но на губы ложится широкая ладонь.

– Шульдих, – тихо говорит Кроуфорд. – Мне не надо слышать этого.

Грудь будто сдавливает стальными тисками, и опускаются веки. Он безмолвно соглашается. Брэд, как всегда, прав. Сказать? Зачем?

Пальцы приподнимают подбородок, заставляя смотреть в глаза. Брэд обводит контур его губ.

– Мне не надо слышать этого, – повторяет он, и притягивает рыжего в новый поцелуй. – Я это знаю.