Удивительно, но Дин смотрит не на меня, а на Сэма. Мой секс-радар зашкаливает – или уже гей-радар?– не знаю, что это, но я буквально всей кожей чувствую повисшую в комнате неловкость, густо замешанную на желании. Сэм пялится на Кроуфорда. То есть, даже не на Кроуфорда, а сквозь него, и выглядит при этом так, словно разрывается между недоверием и желанием воскликнуть что-то вроде «ах, как романтично!». Насчет восклицания я, разумеется, утрирую – а чего еще ждать от человека в глубоком шоке? Но мне кажется, что Сэм начинает Кроуфорду, как минимум, сочувствовать.
- Господи, Сэм! – с сердцем говорит Дин, закатывая глаза и отворачиваясь. – Только давай без проповедей.
- Пошел ты, - в голосе Сэма звучит неожиданная боль. – Я хотел сказать, - он медлит, а Дин выглядит так, словно больше всего хочет затолкать все свои слова назад в глотку, - я хотел сказать, что понимаю.
Наверное, мне стоило бы прослезиться. Но я, такая сволочь, сижу тут и думаю, что они горюют в том числе и по мне. Хотя вроде еще не похоронили, и даже не обмыли. Хм, чуть не забыл – я ж еще живой!
Но на Кроуфорда смотреть все равно не могу.
Не то, чтобы я поверил в его давнюю тайную страсть ко мне. Ублюдок оказался способен рискнуть всеми своими коллегами ради достижения собственных целей. Кстати сказать, в свое время ему удалось неплохо мне накостылять – и часы не помогли. Но от раскрытия наивных Сэмовских глаз на подлую сущность Шварц меня удерживает одно небольшое соображение. Точнее, два.
Первое – все его так называемые коллеги в тот раз остались вполне себе в добром здравии. И второе – наиболее основательное – я сейчас жив, относительно здоров и не сижу где-нибудь на помойке, изображая приманку. И все это – исключительно благодаря его дару убеждения. Ну и что, что главным аргументом в дебатах являлся пистолет – подействовало ведь! И, к слову сказать – хоть и не хочется, но надо отдать ему должное – убить меня он мог не один и не два раза. Видимо, предпочитает обходиться без лишних трупов, если есть такая возможность. Что тоже внушает надежду.
- Никак понять не могу, - кашлянув, говорит Дин, переводя взгляд с меня на Кроуфорда и обратно, - вы давно знакомы?
Мы оба молчим. Я уже собираюсь ответить, что не очень, но Кроуфорд меня опережает.
- Часто сталкивались по работе, - спокойно говорит он. Я ловлю взгляд Дина и киваю в подтверждение. – Это важно? Или вернемся к делу?
- Давно пора, - бормочет Сэм, пряча глаза. – Что за ритуал? – уже отчетливее спрашивает он.
Дин выглядит так, словно готов спорить с каждым словом.
- Не ритуал, - досадливо говорит Кроуфорд. Хоть я на него и не смотрю, но чувствую, что его тоже проняло – вон, эмоции даже по голосу разобрать можно. – Суть метода заключается в том, что надо уничтожить всю линию по порядку становления.
Кажется, у нас с Сэмом одинаковое выражение лица – глядя, как он морщит лоб и пару раз быстро моргает, спохватываюсь и принимаю безразличный вид.
- О, как, - в глазах Дина мелькает нешуточный интерес. – С начала или с конца? – уточняет он.
Нет, видимо, языковой барьер все же существует – потому что Сэм, кажется, тоже въезжает, о чем речь.
- По моим сведениям – без разницы, - продолжает нести околесицу Кроуфорд. – Их ведь не должно быть много?
Дин с нервной улыбкой косится на брата. Или кем там ему приходится Сэм.
- Очень немного, - твердо отвечает тот. – Обычно жертва сжирается. Не в этот день – так на следующий, шанс выжить – минимален. Учитывая неимоверно тонкий нюх и нечеловеческую сообразительность оборотня.
- Тогда все просто, - Кроуфорд даже откидывается на спинку стула – так ему легчает, - я вычисляю местность, вы выполняете свою работу. Идет?
Улыбка Дина, будь она искренней, добавила бы в комнату света. А так – просто нагнетает обстановку. Ему бы в кино сниматься, вдруг понимаю я. Там таких улыбчивых ждут не дождутся.
- Интересно, как ты собираешься это сделать? – скептически спрашивает он.
- Дин, - подает голос Сэм, не поднимая головы. – Он ясновидящий.
Мне очень не нравится его поза – Сэм сидит на кровати, расставив ноги, упираясь локтями в колени, свесив руки внутрь. Но даже если бы не общее впечатление угрюмости, то по его лицу что-то не видно, что он горит желанием срочно броситься меня спасать. Не то, чтобы я очень рассчитывал на чью-то помощь или чувствовал, что в ней нуждаюсь.
- Ага, - говорит Дин, не глядя ни на кого в отдельности, - это, конечно, все объясняет, - он неуловимо подбирается. – И то, откуда он знает, что мы братья… - я не знаю, что он задумал, но для меня это так же очевидно, как и то, что Кроуфорд сейчас начнет палить, - и то, что он оказался…
- Короче, - говорю я громче, чем нужно, приковывая к себе общее внимание, - я курить хочу. Последнее желание приговоренного, слышали такое?
На самом деле курить мне совсем не хочется – больше того, я не уверен, что не начну блевать, если затянусь. Видимо, несмотря на все ощущение дежавю и какую-то словно стеклянную стену, отделяющую меня от эмоций, в глубине души я совсем не спокоен.
- Кажется, где-то я видел пепельницу, - Сэм проводит обеими ладонями по лицу, словно стирая безнадегу, и встает. – Зря ты так, Йоджи, - я с трудом понимаю, что это была попытка назвать меня по имени, но мне неуловимо приятно от самого факта. Между тем, Сэм проходит мимо меня и уходит в соседнее помещение, откуда договаривает. – Мы еще поборемся.
Ну да, несомненно. Я сейчас испорчу местный ковер во имя сохранения мира и согласия. Хотя сомневаюсь, что от ООН мне выдадут хотя бы диплом. Вот так и совершаются незаметные подвиги.
Вздыхаю и вынимаю пачку.
- Кудо, - сухо говорит Кроуфорд, прислушиваясь к стуку хлопающих дверец, чертыханию и звону посуды из соседнего помещения, - я бы не советовал, нам еще здесь спать, так что иди курить на кухню.
У нас с Дином одинаково вытягиваются лица.
Ошалеть – чертовому Шварц все-таки удалось удивить меня до глубины души.
- Ну ты нахал, - с восхищением тянет Дин.
А я понимаю, что стеклянный колпак, под которым я пребываю с момента посадки в машину, лопается, как мыльный пузырь, наткнувшийся на сучок. А еще я понимаю, что это намек – Кроуфорду очень хочется остаться с Дином наедине. Да на здоровье, мне не жалко. К тому же… Надо же, как странно – мысли о сигарете перестают наводить тошноту.
Встаю.
- Дверь закрой, - выразительно морщась, командует Кроуфорд.
Пожимаю плечами и, выполняя требование, мельком окидываю рекогносцировку. Кажется, Дин тоже понимает, зачем Шварц меня убрал.

Закрыв дверь, я отрезаю последний источник более-менее сносной видимости. В кухне становится темно – относительный свет дает только окно с поднятыми жалюзи. Сэм, до сих пор внимательно рассматривающий содержимое навесного шкафчика, оборачивается, но я знаю, что ему меня не разглядеть.
Хм, я бы занервничал.
Но видимо, его сумасшествие, или что это там – я готов допустить, что все произошедшее действительно имеет сверхъестественные корни – не настолько логично.
- Где тут свет включается? – спрашиваю я. – Меня отправили курить сюда, - пожимаю плечами, - никакого сочувствия, - улыбаюсь, показывая, что это шутка.
Вместо ответа Сэм включает подсветку. Ах, да, он же меня не видел.
- Я не нашел пепельницу, - словно с трудом вспоминая, зачем вообще здесь находится, говорит он.
Да ладно, я не гордый, меня пепел даже в постели не напрягает. Снова пожимаю плечами:
- Ну, давай какое-нибудь блюдце, - и достаю пачку.
Сигареты, кстати, заканчиваются, но у меня в сумке еще блок.
- Ты куришь? – спрашиваю, чтобы удержать Сэма здесь, хотя по нему видно, что в комнату он не торопится – ставит блюдце на стол и садится рядом.
- Нет, - он слабо улыбается, и, кажется, мыслями где-то очень далеко. – Но ты кури, я привык.
- Твой… брат курит? – удивляюсь я, надеясь, что он не заметил легкой заминки.
- Нет, - Сэм улыбается уже теплее, - нет, что ты. Мы просто часто ходим… ну, по барам, - а запинается он гораздо неувереннее, чем я. – Дин любит играть в бильярд.
Ага, это все объясняет. Особенно то, что Сэм не говорит вслух. Забавно, но у нас с Дином, похоже, много общего. Даже кроме сногсшибательной внешности и цвета глаз. Да, красота бывает разная, но она есть – и почему бы ей не пользоваться?
Кстати – я ни на грош не поверил в кроуфордовский театр одного актера – и теперь, когда наступило просветление, а никотин обострил и без того нехилые умственные способности – понимаю, что могу ставить в заклад не только карту любимого клуба, но и сумку, паспорт, и даже бумажник с деньгами. На то, что мы с ним в одной лодке. Очкастая сволочь, конечно, в жизни не признается – и к себе не подпустит. Но я уверен, что где-то на его теле красуется отпечаток зубов – кровный – ха-ха, я шутник – родственник моего.
Только хрен я что докажу. Мой собственный к данному моменту уже, наверное, вообще без следа пропал.
Зажимаю сигарету в зубах и откатываю рукав.
О, как интересно – ко всем моим шрамам прибавился еще один – не меньше, чем полугодовалой давности, но довольно четкий.
- Да, - констатирует Сэм, глядя туда же, куда и я, - примерно так я думал.
Вопросительно на него смотрю и на всякий случай улыбаюсь. Позавлекательней
- Шрам затягивается, - поясняет он, - но никогда не исчезнет. Только, - он мрачнеет, - только со смертью носителя.
- Или со смертью его нанесшего? – подаю я идею. Ага, просто так – разговор поддержать.
На самом деле, мне приходит на ум пара способов вывести Кроуфорда на чистую воду. Оба включают всесторонний осмотр голого тела. Только один из них сразу обречен на поражение – если кто-то хочет насильно раздеть Шварца, то я предпочту наблюдать за процессом с безопасного расстояния. А вот второй…
Кажется, у меня точно что-то не то с улыбкой – Сэм слишком заинтересованно на меня смотрит.
Затягиваюсь фильтром и морщусь. Быстро достаю вторую сигарету и поясняю:
- Слишком давно не курил, - щелчок зажигалки заставляет Сэма очнуться. Похоже, он и в смысл слов толком не въехал. – Ну там, перелет, потом все это, - делаю вид, что не заметил странности.
- Я уже общался с оборотнем, - внезапно говорит он, мрачнея, и встает. Не знаю, что там у него произошло, но, похоже, ему не понравилось.
- Не ходи туда, - прямо прошу я, - пусть договорятся.
Кроуфорд, как пить дать, сейчас вытянет из Дина все подробности, а потом правдами и неправдами убедит действовать в его интересах. Ну и в моих – раз уж так все вышло. Одного обрабатывать легче, чем двоих, к тому же, Сэм, хоть и умный, но идеалист – с такими всегда сложнее.
- Лучше, скажи, сколько у меня шансов, - даю ему подходящую тему.
Сэм выпрямляется на стуле и вытягивает ноги под стол, цепляя мои. Ойкает, извиняется – я рад, что он начал улыбаться. В смысле, просто так улыбаться – чувствуется, что ему привычнее ровно-хорошее настроение. Он не наш, не такой, как я или Брэд. Пока не такой. С Дином я пока не определился.
- Ну, шансов не очень много, - по-деловому начинает он, и спохватывается, упираясь взглядом в стол. – Но они есть.
Снова затягиваюсь, стараясь дымить в другую сторону и показывая, что в истерику впадать не собираюсь.
- Ты еще ни разу не обернулся, - он пытается незаметно вздохнуть. Удивительно, насколько подвижные у него брови – и с чего я сначала решил, что он несимпатичный? – Через две ночи полнолуние, если все пойдет как надо, дальше можно будет о чем-то говорить.
Руки у него тоже красивые – ладони большие, пальцы длинные. Ногти правильной формы. А запястья жилистые – наверное, легко прощупывается пульс.
- Я слышал о некоторых… - одной рукой он зачесывает волосы назад, а вторую кладет на стол, ладонью вниз. – О некоторых вспомогательных методах. Если жечь можжевельник, то, - в его глазах загораются смешинки, - горничная вас возненавидит. Зато это тоже, вроде бы, снижает риск.
Он неожиданно мрачнеет:
- Я прочесал все сайты, в поисках способа снять проклятье, но нигде не нашел ничего стоящего.
- Это была женщина? - спрашиваю я, неожиданно даже для себя самого.
- Да, - он отворачивается и смотрит в черное окно.
- Ты уверен, что тварь на сегодня закончила с меню? – его взгляд переключает меня в другое русло.
Нет, мне не страшно. Если честно, гораздо с большим удовольствием я бы сейчас прогулялся. Из головы не идет темная ночь, расцвеченная звездами, ароматы и огромное пространство. Трава, кусты, люди, спящие в домах, которым абсолютно невдомек, что происходит ночами.
- Думаю, да, - Сэм смотрит, как я достаю третью сигарету – что-то мне никак не накуриться – встает, включает вытяжку и садится обратно. Из-за закрытой двери не слышно ни звука. Либо они договорились, либо Кроуфорд по-тихому Дина удушил. Я, конечно, несерьезно. Шварц крут, но два таких тела вряд ли смогут бесшумно разойтись.
- Ладно, можжевельник, хорошо, - я снова применяю отвлекающий маневр, - а еще? То, что он укусил меня в человеческой форме – это ничего не меняет?
Сэм издает сочувственный возглас.
- Дело в том, что нет, не в человеческой, - он то сжимает ладонь в кулак, то снова разжимает. Впечатления нервозности не производит, просто, видимо, манера такая. – Если тварь достаточно сильна, она может контролировать обращение. Например, вырастить только когти. Или только клыки, понимаешь?
- Или только волосы? – я явно поддаюсь общему безумию, но логика бреда мне понятна.
- Да, или только волосы, - подтверждает Сэм. – Полнолуние через два дня, а это, - он вздыхает, - это доказывает, что он понимал, что делает.
Еле удерживаюсь от того, чтобы ему посочувствовать. Что поделать – искренность порой на меня действует… своеобразно.
- Мы отвлеклись, - досадуя на себя, возвращаюсь я к более животрепещущей теме. – Значит, можжевельник.
- Да, можжевельник, - повторяет Сэм, словно колеблясь, говорить или не говорить дальше.
- Неужели все? – подталкиваю я его, сам не зная, зачем. Наверное, на всякий случай. Между прочим, актерские способности у нас имел не только Оми. Еще бы – с Айей общаться никаких нервов не хватит – это даже если просто кивать и соглашаться. Про возражения я молчу. Так что с несчастным взглядом у меня тоже проблем не возникает.
- Нууу, - тянет Сэм, снова отводя глаза.
Ой, не понравится мне то, что я сейчас услышу…
- Голым в ледяную ванну? – брякаю с невинным видом, чтобы разрядить обстановку.
- Э? – Сэм не краснеет, но ему не по себе. – Нет. Но… Ну… - уважаю. Он собирается и явно напоминает себе, что речь идет о спасении человеческой жизни. Очень знакомо. Я не ошибся, Сэм – идеалист.
- Интимные отношения? - пытаюсь я щадить его рыцарские замашки, насколько позволяет знание языка.
- Да, - почти с облегчением выдыхает он, не глядя на меня. – Я говорил, что одним из признаков является повышенная сексуальность?

- Говорил, - подтверждаю я, исподтишка его изучая.
Надо же, такая привлекательная махина – и так странно к себе относится. Мало того, что одет в тридцать три одежки, надежно скрывающие любой намек на фигуру, так еще на голове черт знает что. И манеры, как у выпускника закрытого колледжа на официальном приеме, устроенном строгим папашей. А какие у него глаза… Кицунэ, только слишком бесхитростный.
- Ну вот, тоже помогает выиграть время до восхода солнца.
Либо я пялюсь уже в открытую, либо он сам что-то такое себе надумал, но чувствует он себя неуютно.
- Сэм! – очень вовремя раздается рев Дина. – Вы там уснули, что ли?
Одним движением Сэм перетекает со стула к двери – очень даже красиво все выглядит. И не скажешь, что он чуть половину кухни не свернул, пока пепельницу искал. Видимо, может, когда хочет. Или, наоборот, когда не хочет, то есть, не думает. Иду за ним в комнату, размышляя, как же ему удалось узнать о втором способе. Парень слишком не похож на любителя ни к чему не обязывающего секса. Да, я понимаю, что девушке, возможно, было все равно. Но Сэм ведь тоже там присутствовал?
То-то, наверное, удивил бедняжку.
Дин, почему-то уже в куртке, что-то ищет в спортивной сумке, поставленной прямо на кровать. На наше появление в комнате, в отличие от Кроуфорда, не реагирует. Пистолета на столе нет, Кроуфорд выглядит как всегда – мимика как у экспоната из музея восковых фигур.
У меня ощущение, что я только понял что-то важное. Но вот же черт – опять не могу уловить, в чем оно заключается. Ну прямо как те чертовы знакомые лица в толпе – вроде знаю, а вроде и ухватиться не за что.
Обхожу застывшего на пороге Сэма и валюсь в облюбованное кресло.
- Ну что, Сэм, - Дин застегивает молнию на сумке и плюхается рядом. – Я нашел Охоту, - объявляет он. Звучит именно так, с большой буквы. – Если хотим успеть до полнолуния, то выезжать нужно сейчас.
- Да без проблем, - нехорошо улыбнувшись, отвечает Сэм. – Сколько ты с него взял?
Я уже говорил, что Дин мне сразу понравился? Так вот сейчас – с таким невинным выражением лица – он нравится мне еще больше.
- На расходы, - рявкает Кроуфорд. – Расплачиваться будем после.
Мне совершенно не хочется знать, что он имеет в виду. Уж больно многозначительно звучит его «расплачиваться». И я до сих пор не понял, в чем заключается заявленный метод снятия проклятья.
Сэм молча нам кивает и выходит в ночь. Дин как-то болезненно улыбается и топает следом. У двери оборачивается:
- Если что, звони, - это он Кроуфорду. – Пока, - а это уже мне.
Я бы пожелал ему удачи, но, боюсь, прозвучит насмешкой. Дверь за ним закрывается, Кроуфорд встает, проходит через комнату и два раза проворачивает ключ в замке.
- Ванная – там, - он неопределенно дергает плечом. – Надеюсь, ты оставишь мне горячей воды.

* * *

Сквозь шум я четко слышу ритмичный звук ударов – словно бухает тяжеленный пресс. Темно, хоть глаз выколи, приятно пахнет чем-то незнакомым, но съедобным – вроде французской кухни. Никогда не пробовал, но мне кажется, это должно быть что-то очень экзотическое. А шумит, похоже, вода – причем, открытая. Либо полноводная река, либо океан.
Как-то сразу понимаю, что это сон. По крайней мере я еще не встречал прибрежных ресторанов, построенных по соседству с заводом. Конечно, можно предположить, что звук идет с кухни, но что-то я сомневаюсь, что с таким грохотом можно штамповать блинчики. Разве что готовить их из тяжелого металла. И, в таком случае, я рад, что не оказался поблизости, когда замешивали тесто.
Я понимаю, почему мне снится еда – мы с Кроуфордом едва доползли до кроватей, а перекусил я последний раз еще в самолете. Разумеется, приснившийся обед аппетита не утолит, но раз уж я чувствую запах, почему бы им не насладиться?
Мрак так и не рассеивается, в полной темноте иду на звук и аромат – меня так и тянет в ту сторону. Иду, иду… И что-то никак дойти не могу – уровень звука тот же, запах, вроде бы усиливается, но как-то слабо. С утра надо будет заказать что-нибудь поплотнее, а то что за отдых, если даже во сне мотаться приходиться. Иду дальше.
- Ты чего? – запах на миг усиливается настолько, что я готов вцепиться в него зубами. – Йоджи?
Только Кроуфорда здесь и не хватало! Рыкаю от досады – он мне наяву надоел хуже несвежего имбиря, так еще спать мешает.
- Кудо очнись! – рявкает он и… бьет меня поддых!
Свет слепит так, что какое-то время я не могу открыть глаза. С дыханием еще хуже, а в голове одна мысль – какого черта? Прихожу в себя, промаргиваюсь – и с удовольствием влепляю левой по центру обеспокоенной рожи. Правая все еще прижата к животу – понять, кстати, не могу, почему я валяюсь на полу со стороны его кровати. Даже если поверить в то, что Шварц с одного удара отправил меня рикошетить от стенки и лететь над обеими постелями, то все равно сложно объяснить, почему я этого не ощутил. А по-другому, как ни прикидывай, траектория не складывается.
Мой удар, разумеется, цели не достигает.
- Какого черта, - перегруппировываясь, рычу я, собираясь достать его ногой, но в тот же миг чувствую, что меня больше не держат. Разворачиваюсь – и глазам поверить не могу – на меня смотрит дуло пистолета. Шустро.
Мысленно закатываю глаза.
- Ну и..? – интересуюсь, поднимая руки, как-то слишком остро чувствуя, что на нас обоих нет ничего, кроме трусов и футболок.
Сколько раз замечал, что очень неприятно смотреть в направленный на тебя ствол. Ощущение мерзкое, даже если точно знаешь, что пистолет не заряжен. В данном случае, я на все сто уверен, что у Кроуфорда полная обойма, ну и две-три где-нибудь под рукой – про запас, что называется.
Эх, ничего нового. Я только слабо недоумеваю, зачем ему понадобились такие сложности – он уже сто раз мог бы меня пристрелить. Хотя, возможно, у него свои резоны. Несколько раз замечал, что под дулом пистолета у меня как-то резко снижается АйКью.
- Кудо, - ласково спрашивает Кроуфорд, вставая так, чтобы между нами оказалась кровать, - ты что-то хотел?
А еще мне чувство юмора в таких случаях отказывает.
- Ничего, - отвечаю. А что тут еще скажешь? – А нужно было?
Круглая черная дыра заслоняет собой все - так пристально я пытаюсь высмотреть в ней желтого урода Пикачу. А что? Уж лучше свинцового привета. Но еще я смутно вижу, как Кроуфорд проводит рукой по лицу, и понимаю, что очков на нем нет. Интересно, зачем вообще тогда их носить? Лично мне кажется, что для того, чтобы направить прицел четко в лоб, требуется стопроцентное зрение.
- Слушай, я проснулся оттого, что ты стоишь надо мной и тяжко дышишь, - раздраженно сообщает Кроуфорд.
- Устал, пока шел? – предполагаю я.
Рука с пистолетом падает. Я немного расслабляюсь. Кроуфорд трет глаза другой ладонью.
- Ты хоть понимаешь, что это может значить? – устало говорит он.
- Понимаю.
Я действительно понимаю, что дело – труба. Сейчас, когда ясно, что пистолет он использует только в крайнем случае, я снова начинаю демонстрировать чудеса сообразительности. Первое, что я соображаю – это то, что услышанные во сне звуки никуда не делись, разве что слегка отдалились. И исходят они от Кроуфорда. Соображения на этом не заканчиваются, но словно бы перестают иметь значение. Мне тупо все равно, что со мной будет дальше, но есть хочется так, что живот сводит.
- Ладно, - машет свободной рукой Кроуфорд, - ложись давай.
Открываю рот, чтобы сказать, что хотел бы сначала перекусить, но вовремя замечаю, что пистолет снова смотрит четко мне между глаз. Пару раз удивленно моргаю, но картина не меняется.
- Я сказал, ложись, - повторяет он и… непринужденно указывает на свою кровать.
Кажется, я говорил, что с моим образом жизни, меня сложно чем-либо удивить? Ну так Кроуфорду это удается. Охреневаю так, что перестаю чувствовать голод.
- Сюда? – уточняю на всякий случай, аккуратно указывая на его кровать.
- Сюда, - подтверждает тот и взводит курок.
Возможно, он собирается использовать подушку в качестве глушителя. Прижать ее к моей голове, приложить пистолет и выстрелить.
- Вот уж не думал, что у тебя такая низкая самооценка, - забираясь с ногами в еще теплую кровать, бормочу я. – Дальше что?
- Дин оставил мне наручники, - холодно говорит Кроуфорд, - но я бы предпочел обойтись без них. Двигайся, - и снова подтверждает слова движением дула.
Н-да, так за мной еще не ухаживали.
На самом деле, я не слишком разборчив в связях, но партнеров предпочитаю выбирать самостоятельно. Дело принципа.
- Кроуфорд, ты понимаешь, что я тебе яйца оторву? – это я так спрашиваю, чтобы он знал, на что идет.
Этой сволочи, кажется весело. Ну да, я понимаю, что в моем случае остается либо героически погибнуть, либо пожертвовать своим прекрасным телом. Причем, первое второго, если верить тому, что говорят о выпускниках одной веселой Школы, совсем не отменяет.
- Кудо, - справившись с лицом, то есть упаковав его в обычную форму, почти мягко говорит Кроуфорд, - ты мне, конечно, очень нравишься, - почему я уверен, что он хотел сказать что-то совершенно другое? – но сейчас мы просто ляжем и уснем. Ясно? – в голосе больше нет и намека на иронию.
Сказать, что я ошарашен – ничего не сказать.
Когда он, наконец, откладывает пистолет и спокойно ложится рядом со мной, я могу только повториться.
Так за мной еще точно никто не ухаживал.

Я, конечно, предпочитаю женщин – по многим причинам. Во-первых, среди них гораздо больше тех, кто отвечает моим понятиям о красоте или изюминках. Во-вторых, женский ум – одна из величайших загадок нашего мира. Я не буду говорить об извилистых путях и размашистых пунктирах женской логики – о них, и так, написаны тонны книг и сняты километры пленки. Могу только сообщить, что как бы ни готовился и кем бы себя ни считал – никогда не сможешь быть уверен, что наутро тебя поймут правильно.
В отличие от другой, более обделенной фантазией части человечества. Правда, глядя на Кроуфорда, сложно предположить, что он чем-то обделен. Уж не уверенностью точно. Я все еще немного под впечатлением от его недавнего выступления – никак не определюсь, что может значить фраза «надеюсь, ты не претендуешь на алименты» от человека, которого сам же трахнул.
А вообще, утро – точнее, день, если допустить, что светящееся на мобильнике «время ланча» не очередная издевка судьбы, а суровая реальность – начался вполне мирно. Никто не пытался срочно ускользнуть в ванную, чтобы там заново нарисовать лицо, не лез с поцелуями и уточнениями количества гостей на скорой свадьбе, не дышал перегаром и даже не старался отправить меня на тот свет. Это, кстати, почти полный список резонов, по которым женщин я только предпочитаю. То есть, не ограничиваю себя исключительно прекрасным полом.
Кроуфорда при моем пробуждении рядом не наблюдалось, зато из кухни доносилось не слишком внятное бурчание. Я сразу понял, что шварц либо умом на радостях от хорошо проведенной ночи тронулся, либо снова указания раздает. Причем поставил я на второй вариант, потому что для первого в голосе здорово не хватало бурных ликующих нот.
За ночь можжевеловая дрянь успела порядком выветриться; горячей воды в душе осталось предостаточно, к тому же, судя по ощущениям, пока я спал, никто на мою эээ… честь не покусился. Жить бы да радоваться. Но сейчас, сидя в том же кафе и дожидаясь заказа, смотрю я на сидящего напротив Кроуфорда и прямо-таки умиляюсь его вере в человечество. Мне вот интересно – он действительно считает, что я принял хотя бы одну из объявленных причин нашего общего здесь нахождения всерьез? Или рассчитывает на профессиональную этику? Типа «ты понимаешь, я понимаю, помолчим об этом вместе»? Ну так мне это не выгодно, уж больно абстрактная картина вырисовывается; кубизм на импрессионизме. Ни в том, ни в другом никогда и ни черта не понимал.
Если верить Кроуфорду, то его чувства ко мне глубоки, как Марианская впадина, и он готов если не костьми лечь, то выложить кучу денег и совершить массу телодвижений, включая нынешние ночные, чтобы только не дать мне обзавестись блохами и сэкономить на зубном и маникюрше.
Если верить интуиции, то Кроуфорду плевать на все, кроме собственной зад… то есть, на нее тоже плевать – он готов фактически на все, чтобы выбраться из этой истории без потерь и без ненужных приобретений.
Это, конечно, здорово и ведет, как полагается согласно любой уважающей себя легенде, в разные стороны. Но только если забыть о логике. Потому что, если подумать головой, то ни одной достойной версии на тему соображений, по которым Кроуфорд упорно препятствует моему обращению, у меня нет. В самом деле, чего проще – запереть до прихода братьев и дать мне полную свободу воспользоваться всеми правами, оставшимися мне в качестве жертвы оборотня. Ага, всеми двумя – либо сдохнуть, либо обратиться. И в итоге все равно сдохнуть, но чуть позже – от милосердной пули старшего Винчестера. Или самого Кроуфорда.
Думаю, точнее, пытаюсь думать, и одновременно созерцаю, как к нашему столику движется обладательница шестого размера груди и теряющегося на всем имеющемся в наличии великолепия бейджика с названием заведения. Колыхание ее прелестей немного отвлекает от усиленного слюноотделения, вызванного содержимым подноса, но чисто номинально. Если честно, то я голоден, как зверь, и как-то успел подзабыть, что поздний обед может доставить столько удовольствия, если перед этим не поужинать. Официантка царственно улыбается мне, кивает Кроуфорду и отчаливает.
Какое-то время мы молча работаем челюстями – ровно до тех пор, пока я не замечаю, что мой визави способен снова оценить пейзаж за окном. Кстати, там есть на что посмотреть – клумба, конечно, могла бы выглядеть и получше, но что взять с американцев, не имеющих ни малейшего представления о гармоничном сочетании несочетаемого. Назовите это снобизмом, но я твердо уверен, что нация, которой от роду не больше пятисот лет, вряд ли сможет эстетично вырастить хотя бы сорняк. Что уж говорить о правильном расположении на газоне гипсовой мыши? А если у нее уши размером со спутниковую тарелку каждое? Вот-вот, и я о том же. А еще мне отчего-то кажется, что Кроуфорду все эти тонкости, несмотря на его якобы эрудированность – экзистенциальны до известной матери, то есть, попросту глубоко безразличны. Короче, следующий напрашивающийся вопрос – а что тогда он высматривает за окном – пугает даже меня. Пугает, потому что паранойю, может быть и лечат, но у меня нет столько времени.
- Слушай, Кроуфорд, - дружелюбно обращаюсь к нему, пока размер предполагаемого бедствия не вырос до совсем уж устрашающего. – А как ты вообще оказался в Штатах?
Результат превосходит мои ожидания ровно в два раза.
Я хочу сказать, что уже привык к выразительной мимике Кроуфорда – да, примерно, как у Айи. Любое движение души вызывает либо уплотнение маски, которую кто-то по недоразумению назвал лицом, либо подергивание одной брови. Так вот, сейчас у Кроуфорда дергаются сразу обе. Сначала взлетают, потом немного съезжают вниз, потом пытаются сойтись на переносице, а потом медленно, почти незаметно выравниваются.
Гипнотизирует, черт возьми.
- В совпадение, как я понимаю, ты не поверишь? – по-деловому осведомляется Кроуфорд, откладывая измятую салфетку.
Молча покачиваю головой, изображая отрицание, и откидываюсь на спинку диванчика.
- А придется.
Это что-то удивительное – я вижу, как Кроуфорд почти смягчается. Нет, наверное, даже не смягчается, а словно прислушивается к чему-то. Но к чему-то неопасному, точнее даже безопасному. Да, вот так. Возможно, это его аналог улыбки.
- Рассказываю один раз, - как-то странно начинает он. У меня тут же создается впечатление, что в Шварц набирали исключительно из бюро по трудоустройству для индивидов с отклонениями в умственном развитии – а кому еще нужно все по несколько раз объяснять? – Меня попросили за тобой присмотреть, я согласился. Разумеется, мне предоставили адрес отеля, куда ты направлялся.
Ушам своим не верю! Хм, попросить повторить, что ли?
Кроуфорд же откровенно и без всякого уважения игнорирует мой качественный ступор, поправляет очки и спокойно добавляет:
- Все? Если ты закончил, можем заказать здесь что-нибудь на ужин.
Мне даже не смешно.
- Кто? – вполне вежливо интересуюсь я.
По Кроуфорду видно, что вопрос ему не нравится, но я готов отдать в заклад не только все то, что до сих пор уцелело в мысленных ставках с самим собой – могу добавить что-нибудь сверху – ответ у него был готов еще вчера. Другое дело, что настолько это все меня тогда еще не интересовало.
- Нынешний телохранитель твоего босса, - холодно улыбаясь, отвечает он.
Ни имени, ни фамилии – конспиратор фигов.
- Зачем? – звучит как «сам дурак». А что делать?
Перед тем, как ответить, Кроуфорд отпивает небольшой глоток из стакана с водой. Неужели, местный кофе пришелся ему настолько не по нраву? Этот кофеин – он же и в Африке… синтетическая дрянь.
- Я так понял, - судя по кривой гримасе, Кроуфорд сам не верит в то, что говорит, - имелись некоторые сомнения в твоей успешной социальной адаптации.
Машинально тянусь за сигаретами, сохраняя на лице выражение легкого скепсиса.
Это что получается? Наги Наоэ попросил Кроуфорда проводить меня до Штатов, потому что Оми за меня переживал? Если я правильно понял всю цепочку, мне остается только прослезиться.
- Извините, - громыхает над ухом. – У нас не курят!
Крохотный бейджик на впечатляющем шестом размере укоризненно смотрит мне в глаза. Напечатанное на нем «Джудит» странным образом умудряется достучаться до моей совести, так что я виновато улыбаюсь куску картона и прячу сигареты, понимая, что сейчас спалился по самые яйца – Кроуфорд больше даже вида не сделает, что купился на мое показное равнодушие.

Официантка удаляется, унося с собой мои надежды на внеочередную дозу никотина.
- Хорошо, допустим, - улыбаюсь, как могу, и перевожу разговор на менее животрепещущую тему. Тем более, вопрос у меня зрел еще с памятной поездки в теплой компании предполагаемых охотников на нечисть. – А как тогда получилось, что ты, с твоими талантами влип в такую неприятность?
Кроуфорд напряженно наблюдает за мной с самого начала тирады – я это нутром чую. Интересно, как ему удается улыбаться, сохраняя впечатление полной безэмоциональности?
- Как раз из-за талантов я и влип, как ты выражаешься, - он чуть глубже вдыхает воздух, и я ни за что не назвал бы это вздохом. – Только хотел бы сообщить раньше, чтобы ты знал и правильно расставлял приоритеты, - отмечаю, что акцент на «правильно» звучит странновато. – Скорее всего, мистическая тварь и мои паранормальные способности определенным образом коррелируют; полученный результат выражается в психофизической компиляции метаморфизма оборотня на соматическую составляющую… - он смотрит на меня, фраза остается незаконченной, а мои мозги не до конца высушенными. Что радует, да. - Насчет талантов… я видел приближение опасности, но не мог ее даже толком рассмотреть.
Не могу сказать, что в восторге от способа изложения, но когда эхо звучно-научных слов оседает в извилинах, на память тут же приходит отклик в виде воспоминаний о странностях в нападении. Да, так и получилось. Кроуфорд тогда не только не стрелял – он толком двигаться, похоже, не мог.
Выглядит правдоподобно. Если только…
- Подожди, - я делаю вид, что почти поверил всему, что услышал за последние несколько минут. – А какого ты рванул в Штаты, зная, что там тебя ждет вот такая свистопляска?
С лица Кроуфорда исчезает всякое выражение. Миг – и передо мной не человек, а манекен. Дольче энд Габана – сделай мир веселенькой-гей!-картинкой. То есть, я хотел сказать, есть все же в Кроуфорде что-то такое, эстетично-возбуждающее. Ага, до судорог сердечной мышцы.
- Реклама, - ровно говорит он.
Я судорожно откашливаюсь.
- Рекламный плакат у твоего отеля, - Кроуфорд говорит чуть менее осторожно, а я внезапно понимаю, что по нюансам и оттенкам его холодности и закрытости видно больше, чем по многим так называемым «живым» лицам. Взять того же Оми – я же отбыл сюда в святой уверенности, что он меня вообще с трудом припомнил. Актер, черт бы его… Хотя мысль серьезно согревает.
- Да, помню, - пытаюсь не забывать дышать. И даже цитирую по памяти: – Настоящий японский… - договаривать не требуется. – Так ты решил на время предполагаемой опасности свалить из Японии?
Теперь главное – не потерять лицо. И не заржать.
- Именно, - сухо и очень по-деловому объявляет Кроуфорд, всем видом показывая, что разговор закончен.
- Ладно, пошли, - поднимаюсь, отсчитываю деньги по счету, - или ты все еще хочешь заказать здесь ужин?
- Да, закажу, - Кроуфорд придвигает меню и раскрывает последнюю страницу. – Ты в номер или прогуляешься? – и, не дожидаясь моего недоумения, напоминает: - Ключи у меня.
- Прогуляюсь, - чуть поколебавшись, решаюсь я.
Кроуфорд поднимает голову, пару мгновений смотрит мне в лицо, а затем с ощутимым удовольствием говорит:
- Возвращайся до темноты, - и растягивает губы в намекающей улыбке.
Звучит мягко.
Убил бы.
Понимаю, что ему до одури необходим реванш за собственный прокол. Ками-сама, как же они с Айей в чем-то похожи…
Не отказываю себе в удовольствии сунуть руки в карманы, немного наклониться и спросить:
- Страшно одному?
Хило, знаю. Вижу, что Кроуфорд принимает разочарованный вид, но я еще не закончил. Склоняюсь еще ниже и выдыхаю в висок:
- Или уже не терпится?
Над верхней губой у Кроуфорда выступает легкая испарина – у меня вся кровь ухает вниз – но это все. Ни тебе кулаков, стиснутых до белизны костяшек, ни тяжелого дыхания, ни даже мата или ругани. Он просто отворачивается и пожимает плечами.
Выходя из кафе, я думаю о том, из-за чего могла мелко дребезжать ложечка на кофейном блюдечке. Это же с какой страстью надо хотеть, чтобы аж руки тряслись. И нет, я не настолько самонадеян и самовлюблен, чтобы поверить, что Кроуфорда так впечатлила прошедшая ночь. Но мне стоит поостеречься – иначе его желания относительно меня пополнятся не только наручниками, но и биркой с номером. Если не статьей «ушел и не вернулся».

***

Чего в Штатах действительно много, так это места. Огромные пространства остаются незастроенными, хотя между жилищами, вместо газонов, можно свободно еще целый дом, если не два впихнуть. Дома, кстати, тут тоже… соответствующие. Я все понимаю, фильмы смотрел, книжки листал. Но одно дело как-то себе такие вещи представлять, и совсем другое – видеть собственными глазами.
Гулять по здешней местности тоже сплошное удовольствие – все и везде цветет. Насколько я вижу, растения высажены таким образом, чтобы одно осыпалось, а другое тут же расцветало – сезонная преемственность, уже что-то. Белые оградки действительно не миф, зато в отношении женщин фильмы врали просто безбожно. За всю прогулку я не встретил ни одной, мало-мальски за собой следящей. И хотя фигурки у некоторых, что надо – подтянутые и спортивные – ни одно личико при ближайшем рассмотрении не вызвало желания завести милую беседу. Думаю, все из-за того, что я на данный момент слишком пристрастен и вообще – всячески занят. Но, помилуйте, далеко не всем отсутствие косметики идет на пользу. Ведь хоть бы кто сделал вид, что следит за собой. Начинаю понимать общую тенденцию популяризации азиатских женщин.
Тьфу, наобщался с Кроуфордом, сам непонятно как изъясняться начал.
Гуляю до тех пор, пока сумерки не начинают совсем уж сгущаться, напоминая про грядущую ночь и еще одно незавершенное дело. Оглядываюсь, соображаю, что забрел совсем уж неведомо куда, и пытаюсь прикинуть, сколько по времени буду добираться назад.
На самом деле, у меня есть очень полезное качество – я никогда не теряюсь и всегда могу найти место, откуда начал путешествие.
- Прошу прощения, - останавливаю крупную пожилую леди. Хотя здесь они все такие. Массивные.
Несмотря на размеры, а может, благодаря им, мадам одета в короткие бесформенные брюки и еще более бесформенную футболку. На светло-фиолетовых волосах – залихватски повернутая козырьком назад кепка.
Полторы секунды меряемся мощностями улыбок, затем леди побеждает. Куда уж мне против ее фарфора. Мне этот искусственный аналог современной сантехники аж глаза слепит.
- Не подскажете, как найти кафе «Звезданутая Калифорния»? – не уверен, что правильно прочитал и понял название, но начинать с чего-то все равно нужно.
- Конечно, – дама стремительно и ласково ощупывает меня взглядом – чувствую, будто меня облапали, оттрахали, погладили по голове и похвалили за съеденный завтрак – и снова высвечивает улыбкой соседнюю лужайку. – На вашу удачу, я только что оттуда, – она кокетливо покачивает бумажным пакетом в странных темно-красных потеках.
Первая ассоциация меня очень не радует, зато, уверен, мой психоаналитик, если я таковым обзаведусь в этой чудесной стране, впадет в экстаз.
- После обеда там делают чудесные пироги с малиной, - томно продолжает дама, хотя я уже по запаху чувствую, что добавлено в этот пирог. То есть, малина, конечно, тоже присутствует, а вот жутко попахивающей эссенции там точно не место – я не знаю, кто согласиться съесть хотя бы кусок того, что даже навскидку отдает жженой пластмассой.
- А вы такой милый, - доверительно сообщает дама, видимо, неправильно истолковав выражение моего лица. Неправильно – потому что она мне просто нравится. Обаятельная, симпатичная, совсем беззащитная, но, похоже, очень в себе уверенная, раз ходит в не самое светлое время суток – одна.
- Счастлив услышать, - я тоже улыбаюсь, - что я вам тоже нравлюсь.
«Тоже» - выделяю голосом. Леди в своих брючках и наивной кепочке кажется мне все более и более привлекательной. Не в смысле чего-то там эдакого, а в смысле поговорить и пообщаться. Обожаю женщин, умеющих выбирать действительно шикарные духи.
- Да что вы говорите, – хотел бы я знать, кто ее учил так прокатывать слова по языку. С шеи на спину сбегает табун мурашек, я не успеваю толком ничего сообразить, а она стоит уже совсем рядом и внимательно заглядывает мне в глаза. – Надо же, как пикантно. Это ведь такие контактные линзы?
Я говорил, что не в смысле чего-то эдакого? Кажется, я готов пересмотреть собственные взгляды на геронтофилию. Она – прелесть!
- Вообще, это естественный цвет, - полушепотом сообщаю я, чуть наклоняясь и пользуюсь случаем, наслаждаясь приятнейшим ароматом.
Мне известно, что такие зеленые глаза, как у меня – большая редкость. И что это очень красиво, я тоже в курсе.
- Врать нехорошо, - с хрипотцой шепчет старая леди, придвигаясь ближе. Я уже почти готов признаться ей даже в совращении Евы, только из кошмарного пакета несет настолько неприятным запахом, что я удивляюсь, как дама еще не выказывает симптомов предобморочного состояния. – Желтые глаза бывают только у котов. У тигров, барсов, пантер и гепардов, - томно поправляет она сама себя.
Я не знаю, какого цвета у меня в тот момент глаза – зеленые или желтые – но что по ним любой антрополог сейчас сделает абсолютно неверный вывод о моем ближневосточном происхождении – это факт. То есть, судя по ощущениям, в данный момент они большие, круглые и навыкате.

- Надо же, к тому же еще и хамелеоны, – еще больше радуется старая карга. Уверен, не мешай ей пакет, мы бы уже изображали сиамских близнецов.
- Не раскроете секрет? – она шагает ко мне еще ближе, я улыбаюсь и как бы ненароком отступаю вбок.
- Нанотехнологии, - поясняю я, незаметно обшаривая местность на предмет того, кто все-таки сможет мне помочь в поисках кафе с идиотично-географическим названием. – Я – русский.
Знать бы еще, насколько далеко я успел уйти за пару часов от спасительного можжевельника и прочих предметов первой необходимости. И сколько буду добираться назад.
- Ну надо же, - на миг бабка повторяет мои манипуляции с глазами. – Второй поворот направо, если оно тебе действительно нужно. Вот только зачем? – с плохо скрываемым предложением ужина и последующего разврата уточняет она.
Прости, бабуля, но для всего этого у меня есть Кроуфорд.
Кажется, она все еще ждет, что я скажу, и мне начинает хотеться ответить что-нибудь вроде «мировой разум решил, что там будет центр планирования захвата Мей-фу», но, во-первых, я не уверен, что она знает, что такое мировой разум, а во-вторых, мне действительно нужно как можно скорее попасть в наш домик. Поэтому я не говорю ничего, только улыбаюсь, киваю и спешно сваливаю в указанном направлении. Мне очень неловко перед старой леди, и я действительно ей благодарен – еще и за то, что получил почти гарантированное подтверждение одной теории, которой вывел после разговора с Сэмом и которой едва не поделился с Кроуфордом.
Быстро шагаю по улице, местность, и правда, смутно знакомая, хотя для меня это не показатель. Я уже говорил, что никогда не теряюсь и всегда могу найти место, откуда начал путешествие? Ну так это чистая правда – у меня дар находить тех, кто кратко и подробно может пояснить весь нужный маршрут.

***

Всю недолгую дорогу от «Звезданутой Калифорнии» до гостиничного домика преодолеваю едва ли не бегом. Я очень тороплюсь, потому что если моя идея верна, и Кроуфорд где-то скрывает шрам, очень похожий на застарелый след от зубов, то шансов обернуться у него сейчас гораздо больше, чем у меня. В самом деле, ну где он в нашем коттедже найдет бабку, готовую сообщить, что у него глаза желтеют?
Если совсем честно, то мне абсолютно не по себе. С одной стороны, я очень рад, что не сказал Кроуфорду о собственном открытии. С другой – мне нельзя было оставлять его так надолго в одиночестве. Тем более, вечером. И тем более – так близко к полнолунию.
Возможно, на улице свежо. Но когда я добираюсь до дверей коттеджа, пот с меня льет градом. К спине неприятно липнет футболка, волосы вообще сбились во влажные пряди. Прислушиваюсь – внутри тихо. Окно, выходящее на лужайку, плотно закрыто жалюзи. Вспоминаю все, что когда-либо знал и умел, достаю дождавшийся своего часа нож, и быстро обследую дом по периметру. Да, я знаю, что сейчас любое промедление – смерти подобно. Но никому не станет легче, если из-за спешки мои собственные кости лягут недалеко от кроуфордовских.
Ни в одном из окон нет света. Это значит, что либо жалюзи задернуты плотнее, чем я рассчитывал; либо в доме темно. Снова возвращаюсь к дверям и, особо ни на что не рассчитывая, осторожно пытаюсь повернуть ручку и проникнуть внутрь, не привлекая ничьего внимания. На удивление, дверь поддается – на одном адреналине втискиваюсь в небольшую щель, тут же получая по голове убойной дозой можжевельника. С трудом удерживаюсь на ногах, но по стеночке все же сползаю. Пахнет так, что аж глаза ест. Три или четыре дохлые свечки на столике у стены дают настолько мало света, что даже не будь жалюзи тщательно прикрыты, а окна еще и плотно задрапированы занавесками, с улицы все равно толком ничего было бы не разглядеть.
Прикрываю за собой дверь и буквально залипаю у стены, пытаясь за грохотом собственного сердца расслышать, что творится в коттедже. С кухни не доносится ни одного звука, в комнате Кроуфорда тупо нет. Сопоставляю пустоту и тишину с незапертой дверью номера – и чувствую, как внутренностями начинают играть шаловливые ледяные ручонки с костлявыми пальчиками. Уникальный контраст с жарой и духотой комнаты.
Медленно наклоняю голову и снова прислушиваюсь – я не я, если в кухне окажется хоть кто-то живой. Точно знаю – нет там никого. А вот за дверью ванной что-то двигается. Это не звук – только ощущение. Вполне может быть, что в трубах бежит вода, или просто случился потоп, а может через, вентиляцию залетел филин или летучая мышь…
Командую себе стоп и прекращаю мысленный словесный понос. Футболка на спине становится чуть прохладнее, но липнуть к телу так и не перестает. Аккуратно двигаюсь к двери в ванную комнату и уже собираюсь приложить к ней ухо, как чуть по нему и не получаю. Слегка. Без размаха.
Еле успеваю шарахнуться и встать в стойку. Хорошо, нож не успеваю метнуть. Зато получаю небольшой удар по глазам и гораздо более серьезный – по состоянию рассудка. Может, я ошибаюсь, но, похоже, Кроуфорд все оставшиеся свечи переволок в ванную.
- Ты поздно, - тем временем, очень спокойно и очень доброжелательно говорит Кроуфорд, останавливаясь на пороге.
А может, и не хорошо, что не успеваю. Ну как же он достал меня своим пистолетом… Тоскливо вздыхаю и немного меняю позицию – так, чтобы в случае чего, метнуть нож от бедра.
- Не мог бы ты положить свою железку на пол и войти? – несмотря на мои манипуляции, Кроуфорд остается так же любезен. И даже немного отходит в сторону, чтобы я мог протиснуться внутрь. Между моей переносицей и дулом его пистолета явно существует нерушимая связь, потому что как мы оба ни изворачиваемся, они прямо-таки чувствуют друг друга.
Кстати, я не помню, чтобы Кроуфорд покупал себе халат, в котором сейчас меня приветствует.
- Не мог бы ты теперь положить свою железку и выйти? – надеюсь, от моей улыбки Кроуфорду срочно потребуется инсулин, и меня хоть ненадолго снимут с прицела.
Надежды рушатся от одного-единственного звука – щелчка взводимого курка. А халат Кроуфорду действительно идет – черный с желтым – не кимоно, конечно. Ну так и Кроуфорд не гейша. И еще он действительно перенес сюда свечи и можжевеловые палочки, которые расставил по всем горизонтальным плоскостям. Романтик хренов. Лучше бы проветрил здесь, а то у меня четкое ощущение, что в нашу ванну тайком наблевал какой-то любитель несвежего саке. Даже сквозь можжевельник чувствуется.
Радует одно – Кроуфорд, вроде бы, признаков обращения не демонстрирует.
Вздыхаю и очень доступно поясняю, что собираюсь сделать:
- Я не буду кидать нож на кафель. Не хочу, чтобы он погнулся, затупился или сбился баланс, - очень медленно отвожу руку и протягиваю к туалетному столику. – Я просто положу его сюда, видишь?

Большинство свечей остается у Кроуфорда за спиной – мне не слишком отчетливо видно выражение его лица. Но почему-то кажется, что шварца все это несколько забавляет. Повинуясь движению дула, отступаю на шаг, думая, что мы с Кроуфордом откуда начали, туда и вернулись. А еще мне интересно, с чего ему вздумалось опять угрожать мне пистолетом? Неужели снова…
- А теперь раздевайся, - уже гораздо менее равнодушно командует он.
Ну точно, снова.
- Слушай, - вдохновенно спрашиваю я, раскрывая объятия, - а по-другому у тебя что, не стоит?
- Не знаю, по-другому я еще не пробовал, - как-то слишком уж с намеком отвечает он. – А у тебя?
У меня стоит. Если честно, чуть ли не весь день стоит. Как вспомню, что я с ним ночью делал и как он подчинялся – так и стоит.
- Хочешь проверить? – я медленно зачесываю волосы назад и с радостью замечаю, что пистолета в руках у Кроуфорда больше нет. А значит, путь свободен. Кстати, на пороге ванной комнаты я сексом еще не занимался – вполне себе достойное место.
Если поднятые брови означают удивление, а моя версия верна, то Кроуфорд только что избавился от вероятности обратиться на все ближайшее время. Потому что у него аж очки запотевают от попыток удержать лицо на месте. Но меня все это уже не колышет – Кроуфорд так близко, что у меня буквально челюсти сводит и в глазах темнеет. Чертов халат сводит меня с ума, запах можжевельника становится непереносим. Понять не могу, надел ли Кроуфорд белье. Сейчас я его разверну, нагну и потяну ткань наверх, на спину, так, чтобы она ехала по бедрам. Глотая невольное рычание, быстро шагаю к Кроуфорду – буквально бросаюсь вперед, чтобы быстрее его...
И куда-то лечу, чувствуя крепкую хватку на плече и в волосах. А потом ничего не успеваю даже понять – все кружится перед глазами, свет-тьма, чертов Кроуфорд – под колени больно ударяет чем-то очень жестким и все сменяется желтым, мокрым, холодным, срывающимся с губ сладкими шипучими пузырями, затекающим в уши и едко щиплющим глаза.
Кроуфорд вытаскивает меня за волосы из жгучей сладости. Я успеваю только хватануть ртом воздуха и поймать первое осмысленное ругательство в голове, когда очкастая сволочь меня встряхивает, смотрит в глаза, недовольно хмыкает и макает в ванну еще раз – с головой.
- Твою ж мать! – хлебаю долбанное-мать-его-шампанское, и никак не могу придти в себя от удивления. Да куда там – полноценного шока. Романтика по-кроуфордовски, не иначе – утопи любовника в шампанском! – Твою ж…
Он снова выдергивает меня на поверхность, и я тупо смотрю ему в лицо, пытаясь подобрать ноги. Чувствую себя, как в стиральной машине с эффектом холодного кипячения – на коже пузырьки, снаружи холодно, но мозги уже вскипают.
Толком насладиться передышкой не успеваю – Кроуфорд в очередной раз берет меня в оборот. Я не против некоторой агрессии, при условии, что следов не останется, а у Кроуфорда именно такие пальцы – жесткие, но не жестокие. И еще – у меня бы челюсть отвисла, не будь занята другим – Кроуфорд, оказывается, прекрасно знает, чего хочет, как хочет и как добиться желаемого.
Он крепко придерживает мой подбородок и заставляет открыть рот. А дальше я могу только стонать и пытаться не упустить навязанный темп – вот черт, он целуется едва ли не лучше, чем я, Йоджи Кудо! Хотя, в принципе, на моем месте любой бы немного спасовал на старте, потому что сложно бороться за первенство, сидя в пузырящейся луже – ну не было у меня возможности целоваться с кем-то, кто выше меня ростом, шире в плечах и вообще массивнее и устойчивей. И да – кто удерживает меня за волосы в опасной близости от огромного количества шампанского.
Правда, все это я понимаю чуть позже. Нет, не тогда, когда пальцы с подбородка перебираются на плечо, а Кроуфорд вздергивает меня на ноги, одним рывком вытаскивая из ванной – так что мне остается лишь вылезти на пол, чтобы … Ооо… Я знаю не слишком много вещей, способных довести меня до состояния биомассы, но такие поцелуи – определенно одна из них. И даже не тогда, когда они плавно прекращаются, потому что мы оба нуждаемся в небольшом перерыве.
На какой-то момент мне кажется, что свечи разом накаляются добела, выжигая глаза. Можжевельник пахнет совсем невыносимо, но сейчас в духоту вливается еще стойкий запах шампанского, перебивающего все на свете. Я весь пропитался шампанским – с волос течет, с одежды течет потоком, а Кроуфорд слизывает с меня эту кисло-сладкую дрянь и делает это настолько убедительно, что голова идет кругом.
- Это… - у меня слегка срывается голос. Похоже, Кроуфорд с успехом поставил крест на моих умственных способностях. – Это что? – выкаркиваю я.
- Ванна с шампанским, - кладя обе руки мне на бедра и с силой притягивая к себе, отвечает Кроуфорд.- Тебе понравилось?
Он так это говорит, что я твердо понимаю одно – лезть туда еще раз мне не хочется.
Нет, правда, категорически не хочется.
И это должно бы выглядеть смешно и нелепо, но Кроуфорд стаскивает с меня мокрую футболку, настойчиво гладит меня по голой груди и плечам, отчего веки тяжелеют сами собой; и еще что-то подсказывает мне, что мои джинсы если и продержатся еще, то очень недолго. Так и есть – Кроуфорд сам меня разворачивает и толкает к ванной. Несмотря на легкий озноб чувствую спиной то жар его груди, то шелковое тепло халата. Наклоняясь, Кроуфорд заставляет склониться и меня. Кажется, я понимаю, чего он хочет – уже после того, как упираюсь руками в противоположный бортик, в то время как Кроуфорд коленом раздвигает мне ноги.
От запахов кружится голова, я зажмуриваюсь, чувствуя пальцы Кроуфорда в собственных волосах. Если он снова не макнет меня сейчас в шампанское, я сделаю все, что он хочет, честное слово! Отвлекшись на оптимистичную мысль, не сразу осознаю, что мои предположения по поводу джинсов становятся явной явью. А уж когда в меня входит палец – чертов Кроуфорд, хоть бы предупредил! но, кажется, у ублюдка хватило ума не ограничиться одним только шампанским в качестве смазки – я близок к тому, чтобы попросить притормозить.
Выдыхаю, перед тем, как подать голос – выдох звучит слишком громко даже для моих собственных ушей. А потом, без всякого предупреждения, мои губы запечатывает ладонь, полная сладкой колючей гадости. Пока пытаюсь глотать и не подавиться, чувствую, что просьба запоздала – и что у меня слишком давно никого не было. Не могу сказать, что мне больно или неприятно, я вообще не могу ничего сказать, пока он растягивает меня, все настойчивее, заливая возражения шампанским и затыкая мне рот собственной ладонью. Давлюсь чертовым шампанским, одновременно испытывая такую массу самых различных ощущений, начиная от абсолютно нового – ощущения полной подневольности – и заканчивая активно едущей крышей. Я как-то не успел сообщить Кроуфорду, что быстро пьянею от газированного алкоголя. А теперь, похоже, информация уже запоздала.
А может, и нет.
Смутно подозреваю, что стоны, отражающиеся от пузырящейся поверхности, принадлежат мне. И, поскольку уже могу стонать, почти не удивляюсь сразу двум рукам, уверенно раздвигающим ягодицы. А вот дальше, когда Кроуфорд, наконец, в меня втискивается и – о, счастье – замирает, я точно знаю, что скоро буду кричать. Правда, еще не знаю от чего. Если он двинется – я, наверное, сдохну. Он действительно огромен. Но если он не двинется…
- Йоджи, давай…
Ох, а я и не почувствовал, что меня еще и по заднице гладят. Почти приятно, черт возьми, если бы еще не хм… ладно. Остро-сладко-алкогольный туман перед глазами явно стимулирует воображение, потому что я внезапно представляю, какую картинку видит сейчас Кроуфорд. Тело начинает гореть. Чертово шампанское теперь пузырится внутри, а дрожь на коже вызвана уже совсем не прохладой.
К черту сомнения! Я все равно во всех смыслах выигрываю как топ.
Начинаю двигаться – чувствую, как Кроуфорд теряет последние крохи самообладания. Если до этого мне казалось, что у него уверенные и жесткие руки, то теперь мне кажется, что грань между жесткостью и жестокостью он просто стер. И дело не в том, что, приноровившись, он двигается во мне все увереннее и быстрее; и не в том, что его руки точно оставят на мне синяки; и даже не в том, что у меня на шее и между лопатками живого места не осталось для поцелуя, а в том, что он сам не прикасается к моему члену и мне – черт-черт-черт! – не дает этого сделать!
Как-то получается, что обе мои руки, прижаты его руками – я потом постараюсь вспомнить, за каким чертом я вообще согласился на эту изощренную пытку – а пока из последних сил двигаюсь, пытаясь вырваться, или, наоборот, насадиться глубже, в общем, хоть как-то изменить создавшееся положение. Не знаю, то ли шампанское течет по моему лицу, капая в чертову, взвивающуюся пузырьками, наполненную ванну, то ли пот, но я в полушаге от того, чтобы начать угрожать.
Словно чувствуя мой близкий срыв, Кроуфорд немного замедляет движения – если бы у меня еще остался голос, я бы кричал еще громче – и снова полощется в чертовом шампанском. А потом я чувствую, как мой член оказывается в пощипывающем и покалывающем холоде, который резко сменяется уверенным теплом и давлением.
Я говорил, что у меня не осталось голоса?
Я очень сильно ошибся.
Прихожу в себя под побулькивание утекающего в сток шампанского и шум льющейся из душа воды. Первая мысль – ээээ? И вторая – я пьян вдрызг, кажется.
- Йоджи, это негигиенично, - правильно понимает мое возмущение Кроуфорд. Интересно, чему это он так радуется, что светится ярче всех свечек, вместе взятых. – И сделай лицо попроще, ты вызываешь у меня звездную болезнь.
Я??? У него? Хм…
Что-то мне не верится, что я выгляжу более довольным, чем Кроуфорд. Потому что уверен, что такое в принципе невозможно.
С ума сойти. Днем должны заявиться братья Винчестеры, а мы мало того, что спим в одной кровати, так еще похоже и душ совместный собираемся принять. Хотя, должен заметить, что последнее вполне объяснимо с точки зрения экономики – ну там, расход горячей воды… и еще что-нибудь.
Надеюсь, Кроуфорд не надумает завтра встать пораньше. Потому что лично мне нужно очень хорошо проспаться.