Может быть завтра...

Mohji Kudou

Перевод:

Kai

Я никогда не забуду, как он выглядел, когда я убивал его.

Его большие яркие аквамариновые глаза с мерцающими слезами.

"Я ревновал тебя! С самого детства ты всегда был популярен, а я оставался в тени!"

Я почувствовал, как внутри меня возникает гнев и медленно подкатывается к горлу.

Мелочи. Но он просил меня.

Я подошел поближе. Я хотел поддержать, обнять его, дать понять что всё хорошо.

Назовите меня сосунком в наказаниях.

Я улыбнулся. Koichiro. Имя эхом отозвалось в памяти.

Но вдруг он поднялся – слезы текли по его лицу – и выстрелил в меня... раз, второй, третий... и он смеялся.

Я дернулся назад, но обошлось. На мне был жилет.

Он испугался меня.

Я хотел убрать челку с его лица и поцеловать в лоб, как он обычно делал, когда я был расстроен.

– Почему ты не умрешь?

– Мне не нравится ад.

Его глаза расширились, я рванулся к нему, бритвенно острые когти разрезали его грудь. Я был покрыт кровью.

– Я увижу тебя в аду, – сказал он перед тем как испустить последний вздох – шепот, которым, я мог поклясться, было "Кенкен".

Как эгоистично с моей стороны. Думать что он умер с моим именем на губах.

Мои товарищи ждали меня.

Той ночью меня тошнило в ванной, пока все вокруг не оказалось в крови и рвоте.

И я проплакал всю ночь, прежде чем уснуть в розовой воде в ванне.

Розовой от ЕГО крови.

Я проснулся от ощущения чего-то прошмыгнувшего по моей ноге. Это был таракан. В одной ванне со мной. Скоро его утопило. Я усмехнулся и вылез.

КЕН ХИДАКА – у тебя глюки.

Я оставил мокрый след идя из ванной до своей одинокой односпальной кровати со сломанными пружинами и комковатым матрасом.

Я вошел в спальню и волна тошноты охватила меня. На четвереньках я выбросил остатки своего желудка на пол – на мои свежевычищенные белые коврики.

Снова слезы.

Голос позади меня.

– Значит проснулся, Сибиряк?

Я обернулся.

– М-Манкс!

– Не беспокойся, Кен, – мягко сказала она, – мы позаботимся о тебе.

Я бросился в её объятия.

Промокший и раздетый я крепко прижался к ней.

Она вознаградила мою смелость материнской улыбкой.

– Персия хочет увидеться с тобой, – промурлыкала она, – когда ты будешь готов к этому.

Она даже помогла мне убрать массу с ковра прежде чем уложить меня в кровать.

Я был так сильно измучен опустошенностью, что находился в подвешенном состоянии. Слишком усталый чтобы двигаться, но не способный заснуть.

Перед уходом Манкс сделала мне чашку чаю.

Но сейчас комната пуста. Как и я. Я не выпил чай.

Я просто вырвал его, вместе с оставшимися двумя пинтами моей крови.

Я закрыл глаза. Там были мы. Юные. До J-лиги. Мне было пятнадцать.

– Кен!

– Koichiro!

Мы обнялись. Мой голос тих.

– Ну так что, ты придешь на мой день рождения или нет, Кои-чан?

Я любил так называть его. Это заставляло всех дважды подумать, прежде чем решить, что это просто ребячество и сокращение имени Koichiro. Мне было смешно.

– Не упусти этот мир, Кенкен.

Я стукнул его:

– Ненавижу когда ты меня так называешь!

– Если бы ты не делал такое кавайное личико, когда я так говорю, это бы не случалось, не так ли, Кенкен?

Я надулся. Очень мило. Меня тошнило. Снова.

Другое воспоминание. "Казе..." – я снова плачу.

Мои родители только что уехали, оставив нас одних на всю ночь.

Он обхватил меня руками сзади и уткнулся носом в мою шею.

Я засиял. Потом обернул руки вокруг его шеи и запрокинул назад лицо с полуоткрытыми жаждущими губами.

Мы нежно целовались, и я пропускал между пальцами его мягкие черные волосы. Они пахли ОлдСпайсом и дешевым шампунем.

– Ты любишь меня? – я промурлыкал вопрос прямо ему в ухо.

– Всегда и навеки, – засмеялся он. – Кенкен, если бы я не любил тебя, я бы убил тебя прямо сейчас!