1.

Люди делятся на две категории: первые страдают молча, а вторые устраивают из драмы личной драму космическую. Все смешалось в доме Шварцев. Шульдих, краса и гордость команды, впал в беспокойство и тоску и уже неделю не выходил из своей комнаты.

– Он назвал меня крашеным чучелом, – объявил рыжий и захлопнул дверь.

У Кроуфорда горели заказы, Наги от скуки поменял все пароли и потерял бумажку, некормленный Фарф висел в подвале и адски хохотал.

– Убытки вычту из зарплаты, – грозил Кроуфорд под дверью.

– Ты можешь прочитать пароль у меня в голове? – жаловался Наги.

– И придет кара небесная, и покарает всех, кто не слушался начальника своего и обижал отроков, умом обделенных, – жег из подвала Фарф. – Дайте хоть пожрать, исчадия тьмы.

Шульдих не реагировал.

2.

Человекообразные бывают двух видов: человек разумный и человек с катаной. Все смешалось в конспиративной квартире Вайсс. Ран Фудзимия, человек и самурай, уже неделю сидел в позе лотоса посреди гостиной и молчал.

– Он назвал мою катану ржавым напильником, – объявил Фудзимия перед тем как погрузиться в дзен. – Это оскорбляет мое чувство прекрасного.

Кудо немедленно ударился в загул, Кен отсыпался, а Оми обдумывал важную тему «как продвинуться по служебной лестнице, пользуясь тем, что начальство временно вышло из строя».

– Ая, я одолжу у тебя денег из тумбочки? – полуутвердительно сообщал запыхавшийся Йоджи, на минуточку забегая в гостиную.

– Ая, я закрыл магазин на переучет, – говорил Кен, зевая. – Все равно там никто не работает.

– Ая-кун, я сообщил куда следует, что ты заболел, – делился Оми и заботливо укутывал Фудзимию пледом. – Меня назначили временно исполняющим обязанности и дали неограниченные полномочия. Думаю официально запретить футбол и сигареты, что скажешь?

Фудзимия сидел неподвижно и молча смотрел в стенку.

3.

– Какие же вы бездушные твари, а еще охотники света!

– Неправда! Мы накрыли его одеялом и отгоняем мух.

– А вот у нас мух нет! У нас, в отличие от некоторых, чисто.

– А мы Такатори завалили.

– А мы спасли мир, хотя теперь видим, что зря.

– А мы...

– Так, замолчали оба. Пусть ваш Фудзимия извинится. Я сделаю одолжение и пущу его на порог.

– Что-о-о? Ая? Извинится?

– Ха-ха-ха, ну, Шварц, ну, уморили. Он слова-то такого не знает.

– Ая-кун сказал бы, что это оскорбляет его чувство справедливости.

– А вы не пробовали показывать вашего Фудзимию за деньги? Кроуфорд предскажет вам колоссальный успех.

– На карманные расходы точно хватит. Кудо, задумайся.

– Так, замолчали все. И что вы предлагаете?

– Пусть ваш Шульдих извинится и сделает харакири. Это искупит его вину. Ая будет тронут.

– Йоджи-кун, как не стыдно? Ая-кун наш друг.

– Ха-ха-ха! Запомни, малыш – у таких, как мы нет друзей. У нас есть только начальство.

– Белобрысый прав! Ибо сказано в должностной инструкции – возлюби начальника своего как пирожки с мясом.

– Сырым?

– Нет, это невозможно. Я начинаю сочувствовать вашему Фудзимие. На его месте я бы впал в кому лет на двадцать.

– Отличная мысль, Кроуфорд! Помочь?

– Хидака, тебе идет, когда ты молчишь. Вайсс, даю вам 24 часа. После чего мое чувство прекрасного будет смертельно оскорблено, а оставшиеся в живых позавидуют мертвым.

4.

Лунный свет заливал все вокруг, рваные тени ложились на стены и потолок, в углах таинственно сгущался сумрак. В саду шуршали ежики, вышедшие на ночную охоту. Зрелые яблоки мягко падали в траву. В такие ночи хорошо сидеть, обнявшись, созерцать луну и клясться друг другу в вечной любви.

«Убью», – нежно шептал Фудзимия, бесшумно карабкаясь по отвесной стене.

«Ненавижу», – поддевая отверткой оконую раму.

– Вылезай, – негромко, чтобы не разбудить весь дом. – Все равно найду.

Из темноты неслышно выступил Шульдих. В свете луны его лицо казалось еще больше исхудавшим и бледным, а сам он еле стоял на ногах, но все с лихвой компенсировала довольная ухмылка через все лицо.

– Как им удалось? – радостным шепотом спросил он.

– Они посыпали меня лепестками роз. А у меня на них аллергия, – неохотно признался Фудзимия.

– Испугались Кроуфорда! – засмеялся Шульдих.

– Не обольщайтесь. У Кудо закончились все мои деньги, Кен отоспался и захотел есть, Оми что-то намудрил со счетами.

– Неважно, – отмахнулся рыжий. – Давай, я жду.

Ая скривился, потом нехотя подошел ближе, встал на колено и взял Шульдиха за руку.

– Клянусь любить тебя вечно, выполнять все желания и носить на руках, пока не отсохнут, – быстро пробормотал он.

– Громче!

– Клянусь, говорю, любить тебя вечно, и в горе и в радости, греть тапочки, чистить яблоки, будить поцелуем и приносить кофе в постель.

«Со стрихнином».

– Не слышу! – пропел Шульдих, наслаждаясь процессом.

Через три окна Кроуфорд слушал поток признаний и думал, что так рождаются герои и умирают идиоты. В следующий раз надо будет заставить проспорить Шульдиха. Может получится интересно.