Кроуфорд убирает правую руку со стола и опускает на гладкое как шелк, загорелое колено. Ладонь скользит вверх, по нежной коже, еще выше, пальцы касаются влажных трусиков. Одно название, а не белье. Кроуфорд отодвигает насквозь мокрый лоскуток и проводит между влажных налитых складок. Его спутница сжимает ноги.
— Расслабься. Игра только началась, — цедит он едва слышно. Бросает быстрый взгляд искоса на едва прикрытые груди, на выпирающие под топиком острые соски, на тонкое лицо, большой рот. Вдыхает перемешанный с запахом океана запах сладких пахнущих жвачкой духов.
«Идеальная женщина», — думает он, убирая руку. Идеальная. Возможно, потому, что и не женщина вовсе.
Он отпивает из бокала, потом прижимает пальцы правой руки к губам. Идеальный запах возбужденной женщины — пахнет как сам воздух вокруг — немного солоно и пряно. Он сжимает пальцы в кулак, чувствует прикосновение плеча. Мягкие, густые, рыжие как огонь волосы щекочут щеку.
— Потанцуй, — едва слышно приказывает Кроуфорд.
— Не пристрелишь потом кого, а, Кроуфорд? — говорит Шульдих глубоким бархатным голосом и ухмыляется намазанными блеском губами. Губы он почти и не менял. Кроуфорд снова смотрит на его соски, потом ниже. Юбка так высоко задралась, что можно представить себе между ног сильно обтягивающие влажные трусы.
— Потрясающая иллюзия, — говорит он.
Ухмылка на лице Шульдиха делается еще шире.
— Да, черт побери, охрененная. Чувствую себя разгоряченной мокрой цыпой, так что ты сам виноват.
Кроуфорд поправляет член, потом снимает и протирает салфеткой очки. Не сомневается, что желающих удовлетворить такую женщину будет хоть отбавляй, пуль не хватит.
— Сам виноват будешь ты. Иди. Быстро.
Шульдих пожимает плечами. Поднимается из-за стола и идет на танцпол, покачивая бедрами. Безумно высокие каблуки, безумно длинные ноги, легкая юбка, полоска кожи над поясом, потом топик и волосы. Кроуфорд думает, рассматривая его, что отпуск и эта игра в иллюзию были отличной идеей. Он впервые позволил себе и ему отдохнуть, сделал это для него. Шульдих не подвел. Он был отличным компаньоном и в отпуске, и в работе. Кроуфорду хорошо с ним.
Его мысли обрываются, когда Шульдих поворачивается к нему лицом и принимается танцевать. Он довольно далеко, вокруг него народ, но все равно можно разглядеть его тело в подробностях. Шульдих покачивается в такт ритмичной музыки, тяжелые груди качаются под прозрачной футболкой. Соски, кажется, вот-вот проткнут ткань. Бедра крутятся, как будто Шульдих пытается подрочить ими и кончить прямо перед всеми. Кроуфорд кладет руку на обтянутый шортами пах. Шульдих неплохо танцует, но даже если бы он просто дергался под музыку, у Кроуфорда все равно бы встал.
Пока Кроуфорд бездумно оглаживает взглядом живот и ноги Шульдиха, один из отдыхающих пристраивается к тому сзади. Потный, лысоватый, с гавайской рубахе поверх почти женских сисек и живота, и с крошечной пижонской бородкой - наверное, менеджер верхнего звена на отдыхе. Шульдих вскидывает взгляд на Кроуфорда, поднимает брови, мол, что делаем? Кроуфорд качает головой, мол, расслабься. Отдых или не отдых, а оружие у Кроуфорда всегда при себе. Он поднимается, в паху ноет от возбуждения, но он игнорирует боль и сладкую ломоту. Обходя танцующих, идет прямо к Шульдиху. Не опасная, но забавная игра. Он подходит вплотную к мужику, окунаясь в запах пота и алкоголя. Мужик открывает рот, чтобы послать его, но Кроуфорд сует в мягкий бок дуло пистолета. Никто даже не замечает быстрого автоматического движения, кроме, конечно, менеджера высшего звена, который в мгновение застывает на месте. Запах меняется, теперь от него пахнет ужасом.
— Это моя женщина, — почти вежливо говорит Кроуфорд мужику в ухо. Тот бледнеет, как будто весь загар разом стекает с лица. Поднимает руки.
— Не кипятись. Ну ошибся, бывает.
Кроуфорд ухмыляется, убирает пистолет за пояс.
— Твою мать, — бормочет Шульдих, не переставая танцевать. Кроуфорд поворачивается к нему и ловит его взгляд.
— Уходим, — бросает он коротко. Хватит уже демонстрации. Обнимает его за бедро, кладет руку на крепкий круглый зад. Кожа под тканью раскаленная, Шульдих прижимается всем телом, соски упираются в рубашку Кроуфорда. Он невольно поглаживает ягодицу, пока они идут между танцующими, а потом мимо столиков, к деревянным мосткам. Тут, на Мальдивах, отели устроены так, что каждое бунгало находится на своем куске земли, окруженном океаном. Приятная иллюзия оторванности от мира. Они идут в свете фонарей, и Кроуфорд стискивает пальцами ягодицу. Шульдих проходится ногтями по его шее.
«Долго идти», — говорит он мысленно. Кроуфорд тут же чувствует эмоциональный слепок его женского возбуждения.
«Не суетись», — говорит Кроуфорд. Их бунгало совсем рядом. Они не включают фонари на террасе, и потому рядом с домом темно. Кроуфорд ведет Шульдиха в холл, и как только они скрываются с глаз, нагибает его прямо между мягким кожаным диваном и низким плетеным столом. Шульдих расставляет ноги, влажные трусы рвутся, стоит только потянуть. Кроуфорд еще раз проходится пальцами между бедер, заставляя его прогибаться и стонать низким женским голосом. Потом сдергивает шорты и входит. Никто и никогда еще не видел настолько точной иллюзии. Внутри горячо, от каждого движения мышцы сжимаются, Кроуфорд стискивает пальцами большие груди, трет соски, продолжая раскачиваться. Бедра клеятся к ягодицам, жарко и одуряюще пахнет цветами и морем. Персонал слишком любит хреновы цветы. Кроуфорд выпускает груди и впивается пальцами в бедра.
В голове пустеет, жар накрывает с головой. Он закрывает глаза только на мгновенье, когда напряжение сжимается до упора и распрямляется. Шульдих кричит и дергается в его руках. И Кроуфорд кончает, долго, бесконечно долго.
Потом в голове проясняется. Он видит темную гостиную бунгало, слышит рокот прибоя, отдаленный гул вечеринки. Опускает глаза, и видит влажную белую спину Шульдиха. Тот больше не женщина. Но Кроуфорд даже рад. Иллюзии хороши в меру. Он выскальзывает, Шульдих разгибается. И повернувшись, обнимает его за шею. Губы у него горячие и сладкие, на вкус как фруктовая жвачка. Но Кроуфорд смирился, маленькие слабости подчиненных надо прощать.
Он ласкает язык Шульдиха своим, гладит по прохладной спине ладонями. Он знает точно, что ни одна женщина не сможет стать для него идеальной. Если, конечно, она не мужчина. Не этот конкретный мужчина. Возбуждение на этот раз нарастает медленно. Кроуфорд отстраняется и приказывает коротко.
— В спальню.
Шульдих покорно кивает. И Кроуфорд отмечает про себя, что мужское лицо ему нравится больше.
