И вот мне приснилось...

.

.

Авторское покаяние: дорогая Луна! Прости меня за плагиат. В свое оправдание могу сказать только, что идея о фудзимийском фармакологическом бизнесе, Ране-бунтаре, не желающем продолжать дело отца и его обучении на историческом факультете так хорошо ложится на канон, что деться от этого я никуда не смогла. 

Глава 1. Счастливый случай, несчастный случай

 

Продавщицы — нет, консультанты, как таких продавщицами назвать? — в бутике были все как на подбор — высокие, гладко уложенные, в красивых костюмах, с жемчугом в ушах, все, как одна, большеглазые… словом, напрашивалось сказать про них какую-нибудь гадость. Айя подвинулась к Юки-тян и произнесла — шепотом, но нарочно громким:

— У них у всех глаза наверняка дорезаны.

Юки-тян — тоже принцесса, нацепила сегодня золотые сережки! Завидовать, конечно, нехорошо, но Айе тоже ужасно хотелось золотые сережки. А папа не позволял — говорил, что таким маленьким девочкам еще рано носить золото. Так вот, Юки-тян посмотрела на манекенщиц, вздернула нос и подтвердила:

— Точно, дорезаны!

— А как это? — спросила Томое Сакура. Она была младше их на два года, и Айя вообще считала, что нечего такую мелюзгу с собой таскать, но Хикари-тян отчего-то решила взять ее под покровительство — наверное, из соображений, что в команде должен быть кто-то убогий, а Чизу-тян еще в начале прошлого семестра перевели в новую школу, с математическим уклоном. Она была ужасно толстой и ничего не понимала в химии, правда, математику все же знала хорошо, лучше Айи. Ну вот и правильно, пусть учится на математика. А чего эту Томое, троечницу, держат — тоже понятно — чемпион города на стометровке среди школьников. Вот Хикари она зачем? Айя не любила Томое — у нее были на то причины.

— Это такая операция на глазах, — снисходительно пояснила Хикари-тян, выныривая из примерочной. Никто, кроме нее, не брал ничего мерить — у Юки-тян на такую одежду все равно денег никогда не будет, а сама Айя не ходила за одеждой без Рана. Насчет Томое она не знала. — Когда кожу немного разрезают по внешним уголкам, и глаза становятся больше. Папа такие делает.

— Вот оно как… — пробормотала Юки-тян. Ее папа был участковым.

— Будете что-нибудь брать? — холодно спросила одна из консультантов. Хикари смерила ее надменным взглядом — у нее хорошо получалось.

— Нет, благодарю, — она небрежно кинула платье на вешалку и махнула рукой: — Пойдемте, девочки.

Они высыпали на улицу, и Хикари тут же начала фыркать о плохом обслуживании и что у них кондиционер плохо работает. Насчет кондиционера Айя была согласна — в магазине было чуть прохладнее, чем на улице, где вообще стояла дикая жара. Когда уже каникулы…

— Ой-ей-ей, смотрите, смотрите туда! — неожиданно запрыгала Юки, перебивая Хикари, чего она вообще никогда не делала — Хикари была ее героиней. — Смотрите, смотрите, какой!

Айя повернулась — и ахнула. В припаркованную неподалеку — Айя заметила ее еще когда они только подошли к магазину — красивую красную машину без верха садился такой парень, каких в жизни точно не бывает, только в кино — высоченный, выше девиц из магазина, со светлыми, как у Брэда Питта, волосами, в светлых брюках, светлой рубашке и пиджаком, перекинутым через плечо.

— Крууууто! — протянула Юки совсем как мальчишка.

— Гайдзин! — прошептала Хикари — она с ума сходила по гайдзинам, особенно если из Штатов. — И машина с левым рулем…

— Он, наверное, модель или актер, — тут же предположила Юки. Мимо них промчался мотоцикл и затормозил где-то сзади; гайдзин обернулся — он уже сидел в машине, но даже приподнялся, видимо, чтобы получше рассмотреть, — и Айя увидела его лицо.

— Не гайдзин, — тут же разочарованно протянула Хикари.

— Какой красивый… — вырвалось у Айи. У него были зеленые глаза! Зеленые! До сих пор она думала, что такой цвет глаз бывает только в кино.

Красивый незнакомец же отвернулся, завел машину — и она сорвалась с места.

— Блин! — с чувством сказала Айя.

— Кхм, — прозвучало у нее над ухом. — Что еще за «блин»?

— Ой, Фудзимия-сан! — Хикари заулыбалась, Юки покраснела, а Томое пошла пятнами и опустила глаза. Вот за это Айя ее и не любила. Мелкая дурочка влюбилась в ее брата, нет, ну что за глупость?

— Братец! — она развернулась, выдав ему самую ослепительную улыбку. — Это… случайно вырвалось. Меня комар укусил.

— Так к врачу? — сухо предложил Ран.

— Нет! — Айя наморщила нос. — Даже не чешется.

Он, конечно, попытался еще раз посмотреть на нее сурово, но не выдержал — усмехнулся.

— Садись, — и сам же помог ей усесться на заднее сиденье и надел шлем. Она помахала девочкам, он им кивнул, сел вперед — и они помчались.

 

* * *

 

Опять он.

На светофоре Йоджи наконец прикурил. Дурацкое пристрастие к спичкам имело свои минусы — пока ведешь машину, прикурить не удасться.

Опять этот красноволосый парень. Конечно, в Токио полно идиотов, которые красят волосы в красный, но все-таки это был именно он и никто другой. Такое ни с чем не перепутаешь. В этом парне, точнее, в его появлениях, было что-то мистическое.

В первый раз Йоджи столкнулся с ним в читальном зале. Он тогда шел, не видя дороги, потому что у них не было одной страшно нужной ему книжки, без которой он не сдал бы экзамен. Он еще тогда решил, что если завалит, то все, к чертовой матери, уйдет из универа, и плевать, что уже третий курс заканчивается. Все равно врач из него будет хреновый. Одногруппнички, шутники хреновы, ему даже открытку на день рождения подарили самодельную: «Помогите отечественной медицине! Скиньтесь на киллера для Кудо!» Смешно, блин.

Так вот, на этого парня он просто налетел, потому что шел не глядя. Столкнулись, извинились одновременно… Йоджи бы на него даже глаз не поднял, если бы не дикий цвет волос. Обычно так красятся какие-нибудь рокеры или припанкованные, а этот — нет, лицо серьезное, даже хмурое, фиг ли его проперло в красный выкраситься?

Короче, встреча как встреча.

А потом Йоджи в кафе случайно наткнулся на Аску, и оказалось, что у нее эта книжка есть.

Второй раз был тоже смешной. Они с ребятами тренировались на универской баскетбольной площадке. Сказать, что Йоджи тогда был не в форме — значит, ничего не сказать. За два часа он не попал в корзину ни разу; в конце концов Такеда, капитан, психанув, сказал, что если Кудо будет продолжать в том же духе, то до выпуска просидит на скамейке запасных. После чего у Йоджи, само собой, вообще все начало валиться из рук. Дело закончилось тем, что он слишком сильно бросил мяч и не то что в корзину не попал — перекинул его к чертовой матери через забор.

— Я сбегаю, — быстро сказал он, только бы не слышать очередного комментария Такеды, и полез через забор. Какой-то очень умный человек придумал разместить баскетбольную площадку на окраине университетской территории, где за оградой была остановка и проезжая часть. Дурацкий мяч, пропрыгав по тротуару, доскакал до остановки, долбанулся в стекло стоящего там автобуса, по счастью, не разбив, и упал на асфальт. Йоджи сел верхом на забор, собираясь спрыгнуть — и встретился взглядом с парнем в автобусе. Тем самым. Вид у него был малость ошарашенный и недоуменный — что, в общем, логично после того, как тебя попытались убить мячом… Йоджи извиняющее развел руками, спрыгнул с забора, поднял мяч и кинул его обратно. Ну, и сам обратно полез.

И игра пошла как по маслу. Такеда, конечно, потом сказал Йоджи, что он все-таки долбодятел, но прозвучало это вполне мирно.

Интересно, думал Йоджи, затягиваясь в последний раз, что хорошего произойдет сегодня?

Ответ не заставил себя ждать — мобила запела имперский марш, и Йоджи взял трубку.

— Алло?

— Кудо Йоджи-сан? — вопросили на том конце.

— Да, — ладони вспотели, но тут, на счастье, случился еще один светофор, на перекрестке, что означало, что стоять будут прилично.

— Это Никишида из Главного Полицейского Управления. Мы рассмотрели вашу заявку, думаю, что можем вас взять на практику. А дальше — как будете работать и как закончите университет.

Йоджи зажмурился и затряс головой, пытаясь не заорать от радости прямо в трубку.

— Да, Никишида-доно. Я все понял. Огромное вам спасибо!

— Отлично, — в голосе из трубки чувствовалось, что радость Йоджи ему приятна. — Ждем вас в понедельник для оформления документов. Приступить к работе вы сможете через две недели.

— Отлично! Я приду.

— Тогда до встречи.

— До встречи!

Он все-таки заорал — повесив трубку, разумеется. Сзади забибикали — оказывается, уже горел зеленый свет.

— Да-да-да, — пробормотал Йоджи, одной рукой переключая передачу, а другой набирая номер на телефоне. Ответили почти сразу.

— Алло?

— Приветствую тебя, любовь всей моей жизни! — проорал Йоджи в телефон.

— Здорово, придурок, — был ответ.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— Собиралась провести его с умным человеком, а что?

— Дааа?! А откуда ты узнала, что я тебя собираюсь пригласить?

— Я себя, вообще-то, имела в виду. А ты собираешься?

— Да!

— Что, есть повод?

— Да!

— Ну говори, не томи.

— Меня взяли на работу!

— Господи, где же ты таких идиотов нашел?!

Йоджи расхохотался.

— Добрая Аска! У вас, в ГПУ!

— Что, серьезно?!

— Абсолютно!

— Поздравляю, — в голосе Аски звучала неподдельная радость. — Это надо отметить.

— Так я о чем? Я заеду вечером?

— Давай, — он слышал, что она улыбается. — В семь, к твоему новому месту работы.

— Заметано, любимая!

— Вот придурок… — сказала она и повесила трубку. Йоджи потянулся.

Очередной светофор. Сегодня ему везло. Он врубил магнитолу и закурил, улыбаясь как чеширский кот.

 

* * *

 

— Ну и чего ты меня сюда притащила? — спросил Ран, не скрывая раздражения. Магазины он не любил. Торговые центры — еще больше. Если сестра намерена протащить его по всем местным бутикам, то это совсем, совсем плохо.

— Я тебе хотела показать, что хочу в подарок на день рождения! — весело ответила Айя, глядя на него своими огромными лукавыми глазищами. Устоять перед ней было невозможно. Ран попытался не улыбнуться.

— У тебя день рождения через две недели.

— Ну да! Это чтобы ты не терял много времени в поисках подарка, понимаешь? У тебя же нету лишнего времени, правда? Скоро ведь экзамены.

Ран все-таки улыбнулся. Что за существо…

— Ладно. Веди. Показывай.

Она просияла, схватила его за локоть и потащила за собой.

По счастью, сегодня, в обычный будний день, народу в торговом центре было относительно немного. Ран не любил толпы. И шум. А шума здесь было достаточно — из каждого магазинчика неслась своя музыка, и разные мелодии, сплетаясь, создавали дикую какофонию. И над всем этим царил голос диктора новостей, вещавшего из огромного телеэкрана под потолком: «Такатори Рейдзи-сама, председатель совета директоров „Такатори Индастриз“, официально заявил о своем намерении баллотироваться в мэры Токио на следующих выборах. Свою предвыборную кампанию Такатори-сама начнет с пресс-конференции…»

Ран болезненно поморщился и нырнул следом за сестрой в прохладу и тишину ювелирного магазина.

Здесь почти бесшумно работал кондиционер, стеклянные двери, съехавшиеся за братом и сестрой, надежно отгородили их от внешнего шума. Играло что-то тихое и классическое. Консультанты замерли за прилавками как манекены. Ран моментально увидел себя их глазами: запыленная одежда, растрепанные волосы… Стало неприятно.

Айю, видимо, эти вопросы совершенно не тяготили. Она целенаправленно подтащила его к одному из прилавков и ткнула пальцем в стекло.

— Вот, видишь? Как они тебе?

В первую очередь Ран, конечно, посмотрел на цену. Нервно дернул бровями. То есть, не запредел, конечно, но…, но стипендия, считай, плакала. Он чуть слышно вздохнул.

— Очень красивые.

— Купишь? — сложила ладошки Айя.

— Ко дню рождения, — твердо сказал Ран. Сестра насупилась.

— А если их кто-нибудь купит к тому времени?

— Найду другие такие же, — ответил Ран. — Малышка, я сейчас не могу, у меня денег нет.

Айя вздохнула — громко и горько.

— Ну, пошли тогда, — она взяла его за руку, и они вышли из магазина. — Почему у тебя денег нет? У тебя счет в банке! У меня же есть.

— Я оттуда денег не беру, — сухо ответил Ран. Айя фыркнула. — Подрастешь — поймешь.

— Я не маленькая! — немедленно ощетинилась Айя.

— Хочешь мороженого? — резко сменил тему Ран — впереди как раз появился ларек с мороженым.

— Ой, хочу! — чуть не подпрыгнула Айя. Ран хмыкнул.

— А говоришь, не маленькая.

Айя надулась, но мороженое взяла.

Они вышли из торгового центра; спускаясь по лестнице, Ран подал сестре руку. Неподалеку в маленьком скверике играл сверкающими струями фонтан; они сели на бортик. Ран подставил водяным брызгам горящее от жары лицо.

— А я завтра у вас в университете буду, — прервала молчание Айя, лукаво глядя на брата.

— Да что ты говоришь, — усмехнулся Ран. — Дай мороженого попробовать.

— Бери, доедай, — она отдала ему уже потекший вафельный рожок. — А то у меня зубы замерзли. Нас на экскурсию ведут к вам. А ты там в анатомическом театре был?

— Нет, зачем мне, — отозвался Ран, увлеченный тем, чтобы съесть мороженое и при этом не закапать одежду. — А вас в анатомичку поведут?

— Ага, — Айя поежилась. — Страшно…

— Ты же хочешь быть врачом…

— Ну да, — вздохнула Айя. — Но все равно страшно.

Рану наконец удалось справиться с мороженым, и он сунул липкие пальцы в фонтан.

— Не бойся. Они же мертвые, они уже ничего не сделают. Мертвых ни к чему бояться.

Айя покивала, но как-то не очень уверенно. Опустила пальцы в воду, посмотрела на них, потом позвала:

— Рааан?

— Да? — он покосился на нее. На губах младшей сестры играла загадочная, какая-то удивительно нежная улыбка.

— Ран, а когда ты вырастешь и женишься, ты еще будешь меня любить?

— Что за вопросы дурацкие? Конечно, буду, ты же моя сестра.

— А если бы мне понравился какой-нибудь мальчик, ты бы рассердился? — она подарила ему еще один лукавый взгляд из-под челки.

— Это смотря какой мальчик, — Ран весь подобрался. Не то чтобы его напрягали влюбленности младшей сестры, но, во-первых, надо было проследить, чтобы ее никто не обидел, а во-вторых, он все время боялся, что она влюбится в кого-нибудь сильно старше и получит неприятностей на свою голову.

— Красивый! — ослепительно улыбнулась Айя. — Очень!

— Из школы? — спросил Ран, хмурясь.

— Нет, — она потупила глаза. — Не из школы…

— Айя… — сурово проговорил Ран. Точнее, попытался сурово, но у него не получилось. — Объясни уже.

— Потом! — она вскочила. — Поехали домой! Ты останешься сегодня ужинать?

— Нет, — он встал. — Мне на работу. Просто тебя довезу.

Надо было выспросить ее, конечно, но Ран знал, что на сестру бесполезно давить. Пока сама не захочет — ничего не расскажет.

Домой они, впрочем, попали не сразу. Пока ехали, Айя неожиданно захотела в кино, и Ран в результате убил три с половиной часа времени на просмотр «Титаника», а после него повел хлюпающую носом сестру в кафе, заедать горе.

Когда в результате они таки подъехали к дому Фудзимия, уже стемнело, и Ран возблагодарил богов, что догадался позвонить маме еще с «Титаника». В доме горел свет, и из открытого окна доносилось бормотание работающего телевизора. Отец смотрел новости. На ужин они опоздали.

— Зайдешь? — спросил Айя, слезая с мотоцикла.

— Нет. Я уже и так опаздываю на работу, — ответил Ран. Тогда она чмокнула его в щеку и помчалась к дому.

Хлопнула сёдзи, и Ран услышал вопль Айи:

— Я дома!

Ответа он не разобрал.

Надо было уезжать, потому до начала его рабочего дня оставалось всего пятнадцать минут, что означало, что он успеет вовремя только если будет гнать изо всех сил и не попадет в пробку. А ведь надо же еще переодеться…

Он вздохнул, отвернулся от дома и уже занес ногу над педалью, как его окликнули:

— Ран!

Проклиная себя, что не смотался вовремя, Ран осторожно обернулся.

— Здравствуй, папа.

Фудзимия Сеичи, облаченный, как всегда в домашней обстановке, в одну юкату длинной до середины икры, и еще гэта на босу ногу, подошел к сыну и остановился в двух шагах. Выражение его лица понять было абсолютно невозможно. Он в совершенстве владел своей мимикой; Ран так не умел.

— Как твои дела?

— Нормально, — быстро ответил Ран, глядя отцу под ноги. — Я просто Айю завез. Я спешу, у меня работа…

— Да, да, конечно, — как-то чересчур поспешно отозвался отец. — Я, собственно…

Ран ради такого дела даже глаза поднял — он не мог еще припомнить, чтобы его отец не находил слов. Его что-то смущает, что ли?

— Ран, ты… — отец излишне резко сорвал с себя очки и начал протирать их полой юкаты, — ты бы зашел как-нибудь, поужинал, что ли, а то тебя уже сто лет дома не было. Мама переживает…

— Конечно, — выдавил из себя Ран. — Зайду.

Фудзимия Сеичи при нем еще никогда не произносил столько слов подряд. Ран подозревал, что отец говорит помногу только на работе. Да и то вряд ли — иначе зачем ему секретарь?

Вот потому-то они с отцом никогда не могли толком разобраться в своих отношениях, два молчуна.

— Хорошо, — отец неожиданно улыбнулся, надел очки, подошел к Рану и осторожно его обнял. — Я тоже буду рад тебя видеть.

— Спасибо, — совсем тихо отозвался Ран. — Пап, мне правда надо…

— Конечно-конечно, — отец выпустил его из объятий. — Заходи. До встречи.

И зашагал обратно к дому — слишком поспешно, на взгляд Рана.

Он завел мотоцикл и сорвался с места, моментально набирая скорость. Вообще-то, он предпочитал не носиться по городу, но чудовищное ощущение стыда прожигало его изнутри, и он мчался, словно надеялся убежать от этого чувства.

Серьезные проблемы с отцом начались в тот момент, как Ран заявил, что подал документы на историко-филологический факультет. Тогда он впервые в жизни видел отца в ярости — и надеялся, что больше не придется. Фудзимия Сеичи, потомственный фармацевт, женатый на женщине из семьи потомственных медиков, не мог понять, почему его сын избрал такую странную профессию и не хочет продолжать семейный бизнес.

Ран ушел из дома в тот же день. Прожил неделю в университетской общаге, потом нашел подработку и начал снимать жилье. Денег на его личном счету должно было хватить на учебу, хотя бы на пару лет — он знал, что отец не станет счет замораживать. Это, конечно, было не очень честно, но, на самом деле, Ран вовсе не был принципиальным, каким его считали мама и сестра. Он мог бы помириться с отцом… если бы мог смотреть ему в глаза.

Ран даже зашипел сквозь зубы.

Впервые оно приключилось с Раном в старшей школе… собственно, там даже ничего серьезного не было. Так… чувство. Без ответа. Но яркое, как… как и предмет чувства.

Этого парня перевели в их тишайший класс не иначе как по недоразумению. А может, надеялись, что серьезное окружение окажет на оторву благотворное воздействие. Получилось ровно наоборот.

Он был медно-рыжим, и в любом другом классе его бы за это зачмырили, но ботаники класса «А» — как прозвала их вся остальная школа — на такую ерунду не отвлекались. Точнее, попытались не отвлекаться, но новичок занялся всеми сам. Смутьянил. Шумел. Что-то придумывал. Потихоньку стал лидером. Показатели класса по оценкам сильно упали, зато прекратились постоянные нервные срывы. Может, поэтому его и не выгнали.

Много позже Ран думал, а не отправили ли рыжего к ним в качестве терапевтического средства.

Так вот, из всего класса он как-то сразу выделил Рана — почему, тот не мог сказать. Потом он часто замечал, что привлекает подобных личностей, но чем это вызвано, так и не понял. Он понимал, почему сам увлекается ими — они напоминали не то огонь, не то солнце, расцвечивая его изрядно однообразную жизнь радужными красками. Но он-то им зачем?

Рыжий — кстати, звали его Фукасава Юта, и в нем не было ни капли гайдзинской крови, о чем он сильно переживал — если уж быть рыжим, говорил он, то хотя с гайдзинской примесью, — прицепился к Рану как хвост. Своей бесцеремонностью он мог дать фору даже Айе.

Ран от него банально бегал. Не потому, что Юта ему не нравился — как раз наоборот, очень нравился. Ран никогда не врал себе насчет собственных чувств. Докапывался до самой сути, вычленял причину, называл чувство по имени и потом решал, что с ним делать. Кроме того, к пятнадцати годам он был уже довольно подкованным юношей. То, что он испытывал к Юте, не было дружеским чувством.

Не совсем приятная правда о себе на некоторое время повергла Рана в ступор. Основная проблема, конечно, была в том, что он осознавал — когда-нибудь придется извещать об этом семью. Но факт остается фактом, а факты — штука упрямая. Ему нравятся парни. Ему с этим жить.

Проблема с Ютой была еще и в том, что тот не подавал никаких сигналов. Ну не в любви же ему признаваться, в самом деле. За это можно и по морде получить. Побоев Ран не боялся, а вот потерять хорошее отношение Юты — очень. Потому решил — если Фукасава сделает первый шаг, он, Ран, ему ответит. Если же нет — значит, не судьба.

Юта первый шаг не сделал.

Фукасава проучился у них год — первый год старшей школы, — и его снова куда-то перевели. Позже Ран от кого-то узнал, что вроде бы его родители были какие-то путешествующие то ли журналисты, то ли фотографы и постоянно переезжали.

Тогда же, в старшей школе, с Раном произошла неприятная история, которую он не любил вспоминать, но которая оказала на него серьезное влияние. Случилось это во время празднованиями маминого тридцатипятилетия — отец арендовал помещение для банкета, пригласили кучу гостей — коллег, родственников, их детей. Было полно народу, выпивки, еды, танцев, шумных разговоров, караоке… короче, веселье полным ходом. У Рана уже на третий час празднования так разболелась голова, что он поспешно скрылся в мужском туалете, уселся на край раковины и привалился к холодной кафельной стене ноющим затылком.

Выпил он не то чтобы много, но ему, видимо, хватило, чтобы замедлить реакции тела. Чем иначе можно объяснить, что он не удивился, когда в мужской туалет ввалилась женщина? Это была какая-то мамина коллега, то ли Танака, то ли Накада…, а может, и не Танака и не Накада, Ран не запомнил ее имени. Она была уже совсем пьяная, даже язык заплетался. Она что-то ему сказала, и он даже ей ответил, хотя позже решительно не мог вспомнить ни ее вопроса, ни своего ответа. А потом она оказалась вплотную к нему и начала его целовать.

Почему он ей позволил — он потом и сам не мог понять. Наверное, потому, что в его полупьяной голове застряла мысль, что если оттолкнуть ее, то это будет невежливо. Несколько секунд, а может, минут спустя он уже стоял, прислонившись к стене, а она — перед ним на коленях, расстегивая его штаны.

Черт его знает, хорошо она делала минет или не особенно — Рану не с чем было сравнивать, — но у него встал. Тогда она поднялась на ноги, прижалась к нему, начала тереться, приговаривая какую-то чушь вроде «хороший мальчик… красивый мальчик… трахни меня…» и прочую подобную ахинею.

Он и трахнул — усадив ее на край раковины и не особенно церемонясь. Каким чудом никто не вошел — богам только известно. Она была красивая женщина, с привлекательным подтянутым телом, ухоженная, от нее хорошо пахло — дорогими духами, дорогой косметикой, дорогим алкоголем… и все же, когда он кончил — и она вроде тоже, впрочем, Ран не был уверен, — и женщина ушла, он долго отмывал руки с мылом и не мог отделаться от ощущения какой-то липкой мерзости.

Когда он все-таки вышел из туалета — с еще более гудящей головой, чем до того — и к нему подскочила Айя, он от нее просто сбежал. Он не мог после такого не то что дотронуться до сестры — даже посмотреть на нее.

Айя, конечно, обиделась, и он потом два дня ее задабривал, но это уже о другом.

С той поры у него не было ни женщин, ни мужчин — ровно до того момента, когда в додзё, где Ран занимался кендо, ему не пришлось сойтись в показательном поединке с Хигой Киёкадзу. Случилось это зимой, в последнем классе старшей школы.

Во внешности Киё, в отличие от Юты, не было ничего необычного. Темные волосы, черные глаза… У них были разные тренеры, потому Ран с ним раньше не пересекался — разве что видел временами да слышал имя от общих знакомых. Оказалось, что глаза у Киё не просто черные — черные как угли, с какой-то даже дьявольской алой искрой внутри. Так, во всяком случае, показалось Рану, когда они сошлись в поединке. Даже мороз по коже продрал. И задор какой-то боевой появился — ничего похожего Ран раньше не испытывал.

Киё дрался как безумец — если бы это был настоящий бой, Ран бы его раз десять убил бы уже… наверное. Боевой стиль Хиги напоминал Рану истории о викингах-берсерках. Так не дерутся катаной, думал он, едва уходя от бешеных атак Киё.

Ран все-таки победил, хотя далась ему победа с трудом. Киё смотрел на него, скалясь, как хищное животное.

— Фудзимия, — произнес он между резкими выдохами, — давай еще как-нибудь?

И Ран покраснел до корней волос. Почему — он и сам не мог понять. Но Киё, конечно, это увидел — как это можно было не увидеть?

Пробормотав что-то вроде «да, конечно», он смотался из зала в раздевалку. В душевой кабинке торчал не менее получаса, надеясь, что все разойдутся, в том числе и Хига. И действительно, когда Ран наконец вышел, в раздевалке уже никого не было.

Почти. В чем он и убедился, уже полностью одевшись. Ему положили руку на плечо, развернули и осторожно приложили спиной к шкафчикам.

— Какие планы на вечер, Фудзимия? — спросил Киё. Он был чуть выше ростом, да еще и Ран, откинувшись на эти дурацкие шкафчики, оказался в крайне невыгодном положении и был вынужден смотреть на парня снизу вверх.

— Да… никаких… — в тот момент стоило соврать, что ему надо на работу, но Ран вообще старался не врать без необходимости…, а необходимости в этот раз не заметил.

— Погуляем? — предложил Киё и положил вторую руку на дверцу шкафчика рядом с головой Рана.

— Зачем? — искренне удивился тот. Киё рассмеялся.

— Ну ты и тормоз, Фудзимия, — сказал он, наклонился к Рану и поцеловал его в губы.

И тот ему ответил. Во-первых, потому что был ошарашен, а во-вторых, потому что поцелуй был классным. Самым классным поцелуем за всю жизнь Рана.

Правда, потом он всё-таки опомнился и попытался оттолкнуть Киё. Тот перехватил руку, но поцелуй прервал.

— Ну чего ты тормозишь, Фудзимия? — ласково спросил он. — Я не кусаюсь.

— Я тебя не знаю, — решительно — по крайней мере, он на это надеялся, — ответил Ран. Тот хмыкнул.

— Я Киё. Хига Киёкадзу. Теперь знаешь.

И поцеловал Рана еще раз.

В этот раз Ран тормозить не стал.

Далее все как-то завертелось практически без участия Рана. Киё не ухаживал, не соблазнял — он просто декларировал свои желания и ждал от Рана того же. Любовниками они не стали в этот же день исключительно потому, после прогулки Киё пришлось срочно бежать домой — он жил с родителями и если заранее не оговаривал, что не придет ночевать, мог получить нагоняй.

Они начали встречаться. Вроде как. Во всяком случае, Киё начал таскать Рана в кино, по кафешкам, на прогулки в парк и тому подобное. Буквально на третий вечер их знакомства он навязался Рану в гости, и там, собственно говоря, все произошло. Киё предпочитал быть снизу. Сам он тоже трахнул Рана, но это случилось уже сильно позже.

Их роман продолжался полгода, и эти полгода Ран ощущал присутствие Киё практически постоянно. Взгляды. Прикосновения. Телефонные звонки. Это не раздражало, но немного пугало. Киё мог позвонить, когда Ран ужинал дома, с родителями и сестрой, и приходилось выходить в другую комнату, чтобы поговорить с ним. Или вообще из дома. Или он мог обнять или поцеловать Рана прилюдно, где-нибудь в парке, или еще что-нибудь подобное сделать. Его ничего не смущало и не пугало; Ран же не хотел болтовни на свой счет и уж тем более — чтобы дошло до родителей. Двойная жизнь была в тягость, а то, что Киё не хотел помогать Рану в его попытках скрыть их отношения — было в тягость вдвойне.

И однажды он сказал Киё об этом. Дело было утром, в выходной, они валялись в кровати в квартирке Рана, и Киё, еще какой-то не вполне проснувшийся, легонько целовал Рана в плечо, щекоча жесткими прядями волос.

В ответ на раново заявление он приподнялся на локте и заглянул тому в лицо.

— А почему я должен хотеть скрывать наши отношения? — спросил он с любопытством.

— Ну… — Ран растерялся. — Потому что… зачем афишировать? Могут узнать мои родители или твои… расстроятся… и потом, ты не боишься, что о тебе подумают?

— Совершенно не боюсь, — отозвался Киё спокойно. — И мои родители знают. Уже давно. Еще до тебя.

— И как они к этому относятся?

— Когда как, — ответил Киё. — Полагаю, по большей части они привыкли. Зато я могу больше не врать и не шифроваться.

— А тебе не кажется, что это не очень красиво — ради собственного душевного спокойствия напрягать своих родителей?

— А врать красиво? — Киё уселся на него верхом, глядя прямо в глаза.

— Я не вру, — возразил Ран.

— Да? А что ты отвечаешь, когда они спрашивают, откуда засосы? — улыбаясь, он провел пальцем по шее Рана. Тот слегка пожал плечами.

— Я ничего не отвечаю.

— Да? — взгляд Киё вдруг стал очень серьезным и каким-то даже печальным. — И долго ты намереваешься это продолжать?

— Я… — Ран запнулся. — Я не знаю, но… тебя это обижает?

— Да нет, — пришла очередь Киё пожимать плечами. — Просто это будет напрягать тебя самого.

И он оказался прав. Чем дольше Ран был вместе с Киё, тем сильнее ощущал напряжение. Его нервировали взгляды, которые бросали — или ему казалось, что бросали — на них с Киё окружающие; его нервировало бывать дома и выслушивать расспросы о своих гипотетических девушках — прямые в лоб от Айи и витиевато-обходные — от мамы; а более всего его нервировало, что он замечал временами обиду в глазах Киё, и ему было больно от этой обиды.

Ран сам все закончил. Однажды, когда они возвращались из додзё — было уже очень поздно, и Ран вез Киё к тому домой — Киё крепко обнял его сзади и прошептал на ухо:

— Я тебя люблю.

Ран едва не угробил в этот момент всех их троих — себя, Киё и мотоцикл, — так у него вильнул руль. Любит? Как любит?! Когда любят, это значит — кольца, помолвка, свадьба, семья, дом, дети… вот это любовь, а что может быть у них? Он не сказал этого Киё, — как он мог? — но когда они остановились перед домом Хига, Киё слез, повернулся к Рану и вдруг сказал:

— Ран… я хочу переехать к тебе… если можно…

В тот момент он ничем не напоминал себя, Хигу Киёкадзу, нагловатого, решительного, насмешливого… до странного робкий парень, который надеялся на согласие и боялся отказа. Ран почувствовал головокружение. Он мог бы согласиться. Он не знал в тот момент, любил ли он Киё…, но он мог бы согласиться, войти в другую жизнь… он смотрел на Хигу и не знал, что ответить.

Наконец, выдавив пересохшим горлом что-то вроде «мне надо подумать», он завел мотоцикл и умчался прочь.

Ночью он не спал вовсе. Он купил пачку сигарет и курил впервые в жизни — и в последний раз, он надеялся, — выкурил за ночь всю пачку, заработал дикое першение в горле и тошноту и нашел решение. Как ему тогда казалось, единственно правильное.

На следующий день он не пошел в додзё. Позвонил сенсею, сказал, что не будет ходить месяц или чуть больше, будет заниматься дома, очень извиняется и так далее. Сенсей выразил желание, чтобы Ран все-таки вернулся, но не более того.

Хига ему звонил — Ран не брал трубку. Наверное, Хига и на квартиру к нему приезжал, но Ран вернулся на это время домой, а этого адреса Киё не знал. К тому же, на счастье, как раз начались летние каникулы, и необходимость ходить на занятия отпала. Потом Рана и Айю отправили на две недели отдыхать в Таиланд.

После Ран с раскаянием понял, что это было очень жестоко с его стороны, но в ту пору ему казалось, что лучшего решения не существует. Объявить о разрыве Киё в лицо Ран все-таки не мог.

И еще, пытаясь выкинуть Киё из головы и из своей жизни, он осознал, что все-таки любит этого парня.

Когда закончились каникулы, и Рану пришлось вернуться в школу и в додзё, оказалось, что Киё исчез. Вроде бы его перевели учиться куда-то заграницу. Ран решил, что это правильно.

С тех пор у него никого не было. Он даже думать себе о парнях не позволял. Порой он чувствовал интерес, ощущал на себе взгляды — парни в додзё, в университете… девушки, наверное, тоже смотрели, смутно догадывался Ран, но их интереса он не ощущал.

Что будет дальше и к чему все это придет, Ран предпочитал не думать — в конце концов, ему было еще слишком мало лет, чтобы впадать в отчаяние; да и вообще, впадать в отчаяние ему было не свойственно — непродуктивно. Тем более что жизнь вроде как устаканилась и вошла в колею; ему не надо было больше переживать по поводу того, что кто-нибудь узнает о его отношениях — у него попросту не было никаких отношений.

А потом появился этот. Блондинчик. Красивый, как фотомодель. Непривычно, не по-японски большеглазый и высокий. В первый раз Ран столкнулся с ним в читальном зале; он тогда дико спешил — опаздывал на работу, и потому летел, не видя дороги. Куда смотрел этот — Ран не знал, но они столкнулись, книги из рук Рана вылетели и рассыпались едва ли не по всему читальному залу, а этот даже не остановился, чтобы помочь — просто буркнул «извини» и смотался. Естественно, куча времени ушло на то, чтобы книжки собрать, и Ран в результате опоздал. Да и к тому же в этот день незапланировано вышел другой начальник смены, который его почему-то дико ненавидел, и с Рана сняли заработок за день.

Следующее столкновение с блондинчиком принесло новую неприятность. После занятий, когда Рану для разнообразия не надо было на работу — именно, собственно, поэтому он был без мотоцикла, — он сидел в автобусе, который курсировал от университета по городу и очень удачно проезжал неподалеку от ранова жилища, ждал отправления и читал «Гэндзи-но Моногатари» для обзорного реферата по литературе Хэйяна, когда в окно, к которому он очень удобно прислонился головой, что-то ударило. От неожиданности Ран подскочил, обернулся — и увидел на заборе этого. Изобразив виноватую улыбку, блондинчик слез с забора, подбежал к автобусу, что-то подобрал едва ли не под колесами, швырнул свою добычу — мяч — назад, через забор, и сам полез следом.

Ран смотрел на него, чувствуя, как в районе солнечного сплетения что-то сжимается в тугой комок. Парень был одет в баскетбольную форму — майка, шорты, кроссовки, — длинные, почти до плеч, вьющиеся, соломенного цвета волосы были стянуты в хвост; руки, ноги, все тело — худощавое, но мышцы какие-то непривычно крутые, кожа светлая, золотисто светлая, все — не по-японски и захватывающе красиво. Ран мог бы поклясться — он еще не видел таких красивых людей.

И еще: в улыбке и во взгляде — то, что он успел уловить в светлых глазах, когда они смотрели прямо на него — Ран увидел ту самую бесовщину, что привлекла его когда-то в омутно-темных глазах Юты и в черных с алым — Киё.

А потом, в дороге, когда Ран, все еще с «Гэндзи-но Моногатари» на коленях, но с мыслями уже невыразимо далекими и от Хэйяна, и от блистательного принца, смотрел в пространство невидящими глазами, чертов автобус сломался. Кроме того, сломался он крайне неудачно — на неширокой улице, практически перегородив ее собой. Пробка образовалась моментально. Ждать починки и тем более другого транспорта смысла уже не было. Ран пошел пешком, пришел домой в результате в полночь, усталый, с гудящими ногами и злой неимоверно.

И третья встреча — сегодня. Когда Ран приехал на Гиндзу, чтобы встретиться с сестрой. Он подъехал как раз когда этот садился в машину; он его сразу узнал, но смотреть не хотелось — и тут блондинчик обернулся и посмотрел на него сам. Глаза у него, оказывается, были зеленые. Как… как вода в озере в летний день. Бездонная прозрачная зелень.

Естественно, это встреча тоже не могла принести добра — Ран столкнулся с отцом. Блондинчик был ходящим несчастьем. А Ран… Ран, кажется, имел неосторожность им заинтересоваться. Опять. Опять он втягивается в это. Опять он не сможет смотреть в глаза ни родителям, ни сестре.

Чертов идиот!

И он прибавил скорость.