И вот мне приснилось...

Глава 1. Счастливый случай, несчастный случай

 

Продавщицы — нет, консультанты, как таких продавщицами назвать? — в бутике были все как на подбор — высокие, гладко уложенные, в красивых костюмах, с жемчугом в ушах, все, как одна, большеглазые… словом, напрашивалось сказать про них какую-нибудь гадость. Айя подвинулась к Юки-тян и произнесла — шепотом, но нарочно громким:

— У них у всех глаза наверняка дорезаны.

Юки-тян — тоже принцесса, нацепила сегодня золотые сережки! Завидовать, конечно, нехорошо, но Айе тоже ужасно хотелось золотые сережки. А папа не позволял — говорил, что таким маленьким девочкам еще рано носить золото. Так вот, Юки-тян посмотрела на манекенщиц, вздернула нос и подтвердила:

— Точно, дорезаны!

— А как это? — спросила Томое Сакура. Она была младше их на два года, и Айя вообще считала, что нечего такую мелюзгу с собой таскать, но Хикари-тян отчего-то решила взять ее под покровительство — наверное, из соображений, что в команде должен быть кто-то убогий, а Чизу-тян еще в начале прошлого семестра перевели в новую школу, с математическим уклоном. Она была ужасно толстой и ничего не понимала в химии, правда, математику все же знала хорошо, лучше Айи. Ну вот и правильно, пусть учится на математика. А чего эту Томое, троечницу, держат — тоже понятно — чемпион города на стометровке среди школьников. Вот Хикари она зачем? Айя не любила Томое — у нее были на то причины.

— Это такая операция на глазах, — снисходительно пояснила Хикари-тян, выныривая из примерочной. Никто, кроме нее, не брал ничего мерить — у Юки-тян на такую одежду все равно денег никогда не будет, а сама Айя не ходила за одеждой без Рана. Насчет Томое она не знала. — Когда кожу немного разрезают по внешним уголкам, и глаза становятся больше. Папа такие делает.

— Вот оно как… — пробормотала Юки-тян. Ее папа был участковым.

— Будете что-нибудь брать? — холодно спросила одна из консультантов. Хикари смерила ее надменным взглядом — у нее хорошо получалось.

— Нет, благодарю, — она небрежно кинула платье на вешалку и махнула рукой: — Пойдемте, девочки.

Они высыпали на улицу, и Хикари тут же начала фыркать о плохом обслуживании и что у них кондиционер плохо работает. Насчет кондиционера Айя была согласна — в магазине было чуть прохладнее, чем на улице, где вообще стояла дикая жара. Когда уже каникулы…

— Ой-ей-ей, смотрите, смотрите туда! — неожиданно запрыгала Юки, перебивая Хикари, чего она вообще никогда не делала — Хикари была ее героиней. — Смотрите, смотрите, какой!

Айя повернулась — и ахнула. В припаркованную неподалеку — Айя заметила ее еще когда они только подошли к магазину — красивую красную машину без верха садился такой парень, каких в жизни точно не бывает, только в кино — высоченный, выше девиц из магазина, со светлыми, как у Брэда Питта, волосами, в светлых брюках, светлой рубашке и пиджаком, перекинутым через плечо.

— Крууууто! — протянула Юки совсем как мальчишка.

— Гайдзин! — прошептала Хикари — она с ума сходила по гайдзинам, особенно если из Штатов. — И машина с левым рулем…

— Он, наверное, модель или актер, — тут же предположила Юки. Мимо них промчался мотоцикл и затормозил где-то сзади; гайдзин обернулся — он уже сидел в машине, но даже приподнялся, видимо, чтобы получше рассмотреть, — и Айя увидела его лицо.

— Не гайдзин, — тут же разочарованно протянула Хикари.

— Какой красивый… — вырвалось у Айи. У него были зеленые глаза! Зеленые! До сих пор она думала, что такой цвет глаз бывает только в кино.

Красивый незнакомец же отвернулся, завел машину — и она сорвалась с места.

— Блин! — с чувством сказала Айя.

— Кхм, — прозвучало у нее над ухом. — Что еще за «блин»?

— Ой, Фудзимия-сан! — Хикари заулыбалась, Юки покраснела, а Томое пошла пятнами и опустила глаза. Вот за это Айя ее и не любила. Мелкая дурочка влюбилась в ее брата, нет, ну что за глупость?

— Братец! — она развернулась, выдав ему самую ослепительную улыбку. — Это… случайно вырвалось. Меня комар укусил.

— Так к врачу? — сухо предложил Ран.

— Нет! — Айя наморщила нос. — Даже не чешется.

Он, конечно, попытался еще раз посмотреть на нее сурово, но не выдержал — усмехнулся.

— Садись, — и сам же помог ей усесться на заднее сиденье и надел шлем. Она помахала девочкам, он им кивнул, сел вперед — и они помчались.

 

* * *

 

Опять он.

На светофоре Йоджи наконец прикурил. Дурацкое пристрастие к спичкам имело свои минусы — пока ведешь машину, прикурить не удасться.

Опять этот красноволосый парень. Конечно, в Токио полно идиотов, которые красят волосы в красный, но все-таки это был именно он и никто другой. Такое ни с чем не перепутаешь. В этом парне, точнее, в его появлениях, было что-то мистическое.

В первый раз Йоджи столкнулся с ним в читальном зале. Он тогда шел, не видя дороги, потому что у них не было одной страшно нужной ему книжки, без которой он не сдал бы экзамен. Он еще тогда решил, что если завалит, то все, к чертовой матери, уйдет из универа, и плевать, что уже третий курс заканчивается. Все равно врач из него будет хреновый. Одногруппнички, шутники хреновы, ему даже открытку на день рождения подарили самодельную: «Помогите отечественной медицине! Скиньтесь на киллера для Кудо!» Смешно, блин.

Так вот, на этого парня он просто налетел, потому что шел не глядя. Столкнулись, извинились одновременно… Йоджи бы на него даже глаз не поднял, если бы не дикий цвет волос. Обычно так красятся какие-нибудь рокеры или припанкованные, а этот — нет, лицо серьезное, даже хмурое, фиг ли его проперло в красный выкраситься?

Короче, встреча как встреча.

А потом Йоджи в кафе случайно наткнулся на Аску, и оказалось, что у нее эта книжка есть.

Второй раз был тоже смешной. Они с ребятами тренировались на универской баскетбольной площадке. Сказать, что Йоджи тогда был не в форме — значит, ничего не сказать. За два часа он не попал в корзину ни разу; в конце концов Такеда, капитан, психанув, сказал, что если Кудо будет продолжать в том же духе, то до выпуска просидит на скамейке запасных. После чего у Йоджи, само собой, вообще все начало валиться из рук. Дело закончилось тем, что он слишком сильно бросил мяч и не то что в корзину не попал — перекинул его к чертовой матери через забор.

— Я сбегаю, — быстро сказал он, только бы не слышать очередного комментария Такеды, и полез через забор. Какой-то очень умный человек придумал разместить баскетбольную площадку на окраине университетской территории, где за оградой была остановка и проезжая часть. Дурацкий мяч, пропрыгав по тротуару, доскакал до остановки, долбанулся в стекло стоящего там автобуса, по счастью, не разбив, и упал на асфальт. Йоджи сел верхом на забор, собираясь спрыгнуть — и встретился взглядом с парнем в автобусе. Тем самым. Вид у него был малость ошарашенный и недоуменный — что, в общем, логично после того, как тебя попытались убить мячом… Йоджи извиняющее развел руками, спрыгнул с забора, поднял мяч и кинул его обратно. Ну, и сам обратно полез.

И игра пошла как по маслу. Такеда, конечно, потом сказал Йоджи, что он все-таки долбодятел, но прозвучало это вполне мирно.

Интересно, думал Йоджи, затягиваясь в последний раз, что хорошего произойдет сегодня?

Ответ не заставил себя ждать — мобила запела имперский марш, и Йоджи взял трубку.

— Алло?

— Кудо Йоджи-сан? — вопросили на том конце.

— Да, — ладони вспотели, но тут, на счастье, случился еще один светофор, на перекрестке, что означало, что стоять будут прилично.

— Это Никишида из Главного Полицейского Управления. Мы рассмотрели вашу заявку, думаю, что можем вас взять на практику. А дальше — как будете работать и как закончите университет.

Йоджи зажмурился и затряс головой, пытаясь не заорать от радости прямо в трубку.

— Да, Никишида-доно. Я все понял. Огромное вам спасибо!

— Отлично, — в голосе из трубки чувствовалось, что радость Йоджи ему приятна. — Ждем вас в понедельник для оформления документов. Приступить к работе вы сможете через две недели.

— Отлично! Я приду.

— Тогда до встречи.

— До встречи!

Он все-таки заорал — повесив трубку, разумеется. Сзади забибикали — оказывается, уже горел зеленый свет.

— Да-да-да, — пробормотал Йоджи, одной рукой переключая передачу, а другой набирая номер на телефоне. Ответили почти сразу.

— Алло?

— Приветствую тебя, любовь всей моей жизни! — проорал Йоджи в телефон.

— Здорово, придурок, — был ответ.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— Собиралась провести его с умным человеком, а что?

— Дааа?! А откуда ты узнала, что я тебя собираюсь пригласить?

— Я себя, вообще-то, имела в виду. А ты собираешься?

— Да!

— Что, есть повод?

— Да!

— Ну говори, не томи.

— Меня взяли на работу!

— Господи, где же ты таких идиотов нашел?!

Йоджи расхохотался.

— Добрая Аска! У вас, в ГПУ!

— Что, серьезно?!

— Абсолютно!

— Поздравляю, — в голосе Аски звучала неподдельная радость. — Это надо отметить.

— Так я о чем? Я заеду вечером?

— Давай, — он слышал, что она улыбается. — В семь, к твоему новому месту работы.

— Заметано, любимая!

— Вот придурок… — сказала она и повесила трубку. Йоджи потянулся.

Очередной светофор. Сегодня ему везло. Он врубил магнитолу и закурил, улыбаясь как чеширский кот.

 

* * *

 

— Ну и чего ты меня сюда притащила? — спросил Ран, не скрывая раздражения. Магазины он не любил. Торговые центры — еще больше. Если сестра намерена протащить его по всем местным бутикам, то это совсем, совсем плохо.

— Я тебе хотела показать, что хочу в подарок на день рождения! — весело ответила Айя, глядя на него своими огромными лукавыми глазищами. Устоять перед ней было невозможно. Ран попытался не улыбнуться.

— У тебя день рождения через две недели.

— Ну да! Это чтобы ты не терял много времени в поисках подарка, понимаешь? У тебя же нету лишнего времени, правда? Скоро ведь экзамены.

Ран все-таки улыбнулся. Что за существо…

— Ладно. Веди. Показывай.

Она просияла, схватила его за локоть и потащила за собой.

По счастью, сегодня, в обычный будний день, народу в торговом центре было относительно немного. Ран не любил толпы. И шум. А шума здесь было достаточно — из каждого магазинчика неслась своя музыка, и разные мелодии, сплетаясь, создавали дикую какофонию. И над всем этим царил голос диктора новостей, вещавшего из огромного телеэкрана под потолком: «Такатори Рейдзи-сама, председатель совета директоров „Такатори Индастриз“, официально заявил о своем намерении баллотироваться в мэры Токио на следующих выборах. Свою предвыборную кампанию Такатори-сама начнет с пресс-конференции…»

Ран болезненно поморщился и нырнул следом за сестрой в прохладу и тишину ювелирного магазина.

Здесь почти бесшумно работал кондиционер, стеклянные двери, съехавшиеся за братом и сестрой, надежно отгородили их от внешнего шума. Играло что-то тихое и классическое. Консультанты замерли за прилавками как манекены. Ран моментально увидел себя их глазами: запыленная одежда, растрепанные волосы… Стало неприятно.

Айю, видимо, эти вопросы совершенно не тяготили. Она целенаправленно подтащила его к одному из прилавков и ткнула пальцем в стекло.

— Вот, видишь? Как они тебе?

В первую очередь Ран, конечно, посмотрел на цену. Нервно дернул бровями. То есть, не запредел, конечно, но…, но стипендия, считай, плакала. Он чуть слышно вздохнул.

— Очень красивые.

— Купишь? — сложила ладошки Айя.

— Ко дню рождения, — твердо сказал Ран. Сестра насупилась.

— А если их кто-нибудь купит к тому времени?

— Найду другие такие же, — ответил Ран. — Малышка, я сейчас не могу, у меня денег нет.

Айя вздохнула — громко и горько.

— Ну, пошли тогда, — она взяла его за руку, и они вышли из магазина. — Почему у тебя денег нет? У тебя счет в банке! У меня же есть.

— Я оттуда денег не беру, — сухо ответил Ран. Айя фыркнула. — Подрастешь — поймешь.

— Я не маленькая! — немедленно ощетинилась Айя.

— Хочешь мороженого? — резко сменил тему Ран — впереди как раз появился ларек с мороженым.

— Ой, хочу! — чуть не подпрыгнула Айя. Ран хмыкнул.

— А говоришь, не маленькая.

Айя надулась, но мороженое взяла.

Они вышли из торгового центра; спускаясь по лестнице, Ран подал сестре руку. Неподалеку в маленьком скверике играл сверкающими струями фонтан; они сели на бортик. Ран подставил водяным брызгам горящее от жары лицо.

— А я завтра у вас в университете буду, — прервала молчание Айя, лукаво глядя на брата.

— Да что ты говоришь, — усмехнулся Ран. — Дай мороженого попробовать.

— Бери, доедай, — она отдала ему уже потекший вафельный рожок. — А то у меня зубы замерзли. Нас на экскурсию ведут к вам. А ты там в анатомическом театре был?

— Нет, зачем мне, — отозвался Ран, увлеченный тем, чтобы съесть мороженое и при этом не закапать одежду. — А вас в анатомичку поведут?

— Ага, — Айя поежилась. — Страшно…

— Ты же хочешь быть врачом…

— Ну да, — вздохнула Айя. — Но все равно страшно.

Рану наконец удалось справиться с мороженым, и он сунул липкие пальцы в фонтан.

— Не бойся. Они же мертвые, они уже ничего не сделают. Мертвых ни к чему бояться.

Айя покивала, но как-то не очень уверенно. Опустила пальцы в воду, посмотрела на них, потом позвала:

— Рааан?

— Да? — он покосился на нее. На губах младшей сестры играла загадочная, какая-то удивительно нежная улыбка.

— Ран, а когда ты вырастешь и женишься, ты еще будешь меня любить?

— Что за вопросы дурацкие? Конечно, буду, ты же моя сестра.

— А если бы мне понравился какой-нибудь мальчик, ты бы рассердился? — она подарила ему еще один лукавый взгляд из-под челки.

— Это смотря какой мальчик, — Ран весь подобрался. Не то чтобы его напрягали влюбленности младшей сестры, но, во-первых, надо было проследить, чтобы ее никто не обидел, а во-вторых, он все время боялся, что она влюбится в кого-нибудь сильно старше и получит неприятностей на свою голову.

— Красивый! — ослепительно улыбнулась Айя. — Очень!

— Из школы? — спросил Ран, хмурясь.

— Нет, — она потупила глаза. — Не из школы…

— Айя… — сурово проговорил Ран. Точнее, попытался сурово, но у него не получилось. — Объясни уже.

— Потом! — она вскочила. — Поехали домой! Ты останешься сегодня ужинать?

— Нет, — он встал. — Мне на работу. Просто тебя довезу.

Надо было выспросить ее, конечно, но Ран знал, что на сестру бесполезно давить. Пока сама не захочет — ничего не расскажет.

Домой они, впрочем, попали не сразу. Пока ехали, Айя неожиданно захотела в кино, и Ран в результате убил три с половиной часа времени на просмотр «Титаника», а после него повел хлюпающую носом сестру в кафе, заедать горе.

Когда в результате они таки подъехали к дому Фудзимия, уже стемнело, и Ран возблагодарил богов, что догадался позвонить маме еще с «Титаника». В доме горел свет, и из открытого окна доносилось бормотание работающего телевизора. Отец смотрел новости. На ужин они опоздали.

— Зайдешь? — спросил Айя, слезая с мотоцикла.

— Нет. Я уже и так опаздываю на работу, — ответил Ран. Тогда она чмокнула его в щеку и помчалась к дому.

Хлопнула сёдзи, и Ран услышал вопль Айи:

— Я дома!

Ответа он не разобрал.

Надо было уезжать, потому до начала его рабочего дня оставалось всего пятнадцать минут, что означало, что он успеет вовремя только если будет гнать изо всех сил и не попадет в пробку. А ведь надо же еще переодеться…

Он вздохнул, отвернулся от дома и уже занес ногу над педалью, как его окликнули:

— Ран!

Проклиная себя, что не смотался вовремя, Ран осторожно обернулся.

— Здравствуй, папа.

Фудзимия Сеичи, облаченный, как всегда в домашней обстановке, в одну юкату длинной до середины икры, и еще гэта на босу ногу, подошел к сыну и остановился в двух шагах. Выражение его лица понять было абсолютно невозможно. Он в совершенстве владел своей мимикой; Ран так не умел.

— Как твои дела?

— Нормально, — быстро ответил Ран, глядя отцу под ноги. — Я просто Айю завез. Я спешу, у меня работа…

— Да, да, конечно, — как-то чересчур поспешно отозвался отец. — Я, собственно…

Ран ради такого дела даже глаза поднял — он не мог еще припомнить, чтобы его отец не находил слов. Его что-то смущает, что ли?

— Ран, ты… — отец излишне резко сорвал с себя очки и начал протирать их полой юкаты, — ты бы зашел как-нибудь, поужинал, что ли, а то тебя уже сто лет дома не было. Мама переживает…

— Конечно, — выдавил из себя Ран. — Зайду.

Фудзимия Сеичи при нем еще никогда не произносил столько слов подряд. Ран подозревал, что отец говорит помногу только на работе. Да и то вряд ли — иначе зачем ему секретарь?

Вот потому-то они с отцом никогда не могли толком разобраться в своих отношениях, два молчуна.

— Хорошо, — отец неожиданно улыбнулся, надел очки, подошел к Рану и осторожно его обнял. — Я тоже буду рад тебя видеть.

— Спасибо, — совсем тихо отозвался Ран. — Пап, мне правда надо…

— Конечно-конечно, — отец выпустил его из объятий. — Заходи. До встречи.

И зашагал обратно к дому — слишком поспешно, на взгляд Рана.

Он завел мотоцикл и сорвался с места, моментально набирая скорость. Вообще-то, он предпочитал не носиться по городу, но чудовищное ощущение стыда прожигало его изнутри, и он мчался, словно надеялся убежать от этого чувства.

Серьезные проблемы с отцом начались в тот момент, как Ран заявил, что подал документы на историко-филологический факультет. Тогда он впервые в жизни видел отца в ярости — и надеялся, что больше не придется. Фудзимия Сеичи, потомственный фармацевт, женатый на женщине из семьи потомственных медиков, не мог понять, почему его сын избрал такую странную профессию и не хочет продолжать семейный бизнес.

Ран ушел из дома в тот же день. Прожил неделю в университетской общаге, потом нашел подработку и начал снимать жилье. Денег на его личном счету должно было хватить на учебу, хотя бы на пару лет — он знал, что отец не станет счет замораживать. Это, конечно, было не очень честно, но, на самом деле, Ран вовсе не был принципиальным, каким его считали мама и сестра. Он мог бы помириться с отцом… если бы мог смотреть ему в глаза.

Ран даже зашипел сквозь зубы.

Впервые оно приключилось с Раном в старшей школе… собственно, там даже ничего серьезного не было. Так… чувство. Без ответа. Но яркое, как… как и предмет чувства.

Этого парня перевели в их тишайший класс не иначе как по недоразумению. А может, надеялись, что серьезное окружение окажет на оторву благотворное воздействие. Получилось ровно наоборот.

Он был медно-рыжим, и в любом другом классе его бы за это зачмырили, но ботаники класса «А» — как прозвала их вся остальная школа — на такую ерунду не отвлекались. Точнее, попытались не отвлекаться, но новичок занялся всеми сам. Смутьянил. Шумел. Что-то придумывал. Потихоньку стал лидером. Показатели класса по оценкам сильно упали, зато прекратились постоянные нервные срывы. Может, поэтому его и не выгнали.

Много позже Ран думал, а не отправили ли рыжего к ним в качестве терапевтического средства.

Так вот, из всего класса он как-то сразу выделил Рана — почему, тот не мог сказать. Потом он часто замечал, что привлекает подобных личностей, но чем это вызвано, так и не понял. Он понимал, почему сам увлекается ими — они напоминали не то огонь, не то солнце, расцвечивая его изрядно однообразную жизнь радужными красками. Но он-то им зачем?

Рыжий — кстати, звали его Фукасава Юта, и в нем не было ни капли гайдзинской крови, о чем он сильно переживал — если уж быть рыжим, говорил он, то хотя с гайдзинской примесью, — прицепился к Рану как хвост. Своей бесцеремонностью он мог дать фору даже Айе.

Ран от него банально бегал. Не потому, что Юта ему не нравился — как раз наоборот, очень нравился. Ран никогда не врал себе насчет собственных чувств. Докапывался до самой сути, вычленял причину, называл чувство по имени и потом решал, что с ним делать. Кроме того, к пятнадцати годам он был уже довольно подкованным юношей. То, что он испытывал к Юте, не было дружеским чувством.

Не совсем приятная правда о себе на некоторое время повергла Рана в ступор. Основная проблема, конечно, была в том, что он осознавал — когда-нибудь придется извещать об этом семью. Но факт остается фактом, а факты — штука упрямая. Ему нравятся парни. Ему с этим жить.

Проблема с Ютой была еще и в том, что тот не подавал никаких сигналов. Ну не в любви же ему признаваться, в самом деле. За это можно и по морде получить. Побоев Ран не боялся, а вот потерять хорошее отношение Юты — очень. Потому решил — если Фукасава сделает первый шаг, он, Ран, ему ответит. Если же нет — значит, не судьба.

Юта первый шаг не сделал.

Фукасава проучился у них год — первый год старшей школы, — и его снова куда-то перевели. Позже Ран от кого-то узнал, что вроде бы его родители были какие-то путешествующие то ли журналисты, то ли фотографы и постоянно переезжали.

Тогда же, в старшей школе, с Раном произошла неприятная история, которую он не любил вспоминать, но которая оказала на него серьезное влияние. Случилось это во время празднованиями маминого тридцатипятилетия — отец арендовал помещение для банкета, пригласили кучу гостей — коллег, родственников, их детей. Было полно народу, выпивки, еды, танцев, шумных разговоров, караоке… короче, веселье полным ходом. У Рана уже на третий час празднования так разболелась голова, что он поспешно скрылся в мужском туалете, уселся на край раковины и привалился к холодной кафельной стене ноющим затылком.

Выпил он не то чтобы много, но ему, видимо, хватило, чтобы замедлить реакции тела. Чем иначе можно объяснить, что он не удивился, когда в мужской туалет ввалилась женщина? Это была какая-то мамина коллега, то ли Танака, то ли Накада…, а может, и не Танака и не Накада, Ран не запомнил ее имени. Она была уже совсем пьяная, даже язык заплетался. Она что-то ему сказала, и он даже ей ответил, хотя позже решительно не мог вспомнить ни ее вопроса, ни своего ответа. А потом она оказалась вплотную к нему и начала его целовать.

Почему он ей позволил — он потом и сам не мог понять. Наверное, потому, что в его полупьяной голове застряла мысль, что если оттолкнуть ее, то это будет невежливо. Несколько секунд, а может, минут спустя он уже стоял, прислонившись к стене, а она — перед ним на коленях, расстегивая его штаны.

Черт его знает, хорошо она делала минет или не особенно — Рану не с чем было сравнивать, — но у него встал. Тогда она поднялась на ноги, прижалась к нему, начала тереться, приговаривая какую-то чушь вроде «хороший мальчик… красивый мальчик… трахни меня…» и прочую подобную ахинею.

Он и трахнул — усадив ее на край раковины и не особенно церемонясь. Каким чудом никто не вошел — богам только известно. Она была красивая женщина, с привлекательным подтянутым телом, ухоженная, от нее хорошо пахло — дорогими духами, дорогой косметикой, дорогим алкоголем… и все же, когда он кончил — и она вроде тоже, впрочем, Ран не был уверен, — и женщина ушла, он долго отмывал руки с мылом и не мог отделаться от ощущения какой-то липкой мерзости.

Когда он все-таки вышел из туалета — с еще более гудящей головой, чем до того — и к нему подскочила Айя, он от нее просто сбежал. Он не мог после такого не то что дотронуться до сестры — даже посмотреть на нее.

Айя, конечно, обиделась, и он потом два дня ее задабривал, но это уже о другом.

С той поры у него не было ни женщин, ни мужчин — ровно до того момента, когда в додзё, где Ран занимался кендо, ему не пришлось сойтись в показательном поединке с Хигой Киёкадзу. Случилось это зимой, в последнем классе старшей школы.

Во внешности Киё, в отличие от Юты, не было ничего необычного. Темные волосы, черные глаза… У них были разные тренеры, потому Ран с ним раньше не пересекался — разве что видел временами да слышал имя от общих знакомых. Оказалось, что глаза у Киё не просто черные — черные как угли, с какой-то даже дьявольской алой искрой внутри. Так, во всяком случае, показалось Рану, когда они сошлись в поединке. Даже мороз по коже продрал. И задор какой-то боевой появился — ничего похожего Ран раньше не испытывал.

Киё дрался как безумец — если бы это был настоящий бой, Ран бы его раз десять убил бы уже… наверное. Боевой стиль Хиги напоминал Рану истории о викингах-берсерках. Так не дерутся катаной, думал он, едва уходя от бешеных атак Киё.

Ран все-таки победил, хотя далась ему победа с трудом. Киё смотрел на него, скалясь, как хищное животное.

— Фудзимия, — произнес он между резкими выдохами, — давай еще как-нибудь?

И Ран покраснел до корней волос. Почему — он и сам не мог понять. Но Киё, конечно, это увидел — как это можно было не увидеть?

Пробормотав что-то вроде «да, конечно», он смотался из зала в раздевалку. В душевой кабинке торчал не менее получаса, надеясь, что все разойдутся, в том числе и Хига. И действительно, когда Ран наконец вышел, в раздевалке уже никого не было.

Почти. В чем он и убедился, уже полностью одевшись. Ему положили руку на плечо, развернули и осторожно приложили спиной к шкафчикам.

— Какие планы на вечер, Фудзимия? — спросил Киё. Он был чуть выше ростом, да еще и Ран, откинувшись на эти дурацкие шкафчики, оказался в крайне невыгодном положении и был вынужден смотреть на парня снизу вверх.

— Да… никаких… — в тот момент стоило соврать, что ему надо на работу, но Ран вообще старался не врать без необходимости…, а необходимости в этот раз не заметил.

— Погуляем? — предложил Киё и положил вторую руку на дверцу шкафчика рядом с головой Рана.

— Зачем? — искренне удивился тот. Киё рассмеялся.

— Ну ты и тормоз, Фудзимия, — сказал он, наклонился к Рану и поцеловал его в губы.

И тот ему ответил. Во-первых, потому что был ошарашен, а во-вторых, потому что поцелуй был классным. Самым классным поцелуем за всю жизнь Рана.

Правда, потом он всё-таки опомнился и попытался оттолкнуть Киё. Тот перехватил руку, но поцелуй прервал.

— Ну чего ты тормозишь, Фудзимия? — ласково спросил он. — Я не кусаюсь.

— Я тебя не знаю, — решительно — по крайней мере, он на это надеялся, — ответил Ран. Тот хмыкнул.

— Я Киё. Хига Киёкадзу. Теперь знаешь.

И поцеловал Рана еще раз.

В этот раз Ран тормозить не стал.

Далее все как-то завертелось практически без участия Рана. Киё не ухаживал, не соблазнял — он просто декларировал свои желания и ждал от Рана того же. Любовниками они не стали в этот же день исключительно потому, после прогулки Киё пришлось срочно бежать домой — он жил с родителями и если заранее не оговаривал, что не придет ночевать, мог получить нагоняй.

Они начали встречаться. Вроде как. Во всяком случае, Киё начал таскать Рана в кино, по кафешкам, на прогулки в парк и тому подобное. Буквально на третий вечер их знакомства он навязался Рану в гости, и там, собственно говоря, все произошло. Киё предпочитал быть снизу. Сам он тоже трахнул Рана, но это случилось уже сильно позже.

Их роман продолжался полгода, и эти полгода Ран ощущал присутствие Киё практически постоянно. Взгляды. Прикосновения. Телефонные звонки. Это не раздражало, но немного пугало. Киё мог позвонить, когда Ран ужинал дома, с родителями и сестрой, и приходилось выходить в другую комнату, чтобы поговорить с ним. Или вообще из дома. Или он мог обнять или поцеловать Рана прилюдно, где-нибудь в парке, или еще что-нибудь подобное сделать. Его ничего не смущало и не пугало; Ран же не хотел болтовни на свой счет и уж тем более — чтобы дошло до родителей. Двойная жизнь была в тягость, а то, что Киё не хотел помогать Рану в его попытках скрыть их отношения — было в тягость вдвойне.

И однажды он сказал Киё об этом. Дело было утром, в выходной, они валялись в кровати в квартирке Рана, и Киё, еще какой-то не вполне проснувшийся, легонько целовал Рана в плечо, щекоча жесткими прядями волос.

В ответ на раново заявление он приподнялся на локте и заглянул тому в лицо.

— А почему я должен хотеть скрывать наши отношения? — спросил он с любопытством.

— Ну… — Ран растерялся. — Потому что… зачем афишировать? Могут узнать мои родители или твои… расстроятся… и потом, ты не боишься, что о тебе подумают?

— Совершенно не боюсь, — отозвался Киё спокойно. — И мои родители знают. Уже давно. Еще до тебя.

— И как они к этому относятся?

— Когда как, — ответил Киё. — Полагаю, по большей части они привыкли. Зато я могу больше не врать и не шифроваться.

— А тебе не кажется, что это не очень красиво — ради собственного душевного спокойствия напрягать своих родителей?

— А врать красиво? — Киё уселся на него верхом, глядя прямо в глаза.

— Я не вру, — возразил Ран.

— Да? А что ты отвечаешь, когда они спрашивают, откуда засосы? — улыбаясь, он провел пальцем по шее Рана. Тот слегка пожал плечами.

— Я ничего не отвечаю.

— Да? — взгляд Киё вдруг стал очень серьезным и каким-то даже печальным. — И долго ты намереваешься это продолжать?

— Я… — Ран запнулся. — Я не знаю, но… тебя это обижает?

— Да нет, — пришла очередь Киё пожимать плечами. — Просто это будет напрягать тебя самого.

И он оказался прав. Чем дольше Ран был вместе с Киё, тем сильнее ощущал напряжение. Его нервировали взгляды, которые бросали — или ему казалось, что бросали — на них с Киё окружающие; его нервировало бывать дома и выслушивать расспросы о своих гипотетических девушках — прямые в лоб от Айи и витиевато-обходные — от мамы; а более всего его нервировало, что он замечал временами обиду в глазах Киё, и ему было больно от этой обиды.

Ран сам все закончил. Однажды, когда они возвращались из додзё — было уже очень поздно, и Ран вез Киё к тому домой — Киё крепко обнял его сзади и прошептал на ухо:

— Я тебя люблю.

Ран едва не угробил в этот момент всех их троих — себя, Киё и мотоцикл, — так у него вильнул руль. Любит? Как любит?! Когда любят, это значит — кольца, помолвка, свадьба, семья, дом, дети… вот это любовь, а что может быть у них? Он не сказал этого Киё, — как он мог? — но когда они остановились перед домом Хига, Киё слез, повернулся к Рану и вдруг сказал:

— Ран… я хочу переехать к тебе… если можно…

В тот момент он ничем не напоминал себя, Хигу Киёкадзу, нагловатого, решительного, насмешливого… до странного робкий парень, который надеялся на согласие и боялся отказа. Ран почувствовал головокружение. Он мог бы согласиться. Он не знал в тот момент, любил ли он Киё…, но он мог бы согласиться, войти в другую жизнь… он смотрел на Хигу и не знал, что ответить.

Наконец, выдавив пересохшим горлом что-то вроде «мне надо подумать», он завел мотоцикл и умчался прочь.

Ночью он не спал вовсе. Он купил пачку сигарет и курил впервые в жизни — и в последний раз, он надеялся, — выкурил за ночь всю пачку, заработал дикое першение в горле и тошноту и нашел решение. Как ему тогда казалось, единственно правильное.

На следующий день он не пошел в додзё. Позвонил сенсею, сказал, что не будет ходить месяц или чуть больше, будет заниматься дома, очень извиняется и так далее. Сенсей выразил желание, чтобы Ран все-таки вернулся, но не более того.

Хига ему звонил — Ран не брал трубку. Наверное, Хига и на квартиру к нему приезжал, но Ран вернулся на это время домой, а этого адреса Киё не знал. К тому же, на счастье, как раз начались летние каникулы, и необходимость ходить на занятия отпала. Потом Рана и Айю отправили на две недели отдыхать в Таиланд.

После Ран с раскаянием понял, что это было очень жестоко с его стороны, но в ту пору ему казалось, что лучшего решения не существует. Объявить о разрыве Киё в лицо Ран все-таки не мог.

И еще, пытаясь выкинуть Киё из головы и из своей жизни, он осознал, что все-таки любит этого парня.

Когда закончились каникулы, и Рану пришлось вернуться в школу и в додзё, оказалось, что Киё исчез. Вроде бы его перевели учиться куда-то заграницу. Ран решил, что это правильно.

С тех пор у него никого не было. Он даже думать себе о парнях не позволял. Порой он чувствовал интерес, ощущал на себе взгляды — парни в додзё, в университете… девушки, наверное, тоже смотрели, смутно догадывался Ран, но их интереса он не ощущал.

Что будет дальше и к чему все это придет, Ран предпочитал не думать — в конце концов, ему было еще слишком мало лет, чтобы впадать в отчаяние; да и вообще, впадать в отчаяние ему было не свойственно — непродуктивно. Тем более что жизнь вроде как устаканилась и вошла в колею; ему не надо было больше переживать по поводу того, что кто-нибудь узнает о его отношениях — у него попросту не было никаких отношений.

А потом появился этот. Блондинчик. Красивый, как фотомодель. Непривычно, не по-японски большеглазый и высокий. В первый раз Ран столкнулся с ним в читальном зале; он тогда дико спешил — опаздывал на работу, и потому летел, не видя дороги. Куда смотрел этот — Ран не знал, но они столкнулись, книги из рук Рана вылетели и рассыпались едва ли не по всему читальному залу, а этот даже не остановился, чтобы помочь — просто буркнул «извини» и смотался. Естественно, куча времени ушло на то, чтобы книжки собрать, и Ран в результате опоздал. Да и к тому же в этот день незапланировано вышел другой начальник смены, который его почему-то дико ненавидел, и с Рана сняли заработок за день.

Следующее столкновение с блондинчиком принесло новую неприятность. После занятий, когда Рану для разнообразия не надо было на работу — именно, собственно, поэтому он был без мотоцикла, — он сидел в автобусе, который курсировал от университета по городу и очень удачно проезжал неподалеку от ранова жилища, ждал отправления и читал «Гэндзи-но Моногатари» для обзорного реферата по литературе Хэйяна, когда в окно, к которому он очень удобно прислонился головой, что-то ударило. От неожиданности Ран подскочил, обернулся — и увидел на заборе этого. Изобразив виноватую улыбку, блондинчик слез с забора, подбежал к автобусу, что-то подобрал едва ли не под колесами, швырнул свою добычу — мяч — назад, через забор, и сам полез следом.

Ран смотрел на него, чувствуя, как в районе солнечного сплетения что-то сжимается в тугой комок. Парень был одет в баскетбольную форму — майка, шорты, кроссовки, — длинные, почти до плеч, вьющиеся, соломенного цвета волосы были стянуты в хвост; руки, ноги, все тело — худощавое, но мышцы какие-то непривычно крутые, кожа светлая, золотисто светлая, все — не по-японски и захватывающе красиво. Ран мог бы поклясться — он еще не видел таких красивых людей.

И еще: в улыбке и во взгляде — то, что он успел уловить в светлых глазах, когда они смотрели прямо на него — Ран увидел ту самую бесовщину, что привлекла его когда-то в омутно-темных глазах Юты и в черных с алым — Киё.

А потом, в дороге, когда Ран, все еще с «Гэндзи-но Моногатари» на коленях, но с мыслями уже невыразимо далекими и от Хэйяна, и от блистательного принца, смотрел в пространство невидящими глазами, чертов автобус сломался. Кроме того, сломался он крайне неудачно — на неширокой улице, практически перегородив ее собой. Пробка образовалась моментально. Ждать починки и тем более другого транспорта смысла уже не было. Ран пошел пешком, пришел домой в результате в полночь, усталый, с гудящими ногами и злой неимоверно.

И третья встреча — сегодня. Когда Ран приехал на Гиндзу, чтобы встретиться с сестрой. Он подъехал как раз когда этот садился в машину; он его сразу узнал, но смотреть не хотелось — и тут блондинчик обернулся и посмотрел на него сам. Глаза у него, оказывается, были зеленые. Как… как вода в озере в летний день. Бездонная прозрачная зелень.

Естественно, это встреча тоже не могла принести добра — Ран столкнулся с отцом. Блондинчик был ходящим несчастьем. А Ран… Ран, кажется, имел неосторожность им заинтересоваться. Опять. Опять он втягивается в это. Опять он не сможет смотреть в глаза ни родителям, ни сестре.

Чертов идиот!

И он прибавил скорость.

Глава 2. Друзья

 

– Мамочки, мамочки!.. – Юки-тян сжала руки в кулаки и испуганно посмотрела на Айю. – Не хочу я туда… там покойники!

– Ничего! – Айя и сама боялась до дрожи, но вид трусящей подруги придела ей сил. – Они же уже мертвые, они ничего не сделают. Мертвых нечего бояться.

И гордо покосилась на Хикари-тян. Та тоже трусила, но это не помешало ей надменно произнести:

– Дурочки, нет тут покойников. Это же анатомический музей, тут только уродцы в банках.

– Ой, еще страшнее! – прохныкала Юки.

Они уже осмотрели аудитории, спортивные площадки, библиотеку и огромный читальный зал, компьютерные классы, лаборатории и кампус. Анатомический музей был последним пунктом; все его ужасно боялись, даже мальчишки, и всем было ужасно любопытно.

В предбаннике, как окрестила это помещение Айя, классная руководительница – она была какая-то уж совсем бледная – сказала:

– Ребята, сейчас вы побьетесь на группы по пять человек, у каждой группы будет свой гид – один из студентов медицинского факультета. Пожалуйста, ведите себя прилично, чтобы мне не пришлось за вас краснеть. Я подожду вас здесь.

Девочки взволнованно зашумели и захихикали. Ну еще бы, студенты, взрослые! А если среди них будут парни, а если красивые? Хикари-тян, фыркнув, шепнула Айе на ухо:

– Просто она сама боится. Смотри, аж позеленела.

Айя улыбнулась.

В их группе, кроме самой Айи, Хикари и Юки, оказалось еще два мальчика: Айя знала про них, что оба влюблены в Хикари. Она вообще была ужасно популярной – красивая, всегда хорошо одевается; даже несмотря на то, что она всегда задирала нос, мальчишки ходили за ней хвостиками. Айю это не интересовало. Они все были маленькими и глупыми. Вот то ли дело…

В этот момент дверь открылась, и вошли те самые студенты, которые должны были их водить по анатомическому театру: три парня и девушка. Айя открыла рот – среди них, возвышаясь над своими товарищами по крайней мере на голову, стоял тот самый блондин с зелеными глазами, которого она видела на Гиндзе. Одет он, правда, был гораздо скромнее, чем там – простые джинсы и какая-то майка под белым халатом, и волосы стянуты в хвост, но его это совсем не портило. Совсем. Даже наоборот.

Айя подскочила, сорвалась с места и кинулась к нему.

– Здравствуйте! – затараторила она; ей пришлось сильно задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. – Меня зовут Фудзимия Айя! Я вас вчера видела! Вы возьмете нашу группу?

Несколько секунд он, ошарашено моргая, смотрел на нее. Потом улыбнулся.

– Можно. Я Кудо Йоджи, – тут подошли Хикари и Юки с мальчишками, и он улыбнулся. – Приятно видеть таких красивых барышень. Жаль, что вам по шестнадцать.

– А что? – Айя лукаво улыбнулась. Эта улыбка была ее фирменным оружием – даже хмурый Ран не мог перед ней устоять. Сработало и тут – Кудо-сан улыбнулся ей в ответ.

– Если бы вам было хотя бы восемнадцать, я бы мог пригласить вас выпить кофе…

– Так всего два года осталось! – воскликнула Айя, просияв.

 

* * *

 

Экскурсия обернулась кошмаром – Йоджи приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы унять нервный тик. Эта Фудзимия… вот, блин, к чему приводит привычка флиртовать со всеми представительницами женского пола. Она смотрела на него такими сияющими глазами, что в анатомичке можно было без проблем вырубать электричество – без света бы они не остались. Кроме того, она не замолкала ни на минуту – все время о чем-то спрашивала, иногда по делу – о том, что видела вокруг, но чаще – всякую ерунду типа: а сколько вам лет, Кудо-сан, а когда у вас день рождения, Кудо-сан, а какой ваш любимый цвет, Кудо-сан, и так далее, и тому подобнее. Ну не рявкать же на нее. Йоджи в принципе не умел быть грубым с женщинами, даже с такими мелкими. Да и как тут нагрубишь? Глазищи в пол-лица, косички, фигурка как деревце… рявкнешь, так она же еще и расплачется, утешай потом.

Оставалось стиснуть зубы и терпеть.

Когда экскурсия закончилась, он проводил школьников в приемник и живенько смотался, пока Фудзимия снова не прицепилась.

Йоджи и не догадывался, в какой ад с этого дня превратится его жизнь.

Через неделю должен был состояться университетский фестиваль и в рамках его – несколько дружеских игр между разными вузами, в том числе – баскетбольный матч. Он мог сколько угодно именоваться дружеским – по личному опыту все игроки знали, что резня на площадке будет отнюдь недружеской. Потому тренировки стали каждодневными, благо экзамены у большинства игроков уже закончились.

Йоджи, вообще-то, не был фанатом баскетбола – как, впрочем, и вообще чего угодно. Просто рост позволял, и вообще, заниматься каким-нибудь видом спорта было нужно. Для поддержания тонуса и чтобы не выглядеть лузером. Йоджи не блистал успехами, но зато был выше всех ростом, потому мечи в корзину клал с легкостью.

Так вот, на следующий день на трибунах вокруг баскетбольной площадки появилось новое лицо. Там всегда кто-нибудь сидел – девушки кого-нибудь из игроков, чир-герлз, запасники или кандидаты в команду… а тут явилась она. Фудзимия. С огромной «зеркалкой» Кэнон, с которой обращалась вполне умело.

– Это еще кто? – занервничал Такеда. – Это случайно не засланец к нам?

Йоджи мотнул головой, ругнулся сквозь зубы и пошел на трибуны.

– Привет, – сказал он, присаживаясь рядом. – Фудзимия… эээ…

– Айя! – подсказала она, глядя на него сияющими глазами.

– Да. Айя-тян, слушай, ты чего тут собираешься делать?

– Я буду вас фотографировать! – она продемонстрировала камеру. – Я умею, я занимаюсь в кружке. У вас же нет своего фотографа?

– Нет, и нам не совсем…

– Вот и замечательно! – она наставила на него камеру и ослепила вспышкой. Йоджи заморгал.

– Подожди, но… – он почувствовал, что теряется. Она была слишком… активной, что ли… – Ты же даже не учишься в университете!

– А наша школа под патронажем медицинского факультета! – тут же ответила она. – Я через два года тоже к вам поступлю. Здорово будет, да? А фотки для школьной газеты. Мы будем делать репортаж к фестивалю и стенгазету. И вам сделаем экземпляр, хотите?

– Да, но я не уверен, что ребята…

– Вот и здорово! А еще я хотела к вам в команду поддержки…

Йоджи чуть не взвыл.

– Айя-тян, у нас в команде поддержки только девушки из университета, и они на тебя не согласятся!

Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, но тут надменный женский голос над головой Йоджи произнес:

– Привет, дорогой. А это еще кто?

Йоджи не удержался – слегка поморщился; но когда он поднял голову, на его лице было привычное жизнерадостное выражение.

– Привет, дорогая. Это моя новая знакомая, Фудзимия Айя, она будет фотографировать нашу команду. Айя-тян, это Нагасава Йоко, моя подруга.

Йоко была чир-лидером их команды, первой красавицей университета и персональной головной болью Йоджи. Они познакомились на первом курсе – Йоджи целенаправленно выбрал место рядом с красивой девочкой, чтобы не так скучно было. А потом пригласил на свидание, в процессе которого оказалось, что девочка принципиальная и давать сразу не собирается. Что ж, Йоджи никогда не увлекался долгими осадами, потому решил забить, но тут случилось так, что он пропустил пару лекций и попросил их переписать у Йоко. За это пришлось звать ее на свидание еще раз. Потом они стали работать в паре на лабораторных, она давала ему списывать домашнее задание, помогала на контрольных… он водил ее в кино… потом она как-то позвала его на вечеринку – день рождения кого-то из группы, где, собственно, наконец дала, потом он вошел в состав баскетбольной команды, а она стала чир-герл и после – чир-лидером.

Короче говоря, не прошло и года, как Йоко начала во всеуслышание объявлять себя его постоянной девушкой.

Йоджи сначала напрягался, потом перестал. Жить и снимать девиц ему это не мешало. Кроме того, от Йоко была польза. Правда, чем старше они становились, тем напряженнее становились отношения – Йоко начала вести какие-то разговоры о совместном будущем, о доме, о детях… Дело было даже не в том, что Йоджи совершенно не устраивал ее характер – она, на его взгляд, была слишком активной, настырной, шумной и категоричной, – но скорее в том, что ему в принципе не хотелось никаких планов на семью и будущее. Зачем? И вообще, если уж на ком жениться, так лучше на Аске. С ней хотя бы весело.

Так что Йоджи все чаще начал задумываться над тем, как бы ему потактичнее намекнуть Йоко, что их отношения далеко не так серьезны, как она полагает.

Несколько секунд Йоко сверлила Айю взглядом. Что характерно, малышка ответила ей тем же – и, что забавнее всего, Йоко отвела взгляд первой.

– Я пойду к девочкам, – бросила она. – Увидимся после тренировки, любимый.

Она сложила губки для поцелуя, но Йоджи сделал вид, что не заметил, и ей пришлось уйти несолоно хлебавши.

– А вы любите фотографироваться? – неожиданно спросила Айя. Йоджи пожал плечами.

– Не особенно.

– Просто вас толком еще никто не фотографировал, – с твердой убежденностью произнесла она. – Хотите, мы после тренировки пойдем в парк и я вас поснимаю? Мне все равно нужно делать портретные снимки для кружка.

Йоджи испытующе посмотрел на девочку. Она ответила ему невинным взглядом. Нечего отрицать – она взяла его, можно сказать, за жабры: если он не пойдет с ней, ему придется тащиться куда-нибудь с Йоко. Фиг его знает, что хуже.

– Ладно, – решился он. – После игры, если еще не будет темно.

– Спасибо! – подпрыгнула Айя.

В общем, началась веселуха. На следующий день она снова его отловила – на этот раз ей, видите ли, оказались нужны студийные портретные фотографии. У Йоджи было четкое ощущение, что его разводят примерно так же, как он сам разводит девиц, но деваться из этого водоворота он никуда не мог – почему-то отшить эту большеглазую девочку не получалось.

На третий день ее на трибунах не оказалось, и Йоджи было вздохнул свободно, но после тренировки, когда он уже принял душ, переоделся и вышел из раздевалки на улицу, гадая, не подкарауливает ли его Йоко, оказалось, что на крылечке его поджидает Айя. Она сияла как начищенная монетка.

– А я экзамен сдала! Последний! – воскликнула она, бросаясь ему навстречу. Йоджи невольно заулыбался – уж больно у нее был радостный вид.

– Поздравляю. Как будешь праздновать?

Она покраснела и низко опустила голову. Сегодня ее темные волосы были распущены, только у висков их сдерживали две яркие заколки.

– Я подумала… может… Кудо-сан согласиться, если я приглашу его в кафе?

Он чуть не застонал. Еще один вечер на эту мелкую?! Да сколько же можно!

– Йоджи! – неожиданно раздался сзади вопль Йоко. – Как хорошо, что я тебя застала!

Она подбежала к ним и остановилась, переводя дыхание. Айю она будто не заметила.

– Мне нужно сейчас съездить в ателье, посмотреть, как обстоят дела с костюмами группы поддержки. Отвезешь меня?

– Эээ… видишь ли, Йоко, – он широко улыбнулся и приобнял Айю за плечо. – У Айи-тян сегодня радость – она сдала экзамен, так что мы собираемся это отпраздновать. А свозить тебя… о, Такеду попроси! – Такеда, который как раз вышел из раздевалки, замер, ошарашено глядя на Йоджи. – В конце концов, он у нас капитан.

И, взяв Айю под руку, пошел с ней прочь, краем глаза заметив, как Такеда крутит пальцем у виска.

А вечер пропал окончательно. Потому что после того, как Айя доела вторую порцию мороженого и сказала, что ей надо домой, а то мама будет волноваться, зарядил дождь. Пришлось ее отвезти. Когда машина затормозила возле дома, Айя сказала:

– А давайте вы зайдете к нам в гости?

– Слушай, я думаю, это ни к чему… – начал было отбиваться Йоджи, но, как всегда, Айя его перебила:

– Ну пожалуйста, а то мама будет сердиться, что вы меня подвезли, а я вас даже не пригласила. И я вам фотки покажу, я уже все-все сделала, там ни одной плохой нет, и мне сказали, что у меня самые лучшие фотографии и спрашивали про вас, не хотите ли вы попозировать. Ну давайте вы зайдете, а, пожалуйста?

Йоджи вздохнул и вышел из машины. Он не мог ей сопротивляться.

В доме горел свет, и с кухни доносился какой-то шум, но на окрик Айи никто не отозвался. Она улыбнулась Йоджи, пожала плечами и, взяв его за руку, повела на кухню.

Там шумела вода и газовая плита – неудивительно, что их приход остался незамеченным. Айя удивленно воскликнула:

– Брат! А что ты тут делаешь?

А Йоджи замер на пороге кухни, удивленно моргая: потому что перед ним, одетый в дурацкий фартук с Хэлло Китти поверх черных джинсов и футболки, стоял тот самый красноволосый. В руке у него был стаканчик с йогуртом, изо рта торчала ложка – короче, вид презабавный.

 

* * *

 

Ран медленно вынул ложку изо рта и совершенно машинально бросил ее в раковину. И на полном автомате отправил туда же недоеденный йогурт. Глазам следовало, наверное, верить – хотя картина была близка к невероятной. Его сестренка притащила в дом этого. Блондинчика. Как прикажете это понимать?

– Привет! Меня зовут Кудо Йоджи, – парень стремительно шагнул вперед, и от этого движения Рану захотелось попятиться назад – чего он, конечно, не сделал. – Извини, что так ворвался, просто я провожал Айю-тян, и она меня пригласила. А ты ее брат, верно?

– Верно, – отозвался Ран, не отводя взгляда от светлых зеленых глаз. Даже если бы захотел не смотреть – не смог бы. Они его просто завораживали. – Фудзимия Ран. – Тут до него дошло, что сказал Кудо, и он, с трудом отведя взгляд, посмотрел на сестру: – Вы встречаетесь?

 

* * *

 

Ой-ей-ей…

Вот потому-то Йоджи и не любил мелких – у них почему-то всегда оказывались старшие братья. Ну а если этот… как его… Ран сейчас в драку полезет, защищать честь любимой сестры? Вот же идиотизм…

– Нет, я у Айи-тян моделью работаю, – он улыбнулся – ласково-весело ей, широко-примирительно – ему. – А сегодня мы праздновали сдачу экзамена, верно, Айя-тян?

– Ага, – ему почудилось, или ее голос и правда звучал виновато? – Просто я думала, что ты работаешь…

– Мама позвонила. Их с отцом позвали на концерт, придут поздно. Я тебе ужин делаю.

Йоджи поневоле заворожила его манера разговаривать: короткими рубленными фразами, из которых было выметено все лишнее. И он снова смотрел на Йоджи. Глаза у него были как у Айи – красивого светло-фиалкового цвета, только разрез немного иной. И он был гораздо, гораздо красивее сестры. Йоджи подумалось, что кабы этот Ран был девкой – он бы не удержался и склеил его.

– Ой, а давай я доделаю! – Айя подскочила к плите и попыталась снять крышку с кастрюли, но Ран быстро накрыл ее руку своей.

– Не надо. Я сам. Иди, развлекай. Еще десять минут.

– Да ладно, лучше мы тут посидим, – неожиданно для самого себя сказал Йоджи, опускаясь на стул. – А то я уже задолбался сегодня бегать.

– А фотки? – лицо Айи слегка вытянулось.

– Я безгранично верю в твой талант! – пылко сказал Йоджи и рассмеялся. – А смотреть на свою рожу нет никакого желания.

– Ладно, – улыбнулась Айя и села на другой стул. Ран посмотрел на них – странным, испытующим взором – и отвернулся к плите.

Это был самый удивительный и самый классный вечер за – Йоджи даже не мог сказать точно, какое – последнее время в его жизни. Ран готовил вкусно – не гениально, конечно, но очень здорово. Йоджи сто лет не ел домашней еды – сам он никогда не готовил, а поскольку жил один, питался по кафе, ресторанам и так далее. Ран почти не говорил, только отвечал – коротко и односложно – на расспросы Йоджи, но при этом в его ответах не было напряжения. Он разговаривал так не потому, что ему был неприятен Йоджи или его расспросы, а просто потому, что он так разговаривал. Он слушал – ушами, глазами, всем телом. Это неподдельное внимание цепляло. Вдохновляло. Йоджи не мог оторвать взгляда от светло-фиолетовых глаз и не мог остановиться. Он давно уже так не искрил, как в этот вечер, даже когда баб соблазнял.

Айя сновала туда-сюда, что-то приносила, что-то уносила, потом прикорнула на диване, и Ран в конце концов отвел ее спать. Они остались вдвоем.

Они сидели на диване, напротив друг друга: Йоджи – развалившись, вытянув ноги и используя подлокотник в качестве спинки, Ран – забравшись с ногами и утвердив подбородок на колене. Йоджи трепался, Ран слушал. Йоджи задавал вопросы, Ран отвечал. Йоджи улыбался как безумный, Ран смотрел не отрываясь, и в его глазах, казалось Йоджи, мелькали какие-то искры.

Потом, глубоко за полночь, телефон Рана разразился звонком. Он взял трубку.

– Алло? Да, мама? Пришла. Да. Все нормально. Я понял. Если вы не против. Спасибо. Пока.

Закрыл телефон и повернулся к Йоджи. В глазах его читалось отчетливое сожаления.

– Родители вернутся через полчаса.

– Понял, – Йоджи лучезарно улыбнулся и встал. – Слушай, ты завтра в универе будешь?

– В читальном зале, – ответил Ран. – С утра.

– А потом чего делаешь?

– К шести на работу.

– Слушай, у меня с утра тренировка где-то до часу, потом я свободен. Не хочешь куда-нибудь сходить? До твоей работы?

– Куда?

– Да не знаю! – отмахнулся Йоджи. – Пофиг! Ну так чего? Я за тобой сразу после тренировки зайду, пойдет? В час? Согласен?

– Хорошо, – проговорил Ран. Все-таки глаза у него странные, подумал Йоджи. Слишком светлые, слишком… какие-то острые. Словно пронзают насквозь.

– Супер! – он спешно обувался. – Тогда до завтра. Пока! Увидимся!

Выскочил из дома и помчался к машине.

Только проехав квартала три или четыре, он понял, что гонит как ненормальный и немного сбавил скорость. А потом и вовсе остановился у обочины и откинулся на спинку кресла. Вспомнил, что не курил уже черт знает сколько времени, сунул в рот сигарету, прикурил и с наслаждением затянулся.

Ему было офигительно хорошо.

 

* * *

 

Строчки плыли перед глазами. Спать хотелось неимоверно. Не надо было бы сегодня идти в читальный зал – лучше бы в додзё, там не заснешь. И Ран бы так и сделал, если бы не договоренность с Йоджи.

Мало того, что они проболтали вчера до двух часов, так потом еще и отец добавил. Нет, сперва было все мирно, они даже выпили по чашке чаю, а потом мать ушла спать, и началось.

Отец вступил издалека. Оказывается, они с матерью ходили на концерт органной музыки, куда их пригласил Такатори Рейдзи-сама. И завел разговор о слиянии «Такатори Индастриз» и «Фудзимия Фармаколоджи». Компания Такатори занималась всем на свете, а теперь еще хотела и кусочек фармакологического бизнеса. Красивое же слово «слияние» на самом деле означало полную продажу бизнеса. То есть, Фудзимия Сеичи так и остался бы управляющим компании, но более не хозяином. Он этого не хотел.

– Ты понимаешь, проблема еще и в том, что в глазах Такатори у меня нет наследника, – говорил он, проникновенно глядя в глаза Рану. – Айя еще слишком мала, да и вообще, она девочка, никто никогда не будет воспринимать ее всерьез. Ран, ты мне нужен.

– Отец, – он отвел глаза, потому что смотреть в серьезное, просящее лицо отца не мог, – я же уже говорил: я не хочу и никогда не захочу заниматься никаким бизнесом. Айя вырастет. У нее получится лучше. Я тебе говорил – я хочу поступить в аспирантуру, защитить диссертацию, стать ученым, преподавать. – Это была чудовищно длинная речь.

– Ты хочешь моей смерти? – тихо спросил отец.

– Папа, это шантаж, – так же ответил Ран. Отец закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Тогда Ран, поняв, что разговор закончен, встал, подошел к двери, обулся и вышел.

Остаток ночи он колесил по городу, гонимый диким коктейлем чувств, среди которых был и гнев на отца, и раздражение на Такатори, и досада на собственную неправильность, и доминировало: бурлящее, как пузырьки шампанского, чувство, у которого было имя Йоджи.

Лишь под утро он приехал домой. Спать по-прежнему не хотелось, так что он просто принял душ и поехал в библиотеку.

Вот тут-то ему и аукнулась бессонная ночь, но делать было нечего.

Ран положил руки на стол и улегся на них головой.

В час за ним придет Йоджи. Черт его знает, что с этим делать. Он покосился на библиотечные часы – без пятнадцати двенадцать. Ему нестерпимо хотелось увидеть Йоджи. Вчера, когда тот уехал, Ран ощутил такую страшную тоску, какую сроду не испытывал. Неужели с ним могла произойти такая дикость, что он влюбился?

Он выпрямился и занялся работой. Точнее, попытался. Смысл текста скользил мимо сознания.

Он не должен поддаваться этому чувству. Потому что оно заведет его туда, куда не нужно. Он не должен давать себе поблажек. Если он не может, как все нормальные парни, интересоваться девушками, то он не будет интересоваться никем.

В половину первого он решился. Встал, быстро собрал книги, сдал их библиотекарю, спустился на первый этаж, вышел на крыльцо. Ярко светило солнце, слепя воспаленные от бессонной ночи глаза. Сейчас он отправится в додзё, немного позанимается, а потом – на работу. И все.

– Сбежать решил?

Ран вздрогнул. Внизу, на нижней ступеньке лестницы, что вела с крыльца, стоял Йоджи. Немного запыхавшийся, немного растрепанный. Джинсы с низкой посадкой, короткий топ, темные очки на кончике носа. Взгляд поверх них – веселый и насмешливый.

– А вот и не выйдет!

 

* * *

 

На самом деле, тренировка заканчивалась в районе полпервого, полчаса Йоджи клал на всякое там мытье и одевание. Однако в этот раз он занервничал уже в двенадцать. Подскочил к Такеде, сказал, что ему нужно бежать, и смотался. Очень быстро принял душ, оделся и выскочил из раздевалки, не попавшись, к счастью, ни Айе, ни Йоко.

До библиотеки он домчался за пять минут, и тут понял, что предчувствие его не обмануло.

– Сбежать решил? А вот и не выйдет! – он поднялся по лестнице и остановился на ступеньку ниже, оказавшись с Раном одного роста. Тот смотрел на него, щурясь. Глаза у него были красные.

– Ты чего, не выспался, что ли?

– Да, – ответил Ран. – С отцом говорили.

– Проблемы? – улыбнулся Йоджи. – Сочувствую.

Ран слегка пожал плечами и пошел вниз по лестнице. Йоджи последовал за ним.

– А чего ты так рано выскочил, все-таки? – спросил Йоджи. – Мы же вроде договорились.

После небольшой паузы Ран ответил:

– Я собирался в додзё.

– Ты собирался меня продинамить, верно? – хмыкнул Йоджи. – Фиг тебе, со мной этот номер не проходит. Сейчас мы с тобой идем в парк.

– Почему в парк?

– Ну, я хотел тебя потаскать по Гиндзе – там есть пара клевых мест, такие славные магазинчики…

– Ненавижу магазины.

– Серьезно? Ты поэтому всегда в черном?

– Хм? – Ран покосился на него с недоумением. Йоджи снисходительно пояснил:

– В основном черное носят люди, которые не любят или не умеют выбирать себе одежду. Хотя тебе идет, я не спорю. Но тебе бы и не только черное пошло.

Ран пожал плечами.

– Мне все равно.

– Ну и зануда, – фыркнул Йоджи. – Ну хорошо, тогда можно было пойти поиграть в пачинко или…

– Я не играю в пачинко.

– А караоке?

– Нет.

– Игровые автоматы?

– Нет.

– Кино?

– Дома. Старое.

– Театр?

– Кабуки. В Киото.

– Концерты?

– Классической музыки.

– Ты ужасен, – покачал головой Йоджи. – Бедная твоя девушка.

– У меня нет, – ответил Ран.

– Почему? – Йоджи даже остановился и бесцеремонно развернул Рана к себе. – Ты красивый, умный парень. Почему у тебя девушки нет?

Ран пожал плечами.

– Некогда.

– Так, а чем ты вообще занимаешься в свободное время? Когда не работаешь и не учишься?

– Кендо или сёги.

– Хорошо хоть не го, – фыркнул Йоджи. Ран серьезно ответил:

– Я пытался, но сёги мне нравится больше.

Это был самый длинный ответ, какой Йоджи от него услышал.

В парке было тихо и почти безлюдно. Йоджи купил по дороге сендвичи и сок; когда они расположились на траве, он сунул один из бутербродов в руки Рану, невзирая на его сопротивление.

– Ешь давай. А то тебя ветром начнет сносить. Ты так классно готовишь, почему ты такой худой?

– Я не худой, – возразил Ран.

– А то я не вижу, – фыркнул Йоджи.

Под деревьями было нежарко, слегка задувал свежий ветерок. Йоджи улегся на траву, заложив руки под голову и вытянув длинные ноги. Ран стряхнул крошки с ладоней. Он сидел совсем рядом, и Йоджи ощущал легкое тепло чужого тела.

– Тебе не скучно? – неожиданно спросил Ран. Йоджи качнул головой.

– Нет, а должно быть? Тебе скучно?

– Нет, – был ответ. – Я подумал, может, тебе…

– А ты когда-нибудь произносишь предложения длиннее, чем в четыре слова? – спросил Йоджи, ухмыляясь.

– А зачем? – по голосу Рана чувствовалось, что он улыбнулся.

– Слушай, а зачем ты волосы красишь? – Йоджи перевернулся на бок и с интересом посмотрел на собеседника. – Просто обычно такие убийственно серьезные парни как ты такой фигней не занимаются.

Несколько минут Ран молчал, разглядывая что-то в траве. Потом – нехотя, как показалось Йоджи – произнес:

– Я не серьезный. Покрасил в школе. Просто… чтобы было ярко. Отец рассердился. Очень. Пришлось перекрасить. Потом, когда поступил и с отцом поругался, покрасил снова. Просто… ему не нравится. Поэтому.

Йоджи задумчиво смотрел на него. Ран враждует с отцом? Странно, зачем? Он не выглядит как бунтарь или что-то такое…

– А чего вы с отцом не поделили?

– Я не хочу в медицину. Он хочет.

– Ааа, – Йоджи перевернулся на спину и уставился в небо. – Чем тебе медицина не угодила? Не врубаешься?

– Врубаюсь, – был ответ. – Не люблю. Кровь. Некрасиво.

– А мне кажется, человеческое тело безумно красиво, – задумчиво отозвался Йоджи. – Внутри ли, снаружи… Вот слова и мысли – не всегда, а тело… ну, а что, по-твоему, красиво?

– Время, – отозвался Ран совсем тихо. – Что было давно.

– Так ты на историческом, что ли? В смысле, историко-филологическом?

– Да.

– Прикольно. А Айя-тян собирается на медицинский, правильно?

– Собирается. Ей нравится. Она талантливая. Умница…

Йоджи снова улегся на бок, подперев голову рукой – уж больно нежно прозвучал голос Рана.

– Я понял, почему у тебя девушки нет. Занят сестренкой, да?

– Нет, – качнул головой Ран. – Не поэтому.

– У меня нет ни братьев, ни сестер, – неожиданно для самого себя сообщил Йоджи. – Это вообще как?

Ран пожал плечами.

– Иногда здорово. Иногда надоедает.

– Защита и опора, мм?

– Да. Бывает.

– И с отцом я никогда не ругался, – Йоджи перевернулся на живот и сунул в рот травинку. – Он и дома почти никогда не был…

– Работа?

– Да. Он был полицейским.

– Был?

– Да. Он погиб, когда мне было шестнадцать. Мама была в шоке. Она американка. Ужасно красивая. Самая красивая женщина в мире. Все было так романтично… – он улыбнулся в траву – воспоминания, вычищенные, прекрасные, не его – ему просто рассказали, как дивную сказку, – радовали сердце. – Она журналистка, им случилось вместе работать над одним расследованием… ну, не то чтобы вместе работать, просто он расследовал, а она как независимый журналист участвовала, громкое было дело… так вот они и познакомились. Мама рассказывала, он раздражал ее поначалу неимоверно… она вся такая яркая, шумная… ну, я на нее похож, все всегда говорили, что от отца вообще ничего, весь в мать… а он такой серьезный, молчаливый, слов в час по чайной ложке, прямо как ты, честное слово… ну вот, она его буквально раскручивала на разговоры, бесилась, что он молчит все время… а потом, когда расследование закончилось, он пригласил ее на свидание, и вот так все завертелось. Она вообще Японию всегда ненавидела, ее сюда из редакции буквально сослали, говорит, всех японцев считала уродами, язык учить не хотела… а с отцом познакомилась, и все. До сих пор говорит, что лучше и красивее человека в жизни не встречала. А они поначалу даже разговаривать не могли – он английский знает с пятого на десятое, она по-японски не понимает совсем. Ничего, объяснились. Она всего на год приехала в Японию, а осталась на восемнадцать лет. А после отцовской гибели сразу уехала. Сказала, что не хочет тут больше оставаться, что тут больше ничего для нее нет. Меня хотела взять. А я сказал, что останусь.

– Почему? – спросил Ран. Йоджи повернулся к нему – оказалось, что Фудзимия смотрит на него, не отрывая глаз.

– Потому что это моя страна. Я все-таки японец. Вот, собираюсь пойти в ГПУ судмедэкспертом. Меня уже обещали взять на практику. Потом, может, и на постоянную возьмут.

– А твоя мама? Журналистом по-прежнему?

– Она сейчас телешоу ведет. Что-то про частные расследования. «Частный детектив» или что-то такое. У меня телек принимает американские каналы, я иногда смотрю, когда делать нечего. Она красивая. Натуральная блондинка. Брюн Йохансон. У нее прадед когда-то сто лет назад из Швеции приехал, вот оттуда и цвет волос, и рост. Она была выше отца, представляешь? Когда таскала его с собой на светские рауты, даже каблуки никогда не надевала. Я тебе ее как-нибудь покажу, хочешь? Вряд ли она приедет, но по телеку-то можно…

Ран кивнул. Йоджи фыркнул.

– Слушай, Фудзимия, с тобой невозможно. Я тебе тут уже полчаса треплюсь, а ты все молчишь, как убитый. Ну расскажи хоть про свою семью что-нибудь?

Ран слегка передернул плечами.

– У отца фарм-фирма. Мать работала на «скорой». Давно. Еще до меня. Сейчас дома сидит.

– А как они познакомились?

– По сватовству.

– Что, серьезно?! – Йоджи подался вперед. – С ума сойти! Я думал, так уже сто лет никто не знакомится. Они и тебя так же женят?

– Нет, – спокойно ответил Ран.

– Откуда такая убежденность? – хмыкнул Йоджи.

– Я не хочу, – был ответ. Несколько секунд Йоджи разглядывал его лицо, пытаясь понять, что скрывается за этим ровным выражением. Ран все больше напоминал ему родного отца. У того тоже было малоподвижное, словно из камня высеченное лицо. Только в глазах – искры, по которым еще можно было прочитать его мысли – во всяком случае, маме удавалось.

Хотя, возможно, так Йоджи казалось, потому что чаще он видел мать, а ее лицо было как открытая книга.

– А если ты чего-то не хочешь, то оно никогда не произойдет?

– Пока я могу этому препятствовать, – твердо ответил Ран.

 

* * *

 

Ран проснулся от ощущения, что что-то коснулось его века – легкое, почти незаметное прикосновение. Не открывая глаз, он поднял руку, чтобы стряхнуть мешающий предмет; что-то скользнуло под пальцами и исчезло. Тогда-то он проснулся окончательно и открыл глаза.

Он лежал на траве; правый бок холодила остывающая земля, спину припекало заходящее солнце. Лбом он уткнулся в чье-то обнаженное плечо, украшенное татуировкой: сердце, еще какая-то подобная чушь и надпись на английском: «Грешник, когда же ты научишься?»

Моргая, Ран сел. Йоджи спал на спине, одну руку положив под голову – в нее-то носом и проснулся Ран, – а второй затенив глаза. Они уснули прямо на траве, под теплым летним солнцем; сейчас же от травы ощутимо несло холодом, а солнце почти касалось краем линии горизонта.

Йоджи чихнул и открыл глаза.

– Черт, уснули, что ли… – невнятно пробормотал он. – Блин, холодно…

– Сколько времени? – спросил Ран, ощущая неприятное подозрение, что уже сильно, сильно больше шести. Йоджи посмотрел на часы.

– Половина девятого, а что?

Ран даже зашипел сквозь зубы.

– На работу опоздал.

– Так позвони и скажи, что болен, – Йоджи сел и потянулся. – Ой, блин… как бы не простыть…

Ран смотрел на него, ощущая дикую беспомощность. Ну и ситуация – не пошел на работу, да еще и не предупредил заранее… и теперь надо что-то врать… что за черт…

– Господи, ты еще и честный у нас, да? – в голосе Йоджи звучала смесь насмешки и раздражения. – Ладно, говори телефон.

– К-какой телефон? – заикнулся Ран.

– Да работы твоей, какой же еще, – ответил Йоджи, выхватывая у него из кармана телефон.

Несколько минут спустя хлопающий глазами Ран наблюдал, как Йоджи вдохновенно врет в трубку:

– Алло, это приемный покой инфекционного отделения! К нам тут поступил ваш сотрудник, Фудзимия Ран. Что? Я вас не слышу. Он болен, у него ангина. Не слышу вас. Ангина! Нет, не может говорить! Он вам перезвонит, когда сможет. Не слышу! Извините, я спешу!

И повесил трубку.

– Ну вот, и всех делов, – он довольно потянулся. – Ты в деньгах не сильно теряешь?

– Переживу, – буркнул Ран, поднимаясь. У него было ощущение, что его затянуло в водоворот, и неизвестно, как теперь выбираться. – Хорошо врешь.

– У меня богатый опыт, – похвастался Йоджи. – Когда встречаешься с тремя девицами одновременно, оно всегда пригождается.

– Охотно верю, – его внезапно охватила беспричинная досада на этого самоуверенного красавчика. – Надеюсь, Айя не будет одной из этих трех?

– Да ты что, – улыбка сползла с лица Йоджи, но Рана это не впечатлило. – Во-первых, она маленькая, во-вторых, я с сестрой друга так не могу…

Ран стиснул зубы.

– Я тебе не друг.

В этот момент стоило развернуться и уйти, но лицо Йоджи вытянулось так, что Ран почувствовал совершенно неуместный приступ раскаяния.

– Блин, Ран, ты чего психуешь-то? – тихо и очень серьезно спросил он. – Ты сердишься, что ли, что я к тебе на работу позвонил? Ну, елы-палы, прости тогда… я просто думал, что как же ты теперь пойдешь, если так опоздал… ну и вообще, мы теперь можем погулять…

Глядя на него, растерянного и посерьезневшего, Ран испытывал совершенно противоречивые чувства. С одной стороны, очень сильно хотелось засветить Кудо в глаз за его нахальство, самоуверенность и то, что он творил с рановой душой, с другой стороны… ужасно хотелось его поцеловать. У Йоджи были чертовски привлекательные губы. Ран глаз не мог от них отвести.

– Извини, – проговорил он после паузы. – Я… сорвался. Не люблю врать.

– Больше не сердишься? – осторожно спросил Йоджи. Ран качнул головой. – Уф! Это здорово. Ну что, пойдем развлекаться?

– Развлекаться? – переспросил Ран, снова начиная теряться в водовороте имени Кудо Йоджи.

– Ну, – тот подмигнул, – пачинко, казино, дискотека, стрип-бар… все как у больших…

– Я никогда…

– Вот заодно и попробуешь! – Йоджи схватил его под руку и поволок к своей машине.

 

* * *

 

В этот вечер Ран опять вернулся домой за полночь. У него гудела голова и ноги, но состояние при этом было такое, словно его накачали веселящим газом. На автомате он переоделся, на автомате принял душ, а потом рухнул в постель и уставился в потолок.

Пожалуй, впервые в жизни ему не хотелось копаться в своих чувствах. Он знал, что ему нравится Йоджи, знал, что хочет видеть этого человека и общаться с ним. Что могут означать эти желания, Ран догадывался, но разбираться и именовать это чувство не хотел. Пусть все будет так, как есть сейчас, думал он, улыбаясь воспоминаниям о минувшем вечере. Пусть все идет так, как идет.

 

* * *

 

На следующий день, когда Ран вышел из додзё, Йоджи поджидал его, сидя на парапете крыльца.

– Привет, – помахал он рукой. – А у меня несчастье.

Судя по тому, что он при этом известии продолжал сиять улыбкой, несчастье было не таким уж и несчастьем, так что Ран спокойно спросил:

– Что случилось?

– У меня машина сдохла, – радостно сообщил Йоджи. – Я теперь безлошадный. Как мужик из того анекдота, выяснил, что умею ходить. Ты чего сейчас делаешь?

– Пойду в читальный зал.

– На фига?

– Читать.

– А в другом месте это нельзя делать?

– Там тихо и прохладно.

Йоджи фыркнул.

– А мне сейчас нечем заняться, и я подумал – может, перекусишь со мной чего-нибудь? Тут неподалеку есть классная кафешка. Там готовят не так прикольно, как ты, но тоже ничего. Пойдешь?

Ран кивнул, стараясь не улыбнуться.

Они доехали на рановом мотоцикле. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не отвлекаться на руки Йоджи, что осторожно держались за его талию; когда они добрались до кафе, лицо Рана просто пылало. Низко опустив голову, чтобы скрыться за волосами, он вошел в кафе первым.

Народу было не очень много. Йоджи, обогнав Рана, целенаправленно устремился куда-то в дальний угол; Ран последовал за ним. Видимо, у Кудо тут любимый столик, успел подумать он; в этот момент Йоджи остановился как вкопанный и воскликнул:

– Аска! А чего это ты не на работе? Прогуливаешь?

За столиком, к которому, видимо, и стремился Йоджи, сидела красивая девушка: черноволосая, коротко стриженная, в светлой рубашке делового стиля, которая изящно облегала ее пристойных размеров грудь. Ран замер, неприятно пораженный неожиданной встречей.

– А, Кудо, – она помахала рукой. – У меня отгул. А ты чего тут делаешь? Да садись, не маячь, на тебя и так-то смотреть неудобно…

– Да я не один, – Йоджи обернулся и поманил Рана. – Вот, знакомься – Фудзимия Ран, он учится со мной в универе. А это Ито Аска, любовь всей моей жизни, – он широко ухмыльнулся, а Аска закатила глаза, и Рану стало неожиданно спокойно. – Представляешь, жестокая женщина не дает мне ни единого шанса. Это профессия наложила отпечаток, точно.

– Не слушайте идиота, Фудзимия-сан, – сказала Аска, с любопытством глядя на Рана. – И садитесь уже! Не люблю, когда надо мной стоят.

– Профессия? – переспросил Ран, присаживаясь на свободный стул. Рядом рухнул Йоджи и сразу сунул в рот сигарету.

– Я работаю в полиции, – улыбнулась Аска. – Когда-то давно Кудо Ранмару-сан, отец этого недоумка, был моим наставником.

Ран посмотрел на Йоджи, и тот подмигнул ему поверх очков.

– Да, его даже звали почти как тебя, Фудзимия. Прикольно, правда?

– Наверное, – кивнул Ран. Аска насмешливо посмотрела на Йоджи.

– Очки бы хоть снял, дурень. Ты ж в помещении сидишь!

– Она всегда со мной так, – пожаловался Йоджи Рану, снимая очки и затыкая их за вырез топа. – Невыносимая женщина! Жестокая и немилосердная! А ведь я хотел взять ее к себе в напарники!

Ран вопросительно посмотрел на него, и Йоджи пояснил:

– Ну, когда я чуть не завалил сессию, я думал бросить универ и пойти работать частным детективом, а Аску взять в напарники. Представляешь, осчастливить ее хотел, а она…

– Спасибо за такое счастье, – усмехнулась Аска. – Чтоб меня пристрелили где-нибудь в подворотне…

– Вы бы пошли? – чуть улыбнулся Ран. Она грустно вздохнула.

– Ну конечно. Не брошу же я этого остолопа одного.

Ран покосился на Йоджи. Тот сиял.

Они просидели в кафе часа три, не меньше, пока Ран не опомнился, что ему все-таки надо в читальный зал. Йоджи поинтересовался, свободен ли у него вечер, на что Ран ответил, что по четвергам он забирает Айю из фотокружка.

– Тогда до завтра, – сказал Йоджи. – Ты опять в додзё и в читалку?

– Наверное, – кивнул Ран – он уже встал, чтобы уходить, и потому смотрел на Йоджи сверху вниз, а тот сидел, развернувшись на стуле и задрав голову. Солнечный свет, падающий в огромное окно кафе, насквозь просвечивал его ресницы, и Ран не мог отвести взгляда от йоджиного лица.

– Я тебя найду, – пообещал тот. Ран кивнул, развернулся и пошел прочь, успев уловить на прощание взгляд Аски – внимательный, задумчивый и какой-то… одобряющий.

Около десяти часов вечера он забрал Айю из фотостудии, где та занималась. Сестра, как всегда, трепалась без умолку, и он даже кивал и поддакивал, но слушать особо не слушал. Нужно было покопаться в себе – привычное успокаивающее занятие, позволяющее обнаружить суть собственных чувств и переживаний, но Рану было… боязно. Да, именно так. Пока он еще не выявил корень своих чувств к Йоджи, он мог делать вид, что всего лишь хочет дружить с этим ярким веселым парнем.

Это было жалко.

– Зайдешь? – спросила Айя, слезая с мотоцикла. – И не говори, что у тебя опять работа – уже одиннадцатый час! Я хочу тебе кое-что показать.

– Ну, показывай, – вздохнул Ран, по личному опыту зная, что если сестре что-то втемяшилось в голову, то лучше подчиниться.

Дома была только мать – отец опять задержался на какой-то деловой встрече. Она улыбнулась Рану и спросила, будет ли он ужинать и останется ли ночевать. Ран отказался – Айя уже приплясывала на лестнице, нетерпеливо дожидаясь его.

Она довела его до своей комнаты и распахнула дверь, предлагая брату войти первым. Он шагнул внутрь – и замер на пороге, моргая как от яркого света.

Стены комнаты – как ему показалось, все полностью – были завешаны фотографиями Йоджи. Разными. Улыбающимися, хмурящимися, задумчивыми… Айя действительно была талантлива. Йоджи на ее фотографиях был абсолютно живым, таким же ошеломляюще ярким, как и в жизни.

– Ну, как тебе? – спросила довольная Айя. Ран с трудом оторвал взгляд от стен и посмотрел на нее.

– Очень… хорошо…

– Он красивый, правда? – теперь уже она сама смотрела на фотографии, и, глядя на ее лицо, Ран понял, что у него сейчас был точно такой же взгляд. Он влюбился в Кудо Йоджи. Так же, как и его любимая младшая сестра.

– Когда я поступлю, – Айя говорила решительно, сжав маленькую руку в кулак, – он уже будет на пятом курсе. Но этого ничего. Мне ведь уже будет восемнадцать. Он старше меня всего на четыре года, а это совсем ничего. Я сделаю так, чтобы он меня дождался!

Ран закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Ты решительно настроена.

– Да, – подтвердила она. – Он самый красивый человек на свете. Он даже красивее, чем ты. Я его ужасно люблю!

– Только потому, что он красивый? – негромко спросил Ран. Айя кивнула.

– Конечно. А за что еще любят?

– Много за что, – он снова посмотрел на фотографии. А сам-то, вопросил ядовитый внутренний голос, сам разве не на внешность запал? Он снова глубоко вздохнул. У Айи, разумеется, немного шансов, только у него их еще меньше. Точнее, у него их ноль целых ноль десятых. Но дело даже не в этом. Просто этот парень нравится его сестре. Ран перегрыз бы глотку тому, кто посмел бы обидеть его сестру. Значит, точка. Значит, Кудо Йоджи в принципе не должен появляться на его горизонте по возможности никогда больше в этой жизни.

Ран повернулся к сестре и улыбнулся, ощущая нечто вроде облегчения. Вот, с этим он разобрался, как с Ютой и Киё. Он снова свободен.

– Он будет полным идиотом, если не обратит на тебя внимания, малышка.

Айя сияющее улыбнулась.

Глава 3. Упрямый

 

Трибуны взвыли — чертов мяч, пропрыгав по ободу корзины, свалился наружу. Йоджи едва удержался, чтобы не долбануть по носу подскочившего игрока чужой команды, который легко увел мяч и помчался с ним на противоположную сторону площадки.

— Убью на хрен! — прошипел Такеда, пробегая мимо Йоджи. Тот только фыркнул. Он и сам был близок к желанию кого-нибудь убить. Например, чертова ублюдка Фудзимию, который явно вознамерился превратить жизнь Йоджи в ад.

Ладно бы еще Йоджи понимал, что происходит. Фудзимия от него реально бегал, но почему? Может быть, он чересчур навязчив? Но Йоджи еще сроду никто не упрекал в навязчивости! Да от него девицы сроду никогда не бегали, даже наоборот, вешались пачками, а окружающие парни рвались либо дружить, либо набить морду, да и то, очень многие после попытки набить морду становились друзьями не разлей вода. Йоджи знал, что в способности общать людей ему нет равных. Так чего же этот хрен непонятный исчезает, стоит только Йоджи появиться на горизонте? Ему даже пришлось целый вечер общать фудзимиеву сестренку, чтобы выяснить, что такое с Раном. Она ничего дельного не сказала, но зато дала номер мобильника. Впрочем, что толку? На первый звонок Ран ответил — понятно, номер-то незнакомый, — но едва услышал голос, как моментально бросил трубку. А потом перестал к телефону подходить. Ну что теперь ради него, новый номер заводить? Или сразу с десяток, для верности? Впрочем, сегодня, на третий день этой непонятной игры в динамо-машину, Йоджи уже был готов и на это.

Университетский фестиваль летел ко всем чертям. Игру они не проигрывали только благодаря прекрасной игре защитников, но Йоджи, первая фигура в нападении, лажал по-страшному.

Ко второму тайму Такеда не выдержал и потребовал замены игрока. Впрочем, Йоджи было все равно. Приняв душ и переодевшись, он свалил подальше от площадки. Следовало бы, наверное, и с фестиваля дурацкого свалить, но тут хотя были люди. Йоджи не хотел оставаться один — стоило ему остаться одному, как он начинал думать о Ране. Со злостью. С обидой. Чертов отморозок! Ну что я ему сделал?!

 

* * *

 

Меж тем неподалеку от шумной баскетбольной площадки, в тихом и душноватом помещении университетской оранжереи Ран закончил сеанс одновременной игры в сёги на трех досках с двумя победами и одной ничьей. Невнимательно выслушав комплименты, он забрал выигрыш и пошел прочь. Надо было найти Айю — он обещал после игры угостить ее чем-нибудь.

Возле беговой дорожки он нашел подружек Айи, Хикари и Юки — они, оказывается, пришли сюда поболеть за свою четвертую, Томое Сакуру, а Айю, сообщили они, классная руководительница попросила сбегать куда-то, в библиотеку, что ли… Ран поблагодарил и пошел искать сестру.

В здании библиотеки было пусто, тихо и прохладно, совсем не как во дворе. Ран неторопливо обошел весь корпус, но Айи нигде не было. Он присел на подоконник, достал телефон, чтобы позвонить, и в этот момент тишину нарушило цоканье острых каблучков. Из-за поворота вынырнула девушка — Рану она показалась смутно знакомой. Она, видимо, была одной из университетских красавиц — во всяком случае, несла себя именно так, надменно вскинув черноволосую голову. Завидев Рана, она приостановилась, окинув его заинтересованным взглядом.

Ран коротко посмотрел на нее — ровно настолько, чтобы не показаться невежливым, — и снова уткнулся в телефон. Звонить при ней он, разумеется, не собирался, надеясь, что она сейчас уйдет. Но она не уходила. Тогда Ран снова поднял голову и вопросительно посмотрел на девушку.

— Ты же Фудзимия Ран с первого курса истфилфака? — спросила она. Голос ее звучал излишне резко и решительно, как у человека, который привык командовать. Рана раздражали такие девушки.

— Да, — ответил он холодно. Она чуть усмехнулась.

— Я все про тебя знаю. Ты спишь с парнями из додзё, где занимаешься.

Рану показалось, будто его наотмашь ударили по лицу. Даже дыхание перехватило. Наверное, он побледнел, потому что девица рассмеялась:

— Испугался? Правильно. Но я никому не скажу, — она мелко, как-то по-лисьи, улыбнулась, — если ты отвалишь от Йоджи. Честное слово, тебе же будет лучше. Он ненавидит таких парней, как ты. Если ты будешь по-прежнему вертеться вокруг него, я пущу в университете слух. И ему скажу. Вот увидишь, как он отреагирует.

— Тебе какое до этого дело? — взяв себя в руки, осведомился Ран максимально ледяным тоном.

— Я его невеста, — спокойно ответила она. — Меня зовут Нагасава Йоко. Вот смотри, — она присела на подоконник рядом с Раном и начала расстегивать сумку; он автоматически отстранился, чтобы не коснуться ее даже краем рукава. — Вот, видишь, что у меня есть? — в руках у нее оказалась толстая тетрадь; когда Йоко открыла ее, Ран заморгал — там были фотографии Йоджи, какие-то газетные вырезки, Ран даже увидел фото, на котором хмурый невысокий японец сосредоточенно надевал кольцо на палец красивой гайдзинке в подвенечном платье. — Вот видишь? Я сама это все собрала. У меня есть его адрес и даже адрес его матери в Штатах, — цепкий взгляд Рана моментально выхватил из тетради строчку с адресом. — Я знаю, что он живет один в квартире, где когда-то жила вся его семья, что у него куча денег, что он может даже не работать, но все же пойдет в ГПУ, потому что хочет отомстить за своего отца, и он на мне женится, когда мы закончим университет, потому что только я могу его принять со всеми его недостатками! — она говорила быстро, яростно; Рану даже показалось, что она немного не в себе. — Я знаю, почему он меняет девушек — это его защитная реакция, так он протестует против матери, которая бросила его и сбежала в Штаты! Но когда он будет со мной, все изменится. А тебе, — она ткнула пальцем Рану в лицо, и он отшатнулся, — вообще нет места рядом с ним. Так что просто отвали от него и никогда поблизости не появляйся.

Несколько секунд Ран боролся с отчаянным желанием свернуть ей шею, желанием страшным еще и оттого, что он реально мог это сделать. Но он лишь произнес:

— Мать Йоджи не бросила его. Он сам отказался с ней поехать.

Нагасава фыркнула, сунула свой альбом в сумку и, бросив:

— Я тебя предупредила, — ушла прочь.

Ран остался сидеть на подоконнике. В голове стояла красная пелена. Перед глазами отчетливо, как видеозапись, мелькали картинки — вот он протягивает руку, берет сучку за подбородок и резко дергает вверх. Хрустят позвонки, черные глазищи закатываются, она трепыхается какое-то время, а потом — затихает. Бешеная ярость. Бешеное счастье.

— Попался.

Сморгнув, Ран повернул голову. На него смотрел Йоджи — хмурый, растрепанный, взгляд… пожалуй, даже злой.

— Ничего не хочешь мне сказать? — опасно повысив тон, поинтересовался он. — Например, почему ты два дня от меня бегал? Почему трубку бросил? Почему на звонки не отвечал? Я вроде бы тебе ничего плохого не сделал. Или как? Объяснишь?

Ран молчал. За последние три дня он впервые видел Йоджи так близко. Оказывается, он успел уже забыть, как чертовски хорош собой Кудо…

— Так и будешь молчать?! — рявкнул Йоджи, шагнул вперед и, схватив Рана за плечо, припечатал его к стене. — Что в тебе особенного, Фудзимия? С чего ты взял, что можешь со мной так обращаться? Если, блин, я тебе чем-то не нравлюсь, ты не хочешь со мной общаться — так, елки-палки, скажи! Хрен ли ты ведешь себя как парень, который не знает, как от приставучей девки отвязаться?!

Ран открыл рот. Надо было что-то сказать, только он мучительно не знал, что именно. Несколько прядей волос выбились из йоджиного хвоста и касались лица Рана. Йоджи тряхнул его за плечо.

— Ну, ты скажешь что-нибудь или нет?!

В этот момент зазвучали приближающиеся женские голоса. Прошипев под нос ругательство, Йоджи схватил Рана за плечи, дернул его в сторону, за штору, прижимая к стене, и приложил палец к губам.

За спиной — стена, справа — тяжелая штора, слева окно, впереди — Йоджи. Ран ощущал его всем телом. Дышать стало нечем.

— Сама понимаешь, тебе просто нечего ловить рядом с ним, — прозвучал совсем рядом голос, от которого Рана едва не скрутило — он узнал Нагасаву. — Про твой возраст я вообще молчу…

— Знаешь, — перебил ее второй голос, и Ран с изумлением понял, что это его сестра, — мне все равно, кем ты там себя вообразила. Честное слово, я не знаю, насколько плохо надо знать человека, чтобы представить, что такому, как Йоджи, может нравиться такая девица как ты. Тебя сможет вытерпеть только какой-нибудь бесхарактерный тюфяк, которого ты будешь шпынять как тебе нравится, а Йоджи, наверное, не знает уже, где от тебя прятаться.

Йоджи тихонько фыркнул и показал Рану большой палец.

— Ты маленькая нахалка, — зашипела Йоко, — ты мне за это ответишь! Смотри, как бы я не начала рассказывать кое-что о твоем бесценном братце…

Ран дернулся. Если сейчас эта стерва хоть намекнет Айе…

— Слушай, ты, шлюха подзаборная, — голос его младшей сестры меж тем приобрел какие-то иные, пугающие интонации — Ран раньше от нее такого не слышал, — даже не открывай рот насчет Рана. Только попробуй хотя бы имя его произнести, я тебе глаза выцарапаю, понятно?!

Йоджи наклонился к уху Рана и прошептал, обдавая горячим дыханием:

— Сестра у тебя супер. А тебя она защищает яростнее, чем меня…

Ран резко выдохнул, положил руку на грудь Йоджи, чтобы отстранить его от себя — да так там ее и забыл. Йоджи, увлеченный спором девушек, жеста Рана даже вроде бы и не заметил.

— А он у тебя что, святой, что ли? — едва не завизжала Йоко. — Ты просто дура слепая, не видишь, что он вытворяет!

Йоджи приподнял бровь, глядя на Рана с веселым недоумением.

— Ты сама напросилась! — голос Айи был как ледники. В следующий миг коридор огласился воплем Йоко:

— Ай! Отпусти! Отпусти немедленно, ты, ненормальная!

— Хочешь стать лысой? — спросила Айя насмешливо. — И не ори так, я же тебя не режу…

Ран дернулся вновь. Чтобы его сестра дралась?! Йоджи снова впечатал его в стену, не давая двигаться — это импровизированное аудиошоу его явно развлекало.

— Проси прощения! — говорила меж тем Айя под аккомпанемент жалобного поскуливания Йоко.

— Я прошу прощения! Ай, отпусти, больно!

— И ты никогда больше даже не упомянешь имя моего брата!

— Ай-яй-яй! Да, обещаю, обещаю, больше не упомяну! Отпусти!..

— Проваливай!

Раздался звук, как будто что-то упало, потом всхлип и дробный стук каблучков. Мгновение спустя прошлепали подошвы гэта, и стало тихо.

Йоджи снова наклонился к Рану, на этот раз еще и положив руку тому на шею, и сказал на ухо:

— Айя-тян просто молоток. Тебе у нее еще учиться и учиться.

Это было уже слишком. У Рана уже давно стояло так, что было больно. Он хотел оттолкнуть Йоджи, но вместо этого стиснул одну руку, ту, что лежала на йоджиной груди, в кулак, сминая его топ, а вторую положил ему на спину, на обнаженную кожу между топом и джинсами.

Глаза Йоджи — прямо напротив его собственных — широко распахнулись. Изумление и шок. Почувствовал.

Ран с силой оттолкнул его прочь, так, что Йоджи свалился на пол, и бросился бежать. Вылетел из библиотечного корпуса, пронесся по территории университета до парковки, взлетел в седло мотоцикла и стартовал резко, едва не подпалив шины. Какая-то машина, выезжавшая в этот момент с парковки, вильнула в сторону, и вслед Рану донесся заливистый вой клаксона и ругань.

Он летел, почти не видя дороги, проскакивая на мигающий желтый; каким чудом он не угодил в аварию и не попался полицейским — богам известно. Опомнился он уже на хайвее. Съехал на обочину, уронив мотоцикл в желтую пыль, и сел рядом, подтянув колени к подбородку и опустив на них голову.

Йоджи, конечно же, все понял. К тому же, ему не составит труда сложить два и два — свои ощущение и слова Нагасавы — и понять, в чем дело. Может, он еще и спросит у нее, что она имела в виду, и она ему, конечно же, с удовольствием расскажет. И университету всему расскажет, конечно, почему бы и нет, сейчас, когда нет необходимости шантажировать Рана, чтобы он держался от Йоджи подальше. Потом дойдет до Айи… и все. Вот тут точно все. Ран мог пережить многое, но только не отвращение, или ненависть, или презрение сестры.

Ран вскочил, озаренный внезапной идеей. Просто ему надо поговорить с Йоджи! Он нормальный, хороший человек, он все поймет. Ран просто объяснит ему все и попросит не болтать и не дать болтать Нагасаве. Йоджи это ничего не будет стоить.

Он поднял мотоцикл, уселся верхом и помчался назад, в Токио.

По дороге он сообразил, что искать Йоджи в университете сейчас, наверное, не стоит. Велик риск снова налететь на Нагасаву… или на Айю, тоже не лучше. Сейчас он совсем не в том состоянии, чтобы общаться с сестрой. Но адрес, который показала ему Нагасава, он помнил. Что может быть проще — дождаться Йоджи возле его дома?

 

* * *

 

Из поцарапанного зеркала в университетском туалете на Йоджи глянула растрепанная морда с совершенно дикими глазами. Сейчас они не были зелеными — они были черными из-за неестественно расширенных зрачков. Так всегда было, когда Йоджи возбуждался.

Возбуждался. Черт, ну что за дерьмо…

У него встало на Фудзимию. Встало, когда тот всего лишь случайно коснулся его спины. Вот вам и короткие топики, что теперь делать, рубахи до колен носить? Черт, Ран в этих традиционных шмотках был такой охренительно тонкий… и как только Йоджи ухитрился не заметить, что Фудзимия красив, как девка, даже лучше? Да, Йоджи не заметил, а вот член его — очень даже. Заметил и оценил, что называется. И объясняй ему теперь, что вообще-то это парень, и что у парней не должно стоять на других парней.

Внушение не помогало. Матерясь сквозь зубы, Йоджи зашел в кабинку, расстегнул штаны, сдернул до колен…

Он пытался, он честно пытался представлять баб. То, что ему всегда нравилось — небольшая красивая грудь, тонкая талия, круглая задница… Хрен вам. Перед глазами, как слайды, мелькали красные пряди, белая сильная шея, тонкие кости грудной клетки в вырезе кимоно. В своей фантазии он наклонился и провел языком по этой самой шее, вырвав у ее хозяина судорожный, потрясенный вздох. В его фантазии Ран опустился перед ним на колени, взял его в рот…

Йоджи даже продолжать не надо было. Он кончил, едва не заорав, и оперся рукой на стенку кабинки, чтобы не упасть.

Йоджи любил девушек. Ему нравились их нежные маленькие лица, ему нравились небольшие ладони с изящными ухоженными пальцами, ему нравилась мягкая кожа, от которой всегда приятно пахло кремом или духами, ему нравилась женская грудь, ему нравился вкус губной помады, ему нравились длинные волосы… нравилось расстегивать на девушках лифчики и стягивать крошечные трусики. Женщины были красивы.

Естественно, он попробовал с парнями. Раза два. Или три. И он, конечно, не был особенно трезв. Да и те парни — тоже. И, конечно, они не были здоровыми волосатыми мужиками — красивые молодые мальчишки, его ровесники, иногда помладше. И, конечно, он не позволил им сделать ничего такого с собой. Он был сверху, это даже не обсуждалось.

Он не увидел в этом особенного смысла. Конечно, в жизни надо попробовать все, кроме, разве что, тяжелых наркотиков, потому секс с парнями был нужен для повышения жизненного опыта. Он попробовал и решил, что это не лучше, чем с девушками. Разве что возни меньше со всякими там свиданиями-цветами и так далее. Но ему нравилась и эта возня тоже, ему нравилось обольщать, а какой интерес, если ты просто посмотрел, и он к тебе уже чуть ли не на колени лезет с расстегнутыми штанами?

И у него никогда не вставало на парней. Вот чтоб просто так, само по себе, без предварительной возни.

И ладно бы у него просто встало на Фудзимию — ну так ведь ему же нравился, черт побери, этот парень, нравилось с ним общаться, хотелось его видеть… до сих пор единственным человеком, с которым Йоджи было действительно интересно общаться, была Аска. Но Аска была его другом. И Ран, как Йоджи надеялся, тоже. Что это за дела, когда встает на друзей?

Йоджи вышел за университетскую ограду и позвонил Аске.

— Привет.

— Привет, Йоджи. Что случилось?

— С чего ты взяла, что что-то случилось?

— Слышу. Где ты сейчас?

— Возле универа.

— Ты на машине?

— Она в ремонте.

— Подожди меня, я сейчас подъеду. У меня как раз перерыв.

Ее мотоцикл затормозил возле Йоджи минут через десять — он сидел на бордюре, не обращая ни малейшего внимания на палящее солнце.

— Так, — Аска моментально оценила обстановку. — Садись, тебе надо в тенек и чего-нибудь пожевать.

— Я не голоден, — вяло отозвался Йоджи.

— Тогда попить. Или выпить. Поехали.

Они сели в любимой кафешке, но не за привычный столик — Йоджи потянул Аску за другой, примостившийся в темном уголке. Первым делом Аска стянула с Йоджи очки и уставилась ему в глаза.

— Ну, говори. Ты с ним поругался, так?

— С кем? — моргнул Йоджи.

— С мальчиком своим. С которым мы в прошлый раз здесь сидели.

Йоджи застонал.

— Аска, ты в своем уме? Ты меня сто лет знаешь, какой у меня может быть мальчик? Я девушек люблю!

— Ага, — спокойно кивнула Аска. — Как вид. Но когда речь идет о человеке, в которого влюбляешься, возможно, на всю жизнь, тут не имеет значения, девочка ли это, мальчик ли, старик ли, молодой ли, свободен ли, женат ли… Ты просто любишь человека — без половых, возрастных и социальных признаков. А у тебя тогда все на лбу было написано воооот такими трафаретными буквами. Что ты влюбился в этого парня. А теперь излагай, в чем проблема.

Йоджи выругался и уронил голову на стол.

 

* * *

 

В этот день он вернулся домой неприлично рано — всего-то в два ночи… или в полтретьего? И к тому же практически трезвый. После разговора с Аской ему требовалась терапия — срочная и действенная. Необходимо было как можно скорее забыть этот бред. Как следует выпить. Потанцевать от души. Снять девицу или даже пару. Он должен был убедиться, что он не какой-нибудь там гей.

Получилось только выпить. Танцевать не хотелось — вообще складывалось ощущение, что родное тело за что-то на Йоджи обиделось. За что, интересно? Что Фудзимию не получило? Девицы… одну Йоджи вроде как склеил. Она даже затащила его в какой-то темный уголок и начала отсасывать. А он… он руки опустил и как мудила последний глаза закрыл. И представлял себе… что это не она вовсе. И кончил в две секунды. Девица поморщилась и смоталась, о чем Йоджи даже не пожалел.

Черт бы все побрал…

Он ввалился в подъезд, оглушительно звеня ключами, но дрыхнущая консьержка даже не пошевелилась. Охрана, мать ее, вяло подумал Йоджи и потащился к лифту.

Чтобы добраться до родной двери, от лифта надо было повернуть направо. Йоджи завернул за угол — и остановился как вкопанный.

Под его дверью, привалившись к ней спиной, сидел Ран и явным образом спал.

Йоджи тихонько подошел и опустился на колени. Спящий Ран выглядел от силы лет на шестнадцать. Удивительно юное лицо. Удивительно красивое. Какое-то странно нерешительное и растерянное — удивительно, ведь в самом Ране не было ни капли нерешительности или растерянности.

Взяв лицо Рана в ладони, Йоджи наклонился и поцеловал его в губы.

Он не закрыл глаза, поэтому увидел, как ресницы Рана дрогнули, открывая темную спросонья радужку. Целовать его было удивительно хорошо. Наверное, Рану понравилось тоже — во всяком случае, он обнял Йоджи за шею и ответил на поцелуй.

Возбуждение потекло медленной горячей волной из солнечного сплетения вверх, перехватило горло, медленно подступило к ставшим жадными губам, плавно затопило мозг. Йоджи не помнил, как они встали, как они открыли дверь… видимо, поцелуй не прервался ни на мгновение… Следующее осознание себя пришло уже по ту сторону двери, когда он прижал к ней Рана и отстранился, чтобы посмотреть на него.

Обычно бесстрастное лицо Рана сейчас представляло собой восхитительнейшее зрелище — распахнутые алые губы, мечущиеся ресницы, ошеломленный взгляд. Йоджи поцеловал его снова, резко, сильно, оторвался от губ, не дав Рану ответить, и прижался губами к шее. Как в своей фантазии. Хриплый стон родился прямо под его губами — отдача едва не свела Йоджи с ума. Ран был все еще в своих проклятых древних шмотках — Йоджи выдернул кимоно из-за пояса штанов, чтоб он помнил, как они называются, сунул руки под одежду, шаря по горячему телу распахнутыми ладонями — чтобы больше, как можно больше кожи можно было захватить. Тело под его ладонями содрогалось. Йоджи впился пальцами в рановы ягодицы — он знал, чего хотел, он знал, как это получить, он только, черт его дери совсем, не знал, как развязывается этот проклятый пояс!

Ран вдруг схватил его за плечи, с силой сжал, рванул на себя, развернул — и Йоджи сам оказался прижатым к двери. Ран дернул через голову его топ — на мгновение Йоджи ослеп, а Ран схватил губами его сосок и втянул его в рот — жадно, горячо, так что Йоджи начало трясти. Майка слетела на пол, и Йоджи немедленно на нее наступил.

А Ран расстегивал его джинсы. Быстро, как-то сноровисто — Йоджи сроду не смог бы так же быстро расстегнуть штаны на другом парне, черт, у тихони есть какой-то опыт, что ли? Ран сдернул с него штаны, но получилось неудачно — Йоджи не удержался на ногах и повалился на Рана. Несколько секунд возни — и вот он лежит на полу в собственной прихожей, совершенно безо всего — а все дурная привычка не носить белья, — над ним — Ран, полуголый, растрепанный, с безумно горящими глазами.

Ран смотрел на него секунды две, в глазах — нечто странное, чему Йоджи побоялся дать наименование, — а потом скользнул вниз, и взял у него в рот.

— Блядь… — выдохнул Йоджи, потому что прочие слова у него кончились. Ему делали минет охренительное количество раз… да хоть сегодня вечером, — но ни одна баба так не умела. Да и те парни тоже. А может, он просто не помнил. А может, все дело было в том, что это был Фудзимия Ран.

Кончая, Йоджи закричал. Откинулся назад и стукнулся головой об пол.

Мгновением спустя, когда он открыл глаза, он снова увидел над собой Рана. Вид у того был… голодный.

Йоджи схватил его за шею и притянул в поцелуй. Разрядки хватило ненадолго — ему даже курить не хотелось, ему хотелось трахаться. Еще раз, и еще, и еще, сколько сил хватит.

Он поднялся, выбираясь из-под Рана — тот посторонился было, но Йоджи схватил его за руку, потянул, а потом вдруг — неожиданно даже для самого себя — подхватил парня на руки, как иногда хватал девчонок, если хотел трахнуть их стоя — под ягодицы, — и Ран послушно обхватил его ногами за талию, и, черт, весил он не больше тех девчонок, а его член упирался Йоджи в живот, и вот от этого реально сносило крышу. Очень хотелось прижать его к стене и выебать тут же, но Йоджи еще не совсем с катушек съехал, про смазку он помнил, и потому поволок Рана в спальню, где была кровать и была прикроватная тумбочка, в которой он держал все необходимые девайсы, в том числе и смазку — девчонки-то тоже разные бывают. Вспомнил он, само собой, и о презервативах, но использовать презерватив с Раном — это было как-то… неправильно, что ли…

Он просто сбросил Рана на кровать и полез в тумбочку. Его моментально обхватили сзади, впиваясь в шею то ли поцелуем, то ли укусом; Йоджи выхватил из тумбочки тюбик со смазкой, как пистолет, развернулся, роняя Рана на спину, подминая его под себя, как девчонку — оттого же, что это была не девчонка, а парень, и не просто парень — Ран, — он возбуждался еще сильнее.

Он попытался развязать чертов пояс на рановых штанах, но не вышло; Ран, рассмеявшись низким, каким-то вибрирующим смехом, от которого у Йоджи в глазах потемнело, развязал пояс сам — легко, в два движения — и махом сбросил с себя штаны.

С теми парнями — Йоджи помнил — его всегда стопорило при виде члена, так что он предпочитал переворачивать их лицом вниз. Ран… Йоджи замер, глядя на него, голого, под собой… он был каким-то совсем другим, и в чем тут дело, Йоджи не мог сказать, но ему не хотелось Рана переворачивать. Хотелось видеть его вот так, целиком. Хотелось ласкать его член, что он и сделал — накрыл его ладонью, провел вверх-вниз, и увидел, как Ран запрокинул голову и беззвучно вдохнул. Тогда, левой рукой не прекращая гладить его член, Йоджи правой, кое-как, выдавил на пальцы смазку и ввел один. Ран зашипел. До Йоджи дошло, что тот просто пытается контролировать ситуацию и не начать стонать в голос. Этого Йоджи ему позволить не мог. Еще не было в постели Кудо Йоджи человека, который не терял бы голову, не стонал, не умолял не останавливаться, и этот, черт его возьми совсем, Фудзимия Ран, который явно вознамерился свести Йоджи с ума, не будет первым!

Он резко ввел палец до конца, коснулся простаты, отчего красноволосая голова запрокинулась, подставляя шею, и тут же вывел его снова, получив в награду разочарованный вздох. И тут же повторил операцию, уже с двумя пальцами. Из горла Рана вырвался короткий стон, тут же, впрочем, заглушенный. Ран прикусил губу. Йоджи поцеловал его, вынуждая открыть рот, приласкал языком нёбо и все-таки добился своего — Ран тихонько застонал. На этом мозг Йоджи окончательно отказался служить своему хозяину — он выдернул пальцы и, забросив ноги Рана себе на плечи, вставил ему, уже не заботясь ни о комфорте партнера, ни о чем на свете — только о том, что хочет, безумно хочет трахнуть этого парня.

 

* * *

 

Это было, как и всегда, больно, но боль была кратковременной и ничтожной по сравнению с тем, что происходило потом. Выдержка изменила ему сразу — то, что творил с его телом сейчас Йоджи, было совершенно невероятно. Он толкался внутри — огромный, горячий, такой, что, казалось, он заполнил Рана без остатка. Мокрые плечи под коленями, переплетенные пальцы: Йоджи просто распял его на кровати и трахал, не давая двигаться, трахал глаза в глаза; пряди его волос хлестали Рана по лицу, он ловил их губами, и стонал, кричал в голос, выкрикивал его имя…, а потом Йоджи отпустил одну его руку и сжал член. В глазах потемнело. Он кончил даже не с криком — с каким-то диким, звериным воем, содрогаясь, сжимаясь; он ощутил последний толчок Йоджи внутри, и его словно кипятком обдало. Йоджи свалился на него сверху, всей тяжестью, всем телом сжимая Рана в кровать, и они начали целоваться, и Ран гладил мокрые руки и спину Йоджи, а тот шептал ему в ухо что-то почти неразличимое, и было так классно, так сладко… Ран поймал взгляд Йоджи и улыбнулся ему. Хотелось еще — уже не физически, просто чтобы снова ощутить Йоджи, — но уже наваливалась на глаза сонная тяжесть, осчастливленное, уставшее тело требовало отдыха, и Ран почувствовал, что проваливается в темную теплую муть, и только успел ощутить, как Йоджи ткнулся ему носом в шею, — а потом заснул.

 

* * *

 

Рана разбудил солнечный луч, попавший прямо в глаз. Он крепко зажмурился, отворачиваясь, потерся носом о теплое тело под собой и наконец открыл глаза.

Йоджи дрых на спине, опять прикрыв глаза рукой. Подушкой Рану, как выяснилось, служила его грудь. Солнце светило в прореху между неплотно сдвинутыми шторами. От Кудо пахло перегаром, и сердце Рана упало. Неужели он вчера просто по пьяни?..

В этот момент Йоджи убрал руку и приоткрыл глаза. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Потом Йоджи хрипловато проговорил:

— Привет. Сколько щас времени?

Чтобы дотянуться до часов на тумбочке, Рану пришлось перегнуться через Йоджи, едва ли не лечь на него. Реакция не замедлила последовать — Йоджи провел рукой по боку Рана до ягодиц, погладил, прошелся ладонью вверх по спине. Ран посмотрел на него вопросительно. Йоджи улыбнулся.

— Так сколько времени?

— Двадцать минут двенадцатого, — осторожно ответил Ран.

— Ты уже везде опоздал, верно? — лукаво блеснул глазами Йоджи.

— Ну, я…

— Значит, сегодня можешь никуда не бежать, ммм? — он поднял руку и как-то очень по-свойски заправил прядь волос Рану за ухо. — Хочешь кофе?

— Я не люблю, — ответил Ран.

— Ты просто никогда не пил нормального кофе, — с фантастической убежденностью ответил Йоджи, приподнялся на локтях и коснулся губ Рана своими. — Ну чего, встаем?

— Хорошо, — он начал было подниматься, но неожиданно застеснялся собственной наготы и сел на край кровати, прикрыв бедра одеялом. Он так и не понял, заметил ли Йоджи этот жест; во всяком случае, тот ничего не сказал, просто, как ни в чем не бывало, поднялся, демонстрируя отлично сложенное, в меру подкачанное тело, потянулся и, чуть тряхнув волосами, обернулся через плечо на Рана. Тот, поняв, что это демонстрация, улыбнулся.

— Душ за той дверью, — Йоджи махнул рукой в противоположную сторону комнаты. — Кухню найдешь по запаху. Не задерживайся — кофе лучше пить горячим.

Ванная комната была вся какая-то… дизайнерская. Непонятно даже, как в такой мыться — в подобном стеклянно-мраморном великолепии не моются, тут можно фотосессии для модных журналов устраивать. Полочка над ванной была заставлена баночками, флаконами, еще какой-то подобной мутью — Ран такое наблюдал до сих пор только дома, на полке Айи. Мылся он поневоле как-то очень осторожно, чтобы чего-нибудь не уронить и не разбить.

Полотенец и халатов в ванной тоже имелось в изобилии. Полотенце Ран схватил первое попавшееся — они все выглядели так, как будто их повесили только вчера, — а вот над халатами завис, потому что их было три: ярко-алый, черный и розовый. Ярко-алый смотрелся на нем диковато с тех пор, как он выкрасил волосы, розовый Ран не надел бы и под угрозой немедленной и жестокой смерти, черный был попросту пижонским. Кроме того, наверняка именно этот халат предпочитал Йоджи.

Все-таки Ран остановился на черном. Тем более что из всех трех он наиболее напоминал юкату.

Шторы в спальне были раздернуты совсем, и в ярком солнечном свете Ран смог в подробностях рассмотреть комнату. В ней царил изрядный беспорядок — кровать Йоджи заправить не удосужился, хакама Рана так и валялись на полу, а рядом с ними сиротливо пристроился колпачок от тюбика со смазкой. Самого тюбика видно не было.

Кроме кровати, из мебели в спальне была тумбочка, журнальный столик с исцарапанной и местами прожженной поверхностью, и платяной шкаф с неплотно прикрытой дверцей, из-за которой выглядывал кусочек чего-то, похожего на шарф или широкий пояс. Как ни странно, несмотря на все это безобразие, комната выглядела уютной.

Подавив неуместное в чужой квартире желание навести порядок, Ран вышел из спальни. Он очутился в проходной комнате — очевидно, это было что-то вроде гостиной, выполненной в стиле хай-тек и оттого какой-то удивительно нежилой. Светлые стены, черно-белая мебель, пластик, ткань, стекло, вазоны с то ли искусственными, то ли высушенными цветами, огромное, лишенное штор окно во всю стену, в которое безжалостно било солнце. В противоположной стене Ран увидел дверной проем в виде арки — самой двери не было, — из которого тянуло резким густым ароматом кофе. Очевидно, там и была кухня, но Рана заинтересовало, что еще есть в этой квартире, кроме очаровательно захламленной спальни и неуютно вылизанной гостиной. Выйдя в третью дверь, он оказался в прихожей — и слегка покраснел, потому что прихожая несла на себе явные следы разрушения. Коврик был смят в гармошку и прижат к порогу, дзори Рана — он решительно не мог вспомнить, когда и как он их снял — почему-то аккуратно стояли как раз на этой гармошке, а вот кроссовки Йоджи были разлучены — одна притулилась под обувной полкой, а вторая валялась посредине прихожей. Кроме того, здесь же по-прежнему кучей валялись косоде Рана и топ и джинсы Йоджи. Смущаясь неизвестно чего, Ран быстро собрал шмотки, кинул их абы как на вешалку, расправил ковер и присоединил вторую кроссовку Йоджи к первой, и затем только продолжил исследование квартиры.

В прихожей было еще три двери: первая вела, как выяснилось, в ванную комнату, чуть поменьше и попроще, чем та, что в спальне, вторая была заперта, третья оказалась еще одним входом на кухню. Ран и вошел.

Йоджи, облаченный в шорты — когда-то это, видимо, были джинсы, но потом их обрезали чуть выше колена, оставив внизу красочную бахрому, а также нехилую дыру аккурат под ягодицей, — как раз снимал с огня кофе. Он оглянулся на Рана и чуть улыбнулся.

— Опять черное?

— Там были еще розовый и красный.

— Да, пожалуй, черное — это наилучший вариант, — согласился Йоджи. — Ты есть хочешь? Моя домработница регулярно оставляет продукты в холодильнике, но я не готовлю, так что предложить могу, наверное, только бутеры…

— А почему ты не готовишь? — спросил Ран. Йоджи отвернулся от плиты и встал лицом к Рану, опершись о разделочный стол. Эти джинсы явно носил раньше кто-то, кто был несколько крупнее Йоджи… или же сам Йоджи был несколько крупнее — во всяком случае, сейчас они держались то ли на честном слове, то ли на бедренных костях, и Рану пришлось приложить некоторые усилия, чтобы смотреть Йоджи в лицо, а не еще куда-нибудь.

— Не умею, — пожал плечами Йоджи и начал разливать кофе. По консистенции напиток напоминал слегка разбавленный деготь. По цвету, кстати, тоже. — Девицы иногда готовят. Или мама, когда приезжает. Но она тоже так… экзотики ради. Лучше б она этого не делала, честное слово, у меня и то лучше получается. Папа хорошо готовил, когда у него время было. Но я на него совсем не похож, — добавил Йоджи и криво улыбнулся.

Ран промолчал, не зная, что на это сказать. Его как раз донимали мысли, нарочно ли Йоджи носит штаны с такой низкой посадкой — в смысле, знает ли, какой у него невероятно красивый живот, или ему просто так удобно. В этот момент Йоджи произнес:

— Ран, ну ты же не в музее, а? Можно не только смотреть…

Вздрогнув, Ран глянул ему в лицо. Йоджи не улыбался, но его глаза словно светились. Тогда Ран встал, сделал три шага вперед, протянул руку, коснулся йоджиного живота… Мышцы под пальцами дрогнули, словно по ним пустили легкий разряд тока. Ран обвел пальцем впадину пупка, провел по животу раскрытой ладонью, повел ее вверх, чувствуя, как нагревается под рукой кожа… Йоджи поймал его левое запястье, потянул на себя, прошептал в губы:

— Кофе остынет… — и, не дожидаясь ответа, поцеловал. Несколько минут они целовались — не так, как вчера, более медленно, более… как-то вдумчиво, что ли… потом Йоджи сдвинул ранов халат с плеч, и тот, скользнув по рукам, упал на пол.

— Ты еще красивее, чем вчера, — с каким-то совершенно детским потрясением в голосе проговорил Йоджи, и Рана бросило в жар. — Черт… это ж сдохнуть, как я тебя хочу…

Ран откинул голову, подставляя шею поцелуям. Как ему этого не хватало вчера… голоса… слов… молчание дает человеку право отказаться… заявить, что все было случайностью, молчание заявляет — я не такой, это не я…, но то, что скреплено словом — действительно было, действительно есть и, возможно, даже будет… именно поэтому Ран говорил так мало слов…

Он развернулся сам, опираясь руками о разделочный столик, наклонил голову… Йоджи застонал ему куда-то между лопаток, отчего волоски на шее и руках встали дыбом.

Что-то скользкое и прохладное коснулось входа, и Рана посетило никчемушное понимание того, куда из комнаты делась смазка… Мгновением позже Йоджи начал вставлять — охренительно медленно, просто душераздирающе, и Ран, не вынеся этого, проговорил:

— Сильнее… можно…

И осознал, что просит в первый раз в жизни, что с Киё было не так, с Киё он брал, и даже если давал — все равно что брал. Такой полной, ошеломляющей отдачи не было. Ран прогнулся в пояснице — совершенно по-кошачьи — и застонал в голос.

— Какой тесный… — бормотал Йоджи — он наконец-то перестал осторожничать и врубался со всей силы; от его толчков взмокшие ладони Рана скользили по краю столешницы, и он боялся, что сейчас свалится. — Горячий… Ран… черт… не могу…

Он сжал ранов член, но не успел даже рукой двинуть — на Рана накатило в тот же момент — он кончил, одновременно ладони таки соскользнули со столешницы, он понял, что падает, но тут его крепко обхватили за талию, и Ран, буквально вжатый в тело Йоджи, ощутил, как тот кончает в него.

— Блядь… — выдохнул Йоджи, по-прежнему обнимая Рана. — По-моему, у меня мозги вытекли…

Ран хмыкнул. Йоджи поцеловал его в плечо.

— Я ужасно, ужасно хочу кофе, — пожаловался он.

— Так пей, — ответил Ран, откидывая голову Йоджи на плечо и целуя его в подбородок.

— Он остыл.

— Погрей.

— Гретый кофе?! Ты в своем уме?! — он практически дотащил Рана до стула и только тут выпустил его из объятий. — Кофе можно пить только и исключительно свежий!

Схватил чашки, выплеснул остывший кофе в раковину, сполоснул джезву и принялся священнодействовать.

Ран накинул халат и присел на стул. Сидеть было немного больно, потому пришлось подобрать под себя ноги и опуститься на них. Йоджи колдовал над плитой — засыпал в джезву кофе из кофемолки, налил воды, отмеряя зачем-то чашками, поставил на медленный огонь.

— Ты сахар не положил, — сказал Ран.

— Не позволю портить кофе, — ответил на это Йоджи. — Впрочем, если хочешь, могу положить тебе отдельно в чашку.

— Не надо, — качнул головой Ран. — Я сначала так попробую.

Кофейная пена поднялась до краев. Йоджи приподнял джезву, подержал на весу и снова опустил на плиту.

— Йоджи, — позвал Ран, — а у тебя раньше парни были?

Вопрос, который ему очень хотелось задать с того момента, как они проснулись, получился неожиданно легко. Йоджи дернул плечами.

— Были. Но, если честно, в порядке эксперимента.

— О… — Ран почувствовал, что в груди стало холодно. — А сейчас что… следующий этап, что ли?

Это, конечно, был плохой вопрос. Потому что Ран знал, что с парнями не стоит выяснять отношения. Какая разница, что стало им причиной, если развития все равно никакого не будет. Получай удовольствие, пока оно есть…

Йоджи обернулся — в одной руке джезва, в другой — ситечко.

— Нет, — ответил он спокойно, без улыбки. — Сейчас я не знаю что, но точно не эксперимент. И если ты задашь еще один вопрос в этом духе, или даже у тебя появится такая мысль — можешь… — он вдруг смолк, пристально глядя на Рана. Потом слегка усмехнулся и закончил: — …быть готовым к тому, что огребешь по шее. Дай мне, пожалуйста, чашки.

Ран сполоснул стоявшие в раковине чашки, повернулся к столу — и попал в объятия Йоджи. Тот смотрел на него сверху вниз и как-то очень серьезно.

— Я правда не знаю, — сказал он. — Можно я пока не буду признаваться тебе в любви и просить руки и сердца?

Ран хмыкнул.

— Можно.

Йоджи улыбнулся, поцеловал его и забрал чашки.

Кофе был вкусным. Горьким, терпким и при этом очень вкусным. Потягивая его маленькими глотками, Ран из-под ресниц наблюдал, как Йоджи выбивает из пачки сигарету, нашаривает на столе спички, прикуривает, с удовольствием втягивая дым. Ран не любил, когда курили, но Йоджи делал это очень красиво…

Было тихо, только тикали где-то невидимые часы. Тишина не тяготила Рана. Да и Йоджи, похоже, тоже — по крайней мере, пока он курил и пил кофе. Ран лениво думал, что надо бы что-нибудь приготовить поесть, но это потом, попозже…, а вот интересно, когда Йоджи попросить его уйти…, а может, мелькнула мысль, совсем не попросит?

Йоджи потушил сигарету и посмотрел на Рана с легкой улыбкой в уголках рта.

— Допил?

— Да, — Ран поставил чашку и улыбнулся в ответ — настроение Йоджи было заразно. Тот ухватил Рана за запястье, потянул на себя, вынуждая подняться, и проговорил:

— Ну тогда пошли.

— Куда? — моргнул Ран. Губы Йоджи дрогнули, а в глазах заплясали смешинки.

— Ну как куда? Назад. В спальню.

Несколько секунд Ран созерцал его красивое, насмешливое, хулиганское лицо. Потом не выдержал — рассмеялся.

— Это твоя программа на день?

— Именно. Тебе не нравится?

— Нравится. Согласен.

— Супер! — Йоджи запустил руку в его волосы и притянул ближе. — И ты классно смеешься. Продолжай в том же духе.

И поцеловал.

Глава 4. Платье для принцессы

 

Айя хмуро посмотрела на телефон. Минут пять она звонила точно, пока телефон сам не сбросил звонок. Ран не отвечал. Вчера он тоже весь день не отвечал, только под вечер ей наконец удалось дозвониться. Голос брата, какой-то странно сонный, ответил ей, что нет, сегодня он с ней в магазин не поедет. Айя рассердилась:

— Ты же знаешь, я хотела купить платье ко дню рождения! Ты вообще помнишь, что у меня день рождения в это воскресенье?!

— Я помню, — отозвался Ран. — Малышка, не кричи. С мамой съезди, хорошо? Я же тебе все равно вечно мешаю.

— Я не могу без тебя одежду выбирать! — чуть не расплакалась Айя.

— Я в ней все равно ничего не понимаю, — категорично ответил Ран. — Пока! — и повесил трубку.

С мамой она, естественно, не поехала — толку от этого все равно не будет. Мама все время говорит — ты такая хорошенькая, Айя, тебе все идет, а Ран обязательно скажет, если что-то плохо. Сегодня, после полудня бесплодных попыток дозвониться, Айя поехала сначала в университет, выяснить, не в библиотеке ли заседает ее брат.

Его там не было. Не было его и в додзё; кроме того, там Айе сказали, что не видели Рана с субботы. Она поехала к Рану на квартиру, но там было закрыто, а домовладелица сказала, что Рана в последний раз видела в воскресенье утром. В ресторане, где он работал, Айе сообщили, что Ран звонил и взял отгулы, но вроде бы обещался быть завтра.

Это бесило просто невероятно. Что за дела такие у ее брата, о которых она не знает?

Стиснув зубы, Айя набрала номер Рана еще раз.

— Алло?

— А… алло? — от неожиданности она начала заикаться. — А… простите, а кто это?

— Привет, Айя-тян, — обладатель смутно знакомого голоса в трубке, видимо, улыбался. — Неужели не узнаешь? Ах, ты поразила меня в самое сердце!

— Кудо-сан? — удивленно проговорила Айя. — Ой, простите, я не ожидала…, а где Ран?

— Он спит, — ответил Йоджи.

— Спит? — Айя посмотрела на огромные электронные часы на крыше ближайшего бизнес-центра. — Так четыре часа же…

— Ну да, — ответил Йоджи. — Но он всего полчаса как спит.

Айя моргнула. Ран, спящий в четыре часа дня, не вписывался в ее картину мира.

— А что случилось-то, Айя-тян? — спросил меж тем Йоджи. — У тебя все в порядке?

— Да, просто я весь день не могу ему дозвониться…, а я хотела попросить, чтобы Ран сходил со мной, помог выбрать платье, — к концу речи ее голос совсем сошел на нет. После небольшой заминки Йоджи спросил:

— А ты сейчас где?

— Я возле кафе, где Ран работает, — убито отозвалась она.

— А! — обрадовался Йоджи. — Я знаю, где это! Слушай, ты там посиди с полчасика, мы щас к тебе приедем.

— Приедете? — переспросила Айя, не веря своим ушам. — Но Ран…

— Я его разбужу и доставлю к тебе в лучшем виде, — Йоджи снова улыбнулся в трубку. — Просто подожди, ок?

— Хорошо, — она тоже улыбнулась, и Йоджи повесил трубку.

Они приехали не через полчаса — минут через сорок пять, когда Айя уже успела съесть две порции мороженого, выпить чашку гранд-капуччино и известись от ожидания. Они приехали не на рановом мотоцикле, а на шикарной машине Йоджи, той самой, в которую он садился, когда Айя увидела его в первый раз. Йоджи, одетый на этот раз в разрезанные в нескольких местах джинсы и топ до талии, весь словно сиял, выходя из машины, а вот Ран был какой-то хмурый. И выглядел странно — во всяком случае, раньше на нем такой одежды Айя не видела. Джинсы ему как будто были длинноваты — внизу подвернуты, а водолазка с высоким воротом — не привычно-черной, а темно-фиолетовой.

Они подошли к ее столику, и Йоджи еще издали закричал:

— Прости, прости, мы опоздали, просто мы мою машину из ремонта забирали. Не сердишься?

Айя заулыбалась, глядя на него. Йоджи с каждым днем становился все красивее и красивее.

— Нет, конечно, не сержусь. Кудо-сан, а Ран у вас в гостях, что ли, был?

 

* * *

 

— Зачем надо было брать трубку?!

Йоджи с интересом наблюдал за Раном — видеть того в гневе ему еще не доводилось.

— Я ей вчера уже сказал, что никуда с ней не пойду!

— Сегодня ты мог передумать.

— Я не мог.

— Но передумал. Ран, твоя сестра хочет тебя видеть. Ты же не собираешься от нее вечность прятаться?

— Я не прячусь!

— Ран, ты прячешься, — мягко сказал Йоджи. — Если ты намерен чувствовать себя виноватым перед ней, то имей в виду — мне просто, по определению, не нравится твоя сестра как девушка. Во-первых, она еще маленькая, во-вторых, она в принципе не в моем вкусе, в-третьих, парень вроде меня — это лучше не надо.

— Она догадается, — Ран стиснул зубы и отвел глаза. Йоджи вздохнул.

— Ну, судьбец такой. Не волнуйся, я буду отпираться до последнего, — он улыбнулся. Ран вскинул голову.

— Не надо. Я не к тому, что узнают. Ей будет больно.

Йоджи осторожно обнял его.

— Судя по тому, что ты снова заговорил простыми предложениями, ты больше не сердишься? Не бойся. Больно в шестнадцать лет — это сильно, остро и недолговечно. Парней вроде меня на свете как грязи, а брат у нее один. Одевайся. Поехали.

Правда, выяснилось, что надеть Рану нечего: поскольку последние три дня он провел в квартире Йоджи, вообще из нее не выходя, из одежды у него были только его древние шмотки. Пришлось подбирать ему вещи из собственного гардероба; кроме того, Рану требовалось что-то с высоким воротом, потому что шея его была, мягко говоря, в плачевном состоянии. Показывать такое младшей сестре явно не следовало, хотя Йоджи и гордился своей работой.

По дороге они заскочили в сервис за йоджиной машиной, там же, на сервисе, оставили мотоцикл, хотя Ран и сопротивлялся, и поехали к Айе.

Ран всю дорогу хмурился, а при виде сестры вообще почернел как туча. Ее невинный вопрос, кажется, поверг его в состояние шока, и Йоджи кинулся спасать ситуацию.

— Ага, зашел и заснул, представляешь, хамство какое? Ну что, принцесса, куда ты нас поведешь?

Айя снова заулыбалась.

— Я покажу! Пойдемте! — и потащила их обоих к выходу, тараторя на ходу: — Ран зануда жуткий, Кудо-сан, не обращай на него внимания, он мне все время помогает выбирать платья и при этом все время ворчит, как я ему надоела. А что делать, если мне больше никто не скажет, хорошо или плохо? Хотя он не говорит, когда хорошо, он только когда плохо говорит. А у меня скоро день рождения, мне нужно новое платье!

— Когда у тебя день рождения? — ухитрился вставить вопрос Йоджи: он все время исподтишка наблюдал за Раном и видел, как выражение лица того потихоньку смягчается, когда он смотрит на Айю.

— В воскресенье, — радостно ответила она.

— И как будете праздновать?

— Ну, мы, наверное, гулять пойдем, потом домой, мама сделает ужин…

— Здорово, — Йоджи вдруг подумал, что немного завидует. Он уже четыре года жил без семьи. Ничего, обходился…, но все-таки… Внезапно Ран повернулся к нему и спросил:

— Хочешь, пойдем с нами?

И в этот же момент Айя произнесла:

— А может, ты тоже придешь?

Йоджи посмотрел сначала на одного, потом на вторую. У него было странное, очень странное чувство… какое-то… прежде чем ответить, пришлось прокашляться:

— Конечно. Я с радостью.

Айя захлопала в ладоши и бегом помчалась к машине. Йоджи глянул на Рана.

— Уверен? А что насчет твоих родителей?

— Пока не знаю, — просто ответил Ран.

Айя ходила вокруг машины, как будто это была какая-то экзотическая сладость. Когда Ран и Йоджи подошли, она молитвенно сложила ручки.

— А можно, я сяду вперед, а? Пожалуйста!

Йоджи вопросительно посмотрел на Рана. Ран вопросительно посмотрел на Йоджи. Оба улыбнулись.

— Ну, можно, — сказал Йоджи. — Только пристегнись.

Взвизгнув, она уселась на переднее сиденье и деловито застегнула ремень. И сообщила:

— Папа мне никогда не разрешает садиться рядом.

— Он и мне не разрешает, — заметил Ран, усаживаясь позади Йоджи. Тот ухмыльнулся и пояснил:

— Переднее пассажирское место — место супруги водителя. Вот выйдешь замуж — тогда будешь ездить.

— Ты это кому говоришь? — очень странным тоном спросил Ран. Таким странным, что Йоджи в жар бросило, и он немедленно пожалел, что они вообще вышли из дома. Ран был прав. Не стоило брать трубку…

— Мне, конечно, — фыркнула Айя — она в интонациях брата то ли не разбиралась, то ли просто не обратила внимания. — Ты же не можешь выйти замуж. Кудо-сан, а если водитель не женат?

— То для невесты, — ответил Йоджи, заводя машину.

— А если и невесты нет? — лукаво спросила Айя. — Тогда для подружки?

— Для подружки, — согласился Йоджи, выруливая со стоянки. — Или для сестры друга, — добавил он и газанул.

— Вообще-то, — обронил Ран с заднего сиденья, — рядом с водителем — самое опасное место. Потому отец тебе и не разрешает.

Всю оставшуюся дорогу Айя, надувшись, молчала и смотрела в сторону. Йоджи по этому поводу не переживал и Ран, видимо, тоже — периодически Йоджи видел его отражение в зеркале заднего обзора: лицо, как обычно, бесстрастное, но в глазах — улыбка. Персонально для Йоджи.

В торговом центре, однако, Айя предпочла забыть про свою обиду и потащила обоих в первый же попавшийся на пути бутик. А потом во второй, а потом в третий. Йоджи не возражал — он любил шмоточные магазины. Правда, все более вытягивающееся с каждым новым магазином лицо Рана начинало внушать некоторые опасения.

В очередном — где продавали и мужскую одежду тоже — Йоджи посетила гениальная идея. Он наклонился к уху Айи, придирчиво рассматривающей вешалку с топиками — оказалось, что в понятие «нужно платье» входит обновление как минимум половины гардероба — и прошептал:

— Слушай, а давай Рану тоже что-нибудь присмотрим? А то он все время в черном да в черном…

Покосившись на Рана, Айя прошептала в ответ:

— Да он же не согласится! Я-то знаю…

— А вот увидишь… — ухмыльнулся Йоджи и смылся в сторону отдела мужской одежды.

 

* * *

 

Йоджи вернулся через полчаса — Айя успела выбрать себе две рубашки и бриджи и получить одобрение Рана на одну из рубашек и категорическое нет второй и бриджам — с девочкой-консультантшей, которая вся просто цвела, как роза, и кучей вешалок. Айя увидела, что Ран нахмурился.

— Это что?

— Это? — Йоджи улыбнулся. — Из этого мы тебе сейчас кое-что подберем.

— Я не буду…

— Ран, это быстро. Две минуты, и все. Видишь, тут даже вещей совсем чуть. Принцесса, ты же походишь пока без нас?

Айя кивнула, пытаясь не улыбаться. У Рана был ужасно забавный вид: он вроде как сердился, а поделать все равно ничего не мог, потому что Йоджи трепался, улыбался, тащил его к примерочной… в общем, выглядело все так, будто Рана ураганом подхватило и уносит. Ужасно смешно. Видеть брата таким ей еще не доводилось — у него хоть выражение лица какое-то появилось, а то с тех пор как из дома ушел, лицо как камень.

Решив не мешать примерке, она отправилась на розыски других бриджей.

 

* * *

 

Ран растерялся. Ничем иным нельзя было объяснить, что он позволил Йоджи впихнуть себя в примерочную кабинку вместе с горой шмоток. Кабинка была большая, так что в ней поместился и Йоджи тоже.

— Ну? — насмешливо поинтересовался он. — Ты раздеваться-то будешь?

— Что? — задохнулся Ран. Йоджи закатил глаза.

— Вот честное слово, я бы с удовольствием, но вообще-то это примерочная кабинка, и ты здесь, чтобы одежду мерить, а для этого надо раздеться, как ты думаешь? — в глазах его метался смех. — Ран, ну в самом деле, что ж ты так подвисаешь?

— Я не подвисаю! — он яростно сдернул с себя водолазку. — Что надевать?

Несколько секунд Йоджи смотрел на него, кажется, не моргая, потом отвел взгляд и, сняв с вешалки одну из рубашек, бордовую, протянул ее Рану.

— Надевай.

— С ума сошел, она красная!

— Ты еще и дальтоник. Ран, она бордовая. Красные — волосы у тебя. Надевай.

Бордовую Йоджи одобрил. За ней последовала защитного цвета майка, тоже получившая высочайшее одобрение, следом — еще одна рубашка, темно-фиолетовая, выбракованная — но не из-за цвета, а из-за фасона, черная, какая-то блестящая майка без рукавов, приведшая Рана в ужас, а Йоджи — в восторг, третья рубашка, темно-серая, про которую Йоджи сказал, что на работу сойдет, и неизвестно как попавшая сюда оранжевая футболка, на которую Йоджи посмотрел с ужасом и даже не позволил Рану ее надеть.

— Ну-с, — Йоджи потер руки. — Теперь штаны.

Ран с подозрением посмотрел на его сияющую физиономию.

— Может, выйдешь?

— Не-а, — довольно отозвался Йоджи. — Ты не стесняйся!

— Вот еще, — раздраженно буркнул Ран, чересчур резко расстегивая джинсы. Вся эта ситуация его… задевала. И Йоджи был слишком близко. И одет он был как-то… откровенно. И вообще… Ран понял, что краснеет, опустил голову и схватился за ближайшие штаны. Йоджи перехватил его запястье, шагнул вплотную, рука легла на…

— С ума сошел? — тихо спросил Ран.

— Мне нравится, что ты возбужден, — серьезно отозвался Йоджи. — Я тоже. Можешь проверить.

— Не здесь же, — шепотом проговорил Ран. Йоджи нежно, как-то ненавязчиво ласкал его через ткань трусов. Ткнулся в шею, прихватил кожу сухими губами…

— Сам знаю, что не здесь…

Если б он еще после этого остановился…

Ран осторожно взял его за запястье и отвел руку — это стоило ему недюжинных волевых усилий.

— Йоджи…

— Черт, это была плохая идея, — хрипловато отозвался Йоджи. — Я имею в виду, примерять шмотки.

— Я думал, ты про идею выйти из дома, — проговорил Ран, очень стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Давай, одевайся уже, — сердито сказал Йоджи. Впрочем, глаза его улыбались. — Не своди меня с ума.

Посмеиваясь, Ран влез в первые штаны…

А всего их Йоджи притащил штук шесть. Или семь. Правда, одобрение получили только две пары — то есть, обоюдное одобрение, потому что Йоджи очень хотел также заставить Рана взять охренительно узкие штаны с поясом где-то в районе бедренных косточек, но Ран решительно отказался.

Когда они наконец вышли из кабинке, оказалось, что Айя ждет их перед высоким зеркалом, одетая в темно-синее в цветах кимоно с широким поясом. Волосы ее были забраны наверх и заколоты шпильками.

— Ну как? — она смотрела на Рана, лукаво улыбаясь, и он улыбнулся ей в ответ.

— Тебе очень хорошо.

 

* * *

 

Уже в сумерках они подвезли Айю к дому. Йоджи помог ей донести пакеты до ворот; прежде чем войти, она спросила:

— Может, зайдете?

— В другой раз, — улыбнулся Йоджи.

— Ран, а ты? — она посмотрела на брата, который стоял, опираясь на машину. — Ты сейчас домой?

— Он домой, — ответил за Рана Йоджи. — Я его довезу.

— Тогда пока! — она помахала рукой, забрала у Йоджи пакеты и помчалась к дому.

Йоджи вернулся к машине, на ходу разминая затекшие плечи.

— Устал? — спросил Ран.

— Есть немного, — отозвался тот. — А ты как? Шопинг с тобой — сомнительное удовольствие.

— Не люблю магазины, — передернул плечами Ран.

— Ты хоть доволен? — полюбопытствовал Йоджи. — Или по-прежнему считаешь, что не надо было брать трубку?

Он остановился почти вплотную к Рану и оперся руками на капот машины позади него.

— Не надо было, — улыбнулся Ран. — Дома тоже хорошо. То есть, — поправился он, — у тебя дома. — После небольшой паузы — они стояли нос к носу, и можно было говорить совсем тихо; Рану это нравилось, — он добавил: — Хочешь, поедем ко мне?

— Ты хочешь съездить к себе или из вежливости предлагаешь? — спросил Йоджи, почти неощутимо проводя губами по скуле Рана. Этот парень вызывал у него странные ощущения — его все время хотелось трогать. Чувствовать физически.

— Из вежливости, — ответил Ран, слегка наклоняя голову, чтобы Йоджи было удобнее добраться до его уха. — Йоджи, мы вообще-то перед домом моих родителей…

— Так темно же… — пробормотал тот в самое ухо. — И потом, мы же ничего…

Внезапно он замер. Ран, чутко улавливающий перемены атмосферы, быстро повернулся к нему.

— Что случилось?

— Там машина стоит, — Йоджи слегка мотнул головой, указывая куда-то через дорогу. Ран обернулся — действительно, на той стороне дороги стояла припаркованная темная машина — какого именно она цвета, в сумерках рассмотреть не удавалось.

— Стоит, — сказал Ран. — Что такого?

— Тут же нет парковки. Тут частные дома, у всех гаражи.

— В гости приехали?

— Может, — неохотно согласился Йоджи. — Просто напротив твоего дома…

Несколько мгновений Ран всматривался в темный силуэт машины, потом раскрыл телефон и набрал номер. В его резких движениях было что-то такое, от чего по спине Йоджи продрало неприятным морозцем.

— Кому звонишь-то? — спросил он, но в этот момент Ран заговорил в трубку:

— Айя, у вас все в порядке? Родители дома? У вас гости? Просто спросил. Все нормально. Пока.

И повесил трубку. Лицо его в сумерках показалось Йоджи очень бледным.

— Давай я схожу, гляну, есть там кто-нибудь или нет? Заодно и номера посмотрю.

— Не надо, — металлическим голосом отозвался Ран. Он был весь как струна — натянут, напряжен, прищуренные глаза изучают непонятную машину… даже не изучают, сверлят, словно рентгеном.

— Ран, ты меня пугаешь, — Йоджи положил ему руку на плечо. — Ну кому может понадобиться твоя семья?

— Кому-то может… — отозвался Ран. — И еще Айя…

— Давай я Аске позвоню? — предложил Йоджи. Ран вопросительно посмотрел на него. — Ну, она же из полиции.

Ему показалось, что Ран готов согласиться, но в этот момент подозрительная машина включила фары, зарычала и, неспешно отчалив от тротуара, укатила куда-то в ночь.

— Номера не разглядел, — виновато сказал Йоджи. — Темно.

Ран на это ничего не ответил.

Йоджи ощущал его беспокойство еще некоторое время, пока они ехали, но вроде бы постепенно Рана начало отпускать. Правда, Йоджи успел так привыкнуть к его молчанию, что даже вздрогнул, когда Ран вдруг спросил:

— А куда мы едем?

— Ко мне, — ответил Йоджи. — Ты же не против?

— Надо забрать мотоцикл.

— Он не поместится в багажник, — заметил Йоджи. Шутка была хромой, кривой и косой, но ему хотелось уже хоть какой-нибудь реакции. Ран хмыкнул, и у Йоджи отлегло от сердца.

— Я хочу на нем поехать, вообще-то.

— А ты точно не сбежишь, если тебя выпустить из машины?

— А должен?

— Ну, может, я тебя замучил, ты не чаешь избавиться?

— Чем же ты меня замучил?

Йоджи покосился на Рана, пытаясь удостовериться, что рядом действительно он — слишком уж непривычно было слышать в голосе Фудзимии дразнящие нотки. Впрочем…, а хорошо ли он его знает?

— Нууу… ты весь такой деятельный, активный, а я тебя три дня в постели продержал…

— В условиях отсутствия активной деятельности? — уточнил Ран, тщетно пытаясь сохранить тон серьезным.

— Именно. Именно активной деятельности, — Йоджи понимал, что нарывается, но остановиться уже не мог. И потом… ему было… любопытно.

— Надо как-то исправлять ситуацию… — задумчивым и очень низким голосом проговорил Ран. Руль дернулся в руках Йоджи; машина вильнула.

— Ран, — веско проговорил он, — прекрати это, если тебе жизнь дорога.

Ран хмыкнул и снова замолчал. Правда, теперь молчание было все-таки более уютное.

Так доехали до стоянки возле сервиса. Некоторое время ушло на побудку сторожа, но вот наконец Ран выехал за ворота и притормозил рядом с йоджиной машиной. На голове у него был шлем.

— Я бы никогда не стал надевать шлем, гоняя на байке, — сказал Йоджи. Ран посмотрел на него — видны были только глаза, и Йоджи поймал себя на том, что по одним глазам, не видя лица, чувства Рана прочитать легче.

— Это же опасно, — сказал тот.

— Зато клево, — усмехнулся Йоджи. — Ну что, я могу тебе доверять?

— В смысле?

— В смысле, что ты не сбежишь?

— Можешь, — глаза улыбнулись. В следующее мгновение Ран сорвался с места.

— Вот зараза, — пробормотал Йоджи, завел машину и ринулся в погоню.

Он нагнал Рана на светофоре. Больше машин не было, и они встали нос к носу. Йоджи посмотрел на Рана — тот, оказывается, смотрел на него. Было уже совсем темно, да еще и глухая улочка, фонарей мало, так что Йоджи почти ничего не видел, но ему казалось, что в темноте глаза Рана светятся.

На зеленый свет они сорвались с места одновременно. Машина Йоджи выигрывала в мощи, да и разогнаться он мог до больших скоростей, но у Рана было преимущество в том, что ускорялся байк быстрее и был маневреннее. Последнее Йоджи оценил в полной мере, когда они вынырнули на широкую улицу, где, несмотря на позднее время, движение было очень оживленным, и на ближайшем перекрестке Ран легко проскочил в начало очереди на светофор. Йоджи выматерился.

Когда загорелся зеленый, машины тронулись с места — как водится, медленно и печально. Йоджи потерял Рана из вида, и это его просто взбесило.

Отчаянно бибикая, он перестроился — раз, второй, наконец выскочил на свободную дорогу и помчался вперед, разгоняясь со всей дури. Мелькнула мысль о дорожной полиции — и благополучно сдохла.

Рана он нагнал минут через пять — тот, зараза такая, даже ехал не очень быстро. Йоджи загудел клаксоном — Ран обернулся, понял, видимо, что его догнали, и прибавил скорость.

Следующие несколько минут гонка шла с неизменным лидерством Рана. Он лавировал среди машин, то ускоряясь, то наоборот, замедляя скорость — дразнил. Азарт погони возбуждал просто невероятно.

К дому, где располагалась квартира Йоджи, вела почти совсем пустынная улица, и вот тут-то Йоджи взял свое. Разогнался до двухсот, легко обставил Рана и подъехал к стоянке возле дома первым.

Он только успел поставить машину, как подъехал Ран. Затормозил, снял шлем, тряхнув головой. Волосы у него были совершенно мокрые.

Йоджи шагнул к нему, не дав Рану слезть с мотоцикла. Положил руки на бедра, наклонился, вдыхая запахи: пахло потом, бензином, ветром. Все вместе — запах острый, тонкий, резкий, не женский и не мужской, запах Рана, исключительно его, непохожий ни на что прежде изведанное, как и сам Ран. Задыхаясь от — чего? Йоджи не мог определить это чувство… жадность?.. голод?.. жажда?.. — он наклонился к рановым губам и поцеловал их. Это был грубый, алчный поцелуй; Йоджи не давал Рану ответить, отнять инициативу, он трахал его рот языком, ему хотелось унять, прекратить это чувство, утолить свой голод… все это потихоньку приводило Йоджи в отчаяние и в то же время — странным образом радовало…

Он сместил ладони на рановы ягодицы, грубо сжал, дернул парня на себя, практически снимая с сиденья байка. Ран ничего не говорил и ничего не делал в ответ, и его гибкая, податливая покорность как нельзя более устраивала Йоджи в этот момент. Он практически на руках дотащил Рана до машины, которую, к счастью, не закрыл, чуть не выматерившись, открыл заднюю дверцу и швырнул любовника на сиденье. Потемневший взгляд из-за занавески волос едва не довел Йоджи до оргазма в ту же минуту.

К счастью, его джинсы, надетые на Рана, были тому велики, и Йоджи стянул их в одно мгновение. Свои он даже снимать не стал — просто расстегнул. Где-то в голове, в каком-то ее еще сохранившемся, на удивление, незамутненном участке, мелькнула мысль о том, что у него нет с собой смазки. Впрочем, она тут же была забыта. Какая, к черту… Ран его ждал — возбужденный, тяжело дышащий, и такой, черт, покорный… от этой покорности просто крышу сносило, это было совсем, совсем не как с женщинами… их подчинение не было таким законченным… для них «отдаваться» было всего лишь словом, для Рана это было — действие.

Он зашипел, когда Йоджи начал вставлять. Жестко, насухо, не щадя… настолько сильно, насколько мог, чтобы не порвать ничего ни Рану, ни себе.

Больно… больно… больно… Ран запрокинул голову, впитывая эту боль. Она была такой же острой, как и удовольствие. Он их путал. Боль дергала его за нервы, пробуждая к жизни. Он подался навстречу движению Йоджи, раскрываясь для него, вдаваясь в его ритм — и он поймал этот момент, когда боль не ушла — она изменила свойство, она стала удовольствием и, перерожденная, проникла в его кровь и с кровотоком устремилась к мышцам, в легкие, в сердце, в мозг… Сердце сбило ритм, дышать стало невозможно, в голове потемнело… и вдруг он начал ощущать остро и четко: грубую ткань обивки под спиной, шелк йоджиных волос, касающихся его груди, скользкую ткань его топа под своим коленом, с внутренней стороны, и его член внутри, горячий, большой, разрывающий без жалости… Ран зажал себе рот и завыл в ладонь, содрогаясь в оргазме.

Запрокинутая голова, выгнувшееся тело, прижатая ко рту ладонь, закатившиеся глаза и, главное, стиснувший жар… Йоджи зарычал, как животное, толкаясь в тесное, уже сопротивляющееся тело, и кончил.

Несколько минут они лежали, переводя дыхание. Йоджи не хотелось выходить. Хотелось полежать так еще немного и повторить. А потом можно еще раз.

— Ты как? — хрипловато спросил он. Ран ответил после небольшой паузы:

— Сейчас больно.

— Прости, — неискренне покаялся Йоджи.

— Мне понравилось, — мягко ответил Ран.

— Ты лучше всех, — не думая, сказал Йоджи. Ран хмыкнул. Тогда Йоджи приподнялся, покидая его тело, и огорченно заметил: — А сиденье, считай, испорчено…

— Хочешь, почищу? — предложил Ран, лукаво оттянув уголок рта.

— После того, как ты же мне на нем дал? — усмехнулся Йоджи. — Это было бы слишком нагло с моей стороны. Ничего, на мойке почистят.

— А что подумают? — усмехнулся Ран, садясь и нашаривая свои трусы.

— А это не мое дело, — улыбнулся Йоджи, вылез из машины и застегнул джинсы. Полминуты спустя выбрался Ран — двигался он чуть скованно, и йоджино радужное настроение начало давать сбои.

— Ран, ты все-таки как? — на этот раз серьезно спросил он. — Я имею в виду… я тебя не сильно…

— Сильно, — безмятежно ответил Ран. — Но крови нет, все нормально. Пройдет. Просто немного больно.

— Крови?! — ахнул Йоджи. Ран выгнул бровь, глянув на него с насмешливой снисходительностью.

— Конечно. А ты как думал?

— Ты надо мной издеваешься, — пробурчал Йоджи.

— Еще обвини меня в том, что я тебя о подобном не предупредил!

— Ты слишком много разговариваешь! — Йоджи схватил Рана в охапку и прижил к себе. — Мне больше нравятся твои предложения в четыре слова. Так тебе сложнее надо мной издеваться.

— Думаешь? — насмешливо посмотрел на него Ран. В ответ Йоджи прижал его к себе и поцеловал. Уже — по-другому, нежно, неторопливо…

— Пойдем домой, Ран.

— Пойдем.

Пока Йоджи в прихожей разбирался с их многочисленными пакетами, Ран, не говоря ни слова, прошел в ванную, да еще и заперся там. Йоджи свалил все пакеты в гостиной на диване и пошел в кухню. Там уселся на подоконник и закурил.

В принципе, он мог бы сходить во вторую ванную, но хотелось покурить. И еще посидеть одному. Немного опомниться.

Бывало всякое. Бывало и так, что человека хотелось до звезд в глазах. Бывало и так, что от секса с кем-то сносило крышу. Бывало даже и так, что хотелось переспать с кем-то больше одного раза.

Но вот так — не бывало никогда.

«Я, что ли, влюбился?» — мысленно спросил Йоджи у своего отражения в темном стекле. Ответа, разумеется, не было.

Он не просто хотел Рана — он не хотел никого, кроме Рана. Мир сузился до одного человека. Словно у Йоджи отключили периферийное зрение, оставив только прямое, и единственным, кого он мог видеть теперь, был Ран.

Это должно было пугать, но почему-то Йоджи не чувствовал страха — только нечто яркое, огромное, распирающее его изнутри. Странное чувство. Он еще не испытывал ничего похожего.

В кухню вошел Ран. На нем на этот раз не было черного халата, только джинсы. Йоджи залюбовался — подумалось, что он еще не видел Рана неодетым вне постели. Тот был не стройным даже и не худощавым — Йоджи бы сказал, что он был худым, еще не чересчур, но уже ощутимо. Но при этом он был сильным, и вообще, женственного в его фигуре не было ни на йоту — широкие плечи, впалый живот, узкие бедра… Это был полностью и совершенно парень, без тени всего того, что Йоджи раньше считал неизменными признаками геев, без налета женственности, хрупкости… Йоджи в очередной раз мимоходом удивился, как же его так угораздило.

— Хочешь есть? — спросил Ран.

— Хочу, — кивнул Йоджи. — Неужели ты решил наконец приготовить мне поесть?

Ран усмехнулся.

— Я мог и раньше. Ты не разрешал.

Он открыл дверцу холодильника и начал вдумчиво изучать содержимое. Закрыл, перешел к шкафчикам, посмотрел, что есть там. Наконец изрек:

— Соба с овощами и салат из морской капусты. Пойдет?

— Ужин без мяса? — огорчился Йоджи.

— Без мяса, — кивнул Ран. — Мясо вредно.

— Еще скажи, что ты не ешь мяса, — фыркнул Йоджи. Ран кивнул, поставил кастрюлю под холодную воду и включил газ. Йоджи пытался отойти от шока.

— Ты не ешь мяса?!

— Да.

— Подожди, то есть… совсем? И курицу не ешь?!

— Нет.

— Подожди, а рыбу?

— Ем.

— Подожди минутку… — Йоджи спешно закурил новую сигарету. — Это слишком для моей хрупкой психики. А из каких соображений?

Ран, как раз в этот момент поставивший кастрюлю с водой на огонь, посмотрел на него с легким удивлением.

— Невкусно.

От изумления Йоджи поперхнулся дымом и закашлялся.

— Радует, что не из идейных … То есть, мне мясо в твоем исполнении не светит?

Ран пожал плечами.

— Я не умею готовить мясо.

— Жалко, — расстроился Йоджи. — Я-то надеялся…

— Тебе понравится, — мягко проговорил Ран. — Без мяса еще лучше.

— Ну… — Йоджи смотрел ему в спину — как Ран двигается: плавные скупые движения, ни одного лишнего. Эдакая своеобразная сдержанная грация. — Если ты так говоришь…

А еда действительно оказалась вкусной. Йоджи съел все, что ему положили, и попросил добавки. Себе Ран положил в полтора раза меньше, чем была первая порция Йоджи, так что тот не удержался и прокомментировал:

— Ты и так худой. Если ты будешь так питаться, от тебя останутся кости.

— А ты растолстеешь, — спокойно ответил Ран, собирая тарелки.

— Я не растолстею, — обиделся Йоджи. — Я веду активный образ жизни!

— Хм, — прокомментировал это Ран и включил воду, чтобы помыть посуду. Йоджи закурил.

— Вообще-то, у меня домработница приходит, она бы помыла.

— Не люблю, когда остается, — ответил на это Ран.

— Ты образцовая хозяюшка, — заметил Йоджи. — Дома ты так же делал? В смысле, у родителей?

— Нет. Мама никого на кухню не пускает. Только если задерживается.

— А Айя-тян?

— Мама не разрешает. Говорит, ей надо учиться, — отозвался Ран. В голосе его звучала нежность. — Она белоручка.

Он выключил воду, вытер руки и развернулся к Йоджи лицом. Наступила звучащая ожиданием тишина.

Йоджи раздавил сигарету в пепельнице и хотел встать, но Ран стремительно подошел к нему, взял за подбородок, наклонился и с силой поцеловал в губы.

Йоджи показалось, что по его спине проехался острый коготь, одновременно возбуждая и пугая до судорог. Больше все-таки пугая. Он прервал поцелуй и отстранился.

— Ран… подожди… мне надо в душ…

Фудзимия смотрел на него темным взглядом. Потом медленно кивнул.

— Давай. Подожду.

До ванной Йоджи буквально долетел. Включил воду, влез под душ и прижался лбом к холодному кафелю. У него стоял. А внутри меж тем все пережимало от страха. Как будто он на первом курсе готовился в первому в сессии экзамену. Или как будто он был девицей в первую брачную ночь. Черт…

Что ему делать прямо сейчас — он понятия не имел. С одной стороны, хотелось как можно дольше не выходить из ванной. С другой стороны, ежу понятно, что Рана это обидит. Ну что за бред, он тут три дня парня имел, а сам ни разу…

И потом, ему хотелось. И ему было любопытно.

«Чего ты дрейфишь? — мысленно спросил он у своего отражения в зеркале, вытираясь. — Ну не боли же, верно?»

Он даже мысленно не мог себе этого сформулировать. Он боялся отдаться. Ужас был именно в самом факте отдачи. Словно это как-то меняло его самого…

Когда Йоджи вышел, Ран сидел на кровати. На нем не было ничего, и Йоджи мысленно поздравил себя за идею выйти в одном полотенце.

Ран встал, шагнул к нему, оказался вплотную, зарылся рукой в мокрые волосы, притянул к себе, начал целовать шею. Одновременно вторая его рука ненавязчиво избавила Йоджи от полотенца, заскользила по спине, по ягодицам, возбуждая медленно, разжигая не спеша… Йоджи сомкнул руки у него на спине, все еще слишком растерянный от происходящего, чтобы отвечать; в следующее мгновение что-то толкнулось ему под колени, и он, не удержавшись на ногах, сел на кровать. Ран мягко толкнул его в плечо, вынуждая лечь, навалился сверху, заскользил по его телу — губами, руками, словно собирался потрогать и обцеловать каждый сантиметр йоджиной кожи. Его член терся о йоджин, отчего у Йоджи перехватывало дыхание; потом Ран скользнул ниже, проложил дорожку легких поцелуев по йоджиному животу, и начал ласкать языком его член. Он не брал в рот, просто ласкал языком, губами, легко, словно развлекаясь; доведя Йоджи до грани, отрывался, начинал лизать кожу с внутренней стороны бедра или целовать колени. Йоджи стонал уже в голос, до хрипоты… он бы и просить уже начал, если бы хоть капельку надеялся воздействовать на милосердие Рана.

За этой сладкой пыткой он не заметил, как Ран начал обводить пальцем его вход, ласкать, массировать; он ощутил ранов палец уже внутри. Ощущение были странными; возможно, они бы показались ему даже неприятными, но Ран, продолжавший свои утонченные издевательства, не давал ему возможности подумать.

Скользящий внутри палец — черт, он делал это так свободно, словно Йоджи для того и был приспособлен! — задел простату. Перед глазами полыхнуло; Йоджи зажмурился, застонал, и стон превратился в крик, когда Ран повторил толчок… кажется, пальца уже было два, Йоджи не понял — в ту же самую минуту Ран взял у него в рот, и Йоджи кончил.

Ран навис над ним — губы у него были в белом, и это выглядело чудовищно неприлично.

— Ты спешишь, — проговорил он хрипло.

— Сам виноват, — отозвался Йоджи чуть слышно. Ран улыбнулся.

— Я сделал это нарочно. Теперь, — он наклонился к самому уху Йоджи и продолжил: — ты внутри очень мягкий и очень податливый. Как раз такой, какой нужен…

У Йоджи потемнело в глазах, а сердце слетело куда-то в солнечное сплетение. И он думал, что был возбужден?! Да никакие прикосновения не в состоянии возбудить так, как этот охренительный низкий голос, так спокойно, без единой игривой нотки шепчущий непристойности.

Он почти не ощутил, как Ран поднял его ноги под колени и положил себе на плечи. А потом он начал вставлять, и вот это уже Йоджи ощутил. Он застонал — не от боли или удовольствия, от потрясения, которые вызывало в нем новое ощущение. Ран вошел полностью и остановился, давая ему возможность привыкнуть. Йоджи трясло; он вдруг понял, что зажмурил глаза, и открыл их.

Ран смотрел прямо на него. Глаза сощурены, зрачки закрыли едва ли не всю радужку. На щеках — пятна румянца. Волосы взмокли. По виску течет капля пота.

Йоджи поднял руку, осторожно снял ее указательным пальцем и втянул палец в рот, не сводя взгляда с Рана. Лицо того дрогнуло; Ран тихонько застонал и толкнулся вперед. Йоджи показалось, что по его позвоночнику пропустили разряд тока; он подался навстречу Рану, одновременно невольно выгибаясь и подставляясь под тем углом, под каким было кайфовее всего. Ран ускорил и усилил толчки. Йоджи обхватил руками его шею и потянул на себя, но Ран перехватил его запястья и распял из на кровати — точно так же, как сделал сам Йоджи, когда они трахались тут в первый раз. И приподнялся, сильнее задирая ноги Йоджи, так что колени того почти прижались к груди; толчки стали быстрыми, рваными, какими-то дикими. Ран оскалился, зарычал, и Йоджи понял, что Фудзимия теряет контроль. Это понимание снесло крышу окончательно. Йоджи подавался навстречу, принимая в себя жестокие толчки, Ран что-то шептал сквозь стиснутые зубы, и Йоджи не слышал слов, но от интонации, от самого шепота у него что-то перемыкало в голове. Он уже не стонал — он орал, как мартовская кошка, и тоже гнал какую-то ересь, просил трахнуть его, просил не останавливаться… не останавливаться никогда… Срываясь в крик, толкаясь с одуряющей силой, Ран кончил в него, и Йоджи кончил следом, просто от ощущения растекшегося внутри влажного жара, от ощущения — себя — трахнутым… и от дикого, полного голодной страсти взгляда Рана.

Они лежали, не в силах пошевелиться — Ран сверху, — и Йоджи чувствовал, как из него вытекает… Это было… он не знал определения. Унизительно? Пожалуй. Но в этом унижении была какая-то невообразимая сладость. Он вдруг представил сегодняшний секс в машине, но только на месте Рана — себя. В солнечном сплетении слабо толкнулся знакомый жаркий комок возбуждения, и Йоджи решил до поры до времени на подобные темы не думать.

— Тебе не больно? — спросил Ран ему в шею.

— Мне клево, — ответил Йоджи, улыбаясь.

— Эксперимент удался? — Ран тоже улыбался, догадался Йоджи по голосу.

— Придурок… я тебе покажу эксперимент… завтра…

Ран тихонько рассмеялся.

Глава 5. Родители

 

На следующее утро, когда Йоджи проснулся, Рана рядом не было, но с кухни доносилось шипение масла на сковороде и запах чего-то ужасно вкусного. Йоджи накинул халат и пошел на кухню.

Ран колдовал над плитой и был, казалось, совершенно увлечен процессом, но когда Йоджи вошел, обернулся.

— Доброе утро.

— Привет, — Йоджи подошел к нему, обнял и поцеловал. От Рана потрясающе вкусно пахло. — Что там такое?

— Омлет, — ответил Ран. — И жареный тофу. Рыбного бульона не нашел. Мисо не будет.

— И на том спасибо, фанат японской кухни, — усмехнулся Йоджи. — А скоро будет готова?

— Сейчас, — Ран покосился на сковородку, нашел, видимо, ее состояние удовлетворительным, и поцеловал Йоджи сам. — Халат завяжи.

— Вот еще! — отмахнулся Йоджи, ухмыляясь. — Я вообще могу голым ходить.

— Лучше не стоит, — Ран отвернулся к сковороде. Йоджи поцеловал его в шею и, подхватив спички, пошел к столу.

В этот момент раздался звонок в дверь.

Ран замер, выпрямившись.

— Ты кого-то ждешь?

— Нет, — слегка удивился Йоджи. — Пойду, посмотрю, мало ли что…

Он вышел в коридор, а Ран остался в кухне, сжимая в руке деревянную лопаточку. Его начали одолевать очень дурные предчувствия.

Он услышал, как Йоджи открыл дверь, а следом — то, чего он все это время, оказывается, подсознательно боялся — женский голос, воскликнувший:

— Surprise! Hi, my sweetheart! Oh, I miss you so much! How are you, darling?

— What are you doing here?! — произношение у Йоджи было прекрасное. — Mom, for Godʼs sake, why didnʼt you tell me you are going…

— Not so glad to see you old mom, huh? — она говорила совершенно как Йоджи, даже интонации точно такие же. Ран автоматически выключил огонь под сковородкой. Нет, того, чего он боялся, не случилось — это была не подружка. Это было хуже — мама.

— You know I hate when you do something like…

— Oh, honey, you are so bore…

С этими словами она вошла на кухню и увидела Рана. Улыбка так и застыла на ее лице.

Она была потрясающе красива и выглядела не матерью — скорее, старшей сестрой Йоджи. У нее были светлые волосы, чуть менее золотистые, чем у сына, но зато светлее, и точно такие же зеленые глаза. Она была, пожалуй, красивее, но Ран подумал, что ее красота, в отличие от йоджиной, более, что ли, выхолощенная. А может, ему так казалось, потому что Йоджи был парнем.

— Доброе утро, — произнесла она по-японски. Как почти у всех гайдзинов, ее произношение было грубым и жестким, но, пожалуй, из всех гайдзинов, с какими Рану доводилось беседовать, оно было наиболее приближенно к японскому. — Простите, не ожидала, что у Йоджи гости.

— Доброе утро, — проговорил Ран. Он все еще сжимал в руке злополучную лопаточку. Йоджи вмешался:

— Мама, знакомься, это Ран Фудзимия, — представил он Рана на американский манер. — Ран, это моя мама, Брюн Йохансон.

— Очень приятно, — проговорила Брюн и, прищурившись, повернулась к сыну. — Donʼt you want to tell me something?

— Mother… — стиснув зубы, начал Йоджи, но Ран его перебил:

— Excuse me, madam, but I do speak English.

— Wonderful, — пробормотала Брюн и, сурово глянув на Йоджи, вышла в гостиную. Йоджи виновато посмотрел на Рана и вышел следом.

Несколько минут Ран просто стоял посреди кухни, невольно прислушиваясь к бормотанию из гостиной. Наконец, опомнившись, он вернулся к плите, пережил омлет из сковородки в большое блюдо, накрыл его крышкой, чтобы не остыл, положил рядом лопаточку и вышел в прихожую.

Вчера они так и не купили ему обуви. Что ж, значит, придется снова надеть кроссовки Йоджи, в которых он ходил вчера… и оставить пока у него кимоно, хакама и гэта… как-нибудь заберет… когда-нибудь… Он обулся и вышел, стараясь не очень шуметь. Лифта ждать не стал — спустился пешком. До стоянки — два шага. А там — мотоцикл и… и все. Наверное.

Мотоцикл стоял себе, интимно притиснувшись к йоджиной машине, и Ран почувствовал иррациональный прилив ненависти к ни в чем не повинному транспортному средству.

Он зашел за машину и опустился прямо на асфальт, прислонившись спиной к заднему бамперу. Было тихо и безлюдно — четверг, позднее утро, все уже давно на работе… В кармане джинсов завибрировал телефон, и Ран вздрогнул. Достал, посмотрел на дисплей. Сестра.

— Да, Айя?

— Привет, братец! — голос у нее был, как всегда, искрометно жизнерадостным — Ран едва из себя не вышел. — Слушай, тут такое дело… мама хочет, чтобы ты завтра пришел к нам на ужин.

— С чего вдруг? — мрачно спросил Ран.

— Нууу…— протянула Айя. — Я так понимаю, она говорила с папой и они вроде бы там до чего-то договорились… короче, она хочет, чтобы ты пришел ужинать… и вы поговорили с отцом… и ты, может быть, вернулся бы домой…

— Я приду, — отозвался Ран устало.

— Придешь?! — возликовала Айя. — Ура! Мама будет страшно рада! Ну ладно, тогда пока!

Ран закрыл телефон и потянулся убрать его в карман. Но сделать этого не успел — телефон зазвонил снова.

— Ну что еще?

— Я убью тебя!

Сердце сбилось с ритма.

— Йоджи?

— Ну да, твою мать, а ты кого ждал?! Где ты?!

— Йоджи, — Ран прикрыл глаза, — я думаю, сейчас будет лучше, если я уеду…

— Да в жопу! — рявкнул Йоджи. — Кому будет лучше?! Тебе, что ли?!

— Твоя мама приехала, Йоджи! — в отчаянии выкрикнул Ран. — Что ты ей собираешься сказать? Мама, это мой парень?

— Я не собираюсь, — Йоджи замолчал. Потом договорил: — Я уже сказал.

Ран сидел, прижав трубку к уху, и пытался осмыслить то, что он только что услышал. Получалось плохо.

— И?..

— И! Она сказала, что раз все так, то какого тогда черта ты ушел! Я выглядел просто полным идиотом! И все благодаря тебе, черти бы тебя побрали! Где ты, блин?!

Ран закрыл свободной ладонью глаза. С силой потер.

— Я на стоянке. Возле твоей машины.

— Щас буду, — Йоджи повесил трубку. Прошло три минуты, и Ран услышал быстрые шаги и тяжелое дыхание. Поднявшись, он увидел Йоджи. Несколько секунд они стояли и смотрели друг на друга. Потом Йоджи сказал:

— Пошли домой. Мама хочет тебя как следует рассмотреть. Она сказала, что ты красивый, но вообще, это ужасно — что я влюбился в японца.

— Ты — что? — слабым голосом переспросил Ран. Ему показалось, что он ослышался.

— Влюбился, — повторил Йоджи после секундной заминки. — А то непонятно…

И покраснел. Ран смотрел на него, не отрываясь. Он даже моргать боялся.

— Йоджи, — позвал он наконец. — Йоджи… я люблю тебя.

Йоджи переменился в лице. Во всяком случае, одно мгновение Ран точно видел это выражение: недоверие, смешанное с радостью. Такое выражение бывает на лице человека, который услышал что-то потрясающе классное, но боится поверить своим ушам. Ран его понимал. Он и сам-то не очень верил, что произнес именно это.

— Странно… — проговорил Йоджи наконец. — Это очень странно, но… я тебе верю…

Ран слабо улыбнулся.

— Рад слышать.

— Пойдем домой? — спросил Йоджи.

— Пойдем. — Ран кивнул. — Домой.

Они нашли Брюн на кухне — она уплетала ранов омлет.

— Потрясающе вкусно! — воскликнула она, едва они вошли. — Ран, это вы готовили?

Обращение по имени заставило Рана дернуться; впрочем, приходилось иметь в виду, что мать Йоджи — американка.

— Да, — он кивнул.

— Супер! Как у вас так получается? Хотя не надо, у меня все равно не выйдет. Только я все съела, — она изобразила виноватое лицо. — Не смогла остановиться. Это очень калорийно?

— Не знаю… — слегка растерялся Ран.

— Вот черт… — она озабоченно нахмурилась. — Я чертовки быстро набираю вес. Йоджи в этом смысле повезло — он пошел в папу. Может есть все, что захочет, только худеет…

— Мама, ты весишь пятьдесят шесть килограммов, — слегка раздраженно заметил Йоджи. — При росте метр семьдесят девять это нормально.

— Ты знаешь, что изменилась система размеров, и четвертый стал шестым?! — набросилась на него Брюн. — Я не могу позволить, чтобы мне в магазинах предлагали шестой размер!

— Тебе до него еще есть и есть, — в голосе Йоджи звучало обречение. — Мама, не надо про твою диету, пожалуйста!

Брюн пожала плечами.

— Ради Бога. Если тебе совершенно безразличны нечеловеческие страдания родной матери. Ты знаешь, сколько лет я не ела пирожных?

— Что тебе мешает?

— Они калорийные!

— Есть некалорийные, — сказал Ран. Брюн развернулась к нему всем телом. — Японские. Сладкий тофу, фрукты.

Брюн смотрела на него, чуть склонив голову к плечу и улыбаясь.

— Вы очень похожи на моего мужа, Ран. Забавно… он тоже крайне мало говорил.

Ран на это промолчал. Он положительно не знал, что на это можно сказать. Было ли это одобрением? И как вообще разговаривать с этой женщиной? Он не мог понять даже выражения ее лица. Женщины определенно были самыми непонятными существами на земле.

— Honey, — Брюн повернулась к сыну, — buy cigarettes for me, please. Vogue Super Light. And hurry, hurry!

— Why donʼt you speak Japanese to me? — раздраженно спросил Йоджи. — Vogue Super Light, oh my… Tell me the reason to smoke one…

— Honey, I asked you to be hurry… — в голосе Брюн зазвучали предгрозовые нотки.

— Сейчас вернусь, — бросил Йоджи и вышел. Когда в прихожей хлопнула дверь, Брюн подняла глаза на Рана. Она больше не улыбалась. Внутренне подобравшись, Ран несколько секунд отвечал на ее прямой взгляд, потом потупил глаза. Так требовала вежливость.

— Как это случилось? — спросила Брюн. Ран некоторое время молчал, подбирая слова, а она смотрела на него, и он ощущал этот взгляд физически.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, Кудо-сан.

— Моя фамилия Йохансон, — резко сказала она. Ран не ответил. Это не имело значения, как выглядела в паспорте ее фамилия — в Японии она была вдовой Кудо Ранмару и матерью Кудо Йоджи. Он не видел смысла это объяснять.

— Вы, японцы, очень обходительны с виду, но внутри у вас остро заточенные клинки, — с горечью произнесла Брюн. — Мой муж был убит, вы знаете? Он мог бы и выжить. Если бы он не был японцем, он повел бы себя иначе, и сейчас был бы жив.

— Тогда бы вы его не любили, — сказал Ран. Ее ноздри дрогнули.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Маловато, чтобы судить о таких вещах, тебе не кажется?

— Нет. Не кажется. Есть вещи, которые с возрастом не меняются.

Она усмехнулась.

— Ты несгибаем, верно? Я хотела забрать моего сына из этой кошмарной страны. Я ненавижу Японию. Но Йоджи, так же, как и его отец, не захотел уезжать. Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Ты привязал его к Японии еще крепче. В вашей стране навязчивые злые женщины. Я всегда это знала и ждала, когда Йоджи окончательно в этом убедится и решит поискать счастья в другом месте. А он нашел тебя. Теперь я не смогу его забрать. Теперь у него не будет нормальной жизни в нормальной стране. Как прикажешь теперь к тебе относиться?

— Как вам будет угодно, — отозвался Ран. На сердце у него было муторно. Он представил, как должен выглядеть в глазах Брюн — выродок, извращенец, сбивший с толку ее сына. На свете нет матери, которая бы хотела для сына такой судьбы. Когда речь заходит о родных детях, о плоти и крови своей, любая толерантность дает сбои.

Он все это знал. Он понимал, что она никогда не примет его. Он подумал, что может сейчас уйти. Когда-нибудь она уедет, и он вернется. Он просто переждет. Какая ему разница, в конце концов, как она к нему относится?

Перед глазами всплыло лицо Йоджи. Как он смотрел на мать. Он мог сколько угодно раздражаться на нее, но обожание в глазах скрыть не мог. Он любил ее и скучал по ней. И… ему-то было важно, как его мать относится к Рану.

Собрав все силы, он заговорил. Он чертовски плохо умел обращаться со словами, но… надо было попробовать.

— Я не хочу быть бедой Йоджи. Если бы я мог изменить себя, я бы сделал. Но я — такой. И я его люблю. С первого взгляда. Это очень больно. Я думал, что ничего не будет. Но оно случилось. Не знаю, почему. Йоджи любит женщин, я знаю. Почему я — не знаю. Я не хотел этого, — он прикрыл глаза, в отчаянии пытаясь подобрать правильные слова. — Нет, то есть, хотел. Очень. Но я не хотел Йоджи зла. А получилось… так. Я знаю, это неправильно. Отвратительно. Мне жаль. Я втянул Йоджи. Но я… не могу сейчас уйти. Это будет больно. Слишком, — он перевел дыхание. — Я… не смогу пережить. Я много чего могу, но не это. Он возненавидит меня. Надо дождаться, пока закончиться. Должно. Оно всегда кончается. Хотя бы… у него. Пусть закончится. И он приедет к вам, — наконец он смог посмотреть на нее. — Так и будет.

— Хрена.

Брюн тихонько ахнула, Ран обернулся. В дверном проеме стоял Йоджи — никто из них не услышал, как он вошел.

— It was meanly, Mom, — тихо проговорил он. — Решила довести его до того, чтобы он сам ушел? Так он ведь уйдет…

Ран опустил голову и уставился на свои босые ноги. Ему стало стыдно.

— Не надо, — голос Йоджи налился тяжелым гневом, — воображать, будто кто-то из вас двоих способен решить, что мне надо, что для меня лучше, что я подумаю, сделаю, скажу или буду чувствовать через какое-то время. Вы решили тут на пару определить мою судьбу, как будто я породистый щенок. Мама, — он посмотрел на Брюн, и под его взглядом она опустила глаза, — меня, если что, никто не соблазнял. Так получилось. Тебе ли не знать? Ран, — теперь Йоджи повернулся к Рану, и тот встретил его взгляд, — я не знаю, продлится ли это две недели или всю жизнь. Ну так и ты этого не знаешь, верно? Давай ты не будешь развлекаться ожиданием того, когда я от тебя уйду, потому что я ведь тоже так могу.

— Извини, — проговорил Ран. Брюн шмыгнула носом. Йоджи нахмурился.

— Are you going to cry for your sonʼs terrible life? — с подозрением спросил он.

— No, — гнусавым голосом отозвалась она. — My son in love… itʼs unbelievable… so touching… forgive me, sweetheart…

— Oh my… — пробормотал Йоджи. — Мам, у тебя никаких дел сегодня нет?

— Да, точно, — она высморкалась в салфетку. — Мне нужно бежать. Только приму душ и переоденусь. Honey, take my stuff to the room.

— Мама, говори по-японски, — сердито сказал Йоджи. Она виновато улыбнулась и вышла. — Ну вот, теперь она тут зависнет еще на час, по меньшей мере. Это называется — нужно бежать.

— Мне, наверное, лучше пока к тебе не приходить, — осторожно проговорил Ран. — Вряд ли в присутствии твоей мамы…

Йоджи кивнул.

— Это точно. Мне тоже лучше пока сюда не приходить. Переберемся к тебе?

Ран чуть улыбнулся.

— Там не так шикарно…

— Кровать там есть? — Йоджи взял его за запястье и потянул на себя.

— Есть, — улыбнулся Ран. — Хотел снять без мебели. Не было. Может, сломаем ее…

Йоджи притянул его в объятия и прошептал в ухо:

— Ты действительно мне настолько не доверяешь?

Ран чуть пожал плечами.

— Никому не доверяю.

— Понятно, — вздохнул Йоджи. — Буду тебя разубеждать…

Ран улыбнулся ему в плечо.

 

* * *

 

Айя распахнула дверцу шкафа, и стоявшая рядом Юки взвизгнула.

— Ты меня задела!

— Извини, — сквозь зуба сказала Айя.

— Ты чего психуешь?

— Я не психую! — она достала ботинки и начала переобуваться. — Я нервничаю.

— Почему? — полюбопытствовала Юки.

— Да так… — пробурчала Айя. — Есть повод…

Она вытащила сумку — и удивленно застыла. В ящике лежал большой конверт из желтой бумаги.

— Юки-тян? Ты мне что-то в ящик клала?

— С ума сошла, как бы я это сделала? — она заглянула Айе через плечо. — Ух ты, интересно! А что там?

Айя пожала плечами и начала открывать конверт. В этот момент ее окликнули:

— Айя! Ты готова?

Она обернулась — в двух шагах стоял брат. Вид у него в новой одежде был слегка непривычный, да и хмурился он меньше обычного. Айя заулыбалась.

— Ты страшно красивый, братец.

— Спасибо, — его губы чуть дрогнули, пряча улыбку. — Идем?

— Да. Пока, Юки-тян!

Она сунула конверт в сумку и последовала за Раном.

По дороге домой они остановились один раз — купить цветов для мамы. Айя, прижимаясь к спине брата, ощущала, как он страшно напряжен. Ран нервничал. Она очень хотела сказать ему, что все будет хорошо, но понимала, что на Рана это все равно не подействует.

Перед домом он вообще спал с лица — побелел так, словно ему сейчас будет плохо. Айя не выдержала — погладила его по руке.

— Ран… — надо было его как-то отвлечь, что ли. — Слушай…, а может, в воскресенье позовем с собой Кудо-сана?

Он кинул на нее быстрый взгляд — какой-то, как Айе показалось, испытующий, потом слегка пожал плечами.

— Ну… если ты хочешь…

И вошел в дом первым.

 

* * *

 

Мать суетилась. Отец был смущен. Сам же Ран сидел рядом с ними и хотел только одного — провалиться сквозь землю.

Их любящие, сияющие лица… это все было… чудовищно. Он ощущал себя уродом, оборотнем, который проник в дом, приняв облик сына. Он пришел сюда с четкой целью — сказать им правду — и сидел, не осмеливаясь даже рот открыть. А чем дольше он так сидел, тем труднее, он точно знал, будем ему им все рассказать.

Сияющая Айя обежала стол, подскочила к матери, что-то прошептала ей на ухо и вернулась на свое место рядом с отцом. Мать посмотрела на отца и улыбнулась ему — Ран, сидящий рядом, видел это краем глаза. Отец положил палочки на стол и прокашлялся.

— Я хочу кое-что сказать.

Ран поднял на него глаза.

— Ран, — отец смотрел прямо на него, — я вел себя нечестно по отношению к тебе. Ты взрослый и самостоятельный человек, способный решить, что ему нужно. Я понял, что должен был верить в тебя. Поэтому, — он склонил голову, — прими мои извинения.

Кровь отлила от лица Рана. Его затрясло. Он попытался что-то сказать, но тут отец заговорил снова:

— Ран, мы одна семья. Мы не должны разлучаться. Пожалуйста, возвращайся домой.

В полной тишине, наступившей за этими словами, Ран положил палочки на стол, и этот звук прозвучал для него громовым раскатом.

— Айя, — он поднял глаза на сестру — она улыбалась, — мама, — мать смотрела на него тепло и встревожено, — папа, — во взгляде отца была уверенность и надежда, — я должен вам кое-что сказать.

Он выдержал паузу и заговорил снова прежде, чем кто-либо успел открыть рот. Высказаться надо было быстро. Скорее всего, это последнее, что он скажет своей семье.

— Я не могу вернуться домой. Я сейчас живу с человеком, которого люблю, — он снова замолчал, краем глаза отмечая изумление на лице Айи. Мать он не видел — смотрел только прямо, в глаза отца. — Это… — глубокий вдох. Как перед прыжком в воду, — парень.

В гробовом молчании прошло не менее минуты. Затем — Ран это увидел — взгляд отца стал ледяным.

— Убирайся, — без малейшей эмоции в голосе проговорил он, встал из-за стола и ушел. Рядом судорожно всхлипнула мать, но Ран не стал на нее смотреть. Не хватало еще и в ее глазах увидеть отвращение… хотя нет, хуже — горе. И на Айю не стоило смотреть. Ни к чему.

Он поступил честно. Они должны знать, что он такое. Была слабая надежда, что он нужен им любым. Что ж… его вина. Так им будет легче.

Он встал, не глядя, поклонился маме и Айе, прошел в прихожую, старясь не смотреть по сторонам, обулся, вышел. Нужно было пройти еще несколько метров — до ворот, до мотоцикла. Йоджи… Йоджи…

Сзади раздался топот, нагнал, и маленькие руки обхватили его сзади, горячий лоб уткнулся между лопаток.

— Мне все равно, все равно! — задыхаясь от слез, бормотала Айя. — Ран, миленький, пожалуйста, не уходи, я люблю тебя, мне все равно, правда! Ты все равно лучше всех на свете!..

Горло словно ледяной рукой сжали. Он силой разомкнул ее объятие.

— Ты ничего не знаешь. Иди домой.

Вырвался и ушел.

 

* * *

 

В доме остро пахло лекарством. Зайдя на кухню, Айя увидела маму, которая что-то капала в стакан с водой и не переставая вытирала глаза. Она неслышно вышла, поднялась на второй этаж. В спальне отец смотрел телевизор — точнее, сидел на кровати, глядя в экран, и примерно раз в полминуты переключал канал. Не зайдя к нему, Айя прошла в свою комнату.

Ей нужно было с кем-то поговорить, но с кем? С девчонками? Нет уж… в два дня разнесут по школе. С классной? Она хорошая, но еще очень молодая, вряд ли поможет. Если только…

Вдохновленная внезапно возникшей идеей, она полезла в сумку за телефоном. Кудо-сан! Точно! Как только ей сразу не пришло в голову!

Телефон, как водится, не находился, и, выйдя из себя, Айя просто перевернула сумку вверх ногами, вываливая все на пол.

Желтый пакет тяжело бухнулся ей на ногу, открылся, и Айя увидела край большой глянцевой фотографии.

— Странно, — вслух произнесла Айя, поднимая пакет и вытряхивая его. Фотографии рассыпались по полу. Несколько минут она просто смотрела на них, не в состоянии осмыслить то, что видит.

Ран. Йоджи. Стоят возле йоджиной машины. Рука Йоджи у Рана на талии, а ее брат, запрокинув голову, улыбается.

Машина с лобового стекла. Видимо, фото сделано вечером, потому что в машине горит свет, и отчетливо видны два человека на передних сидениях, слившиеся в поцелуе. Конечно, лиц их в подробностях разглядеть не удается, но очертания узнаваемы. И — в кадр четко попал номер машины, который Айя знала наизусть.

Еще одна. Крыльцо незнакомого Айе дома, Йоджи — наверху лестницы, Ран — двумя ступеньками ниже, и его правая рука и левая рука Йоджи сцеплены, словно одному надо идти, а второй не хочет его отпускать.

Еще одна. То же крыльцо, но уже в сумерках. И тут уже вообще все без вариантов, потому что фигуры Рана и Йоджи обрисованы очень четко. Ни с кем не спутаешь. Хороший у кого-то был фотоаппарат. Прямо как у Айи. Ран прислонился к оградке, левая рука вцепилась в перила, правая — в волосах Йоджи; тот обнимает Рана за талию, прижимая его к себе как девушку, и целует в губы.

Она механически собрала фотографии и запихнула их назад в конверт.

— Какая я дура… — звук собственного голоса заставил Айю вздрогнуть.

Что-то темное поднялось из глубины души и затянуло глаза. Она попыталась глубоко вдохнуть — не вышло. Ладоням вдруг стало больно — Айя не сразу сообразила, что это она так сжала кулаки, что длинные ногти впиваются в кожу.

Она вдруг поняла, что хочет вонзить эти когти в Рана. В лицо. В горло. В грудь, чтобы выцарапать ему сердце.

Умри, Ран… Умри…

Обманщик.

Лицемер.

Предатель.

Ненавижу.

Ей вдруг стало жарко, а потом также внезапно — холодно. Посмотрев на свои руки, Айя увидела, что они трясутся. Ненависть, такая страшная, такая непривычная, терзала не только душу, но и тело.

Она добрела до кровати и рухнула на покрывало. Потянула на себя его край, заворачиваясь, как в кокон. Ей было холодно.

Мой Ран… мой брат…обманул…

В памяти всплыло лицо Йоджи — такое красивое… ей так нравилось на него смотреть…, а теперь? У нее больше нет Йоджи… и у нее больше нет Рана…

Вдруг вспомнились фотографии. Счастливое лицо брата… как он смотрит на Йоджи…

Я бы тоже могла так на него смотреть…

Айя вздрогнула. В этой мысли было что-то неправильное. Какое-то «но»… она зацепилась за него, как за кончик нитки, чтобы распутать клубок.

Я бы тоже могла так на него смотреть, но… он бы не смотрел на меня так же, как на Рана…

Айя села в кровати. Поднесла руку ко рту, прикусила ноготь на большом пальце.

Видела ли она когда-нибудь такое же выражение лица у Рана, с каким он смотрел на Йоджи? Во время их похода по магазинам он даже позволил Йоджи купить себе одежду. Ран выглядел счастливым.

Так что же получается, она тут злится потому, что ее брат счастлив?

Пришла внезапная взрослая, трезвая мысль — Йоджи бы все равно не обратил на тебя никакого внимания, и дело не в Ране. Ты можешь воображать себе все что угодно, но ты еще маленькая, ты ему не нужна.

И вот сейчас она злится, что Ран отнял у нее то, что ей никогда не принадлежало, и счастлив?

Йоджи никогда не был ее и никогда не стал бы. Но у нее хотя бы есть Ран. И чем она занимается сейчас? Пытается лишить себя самого любимого человека на земле? Ближе которого у нее никогда никого не будет? Своего Рана?

Отец прогнал его. Мать не остановила. Так что же, она, Айя, тоже отвернется от него?

Отвращение к самой себе подбросило Айю на кровати; не размышляя, она метнулась к телефону.

Ран не отвечал. Волнуясь и оттого не попадая пальцем по кнопкам, она позвонила Йоджи.

— Алло?

— Кудо-сан! Вам Ран не звонил? — выкрикнула она в трубку, задыхаясь.

— Нет, принцесса, — в голосе Йоджи проскочили встревоженные нотки. — Что случилось?

— Он… — она перевела дыхание. — Он сказал дома про… ну… про себя… и про вас…

В трубке наступила тишина. Потом Йоджи проговорил:

— Понятно. Где он сейчас?

— Я не знаю! — выкрикнула она. — Он уехал! Он не отвечает!

— Успокойся, принцесса, — мягко сказал Йоджи. — Он не отвечает, потому что боится, что ты ему сейчас скажешь, как ты его ненавидишь. Он же не знает, что так не может быть.

— Кудо-сан, — тихо проговорила она, — так может. Я действительно его возненавидела… но… он же мой брат…

— Ты умница, — Йоджи улыбнулся. — Не беспокойся. Как только Ран объявится, я скажу ему, что ты хочешь с ним поговорить. Сейчас ему явно надо побыть одному.

— Спасибо, — всхлипнула Айя. Слезы потекли сами.

— Не плачь, — нежно проговорил Йоджи. — Все будет хорошо. Ну что ты, в самом деле? Этот дурак сам, что ли, сказал, что это… ну… я?

— Нет, — шмыгнула она. — Мне кто-то фотки подсунул с вами. Хорошие, кстати, фотки… в смысле, сделаны хорошо, вообще они ужасные…

— Порви и выбрось, — жестко сказал Йоджи. Внезапно его голос дрогнул: — Подожди-ка, а… что там?

Айя рассмеялась сквозь слезы, так забавно-встревоженно прозвучал его голос.

— Нуу… думаю, что я все-таки не стану их выбрасывать… они мне пригодятся для дальнейшего сексуального развития…

— Айя-тян!

— Все в порядке, Кудо-сан, — она улыбнулась. — Там… ничего такого. И я их выброшу. Правда.

— Спасибо, принцесса, — с чувством сказал Йоджи. — До свидания.

— До свидания, — тихо сказала она.

Закрыв телефон, Айя села на пол, и слезы обернулись рыданиями.

Он ревела минут пять, пока слезы не кончились сами собой. Тогда она встала, вытерла лицо и пошла на поиски родителей.

Они были в спальне. Отец все так же сидел на кровати, мать — рядом, на полу, положив голову ему на колени. Ее плечи вздрагивали. Отец, склонивший голову, то и дело вытирал лицо рукавом. Айя остановилась в дверях.

— Не понимаю, — ее голос тяжело упал в прерываемую всхлипами тишину, — что такого случилось? Какое-то горе? Кто-то умер? А вы вообще знаете, что Ран умеет улыбаться?

Они оба смотрели на нее с таким изумлением, будто заговорил шкаф. Раздраженно дернув плечом, Айя вышла.

В своей комнате она собрала фотографии в стопку, потом взяла верхнюю — ту самую, в машине, — разорвала пополам, еще раз, еще, еще. Следующую постигла та же участь. За ней последовали третья… На последней был поцелуй на пороге.

Айя вгляделась в лицо Рана. Его почти не было видно — в профиль, скрытое его собственными и йоджиными волосами, — но она знала, что оно очень счастливое.

Чуть-чуть постояв, она улыбнулась своим мыслям, развернулась к книжной полке и, привстав на цыпочки, сунула фотографию между книгами.

Затем вздохнула, взяла стул, подставила его к стене и начала снимать фотографии Йоджи.

 

* * *

 

Иррациональное желание сломать телефон сразу после разговора с Айей было таким сильным, что Йоджи на всякий случай сунул его в карман.

Нет, каков кретин честный и принципиальный!

Он все-таки достал телефон снова и набрал номер Рана. Эта сволочь гоняла на мотоцикле — страшно представить, что он вытворяет сейчас, наверняка же ушел из дома в предынфарктном состоянии…

Ран не отвечал долго, но Йоджи умел быть упорным. На третий подряд звонок Фудзимия наконец взял трубку. Правда, ничего не сказал, так что Йоджи начал первым:

— Мне только что звонила твоя сестра.

— И что?

— Сказала, что не хочет больше тебя видеть, — спокойно сказал Йоджи. Судорожный, больше похожий на короткое рыдание вздох был ему ответом. — Во всяком случае, в таком состоянии, — закончил Йоджи. — Ран, ты такой идиот, сил нет…

— Что? — растерянно переспросил Ран. — Подожди, Йоджи… что она сказала?

— Я тебе все с удовольствием расскажу, если ты сейчас приедешь. Я, кстати, уже минут сорок торчу перед твоим домом. Фигня, конечно, но, по-моему, скоро начнется дождь…

— Да, конечно! — быстро сказал Ран. — Я сейчас приеду.

Дав отбой, Йоджи удовлетворенно улыбнулся. Оставалось выяснить еще кое-что.

Он выбрал номер из книжки, позвонил. Трубку сняли почти сразу.

— Алло?

— Здравствуй, дорогая, — Йоджи сунул в зубы сигарету и, зажав телефон между ухом и плечом, чиркнул спичкой. — Я не поздно?

— Йоджи? — удивленно проговорила Йоко. — Нет, не поздно, а что?..

Он выдохнул дым прямо в трубку.

— Как твои занятия фотографией продвигаются?

— Я уже давно не хожу туда, у меня… — начала Йоко — и осеклась. Йоджи хмыкнул.

— Но ты, я смотрю, всерьез увлекаешься художественной портретной съемкой, а? Хотя нет. Я бы назвал это жанровой фотографией.

— Ты… — выдавила она из себя. — Как ты мог… с этим омерзительным педиком…

— Придержи язык, дорогая! — повысил голос Йоджи. — Я не бью женщин, но для тебя могу сделать исключение! Давай договоримся так — ты тихо-мирно оставляешь меня, а заодно Фудзимию Рана и Фудзимию Айю в покое, а я за это делаю вид, что мы расстались друзьями. Впрочем, ради тебя могу даже поизображать страдания брошенного влюбленного. Тебе это несказанно поднимет репутацию. Если же ты не согласна, то можешь считать себя официально брошенной прямо сейчас. Причем, поверь мне, я постараюсь, чтобы об этом знал весь университет. Я думаю, твои подруги будут в восторге. Мне все это несложно, дорогая. Более того, мне — не важно. А тебе — важно, я же знаю. Ты же принцесса у нас, — и он улыбнулся в трубку.

Несколько секунд Йоко просто тяжело дышала в трубку. Потом проговорила:

— Какая же ты сволочь, Йоджи.

— Разве? — делано удивился Йоджи. — Хм… пожалуй, ты права. Ты мне не нравишься, я тебя использовал, позволяя воображать, будто ты моя девушка. Тебе нравится эта информация? Хочешь, чтобы она обошла весь университет?

— Ты жесток, — тихо проговорила она.

— А ты не была жестока с Айей? — спокойно спросил Йоджи.

— Я не хочу тебя больше знать, — проговорила Йоко и повесила трубку. Йоджи передернул плечами и сунул телефон в карман.

— Да больно надо.

С темно-серого неба начало капать. Йоджи прижался к стене дома, надеясь, что козырек крыши его немного защитит, и закурил. Дождь меж тем зачастил и в конце концов превратился в настоящий ливень. Йоджи прикрыл сигарету ладонью — козырек уже не помогал.

Минут через десять, когда он безуспешно пытался прикурить вторую сигарету, раздался шум двигателя, и к подъезду подкатил Ран.

— Где ты был?! — перекрывая шум дождя, крикнул Йоджи. — В Киото, что ли?

Ран чуть улыбнулся, замкнул цепь и кинулся к нему. Он был совершенно мокрый, и к тому же без шлема.

— Сильно промок? Пойдем скорее, — он взлетел по ступенькам и отпер дверь подъезда.

— Жить буду, — ответил Йоджи. — Почему у вас консьержа нет? И где твой шлем?

— Плата маленькая, — пояснил Ран. — Шлем потерял.

Он прислонился к стене, и Йоджи отметил, что он очень бледен. И глаза запавшие. И красные. Не ревел же он? Такое даже при очень богатом воображении сложно представить…

Лифт меж тем не ехал. Йоджи пнул дверцу.

— Не работает, что ли?

— Видимо, — Ран отклеился от стены и пошел к лестнице. Йоджи последовал за ним.

Ран был по виду в лучшем состоянии, чем ожидал Йоджи. Но кто его знает, самурая этого? Может, он внутренне уже к сеппуку приготовился?

На площадке между третьим и четвертым этажом Йоджи положи руку Рану на плечо и развернул его лицом к себе.

— Ран, ты как?

— Уже лучше, — после паузы сказал Ран. — Нет, правда, — он улыбнулся, криво, правда, но все-таки… — Гонял по хайвею. Думал, свалюсь. Потом подумал о тебе. Что хочу тебя увидеть. И ты позвонил.

— Понятно, — Йоджи обнял Рана за талию и привлек к себе. Тело того под мокрой одеждой было горячим. Йоджи очень хотелось задать вопрос, действительно ли Ран считает, что он, Йоджи, стоит этого признания…, но он не стал. К чему спрашивать такое? Чтобы еще чуть-чуть полюбоваться собой?

— Пойдем, Йоджи, — сказал Ран. — Простудимся…

Они поднялись на четвертый, последний, этаж, где располагалась квартирка Рана. Йоджи начал раздевать его, как только они защелкнули за собой дверь, и, на самом деле, он ничего такого в виду не имел, просто хотел снять с Рана — ну, и с себя заодно — мокрую одежду; но едва только он стянул с Фудзимии футболку, как тот резко выдохнул и прижался к нему. Кожа у него была в натуре горячей.

Мокрые штаны липли к ногам — их сдирали с остервенением, словно пытаясь вылезти из собственной опостылевшей кожи. Губы Рана слепо шарили по лицу Йоджи, потом перешли на шею, на грудь… Он был таким горячим, что Йоджи поневоле забеспокоился, а не простыл ли Ран. Его руки и губы, казалось, оставляли на коже ожоги.

Кровать жалобно взвизгнула, когда они повалились на нее: Йоджи спиной вперед, Ран — на него сверху. Быстрые, сильные руки Фудзимии гладили грудь, живот, бедра, ноги Йоджи, словно он был слепым и ладонями читал с кожи любовника неведомые письмена. Член Йоджи стоял; ему ужасно хотелось перевернуться, подмять Рана под себя и трахнуть его…, но в плавных движениях Фудзимии было что-то гипнотически завораживающее… он явно хотел чего-то другого, и Йоджи передоверил ведение ему.

Вдумчивое чтение его тела Раном распаляло — медленно, расплавленным медом заливая Йоджи изнутри, от солнечного сплетения: вверх, к горлу и вниз, к члену, к слабеющим ногам. Выдохи превратились в стоны. Как же он хотел… и как это было прекрасно — что Ран никуда не спешил. Страсти было — море. До хренища. Не выпьешь. Спешить некуда.

Ран начал лизать его член, потом взял в рот, и Йоджи запрокинул было голову, но тут же приподнялся на локтях — ему, черт побери, нравилось смотреть, как Ран это делает. Как скользят его губы, как размеренно движется голова, мажет красными прядями, как кисть мазками краски… это было так завораживающе, что почти получалось отвлекаться от ощущений.

А потом Ран оторвался от его члена, поднял голову, и они встретились глазами. Ран приблизился, накрыл его губы своими, и в поцелуе, невыносимо медленном, Йоджи различил свой собственный вкус.

Он все-таки подмял Рана под себя…, а дальше было как-то смутно, словно он накурился… он не помнил, как и где нашел смазку, зато четко помнил, как наносил ее на пальцы. Следующий кадр — запрокинутая голова, приоткрытый в беззвучном крике рот и ощущение жаркой тесноты. Еще кадр — дикие глаза Рана, острые, как сталь и горящие, как сталь, раскаленная докрасна. Ран, выгнувшийся чуть ли не в мостике… Ран, стиснувший его член внутри… Ран, кончающий себе на живот…

— Ран… — простонал Йоджи, двигаясь бешеными, рваными толчками. — Мой Ран…

Губы Фудзимия шевельнулись, он что-то выдохнул… и Йоджи кончил.

У него было ощущение, что сознание на мгновение отключилось. Очнулся он головой на груди Рана, ощущая, как теплая рука гладит его по спине.

— Ты мой, мой Йоджи, — прошептал тот ему в ухо.

— Да, — согласился Йоджи. Это было правдой. И эта правда делала его абсолютно счастливым.

 

Глава 6. С днем рождения, Айя-тян

 

К встрече с Айей они едва не опоздали, но ни Йоджи, ни Рану в данной ситуации упрекнуть себя было не в чем. Виновата была Брюн, которая, узнав, куда, собственно, собрались парни, тут же строго спросила:

— А у вас подарки есть?

— Есть, — ответил Ран. Йоджи пожал плечами и улыбнулся.

— Сейчас что-нибудь по дороге найду.

Брюн ожгла его взглядом.

— Я удивляюсь, Йоджи, какой ты после этого дамский угодник? У вас еще есть время? Пойдемте, я помогу вам с подарком!

В результате они еще полтора часа бродили по Гиндзе, потому что сначала Брюн решила, что надо подарить духи, но уже когда почти определились с ароматом, она вдруг заявила, что духи нельзя, потому что если не угодят, то это будет чудовищно. Подумав, дружно решили, что надо подобрать какое-нибудь украшение — к счастью, в этот раз Брюн выбраковала идею на стадии поиска ювелирной лавки. Причина, как оказалось, состояла в том, что украшение — подарок очень дорогой, его может дарить либо родственник, либо любимый человек, причем с далеко идущими намерениями. Йоджи очень воодушевился и предложил купить украшение для Рана, за что получил от матери подзатыльник, а от Рана — шипящее замечание в свой адрес.

Наконец они нашли магазин, где торговали красивой китайской сувениркой, и Брюн лично выбрала Айе набор гребней и шпилек для волос, и долго болтала с продавцом по-китайски.

Когда они вышли, Йоджи поинтересовался:

— Мама, когда же ты успела китайский выучить?

Брюн загадочно подкатила глаза.

Айя, в своем синем кимоно, с алым поясом, с гребнями в волосах, была удивительно хороша собой. Йоджи даже впечатлился. А Ран вообще, кажется, ударился в панику — с лица сошли краски, руки затряслись… ну и что с ним таким делать? Йоджи осторожно положил Рану руку на плечо.

— Успокойся. Все в порядке. Не злится она на тебя, неужели не видишь?

Ран нервно кивнул, осторожно высвободился и пошел навстречу Айе. Неподвижно застыв, она смотрела, как он подходит, потом сорвалась с места и кинулась Рану на шею. Он стиснул ее в объятиях так, словно какие-то неведомые силы должны были вот-вот Айю у него из рук вырвать. Йоджи перевел дыхание. Ну все, воссоединение состоялось. Теперь можно жить спокойно.

Йоджи еще ни разу не видел Рана таким сияющим, как в этот день, несмотря даже на то, что день рождения Айи они провели так, как хотелось Айе — что включало в себя огромное количество шумных развлечений. Йоджи, признаться, ждал, что Ран уже часа через три впадет в прострацию. Но нет — тот охотно колошматил кротов молотком, ел мороженое, даже составил Айе компанию на «американских горках» — Йоджи не рискнул, заявив, что у него проблемы с вестибулярным аппаратом. Правда, петь караоке Ран категорически отказался, так что Йоджи и Айе пришлось распевать вдвоем. Ран в конце концов, поморщившись, видимо, от зависти, вышел.

Закончили вечер походом в кино. Когда Айя объявила, на какой фильм они идут, Ран застонал.

— Как «Титаник»?! Ты же его смотрела ровно две недели назад!

— Но мне так нравится Джек! — она сложила ручки. — Он такой красивый… и такой смелый… и он так любит Роуз…, а эта сцена на носу корабля…

— О чем речь? — заинтересовался Йоджи. — Что, хорошее кино?

Он услышал, как Ран заскрипел зубами.

— Очень! — воскликнула Айя. — Все так романтично! Они поплыли на корабле, там познакомились, а корабль потонул…

— Ну так пойдем посмотрим, — предложил Йоджи.

— Йоджи, — сквозь зубы проговорил Ран, — это три с лишним часа.

— Ран, — Йоджи посмотрел на него и ласково улыбнулся. — Я думаю, мы не соскучимся…

Но кино его неожиданно увлекло. Они сидели позади Айи, переплетя пальцы под подлокотником кресла. Глупо, думал Йоджи, глядя, как Джек и Роуз несутся по машинному отделению, сидим, как дети, на романтическом фильме, взявшись за руки… И все-таки ничего не делал, только когда Роуз схватилась за топор, рефлекторно сжал пальцы Рана и пробормотал себе под нос:

— Она ему руку, что ли, рубить собралась?

— Нет, цепочку перерубит, — тихо ответил Ран.

— А он все равно гробанется?

— Да.

— Глупо как, — расстроился Йоджи. — Был ли смысл тогда бегать?

— Он ее хотел спасти, — отозвался Ран.

Вообще, Ран смотрел практически безэмоционально. Только когда Роуз метнулась из лодки на палубу, процедил сквозь зубы:

— Что за идиотка…

— Не, не идиотка, — ответил Йоджи. — Просто девушка. Они… все такие. Ты бы вот небось не выпрыгнул, — он ухмыльнулся.

— Я бы не сел, — ответил Ран.

— Почему? — посмотрел на него Йоджи. Ран приподнял брови.

— Лодок на всех не хватает.

Судорожно вздохнув, Йоджи привлек его к себе и поцеловал. Потом легонько оттолкнул и сказал:

— Вот ты как раз самый настоящий идиот!

Когда они вышли из кинотеатра, уже почти стемнело.

— Я достиг просветления, — сообщил Йоджи преимущественно созвездиям. — Три часа мелодрамы — это впечатляет.

Ран фыркнул. Айя насупилась.

— Такое прекрасное кино! Вы просто ничего не понимаете, тьфу на вас.

— Я разве спорю, принцесса? — Йоджи прижал руки к груди. — Разумеется, прекрасное! Но бриллиант она зря утопила.

— Кудо-сан! — возмутилась Айя. — Это же… это ее жертва! Это как символ ее освобождения — что она рассказала свою историю, избавилась от алмаза и теперь может воссоединиться с Джеком!

— Разумеется, Айя-тян, — смиренно согласился Йоджи. — Мне просто парня с сигарой жалко. И сигару он выбросил. А хорошая, наверное, была…

Тут Ран не выдержал, сел на ступеньку, опустил голову, и плечи его затряслись.

— Зато я понял, — закрепляя успех, продолжал Йоджи, — почему потонул Титаник. Он не выдержал после того, как Роуз постояла на носу.

Тут уже рассмеялась Айя. Улыбаясь, Йоджи смотрел, как брат и сестра покатываются со смеху — его одолевало странное чувство. Он ощущал себя дома.

В машине Айя задремала. Ран, откинувшись на спинку переднего сиденья, повернул голову и смотрел на Йоджи.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Йоджи наконец, не вынеся этого пристального разглядывания.

— Да, — отозвался Ран.

— Что?

— Ты.

— В смысле?

Ран вздохнул.

— Думаю о тебе. О жизни. Что будет дальше. Вот и беспокоит.

— А раньше не думал?

— Не так, как сейчас.

— Кудо-сан! — подала вдруг голос Айя. — Зайдете сейчас к нам?

Йоджи вздрогнул.

— Принцесса, я думаю, надо подождать более удачного времени…

— Сейчас удачное время, — перебила Айя. — Я не хочу, чтобы они там делали вид, будто Рана на свете не существует. Им нужно увидеть вас обоих. Это же правда, что вы вместе. Это есть. С этим надо жить.

Ран прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Она права, Йоджи.

— Да сам знаю, — отозвался он, невольно прибавляя скорость. — Только страшно…

— Все будет хорошо, — с непоколебимой уверенностью проговорила Айя.

Когда они вышли из машины, Йоджи показалось, что на улице изрядно похолодало. Он повел плечами. Айя смотрела на них скептически.

— У вас такой вид, как будто вы сейчас оба в обморок упадете, — сказала она. — Пойдемте, там нас ужин ждет. Думаю, что у мамы найдется еды на лишнюю порцию.

— На две, — поправил Ран.

— Думаешь, она на тебя не приготовила? — улыбнулась Айя. — Глупый старший брат.

— Нахальная младшая сестра, — в тон ответил Ран и улыбнулся. Тогда Айя взяла их за руки и повела к дому.

Она вошла первой и еще с порога прокричала приветствие, но никто не отозвался. В доме горел свет, но при этом было очень тихо — не шумела вода, не работал телевизор… Йоджи, ощущая, как странный холодок пополз под сердце, оглянулся на Рана. Тот был бледен, но он и на улице был бледен, оно и понятно, волнуется…

— Может, они вышли куда-нибудь? — недоуменно проговорила Айя, скидывая обувь. — Мама! Папа! Вы что, спрятались?

Она прошла через прихожую в сторону кухни. Йоджи повернулся к Рану.

— Может, нас увидели?

Ран — он, заметил Йоджи, бросал странные, короткие взгляды по сторонам, будто пытаясь увидеть что-то, чего не было видно на первый взгляд, — открыл было рот, и в этот момент прозвучал отчаянный вопль Айи.

Сорвавшись с места, Ран в три диких прыжка пересек холл и кинулся в кухню. Йоджи последовал за ним, отстав на полсекунды.

На полу в кухне лежали двое — мужчина и женщина. И Йоджи понял, что зацепило его, когда они вошли в дом — запах газа. Здесь, в доме с традиционными японскими бумажными стенами, газ не мог застояться, но он тек из открытых кранов тяжелой волной — в кухне вообще дышать было трудно.

Айя застыла на месте с рукой, прижатой к губам. Ран, не сводя глаз с родителей, механически завернул краны. Йоджи же присел рядом с пострадавшими, нашаривая пульс.

— Айя, выходи из дома, — произнес он. — Здесь нельзя оставаться, пока не проветрится.

Она подняла на него огромные глаза без тени мысли. Йоджи чуть не выругалась, но тут Ран резко крикнул:

— Айя, уходи!

Всхлипнув, она сорвалась с места и рванула прочь из кухни. Йоджи просунул руки под ноги и шею Фудзимии-сан и поднялся, легко удерживая невысокую тоненькую женщину на руках.

— Ран, подожди здесь. Я сейчас вынесу твою мать и вернусь. Им надо на воздух обоим, они живы, но надышались газом…

Вместо ответа Ран наклонился к отцу, поднял его с пола, перевернул, устраивая у себе на спине, и встал на ноги. Его слегка шатнуло, но он устоял.

— Охренел, что ли?! — чувствуя дикую беспомощность, заорал Йоджи. — Надорвешься!

— Выноси, пожалуйста, маму, — проговорил Ран.

— Скотина упрямая, — прошипел Йоджи и рванулся к выходу.

Айя стояла на лужайке перед домом. Завидев Йоджи, она кинулась к нему.

— Они живы?! А где Ран?!

— Сейчас выйдет, — ответил Йоджи, устраивая женщину на траве. — Они живы. Успокойся.

И рванулся было назад к дому, но тут на крыльце появился Ран. Шел он не быстро, но и от тяжести особо не изнемогал. Йоджи мог бы кинуться на помощь, но…

Ран не девушка…

Сжав кулаки, он заставил себя остаться на месте. Тем более что было еще одно важное дело. Он достал телефон.

— Аска, привет…

Ран дотащил отца до них и осторожно уложил рядом с неподвижно лежащей матерью Йоджи закончил разговор и закрыл телефон.

— Сейчас будет скорая и полиция, — сказал он, глядя в мелово-белое лицо Рана. Айя, уложив голову мамы к себе на колени, тихо всхлипывала.

— Полиция зачем? — спросил Ран. Йоджи присел рядом.

— Они отравились газом, Ран. В вашем доме это сделать невозможно. Он никогда не достигнет такой концентрации. И ты сам закрыл краны. И у них синяки на запястьях и на шее. Им связали руки и держали над плитой.

Всхлипывания Айи стали громче. Ран повернулся к ней и сказал:

— Успокойся. — И снова посмотрел на Йоджи. Не вопросительно — задумчиво. Потом на дом. Потом встал.

— Ключи дай.

— Что?

— Ключи от машины.

Не иначе, Йоджи растерялся от всей ситуации…, а может, просто научился доверять Рану… во всяком случае, он достал из кармана брюк ключи и протянул их Фудзимие. Не говоря более ни слова, тот взял ключи и бегом рванул к воротам.

— Что за?.. — пробормотал Йоджи. — А он вообще машину водить умеет?

— Умеет, — неожиданно ответила Айя. Голос ее звучал немного в нос, но относительно спокойно, что радовало. — Кудо-сан, а мама и папа…

— Пока не знаю, принцесса, — повернулся к ней Йоджи. — У вас дома нашатырь есть?

— Наверное, — растерянно отозвалась Айя. — Аптечка в ванной…

— Хорошо, — он поднялся на ноги. — Я вернусь через…

В этот момент в ворота, легко снеся часть забора, влетела его собственная машина. Ран круто затормозил возле них и крикнул Айе:

— Садись назад! — а сам выскочил и кинулся к родителям.

— Ран, что… — начал было Йоджи, но тот не дал ему договорить:

— Помоги мне.

Плюнув, Йоджи решил послушаться. Ран не вел себя как человек, охваченный паникой. И раньше Йоджи не замечал в ней склонности к дуракавалянию. Если что-то делает и при этом не объясняет, значит, есть причина, а на объяснения нет времени.

Все эти размышления заняли примерно полсекунды. Йоджи кинулся помогать Рану.

Айя уже сидела в машине посредине заднего сиденья. Они усадили Фудзимию-сан слева от дочери, а ее мужа — справа. Ран сел на переднее сиденье, Йоджи — за руль. Он хотел открыть окна, но Ран остановил его руку и приказал:

— Гони!

И оглянулся на дом. Йоджи, газуя, успел подумать, что из Рана выйдет отличный командир какой-нибудь боевой группы — и тут до него дошло, от чего тот стремится убежать.

Фудзимия-старших траванули газом. Значит, изображали утечку. Значит, получаем цепочку — утечка-концентрация-искра-взрыв. Но газ в этом доме не соберется в такой концентрации. Значит, там…

Он не успел додумать. Сзади громыхнуло, и тут же машину сильно толкнуло вперед. Сзади вскрикнула Айя, Йоджи ударился грудью о руль, Ран, не успевший пристегнуться, влетел головой в лобовое стекло. Зашипел, прижимая руку ко лбу; по стеклу побежали трещины.

— Айя, ты в порядке? — спросил он.

— Да, — слабо отозвалась она. — Испугалась.

— Хорошая машина, — пробормотал Йоджи, притормаживая. — Даже стекла не вылетели. Ран, ты как?

— Нормально, — проговорил тот, не отнимая руки ото лба. Йоджи сморгнул. Между пальцами Рана текла кровь.

— Нормально?! Ты голову себе разбил! Дай посмотреть!

— Да ну, фигня, царапина, — раздраженно попытался отбиться Ран. С заднего сиденья прозвучал все еще очень слабый, но уже малость раздраженный голос Айи:

— Кудо-сан, лицо обильно снабжено кровеносными сосудами. Даже мелкие царапины сильно кровоточат. Ну что вы, в самом деле…

Йоджи выдохнул. Сжал кулаки. Разжал. Потом сказал:

— Ладно, выходим. Вашим родителям нужно много воздуха. Но потом, — он грозно посмотрел на Рана, — я все-таки осмотрю твой лоб.

— На здоровье, — устало отозвался Ран и открыл дверь. В этот момент им в глаза ударил яркий свет.

Йоджи прищурился — в них светила фарами едущая навстречу машина. Сначала он решил, что, переволновавшись, заехал не на ту полосу. Потом сообразил, что полоса та. И тут машина остановилась, пригасив фары, и Йоджи ощутил ужас — липкий, беспомощный. Он узнал машину. Она же или очень похожая караулила, дом Фудзимий, когда они с Раном провожали Айю в первый раз.

Сейчас выйдут и перестреляют всех, понял он обреченно. И сбросят вместе с машиной куда-нибудь. Рядом выдохнул сквозь зубы Ран.

— Айя, — проговорил он, — беги.

И дернулся из машины, навстречу открывающимся дверям той, черной; и ведь выйдет щас, с глухой тоской подумал Йоджи, и кинется под пули, чтобы отвлечь, и он, Йоджи, за ним пойдет, потому что он теперь всегда за ним пойдет, куда бы ни отправился Ран.

Был ли смысл тогда бегать?

Громко, властно заорала полицейская сирена. Тяжелый байк промчался мимо машины Йоджи к той, черной, и замер живым заслоном, и голос, усиленный микрофоном, приказал:

— Всем выходить из машины с поднятыми руками!

Возможно, они расстреляли бы и ее, но издали уже доносился многоголосый вой других сирен, и двери в машине захлопнулись, и она резко дала задний ход. Аска начала стрелять, но пули отскочили от бронированного стекла; развернувшись практически на месте, черная машина умчалась прочь.

Аска не стала преследовать их. Соскочила с байка, кинулась к йоджиной машине; он вылез ей навстречу, двигаясь медленно, как инвалид. Аска бросилась ему на шею, порывисто обняла, отпустила, начала орать что-то… Йоджи только улыбался как идиот и послушно кивал. Из машины вылез Ран; ему тоже досталось удушающее объятие и порция ругани; потом подлетели машины скорой помощи, началась рабочая суета. Родителей Фудзимии поместили в разные машины, к матери села Айя, к отцу — Ран; впрочем, он тут же выскочил, бегом бросился к Йоджи, схватил его за плечи и, притянув к себе, крепко поцеловал.

— Спасибо! — проговорил он, оторвавшись. — Я тебе скоро позвоню. Я люблю тебя.

И так же, бегом вернулся в машину.

Выли сирены. Полицейские обматывали место взрыва желтой лентой. Метались огни, что-то громко и отчетливо вещал в камеру телерепортер.

Аска подошла к Йоджи сзади и осторожно обняла его за плечи.

— Я думаю, тебе надо вернуться домой, Йоджи. Давай я тебя отвезу? С машиной все будет в порядке.

— Спасибо тебе, родная, — тихо проговорил он. — Даже не представляю, как бы я жил без тебя.

— Плохо, зато недолго, — грустно улыбнулась Аска. — Ты моя карма и мой крест. Поехали, Йоджи. Твоя мама наверняка волнуется.

 

* * *

 

Ярким солнечным днем из красного кабриолета, остановившегося возле главного входа в великолепное стекло-бетонное здание, принадлежащее «Такатори Индастриз», вышла ослепительной красоты женщина: светловолосая белокожая европейка в белом деловом костюме, пиджак которого подчеркивал ее немыслимо тонкую талию, а юбка высоко открывала длинные ноги. Обута она была в невероятной высоты и тонкости шпильки. Глаза закрывали модельные солнечные очки. Прямой взгляд на нее слепил не хуже, чем взгляд на солнце.

Она процокала каблучками в прохладный холл и остановилась возле ресепшна. Респешионистка посмотрела на нее с улыбкой на губах и отчетливой завистью во взоре.

— Good afternoon. How can I help you?

— Меня зовут Брюн Йохансон, я корреспондент CNN, — ответила гайдзинка по-японски. — У меня назначена встреча с Такатори Рейдзи-сама.

Спустя всего лишь три минуты личная секретарша Такатори Рейдзи уже открывала перед Брюн дверь в кабинет своего босса. Глава корпорации «Такатори Индастриз» поднялся навстречу прекрасной гостье.

— Йохансон-сан, как я рад вас видеть! В жизни вы еще прекраснее, чем по телевизору!

— Вы смотрите мои шоу? — улыбнулась Брюн, садясь в мягкое кресло напротив хозяйского и закидывая ногу на ногу.

— Разумеется, — Такатори погладил взглядом ее ногу от щиколотки до бедра и поднял глаза на лицо. — Я бы смотрел что угодно, чтобы видеть такую прекрасную женщину. Простите, я почти не говорю по-английски…

— Ничего, я без труда говорю на японском, — Брюн продолжала улыбаться, хотя ее взгляд был холодным. — Впрочем, мы можем говорить, например, на китайском. Я прекрасно владею и этим языком тоже.

Выражение глаз Такатори за очками разглядеть почти не удавалось, но лицо его, как показалось Брюн, слегка дрогнуло.

— Боюсь, я успел подзабыть язык Поднебесной…

— Что ж, тогда японский, — Брюн выдала голливудскую улыбку и включила диктофон: — Такатори-сама, расскажите, пожалуйста, про ваши планы по захвату фармакологического рынка.

— Ну, — он слегка пошевелился в кресле, устраиваясь поудобнее, — я бы не стал употреблять такое громкое слово — захват. На самом деле, мы планируем приобретение небольшой фармакологической компании…

— Типа «Фудзимия Фармаколоджи»? — перебила его Брюн. Большой босс сбился.

— Эээ…, а почему вы решили, что именно?..

— Насколько мне известно, — спокойно заговорила Брюн, — вы обращались к Фудзимие Сеичи-сану с предложением о слиянии.

— Разумеется, — сдержанно отозвался Такатори, — как и ко многим другим, поскольку Фудзимия Сеичи-сан не был согласен…

— А вы настаивали, — это был не вопрос. Даже несмотря на очки, было видно, что Такатори нахмурился.

— Я не вполне понимаю, к чему вы клоните, Йохансон-сан.

— Вы прекрасно понимаете, — последовало холодное возражение. — Вы слышали о несчастье, постигшем семью Фудзимия?

— В их доме произошла утечка газа, насколько я понимаю, — Такатори слегка поерзал в кресле, видимо, устраиваясь поудобнее.

— Возможно, — согласилась Брюн. — Расследование еще не окончено.

После короткой паузы Такатори спросил:

— Йохансон-сан, вы не хотите выключить диктофон?

Чуть улыбнувшись, Брюн нажала кнопку «Стоп» на диктофоне и убрала его в сумку.

— Вы же не шантажировать меня пришли, верно? — моментально превращаясь из обаятельного мужчины, беседующего с привлекательной женщиной, в холодного и расчетливого главу крупной компании, осведомился Такатори.

— Что вы, — кажется, перемена позабавила Брюн, — мне нечем вас шантажировать. Дом взорвался. Было ли там взрывное устройство или это газ — непонятно. Фудзимия-сан и его жена утверждают, что к ним ворвались неизвестные люди с закрытыми лицами, избили Фудзимию-сана, связали их обоих и подтащили к газовой плите. Фудзимия-сан успел увидеть, как потеряла сознание его жена, прежде чем отключился сам. Но бандиты ничего не требовали и не угрожали никак. Просто совершили акт насилия и исчезли. Где их теперь искать? Что же до детей Фудзимия и их друга, то после того, как они вытащили Фудзимий-старших из дома, их пыталась атаковать неизвестная машина, которую спугнуло появление полиции. Полицейская запомнила номер, но на следующее утро машину с таким номером нашли разбитой на обочине хайвея. Никаких следов. Владельца по номерам установить не удалось. Так чем же мне вас шантажировать, Такатори-сама?

— Тогда чего вы добиваетесь? — тяжело уронил он.

— Ну, мне, например, не хотелось бы, чтобы с семейством Фудзимия еще что-нибудь подобное случилось, — спокойно ответила Брюн. Такатори усмехнулся.

— Йохансон-сан, а с чего вы взяли, что это происшествие имеет ко мне какое-то отношение?

— Помилуйте, Такатори-сама, — взгляд женщины был совершенно ледяным, — я вас разве обвинила в чем-то? Но вдруг вам не понравится, что Фудзимия отказал вам в сотрудничестве, и вы захотите что-то подобное сотворить? Припугнуть? У Фудзимия двое детей, они очень уязвимы…

— А если я сейчас просто выставлю вас за дверь? — кажется, Такатори забавлялся. — Вы, наверное, сделаете разгромный репортаж о том, как злобный японский мафиози обижает маленькую частную фарм-компанию?

— Могу, — пожала плечами Брюн. — Ну, думаю, не понадобится. Я бы так и поступила, если бы речь шла только о семействе Фудзимия. Но в машине, на которую наставили свои пушки ваши головорезы, сидел мой сын. А это непростительно, — металлом ее голоса можно было резать; Такатори невольно поежился. — Поэтому я потребовала вашей смерти, — Такатори приподнял брови, с изумлением глядя на посетительницу. Она как будто не заметила взгляда. — Но мой друг говорит, что ваша жизнь ему еще нужна. Он стоял передо мной на коленях и просил простить, что не может убить вас прямо сейчас. — Очень неторопливо она достала из сумки мобильный телефон. — К счастью для вас, он говорит по-японски, иначе бы вам пришлось все-таки вспомнить язык Поднебесной.

Телефон разразился мелодией — каким-то бешеным маршем — прямо в бледное лицо Такатори. Он сильно вздрогнул, но принял из рук Брюн раскрытый аппарат.

Он сказал только «алло» в начале и «я понял» в конце. Вернул трубку. Произнес:

— Спасибо за беседу, Йохансон-сан.

Она встала и вышла, не кланяясь.

В лифте Брюн прислонилась к зеркальной стенке, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Руки тряслись. Мелькнула мысль о нитроглицерине. Судорожным движением она расстегнула сумку, достала пудреницу и расческу, провела ею пару раз по волосам, пуховкой мазнула лоб и нос. Когда лифт остановился на первом этаже, она вновь была собранной, уверенной в себе тележурналистикой из Штатов.

Йоджи ждал ее в машине, и хотя окно было открыто, весь салон успел провонять его отвратительными крепкими сигаретами. Впрочем, сейчас это было именно то, что требовалось Брюн. Она выхватила сигарету у сына из пальцев, жадно затянулась пару раз, закашлялась и вернула Йоджи его отраву.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил он. — Что этот козел сказал?

— Все нормально, — ответила Брюн, откидываясь на спинку сиденья. — Поехали, Йоджи, только верх не поднимай.

На рассказ о том, что случилось в кабинете Такатори, ушло пять минут, но этого хватило, чтобы повергнуть Йоджи в глубокий шок.

— Я совсем ничего не понимаю. Чем ты напугала Такатори? При чем тут китайский?

— Ну, видишь ли, — Брюн прикурила свой Вог и с удовольствием втянула ментоловый дым, — китайская мафия имеет огромное влияние на Такатори Индастриз. Поскольку Такатори Рейдзи совсем недавно возглавил корпорацию, он пока играет по тем же правилам, что и его отец. Думаю, что скоро он постарается избавиться от их влияния, и они тоже это знают, потому нажимают изо всех сил…

— Мама, — в голосе Йоджи звучал священный ужас, — ты-то какое отношение имеешь к китайской мафии? Во имя неба, не пугай меня!

— Никакого! — возмутилась Брюн. — Я свободный, независимый журналист, на меня никто не влияет! В чем ты меня подозреваешь, ребенок?!

— Ты что, встречаешься с главой мафиозного клана, что ли? — дошло до Йоджи.

— Нет, ну что ты, — Брюн погасила сигарету в пепельнице. — С его сыном.

Йоджи заморгал. Информация была… сложной для усваивания.

— Сын, — повторил он. — А сколько лет сыну?

— Тридцать два, — кокетливо сказала Брюн.

— Тебе сорок четыре!

— Обязательно надо об этом напоминать, да? Мне все говорят, что я выгляжу на тридцать пять. Без косметики и невыспавшаяся!

На это Йоджи счел за благо промолчать.

Полчаса спустя они въехали на гостевую парковку центральной городской больницы. В киоске у входа Йоджи купил цветов — букеты здесь были так себе, но лучших искать было негде; он волновался до трясучки. Брюн то и дело поглядывала на него с усмешкой.

На регистрации их встретил Ран. Три дня после взрыва Йоджи его не видел — на Фудзимию свалилась разом куча дел, связанных с устройством родителей в больнице, счетами, страховкой, полицией и прочими подобными вещами. Правда, полиция его, спасибо Аске, терзала не сильно. Один раз им удалось созвониться: Ран рассказал, что родители пришли в себя, с ними все в порядке, он и Айя живут сейчас на его квартире, в общем, все нормально. На большинство же звонков Ран попросту не отвечал, и Йоджи не мог его за это винить, хотя некое неприятное чувство поселилось под сердцем…

Сегодня, через три дня после последней встречи Йоджи, увидев Рана, затормозил на месте, словно ударившись лбом о стену.

Ран очень похудел, как-то потускнел — от усталости, наверное, волосы выглядели давно не мытыми, и Йоджи сообразил, что Ран давно не стригся и цвет тоже не обновлял. Щеки запали, глаза воспалились, лоб был заклеен пластырем.

— Ну и видок у тебя, — проговорил Йоджи, улыбаясь как сумасшедший. Ран был красив. Этот Ран — уставший, неухоженный — был охренительно, дико, невероятно красив… это был его Ран.

В ответ Фудзимия улыбнулся — чуть заметно, но очень тепло — и махнул Йоджи рукой.

— Пойдем. Папа про тебя спрашивает с тех пор, как пришел в себя.

— Про меня? — переспросил Йоджи, оглядываясь на мать. Та усмехнулась ему явно издевательски. Вспомнила, наверное, как знакомилась с родителями отца…

— Да. Я ему рассказал. Пойдем.

— Цветы отдай, — окликнула его Брюн. — Ты их, наверное, все-таки не Фудзимие-сану принес, а его жене.

Йоджи отдал ей цветы и пошел следом за Раном. Руки у него были ледяными. Наверное, подумал Йоджи, я выгляжу как привидение. Черт, да мне же страшно, сообразил он. Никогда еще Кудо Йоджи не знакомился с родителями своих избранниц. А тут ситуация еще хуже. Тут, простите, избранник!

Перед дверью палаты Ран обернулся и посмотрел на него. Как показалось Йоджи — ободряюще. Йоджи сделал пальцами ОК, и Ран, отвернувшись, открыл дверь.

Фудзимия Сеичи-сан, видимо, только что пообедал, потому что рядом с кроватью на тумбочке стоял поднос. Сейчас он, нацепив на нос очки в квадратной оправе, читал газету.

Ран подтолкнул Йоджи вперед и проговорил — голос его звучал как у больного астмой:

— Отец, позволь тебе представить Кудо Йоджи.

Фудзимия-старший отложил газету и поднял глаза на Йоджи. Тот быстро поклонился, выпрямился, попытался улыбнуться… Какое там… у Фудзимии Сеичи лицо было примерно такое же выразительное, как и у его сына. Только еще ближе к их предкам — камням. Йоджи понял, что теряется, не зная, что сказать, но отец Рана заговорил первым:

— Кудо-сан, Ран рассказал мне, что вы сделали для меня и моей жены. Я вам безгранично обязан и признателен.

Наверное, если бы он стоял, то изобразил бы полный поклон с задержкой минут на пять. Тут ему пришлось удовлетвориться низким наклоном головы. Йоджи понял, что его охватывает паника.

— Да что вы, Фудзимия-сан, — жалкие попытки придать голосу бесшабашность и веселость ни к чему не привели. — Ран и Айя-тян сами бы прекрасно справились…

За спиной чуть слышно зашипел Ран. Однако Фудзимия-старший вроде бы даже улыбнулся.

— Тем не менее, вы им помогли, и вся наша семья перед вами в неоплатном долгу.

И сейчас они отдадут ему Рана в уплату долга, сообразил Йоджи. Черт…

— Я сам был в неоплатном долгу, — произнес он прежде, чем Фудзимия Сеичи сказал еще что-нибудь. — Перед вами и вашей супругой. Потому что благодаря вам у меня есть Ран.

Сзади прозвучал вздох — глубокий, в котором звучали одновременно облегчение и обреченность. Затем Йоджи почувствовал, что Ран встал совсем рядом с ним и чуть сзади, за плечом. Это… вдохновляло.

— Поэтому вам не за что меня благодарить, — со светлой улыбкой закончил Йоджи.

Прошло не менее минуты, а может, и больше, прежде чем Фудзимия-старший проговорил:

— Благодарю вас, что заботитесь о моем сыне, Кудо-сан.

Они поклонились синхронно, и Йоджи вышел на негнущихся ногах.

Ему в срочном порядке нужна была сигарета. К счастью, совсем рядом с палатой Фудзимии Сеичи обнаружился незапертый выход на пожарную лестницу; Йоджи забрался туда, уселся на ступеньку и закурил.

Пять минут спустя, когда первая сигарета закончилась, и Йоджи закурил вторую, на лестницу выглянул Ран.

— Я тебя потерял.

Йоджи кивнул, разглядывая Рана. Сейчас ему казалось, что тот выглядит чуть получше, чем в регистратуре. Как будто его что-то отпустило.

— Я щас докурю и навестим твою мать, ага?

— Хорошо, — Ран подошел и присел на ступеньку ниже. Йоджи видел его взъерошенный затылок, шею, опущенные плечи… Сунув сигарету в рот, он положил руки Рану на загривок, запустил под ворот футболки, провел по плечам. Ран чуть подался назад, навстречу прикосновениям, обернулся, и Йоджи встретил его взгляд.

— Устал?

— Сильно.

— Отдыхай, — и Йоджи улыбнулся. — Все теперь в порядке.

Ран вернул улыбку. Тогда Йоджи вынул сигарету, выдохнул дым и, наклонившись к Рану, поцеловал его.

Когда они разомкнули губы, Ран сказал:

— Бросай курить, Йоджи.

— Фигушки, — весело отозвался тот. — Потерпишь. Не девушка.

Эпилог

Ран проснулся среди ночи, что было само себе странно — в последнее время он так выматывался за день, что с утра чувствовал себя не отдохнувшим, а разве что чуть менее утомленным, чем накануне. А ночью спал как мертвый, без сновидений.

Проснувшись, он сразу же сообразил, что именно его разбудило — рядом не было Йоджи, и, видимо, не было уже приличное время, потому что когда Кудо просто среди ночи отлучался в туалет, Ран никогда не просыпался.

Тревога разбудила его окончательно: Ран сел на кровати, натянул старые йоджины джинсы, в которых ходил по дому, и пошел на кухню — оттуда пробивался свет и тянуло сигаретным дымом, значит, Йоджи был именно там.

Ран не ошибся — его парень сидел за столом перед пепельницей, где уже лежало штук пять окурков — а меж тем накануне Ран ее вытряхивал — и курил.

— Что такое? — сиплым со сна голосом спросил Ран.

— Ты чего вскочил? — спросил в свою очередь Йоджи. — Иди спи. Я сейчас приду.

— Что-то случилось? —Ран подошел ближе и сел на табуретку. Пол холодил босые ноги, и Ран подобрал одну под себя, а вторую поставил на перекладину йоджиного табурета.

— Ничего, — голос Йоджи звучал хрипло — наверное, от сигарет. А может, и нет. И глаза он отводил.

— Да что такое? — начал сердиться Ран. Йоджи вздохнул.

— Мне кошмар приснился.

— Рассказывай.

Некоторое время Йоджи молчал, явно колеблясь. Потом произнес:

— Такой сон… идиотский. Жуть. Мерзость. Будто мы с тобой лезем в какую-то канализацию… ты впереди, я позади, я вижу твою спину, на тебе какой-то дурацкий плащ, и в ухе… — он рассеянно провел рукой по мочке, — …в левом длинная серьга… как те, что ты Айе подарил…

Рану вдруг стало страшно, и он инстинктивно придвинулся к Йоджи.

— И я… — Йоджи мучительно подбирал слова, — помню, что думал — ну вот за что он меня так ненавидит? Про тебя. Но это так, фоном, такая постоянная мысль на твой счет, что ты меня ненавидишь. А так я думал — как же меня все задрало, как я устал, у меня ноги промокли, какая тут вонь, хоть бы сдохнуть… — Он судорожно провел рукой по лицу. — И… представляешь, я во сне знал, что Аска умерла… — тут Ран, не выдержав, положил ему руку на плечо, и Йоджи накрыл его пальцы ладонью. — И сам хотел подохнуть…, а мы вроде какие-то убийцы, что ли, и идем на задание, и я думал, хоть бы в этот раз помереть, что ли… И еще, помню, боялся, что ты можешь умереть раньше меня…

Он внезапно скорчился, закрыв лицо руками, и Ран, обхватив его за шею, потянул к себе.

— Йоджи, это сон. Успокойся, это сон. Все. Все нормально. Никто не умер.

— Я знаю, знаю, — отозвался Йоджи — судорога начала его отпускать. — Я проснулся… меня просто трясло… только что не ревел… испугался, что снова засну и этот кошмар вернется, и пошел курить.

— Что не разбудил?

— Ну, ты так отрубился вечером, — Йоджи чуть улыбнулся. Ран вздохнул.

— Если повторится — разбуди. Пойдем спать. Холодно.

Они вернулись в постель, и Йоджи устроился на плече Рана головой — это было как-то по-дурацки, обычно так девицы делают, но Йоджи было плевать, просто хотелось ощущать рядом с собой теплого, живого, а главное, любящего его Рана.

— Кстати, — пробормотал он, — во сне тебя почему-то звали Айей.

— Полный бред, — сказал Ран. Голос его звучал… пожалуй, даже ласково. Йоджи почувствовал, что его отпускает.

Потихоньку дыхание Рана стало медленней и глубже. Он засыпал. Йоджи лежал и слушал, как он дышит, ощущая, как постепенно все глубже и глубже отходит кошмар, как замедляется биение сердца… сознание поползло… и уже на грани сна и яви его посетила странная, полубредовая мысль — вот мне приснился кошмар про мою иную жизнь, и я проснулся, и вернулся сюда, в свой дом, к Рану, и успокоился…, а тому Йоджи если приснится сон про эту жизнь — какое отчаяние ждет его по пробуждении… И безграничная жалость к тому, другому, искалеченному, убийце, затопила сердце Йоджи… и с ней он заснул.

Не забудьте оставить свой отзыв:https://ficbook.net/readfic/4752572