Пролог

 

Быть пророком сложно: каждое видение - это сотни, а то и тысячи, разбегающихся в разные стороны вероятностей. Не ошибиться, сделать правильный шаг, выбрать единственно верную тропинку среди множества вероятностей, которая через пару шагов тоже разбежится веером дорожек... И страшно. Страшно однажды уйти по этим тропинкам слишком далеко, так что забудешь дорогу обратно. Кроуфорд видел несчастных, заблудившихся на этом пути.

Пустые, бессмысленные глаза, безвольные лица, невнятно бормочущие губы, тела опутанные множеством проводов от тихо пищащих приборов. Зачем им сохраняли жизнь? Кому нужны были их туманные пророчества, составленные из разрозненных, полупонятных слов, записанных приставленными к пускающим слюни телам студентами-практикантами с факультета оракулов? Кроуфорд всегда полагал, что это делалось специально, чтобы будущие пророки впоследствии, когда их продадут "нужным" людям, были смирными и послушными, какие бы жестокие развлечения не устраивали себе их хозяева, автоматически становящиеся Якорями.

Именно эти воспоминания заставляли Кроуфорда яростно цепляться за реальный мир, соглашаться терпеть унижение от своего первого Якоря, которым стал его учитель и куратор герр Хаупман. Но самым мерзким и жестоким хозяином стал для него Такатори Рэйдзи. У этого человека была непомерная жажда власти и мания контроля. Именно тогда Кроуфорд стал мечтать о свободе. Нет, о Свободе! Именно так: с большой буквы. И не только мечтать.

Путь был долог и труден. Не последнюю роль в нем сыграла команда смешных, наивных мальчишек-идеалистов Вайсс - ими было так просто и легко манипулировать... И вот, наконец, она - Свобода! Но... вкус ее горек. Команда, которую он оберегал и вел за собой, выбрала для себя новые пути. Даже Шульдих, его несносный, вспыльчивый, переменчивый и непоседливый словно огонь, ставший для Кроуфорда спасением, его якорьком, ласковым и заботливым, ушел. Ушел искать свою судьбу. И Кроуфорд его отпустил, потому что знал: рядом с ним телепата не ждет ничего хорошего.

Он отпустил их всех. Оборвал даже те тонкие ниточки, что помогли ему выжить и победить Бергера, когда тот затащил его в свой внутренний мир. Отпустил, потому что во время того боя, на безжизненной пустыне своего внутреннего мира он увидел их Смерть. Ни одна общая тропинка не вела в будущее, зато поодиночке их тропинки росли и ветвились как молодые деревья в лесу. Кроме одной... его, Кроуфорда тропинки. Она была похожа на сухой, мертвый, покрытый плесенью куст ирги*.

Но Кроуфорд был не такой человек, чтобы опускать руки даже в самой безнадежной ситуации - он не сдавался, искал, менял исходные, менял себя... И, наконец, нашел! Маленький, зеленый побег на своем высохшем кусте.

Брэд Кроуфорд улыбнулся и сделал Шаг.

 


*Ирга - кустарник, родом из Северной Америки (http://melikedacha.ru/kustarniki/kustarnik-irga)

Часть первая, спасательная

 

Фудзимия Ран умирал. И был вполне доволен этим фактом. Просто у него больше не было причин цепляться за жизнь: месть свершилась, сестра здорова и счастлива, мировая справедливость... Вы смеетесь? В мире нет, и не может быть справедливости, есть долг, но Ран устал, так сильно устал. Устал быть убийцей, который когда-то верил в то, что он – карающий меч справедливости, устал быть один, но снова привязываться к кому-либо не желал из страха его потерять, устал нести вину, которая, как кислота разъедала его душу. Ран лежал на грязном асфальте и  мечтательно улыбался снегу, падающему с затянутого серыми, тяжелыми тучами неба.

Увы, судьба в этот день оказалась не благосклонна исполнять сокровенные желания одного отдельно взятого убийцы – видимо слишком многими долгами была отягощена его карма. Благостную картину пасмурного неба заслонило темное пятно чьей-то физиономии, расплывающееся в мутнеющем взгляде, и смутно знакомый голос произнес:

– Держись! Ты нужен мне!

 

Больничные запахи и звуки одинаковы во всех странах, обезличенно стандартизированная обстановка и белые потолки навевают тоску. Сколько их уже было, пробуждений в таких вот белых, пахнущих лекарствами комнатах... Только раньше скуку выздоровления скрашивали сперва визиты родных, потом друзей. Больше к нему никто не придет, он сам вычеркнул из своей жизни всех, кто был ему хоть немного дорог – за его плечом всегда стояла смерть, и Ран больше не хотел, чтобы ее голодный взор упал еще на кого-то из них. Иногда ему казалось, что сам он не человек, а шинигами, и все, кто с ним осмелится соприкоснуться, неизбежно заражаются смертью. Так зачем ему жить?

Что может быть проще, чем выдернуть из иглы мягкую трубочку капельницы, чтобы в вену попал воздух и остановил его сердце? Но Рана останавливало воспоминание о словах, услышанных на грани забытья: "Ты мне нужен!".  Неужели нашелся глупец, не побоявшийся прикоснуться к посланнику смерти? Какой глупец решил задержать его в смертном мире? "Что ж, – решил Ран. – Стоит задержаться и посмотреть на этого смельчака. Умереть я всегда успею".

Словно в ответ на его мысли, щелкнул язычок замка на двери и в палату зашел... он. Да, только у этого человека могло хватить нахальства вырвать из объятий смерти того, кто сам к ней стремился. Только этот самоуверенный до отвращения тип, всегда раздражавший Рана, мог успеть в последнюю минуту, а мог и раньше...

– Какого черта?! – попытался вскинуться Ран, но был припечатан к постели двумя весьма сильными руками.

– Лежи. Тебе нельзя дергаться минимум десять дней, – спокойно сообщил ему Кроуфорд и, убедившись, что больной больше не делает попыток подпрыгнуть, отпустил Рана, чтобы пододвинуть к его постели стул, обнаружившийся возле окна.

– Чего тебе от меня надо? -  Голос Фудзимии прозвучал слабой пародией на его обычно властный и твердый тон – после его сумасшедшего рывка довольно ощутимо дергало рану, противно кружилась голова, а во рту образовалась противная сухость.

– Ммм... – Кроуфорд театрально задумался. – Может я решил стать добрым волшебником и спас тебя просто так, по старому знакомству?

– Ты? – усмехнулся Ран. – Я скорей поверю в некий злодейский план, предусматривающий мое участие в убийстве пары десятков каких-нибудь особо злобных паранормов и разрушении очередного исторического памятника.

Взгляд оракула стал из ехидно-ироничного цепким и серьезным:

– А что, согласился бы?

Ран удивленно хмыкнул: "Неужели угадал?" и с изумлением понял, что действительно не против:

– Смотря, как попросишь...

Вот так, по-дружески, пикироваться с давним противником было неожиданно приятно. Ран окинул собеседника оценивающим взглядом. Светло-серый деловой костюм сидел на своем владельце, как всегда, идеально, легкая (явно дизайнерская) небрежность в прическе придавала мужчине налет светского лоска, волосы черные, хотя в последнюю их встречу, они были седыми. "Хорошая краска, – отметил про себя Фудзимия. – Смотрится очень естественно". Кроуфорд молчал, не мешая себя рассматривать.

– Ну, так как? – снова подал голос Ран, когда молчание стало совсем уж неловким. – Какие там очередные Твари Тьмы мешают тебе завоевывать мировое господство?

– Увы, – развел руками кандидат в повелители мира. – Пока ничего конкретного предложить не могу. Ты немного не в форме и в силу этого для меня временно бесполезен.

– Что же не рассчитал получше? – задал Ран вопрос, мучающий его с самого начала их странного разговора.

– Извини, в будние дни на дорогах такие пробки, даже мой дар не смог помочь приехать вовремя. Но, мне уже пора, – Кроуфорд резко оборвал беседу и, встав со стула, направился к двери. – Не скучай, я еще зайду, – бросил он в пол оборота и торопливо покинул палату.

Но, несмотря на скорость побега, а Ран точно чувствовал, что это был именно побег, Фудзимия успел заметить темные круги вокруг глаз и усталость на лице, которую было трудно рассмотреть, пока оракул сидел напротив окна, так, чтобы свет бил его собеседнику в глаза. Не заметить подобные признаки бессонницы он не мог – последние года полтора лицо самого Рана выглядело так же.

– Что же с тобой происходит, Кроуфорд? – пробормотал Ран себе под нос. – Ни за что не поверю, что тебе тоже снятся убитые тобой люди.

 

Выздоровление шло медленно – лечащий врач что-то объяснял о попавшей в рану грязи, на что Ран, хмыкнув, ответил, что вряд ли убийца счел за труд заранее продезинфицировать свой нож и до использования хранил его в стерильной упаковке.

Наведывалась полиция. Взяли показания, записали адрес… По глазам было видно, что искать преступника никто не будет – попробуй найди в многомиллионном городе мальчишку, которого потерпевший и описать-то как следует не смог. 

Кроуфорд появился снова только перед выпиской. Протянул пакет с вещами, новыми, но без магазинных ярлычков:

– Одевайся. Документы я уже забрал. Поедем, пообедаем, заодно и поговорим.

 

– Ты сам-то понимаешь, чего просишь?

Фудзимия сверкнул своими серыми, как сталь катаны, глазами, отставляя в сторону чашку с кофе.

– Не прошу, Ран. Не прошу, – ухмыльнулся Кроуфорд. – Ставлю перед фактом. Ты мне должен.

Он поправил очки и неторопливо сделал глоток из своей чашки. Кофе в этой маленькой кофейне варили отлично.

– Я все про тебя знаю, ты не только справишься, но еще и удовольствие от процесса получишь. Признайся, – мужчина подался вперед, пристально вглядываясь в глаза собеседника, – тебе всегда хотелось увидеть меня у своих ног, провести остро заточенным лезвием по моей коже, наслаждаясь видом выступающей из раны крови, ткнуть меня лицом в пол…

Чем дальше он говорил, тем сильнее бледнел сидящий напротив него парень. В попытке успокоиться он схватился за остывший уже кофе, но руки так тряслись, что чашку пришлось поставить на место.

– Ты сумасшедший! Я думал у вас в команде только один псих, но видимо ошибался.

Сердце Рана колотилось где-то в горле, мешая дышать, ноздри хищно раздувались, тонкие губы сжались в плотную полоску. Откуда этот человек мог знать то, что Ран прятал от самого себя? Постыдные желания причинять боль, властвовать над другими. Он наслаждался секундами триумфа, когда в глазах его жертв проявлялось понимание его власти над их жизнью и сам же корил себя за это. Это был его позор и его вина, которые разъедали душу подобно кислоте, а Кроуфорд тихим, вкрадчивым голосом предлагал ему на блюдечке власть над чужой жизнью не на секунду, не на миг, навсегда.

– Нет!

– Тогда убей меня. Не хочу жить пускающим слюни и гадящим под себя овощем.

– Я… помогу тебе, – годы жесткого самоконтроля помогли Рану взять себя в руки. – Но без этого… – он помотал в воздухе рукой. – Никаких извращений!

Кроуфорд грустно улыбнулся.

– Если бы можно было без них, я бы к тебе и не обратился. У меня всего два варианта: либо неземная любовь, либо эти, как ты их назвал, извращения. Любовь ты мне вряд ли сможешь гарантировать, тем более уже в ближайшие пару месяцев, а вот контроль… – от последнего слова Кроуфорда заметно передернуло. – Смешно, я всю жизнь боролся за его отсутствие, а сейчас убеждаю бывшего врага взять его на себя.

Вокруг бурлила жизнь, спешили куда-то за окном пешеходы, гудели машины вслед перебегающим дорогу торопыгам, болтали за соседними столиками дамочки, заглянувшие в кофейню отдохнуть после забега по магазинам. И только за столиком в углу время будто приостановило свой суматошный бег. Наконец Ран перестал кусать губы и поднял голову.

– Не хотелось бы закончить как твои предыдущие хозяева.

Было заметно, что в глубине души он уже согласился, но еще пытался найти отговорки.

– Всегда существует доля риска. Разве не делает она жизнь острее и интереснее?

– Я могу убить тебя, – Фудзимия вперил пристальный взгляд в лицо пророка.

Мужчина на мгновение прикрыл глаза и застыл, даже дышать перестал. Под закрытыми веками было видно, как двигаются глазные яблоки – это было похоже на фазу быстрого сна.

– Я все равно уже предлагал тебе это. Считай, что с этой минуты я вручил тебе свою жизнь, что с ней делать – теперь твоя забота, – открыв глаза, заявил Кроуфорд и, заметно расслабившись, откинулся на спинку стула.

– Эй, я еще не дал согласие! – воскликнул Ран, своей экспрессией привлекая к ним внимание других посетителей.

Кроуфорд ухмыльнулся и вскинул руку, подзывая официанта.

Часть вторая, подготовительная

 

– Кроуфорд, ты понимаешь насколько раздражающа твоя манера вести себя? – Ран нервно стегнул себя по ноге хлыстом. – Только ты можешь просить выпороть тебя с таким видом, словно принимаешь иностранных послов в собственном королевском дворце! И это стоя на коленях!

Оракул, молча, пожал голыми плечами, не отрывая глаз от пола.

– Вот скажи мне, зачем тебе вся эта атрибутика? Я тебя спрашиваю, отвечай!

– Пойми, Ран, – ровным тоном, ничем не показывая, что его уже утомили подобные вопросы, ответил Кроуфорд. – С помощью ритуалов, проще всего закрепить нужные реакции, создать условный рефлекс. Мне нужен Якорь, а лучший стимул для создания рефлекса – боль. Ты причиняешь боль, мое тело привыкает реагировать определенным образом. Мне нужно научиться фокусировать внимание на тебе в любом состоянии, реагировать на твой голос, прикосновение. И у нас слишком мало времени, чтобы делать это постепенно.

Ран вслушивался в его слова, желая и страшась согласиться с доводами своей добровольной жертвы. Всем своим существом он мечтал вспороть эту бархатную кожу, с тоненькими, едва заметными ниточками старых шрамов, яростными ударами сплетенных в упругий жгут полосок кожи. Стереть эту снисходительную полуулыбку с красиво очерченных губ и увидеть, как они искривятся от боли, пощечиной сбить на пол эту самоуверенную сволочь, смеющую указывать ему, потомку благородных самураев, что делать. Кончики пальцев зудели от желания почувствовать контраст между гладкостью кожи и вздувшимися, горячими рубцами от ударов.

Ран ненавидел себя за эти желания, он боролся с ними с самого детства, смирял себя, держал в ежовых рукавицах, не позволял никому приблизиться к себе настолько, чтобы увидеть это его уродство. Он и с сестрой, поэтому предпочитал общаться по телефону, через океан – так надежнее не дотянется до нее яд его души. А сейчас этот глупый варвар предлагал ему то, от чего он бежал всю свою жизнь. Хорошо хоть желания убить, пока не наблюдается. Пока.

Эта мысль потянула за собой другую:

– У тебя аптечка-то хоть есть, самоубийца?

– В шкафчике, в ванной, – последовал немедленный ответ.

Ран тяжело вздохнул. Всегда предусмотрительный и параноидально осторожный оракул, вручив свою жизнь в руки Фудзимии, стал беспечным словно ребенок. Заботься теперь о нем. Мало ему было возни с командой психически неуравновешенных подростков, навязался на его голову этот… этот… Как будто Рану своих тараканов мало! Ткнув хлыст в зубы американцу – хочет изображать послушную собачку, пусть изображает, – Ран пошел за аптечкой. Содержимое небольшого пластикового контейнера его порадовало: нашатырь, кровеостанавливающие, обеззараживающие, успокаивающие и сердечные средства были в наличии, так же как таблетки от давления и бинты.

В комнате все было по-прежнему. Кроуфорд ни на миллиметр не изменил положения тела, Ран одобрительно хмыкнул – выдержка у этого человека отличная. Спина ровная, голова все так же наклонена, глаза смотрят в пол, дышит размеренно, во рту хлыст… Красиво! А ведь наверняка уже испытывает неудобство от долгой неподвижности. Ладно, получит он свою порку, только сперва…

– Ты вроде боксом когда-то занимался? – Отобрав хлыст, Ран кинул его на стол и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: – Разминочный комплекс хоть один да должен знать. Вставай, разогрей мышцы! Массаж тебе делать слишком жирно будет. – Как фехтовальщик, Ран отлично знал, что «холодные» мышцы это – гарантированная травма, а проснувшееся в нем чувство ответственности требовало обезопасить доверившегося ему человека, со всех сторон.

Смотреть на прекрасно развитое физически, сильное тело было приятно. «Надо будет научить Брэда нескольким красивым ката», – решил Фудзимия.

– Брэээд, – он негромко покатал на языке это имя. Короткое, удобное, не то, что эта языколомная фамилия. – Думаю, я буду называть тебя Брэд. Зачем тебе фамилия, если ты сам отказался от собственной жизни? Тебе и имя-то не положено, но надо же мне тебя как-то называть.

Ран понемногу начинал привыкать к мысли, что это тело отныне принадлежит ему. Оракул явно умеет подчиняться, и настроен весьма серьезно. Попробуем, – решился Ран, – вдруг это поможет утихомирить и своих внутренних демонов? Однако надо постараться не перегнуть палку, чтобы из разряда «неизбежное зло», к коему наверняка причислил Рана оракул, не перейти в разряд «подлежит немедленному уничтожению».

– Хватит, – остановил он мужчину. – На колени.

Кроуфорд быстро, но изящно выполнил приказ, по его губам скользнула едва заметная улыбка. Высокомерная, полная превосходства улыбка Оракула из Шварц, вызывающая желание поставить наглеца на место. Ран шагнул к Кроуфорду и, жестко ухватив того за волосы на затылке, заставил его поднять лицо.

– Ты получишь свою боль, но запомни: я сделаю это потому, что мне доставит удовольствие причинить ее тебе, а не потому, что ты этого захотел!

Идеально-равнодушная маска на лице и лукавые огоньки в беззащитных без привычных очков глазах.

Мы оба сошли с ума! – вздохнул Ран. Свистнул рассекаемый хлыстом воздух. В лабиринте вероятностей появилась новая, выписывающая безумные петли тропинка.

Часть третья, членовредительная

 

Спину ощутимо саднило даже в неподвижном состоянии. Ран переусердствовал вчера? Или это он сам просто отвык от подобных ощущений? Кроуфорд попробовал приподняться. Тело от макушки до пяток прошило болью, мужчина зашипел и вполголоса выругался. Рядом раздался сонный голос:

– Не ной, я был предельно аккуратен, даже ни одного разрыва не осталось. Смажем синяки мазью, и будешь бегать, как новенький.

Ран? Кроуфорд вздрогнул, снова растревожив спину. Они что, спали вместе? Это конечно тоже придется, но не хотелось бы вот так сразу. Как любой нормальный человек, Кроуфорд хотел бы сперва немного привыкнуть к партнеру. Он проанализировал посылаемые телом сигналы. Нет, характерные ощущения в области пониже спины отсутствовали, зато у кровати валялись испачканные полотенца.

– Fucking sheet!

– Хочешь орать, свали в другую комнату, – проворчал Фудзимия, пинком спихивая соседа с постели, – а мне дай поспать, у меня послеоперационный восстановительный период.

– Уууу! Садист-недоучка! – взвыл Кроуфорд, приземляясь коленками на жесткий пол.

– Скажешь, не сам такого искал? – парировал Ран, все же поднимаясь с постели и осторожно потягиваясь. Раненый живот все еще давал о себе знать. – Брэд, да ты хуже будильника! Того хоть заткнуть можно.

Кроуфорд удивленно взглянул на него. Фудзимия вел себя странно: всегда безукоризненно вежливый и закомплексованный, этим утром он был весьма раскован и даже, кажется, пробовал шутить.

– Хмм, – решив прояснить для себя один вопрос, подал голос оракул. – Ты не подскажешь мне, что мы делаем в одной постели?

Ран ухмыльнулся и, скорчив торжественную рожу, заявил:

– Ты сам говорил, что тебе надо привыкнуть ко мне. Вот и привыкай! И будь благодарен за мои титанические усилия по претворению, заметь, твоей гениальной идеи в жизнь.

– О, великий белый господин, – так же театрально-торжественно провыл Кроуфорд, – твой недостойный раб склоняется перед твоей мудростью и добротой, твое самопожертвование не имеет себе равных, твоя макушка попирает небо, а ноги земную твердь!

– Так-то лучше, – кивнул ему Ран и скомандовал: – Марш в душ! Погрейся там хорошенько, потом намажем тебе спину.

Зеркало в ванной показало, что Фудзимия был прав и не все так страшно как казалось: спина порадовала отсутствием открытых ран и абстрактным геометрическим узором начерченным, словно по линейке.

– Вот ведь, художник-извращенец, – хмыкнул про себя Кроуфорд и полез мыться.

Когда он вернулся в спальню, этот аккуратист Ран уже успел не только встать и одеться, но и заправить постель, и уничтожить улики, так смутившие Кроуфорда спросонья. На кровати, поверх покрывала, лежало полотенце, на тумбочке тюбик неоспорина*.

– Ложись, жертва собственной гениальности, лечить тебя будем, – усмехнулся Ран, указывая рукой на полотенце. Японец сегодня был до странности улыбчив и говорлив.

А у Рана в крови все еще бродили эндорфины, количество которых, ну никоим образом, не уменьшалось при взгляде на разукрашенную спину Кроуфорда. Ран мечтательно прикрыл глаза, вспоминая события вчерашнего дня.

 

Первый удар оказался слишком силен и заставил Кроуфорда со стоном выдохнуть воздух – это было приятно, но грозило слишком быстрым окончанием удовольствия, поэтому Ран решил немного его, удовольствие, растянуть. Не зная, что делать, он какое-то время ограничивался легким «пошлепыванием», что довело его добровольную жертву до сердитого сопения и нетерпеливого ерзания. Кожа на спине Кроуфорда немного порозовела, лишь след от первого удара выделялся более ярким цветом и припухлостью. Это навело Рана на мысль, сможет ли он «нарисовать» вторую полоску равно удаленной от первой. Смог.

Кроуфорд резко выдохнул и чуть заметно прогнулся, видимо от неожиданности. Или от боли? В Ране проснулся дух экспериментаторства. Как будет реагировать жертва, если бить все время с постоянной силой, и как на неожиданные всплески боли посреди равномерно слабых ударов?  Постоянно прилагаемая сила не принесла ожидаемого удовлетворения: Кроуфорд просто застыл истуканом и вздрагивал, когда плетеная поверхность хлыста касалась кожи. Да еще от широких замахов начал ныть шов на животе. Зато при втором варианте подопытный вел себя не в пример живее: шумно дышал, постанывал, подавался навстречу ударам, выгибал спину. Это понравилось Рану куда больше: безумие и жажда крови отступали, можно было убедить себя, что все происходящее делается с обоюдного согласия и ко взаимному удовольствию. Просто такая игра. А раз партнер не возражает, можно позволить себе еще немного – проверить станут ли вскрики громче, если при ударах захлестывать самым кончиком хлыста там, где кисточка, на соски, но для этого надо поднять «жертве» руки и сцепить их за головой.

В измененном состоянии сознания, в котором пребывал в тот момент Ран, ему показалось, что неправильно заставлять Кроуфорда держать руки на весу – он же устанет. И тогда ему вспомнились некоторые эпизоды его общения с Сионом, тот был поклонником искусства шибари** и пару раз (ну, может чуть больше) убалтывал Рана побыть моделью. Наибольшей любовью Сиона пользовалась обвязка Эби***, но Рану она не нравилась, да и времени требовала достаточно много, поэтому он остановил свой выбор на «Кобре». «Кобра» – простая обвязка, не требующая особого мастерства, выполняется быстро, выглядит эстетично. Называется она так из-за того, что зафиксированные в ней руки похожи на капюшон одноименной змеи.

Простая бельевая веревка нашлась быстро. Оказалось, что в гостиной Кроуфорда есть все – заранее готовился или просто запасливый? Ран сноровисто связал мужчине запястья, завел их за голову и свободным концом шнура обвел плечи, пропуская веревку позади шеи, что дополнительным бонусом заставляло модель все время держать голову склоненной. Готово! Ран полюбовался на ставшего еще привлекательнее от беспомощного положения мужчину и снова взялся за хлыст.

 

К своему стыду Ран почувствовал, что снова возбуждается. Вчера он позволил себе чуть приослабить жесткий самоконтроль и наслаждаться моментом, что закономерно привело к сексуальному возбуждению. Да и как можно было не поддаться очарованию сильного, красивого и одновременно такого беспомощного, находящегося в его полной власти Кроуфорда, тихо постанывающего и изгибающегося всем телом в попытке уйти от жалящих его поцелуев плети. Кроуфорд даже впал в некое подобие транса, хныкал и просил позволить ему кончить. Ран освободил мужчину от веревок, отдрочил им обоим, потом обиходил себя и засыпающего на ходу Брэда, помог ему добраться до кровати, но уйти в свою спальню уже не смог. Брэд вцепился в него, как младенец в любимого плюшевого мишку и невнятно забормотал что-то о холоде, одиночестве и еще каких-то глупостях типа «обнять-пожалеть», Ран плюнул и остался. Кровать у Кроуфорда была широкая и удобная, а Ран слишком устал и хотел спать.

Разбудили его вопли Кроуфорда, чем он весьма был недоволен – Ран не привык спать с кем-то и, к тому же, по утрам был весьма раздражителен. Зато шокированное выражение на лице мужчины уставившегося на скомканные полотенца возле кровати компенсировало ему и раннюю побудку и ночное бдение над мечущимся от жара больным. Ночи в Нью-Иорке душные, а у Кроуфорда после порки закономерно поднялась температура, так что пришлось Рану вставать и обтирать страдальца влажными полотенцами. Можно было бы тогда и уйти, но Ран всегда был ответственным молодым человеком и совесть не позволила ему бросить пострадавшего от его же руки больного.

Судя по возмущенным воплям, температура уже спала, и больной чувствовал себя вполне бодро. Что там навоображал себе Кроуфорд было вполне понятно, хоть и оказалось правдиво лишь отчасти, все же удовольствие они оба получили, пусть и от руки, и не в этой комнате. Рану было немного стыдно за это, поэтому он быстренько отправил Кроуфорда в ванную, а сам занялся уничтожением компромата. Едва он закончил, как появился американец, который совершенно не заморачиваясь по поводу одежды, просто обернул полотенцем бедра, а ложась на кровать, и вовсе его скинул.

Ран сглотнул ставшую вязкой слюну. Красивый, хищный зверь, с пропорционально развитыми мускулами, а на левой ягодице трогательная ямочка. «Спокойно Ран!» – одернул себя японец и сосредоточил свое внимание на том, что выше, то есть – спине. Мда… постарался он вчера хорошо: розовые, кое-где наливавшиеся синевой рубцы сплошным ковром покрывали его вчерашнее поле деятельности, на ребрах лиловели синяки в виде крохотных треугольничков. «Чем это я так?» – озадачился Ран. Он согрел мазь на пальцах и начал осторожно смазывать пострадавшие места. К сожалению совсем осторожно не получилось – руки мужчины, а особенно фехтовальщика далеки от нежности и гладкости, они покрыты мозолями и грубы, но Кроуфорд стоически молчал, не позволяя себе ни звука.

Закончив с процедурой Ран обеспокоенно заглянул в лицо «пациента», опасаясь, что снова поднялась температура и тот мог потерять сознание. Увиденное его удивило: рот Кроуфорда был приоткрыт, дыхание поверхностное, глаза затуманены удовольствием.

– Тьфу! Извращенец чертов! – Выругался Ран и выскочил из спальни.

Судя по всему, времена ему предстояли веселые. Но, готовя на кухне завтрак для двоих, он впервые за последние полгода подумал, что чувствует себя по-настоящему живым и... наслаждается этим.

 

 

*Неоспорин, Neosporin – заживляющая мазь. Используется для обезболивания, профилактики и борьбы с инфекцией и ускорения заживления ран. Оригинальный состав мази содержит три различных антибиотика: бацитрацин, неомицин и полимиксин. В относительно небольшом количестве также: анальгетик прамоксин , какао-масло, хлопковое масло, пируват натрия, токоферола ацетат и вазелин.

**Шибари – японское искусство эстетического бондажа. В практике используются в основном верёвки. Отличительными особенностями являются повышенная сложность и эстетичность обвязок. (кому интересно могут просветиться здесь http://obitelb.ucoz.ru/forum/9-169-1)

***Эби – обвязка человека в коленопреклоненной позе. Длительное нахождение в этой позе – пытка.

Часть четвертая, рефлексионная (то бишь самокопательная)

 

Два дня Кроуфорд старался резко не вставать, двигался плавно и неторопливо и… наслаждался чужой заботой. Он уже и не помнил, когда за ним последний раз так преданно ухаживали. Внутри команды было не принято замечать слабости командира, да он и сам старался не показывать. А в «Чистилище» никому и дела не было насколько тебе хреново: живой, на ногах держишься – и радуйся, а нет – ползи до медпункта, в котором никто тебе обезболивающего не предложит, плеснут антисептика, пару стежков сделают и проваливай.

Синяки проходили быстро, Фудзимия действительно заботился о нем и не нанес сильных повреждений. Удивительно для человека, который когда-то в порыве ярости швырялся катаной в вертолет. Кто бы мог подумать, что у него настолько хороший самоконтроль. Кажется, на этот раз Кроуфорду повезло с Якорем и можно уже рассказать ему про вторую, основную, часть его обязанностей.

Именно эту часть Кроуфорд особенно не любил. Этой основной частью были регулярные половые контакты Якоря и пророка и желательно в весьма жесткой форме. После его первого раза, Кроуфорду наложили три шва «там», и потом он еще месяц ходил прихрамывая. Герр Хаупман был, конечно, садист, но умеренный и все последующие разы сильно Кроуфорда не мучил, зато подробно объяснял, что и для чего делает. Тогда юный оракул психовал и клялся вычеркнуть из памяти все его уроки сразу же, как выйдет из стен школы. Увы, ему еще не раз пригодились впитанные с болью знания. И самое главное из них было: не можешь избежать – научись получать от этого удовольствие.

Большинство его последующих хозяев любили, чтобы их жертва испытывала в процессе пыток возбуждение и кончала по приказу. Кроуфорд научился превращать боль в удовольствие, но вот перестать испытывать омерзение так и не смог. Каждый раз отлеживаясь после очередного сеанса закрепления связи он представлял, как будет ме-е-е-дленно убивать каждого, кто хоть раз посмел смотреть на него свысока, а потом  часами отрабатывал равнодушно-покорное выражение лица и ничего не выражающий взгляд.

Из всей команды правды о его отлучках на «отчеты о работе» не знал никто, хотя он подозревал, что догадываются. Его подчиненных и самих регулярно вызывали в центр для «подтверждения лояльности» – наверняка их там тоже не плюшками кормили. Но по негласному соглашению они никогда не рассказывали и не спрашивали об этом. Со стопроцентной уверенностью можно было утверждать, что его подчиненных заставляли доносить на него и на остальных членов команды, поэтому каждый старался знать о других как можно меньше. Неудивительно, что они предпочли расстаться, как только получили свободу.

Какая ирония судьбы: Кроуфорд не жалел ни своей, ни чужой жизни, чтобы завоевать свободу и как он ей распорядился? Вручил врагу! Шульдих утверждал, что у чокнутого самурая, помимо «маньячных» наклонностей, присутствует еще и гипертрофированное чувство долга, вкупе с привычкой обвинять себя во всех бедах мира. Как это повлияет на развитие их взаимоотношений с новым хозяином его жизни, Кроуфорд не знал – он боялся уходить в видения слишком глубоко, а «беглый просмотр» давал только намеки, что он останется жив.

А еще Кроуфорда беспокоила потеря контроля, чего с ним раньше никогда не случалось. Ему мучительно хотелось спросить у Рана, что было после того как это маньяк его связал, потому что сам он вспомнить не мог. Осталось лишь ощущение предельной легкости, счастья и объемности, словно он внезапно стал всем миром, а мир стал им и… этот мир любил его. Но Кроуфорд не поверил, он всегда знал, что мир жесток и не умеет любить. И тогда он снова сжался до маленькой, ничтожной точки на холсте мироздания и стало очень холодно и одиноко, но кто-то обнял его. Кто-то теплый и заботливый… И вот сейчас ему до ужаса хотелось спросить у кое-кого заботливого, к тому же обнаружившегося следующим утром в постели Кроуфорда и последние два дня постоянно краснеющего казалось бы без какого-либо на то повода, опять притащившегося со своей дурацкой мазью: «Что. Это. Было?!!»

 

Первый шок и опьянение властью прошли, и следующие два дня Ран мучился от накатывающего в самые неподходящие моменты возбуждения. Он всегда считал себя асексуальным, но, как оказалось, ошибался. При одном взгляде на Кроуфорда всплывали воспоминания о его связанном, беспомощном теле, красиво изгибающемся под ударами. Интересно, на либидо Рана повлияла ситуация или конкретный человек? Вроде раньше он на Кроуфорда реагировал несколько иначе, точнее хотел попросту убить его.  Или он только думал, что хочет убить, а на самом деле?...

Регулярный уход за спиной нового подопечного не облегчал состояния Рана. При виде бледнеющих синяков, неистово хотелось вновь ощутить власть над этим человеком, который в прошлом всегда легко побеждал в их стычках. Будучи моделью сам, Ран относился к шибари равнодушно, зато сейчас…

«Брэду бы пошло Ganji Garame*», – Ран мечтательно прикрыл глаза, не замечая, что движения пальцев от втирания мази перешли к ласкающим поглаживаниям.

– Кхм, Фудзимия, – внезапно подал голос Кроуфорд и Ран резко отдернул руки, осознав чем он сейчас занимался. – Нам надо поговорить.

«Все! – испугался Ран. – Сейчас он скажет, что больше не хочет иметь дела с таким чокнутым придурком, как я! Мало того, что связал и избил, так еще и пристаю, как озабоченный подросток, впервые дорвавшийся до бесплатного».

– Тогда подожди, я руки помою, – сделал попытку оттянуть «казнь» Фудзимия, вскакивая на ноги. – И кофе сварю.

– Кофе подождет, – остановил его Кроуфорд, подумав про себя, что впечатлительному японцу после их разговора понадобится скорей валерьянка, а не кофе. Японцы вообще, несмотря на все их мозговыносительные хентайные аниме, жутко закомплексованы в плане откровенных разговоров о сексе. – А руки… просто вытри. Вон, хотя бы о покрывало.

Брэд поднялся с кровати и сел, как был, с голым торсом, не став одевать рубашку. Честно говоря, ему льстило голодное выражение глаз собеседника. Кроуфорд знал, что красив и умел этим пользоваться для собственной выгоды.

– Ран, – начал он издалека. – Я ведь уже рассказывал тебе, чего боятся все пророки?

Японец кивнул, продолжая заворожено пялиться на его грудь, туда, где под правым соском темнела полоска кровоподтека.

– И то, что мы с тобой делали недавно, мне жизненно необходимо для того, чтобы удерживать мой разум в этой реальности. – Кроуфорд провоцирующе провел по завладевшей вниманием Рана полоске и улыбнулся чуть виноватой улыбкой. – Но этого мало.

Ран встрепенулся.

– И чего ты мне еще не сказал? – Он подозрительно сузил глаза и, попытавшись спрятать смущение от того, что позволил себе слишком пристально разглядывать полуголого человека, когда тот с ним разговаривает, съязвил: – Я тебя вдобавок еще и трахнуть должен в особо извращенной форме?

– Ну, да, – хмыкнул Кроуфорд. – Как-то так… Скажешь тебе это будет противно?

Ран так и застыл с открытым ртом. Он ослышался? У него галлюцинации? Американец пошутил? Если да, то шуточки у него дурацкие!

– А… э… А можно поподробнее? – наконец отмер Ран, подобрав челюсть.

– Можно и поподробнее, – согласился Брэд. – Иногда я ухожу в провидческий транс слишком глубоко и не могу вернуться сам. Нужен человек, который меня позовет, а позвать можно только в очень близком контакте. То есть реально ему придется трахнуть мою бессознательную тушку. А чтобы тушка отреагировала, нужно чтобы она на уровне рефлекса знала, что если не отреагирует, то это чревато повреждениями, возможно даже несовместимыми с жизнью. И поскольку я знаю, что если у тебя не встанет на мою бессознательную тушку, мое дальнейшее существование пройдет в блужданиях по вероятностям будущего, то я крайне заинтересован в том, чтобы на меня у тебя вставало всегда, причем желательно при мысли о том, как мне будет больно.

Глаза у Рана, во время этой беспрецедентной речи, становились все больше и больше, как у анимешной лоли увидевшей хентайного монстра.

– Отпусти себя Ран, сделай мне больно, я знаю, тебе этого хочется, – вкрадчиво шептал Кроуфорд, опускаясь на колени, но удерживая при этом непрерывный зрительный контакт с глазами японца. – Мое тело должно знать тебя, отвечать на каждое твое прикосновение, бояться и любить тебя, понимать, что принадлежит тебе все, до последней клеточки.

Этот шепот задевал самые темные струны души молодого убийцы. Как завороженный он протянул руку, чтобы прикоснутся к медленно ползущему к нему мужчине, почувствовать его реальность, провести ногтями по гладкости его кожи, оставляя глубокие царапины, и слизнуть выступившую из них кровь.

– Ты демон, Они**, – выдавил пересохшим горлом Ран. – Ты заколдовал меня. Я не такой…

– Такой, Ран, такой, – продолжал шептать Брэд, подползая ближе. – Тебе ведь понравилось прошлый раз, и я вижу, ты меня хочешь, – он приподнялся, чтобы потереться щекой о ширинку Рана, которая недвусмысленно топорщилась. – Прямо сейчас хочешь. Расскажи мне, что ты мечтаешь сделать со мной.

– Нет! Я не могу! Я – не такой! – вскричал Ран и, оттолкнув Кроуфорда, сбежал.

Хлопнула входная дверь.

– Dammit! – Кулак Кроуфорда со всего размаху впечатался в пол. – You’re a real rattlebrain, Брэд Кроуфорд!*** Плохо, очень плохо! Ты совсем разучился просить, разучился быть шлюшкой. Ты никуда не годен!

Ран сбежал. Что он будет делать, если Фудзимия не вернется? Кроуфорд в отчаянии бил кулаками ни в чем не повинный пол пока не сбил костяшки до крови.

– Надо успокоиться. Он вернется, он не может не вернуться, он ведь обещал, он всегда выполняет свои обещания!

Время еще есть, он просто будет приручать Рана постепенно. Не стоило так пугать его слишком резко. Ран вернется и Кроуфорд начнет все с начала, он покажет парню, насколько приятным для него может стать владение живой игрушкой. А может… послать все это к дьяволу? Стоит ли жизнь того, чтобы унижаться до самой смерти? Ведь есть еще такой замечательный цианистый калий, который можно легко приготовить из ингредиентов, свободно продающихся в любой аптеке.

Кроуфорд встал и пошел готовить себе кофе – ему было о чем подумать, пока не вернулся Ран. Тропинка в лесу вероятностей истончилась и почти потерялась среди буреломов и заросших бурьяном оврагов.

 

==============================

*Ganji Garame – обобщающий термин, «быть полностью связанным», «быть связанным по рукам и ногам». В шибари/кинбаку есть множество способов, чтобы «полностью связать человека».

**Они (ударение на первый слог) – считаются злыми сверхъестественными силами, отражающие темную сторону человеческого существа. Эта могучая сила разрушительна для мира людей и несет отрицательную энергию, от которой необходимо защищаться или очищаться.

***Черт возьми! Ты настоящий кретин, Брэд Кроуфорд! (англ)

Часть пятая, примирительная

 

Ран вернулся только к вечеру, но зато с объемным пакетом, который он вручил Кроуфорду со словами:

– Выбери, что тебе больше нравится. Остальное завтра доставят.

А сам скрылся в кабинете с какими-то брошюрками.

Брэд заглянул в пакет и присвистнул: ответственный и добросовестный Ран скупил, наверное, половину среднего по размерам секс-шопа. У Кроуфорда отлегло от сердца: значит, Ран его бросать не собирается – выходка с пакетом похожа на полную и безоговорочную капитуляцию.

Отдельное внимание привлекали несколько мотков черных шелковых шнуров, мягких, очень приятных на ощупь. В памяти сразу всплыли глаза Фудзимии, когда тот связывал Брэда. Кажется, он нарвался на любителя фиксировать свою жертву. Беспомощность Кроуфорд не любил. У связанного человека нет даже иллюзии свободы, он полностью зависит от того, кто находится рядом.

В который раз уже за сегодняшний день Кроуфорд задумался: «Оно ему надо?» Хотя… Связывал Фудзимия достаточно аккуратно, ничего не пережал, руки только устали от неудобной позы, но впоследствии даже следов от широкого капронового шнура не осталось. 

Проанализировав утреннее происшествие, американец решил для себя, что давить на Фудзимию не стоит, так же как и пытаться откровенно соблазнить его – слишком уж помешан этот тип на самоконтроле и «надлежащем» поведении. Единственный рычаг управления Раном это его чувство долга, а значит, на это и надо опираться. Стоит попробовать спокойное, почти равнодушное поведение, холодно деловой подход и, возможно, пассивное сопротивление.

Ран засиделся в кабинете до поздней ночи. Кроуфорд не стал его ждать и отправился спать, чтобы утром встать пораньше и приготовить завтрак – в народных кругах бытует мнение, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, вот с этого-то он и начнет. Зачем ему сердце Рана Кроуфорд предпочел не задумываться.

 

– Прежде всего, позволь перед тобой извиниться, – завел разговор Кроуфорд, когда с завтраком было покончено, и в чашках заплескался ароматный зеленый чай с жасмином. – Я имел глупость счесть тебя таким же, как мои бывшие хозяева и этим оскорбил. Я искренне сожалею.

– Извинения приняты, – кивнул Ран. – В свою очередь должен принести извинения за то, что повел себя как истеричная барышня.

– Отлично, – констатировал Брэд. – Теперь можем мы поговорить серьезно?

Ран снова кивнул и замер, ожидая продолжения.

– Все сказанное мной вчера – правда, и нам надо что-то с этим делать. Если для тебя это слишком сложно или вообще неприемлемо, скажи сразу, чтобы я успел найти кого-нибудь другого, кто согласится мне помочь.

Ран представил, что кто-то другой, не он, будет касаться Кроуфорда, стискивать в кулаке его волосы, расцвечивать его кожу багровыми полосами, будет кусать и целовать эти губы, и понял, что убьет любого, кто посмеет хотя бы мечтать об этом.

– Не надо, – выдавил он внезапно пересохшими губами и поспешно глотнул чаю. – Искать не надо. Никого. Я постараюсь. Я…

– Я так и подумал, – перебил его Кроуфорд. – После того как заглянул в пакет. Ты уверен, что знаешь, как все это использовать?

Ран покраснел.

– Я уверен, что об этом знаешь ты! Прости, – тут же стушевался он. – Мне в магазине дали инструкции. И адреса сайтов. Я уже посмотрел кое-что.

Ему было явно сложно разговаривать на такие темы, он нервно крутил в руках тонкую фарфоровую чашку, смотрел по сторонам, не желая встречаться взглядом с собеседником, и ерзал на стуле.

– Ран, – Кроуфорд ободряюще прикоснулся ладонью к руке японца. – Я думаю, мы справимся, если постараемся доверять друг другу.

Ран посмотрел на него, и их глаза встретились.

– А мы сможем? Доверять.

– Мы постараемся, – глядя ему в глаза, произнес Кроуфорд. – Обещаю с этого дня доверять тебе безоговорочно. Хочешь проверить это прямо сейчас?

– К-как? Каким образом? – Ран облизнул губы и Кроуфорд едва удержался, чтобы не провести по ним же своим языком.

– В том пакете… Веревки. Черные. Для чего они? Или… для кого? – Кроуфорд с трудом удерживал себя, чтобы не сбиться на провоцирующее поведение, которое всегда срабатывало прежде. Но Ран был другой, его это только отталкивало. «Спокойное достоинство», – напомнил себе Брэд и открыто улыбнулся. – Мне интересно, что я почувствую при их прикосновении, если мои глаза будут завязаны.

Рану этого было достаточно, чтобы дыхание его участилось, в горле пересохло, а сердце пустилось вскачь. 

– Думаешь, тебе могло бы это понравиться?

– Я не знаю, -  честно ответил Кроуфорд. – И не узнаю, пока мы не попробуем. Мне страшно оказаться беспомощным, но я верю, что ты не предашь моего доверия и не сделаешь ничего, что могло бы мне повредить.

– Я прочитал, что когда двое решают начать такие отношения им нужно особое слово, чтобы остановиться, если они подошли к критической точке. У нас будет такое слово? Ты сможешь мне обещать, что используешь его, если тебе станет совсем невмоготу?

Кто бы мог подумать, что Рана станут волновать такие вещи? Кроуфорд удивлялся этому человеку все больше. Выскочить из дома в расстроенных чувствах и пойти не напиваться, а узнавать, чего именно ждет от тебя предполагаемый партнер, заглянуть в секс-шоп и стребовать там, у продавца, только подумайте, подробные инструкции по применению их продукции, да еще и озаботиться проблемой безопасности!

– Если это так важно для тебя, то конечно! – кивнул Брэд.

Никто и никогда даже не думал предлагать ему право выбора. Такое отношение грело душу. Ведь это – свобода! Та самая свобода, которую столько лет добивался Кроуфорд. Он получит свою гребанную страховку и при этом останется свободен.

– Знаешь, Ран, – проникновенно произнес Кроуфорд. – Кажется, я тебя люблю.

 

Шелковая лента мягко закрывала глаза, ластилась к вискам, щекотала шею своими концами. Кроуфорд отринул прочь все свои маски, не старался уйти в себя или изображать неземную страсть. Он просто был. Здесь и сейчас. Просто дышал, терпеливо ждал прикосновения, неважно, что оно будет нести: ласку или боль. Главное то, что это будет прикосновение Рана, человека, который не побоялся подарить ему свободу.

Мягкие витки плетеного шнура обхватили сложенные за спиной запястья, настойчивые руки сдвинули ближе плечи, чтобы положить очередные витки чуть выше локтей. Напряжение в мышцах отзывается во всем теле звенящей струной. Громкий выдох – наверное, он выглядит красиво с выгнутыми назад плечами. Иначе, почему бы Рану так восхищенно дышать? Приятно, когда тобой любуются, не как принадлежащей тебе вещью, а как произведением искусства.

Вот шелковая змея обхватила талию, скользнула к паху, наискосок перечеркнула ягодицы, разводя их в стороны. Сегодня Брэд полностью обнажен – они договорились, что пойдут до конца. Интересно, как это будет? От таких мыслей к паху приливает горячая волна и перехватывает дыхание. Руки у Рана очень нежные, заботливые и они куда-то подталкивают Брэда. Он делает шаг, другой и утыкается ногами в кресло, на которое его мягко, но настойчиво укладывают грудью. Зачем? О, понятно: щиколотки тоже оказываются зафиксированными.

Но Рану все мало, шелковый шнур обнимает его над коленями и теперь Кроуфорд, даже если очень сильно захотел бы, все равно не смог выпрямить ноги. Да что там ноги! Таким беспомощным он редко когда бывал и по позвоночнику пробегает холодок страха. А если Ран уйдет и оставит его в таком положении? Он ведь ни за что не сможет позвать на помощь, даже просто пошевелиться! Но теплые, ласковые руки возвращают покой. Ран здесь, он не бросит его, не позволит ему страдать, и мужчина подается навстречу этим рукам всем телом, насколько это возможно в его положении.

– А знаешь, кажется, я не удовлетворен принесенными тобой за завтраком извинениями, – неожиданно врывается в уши задумчивый голос Фудзимии.

И ошеломляющим взрывом эмоций и ощущений разрывает спокойную гладь темноты и размеренного дыхания звонкий шлепок по заднице. А потом шлепки следуют один за одним, а дыхание срывается от попыток сдержать вскрики. Пальцы то сжимаются в кулаки, то судорожно выпрямляются, как будто хотят прикрыть собой уже горящие ягодицы, а удары все сыплются и каждый следующий все ярче и ярче отзывается в теле, не имеющем возможности уклониться от них. И вот уже не сдержать жалобного хныканья, а желание кричать в голос становиться неодолимым.

– Я виноват, я прошу прощения! – вырывается у Брэда крик и экзекуция приостанавливается, давая ему перевести дух.

– За что ты просишь прощения? – кончиками пальцев Ран проводит по расцвеченной алым коже.

Контраст нежности и боли заставляет сладко стонать.

– Я не должен был считать тебя подлецом и сволочью без каких-либо на то оснований.

– Правильно, – мурлычет Ран, как большой, объевшийся сливок кот. – Заслуживаешь ли ты наказания за это?

– Да! – Кроуфорду действительно стыдно. Как он мог так плохо думать о восхитительно нежном и жестоком Ране? И он просяще выдыхает: – Накажи меня!

Эпилог

 

Октябрь выдался дождливый и слякотный, машины веером разбрызгивали грязные лужи, пронизывающий ветер пробирался под промокшие пальто и плащи. В баре же, наоборот, было тепло, уютно и поэтому многолюдно. На столике, за которым сидели двое, стояла хорошая выпивка, соленые орешки и перченые сухарики, на подиуме художественно разоблачалась стриптизерша.

– Неумеха, – презрительно скривился высокий представительный мужчина в очках.

– Думаешь, смог бы лучше? – хмыкнул второй, азиатской наружности.

– Конечно, – уверенно кивнул первый. – Ты посмотри, она двигаться совсем не умеет!

– Ну, раз уж тебе так хочется… – хитро улыбнулся азиат и достал из кармана тонкую кожаную полоску ошейника. – Надевай!

– Прямо здесь? – несколько стушевался высокий.

– Здесь и сейчас! Хочешь поспорить? – Голос второго неожиданно стал повелительным, в нем зазвенели стальные нотки.

Высокий вздохнул и подчинился. Азиат поднялся из-за столика и направился к бармену. Они недолго пошептались, бармен кивнул, кинув любопытный взгляд на высокого, склонился над стойкой, и над залом поплыла мелодия Cry Me A River в гениальном исполнении Дэвида Гарретта.

– Твой выход, Брэд! – усмехнулся успевший вернуться назад мужчина, поведя рукой в сторону подиума.

Этим вечером посетители заурядного мелкого бара были удостоены небывалого шоу, о котором еще долго рассказывали знакомым. Высокий импозантный американец медленно и красиво избавлялся от одежды самых дорогих мировых брендов с неподражаемым королевским высокомерием, но при этом настолько эротично, что даже закоренелые гетеросексуалы впервые в жизни пожалели, что они не геи.  Он дразнил и насмехался, заставлял ловить глазами каждое свое движение, сохраняя на лице вежливо-скучающее, надменное выражение.

Движения выдавали в нем не танцора, а бойца и все равно грация завораживала. Под конец длинной, больше трех минут, мелодии, на мужчине остались только часы, очки и ярко выделяющаяся на белой шее кожаная полоска. Так же непринужденно, как танцевал, мужчина собрал одежду и скрылся в направлении гримерки для танцовщиц. Зал еще пару секунд продолжал ошеломленно молчать, а затем взорвался аплодисментами и одобрительными криками.

 

– Ты у меня совершенство во всем! – стонал Ран, срывая одежду со своего любовника прямо в прихожей. Дойти до спальни или, хотя бы до гостиной, сил уже не было.

– Неправда, Мистер Совершенство у нас ты, только с тобой я могу быть таким, как я хочу, – не менее азартно расправляясь с одеждой Фудзимии, бормотал Кроуфорд, зацеловывая каждый освобождаемый его руками кусочек кожи.

– Опять пререкаешься? – Прерывистое дыхание мешало сделать голос в нужной степени строгим и угрожающим.

– Ну, так накажи меня, как следует, – томные, предвкушающие нотки в голосе Кроуфорда заводили Рана еще сильнее.

– Обязательно! Но чуть позже, а сейчас будь добр, обопрись о стену.

– Да, мой Мистер Совершенство, все что прикажете…

 

 

==================

А это примерно то, чего сотворили с нашим любимым пророком.

http://img12.nnm.me/2/f/2/e/c/2f2ecf51c2a71e6cef59276561285692_full.jpg

 

Cry Me A River в исполнении David Garrett ссылка http://pleer.com/tracks/6021639D6D9