– Курить – вредно, – в который раз сообщает Кроуфорд.

– Да-да, – рассеянно кивает Йоджи, затягиваясь. – Капля никотина и все такое.

Он стоит у окна, бездумно глядя на улицу, а Кроуфорд стоит у него за спиной, задумчиво чешет подбородок и пытается понять, что не так.

Йоджи в последнее время часто так застывает и подолгу стоит у окна, смоля одну за другой. О чем он думает в эти минуты? Что его беспокоит, о чем он вспоминает? Или о ком?

Кроуфорд, внешне все такой же невозмутимый, не находит себе места. Он жалеет, что у него нет талантов Шульдиха, а звать рыжего помогать спасать личную жизнь не хочет. Его угнетает это молчаливое стояние, убивает бесконечная тоска в глазах Кудо, когда тот, наконец, отворачивается от окна и невидяще смотрит в стену.

Кроуфорд ничего не может поделать с этой тоской и злится.

В постели Йоджи на какое-то время оживает, охотно отвечает на ласки, жадно целует и позволяет все. Каждый раз, когда Кроуфорду кажется, что он победил, утром все возвращается на круги своя – Йоджи снова молчалив, глаза пустеют, и опять начинается бесконечное стояние у окна и сигареты.

– Может, пойдем прогуляемся? – предлагает Кроуфорд, но Йоджи молчит и не двигается.

Кроуфорд подходит к нему, берет за руку, ту, в которой нет сигареты, и тянет за собой. Кудо неохотно подчиняется.

Они едут в японский ресторан, самый лучший, другие Кроуфорд не признает, и заказывают суши, и едят, и запивают чаем и белым вином, и молчат.

Йоджи тянется за сигаретами, здесь можно курить, но Кроуфорд выхватывает у него пачку, ломает, швыряет в угол, потом резко валит Кудо на циновки и требует объяснений.

– Ори, – шипит он, – ругайся, бей посуду, устрой истерику. Только не молчи. Что с тобой? Чего ты хочешь?

Йоджи смотрит в сторону, кусает дрожащие губы, даже не пытаясь вырваться.

И когда Кроуфорд уже подумывает застрелиться от отчаяния, до него доноситься еле слышное:

– Домой...

– Что? – пораженно спрашивает Кроуфорд.

– Домой, – уже увереннее говорит Йоджи, глаза его начинают блестеть, голос наливаться силой. – Ты спрашиваешь, чего я хочу, я отвечаю.

– Но разве тебе плохо здесь? – все еще не понимая, говорит Кроуфорд. – У тебя все есть. Чего тебе не хватает?

Йоджи вскакивает и отпихивает его от себя.

– Мне не хватает всего! – орет он. – Дома! Знакомой речи на улицах! Ты посадил меня в золотую клетку, как какую-то изнеженную девицу, оградил от всего. Я дышать не могу!

Он прижал ладони к пылающим щекам.

– Мне трудно так жить, Брэд, – тихо закончил он. – Я люблю тебя. Но не могу так больше.

Кроуфорд с огромным облегчением садится обратно, чувствуя, как то тяжелое, удушливое между ними лопнуло и утекло без остатка.

– Так вот в чем дело, – медленно говорит он. – А я думал... “ты меня не любишь” – повисло в воздухе.

На другой день они уже летят в Японию. Йоджи оживленно крутит головой и без умолку рассказывает о своих планах. Об их совместных планах. И о планах на дальнейшие планы.

– Кстати, ты знаешь, – вдруг говорит он, – что сигарета, выкуренная на двоих, это непрямой поцелуй? Почему ты никогда не курил со мной одну на двоих? Это невероятно сближает!

Кроуфорд улыбается, ему впервые за долгое время хорошо и спокойно. Он кивает и клятвенно обещает выкурить совместную трубку мира сразу же по прилету.

Но сигареты-одиночки для них пусть навсегда останутся в прошлом.