Больше всего Кэн ненавидел «неудобные» травмы. С легкими или серьезными понятно ― там уж как карта легла, или бежишь, или лежишь.

А вот с неопасной вроде бы ерундой всегда так: хреновы врачи перемотают неудобно, и не то что в душе не помыться ― в туалет не сходишь! Чертова трещина, ноет как сука, и считай на неделю без руки остался.

Он в очередной раз скрипнул зубами, заматывая гипс в непромокаемую пленку, и сбил локтем шампунь со столешницы. Ради того, чтобы помыться, пришлось занять большую ванну, которую предпочитала Куруми, и среди девчачьих штучек на большом трюмо Кэн чувствовал себя неловко.

Но горячая вода манила, и Кэн только промычал что-то блаженное, наконец сев в ванну. Вода опасно колыхнулась у самого края, и он, кое-как пристроив гипс на бортике, торопливо полез левой рукой к сливу. Не привык к ванной и не рассчитал, что кроме воды там должен поместиться и он сам. Закон Архимеда, черт возьми!

Кэн подцепил ногтями западающую затычку и облегченно выдохнул: потопа не произошло, вода начала потихоньку сливаться. И тут тихо щелкнула дверь.

Кэн тихо взвыл. Да что за холера, чертов гипс, вода остывает, не согреешься толком, и тут ещё ломятся всякие!

― Куруми, я же просил! ― он же предупредил девчонку и не стал закрывать дверь: не хватало ещё неловкими пальцами слишком сильно повернуть задвижку и сломать её. Не выносить же потом дверь плечом, в самом деле.

― Это я, ― Ая шагнул внутрь, даже не подумав остаться в коридоре, и Кэн выдохнул с облегчением. Не заулыбался, но настроение все же подскочило сразу на пару делений.

Ая окинул коротким непонятным взглядом, покачал головой и подошел ближе.

― Этот твой? ― он указал подбородком на флакон с шампунем и потянул через голову футболку. ― Следи за водой.

Кэн моргнул, заставил себя отвести взгляд от показавшейся из-под футболки кожи и, спохватившись, торопливо заткнул слив. Лицо и грудь медленно заливал румянец. Одно дело ― быть с Аей рядом, вместе в бою и постели, другое ― вот так. Вот такое… такое казалось слишком личным. Домашним.

Прохладная вода плеснула на плечо, и Кэн вздрогнул, поежился.

― Надо теплее? ― Ая медленно выкручивал кран, проверяя температуру, и Кэн блаженно зажмурился, когда вода полилась на макушку. Щелкнула крышка, сильно запахло мятой и лимоном, а потом в мокрые волосы вплелись пальцы, и Кэн замер, наслаждаясь прикосновениями. Заткнулась даже саднящая, тянущая боль в руке.

Ая массировал виски и макушку, вспенивая шампунь, Кэн чувствовал его рядом, чуть напряженного от неудобной позы, и пытался отогнать неуместные сейчас мысли.

Каким будет вкус капель у Аи на груди? Будет ли он пахнуть так же, водой, потом, мылом и немного ― утренним дезодорантом?

Ая огладил скользкими пальцами затылок и шею, короткие ногти надавили на кожу, и Кэн сдался: зажимайся ― не зажимайся, а Ая все равно знает, что у Кэна на него стоит.

Посмотреть бы на него, но по лицу все ещё стекал потеками пены шампунь.

Ая прошелся мыльными ладонями по груди и ― нарочно, зараза! ― погладил соски. Отстранился раньше, чем Кэн успел что-то булькнуть, и взялся за душ.

Горячая вода ударила по плечам и макушке, попала в ухо, и Кэн тряхнул головой. Неловкость все-таки переплавилась в доверие, и теперь от прикосновений Аи было жарко и томно. Интересно, что он ещё придумал?

― Вставай, ― хрипло велел Ая, ― медленно. Не упади.

Пробрало тоже? Кэн весело хмыкнул, подставляя лицо воде, и послушно откинулся на стену. Загипсованную руку, тяжелую и неудобную, пришлось держать перед собой на весу.

Когда Кэн окончательно проморгался, стало понятно, что ограничиваться только мытьем головы Ая не собирается. Веревочная рукавица прошлась по разгоряченной коже живота и ног, и Кэн застонал, подаваясь навстречу. Расставил ноги шире, когда Ая провел пальцами между ягодиц и огладил мыльной рукой яички и член.

От горячей воды внутри что-то судорожно сжималось, жарко и голодно, и Кэн разлепил веки, собираясь возмутиться, когда Ая все-таки отстранился.

Должно быть, он выглядел презабавно ― раскрасневшийся, задыхающийся, с прижатым к груди гипсом и поднявшимся членом. Но вот Ае было явно не до смеха: темный жадный взгляд, влажные заалевшие губы. Кэн дернулся было навстречу, но Ая отрицательно мотнул головой и наклонился, оперся ладонями на бортик. А потом качнулся вперед.

Мокрые губы обняли головку, и Кэн с силой закусил щеку: ноги немедленно ослабли.

Ая сглотнул и насадился глубже, принялся сосать ровными мощными глотками. От жаркой и нежной влаги его рта голова шла кругом, боль позабылась к черту, и странно обострилось зрение. Обмирая от удовольствия, Кэн смотрел, как впиваются в акрил ванной пальцы Аи, как подтекает у него из уголка рта слюна, как мелькает между губ полоска кожи.

Ая чуть отодвинулся, почти выпустив член изо рта, и Кэн протестующе заскулил, но тут язык едва ли не ввинтился в устье. Перед глазами вспыхнуло белое, Кэн дернул бедрами, ударился спиной о стену и медленно сполз вниз, на дно ванной. Загипсованная рука неудобно и тяжело легла на колени. Хорошо, что ванна успела слиться.

Рядом зашумела вода, Ая фыркнул, и Кэн лениво приподнял веки. Ая как раз закончил умываться и теперь обернулся, смотрел весело и нежно.

― Вставай, ― он протянул руку, и Кэн недовольно замычал. Подниматься не хотелось. ― Идем. Три шага по коридору до постели, и…

― И ты останешься со мной, а не свалишь, ― перебил Кэн. Обрисованная перспектива воодушевляла. Ая испытующе глянул и коротко, почти неуверенно кивнул.

Он почти не оставался на ночь, сообразил Кэн чуть позже, уже в постели. Теплое дыхание поднимало дыбом волоски на шее, и, засыпая, Кэн решил, что готов пересмотреть свое отношение к «неудобным» травмам. Если, разумеется, каждая из них будет заканчиваться так же.