Когда ты носишь внутри себя тайну, какую-то конкретную тайну, которая, если станет общеизвестной, позволит любому нанести тебе смертельный удар, это очень… больно.
Хочется выть от бессилия и раненым зверем бродить по квартире, натыкаясь на стены.
И ты в каждом враге, в каждой цели видишь себя. Того, слабого и беззащитного, чью тайну раскрыли. И убиваешь, убиваешь, убиваешь, захлебываясь ненавистью.

Ты почти никогда не улыбаешься. И за глаза тебя называют морозильником. За холодный взгляд и ледяной голос. За неумение быть с ними. За неумение чувствовать.
Они на самом деле думают, что ты не способен ощущать радость, боль или что-то в этом роде.
Они даже и представить себе не могут, что ты просто не можешь себе позволить этого.

И ты смотришь равнодушным взглядом на то, как они дурачатся.
Как Йоджи лохматит голову Кена.
Как Кен роняет горшок с землей и виновато слушает упреки Оми, беря в руки совок и щетку.
Как вокруг Хидаки толпятся восторженные школьницы.
Как он смущается этому.
Как с уморительно-озадаченным выражением лица он вчитывается в заказы.

А потом ты ловишь себя на том, что уже битый час поливаешь розовый куст, засмотревшись на Кена, и начинаешь ненавидеть себя ещё сильнее.
Чтобы не сорваться и не заехать кулаком со всей дури по столу, ты старательно думаешь о том, какое роза нежное растение и что её нельзя так заливать - могут сгнить корни. И теперь нужно придумывать способ её спасти.
Ты закрываешь глаза и вздыхаешь. В душу вновь врывается чувство бесконечной боли и одиночества.
А где-то, за гранью восприятия, Йоджи смеется и спрашивает, когда Кен пригласит «ту симпатичную цыпочку на свидание». И Кен кричит, что Кудо озабоченный придурок.

Всё может поменяться однажды. Неожиданно. Яростной молнией врываясь в жизнь.
Может… поменяется?

Однажды, воскресным утром, ты сталкиваешься с ним в дверях ванной. На нём одно лишь полотенце. И то, он вытирает им голову. Ты чувствуешь, как сердце пропускает удар. И рявкаешь, чтобы скрыть смущение.
- Хидака, прикройся!
Он неловко улыбается и бормочет:
- Извини…
И дверь за тобой уже закрывается, когда он резко распахивает её.
На лице не осталось и следа от смущения. Только то редкое, особенно упрямое выражение, которое возникает, когда он намерен пойти до конца.
- Нам нужно поговорить!
Если бы на твоем месте был Йоджи, он бы наверняка усмехнулся, обвел ванную взглядом, одарил Кена оценивающим взглядом и хмыкнул: «Сейчас?»
И тот бы смутился. Стушевался и ушел. И никакого бы разговора не было.
И снова гонки по замкнутому кругу. Все довольны. Всё в порядке.
Но ты не Кудо и не умеешь вести себя так, как он.
- О чём?
- Почему ты меня ненавидишь, - его глаза сердито сверкают, когда он произносит эти слова. А ты не знаешь, что ответить, потому что слишком удивлен.
Ненавидишь? Его?
- Я вовсе не ненавижу тебя, - наконец, выдавливаешь ты.
И он озадаченно моргает.
А ты слишком смущен, чтобы придумать что-то ещё. Поэтому повторяешь, кидая ему полотенце.
- Прикройся, Хидака. У Йоджи сегодня опять кто-то ночевал.
И он краснеет. И уходит.
А ты опускаешься на бортик ванны, наблюдая, как дверь медленно закрывается, отрезая последнюю возможность.
А потом ты тихо смеешься, думая, что твоя жизнь - это чья-то нелепая шутка.

Конец