who wants to live forever....

Белые люди
в темных аллеях,
как вас немного тут.
Необъяснимо,
на воскресенье нелепо,
выпал карающий снег.
Светлана Сурганова
1990

Собственно выстрелов я и не услышал, только что-то сильно толкнуло меня в грудь и живот, раз, два, три, четыре раза... И темнота, я куда-то проваливаюсь. Видимо, с этой чертовой крыши вниз...

Холодно. Больно. Не так... Я открываю глаза.

Идет снег, это я вижу совершенно ясно, хотя зрение что-то застилает, какая-то дымка. Пытаюсь поднять руку, чтобы убрать помеху, но все тело пронзает такая дикая боль, что я, не сдержавшись, вскрикиваю. Господи, что это?! Ах, да... был бой, в меня стреляли и не промахнулись. И вдобавок я сверзился с крыши куда-то ниже. А, ну конечно, там же еще ниже был второй корпус лаборатории. Как мило... И теперь я вот тут валяюсь, на мокрой асфальтированной крыше в луже своей крови. И, видимо, умираю. Замечательно заканчивается день...

Черт! Хоть кто-нибудь! Парни, вы где? Холодно... Ну и черт с ним, все равно жизнь не имеет смысла... Эй!!!

– Эй!!!

При первой же попытке заговорить боль просто взрывается раскаленным клубком внутри, и я начинаю захлебываться кровью. Все... Вот теперь, Айя Ран Фуджимия, это точно конец... Похоже, ты дошел до финала своей идиотской жизни. Нет! Нет... не правда... не правда, я не хочу... Кен, Йоджи, Оми! Хоть кто-нибудь!

И, кажется, небо откликается на мои молитвы. Из-за угла, пошатываясь, выходит темная фигура, нетвердо держась на ногах движется в мою сторону и падает рядом, практически на меня... Пьяный случайный прохожий? Фуджимия, ты бредишь! В такую ночь, в два часа, тут на крыше случайный прохожий? Похоже, потеря крови вышибла у тебя из головы последние остатки разума.

Пытаюсь повернуться и посмотреть, кто это... а-а-а... как больно! Почему так больно, если я умираю?

(Привет, Ран...)

Шулдих? Боже... Боже! Я не могу поверить в это!!! Это что, такая вот идиотская шутка под конец моей идиотской жизни?

(Это не шутка.)

Даже мысленный голос Шулдиха слаб и безжизненен. Я все-таки поворачиваю голову и смотрю на него. Рыжий немец лежит на боку, скорчившись и закрывая горло рукой. Его волосы в крови, а лицо бледней этого новогоднего снега... Он кривит белые губы в страдальческой гримасе и судорожно глотает холодный воздух. Снежинки, влетая в полосу его дыхания, тают...

(В чем дело, Ран? Не можешь поверить своим глазам?)

(Не могу...)

Господи! Ну почему изо всех людей на свете, ты привел сюда именно его?! И да, у него, кажется, те же проблемы...

Шулдих слизнул с губ снежинки… кровь… и посмотрел на меня странным взглядом своих излучающих свет изумрудно-зеленых глаз.

(Больно, Ран?)

(Больно, Шулдих...)

(Не думал что все вот так вот закончится, да? В луже крови, ночью, в одиночестве...)

(Ошибаешься, Шварц, думал. Я знал...)

(Идиот...)

Он закрывает глаза и кашляет. На снегу появляются темные пятна его крови. И... он протягивает ко мне руку. Просто протягивает, без оружия или намерения добить, я вижу это в его глазах. И я... я просто смотрю на его руку, на длинные пальцы с содранной на костяшках кожей, на запекшуюся кровь... Смотрю как невинные снежинки падают на его руку, чтобы растаять и умереть, смывая кровавые следы... Снежинки так невинны и... и они тают все медленней, усыпая нас обоих своими телами...

(Что тебе надо?)

(Ничего… Ран... ничего… Просто...)

Ничего... я ничего не понимаю. Мне больно, мне холодно, я уже почти не чувствую своего тела и я ничего не понимаю...

Снег идет... такие белые снежинки на черном небе, на черном асфальте... на черной поверхности луж...

Снежинки падают на темные лужи, на мгновение становятся красными и исчезают... Рыжие волосы немца почти полностью покрыты снегом... мои, видимо, тоже.

Он все еще тянет ко мне руку, через грязь, через кровь, через снег. И я сдаюсь. Сцепив зубы чтобы не стонать, касаюсь его холодных пальцев и сжимаю. Странное дело, он улыбается мне почти благодарно и на миг прикрывает свои странные зеленые глаза... Свои завораживающие глаза. А меня все мучает мысль, почему он не зовет на помощь, почему?

(Идиот! Потому что мы уже покойники! Вот почему...)

Возможно... Я так точно, но он? Почему он остался тут, со мной? Умирать на холодном ветру, под бесконечно прекрасным водопадом снежинок? Их сверкающие грани уже не колют мою кожу, только слегка пощипывают, и мне даже уже не так больно смотреть как они умирают в грязи и лужах крови. Они, это вся чистота и красота этого мира, что еще мне остались...

(ЭЙ!!!! Ты еще тут?)

Открываю глаза. Что? А, это Шулдих...

(Эй, Ран, ты ведь не бросишь меня тут одного, а?)

(О чем ты, придурок? Я умираю, я, так или иначе, оставлю тебя тут одного!)

Сил говорить уже нет. Хорошо что я сейчас в компании телепата. Вот странно, никогда бы не подумал, что буду радоваться обществу рыжего Шварца.

(Хорошо... значит не оставишь... Мы пойдем туда вместе.)

Она расслабляется и вторая его рука, прикрывающая горло, падает на землю. И я понимаю, почему он не зовет своих, не зовет на помощь, хотя легко мог бы "докричаться" до Брэдли, например.

(Слишком поздно, не находишь?)

Легкий пар поднимается от раны на его горле, оставленной явно когтями Кена, и кровь уже не льется, она уже медленно сочится... И я соглашаюсь.

(Слишком поздно...)

Как холодно!

(Я знаю...)

Как чертовски холодно... и как странно, что я умираю, и единственный человек, который просит меня не бросать его, это мой враг, убийца. Надеюсь, что никто не сможет меня упрекнуть в том, что я сдался так легко. Нет, по крайней мере, я захватил его с собой... или он меня... это как посмотреть. С какой стороны грани этой ослепительной снежной круговерти. А у снежинок так много режущих граней, так много потрясающе четких острых линий, они льются перед моим лицом, падают на землю и ломаются с еле слышимым хрустом... Они сталкиваются в воздухе и бьются с неуловимым звоном...

Острая боль, такая незначительная раньше, но сейчас она...

(ЭЙ, РАН!!!!! РАН!!!!)

Шулдих из последних сил стиснул мои пальцы, приводя меня опять в чувство, зачем?

(Ты со мной?)

(Да, да, я с тобой...)

Нет, конечно, я не простил его, он убийца, он принес слишком много горя и боли людям... но его разметавшиеся по земле окровавленные рыжие волосы ранят меня глубоко в сердце, глубже чем мне бы хотелось и... и... и я не хочу умирать в одиночестве... Я поворачиваю голову и смотрю на него, на слабую полуулыбку, на длинные стрелы ресниц с искорками растаявшего снега и понимаю что...

(Ну почему ты! Почему сейчас? Почему?!)

Если бы я мог, я бы закричал...

(И я не знаю... Но, Ран, ты просто потрясающе красив, тебе говорили об этом?)

(Ты что, псих?! Как ты можешь думать об этом сейчас?)

Немец слегка улыбается уголком губ.

(А я всегда об этом думал, рыжик...)

(Но почему я?)

Странное чувство, аналог телепатической ухмылки и брошенный в меня образ: бархатная алая роза и дрожащая искорка росы на лепестках...

(А ты себя в зеркале видел, котенок?)

Как глупо... и как... не вовремя...

(Глупо, но это жизнь... котенок-цветочник... жаль что я раньше не...)

И я готов закричать, но в легких почти не осталось воздуха, а в теле жизни... и так холодно... но я не один... я больше не один в этом мире. Пусть и на такой краткий миг. Пусть. Хоть так... И уже не больно, и уже не имеет значения холод, ДРУГОЙ холод, поднимающийся к моему лицу. Где-то далеко я знаю, что нас, меня ищут, и наверняка скоро найдут, но будет уже слишком поздно... да и бесполезно, но сейчас, для меня, еще не слишком поздно сказать...

(Твои глаза словно изумруды на солнце, знаешь, Шулдих?)

(Да... так не вовремя, верно?)

(Верно...)

Шулдих посылает в меня вереницу образов... Солнце, нагретые камни, море, бесконечный прибой и кружащая в небесах птица цвета снега... Его горячие руки на моей коже... пламя огненно-красных волос, блеск сапфировых глаз... Не сразу я понимаю что вижу себя его глазами... А когда понимаю...

(Шулдих?)

(ШУЛДИХ!!!!)

Я еще сжимаю его ледяные пальцы, но все кончено. Его больше нет со мной, только запах соленой морской воды, такой неуместный здесь, в конце января... и снежинки, падающие на его лицо... больше не тают...

(Вот и все, да?)

Я все еще спрашиваю кого-то, кого со мной уже нет, и сам себе отвечаю.

(Все.... котенок...)

Ой, мамочка, как же больно! Айя... прости, Айя... Роза, как странно, роза и...

Я закрываю глаза и проваливаюсь в теплую темноту, улыбаясь при воспоминании красной бархатной розы...

Нас время беспощадно отвергает,
И на земле нет места нам с тобой.
А сны, что с предрассветной дымкой тают,
Наполнены тревогой и тоской.

Но кто захочет жить на свете вечно?
Да, кто захочет жить на свете вечно?

Судьба нам не оставила лазеек,
Все вычислив за нас и предрешив,
И сладкий миг, который сердце греет,
Едва подразнив, ускользнуть спешит.

Но кто захочет жить на свете вечно?
И кто, скажи, любить посмеет вечно?

Но прикоснись к моим слезам губами.
Пусть у любви одна лишь участь – смерть,
Мы оба знаем: вечность будет с нами,
Когда в мой мир ты приоткроешь дверь.
"Сегодня" будет длиться бесконечно,
В потоке дней жемчужиной сиять.

Но кто захочет жить на свете вечно?
Да, кто захочет жить на свете вечно?
И кто же вечно согласится ждать?

Этот вариант перевода сделала Ирина.
Аригато! ~__^