Цивил в этом пабе бросался в глаза, как рождественский гном на зеленом газоне.

Кроуфорд недоуменно поднял брови, пару секунд разглядывая дорогой костюм, часы и пустую на три четверти бутылку виски, потом пожал плечами и двинулся к стойке.

Похоже, в этот раз ему даже не придется искать объект.

― Dia is Muire dhuit*, ― легко слетело с губ. Надо же, не забылось.

Бармен, Грэхэм О’Рейли, поднял глаза. Опознал старого знакомого, понимающе глянул на цивила и хмыкнул, перегоняя растрепанную зубочистку из одного угла рта в другой:

― Будешь мясо или сразу пойдешь ловить?

От воспоминания о прошлом ужине здесь во рту немедленно собралась слюна. Кроуфорд решительно выбрал первое; в конце концов, цивила можно и отпоить кофе. Надолго это не поможет, но выяснить суть мечтаний получится.

― Где Джея потерял? ― О’Рейли прогудел неодобрительно. ― Полгода уже его с тобой не видел. Сгинул, что ли?

Кроуфорд невольно поморщился. В этот паб в Кэмдене их когда-то притащил Фарфарелло, и, пока они с Шульдихом офигевали от того, что берсерк кроме английского и латыни владеет еще и национальной тарабарщиной, тот успел с порога сойтись с барменом. И с тех пор ирландская снисходительность к любой драке пополам с ужином приятно грела душу.

― Ага, сгинул, ― Кроуфорд чуть раздраженно фыркнул. ― В водах Дублинского залива, не иначе. Женился он и завязал. Собирался даже вернуться на остров, в Трим.

― Да ты гонишь, ― О’Рейли изумленно поставил только что вытертый стакан прямо в темную лужицу от пива. ― Побожись!

― Я когда понял, сам охренел, клянусь подштанниками святого Патрика.

Мясо принесли с обычным для Англии картофелем фри, и Кроуфорд немедленно отвлекся. В желудке словно произошла молниеносная гватемальская революция, и на десять минут он выпал из разговора. Бармен рядом довольно хмыкал и что-то ворчал про корешей, готовых променять пацанов на бабу, Кроуфорд рассеянно кивал. Сочное мясо таяло на языке, ломтики картошки правильно хрустели. В целом, жизнь была неплоха.

― Девка-то хоть ничего? ― видимо, образ женатого Фарфарелло в голове у бармена не укладывался. В принципе, Кроуфорд его понимал ― он, если бы не видел их с Салли вместе, тоже бы не поверил, да еще и на смех поднял.

― Ведьма, хотя и красотка, ― было забавно, сколько правды было в сказанном. Салли действительно была ведьмой, и какой. Сам Фарфарелло с его сдвигом на религии, возможно, назвал бы её суккубом, но ему уже было не до того.

― Да красотки все ведьмы, ― О’Рейли хохотнул, жестом отправляя официантку с крепчайшим кофе за столик к цивилу, ― но хоть не жаль тогда.

― Ну, это кому как, ― приведшее его сюда ощущение потихоньку возвращалось. ― Ради разовых заказов еще можно кого-то найти, но тащить гастролера в серьезное дело, сам понимаешь…

О’Рейли, чутко ощущавший, когда нужно поддержать разговор, а когда ― позволить ему тихо утихнуть, промолчал. Кроуфорд был ему благодарен. Как профессионал ― профессионалу, за хорошо сделанную работу.

За почти двадцать лет осознанной практики Кроуфорд выработал для себя кучу не слишком обременительных, но всегда оказывающихся выгодными примет. Для того, кто постоянно корректирует предвидением чужое настоящее, этот ритуал, возможно, был излишне сентиментален. Но, как ни странно, всегда окупался.

Быстро рассчитавшись за ужин, Кроуфорд забрал с собой бокал с пивом и двинулся к цивилу. Успел вовремя: того как раз начинало слегка клонить в бок.

Понятно. Минут пятнадцать последней, «кофейной» ясности рассудка перед качественной отключкой. Самое то, что нужно.

― Ну, кто обидел, чего квасишь? ― легкий, чуть укоризненный тон. ― Подарочек подогнали к самому Рождеству?

Цивил с некоторым напрягом сфокусировал взгляд.

― Отвали. Ты, что ли, эльф рождественский, чтобы спр… спраш… спра-ши-вать? Одна мегера весь мозг вырж… выжрала, так ещё и надраться спк… спокойно не дадут.

― Эльф для меня маловат, а вот за оленя сойду, ― Кроуфорд ухмыльнулся. ― Тебе прописать копытом или ты так расскажешь, что случилось?

― В мире слишком много гондонов, которые мнят себя воздушными шариками, ― от такой поэтичности брови невольно приподнялись. Цивил говорил почти внятно, видимо, душа действительно горела пожаловаться. ― Ненавижу узкоглазых с их вечными церемониями!

Ещё через пятнадцать минут Кроуфорд уже знал все, что ему было нужно.

Надравшийся с горя цивил оказался литературным агентом, довольно успешным. И прямо сейчас у него накрывался рваной пилоткой недвусмысленный приказ начальства обеспечить хотя бы одно интервью со стремительно набирающим популярность автором.

Эксклюзивные права на издание были выкуплены у какого-то токийского издательства, но проклятые япошки уперлись: писатель, дескать, социофоб, и не желает контактировать с широким читателем, даже за внушительные бонусы в качестве поощрения.

Контакты ― только электронной почтой. Гонорары ― через издательство.

Вот Дерек Кэмпбелл и жаловался на невезение невесть откуда взявшемуся собеседнику. Кроуфорд задумчиво кивал в нужных местах и прикидывал расписание рейсов в Нариту.

Случай был классический, хоть в хрестоматию вставляй. Иди себе за переписанной из чужого блокнота ниточкой и смотри, куда она приведет. Ну и с рождественской премией помочь Кэмпбеллу, не без этого.

О’Рейли доставит незадачливого агента домой, за его ближайшую судьбу можно не беспокоиться. А вот в Токио придется лететь самому.

В аэропорту Кроуфорд купил книжку загадочного автора, почти равнодушно повертел в руках довольно внушительный томик теплого сливочного цвета. Ямада Сато, все равно что Джон Смит. Вот уж выбрали маркетологи псевдоним. Сверху вниз по левому краю бежала строчка черных иероглифов, повторяя английское название.

Он сунул книжку в сумку для ноутбука и почти забыл на три следующих часа. Свежие газеты показались привлекательней, но, когда в салоне притушили свет, сон и не подумал явиться. От собственного, тщательного отрицаемого интереса на секунду стало смешно. Червячок любопытства настойчиво точил старательно сберегаемую сонливость, и Кроуфорд сдался.

Книжка оказалась псевдоисторическим романом. В самом начале даже было посвящение: «Посвящается моей младшей сестре, чьему желанию слушать сказки каждые выходные и обязана эта история». Кроуфорд вряд ли смог бы оценить, насколько точны описания подробностей эпохи, но простой и удивительно будничный рассказ молодой кицунэ захватил. Там не было новомодных заклятий и магических школ, и, казалось, приготовление белил и зелий воспринималось читателем и персонажем с одинаковым интересом, хотя периодически ровный стиль менялся: словно автора и правда дергала за рукав сестра, жадно выспрашивая, какие были стихи, сладости и наряды. Описания выплескивались на страницы яркими пятнами, изрядно разбавляя накал высоких чувств.

История одной из многочисленных фрейлин, Мурасаки-химэ, при императрице из последних Тайра ничем бы не отличалась от скучной до зевоты придворной прозы, если бы не случившаяся с её госпожой и родственницей катастрофа. До интимного откровенный, словно раскалившийся от горя, позора, ненависти и жажды мести рассказ поневоле захватил. Фрейлина отказалась утопиться вместе с высочайшей госпожой и заключила сделку с нечистью: человеческая природа в обмен на шанс совершить месть. Рядом мелькали интересные, но слишком яркие в своем несовершенстве, чтобы быть выдуманными, кавалеры. Должно быть, страдания героини шли у дам от десяти до восьмидесяти на ура.

Исторические экскурсы были вписаны в эти «пятна» так аккуратно, что к первой трети истории Кроуфорд с недоверчивым ужасом понял, что начал сносно ориентироваться в деталях старинного женского туалета. А история тащила за собой дальше едва ли не волоком, надежно подцепив на крючок чужой одержимости, и Кроуфорд торопливо скользил по строкам взглядом, следя, как жажда возмездия медленно перековывается в решимость, незаметно прибавляя кицунэ хвостов.

Фрейлина все-таки вернулась на родину, изрядно заматерев, но оказалось, что дареное бессмертие ― плохой спутник тому, кто жаждет очень человеческой мести. Когда лисица снова явилась в императорский город, от Минамото не осталось даже детей вчерашних врагов. Прямая линия пресеклась; о ворох шелупони из разнообразных боковых ветвей не хотелось замарать даже кончика хвоста. Где-то на решении спрятаться от столь негостеприимного, слишком быстро меняющегося мира в норе и завести, наконец, лисят, чтобы хоть так избыть пустоту и холод в душе, Кроуфорд все же уснул. Ему снились рыжие хвосты и шелковые одежды, и смутно знакомый глуховатый голос, озвучивающий написанные строки.

Япония встретила неласково ― отменным ливнем. Кроуфорд спускался на эскалаторе на парковку за арендованной машиной и философски прикидывал, придется ли добираться по нижнему этажу вплавь или обойдется?

Обошлось. Впрочем, перед визитом в издательство все равно пришлось переодеваться. Не то чтобы Кроуфорд ждал особого внимания к своей персоне, но шанс нарваться на профессионально глазастую секретаршу оставался. Так что он сменил не только костюм и обувь, но и даже нацепил очки. Не стоило выбиваться из образа литературного агента.

«Глициниевые сны» располагались в приличном районе, не Гиндза, но и не порт, ближе к деловому центру города, и занимали несколько этажей в неплохом бизнес-центре.

Секретарша была для японки нетипично грудаста, и Кроуфорд мысленно одобрил выбор её шефа. Мягкие локоны обрамляли треугольный вырез, а профессионально нейтральный взгляд чуть смягчился, когда Кроуфорд вытащил из кармана и поставил на стол рядом с АТС смешной пушистый брелок ― статуэтку кошки. Приглашая его в кабинет к Сирасаги Рэйити, дама уже почти улыбалась.

Сирасаги встал навстречу, чуть склонил голову в поклоне, а потом, словно спохватившись, по-европейски протянул руку:

― Рад встрече, мистер Кэмпбелл-сан, ― это прозвучало как «миситеру кэмипиберу-сан», и Кроуфорд мысленно поморщился. Своё «Курофордо» его в своё время откровенно бесило, хотя Шульдиху с его «Сюрудиххи» повезло не меньше. Он всерьез подозревал, что выговаривать западные имена правильно японцы могли без труда. Просто большая их часть плевать на это хотела.

Однако для главы издательства такая небрежность была невозможной. Значит, просто не собирался напрягаться ради гайдзина?

― Взаимно, Сирасаги-сан.

Хозяин жестом предложил присесть, но не заикнулся о чае. М-да, а дела-то у Кэмпбелла совсем плохи. Интересно, почему тогда его приняли столь беспрепятственно?

― Удивлен, что вы проделали столь долгий путь, чтобы привезти нам целевой план мероприятий по всего лишь одному автору, ― читай, «вы прокатились до Токио за свой счет напрасно».

― Мы крайне заинтересованы в соответствующей уровню Сато-сенсея рекламной раскрутке, ― Кроуфорд старательно развел руками и успел, все же успел заметить, как на лице Сирасаги мелькнула искра юмора. Кэмпбелл бы не отследил; вряд ли его жизнь когда-либо зависела от таких микродвижений.

Значит, от предложения раскрутки Сирасаги стало смешно; он не просто знает, что их самородок откажется. Он точно представляет себе, почему именно ― и причина достаточно забавна, чтобы её упоминание вызвало этот призрак улыбки.

― Мы обязательно свяжемся с Сато-сенсеем и представим ваш план ему на рассмотрение, ― Сирасаги неторопливо кивнул, ― но, положа руку на сердце, я бы не стал надеяться, что это возымеет какой-то эффект. Положения заключенного договора подразумевают соблюдение строгого инкогнито, и здесь, в Японии, мы сознательно с самого начала строили рекламную компанию на эксплуатации образа персонажа, а не автора.

Вот это уже было правдой. Действительно, в аэропорту и на улице Кроуфорду встретился не один биллборд с изысканной дамой, прячущей лицо под лисьей маской, или с лисицей в кимоно и с веером из человеческих масок в лапах.

― Может быть, я мог бы побеседовать с ним лично? ― какой-то шанс на это развитие событий был. ― Кто знает, вдруг мои доводы покажутся ему более убедительными?

Сирасаги неодобрительно поджал губы, уже почти не скрывая неприязни.

― Вы же понимаете, рекламная компания с опорой на автора ― гораздо более выгодна в маркетинговом смысле. У читателя создается иллюзия прямого диалога, ― нет, здесь ловить было больше нечего. Теперь стоило попробовать другой путь: а для этого требовалось взбесить Сирасаги посильнее. ― Если в Японии дело выгорит, и встреча с аудиторией пройдет успешно, можно будет подумать насчет европейского тура, со всеми причитающимися бонусами.

Кроуфорд азартно вскочил, экспансивно взмахнув руками, а потом с силой оперся на стол, словно ожидая немедленного восторженного внимания к своей идее. Задел рукавом пресс-папье в виде массивного шахматного слона, едва не уронив, и торопливо положил на место. Приклеенная к запястью кнопка жучка присосалась к внутренней части полой статуэтки.

― Я крайне сожалею, что условия авторского контракта буквально вынуждают меня ограничиться повтором уже известных вам сведений, ― Сирасаги развел руками, с явным удовольствием недвусмысленно указывая гостю на дверь, ― но до получения особых распоряжений от Сато-сенсея ничего кроме номера телефона с заведенной для него голосовой почтой предоставить вам не имеем права. Лишиться из-за репутационных потерь столь многообещающего автора мы просто не можем. Всего доброго.

Сирасаги коротко нажал на кнопку селектора, и дверь кабинета приоткрылась. В получившуюся щелку вдвинулся сначала бюст, а потом и носик секретарши:

― Сирасаги-сама? ― томный, чуть хрипловатый голос. Кроуфорд даже задумался, не попробовать ли выяснить что-то через неё, но потом с сожалением отказался от этой мысли. Удовольствия, конечно, будет больше, но тогда он точно не уложится в срок.

― Проводите нашего гостя.

Дама высунулась чуть сильнее ― Кроуфорд уже начал опасаться, что грудь перевесит ― и сочувственно взглянула на него. Поманила к себе, выходя, и аккуратно прикрыла дверь в кабинет шефа. На столе горела красным кнопка включенного селектора, и секретарша проказливо ухмыльнулась, только сейчас щелкая клавишей.

― Я тут совершенно случайно успела услышать обрывок вашего разговора… ― она позволила голосу многообещающе затихнуть.

― Неужели вы решили спасти мою бедную шею и годовую премию, химе? ― Кроуфорд с удовольствием поддержал разговор.

Дама лукаво покосилась на статуэтку кошки и протянула наспех вырванный из блокнота лист:

― Здесь номер телефона с голосовой почтой и адрес, с которого ведется переписка с этим автором, ― она чуть нахмурилась, сомневаясь, ― адрес может быть старым или вообще одноразовым, но увы, это все, что я могу для вас сделать.

Кроуфорд рассыпался в благодарностях и даже приложился к руке, после чего распрощался. Не утерпел и сунул в ухо наушник уже на выходе из здания, торопясь услышать то, что будет сказано о нем и загадочном авторе сразу после ухода.

В динамике послышался треск, шорох, а потом пошли голоса:

― …проводила его, Квин? ― Сирасаги. ― Погоди-ка, покажи мне эту кошку.

― Да, я… Это что, жучок?

― Ты проспорила, ― в голосе негостеприимного хозяина слышалось злорадство, ― а я был прав. Поэтому…

Сигнал пропал, причем пропал с обоих жучков. Кроуфорд вытащил из уха бесполезный уже наушник и задумался. Допустим, Сирасаги параноик и помешан на сохранении коммерческой тайны. Даже если так и если он нашел оба жучка, синхронно сломать оба не удалось бы. А такое исчезновение сигнала могло говорить только об одном.

Сирасаги Рэйити только что врубил в кабинете «глушилку» не из последних. Задачка становилась все интереснее. Пожалуй, стоило поесть и заняться ею на сытый желудок. К счастью, в Токио было достаточно мест, чтобы найти нормальный континентальный завтрак.

Ладони грела чашка с кофе, а Кроуфорд задумчиво смотрел на номер, который ему выдали. Местный; издательство наверняка зарегистрировало его от своего имени и предоставило писателю права на прослушивание почты. Скорее всего, более или менее настоящий, раз «Квин» поделилась им до того, как Сирасаги нашел жучки.

Стоило попробовать. Кроуфорд глотнул кофе, задумчиво перекатил на языке, слушая длинные гудки и ожидая, пока включится автоответчик. Когда началась приветственная запись от автора, которому полагалось быть адресатом всех этих посланий, второй глоток Кроуфорд сделать забыл.

Чуть глуховатый, низкий и звучный голос был ему знаком. Поставленный, но не для пения, а скорее с расчетом на обширную аудиторию, этот голос озвучил уже знакомое Кроуфорду посвящение и предложил оставить сообщение, которое обязательно будет услышано. А в памяти всплыло совсем недавнее: «Какое нелепое предсмертное желание».

Неужели книжку действительно написал Фудзимия? Теоретически случившееся вполне могло быть цепью совпадений или аккуратных подтасовок: Абиссинец мог попасть на запись случайно, отрабатывая одну из легенд, книга могла быть написана «литературным негром», Сирасаги мог оказаться обычным параноиком, крутящим в кабинете особенно незаконные дела и потому потратившимся на неплохую «глушилку»… Все это было возможно. Если бы одни факты явно и косвенно не подтверждали другие.

Кроуфорд спохватился и одним глотком допил почти остывший кофе; поморщился, когда на язык попало несколько крупинок гущи.

Пойдем иначе. История фрейлины ― история о мести прежде всего. Фудзимия ― если это действительно он ― выплеснул на бумагу все, чего у него и без того было в достатке. Все эти чувства, которые, словно одержимого, гнали его вперед. Месть фрейлины не завершена ― если это действительно послание к сестре, то Фудзимия мог таким образом, скажем, предостерегать её от повторения его пути. История… здесь сложнее, Кроуфорд как американец не слишком интересовался даже своей страной. Но Абиссинец работал в Коа как раз под легендой учителя истории; возможно, это хобби или просто хорошее образование в юности. Посвящение сестре ― написанное в нем могло оказаться правдой, стало быть, Фудзимия Ая с высокой вероятностью опознает сюжет. Может ли это быть своеобразной весточкой, если они не общаются напрямую?

И тогда понятна «глушилка» в кабинете у Сирасаги: скорее всего, издатель ― тоже агент Критикер. Отсюда публикация инкогнито и исключительно онлайновое общение. Наверняка они не ожидали такого успеха книги, и вряд ли он обрадовал Фудзимию. Не успеешь обернуться, как накроется большая часть анонимности.

Но Абиссинец ничуть не бессребреник. Права на книгу с высокой вероятностью оформлены на сестру. Объяснить мужской псевдоним в Японии нетрудно, легенду даже не придется сочинять.

Да; Кроуфорд кивнул себе, если отбросить стереотипы, то в этом паззле сходилось слишком многое, вытягивая за собой на новые выводы. Но основная проблема остается: что делать с Кэмпбеллом? Можно было бы просто отступиться, о пьяной исповеди литагент наверняка запомнил немного. Если Сирасаги возьмется сличить его фото с Кроуфордом, то никаких проблем для Кэмпбелла и вовсе не последует.

Но не хотелось. Интуиция недовольно ворчала, протестуя против попытки похерить хорошую примету. В довесок подгрызало любопытство: ужасно хотелось поймать Абиссинца, образно выражаясь, «на горячем», а то ж если попробовать просто предположить такое, поднимут на смех. А поймав, возможно, свести с Кэмпбеллом. Пусть сами решают, насколько важна анонимность. Место в партере Кроуфорда вполне устраивало. Скоро Рождество; нужно заканчивать с этим делом побыстрее.

Принятое решение удовлетворило и дар, и любопытство, так что ещё раз Кроуфорд достал телефон уже со спокойной душой.

― Наоэ, ― холодно уронили в трубке после третьего гудка. Не здороваясь.

― Это Кроуфорд, ― он почти видел, как на том конце Наги подобрался. ― Не подскажешь по старой памяти, где сейчас Абиссинец?

― В операции в академии Коа Вайсс легли всем составом, ― неторопливо и ровно, словно читая с листа, сообщил Наги. Кроуфорд поморщился столь явной и нескрываемой лжи.

Наоэ ушел от них после отставки Фарфарелло и выбрал интересы Такатори Мамору, бывшего Бомбейца, текущего Персии. Это больше не удивляло, но всё ещё царапало.

― Наги, это даже не смешно, ― Кроуфорд надеялся, что это прозвучало с достаточной укоризной. ― Не жмотись. Я все равно узнаю, но это займет больше времени.

― Ты же понимаешь, что разговор пишется, ― Наги тяжело вздохнул. Кроуфорд ждал молча, позволяя чужому чувству вины и долга сделать большую часть работы. ― Ладно. Он в Нью-Йорке.

― И давно? ― смысла сдерживать удивление не было.

― Уехал после реабилитации, ― судя по тону, Наги равнодушно пожал плечами. ― Сейчас работает один. А что?

― Дай мне контакт, ― в трубке выразительно промолчали, ― или хотя бы отправь ему вызов на встречу, если не хочешь светить его передо мной.

― Мамору меня убьет, ― Наги пробормотал это почти с нежностью. ― Ладно. Когда ты там будешь?

Кроуфорд быстро прикинул. Из Токио до Нью-Йорка лететь не меньше тринадцати часов, в зависимости от пересадок. Нужно оставить запас времени для Кэмпбелла.

― Завтра к вечеру буду готов встретиться, ― Наги неопределенно хмыкнул в ответ, показывая, что принял к сведению. Кроуфорд помолчал, не слишком представляя себе, как теперь правильно прощаться. Наоэ ему больше не подчиненный, и он только что развел его на услугу по старой памяти. ― Спасибо тебе, Наги.

Иногда честность ― лучшая политика.

― Почему нужно было уйти из команды, чтобы ты начал считать меня взрослым? ― вопрос можно было бы посчитать риторическим, если не подлинная печаль, прозвучавшая в голосе Наги. ― Пожалуйста. Удачно тебе долететь.

Короткие гудки ударили в ухо прежде, чем Кроуфорд сообразил, что можно вообще ответить на такое заявление.

Рождество, чтоб его. Всегда предоставляет возможность узнать о своей семье гораздо больше, чем ты когда-либо был готов переварить.

Слова Наги зацепили сильнее, чем показалось сначала, и дурное настроение только усугублялось тем, что исправить ситуацию уже не было возможности. В таком расположении духа втискиваться в короткое и узкое кресло грозило неоплаченным убийством, и пришлось выбрать отдельную кабинку первого класса.

В Нью-Йорке небольшой снег слегка припорошил землю, и Центральный парк смотрелся по-настоящему сказочно. Кроуфорд предпочел оставить машину рядом с ним и пройти парк насквозь ― выбранное Абиссинцем место встречи находилось буквально в паре кварталов от северной стороны.

Найти того в «Гран Пьятто д’Оро» не составило труда: Кроуфорд быстро оглядел помещение и прикинул, где именно сел бы сам. А вот некоторая непривычность выбранного образа едва не притормозила.

Больше всего Фудзимия напоминал сейчас студента старших курсов или молодого преподавателя. Развернутый лэптоп, летающие по клавишам пальцы, прямоугольные очки, скрывающие выражение глаз. Сами глаза ― усталые, с ясно заметными сосудами. На удивление неприметная одежда: какой-то пуловер поверх рубашки, брошенный на соседний стул плащ. Если учесть, что поблизости кроме пятка школ и колледжей находилась и Нью-Йоркская публичная библиотека, то взгляд невольно скользил мимо ― слишком точно созданный образ попадал в стереотип.

…три, четыре. Внутри привычно включился таймер, и на пятой секунде Абиссинец поднял взгляд, безошибочно почувствовав чужое внимание. И немедленно напрягся, определив источник. Вот теперь можно подойти.

― Теперь ты носишь сообщения от Мамору? ― холодно поинтересовался он, закрывая крышку ноутбука. Кроуфорд тоже скинул пальто, с удобством устроился в кресле напротив и отрицательно покачал головой. ― Значит, Наоэ помог.

― Не осуждай их слишком сильно, у меня личное дело, ― Кроуфорд улыбнулся в ответ на скептический взгляд. ― Действительно, личное.

Когда он потянулся за книгой в сумку для ноутбука, Фудзимия напрягся ещё сильнее. Казалось, еще немного ― и сорвется взведенная пружина, разрушив тщательно создаваемый уют итальянского ресторанчика.

Когда Кроуфорд положил на скатерть пузатый томик, напряжение упало так резко, что он почти услышал холостой выстрел. Фудзимия вздрогнул и дернулся назад, на спинку стула; на бледные щеки плеснуло злым румянцем.

― И что? ― на первом выдохе он не справился с голосом, и получилось страшное полузадушенное шипение. Кроуфорд поймал его взгляд: странно растерянные глаза за стеклами очков, полные раздражения и неловкости.

― Ты же не вызверишься на меня за то, что я прочел книгу, ставшую бестселлером, ― ровным, спокойным голосом. Кроуфорд чувствовал себя факиром, уронившим заветную дудку и наступившим на гадюку в довесок. ― Ты же отдал её в печать ― значит, был готов к тому, что её прочтут.

У Фудзимии невнятно клокотнуло в горле, словно он собирался что-то сказать, но проглотил в последний момент. Он зло мотнул головой, отбрасывая челку с лица, и потер пальцами переносицу, зажав очки в кулаке. Веки опустились, тень от ресниц упала на скулу, а Кроуфорд, забыв о деле, смотрел, как двигаются пальцы по крохотным складочкам на веках, массируя глазные яблоки. Как сделалось странно уязвимым лицо.

Прошло… ну, наверное, не очень много времени, когда Фудзимия потер лоб ладонью и всё-таки открыл глаза. Кроуфорд воровато отвел взгляд, словно в этом созерцании было что-то плохое. Их обоих будто выключило из нормального течения времени и только сейчас вернуло обратно.

― Прошу прощения, ― Фудзимия успел взять себя в руки, и Кроуфорд иррационально расстроился. Только что, без маски, старый знакомец был намного приятнее.

― Мне понравилось, ― он ляпнул это в ответ почти бездумно и поспешно добавил в ответ на недоумение, ― я имею в виду, книга. Прочел с удовольствием.

― Я, наверное, польщен, ― Фудзимия дернул плечом. Явно был не готов говорить об этом снова. И напомнил: ― Так в чем дело-то?

― Тебя ищет твой литагент в Лондоне, ― тоже попытался включиться Кроуфорд. Не увидел ни капли понимания и продолжил: ― Дерек Кэмпбелл? Оставивший тебе десяток просьб об интервью на голосовой почте?

― Я не даю интервью, ты должен понимать, ― о, вот теперь Фудзимия вспомнил ― судя по тому, с какой скоростью он начал ощетиниваться колючками. ― И с каких это пор у таких, как он, есть деньги на твои услуги?

― Рождественская благотворительность, ― Кроуфорд шутливо развел руками, стараясь сохранить этот неожиданно установившийся легкий, почти доверительный тон, ― старая примета: помоги кому-нибудь в Рождество, и будет везти весь год. Плюсик в карму, долька удачи для моих ужасных, темных дел. Я стараюсь следовать.

Он весело фыркнул на откровенно скептический взгляд.

― И кстати, ― Кроуфорд чуть наклонился вперед, доверительно понизив голос, ― как насчет продолжения?

Взгляд Фудзимии невольно скакнул к лэптопу и обратно, а потом он поймал себя на этом и вымученно улыбнулся:

― Лучше расскажи мне, почему ты в этом участвуешь. Одни только перелеты Лондон-Токио, Токио-Нью-Йорк ― уже внушительная сумма выходит, ― выразительная пауза, ― для благотворительности.

Почему-то показалось, что Фудзимия может понять этот мутный, странный механизм.

― Такие путешествия обычно больше, чем примета, ― слова приходили медленно, словно неохотно. Кроуфорд перевел взгляд на прямоугольный орнамент плитки на полу, ― какие бы ни были расходы, они потом многократно окупаются, неважно как. Приходят сами озарения, которых долго ждал, выясняются новые обстоятельства. Обычно ни одна встреча в таком путешествии не является случайной.

Фудзимия слушал с неподдельным интересом. Удивительно внимательный, словно бы запоминающий все до мелочей взгляд. Сосредоточенный, будто все вокруг внезапно отошло на второй план. Такой интерес грел и поощрял подбирать слова и дальше.

Кроуфорд даже решился проверить, насколько он настоящий. В Розенкройц в его досье чахлая бытовая эмпатия даже не упоминалась. Сил расходует немеряно, в бою от неё никакого толку, да и вырабатывалась она почти у всех, кто направлялся на полевую работу и проходил боевое слаживание. Но… хотелось знать точно.

Заинтересованный взгляд ощущался теплым прикосновением, и Кроуфорд шагнул из щитов ему навстречу, напряженный, готовый в любой момент отступить. Но не понадобилось. Теплое касание сделалось обширней, словно обняло всё тело. Интерес ощущался как игристое вино, легкое, золотистое. Где-то мелькнули остатки смущения, медленно гаснущие колючки гнева, ажурное кружево иронии. Вот плеснула первая холодная волна тревоги, и Кроуфорд немедленно вернулся обратно, напрягаясь тоже.

― Кроуфорд? ― Фудзимия теперь смотрел обеспокоенно. ― Ты замолчал и застыл. Что такое?

От перенапряжения бросило в жар, и пришлось воспользоваться салфетками, чтобы стереть капли пота с висков и лба. Непрофильная побочка ― зло.

― Ничего, ― улыбка вышла откровенно вымученной, ― бывает. На чем я остановился?

― На том, что каждый элемент значим, ― послушно озвучил Фудзимия. И немедленно добавил: ― Хотя мне все ещё неясно, на кой я тебе сдался.

Словно в ответ на этот вопрос, пришло первое видение, короткое и мучительно яркое: ближайшее будущее, дня через два. Может, три. Фудзимия в рождественской толпе, рывок, удар ― и налетевший на него пацан бежит дальше, оставив почти незаметную на бежевом пальто костяную рукоять ножа. Печень, судя по расположению.

― Кроуфорд? ― уже откровенная тревога. Он открыл глаза на этот голос, благодарно сжал пальцы ― Фудзимия успел взять его за руку, пытаясь, похоже, привести в чувство и не привлечь внимания. ― В чем дело?

Говорить? Не говорить? Абиссинец явно не любил предсказания и не выносил предопределенности ― когда-то. «Будущее создают». Призрачным эхом старой драки заныла кисть. Прислушается или вспылит, оборвав эту тонкую паутинку неожиданного понимания?

― Награда нашла героя, ― пока Кроуфорд все же решил отделаться общей фразой, хотя её злая ирония резанула. Надо отвлечься на что-нибудь более приятное. А, вот: ― Так что там насчет продолжения?

― Я скинул черновик готового текста Рэйити, ― Фудзимия нахмурился, аккуратно высвободил пальцы. Ладони тут же стало холодно, ― чтобы он знал, что основная работа закончена. А что?

― Дашь почитать?

― Авторская правка не закончена, ― Кроуфорд только молча посмотрел. Крайне выразительно. ― Скину, если скажешь, куда. Но ты меня озадачил с этим агентом. Проделать такой путь, чтобы я просто ему отказал? Странно.

Проделать такой путь, только чтобы увидеть его смерть? Нет уж.

― Подумай, может, ты сможешь согласиться на что-нибудь необременительное, ― предложил Кроуфорд. ― В честь Рождества. А я обещаю не остаться в долгу.

― Личная встреча исключена, ― Фудзимия снова хмурился, раздумывая, и ровные, словно вычерченные кистью брови чуть сошлись. Какие они, если тронуть их губами? ― Никакой фото или видеосъемки. Максимум ― интервью по телефону и на моих условиях. У тебя же остались контакты?

Кроуфорд молча протянул визитку Кэмпбелла. Внутри медленно пересыпался в нижнюю чашу песок, отсчитывая последние крупинки до конца встречи. Фудзимия взглянул на часы, виновато улыбнулся:

― Ладно, мне пора. Надо хоть немного поспать. Если хочешь, я оставлю тебе свой телефон на ближайшую неделю.

Кроуфорд коротко кивнул, принял чистую визитку, на которой был от руки написан номер, и занялся ужином. Любопытство пополам с нетерпением сделали его только вкуснее.

К вечеру они изгрызли его окончательно, но к тому времени все уже было готово. Он приволок к ноутбуку минералки и килограммовый пакет арахиса и устроился в кресле. Следующие пять часов куда-то подло пропали.

Во второй книге Фудзимия взялся рассказывать про сына фрейлины, устроившегося придворным магом-онмёдзи к официальным потомкам Минамото. Причем именно официальным ― Токугава потратили много денег и влияния, чтобы утвердить о себе другое мнение, но лисица только посмеивалась. Почему все могущественные женщины ― такие стервы?

Смерть сына Мурасаки в последней главе оглушила. Кроуфорд, недоумевая, перечел это место и, странным образом на что-то надеясь, дочитал до конца. Нет, он все понял правильно; от обстоятельного описания придворных похорон почти затошнило ― там были и те, кто ненавидел онмёдзи в открытую, и те, кто предпочитал шипеть в спину и теперь ронял фальшивые слезы скорби. Вспомнилось сегодняшнее видение, и пробрало холодом ― мог ли Фудзимия вот так чувствовать свою смерть и описать её?

Кажется, у писателей такое случалось, притом нередко.

Кроуфорд ещё раз глянул на открытый файл, зло сплюнул и взялся за телефон.

Трубку долго не брали, и Кроуфорд успел предположить худшее ― что его собственное предсказание сбылось раньше срока.

― Да? ― Фудзимия хрипло рявкнул в трубку. Облегчение перемешалось с раздражением, и Кроуфорд с удовольствием наехал в ответ:

― Ты зачем его убил, сволочь?! ― от раздавленного арахиса саднило костяшки и подушечки пальцев. ― Как ты мог?

― Кого, твою мать? ― на том конце все ещё ничего не понимали, и это бесило. ― Кроуфорд, ты?! Сдурел звонить в три часа ночи? Кого бы я ни убил, это не могло подождать до утра?

― Онмёдзи! ― Кроуфорд заорал с облегчением. Предсказываешь тут, ищешь его ― а он убивает главного героя! ― Сына Мурасаки!

― О, будда Амида, ― было слышно, как Фудзимия глотнул воды, и его голос сделался почти обычным. ― Что тебя так возмутило? Люди вообще смертны, в отличие от кицунэ. Она еще выводок родит. Чего ты взвился?

― Того, что тебя вот-вот шлепнут так же! А ты пишешь такое! Я видел сегодня, ― Кроуфорд выпалил в ответ и только по повисшей в трубке тишине понял, что именно сказал. ― Я имею в виду…

― Я понял, ― перебил Фудзимия, длинно выдохнул. ― Значит, дю Руа все-таки решится. Понятно. Спасибо. Как именно, знаешь?

― Какой-то ребенок на перо посадит, прямо по печени, ― сказать остальное было уже легче. ― Броник нацепи под плащ, если хочешь на живца ловить. И это… может, передумаешь? Ну, с онмёдзи.

― Передумать не могу, ― теперь в голосе Фудзимии слышалась улыбка, ― могу кое-что добавить. С бронежилетом тоже, увы, сложности.

― Ты спятил? ― тихо переспросил Кроуфорд. ― Я тебя для чего предупредил?

Фудзимия прокашлялся, видимо, раздумывал, подбирая слова.

― Ты меня предупредил, чтобы я принял решение, ― наконец уверенно сказал он. ― Если бы ты не оставил за мной право выбора, то вмешался бы сам, и я был бы не в силах тебе помешать. Но ты не вмешался. Почему?

Кроуфорд молчал. Бутылка с минеральной водой, прижатая ко лбу, нагревалась медленно, но неотвратимо.

― Полагаю, потому же, почему ты пренебрегаешь расходами, когда ввязываешься в эту свою идею с приметой. Без ударов и проблем нет выигрыша, верно? А чем они серьезней, тем выше взлетают ставки. И потому, начав с небольшой помощи случайному человеку, ты выигрываешь большую удачу на весь следующий год. Ведь так?

Теплый пластик жалобно скрипел под пальцами.

― Так что я рискну. Посмотрим, что удастся выиграть. Кстати говоря, ― Фудзимия вдруг сменил тему, ― ты празднуешь четвертое июля?

Кроуфорд озадаченно моргнул.

― Ну так… без фанатизма.

― Тогда, если не возражаешь, я с тобой свяжусь через полгода. Думаю, к тому времени я уже буду точно знать, что именно выиграл взамен этой раны. Если выживу. И да, ― Фудзимия продолжил почти смущенно, ― пожалуй, я добавлю эпилог. В качестве замены хэппи-энду.

― Я буду ждать продолжения, ― хотелось хотя бы словами приманить надежду, ― и книги, и разговора.

В конце концов, если Фудзимия решил научиться договариваться с удачей, есть достаточно большая вероятность, что у него получится.

 

 

Этот звонок раздался в его квартире рано утром. Кроуфорд от неожиданности дернул рукой, и капли воды от мойки зашипели на сковороде с беконом.

Кроуфорд прижал плечом телефон и увернул огонь.

― Ты ещё не празднуешь? ― знакомый, долгожданный голос. ― Или у вас слишком рано для салютов?

― Давно хотел спросить ― откуда такие вокальные данные? ― закручивавшееся все туже напряжение спало. Кроуфорд уже достаточно давно знал, что Фудзимия жив. Оставалось неизвестным только одно: позвонит ли тот, как обещал?

― Мне ставили голос перед Коа, ― Ая удивился, но ответил, ― там большие аудитории. Без умения правильно говорить я бы остался без связок в первый же месяц. Кстати, ты не зря наорал на меня тогда. Без эпилога книга осталась бы незаконченной.

― Не говоря уже о том, что тебя вытащили из лужи примерно так же? ― Кроуфорд с удовольствием припомнил тот свой звонок ― и его результат. ― Я достаточно американец, чтобы не испытывать никакого смущения насчет любви к счастливым концам.

― Да, я заметил, ― чуть заметная досада, ― особенно когда увидел утром подарок.

― У меня национальный праздник, я имею полное право осчастливливать окружающих. Это, в конце концов, уменьшает энтропию и просто полезно…

― …для кармы?

― Разве плохо получилось? В конце концов, не спорь со специалистом ― пока не заведешь себе собственные, столь же полезные приметы.

 

Тот самый эпилог

 

Пути духов причудливее и короче, чем дороги смертных, но разгромленный магазин ― все же слишком неожиданно. Тэнгу все равно оказывается быстрее. Наклоняется над лежащим у стены мальчишкой, дергает за волосы, поворачивая лицо к свету.

Сердце рушится куда-то вниз от мгновенного узнавания, и время кажется свернутым в тугую спирать вокруг горла.

Мурасаки запрещает себе падать на колени, и смотрит, смотрит, смотрит, замечая более мягкую линию губ, чуть более высокие скулы, слегка измененную линию носа.

Конечно, она ошиблась. Ее сын умер три столетия назад. У него не было детей. Она бы знала. Если что, он бы сказал, не так ли?

Тэнгу поднимается, брезгливо отряхивая руки, и лисица всей кожей чувствует, как из мальчишки вытекает жизнь.

― Вы отдадите его мне?

Горный хозяин оборачивается, удивленно приоткрывает клюв.

― Зачем вам безродный мальчишка, моя госпожа?

― Он красив. ― Лисица дергает плечом.

Тэнгу насмешливо фыркает, склоняется в глубоком придворном поклоне.

― Кто я такой, чтобы мешать госпоже?

Теперь можно без урона для чести опуститься на колени, не обращая внимания на кровавую лужу на полу, похлопать мальчишку по щекам, делясь собственной силой.

Он открывает глаза, черные от расширенных зрачков, тусклые, отчаянные, сглатывает напряженно и молчит.

― Я могу спасти тебя. ― Лисица наклоняется низко-низко, шепчет на ухо. ― Но твоя жизнь будет принадлежать мне.

Вспыхнувший было надеждой, взгляд гаснет, губы шевелятся, и Мурасаки читает по губам неслышное «Нет».

Достойное уважения мужество. Она помнит, как страшно умирать в восемнадцать лет, поэтому наклоняется еще ниже, касаясь губами виска.

Ответом ― хриплый шепот:

― Позволь отомстить. Дальше ― что хочешь. ― Ей слышно, как хлюпает кровь в пробитом легком и бешено частит сердце.

― Я дам тебе твою месть.

Мальчишка успокоенно закрывает глаза, и Мурасаки щедро вливает в него силу, затягивает раны.