О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года.
Ещё обиду тянет с блюдца
Невыспавшееся дитя,
А мне уж не на кого дуться,
И я один на всех путях.
Линяет зверь, играет рыба
В глубоком обмороке вод -
И не глядеть бы на изгибы
Людских страстей, людских забот.
О. М.
Свет. Яркий. Взрыв. Грохот. Вспышка в воспалённом сознании. Яркая. Земля уходит из-под ног. Боль… и пустота. Ничто.
– Айя! АЙЯ! – исступлённо прокричал в приёмник Бомбеец.
Тишина в ответ.
– Где он? Где? – не слыша своего собственного голоса выдохнул Йоджи.
Только потрескивание. Черт! Аппарат неприятно хрустнул в стальной руке Балинеза и перестал подавать вообще какие-либо признаки жизни. Парень со злой яростью хватил им о полуразрушенную стену и, не досмотрев эффектного зрелища, рванулся прочь.
"Айя", – единственное, что мелькало в мыслях у Кудо.
Лестница...Длинный...Длинный...бесконечно длинный коридор... Жалкие охранники – проволока в крови. Снова лестница. Крепко настоянный электрический свет. Двери, окна... Холл. Пыль. Потолок, как живой, ходуном ходит. Опят охрана. Так много. Откуда? Нет времени думать. Тонкая нить знает своё дело.
Теперь какой-то пролёт, весь заваленный остатками несущей стены. Плохо. В любой момент здание может похоронить заживо. Нога с пулевым ранением почти онемела, но нельзя, нельзя останавливаться. Йоджи уже почти добрался до конца коридора, как вдруг в одном из бесконечных отворотов болезненно-красным вспыхнули волосы командира. Сердце замерло: "Айя, я нашел тебя, Айя...только...только не смей умирать...". Балинез быстрее молнии подскочил к Абиссинцу. Разгрёб и расшвырял тяжёлые глыбы, давившие на Рана. Дышит, слава ками! Осматривать раны нет времени. Сейчас всё рухнет. Йоджи быстро, но бережно, подхватил парня на руки и бросился вон. Он преодолел уже три этажа...четыре...пять... Проклятая лестница никак не кончалась. В адрес Мэнкс посыпались многочисленные выразительные метафоры и эпитеты...
Щёлк.
– Айя, ответь!
– Он без сознания, малыш. Мы...сейчас на третьем этаже сектора...BC-1, где, г…де выход? – послышался срывающийся от быстрого бега голос плейбоя.
– Спускайся в самый низ. Там будет маленькая деревянная дверь, – Оми даже не обратил внимания на "малыша", хотя терпеть не мог этого обращения.
Долговязый Вайсс с командиром на руках успел выскочить как раз во время – бетонная громадина с оглушающими стонами стала медленно оседать, словно уходя под землю. Сколько же тротила эти уроды туда напихали?
Кен и Оми уже ждали около машины. Миссия закончена.
Когда Йоджи вырвался наружу, закатное солнце ослепило ярко-красным. На небе ни одного облачка. После взрыва и беспорядочного гомона внутри здания тишина улицы просто давила на уши. Вечерний ветер приносил откуда-то с северо-востока тихие перезвоны колокольчиков и, подлетая к ногам убийц, с надтреснутым смехом взвивал прошлогодние коричневые опавшие листья и раскидывал их во все стороны, снова опускал, снова поднимал и кружил, уже навсегда унося и растворяя в горизонте. Пролетавшие журавли взорвали криками беззвучие умирающего дня. Щелкнула зажигалка. Клочья сигаретного дыма тут же рассеялись.
Кен с упорством пытался завести заупрямившуюся машину. Он тихо ругался себе под нос, иногда выдавая что-то типа: "Хренова машина … ва Мэнкс…" и др. Оми перевязывал раны Айе. Сильно пахло дезинфицирующим раствором и карболкой.
– Ну что с ним? – Йоджи затоптал докуренную до фильтра сигарету и наклонился, заглядывая в полутёмный, несмотря на лучи света, салон.
Оми только покачал головой. Такой жест обычно значит: "Ничего не поделаешь, надо к врачу". В большинстве (99,93%) случаев этот вердикт был окончательным и бесповоротным.
Через пять минут побеждённая машина, залитая кровью испускающего последние вздохи светила, уже мчалась по запруженной автостраде. Сегодня сказочно повезло: пробок не было.
Простреленная нога безутешно ныла, и время от времени по ней проходили конвульсии. Хорошо ещё, что пуля только зацепила. И на том спасибо. Только бы мелкий ничего не заметил. Поздно!
– Йоджи, – с угрозой в голосе процедил Бомбеец. – А ну-ка показывай, что у тебя с ногой.
Вот незадача! Да как же он, находясь на заднем сидении еще и с перебинтованным бессознательным Раном на коленях, умудрился заметить?!
Йоджи знал – отпираться не было смысла, да и не хотелось, но всё же привычка берёт своё.
– Просто царапина, – заулыбался он, оборачиваясь назад.
– "Просто царапину" судорогами не сводит, – констатировал младший Вайсс. – Значит, на очереди к врачу будешь третьим.
– Третьим?!
– А кто вторым? – мрачно поинтересовался Кен.
– Ты, – в тон ему ответил Оми.
– Я?!
– Да, именно ты.
Йоджи только сейчас заметил, что куртка на правом плече футболиста была разорвана и свисала бурыми лохмотьями, с которых капала такого же цвета жидкость. Судя по всему, рана была немаленькая.
"Куда же я смотрел? – вспыхнуло в голове у Йоджи. – Парень вот-вот в обморок рухнет. Как я мог такое допустить? О чём я думал?"
Однако Кен стих и не протестовал…
Вообще-то он врачей терпеть не может. Ещё с детства. Какая-то докторофобия. Когда Кен был ещё совсем маленьким и мать водила его в больницу, тот всю дорогу упирался, плакал, закатывал концерты и всё в таком духе. Ну не любит Хидака этих членовредителей. Не любит, и хоть тресни.
…Он с какой-то собачьей покорностью последовал указаниям Оми, в глубине души понимая, что без медика не обойтись.
Когда добрались, Айю взял на руки Йоджи – больше просто некому. Оми не удержит, а с футболистом всё ясно.
Домой вернулись только трое. Рана пришлось оставить в больнице: он так и не пришёл в сознание. Кена и Йоджи быстро и качественно заштопали и вкололи какое-то обезболивающее, ещё и видимо со снотворным, потому что, только добравшись до своих комнат, оба моментально уснули, едва их головы коснулись подушек.
На следующий день все, несмотря на яростные протесты Оми, отправились в больницу навестить командира.
– Нет…не…может…быть… – задыхаясь, произнёс Кен.
Йоджи, не сказав ни слова, достал сигарету, долго не мог поджечь её и, когда наконец справился, нервно закурил, не обращая внимания на вежливую просьбу врача этого не делать, выпуская клуби сизого дыма. В глазах Оми зимними переливами звёзд застыли слёзы.
– Мне очень жаль. Мы сделали всё, что смогли, – скорбно отчеканил врач приевшуюся до боли в горле фразу. – Теперь всё зависит только от вас.
– Значит, всё-таки есть шанс, – подытожил Бомбеец.
– Не ручаюсь сказать так. Скорее надежда на шанс.
– Хоть так, – вздохнул Кен.
На следующий день, под вечер, Кен привез из больницы красноволосого. За двое суток Айя сильно похудел, щёки осунулись, глаза, помутневшие и запавшие, смотрели в никуда, кожа была бледнее ноябрьской луны. Они прошли по узкому коридору, сплошь заставленному горшками, горшочками и горшочищами (склад в магазинчике был забит до отказа, так что пришлось пожертвовать коридором), Кен – топая, как слон, Айя – беззвучно, словно пантера, словно тень.
– Надо же, Кен, как это ты ничего не разбил? – промурлыкал с явным ехидством вышедший из кухни на встречу друзьям Йоджи (сегодня была его очередь разбираться с уборкой и другими домашними делами, в том числе и готовкой).
Вообще-то, долговязый хитрец всегда, или очень часто, увиливал, причём очень умело, от кулинарствования – не барское это дело, – но на этот раз он, вопреки обыкновению, весь вечер простоял у плиты, распространяя самым наглым образом разные приятно щекотавшие ноздри запахи, которые заставляли Оми и Кена (пока тот не уехал) дружно пускать слюнки и поминутно заглядывать на кухню, не забывая при этом поинтересоваться, когда же будет готово и можно ли попробовать, на что получали либо подзатыльники, либо сухое и монотонное "нет, НЕ скоро и нет, НЕльзя", повторённое раз двадцать за последний час.
– Легко и просто, – огрызнулся Кен.
– Ку-до, – сипло позвал Айя.
Йоджи в одну секунду оказался рядом, бережно поддерживая его.
– Кен, ПОЖАЛУЙСТА, проследи за кастрюлей, чтобы ничего не убежало, – страшно сверкая на Сибиряка глазами, спокойно попросил Йоджи.
Кен коротко кивнул и, отдавая Айю на милость плейбоя, проскользнул в кухню. Секундой позже послышался грохот, безжалостно напоминающий звук разбитой посудины, а затем последовали негромкие чертыханья цветочника-растяпы. Йоджи, воспользовавшись тем, что стоящий рядом отвлёкся на звук, легко поднял его на руки и потащил наверх, где находились комнаты парней, загоняя ноющую и стреляющую боль в ноге на седьмой круг ада.
– С ума сошёл, Кудо? – яростно зашипел красноволосый, упираясь тому в грудь ослабевшими руками. – Я вполне могу дойти сам, БЕЗ чьей-либо помощи!
– Да ладно, – протянул Йоджи и неторопливо стал подниматься. Ему было тяжело, но больная нога или вес Айи здесь совершенно ни при чём. Дыхание сбилось, а сердце кочевало, неприкаянное, по всем частям тела, больно ударяя в запястья, вески, ступни, пах и рёбра. Мгновенно стало жарко, когда одна айина рука обвилась вокруг шеи (ну, конечно, чтобы не упасть, хотя, с другой стороны, Айя прекрасно знал, что сильные йоджины руки ни за что его не отпустят), а другая продолжала упираться в грудь.
Йоджи с силой толкнул дверь в комнату Айи, та податливо распахнулась и впустила двоих убийц. Кудо аккуратно положил парня на кровать и медленно убрал руки, так и оставшись в согнутом положении.
– Как долго это будет продолжаться? – глухо спросил командир.
– Что "это"? – лживо-удивлённый вопрос на вопрос.
Специально, что ли? Издевается?
– Моя слепота, Йоджи. Что сказал врач?
Балинез медлил. Если человеку, заболевшему смертельным недугом и не знающему о том, что недуг смертелен, да даже и знающему, сказать, что тот непременно выздоровеет, надо в это только верить (и, допустим, он поверил) изменится ли тогда что-нибудь? Исчезнет ли смертельная болезнь? Справятся ли с ней сила воли и желание жить? Справятся. Бесспорно, справятся. Но если он не поверит, если не захочет бороться…
– Э-э-э, ну вообще-то этот окулист сам толком не знает насколько. Сказал, что не на очень долго. Да ты не пережиииивай – поправишься ведь! Главное в это верить.
Айя сухо и недоверчиво кивнул и отвернулся.
– А, кстати, ты не голоден? – как бы невзначай бросил Йоджи. – Через четверть часа всё будет готово. Знаешь, сегодня стряпал я, даже не заказывал(!).На первое будет суп из морепродуктов из набора "Ost Sea", на второ…
– Я не хочу есть, Кудо. Спасибо. Я посплю. Не тревожьте меня больше…
Тут дверь протяжно скрипнула, и показался Оми с букетом гиацинтов в вазочке.
– Ты где их достал?! – опешил Йоджи.
– Места знать надо, – хмыкнул мальчишка и поставил цветы у изголовья. Нежно-фиолетовые гиацинты чудно благоухали. Их сладковатый аромат тут же заполнил комнату.
Айя вздохнул.
– Я тоже очень рад тебя видеть, Айя, но не надо вздыхать, – картинно насупился Оми. – Между прочим, это врач посоветовал провести терапию фитонцидами гиацинта. Он заверил, что это непременно способствует твоему скорейшему выздоровлению.
Йоджи поднял бровь и переглянулся с Бомбейцем. "Умница".
– Ну, раз не хочешь ужинать, то мы пойдём, а ты отдыхай, – громко заявил Йоджи, приобняв младшего за плечи.
– Отлично сработано, Оми-кууун, – протянул он уже за дверью.
– Да уж. Пусть лучше думает, что гиацинты его вылечат. Может, всё и обойдётся.
Они спустились на кухню, и двое Вайсс (Кен стойко дождался своего часа) с ожесточением набросились на зардевшийся от смущения, что ему одному столько внимания, ужин.
Японская кухня перемежевалась с европейской. Традиционное суши, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке, кажется, тот самый суп, о котором упоминал чудо-повар, неизменные рисовые шарики и ещё, кроме палочек, лежали западные ложки и вилки. И, естественно, апельсиновый сок, страстно любимый Айей.
Йоджи ни к чему не притронулся и, мотивировав это тем, что "нахватался всего пока готовил", вышел из кухни. Оправдание оказалось убедительным, и как следствие никто (в смысле Оми и Кен) ничего не заметил.
Знакомый щёлк зажигалкой и вездесущий, едкий и назойливый, табачный дым. Едва различимые шаги вверх по лестнице. Тихий стон двери. Всхлип кровати. Затяжка длиною в ночь. Чуть позже – негромкая возня за дверью и пожелания "Oyasumi"… Бормотание компьютера, переходящее в шепот. Интересно, по каким сайтам лазит этот мелкий? Хотя и так понятно. Наверно. Часы отбили полночь. Давно. Наверное, умерли.
Ночной ветер распахнул окошко, заиграл шторами, и черное марево желтым прищуренным глазом заглянуло в душу комнаты. Вдали прокашляла машина. Часы подумали и пробили ещё. Три...четыре...пять... Работящий человек уже начал просыпаться, отгоняя немой вопль мрака. Йоджи скрипнул кроватью и поднялся: всё равно Морфея нет смысла ждать. Он потянулся, небрежно зевнул, нацепил какой-то топ, комком лежавший на полке, джинсы, черные очки, чтобы не видели покрасневших глаз и не задавали лишних вопросов, и спустился на кухню.
Там, разбросанные в художественном беспорядке, его ждали немытые тарелки, ложки, чашки… Посуда, в общем. Йоджи так увлёкся, что даже не услышал приглушенных шагов. Когда он обернулся, посреди комнаты стоял, сложив руки на груди, Айя. Сердце глухо застучало в висках, дыхание прервалось, участилось. Хорошо, что сейчас Айя не видит его лица!
– Ты...ты почему не спишь? – брякнул первое что пришло в голову Йоджи.
– Могу то же самое спросить у тебя, Кудо.
Даже сейчас, подёрнутые дымкой слепоты, стальные глаза командира были холодны, как лёд. Ни радости, ни печали. Никаких эмоций. Ничего лишнего. Но от этого самого взгляда у Йоджи всё начинало печь изнутри. Но как бы хоть раз хотелось бы увидеть улыбку, улыбку только ему, улыбку только для него в этих удивительных глазах…
– Который час?
– Что?
– Час который, Йоджи?
– Двадцать минут шестого, – промямлил тот. – Ты бы отдохнул, врачи настоятельно рекомендовали…
– Ну и что?
Йоджи пришел в ступор. "Как что?" вертелось на языке, но командир опередил, как всегда, впрочем.
– Ты ведь немного умеешь обращаться с мечом?
– Ну, в общем, дааа…- ступор становился всё глубже.
– Так вот, я бы хотел с тобой потренироваться, ты не против?
– Да нет...Что?! Почему со мной?
– Я же объяснил. Ты умеешь обращаться с мечом, а Кен и Оми – нет, – терпеливо пояснил командир.
– Ну хорошо Айя, ладно.
– Тогда идем прямо сейчас, чего время терять?
Йоджи хотел что-то возразить, или, на крайний случай, ответить, но слова куда-то провалились и он так и не смог их найти. Айя, видимо, по-своему расценил красноречивое молчание, развернулся и уверенной поступью направился к двери, но та предательски увильнула, и Айя впечатался в косяк, больно ударившись лбом при этом. Йоджи тут же подлетел к командиру и подхватил того под руки, потому что Ран опасно накренился. Балинез негромко фыркнул. Но плохо замаскированный смешок был обнаружен.
– Не фиг ржать, Кудо! Ничего смешного!
Йоджи не удостоил разгневанного капитана даже ответом, даже самой коротенькой репликой, но резко поднял его на руки и устремился, чуть прихрамывая на раненую ногу, в зал для тренировок.
– Для твоей же безопасности, – едва слышно прошептал довольный Йоджи.
Айя даже ничего не нашел, чтобы протестовать, поэтому он обошелся коротким "Придурок" и вцепился "придурку" в плечи, дабы не упасть. Йоджи самодовольно ухмыльнулся.
В зале темно и холодно, как будто там ещё оставалась зима. Долговязый Вайсс даже не стал включать свет: Айе он не нужен, а ему всё равно.
По указаниям Абиссинца он нашарил трясущейся рукой где-то в углу две палки, заменяющие мечи, и парни преступили к тренировке.
Йоджи видел, как тяжело Айе. Как он часто промахивался, делал неверные шаги, не рассчитывал силу удара, оступался, отходил слишком далеко, или, наоборот, приближался так, что Йоджи начинало лихорадить.
Да, несомненно, даже самому Айе понадобиться много времени, чтобы привыкнуть к новому себе.
Айя тоже это хорошо понимал. Слишком хорошо. Он знал, что если в их деле кто-то кому-то становился лишним, ненужным или просто этот кто-то не мог выполнять своих прямых обязанностей – от него легко и быстро избавлялись, как от назойливой мошки, которая постоянно мелькает перед глазами и противно жужжит. Нет, на себя Айе было наплевать. Но в больнице неподвижно лежала та, ради которой всё это было затеяно, и нельзя сейчас всё потерять. Нельзя сдаваться. Нельзя быть слабым. Нельзя оступиться. Нужно идти только вперёд. Ведь теперь у него есть друзья. Есть Кен, который своей неуклюжестью постоянно веселил его и приходилось быть очень строгим и неприступным, чтобы себя не выдать; есть Оми, неунывающий и оптимистичный, готовый тёплым словом поддержать в трудную минуту, как и все стальные, впрочем, он хоть и младше, но понятливый, с ним просто – не задаст лишних вопросов; есть Йоджи... Йоджи. Всегда можно положиться. Но ходячее недоразумение – вот имя ему. Бесконечные клубы, дискотеки, сигареты, девчонки, не сходящая с губ ухмылка... Что он прячет за этой ухмылкой? А вот глаза никогда не улыбаются. Иногда кажется – сделаешь всё что угодно, лишь бы они засияли смехом. Почему? Зачем? Он ведь не более чем друг... или уже нет?
Так прошла неделя. И, благодаря изнурительным и долгим тренировкам с Йоджи, Айя уже практически спокойно сражался в непроглядной тьме.
Все эти дни стояла великолепная погода.
Было жарко.
Купол неба переполнял птичий гомон.
В магазинчик, весь усыпанный весенними цветами, наваливало столько народа, что трое продавцов еле справлялись.
И ни одного шрама от облаков на небе.
Но сегодня, уже с утра, набежали аляповатые, но многообещающие тучи. Температура понизилась. Так всегда бывает. Перед грозой. К вечеру все затянулось темно-серой плёнкой, и провисшее пузо непогоды замерло над городом.
Йоджи убирал после ужина тарелки. Айя, раздражённо отказавшийся от его помощи, отправился к себе самостоятельно. Айя вообще очень странно вел себя в последнее время. Плейбой не знал, что именно не так, но что-то в поступках командира его настораживало и... удивляло. Лёгкие прикосновения, как бы случайно, постоянная близость... Неужели он... Нет, не может быть.
Оми, как всегда, отправился бродить по бескрайним просторам виртуального мира; а Кен плюхнулся в кресло в гостиной, смотреть очередной матч. Он быстро перещёлкивал каналы, но на одном замер.
"...множество людей стеклось к склонам Фудзиямы любоваться цветением сакуры и отдать своё почтение Конохане-Сакуе-Химэ, величественной богине Фудзи. В Центральном парке..."
Переключил канал.
Сакура...
Йоджи вспомнился заваленный толстой кипой листков памяти разговор.
– Эй, ребята! Вы не забыли, что у нас недельный отпуск? – широко улыбнулся Йоджи, косясь одновременно на всех троих. – Почему бы нам не съездить к Фудзи и не полюбоваться цветением сакуры? Сейчас как раз самое время!
Повисло гробовое молчание. Да, Йоджи шатается по дискотекам и ночным клубам, он завсегдатай баров и, может быть, еще кое-чего... Но чтобы Йоджи, Кудо Йоджи, ни с того ни с сего предложил поехать к Фудзи?! Поехать к Фудзи и "полюбоваться цветением сакуры"?!! Ну уж нет. Это ни в какие ворота не лезет.
Даже Оми не нашлось что сказать, он промолчал, так и оставив невысказанную мысль в глубинах души. Про Кена вообще нечего говорить: он выпучил глаза так, что те чуть не выпали и со звоном не покатились по полу.
– Сдурел, Кудо? – Айя в своем репертуаре.
– Да я только пред…
– Ты разве забыл, что этот отпуск Мэнкс дала нам заочно? В любой момент мы можем понадобиться.
Безапелляционный тон командира совершенно не давал сомневаться, что его ответ следует толковать как категоричное "нет" и ни что иное.
– Ты разве не любишь сакуру? – невинно поинтересовался Йоджи.
Айя ненавидел этот пустоцвет.
– Нет, – отрезал он.
Спрашивать у остальных не было смысла: он бы не пустил.
Почему же Ран отказался? На дело их бы не вызвали ещё минимум дня два. Да ладно, какое это уже имеет значение?
Телефонный звонок острым клинком поддел и прорвал призрачные мысли.
– Я вас слушаю, – с придыханием проговорил медовым голосом Йоджи.
– Кудо, позови Айю.
Вот черт. Мэнкс. Мэнкс?! Значит, миссия. Вот черт.
– А он спит, – соврал парень.
– Спит? – Мэнкс немного помедлила. – Хорошо. Тогда скажи всем, что у вас миссия. Я завтра заеду, привезу документы. Будьте готовы. Счастливо.
Длинные гудки.
– Мэнкс? – послышался голос из-за спины.
Йоджи, как ошпаренный, обернулся. Айя.
– Да, – сглотнул Йоджи. – У нас завтра миссия. Ты…
– Нет, отказываться я не собираюсь. И не забудь, что тренировка у нас через полчаса.
С запада тянулись глухие раскаты рева бури. Гроза стояла на пороге. Напряжение в несколько сот вольт остро ощущалось в наэлектризованном неспокойном воздухе. Вот-вот небосвод разверзнется неистовым ливнем, громом и молнией. По воздуху вперемежку с лепестками сакуры гуляли прошлогодние иссохшие листья. И откуда они?
Опять эти тихие волнующие шаги за спиной. Такие уверенные. Айя.
– Йоджи, ты что, забыл?
Парень глянул на часы. Без пятнадцати семь. Они должны были начать в двадцать минут седьмого. Айя так долго ждал? Почему же не поторопил?
Йоджи почувствовал, что дыхание опасно участилось. Он обернулся – Айя почувствовал на себе взгляд.
– Идём, Йоджи?
Йоджи любил, когда командир называл его по имени. Особенно так, как сейчас. Подогнулись колени, и кадык земным шаром застрял в горле.
– Да.
Айя круто развернулся, но не двинулся с места, ожидая, что напарник его обгонит и пойдёт впереди. Но ноги Йоджи намертво приросли к холодному кафельному полу. Он с остановившимся дыханием скользил взглядом по стройной фигуре Абиссинца, словно в первый раз по-настоящему увидел. Одна огненно-красная прядь обвилась вокруг шеи – щекоталась, наверное. Так хотелось её убрать, дотронуться до бледной кожи... Другая спадала на чёрную ткань рубашки без рукавов. Четко очерченные дельтовидные мышцы опущенных рук сводили с ума. Такие же черные штаны стягивали узкие бёдра и туго обхватывали стройные ноги, чуть расширяясь книзу. Такой красивый. Такой желанный. Такой близкий. И такой далёкий. Недосягаемый.
Но сейчас по какой-то неясной причине все границы стёрлись, подобно тому, как гроза стирает границу между небом и землей.
Йоджи, подчиняясь дикому порыву и не осознавая своих действий до конца, подошел и обнял Айю сзади. Тот замер, а сердце захлёбывалось в своем собственном бешеном ритме. Одна рука Кудо скользнула на ремень, а другая мягко легла на шею. Внимательные пальцы едва прикасались к нежной коже как раз в том месте, где лихорадила сонная артерия. "Йоджи, что же ты со мной делаешь?" – вспыхивало в мыслях у Рана, стоявшего в оцепенении. Хотелось что-то сказать, но горло душило слова. Йоджина рука мягко гуляла по груди, по плоскому животу, окатывая мучительной волной сладкого до боли наслаждения. Какие у него теплые и приятные руки... Стало невыносимо жарко.
– У тебя...ведь никого...раньше не...было? – прошептал осипшим, срывающимся голосом Йоджи.
Айя ничего не ответил – не смог, только напряг стальные мышцы.
– Ничего, Айя, расслабься, – продышал Йоджи ему на ухо.
Он чуть наклонился и коснулся обжигающе-горячими губами сгиба между шеей и надплечьем. Айя вздрогнул всем телом и развернулся лицом к Балинезу. Тот тут же обвил рукой поясницу командира, притягивая его ещё ближе, ещё тесней к себе, так, что не хватало воздуха. Йоджи потянулся губами к нему, но замер на полпути. "Айя, только не отталкивай меня, пожалуйста...ненавидь меня, проклинай, унижай, только не отталкивай...не отталкивай, как простого прохожего, как надоевшую игрушку... Ведь я для тебя значу немного больше, чем ничто, правда, Айя?"
Абиссинец подался вперед и впился в губы Кудо. Йоджи тут же ответил. Они оторвались друг от друга только тогда, когда дыхание почти кончилось
– Ко... мне...поднимемся, – едва шевеля языком прошептал Айя.
...Они ввалились в комнату, где обжигала тень катаны, не замечая ничего вокруг, кроме друг друга, вокруг. Окно было настежь распахнуто, и ставни, словно крылья бабочки, трепыхались от резких порывов ветра. Холодный воздух тут же заструился по горящей коже. Но от этого стало только еще жарче. Где-то на грани восприятия неистовствовала непогода, громом ударяя по земному шару и раздражая тьму ослепляющими вспышками. Леденящие потоки, безжалостно, не переставая, хлестали по звенящим стеклам, залетали в комнату и рыдали на ковер...
...Йоджи каждым миллиметром кожи ощущал Айю. Он вдыхал его запах, зарывался в волосы; он ласкал его тело, нежно проводил рукой от ключиц до самого низа живота; он шептал ему на ухо, что все хорошо, что он рядом; он переплетал их пальцы; он подолгу целовал в губы; он не мог оторваться от бездонных глаз; он говорил, что любит, и получал горячее и нетерпеливое прикосновение губ в ответ...
Дождь шипел не переставая. Шипел все гортаннее, все глуше. Задыхался. Заходился давящим кашлем, окатывал дрожью. Издалека наваливался гром и переплетался с изгибом яркой паутины молнии прямо над головой, заставляя стонать железную крышу. Дождь отдавал слезы с привкусом страсти земле. Все, без остатка.
...Йоджи уронил голову на взмокшее плечо Айи. Они оба прерывисто дышали, продолжая прижиматься друг к другу. Не было сил шевелиться. Не было сил говорить. Просто лежать и ощущать друг друга. Просто быть рядом.
Слабый холодный свет одинокого уличного фонаря робко пробивался в комнату, бросая полоску серебра на пол. Шторы дремали, дрожа во сне. Дождь успокоился, но свинцовый шар грома еще катался по раскаленным до красна облакам.
Часы отсчитывали секунды. Один...два...три...Три часа ночи разбудили Кудо. Он почувствовал, что и Айя тоже только что проснулся: хоть глаза и были закрыты – глубокое ровное дыхание участилось, громко стукнуло сердце, Йоджи аккуратно слез, тут же накрывая их обоих одеялом. Он поежился от холода. Айя тут же повернулся и положил голову Балинезу на грудь, обвив одной рукой. Тепло снова вернулось, одевая неуловимым дыханием убийцы. Айя бессознательно провел кончиками по тонким контурам йоджиного лица. У него такая мягкая кожа, так приятно пахнет. Ран почувствовал как пальцы, лишающие жизни незримой нитью, зарылись в его волосы...
В эту ночь Ран первый раз уснул крепко, без ноющих кошмаров воспоминания о ТОМ дне. Йоджи вселял какую-то прозрачную, но твердую уверенность в завтрашнем дне. Всегда. А сейчас тем более.
Утро прошло как обычно. Оми заботливо подогрел всем завтрак, расставил приборы, заварил чай/кофе и даже убрал за всеми по той простой причине, что раздражающе шаркая ногами подошла его очередь блюсти порядок по хозяйственной части.
Вечером прибыла как всегда неотразимая Мэнкс.
– Белые Охотники ночи, лишите тварей тьмы их будущего! – пафосная фраза Персии резко прозвучала в наступившей тишине.
Эти подонки похищали детей, преимущественно близнецов, и проводили над ними эксперименты на генном уровне. После этого дети либо погибали, либо мутировали до неузнаваемости, либо приобретали синдромы Дауна, Клейн-Фельтера, Шерешевского-Тернера и ряд некоторых других страшнейших заболеваний.
Мэнкс даже не стала спрашивать четверых Вайсс: выражение их лиц, особенно Кена, молчаливо отвечало на все вопросы. Она, как обычно, протянула документы и необходимые документы командиру, но Йоджи, приобняв ее за талию, перехватил папку с сахарной улыбочкой на пол-лица.
– В чем дело? – не поняла Мэнкс.
– Знаешь, Мэнкс, мы тут подумали и решили распределить на некоторое время обязанности в команде немного по-другому – может быть, от этого наша работа станет еще эффективней, – отчеканил Йоджи заранее заготовленную фразу.
Кен и Оми дружно закивали. Она перевела взгляд на как обычно каменного Фудзимию и нехотя отдала бумаги все еще ухмыляющемуся Йоджи.
– Это ваше дело. Помните: ошибок быть не должно.
Она эффектно мотнула ярко-красной копной, повернулась и ушла.
– Надеюсь, она ничего не заподозрила, – озвучил общие мысли Кен.
Все разбрелись: на миссию выезжать через час, даже меньше. Оружие должно быть готово.
Балинез надел свой форменный плащ, застегнул на худом запястье часы, в которых, таясь, ждала своего часа паутина смерти. Смешно, но эти часы никогда не показывали время. И тише тени проскользнул в комнату командира. Но тот всё-таки услышал и обернулся на шепот осторожных шагов. Айя ничего не сказал, только безучастно уткнулся во всеобъемлющую тьму. Запах резкого одеколона, смешанного со смертью и сигаретным дымом, заколол ноздри так, что захотелось чихнуть. Его Айя не перепутает ни с каким другим.
– Ты, Йоджи?
Ответа не последовало. Снова приближающиеся неуловимые шаги. Теплые руки обняли за пояс. Притянули тела двоих убийц так невозможно близко друг к другу. Мягкие губы коснулись губ. Тонкие пальцы вплелись в русые волосы. Ещё секунда – и Айя отстранился.
– Йоджи, не сейчас. У нас задание, забыл?
– Да, – мурлыклул долговязый, облизываясь и не отводя взгляда ото рта нахмурившегося командира.
– Йоджи!
На возмущенное шипение Айи Балинез ответил объятием. Железным и нежным. Нет, Абиссинец мог бы спокойно вырваться и выставить наглеца за дверь. Но...но не хотелось. Было так спокойно и уютно. Да и к тому же, каждое задание может стать последним, особенно для невидящего...
– Йоджи, – вдруг проронил Айя любимому в шею, – помнишь, ты когда-то хотел поехать к Фудзияме, полюбоваться тем, как цветет сакура?
Кудо дрогнул, но объятий не ослабил.
– Помню.
– Давай съездим после этой миссии.
Кудо внезапно отстранился от командира, заглянув ему прямо в лицо.
– Что? – с трудом верилось.
– Я согласен. Давай съездим. Ты и я.
– ???
– Твой голос будет моими глазами, -словно прочитал мысли командир.
Теперь Айя сильно обнял парня. Ловкие пальцы заскользили по спине, плечам, взлохматили распущенные волосы; а слух уловил слишком частые удары сердца, уже ставшего своим.
– Хорошо, – только и смог выдавить из себя Йоджи.
– Я люблю тебя, – едва-едва слышно из уст двоих.
Дождя не было, но тяжелые тучи, гонимые ветром, опасно нависали над городом. Машина цвета безлунной ночи ревом рассекала застоявшийся воздух. Шоссе, автострады, "кольцо", поворот на улицу грязную и пустынную, проулочки, узкие пролеты... И наконец цель. Заброшенные гаражи, заваленные металлоломом. Неслышная поступь четырех. Неслышная поступь смерти. Трое с автоматами на входе – дротики никогда не промахнутся. Черная земля впитывает черную кровь. Коридор со сложной сетью ответвлений. Не гаражи, а настоящий огромный дворец. Но Бомбеец точно знает, куда идти – Мэнкс хорошо выполняет свои обязанности. Налево, еще раз налево, прямо – и лестница. Здесь нужно разделиться. Кен, Йоджи – поднимаются прямо в логово к жертве, Оми и Айя – на подстраховке, уходят в заранее намеченное помещение. Если все пройдет гладко – от них потребуется минимум помощи. На пути, как из-под земли, вырастают охранники, здоровенные детины под два метра ростом с очень глубоким отпечатком интеллекта на озверевших лицах, – и Айя мягко, но настойчиво отстраняет Оми. Тот послушно отступает, держа арбалет наготове. Но холодная и беспощадная сталь катаны никого не оставляет в живых. Стены и пол забрызганы теплой и вязкой жидкостью. Бомбеец проскальзывает вперед и ведет за собой командира.
Хидака и Кудо, наступая на свои тени, поднимаются по лестнице, минуют еще несколько зловонных и грязных коридоров и оказываются у двери, где, по плану, должна находиться цель. И действительно, из-за двери доносятся приглушенные растрескавшиеся голоса подвыпивших владельцев, восклицания женщин и гул раздражающей музыки. Похоже, они не ожидали сегодня гостей – на входе даже не выставлена охрана.
Убийцы переглядываются – и Кен одним рывком распахивает входную заржавленную дверь. Все тут же оборачиваются. Прямо напротив, около окна, сидит расплывшийся урод с какой-то девкой на коленях. Сидит, уставившись бессовестным взглядом на вошедших, – и ухмыляется. Главарь. Все. Цель засечена. Смерть холодным ровным дыханием охватывает помещение. Ножи багнака серебрятся леденящей сталью. Проволока плавно раскручивается. Одно неуловимое движение сквозь тени – и на холеном теле главаря зияют четыре глубоких пореза, заливая дряблую кожу краснотой. Будешь ухмыляться на том свете. Блудница в обмороке. Звук разбивающихся бутылок, переворачиваемых столов и стульев – гады пытаются сопротивляться, пытаются спастись, но из этого лабиринта только один выход – погибель. Тончайшая нить ослепительно вспыхивает, забирая жизни одну за другой. Пришло время платить по счетам. Пришло время платить за все. Оно приходит ко всем. Никогда не остается в долгу.
Мутная кровь на грязном полу отливает рубиновым. Такова цена за грехи.
Двое наемников роются в ящиках, в надежде найти необходимые протоколы, которые им велела забрать Мэнкс. Наконец-то нашли.
На этом работа Вайсс закончена. Детей заберет полиция, которая вот-вот подъедет по услужливой наводке Персии.
Кен и Йоджи спускаются вниз по шаткой лестнице. Кивают уже ждущим их Оми и Айя.
Все четверо садятся в машину. Миссия закончена. Чисто и аккуратно.
А над морем тлеет щедрая полоска уходящего солнца.
* * *
Дз-дзынь-дзынь-дзыыыынь!
– Хренов будильник!
Йоджи недовольно поморщился, вытянул руку, пытаясь достать до предмета ненависти, но тот, продолжая убийственно брякать, куда-то увельнул и дезертировал на пол. Пришлось взгромоздиться поперек Айи чтобы достать мелкого пакостника. Кудо вот-вот схватил бы будильник, если бы в этот момент комндиру не приспичило вцепиться в его локоть. Айя резко подтянул к себе Кудо и впился в приоткрытый от удивления рот горящими губами.
– Знаешь, Айя, – прохрипел срывающимся голосом плейбой, оторвавшись от поцелуя, – иногда мне кажется, что ты совсем не слепой.
Абиссинец улыбнулся.
– Давай, вставай, а то не успеем.
Он выпихал расплывшегося Кудо, встал сам. Быстро оделись, собрались, позавтракали и, никого не разбудив, отправились. Ребятам еще вчера сообщили о своих намерениях поехать. Странно, они даже не просились их взять вместе с собой. Странно.
Остановка; автобус; метро; опять автобус; длинные торговые ряды, неторопливо зевающие под ранними стеклянными лучами. И, наконец, парк. Широкий такой, разлапистый. С высоты птичьего полета он наверняка напоминает гигантского спрута.
Людей пока немного. Изредка встречаются истинные любители истинной красоты – уже немолодые пары с расходящимися лабиринтами морщинок, неизменных спутников старости, на щеках и вокруг глаз, в кимоно, с радужными зонтиками...
Дорожка, по которой идут двое парней, каменная, тянется вдаль, делая несколько несмелых витков, и исчезает в бесконечности. Дальше разбегаются несколько ответвлений. Вправо, влево. Они петляют, исчерчивая парк замысловатыми узорами. И повсюду цветет сакура. Нет, не цветет – уже отцветает. И прохладный воздух пронизывают белые и слегка розоватые лепестки. И ветер подхватывает их и неспешно уносит, разбрасывая во все стороны. И они безропотно разлетаются, как живые, заплетаясь в волосы, скапливаясь на ладонях, мешаясь под ногами, плетут загадочные сети над головой. Хоть раз попавший в эти сети уже не выпутается из них никогда.
– Йоджи, – прошептал Айя, – скажи, что ты видишь.
Айя ненавидел сакуру. Ненавидел этот пустоцвет. Раньше. Но с некоторых пор он изменил свое отношение. И не только к сакуре. Да, его сестра лежит в больнице. Лежит в коме. Не смеется, не плачет, не говорит, не просит куда-нибудь с ней сходить или купить ей понравившиеся серьги. Ничего. Да, он холоднокровный убийца. И друзья его такие же. Так было раньше. Так и сейчас, но одно изменилось – теперь он жив. И виною этому один человек. Йоджи. Кудо Йоджи. И одно чувство, с которым пришли и другие, что Йоджи смог пробудить. Любовь.
Кудо ответил не сразу.
– Я вижу зарю нашей новой жизни. Зарю с лепестками отцветающей сакуры.
Балинез наклонился и поцеловал убийцу в губы. Вся красота мира в этом поцелуе. Почувствуй ее. Лучше пусть будут слепы глаза, чем сердце.
Любуйся тем, как отцветает прекраснейшее из дерев. Как отцветает сакура. Как ее окутывают лучи восходящего солнца. Как они затопляют небо и землю светом и теплом. Светом твоих глаз Айя, теплом твоих рук, Айя.
Конец
