Придешь домой... А можно ли назвать домом здание, которое давит на тебя грузом воспоминаний? Скинешь пальто и привычно разуешься в прихожей, поставив ботинки в сушилку. Прошлепаешь босыми ногами на кухню и свалишь тяжелые пакеты на стол, который слишком велик для тебя одного.
Наткнешься в потемках на один табурет, зацепишься за второй и налетишь таки на третий. Слишком много мебели.
Не заметишь этого и привычно протопаешь в ванную, по пути стягивая мокрую от мерзкого осеннего дождя одежду.
Зонт, как всегда, где-то потерялся.
Есть желание по пути разбросать эту одежду, но... потом сам же и поскользнешься на влажном свитере или же споткнешься о грязную кучу жесткой ткани, которая при свете окажется джинсами.
Так что доносишь одежду до ванной и сваливаешь ее в корзину, которая уже не закрывается.
Завтра надо будет устроить стирку.
Но сейчас все мысли только о горячем душе.
Мелкий серый дождь льёт уже третью неделю и, кажется, не собирается прекращаться.
Горячие струи воды приятно ласкают покрытую шрамами кожу, но не приносят удовольствия и спокойствия, как это было раньше. На сердце тревожно.
Если бы команда все еще существовала, ты бы мог предположить, что эти чувства – предвкушение новой миссии.
Но... команды больше нет.
Да и была ли она когда-нибудь?
Уже на полном автопилоте моешься. Смываешь дождь с болезненно чувствительной кожи, и вылезаешь из душа.
В доме холодно, но что такое холод воздуха по сравнению с холодом в душе?
Автоматически оборачиваешь полотенцем бёдра и снова идёшь на кухню.
Надо разобрать покупки, пока не потекло мороженое, и не растаяли полуфабрикаты с рыбой.
Мороженое?.. Ты же не ешь мороженое. Никогда его не любил. Ни в детстве, ни сейчас. Но в морозилке его более семи видов и баночки самого лучшего холодного лакомства продолжают прибывать.
Когда в холодильнике не будет больше места, ты отдашь все это богатство в соседний приют для детей, который находится в квартале от твоего дома.
Сердце больно кольнуло.
Четыре пачки чипсов. Ты их никогда не ешь. У тебя от подобной "еды" болит желудок.
Блок сигарет. Тебя тошнит от одного запаха!
Выкинуть сразу.
В груди противно заныло.
Два брикета свежемороженой рыбы. Угорь и сом. Ни одну из этих рыб ты не любишь. Слишком специфический вкус.
Пакетик специальных специй. Слишком острых и пряных.
Тростниковая соломка. Ты не понимаешь прелести этого лакомства.
Губы уже дрожат от еле сдерживаемых сухих рыданий.
Но последней каплей становится небольшой флакончик туалетной воды в подарочной упаковке. Маленький, не очень дорогой, но... этот запах... это ЕГО любимый запах. Ты всегда покупал Ему такой вот маленький подарок на Рождество.
На подгибающихся от слабости ногах, едва различая предметы из-за пелены, повисшей перед глазами, ты добираешься до собственной комнаты и открываешь пыльную тумбочку.
Там, выстроившись в ряд, стоят пять таких же флакончиков. С таким же парфюмом. Спокойно, почти сдержав дрожь, ставишь шестой, и тут силы заканчиваются.
Падаешь на пол и скручиваешься в позе эмбриона. Тело сотрясается в судорогах. С губ срываются стоны и всхлипы, но слез нет. Их никогда не было. Никто никогда не учил тебя плакать. От этого еще больнее. Нет даже возможности выплакать боль, и она терзает душу, выворачивая наизнанку.
Даже самого сильного человека за шесть лет сломают одиночество и вина.
А ты никогда не был сильным. Тебе всегда нужна была опора.
А за два дня до Рождества, выйдя за какой-то мелочью из дома, попадаешь в аварию.
Приходишь в себя уже в больнице, где вокруг полно мишуры, которая не может скрыть стерильных больничных стен и придать этому заведению хоть толику Рождественского настроения.
Безликая убогость выглядывает из-под цветной бумаги и щерится своим безликим уродством.
Смотришь на безобразную в своей праздничной мишуре стену и слушаешь диагноз молоденького врача. Что-то о крайней степени истощения и серьезных внутренних повреждениях.
Слова пролетают мимо. Плевать на все. В том числе и на то, что придется встречать Рождество в больнице. Все равно некуда и не к кому идти. А быть одному... ты так устал от одиночества.
– Шесть лет...
Совершенно не замечаешь, что говоришь это в слух, и молодой врач замолкает.
– Шесть лет агонии в раю. Нормальная жизнь. Все что я могу пожелать. Рай. – снова начинает бить крупная дрожь и с губ начинают срываться всхлипы, но теперь это смех. Настоящая истерика. – а я-то еще не верил, что Бог садист. Дал все, что я хотел и забрал всех с кем я хотел это разделить..
Укол и блаженное забвение.
Придя в себя за несколько часов до Рождества обнаруживаешь, что на соседней кровати сидит какой-то молодой мужчина. Длинные волосы, худощавая крепкая фигура... Точнее силуэт. В приглушенном свете, проникающем через приоткрытую дверь из коридора, трудно что-то разглядеть. А Дар остался в прошлом. Перегорел в новую способность, которой совершенно не хочется пользоваться, и из-за которой физический контакт стал самой мучительной пыткой.
Тяжело не только Видеть, но и сопереживать смерть. Пусть и совершенно чужого человека.
– Мы искали тебя. – говорит этот мужчина, и удобно устраивается на соседней койке. Ты чувствуешь, как чужой взгляд скользит по твоему телу. Даже через пелену всё еще действующего снотворного и темноту невозможно не почувствовать этого. А его голос... словно созвучие трех разных голосов: детского, срывающегося юношеского и старческого.
– Я сошел с ума? – спрашиваешь сиплым и очень тихим голосом.
– Вполне возможно. – кивает мужчина и плавным движением перетекает к стене. Вспыхивают лампы, и ты невольно жмуришься.
– Кто ты? - когда глаза привыкают к свету спрашиваешь ты, рассматривая незнакомца. Темные длинные волосы, собранные в косу, пронзительно фиолетовые глаза... только катаны не хватает.
– Считай меня духом Рождества. - Фудзимия подходит к кровати своего бывшего соперника и садится на ее край. - Это тело всего лишь оболочка и ее хозяин любезно уступил мне его на пару часов. Чего ты хочешь, Брэд?
– Домой, - срывающийся шепот.
– А разве тот особняк не твой дом? - хитрый прищур фиолетовых глаз.
– Нет, - сипишь ты. - Обратно, домой, в Шварц. Я даже на Эстет с Розенкройц согласен. Не хочу в ТОТ дом... не надо больше одиночества. Лучше смерть...
– Я рад, что ты это понял, - мягко улыбается Фудзимия. Теперь это именно он, а не мифическое существо, что завладело его телом. Эта улыбка кажется невероятно мягкой и притягательной. - Пойдешь со мной? - он накрывает своей рукой руку Кроуфорда и остается только сжать ее в знак согласия. Но ты медлишь, ожидая Видения и боли, но... Дар молчит.
– Да...
– Тогда убеди меня, что я тоже хочу пойти с тобой...
На утро ты проснешься и обнаружишь на соседней кровати Рана Фудзимию. Его привезли ночью с ножевой раной в боку. Он так и не вспомнит ваш ночной разговор. Да и не могло его быть. С такой дырой в боку даже двигаться тяжело. Не то, чтобы изящно порхать по палате.
Недоверие с его стороны и упорство с твоей постепенно перерастут в привязанность. А потом и в дружбу.
Ведь у вас двоих больше никого и ничего не осталось.
Через год вы совершенно случайно встретитесь на Рождество в тихом уютном ресторанчике. Все столики будут заняты, и только за столиком Фудзимии будет свободное место. Он будет один, как и ты.
Это будет ваш первый совместный праздник так похожий на свидание.
Еще через год ты сам пригласишь Рана погостить у тебя во время Сочельника. И праздники пройдут под знаком снежных баталий, мокрой одежды и веселья искрящегося в глазах взрослых мужчин, у которых никогда не было детства.
Пройдет еще год и Ран предложит тебе вместе провести отпуск. У него он выпал на Рождество, а ты уже давно не работаешь. Денег и так полно. Да и Дар не позволяет нормально жить в обществе. Только Ран может касаться тебя.
Ты радостно согласишься, и он удивит тебя, поцеловав. А потом, чуть позже, признается, что давно хотел этого...
Что будет дальше? Все будет хорошо. Не идеально, а так как у обычных людей: ссоры, перемирия, скандалы и крики, а потом страстные ночи и счастье. Обычное человеческое счастье, когда дом наполнен смехом и солнечными лучами даже в самый дождливый и мерзкий день.
Ты забудешь, что когда-то был Шварц и полностью окунешься в заботы о доме и усыновленном мальчике, который будет звать тебя папочкой. Забудешь, что, сам того не желая, эволюционируя и развиваясь, согнал своих друзей, Шварц и своего любимого в могилу. Забудешь про свой смертоносный и сводящий тебя с ума Дар и похоронишь его. Научишься жить, а не выживать.
Он забудет про свою "семью", сестру, долг и Вайс. И по ночам его перестанут мучить кошмары. Катана с вакидзаси будут пылиться на полке над камином. И он будет преподавать восточные единоборства в вашем собственном небольшом зальчике. А ты будешь смотреть на него и восхищаться тем, что твой муж настолько пластичен и изящен.
К сорока годам в ваших волосах не без помощи маленького чертенка, которого вы будете звать своим сыном, появятся седые пряди. Ссор с взаимными упреками станет намного больше. Ты будешь уходить, хлопнув дверью, а потом мчаться через весь город после звонка из школы от учительницы, которая скажет, что ваш сын потерял сознание посреди урока, а доска загорелась...
Да много чего еще будет. Но Рождество для тебя навсегда останется самым светлым и любимым праздником. Ведь в это время случаются настоящие Чудеса. И ты поймал свое Чудо и, несмотря на все неприятности и склоки, которые принес с собой Огненный, ты никогда никуда его не отпустишь. Ведь подобные вещи случаются раз в жизни и надо уметь их ценить...
Конец.
