– Твои глаза, – невнятно бормочет Кен, надкусывая свежий пончик. Щурится, подозрительно всматривается в начинку и кладет обратно.

– А? Ты о чем? – Ая отвлекается от газеты. Она шуршит, сворачиваясь в аккуратный квадрат, заглушает включенный фоном телевизор. Утро пахнет кофе с молоком. Через пять минут Ая потянется к ноутбуку, чтоб прочитать прогноз погоды и сводки новостей, а Кен пойдет в спортзал.

– Да, определенно, твои глаза, а вот нос – мой, и волосы тоже, – Кен задумчиво слизывает мед с пальцев и натыкается на недоуменный взгляд. – Ну, наш ребенок! А вот руки как у тебя, красивые… Ты бы хотел ребенка?

– Нет, я не люблю детей, – Ая поднимается, оставив недопитым чай. Температура в комнате падает – резко, безнадежно. Солнце не кажется приветливым, а сок – вкусным. Кен снова чувствует себя идиотом.

– А я люблю детей, – выкрикивает он как–то зло. Дух противоречия, Ая назовет его подростком, ну и пусть!

Ая не реагирует. Уже ушел. Поздно.

Кен шипит от злости и чуть не роняет посуду. Он хочет детей, он хочет семью, но только разве Ае это объяснишь? Эгоист хренов. Думает только о себе, и даже цветы не поливает.

А Кену хочется, чтоб был кто–то маленький, улыбающийся – от Аи разве что оскал дождешься! – и веселый. Такой, знаете, беззащитный, чтоб придерживать его, когда тот полезет на высокий бордюр, а он полезет, не сомневайтесь, с такой–то наследственностью, и клеить лейкопластырь на разбитые коленки, если все–таки не уследят. С ним можно гулять в парке, держать за маленькую ладошку, объяснять, почему дождь идет и как самолеты не падают – все эти детские вопросы, что их там еще интересует? Только пусть Ая объясняет, у него это более складно выйдет. И учить ездить на велосипеде, точно! Запускать воздушных змеев, чистить зубы, драться…

Кен хмурится и трет лоб. Нет, вот драться – не надо. Ну, только самозащита, пара приемчиков, чтоб постоять за себя в случае чего. Никакого колюще–режущего. Не надо это ему. Пусть растет…нормальным.

* * *

После миссии Кен бинтует Ае предплечье и кусает губы, больно, чтоб молчать, черт, да, молчать, и не говорить, что…

– Кен, посмотри на меня, – требует Ая. Спокойно и властно. Черт бы его…

– Что? – Кен вздергивает подбородок с вызовом.

– Вот так, хорошо, – комментирует Ая. – Теперь поднимись и сядь рядом.

Кен подчиняется заворожено, и тогда Ая поворачивает его к себе и целует. Ну да, целует, долго, так что воздух заканчивается, и голова кружится – пора бы стать сдержаннее! – и прижимает к себе так крепко, кажется, даже чувственно, и пальцы уже оттягивают волосы, и…

– Слушай внимательно: я тебя люблю, – Ая смотрит ему прямо в глаза, но Кен выдерживает взгляд.

– Ты хренов бессердечный эгоист! – выпаливает он. – Я все равно хочу ребенка, и он у меня когда–то будет!

Он упрямо вырывается из объятий и продолжает бинтовать – ну вот, половина размоталась.

«Даже без твоего участия» – повисает колкой льдинкой в воздухе и падает на пол, разбиваясь. Снова холодно.

* * *

– Полы с подогревом, покрасить стены, заменить мебель, и вообще – полностью оформить детскую, убрать все опасное и розетки, не забыть для них специальные клапаны! – Кен перечисляет все это с бурным энтузиазмом, он машет руками, и улыбается, и кивает сам себе, и…

Ае почти страшно. Но он держится, он должен. Ая покорно записывает все в блокнот и разыскивает в интернете необходимые телефоны. Все будет сделано, Кен. Разумеется, Кен. Как захочешь, Кен.

Иногда он язвит, иногда – становится сентиментальным и косноязычным. В их доме теперь не переводятся шоколад, цветы и тщательно припрятанный виски. Ая мечется по городу в поисках геля для душа с запахом сливы, держит в голове больше десятка телефонов, ласково обнимает Кена во сне и загоняет как можно глубже все дурацкие мысли. Он не признается даже себе, что – да, ему страшно. А вдруг что–то пойдет… нет! Воля и самоконтроль. Не думать.

– Пушистый ковер? Да, Кен, обязательно.

* * *

Он все еще боится, когда первые берет его на руки. Потому что… да, слишком маленький, и все хрупкое, и тоненькое, и живое – как он вообще здесь оказался? Что он делает в этом мире? Зачем…

– Ая, он тебе улыбается, смотри!

Это не улыбка, ну разумеется – в недельном возрасте они просто не могу это делать! – но беззубый ротик приоткрывается, крохотный носик сморщивается, и… все–таки он улыбается, да, по–настоящему, эти авторы просто идиоты, конечно, они могут улыбаться!

– Привет, – говорит Ая. – Привет.

И целует его в лоб.

Глаза у малыша фиолетовые.

* * *

Он лохматит волосы и смущенно улыбается.

– Спрячьте это дурацкое фото, ну что вы!

– Мы поставим его в рамочку, – говорит Кен.

– На камин, – соглашается Ая.

– У вас хоть когда–то были разногласия? – он спрашивает со смешком, уверенный в ответе.

Они переглядываются и синхронно расплываются в улыбках.

Нет. Никогда.