Школьные годы чудесные

Пролог.

 

– Я ухожу из Вайсс, – сказал я, когда солнечный зайчик, устав щекотать мою переносицу, скрылся в неизвестном направлении.

Должен заметить, что я предпочел бы сразу перейти к делу и, если бы не субординация и уважение к бывшему напарнику, так бы и поступил. Но Персия взялся расспрашивать меня о сестре, её делах, планах на будущее и я счел грубым портить последнюю встречу прямолинейностью.

– Что?!

Я считал, уйти будет легко. Но ошибался. Мамору, чуть ли не закатывая глаза и заламывая руки, принялся взывать к моей чести, жажде справедливости, необходимости карать «тварей тьмы», делая тем самым мир чище и лучше.

– Меня это больше не интересует.

Юноша вскочил с кресла. Он начал мерить шагами кабинет и размеренно, сухо рассказывать мне о нынешнем состоянии дел в Японии и мире, непрерывном разделе сфер влияния, незаконных опытах на людях, коррупции…

– Ая, мы должны карать преступников!

– Я ничего не должен. И ты не можешь отпустить мне грехи, назови ты себя Персией или Господом Богом, – похоже, он не понял…

Я стоял посередине его кабинета, а он нарезал круги вокруг меня, и то тише, то громче, говорил, говорил, говорил…

– Абиссинец, ты не понимаешь, что ты очень ценен для нас? Подумай, ведь твоей сестре…

– Так, – он даже не дёрнулся, когда я схватил его за руку. Верно, к чему напрягаться, когда этот шварцевский телекинетик может в любой момент свернуть мне шею? – Оми, забудь обо мне и выкинь из головы любые мысли об Ае. Но, прошу тебя, вспомни: я был мальчиком Раном, когда некий Такатори Редзи лишил меня семьи. Я был Аей, когда его не стало. И, Такатори Мамору, я всё ещё Ая. Тебе лучше смириться и позволить мне стать Фудзимией Раном. Уверяю, это в твоих же интересах.

– Ая, – он резко погрустнел и словно стал меньше ростом. – Ты очень дорог мне. Всем нам. Если ты сможешь быть счастливым…

– Обещаю, что буду счастлив, – я отпустил его руку. – Я, Фудзимия Ран.

Он стоял напротив, избегая моего взгляда, и оправлял рукава костюма. Видно, что он не привык к таким вещам. Что же, человек способен приспособиться к чему угодно. И костюмы – не самое худшее, что может случиться.

– Хорошо… Ран, – вздохнул он. – Ты больше не… ты свободен.

– Благодарю, – кивнул я, разворачиваясь к выходу из кабинета.

Наги фыркнул из своего угла, а Мамору вздохнул ещё горше.

– Ая! – пожалуй, я ждал, что он меня окликнет. – А кем ты собираешься работать? Ты же…

– Мой диплом педагога-историка не был подделкой. Я буду работать в школе, – ответил я и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Забудь. Он просто самоубийца, – донесся до меня тихий голос Наги. – Быть учителем – это же каторга!

Да, а звукоизоляция здесь ни к черту…

 

~*~

 

С сентября я начну преподавать в частной школе с названием настолько длинным и вычурным, что директор заведения зачитывал его, стараясь незаметно коситься на лежащую сбоку бумажку.

Шесть дней в неделю по 4-6 часов в зависимости от дня я буду открывать тайны истории ученикам средних и старших классов, а вечерами по средам и пятницам буду курировать клуб, посвященный истории Европы. Мой коллега, Судзуки, учит средние и младшие классы и заведует клубом, где интересуются историей Древнего мира.

Всё это мне рассказывал директор, Танака-сенсей, теребя в потеющих руках лист с моим расписанием. По его словам, попечительский совет только в апреле, с начала учебного года, поставил его на этот пост, ранее он преподавал химию, директорство же ему в новинку.

Я участливо кивал, улыбался, пытаясь не морщиться, видя, во что он превращает свежераспечатанный экземпляр расписания. Директор всё мямлил и мямлил, рассказывая, что в их школе неприемлемо рукоприкладство, что они следят за дисциплиной и выгоняют прогульщиков, а родители в школу допускаются исключительно на родительские собрания и творческие вечера учащихся, поэтому учебному процессу ничто не должно мешать.

– Спасибо, Танака-сенсей, – когда он сложил бумагу пополам и попробовал порвать, я не выдержал и, поднявшись, мягко потянул лист на себя. – Завтра в девять утра педсовет, а послезавтра первое сентября. Мои бумаги в отделе кадров, все формальности улажены. Я могу идти?

– О! Извините, – он смешался. – Да-да, вы свободны. Не забудьте о собрании.

– Ни в коем случае, – поклонился я на выходе. – До свидания.

– До свидания, Фудзимия-сенсей.

Я прикрыл за собой дверь, удостоился улыбки от стервозного вида секретарши и быстро пошел на улицу: в кабинете директора было отчаянно душно.

Когда я садился в свой помнящий лучшие годы «порше», на школьной стоянке припарковался черный «ягуар», из которого выбрался высоченный иностранец в светлом костюме.

«Наверное, сыночка хочет пристроить», – подумал я и поехал домой: нужно было подготовить конспекты и заняться учебными планами.

Если бы я знал, кто был этим иностранцем, то, безусловно, немедленно бы начал искать другое место работы, а жизнь моя стала бы размеренной и спокойной, как мне и мечталось.

 

 

Глава 1. «Ты помнишь, как все начиналось?»

 

В конференц-зал, где должен был проходить педсовет, Ран пришел ровно к девяти. Он рассчитывал на то, что большинство коллег (но, наверняка, не все) придут к этому времени, и он не произведет впечатление ни подхалима, являющегося ни свет ни заря, ни халатного человека.

Бесшумно отворив дверь, Ран зашел в зал. Посередине был овальный стол, во главе которого сидел уже знакомый ему директор в окружении ещё пяти человек: двух мужчин и трех женщин.

– Твой ход! – воскликнул седовласый мужчина с очень молодым лицом.

– Да не вопрос, – лениво протянула мрачная женщина и, протянув руку, передвинула фишку на игральной доске. – Ты слишком нетерпелив для го, Судзуки.

Учитель, оценив ход соперницы, схватился за голову и начал раскачиваться из стороны в сторону. Болельщики склонились над доской. Судя по их репликам, положение мужчины было незавидным.

– О! – завидев Рана, вскочил со стула директор. – Познакомьтесь, это Фудзимия-сенсей, учитель истории. Он пришел к нам из Академии Коа и постарается влиться в наш дружный коллектив

– Добрый день, – поклонился мужчина и подошел к будущим коллегам.

Прочие присутствующие, за исключением историка, хором поздоровались и вразнобой представились, и Ран присел на ближайший к коллегам стул. Фудзимию исподволь рассматривали, но затем внимание переключилось на доску, и мужчина вздохнул свободней.

Но тут впечатлительный Судзуки прекратил свои телодвижения, поднял голову и посмотрел на Рана. Улыбнулся. Тот улыбнулся в ответ и вежливо кивнул, подозревая, что коллега упустил его появление в зале из виду. Но улыбка седовласого историка не исчезла, а всё расплывалась, пока оскал не превратился в устрашающий.

– Всё, залип, – констатировала мрачная Ито, учитель математики, и сгребла фишки с доски. – Кто со мной сыграет? Может быть, вы, Фудзимия? Не смотрите на меня так, педсовет будет, но все как всегда опаздывают.

Ран пожал плечами и кивнул, соглашаясь. Для налаживания отношений с коллективом можно было и сыграть, тем более что ему довольно легко удавалось обыгрывать напарников.

Но стоило ему встать, чтобы пересесть поближе, как Судзуки резво подскочил с места, указал Фудзимии на стул и застыл в согбенной позе, с ожиданием глядя на Рана.

– Спасибо, – без улыбки поблагодарил тот. – Я в состоянии самостоятельно найти себе место.

– Вы достойны самого лучшего, – на диво гладко ответил мужчина, вопреки слегка испуганному выражению лица.

Ран не счел нужным отвечать и сел. Партия началась.

Пока они с Ито передвигали фишки, подходили опаздывающие преподаватели и, вместо того, чтобы рассаживаться по местам, устраивались за спинами уже наблюдающих за игрой. Кто-то тихо комментировал, кое-кто даже заключал пари на выигрыш старожила.

– Только не вздумай поддаваться, – раздалась первая с начала игры реплика женщины.

– Я не позволю себе подобного неуважения, – ответил Ран, не отрывая глаз от доски.

Через полчаса Ито откинулась на спинку стула и предложила:

– Может, объявим ничью?

– Пожалуй, – согласился Фудзимия. – Судя по всему, нам пришлось бы играть ещё часа два.

– Всё, уважаемые коллеги! – женщина резко сгребла фишки с доски. – Шоу окончено. Танака, начинай свою часть праздничного концерта.

Тихо ропща, учителя расселись по местам, сожаление о неоконченной игре читалось не то что по глазам – по фигурам. Судя по отрывочным фразам, услышанным Раном, он оказался первым достойным соперником математичке за пять лет. Впрочем, один из физкультурников, по слухам, тоже играл на хорошем уровне, но, увы, был неазартен как достигший просветления монах.

Директор, дождавшись пока все примолкнут, откашлялся и поприветствовал присутствующих. Представив Рана, – тому пришлось встать и поклониться под чье-то восторженное «какой красавчик!» – Танака выразил надежду, что второй триместр учебного года будет не хуже первого, дисциплина будет на достойном уровне, а школьники покажут достойные результаты. Затем – по залу пронесся дружный мученический вздох – директор начал хвалебную речь в честь совета попечителей. Кое-кто из присутствующих начал обмениваться записками, две учительницы принялись подправлять маникюр, а сосед Рана, географ Минами, откуда-то извлек чашку дымящегося чая, на что Танака, не прерывая речи, ответил взглядом завистливым, но понимающим.

– А теперь я хотел бы выслушать ваши комментарии и предложения, – закончил он официальную часть.

Публика зашелестела блокнотами, зашепталась, раздался тихий смешок, а Ито громко поинтересовалась:

– Может, введем-таки расстрел после пятой двойки подряд? У меня есть подозрение, что после летних каникул Кондо-кун ещё меньше будет интересоваться интегралами.

– Ещё меньше? – эхом откликнулся Такаги, учитель физики. – А это возможно?

– Всё бывает, – сказал Минами. – Но расстрел – это слишком. Предлагаю их топить! Грязи меньше. И резервный бассейн не будет зря простаивать.

– Кстати о резервном бассейне! – оживился физкультурник Сакурагава. – Если им по-прежнему никто не будет пользоваться, можно я буду разводить там карпов? А потом можно будет прекрасно проводить время…

– Ага, – хмыкнула биолог Морита. – С удочкой на кафельной плитке под мерный гул кондиционеров. Ты не забывай, тут не все ещё достигли дзэна!

Кое-кто засмеялся в кулак, физрук же мрачно глянул на оппонента, но решил не вступать в спор, тем более что слово уже взял Судзуки.

– Меня интересует, поступили ли в школу новые карты. Та рухлядь десятилетней давности уже просвечивает насквозь. В связи с тем, что у нас, – он выразительно посмотрел на Рана. – Новый учитель истории, следует обеспечивать ему достойные условия труда.

Фудзимия подпер кулаком подбородок и скучающе заметил:

– Во-первых, я ни на что не претендую. А во-вторых, я в состоянии изобразить схему сражения армий и мелом на доске.

Географ сбоку уважительно присвистнул, а все три учителя по изобразительному искусству пренебрежительно фыркнули.

– Это всё прекрасно, – негромко заговорила очень молодая и серьезная учительница химии Санада. – Но меня волнует, нашли ли вы, Танака-сенсей, учителя химии на свое место? Боюсь, мы с Тиба-сенсей не вытянем программу вдвоем.

– Да, простите, – подал голос физрук. – А инструктора по плаванию вы отыскали?

– И по английскому языку! – выкрикнула с дальнего от Рана края стола полиглотка Мияки, игравшая с самого начала педсовета в крестики-нолики со своим коллегой, учителем французского Хондой.

– Тише-тише, – выставил перед собой ладони директор. – Я нашел новых учителей, они приступят к работе со второй недели сентября. Полагаю, до этого времени мы сможем разумно распределить нагрузку между собой. На этом предлагаю считать педсовет оконченным. До завтра, коллеги, и да пребудет с нами удача.

Публика загомонила и вдруг, совершенно неожиданно для Рана, все разом поднялись и зааплодировали Танаке. Тот, чуть смутившись, поклонился и широко улыбнулся.

– Поздравляю нас с окончанием этой повинности, – радостный географ подмигнул Фудзимие и метнулся к выходу.

Ран неспешно двинулся следом, но был перехвачен Судзуки.

– Фудзимия-сенсей, вы очень спешите? Я хотел бы посоветоваться с вами по поводу ряда дат Среднего Царства Египта…

Стиснув зубы, Ран кивнул.

Похоже, рутина мирного обывателя имеет свои особенности.

 

Глава 2: «По слогам читать слова учат в школе…»

 

К шестому сентября я понял, что моя память крайне несовершенна: запоминал я коллег исключительно в лицо и по предметам, имена же с фамилиями напрочь вылетали из головы. Будь у меня такая возможность, я бы прикрепил к спине каждого по табличке и не мучился, но простейший путь – не всегда самый вежливый, увы.

А тут ещё и ученики. Я убедился, что здешние ребята ничуть не отличаются от своих сверстников из академии Коа. Но и их фамилии следовало запоминать. Пока мне удавалось соотносить лица учеников с их классами, тем самым успевая засечь потенциальных прогульщиков.

Сегодня я размеренным неспешным шагом приближался к школе, наслаждаясь прекрасной погодой. Возле школьной ограды стоял давешний черный «ягуар» с приоткрытой со стороны водителя дверцей. Из машины виднелась задняя часть какого-то ученика мужского пола, голова парня была в машине. Подойдя поближе, я по возмущенным звукам ломающегося голоса узнал «темную звезду» школы, Кондо Акиру.

– Что? С какой это стати вы будете за мной шляться? И не надо вешать мне лапшу на уши, так далеко видеть никто не способен! И не тычьте мне в нос своим опытом. А мать моя здесь вообще не причем, – гордо фыркнув, мальчишка с силой захлопнул дверь авто (у водителя наверняка зазвенело в ушах) и, зло чеканя шаг, скрылся за воротами школы. «Ягуар» немедленно сорвался с места и исчез за ближайшим поворотом.

Ученик одиннадцатого класса Кондо-кун был изумительно наглым, потрясающе ленивым и удивительно умным. На уроках, которые он исправно посещал, он стандартно смотрел в окно и совершенно игнорировал учителей. И так, по словам моих коллег, бывало ровно до середины триместра. Потом парень начинал активно отвечать, готовиться к урокам и буквально третировать учителей качеством и количеством своих знаний. Бороться с ним считал своим долгом весь коллектив педагогов, за исключением индифферентного физрука и Ито-сенсей, которая над парнем неприкрыто потешалась. Я же пока не решил, к какой стороне стоит примкнуть. Но, полагаю, после сегодняшнего урока в классе нашего уникума я приму какое-нибудь решение.

На входе в саму школу меня попыталось сбить с ног второе явление нашего заведения – обаятельнейшая и начитаннейшая Иноэ-кун, десятиклассница. На уроках она была тиха и незаметна, зато на переменах превращалась в демоницу, от ярости и энергии которой влетало всем ученикам без разбора, учителя же предусмотрительно жались к стенам.

– Иноэ-кун, добрый день, – устояв на ногах, я поймал девчонку за плечо. – Меня поражает твоя ловкость и увертливость. Ты не задумывалась о том, чтобы заняться единоборствами?

Она посмотрела на меня снизу вверх, сунула очередной пухлый том подмышку и почесала ухо. Тонкие бровки смешно встали домиком.

– Вы думаете, у меня получится, сенсей? – она зачем-то покосилась на мои пальцы, хотя я сразу её отпустил. – Хм. А кому, как не вам, собственно?

И, развернувшись на 180 градусов, она вернулась в школу, забыв, видно, чего ей понадобилось во дворе. Девочка была лучшей подругой Кондо-куна, дружба их показалась бы странной, если бы не третий член компании, Исида-кун, олицетворяющий собой стабильность этого триумвирата. Очень спокойный, непримечательный, он неизменно был возле друзей, предотвращая их споры в зародыше. По словам Ито-сенсей, именно он всегда был техническим консультантом всех устраиваемых троицей каверз. Вот и сейчас длиннющий, выше меня, двенадцатиклассник, широко шагал за шустро куда-то спешащей Иноэ и вертел в руках нечто, поразительно напоминающее чеку от гранаты-«лимонки».

– Фудзимия-сенсей! – ох, и какого черта я так рано пришел на работу?

В дверях учительской сиял фарфоровой улыбкой Судзуки-сенсей, любезно настаивающий, чтобы я звал его Ютака-кун. Историк оказался, мягко говоря, назойлив. От вежливого обращения он трепетал, отодвигал для меня стулья, приносил чай и звал на вечерние прогулки, когда же я перешел на откровенное хамство, мужчина заламывал брови, руки и бросался выяснять, чем же он меня обидел. Тогда обидеть хотелось уже мне его. От нанесения тяжких телесных – вряд ли бы мне удалось рассчитать силу, я не привык бить не на поражение – меня удерживал ужас в глазах Санада-сенсей. Молодая учительница хорошо разбиралась в людях и старалась отвлекать от меня историка, чтобы я не сорвался.

– Здравствуйте, – громко поздоровался я с присутствующими коллегами.

– Фудзимия-сенсей, – Судзуки клещом вцепился в мой локоть и поволок к дальнему столу учительской. – Я очень, очень рад вас видеть! Знаете, вы мне снились. Приятный сон, не скрою, но рассказывать, если позволите, не буду, здесь дамы, – где-то в углу всхлипнул от смеха географ. – А почему вы так рано? У вас же сегодня занятия со второго урока, если я ничего не путаю.

– Не путаете, – убежден, он выучил моё расписание наизусть и повторяет для верности ежечасно. – Я не люблю много спать.

– Да? А я так люблю понежиться в мягкой постели, – он наклонился поближе и громко шепнул: – Особенно в хорошей компании.

– Рад за вас, – выдернув руку из цепкой хватки, я уселся за стол напротив Ито-сенсей. – У вас мышьяка нет?

– Нет, – она с обычной мрачностью прищурилась на меня. – Но скоро появится новый химик, попросите у него. Вдруг он, желая произвести приятное впечатление на новый коллектив, расщедрится? – и добавила без перехода: – Ты слишком красивый, Ран. Не к добру.

– Красота спасет мир! – подал голос учитель этики Дан-сенсей, выходя из комнаты.

– Тоже вариант, – согласилась математик и поднялась со стула. Через десять минут у неё начинался урок. – Судзуки, марш отсюда, тебя восьмой класс ждет – не дождется!

Благодарно кивнув ей, я склонился над конспектами, чтобы подготовиться к урокам с одиннадцатыми классами.

 

~*~

 

Я пришел в кабинет за пять минут до начала занятия. Длиннокосая девочка мыла доску, ребята, разбившись на группки, болтали друг с другом, пара одиночек сидели, уткнувшись в книги.

Первыми на мое появление отреагировали три ученицы, что были ближе всех ко входу. Синхронно развернувшись, девчонки уставились на меня.

– Фудзимия-сенсей! – с придыханием воскликнули они. Хм, быстро же в этой школе распространяется информация. – Вы будете вести у нас историю?

– Да, – кивнул я и улыбнулся.

Зря. Восторженный визг школьниц ударил по барабанным перепонкам. Мальчишки, пригнувшись к партам, зажали уши руками. Интересно, если на следующее занятие я приду с полосками грязи на лице а-ля Рембо, в мешке из-под картошки и бритый наголо, на меня перестанут смотреть как на сошедшую с обложки модель?

За размышлениями о кардинальной смене имиджа я разложил конспекты на столе. Звонок, пронзительный и резкий, оповестил о начале урока. Ученики расселись по местам, не хватало одного человека: вторая парта с брошенным на ней рюкзаком была свободна.

– Фудзимия-сенсей, все на месте, Кондо-кун опаздывает, – поднялась староста, девочка с экстремально короткой стрижкой, и начала перекличку.

Ребята вставали по-очереди, коротко кланялись мне и садились. Когда мне представили всех, дверь без стука распахнулась, и перед нами предстал взъерошенный парень

– Я – Кондо Акира, извините за опозд… – звонко начал он, но посмотрел на меня и осёкся.

Улыбка быстро стекла с его лица. Я прищурился, не понимая его реакции. Парень сбледнул. Я приподнял бровь, надеясь поощрить его на хоть какие-то реплики. Бледность немедленно эволюционировала в прозелень.

– Здравствуйте, Фудзимия-сенсей. Извините за опоздание. Позволите пройти на место? – почти прошептал он, не отводя от меня затравленного взгляда.

Я милостиво кивнул, решив потом подумать о великой дисциплинирующей силе своего взгляда, выработанной в первый год работы в Вайсс и не растерянной с годами. Кондо-кун на негнущихся ногах добрался до своей парты и попытался с ней слиться до невидимости. По классу пронеслись шепотки и смешки. Когда я повернулся к не до конца просохшей доске, чтобы написать тему и план занятия, то увидел в блестящей поверхности пантомиму. Акира-кун указал на меня, затем выразительно чиркнул ребром ладони по горлу и закатил глаза. Шум мгновенно смолк. Пока я скрипел мелом по доске, мальчик ткнул ручкой здоровяка-очкарика, сидящего перед ним, и шепотом спросил:

– Какое сегодня число?

– Шестое сентября, пятница, – буркнули в ответ.

– Ками-сама, можно я не доживу до понедельника?! – раздался отчаянный вопль, сопровождаемый демонстративным вырыванием волос на голове.

– Нет, – ответил я, разворачиваясь к классу. – В понедельник – первая проверочная работа.

– Если бы только это, – с отчаяньем смертника махнул рукой Кондо-кун и, открыв учебник на середине, до самого конца урока погрузился в чтение.

Так как мне он не мешал, а впечатленные поведением лидера ученики притихли, я решил никаких мер не предпринимать.

 

~*~

 

Занятия у ещё двух одиннадцатых и одного десятого класса прошли нормально, ученики шумели больше, чем в классе Кондо-куна. Его реакция на мою скромную персону всё же превышала среднестатистическую не нового учителя.

В перерыве ко мне попытался подсесть историк, но подошедшие Ито-сенсей и Сакурагава-сенсей оттеснили его. Математик присовокупила тяжелый взгляд, физрук ненавязчиво наступил на ногу, и Судзуки-сенсей решил на время лишить меня своего бесценного общества.

– Фудзимия, и какие у тебя впечатления после трех дней на новом месте? – спросила Ито-сенсей.

– Тихо. Спокойно. Скучно, – ответил я чистую правду.

– Скучно? – переспросил физрук. – Погодите, начнутся соревнования, контрольные, аттестации и проверки…

Я только покачал головой.

– Странная работа у тебя была, Фудзимия, – с обычной замогильной серьёзностью произнесла математик. – Но что-то мне подсказывает, тебе не дадут поскучать в свое удовольствие.

– Надеюсь, ваше пророчество не сбудется, – улыбнулся я и отпил чая.

 

 

Глава 3: «Невзаимная любовь, одинокая игра…»

 

Последний урок прошел также спокойно и ленно. Ученики, ещё не втянувшиеся в ритм, позёвывали, но прилежно конспектировали лекционную часть занятия и даже нормально поучаствовали в дискуссии на стадии обсуждения материала.

Неторопливо складывая бумаги в дипломат, Ран предвкушал тихий вечер, прогулку по парку и чтение книг. Работа клубов должна была начаться со следующей недели, поэтому стоило ловить последние свободные деньки.

– Фудзимия-сенсей, – послышался из-за спины вкрадчивый голос.

Ран медленно выдохнул и обернулся.

– Судзуки-сенсей?

Ни недовольный тон, ни злой прищур не возымели требуемого эффекта.

– Фудзимия-сенсей, давайте куда-нибудь сходим сегодня вместе. Например, в клуб. Вы любите клубы? Я бываю в одном неплохом месте, где несомненно гениальные ди-джеи, бармен-виртуоз…

– Нет, – Ран одел пиджак.

– Правильно, что там в этих клубах? – мигом перестроился историк. – Лучше концерт: сейчас как раз гастроли…

– Нет, – Ран недрогнувшей рукой отодвинул стоящего у него на пути воздыхателя.

– Тогда я приглашаю вас к себе на завтрак, – громким интимным шепотом сказал Судзуки и попытался положить подбородок на плечо более высокого Фудзимии.

Ран громко скрипнул зубами, поставил дипломат на стул и поддернул рукава пиджака. Заметив это, Санада-сенсей быстро вскочила с места и дернула за руку приставучего коллегу, обращая на себя его внимание.

– Вы ещё не сдали расписание и планы работы курируемого вами клуба!

– Ох, милая, видите же, я занят! – отмахнулся историк.

– Ничего, это подождет! – отрезала учительница. – Вы должны сегодня же всё оформить и сдать.

– Вы разрушаете мою жизнь, – вздохнул мужчина, но послушно прошел к своему столу и сел. – До встречи, Фудзимия-сенсей.

– До свидания, дамы и господа, – сдержавшись, Ран всё же не хлопнул дверью, уходя.

В коридоре его перехватила Ито. Легко подстроившись под его скорый шаг, она пошла рядом.

– Фудзимия, Судзуки – хороший человек, но крайне навязчивый. Зла он никогда не причинит, – женщина задумчиво почесала кончик носа. – Но ближайшие месяца три тебе не стоит с ним даже заговаривать наедине, иначе житья не даст.

– Спасибо, я понял, – улыбнулся Ран. – До свиданья, Ито-сенсей.

– До свиданья, – торжественно кивнула она.

Когда мужчина почти скрылся за поворотом, учительница крикнула:

– И поменьше улыбайся, красавчик!

– Разумеется, – тихо фыркнул Ран, спускаясь по лестнице.

 

~*~

 

Солнечным субботним утром Фудзимия проснулся в восемь утра, посмотрел одним глазом на часы и решительно закрыл глаз. Перевернувшись на другой бок, он с носом закутался в мягкое легкое одеяло и, поежившись от удовольствия, попробовал поймать только что снившийся ему бессвязный приятный сон.

Пронзительный звонок в дверь заставил подскочить его на кровати и тихо отчетливо зарычать. То-то ему казалось, что в долгом сне есть что-то противоречащее законам подлости.

Ран сунул голову под подушку. Настойчивый гость продолжал трезвонить. Чертыхаясь, мужчина сполз с кровати, чуть не наступил на так и не дочитанную к трем ночи «Энциклопедию мифов народов мира» и пошел открывать.

– Что?! – рявкнул он, распахивая дверь настежь.

За порогом стоял свежий и бодрый – что не играло ему на пользу – Судзуки, трепетно прижимающий к груди огромный бумажный пакет. Из пакета торчал батон и пучок зелени.

– Доброе утро, Фудзимия-сенсей…

Ран молча захлопнул дверь.

– Я вас разбудил? – проблеяли за дверью.

Фудзимия сорвался с места и метнулся в ванную. Плеснув в лицо водой, он глянул на себя в зеркало. Спутавшиеся длинные волосы стояли дыбом, глаза горели маниакальным огнем.

– О, как я страшен… – зашептал он. – Катана? Нет, катану я спрятал на чердаке у Аи. Нож! Нет, я ещё не купил столько хороших ножей, чтобы можно было ими разбрасываться. В любом смысле… Да и куда тело девать? Ванны серной кислоты у меня нет, и вряд ли столько мне даст новый химик, кем бы он ни был… О, эврика!

Ран рванул было в кухню, где он вчера вешал полку, но остановился на месте и кинулся к стенному шкафу. Дрожащими от гнева и нетерпения руками он достал под несмолкающую трель дверного звонка пластиковый чемоданчик. Огладив его ладонями, он щелкнул замочками и достал ЕЁ. Она приятно оттягивала руку и холодила кожу.

Многообещающе ухмыляясь, Фудзимия распахнул дверь, дернул на себя за воротник бойкого коллегу и, нацелив ЕЁ на него, надавил на кнопку. Дрель взревела у переносицы Судзуки, тот шумно сглотнул и попытался вырваться из стальной хватки. Разжав пальцы, Ран оттолкнул мужчину от себя и любовно провел пальцами по корпусу.

– Правда, она красавица? – чтобы добить коллегу, он поднес дрель к лицу и прикусил зубами навершие сверла, усмехнувшись.

И с легким ужасом увидел, как Судзуки мечтательно уставился на него и, сладострастно облизнув губы, подался ближе. С усилием сглотнув, воздыхатель проговорил:

– Да, простите, я разбудил вас… Вы такой сексуальный с этой штукой и в одних штанах. Я зайду попозже, ладно? – дождавшись подобия кивка, историк удалился в обнимку с пакетом.

Истерически хихикнув, Ран закрыл за собой дверь и сполз вниз по стенке. Прижав ко лбу холодную дрель, он посмотрел на свое отражение в зеркале напротив, ища сочувствия. Его двойник выглядел, как в меру опасный маньяк. Вздохнув, Фудзимия поднялся, уложил дрель в чемоданчик, сунул его в шкаф и побрел в спальню. Улегшись навзничь, он принялся сумрачно изучать требующий побелки потолок.

 

 

Глава 4: «Нет, не забудет никто никогда школьные годы»

 

«Не хочу на работу», – вот была первая мысль, посетившая мою голову по пробуждении. Понедельник второй учебной недели – и мне уже никуда не хочется идти. И виной тому даже не назойливость моего неуёмного коллеги, а ощущение цикличности, посетившее меня вчера утром. В воскресенье меня опять разбудил звонком в дверь историк. Я снова его спугнул и восхитил одновременно, на сей раз – с помощью кухонного ножа и куска размораживающегося с вечера мяса. Кто бы мог подумать, что он сочтет мои руки и торс в потеках крови возбуждающими. Однако, он почти кинулся мне на шею. И кинулся бы, если я не подставил нож – машинально, разумеется. И теперь этот тип уверен, что я страстный, но очень странный…

Потом я рискнул выйти из дома за продуктами, и, разумеется, наткнулся на Судзуки-сенсея. Сначала он проводил меня до магазина, пытаясь развлечь беседой, затем на обратном пути попытался помочь донести пакеты. Отнять у меня еду даже на время я не позволил – издержки коллективизма в Вайсс, а его треп пропускал мимо ушей, избегая, впрочем, поддакивать и кивать: мало ли, с чем я соглашусь на автомате. Не стоит давать лишнего повода.

И теперь я шел под зонтом – дождь и не думал заканчиваться – в школу, и серая невесомость осенних туч наводила на меня тоску. Отбиваться от явно больного на голову человека не самое увлекательное занятие, а мне, похоже, и выбора никто не предоставит. Вот если бы можно было доказать ему, что я в нем не нуждаюсь – ни в каком качестве… А тут ещё восторженные школьницы. Можно, разумеется, этим воспользоваться, чтобы повысить их успеваемость, но за любым формальным поощрением, вплоть до улыбки, последует бурная реакция. Даже не знаю, стоит ли овчинка выделки.

Проходя мимо школьной автостоянки, я заметил уже намозоливший глаза черный «ягуар». Интересно, что он тут всё время вертится? Если Кондо-кун знает владельца, возможно, это его родственник? Например, опекун, раз парень обращался к водителю на «вы». Тогда, наверное, сегодня этот человек приехал поговорить или с его классным руководителем, или с директором: по словам учителей, родню мальчика часто вызывали в школу.

Я поднялся на крыльцо по мокрым ступеням и, встав под козырек, сложил зонт и стряхнул с него воду. В учительскую я шел без дурных предчувствий: я пришел к первому уроку. У моего настырного коллеги уроки начинались с третьего. Столкнуться мы никак не могли.

Стоило мне повернуть за угол, как я понял, что интуиция меня предала самым гнусным образом: перед дверьми учительской дежурил Судзуки-сенсей с букетом роз. Совершенно безвкусным, на автомате оценил я, через силу подходя ближе.

– Доброе утро, Фудзимия-сенсей, – воскликнул этот тип и, держа букет в вытянутых руках перед собой, чеканным шагом приблизился ко мне. – Примите, пожалуйста, в знак…

– А вот и ваши будущие коллеги! – оказалось, за мной шел директор с каким-то типом: судя по шагам, их двое. – Это Фудзимия-сенсей и Судзуки-сенсей.

Мы с историком обернулись на голос. К нам приближался Танака-сенсей в компании с Брэдом Кроуфордом. Оракул всем своим видом излучал вежливость – в отношении директора – и ехидство – уже в наш с этим… недоумком адрес.

И тут меня осенило. Я понял, как одновременно отомстить Шварцу за всё хорошее и понизить активность моего коллеги. Да, и заодно пройти в учительскую и оставить там зонт.

– Брэд! – я позволил себе самую счастливую и искреннюю улыбку, на которую только был способен. – Как я рад тебя видеть! Неужели мы будем работать вместе?

– О, так вы знакомы? – как-то слишком явно обрадовался директор. – Тогда я вас оставлю, Фудзимия-сенсей вам всё покажет, – пообещал он Кроуфорду и скрылся.

– С удовольствием! – воскликнул я в спину начальству, чувствуя, как мои актерские способности подходят к концу.

Шварц глядел на меня со смесью раздражения и восторга:

– Фудзимия, это твой… – указал он на Судзуки-сенсея, но я не дал ему закончить.

– Что ты, – презрительно отмахнулся я, с азартом ловя разочарование на лице коллеги. – Мой – ты.

Я подошел ближе к пророку, так, чтобы историк не видел выражения моего лица: этот подергивающийся оскал никак не соответствовал моим насущным целям.

– Абиссинец, – тихо прошипел сквозь зубы Кроуфорд. – Даже если ты свихнулся на почве педагогики, учти – я не по этой части.

– Оракул, уверяю – я тоже – у меня возникло опасение, что выражение моего лица уже не удастся вернуть в норму. – Подыграй, будь человеком раз в жизни. Я же тебе житья не дам.

Он прищурился, просчитывая, видимо, возможные плюсы и минусы. Или будущее просматривал? Не знаю, но он незаметно кивнул, и я позволил себе слегка расслабиться.

– Фудзимия-сенсей, – раздался потерянный голос за моей спиной. – Получается, вы с ним…

– Да, – улыбнулся ему Кроуфорд поверх моего плеча – к счастью, более натурально, чем я.

– И… – замялся Судзуки-сенсей. – Давно?

– Хм, – задумался оракул и покосился на меня. Я, не оборачиваясь к историку, ткнул Шварцу в грудь пятерню. – Пятый год.

Переведя дыхание, я согласно наклонил голову. Надеюсь, со стороны это выглядело, будто я уткнулся лбом в плечо своему любовнику. Ками-сама, какой бред… Как сложна эта мирная жизнь!

– Понятно… – шаги, скрипнула ручка двери – Судзуки-сенсей ушел в учительскую, не желая травить себе душу.

Мы с Кроуфордом мгновенно отскочили друг от друга. Я брезгливо подвинул ногой к батарее букет, оракул одернул примятый мною кремовый пиджак.

– А теперь, Фудзимия, объясни мне, в какой фарс ты меня только что втянул? – потребовал он.

Я усмехнулся.

– Не раньше, чем ты, Кроуфорд, объяснишь мне, что ты здесь делаешь.

 

Глава 5: «Давай устроим шоу, и пусть нас видят все»

 

– Н-ну? – Фудзимия решительно наступал на Кроуфорда. – Объясни, почему, стоило мне начать мирную жизнь, я сразу напоролся на тебя?

Пророк был отчаянно храбрым человеком (и в меру острожным, разумеется), поэтому не стал пятиться от экс-противника по всему коридору. Решив, что зонтом-тростью Фудзимия принесет существенно меньше вреда, чем катаной, оракул сел на ближайший подоконник.

Ран немедленно подошел вплотную.

– Я жду, – напомнил он.

Кроуфорд медленно положил ногу на ногу, поёрзал, устраиваясь поудобнее, переплел пальцы рук на колене и соизволил ответить:

– Я тоже решил начать новую жизнь, – сказал он, возведя глаза к потолку. – Всегда любил детей, а заботиться мог только о Наги. Теперь буду выплескивать на неокрепшие умы нерастраченную нежность. Цистернами.

Ран внимал вдохновенному откровению, скрестив руки на груди.

– Красиво излагаешь, шварц! – ласково проговорил он. – Но врешь бездарно. Зато с вдохновением, не отнять.

Оракул пожал плечами: мол, чем богаты. Ран задумчиво ходил вправо-влево мимо него, периодически стряхивая воду с зонта на его штанины. Брэд брезгливо морщился, но молчал.

Когда Фудзимии надоело бродить, и он принялся мстительно пинать аляповатый букет, из-за угла послышался приближающийся топот трех пар ног. Мужчины обернулись к источнику шума. Вскоре из-за поворота вынырнула «несвятая троица». Завидев их, Кондо притормозил и властным мановением руки остановил друзей.

– Какое сегодня число?

– Девятое сентября, понедельник, – сказала Иноэ. Судя по всему, отвечать на такие вопросы было обыденным делом.

– Тогда идем, они ещё адекватны, – и мальчик с друзьями неторопливо пошли к мужчинам.

– Кондо-кун, у них даже мыслей подобного рода нет. Тем более, друг о друге.

– Тебе виднее, – ребята дружно рассмеялись.

– Здравствуйте, Фудзимия-сенсей, Кроуфорд-сан, – парень задрал голову, чтобы смотреть пророку в лицо. – Вижу, вы добились своего.

– Как обычно, – с улыбкой подтвердил оракул. – Со своей стороны готов обещать, что буду присматривать за тобой, но не вмешиваться в твои дела. Я держу слово.

– Рад слышать. Знаете, – мальчик хмыкнул. – Вам тут понравится, – он многозначительно улыбнулся в сторону своего учителя истории.

– Да? Что же, жизнь полна событий непредсказуемых и удивительных. Даже для таких, как мы с тобой, верно? – Брэд поправил очки. – Но тебе стоит привыкнуть называть меня Кроуфорд-сенсей. Я – новый учитель химии.

Ран несолидно присвистнул от удивления, парень с досадой цыкнул зубом.

– Я, когда увидел, думал, вы будете вести английский.

– Нет, это ушло на откуп моему другу.

– Понятно, – мальчик обернулся к друзьям. – Англичанин будет по твою душу, Иноэ-тян.

Девочка запрыгала, хлопая в ладоши.

– Ура-ура! А он симпатичный?

– Длинный, рыжий, вроде бы синеглазый, – Кондо взмахнул рукой. – Идем, мы ещё хотели залезть на крышу.

Ребята, шумно переговариваясь, убежали. Следовавший за Иноэ и Кондо Исида флегматично радовался, что с его возможностями он не нуждается в присмотре, и предлагал запустить с крыши его суперкомпактного воздушного змея со встроенным разбрызгивателем несмываемых чернил.

Полностью игнорируя готовящееся дисциплинарное нарушение, Фудзимия перестал коршуном нависать над истерзанным букетом и строго посмотрел на слезшего с подоконника пророка. С абсолютно серьезным видом Ран подошел к нему вплотную и, преувеличенно заботливо поправив ему воротник, вполголоса проговорил:

– Выбирай. Ты изображаешь перед тем влюбленным придурком моего кавалера. Ты даешь мне полкило мышьяка и ванну концентрированной кислоты. Или, – он смял воротник Брэда. – Я говорю Мамору, что ты собрался завербовать трех юных паранормов в Шварц с несомненно гнусными намерениями.

– Подумать только, ты умеешь логически мыслить! – делано восхитился пророк, отступая на шаг, чтобы спасти остатки воротника.

– Научить? – оскалился Ран. – Выбор за тобой, Кроуфорд.

– Шоу, – улыбнулся он. – Ко всему прочему мой юный коллега пообещал веселье.

– Запомни, – Ран подхватил с подоконника дипломат и зонт и нажал на дверную ручку. – Ты сам выбрал.

– Разумеется, – забавляющийся оракул позволил себя втащить в учительскую. – Кстати, лучше не кислота, а щелочь.

– Доверяю мнению специалиста, – шепнул Ран и громко сказал, обращаясь к коллегам. – Позвольте вам представить господина Кроуфорда, нового учителя химии. Мы с ним давно знакомы и, – он вздохнул. – Дружим.

Судзуки горько застонал, после чего учителя хором захохотали, а Ито подмигнула Фудзимии.

 

Глава 6: «Нужно было ли? Это было не трудно…»

 

Давно я столько не разговаривал. Даже на уроках, по-моему, мне приходилось говорить меньше. Назойливо перезнакомив Кроуфорда со всеми присутствующими, я прошипел ему на ухо, чтобы звал меня Раном, а не Фудзимией, Аей, Абиссинцем или, избави Ками-сама, вайссом. Этот мерзавец рискнул назвать меня котенком, но знание болевых точек который раз почти сослужило мне добрую службу. Чтобы писать на доске, считал я, ему и одной руки хватит. Оракул, разумеется, отдернул руку, и я ничего не успел сделать. Но он извинился. Один-один.

– Брэд, идем, я покажу тебе кабинет, где будет твой первый урок, – схватив за руку, я вывел его из учительской, тем самым спасая от Ито-сенсей, с дотошностью инквизитора выпытывающей из него подробности нашего «романа». Видно было, что она не поверила нам ни на секунду.

Кроуфорд шел наравне со мной, очевидно, неплохо ориентируясь в школе. Остановившись перед классом, он покосился на меня.

– До свиданья, Ран, – давненько моё имя не произносили с таким отвращением. – Свой стол я найду самостоятельно.

– Не сомневаюсь, – я прислонился к стенке и искоса поглядел на него. – Учти, ты сегодня провожаешь меня до дома.

Он застыл в дверях, мешая опаздывающим ученикам пройти.

– Дорого дается благополучие, – проговорил оракул задумчиво. – Надеюсь, ты понимаешь, что я потребую компенсации морального ущерба?

– Разумеется, – фыркнул я. – Могу накормить тебя ужином.

– Не завтраком – и слава Богу, – он пропустил учеников и закрыл передо мной дверь класса.

Опомнившись, я пошел на свои занятия. Предстояло провести четыре проверочные работы до и две – после обеда, что давало неплохую возможность обдумать ситуацию, куда я влип по собственной глупости. Но спектакль следует довести до финальной сцены, верно?

 

~*~

 

У дверей столовой мы столкнулись втроем: я, Шульдих и Кроуфорд. При виде меня оракул вздрогнул, при виде Шульдиха просветлел лицом. Не привычный, судя по всему, к такой эмоциональности шефа телепат прищурился, а потом заржал.

– Вы – пара? Уй, не могу… Фудзимия, ты извращенец! И ты, Брэд, тоже, по ходу дела, – немца уже складывало пополам от смеха. – Били друг другу морды, а потом встретились – и взыграло ретивое, да?

– Придурок, – покачал головой Кроуфорд и, ухватив Шульдиха за локоть, повел к столику. Усадив его, он пошел к раздаче за обедом. Я, разумеется, двинулся следом. Когда же я уселся рядом с оракулом напротив немца, «моя любовь» неприязненно спросил:

– Что, и есть мы будем вместе?

– Само собой, – кивнул я. – Иначе мне придется обедать с этим, – я ткнул локтем в направлении пожирающего меня глазами коллеги. – А тебе – объясняться с Мамору или дарить мне ванну кислоты.

Шульдиха, еле отошедшего от хохота, снова скрючило.

– Брэд, он тебе подходит, на кой тебе бабы? Им цветы-брильянты подавай, а этому красавцу полторы сотни литров серняги хватит. Мой тебе совет, пересматривай свои взгляды, не прогадаешь…

Кроуфорд знакомо возвел глаза к потолку. Не обнаружив там решения проблемы, он принялся за суп. Мне кажется, или он стал как-то мягче?

– Кажется, кажется, – замахал руками телепат. – Он у нас не злой, нервный просто. А ты кажешься ему занятным.

– Шульдих, – оторвался от еды пророк. – Ты работаешь у меня толмачом?

– Понял, молчу, – выставил он перед собою руки в примиряющем жесте. – Да, Фудзимия, запомни, я – Отто Шумахер. Шумахер-сенсей, звучит, да?

– Кошмар, – подтвердил я, на что немец расцвел в улыбке.

– Оба. Сидеть, есть. Молча, – скомандовал Кроуфорд, ласково глядя на нас обоих.

Пререкаться отчего-то даже не пришло в голову: мы с Шульдихом дружно взяли ложки и зачерпнули супа. «Теперь понял, о чем я говорил?» – раздался в моей голове голос немца. «Да».

– Для телепатов повторяю: молча! – мне бы такой дар убеждения в свое время… Вайсс бы по струнке ходили.

В гробовом молчании мы съели суп и рыбные котлеты с рисом. Взяв стакан чая, Шульдих попытался развалиться на неудобном стуле, не преуспел и начал вертеться по сторонам. Когда его взгляд упал на Судзуки-сенсея, телепат вздрогнул, прищурился и тихо присвистнул.

– Как ему не стыдно думать такие вещи в школе настолько громко? – он посмотрел на нас, затем опять на историка, и который раз захихикал. – Ох, вы даже не представляете, о чем думает этот пламенный мужчина!

– И о чем же? – небрежно поинтересовался я, довольный спокойным обедом.

– Показать? – подобрался Шульдих.

– Давай, – пожал я плечами, не успев среагировать на предостерегающий жест пророка.

И телепат показал. Меня, со стянутыми черной лентой запястьями на черных же простынях, с расплескавшимися волной волосами. И Кроуфорда, который трахал меня, согнув под совершенно немыслимым углом. Интересно, мелькнуло у меня в голове, я вообще способен так изогнуться? На шварца, сидящего рядом, мне смотреть не хотелось.

– А теперь вы оба думаете об одном и том же, – со сладкой улыбочкой сообщил телепат.

– Шульдих, – небрежно окликнул его Кроуфорд. – Тебе предсказать что-нибудь интересное?

– Нет-нет, – лицо немца стало очень вежливым и внимательным. – Я, пожалуй, пойду. Урок скоро, конспекты полистаю. До вечера!

Телепат исчез рыжим вихрем, мигом напомнив, какую потрясающую скорость он умеет развивать при желании. Я фыркнул, подумав, что его коньком должно быть стратегическое отступление. Поднявшись со стула, я с удовольствием потянулся, прогнувшись назад. Хотелось продлить приятное ощущение тянущихся расслабляющихся мышц. Краем глаза я заметил, как Кроуфорд, сняв очки, держал их в одной руке, не отводя глаз, в течение всей моей короткой разминки.

– Что такое? – спросил я, принимая нормальное положение.

– Всё в порядке, – натянуто улыбнулся он и, вытащив из кармана носовой платок, принялся протирать стёкла.

Уходя из столовой, я спиной чувствовал его задумчивый взгляд.

 

~*~

 

– Надеюсь, Ран, – Кроуфорд сделал особое ударение на имени. – Ты живешь недалеко.

– В двадцати минутах небыстрой ходьбы, – я поджидал оракула у класса, где у него было последнее на сегодня занятие.

На крыльце нас ждал Шульдих. Осклабившись, он подставил ладонь, куда пророк неохотно опустил ключи. Проследив, куда пошел немец, я понял, что угадал верно: черный «ягуар» принадлежал Кроуфорду.

– Опасаешься, что разобьет? – спросил я, заметив, с каким выражением лица мой спутник проводил уезжающего телепата.

– Нет, – покачал он головой. – Эта зараза опять посоветовал мне сменить приоритеты. Ради экономии и всё такое…

Мы неторопливо шли к моему дому. Дождя уже не было, ещё теплое осеннее солнце светило вовсю. Кроуфорд перешагивал длинными ногами невысохшие лужи с первыми палыми листьями. Я постукивал сложенным зонтом об асфальт – всегда питал необъяснимую слабость к таким вещам.

– Один сменил ориентацию из скупости, другой – ради ванны кислоты. Статья в духе желтых журналов, как считаешь?

– Ага, – усмехнулся он. – Последней страницы, где печатают несмешные старые анекдоты.

Ему на голову спланировал желтый листок и застрял в волосах. Яркая желтизна в иссиня-черных волосах. Красиво, у японцев волосы чаще черны как сажа.

– Ран, – небрежно окликнул он, незаметно оглянувшись назад. – А почему твой кавалер за нами следит?

– Потому что маньяк, – мрачно отозвался я. – Я боюсь ходить в темноте: ещё выскочит, кинется и начнет дышать в шею. Я-то отреагирую быстро, но куда потом прятать труп?

– Разрубить на куски и скормить собакам? – предположил он.

– Чтобы потом на меня кидались уже собаки? Откуда знаешь, может, влюбленность – это заразно? – я обошел очередную лужу, Кроуфорд её перепрыгнул и наконец-то забрызгал свои светлые ботинки. – Да, ты надумал, как будешь меня целовать на прощанье?

– Чего? – резко притормозил Кроуфорд. – Это что за новости?

– А как же, – я пожал плечами. – Ты проводил любимого меня домой и должен поцеловать перед разлукой. Для романтизма.

– Чтоб и тебя, и этот романтизм… И того отморозка! – оракул, прищурившись, искоса глянул на меня. – Неужели тебе самому не отвратительна идея целовать мужчину?

– Думаю, разницы особой не будет, – ответил я искренне. А ты попробуй представить на моем месте женщину. Я тебя ниже… У меня вон, – я дернул себя за выбившуюся из прически прядь. – И коса есть.

– Шульдих тоже меня ниже, и патлы у него длинные, – засмеялся Брэд. – Правда, ты красивее.

– Спасибо, – я, прижав руку к груди, театрально кивнул. – Всё, мы пришли. Представляй, что желаешь.

Мы остановились напротив подъезда. Брэд, опасаясь, очевидно, удара под дых, аккуратно положил мне руки на талию и привлек к себе. Я, ожидая не менее бурной реакции, осторожно положил руки ему на плечи и, привстав на цыпочки, потянулся к его рту. Он медленно склонил голову – светлые глаза иронично блестели из-за стекол – и наши губы соприкоснулись. Теплые, чуть шероховатые… Дальше мы оба действовали, наверное, на инстинктах. Ничем другим я не могу объяснить то, что мы одновременно разомкнули губы, чтобы сделать поцелуй настоящим. Оказалось, что его губы солоны на вкус, что он целует, всецело отдаваясь процессу: обстоятельно, неторопливо, уверенно.

Когда воздуха стало не хватать, мы разорвали поцелуй и, разумеется, пришли в себя. Отстранившись, мы одинаково непонимающе посмотрели друг другу в глаза, а затем, синхронно – в сторону, откуда донесся полный тоски и злости приглушенный стон. Но незадачливый коллега в данный момент казался мне не самой важной из проблем; причина и следствие незаметно поменялись местами. Подняв руку, я вынул листок из прически Брэда и протянул ему.

– Что это? – моргнул он.

– Застряло у тебя в волосах. До завтра, – я достал из кармана ключи.

– По-моему, Судзуки нас оценил, – протянул он, косясь вбок.

Невдалеке историк бился головой о фонарный столб.

– Мы старались, – согласился я.

Когда я закрывал за собой дверь подъезда, Кроуфорд неторопливо удалялся, вертя в пальцах листик.

 

 

 

Глава 7: «Я могу описать твою жизнь постранично».

 

В школу я пришел рано: по вторникам работал мой клуб, и мне надо было заглянуть в библиотеку, чтобы подобрать интересный материал по династии Габсбургов. С тремя книгами в руках и ещё двумя подмышкой я вошел в учительскую и был встречен громким:

– Он вам изменяет!

– Здравствуйте, Судзуки-сенсей, Ито-сенсей, Сакурагава-сенсей, – я уложил книги стопкой на своем рабочем месте и сел за стол.

Историк, топая и фыркая, как еж, встал напротив.

– Как вы можете позволять так с собой поступать?

Раскрыв тетрадь для конспектов, я сделал пометку «к курсам» и поднял глаза на него.

– И верно, как? Никому не позволено заслонять мне свет. Отойдите, Судзуки-сенсей. Мне надо работать.

– Нет! – он стукнул кулаком по столу у меня перед носом. – Я не позволю вам обманываться на его счет. Кроуфорд-сенсей изменяет вам!

Я, успев открыть книгу и увидеть, что в нужном мне месте вырван лист, искренне ответил:

– Ужас какой! И какой мерзавец посмел?

Судзуки-сенсей, наклонившись, зашептал:

– И ведь стыда никакого! Когда вы подарили ему поцелуй, разбивший моё сердце…

– В пятнадцатый раз за пять лет, – добавила из своего угла Ито-сенсей.

– Молчите, жестокая женщина! – зло выкрикнул историк. – Так вот, после того, как вы расстались, я проследил за ним. Его ждал дома Шумахер-сенсей! И он не ушел вечером, как это прилично между друзьями, а остался до утра!

Молча и зло я листал книгу. Нет, что за ирод навырывал из неё листов? И зачем? Мне что, менять тему сегодняшней встречи? Получается, ребята зря готовили доклады… Нет, так дела не делаются.

– Здравствуйте, – от двери раздался звучный голос Кроуфорда и гнусавый немца.

– Они даже не стыдятся приходить вместе! – взревел Судзуки-сенсей у меня над ухом.

Я поднял голову и поглядел на пришедших. Брэд кивнул мне и пошел вешать в шкаф пиджак, снимая его на ходу, Шульдих же с любопытством щурился на историка. Тот пыхтел, краснел, сжимал кулаки, но молчал.

– Кроуфорд, – окликнул он начальника, надевающего халат, – у того сегодня были лабораторные занятия. – Оказывается, ты изменяешь Рану со мной. Сегодня, например, всю ночь только этим и занимался.

– Какой я аморальный тип, – он подошел ко мне и встал за спиной. Его чистый халат пах хвойной свежестью. – Тогда мы с тобой не выспались, – Кроуфорд легко коснулся моего плеча. – Единственное, что меня волнует: где же ты шлялся после полуночи, когда разврату следовало только начинаться?

Шульдих задумался.

– Значит, мы с тобой очень быстрые!

Во время их диалога Судзуки-сенсей попеременно то бледнел, то краснел, зло косился на гладящего моё плечо Кроуфорда, но пристыжено молчал.

– Да что тут разговаривать! – хмыкнула Ито-сенсей. – Завидует он. На вас посмотришь – и душа радуется. Такая искренность чувств!

Всю эту чушь она сказала обычным высокопарно-мрачным тоном, отчего историк понурился, а Шульдих, всхлипнув, отвернулся к стене.

– Эй. Ты чего? – окликнул его физкультурник.

Немец, судя по содроганию всего тела, еле сдерживал смех.

– Н-ничего, – выдохнул он. – Я, можно сказать, свидетель развития их отношений. Это было незабываемо!

Телепат повернулся к почтительно внимающей аудитории.

– Расскажите, пожалуйста! – всплеснула руками его коллега Мияки, только что зашедшая в учительскую. – Начало отношений – это всегда так интересно!

– Кхм, – Кроуфорд, похоже, не хотел слушать разглагольствования напарника. Но, так как назревающая сказочка играла мне на руку, я счел за лучшее развернуться и подтолкнуть Брэда к ближайшему стулу.

Шульдих оценил готовность публики внимать и начал:

– Пять лет назад мы с Брэдом активно занимались единоборствами. И однажды столкнулись с Фудзимией, который считал, что кендо – мастерство боя, которому ничего нельзя противопоставить. Мой друг считал по-другому и успешно доказал свои убеждения, уложив этого красавца к своим ногам одним движением. Вот тогда между ними и возникла искра, которой суждено было разгореться жарким пламенем.

– Ты всё верно сказал… Отто, – я в последний момент вспомнил, как следует называть немца. – За одним небольшим исключением: я позволил Брэду увидеть меня у своих ног.

– Как интересно, – пророкотал физрук. – Кроуфорд-сенсей, Фудзимия-сенсей, не окажете ли вы мне честь схваткой этим вечером?

Мы с оракулом переглянулись и кивнули. Размяться никогда не помешает.

– Вы влипли, ребята, – сообщила Ито-сенсей таким тоном, будто читала наш некролог. – Он от вас не отстанет. Будете каждый день от него бегать по всей школе.

– Ты преувеличиваешь, – спокойно ответил Сакурагава-сенсей и вышел из учительской.

Да, до уроков осталось двадцать минут, а я за всеми этими истериками и сказками о неземной любви не успел подготовиться к занятию в клубе. Придется импровизировать.

– Фудзимия-сенсей, – коллега бесцеремонно отнял у меня изувеченную книгу. – Не читайте это, там листов не хватает. Я однажды не успевал написать конспект, ну и…

– Так это вы?! – я резко встал, не замечая, что позади меня с грохотом упал стул. – Да как у вас рука поднялась!

Перед глазами у меня потемнело, руки сами собой потянулись врезать по этому… неспециалисту.

– Ран, – это Кроуфорд схватил меня за плечи. – Он не достоин твоего гнева.

– Да я заставлю его сожрать эту книгу! – скрипнул я зубами, не пытаясь вырваться из твердокаменной хватки.

– Боюсь, Судзуки-сенсей, вы утратили все шансы отбить у меня Рана, – сочувственно произнес Брэд, одной рукой сгребая в дипломат мои конспекты, а другой удерживая меня от подсудных действий. – Идем, тебе пора на урок.

Я позволил вывести себя за двери учительской, где Кроуфорд, отчего-то не торопясь меня отпускать, вручил дипломат и развернул к себе.

Стоило ему открыть рот, как голос Иноэ-тян оборвал его намерения:

– И что? Это и есть твое «у них снесет крышу»? – она с большой претензией смотрела то на нас, то на Кондо-куна, стоящего здесь же. – Между прочим, у них мыслей подобного рода до сих пор нет. Разве что… Нет, это фигня какая-то.

– А Сакурагава-сенсей сказал, что у них троих сегодня вечером будет спарринг, звал меня придти посмотреть, – сообщил стоящий здесь же Исида-кун. – Вы пойдете?

– Ага, интересно же, – кивнула Иноэ-тян.

Юный пророк постучал пальцами по подоконнику и глянул в окно на облетающий клён. Повернулся, поздоровался, наконец, со мной и Кроуфордом и задумчиво спросил у друга:

– Вечером? В спортзале?

Тот кивнул.

– Не пойду. Я человек нервный, легковозбудимый, воплей не люблю… – сказал он решительно. – И вообще, Кроуфорд-сенсей, а что вы сегодня нам будете показывать на уроке?

– А то ты не знаешь! – усмехнулся Брэд. – Или ты перестал по утрам проглядывать день наперед?

– Перестал. Неинтересно стало, – ответил мальчик.

Я почувствовал, что от подобных бесед мой ум плавно заходит за разум.

– Иноэ-кун, – окликнул я девочку. – Мы с тобой не опаздываем на занятие?

Она охнула и убежала в сторону класса.

 

~*~

 

Обед прошел крайне неудачно: Кроуфорд куда-то делся, Шульдих подсел к физруку и Ито-сенсей, и мне пришлось терпеть общество глядящего мне в рот Судзуки-сенсея. Сначала он молчал, говорила севшая с нами в целях безопасности Санада-сенсей. Поэтому суп я съел спокойно. К середине поглощения мною курицы девушку увел ненавязчиво ухаживающий за ней географ, и историк оживился.

– Вы так эротично это делаете… – мечтательно произнес он, уставившись на меня.

Перед ним стоял нетронутый обед, стакан чая мужчина вертел в раках.

– Что? – я машинально поглядел на полуобглоданную курицу и кусок хлеба в своих руках.

– Едите, – глаза коллеги были затянуты блаженной дымкой. – У вас такие губы…

«Абиссинец!» – зазвучал у меня в голове голос Шульдиха. – «Считаю своим долгом сообщить, этот извращенец сейчас представляет, как ты делаешь минет. Но почему-то не ему, а Кроуфорду. Наверное, он вуаерист… Кстати, хочешь, покажу?»

– Не надо! – прохрипел я на полстоловой, почти подавившись куском хлеба.

Пока я отпихивал от себя стакан воды, услужливо протягиваемый мне воздыхателем, телепат незатейливо зудел у меня в мозгах.

«Ну и зря, у этого придурка хорошее воображение. Прикинь, он всё ещё не верит, что вы с Брэдом – пара. Звериная интуиция у мужика. Может, все-таки отдашься моему шефу за ванну кислоты? Правда, как его самого уломать… Ну да ладно, начало положено: целоваться с тобой ему понравилось. Как и тебе с ним».

От обилия ненужной бредовой информации, застрявшего в горле куска и мельтешащего перед глазами коллеги я чувствовал, как медленно сатанею.

За спиной раздались знакомые чуть слышные шаги.

– Приятного аппетита, – Кроуфорд хлопнул меня по спине, отобрал воду у Судзуки и сунул мне под нос, отгоняя историка легким движением руки. – Ран, не стоит задыхаться в публичном месте: если меня не будет рядом, тебе будет делать искусственное дыхание кто-нибудь другой. А я очень ревнив, если ты забыл.

Шульдих загоготал у меня в голове. Впрочем, судя по перекосившемуся лицу Брэда, не я один пал жертвой неуемного чувства юмора телепата.

– Тебя совсем замучили ученики? – обернулся я к оракулу и поразился его виду.

Белоснежный прежде халат был покрыт буро-зелеными пятнами, измят, кое-где подпален и, пожалуй, стал немного короче. Сам Кроуфорд сиял довольной улыбкой через заляпанные чем-то оранжевым очки. Шевелюра ни длины, ни цвета не потеряла, но стояла дыбом.

– Кто кого ещё замучил! – осклабился не похожий на самого себя извечно корректный оракул и заметил у меня на тарелке так и не доеденную курицу. – О, еда! Я съем, ладно?

Я, остолбенев, смотрел, как обнявший меня одной рукой Кроуфорд схватил другой куриную ножку и принялся её обгладывать.

– Люди – они бывают разные, – подмигнул мне подошедший Шульдих. – А уж этот – тем более. И ещё он увлекающийся. И крайне постоянный в своих привязанностях.

 

~*~

 

После занятий клуба меня подстерегал под дверью кабинета Сакурагава-сенсей, за спиной которого стоял Кроуфорд. Оракула привели, судя по всему, насильно: он при виде меня закатил глаза и провел ребром ладони по своей шее. Думаю, он имел в виду невеселое грядущее Шульдиха.

– Идемте, я уже приготовил для вас кимоно! – воскликнул непривычно взбудораженный физрук. – А для вас – и оружие.

Он подтолкнул нас с Кроуфордом вперед, следуя позади. Стерег, чтобы не сбежали?

– Напомни, зачем мы на это пошли? – спросил я у Брэда, когда мы переодевались в кимоно.

– Для поддержания дружной атмосферы в коллективе? – предположил он, пытаясь затянуть пояс.

Было заметно, что такое одеяние ему хоть и не в новинку, но не совсем привычно.

– Дай, помогу, – я в несколько движений завязал пояс. – Вот. Похоже, тебе стоило драться в костюме, как обычно.

– Спасибо, – кивнул он. – Развязывать придется тоже тебе.

– Да, кстати, – вспомнил я. – Когда будем переодеваться после тренировки, тебе нужно будет меня полапать.

Кроуфорд, начавший было протирать очки полой куртки, замер.

– Зачем? – сухо поинтересовался он. – Ты считаешь, вчерашней демонстрации было недостаточно?

– Да, – кивнул я. – Мне нужно, чтобы этот тип перестал со мной заигрывать. А сегодня он напросился что-то обсудить со мной после спарринга. Полагаю, он заявится прямо в раздевалку. А если мы с тобой тут будем тискаться…

– То он убедится, что ему ничего не светит? – Брэд пожал плечами. – Без проблем. Но я считаю, это мало поможет. И учти, если в качестве следующего этапа ты предложишь секс в учительской, я буду вынужден отказаться.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – улыбнулся я в ответ. – Мне пока не удалось почувствовать в себе склонность к экспериментам.

– Пока? – делано ужаснулся Кроуфорд. – Меняю мышьяк на свою честь!

– Неравноценный обмен.

Мы многозначительно переглянулись, хором рассмеялись и вышли в спортзал, где нас с нетерпением поджидал Сакурагава-сенсей и толпа школьников, занимающихся единоборствами под его началом.

– Я рассчитываю на три схватки: мы с Кроуфорд-сенсеем, мы с вами и вы с друг другом, – решительно заявил мужчина и, протянув мне тренировочный меч, вышел с оракулом в центр зала.

Их схватка закончилась очень быстро, даже не смотря на то, что Кроуфорд сдерживался. Разный класс виден был невооруженным глазом, хотя мне Сакурагава-сенсей должен был составить достойную конкуренцию.

– Зачем вы не двигались в полную силу? – возмущенно спросил физрук, когда Брэд, вывернув ему руку, припечатал к татами. – Вы не считаете меня достойным настоящего сражения?

– Что вы, нет, разумеется, – отпустив соперника, Кроуфорд медленно уважительно поклонился. – У нас с вами слишком разные школы. Меня учили быстро и эффективно устранять противника, нанося ему травмы, не совместимые с жизнью.

Сакурагава-сенсей сжал губы и повернулся ко мне. Я занял место Кроуфорда и поклонился сопернику. Нет, не сопернику – партнеру по спаррингу. Надо помнить об этом, обязательно помнить… Мы начали схватку, я осторожно отвечал на выпады, физрук наступал все сильнее. Чувствуя, как начала быстрее бежать кровь, я постарался быстрее завершить спарринг: ещё не хватало потерять голову при учениках.

Пара движений мечом всё завершили, Сакурагава-сенсей поклонился мне, и его место занял Кроуфорд. Ухмылка и блеск очков. И белое кимоно. Почти повторение пройденного. Я поудобнее перехватил рукоять меча. А вот с ним можно не сдерживаться. Я бил, а он ускользал, играл, отступал, уворачивался – и улыбался. Как прежде – яростно и азартно. И почти расплываются стены школьного спортзала, вместо них – маяк, камни, падающие с потолка, дрожащий под ногами пол и неощутимый запах крови…

«Сейчас!» – я замахиваюсь, но приземляюсь спиной на татами. В стеклах очков склонившегося надо мною Брэда моё отражение, в его глазах – насмешка и легкая тень сочувствия. Мне остается только глотать воздух и смотреть на него.

– Вот примерно при таких обстоятельствах они и запали друг на друга! – раздался наставительный голос Шульдиха. – Страшные люди!

Кроуфорд выпрямился, я легко поднялся, и мы поклонились друг другу.

– Спасибо! – пожал нам руки Сакурагава-сенсей и обернулся к ученикам. – А теперь продолжим занятие…

Кроуфорд закрыл за нами дверь раздевалки и повернулся ко мне.

– Мне начинать тебя лапать, или пока подождем?

– Момент! – я подошел к нему, развязал пояс и немного распахнул куртку кимоно. – Так, главное – это достоверность.

– Профессионал, – хмыкнул Брэд, но поправлять на себе одежду не стал.

Развязав пояс и на себе, я начал было стягивать куртку, когда внимательно следящий за моими движениями Кроуфорд отрицательно покачал головой.

– От полуголого тебя у него башню сорвет, сделаем по-другому, – он сел на скамейку и поманил меня к себе. – Садись ко мне на колени.

– Что? – я оторопел.

– Значит, целоваться со мной тебе духу хватает, а больше – ни-ни? Да иди же сюда! Мы ему такое покажем, что сомнений остаться не должно.

Оракул силой притянул меня ближе и усадил себе на колени. Ноги у него оказались жесткие, я невольно заерзал, пытаясь устроиться поудобнее. Кроуфорд слегка напрягся и, вздохнув, выпростал мою куртку из-за пояса и запустил под неё теплые руки, деликатно обнимая меня за талию.

– Обхвати меня за шею, – попросил он, и, когда я положил руки ему на плечи, добавил. – А теперь ждем.

Мы ждали. Из-за приоткрытой двери веяло сквозняком. У меня чесалась нога. Когда терпеть стало невозможно, я потянулся было почесаться, но был остановлен недовольным:

– Ты что?

– Ногу уже почесать нельзя? – огрызнулся я.

– Скажи мне, я и почешу, и из образа не выпадем, – сказал Кроуфорд, строго глядя мне в глаза.

– Левая, середина бедра, с внутренней стороны, – скороговоркой ответил я, услышав осторожные шаги за дверью. – И скорее, сюда идут.

Очень плавно и естественно Брэд одновременно с тихим скрипом двери притянул меня к себе за талию и положил горячую ладонь мне на ногу так, чтобы пальцами доставать до беспокоящего меня места. В следующий момент мы уже целовались. Кто вошел, я так и не понял – закрыл глаза. Притягивая Брэда к себе за плечи, я чувствовал его ладонь, скользящую по моей груди, пальцы сжимали то один, то другой сосок, мягко их выкручивая, а другая рука ласкающе гладила бедро, подбираясь всё ближе к паху. Когда он оторвал свои губы от моих и прильнул к шее, я, не выдержав, простонал что-то одобрительное. В ответ он сильнее сжал пальцы на моем бедре и, немного помедлив, дотронулся до неумолимо встающего члена. Я подался ближе и ощутил ответное возбуждение.

Хоровое:

– Ни фига ж себе!

– Аааа!!!

– А я что говорил? – практически отшвырнуло нас друг от друга.

В проходе стояли удивленная Иноэ-тян, схватившийся за сердце Судзуки-сенсей и неимоверно довольный Кондо-кун, который бубнил себе под нос:

– Вот говоришь им, говоришь. А они не слушают. Эх, нет пророка в своем отечестве, всем нам суждена судьба Кассандры, – качая головой, он увел за руку подружку, чьи широко распахнутые глаза с трудом принимали обычную форму.

Мы с Кроуфордом, старательно не глядя друг на друга, переодевались. Когда я снял хакама, историк, столбом замерший в дверях, отмер, что-то слабо пролепетал и испарился. Будем считать, мы добились успеха.

– Ран, – заговорил Брэд. – Я сегодня, пожалуй, могу тебя не провожать?

– Да, ты прав, не стоит, – кивнул я, не оборачиваясь.

Он тихо вышел, а я, глядя ему вслед, пытался понять, к чему же привел нас этот безумный фарс.

 

 

Глава 8: «Не слышны в саду даже шорохи, всё здесь замерло до утра».

 

Четверг выдался изумительно теплым, и я, заскучав над книгой, около десяти вечера вышел на балкон. Луна уже зашла, а фонари мерцали не ярче звезд. Под моим балконом, на скамеечке у желтеющего каштана, сидел Судзуки-сенсей и страдал.

Позавчерашняя сцена в раздевалке пагубно повлияла на него. Историк старался не отходить от меня ни на шаг уже два дня. Только отчаянные усилия всего коллектива помогли мне донести до него мысль, что ему надо вести свои уроки. Но на переменах, обеде и по дороге домой он дышал мне в затылок. В туалет я ходил, сбегая на несколько минут с занятий, ежесекундно опасаясь его появления. Учителя хохотали, Шульдих мысленно комментировал эту беготню, Кроуфорд улыбался, держался на почтительном расстоянии, но домой меня исправно провожал.

В среду, помнится, оракул хотел улизнуть, нарушив договор и не поцеловав меня напоследок. Возможно, его смущало недавнее происшествие, или реакция наших организмов друг на друга – не знаю. Но давать надежду на взаимность маячащему за ближайшим деревом коллеге я не собирался, а Брэд на удивление послушно склонился надо мной, когда я рванул его на себя. Поцелуй получился долгим, исступленный стон воздыхателя – мученическим. Я посчитал, что затея увенчалась успехом, и выпустил лацканы пиджака пророка. Кроуфорд, отстраняясь, посмотрел не меня неприязненно, пробормотал что-то вроде: – Фудзимия, я тебя… – и поспешно удалился. Судзуки-сенсей дернулся было за ним, чтобы блюсти для меня его нравственность, но оракул улыбнулся ему так, что, затормозив на полном ходу, историк неуверенно потоптался на месте и решил посторожить меня. Настроение мое, едва поднявшись, сразу испортилось: ко мне собиралась придти в гости Ая, и что мог подумать о нас с ней этот извращенец, мне не хотелось даже представлять.

Сегодняшний день с самого утра начал оправдывать мои худшие опасения: утром у подъезда меня встретил Судзуки-сенсей приветственным обвинением в измене Кроуфорду и робкой надеждой, что девушка мне скоро надоест и я обращу внимание на более достойную личность. Его выкаченная колесом тощая грудь меня почти умилила, поэтому я снисходительно объяснил, что Ая – моя сестра. После моих слов историк как-то оцепенел, нехорошо на меня покосился, дико покраснел и просипел: – Так вы… с сестрой?

До сих пор не пойму, отчего я не убил его на месте. Наверное, я филантроп. И немного мазохист. И ещё чуть-чуть фетишист, потому что в столовой не мог отвести глаз от рук протирающего очки Кроуфорда. Который, кстати, отказался дать мне адрес своего дантиста. Жаль, я хочу иметь такую же устрашающую ухмылку. Желательно, чтобы она также действовала и на «несвятую троицу». Исида-кун не появлялся в школе второй день, но Иноэ-тян неизменно ходила следом за Кондо-куном и бормотала: – Да не думают они об этом, не думают… ну, может быть, совсем немножечко, – на что мальчик с достойной Ито-сенсей мрачностью уверял, что «вы все ещё насмотритесь».

Не знаю, кому что суждено видеть, но сегодня Кроуфорд, проводив меня до дома, многообещающе смерил меня взглядом и, прижав к стенке, начал целовать взасос. На заднем плане стенал Судзуки-сенсей, мне в задницу упиралась какая-то железяка, торчащая из стены, а очки оракула холодили мне щёку. И Брэд вздрогнул, когда я, боясь порвать брюки о железку, прижался к нему…

– Фудзимия-сенсей, он у вас, да? – раздавшийся снизу голос прервал мои воспоминания и вялые размышления о фарсе и возможных опытах над собой.

– Кто? – надо отдать мне должное, я не стал кидать в коллегу чашкой, тем более, что чай я ещё не допил.

– Кроуфорд-сенсей! – заорал он так громко, словно хотел дозваться оракула.

Одно из двух: или этот маразматик не сторожил под дверью постоянно, или он считал, что Брэд пробрался ко мне тайными путями. Не иначе залез по отсутствующей пожарной лестнице на крышу, а оттуда через чердачное окно спустился до меня. Тернистый путь к любви мы избрали себе…

– Нет его у меня, – на всякий случай сказал я правду.

– Значит, уже ушел. Или вы меня обманываете! – заключил Судзуки-сенсей.

– Делать мне больше нечего, – лениво взмахнул я чашкой и поудобнее облокотился о перила балкона. – С чего бы я тогда тут стоял и разговаривал с вами?

– Вам приятно мое общество? – с наивной робостью спросил он.

Я фыркнул. Громко, чтобы и он внизу услышал.

– Значит, он вас… – коллега замялся. – И теперь спит, а вы здесь стоите и любуетесь луной.

Какое бурное воображение у человека… Видит луну, которой нет.

– Почему же он – меня? – я отхлебнул чая. – А если наоборот?

Этот внизу икнул и замолчал, а потом тихо и застенчиво спросил:

– Вы – его? А вы можете?

Вот так люди и умирают в расцвете лет, захлебнувшись оолонгом. Похоже, этот тип хотел меня обидеть. Или не хотел, а имел в виду что-то другое? Даже не знаю, что меня больше оскорбило: предположение, что я прирожденный уке или что у меня не встанет на Кроуфорда. Ужаснувшись богатству своих ассоциаций, я решил подумать о них попозже.

– Я всё могу, – небрежно проронил я, спешно доглотав чай. – И его всё устраивает.

– А… как? – тихо спросили внизу, шалея от наглости.

– Хм, – я задумался, спешно примеряя испробованные мною с женщинами позы на нас с Кроуфордом. – А по-всякому. Вот стоя, например, не получается, потому что он меня выше. Неудобно.

Представив себя, возлагающего пару кирпичей к ногам голого Кроуфорда, я тихо поржал и продолжил развивать мысль:

– Зато наоборот – вполне. У меня достаточно сильные ноги, поэтому он может почти меня не поддерживать, – я возвел глаза к небу и по приступу вдохновения понял, почему поэты так любят звездные ночи. – Когда у партнера свободные руки – это огромный плюс. На теле есть множество чувствительных мест, стимуляция которых…

– Вот! – прервал меня незнакомый мужской голос откуда-то слева. – Слушай, Дзюнко, умного человека! То ты стесняешься, то ещё чего… Продолжайте, пожалуйста, господин!

– Стимуляция которых только обостряет ощущения, – и тут я вспомнил, что живу в многоквартирном доме, где у многих открыты окна по случаю теплой погоды. – Например, если провести ногтем по…

– Секундочку! – на сей раз кричали из окна снизу, где жила девушка-студентка. – Я сбегаю за блокнотом и запишу.

Какие у меня занятные соседи. Но с чего это я обязан прислушиваться к их пожеланиям?

– …По соску, то сочетание легкой боли с удовольствием может быть довольно пикантным.

Молчание. Наверное, слушатели спешно конспектировали сказанное, чтобы впоследствии применить на практике.

– Ран, заодно проведи ликбез по правилам техники безопасности! – откуда у меня под окнами взялся Кроуфорд пол-одиннадцатого вечера? И зачем он так громко орет?

– Думаешь, не все в курсе, что надо предохраняться? – удивился я. – Но это же не про нас с тобой, мы же верны друг другу уже пять лет!

А анализы я сдавал еженедельно, пока работал в Вайсс.

– Что ты, любимый! – что же он так надрывается, думает, я глухой? Или не видит в темноте, что мой балкон на втором этаже? – Я тебе верю! А Судзуки-сенсей пришел к тебе в гости?!

– Нет, он просто любит гулять в соседнем сквере, – надо как-то блюсти репутацию перед соседями. – И скоро пойдет домой.

– Бедняга, – уже тише, но выразительно посочувствовал Брэд. – Ему до дома час езды. Должно быть, сквер того стоит.

– Разумеется, и мы там с тобой погуляем, – согласился я. – А что ты тут делаешь так поздно?

– Пришел спеть тебе серенаду, но передумал по дороге: что-то я сегодня не в голосе, – ехидно ответили мне. – Наш всевидящий ученик завтра собрался прогулять школу. Перетрудился. Одаренный мальчик.

То есть, Кроуфорд был у Кондо-куна, учил его владеть даром или отчитывал за чрезмерное трудолюбие.

– Ты, наверное, устал за сегодня? – спросил я, стараясь сделать намек в голосе поотчетливей.

– Предлагаешь переночевать у тебя? – о, нет, что задумал этот тип? – Вынужден тебя разочаровать, с тобой мне выспаться не удастся.

Пошляк.

– Спокойной ночи, Ран, до завтра, – попрощался он и, ухватив за руку Судзуки-сенсея, канул во тьму переулков.

– Спокойной ночи, – ответил я, помедлив.

Когда я закрывал балконную дверь, снизу прозвучал разочарованный голос соседки: – Что, вы больше не будете ничего рассказывать?

 

Глава 9: «Объясни мне, что же хочет это второе я?»

 

Утро пятницы было прекрасно уже тем, что в субботу будет выходной. Я сбежал вниз по лестнице, и едва порадовался, что Судзуки-сенсей не маячит за порогом, как наткнулся на Кроуфорда. Широко зевнув, он пожелал мне доброго утра, чмокнул в щеку и повлек в сторону школы.

– Ты чего, переутомился? – решил на всякий случай спросить я. – Забыл, мы вообще-то притворяемся.

– А может, я репетирую? – без энтузиазма отозвался Брэд. – Не знаю, в курсе ли ты, но Судзуки-сенсей провел соцопрос среди твоих соседей на предмет моего наличия у тебя или твоего отсутствия по ночам. И все эти честнейшие люди сошлись в показаниях: ты, оказывается, целомудренней монаха-отшельника.

Я фыркнул, сдувая челку с глаз. Стоило признать, что играли мы не совсем убедительно, даже если считать моменты, когда нам удавалось увлечься… Считается, у близких людей какой-то особый язык тел. Хотелось бы мне им овладеть без этой пресловутой близости.

– Прикажешь мне шабаш устроить? – спросил я, перекладывая дипломат из одной руки в другую; все-таки он не очень удобный. – С кучей бьющихся под кайфом девственниц, жертвоприношениями и пьяной оргией?

– Максималист ты, Ран, – вздохнул Кроуфорд. – Переночуй несколько раз вне дома, но и не у сестры…

– А где тогда? В мотеле?

– Да хотя бы. Или заведи себе настоящую подружку, – странно он себя вел: если бы его так тяготил наш фарс, то с чего было проявлять инициативу? Тем более, такую, какая была в раздевалке…

– Подружки, Брэд, имеют неприятную особенность задавать вопросы. Если ты мне одолжишь денег на сведение шрамов со всего тела… – судя по взгляду, моё предложение его не прельстило.

– А ты не раздевайся перед ней при свете, – предложил он, подумав.

Я живо представил себе, как для начала оборудую окна спальни глухими черными шторами, а при малейшей попытке включить свет падаю с кровати и профессиональным перекатом забиваюсь под кровать.

– А ещё лучше – слепая девушка, – развил идею Кроуфорд. – Или с очень сильной близорукостью. Но есть опасность, что она найдет шрамы наощупь…

– И напрочь лишенная тактильной чувствительности, – завершил я образ нежной дивы. – Нет, Брэд, ты меня больше устраиваешь в качестве постоянной пассии.

– Какая честь, – устало восхитился он, и я решил спросить: – Ты что такой невыспавшийся?

– Бессонница, – он зевнул. – Будущее хочет видеться, но почему-то не может. Дурное предчувствие. Я поэтому вчера был у Кондо-куна. Но он тоже ничего не видит.

Беседа завяла. Мы молча дошли до школы, столкнувшись у ворот с малолетним пророком.

– Здрасьте, – буркнул он и попробовал прошмыгнуть мимо, но был остановлен Кроуфордом.

– Кондо-кун, я советовал тебе остаться дома на сегодня.

– А что мне там делать? Скучно. И просто так прогуливать одному – тоже, – отмахнулся этот уникум и, обогнав нас, зашел в школу.

Когда мы с Брэдом вместе вошли в учительскую, нас встретили дружным возгласом:

– О! Вы наконец-то помирились!

– А мы и не ссорились, – пожал я плечами и прошел к своему столу.

– Тогда неясно, почему вы только сегодня вместе пришли в школу, – Ито-сенсей холодно усмехнулась. – Нелогично.

Кроуфорд, шелестя новым халатом, тихо подошел ко мне и мягко опустил руки на плечи. Осторожно и тщательно разминая мне мышцы, он проговорил:

– Скорее, у нас возникли некоторые разногласия, которые мы уже уладили. Верно, Ран?

– Да, – не думал, что у меня будет настолько уставать спина на этой работе.

В комнате воцарилась умиротворенная тишина. Учителя морально готовились к занятиям, Брэд продолжал от душевной щедрости массировать мне плечи, а я бессовестно млел под его руками. Блаженство было нарушено не звонком за десять минут до начала занятий, а ворвавшимся в учительскую Шульдихом.

– Приветствую, дамы и господа, у нас горе! – прям Гермес, вестник богов. – Новая воля сверху, – а я угадал…

– П-позвольте, – из-за его спины в комнату пробрался Судзуки-сенсей, сразу увидел нашу с Брэдом скульптурную композицию «А у нас медовый месяц» и сник.

– Что там наш Танака понапридумывал? – спросил Сакурагава-сенсей, пока другие наши коллеги строили жуткие, но нежизнеспособные версии грядущих ужасов.

– Ничего фатального, нам с вами велено объединиться попарно и сделать для учеников пару занятий в клубах, чтобы показать взаимосвязь наук.

– А, ну, это не смертельно: физкультура с биологией, математика с ИЗО и так далее, – с сожалением успокоила всех Ито-сенсей.

– А вот вам, наверное, придется разделиться, – ядовито процедил Судзуки-сенсей, с ненавистью глядя на продолжающего свое черное дело Брэда.

– С какой стати? – отозвался он, нажимая на особенно болезненное место так, что я еле удержался от благодарного вздоха.

– А как можно связать историю Средних веков и химию?

– Элементарно, – я задрал голову, чтобы посмотреть на Кроуфорда, поэтому закончили мы с ним хором: – Алхимия!

– Философский камень, приворотные зелья, эликсир бессмертия, – почти промурлыкал Шульдих, проходя мимо. – Брэд, я сегодня убегу сразу после уроков, у меня свидание.

– Страж ли я телепату моему? Если что, я тебя потом убью, – отозвался оракул и хлопнул меня по плечам. – Свободен!

 

~*~

 

Последний шестой урок Фудзимия вел в классе Иноэ, но, пойманный в коридоре директором, уже опаздывал на семь минут. Являться не вовремя куда бы то ни было Ран не любил, поэтому быстро шел к кабинету и предсказуемо резко отреагировал, когда дверь кладовки распахнулась, его быстро втянули внутрь и зажали рот.

– Абиссинец, это я, – сообщил его затылку Кроуфорд. – У нас проблемы.

Он отпустил Рана и отступил на шаг. Фудзимия фыркнул и отряхнул рукава пиджака.

– Что случилось? Мой воздыхатель переключился на тебя?

– Нет, круг проблем немного шире. Сюда явились мои бывшие соученики и очень хотят разлучить с семьей наши юные дарования. В частности, Исида-куна они уже усыпили, положили в своей машине, и им осталось найти Иноэ-тян и Кондо-куна, – сказал Кроуфорд. – При сопротивлении или попытке защитить детей они будут убивать.

Он был собран, серьезен – как тогда, на миссиях, когда его ухмылку хотелось перечеркнуть клинком пополам. Сейчас, в уже замызганном белом халате и с взъерошенной шевелюрой, он мог бы казаться смешным, если бы не незримая сталь силы и воли, облёкшая его.

– Ясно. Иноэ-тян на этом этаже, я должен был вести у неё урок. Сколько их? – Ран положил дипломат на полку и раскрыл его.

– Трое минимум, я больше не видел. Мой дар поможет одному мне. Шульдих был бы полезнее, но он уже ушел. У тебя есть оружие?

– Да, – Фудзимия положил рядом с дипломатом два длинных ножа. – Почему ты меня предупредил?

– Не хочу, чтобы ты умер в своей постели.

Ран хмыкнул, но промолчал. Время вопросов придет позже.

– Я ищу Кондо-куна, ты – Иноэ-тян, – распределил обязанности оракул, скидывая халат и доставая их карманов брюк кастет и удавку. И всё же предусмотрел…

– Куда трупы будем убирать? – спросил Фудзимия, проверяя, насколько удобно прятать ножи в рукава пиджака.

– Это уже забота Шульдиха, я его вызвал. Ему двадцать минут езды до школы.

И они расходятся в разные стороны, выйдя из кладовки.

Сердце начинает биться в другом ритме, иное замечают глаза, походка становится бесшумнее и легче. Дети не удивляются и не начинают гомонить, когда учитель, вместо того, чтобы вести занятие, уводит их одноклассницу. А девочка молчит и быстро, послушно следует за ним. Она, конечно, прочла его мысли, и она отнюдь не глупа, чтобы мешать защищать себя тому, кто позволил опять проснуться Абиссинцу.

Человек с глазами цвета камня, дарующего равновесие, спокоен. Он знает, что способен оградить этого ребенка от тех, кто хочет отнять её у семьи. И враги появляются, когда приходит время, но слишком рано – как всегда.

Быстрые, сильные. Паранормы. Они должны умереть от его руки. И пусть его нынешнее оружие нельзя сравнить с катаной, навык убийцы управляет каждым движением.

Давит на виски, мешает видеть, гул нарастает в ушах. Телепатическое воздействие?

– Нет! – злой, звонкий девичий крик – и всё пропадает, голова легка, а ребенок, страшно бледнея, дрожит струной у стены – держит врага?

Тот, кто ближе, удивлен – его и надо убрать первым. Удар – блок – прыжок – удар – разворот, и паранорм первым не удерживает темп, его убивает холодная ярость Абиссинца и сталь, вонзившаяся в основание черепа.

Второй как-то проще, не получается понять, что он умеет вообще. Просто очень хороший боец? Тогда все просто и привычно. Когда приходит время стали, остается мало мыслей, а жесты легки. Этот противник слишком долго танцует, быть может, тянет время? Выматывает? Ждет подмоги? Не важно, если острие находит сердце. Не…

…Ещё трое. «Оракул просчитался». Двое справа, подходят сразу, один стоит в коридоре слева, не торопится.

Стонет девочка за спиной – похоже, ещё телепат – и Абиссинец как-то быстро ловит на нож одного из подошедших и не видит, как другой успевает нацелить на него пистолет и…

Он оседает на пол, не успев выстрелить, а с лестницы выходит Кроуфорд с дымящимся пистолетом, на котором навинчен глушитель. За его спиной маячит мальчишка. Живые. Оба. Почему так тепло от строгих светлых глаз?

– Ложись! – оракул кричит, дико меняясь в лице, и Абиссинец кувырком уходит с возможной линии огня – коридора, где так тихо стоял ещё один враг.

А огонь есть, он буквален. Шквал пламени проносится по воздуху где-то на уровне колен, лицо опаляет жаром – и исчезает. Рядом дрожит, сжавшись в комок, девчонка – ох, да каким же чудом он утянул её за собой? Абиссинец встает, помогая ей подняться, и она кидается на шею подбежавшего мальчишки.

А мужчина с ножом в руке идет в полутемный коридор, ему нужно убедиться, что враг мёртв.

– Всё в порядке, – это телепат. Другой телепат, рыжий. Тот, кто был врагом. Тот, кто знакомо и мерзко скалится в лицо. – Абиссинец, ты…

– Ран! – оклик со спины.

Отвернуться от Шульдиха. Замереть, на миг прикрыть глаза и наклониться, чтобы вытереть ножи об одежду мертвого пирокинетика. И медленно разогнуться, встречая спокойный взгляд Кроуфорда.

– Ты спас мне жизнь, Брэд, – немного удивленно и уже с улыбкой.

– Сочтемся, – усмешка в ответ, от которой закашливается телепат. – Ты же обещал мне ужин в качестве моральной компенсации?

 

~*~

 

Пока устраняли следы короткой схватки, пока успокаивали детей и приводили в чувство Исиду, пока пророк тихо давал Шульдиху указания напоследок – они почти не говорили друг с другом. Что-то повисло между. Нечто, не мешающее улыбаться и смотреть, касаться плеча или запястья, но липко склеивающее губы.

– Я всё понял, – прервал затянувшуюся речь напарника телепат. – Иди, Фудзимия тебе ужин должен. Домой можешь не возвращаться. Голодным, по крайней мере.

Кроуфорд натянуто улыбается в спину отвернувшегося наглеца, но следует совету. Ран, стоит Брэду подойти, подхватывает со ступеней дипломат и открыто смотрит в глаза.

– Идем ко мне? – он сопровождает вопрос приглашающим жестом, и оракул кивком принимает приглашение.

Они идут и молчат, бок о бок, так, что задевают друг друга плечами. Оба знают, что новое встаёт между ними, не отсекая, нет, но давая повод для слишком многих размышлений. Под синим небом, в красно-золотой тиши осени просто отпустить мысли на волю, чтобы те сплелись с такими же – и уже не расстались, перепутавшись.

Ран отпирает дверь подъезда и пропускает спутника впереди себя; безмолвие не тяготит, но звенит между ними почти истошно.

– Фудзимия-сан! – так нелепо, так обыденно – это соседка этажом ниже догнала их и теперь смотрит на Рана с уважением и смущением и тараторит: – Здравствуйте, простите, вы вчера так интересно рассказывали, не могли бы вы…

– Нет, юная госпожа, – Кроуфорд стоит на середине лестницы: вызывающе высокий, беспардонно самоуверенный, строгий… привлекательный? – Сегодня у Фудзимии-сенсея частное занятие.

Он смотрит на неё поверх оправы так, что девушка не краснеет, а бледнеет, и, тихо извиняясь, прошмыгивает мимо него к себе на этаж. А они поднимаются выше.

– Не стыдно детей пугать? – спрашивает Ран, пропуская его в прихожую.

– Даже не собирался, – улыбка гостя кажется слегка удивленной. – Всего лишь хотел сообщить положение дел.

– Тебе это удалось, – с ноткой смирения вздыхает Фудзимия, разуваясь. – Осталось составить развернутый план, да?

Он ироничен потому, что слегка растерян. Он считает, что сейчас начнет происходить нечто лишнее, необязательное, разрушающее обыденность.

– Ран! – оклик вынуждает обернуться – и угодить в объятья, отдать рот поцелуям, подставить шею под жаркие губы.

Пророк уже всё решил – или всегда вмешивающийся дар сделал это вместо него? Безразлично, потому что нет сил, нет возможности отпустить того, кто улыбается сейчас, прикрыв веки, пока он легко касается губами четко очерченных скул.

– В нас, – выдыхает красивый. – Проснулась тяга к экспериментам? – и уже сам обнимает, тесно и крепко, жадно целует в ответ.

Ран вслепую тянет их обоих в гостиную, они почти спотыкаются о невысокий порожек, но двойные объятия сберегут от любой опасности, и Кроуфорда счастливо подсекает под колени кресло.

– Непреодолимая тяга, – Брэду хочется говорить, поэтому он будет нести нечто невнятное, лишь бы не переводить молча дыхание после поцелуев, не ощущать возбуждения упавшего на него Рана, не сказать…

– Веселый, – с непередаваемой иронией, с непроизносимым чувством в глазах шепчет Фудзимия, проводит пальцами по тонким тёмным бровям Брэда и нехотя поднимается.

– В душ, – улыбается он на невысказанное возмущение. – Не надо меня провожать. Ты тоже займись делом. Кровать поищи, например.

Он уходит, а Кроуфорд, смеясь, выбирается из кресла и идет выбирать между кухней и спальней более привлекательное помещение. Да, он когда-то хотел любить человека умного, практичного и ироничного – получай, пророк, желание исполнено.

Роняя себя на широкую постель, он понимает, что длиннокосый идеал – не тот, кого просто забыть, отдать, отпустить. «Невозможно», – мелькает в голове последняя связная последовательная мысль. Потому что в дверях стоит он в небрежно запахнутом халате и смотрит так, что в глазах мутнеет.

– Ран, – он подымается рывком и резко притягивает к себе любовника, который без замаха швыряет в изголовье кровати что-то косметическое.

И оба перестают отвлекаться. Сглатывая под жадным взглядом, Фудзимия расстегивает на Брэде рубашку, пока тот нетерпеливо сдирает халат с его влажного тела. Когда одежда слетает на пол, а ноги начинают подкашиваться от неги ласк и сладости соприкосновений, Кроуфорд толкает Рана на простыни и падает следом.

Алый блеск волос отражается в стеклах очков, и любовники тянутся друг к другу одновременно: один – чтобы приласкать яркие пряди, почувствовать их гладкость губами, другой – чтобы лишить Брэда последней границы меж ними. Оправа со стуком ложится рядом с будильником, а оракул сминает поцелуем манящие губы.

От погребающего под собою жаркого желания не получается спастись – только поддаться, царапать плечи в ответ на уксусы, нетерпеливо ластиться, втираться возбужденной плотью в любовника, который пытает медленной лаской.

Брэд мягко облизывает тёмные соски, сжимает губами, кусает – и добивается ответного всхлипа. И Рана будто срывает: он просит наслаждения, выкрикивая его имя, бесстыдно раздвигает ноги, подаваясь навстречу ласкам, что становятся всё откровеннее. Любовник глухо стонет, когда сильные пальцы обхватывают член и начинают ласкать по всей длине. Руки бесстыжи и откровенны, им так сладко отдаваться, но ещё лучше – ласкать в ответ.

– Хвааатит… – в ответ на протяжную мольбу Брэд встает на колени меж раскинутых ног Рана.

Восхищение красотой и вожделение сплелись в нём так тесно, что тяжко отвести глаза хоть на миг. Он быстро нашаривает принесенный из ванны крем, выдавливает на ладонь и стискивает зубы – настолько покорен сейчас его несгибаемый любовник и потому стократ более желанен. Брэд пытается быть аккуратным, но что выходит – он не знает, да и к чему, если Ран стонет настолько счастливо?

Длинные ноги оплетают талию, и любовник подается навстречу проникновению, губы беспорядочно шепчут что-то неуловимо нежное, нужное, важное, руки притягивают всё ближе. Хочется навсегда остаться в этой жажде, надо утолить вожделение, подарить наслаждение друг другу. Теснота тела сводит с ума, от губ любовника не оторваться, не разорвать переплетенных пальцев рук.

Ран рвано стонет в ответ на ускоряющиеся толчки; Брэд впивается в зацелованную шею возлюбленного, тот изгибается навстречу и содрогается, что-то хрипло шепча, и радостно принимает в себя блаженство любимого.

Жадно целуя друг друга после, они оба удивительно схожи в невысказанной мысли: никогда прежде желание не возвращалось так остро и так быстро.

 

~*~

 

Ровно в восемь утра я проснулся, посмотрел одним глазом на будильник, ужаснулся и решил спать дальше. Потянувшись, я понял, что под рукой Кроуфорда особо не повертишься, но смирился с ситуацией и уронил голову на подушку. Ровно через пять минут раздался звонок в дверь. Звук не умолкал, поэтому Брэд был неизбежно разбужен со мной за компанию.

– Убью, – прошипели мы хором и посмотрели друг на друга.

– Отвратительное утро, – заметил Брэд, зевая в кулак.

– Согласен. Это наш коллега. В прошлый раз он пытался принести еду, – сказал я, садясь на кровати и пытаясь нащупать тапочки. – Я не взял, злой был.

– Сейчас тут злой я, поэтому он быстро умрет, а ты заберешь еду, – зевал он душераздирающе и заразительно. Да, он же второй день не высыпается…

Я покивал, соглашаясь, и, встав, решил поискать штаны. То ли их не было в ближайших окрестностях, то ли меня слишком отвлекал настырный звон, но, когда поиски не увенчались успехом, я попросту сдернул с Кроуфорда одеяло и обмотался им.

И тут мы, наконец, посмотрели друг на друга. Не знаю как я, но он выглядел… наверное, счастливым, умиротворенным. А ещё – красивым. Таким, что мне захотелось размотаться обратно, присоединиться к нему и провести ещё несколько экспериментов над собой и над ним. Долгих таких, требующих регулярного подтверждения методики. И, судя по блеску его глаз, мысли наши совпадали.

– Что застыл? – он первым разбил воцарившееся молчание. – Вспомнил, что провел ночь с мужчиной?

Эта язва смотрел мне в глаза и ухмылялся. Не дождавшись моих воплей возмущения, он зажмурился и медленно, со вкусом потянулся. Ах, мерзавец…

– Нет, – я дождался, пока он откроет глаза, и нарочито смерил его придирчивым взглядом. – Увидел, какие у тебя волосатые ноги и впал в ужас от своего дурного вкуса.

– Да? – он приподнял левую нижнюю конечность и повертел влево-вправо узкой ступней. – Ладно, если ты покрасишься в розовый, я их побрею, – милостиво проронил он.

Представив себе нашу неземную прелесть после таких экспериментов, я вздрогнул в такт особо пронзительной трели звонка и пошел открывать.

– Доброе утро, – пролепетал Судзуки-сенсей, по-поросячьи розовея при видя замотанного в одеяло меня.

В руках у него был пакет с едой, в который была воткнута оранжевая роза тон в тон масти Шульдиха.

– Доброе, – протянул я, раздумывая, не спустить ли мне его с лестницы для разминки.

– Судзуки-сенсей, – раздалось у меня над плечом. Потом Брэд встал рядом со мной и обнял за пояс. – Чем мы с Раном обязаны счастьем видеть вас в законный выходной?

Коллега молча открывал рот, густо краснея. В некотором непонимании я посмотрел на Кроуфорда и понял: одеяло было одно, а простыню он решил не трогать – мудрый шаг, в какой-то степени. Зато очки надел.

И теперь Сузуки-сенсей обалдевал при виде почти двух метров мужской красы. Бедняга.

– Кроуфорд-сенсей, – наконец выдавил историк, вытянул из пакета розу и протянул её вперёд. – Я хотел бы вручить вам этот цветок, достойный вашей красоты.

Брэд молча свалил в темноту коридора, я тихо закрыл дверь. Мы переглянулись.

– Он что, решил переключиться на меня? – решил уточнить он.

– Ага, – я кивнул, скрывая восторг.

– Нееет!!! – и воплю его души вторил мой почти дьявольский смех.

 

Конец.