One more time

Серые следы на сером снегу
Сбитые с камней имена
Я много лет был в долгу
Мне забыли сказать,
Что долг заплачен сполна

Пахнет застарелой бедой
Солнцу не пробиться в глубину этих глаз
Теперь мне все равно,
Что спрятано под темной водой
Едва ли я вернусь сюда еще один раз.

Есть одно слово,
Которое сложно сказать
Но скажи его раз, и железная клетка пуста
Останется ночь, останется снежная степь
Молчащее небо и северная звезда

И кажется, что там впереди
Что-то непременно для нас
Но сколько ни идешь,
Отсюда никуда не уйти
Едва ли я вернусь сюда еще один раз.

Над скудной землей бешено кричит воронье
Над ними синева, но они никуда не взлетят
У каждого судьба, у каждого что-то свое,
Они не выйдут из клетки,
Потому что они не хотят

И если выбить двери плечом
Все выстроится снова за час
Сколько ни кричи
Пустота в пустоту ни о чем
Есть повод прийти сюда еще один раз.

БГ

Глава 1. Ключи и встречи

Имя: секретные сведения
Рабочее имя: Шульдих
Возраст: двадцать один год
Дата рождения: секретные сведения
Место рождения: секретные сведения
Семья: отсутствует
Стаж: пять лет
Уровень: второй
Право на убийство: есть, не пользуется
Особые способности: телепат (см. пояснение)
Привязанности: Джей (информация по запросу)
Особые приметы: см. словесный портрет
Характер: несносный
Сфера применения: работа с людьми
Комментарии: важна личная заинтересованность. Параноик. См. личное дело.
Приписка: Я тебя умоляю, пристегни его хоть к чему-нибудь! Я его услал в отпуск от греха подальше, но он примчится по первому зову. Дай ему что-нибудь эдакое, пусть ищет там свой всемирный заговор.

Пояснение:
«Телепат» – легко входит в контакт с людьми, способен угадывать мысли по выражениям лиц, легко воспринимает чужие чувства (эмпатия). Рекомендуется использовать для допросов свидетелей или подозреваемых на начальной стадии.

* * *

24 ноября 1999 года
Дорогой дневник.
Сели в Нарите. За бортом плюс пять. Привет с Пхукета (Пукета? а все равно) – там было плюс двадцать восемь. Хорошо еще, нет снега. Ненавижу снег.
Сдернули из отпуска. Ха-ра-шо! На пятый день отдыха начал вести себя как псих – приставал к людям, рассказывал им, что они думают. Пугались (: Ничего не могу поделать – люблю людей, мне без них скучно.
Так вот. В Токио какой-то псих с мечом (японцы!) режет по ночам мирных клерков. На это задание Интерпол отправляет агента. Внимание, вопрос – зачем?
Жуки ничего не сказали. Буду разбираться.
Когда уже из самолетов уберут табло «Не курить»?

* * *

Йоджи свел пальцы в кулак, разжал, потряс рукой и полез за сигаретой. Санитары принялись упаковывать тело – хреновое, признаться, тело, мало что мертвое, так еще и без головы. Срезана словно ножом гильотины – аккуратно так. Только кровища кругом – на трупе, на асфальте, на стенах домов… В подворотне все пропахло кровью – эта вонь перекрывала даже гнилой запах мусора.
Поодаль выли сиренами полицейские машины – Йоджи уже начало трясти от этого звука, ну неужели выключить нельзя? – переговаривались опера, всхлипывала в платочек невысокая девица в костюме-двойке, свидетельница, что ли… К Йоджи, сунув руки в карманы длинного пальто, подошел старший группы – Йоджи никак не мог запомнить его фамилии. Что-то там «яма». Или «яма» что-то там?
– Написал? – хмуро спросил он.
– Написал, – ответил Йожди и закурил.
– А вкратце?
– Мужику отрубили голову колюще-режущим оружием. Остро заточенным. Предполагаемая длина – вокруг полуметра. Вообще, убийца должен был уйти отсюда весь в крови.
– И ушел, – опер покосился на девушку. – Вон, она видела. Задержалась на работе, бежала мимо, чтобы успеть до закрытия метро. А на нее вылетел…
– И чего? – спросил Йоджи, невольно присматриваясь к девушке. Она была, кстати, прехорошенькой. И костюм ей очень шел, подчеркивая красивую грудь. Размер третий, прикинул Йоджи. – В управление ее заберете?
– Нет, – отмахнулся опер. – Все уже записали. Если понадобится, вызовем, а так пусть живет.
– А чего она у вас тогда не уходит?
– Она ревет и трясется, – фыркнул опер. – Не знаю, что и делать, не подвозить же ее, меня Харухи прибьет…
– Эх вы, опера, не умеете вы с девушками… – Йоджи выбросил сигарету и приосанился, не сводя глаз со свидетельницы. – А если я ее успокою, опергруппа не будет возражать?
– А жена не заревнует? – усмехнулся опер.
– Она у меня не ревнивая, – Йоджи вернул усмешку и шагнул к девушке.

* * *

Полумрак в номере частично скрадывал убожество обстановки. Девушка – ее звали Мияко, но Йоджи сомневался, что ему когда-нибудь это знание понадобится – уснула. Неудивительно. Сегодня у нее был не самый легкий вечер. Йоджи почувствовал себя благодетелем и криво усмехнулся этому ощущению.
Едва только он оказался за дверью номера, как телефон запел аэросмитовскую «Crazy». Перед тем, как ответить, Йоджи глянул на часы. Семь ноль пять утра. Как раз когда заканчивается его смена. Точнее, на пять минут позднее. Точность – а может, нетерпение – Рана в сочетании с его же деликатностью иногда веселили Йоджи несказанно.
– Привет.
– Привет, – произнес в трубке низкий голос, чьи бесстрастные неспешные интонации всякий раз учащали биение йоджиного сердце. – Ты вовремя или задержишься?
– Вовремя, – улыбнулся в трубку Йоджи. – Как мой завтрак?
– Готовится.
Сказать больше было нечего, но Йоджи очень уж нравилось слушать голос Рана. Потому он сказал:
– Клево. А что там будет?
– Приедешь – увидишь, – отозвался Ран, не выказывая ни раздражения, ни нетерпения, хотя вполне мог в этот момент зависать над плитой со сковородой в одной руке, лопаточкой в другой и трубкой, прижатой к уху плечом. С Айей, во всяком случае, он однажды так минут пятнадцать разговаривал.
– Ну хорошо. Я уже еду, – и добавил: – Я люблю тебя.
Голос в трубке чуть дрогнул – обладатель его улыбнулся:
– Ты мне тоже нравишься.
Йоджи снова улыбнулся и повесил трубку.

Ему удалось проскочить до пробок – уже через полчаса Йоджи поднимался к себе в квартиру. Все тело ломило. Хотелось в душ, есть и спать.
Ключи искать было влом, и потому Йоджи просто позвонил.
– Привет, – Ран открыл дверь и отступил на шаг, впуская его в квартиру.
– Привет, – Йоджи притянул Рана к себе и крепко поцеловал в губы. – Почему ты вечно вскакиваешь в такую рань?
– Завтрак и университет, – отозвался тот. – Иди в душ. Еда почти готова.
– Да ну его, – Йоджи наконец скинул туфли, но проходить не стал, наоборот, потянул Рана на себя, откидываясь спиной на дверь. Поцелуй… ему понравился. Определенно, хотелось кое-чего еще, и даже больше, чем еды, душа и сна. – Иди ко мне, – он поцеловал Рана снова, на этот раз – долгим и требовательным поцелуем. Реакция не замедлила последовать – ладони Рана скользнули по его рукам, на плечи, на шею, зарылись в волосы, спустились на спину, на талию, перекочевали на живот, поднялись до груди… и мягко нажали, отстраняя. Поцелуй прервался.
– Эй, нечестно! – Йоджи прянул вперед, пытаясь поймать Рана в объятия, но тот перехватил его руки и завел за спину. – Да! Так мне тоже нравится!
Ран усмехнулся.
– Йоджи, еда… – внезапно его взгляд остановился – как показалось Йоджи, где-то у того на шее, – и Ран закончил совсем другим тоном: – сгорит.
В следующую минуту Йоджи изумленно захлопал глазами – потому что Ран, не говоря более ни слова, развернулся и ушел в кухню.
– Что за…
Йоджи повернулся к зеркалу – и тихо выматерился. На шее, под ухом, почти незаметный на первый взгляд, темнел небольшой засос.
– Вот сука… – сквозь зубы прошипел Йоджи.

Первые полгода – даже больше, месяцев восемь, – все было просто невероятно. Йоджи даже думать не мог ни о ком, кроме Рана. Это пугало его самого, но восторг был сильнее страха.
Затем… стало спокойнее. Мир снова раздвинулся до привычных границ. Ран остался центром, но более не был всем. Йоджи стал замечать других людей. Стал обращать внимание на других – на женщин, разумеется, парни его не интересовали. Коллеги по работе… медсестры на скорой, куда он устроился на практику… некоторые свидетельницы… милые, сговорчивые, нетребовательные… В этом не было ничего особенного. Йоджи даже вины не ощущал – за что? Он любил Рана – тот был особенным, от его голоса замирало сердце, на него можно было просто смотреть и смотреть, не отрываясь, его прикосновения, ощущение его кожи под губами и руками, поцелуи, секс с ним – всему этому не было даже подходящего определения.
Решение не информировать Рана даже, в общем-то, и решением-то не было. Скорее, такое инстинктивное укрывательство. К слову не пришлось. Не спрашивал. И вообще, зачем? Эта часть его жизни не имела к Рану отношения. Кроме того, некоторые инстинкты подсказывали Йоджи, что Ран вряд ли отнесется к его гуляниям спокойно, а его способность убить человека Йоджи сомнениям не подвергал.
Глупо как…
Несколько секунд Йоджи соображал, что теперь сказать. Синяк? Комар укусил? Сам Ран и оставил, только не помнит? Так и не решив, он прошел на кухню.
Напряжение чувствовалось с порога. Выверенными движениями Ран раскладывал еду по тарелкам. На Йоджи он даже не оглянулся. Это сбивало с толку.
Он прошел к стулу и сел. Надо было что-то сказать…
– Ран, ну чего ты, в самом деле? – хотелось, чтобы голос звучал весело, а получилось жалко. Это разозлило Йоджи. – Блин, не знаю я, откуда это! Сам, небось, и оставил. Или комар укусил…
– Духи у комара хорошие, – сквозь зубы проговорил Ран, ставя перед ним тарелку.
– И давно ты спец? – зло спросил Йоджи. – Я думал, ты в основном по мужскому парфюму…
Ран поднял на него ледяной взгляд.
– Поясни.
– Да так! – Йоджи проехался на стуле до стены, рывком распахнул окно и выхватил из кармана пачку сигарет. – У вас же там много парней разных, и парфюм у всех, наверное, разный…
– Поясни! – повысил голос Ран, сжимая руку в кулак.
– А чего непонятного? – прищурился Йоджи. Он чувствовал, что его заносит куда-то явно не туда, но остановиться уже был не в силах. – Активные боевые действия… адреналин… крепкие парни… а ты такой уставший приходишь…
Выражение ранова лица было таким, что Йоджи испытал одновременно чувство вины и глубокое моральное удовлетворение: широко распахнутые глаза, приоткрытый рот… то ли полное изумление, то ли поддых кулаком заехали…
– Ну, знаешь… – придушенно произнес он. Встал, развернулся, вышел. Несколькими секундами спустя Йоджи услышал, как щелкнул дверной замок.
Он остался сидеть, будто примерзнув к стулу. С кончика сигареты на пол упал столбик пепла.
Нет, ему уже доводилось участвовать в ссорах. Но только не с Раном. Йоджи наивно полагал, что на свете нет силы, способной заставить Рана выйти из себя и уйти, хлопнув дверью. Оказалось, что есть. Он сам.
На самом деле, он же ни минуты не считал, что Ран может ему изменить. Потому что… потому что Ран не мог. Так какого черта он тут болтает всякую херню?
Сорвавшись с места, будто ему хвост подпалили, Йоджи выскочил в коридор, сунул ноги в первые попавшиеся тапочки и выскочил, хлопнув дверью. Лифт гулял где-то в районе верхних этажей; плюнув, Йоджи понесся вниз по ступенькам.
Снаружи оказалось, что в пределах видимости Рана нет. Йоджи со всех ног помчался к стоянке, соображая, что если мотоцикла нет, то, значит, надо брать машину и ехать искать… и позвонить Аске… может, где задержат… и Аска его, конечно, пошлет в такие дали…
Мотоцикл стоял на месте, что вызвало у Йоджи облегчение и недоумение одновременно. Куда эта крашеная сволочь делась-то?
Он двинулся назад, к подъезду, раздумывая, не обойти ли дом кругом… и тут его осенило. Йоджи влетел в подъезд, вызвал лифт, еле дождался, чтобы тот спустился, вошел, нажал кнопку двенадцатого этажа…
Озарение было верным. Ран действительно был на крыше – сидел возле парапета, обхватив колени руками и низко опустив голову. Лица видно не было.
– Все нормальные люди побежали бы вниз.
Ран вздрогнул, но головы не поднял. Йоджи подождал ответа и, не получив его, продолжил:
– Значит, ты не собирался уходить. Ты просто сидел тут и ждал, пока я приду.
– Неправда! – красные пряди взметнулись, горящий взор впился в Йоджи.
– Прости, – произнес Йоджи, глядя ему в глаза. – Я сказал глупость.
После минутного молчания Ран снова опустил голову и вздохнул.
– Это ты прости, – услышал Йоджи его приглушенный голос. – Я не должен был… может, правда я оставил…
Волна смеси облегчения и стыда накатила на Йоджи; он шагнул к Рану, вздернул его на ноги и прижал к себе.
– Оба дураки, да? Пойдем домой. Там твоя потрясающая еда остыла уже, – он добавил жалобных ноток в голос, – а я такой голодный.
Ран хмыкнул, осторожно высвободился из объятий Йоджи, оставив, однако, руку у того на плече. Йоджи, в свою очередь, обнял Рана за талию, про себя радуясь собственной удачливости.
Когда они уже вошли в лифт, и Йоджи потянул Рана на себя, справедливо полагая, что ехать им долго, и можно пока немного закрепить примирение, Ран поднял на него голову и спросил:
– А ты ключи взял?
– Какие? – заморгал Йоджи.
– От квартиры, – сощурился Ран. Йоджи несколько минут смотрел на него, ошалело моргая, потом прислонился к дверце лифта и заржал.
– Нет! А ты что, тоже не взял?
– Это ты тоже не взял! – Йоджи очень хорошо знал это выражение ранова лица – когда тот понимал, что надо бы разозлиться, но не мог. – Йоджи!
– Ну упс, – Йоджи развел руками. – Придется идти к консьержке…
Ран тихонько вздохнул – очевидно, в красках представил себе перспективу беседы с их вечно спящей консьержкой. Йоджи тоже эта идея не импонировала, потому он решился на крайние меры. Вытянув руку, он нажал кнопку «стоп».
– Кудо, ты чего? – нахмурился Ран. Это обращение в устах Рана Йоджи не любил ужасно, на физическом, что ли, уровне, у него просто судороги начинались… короче, это было настолько противно, что он даже не говорил об этом Рану – не знал, как объяснить.
– Она все равно спит. Мы потеряем кучу времени…
– Ты есть хотел, – Ран прищурился. Впрочем, Йоджи почувствовал, что тот уже заинтересовался происходящим.
– Тебя поем, – плотоядно усмехнулся он. Ноздри Рана дрогнули – Йоджи шагнул к нему вплотную, провел рукой по груди и животу, сжал промежность… Губы Рана приоткрылись на выдохе.
– Стойкий… – прошептал Йоджи, опускаясь на колени. Над головой судорожно вздохнули; он расстегнул ранову ширинку и поднял взгляд. Ран смотрел на него сверху вниз – белое лицо, огромные глаза, пламя волос, пятна румянца. – Как ты быстро возбуждаешься… – прошептал Йоджи и взял в рот.
Ему нравилось это. Охренительно нравилось. Ранов вкус, его покорность, его стоны… Йоджи уже давно не мог решить вопрос, что дает ему большее ощущение власти – трахать Рана или брать в рот. Ему нравилось решать этот вопрос…
И когда Ран, издав нечленораздельный звук, вздернул его на ноги, и прижал к стене, и начал неистово целовать, одновременно расстегивая ширинку – он понял, что это ему тоже нравится. Потому что Ран потерял контроль, и только во власти Йоджи было заставить его утратить контроль.
Опираясь руками о стенку лифта, он подавался навстречу рановым толчкам, скользил в его кулак, слушал его непрерывный речитатив – мой Йоджи, сладкий Йоджи, солнце, давай же, давай же, дай мне… – и набор непристойностей, от которых ехала крыша… почему?.. Йоджи и сам говорил подобное не раз… не потому ли, что это был Ран, его голос, вибрирующе низкий… и… о Боже…
– О Боже…
Йоджи понял, что это выдохнул он сам.
– Ран… – позвал он и еще раз, стонущее: – Рааан!
Ран замер, пальцы его больно впились в бедра Йоджи… в следующее мгновение он кончил – Йоджи ощутил, как внутри стало мокро, как хрипло вздохнул над ухом Ран, почувствовал его горячие губы у себя на шее – и кончил ему в кулак.
И сполз на пол – чуть помедлив, за ним последовал Ран.
– И как мы в таком виде пойдем к консьержке?
– Не знаю, – прошептал Йоджи, падая головой на колени Рану. – Похуй…
Клонило в сон. Пальцы Рана, мягко перебирающие волосы, вдруг сжались и несильно потянули прядь.
– Вставай, Йоджи. Кажется, нас сейчас будут спасать…
Действительно, откуда-то, кажется, снизу, зазвучали голоса: кто-то сказал, что застрял лифт, последовало предложение вызвать спасателей… Зычный голос крикнул:
– Эй, там кто-нибудь есть? Вы в порядке?
– Мы в порядке, – отозвался Ран недрогнувшим голосом. – Не нужно вызывать спасателей, мы уже вызвали.
Йоджи зажал рот рукой, за что получил укоризненный взгляд.
– Поднимайся уже, – тихо сказал Ран. – Ты хочешь, чтобы нас поймали в таком виде?
– Возбуждающая перспективка, – плотоядно ухмыльнулся Йоджи. – Ладно, ладно, встаю…
На первом этаже, пока Ран беседовал с консьержкой, Йоджи в красках описывал зевакам ужасы застревания в лифте. Настроение у него было потрясающе хорошим.

* * *

Когда Ран все-таки вышел из дома, было уже сильно не раннее утро. Это означало, что первую лекцию он пропустил и спасибо, если успеет на вторую. Впрочем, ему было неожиданно все равно.
Ран ненавидел вранье, как свое, так и чужое. Ненавидел, когда из него делают идиота. Но… объявить все это Йоджи означало расстаться с Йоджи, а Ран не мог этого сделать. Он привязался слишком сильно. Чем рвать Йоджи с кровью из сердца, проще было вырвать себе это самое сердце.
Мысль о смерти в который раз замаячила в голове, и Ран зажмурился – благо решил забить на мотоцикл и стоял сейчас на платформе метро – и даже замотал головой, словно надеясь вытряхнуть ее. Когда он был сильно младше, ему нравилось воображать, как он делает себе сэппуку – неважно, по какому поводу, он придумывал их множество. Как это должно быть красиво – он с ритуальным кинжалом, кайсяку с вакидзаши, занесенным над его головой… скорбящие родственники… плачущая Айя – на этом моменте он обычно ломался, отгонял видения и предпочитал забывать о самоубийстве.
Сегодня мысль не гналась. И о скорбящих родственниках Ран не думал. Его одолевала непомерная усталость.
Мысль о том, что Йоджи может ему изменять, в голову Рану как-то не приходила. Во всяком случае, в оформленном виде. Ран предпочитал не испытывать ненужные чувства, а ревность как раз была одним из них. Сегодняшнее появление Йоджи с очевидным пятном засоса на шее, которое явно оставил не Ран, потому что он знал, что на Йоджи засосы появляются трудно, и чтобы их оставить, надо приложить усилия – так вот, это появление пробудило тучу разных мыслей, которые мелькали в его голове раньше, но которые он гнал как лишенные основания.
Йоджи был натурал, и с этим вряд ли можно было что-то поделать. И он, Ран, всегда знал это. Как и всегда знал то, о чем предпочитал не думать – что однажды Йоджи надоедят их отношения, и он вернется к тому, что правильнее и привычнее. К женщинам. И с этим тоже нельзя ничего поделать.
И вместе с тем Ран понял, что расставания перенести не сможет. Почти три года он строил свой мир, и Йоджи был основой этого мира. Уход Йоджи означал крушение, а Ран не хотел – или не мог – строить мир заново. Проще было не жить. И хотя смерть по собственному желанию была отвратительно шумным способом уйти из жизни, Ран подходил к решению, что это и наименее болезненный для него способ прервать свои отношения с Йоджи.
– Вряд ли стоит это делать.
Ран вздрогнул и обернулся, дико уставившись на того, кто произнес эти слова. Оказалось, он уже подошел к краю платформы вплотную. Стоящие вокруг люди смотрели сквозь и мимо – то ли не догадывались о его намерениях, то ли им просто не было дела. Только этот и смотрел – стоя непозволительно близко. Да и весь вид его был каким-то… непозволительным: длинные растрепанные рыжие волосы, ослепительно белый костюм с розовой рубашкой, странная, не поддающаяся определению усмешка и светлые, неопределенного цвета пронзительные глаза.
– Не стоит, – повторил рыжий, и усмешка стала шире. – Это пафосно, позерски и несколько… необратимо. Вряд ли есть на свете человек, ради которого стоит это делать.
Сделав шаг назад, Ран окатил незнакомца самым своим ледяным взглядом и произнес:
– О чем вы?
Гайдзин – кстати, он прекрасно говорил по-японски, почти не как иностранец – неожиданно сделал страшные глаза:
– Ну как же. О твоем таком оригинальном намерении бросится под поезд. То-то у вас в метро вечно пробки – каждый день человек по двадцать прыгает. Я тут два дня, так поезда, в которых я ездил, дважды минут по десять в тоннеле стояли…
– Не понимаю, о чем вы, – холодно отозвался Ран и отвернулся. Рядом прозвучал смешок.
– Ну-ну… – мягко обронил рыжий. И замолчал. Ран не стал оглядываться – только когда полминуты спустя подлетел поезд, все-таки скосил глаза – и обнаружил, что гайдзина уже нет.
Происшествие оставило скверное ощущение и легкую головную боль. И еще – неожиданное острое желание забить на университет и поехать в додзё. Что Ран и сделал.
Во дворе додзё царил странное оживление. Ученики, собравшиеся кучками тут и там, что-то бурно обсуждали, несколько ребят, одетых в форму, тренировались прямо во дворе, кто-то что-то радостно кричал, на скамейке возле фонтана плакала девочка из рановой группы, Мицумори, а несколько девиц, явно не из додзё, ее утешали. Ран хотел подойти и узнать, что случилось, но тут его перехватил Ошикири – он занимался у другого сенсея, но в университете учился с Раном в одной группе – и заорал чуть ли не в лицо:
– Фудзимия! Где тебя носит?! Ты все пропустишь!
– Что случилось? – на всякий случай Ран отступил на шаг.
– Продюсеры приехали!
– Что? – не понял Ран. Ошикири закатил глаза.
– Ну продюсеры же, здравствуй-дерево! Набирают ребят на соревнования. Видишь, кстати, Мицумори-сан рыдает – ей отказали.
– Понятно, – Ран расслабился. Такие приезды случались нечасто и всегда вызывали ажиотаж – это была хорошая работа, которая обеспечивала постоянный заработок участникам и большие куши победителям, а для особенно талантливых – возможность попасть в большой спорт. Среди ребят было много желающих заработать своим искусством. Ран к ним не относился. – Спасибо, Ошикири-кун, я подумаю.
– Ой, Фудзимия… – вздохнул Ошикири. – Я бы решил, что тебе деньги не нужны, но что ж ты тогда с подносами бегаешь… Кстати, ты знаешь, кто приехал? – неожиданно снова загорелся он.
– Нет, – удивился Ран. – Кто?
– Ну, этот… – Ошикири щелкнул пальцами, но в этот момент его окликнули, и он, невнятно извинившись, умчался прочь. Передернув плечами, Ран направился в раздевалку.
Но позаниматься ему в этот день не дали. Ран успел только до раздевалки дойти, как его окликнули:
– Ран?! Фудзимия Ран!
Он обернулся прежде, чем успел понять, что голос этот ему знаком. Как и человек, что стоял позади, держась рукой за стену, словно в попытке удержаться на ногах. И хотя он сильно похудел, и волосы падали ниже плеч, и еще он теперь был ниже ростом, чем Ран, тот в одну минуту узнал Хигу Киёкадзу.
– Киё… – ошеломленно выдохнул Ран. Просияв улыбкой, тот метнулся к нему и повис на шее, щекотнув подбородок волосами. Ошарашенный Ран машинально обнял его.
– Черт, я так рад тебя видеть… – прошептал Киё. – Я и не надеялся, что ты по-прежнему сюда ходишь. – Он оторвался от плеча Рана, не размыкая, однако, рук, и посмотрел тому в лицо. – А ты стал еще красивее, Ран…
Ран на это промолчал – что тут можно было сказать? – и Киё грустно улыбнулся.
– Ты все такой же неразговорчивый. Боишься, что ли, что я буду терзать тебя воспоминаниями? – Ран открыл было рот, чтобы ответить, но Киё мотнул головой, отчего мягкие прядки проехали по щеке Рана. – Правда, не буду. Я бы просто с тобой поболтал. Где-нибудь. Я скучал по тебе, Ран.
– Я тоже, – отозвался тот, потому что это была правда. Киё чуть улыбнулся.
– Тогда приглашаю тебя выпить по чашке чаю. Подозреваю, что ты все тот же зануда, который не пьет ни кофе, не спиртного.
– Я пью кофе, – возразил Ран. И уточнил: – Дома.
– О… – улыбка Киё словно чуть потускнела. – Кому-то повезло… Ну что? – он тряхнул головой. – Идем?
– Хорошо, – кивнул Ран.

* * *

Прозвенел звонок, и Хикари, сидящая рядом, с хрустом потянулась.
– Ну чего? Куда собираемся?
– У меня дело, – Айя быстро собирала вещи, косясь одним глазом на Наое. Он уже собрался и сейчас пробирался к выходу. Лестница амфитеатра была забита народом, но Айя уже давно заметила – когда Наое шел через толпу, она расступалась перед ним, словно люди боялись его касаться. В чем-то так оно и было. Наое в их группе был парией. Пятнадцатилетний ребенок, зачисленный на первый курс университета, быстро ставший самым лучшим студентом не то что в их группе – на всем первом курсе, параллельно осваивающий программу второго курса, просто не мог вызывать симпатии однокашников. Айе было его очень жалко. Еще жальче становилось при мысли, что в конце первого курса Наое, скорее всего, переведется сразу на третий и снова окажется в группе незнакомых людей. И они вряд ли будут к нему добрее, чем нынешние одногруппники.
– Знаешь, Фудзимия, – неодобрительно проговорила Хикари, проследив направление айиного взгляда, – вот уж не думала, что ты страдаешь педофилией.
– Я не страдаю, я ею наслаждаюсь, – резко ответила Айя и, со щелчком застегнув сумку, кинулась догонять пацана.
Тот вроде бы шел не очень быстро, но, тем не менее, догнать его Айе удалось лишь на лестнице.
– Наое-кун!
Он обернулся через плечо, пристально посмотрел на Айю и последовал дальше. Она догнала его и пошла рядом.
– Наое-кун, ты сейчас очень занят?
– Меня ждут, – коротко ответил Наое.
– А кто тебя ждет? – спросила Айя. – Тебя забирают из университета?
Наое бросил на нее короткий взгляд.
– Да. Мой брат.
– Здорово! – одобрила Айя. – У меня тоже есть старший брат, правда, он не такой заботливый. А он тебя каждый день забирает? Может, мы могли бы куда-нибудь сходить, посидеть, пообщаться?
– Мне некогда, а Фудзимие-сан незачем, – отозвался Наое и ускорил шаг. Впрочем, Айя не отставала, благо ноги у нее были длиннее.
– Что значит – незачем? Мне хочется с тобой пообщаться.
– Фудзимие-сан нужны неприятности? – холодно поинтересовался Наое. – Чтобы группа и ее не замечала?
Он старался говорить безразличным тоном, но Айе почудилась в этих словах тщательно скрываемая горечь.
– Я посмотрю, как они попробуют это сделать, – спокойно отозвалась она. – Половина девчонок в группе влюблена в моего брата и потому ходит за мной хвостом.
– Ценное отношение, – сквозь зубы сказал Наое. – Простите, мне надо идти.
Оказалось, что они уже подошли к автостоянке. Наое целенаправленно шел к большому черному джипу, возле которого стоял высокий черноволосый мужчина, похожий на гайдзина. Не раздумывая, Айя кинулась к нему.
– Простите, вы брат Наое-куна, да?
Теперь, вблизи, она явственно видела, что это действительно гайдзин – еще выше ростом, чем Йоджи, с голубыми глазами и в очках. Вид у него был… представительный.
– Эмм… – гайдзин снял очки и начал протирать их, не поднимая глаз на Айю. – Это он так сказал? Наги зовет меня братом, но вообще-то я его опекун… вроде приемного отца.
Он надел очки, посмотрел наконец на Айю и обезоруживающе улыбнулся. Она невольно улыбнулась в ответ.
– Просто я хотела пригласить Наое-куна куда-нибудь погулять или в кафе, а он говорит, что очень занят, – она заложила руки за спину и откинула голову назад, чтобы лучше видеть собеседника. – На переменах он все равно что-то читает, а после лекций сразу убегает и ни на какие мероприятия не ходит. Вот я и подумала, что надо бы его развлечь.
Гайдзин посмотрел на Наое, который стоял, прислонившись к дверце машины, и мрачно разглядывал свои туфли.
– Наги, не очень вежливо отказываться, если тебя девушка пригласила…
– Я занят, – буркнул в ответ Наое. – У меня дел много.
– Он все время что-нибудь изобретает, – развел руками гайдзин, повернувшись к Айе. – Наги, ты бы все-таки погулял, а? А то разучишься с людьми разговаривать…
Наое тяжело вздохнул и поднял на Айю глаза.
– Ладно, – буркнул он. Оттолкнулся от машины и подошел к Айе. Она едва не запрыгала.
– Спасибо! Вы не беспокойтесь, я его провожу! Я такси вызову!
– Я не маленький, чтобы меня провожать, – сквозь зубы отозвался Наое и пошел прочь. Улыбнувшись напоследок его опекуну, Айя кинулась следом.
Затененное стекло задней двери поехало вниз, и юный голос с легкой капризной ноткой произнес:
– Кроуфорд, ты хочешь сказать, что мне теперь одному тут париться?
Гайдзин, названный Кроуфордом, повернулся к открывшемуся окну. Что-то в его манерах неуловимо изменилось – улыбка не исчезла, но словно заледенела, и очки перестали придавать слегка растерянный вид, как показалось Айе, скорее наоборот, добавили в его облик холодной серьезности.
– Такатори-сан, и Наги надо как-то развлекаться.
– Это ты мне говоришь? – искусно изобразил удивление голос. – Как по мне, так ты просто сплавил его от меня подальше. Кто эта девочка?
– Это Фудзимия Айя, Такатори-сан. – в голосе Кроуфорда прозвучало нескрываемое ехидство. – Мне кажется, фамилия должна быть вам знакома…
Юноша, названный Такатори, ничего на это не ответил. Слегка усмехаясь, Кроуфорд обошел машину, открыл дверцу, сел за руль, и минуту спустя черная машина покинула университетскую стоянку.

* * *

– Как неудобно получилось…
Спасаясь от неожиданно начавшегося снега, они сели в первое попавшееся на пути кафе. Теперь перед Фудзимией исходила паром чашка с горячим чаем, а рядом стояла тарелочка с огромным куском недоеденного пирожного. Наги пил мелкими глотками крепкий кофе и ел мороженое, посыпанное шоколадной крошкой. Мороженое заказала ему Фудзимия – сам Наги не любил, как ему казалось до этой поры, сладкого, но она настояла, и оказалось, что мороженое с шоколадной крошкой – это настолько умопомрачительно вкусно, что Наги едва сдерживался, чтобы не слопать его в единый присест.
Он ел мороженое и украдкой наблюдал за крошечными капельками в коротких, гладких, черных, как смола, волосах Айи. Не так давно эти капли были снежинками – и он смотрел, как они тают. Это было красиво. Айя вообще была красивая ужасно, вся, включая имя. Даже когда Наги еще не знал ее в лицо, только слышал имя, его зачаровала плавная напевность звучания – Фудзимия Айя… А уж когда увидел… Сначала она показалась ему холодной и надменной, лишь много позже он заметил, какая она на самом деле. Яркая и сильная. Прямо как огонь. И, наверное, такая же опасная – Наги знал, что это ему вряд ли придется проверить. Такие девочки не обращают внимания на мальчишек младше себя. И то, что она с ним возится – это просто потому, что ей стало его жалко.
– Что неудобно? – спросил он максимально холодным тоном.
– Получилось неудобно, – пояснила она. – Я не спросила, как зовут твоего брата… ну, то есть, опекуна.
– Его зовут Брэд Кроуфорд, – отозвался Наги. – Он американец. Он меня забрал из детского дома в Камбодже.
– Почему в Камбодже?
Наги пожал плечами.
– Не знаю. Может, мои родители сбежали туда из Японии. Я их не помню.
В глазах Айи читалось сочувствие, что страшно его злило. Он этого сочувствия навидался до тошноты. Ну что тут такого? Ну, бросили родители. А может, не бросили, может, что случилось… хотя Наги был уверен, что бросили. Он не имел привычки тешить себя сказками, что он незаконнорожденный сын императора или еще кто-нибудь в этом роде. Ему не было до этого дела.
– А он всегда тебе из университета забирает?
– Нет, – качнул головой Наги. – Он не меня забирает.
– То есть? – слава Богу, теперь она смотрела на него всего лишь с любопытством.
– Он телохранитель, – пояснил Наги. – Забирает своего подопечного. А меня – за компанию. Обычно я на автобусе езжу.
– Понятно, – Айя откинулась на спинку, тяжело вздохнула и с тоской посмотрела на свою тарелку. – Хочешь доесть?
Чуть поколебавшись, Наги кивнул.
Когда они расставались, уже почти стемнело. Снег все еще шел, но Наги отказался от такси и сел в автобус. Заняв сиденье у окна, он смотрел на Айю, стоящую на остановке – поднеся руки ко рту, она дыханием грела пальцы. В левом ухе покачивалась длинная золотая серьга. Снег оседал на густо накрашенных ресницах. Наги прижался лбом к стеклу, и тут автобус тронулся, и Айя медленно-медленно поехала в сторону, потом быстрее, а потом ее не стало видно.
Наги поднес ладонь к носу – на прощание он пожал Айе руку, и ему хотелось проверить, может, на ней остался запах айиных духов. Запах вроде был. Правда, Наги не был уверен, что это на самом деле, а не мерещится ему.

* * *

Если верить расписанию, до автобуса, подходящего Айе, оставалось еще пятнадцать минут. Тоскливо вздохнув, она сунула руки подмышки, мысленно проклиная непредсказуемую погоду.
Какой, однако, мужчина… на мгновение она даже зажмурилась и заулыбалась. Такой… серьезный… и красивый… и работает телохранителем… надо же… интересно, а если его куда-нибудь пригласить? Или он такой жу трудоголик, как Наое?
– Принцесса замечталась?
Подпрыгнув от неожиданности, Айя открыла глаза. Почти высунувшись из открытого окна, ей ухмылялся Йоджи.
– Совсем с ума сошел? – она обежала машину и поспешно села на переднее сиденье. – Тут нельзя стоять, это же остановка автобусов! И купи машину с нормальным рулем уже!
– Ладно, пять секунд постоял, – Йоджи сунул сигарету в зубы и вырулил с автобусной полосы. – Я гайдзин, я не понимаю правого руля. Ты чего тут делаешь? Тебе дома быть не пора?
– Гайдзин он! – Айя закатила глаза и фыркнула. – Ты совсем как Ран разговариваешь. – Я уже большая, что я, погулять не могу?
– Свидание? – сверкнул зубами Йоджи.
– Нет, конечно, – отмахнулась Айя. – Выгуливала младшего товарища. У нас парень в группе, Наое Наги, он вундеркинд или типа того, младше года нас всех на два года, а характер один в один как у Рана.
– Представляю себе, – поежился Йоджи. – Пытаешься его общать?
– Ага, – Айя грустно вздохнула. – Только плохо получается. Но мне его жалко…
– Не надо делать таких вещей из жалости, – проговорил Йоджи. – Он же может много чего вообразить, как ты себя потом будешь чувствовать? Ты же девушка красивая…
Айя польщено улыбнулась, хотя это не было для нее новостью. Несмотря на то что из их команды всегда самой красивой считалась Хикари, к восемнадцати годам Айя ее обошла. У Хикари так толком и не выросла грудь, а ножки были кривоваты… Юки в принципе никогда не отличалась смазливой внешностью, а что до Томое… с Томое они, став студентками, перестали общаться.
Айю же все называли красавицей. Правда, за спиной вздыхали, что брат-то все равно красивее, вот ведь несправедливость, и зачем это парню? – но это Айю не огорчало. Ран вообще был лучше нее, так был бы повод страдать?
– Ну да, – усмехнулась она на слова Йоджи. – Только Наое интересуется исключительно своими какими-то исследованиями.
– Ну, мало ли что, – улыбнулся Йоджи. – Сегодня исследования, а завтра девушки. Влюбишь в себя парня – узнаешь, что такое потерять покой и сон…
– Да уж, ты у нас спец, – поддела его Айя. К ее удивлению, Йоджи на шутку среагировал странно – вместо того, чтобы начать ерничать в ответ, как он обычно делал, помрачнел как туча. – Йоджи? Что случилось?
– Ничего, – отозвался тот. – Все нормально.
Наступило молчание – какое-то непривычное, тягостное… Йоджи и Айя никогда еще не молчали в компании друг друга.
– Принцесса, – позвал вдруг Йоджи, – а не хочешь к нам в гости?
Приглашение не было чем-то необычным, но тон, которым оно было сделано, Айе не понравился. Он развернулась в кресле, вперив в Йоджи пристальный взгляд.
– Что произошло? Ты не хочешь оставаться наедине с Раном? Ты его чем-то обидел?
Йоджи судорожно пригладил волосы.
– Видимо, так, принцесса.
У Айи сжалось сердце от непередаваемого чувства, где были намешаны и гнев на Йоджи, и боль за Рана, и страх, что их чувство, которым Айя любовалась как прекраснейшим произведением искусства, может закончиться.
– Что случилось, Йоджи?
Он глубоко вздохнул.
– Надеюсь, что ты меня не убьешь, хотя и стоило бы… Вот, посмотри, – он ткнул пальцем в собственную шею справа, максимально развернувшись к Айе, но стараясь при этом не сводить глаз с дороги. Она посмотрела.
– Ну и что? Засос, – тут до нее дошло. – Йоджи! Как ты мог?! А Ран знает?!
– Догадывается, – сквозь зубы отозвался Йоджи. – Ну, то есть… мне удалось его убедить, что это он сам…
– Ты ему еще и наврал… – простонала Айя, откидываясь в кресле. – Йоджи, ты сошел с ума, он же обо всем догадается! Он же наверняка уже догадался и тебе не поверил. И ты же наверняка не в первый раз, да?
– Когда ты успела меня так хорошо узнать только… – сквозь зубы пробормотал Йоджи.
– Много ума не надо, – в тон ему буркнула Айя. Йоджи хотел было огрызнуться… но решил, что это неуместно. Пока Айя оставалась его союзницей, поскольку была уверена, что никто, кроме Йоджи, не сделает ее брата счастливым, а к вопросу об изменах подходила как типичная японская женщина – пусть гуляет, пока возвращается. Только вот… брат с сестрой не во всем были похожи.
– Мне надо было выбрать тебя, – задумчиво проговорил он. Айя хмыкнула.
– Я тебе всегда это говорила, – после небольшой уютной паузы она спросила: – И что ты теперь намереваешься делать?
– Пока не знаю, – вздохнул Йоджи. – А ты что посоветуешь?
– Ну, – Айя потянула себя за кончик носа. Ран тоже так делал, когда думал, что на него не смотрят. – У тебя есть два пути. Либо ты это прекращаешь – тогда Рану лучше ничего не рассказывать. Либо ты с ним объясняешься. Поймет он или нет – я не знаю. Можешь аппелировать к своей бисексуальности. А также попытаться убедить его, что чем разнообразнее твоя сексуальная жизнь, тем ярче ваши отношения. Типа тебе не скучно и все такое. И что всякий раз ты понимаешь, что лучше него никого нет. Что-то такое…
– Это правда, – сурово заметил Йоджи – уж больно легкомысленный тон был у Айи.
– Я надеюсь, – отозвалась она. – Потому что если нет, то я тебя сама убью.
Йоджи на это не ответил. Айя говорила слов гораздо больше, чем ее брат, и если его слова – все вообще и каждое у отдельности – были выверены и взвешены, то она не отличалась подобной стойкостью. Но вот только что произнесенное было не пустой угрозой.
– Если Ран раньше не успеет, – все-таки пробормотал Йоджи.
– Это да, – согласилась Айя. – Но если ты будешь его обманывать, то тогда я тебе совершенно не завидую. Узнает и… сделает что-нибудь неприятное. Надеюсь, что с тобой, а не с собой.
– Спасибо, добрая девочка, – пробормотал Йоджи, пытаясь приткнуть машину на парковочное место. Мешало то, что сосед, ставя свою, заехал колесом на разметку.
– Ты мне, конечно, нравишься, – деловито ответила Айя, – но я лучше буду по тебе горевать. Может, тебе помахать?
– Нет, не надо, – Йоджи наконец смог втиснуть машину и заглушил мотор. – Надеюсь, я ободрал этому козлу бок. Скажи, зачем я променял свою красавицу на этого монстра?
– Потому что ты выпендрежник? – предположила Айя. – Не нравится – подари мне. Маленькая девушка на большой машине – это очень сексуально.
– Обойдешься, – фыркнул Йоджи. – Осторожней с дверцей… хотя нафиг, звездани его как следует, будет знать. А давно тебе нравятся внедорожники?
– С сегодняшнего дня, – улыбнулась Айя. Йоджи с подозрением покосился на нее, но расспрашивать не стал.

* * *

Ключи будто в воду канули. Ран был уверен, что взял их, но ни в сумке, ни в карманах они не находились. Он прошелся до лифта, внимательно глядя себе под ноги, вошел в лифт, с той же тщательностью обследовал вестибюль и, насколько мог, крыльцо. Их не было нигде. И еще Йоджи куда-то сегодня понесло, хотя у него и был выходной. Ран присел на ступеньку, но она была очень холодной, и пришлось перебазироваться на перила. Куда же делись ключи? Он ненавидел что-то терять.
Так. Будем последовательны. Выходя из дома, он совершенно точно снял их с крючка и положил в сумку. Он это помнил. Что потом? В метро стащили? Почему-то вспомнился рыжий гайдзин с пронизывающими глазами. Да ну, что за глупости. Карманные воришки не тащат ключи, если бы залезли в сумку, то утянули бы кошелек, а то и саму сумку вырвали. Да и откуда в Токио воришки…
Может, в додзё где-то обронил? Или в кафе, где они с Киё сидели?..
Киё…
Он не сказал ни слова о тогдашнем исчезновении Рана. Не упрекнул. Не спросил, что случилось. Будто они расстались добрыми друзьями, попрощавшись, как все нормальные люди. И это было странно, еще более странно, чем таинственное исчезновение ключей. Чего Хига хотел этим добиться? Своим появлением? Своей избирательной амнезией? Своим взглядом? Он смотрел на Рана почти не отрываясь, и это вызывало чувство панической вины. Как в тот раз, когда Киё прошептал ему на ухо свое признание. Ну не может же он до сих пор любить Рана? Это же невозможно – любить человека, которого столько не видел, который тебя… который так с тобой поступил?
Ужас ситуации был еще и в том, что рядом с Киё Ран чувствовал себя на месте. Правильно. Они были… одинаковыми. С Киё не надо было бояться сказать что-то не то, как с родителями, или чем-то выдать себя, как с друзьями… Киё оглядывался на симпатичных мужчин, рассказывал о своих друзьях, о том, как он жил в Нью-Йорке в гей-квартале, рассказывал о вечеринках, парадах, и гей-казановах и как он их не понимает, о долговременных парах – «как я им завидую, Ран, Боже… они завели ребенка, это же с ума сойти, я бы не решился!»; и все эти рассказы вызывали у Рана ощущение острой тоски – не по компании, потому что компания о Рана была, не по друзьям, потому что и они были, не по любви, потому что и любовь у него была, многим на зависть – это была тоска по общности, которой у него не было, по среде, в которой он был бы своим. Он и в ней, в среде этой, оставался бы одиночкой, но все же… он был бы среди своих, среди тех, кто понимает его, кто мыслит как он и чувствует как он.
Ран любил Йоджи как только был способен любить, но понимал, что не сможет ему этого объяснить, а если даже и сможет – Йоджи не поймет его так, как понял бы Киё.
Эти мысли вызвали новый приступ вины – уже перед Йоджи. И ощущение стыда – как он может в чем-то подозревать и тем более упрекать Йоджи? Разве не он, Ран, сам влез в его нормальную жизнь, заставил быть чем-то, чем Йоджи не являлся? Совратил… глупое слово, особенно применительно к Йоджи, но вернее Ран подобрать не мог. Совратил. Сбил с толку. Втащил в свою извращенную жизнь. Если Йоджи ищет способа из нее выбраться – можно ли его за это винить?
Все это можно было бы разрешить одним способом – уйти. Но Ран осознавал, что ему будет проще умереть, чем оставить Йоджи.
– Ты чего тут делаешь?!
Ран вздрогнул и поднял голову. Перед ним стоял Йоджи об руку с Айей – оба нахохлившиеся, припорошенные снегом, как не нашедшие крыши над головой воробьи. Нежность остро полоснула по сердцу – несколько секунд Ран просто смотрел на них, не в силах отвести взгляд. Встревоженный Йоджи выпустил руку Айи и шагнул к нему.
– Эй, ты чего? – голос прозвучал необычно серьезно. – Ты в порядке? Нормально себя чувствуешь?
– Нормально, – голос прозвучал совсем тихо и хрипло; Ран откашлялся и повторил: – Нормально. Замерз немного. Ключи потерял.
– Ты? – вскинул брови Йоджи. – Ключи потерял? Завтра в Японии свергнут монархию, и ты будешь виноват. Ну, пошли, что ли. А ты их вообще брал?
Они вошли в подъезд; консьержка, как обычно, спала.
– Граница на замке, – заметила Айя. – А чего ты у нее не спросил?
Ран слегка раздраженно пожал плечами. Старая ведьма его терпеть не могла, а Ран, в свою очередь, терпеть не мог ее будить и просить. Лучше уж подождать. Он не считал нужным это объяснять.
– Вот именно, – поддакнул Айе Йоджи. – И кстати, есть еще такая штука – мобильный телефон. Мог бы мне позвонить…
На это Ран тоже не ответил. Ну правда, не объяснять же, как глупо звучит по телефону «Я потерял ключи, приезжай скорее». Сам потерял – сам дурак. Не маленький.
Йоджи, впрочем, видимо, понял все это без слов, потому что больше ничего не сказал.
В лифте Айя спросила:
– Брат, ты же не против, если я у вас заночую?
Ран пожал плечами.
– Маме позвони.
– Хорошо, – она улыбнулась. – А у вас есть чего-нибудь пожевать?
– Я приготовлю.
– Ура! А то мама с этой ее учебой совсем перестала дома готовить, то едим суши из службы доставки, то полуфабрикаты.
Лифт открылся, они вышли. Шаря в сумке, Йоджи спросил:
– А что Фудзи-папа? Он не против такого обращения?
- Фудзи-папа, - еле слышно пробормотал Ран, подкатывая глаза. Айя, фыркнув, ответила:
– Знаешь, я иногда думаю, он ее так любит, что она при желании может вытворять все что угодно. А она этим не пользуется.
– Уж ты бы пользовалась, – поддел ее Йоджи.
– Само собой, – с достоинством отозвалась Айя. В этот момент Йоджи замер, не вынимая руки из сумки, потом хмыкнул и достал ключи. Два комплекта.
– Потерял, значит?
Ран растерянно моргнул.
– Я же брал их, я помню…
– У тебя замещение памяти, – с важным видом сказал Йоджи, отпирая дверь. – Из какого-нибудь другого дня. Ну стопудов, одни у меня небось в сумке валялись, а вторые я с крючка снял. Твои. Фудзимия, ты тормоз.
Растерянный Ран на это даже не огрызнулся. Что же это творилось в его голове, если он забыл ключи – в первый раз в жизни, – да еще и был уверен, что взял?
В доме было тепло – после получаса на крыльце под снегом это расслабляло, разгоняя мрачные мысли. Это состояние раздражало Рана. Надо было многое обдумать, а он… а он раскисал… как неизвестно кто.
– Ран, не хмурься, – Йоджи ласково обнял его за плечи и притянул спиной к себе. – Если у тебя испортится настроение, то еда будет невкусной.
Ран вздохнул, выпутываясь из объятий – при Айе обниматься казалось как-то неловко. Он был достаточно взрослым, чтобы понять – Йоджи беспокоит не еда, а его душевное состояние. Может, и правда не стоит грузить себя…
– Сейчас переоденусь и займусь.
– О, отлично! – просиял Йоджи. – А я пока кофе сварю.

Когда Ран вышел на кухню, там уже было надымлено и вкусно пахло крепким кофе. Невзирая на протесты Йоджи, он открыл окно и, подхватив со стола свою чашку, занялся содержимым холодильника.
Они трепались у него за спиной – о чем, Ран не вникал, хотя, наверное, мог бы даже принять участие в разговоре, но зачем? Достаточно того, что они тут, рядом, он слышит их голоса, может увидеть их, если обернется… Он улыбнулся. Тоска отпустила.
Потом они ужинали. Йоджи сетовал на зверский режим дежурств и что ему завтра рано вставать, Айя рассказывала о мальчишке-вундеркинде из своей группы… Они разошлись за полночь – Айя ушла спать в маленькую комнату, что почти всегда была закрыта – Ран уже знал, что это бывшая детская, которую Йоджи всей душой ненавидит по необъяснимым причинам. Ничего странного или необычного в комнате не было, но Йоджи отчего-то даже не заходил в нее.
В спальне Йоджи, взяв Рана за руку, сел на кровать и потянул его к себе. Ран не стал сопротивляться, когда его уложили, навалившись сверху, лишь заметил:
– Тебе осталось спать пять часов.
– Значит, и экономить нечего, – промурлыкал Йоджи ему в шею. Ран откинул голову, чувствуя, как мягкие губы скользят по коже… приятно… но голова отказывалась отключаться, в ней металось – Киё… рассказать?.. не рассказать?.. зачем?.. Он закрыл глаза и, глубоко вздохнув, мягко отстранился.
– Что такое? – Йоджи поднял голову. – Что не так?
– Йоджи, я…
– Ты же не собираешься от меня уходить? – нахмурился Йоджи.
– Если бы я мог…– вырвалось почти случайно. В глазах Йоджи мелькнуло что-то опасное.
– Мог бы – ушел бы?
Ран качнул головой.
– Йоджи, я не о том.
– Ну? – хмурясь, Йоджи сел. – Ты уверен, что вообще нужно что-то обсуждать прямо сейчас?
– Сегодня я встретил Киё, – решительно перебил Ран. Йоджи недоуменно нахмурился… потом поднял брови… потом кивнул и нахмурился еще раз.
– Это твой бывший, да?
– Да.
– И чего? Любит, жить не может?
– Не смешно.
– Знаешь, мне тоже, – он сидел на краю кровати, злой и нахохлившийся. Сожаление окатило Рана – ну что стоило помолчать? – Появляется какой-то хрен с горы, и вот уже мой парень не хочет заниматься со мной сексом.
– Дело не в этом. Я просто тебе сказал.
– Ран, ты бы не сказал, если бы это не имело значения. Как будто я тебя не знаю, ты вообще молчишь почти все время. – В голосе Йоджи звучал гнев. – Только не вздумай мне говорить, что ты с ним переспал!
– Кудо! – рявкнул Ран. – Думай, прежде чем говорить!
– Тогда объясни мне толком, в чем проблема! – прорычал Йоджи, уже не пытаясь понизить голос. Рану, впрочем, тоже было не до того он начал выходить из себя.
– В том, что ты – натурал! А я – нет!
– Заебись! – Йоджи подскочил с кровати как ужаленный. – Значит, я сплю с парнем и при этом натурал, так? Что я, по-твоему, здесь делаю?! Развлекаюсь?!
– Нет! – Ран тоже встал – теперь они стояли друг напротив друга, разделенные кроватью. – Просто ты… уйдешь в конце концов!
– Супер! – Йоджи сделал вид, что аплодирует. – Не знал, что ты пророк. Блядь, а если бы ты был бабой, то это было бы не так?!
Ран почувствовал, что бледнеет. Из слов Йоджи он выхватил то, что показалось ему главным – согласие. Он действительно когда-нибудь уйдет.
– Если бы… я был женщиной, – через силу заговорил Ран, чувствуя, что гневаться больше не в силах, – или если бы ты был как я… я бы об этом… возможно… не думал. Вероятность ниже. Сейчас… я знаю, что ты точно уйдешь. Это не то, что я хочу знать.
Йоджи с силой потер лицо и устало опустился на кровать.
– Ран, я спать хочу, – проговорил он. – Надеюсь, ты выговорился, и тебе полегчало. Спокойной ночи. Выключи свет.
И залез под одеяло.
Несколько секунд Ран просто смотрел на образовавшийся на кровати холмик. Ему стало стыдно. И страшно. Так еще не было. Йоджи не зарывался от него в одеяло. Не отворачивался. Не уходил от разговора… вот так. С другой стороны… у них и разговора еще такого не было.
Надо уходить…
Противная, беспомощная мысль. Ран глубоко вздохнул. Подошел к стене, нашарил выключатель, вырубил свет. Что будет сейчас, когда он залезет в постель? Повернется ли к нему Йоджи?
Черт…
Ран неслышно подхватил боккен с подставки и вышел в гостиную. Свет включать не стал – ни к чему. Упражняться он мог и в темноте.
В спальне, под одеялом Йоджи напрягся и прислушался. Но нет – замок не щелкнул, дверь не хлопнула. Он опустил голову на подушку, зарылся носом… Происходила какая-то невообразимая хуйня. Разве они не любят друг друга? Тогда почему он не встанет, не пойдет, не тряханет Рана как следует, а потом не завалит его в постель и не отымеет так, чтобы у чертова отморозка сил не было думать вообще?
Потому что ему не хочется ничего делать, а хочется заснуть и не просыпаться.
Так… они все же любят друг друга?

* * *

Сидеть на полу, скрючившись, было холодно и неудобно. К тому же, сильно хотелось спать. Но Айя не была уверена, что она не храпит, потому старалась не заснуть, да и дышать потише. Не факт, что Ран что-то видит, когда упражняется, но кто его знает?
Нет, разумеется, Айя прокралась к двери их спальни вовсе не затем, чтобы подслушать, чем и как Ран и Йоджи занимаются по ночам. Ей, конечно, нравилась яойная манга, но собственный старший брат в роли персонажа чего-то подобного… нет, спасибо, душевное здоровье дороже.
Она, собственно, хотела понять, что происходит. Ран вроде бы расслабился, пока они пили кофе и ужинали, но Айя была уверена – когда эти двое останутся вдвоем, начнутся неприятности.
Она оказалась права. Слов из-за двери слышно не было, но общий тон беседы она уловила. И когда Ран выскочил из комнаты, была к этому готова – заранее спряталась за огромными колонками музыкального центра.
Пока Ран упражнялся, у нее было время подумать. Такими темпами парни придут лишь к тому, что окончательно не смогут объясняться друг с другом и, конечно, расстанутся. Не то чтобы Айя свято верила в одну-единственную любовь на всю жизнь – в это принято было верить, так учили книги и фильмы, но Айя была слишком прагматична, чтобы всерьез верить, что один человек способен терпеть другого человека пятьдесят лет, а то и больше. То есть, встречаются, конечно, индивидуумы, но редко и хотя бы один из них как минимум должен иметь более приятный и покладистый характер, чем Ран или Йоджи.
Но она хорошо знала своего брата, его негибкость, его неумение приспосабливаться к людям, его нежелание идти навстречу и много других его «не». Йоджи казался ей тем человеком, который способен был примирить Рана с самим собой.
Да и вообще, страшно представить, что станется с Раном, если он расстанется с человеком после почти двух лет вместе. Пойдет и зарежется… Айя вздрогнула.
Следовательно… следовательно, надо было что-то придумать… но вот что? Оставив на потом этический момент вопроса, Айя всерьез задумалась, что бы могло помирить Рана и Йоджи. Может, им ребенка завести? Что за чушь… во-первых, проблематично, во-вторых… она не придумала, что во-вторых, но и первого было достаточно.
Тогда, может, щенка?
Айя поморщилась. Лезет же в голову фигня… они ж, как-никак, не девочки.
Но что же? Что же?..
В этот момент легкий шорох шагов, сопровождавший упражнения Рана, стих, и она рискнула выглянуть из-за колонок. Ее брат стоял поникший, с опущенным мечом, залитый лунным светом – она видела его профиль, четкий, будто вырезанный из черной бумаги.
Мгновением спустя Ран вздохнул, вскинул боккен на плечо и вернулся в комнату.
Айя встала, охнув от боли в отсиженной ноге, и тихонько пробралась к себе.
В этой комнате потолок был ниже, чем в прочей квартире, и она все еще выглядела как детская – торчала из нижнего ящика стеллажа нога какого-то пластмассового животного, книги на полках – на японском и английском – говорили о хорошем вкусе родителей, совмещенном с романтизмом ребенка: «Остров сокровищ», полное собрание Дюма… Немного удивило Айю наличие всей серии книг про Анжелику… но, с другой стороны, это же Йоджи… Вон там и «Декамерон» стоит – можно дать голову на отсечение, Анжелику он читал не потому что про романтические чувства, а «Декамерона» – не потому, что классика. Айя хмыкнула и улеглась на кровать, прямо поверх одеяла.
Так что же делать? В голову лезли какие-то глупости, еще хуже, чем идея с ребенком или со щенком. Она смотрит слишком много дорам…
Айя раздраженно щелкнула крышкой мобильника. Спать хотелось зверски – вряд ли она придумает сегодня что-то толковое. Будильник и спать.
На дисплее высвечивались три неотвеченных звонка и одна смс-ка. Все звонки были с одного номера, а смс гласила: «Ты не спишь? Мне очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, позвони».
Встревоженная, Айя набрала номер. Трубку взяли почти тут же.
– Привет, Кен-кун. Что случилось?
– Айя-сан…
Она едва узнала голос. Хидака Кен, самый веселый и дружелюбный парень и всех, которых она знала, всегда на подъеме, всегда в хорошем настроении, сейчас говорил так, как будто у него кто-то умер.
– Айя-сан… – повторил Кен. – Мне… у меня… мне надо с тобой поговорить… прости, я понимаю, что поздно, но это…
– Конечно! – перебила его Айя. – Ты хочешь встретиться? Завтра я могу…
– Мы можем поговорить сейчас? – теперь голос звучал умоляюще. – Пожалуйста…
– Ну хорошо, – Айя не удержалась от вздоха. – Куда мне подойти?
– Я заеду, – отозвался Кен. – Прости, что я…
– Ничего, – перебила она. – Заезжай. Только я не дома, я у брата. Записывай адрес…

* * *

Утро выдалось безрадостное. Ран откатился на край кровати, да еще и в одеяло завернулся так, что отгородился им от Йоджи. Пожалуй, мрачно думал Йоджи, выбираясь из кровати, покупка большого одеяла была ошибкой.
Когда он вышел из душа, Ран все еще спал. Во всяком случае, лежал на кровати. Слегка недоумевая – обычно к этому времени он уже был на кухне, колдовал над плитой, – Йоджи подошел к спящему.
– Ран? – позвал он. – Ты вставать-то будешь?
После паузы глуховатый и какой-то не очень сонный голос отозвался:
– Еще посплю.
– А… – Йоджи хотел спросить «завтрак», но осекся и вместо этого спросил: – А кофе?
– Не хочу, – ответил Ран. Несколько секунд Йоджи ошарашено смотрел на кокон из одеяла. Ран собирается отпустить его на дежурство без завтрака и привычного кулька из бутербродов. Это что, конец света?
– Ну… ладно, – сказал он и пошел на кухню.
Курить и кофе. Подзабытое ощущение холостяцкого утра. За окном было серо и сумрачно – не совсем еще рассвело, да и день явно не будет погожим. Йоджи потер висок, позабыв про зажатую в пальцах сигарету, и поджег себе волос…
На душе было примерно как на улице.
Вставать со стула не хотелось. В постель, в общем-то, тоже – во-первых, там был Ран, во-вторых, Йоджи, в сущности, не хотел спать.
Наконец, собрав все силы, он встал. Надо было вернуться в спальню, чтобы переодеться. Это тоже требовало сознательных волевых усилий.
К счастью – а может, к сожалению, – Ран все еще спал. Или делал вид, что спит. У Йоджи было слишком муторно на душе, чтобы разбираться с этим вопросом.
Он оделся, стараясь не шуметь – а вдруг правда спит? – и так же тихо вышел. Его сумка валялась в прихожей, ключи – он проверил – были в ней.
Он уже начал отпирать дверь, как вдруг до него дошло – на гвоздике не было второго комплекта ключей. А дверь вчера он отпирал и, наверное, где-то их бросил, но Ран бы точно повесил на место. Йоджи окинул прихожую быстрым внимательным взглядом. Ну так и есть – ни айиной куртки, ни ее обуви не было.
Скинув сумку на пол и разувшись, Йоджи подошел к двери бывшей детской – та была приоткрыта. К горлу подкатила тошнота – он ненавидел эту комнату до отвращения… в ней не было ничего хорошего… только одно воспоминание, вытеснившее все прочие – он сидит на полу с порножурналом в руках – он взял его, чтобы отвлечься, потому что думать о том, где сейчас отец, было невыносимо… но он не может смотреть… он сидит и ждет. И вот телефонная трель, голос матери – он отчетливо помнил интонации: «Алло?!» – надежда, «Да» – растерянность, «Да?» – потерянный вопрос, и долгое молчание, и наконец тихое мертвое «Спасибо, офицер».
Она вошла в его комнату через минуту, и Йоджи тогда подумал, что «нет лица» – это не оборот речи, это точное описание. На ней не было лица.
– Йоджи, – сказала она, – папа умер…
– Йоджи?
Он быстро повернулся – позади стоял Ран. Выражение его лица было недоумевающим.
– Я думал, ты ушел, – сказал он. – Что-то случилось?
– Не знаю… – отозвался Йоджи и тряхнул головой, пытаясь отогнать ступор. – Мне показалось… что Айи нет дома.
Ран нахмурился. Решительно шагнул мимо Йоджи и распахнул дверь – Йоджи инстинктивно развернулся к ней спиной.
Сзади прозвучал придушенный голос Рана:
– Где моя сестра?!
В следующее мгновение Йоджи бесцеремонно схватили за плечи и резко развернули на сто восемьдесят градусов.
– Где она?!
– Я не знаю, – отозвался Йоджи. – Ран, погоди, не психуй…
Сверкнув на него в ответ бешеным взглядом, Ран резким движением открыл телефон.

* * *

Айю разбудила музыка, но прежде чем она сообразила, что это, звук прекратился. Она приподнялась на локте.
Кен спал на животе, обняв подушку. Она осторожно коснулась пальцами его щеки и тут же, испугавшись собственного жеста, отдернула руку.
Вот елки… по-дурацки получилось. Ей, конечно, нравился Хидака… но не до такой степени. К тому же, она подозревала, что сама нравится ему давно и всерьез. Черт… вот щас начнется. Пожалела, называется…
Музыка зазвучала снова, и Айя сообразила, что это ее телефон. Звонил Ран. Несколько секунд Айя размышляла, а стоит ли вообще отвечать… впрочем, если не ответить, потом будет много хуже. Проверено неоднократно…
Она взяла трубку.
– Алло?
– Где ты? – злым придушенным голосом спросил брат. – Я в третий раз звоню!
– Я тут… – она лихорадочно соображала, что теперь сказать. Ой-ей… – Мне вчера друг… в смысле, подруга позвонила, у нее неприятности на работе серьезные, и мне пришлось…
– Ты в своем уме?! – рявкнул Ран так, что у Айи моментально похолодели руки. – Ты… ты вообще соображаешь, что ты творишь?! Как ты… как ты могла уйти?! Ночью?! Не сказав?!
– Вы уже спали… – несчастным голосом проговорила Айя. – Ран, миленький, не сердись…
– Возвращайся сию же минуту, – отчеканил Ран и отключился.
Айя закрыла телефон и присела на край кровати. Первая мысль была – тут же перезвонить. Объясниться. Ага. С этого станется телефон отключить.
Даже рассердиться не получалось – как ни крути, она действительно была виновата. Могла бы хоть записку оставить…
На кровати заворочался Кен, и Айя в смятении посмотрела на него. А как с ним быть? Уйти сейчас? Обидится ведь… А если не уйти, то будет разговор…
– Что-то случилось? – сонно спросил Кен, не открывая глаз.
– Да нет, – осторожно ответила Айя. – Мне брат позвонил… рассердился, что я дома не ночевала. Надо возвращаться…
– А… – отозвался Кен. – Все будет нормально?
– Ну да, – она даже смогла улыбнуться. – Все нормально.
– Хорошо… – совсем тихо отозвался Кен. Через пару секунд Айя услышала его размеренное дыхание.
Она покинула квартиру Хидаки пятнадцать минут спустя, все еще ощущая иррациональную обиду. Вроде с Кеном все разрешилось лучшим образом… а все равно обидно. Словно… и не было ничего…
Айя тряхнула головой и перешла на стремительный шаг.

* * *

Когда Ран отключил телефон, его трясло. Наконец Йоджи не выдержал и рискнул положить руки ему на плечи.
– Ран…
– Не трогай меня, – тот резко вырвался. – На работу собирался? Иди.
А я-то причем, чуть было не спросил Йоджи, но не спросил. Смысла не имело.
Спускаясь на лифте, он думал, что стоило бы пожалеть Айю, которой предстояла нешуточная разборка с братом. Но ему было слишком жалко себя…

Глава 2. Танец и ода

Паталогоанатом была очень хороша собой. Высокая уверенная женщина, явно с примесью европейской крови, с четкими движениями, резкой манерой говорить и офигительно красивыми руками. Проблема была в том, что у Йожди не получалось ее соблазнить. Она не велась. Он не оставлял попыток, но поскольку их знакомство продолжалось уже изрядное время, оба к этому привыкли. Ее звали Йокогава Масаки.
– Хороший труп, – сказала она. – Чистый. Как и тот, что неделю назад. Сняли голову катаной.
– Одной и той же? – спросил Йоджи. Он смотрел на ее руки – скорее, впрочем, по привычке. Сейчас его мало что интересовало. Спасибо Фудзимие и его закидонам.
– Возможно, – кивнула она. – Утверждать не берусь.
– Ситуация похожа, – сказал Йоджи. Масаки пожала плечами. Йоджи нервно закурил.
– Тут нельзя курить, – равнодушно заметила Масаки, укрывая труп простыней. – С тебя пятьсот йен.
Йоджи выложил тысячу. Мельком глянув на нее, Масаки сказала:
– У меня сдачи нет.
– А это за два раза, – мрачно ответил Йоджи. Масаки хмыкнул и задвинула труп в холодильник.
– Ты мне будешь больше нравиться, когда умрешь, Кудо.
– Я уже понял, – он затушил сигарету в контейнере с грязными тряпками. Видимо, это была одежда покойника. – Спасибо за информацию, Йокогава-сан.
– Всегда пожалуйста, – кивнула она. – Но приходи в более радужном настроении. Тут морг, а не кладбище.
– А в морге должно быть весело? – искусственно изумился Йоджи. – Не знал, прости!
– Не прощу, – хмуро ответила она. – И нет, Кудо, я не буду спрашивать, что у тебя случилось. Найди другую жилетку.
– Это я тоже понял, – вздохнул Йоджи.

* * *

В кабинете старшего оперуполномоченного было накурено так, что мысль о сигарете оставила Йоджи, стоило только ему войти. Сам старший опер – тот самый, Яма-кто-то-там или Кто-то-там-яма, хотя Йоджи больше склонялся все же к первому варианту – стоял над столом, тяжело опершись на столешницу обеими руками, а вокруг толпилось еще с десяток оперов. Все курили и говорили одновременно. В гомоне Йоджи различил слово «серийный».
«Яма» заметил его первым.
– Что с заключением, док?
Йоджи поднял папку, потряс ею и все же потянулся за сигаретой.
– Та же картина. Мужику снесли башку мечом. Следов сопротивления нет. Следов наркотиков и алкоголя в крови нет. То есть, алкоголь есть, конечно, но незначительно. Видимо, труп слегка принял после рабочего дня.
Прозвучало коряво, но опера даже не поморщились. Лица у них были скорбными, и скорбели они явно не о судьбе бывшего подданного.
– И свидетелей нет, – прозвучал чей-то унылый голос.
– А толку? – хмуро спросил «Яма». – По прошлому трупу была, пользы от нее…
Наступило молчание. Йоджи раздавил сигарету.
– Ну, я пошел, – проговорил он. – Удачи.
От этих мечников одни проблемы, думал он, шагая по коридору. Потому что даже если они не режут по ночам несчастных слегка выпивших салариманов, они играют на нервах честных парней. Вроде него, Йоджи.
За последнюю неделю случилось многое. И в те минуты, когда Йоджи не был зол или расстроен, он старался быть честным с самим собой – в конце концов, это же он сам никак не может перестать ходить налево, так что Ран вправе злиться, и вообще, видно же, что Ран пытается терпеть, пытается смириться – просто он человек слишком гордый, не очень получается… Но чаще Йоджи бесился. Его бесило холодное отчуждение Рана, порывы его ледяного гнева, его молчание, а более всего – боль, читаемая в глазах. Если бы Ран разорался, закатил истерику, полез драться – словом, повел бы себя как Йоджи – можно было бы заорать в ответ… и объясниться в конце концов. Чего там, поорали, помирились… Они даже сексом за эту неделю занялись всего два раза… и то, в один из этих двух у Йоджи всю дорогу было ощущение, что он Рана принуждает. После этого раза они поругались – невероятный случай, Йоджи за всю свою практику ни с кем не ругался после секса и вообще считал, что это невозможно.
Надо было бы как-то помириться, но как мириться, если они даже и не ссорились, если так уж подумать?
На улице было солнечно, но как-то не по-настоящему, тускло, по-зимнему… Йоджи привалился к колонне, что поддерживала козырек над входом в ГПУ – отсюда ему открывался прекрасный вид на запруженную машинами улицу. Пробка была совершенно мертвой. Фырчали машины, пахло бензином, периодически в воздухе разносились истерические взвизги клаксонов.
Прорычав мотором, откуда-то вынырнул мотоциклист, пересек, лавируя между стоящими машинами, перекресток, въехал на велосипедную дорожку и скрылся из вида. Вот именно из-за этой маневренности Ран и не хотел машину, сколько Йоджи его не уговаривал. Хотя на красивой машине Ран смотрелся бы шикарно. А может, ему красивый харлей подарить? Огромный такой, блестящий, он оценит… Маме надо позвонить и порасспрашивать, может ли она достать. Интересно, если подарить Рану харлей, он перестанет сердиться?
А вообще… он же сейчас, наверное, в университете? Желание увидеть Рана сию же минуту вдруг стало таким острым, что Йоджи даже раздумывать не стал – рванулся с крыльца, перепрыгивая ступеньки, помчался было к стоянке, но вспомнил про пробку и, развернувшись, побежал в противоположную сторону – к метро.

На территорию университета Йоджи попал в пару – во дворе было пустынно и тихо, а в коридорах здания царила мягкая уютная тишина. Поневоле стараясь ступать как можно тише, Йоджи добрался до деканата «историков». Расписание, вывешенное на доске объявлений, поведало ему, что у группы Рана сейчас «окно».
С одной стороны, это было хорошо, потому что не нужно было ждать начала перемены, чтобы увидеть Рана. С другой стороны, это было плохо – потому что если бы у Рана была пара, Йоджи бы просто подождал его возле аудитории. А где его теперь искать?
На всякий случай запомнив, в какой аудитории у Рана следующая пара, Йоджи направился в библиотеку.
Вообще-то, у него уже почти год как не было читательского билета, и в библиотеку его не должны были пускать. Но вахтерша, студентка вечерней группы, оказалась настолько милой, что Йоджи не составило особого труда уговорить ее позволить ему пройти.
Библиотеку он никогда особенно не любил. Наверное, потому, что бывал здесь редко и лишь тогда, когда все прочие пути сдать экзамен были исчерпаны, и оставался лишь один – учиться. Поэтому библиотека ассоциировалась у него с нервной суетой, вздрюченными студентами, орущими книгохранительницами и предэкзаменационным мандражом – так что он даже удивился встретившей его тишине и ощущению покоя.
Однако Рана здесь не было, и Йоджи растерялся. Куда Фудзимия мог отправиться в «окно», кроме библиотеки? На додзё у него банально бы времени не хватило. Может, он решил забить сегодня на учебу? Йоджи нервно хмыкнул – не иначе, завтра наступит конец света.
В задумчивости он вышел во двор. Прошел до стоянки, где нашел мотоцикл Рана. Обошел двор и прилегающий к нему маленький парк – тоже нет. Да и какой нормальный человек захочет гулять в такой холод? Хотя с Рана бы сталось…
Вне университетской ограды, но примыкая к ней, расположилось маленькое кафе – не самого высшего сорта, но с по-студенчески демократичными ценами, и Йоджи осенило. Ран мог отправиться поесть!
Почти бегом он подлетел к кафе, поднялся по ступеньками – и остановился.
Ран действительно отправился поесть. Ага. Сидел за столиком возле окна. А напротив сидел незнакомый Йоджи парень, смазливый до тошноты. Так, по мнению Йоджи, выглядели законченные гомики. Длинные волосики, холеные ручки, смеется, глазки подкатывает, сука… Наверное, как раз этот пресловутый Киё, который за коим-то хреном вернулся… не жилось ему… где он там жил…
Радость… нет, даже не лопнула. Ее будто раздавили. Харлей, бля…
Йоджи спустился с крыльца и пошел прочь.

* * *

С работы он в конце концов отпросился. В таком состоянии работать все равно было нельзя – аж руки от бешенства тряслись, – и Йоджи курил почти не переставая. Интересно, а скотина эта крашеная хоть дома-то будет, когда он вернется? А то, может, у них уже свидания с этим Киё… а чего, распалял себя Йоджи, у партнера работа в ночи, Ран, наверное, скучает…
По дороге домой, по жутким заторам, Йоджи орал и матерился, как портовый грузчик, но разрядки это не принесло. Скорее даже наоборот. В квартиру он поднялся пешком – потому что ждать лифта сил не было. Ключ не попадал в замок. Когда Йоджи наконец вошел в квартиру, состояние у него было не лучше, чем у быка перед корридой.
Из кухни доносилось гудение плиты и стук ножа. И пахло чем-то вкусным. Так… по-домашнему.
Йоджи скинул ботинки и прошел на кухню. Ран что-то крошил – руки его двигались быстро-быстро, как у профессиональных поваров в кулинарном шоу. Это вызывало только одно желание – подкрасться сзади и обнять его. Скотину такую.
Йоджи с грохотом выдвинул стул и сел. Ран резко обернулся – в лице настороженность, изумление, радость и, наконец, маска обычного спокойствия сменили друг друга с такой скоростью, какую сложно было представить на этом маловыразительном лице.
– Ты?! Так рано?
– Не вовремя? – сухо спросил Йоджи. – Кому ужин готовишь?
– Тебе, – Ран, нахмурившись, скрестил руки на груди и прислонился к разделочному столу. – Завтрашний обед.
– Не утруждайся, – бросил Йоджи. Его затрясло. – Я могу и в кафе поесть. Найду даже, с кем.
Лицо Рана дрогнуло, словно гладкая вода, по которой ветер прогнал рябь.
– Это ты к чему? – спросил он холодно.
– Это я к тому, что если ты можешь мотаться по кафешкам с черте кем, то почему мне нельзя? – он поднялся на ноги и шагнул к Рану. – Что скажешь?
– В чем проблема? – Руки Рана, скрещенные на груди, показались Йоджи похожими на навесной замок. – Я обедал со старым приятелем. Что не так?
– И часто вы так?
– В первый раз.
– Да. Конечно.
Ноздри Рана дрогнули.
– Что значит твой тон, Кудо?
– Не зови меня Кудо! – рявкнул Йоджи.
– Не ори на меня, – лицо Рана стало белым.
– Почему нет?! – Йоджи шагнул вперед и навис над ним, навалившись руками на разделочный стол. – Ты шляешься с кем ни попадя, а я должен молчать в тряпочку?
– Я шляюсь с кем ни попадя? – прошипел Ран, сузив глаза.
– Ты. Шляешься. – Лицо Рана было совсем близко, каменное и белое. И Йоджи выплюнул ему в лицо – уже не отдавая себе отчет в том, что говорит, просто для того, чтобы разбить эту мраморную маску: – Шлюха.
Маска дрогнула. Йоджи даже померещилось, что он увидел поползшие по камню трещины…
В следующее мгновение – движения Рана он не уловил – Йоджи уже валялся почти под столом. Челюсть ныла.
– Ты чего?!
Ран опустил сжатый кулак. Разжал его. Развернулся. Выключил плиту. И вышел из кухни в гостиную. В гробовой тишине Йоджи услышал, как хлопнула дверь спальни.
Он поднялся с пола и сел на стул. Попытался вытащить сигарету, но дрожащие пальцы никак не могли ухватить ее. В этот момент дверь в спальню хлопнула снова, и Йоджи замер.
Ран прошел через гостиную – судя по звуку шагов, – но не в кухню, а в коридор. Йоджи услышал, как он возится там. Потом щелкнул замок.
Йоджи резко встал, в два шага пересек кухню… Ран уже открывал дверь. На плече у него лежали два боккена.
Йоджи открыл рот – и ничего не сказал. Нечего было говорить. За Раном захлопнулась дверь. Щелкнул автоматический замок.
Руки сжались в кулаки сами по себе, и Йоджи ударил стену. И еще раз. И еще. Ему вдруг стало тяжело дышать – словно грудь что-то стиснуло. И голову. Такое смутно знакомое, почти забытое ощущение…
Он толкнул дверь в детскую. Здесь пахло нежизнью.
Ран ушел. Ушел. Ушел. Он повторил это несколько раз, сначала мысленно, потом – вслух – и вздрогнул от собственного голоса. Почему он ушел? Вместо того чтобы начать извиняться за свое поведение, за свой обед с этим Киё – он ушел. Потому что… злился на Йоджи, что ли? Из-за этих девиц?
Йоджи попытался вдохнуть побольше воздуха. На выдохе из груди вырвалось короткое рыдание. На следующем – еще одно.
И он разрыдался. Бешено, с криком – и метнулся в комнату, сорвал покрывало с кровати, швырнул его на пол; взметнув пыль, выхватил из шкафа несколько книг, бросил на пол и их тоже, пнул, ударил кулаком в стеклянную дверцу шкафа… Стекло осыпалось мелкой крошкой, по ребру ладони к локтю побежала кровь.
Йоджи прижался к стене, сполз на пол и затрясся, уткнувшись лицом в колени.
И в этот момент позвонили в дверь.
Он подскочил как ужаленный. Ран… вернулся…
На ходу вытирая слезы, он помчался к двери. Обнимет… прижмет так, чтобы задохнулся… и плевать… на все… к черту…
За дверью стояла Айя. При виде Йоджи она округлила глаза.
– Ты почему дома? Ты же в ночь сегодня… Ты что, ревел?!
– Спал, – он чуть посторонился, пропуская ее в квартиру.
– Спал? – вскинула брови Айя, входя. – Ты что, заболел? А что у вас темень такая? – она щелкнула выключателем, и коридор осветился; в следующее мгновение Айя шарахнулась назад. – Йоджи! У тебя кровь на лице!
– Что? – он повернулся к зеркалу – и вздрогнул. Растрепанные волосы, дикие красные глаза и действительно – разводы крови на щеках. А Айя уже схватила его за руки.
– Боже мой, ты порезался! Что случилось? Где Ран?! – ее глаза широко распахнулись от ужаса, и она рванулась мимо Йоджи в квартиру.
Йоджи опустился на придверный коврик и откинулся затылком на дверь.
Айя вылетела в коридор минуты через три – уже не напуганная, но все еще взволнованная.
– Йоджи, что случилось? Вы подрались, что ли? Рана нигде нет.
Рана нет, подумал Йоджи. Рана нет.
– Он… в магазин ушел, принцесса. А я порезался. Протирал шкаф и разбил стекло.
– А, понятно, – Айя присела рядом и взяла его руки в свои. – Теперь ясно, почему ты такой. Это болевой шок. Иди в кухню, я принесу аптечку. В ванной, верно?
– Мне не больно, – вслед ей уронил Йоджи, но Айя, видимо, его уже не слышала.
Спустя минут пятнадцать руки он уже сидел с забинтованными руками, а Айя заваривала чай.
– Я тебе туда коньяку капну, – сказала она. – Где у тебя коньяк?
Йоджи указал на шкафчик. Айя деловито сняла бутылку, налила коньяку в столовую ложку – по кухне потек резкий запах – и влила ее в чай. Йоджи вяло подумал, что хорошо бы сейчас жвахнуть, но она уже прятала бутылку.
– Ран совсем охренел, бросил еду недоготовленную, – пробормотала Айя, включая плиту. – Ничего, я сейчас все доделаю.
Да как же он мог уйти, даже не приготовив ужин?!
Йоджи прижался виском к стене, закрываясь от Айи волосами, и беззвучно, без рыданий, заплакал.

* * *

Ран не очень запомнил, как спускался с шестого этажа – даже не мог вспомнить, на лифте он спустился или пешком, – как выходил из подъезда… Он очнулся только на стоянке, рядом со своим байком и йоджиной машиной – новым, блестящим, огромным, как слон, джипом. Мотоцикл по сравнению с ним казался маленьким и хрупким.
Ему было хорошо. Легко, пусто и хорошо. Все правильно. Йоджи будет доволен. Ран освободил его. Все нормально.
Я тебе мешал. Я тебя смущал. Я просто голубой парень, который втащил тебя туда, где тебе не место. Все хорошо. Ты найдешь девушку. Ты уже сейчас звонишь одной из них. Я надеюсь. Все прекрасно. Было неправильно. Я это прекратил. Больше никаких терзаний. Больше никакой вины. Все замечательно.
Время текло медленно-медленно, как вязкое масло в масляных часах. И Ран был медленный-медленный, а надо было спешить, потому что вдруг Йоджи сейчас выйдет, а если он выйдет и заговорит, то Ран уже никуда не уйдет, а это неправильно, он должен уйти, должен, должендолжендолжендолжендолжендолжендолжендолжендолжендолжен…
Уйти.
Так какого черта он смотрит на дверь?
Мотоцикл заурчал и сорвался с места. На багажнике бились привязанные боккены, словно хотели сорваться и помчаться обратно. Ран их понимал.

Дома была только мама. Когда Ран вошел, автоматически произнеся приветствие, она выскочила из кухни, на ходу вытирая руки о фартук.
– Добро пожаловать домой! Ран! Ты в гости? Останешься на ужин?
– Привет, мам, – он присел и начал расшнуровывать кроссовки. – Нет, я…домой. Жить.
Она, уже потянувшаяся, чтобы обнять его, замерла на середине движения.
– Что-то… случилось?
– Все в порядке, – наконец он нашел в себе силы подняться и посмотреть маме в лицо. – Правда. Я просто поживу дома немного. Вы же не будете против?
– Нет, конечно, – ответила мама. – Это же твой дом, – она все-таки обняла его, и Ран опустил голову и вжался лицом в ее плечо, вдыхая запах – легкий отзвук аромата духов, которыми она побрызгалась с утра, въевшийся в волосы запах шампуня – всегда, сколько Ран себя помнил, одного и того же, – сладковатый запах печенья и еще чего-то кухонного. Она была ниже его ростом на полголовы, и от этого стало почему-то очень грустно – он не мог больше, как в пять лет, уткнуться ей лицом в живот, почувствовать ее со всех сторон, ощутить себя под защитой. Да. Он и сам мог защититься от почти любой напасти. Но кто защитит его от нарастающей внутри боли, если мама стала такой маленькой?
Нет. Мне не больно. Все правильно. Я все сделал правильно. Мне не больно, небольнонебольнонебольнонебольнонебольнонебольнонебольнонебольно…
– Ты мне поможешь на кухне? – спросил мама, чуть отстраняясь.
– Конечно, – он поставил боккены в стойку для зонтиков и пошел следом за ней на кухню. Фартук с Хэлло Кити, мама повязывает ему на голову косынку, пряча волосы, улыбается… сколько ему было лет, когда он начал помогать ей на кухне? Фиг знает…
– Ран, достань печенье из духовки.
Толстая перчатка. Печенье сладко пахнет корицей и ванилью. Он ссыпает его с противня на большое блюдо, мажет противень маслом, выкладывает на него новую порцию – фигурки из сырого теста, еще не печенье, но скоро будет. Мамино печенье с корицей и ванилью… черт его знает, откуда она взяла рецепт… но Ран помнил его всю жизнь, вкусное, как ничто другое во всем мире. Он уже лет пять как умел делать его сам, но все равно так не получалось. А Йоджи любит ужасно это печенье, сметает сразу полпротивня… любил, в смысле. Сметал.
Там ужин на плите недоделанный… сладкое мясо с пряными травами… а до Йоджи он мяса не ел и не готовил… Ран, что же ты натворил, а?
– Ран! Ран?!
Он поднял глаза. Оказалось, что он сидит на корточках возле духовки, держась за ручку, и мама смотрит на него сверху, и глаза ее полны тревоги.
– Ран? Все в порядке?
– Да, мам, – он поднялся на ноги. – Не выспался. Засыпаю на ходу. Что еще сделать?

Отец пришел часа через два. Когда мама почему-то очень тонким голосом сказала, что «Ран поживет у нас немного», ничего не ответил, только хмыкнул и окинул Рана внимательным взглядом. Все, в общем-то, было понятно. Отец не считал и не мог считать его увлечение мужчиной нормальным, а значит, серьезным. И хмык его означал, что так он и знал. Тут нечего было сказать.
Потом он начал было помогать маме накрывать на стол, но тут запел телефон. При первых звуках сердце проделало странный кульбит, но тут же все встало на свои места – телефон пел «Танец с саблями», который у Рана стоял на общей мелодии звонка, а не «Оду к радости», что стояла на Йоджи. Телефон был йоджиным подарком на день рождения. И все настройки туда тоже устанавливал Йоджи, включая мелодии звонков. Ран последовательно отказался от песен группы «Каттун», которые и так его по радио и телевизору достали, от «Малис Мизер» – он не мог понять, чего Йоджи так прет от голоса Гакта и ощущал по этому поводу даже некую ревность, – от каких-то вопящих на японском и на английском девиц, и глубоко оскорбил Йоджи, возразив против мелодий из «Jesus Christ Superstar» и песен Битлз. Сошлись на классике.
Наверное, стоит избавиться от телефона. Например, вернуть его Йоджи…
– Алло?
– Ран? – мягко спросили в трубке. – Привет. Это Хига Киёкадзу.
– А… – Рану показалось, что в грудь ему налили горячего свинца. Немедленно захотелось повесить трубку. А потом найти Киё и свернуть ему шею. Это было глупо – потому что Киё, в сущности, не был же ни в чем виноват. Понятно, что на территории университета он очутился не случайно – ему нечего было там делать. Но… но… не гнать же его было?
Надо было. Надо было.
– Что-то случилось? – спросил Ран. Голос прозвучал ненарочно холодно.
– Случилось? – удивился Киё. – Да нет. Просто хотел узнать, какие у тебя планы на вечер.
– Ты же знаешь, что я не один, – мертвым голос проговорил Ран. – Какие у меня могут быть планы, по-твоему?
– Ну… – в голосе Киё прозвучал легкий смешок. – Ты же говорил, что твой друг работает сутки через двое. Я подумал – а вдруг попаду? – и снова смешок. Словно говорящий – да шутка это, ну что ты, Ран, психуешь?
– Извини, Киё, – рука на трубке начала леденеть. – Я занят.
– А когда не занят? – спросил Киё. Сразу. Без паузы. Словно готовил вопрос.
– Я теперь всегда занят, – совсем тихо проговорил Ран. – Пока, Киё.
И повесил трубку, не дожидаясь ответного прощания. Конечно, Хига мог перезвонить, и Ран малодушно подумал, а не выключить ли ему телефон. Не выключил.
– А где Айя? – спросил отец, когда все сели за стол. Мама развела руками.
– Сказала, что задержится, чтобы к ужину не ждали. Ран, ты не знаешь, где она?
Ран пожал плечами.
После ужина он предложил помыть посуду, и мама, поломавшись для виду, разрешила.
От воды шел пар, руки становились красными, но горячо не было. И вообще, появилось ощущение, что он промерз насквозь и не согреется больше никогда.
– Ран, – мама заглянула в кухню. – Ран, у тебя телефон.
И протянула ему трубку, отчаянно распевающую «Оду к радости».

* * *

– Вообще, я хотела с вами обоими поговорить, – Айя бухнула перед Йоджи тарелку с едой и села напротив. Йоджи посмотрел в тарелку. Кучка горелых угольков аппетита не возбуждала, хотя, наверное, даже самая потрясающая еда в мире сейчас не вызвала бы у Йоджи аппетита. Проследив его взгляд, Айя виновато улыбнулась.
– Ну… есть же это можно… наверное…
Йоджи набрал мясо в ложку и сунул в рот. Есть это было невозможно.
– Где, в конце концов, Ран? – раздраженно спросила Айя. – Это свинство, я же ему звонила и сказала, что приду! У меня серьезный разговор, а он…
– Звонила? – спросил Йоджи. После долгого молчания голос прозвучал хрипло.
– Ну да. Вечно он… Короче, у меня очень важный разговор, он касается Кена…
– Какого еще Кена? – устало спросил Йоджи, поднимаясь. Коньяк, который Айя убрала в шкаф, не давал ему покоя.
– Хидака Кен. Это приятель мой, футболист, я же рассказывала.
– Когда? – удивился Йоджи, снимая бутылку с полки.
– Да только что! – раздраженно воскликнула Айя. – Йоджи, да что с тобой? Ты меня не слушал, что ли? Я тебе уже тут больше часа разливаюсь…
– Извини, – извинение прозвучало невнятно – как раз в этот момент Йоджи зубами вытаскивал пробку из бутылки. – Повтори мне еще раз. Вкратце.
– А потом в третий раз, Рану рассказывать? – капризно поинтересовалась она. – Ты что, пить собрался?
– Ну да, – он плеснул коньяк в стакан на два пальца, потом подумал и добавил еще. И сел за стол. Айя вскинула брови.
– Что-то случилось, Йоджи? Где Ран?
– Все в порядке, – он даже себе не мог объяснить, что мешает ему сказать Айе правду. Он доверял ей. Он знал, что она ни в чем не будет его обвинять. Может даже, постарается помочь. Рассказать Айе значило признать, что Ран действительно ушел. Он не мог сказать этого вслух. – Он в магазин ушел.
– За продуктами? – хмыкнула Айя. – Тогда понятно, выбирает, какие яблоки на пять йен дешевле. Это надолго. Ну, короче, насчет Кена…
– Угу, – Йоджи посмотрел в стакан. Оказалось, что там пусто. Пришлось тянуться за бутылкой, балансируя на двух задних ножках стула.
Навернешься, Йоджи…
Голос Рана прозвучал в ушах так неожиданно, что Йоджи едва и в самом деле не навернулся. Ран ужасно не любил, когда Йоджи качался на стуле. И пил не закусывая. И курил на кухне. Йоджи налил полный стакан коньяка и потянулся за сигаретой. Айя смотрела на него с тревогой.
– Точно все в порядке?
– Конечно, – Йоджи махнул сигаретой. – Все нормально, принцесса. Полный порядок. Ты рассказывай.
– Ага, – она все еще продолжала смотреть на него с подозрением, и Йоджи изобразил самую жизнерадостную из своих улыбок. – Так вот, Кен был в составе юниорской сборной Токио по футболу. Вратарем. Недавно они играли матч с… с кем-то, в общем, я не помню. Первый тайм все было нормально, они выигрывали, а после тайм-аута началась ерунда. Кен говорит, через пять минут после того, как он вышел на поле, у него закружилась голова и начало двоиться в глазах. Он пропустил несколько голов, его заменили, но матч уже был слит, короче, они проиграли. После этого началась заварушка – сначала Кена обвинили в том, что он нарочно сдал матч, потом проверили кровь и заявили, что он принимает наркотики. В общем, его выкинули из команды. Неделю назад ему сказали, что он исключен. И из универа тоже выкинули – его же там держали, потому что он за команду играл, учится-то он так себе… Такие дела.

– Кошмар, – Йоджи выпустил в потолок колечко дыма. – А от меня ты чего хочешь?
– Я подумала, может, вы с Раном могли бы как-то помочь? – просительно заглянула ему в глаза Айя.
От этого «вы с Раном» Йоджи передернуло.
– Помочь? – резко переспросил он. – Чем? И зачем?
– Я не знаю, чем, – Айя вскочила и прошлась по кухне. – Просто… он не виноват. Незадолго до матча к нему подваливали с предложением. Деньги обещали, чтобы он матч проиграл. Он отказался. Наркотиков он не принимает и не принимал никогда. Он даже не пьет! Что-то случилось в перерыв, после чего ему и стало плохо, и он слил игру.
Йоджи потер лицо.
– И чем я могу помочь?
– Ну, ты же работаешь в полиции, – она села перед ним на корточки. – Ты бы мог провести расследование…
– Я судмедэксперт, Айя. Я не следователь.
– А Аска? Или еще кто-нибудь? – она схватила его за руки. – Нельзя же так, чтобы совершенно невинный человек так пострадал!
– Так случается, принцесса, – он высвободил руки из ее пальцев. – Это жизнь. Ему следовало взять деньги. Тогда он мог бы слить матч так, чтобы никто этого не заметил.
Айя вскочила.
– Это нечестно, Йоджи. Я была о тебе лучшего мнения. Отлично, я буду просить Рана. Он наверняка согласиться мне помочь.
Йоджи откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Сердито посмотрев на него, Айя схватилась за телефон.
Тишина, наступившая в квартире, навалилась могильной плитой. В квартире было пусто. Может, мелькнула вялая мысль, гостей позвать? Девочек там, то-сё… Чтобы стало шумно. Чтобы не ждать, когда на кухню Ран войдет и спросит Йоджи, не совсем ли он обнаглел, что курит тут, все уже сигаретами провоняло, дышать нечем… Чтобы не думать, что войдешь в спальню, а он там, на кровати, спит, как обычно, свернувшись, на самом краю… вечно-то ему жарко, и он отползает подальше, а Йоджи всю ночь за ним по кровати гоняется…
– Супер, – буркнула Айя. – Когда у меня успели деньги на телефоне кончиться? Я с твоего позвоню, ты не против?
И, не дожидаясь его ответа, схватила со стола телефон.
Йоджи открыл рот – и ничего не сказал. Пусть звонит. Какая разница…

* * *

Телефон все пел и пел. Можно было сбросить звонок. Или дождаться, пока он сбросится сам. И внести номер Йоджи в черный список. Или сменить свой номер. Да, он же собирался телефон вернуть…
– Алло?
– Ран! – прозвучал в трубке резкий голос Айи. – Где ты вообще?! Я тебя уже два часа жду. Мы же договорились, что я приеду! Что такое вообще?!
Он сел на табуретку, чувствуя, как в груди становится холодно.
– А что, тебе Йоджи не сказал?
Имя словно обожгло язык. Йоджи… Ран несколько раз глубоко вздохнул. Он не может разреветься. Он же не девчонка, в конце концов.
– Нет, а что должен был сказать?
– Неважно, – голос начал срываться. Лишь бы Айя этого не услышала. – Я дома, сестренка. Приезжай. Тут поговорим.
На мгновение в трубке наступило молчание. Потом Айя осторожно спросила:
– А… а Йоджи?
– Йоджи… – он запнулся. И начал снова: – Йоджи… и одному хорошо. Поезжай домой, Айя. А то мама будет волноваться.
И повесил трубку.
Мама заглянула в кухню.
– Кто звонил, дорогой?
– Это Айя, – он встал и подошел к плите. – Она сейчас приедет.
– С тобой все в порядке, Ран? – после небольшой паузы спросила мама.
– Да, – он кивнул. – Конечно.
И включил воду.

* * *

Айя осторожно, словно что-то чрезвычайно хрупкое, положила трубку на стол.
– Йоджи, – позвала она. – Что… ты сделал?
– Я? – он подскочил. – Да почему сразу я?! Я ничего, ничего не сделал! Я просто хотел с ним увидеться! Поговорить! Я, черт, с работы из-за этого сбежал. А он, видите ли, кофе пьет с этим… пидором волосатеньким! Не иначе, перепихнулись в туалете и…
От звонкой пощечины голова мотнулась. Йоджи, ошалело моргая, уставился на Айю.
– Мой брат… – придушенно проговорила она, – никогда ничего подобного себе не позволял! Не смей говорить о нем… так!
– Отлично, – Йоджи сел, потирая щеку. – Пусть все будет так. Не буду тебя огорчать, принцесса. Я гнойная гнида, козел, который ебал твоего брата, а сам представлял на его месте девиц и при первой же возможности помчался по любимое дело – задирать юбки. А он святой великомученик. Как он только терпел меня, такую скотину. Вы же так думаете, и он, и ты. Вот и вали отсюда. Нимб ему чистить.
Стало тихо. Потом Айя подошла к нему, обняла за шею и начала гладить по голове.
– Прости, Йоджи. Я сейчас сделаю чаю.
– Не надо, принцесса, – он перехватил ее руки и разжал объятие. – Не надо, поезжай домой.
– Я поговорю с ним…
Йоджи хмыкнул.
– Ну, попробуй. Может, сработает…
– Что случилось-то хоть? – жалобно спросила Айя. Йоджи помотал головой.
– Спроси у Рана. Правда. Я… не могу про это… Поезжай домой.
– Да как же я тебя так оставлю…
– Я буду в порядке, – он поднялся. – Обязательно. Пойдем, я тебя провожу.
Когда Айя наконец ушла, стало немного полегче – все-таки она была очень похожа на брата, особенно в движении, – и вместе с тем, оставшись один, Йоджи с новой силой ощутил тоску. Дом без Рана был чудовищно пуст.
Он вернулся на кухню и тяжело опустился на стул. Закурил. На разделочном столе призывно подмигивала недопитая бутылка. Прихватив бутылку, стакан и пепельницу, он пошел в гостиную. Включил телек – там шла очередная безумная игра. Йоджи налил полный стакан коньяку и одним глотком осушил половину. И переключил канал.
 

Глава 3. Оракул и телепат

День начался отвратительно. Во-первых, вопреки всем прогнозам, обещавшим ясную погоду, пошел мокрый снег, перешедший после обеда в дождь, а зонтика Брэд, конечно же, не взял, хотя у него и было ощущение, что стоило. Вот и верь после этого прогнозам. И конечно же, он промочил ноги, пока шел от стоянки до офиса. А все потому, что сука Такатори не выделил телохранителю, блин, своего младшего сына место в подземном гараже.
Во-вторых, начальник службы безопасности босса был не в духе. Накануне средний сын Такатори, псих Масафуми, в очередной раз сбежал от охраны и отправился в какой-то третьесортный бордель, где его с трудом нашли. Такатори, естественно, про это узнал и вставил начальнику СБ за плохую подготовку людей. А начальник СБ, естественно, вставил подчиненным. Слушая инструктаж, больше похожий на еблю в мозг, Брэд с тоской думал о том, как было бы классно, если бы он был главой охраны Такатори. Сдал бы его каким-нибудь киллерам с потрохами – и дело с концом. И нет на свете старой жирной коалы. Рай, да и только.
Однако же пока коала, увы, была, и на нее следовало работать.
Брэд вышел из офиса в семь тридцать. Мокрый снег все еще шел и прекращаться не думал. Надо было ехать в резиденцию Такатори, забирать мелкого поганца Мамору, везти его в школу, потом – в университет на курсы, потом – куда пожелает. Если повезет, он сможет повидать днем Наги. Если все будет как обычно, они увидятся дома, вечером. Если не повезет, если Мамору-сан, чтоб его черти взяли, захочет вечерних развлечений, то с Наги Брэду удастся увидеться не раньше завтрашнего утра. Усыновил, называется, ребенка, сделал доброе дело. Как бы его за такой присмотр опекунских прав не лишили…
Мамору к назначенному времени выхода, естественно, опоздал, потому пришлось гнать со всей дури, чтобы успеть в школу. Может, с Такатори мигалку затребовать? Хотя нет, не даст. Мамору был совершенно отвратительным и испорченным ребенком, и Такатори не возлагал на него никаких надежд. А потому и не беспокоился особо. Есть телохран – и ладно. Если какие-нибудь умники решат вдруг похитить Мамору ради выкупа – они здорово обломятся…
К началу первого урока они все-таки, как это ни странно, успели. Высадив подопечного, Брэд утер взмокший лоб и посмотрел на часы.
Девять ноль-ноль. До десяти двадцати, когда у Мамору закончится первое занятие, у него есть свободное время. Как раз успеет доехать до спортклуба, благо тут десять минут пешком, немного побоксировать и вернуться. Заодно в себя придет.
В этот момент мелькнула – даже не мысль, нет, тень мысли, ощущение – что хорошо бы оставить машину и пройтись пешком, но Брэд отмахнулся. Пешком десять минут, на машине – три, минус семь минут от тренировки, нет, спасибо. Он не располагает достаточным количеством времени, чтобы его терять.
Он вырулил со стоянки, осторожно съехал на проезжую часть, начал разворачиваться… и в этот момент страшный удар вбок развернул машину почти на девяносто градусов. Сработала подушка безопасности, на несколько секунд лишив Брэда возможности дышать. Наконец, с трудом расстегнув ремень, он смог выползти из машины.
Левый бок джипа был раскурочен к чертовой матери. А долбанувшая машина – тоже джип и даже побольше, – кажется, вообще не пострадала. Не считая вылетевшего лобового стекла, конечно. И оглушенного водителя – блондина лет двадцати пяти, который стоял, привалившись к капоту, и тряс головой. На ходу вынимая телефон, Брэд направился к нему.
– Порядок? – спросил он, подойдя. В этот момент на том конце ответили. Сухо сообщив об аварии, Брэд нажал отбой и снова обратился к парню: – Порядок, я спрашиваю?
– Нормально, – хрипловато сообщил тот. – Тряхнуло… Машина сильно пострадала?
– Бок разбит, – пожал плечами Брэд. – Ничего, она застрахована. Но день пропал.
– Простите, – пожал плечами блондин.
– Пили? – спросил Брэд.
– Да нет, со смены еду. Задремал, наверное… – и парень зевнул. Зевок, кажется, был вполне настоящим – таким душераздирающе широким, что Брэду даже стало жаль парня.
– Я Брэд Кроуфорд, – он протянул руку. Блондин криво усмехнулся.
– Часто вы знакомитесь в теми, кто въехал в вашу машину? Йоджи Кудо. Вы из Штатов?
– Да, – они пожали руки. – Как догадались?
– По акценту. У меня мама американка. Хотите, на английский перейдем? Мне не трудно.
– Не стоит, спасибо, – слегка улыбнулся Брэд. – Пока не научусь думать по-японски, лучше не сбивать настрой.
– Вы что, всю жизнь тут жить намерены? – вскинул бровь Кудо.
– Видимо, да.
– Вы герой.
– Спасибо.
Прикатили полицейские. После короткого выяснения обстоятельств и более длинного составления протокола обе машины увезли на эвакуаторах, у Йоджи взяли кровь на анализ, заклеили пластырем щеку Брэда, как оказалось, пострадавшую от осколка, и все наконец уехали. После чего Брэд позвонил в офис, объяснил ситуацию и попросил прислать машину. Начальство сказало, что машину пришлет, а Брэд пусть сдает подопечного телохрану, что пригонит машину, и идет отдыхать. Не хватало еще, мрачно сказало начальство, чтобы младшего Такатори охранял контуженный сотрудник. Брэд посопротивлялся для виду, но, в общем, ситуация его даже, в некотором роде, устраивала. День без самой противной в этом мире работы – что может быть приятнее?
Все то время, пока Брэд разбирался с начальством, Кудо сидел на асфальте и курил сигарету за сигаретой. Когда переговоры закончились, он спросил:
– Может, мне угостить вас кофе в знак извинения?
– Я не пью кофе, – сообщил Брэд. – С сердцем проблемы.
– Ну, чаем, – пожал плечами Кудо. – Зеленым. Тонизирует и полезно. И все такое. Просто если я сейчас не выпью кофе, то усну прямо здесь.
Брэд открыл было рот, чтобы спросить, а почему тогда он не едет домой – и не спросил. Кажется, перед ним был человек, которому по каким-то причинам не хотелось ехать домой. Это Брэд мог понять. С ним тоже такое было – давно, еще до Наги. Пустой дом, в который незачем возвращаться. И стараешься попасть туда как можно позже, чтобы просто свалиться и заснуть. А если есть такая возможность – то и вообще не ехать.
– Где работаешь? – как-то очень легко переходя на «ты», спросил Брэд.
– В ГПУ, – снова зевнул Кудо. – Судмедэксперт. Трое суток на дежурстве.
– Понятно, – кивнул Брэд. – Ну, на чай я согласен.
Кудо ухмыльнулся и поднялся на ноги.
Пришлось, правда, дождаться сменщика на другой машине. Он приехал как раз к концу пары – Мамору в этот момент звонил Кроуфорду сказать, что на перемене не выйдет, потому что будет одной девочке объяснять домашнее задание, но пусть Кроуфорд никуда не уезжает, потому что а вдруг он все-таки захочет выйти, на что Брэд мстительно сообщил, что по техническим причинам сегодня у Мамору будет другой телохранитель. Выслушал недовольное ворчание и повесил трубку.
И они пошли пить чай и кофе.
Поначалу Брэд ощущал неловкость – он не умел проводить время с другими людьми просто так, не по делу. Но потом разговоры на вечные темы – о мерзкой погоде, маленькой зарплате и скотах-начальниках – разбили ледок, и ощущение дискомфорта пропало.
Потому после того, как чай и кофе были допиты, Брэд как-то очень естественно предложил Кудо побоксировать.
– Я не боксирую, – заметил Кудо.
– Ничего, – пожал плечами Брэд. – Я покажу.
В клубе пришлось немного повозиться, оформляя Йоджи как гостя и добывая для него форму, но Брэда тут знали и уважали, так что вскоре все образовалось.
– Хороший клуб, – сказал Кудо, когда они переодевались. – Боксерский?
– Нет, универсальный, – ответил Брэд. – Но я только на бокс хожу и иногда в бассейн, чтобы расслабиться.
– А чего же на бокс, а не на какие-нибудь единоборства?
– С детства боксирую, – ответил Брэд и зачем-то добавил: – Я и в профессиональном спорте был.
– Серьезно? – оживился Йоджи. – А чего ушел?
– По голове стукнули, – нехотя отозвался Брэд, жалея, что вообще поднял тему. Но Йоджи, кажется, уловил настроение и больше вопросов задавать не стал.
А на ринге вышло странно.
Йоджи оказался хорошим партнером. Какие-то навыки в боксе у него, как оказалось, были – правда, не больше, чем могут быть у любого пацана, если только он не совсем неженка и маменькин сынок. Если не бить в полную силу, то он вполне держал удар. Только в конце Брэд не сдержался – влепил в голову правой, и сильно – Йоджи отлетел назад, спружинил от ограды ринга и упал на маты. Брэд присел рядом.
– Кудо? Ты в порядке?
Йоджи издал вдруг какой-то странный звук, и только тут Брэд понял, что плечи у его спарринг-партнера подрагивают. Вне всякого сомнения, Йоджи плакал.
– Эээ… – только и смог сказать Брэд, садясь прямо на маты. Видел он на своем веку всякое, но не взрослого мужика, который бы ревел после того, как ему заехали в морду. Мелькнула мысль о том, какого черта он вообще куда-то двинулся… сидел бы щас в машине… в целой, между прочим… слушал музыку… красота…
Йоджи перевернулся на спину. Глаза у него были красные.
– Извини, – хрипло произнес он.
– Ты извини, – осторожно отозвался Брэд. – Я, видимо, не рассчитал…
– Да нет, ты тут ни при чем… – он сел, как-то очень осторожно, словно по рассеянности, касаясь рукой ушибленного места. – Ты просто удачно попал… в то же место, куда он мне засветил…
– Он? – переспросил Брэд.
– Он, – подтвердил Йоджи. – Представляешь, я трое суток на дежурстве. Я бы еще остался, да Аска меня выгнала. А домой… а чего там, дома? Даже соваться туда не хочу. Лучше в мотель. Приду… а там до сих пор едой пахнет. Мясом этим клятым… И глюки. Как будто он в кухне, посудой гремит. Или в душе. Или в спальне. Захожу, слышу шум, зову… Рехнусь я, если еще домой зайду…
Брэд мысленно тяжело вздохнул. Он попал. Он оказался в роли «случайного попутчика», и деваться ему, похоже, было некуда. Всю сознательную жизнь у него была заветная мечта – стать бессердечным, хитроумным, расчетливым сукиным сыном. Мечта не сбывалась, как он ни старался.
Он привалился спиной к ограде ринга, устраиваясь поудобнее, и сказал:
– Давай с начала.

* * *

Мокрый снег сыпал прямо за шиворот. И длинная серьга в левом ухе стала холодной, и всякий раз, как она касалась шеи, Ран вздрагивал. От додзё до метро было минут десять ходу. Не бежать же, съежившись… А на мотоцикле в такую погоду еще хуже, чем пешком.
– Ран!
Он обернулся. На спинке скамейки, прикрытой от непогоды козырьком крыши, сидел, нахохлившись как воробей, Киё.
– Привет! – он помахал Рану рукой. Пришлось подойти. – Ужасная погода, да?
– Нормальная, – пожал плечами Ран.
– Ну, смотря с чем сравнивать, – улыбнулся Киё. – Недели две назад, помнишь, такая метель была, я думал, до метро не дойду, а ты? Был в тот день на занятиях?
Ран нахмурился, припоминая. Потом кивнул.
– Был.
– И как добрался? Не унесло? – он окинул Рана взглядом и широко улыбнулся.
– Не унесло, – качнул головой Ран. – Меня встретили.
В тот вечер за ним приехал Йоджи, у которого был выходной. Неожиданно приехал. Ран только успел из здания выйти, как на него наскочили, ошеломили потоком слов, оплели руками со всех сторон – иногда Рану казалось, что у Йоджи не две руки, а штук десять, как у какого-нибудь божества, – потащили к машине… «Что не позвонил?» – спросил он тогда, а Йоджи ответил: «А ты бы запретил приезжать».
– Встретили? – Киё вскинул бровь и чуть улыбнулся. – Девчонок обычно встречают.
– И что? – сухо спросил Ран. Тот пожал плечами.
– По-моему, он считает тебя своей девушкой. Логично. Он же натурал. У него по-другому просто не получится.
Ран на это не ответил. Он не рассказал Киё про их с Йоджи разрыв. Это никак Киё не касалось. И вообще никого не касалось. Он и Айе-то толком ничего не сказал. Кроме того, что думал – что так будет лучше. В тот вечер она обругала его матом – он в первый раз в жизни услышал такие слова от младшей сестры – и ушла спать.
– Что это? – Киё вдруг протянул руку и подхватил пальцами серьгу.
– Серьга, – ответил Ран. – Золотая.
– Он подарил? – спросил Киё, все еще держа украшение в пальцах.
– Нет, – Ран чуть двинул головой, освобождая серьгу. – Сестра.
Это было не совсем так. Серьгу Ран нашел в гостиной за диваном, когда пылесосил – кстати, слои пыли там были такие, словно не знали пылесоса годами. Вечером он вернул серьгу Айе, и та ахнула:
– Блин, а я думала, я ее с концами посеяла! Даже заказала такую же, в пару, чтобы ты не расстраивался…
– Почему за диваном? – мрачно спросил Ран.
– Не знаю, – беззаботно передернула плечами Айя. – Расстегнулась, наверное.
Ран решил больше на эту тему не размышлять. Ему совсем не хотелось думать о том, чем таким занималась его сестренка на диване, что у нее аж серьга расстегнулась…
– Только вот что мне с ней теперь делать? – Айя задумчиво рассматривала находку. Не очень задумываясь над своими действиями, Ран протянул руку, взял у нее серьгу и приложил к уху.
– Айя… проколешь мне мочку?

– Тебе не очень это подходит, – после небольшой паузы проговорил Киё.
– Ты же носишь серьги, – пожал плечами Ран.
– Так я уке, – усмехнулся Киё. Ран встал.
– Я пойду, Киё. Холодно.
– Может, зайдем в кафе? – Киё тоже встал. Он был ниже ростом. Просто раздражающе ниже. Ран не знал, отчего его это так бесит. – Выпьем чего-нибудь горячего…
– Я домой, – возразил Ран. – Скоро уже на занятия.
– Ты же всю ночь упражнялся, не спал! – удивился Киё. – Неужели еще и на занятия пойдешь? Свалишься же…
– Нормально. Я привык. Пока.
И стремительно зашагал к метро, подальше от Киёкадзу и его дурацких ухаживаний.

С тех пор, как Ран ушел от Йоджи, не было и дня, чтобы Хига не попался у него на пути. Это так раздражало, что Рану приходилось постоянно себя одергивать – потому что ему страшно хотелось набить Хиге морду. Киё домогался его как настойчивая девица, иначе не скажешь. А главной его фантазией было то, что Ран несчастлив с Йоджи, потому что тот не считает его мужчиной и не дает ему быть мужчиной. Сам же Киё, не иначе, считал Рана каким-то супермужчиной, чьи потребности он, Киё, готов был удовлетворить хоть прямо сейчас. Это особенно раздражало Рана еще и потому, что он никак не мог вспомнить – а всегда ли Киё к нему так относился, или это в разлуке образ его, Рана, в голове Киё приобрел такие монструозные черты.

Улица, ведшая к метро кратчайшим путем, оказалась перекрыта. Толпился народ. Между чужими спинами Ран увидел кусок желтой полицейской ленты.
Он уже собрался было развернуться и пройти другой дорогой, но тут человек, стоявший впереди, видимо, подумал примерно то же самое и отошел, так что Ран оказался в первом ряду.
Это была узкая улочка – однокашницы Рана по додзё предпочитали вечером по ней в одиночку не ходить. Ран, естественно, не боялся – и не только он. Один из таких бесстрашных лежал сейчас на асфальте – а над ним, лохматый, в мятом светлом плаще с грязными пятнами по низу, склонился Йоджи.
Рану показалось, что ему вмазали в солнечное сплетение. Волосы Йоджи были стянуты в хвостик, выбившиеся пряди почти скрывали лицо, но все-таки что-то видно было. Он очень похудел – так, во всяком случае, показалось Рану – и выглядел неухоженным и помятым. Рану припомнился один их профессор, который все ходил в университет с иголочки, а потом вдруг перестал бриться, костюмы его стали мятыми и не очень чистыми, белые рубашки посерели, виндзорские узлы на галстуках превратились в паучьи плетения, а потом галстуки и вовсе исчезли, как и пиджаки… И кто-то из девиц сказал, что от профессора жена ушла, потому он такой неухоженный.
Вот и Йоджи выглядел точно таким же неухоженным, и Ран подумал, что это очень странно – ведь до встречи с ним Йоджи был еще каким щеголем, он же и научил Рана одеваться и вообще привел его внешность в порядок, так в чем же дело?
В этот момент рядом с Йоджи возник – не подошел, а именно, как показалось Рану, возник, будто из воздуха соткался – высокий худой рыжий гайдзин в кипянно-белом плаще, на котором не было ни пятнышка грязи, словно его обладатель спустился с неба. Он склонился над плечом Йоджи и что-то сказал.
Йоджи дернулся, взмахнув руками и едва не ткнув рыжего сигаретой – тот, правда, очень проворно увернулся – и что-то заорал. Там, где стоял Ран, слов слышно не было, но хмурый мужик, видимо, следователь, их явно услышал, потому что заспешил к Йоджи. Подбежал, что-то сказал. Йоджи замолчал, резко развернулся и зашагал прочь. Хмурый что-то спросил ему в спину. Йоджи коротко ответил через плечо и ушел в толпу.
Он прошел практически в двух шагах от Рана – если бы повернул голову, то обязательно увидел – и Ран смотрел на него и не знал, то ли просить богов, чтобы Йоджи повернулся, то ли – чтобы нет, то ли окликнуть его, то ли отвернуться и накинуть на голову капюшон…
Йоджи прошел мимо, а Ран смотрел на него и не делал ничего.
Йоджи скрылся из вида. Вздохнув, Ран повернулся – и в упор встретил взгляд пронзительно-синих глаз.
– Привет, – проговорил рыжий. – Мы знакомы?
Ран хотел ответить, что в первый раз его видит – и тут вспомнил, что действительно встречал этого парня раньше – в метро, в тот день, когда заметил у Йоджи этот проклятый засос.
– Нет, – произнес он и развернулся, чтобы идти прочь.
– Не так быстро, – затянутая в белую перчатку рука легла ему на плечо. – У нас тут опрос свидетелей. Тебе придется задержаться.
– Я не свидетель, – возразил Ран. – Я шел мимо…
– Ты же из этой… – гайдзин пощелкал пальцами, – из школы, где драться учат…
– Из додзё, – проговорил Ран. – Да.
– Ну вот! – как-то нехорошо обрадовался рыжий. – Мы собираемся допросить всех из этого… додзё. Будешь первым.
Ран собрался было возразить, но тут к ним подошел тот самый, хмурый.
– Что у вас, агент? – неприязненно спросил он у рыжего. Тот просиял улыбкой.
– Этот молодой человек из додзё. Я думаю, имеет смысл с ним поговорить. Например, о том, почему он рано утром идет не в додзё, а наоборот.
Следователь посмотрел на Рана. И кивнул.
– Поедете с нами в отделение.

* * *

– Значит, по ночам занимаетесь?
Перед следователем стоял бумажный стаканчик с дурно пахнущим кофе из автомата. У следователя было серое от усталости и трехдневной щетины лицо, серые же мешки под глазами и тусклый взгляд. Наверное, он бы ненавидел Рана, но в измотанном организме не было сил даже на ненависть.
– Занимаюсь, – кивнул Ран. – У нас не запрещают.
– Разрешение на ношение холодного оружия есть? – следователь сунул в рот сигарету и прикурил.
– При мне нет холодного оружия, – холодно отозвался Ран. Следователь окинул его мрачным взглядом.
– Что, днем слишком занят? На додзё времени нет?
– Учусь и работаю, – отрезал Ран.
– А спите когда?
– Редко.
Следователь подвигал губами. И склонился к бумажкам.
– Что вы делали двадцать шестого ноября, с двенадцати до двух часов ночи?
Ран посмотрел на свои руки. Двадцать шестое… как раз тогда Йоджи пришел утром… с засосом этим… как будто это тысячу лет назад было.
– Я спал.
– Где?
– Дома. В кровати.
Следователь снова заглянул в бумажки.
– Дома? Вы имеете в виду дом своих родителей? Если я не ошибаюсь…
– Нет, – перебил Ран. – Я там… не жил тогда.
– Где жили?
– У друга, – он упорно смотрел на край столешницы.
– Какого друга? – скучно спросил следователь.
– Неважно.
– Еще как важно. Адрес на бумажке напишите. Друг может подтвердить, что вы никуда не выходили?
– Нет. Его не было дома. Он работал в ночную смену.
– Кто-нибудь еще может подтвердить ваше алиби?
– Нет. Я был один.
Следователь шумно вздохнул и раздавил сигарету в пепельнице.
– Хорошо. Третьего декабря, также с двенадцати до двух, где вы были?
– Там же, – пожал плечами Ран.
– И опять без свидетелей?
– Да.
– А ваш друг?
– Опять был на смене.
Крякнув, следователь закурил новую сигарету.
– Интересно. Как же вам с другом не повезло, Фудзимия-сан. Имя, – резко приказал он. Ран дернул ртом. Следователь наклонился к нему через стол.
– Фудзимия-сан, мне нужно его имя. И как с ним связаться.
– Кудо Йоджи, – сквозь зубы ответил Ран. – У вас работает. Судмедэксперт.
Несколько секунд следователь рассматривал его, как зоолог – животное невыясненного вида. Потом снял с телефона трубку.
– Лабораторию. Акико-тян, доброе утро! Мне Кудо нужен. Ах, ушел… Совсем или?.. Ах, вышел… Надолго? Понятно. А он про рапорт… ах, вот что! Я понял. Акико-тян, когда он вернется, передайте, пусть Томояме позвонит. Спасибо.
Бросил трубку и прошипел сквозь зубы:
– Вот скотина.
Ран едва зубами не заскрежетал.
– Я вам еще нужен, господин следователь? – сухо спросил он.
– Подпишите протокол допроса и подписку о невыезде, – тот протянул Рану документы. – И свободны. Пока.
Ран поставил оттиски на двух экземплярах протокола и одном – подписки – и встал. Следователь смотрел на него снизу вверх.
– Вы бы, Фудзимия-сан, не ходили бы все-таки по ночам в додзё. Как бы вам голову не попытались снести…
– Спасибо, – коротко ответил Ран и зашагал к двери.
Как бы голову не попытались снести… Отлично. Пусть попытаются. А вдруг у них получится?

* * *

В лаборатории было хорошо. Просто зашибись, а не жизнь. Особенно комната отдыха: диванчики, телек, чайник, кофеварка…
На третьей или четвертой чашке кофе Йоджи обнаружил, что у него кончились сигареты. Пришлось сползать с дивана, выключать телек – а тетка, судя по виду, домохозяйка, как раз собиралась ответить на вопрос, в каком году был Инцидент в Икеда-я (варианты ответов: в 1369, в 1745, в 1865, в 1905) и выиграть миллион йен. Жалко, конечно, теперь он так и не узнает, в каком году в натуре был этот дурацкий инцидент…
Ран наверняка знает…
Нужных сигарет в ближайшем ларьке не было, пришлось переходить улицу и тащиться в «Семь одиннадцать». Заодно он купил пару банок пива, сухариков, чипсов и молока для Акико-тян. Расплатился, вышел на улицу – как раз в этот момент из-за туч выглянуло солнце. Йоджи поправил темные очки и порадовался, что вообще их надел. Удобно – глаз не видно, синяков под ними – тоже, опять же, солнце не мешает.
Поправил очки – и замер. Прямо перед ним, только на той стороне дороги, высилось серое, похожее на присевшего на задние лапы динозавра, здание ГПУ. С крыльца которого сходил Ран.
Как назло, именно сегодня на чертовой улице не было чертовой пробки – просто машины шли сплошным потоком, не то чтобы быстро, но и не медленно, фиг проскочишь. Йоджи помчался к переходу, матеря себя на все лады.
Естественно, он не успел. Когда он оказался на той стороне, Рана уже не было видно. Но у крыльца ГПУ Йоджи налетел на Аску.
– Ран! Ты Рана видела?
– И ты здравствуй, – слегка обиженно отозвалась Аска. – В смысле, где видела?
– Здесь! Только что! Он вышел из нашего здания! Надо его догнать!
– Зачем? – подняла бровь Аска.
– Как зачем?! – вскинулся Йоджи. – Ну… надо догнать! Надо поговорить!
– Йоджи, с ума не сходи, – проговорила Аска. – Ты знаешь адрес его родителей. Если тебе нужно с ним поговорить – просто сходи и поговори.
Йоджи показалось, что он воздушный шарик, из которого вдруг резко выпустили весь гелий. Аска смотрела на него проницательно и мрачно.
– Откуда ты знаешь? Я тебе не говорил.
– Что Ран ушел? – уточнила Аска. – Так по тебе понятно. Поговорил бы ты с ним, а?
Йоджи пожал плечами.
– Зачем? Смысл?
– Смысл? – переспросила Аска. Йоджи чиркнул спичкой.
– Он не будет слушать.
– Йоджи, откуда…
– Я знаю, – он снова дернул плечом, выкинул едва начатую сигарету и вошел в здание ГПУ. У него была цель: комната отдыха, телевизор, диван и пиво. Но едва только Йоджи вошел, как его окликнули:
– Кудо! Есть разговор!
Йоджи обернулся. К нему шел следователь Кто-то-яма. Или Яма-кто-то. Йоджи совершенно не интересно было выяснять этот вопрос.
– А, господин следователь! – он весело взмахнул пакетом. – Если вы насчет рапорта, то я как раз сейчас…
– К черту рапорт, – отмахнулся опер. – И так ясно, что мужику снесли башку катаной. У меня вопрос к тебе. Знаешь парня по имени Фудзимия Ран?
Йоджи сильно вздрогнул. Поставил пакет на первый подвернувшийся стол. Первая мысль – тревога: Ран во что-то влез, вторая – тоска: ну почему он не оставляет меня в покое?! – и третья –странная, почти противоестественная радость: он действительно был здесь, был в этом здании, совсем недалеко…
– Знаю, – осторожно произнес он. – А что?
– Он был рядом с местом преступления, – ответил «Яма». – Агент наш его засек.
– Что, там больше не было никого, что ли? – чувствуя злобное глухое раздражение, нарастающее изнутри, спросил Йоджи.
– Наш гений его выделил. Говорит, подходящая эмоциональная волна. Даже сам разговаривать не стал, мне поручил. Но дело не в этом. Парень говорит, он обе ночи, когда были убийства, провел у тебя дома. Это правда?
– Ну… – буркнул Йоджи и сел на край стола.
– Ты что, квартиру друзьям под свиданки сдаешь? – поинтересовался опер. – Знаешь, кто мог бы засвидетельствовать его алиби? Ну, я не знаю, бабу, может, он привел или…
В глазах потемнело. Йоджи резко спрыгнул со стола, шагнул вперед и толкнул опера в грудь.
– Слушай, ты… да пошел ты… какое тебе дело… с кем спит Ран… и вообще спит он с кем-то или нет… никого там с ним не было, понимаешь, ты, легавый, твою мать?! Не было там никого и быть не могло, блядь!
И рванулся вперед – двинуть в морду, вмазать в стену, выбить из себя это клятую боль – но тут на нем повисли с двух сторон, и Аска заорала в самое ухо, что он придурок, и пусть стоит спокойно. Зрение начало проясняться. Следователь смотрел на него с выражением глубоко шока в глазах.
– Ну, Кудо… – выдавил он наконец. – Ты это… голову подлечи, о'кей? Или проспись.
И ушел. И только тогда Йоджи отпустили.
– Домой, – сквозь зубы рявкнула Аска. – Спать. Сейчас же.
– Отвали, – устало бросил Йоджи.
– Кудо, ты совсем уже…
– Да не зови ты, мать твою, меня Кудо! – заорал Йоджи прямо ей в лицо. Несколько секунд Аска смотрела на него, широко распахнув глаза. Потом губы ее дернулись, но она ничего не сказала – развернулся и пошла прочь.
Йоджи оперся руками о стол позади себя и попытался глубоко вздохнуть. Не вышло. На него посмотрели – косо, бегло – и тут же отвели глаза. Ну, сорвался человек. Дома проблемы, работа задолбала. Бывает. Чем тут поможешь? Надо пережить… Юная сержанточка, сидевшая на регистрации и сейчас как раз сменившаяся, осторожно коснулась его руки чуть ниже закатанного почти до локтя рукава рубашки.
– Кудо-сенсей… хотите, я вас подвезу?
От ее прикосновения он дернулся, как от удара током. Посмотрел в упор – и покачал головой. И вышел во вращающиеся стеклянные двери.

* * *

Фамилия у брата Наги была почти непроизносимая – Кроуфорд. Но Айя долго тренировалась, и наконец у нее началось получаться правильно, почти без акцента – она заметила, что Брэд передергивается от того, как японцы коверкают его фамилию. Имя его ей тоже страшно нравилось – да и вообще, весь он ей страшно нравился. Правда, тут дело, кажется, было совсем безнадежно – Брэд был занят работой, Наги и еще Бог знает чем и, кажется, понятия не имел, для чего на свете существуют женщины. И Айя пребывала в некотором сомнении – а что ей делать? Он ей, конечно, нравился, но не настолько, чтобы из-за этого надрываться. Все-таки ей уже не шестнадцать, когда про каждого попавшегося на пути симпатичного парня думаешь, что он – твоя любовь навеки. Не говоря уж о том, что Брэд слегка не попадал в категорию «парня» – вполне так взрослый мужчина, у них, наверное, лет десять разницы… И к Наги относится как к сыну, а Наги ее на два года младше, а учатся они вместе, считай, ровесники. Короче, дохлый номер.
Но смотреть-то можно…
Они, собственно, собрались за рождественскими подарками. Началось все с того, что в столовой за ланчем Наги сказал, он не знает, что подарить Брэду на Рождество. Айя предложила отправиться нынче же вечером за покупками. Наги полез в свою сумку, достал пухлую тетрадь, что-то в ней проверил, после чего кивнул.
Вечером, после занятий, они вышли из университета вместе и отправились к стоянке – Брэд, сказал Наги, сегодня снова должен забирать подопечного с курсов, так что он, наверное, уже там, ждет.
А в двух уже шагах от стоянки Наги вдруг затормозил и резко повернулся к Айе.
– А может, мы его тоже возьмем?
– Кого, мистера Кроуфорда? – уточнила Айя. – Но мы же ему подарок собрались покупать.
– А мы просто выберем тайком, – предложил Наги, – а я потом сам куплю.
– Хочешь с ним побольше времени проводить? – проницательно усмехнулась Айя. Наги чуть пожал плечами.
– Ну… да. Он все время занят…
– Хорошо, – она кивнула. – Только он же будет отвозить…
– Угу, – буркнул Наги и помрачнел. – Подождем его. Если только этот не захочет… куда-нибудь.
– Этот? – спросила Айя.
– Ну да. Подопечный.
Тут они как раз дошли до стоянки, и разговор пришлось прервать.
Брэд уже был там. Они высказали ему идею, и он согласился и сказал, что как будет знать планы своего подопечного, так сразу и позвонит. Как раз появился и сам подопечный – и Айя его узнала. Это был Такатори Мамору, младший сын Такатори Рейдзи.
Айя это семейство по объяснимым причинам не любила, но Мамору всегда казался ей вполне приятным мальчишкой. Они вместе учились в средней школе – то есть, не вместе, конечно, в разных классах, но одновременно – и Айя знала, что учителя и товарищи по классу Мамору любят. Тем более удивительным показалось ей, что Наги среагировал на Мамору с явной неприязнью, настолько сильной, что ее чуть ли не потрогать можно было.
Брэд и юный Такатори сели в машину и уехали, а Наги и Айя пошли в кафе.
Наги напряженно молчал, и Айя в конце концов тоже замолчала – потому что трудно говорить, когда тебе ну совсем не отвечают. Молчание длилось минут десять – успела подойти официантка и принести их заказ. Наконец Айя не выдержала.
– Ты чего мрачный такой?
Наги мотнул головой и посмотрел на телефон. Наверное, в третий раз за последнюю минуту. Айя вздохнула.
– Ты так хочешь, чтобы он пошел с нами?
Наги кивнул. В этот момент зазвонил телефон. Лицо Наги осветилось изнутри, словно солнце выглянуло из-за туч.
– Алло?!
Несколько секунд спустя сияние погасло. И голос погас тоже.
– Да, Брэд, – тихо проговорил он. – Я понял.
И отключил телефон. Айя протянула руку через стол и взяла ладонь Наги в свою.
– Теперь он придет домой совсем ночью, – безнадежно проговорил мальчик. Его лицо дернулось. – Ненавижу этого придурка!
– Кого? – опешила Айя.
– Такатори, – выплюнул Наги. – Мамору. Балованный маменькин сынок. Все с ним носятся, а он… Ах, Мамору, какой он милый, какой он вежливый… ага. Ты знаешь, куда они поехали? – тихо спросил он, подняв глаза на Айю. Она покачала головой. Наги приблизился совсем вплотную и зашептал: – Брэд мне не говорит, но я и так знаю. Опять в клуб. Несовершеннолетним туда нельзя, но его пускают, потому что клуб принадлежит Такатори Хирофуми, старшему брату. И он там тусуется до трех ночи. А потом не встает утром в школу. А Брэд все равно утром к нему едет. А сначала – в офис. В четыре дома. В полвосьмого надо в офис.
– Господи! – Айя прижала руку к губам. А Наги сжал ее пальцы сильнее и придвинулся совсем близко – он, кажется, уже забыл, с кем разговаривает, ему было все равно, ему надо было просто выговорить кому-то наболевшее.
– У Брэда сердце слабое. С детства. И травма головы. У него боли дикие, на стенку лезет, врачи говорят – только обезболивающее морфинового ряда. А он не хочет. Боится привыкнуть. И кофе ему нельзя. И вообще стимуляторов никаких. А он за рулем. И так уже три года, как этому шапку надели. И на выходные могут вызвать.
– Какой ужас! Но так же нельзя! – возмутилась Айя. – Почему Брэд напарника не потребует?
– Потому что денег сильно меньше будет, – тоскливо проговорил Наги. – На меня много уходит. И на счет. Тоже мне. Если что-то случится. Вот.
Наступила пауза. Наконец Наги проговорил – совсем-совсем тихо:
– Он приходит – я уже сплю. Он уходит – я еще сплю. Даже кино вместе не посмотришь…
Айя побарабанила пальцами по столу.
– Так. Давай вот что. Что это за клуб?
Наги поднял на нее глаза.
– «Силвер Стар». А что? Ты собираешься туда…
– Ага, – Айя кивнула и вскочила на ноги. – Нам понадобится небольшая доработка, – она окинула Наги внимательным взглядом. – Чтобы нас пустили.
– Меня точно не пустят, – Наги пожал плечами. – Мне шестнадцать.
Айя многообещающе улыбнулась и вытащила из сумки косметичку.
– Пустят-пустят. Туда девушек парами пускают охотно и без очереди. И даже бесплатно, если повезет.
– В смысле – девушек? – Наги распахнул глазами. – Эээ… ты меня… красить, что ли, собралась?
– Ну да, – весело ответила Айя. – Только в туалет надо будет зайти. Можно нам счет, пожалуйста? – окликнула она официантку. Наги меж тем все не мог успокоиться:
– Ты сказала – девушек парами. Что значит – парами?
– То и значит, что парами, – подмигнула Айя. – Па-ра-ми. То есть, когда девушки вдвоем. Вместе. Ну, ты меня понимаешь?
Наги заморгал. Наги нахмурился. Наги покраснел.
И кивнул.

* * *

Вообще-то, Йоджи никуда не собирался. Он даже домой не собирался – мысль о доме была ему отвратительна. Правда, при таком раскладе было совершенно неясно, а куда же, собственно, идти. К Аске – нельзя. А больше некуда. Если только номер в гостинице снять…
Это показалось не такой уж и плохой идеей.
– Гостиничные номера отвратительны. Холодные, белые, безликие. И в каждом углу – воспоминания. Даже те, которых тут в принципе не должно быть.
А, ну конечно. Агент Малдер, чтоб его.
– Вали отсюда, – мрачно рекомендовал ему Йоджи. – Лови зеленых человечков.
– Сначала упейся до них, я потом половлю, – в тон ему ответил рыжий гаденыш. Он был все в том же костюме, таком белом, что аж глаза слепило. Просто ходячая реклама отбеливателя.
Йоджи его возненавидел с первой минуты, с первых же интонаций его гнусного голоса, когда интерполовская крыса склонилась над ним, осматривающим труп, и проворковала что-то вроде – не стоит, Кудо-сан, пепел на место преступления сбрасывать. Йоджи наорал на него, потом еще прикопался чертов Яма со своим рапортом, и Йоджи бежал оттуда, как полный псих.
А там Ран стоял. И рыжая сука его засекла, а Йоджи – нет.
– А ты каждого мужчину, приближающегося на три метра к твоему сокровищу, воспринимаешь как угрозу? – вскинул брови рыжий. Брови, кстати, тоже были рыжие. Значит, не крашеный. Ну или брови красит тоже.
Наверное, у Йоджи было очень ошеломленное лицо, потому что агент рассмеялся.
– Да, я читаю мысли, ты прав. Нас в Интерполе специально учат.
– Я бы не удивился, – мрачно сказал Йоджи.
– Я знаю, что ты должен сделать, – меж тем продолжал рыжий легкомысленным тоном. – Тебе надо поехать в какой-нибудь клуб, снять там девушку и поехать к ней. Ну, или даже не к ней, если она не свободна, а в отель. По крайней мере, ты будешь не один и будешь занят. Не до мыслей.
– Чего тебе от меня надо? – устало спросил Йоджи.
– Поговорить, – тут же отозвался рыжий. – Меня, кстати, Шульдихом зовут.
– О чем поговорить?
– Ну, например, о твоем друге Ране…
– Я не хочу о нем говорить.
– А зря, – уже без улыбки сказал Шульдих. – У него могут случиться неприятности. Алиби нет, катаной владеет…
– Мотив, – мрачно сказал Йоджи. – Мало ли, у кого из токийских кендоистов на это время алиби нет.
– У многих, – согласился Шульдих. – Но никто из них не шел мимо места преступление в утро после убийства, причем из додзё, а не наоборот.
– Надо быть психом, чтобы убить и рядом шнырять.
– Ну, а кто сказал, что убийца – не псих? – выгнул левую бровь Шульдих. – Я не говорил.
– Чего тебе надо?! – не выдержал Йоджи.
– Успокойся для начала, – рыжий прищурился. – Пойдем со мной. Я вызнал неподалеку славный клуб. Самое подходящее место, чтобы найти девушку, жаждущую приключений. Или просто забыться. Пойдем-пойдем, – и начал подталкивать Йоджи к краю тротуара, у кромки которого была припаркована неприлично красная гоночная машина.
Йоджи мысленно махнул на все рукой и пошел. Клуб так клуб. Почему бы и нет. Какая, в конце концов, разница…
А клуб оказался ничем иным, как йоджиным когда-то любимым «Сильвер Старом». Потом, когда появился Ран, Йоджи как-то на клубы забил… а потом некогда стало, работа и все такое… Ну что ж, тряхнем стариной, что ли…
Внутрь они попали как-то очень быстро – то ли Шульдих интерполовской карточкой помахал, то ли просто зубы охраннику заговорил. От мечущегося света и бьющей в диафрагму музыки Йоджи сразу стало нехорошо, и Шульдих оттащил за затемненный столик в чиллаут-зоне.
– Отвык? – спросил он, весело скаля фосфорически светящиеся зубы. – Ну, привыкай…
И исчез. За выпивкой, видимо, пошел. Наверное, вяло подумал Йоджи, исчезать их тоже в Интерполе учат. И носить белые костюмы так, чтобы ни пятнышка. Тогда что ж Малдер в сериале такой вечно замурзанный? Ах ты черт, он же фэбээровец, точно…
Глаза меж тем слегка привыкли к полутьме, и Йоджи осмотрелся.
Здесь было потише, не дергались в пароксизме танцоры, у барной стойки сидели преимущественно слегка одетые девицы – притомившиеся работницы любовного фронта высшей категории – и угрюмые мужики в почти одинаковых темных костюмах и с гарнитурами рации в ушах. Это были телохраны молодых крутышей обоего пола. Сколько Йоджи помнил этот клуб, они всегда занимали места возле стойки. Девицы и мужики не разговаривали друг с другом никогда, что было понятно – и те, и другие были на работе.
Внезапно Йоджи померещилось знакомое лицо. Он прищурился и пригляделся повнимательнее – так и есть, Кроуфорд. В следующий момент Йоджи чуть не проглотил сигарету – рядом с Брэдом сидел парнишка, ужасно юный, почти мальчик, вряд ли больше шестнадцати, и то спасибо, если есть. У мальчишки были длиннющие ресницы – подкрашены, что ли? – и изящно растрепанные темные волосы – такую растрепанность часа два перед зеркалом создают, Йоджи знал. Форменные штаны, рубашка навыпуск, верхняя пуговица расстегнута, галстук ослаблен. И все так небрежно и изящно. Когда мальчик чуть тряхнул головой, что-то блеснуло в его левом ухе, и Йоджи, приглядевшись, увидел, что это длинная золотая серьга – типа той, что Ран подарил сестре два года назад.

Мда. Йоджи еще раз посмотрел на Кроуфорда. Кто бы мог подумать…
Педофилию Йоджи крепко не уважал. Что, в конце концов, за гадость – трахать существо, у которого еще мозг не вырос? Ну, то есть, если тебе больше восемнадцати, это тоже не гарантия, что он вырос, но все-таки… хоть по документам – должен был. Йоджи стало обидно – подумать только, Кроуфорд, такой классный мужик – и нате вам. Хотя минутку. Он сидит за стойкой и выглядит как телохран – так, может, это его подопечный? С другой стороны, разговаривают так нежно, вон, американец даже улыбается, фига себе… Может, и правда подопечный, кто его знает, что у них за отношения. «Кицуну» хотя бы вспомнить…
А мальчик на Рана походит чем-то, вдруг подумалось ему. Тоже мрачный взгляд и глаза щурит. И говорит мало. Наверное, Рану пошла бы серьга…
– Куда смотрим? – спросили у него над ухом. Йоджи подпрыгнул.
– Что за манера – подкрадываться?!
– Извини, профессиональное, – Шульдих обошел стол и сел напротив. Обернулся, посмотрел явно на Кроуфорда.
– Знакомый?
– Да.
– А кто такой?
– А тебе чего? – раздраженно спросил Йоджи.
– Интересно, кто снял такого красивого мальчика, – усмехнулся во все зубы Шульдих.
– Ты высокий ценитель мужской красоты?
– Я вообще высокий ценитель прекрасного, – и снова сверкающая улыбка. – Так кто?
– С чего ты вообще взял, что он парня снял? – с непонятным самому себе раздражением спросил Йоджи. – Может, они…
– Родственники, – подсказал Шульдих., выуживая из своего коктейля оливку. Йоджи он принес пива, за что тот был рыжему невольно благодарен.
– Он телохран, – сердито проговорил он. – Может, это его клиент?
– А кто он-то? – ласково спросил Шульдих.
– Брэд Кроуфорд, – отчеканил Йоджи. – Много информации получил?
На мгновение Йоджи показалось, что Шульдих замер, как замирает в траве почуявшая добычу гончая. Но этот длилось меньше секунды – и Йоджи решил, что, скорее всего, ему померещилось.
– Ну, например, что он не японец, – мурлыкнул рыжий, даже не расслабляясь – обмякая в кресле.
– Это так важно?
– Это совсем не важно.
В этот момент взгляд Кроуфорда упал на Йоджи. Американец прищурился, вглядываясь в полумрак, и секундой спустя его лицо озарилось улыбкой узнавания. Что-то сказав мальчику, он слез со стула и направился к столику Йоджи и Шульдиха. Мальчик последовал за ним.
– Привет, – проговорил американец, приблизившись и протягивая Йоджи руку. – Какими судьбами?
– Да вот, – Йоджи, не вставая, пожал протянутую ладонь, – занесло. А ты?
– Охраняю подопечного, – без улыбки ответил Кроуфорд. – Вот, кстати, Кудо, знакомься – Наое Наги, мой приемный сын. Наги, это Кудо Йоджи. – и вопросительно посмотрел на Шульдиха, видимо, ожидая от Йоджи ответной услуги по представлению.
Йоджи стало слегка стыдно за свои мысли. Хотя, если задуматься, что мешало Кроуфорду держать в любовниках приемного сына?
Интересно, а в какое-нибудь другое русло он может мысли направить? Это все спермотоксикоз, подумал Йоджи и неожиданно разозлился сам на себя. Ну какого хрена он ведет себя как брошенная перед алтарем невеста?! Он решительно схватил стакан с пивом.
– Кроуфорд, это Шульдих, – он махнул рукой в сторону белого костюма. – Он мой… типа коллега, – и не удержался от гримасы. – Присоединитесь? Выпьете?
– Присоединимся, но пить не будем, – махнув Наги рукой, Брэд сел на свободный стул. Наги подтащил к столу четвертый стул и тоже сел. – Наги еще рано, а я на работе.
– Рано?! – вскинул брови Йоджи. – А как же он в клуб попал?
Брэд посмотрел на воспитанника с явным неодобрением.
– Прокрался. Неостроумным способом.
Наги опустил голову, и челка завесила глаза.

* * *

Вообще-то, способ был очень даже остроумным, по мнению Наги. Конечно, появляться в клубе в виде девчонки было стремно, но сколько приятных минут ему доставила подготовка… Айя выпустила ему рубашку из брюк, велела снять пиджак, расстегнула пуговицу, ослабила галстук, вдела ему в ухо одну из своих серег, взбила волосы в изящную растрепанность, накрасила… И все это время она к нему прикасалась: быстро, уверено, смело… Смотрела только на него. Была занята только им. Такая красивая, такая взрослая, такая близкая Айя…
А у входа в клуб произошло самое классное. Айя, когда они подходили, расстегнула на Наги куртку и приобняла его за талию, причем под курткой, а совсем уже в двух шагах от входа, там, где их могли видеть, вдруг чуть притормозила, взяла его за подбородок, развернула к себе и поцеловала в губы.
Разумеется, это был не настоящий поцелуй, просто прикосновении губ к губам, но все же… От Айи классно пахло духами. И губы у нее были мягкими и тоже пахли чем-то ужасно вкусным. Сердце Наги заколотилось так, что чуть из груди не выпрыгнуло. Он забыл закрыть глаза – и совсем близко-близко увидел приопущенные веки Айи в голубых блестках теней и ее длиннющие черные ресницы.
Мгновением спустя Айя отстранилась. Ее глаза лукаво поблескивали.
В клуб их пустили без проблем – видимо, оценили маленькое представление, к Наги даже особо никто приглядываться не стал. Оказавшись внутри, Айя пошла занимать столик, а Наги – в туалет, смывать макияж. Не хватало еще, чтобы Брэд его таким увидел.
Когда он вернулся, Айя сказала:
– Я тут неподалеку видела Мамору. Наверное, тебе не стоит ему на глаза попадаться?
Наги кивнул.
– Хорошо. Тогда давай найдем мистера Кроуфорда. Где он может быть, как ты думаешь?
– В чиллауте, наверное, возле стойки, – ответил Наги. – Оттуда хорошо видно танцпол.
– Ну, иди тогда, – Айя улыбнулась. – А я тут посижу. Потанцую, может, – и она подтолкнула его. – Иди-иди.
Брэд действительно был возле стойки. Скучающе смотрел на танцпол и пил минеральную воду. Холодея от собственной наглости, Наги взобрался на соседний стул и обратился к бармену:
– Апельсиновый сок, пожалуйста.
Бармен слегка шевельнул бровями, но никак заказ не прокомментировал, только спросил:
– Свежевыжатый, господин?
– Да, – сказал Наги. И повернулся к Брэду. Приемный отец смотрел на него с легкой растерянностью во взгляде – видимо, только что повернулся на знакомый голос и не вполне осознал, кто перед ним. Его брови медленно поползли вверх.
– Наги?!
Наги не выдержал и широко улыбнулся.
– Привет, пап.
– Ты что тут делаешь?! – в голосе Брэда еще не было гнева, но негодование – уже нарастало.
– Я тебя хотел увидеть! – вцепившись в стакан с соком, быстро ответил он. – А ты не смог пойти с нами за покупками, ну, Фудзимия-сан и предложила пойти сюда. Я ничего. Я только посижу с тобой немножко, а потом мы уйдем. Пожалуйста, – и посмотрел на Брэда, хлопая глазами. Он знал, что это поможет, хотя обычно предпочитал такие методы не использовать. В конце концов, он же не девчонка.
Брэд наклонился и присмотрелся к его лицу повнимательнее.
– У тебя что, тушь на ресницах?
– Нет, – быстро ответил Наги. – Наверное, в темноте так кажется…
Брэд нахмурился.
– Я считал эту Фудзимию серьезной девушкой. Боюсь, я не могу больше позволить тебе с ней видеться.
Наверное, у Наги в этот момент вытянулось лицо, потому что Брэд не выдержал – и улыбнулся.
– Это невероятно, Наги – ты не сидишь дома и не корпишь над своей драгоценной тетрадкой, а зависаешь в ночном клубе. Это не самое лучшее времяпрепровождение, но хоть какое-то разнообразие, – он протянул руку, чтобы потрепать Наги по волосам, и тот невольно прильнул к гладящей его ладони, как кошка. – Это что у тебя, серьга?
Он кивнул.
– Фудзимия-сан дала, для маскировки.
– А когда же ты успел уши проколоть? – удивился Брэд. Наги приподнял брови.
– Так мне еще в детском доме пробили, ты разве не видел?
– Да? – отец покачал головой. – Не видел. Надо же… Так где твоя девушка? Почему ты ее сюда не привел?
Наги покраснел по смеющимся взглядом Брэда.
– Она мне не девушка. Она… она взрослая. И красивая. И…
– И она тебе нравится? – Брэд улыбнулся. Наги уныло вздохнул. – Она же не сильно тебя старше. Все-то два года…
– Они все считают меня сопляком, – недовольно буркнул Наги. – Типа, какой-то пацан уже учится в университете…
– Так тем лучше, – Брэд отхлебнул воды. – А в следующем году ты будешь на третьем курсе, а они – на втором. То есть, ты будешь как будто даже старше. Ты умный и красивый. Почему ты думаешь, что ты ей не можешь нравиться?
– Она обращается со мной как с ребенком, – пробурчал Наги.
– А ты не веди себя как ребенок, – Брэд улыбнулся. – Пригласи ее на свидание. Подари цветы. Расскажи ей про свою работу. Хочешь, я тебе больше карманных денег буду давать, чтобы тебе не только на ингредиенты хватало?
Наги покраснел и заулыбался.
– Не надо, пап…
– Ну, смотри. Ты только скажи, это не проблема. Должна же и у тебя быть девушка, самый возраст.
Тут он замолчал, глядя куда-то в сторону. Наги оглянулся.
– Что такое, пап?
– Знакомый, – слегка удивленно проговорил Брэд. – Странно, не думал, что он…
Он слез со стула и, махнув Наги, направился в сторону столика, где сидели, как разглядел мальчик, двое: развалившийся на диване блондин, кажется, полукровка, и рыжий гайдзин в невероятной белизны костюме.
– Привет, – Брэд остановился перед столиком и протянул блондину руку. – Какими судьбами?
В этот момент рыжий повернулся и посмотрел на Наги. Мальчик вздрогнул под пристальным взглядом голубых глаз.
Он совершенно точно уже видел где-то этого гайдзина.

* * *

После того, как Наги ушел, Айя, решив, что вряд ли мальчик вернется скоро, побесилась немного на танцполе, а потом направилась в туалет – единственное относительно тихое место в клубе – чтобы позвонить домой.
Трубку сняла, по счастью, мама, а не отец и не Ран. Айя сообщила, что придет сегодня поздно и сказала, где она.
– Только папе и Рану не говори, ладно? – попросила она напоследок. – Скажи, что я у Хикари-тян, что ли… А то они…
На том конце прозвучал вздох.
– Да уж знаю, что они, – мама снова вздохнула. – Нашла ты, доча, время… видишь же, Ран у нас в каком состоянии…
Айя раздраженно передернула плечами, хотя мама этого видеть не могла все равно.
– Мам, ну что нам теперь, всем траур надеть? Он же не мальчик уже, у которого плюшевого бегемота отняли…
Голос мамы стал строгим:
– Айя, сколько я тебя просила не упоминать о бегемоте?
Айя заулыбалась.
– Все, молчу. Мам, я потанцую только немножко, ладно? Я пить не буду, ни капли, честное слово.
– Хорошо, – мама вздохнула еще глубже. – Только поосторожнее, дорогая, ладно? И возьми такси на обратную дорогу. Ты там одна?
– Я с друзьями, – в конце концов, это почти не было враньем. – Такси возьму. Пока, мам.
На танцполе творился отжиг, и Айя направилась прямиком туда. Пить она и правда не собиралась. Зачем? И так весело.

* * *

Подперев голову ладонью, Кроуфорд с некоторым удивлением наблюдал, как Йоджи допивает шестую кружку пива. Три литра, автоматически подсчитал он. Кудо не выглядел пьяным. Разве что трепался много – в основном травил анекдоты, через раз неприличные, и начиная очередной, извинялся и тянулся через стол, чтобы прикрыть Наги уши. Наги неизменно уклонялся – плавно и с улыбкой. Вежливо, в общем. Хороший мальчик.
Мамору все еще зажигал на танцполе – Кроуфорд видел его тонкую фигуру в окружении группы парней и девушек. Среди них он выглядел неприлично юным.
Пару раз он заметил среди танцующих Фудзимию. Она тоже их увидела и помахала Наги рукой. Он помахал ей в ответ, и Йоджи обернулся, но девушка уже исчезла из виду.
– Подружка твоя? – он подмигнул Наги. – Предпочитаешь девушек постарше?
Наги вежливо улыбнулся и снова смолчал. Брэд вздохнул. Мальчика следовало услать.
Гайдзин со странным именем Шульдих – немец, что ли? – сидел по большей части тихо, лишь время от времени Кроуфорд ловил на себе его пристальные взгляды. Это странное внимание слегка нервировало. Что за фигня? Может, ему тоже, как и Кудо, парни нравятся, и рыжий к нему присматривается? Правда, взгляды эти никак не напоминали флирт, но кто его знает… вдруг он застенчивый? Во всяком случае, никакого другого объяснения ему в голову не приходило.
Как раз в тот момент, когда Йоджи принялся рассказывать очередной анекдот, на этот раз, к счастью, приличный, Фудзимия Айя подошла к их столу.
– Уф, – она оперлась на стол, и Брэд и Наги одновременно вскочили, чтобы уступить ей место. – Не могу больше. – Она улыбнулась Наги и опустилась на место Брэда. Наги, слегка надувшись, сел обратно, а Брэд, внутренне посмеиваясь, подтащил к столу еще один стул. – Утанцевалась.
– Принести тебе что-нибудь выпить? – спросил Брэд, но прежде, чем Айя ответила, прозвучал голос Йоджи:
– Она не пьет. Она еще маленькая. – Когда все взгляды устремились на него, Йоджи отсалютовал Айе кружкой. – Привет, принцесса!
– Йоджи?! – Айя привстала. – А ты что здесь… ну… в смысле…
Она смешалась, покраснела и умолкла. Йоджи ухмыльнулся, причем, как показалось Брэду в полумраке, с оттенком жестокости.
– А я тут отдыхаю, Айя-тян. Так сказать, расслабляюсь душой. Забываюсь. Вот щас, – он заглянул в свою опустевшую кружку, – закажу еще выпивки и совсем расслаблюсь и забудусь. – Он поднялся на ноги и направился к бару. Надо сказать, его даже почти не шатало.
Айя осталась сидеть, вперив взгляд в стеклянную столешницу. Слегка понизив голос, Брэд обратился к ней:
– Я прошу прощения, вы, я так понимаю, знакомы с Кудо-саном?
Айя кивнула. Судя по всему, она была ужасно расстроена.
– Может быть, вам стоит поехать домой? Судя по всему, Кудо-сан намерен… всерьез развлечься сегодня.
Айя покачала головой.
– Я останусь. Мне нужно с ним поговорить. Обязательно.
– А ты? – Брэд повернулся к Наги. – Вот тебе точно следует уже быть в постели.
– Можно, я еще побуду? – умоляюще посмотрел на него Наги. – Не хочу ехать домой один…
На мгновение у Брэда возникло стойкое ощущение, что надо, обязательно надо отправить Наги домой прямо сейчас. С другой стороны… ему придется вызвать такси, он приедет один в пустой темный дом… и конечно же, спать не ляжет, а полезет в свой дурацкий подвал к своим дурацким колбам… нет, пусть лучше останется. Наверное, Мамору скоро напляшется, и Брэд повезет его домой, и возьмет Наги. Чтобы был под присмотром.
Вернулся Йоджи с подносом, на котором стояло пять кружек с пивом и пять рюмок водки. Брэду показалось, что он выглядит чуть более пьяным, чем до этого. Видимо, принял возле стойки.
– Кто-нибудь будет? – он поставил поднос на стол и обвел компанию слегка помутневшим взглядом. Шульдих покачал головой и приподнял бокал с коктейлем, словно говоря – у меня есть. Брэд слегка улыбнулся.
– Я же на работе, Йоджи. А Наги еще рано.
– Принцесса? – Йоджи с нежной улыбкой посмотрел на Айю и наклонил голову.
– Спасибо, Йоджи, – чуть неестественным голосом отозвалась она. – Я обещала маме, что не буду…
– Ну да, – Йоджи смотрел на нее, и хотя губы его улыбались, взгляд был колючим и ледяным. – Мама с папой не одобрят. Не говоря уж о брате, – он подмигнул. Брэд увидел, что Айя побледнела. Но, тем не менее, не произнесла ни слова – так может, ему показалось?
Йоджи меж тем с притворной грустью обозревал кружки и рюмки.
– Ну что ж… придется самому.
Брэд вздохнул. Имело, пожалуй, смысл, дойти до Мамору и поинтересоваться, долго ли они еще будут тут торчать. И заодно взять еще минеральной воды в баре.
– Наги, Фудзимия-сан, вам принести чего-нибудь попить?
– Сока, – попросил Наги.
– И мне тоже, – тихо проговорила Айя.
Брэд поднялся из-за стола – и в этот момент поймал взгляд рыжего, устремленный на Наги. Все-таки он был силовиком, хотя ему это и не нравилось, телохранителем, и подобные взгляды… Шульдих смотрел так, словно он только что сложил два и два. И что-то понял. И принял к сведению. И это очень важно.

* * *

Сначала было весело.
Все-таки правы те, кто говорят, что пиво без водки – деньги на ветер, пустая трата времени и все остальное. Напиться удалось легко и непринужденно. После первой пары пиво плюс водка потянуло танцевать. Правда, компанию ему составил только Шульдих. Жаль. Йоджи бы не отказался потанцевать с Айей. Когда она двигалась, она была невыносимо похожа на Рана, особенно сейчас, когда ее волосы были пострижены, а в полутьме клуба было сложно понять, какого они цвета.
Хотя зачем… наплевать… неважно…
Рыжий был гибким и ловким, грациозным от природы, но танцевать, судя по всему, ему приходилось нечасто. Тем не менее, он вполне себе интимно прижимался к Йоджи и, склонившись к самому его уху, о чем-то расспрашивал. О какой-то сущей ерунде, как показалось Йоджи – что-то там о Кроуфорде, о его приемном сыне… запал он, что ли, на американца? В конце концов, Йоджи это надоело, и он ушел от рыжего в другой конец танцпола. Гайдзин его не возбуждал. Его вообще мужики не возбуждали. Пусть идут на хуй. Или в жопу. В зависимости. Никаких больше мужиков в его жизни.
Он еще немного потанцевал, поклеил какую-то девицу – она вроде была не против, но ему это быстро надоело, и он ушел с танцпола к барной стойке. Выпил еще водки. Залил сверху пивом. Тело было легким, как перышко.
– Привеееет, – сказали рядом низким бархатистым голосом. Йоджи обернулся и увидел симпатичную крошку – слегка за двадцать пять, коротко стриженную, волосы – крашеные в яркий каштан, нарочито чрезмерный макияж, крупные кольца серег в ушах. Она выглядела бы как расслабляющаяся деловая леди, если бы не неожиданная деталь – капелька стразины в крыле носа. Подумать только, бизнес-леди с пирсингом.
– Угостите даму сигаретой? – проворковала она, наклоняясь так, что ее обтянутая блестящим топиком грудь размера, наверное, третьего, почти легла на стойку.
Йоджи сияющее улыбнулся и извлек из кармана пачку, но, завидев ее, дама наморщила носик.
– «Галуаз», фу… Слишком крепкие. Угостишься?
Она протянула ему пачку и улыбнулся – легко и соблазняющее. Йоджи пригляделся к сигаретам – и обнаружил, что это нифига не сигареты, а папиросы. Покурить предлагает, ну, понятно…
Хотя, с другой стороны, а почему бы…
– Сколько? – ласково спросил Йоджи. Она окинула его взглядом с ног до головы.
– Двадцать долларов за штуку. Всю пачку отдам за двести баксов.
– Хватит и одной, – Йоджи вытащил папиросу из пачки и протянул даме двадцатку. Она опустила банкноту в декольте и моментально исчезла.
Курить травку у стойки явно не стоило. Да и на танцполе тоже. Йоджи допил пиво и направился к туалету.
Здесь, кстати, воняло травой так, что можно было бы просто постоять и подышать – приход гарантирован. Усмехнувшись этим мыслям, Йоджи раскурил самокрутку.
По шарам дало моментально. Земля под ногами поплыла, и Йоджи подумал, что, наверное, вполне может сейчас взлететь…
Хотя с земли вряд ли получится, думал он, выходя из туалета. Может, поехать домой и выпрыгнуть из окна? Или забраться на крышу какого-нибудь здания… по стене, ага. Йоджи рассмеялся, представив себе, как ползет по стене, на манер человека-паука из комиксов.
Ему было хорошо. Правда, он почти ничего не видел – свет в клубе, что ли, притушили? По бокам было вообще темно, но впереди еще как-то можно было что-то разглядеть. Танцующих людей, например – офигительно красивых людей, веселых, сияющих. Подумать только, люди сияли, как брильянты – это было так смешно, что Йоджи привалился спиной к стене, чтобы не упасть на пол от припадка хохота.

А потом он увидел эту красотку – он стояла в конце коридора, в который превратился его мир, спиной, и сначала он увидел только коротко стриженный затылок и красные пряди, даже на фигуру не обратил внимания, и сердце его перестало биться. Он не билось, наверное, минут десять, а может, двадцать, или все полчаса, пока она не развернулась, и Йоджи не увидел ее лицо. Он успел даже удивиться, как это он не умер.
Она была реально красоткой, а волосы – не красные, малиновые, и такого же цвета костюм, типа деловой – типа потому, что не бывает таких деловых костюмов, чтобы пиджак так обтягивал грудь, а юбка – задницу, и, глядя на эту красоту, Йоджи подумал, что он был чертовым идиотом, потому что потратил прорву времени на гребаного козла Фудзимию, на этого долбанутого придурка, которого надо выебать в жопу его кретинскими боккенами, и забыть нахуй навеки. Он шагнул к ней, не отрывая взгляда от очерченных густыми черными полосами глаз. У нее были каблуки сантиметров двенадцать, острые, тонкие – как только они ходят, лапочки, деточки, красавицы? – и огромные яркие серьги, от которых летели искры, стоило только ей чуть шевельнуть головой.
– Привет, – проговорил Йоджи и легко провел рукой по ее локтю. – Красивый костюм.
– Разбираешься в костюмах? – низким голосом спросила она, улыбаясь, как охотящаяся пантера. Сейчас подкрадется и прыгнет, подумал он, и сладкая дрожь продрала по позвоночнику, когда он представил себе, как острые когти хищницы впиваются ему в загривок.
– Не разбираюсь, – он не отрывал полного нежности взгляда от ее лица. – Совсем. Но он очень красивый. Хочешь чего-нибудь выпить?
Она медленно кивнула, подобно ему, не отводя взгляда от его глаз.
Они пошли к стойке и выпили. А потом пошли танцевать, и он касался ее стройного тела, его завораживающих изгибов, того манящего места, где спина переходит в задницу, и нежного – сзади, на шее, любовался мягким рисунком ее узких покатых плеч, наслаждался мягкостью кожи… Никакой угловатости, никакой грубости или резкости линий, чрезмерной стремительности движений, никакой жесткости… нет этой неодолимой силы твердых рук, непрошибаемой уверенности взгляда… нет… нет… ничего нет, совсем ничего…
Ему стало холодно. Его начало трясти. Но в этот момент она подарила ему темный, опасный взгляд и пошла прочь с танцпола, изящно покачивая бедрами. И он пошел за ней, как крыса за тем чуваком с дудочкой…
Они ввалились в туалет, то ли мужской, то ли женский, хрен знает… и он прижал ее к стене… она закрыла глаза и выгнулась у него в руках, когда его пальцы проехались по ее позвоночнику. Он наклонился к ее шее…
От нее пахло – сладкими духами, с которыми смешался запах дезодоранта, и резкий, приторный, тяжелый запах пота. Пахли ее волосы, помада, крем для лица, пудра и даже, кажется, тушь на ресницах… и все это складывалось в дикую какофонию запахов, которая шарахнула по нервам Йоджи не хуже, чем резкий громкий звук. Он забрался рукой под ее юбку – на ней были чулки, не колготки, и он нащупал скользкую ткань трусиков, таких крошечных, что непонятно было, зачем вообще их надевать. Она была мокрая.
Она мокрая. Она возбуждена. Он ее возбуждает.
И эта мысль, которая еще не так давно, в тот самый раз – последний с женщиной, – когда он зажигал с этой плаксой-свидетельницей, завела его до каменного стояка, сейчас вызвала приступ тошноты.
У него не стояло на нее. На ее роскошную задницу и грудь. На ее длинные ноги и мокрую дырку. Не стояло. Ни хуя.
Неожиданный каламбур согнул его пополам в припадке хохота. Он отстранился и пополз вниз по стене. Ее недоуменно-возмущенный взгляд вырвал у него еще один приступ хохота.
– Представляешь… – заикаясь, проговорил он, – на мужиков не стоит… на баб теперь тоже… вот же сучонок, а, как ты думаешь, детка, что ты думаешь? Он же сучонок крашеный… он щас лежит под этим своим пидором… или пидор под ним, хрен их разберет… и вот у них-то небось стояк что надо… – он заржал, не в силах удержаться. – Может, мне кошечек трахать… или козочек? А?
Она прошипела что-то сквозь зубы, то ли «пидор», то ли «импотент», он не понял, и выскочила из кабинки. Он почти выполз следом – за ней уже захлопнулась дверь.
Хохот сотрясал его, неистовый до слез. Смешно же, блядь! Выражение ее блядского лица… мысль о том, что у него не стоит… мысль о том, что Ран сейчас трахается с этим пидоренышем… блядь… Очередной приступ хохота согнул его пополам, и его стошнило прямо на кафельный пол.
И еще раз. И еще.
Ран, блядь, Ран…
Он заплакал. Слезы потекли по лицу – от отчаяния, от безнадежности, от осознания того, что ничего, ну совсем ничего нельзя сделать, чтобы этот придурок убрался из его головы и сердца.
Открылась дверь.
– Йоджи?! Боже мой, что с тобой?!
Она склонилась над ним с безумной тревогой, чуть ли не со слезами на глазах, и он потянулся к ней, как больное животное – к милосердному человеку.
– Принцессочка… помоги мне, а, ну пожалуйста, помоги…
Очередной приступ рвоты снова швырнул его на четвереньки. Он услышал, как быстро процокали каблуки и снова хлопнула дверь. Она ушла. Она тоже его бросила. Неудивительно. Он же дерьмо. Самое настоящее дерьмо.

* * *

Чертов рыжий нервировал. Очень. Весь вечер практически не отводил своих пронзительных голубых глаз от Брэда, словно стремился запечатлеть его в своей памяти навеки, а если и отводил, то только затем, чтобы перевести не менее острый взгляд на Наги. Брэд чувствовал, что мальчик нервничает, причем еще даже больше, чем он сам, хотя внешне он казался даже более спокойным.
А Кудо пропал. Причем нехило пропал – глянув на часы, Брэд обнаружил, что прошел уже почти час с тех пор, как тот ушел танцевать.
Фудзимия, судя по ее слишком громкому смеху и тому, как она оглядывала зал, тоже нервничала, и, видимо, из-за Йоджи. Брэд недоумевал. На бывшую подружку она не походила. Да и вообще… не подружка у Кудо была… да… Вела же она себя скорее как сестра Йоджи, при том что тот не вел себя как ее брат.
Наконец нервы Фудзимии, видимо, не выдержали. Пробормотав что-то про то, что она через минуту вернется, девушка поднялась на ноги и быстро скрылась в глубине зала. Шульдих проводил ее взглядом, и Брэду пришла в голову нелепая мысль, что, может, он просто плохо видит?
За столом воцарилось молчание. Брэд снова пожалел, что не отправил Наги домой. Да и Фудзимию, судя по всему, следовало…
В этот момент мобильник Айи, который она благополучно забыла на столе, пополз по стеклянной поверхности, а потом разразился попсовой песней. Брэд осторожно взял его, потому что крошечный телефончик подползал к краю стола с риском сверзиться. Надпись на дисплее гласила «Хидака Кен», и Брэд задумался было, где он слышал это имя – как раз в этот момент к столу подскочила Айя.
– Мистер Кроуфорд! Там… там Йоджи, он в очень плохом состоянии.
Он тут же забыл про телефон.
– Что случилось?
– Видимо, он слишком много выпил… я боюсь, что ему совсем плохо… может, «скорую» вызвать?!
– Подождите, – он коснулся ее плечо. – Сейчас разберемся. Наги, посиди тут…
– Я с тобой, – мрачно перебил ребенок, сползая со стула. Брэд едва не застонал при мысли о том, какое зрелище откроется Наги… его вообще не должно здесь быть, неожиданно разозлился он, никогда больше не позволю ему общаться с Фудзимией. Ну и идеи у дурной девки, приволокла мальчишку в клуб! Он деревянно сунул Айе в руку телефон и сказал:
– Ведите.
Она пошла впереди, он следом, рядом Наги, и последним прицепился Шульдих – наверняка, подумал Брэд злобно, поглазеть хочет, вряд ли он будет марать свой белый костюмчик. Один приволок сюда Кудо, вторая – Наги, а он, Брэд, будет это дерьмо разгребать. Потрясающе. И снимать котят с деревьев.
Айя привела их в женский туалет, возле которого уже столпилась кучка недовольных дам, и Брэд заприметил, что сквозь толпу, как толстый карп через стаю мальков, к ним не спеша, важно пробирается охранник.
Айя ничего этого не увидела – она тут же открыла дверь в туалет и вошла и Наги, замявшись, последовал за ней. Брэд задержался затем, чтобы показать подошедшему охраннику визитку. Его поняли без слов. Почти не прекратив своего неотвратимого движения, охранник развернулся на девяносто градусов и направился к недовольным дамочкам. А Брэд вошел в туалет.
Йоджи валялся на полу в луже блевотины. На мгновение Брэду показалось, что парень без сознания, но тут он заговорил, громко, хотя и обращался преимущественно к Айе.
– Ну почему он так, Айя-тян? Я же ему… а он взял и вот так… Я что, ну, хуже, что ли, я, что ли, ему не давал сверху быть, я не знаю… я же не гомик какой долбанный… но это же Ран, это совсем другое, мне пофиг, ну пусть трахает меня, если хочет, я его трогать не буду, да пусть как хочет… какого хуя он сбежал… к ублюдку этому, пидору, гомику, чтоб ему сдохнуть, чтоб ему жопу разорвало…
Брэд увидел, что Йоджи плачет. Слезы безостановочно текли по его мокрому, красному, помятому лицу. Испачканные рвотой волосы мочалкой свисали вдоль лица. Брэд вздрогнул от смеси отвращения и жалости.
Айя-тян ничего не отвечала, просто гладила Йоджи по голове, и плечи ее слегка подрагивали, а он тянулся к ней, не переставая причитать, жаловаться и материться.
– Я же смотрю на него… он такой красивый, что прям страшно… ну нельзя же… от этого глаза слепит… сердцу больно… думаешь – вот щас я склею какую-нибудь дуру… просто чтобы понять, что на нее встанет… что он не один такой, понимаешь… ведь если он один… что же будет, если потеряю… уже потерял, а, верно, да?.. идиот…
Он снова заплакал, в голос, как ребенок. Брэд не выдержал.
– Все, Йоджи, – он старался говорить как можно мягче. – Сейчас мы отвезем тебя домой. Успокойся. Все будет нормально.
Он наклонился, чтобы поднять его, но Йоджи замахал руками.
– Не поеду домой, не поеду… там папа мертвый… там Ран… на кухне… дерется…
Айя тихо ахнула и обхватила Йоджи за шею, прижимая его голову к своим коленям. Он уткнулся ей в брюки, вздрагивая.
Брэд судорожно провел рукой по волосам. Наги, до сей поры молчавший, тихо проговорил:
– Давай отвезем его к себе домой. Проспится и завтра уйдет.
– А Мамору? – спросил Брэд. В словах сына был некий резон.
– Ты повезешь Мамору, а мы возьмем такси и поедем следом, – предложил Наги.
В этот момент сзади раздраженно проговорили:
– Кроуфорд, объясни, почему я должен тебя искать?

Они обернулись, и даже Айя подняла голову. В дверях туалета стоял Такатори Мамору и с нескрываемым отвращением смотрел на Йоджи. Наги нахмурился.
– Развлекаешься, Кроуфорд? Ничего, если меня там, может, похищают или убивают? Мне казалось, ты мой телохранитель. Я что-то перепутал?
Брэд скрипнул зубами.
– Я прошу прощения, Мамору-сама. Произошло небольшое…
Взмахом руки Мамору отмел извинения.
– Неважно. Поехали. Хочу домой. Надоело.
Брэд замешкался. Позади всхлипывал пьяный и совершенно никакой Йоджи, которого Брэд совершенно не хотел бросать на попечение девчонки. Впереди стоял раздраженный маленький ублюдок, в чьей власти было лишить Брэда всего, что у него было, включая Наги. Он глубоко вздохнул, расслабил руки и поправил очки.
– Конечно, Мамору-сама, – и повернулся к Айе, которая растерянно смотрела на него. – Прошу прощения, Фудзимия-сан, я вынужден вас оставить. Постараюсь вернуться как можно скорее. – И, махнув Наги рукой, повернулся, чтобы следовать за Мамору, который направился в сторону выхода.
– Я тоже подожду, – буркнул мальчик.
– Наги… – с угрозой в голосе начал Брэд, но Айя его опередила:
– Наоэ-кун, ты лучше иди.
Надувшись, он вышел следом за Брэдом. Вряд ли мальчик его простит в ближайшие несколько дней, подумал американец, нагнав своего подопечного.
Он определенно ненавидел свою работу.

* * *

Несколько секунд Айя неподвижно смотрела на то место, где стоял Кроуфорд. Йоджи лежал у ее ног, положив голову Айе на колени, и слабо шевелился. Не было никакой возможности вытащить его отсюда своими силами. Она огляделась, надеясь хотя бы найти взглядом Шульдиха, но он словно испарился. Лучшее, что оставалось – это попросить о помощи охранника и вызвать такси.
– Я так по нему скучаю, – неожиданно проговорил Йоджи. В голосе его звучало такое страдание, что Айя сама чуть не заплакала.
И одновременно ей пришло в голову решение обеих проблем. Она заставит эту бессердечную скотину приехать сюда, и Ран увидит, что он натворил.
Она вытащила телефон, но позвонить не успела – телефон зазвонил сам. Это был Кен. Айя раздраженно откинула крышку телефона.
– Кен, извини, но я сейчас не могу...
– Ничего, я понял, – перебил ее Кен. – Когда освободишься – я тут, в клубе, где ты. Мне твоя мама сказала, что ты здесь. Я возле стойки, я...
– Подожди, – Айя не удержала вздоха облегчения. – Слушай, можешь подойти в женский туалет возле танцплощадки? Я здесь, мне нужна помощь.
И, не дожидаясь ответа, повесила трубку.
Йоджи затих, уткнувшись Айе в колени. Она провела рукой по его влажным от пота волосам. Даже в таком виде Йоджи продолжал оставаться самым красивым человеком на свете. Айя обняла его за шею и вздохнула.
В этот момент в дверь поскреблись, она открылась, и появилась смущенная физиономия Кена.
– Айя, я... – он чуть нахмурился, завидев Йоджи. – О... Что-то случилось?
– Кен, ты на машине? – спросила она. Кен кивнул, покраснев, и она не удивилась. Кен всегда считал, что машины – это для старых и толстых, но сейчас на мотоцикле он был слишком узнаваем.
– Нам надо отвезти его домой, она кивнула на Йоджи, который в этот момент дернулся и простонал:
– Только не домой... Домой не поеду...
– Йоджи, – она наклонилась к светловолосой взъерошенной голове, – будь благоразумнее. Тебе надо в душ и в постель.
– Не поеду, – Йоджи сполз с ее колен, подполз к раковине и вцепился в трубу.
– Стукнуть его по голове? – предложил Кен. Айя мрачно на него посмотрела, и Кен виновато развел руками. – Ну хочешь, я его к себе домой отвезу? Главное, чтобы там журналюги не ошивались.
– Я не знаю, – устало вздохнула Айя. Кен ей ободряюще улыбнулся и шагнул к Йоджи.
– Эй, парень! Давай, хватит дурака валять. Отвезу тебя к себе в квартиру – пойдет?
Йоджи посмотрел на него с серьезной подозрительностью пьяного.
– Не домой?
– Не домой, – успокоил его Кен и протянул руку.
– Точно не домой? – сузил глаза Йоджи. С учетом того, что взгляд его был абсолютно мутным, особого впечатления это на Кена не произвело.
– Точно не домой, – твердо кивнул Кен, и Йоджи, чуть поколебавшись, принял ее. И тут же повис на несчастной руке всем весом.
– А ты кто? – спросил он, приникая к Кену, который, обхватил Йоджи за талию и, крякнув, принял его вес на плечо. – Ты не из этих... ну, которые продают людей на органы?
– Нет, – Кен вздохнул. Айя попыталась подставить плечо под вторую йоджину руку, но оказалось, что ей не хватает роста. Тогда она просто обхватила Йоджи за талию, помогая Кену.
Под взглядами клубных посетителей они дотащили Йоджи до машины. Тот не сопротивлялся – он собственно, и не двигался почти, просто висел грузом на Айе и – в основном – на Кене, и еле-еле переставлял ноги. Когда они усадили Йоджи в машину, он повалился на сиденье, и Кен встревоженно заметил:
– Я надеюсь, он не собирается блевать?
Айя вздохнула.
– Я заплачу за чистку, Кен. Давай отвезем его.

* * *

Шульдих покинул клуб, едва только завидел, в каком Кудо состоянии. Совершенно очевидно, что больше от него пользы не предвиделось.
Усевшись за руль машины – по привычке он в очередной раз попытался сесть слева, – Шульдих выудил из бардачка блокнот и ручку и начал систематизировать полученную информацию.
Кудо источником не был. Разве что сможет дать характеристику этому Фудзимие, но и то… с учетом отношения… нет, маловероятно. Шульдих закусил кончик ручки.
Но. Но.
Кудо имеет какое-то отношение к Кроуфорду.
Опустив руки на колени, он со вздохом откинулся на спинку кресла. Кроуфорд…
Эта встреча и радовала, и пугала. Это был даже не след – это Шульдих уже видел добычу, осталось лишь придумать, как ее половчее изловить. Он вдохновенно вскинул ручку, пристроил блокнот на колене и набросал на расчерченном в клетке листе профиль Кроуфорда. Получилось похоже.
Полюбовавшись на работу, Шульдих убрал блокнот в бардачок и достал из потайного кармана пиджака наладонник.
11 декабря 1999 года.
По заданию:
Новый труп. Подозреваемый (?) – Фудзимия Ран. Связан с Кудо Йоджи (судмедэксперт, см. запись от 4 декабря).
По делу Джея:
Встретил Б.К. Связан с Кудо Йоджи.
Непонятно:
Наоэ Наги???!!! Связан с Б.К.
Он еще немного пораздумывал, глядя на мелкие буквы, потом закрыл файл, заблокировал КПК и выключил его.
Спать не хотелось. Он знал, что желания спать не будет еще несколько суток – как всегда во время расследования. А потом срубится часов на тридцать шесть. Значит, надо решать вопросы быстро. Будет не очень хорошо, если он надолго выпадет из расследования.
А пока… имело смысл кое-что проверить. Ухмыляясь, Шульдих завел машину. Знакомые – коллеги, как правило, с которыми он время от времени ходил на ланч или выпить вечером пива, – говорили, что ухмылка у него такая жуткая, словно он ее специально перед зеркалом тренировал для устрашения мировой преступности. Шульдих ухмыльнулся еще шире. Это была его родная, с детства его улыбка. И он не находил в ней абсолютно ничего пугающего.
Машина завелась от легкого поворота ключа, и Шульдих ласково погладил ее по рулю и вывел со стоянки перед клубом. Ночные улицы были почти пусты, и он разогнался до максимально разрешенной скорости и открыл окно. Холодный воздух обдал лицо.
У него было прекрасное пространственное чутье – даже здесь, в Токио, с его лишенными нормальной адресной идентификации улицами Шульдих никогда не путался. И ту самую улицу, на которой утром был найден труп и которая вела к додзё.
Итак, Фудзимия Ран сказал, что занимался ночью. Два варианта – либо он врет, либо – что логично, не так ли? – говорит правду. Ни первый, ни второй вариант не делает его ни виновным в убийстве, ни невиновным.
Но.
Он может быть в додзё сейчас. Это тоже не делает его виновным или невиновным.
Но это дает Шульдиху возможность поговорить с ним без свидетелей и на его территории. А люди охотнее говорят о себе, если чувствуют себя уверенней.
Шульдих криво усмехнулся. Машина неспешно шуршала резиной по узкой, темной, как банка с чернилами, улочке, где не так давно случилось убийство. Жуть, если подумать. Шульдих ощутил мимолетное желание оставить машину и пройтись до додзё пешком – может, хоть какой-то намек на страх проснется? Нервишки пощекотать… Ну, или поймать убийцу с поличным. А там… кровь на анализ… сопоставление данных… черт… было бы с чем сопоставлять… пауки… не хватает информации, никогда не хватает информации… чтобы найти истину…
Он вздрогнул, когда машина чуть вильнула, и тут же выровнял руль. Опять. А если бы на трассе, на большой скорости? Прощай, агент…
Додзё было темным и хранило спокойное молчание. Ну, почти. В одном помещении горел неяркий свет – тонкая перегородка, одна из тех, что этот смешной народ считал стенами, мягко и тепло светилась. Шульдих неожиданно осознал, что воздух вокруг очень холоден и сух. Кожу покалывало.
Он тихо приблизился к светящейся перегородке и присел на корточки. В освещенном зале двигались – он видел тень, движущуюся по стене, как фигура в театре теней. Как раз в тот момент, когда Шульдиху удалось тихо сдвинуть на несколько сантиметров перегородку, тень замерла, а потом он услышал тихие голоса, переговаривающиеся на японском.
В образовавшуюся щель Шульдих увидел Фудзимию – почти спиной, видно было красноволосый затылок, ухо, часть щеки и линию челюсти. Мгновением спустя Шульдиху наполовину перекрыл обзор другой человек, тоже, как и Фудзимия, в кимоно для занятия боевыми искусствами. Длинные черные волосы незнакомца были собраны в хвост на затылке, высоко, как у молодых самураев в фильмах. И хотя двигался он мягко и плавно, а из-за шмоток и волос было несложно и ошибиться в гендерной идентификации, Шульдих все же видел достаточно – шея, ширина плеч, рост, наконец, – чтобы понять, что это парень.
Как раз когда он это понял, черноволосый что-то сказал Фудзимие и, не дожидаясь ответа, обвил руками его плечи и прижался сзади.
Шульдих осторожно прикрыл створку. Не хватало еще что-нибудь увидеть, спасибо. Брезгливая гримаса на мгновение коснулась губ.
По крайней мере, стало понятно, что Фудзимия делает в додзё по ночам. Видать, негде…
Что, опять же, не делало его ни более, ни менее подозреваемым в убийстве.

Глава 4. Мужчины и женщины

– Айя!!!!
Крик разорвал легкие в клочья; горлом хлынула кровь и, захлебнувшись горячей густой жижей, Ран проснулся.
Он лежал на диване в гостиной в доме родителей, укрытый тонким шерстяным пледом. Ему было адски жарко – видимо, это и вызвало пожар, который бушевал во сне. Пожар от взрыва, случившегося в доме родителей почти два года назад. Только во сне родители, задохнувшиеся газом, остались дома, а Айю сбила машина. И еще рядом не было Йоджи. Почему-то проснувшемуся Рану казалось, что именно отсутствие Йоджи и стало причиной трагедии. Во сне же он вообще Йоджи не знал.
Он сел на диване. Майка прилипла к мокрой от пота спине; и вообще, он вспотел, оказывается, так, что даже плед намок, про одежду и говорить нечего. Голова гудела. Ноги были ватными. В общем, ощущения, что он отдохнул, не было вовсе.
Вот поэтому Ран и ненавидел спать днем. Просто он, видимо, срубился и сам не заметил, как. И никто не разбудил. Даже пледиком прикрыли. Забота…
Он тяжело поднялся на ноги. Телу хотелось обратно, а еще лучше – в кровать, свернуться и спать. Желательно как можно дольше. Желательно до того момента, как придет Йоджи и все снова наладится. Ну, или пока Ран не умрет.
Мрак, царивший за окнами, поразил Рана. Это что же, он проспал до вечера? То есть, университет, работу… Настенные часы безжалостно подтвердили подозрения – без пятнадцати восемь. Дом был пуст.
Ладно, вяло думал Ран, стоя под душем, отец на работе, мама опять ушла на свой английский, но Айя-то где? С занятий уже могла бы и вернуться…
Он чуть повернул вентиль, окатывая себя потоком ледяной воды, от которой волоски на загривке встали дыбом, и в голове моментально прояснилось.
А что ей дома-то делать, ехидно поинтересовался внутренний голос. Это он прячется от людей, даже в додзё ходит по ночам, а ей-то чего… Красивая, молодая, все впереди… никаких извращений, слава богу, никаких несчастных любовей…
Еще один поворот. Горячая вода хлынула на подставленные затылок и плечи, согревая застывшие мышцы теплыми прикосновениями.
Теплыми прикосновениями.
Ран вздрогнул и снова повернул вентиль, невзирая на протест несогревшегося тела. Нет, определенные мысли он думать не будет. Нет.
Из душа он вышел почти человеком. Сейчас было бы очень здорово выпить кофе, но мысли о кофе принадлежали к разряду того, о чем думать не следовало. Так что Ран заварил зеленого чая, прошел с подносом в гостиную и включил телевизор.
Он попал на новости и сдуру не переключил канал сразу. Буквально в тот момент, когда экран ожил, закончился, видимо, предыдущий сюжет, и посуровевший диктор заговорил:
– Загадочные убийства, получившие в прессе название «Дело сумасшедшего мечника», продолжаются. Сегодня утром полиция обнаружила обезглавленное тело тридцатичетырехлетнего Иино Рикако. Иино-сан, менеджер отдела по работе с корпоративными клиентами токийского отделения «Ситибанка», – диктор произнес длинную связку родительных падежей на едином дыхании и не поморщившись, а у Рана свело скулы, – возвращался домой после вечеринки с коллегами…
Картинка сменилась – вместо диктора, все еще что-то вещавшего, показали знакомую улицу, кучку людей, кусок желтой полицейской ленты, и Ран непроизвольно вздрогнул и подался вперед. В кадре появилось хмурое лицо следователя – того самого Томоямы, который допрашивал Рана сегодня утром. Он что-то говорил, но Ран не слышал, с болезненным любопытством вглядываясь в кадр, через плечо следователя, где была видна задняя часть «скорой» с распахнутой дверцей. Видимо, следователя журналисты подхватили еще над трупом. Удивительно, что тот согласился говорить.
Глупо.
Глупо было надеяться, что он увидит Йоджи.
Еще глупее было то, что при желании он мог увидеть Йоджи в любой момент. Он знал, где искать. Он сегодня находился с ним в одном здании. Так чего же он тут ерундой занимается?
Ран со вздохом поднялся на ноги и заставил себя выключить телевизор.

Дорого в додзё, знакомая до последней скамейки, сегодня занимала его мысли более обычного. В конце концов, он идет по улице, где предположительно орудует маньяк. Правда, судя по всему, маньяк специализируется на салариманах, но кто его знает, может, ему просто больше никто не попадался.
Было бы интересно, думал Ран, поневоле меняя шаг – с уверенно быстрого на не менее уверенный и быстрый, но теперь еще и осторожный. Какие-то странные, не-его инстинкты гнали его в тень домов, заставляли скользить цепким взглядом по окружающим домам, дворикам, скамейкам… Ему вдруг очень захотелось ощутить в руке шершавую рукоять меча.
Внезапная и нелепая до ужаса мысль мелькнула в голове – а вдруг это и правда я? Выхожу по ночам из додзё, убиваю людей… а Йоджи это расследует… словно фильм-триллер… последней жертвой, конечно же, будет Йоджи…
Жуткая идея выдернула его из нелепой фантазии. Ран резко остановился, едва не споткнувшись, и глубоко вдохнул пахнущий холодом и слегка какой-то едой воздух. И зашагал к додзё – снова своим обычным быстрым шагом.
Окна были темными, но когда Ран зашел в раздевалку, он понял, что в додзё не один. Видимо, человек пришел чуть раньше него, раз еще до зала не добрался, решил Ран, переодеваясь.
Подойдя к залу, он окончательно убедился, что не одинок – там тонкой перегородкой слышались тихая поступь и короткие резкие звуки, которые издает рассекающий воздух деревянный меч. Ран сдвинул седзи и шагнул в зал.
Он даже не увиделся, когда узнал в одиноком ночном мечнике Киё. В тренировочном кимоно и с волосами, забранными в высокий хвост, тот наводил на мысли о самураях из аниме.
– Привет, – проговорил Ран, входя в зал.
– Привет, – Киё опустил меч, улыбнулся и завел за ухо падающую на лицо прядь. – Видишь, решил последовать твоему примеру. Ночью здесь и правда как-то… спокойнее.
Ран молча кивнул, прошел к стойке с боккенами и снял один из мечей. Попытался сосредоточиться. Присутствие постороннего сильно сбивало. Как обычно. Не-посторонними ощущались только здешние согруппники… и Йоджи. Ран знал, что тот частенько подглядывает его утреннее правило: подкрадывается к двери, что ведет из спальни в гостиную, приоткрывает ее и смотрит в щель, а потом, когда Ран заканчивает, быстро забирается обратно в постель и притворяется спящим. Это не мешало. Это было забавно.
Начав движение, он краем глаза заметил, что Киё сместился в сторону и, кажется, сел у стены. Ран ощущал его взгляд. Пристальный. Ищущий. Закончив, он замер, опустив меч, глубоко вздохнул, пытаясь нащупать хотя бы тень душевного равновесия… Бесполезно.
Сейчас Хига что-нибудь скажет…
– Ты все такой же классный…
Он услышал легкий шорох и понял, что Киё поднялся на ноги.
– Классный? В каком смысле?
Не надо было говорить – вообще ничего не надо было говорить, надо было просто повернуться и посмотреть на Киё… один взгляд, и все – Ран понял это через мгновение после того, как этот вопрос вырвался у него. А еще через мгновение Киё оказался у него за спиной. Вплотную.
– Я люблю тебя, Ран, – шепнул он, обвил руками рановы плечи и прижался губами к его шее.
Ступор был, по счастью, недолгим – почти тут же Ран вывернулся из его объятий и отшатнулся, разворачиваясь и инстинктивно выставляя перед собой меч. Киё заморгал.
– Ран, в чем дело? Я…
– Не надо этого, Киё.
Он хотел, чтобы звучало предупреждение, а получилась угроза. Киё нахмурился.
– Почему, Ран? Чем я тебя теперь не устраиваю? – он протянул руку, словно закрывая Рану рот, хотя тот и не собирался ничего говорить. – И не рассказывай мне про своего парня. Я все давно знаю. Ты ушел от него. Это логично, Ран! Он не подходил тебе, он не настоящий, понимаешь?! Я же говорил тебе, этот Йоджи, он натурал, и он…
– Не смей.
Ран не узнал своего голоса. Не могло это змеиное шипение быть его голосом, верно? Или могло?
– Не упоминай его имя.
– Ран, это бессмысленно! – Киё умоляюще сложил руки и шагнул к Рану, и тот сделал шаг назад. Меч все еще разделял их. Ран вдруг осознал, что стоит в боевой стойке. Словно Киё собирается на него нападать.
– Ран, – Хига вздохнул и провел рукой по лицу. – Ты ушел от своего парня. Так бывает. Я понимаю, ты любил его и все такое. Но вы расстались. И это правильно. Ты еще поймешь. Я просто хочу тебе помочь. Я люблю тебя, Ран. Если ты отвлечешься, тебе же самому будет проще забыть его, понимаешь?
– Я не хочу забывать.
Только проговорив это, Ран понял, что сказал правду. Он не хотел забывать. И это не имело никакого отношения к тому, будет он с Йоджи или нет, к правильности или неправильности принятого решения, к тому, наконец, любит ли Йоджи его. Он не хотел забывать. Любовь к Йоджи была неотъемлемой его частью. Как рука или нога. Какая разница, будет он счастлив или нет? Будет ему больно или нет? Ран опустил меч.
– Спасибо за тренировку.
Он прошел к стойке и положил боккен на место. Не глядя, поклонился Хиге и вышел из зала.

Метро уже было закрыто, и домой Ран шел пешком, как-то очень отстраненно жалея, что не поехал на мотоцикле. Холодный воздух забирался под короткую куртку, руки в карманах мерзли, и он сжимал их в кулаки. Дыхание вырывалось паром и оседало на волосах. В голове было звонко и ясно.
Да. Он ушел. Йоджи найдет хорошую девушку – вроде Аски. Женится. Заведет детей. И так далее.
А он будет жить дальше. И любить Йоджи. Это здорово. Это потрясающе. Ран почти улыбнулся. Он был един с холодным миром, с темной ночью, с пустым городом. Он был таким же холодным, темным и пустым. И еще в нем была любовь к Йоджи. И все. И больше ничего не надо.

Когда он окоченевшими руками пытался снять в прихожей ботинки, ему навстречу вышла осунувшаяся мама.
– Опять в додзё был? – спросила она, а когда Ран молча кивнул, осуждающе покачала головой: – Сына, ну ты бы хоть такси обратно взял. Ты хочешь, чтобы я поседела раньше времени?
– Ты не поседеешь, – качнул головой Ран. – Что не спишь?
– Дети шляются невесть где, вот и не сплю, – проворчала мама, направляясь на кухню. Из ее слов Ран немедленно вычленил главное.
– Айи нет дома?
– Нет, – ворчливо отозвалась мама. – Она у Хикари у своей.
– Иди спать, мам, – он прошел следом за ней. На кухне было тепло, а на столе, на белой тарелке с орнаментом в виде листьев кактуса, заманчиво расположился маковый рулет. Мама заваривала чай. – Я Айю подожду.
– Да вряд ли она до утра придет, – слегка рассеянно отозвалась мама и зевнула. – Но вообще ты прав. Пойду спать. Ты тоже иди. Не жди ее.
Он кивнул, и мама, сняв фартук, чмокнула его в щеку и ушла.
Минут пять он сидел на кухне, глядя, как в стеклянном заварочном чайнике медленно разворачиваются в кипятке скрученные чайные листья. Потом поставил на поднос чайник, чашку и рулет и направился в гостиную.
По телевизору уже почти ничего не показывали, кроме ночных каналов, где крутили фильмы для взрослых. Ран не стал на них задерживаться. Йоджи любил такое смотреть, самому же Рану они были неприятны.
Он провел пальцем по корешкам дисков, размышляя, что бы такое поставить. Наконец, решив, вытащил «Кабаре». Включил диск и забрался с ногами на диван.
В доме было тихо. Он слышал тиканье часов из кухни; потом Лайза Минелли запела про то, что жизнь – это кабаре, и он чуть убавил звук, чтобы не потревожить родителей.
Чуть позже – как раз когда второй актер, чьего имени Ран никак не мог запомнить, предлагал персонажу Майкла Йорка голубой свитер, возле дома остановилась машина. Хлопнула дверца, зарычал мотор, прошуршали шины. Ран услышал шорох гравия дорожки под подошвами. Открылась дверь. Он нажал «стоп», встал и направился в прихожу.
– Ты чего так поздно? Где была?
Несколько мгновений Айя не отвечала, развязывая бесконечную шнуровку на своих высоких ботинках стиля милитари. Потом стянула их и ступила на пол. Все еще молча. Встревоженный, он шагнул к ней навстречу.
– Айя? Что-то случилось?
Тогда она подняла голову. Ее губы кривились, словно она хотела заплакать, но пыталась удержать слезы, но в глазах не было горя или боли – в них была ярость. И ненависть.
– Ты… – выдавила она наконец. – Ты… просто урод.
Он открыл рот – и снова закрыл. В груди что-то оборвалось, и Ран вдруг понял, что сейчас, именно в этот момент, происходит нечто непоправимое. А Айя шагнула к нему – и вдруг, размахнувшись, с силой заехала ему по лицу ладонью.
То есть, это даже почти больно не было. В додзё еще и не так доставалось, если удар пропустить, а уж редкие оплеухи отца вообще ни с чем сравниться не могли. Просто щеку словно ожгло и голова мотнулась. Но именно в этот момент он понял, что веки с обратной стороны жжет. И медленно-медленно открыл глаза.
Глаза Айи блестели.
– Ты… я думала, ты… самый лучший на свете… я так радовалась… за вас… а ты… все испоганил… как ты… вообще мог… так поступить… с Йоджи?
Она давилась словами, а под конец речи не выдержала – слезы все-таки выступили на глазах. Она сморгнула, и капли побежали по щекам.
Ран глубоко вздохнул. Он точно не мог позволить себе слез.
– Ему так будет лучше…
Она не дала ему договорить.
– Я видела, как ему лучше, – ее голос зазвучал гнусаво. – Он… напился сегодня. Плакал. Звал тебя. Говорил, что все… простит. Он… ты бы видел, Ран… ааа… – она махнула рукой и опустила голову. – Что я с тобой говорю… ты всегда был… как бревно. Отморозок чертов.
И стремительно прошла мимо него, к лестнице на второй этаж.
Ран опустился на пол. Щека горела. Глаза – тоже.
То есть, Йоджи плохо?
То есть, он был неправ?
Ран вцепился руками в волосы и с силой потянул.
У него было ощущение, что мир вокруг рушится слишком часто.

* * *

Телефон звонил. Кен натянул одеяло повыше, но звук не прекратился. Тогда он накрыл голову подушкой. Так было хуже слышно.
Он уже давно не подходил к телефону и даже автоответчик выключил. Еще, как вариант, можно было сменить номер. Или вообще телефон отключить. Но первое требовало усилий, на которые он был не способен, а второе… ну, иногда телефон бывал необходим. Чтобы пиццу заказать, например.
Телефон заткнулся, но несколькими секундами спустя стало еще хуже – заверещал домофон. Пришлось сползать с дивана и тащиться к двери – потому что если не ответит он, то это сделает консьерж, а с него станется и впустить кого не надо.
– Кто там? – раздраженно спросил Кен в трубку. Жаль, что не было видеофона. Надо было раньше поставить, эх…
– Добрый день! – от жизнерадостности незнакомого женского голоса у Кена заныли зубы. – Хидака-сан, верно? Меня зовут Брюн Йохансон, я представитель…
– Убирайтесь, – вяло приказал Кен. Сильно грубить женщине не хотелось.
– Понимаю вашу реакцию, Хидака-сан, – ничуть не смущаясь, продолжил голос, – но у меня есть важный разговор, касающийся вашего дела. Лучше бы вы меня впустили – тут у вас толпа моих коллег, мне бы не хотелось продолжать беседу в их присутствии.
– Тогда с ними поговорите, – посоветовал Кен. – У них полно информации. Некоторая даже достоверная.
– Мне не нужна их информация, – резко перебила женщина. – Мне нужна ваша. Хидака-сан, невежливо держать пожилую женщину, которая пришла вам помочь, на холоде. Открывайте.
Кен вздохнул и нажал кнопочку, открывающую дверь. Перед чем он никогда не мог устоять, так это перед аппелированием к возрасту. Хотя по голосу женщины он никогда бы не подумал, что она немолодая.
Звонка в дверь он ждать не стал – не хватало еще, чтобы этот алкоголик проснулся и выполз. И то странно, что он до сих пор не вскочил. Так что он просто встал возле двери и, услышав, что приехал лифт, отпер замок и выглянул наружу.
К его двери подходила высокая, умопомрачительной красоты блондинка. Кен опешил.
– Хидака-сан? – поинтересовалась она, и когда он ошалело кивнул, стремительно приблизилась и протянула руку. – Брюн Йохансон.
– Вы же сказали – пожилая… – пробормотал Кен.
– Все верно, – она отстранила его и вошла в квартиру. – Предпочитаю об этом не думать. Вы только что проснулись, я так понимаю?
Кен кивнул. Он уже начал жалеть, что открыл дверь.
– Хм, – она непринужденно сбросила туфли и вошла в гостиную. – Так значит, пробежки по утрам и все прочее в этом роде – тоже миф?
– Нет, – сердито сказал Кен. – Ночью не спал.
Сказал – и тут же испугался, что сейчас она начнет его расспрашивать, а что же он делал ночью, но гостья проявила неожиданную деликатность.
– Я прошу прощения, Хидака-сан, что ворвалась подобным образом, но меня очень заинтересовала ваша история, – она села в кресло, и Кен мысленно дал себе по башке, что сам не предложил ей присесть. – Все это очень похоже на подставу, а я не люблю такие вещи. Должно быть, американское воспитание, – она лучезарно улыбнулась. – Я независимый репортер, Хидака-сан, можете быть уверены – никто не может мне указать, что писать, а что нет. Кроме того, я уже очень давно не нуждаюсь в деньгах и в дешевой популярности. Поэтому имею возможность говорить правду. Так что садитесь. Разговаривать будем долго, стоя это делать не очень удобно.
– Эээ… – выдавил Кен. – Может, кофе, Йохансон-сан?
– Отлично! – журналистка, просияв, поднялась на ноги. – Кстати, вы можете звать меня Брюн. Это удобнее. Где у вас кухня?
Кен махнул рукой, потом опомнился и, пробормотав:
– Идите, пожалуйста, за мной, – повел гостью на кухню.
Там Брюн села на табуретку, а он полез в шкафчик за банкой. Кен кофе в принципе не пил, а банку держал для гостей. Так же, как и красивые стеклянные кружки. Повернувшись к Брюн и старательно глядя куда угодно, но только не на длинные ноги, совсем не прикрытые узкой юбкой, слишком короткой для деловой, он спросил:
– Вам сколько ложек?
– Ложек? – странным голосом переспросила Брюн. – Хидака-сан, – судя по голосу, она слегка замялась, – вы знаете, я передумала. Давайте лучше чай.
Кен рискнул посмотреть на нее. Потом на кофе. Потом до него дошло, и он густо покраснел.
– Простите, Йохансон-сан, я не подумал…
– Да ладно, ерунда! – перебила она, но Кену было так неловко, что он попытался объясниться до конца:
– Я не пью кофе, это так, для гостей… я и варить-то не умею, и у меня нет…
– Кто сказал «кофе»? – спросили от дверей хриплым голосом, и Кен едва не взвыл. Чертов айин пьяница – как его? Кудо, что ли? – все-таки проснулся. Чтоб ему было еще поспать…
– Эээ… видишь ли, у меня… – начал было Кен, но тут его перебили. Йохансон-сан приподнялась на стуле и удивленно проговорила:
– Йоджи?
И еще что-то, на английском.
Кудо так и застыл в проеме, открыв рот.
– Мама? – проговорил он наконец. А потом оба заговорили одновременно, перебивая друг друга, на английском, с такой скоростью, что Кену показалось, что над его головой стрекочут пулеметы.
– Пойду кофе куплю, – пробормотал он и выскочил в коридор.
Только в холле, на первом этаже, он сообразил, что, во-первых, было глупо сбегать из собственной квартиры, а во-вторых, что он забыл, как обычно, нацепить кепку и темные очки. Хотя его и таком виде узнавали, все же под прикрытием маскировки было как-то поспокойнее.
Возвращаться, тем не менее, не хотелось, и Кен решился – вышел через черный ход, крадучись и оглядываясь по сторонам, как заправский вор-домушник. Ему вспомнился недавно виденный фильм, с той красивой теткой из «Чужих» в главной роли, где она играла судебного психиатра и пряталась дома, потому что боялась выходить. Несколько лет дома просидела, вроде бы. Кен не мог вспомнить точно. Может, не лет, а месяцев…

Вот и он так же кончит, сто пудов.
Йохансон-сан, кстати, напоминала эту тетку – наверное, ростом и длиной ног; впрочем, Кен был глубоко убежден, что все европейцы на одно лицо.
К счастью, пока он шел до ближайшего «Фэмили марта», ему никто не встретился, и Кен немного расслабился. В магазине тоже все прошло гладко – только один мальчик лет десяти с изображением футбольного мяча на куртке подергал свою усталую маму за рукав и что-то сказал, косясь на Кена. Мама, по счастью, даже голову не повернула – лишь что-то коротко и сурово ответила, и мальчик перестал глазеть и насупился. Кен вздохнул.
Он побродил по магазину, взял какого-то молотого кофе, молока, подумал над печеньем, но не стал, заплатил на кассе, вышел. Делать здесь больше было нечего. Да и вообще, задерживаться дольше было невежливо, и Кен направился домой.
В квартире больше не кричали, только Йохансон-сан что-то спокойно говорила, а еще пахло сигаретами. Источник запаха обнаружился на кухне – Кудо стоял у окна и курил. Лицо его было хмурым.
Йохансон-сан улыбнулась Кену.
– Простите нас, Хидака-сан. Последнее, что я ожидала обнаружить в вашей квартире – это мой сын, – она неодобрительно посмотрела на Кудо. – И извините его манеры, пожалуйста. Он так и не может научиться, что курить на чужой кухне без разрешения хозяина – это хамство.
– Я щас уйду, – буркнул Кудо. – Кофе можно?
– Я принес, – Кен поставил на стол пакет с кофе. – Только я его варить не умею. И не в чем.
– Кастрюлька маленькая есть? – спросил Йоджи, не вынимая сигареты изо рта. Кен полез в шкафчик под плитой – кастрюлька была. Правда, слегка закопченная. Кудо хмыкнул, принял ее из кеновых рук и поставил на плиту. Сигарета его догорела почти до фильтра, и он тут же прикурил от нее новую, одновременно другой рукой насыпая в кастрюлю кофе и наливая воды. Кен поневоле восхитился его виртуозностью.
Через пять минут кофе был разлит по чашкам. Кен, опасливо поглядев на черную, как мазут, жидкость, налил туда полкружки молока. И положил три ложки сахара. Кудо закурил третью сигарету.
– Кофе портишь, – невнятно проговорил он. Йохансон-сан коротко посмотрела на него.
– Йоджи, держи свои комментарии при себе.
Кен промолчал. Он чувствовал себя неловко.
К счастью, выпив кофе, Йоджи ушел – на прощание чмокнув мать в щеку и что-то сказав ей на английском. Заперев за ним дверь и вернувшись на кухню, Кен обнаружил, что журналистка уже достала из сумки диктофон, блокнот и ручки, положила ногу на ногу и внимательно посмотрела на Кена.
– Приступим, Хидака-сан.
Кен обреченно сел на табурет и приготовился к экзекуции.

* * *

Инспектор Томояма дымил как паровоз, причем что-то ужасающе крепкое. Шульдих чувствовал, что крыша едет. Примерно то же самое чувствовал парень, сидящий на неудобном стуле перед столом инспектора – Шульдих ощущал его раздражение и неуверенность. Тем не менее, Хига Киёкадзу упрямо стоял на своем.
– Я с ним был. Всю ночь. В квартире Кудо Йоджи.
– Он про вас не упоминал, – раз, наверное, в восьмой, а может, и в девятый повторял инспектор.
– Не хотел светиться или меня светить! – и эта фраза тоже звучала не в первый раз. Инспектор потер левый глаз, едва не ткнув в него сигаретой.
– Что вы там делали?
– Общались, – хмуро ответил Хига.
– Всю ночь? И вы можете поклясться, что он никуда не выходил?
– Да, всю ночь, и да, могу.
Инспектор еще раз потер глаз. Шульдих прикинул вероятность того, что тот таки будет проткнут сигаретой. Процентов пятьдесят. Либо проткнет, либо не проткнет.
– Опишите дом.
– Высотка, стекло, бетон, престижный, – начал перечислять Хига. – Подъезд шикарный. Ковер на лестнице. Лифт работает.
Описание совпадало. Общее, конечно, но это и понятно – вряд ли парень будет его изо всех сил разглядывать. Судя по виденному Шульдихом в додзё, ему должно было быть явно не до подъезда в тот момент.
– Консьерж может подтвердить, что вы заходили?
– Я не знаю, – Хига пожал плечами. – Будку я видел, но не разглядел, есть там кто или нет.
– Опишите квартиру.
Хига снова пожал плечами.
– Я ее не разглядел. Было темно. Две комнаты вроде.
– То есть, вы пришли, когда было уже темно? – инспектор перегнулся через стол, внимательно глядя на Хигу.
– Да. Поздно вечером. Часов в одиннадцать или пораньше, я не помню. После работы Рана.
– И ушли затемно?
– Да. Рано утром. Ран сказал, что мне надо уйти до возвращения Йоджи.
– Так и сказал?
– Так и сказал.
– Кто такой Йоджи?
– Вроде его друг.
– То есть, вы в полной темноте общались?
– Да.
– Что за общение такое?
Хига не ответил. Инспектор нахмурился.
– Хига-сан. Что вы и Фудзимия-сан там делали?
– Да блин! – парень едва не вскочил, но Шульдих чуть шевельнулся, и тот, заметив движение, быстро присмирел. – А то вам непонятно! Сексом занимались!
Инспектор откинулся на спинку кресла. Шульдих едва не зааплодировал – на лице копа не проявилось никаких чувств.
– Правильно ли я вас понимаю, что вы находитесь в сексуальных отношениях с Фудзимией Раном?
– Да, – буркнул парень, пряча глаза.
– Давно?
Хига глубоко вздохнул и еще ниже опустил голову. Пряди, выбившиеся из хвоста, скрыли его лицо.
– Мы были вместе года четыре назад. Ну, приблизительно. Расстались. Я уехал. Теперь я вернулся, и мы возобновили отношения.
– И в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября вы провели в квартире Кудо Йоджи, занимаясь сексом?
– Да.
– У Фудзимии есть отношения с кем-то еще?
– Я не знаю.
– В каких отношениях он состоит с Кудо Йоджи?
– Я не знаю.
– Вы не спросили у него, когда он привел вас в квартиру Кудо?
– Я не знал, чья это квартира. Ран сказал – его друга. Я подумал, что ему просто ключи одолжили…
– В ночь со второго на третье декабря где вы были?
– Там же. С Раном.
Инспектор глубоко вздохнул и потер переносицу.
– Хига-сан, подпишите протокол допроса. И можете быть свободны. Вы оказали неоценимую помощь следствию.
В последних словах инспектора прозвучала такая тоска, что Шульдих ему посочувствовал.
Хига ушел, и инспектор перевел взгляд на Шульдиха.
– Что скажете, агент?
Шульдих рассеянно потянул себя за рыжую прядь и начал наматывать ее на палец.
– Если он говорит правду, то нам надо получить подтверждение от Фудзимии. И если они оба повторят показания под присягой, значит, мы потеряли перспективного подозреваемого. Если он врет, то мне неясно лишь, откуда он знает про даты.
Инспектор раздраженно пожал плечами.
– Да из новостей. Или от того же Кудо, – он раздраженно стиснул челюсти. – А где вы взяли этого Хигу, агент?
– В додзё, – отозвался Шульдих. – Поговорил с этим их… сенсеем… Нет, – он повел плечами, словно стряхивая с себя оцепенение, – нам не стоит упираться в этого Фудзимию. В додзё до хрена народу. Мало ли, кто может мужикам головы с плеч смахивать. Вы какой версии придерживаетесь, инспектор? – он присел на край стола и наклонился к Томояме.
– В смысле? – опешил тот.
– Ну, маньяк или заказные?
Инспектор судорожно вздохнул и начал с силой тереть лицо руками.
– Версия с заказными отпадает. Трупы даже не в одном учреждении работали. Первый – в фармацевтической компании, второй – в фирме, занимающейся продажей недвижимости, третий – в банке. Никаких общих моментов. Только место, время, алкоголь в крови.
– В баре пили?
– Ага. Бар мы нашли, он там, неподалеку. Ну, и офисы соответственно. То есть, мужики после работы заходят в бар, слегка принимают и идут к метро. По дороге им рубят головы. Просто так. Значит, псих.
– Псих, привязанный к месту, – Шульдих достал блокнот и рассеянно прикусил кончик ручки. – Почему? Может, он занимался в этом додзё? Или живет поблизости? Или работает?
– Думал об этом, – признался инспектор. – Сейчас парни копают. Но вероятнее всего – додзё.
Шульдих кивнул.
– Совпадение, что парень живет или работает рядом с додзё, владеет мечом и при этом не имеет к этому додзё никакого отношения, невысока. Хотя исключать не стоит.
Инспектор кивнул и хмуро посмотрел на стоящую на столе фотографию молодой серьезной женщины. Судя по животу, у дамы был изрядный срок.
– Добиваем Фудзимию? – спросил он. Шульдих кивнул.
– Я с ним поговорю. Что насчет Кудо?
– Я поговорю, – вздохнул инспектор. Шульдих слез со стола и направился было к двери, но тут его стрельнуло. Бар. Точно.
– Инспектор, а бар проверяли?
– Само собой. Приличный бар, никакого стриптиза и тому подобного. Первый труп пришел с женщиной, они сидели и болтали, потом он ушел, а она осталась. Никаких подробностей – о чем говорили, с какими интонациями… Второй пришел один, но возле стойки пытался подцепить девушку. По словам бармена, она его отшила. С третьим примерно та же история.
Вся эта информация на первый взгляд казалась бессмысленной. Ну, мало ли людей приходят в бар с женщинами или пытаются кого-то склеить? Совпадение.
Или не совпадение. Шульдих пропустил руку через волосы… Что-то в этом было… цепляющее.
– А женщины… разные?
– Да, – голос инспектора звучал слегка удивленно.
– А поговорить с ними?
– Показания уже снимали, протоколы…
Шульдих цокнул.
– Нет. Не допросы. Поговорить. Имена. Адреса.
Он вылетел из кабинета инспектора две минуты спустя. Это могло быть фигней. А могло – зацепкой. И почему-то у Шульдиха было чувство, что это зацепка.

* * *

Вообще, с такого дикого бодуна Йоджи бы не удивился, если бы появление матери оказалось глюком, первым признаком подкравшейся белочки. Но пара чашек кофе и до кучи сигарет подтвердили ему, что все происходящее – правда. Мать приехала. Она пришла к этому… как его… короче, к айиному приятелю-футболисту и собирается по какому-то поводу его интервьюировать. Йоджи смутно припомнил, что вроде как Айя ему что-то там рассказывала про этого парня… а может, и не про этого. Мало ли у Айи парней…
До работы он добрался на метро. Хотел взять такси, но оказалось, что в карманах – только мелочь. Даже ключей от машины не нашлось. Хотя машина же осталась возле офиса. Так может, он ключи на работе забыл?
А мать сказала, что вечером зайдет к нему. К нему. Домой. Ага.
Вчерашний вечер был смутен. Йоджи помнил, что дунул – а дальнейшее вспоминалось как сквозь туманную дымку. Девица в красном была. У него не встал. Потом пришла Айя… вроде бы. Потом смутно помнился Брэд… ну, и этот горе-футболист появился. Йоджи четко помнил, как тот говорил что-то про свою квартиру… а вот дальше было совсем черно. Видимо, он вырубился.
В принципе, тащиться на работу в таком состоянии не следовало. Но ввиду отсутствия особого выбора – либо торчать в квартире Кена, что обязательно вызвало бы вопросы матери, либо возвращаться к себе, что вообще исключалось, либо бродить по улицам, чему не располагала погода – ничего другого ему попросту не оставалось.
– О, Кудо-сан! – как-то нехорошо обрадовалась хорошенькая регистраторша, едва только Йоджи вошел в офис. – А вам тут передали!
И бухнула на стойку пачку пухлых дел.
– Это что? – хмуро спросил Йоджи. Голова варила даже не плохо – отвратительно.
– Ну, как же… – удивилась девушка. – Дела об убийствах за последние два месяца. Томояма-сан просил вам передать. Ну, что-то там о проверке насчет отрезания голов.
Йоджи поморщился, осторожно взял стопку и поплелся в сторону лаборатории. Папки, как назло, были скользкие и норовили свалиться на пол. Впрочем, Йоджи даже не злился по этому поводу – он и поморщился скорее инстинктивно. Занятый тем, чтобы не дать папкам упасть, он не мог думать о том, что говорил вчера вечером.
Про Рана.
Чушь.
Ересь.
Ран был упрямым, твердолобым, несгибаемым сукиным сыном, но Йоджи в кошмаре не могла присниться возможность того, что Ран мог его обманывать. Влюбился бы в какого-то другого – пришел бы и сказал. Стопудов.
Плеснуло рыжим – мимо, будто за ним демоны гнались, промчался Шульдих. Йоджи едва не ругнулся на него – тоже по инерции, что-нибудь вроде «Смотри, куда прешь!» – потому что стремительный агент едва не сбил его с ног вместе с папками, – но в этот момент возникший прямо перед Йоджи Томояма – вот, наконец-то он знает, как зовут этого хрена! – проговорил:
– О, Кудо! – голос его был вдохновенно злым. – А я и не знал, что ты фрэндли!
– В каком смысле? – переспросил Йоджи, удивленно глядя на опера. Томояма был ростом что-то вроде метра семидесяти, потому Йоджи и его метр восемьдесят три вдохновляюще над ним нависали.
– Ну, сдаешь квартиру под пидорские свиданки, – нет, Томояма был не вдохновенно злым. Он был просто злым. Йоджи нахмурился.
– Еще раз. С подробностями.
– Твой приятель Фудзимия устроил из твоей квартиры дом свиданий, – опер по-волчьи оскалился. – Как выяснилось. С дружком своим там трахался. Два раза как минимум.
Папки вдруг стали очень тяжелыми. Недоумевая, что с ними могло такое случиться, Йоджи осторожно положил их на ближайший стол.
Наверное, он просто ослышался. Ну, или Томояма так прикалывается. Узнал, что Йоджи никак не мог запомнить его фамилию и решил приколоться. У опера были очень темные глаза. И черные точки на носу. И вообще кожа хреновая. И зубы, оскаленные в усмешке, плохие. Нет времени сходить к стоматологу. А еще прикалывается. Урод.
– Алиби у твоего Фудзимии, – звонко и гулко, просто на весь отдел… а может, на все управление прозвучал голос Томоямы. Йоджи захотелось его заткнуть. Что бы ни собирался сказать этот урод – оно никого не касалось. Только его. Йоджи. И Рана. Его Рана. – Они с этим Хигой Киёкадзу трахались у тебя в квартире две ночи, когда были убийства. Хига только что тут был, он подтверждает. Ты не знал, что ли?
Знал, подумал Йоджи. Я же знал. Неожиданно сильно и тяжело заныли виски, и он невольно поморщился. Похмелье, блин. Что-то он там такое говорил в баре… этой суке в красном, а потом Айе. Что-то про то, что Ран ушел от него трахаться с этим пидоренышем. Хигой Киёкадзу.
Значит, он знал, верно? Он, Йоджи, это знал. До-га-ды-вал-ся.
Он попытался глубоко вздохнуть и понял, что не может. Мозг отстраненно напомнил, что человек способен прожить без кислорода не более трех минут. А время шло. Медленно. Значит, он умрет. Значит, все кончено.
Кончено…
Ран. Тот самый несгибаемый упрямый Ран, красивый как божество, любимый как… как… как все, что когда-либо было в йоджиной жизни, его Ран – обманул.
Все.
Он еще несколько долгих мгновений смотрел на Томояму. Потом повернулся к столу, на котором лежали папки. И махом смел их на пол, все.
Кипящее бешенство, вырвавшееся на свободу, швырнуло его на стол. Ногой он смел монитор и еще какую-то хрень, пискнувшую в полете, спрыгнул на пол, схватил стул, швырнул его через комнату. Сзади налетели, вцепились в плечи и пояс; он рванулся, зарычав…
– Кудо, успокойся! – заорал кто-то. Раздался пронзительный визг. Заорали в несколько голосов…
Они сливались в сплошной гул. Кто-то хватал Йоджи за руки – он вырывался. Попытались ударить шоковой дубинкой, но он вмазал по чьему-то лицу – сильно, кулаком… Под костяшками хрустнуло, раздался вопль… Кто-то кинулся на него, свалив на пол; Йоджи вывернулся, пополз в сторону, в угол между столами, потому что больше некуда было – впереди стояли, и их лица застилало кровавое марево.
– Мурасэ! – отчаянно крикнул кто-то. Йоджи показалось, что прошло мгновение – над ним наклонилась Аска.
– Йоджи… – позвала она сквозь звон в ушах. – Йоджи… успокойся…
На ней не было пиджака. Форменные брюки и рубашка. И оплетка кобуры на плечах. И рукоять, выглядывающая из подмышки.
Йоджи дернулся вперед – быстро, как только мог. Револьвер был тяжелым. Чертовски.
Аска опять забыла поставить на предохранитель.
Когда дуло коснулось виска, Йоджи понял, что настало счастье.
– Скажи, что я его люблю, – проговорил он. И улыбнулся…

…Плеснуло рыжим. Ярко-синие глаза оказались напротив.
Отдай, приказал Шульдих, не размыкая губ. И протянул руку.
И по чужой воле, чудовищной, всесильной, Йоджи вложил в протянутую руку пистолет.
– Пристрели. А? – попросил он. Шульдих широко улыбнулся.
И стало темно.

* * *

Брюн пришлось давить на кнопку звонка минуты три, не меньше, прежде чем дверь открылась.
– Йоджи, я не пони...
Первая фраза, тщательно заготовленная, долженствующая вызвать у сына чувство вины и все вытекающее, пропала втуне. На пороге стоял вовсе не Йоджи. И даже не Ран, как можно было бы предположить. Незнакомец с неприлично рыжей шевелюрой ни капли не выглядел смущенным – наоборот, он приветливо улыбнулся
– Мисс Йохансон! – радостно провозгласил он, скалясь от уха до уха. Говорил он на английском, но очень жестко.
– Не имею удовольствия, – Брюн выгнула бровь. – Вы, молодой человек, кто, простите?
– А я коллега вашего сына, – рыжий наклонил голову, отчего несколько прядей из челки упали на лицо. – Пройдете? Чаю, может быть?
– И что вы делаете у него в квартире, коллега? – спросила Брюн. Ей вдруг резко перестало все это нравиться. Не арестовали ли Йоджи за что-нибудь?
– А я за его вещами приехал, – он все еще скалился, словно предлагая Брюн сосчитать все его зубы. – Ну, понимаете, зубная щетка, расческа…
– Где Йоджи? – спросила Брюн, ощущая холодок под сердцем.
– А, – рыжий теперь смотрел ей прямо в глаза, и улыбка словно стекала с его холодного наглого лица. – Не волнуйтесь, Йохансон-сан, – он неожиданно перешел на японский. – Жив, не арестован, даже относительно здоров. А я бы с вами побеседовал…
– А я бы с вами нет, – отрезала Брюн. – Как вы вошли в квартиру?
– У меня ключи есть.
– И откуда?
– Да, это вопрос, Йохансон-сан. Я не буду на него отвечать, пожалуй.
– А если я вызову полицию?
– Полагаю, – рука рыжего медленно скользнула за отворот пиджака, и Брюн напряглась, хотя ничего похожего на кобуру при странном типе вроде бы не было, – они бы сочли это затруднительным – арестовывать агента Интерпола, – рука вернулась на свет – теперь в ней было зажато удостоверение.
– Отлично, – сухо проговорил Брюн. Ей очень не нравилось, как этот тип действует и еще меньше – как он влияет на нее. Рыжий… пугал. А Брюн уже давно отвыкла бояться. – Я вас поздравляю. Но мне нужно знать, что с моим сыном и где он.
– У вашего сына нервный срыв, он в центральной городской больнице, – скороговоркой выдал рыжий. – Жить будет, с ума не сошел. Можете, кстати, сказать мне спасибо, так и быть, если бы не я, ваш сын прострелил бы себе голову. Не то чтобы это внесло какие-то серьезные изменения в его рассудок…
Брюн качнуло, она привалилась спиной к двери и медленно поползла вниз.
– Ай, как нехорошо, – прозвучал над головой голос рыжего. – Что же вы, женщины, такие нервные…
В следующее мгновение Брюн обнаружила, что сидит на кухне, на стуле, откинувшись на стену, а рыжий держит у нее под носом фужер с коньяком. Не говоря ни слова, Брюн трясущейся рукой забрала у него фужер и сделала глоток. Рыжий смотрел на нее сверху вниз.
– Значит, вы не в курсе, – неожиданно проговорил он – и это был не вопрос.
– Не в курсе чего? – устало спросила Брюн.
– Ваш сын расстался со своим бойфрендом. Насчет бойфренда вы же были в курсе?
Брюн вскинула глаза на рыжего.
– С Раном? Он бросил Рана?
– Я бы сказал, – мягко уточнил интерполовец, – что это мистер Фудзимия его бросил. Ваш сын в некотором… ээээ… стрессе после этого.
– Я убью его, – пробормотала Брюн, сжимая руку в кулак. – Чертов… гомик!
Тут рыжий рассмеялся, да так весело, что Брюн уставилась на него в полном изумлении.
– Боже, как я люблю примеры человеческого лицемерия! – воскликнул он. – Брюн Йохансон, прогрессивная журналиста, борющаяся за свободу всех ото всех, произносит гомофобные речи!
– Знаете, что, – начала Брюн, поднимаясь на ноги – ее душила ярость, – мне плевать, что вы думаете! Этот… соблазнил моего сына, а теперь, видите ли…
Она задохнулась от злости и не смогла продолжать. Рыжий смотрел на нее, сощурившись.
– Ну, понятно. Это же ваш сын. Сядьте, мисс Йохансон. А то снова в обморок упадете.
Брюн села. У нее снова тряслись руки, так, что она даже не смогла прикурить сигарету. Рыжий поднес ей зажигалку.
– Йоджи хотел убить себя? – наконец спросила она. – Действительно?
Рыжий кивнул.
– И вы… вы помешали ему?
Он снова кивнул.
– Спасибо, – она поднесла руку к глазам. В горле стоял комок. – Спасибо… как ваше имя?
– Меня называют Шульдихом, – произнес он.
– Спасибо… Шульдих.
Он снова кивнул. Потом присел перед ней на корточки.
– Не вздумайте реветь – ненавижу, когда женщины ревут.
Она слабо улыбнулась. Потом проговорила:
– Где Йоджи? Я должна увидеть его. Я же видела его сегодня утром, он даже…
Шульдих перебил ее:
– Он в клинике, и вы к нему поедете, но сначала ответьте мне на несколько вопросов. Это важно.
– Хорошо, – она глубоко затянулась. – Хорошо, спрашивайте. Я… я уже в порядке, – тут новая страшная мысль поразила ее, она вскинулась: – Он не сделает этого снова?! Там, в клинике?!
– Не сделает, – уверенно проговорил Шульдих. – Во-первых, с ним его подруга, Мурасэ-сан, во-вторых… ну, в общем, не сделает.
– Тогда спрашивайте, – она раздавила окурок в пепельнице и тут же прикурила новую сигарету. Руки уже почти не дрожали.
Шульдих поднялся на ноги, подтащил второй стул и сел.
– Ран Фудзимия, – проговорил он. Брюн мрачно на него посмотрела.
– Сейчас у меня нет для него никаких слов, кроме матерных.
– А не сейчас? – спросил Шульдих. Брюн вздохнула.
– Когда я только познакомилась с Раном, мне показалось, что он похож на моего мужа. У них даже имена похожи. Моего мужа звали Ранмару. Но Ранмару был добрым человеком, а Фудзимия… он недобрый.
– Недобрый, – повторил Шульдих. – По-вашему, он способен на убийство?
– Да, – ответила Брюн, не задумываясь, потом вскинула на Шульдиха глаза. – Он что, убил кого-то?!
– Может быть, – ответил рыжий. – А может, и нет. Но мог бы, верно?
Брюн вздрогнула, как от холода.
– Не хочу, чтобы мои слова как-то повлияли…
– Йохансон-сан, мы же в двадцать первом веке живем, – мягко сказал Шульдих. – Презумпция невиновности работает даже в этой странной стране.
– Он как самурай, – сказала Брюн. – Гордость, честь, меч. Бусидо, все дела. Он точно способен убить. Но ему нужна очень веская причина.
– Причина, Йохансон-сан, она в голове, – вздохнул Шульдих. – Тогда второй вопрос – Фудзимия любит вашего сына? Ну, или любил?
– Да, – она снова ответила, не задумываясь. – Совершенно точно. Не знаю, как насчет сейчас… но любил. Наверное, теперь нет, раз ушел…
Шульдих широко ухмыльнулся, словно ставил под сомнение вывод Брюн, потом спросил:
– Он мог, еще пока жил с вашим сыном, приводить сюда, в эту квартиру, кого-то? Мужчину?
– Нет, – ответила она. – Если бы он нашел себе кого-то, он бы пришел к Йоджи и сказал. Он не стал бы лгать. Он мне не нравится… но он честный. Даже чересчур.
– Понятно, – медленно проговорил Шульдих. – Спасибо, мисс Йохансон. Я так думаю, – он поднялся на ноги и снова широко улыбнулся, – что я могу больше не везти зубную щетку мистеру Кудо, не так ли?
– Да, – ответила она. – Я сама.
– Тогда я пошел, – жизнерадостно проговорил Шульдих и в следующее мгновение исчез. Брюн даже головой потрясла. Рыжий просто испарился из кухни.
– С ума я схожу, что ли? – вслух спросила она сама себя. Потом встряхнулась. К черту Шульдиха и его выходки. Надо ехать к Йоджи.

* * *

Киёкадзу врет. У Фудзимии нет алиби. Фудзимия способен на убийство.
Фудзимия бросил Кудо. Почему? Ответ очевиден, особенно для того, кто навел справки – Кудо пошел по бабам. Фудзимия узнал – выследил или просто понял, дальше все ясно. Триггер.
Но почему именно эти люди? Почему тогда не женщины? Почему не блондины? Или хотя бы паталогоанатомы?
Шульдих остановился возле своей машины, рассеянно крутя в руках ключи. Виктимология не вяжется.
– Женщины, – сказал он вслух. Все жертвы кадрили женщин. Или пришли с женщинами. Предположим, Фудзимия видит это, и их поведение с женщинами включает его ярость, потому что напоминает о его неверном любовнике. Но вечер закончился для клерков неудачно – их отшили или бросили! По логике, Фудзимия должен бы успокоиться и отстать от них, мало ли там было мужиков в этом баре, и многим из них повезло на любовном фронте больше! Разве не логичнее было бы, если бы гнев Фудзимии обратился против них?
Да и был ли Фудзимия в баре? Можно, конечно, выяснить, но что-то подсказывало Шульдиху, что вряд ли. Нет, Фудзимия или кто-то другой поджидал этих людей на улице. И что-то в них вызвало его злость.
Злость ли? И в них ли?
Шульдих чувствовал, что догадка близка. Что она тут, на границе с сознанием, совсем рядом.
– Женщины, – снова произнес он. Определенно, ключ был в женщинах. Что-то было не так с этими женщинами. Он выяснит это.

Глава 5. Трупы и кресты

Следующие два дня после кошмарной поездки в клуб поганец Мамору практически не был дома. Днем мотались по магазинам, ночью зависали в ночных клубах, и голова у Брэда под вечер воскресенья гудела как колокол. Зато в последнем клубе Мамору так оторвался, что на следующий день не смог не то что выйти из дома – даже встать с постели, и начальник охраны отпустил Брэда домой. Брэд счел это подарком небес за все его страдания и сразу же поехал в университет, к Наги. Конечно, лекции у мальчишки должны были закончиться еще не скоро, но мог же он иногда и прогулять их, для разнообразия? Кроме того, Брэд чувствовал вину.
Наги ничего не сделал, чтобы сгладить это чувство. Увидев Брэда под дверью аудитории на выходе с лекции, он резко отвернулся и зашагал прочь по коридору. Брэд быстро пошел за ним. К счастью, нигде поблизости не было Фудзимии.
Его мальчик выглядел худым и очень бледным. Бурная ночь явно не пошла ему на пользу, к тому же Брэд не знал, спал ли Наги вчера – он остался ночевать в резиденции Такатори, потому что домой смысла ехать уже не было.
– Наги.
Наги ускорил шаг и в результате споткнулся на лестнице и чуть не упал. Брэд подхватил его, но Наги резко дернулся.
– Наги, – повторил Брэд, надеясь, что в его голосе звучит самое искреннее раскаяние.
– Ты бросил ее! – не выдержал мальчишка. – Ты оставил ее одну… там… с этим! Я звонил ей сегодня, она не отвечает!
– Наги, – проговорил Брэд в третий раз. – Прости меня, пожалуйста. Ты же понимаешь, что я не мог поступить иначе.
– Все ты мог! – рявкнул Наги. – Все ты можешь! Пусть тебе возьмут сменщика! Какой смысл так работать? Ради меня?! Ты умрешь от этой херни, которая у тебя в голове, и я опять останусь один!
Брэд схватил мальчика за плечи и с силой прижал к себе. Несколько мгновений Наги был как деревянный, потом наконец его тело расслабилось, и он обхватил Брэда за талию.
– Хочешь, я вообще уволюсь? – спросил он. – Пойду брокером работать. У меня же образование…
Наги хмыкнул.
– У тебя плохо с предчувствием. Ты завалишь всю работу.
– Давай ты прогуляешь лекции? – спросил Брэд с улыбкой, присаживаясь перед Наги. – Будем делать что захочешь! Пойдем в парк… или в зоопарк, хочешь?
– А мы можем, – неожиданно застенчиво проговорил Наги, – поехать к Фудзимие-сан?
Брэд мысленно застонал. Он бы с огромным удовольствием навсегда прекратил отношения Наги с этой девчонкой. Но сегодня явно был неподходящий день.
– Ты переживаешь из-за того, что она не пришла в университет?
– Ну да, – кивнул Наги. – И еще я бы хотел… извиниться.
– И чтобы я извинился, верно?
Наги улыбнулся.
Однако ни первое, ни второе не вышло. Когда они подъехали к дому Фудзимии, они увидели, что перед воротами стоит полицейская машина.
– Так, – сказал Брэд. – Наги, не выходи.
Наги, конечно, не послушался и вылез из машины. Впрочем, Брэд в любом случае не собирался подходить близко к дому, так что это не имело значения. Поверх ограды он видел, что человек в плаще и двое полицейских в форме стоят на крыльце, явно с намерением войти, а крепкий парень с серьезной физиономией и неожиданно красными для такой серьезности волосами, скрестив руки на груди, преграждает им дорогу. Они явно спорили.
Потом дверь за спиной парня открылась, на пороге показалась Фудзимия Айя. Она что-то сказала парню, потом полицейским. Парень, еще мгновение поколебавшись, наконец нехотя уступил дорогу. Все пятеро вошли в дом.
– Это, наверное, ее брат, Ран, – сказал Наги.
– Ран, – повторил Брэд. Потом в голове что-то щелкнуло – «он» из рассказа Кудо, странная реакция Кудо на Фудзимию в клубе… Вот, видимо, этот «он» и есть. Брат Фудзимии Айи.
Этот Ран ему не понравился сразу. Категорически. Решение запретить Наги общаться с Айей окрепло окончательно, и он открыл рот, решив, что плевать на Нагино настроение – он скажет это сейчас, – но в этот момент смутно знакомый голос за спиной проговорил:
– Добрый день. Наоэ Наги-сан, не так ли?
Они оба обернулись. Возле машины стоял, невесть откуда появившись, рыжий немец из клуба, Шульдих или как там его. Он в упор смотрел на Наги, на Брэда же вообще внимания не обращал, словно его тут не было.
– Что вам нужно? – раздраженно проговорил Брэд.
– Наоэ-сан, – повторил Шульдих, не сводя глаз с Наги. – Вы меня не помните?
– Мы виделись в клубе, – вежливо сказал Наги. – Конечно, помню.
– О нет, – ласково проговорил Шульдих. – Мы виделись раньше. В приюте, помните? – он широко улыбнулся и произнес: – Джей.
Глаза Наги широко распахнулись. Несколько мгновений он молчал, хватая ртом воздух, потом выкрикнул:
– Вы брат Джея!
Брэд резко шагнул вперед, закрывая Наги и почти оттолкнув Шульдиха.
– Наги, в машину!
– Но, Брэд!..
– Я сказал, в машину!
Мальчик послушался – Брэд услышал, как хлопнула дверца. Шульдих теперь смотрел на него, и в его пронзительно синих глазах плескалась злая усмешка.
– Я знаю, кто ты такой, Брэд Кроуфорд! – выдохнул он Брэду в лицо.
– Я вас поздравляю, – зло проговорил Брэд. – Держитесь подальше от Наги!
– Вряд ли, – ухмылка Шульдиха стала еще шире, хотя казалось, что это невозможно. – Кто-то же должен рассказать мальчику обо всех тех замечательных делах, что делал для своего босса его приемный отец. Верно?
Брэд почувствовал, что кровь отливает от лица, и кончики пальцев холодеют.
– Только попробуй.
– И что? – глумливо осведомился рыжий. – Убьешь меня, ты, большой сильный боксер-неудачник? Брокер-неудачник? Где ты там еще облажался?
Его лицо вдруг оказалось очень близко, его глаза заглянули в Брэдовы, и голову тому вдруг стиснула сильнейшая и мучительная боль.
– Это тебе на память, – прозвучал голос Шульдиха. А потом он исчез.

* * *

Когда Йоджи открыл глаза, он увидел над собой пронзительно белый потолок. У него тяжко ныла голова, стонало и жаловалось все тело. Это он после похода в клуб так разбит? Йоджи чуть нахмурился – это вызвало новый всплеск головной боли, но заодно что-то стронулось в сознании. Нет, клуб был не вчера, а раньше. А вчера… если он, конечно, не пару дней тут валяется… вчера было… он проснулся в квартире Айиного приятеля, там была мама… или ему это приснилось? Потом… он поехал на работу и там…
Йоджи показалось, что он умирает, медленно и мучительно. Томояма рассказал ему про Рана и Хигу Киёкадзу. Они были в его квартире.
Ложь. Ран не поступил бы с ним так.
Но зачем Хига врет?
Ему захотелось встать. Уйти отсюда, куда-нибудь пойти, что-нибудь сделать, с кем-нибудь поговорить, но только не лежать и не вариться в собственных ядовитых мыслях. Но стоило ему шевельнуться, как его тут же схватили за руку.
– Йоджи!
Он повернул голову. На него смотрела мама. Она выглядела такой испуганной, какой он не видел ее, кажется, ни разу с той кошмарной ночи, когда они получили известие о смерти отца.
– Йоджи… – повторила мама. Глаза ее блестели. – Что ты… что ты творишь, идиот?!
И она расплакалась. Это было еще ужаснее – плачущей он ее вообще сроду не видел. Он крепко стиснул ее руку.
– Мам… мама, ну прости меня, пожалуйста…
Она низко склонилась над кроватью и уткнулась лбом в его руку. Йоджи второй рукой растерянно погладил ее по голове.
– Ты откуда тут?
– Этот… – проговорил она между всхлипываниями. – Шульдих… из Интерпола… был в твоей квартире.
– Аааа… – протянул Йоджи.
– И он сказал, что ты пытался убить себя!
Йоджи не ответил. Вчерашний день наконец полностью воскрес в его памяти. Это было чистое безумие, но в тот момент он просто не знал, что еще ему сделать, как еще унять душераздирающую боль. Сегодня, успокоившись, он больше склонялся к мысли, что рассказ Хиги был ложью – но какое это имело значение, если Ран все равно ушел? А больно ему было именно поэтому.
– Я… был не в себе, – наконец проговорил он. – Прости, мам…
– Расскажи мне, – потребовала она, садясь прямо. – Расскажи мне все.
Он посмотрел на нее с легким чувством неловкости. Он никогда не рассказывал матери о своей личной жизни. Это было бы странно… неудобно. Мать не была его подругой. Они жили совсем разными жизнями. Наконец, она была его мамой, женщиной, перед которой он всегда хотел проявлять себя в лучшем виде. Мог ли он рассказать ей, как страшно облажался?
– Прости, мам, – он мотнул головой. – Не могу. Как-нибудь в другой раз…
– Тебе надо с кем-то поговорить! – жалобно сказала она. В этот момент она нисколько не походила на себя, всегда уверенную, боевую, свободномыслящую журналистку. Она была обычной мамой. Йоджи видел таких во время стажировки в больнице, пока учился. Женщина, перепуганная из-за того, что ее малыш мог умереть. Мама-наседка. Странно было видеть такую Брюн Йохансон.
– Я говорил, – мягко сказал он. – Правда, мам. Не хочу больше об этом.
После небольшой паузы она произнесла тоном одновременно жалобным и осторожным:
– Твоя подруга Мурасэ-сан была тут, сидела с тобой ночью. Я отправила ее спать.
– Это хорошо, – вздохнул Йоджи, откидываясь на подушки. – Ей надо поспать. Я немножко достал ее в последнее время.
– Она очень о тебе заботится, – голос мамы звучал так, словно она трогала палкой болотную жижу, проверяя, можно ли здесь пройти. Йоджи едва не улыбнулся. Он знал, к чему она ведет. – И она очень красивая девушка.
– Я в курсе, – ответил он. – Но мне надо разлюбить кое-кого, прежде чем полюбить кого-то еще.
– Для тебя это лучше, – поспешно проговорила мама. – Радость моя, мне сразу показалось, что у тебя с ним нет будущего…
Йоджи едва не зарычал на нее. Хорошо еще, она не назвала Рана по имени, он бы не вынес снова слышать его имя из чужих уст. Твой приятель Фудзимия… с дружком своим там трахался… Его передернуло.

– Я не хочу об этом говорить, – произнес он сквозь зубы. Мама некоторое время молчала, потом, не глядя на него, спросила:
- Ты хочешь дать ему знать? Что ты в больнице… и вообще?
Йоджи вскинул на нее глаза, от удивления забыв, что не хочет говорить о Ране.
- Мам, ты только что сказала, что всегда знала, что у меня с ним нет будущего!
После очередной паузы Брюн, словно нехотя, произнесла:
- Моя свекровь говорила твоему отцу то же самое. С другой стороны, - она судорожно подергала рукава пиджака, словно хотела натянуть его на мерзнущие пальцы, - она была права, не так ли? Его и нет…
Йоджи не нашел, что сказать на это. Не то чтобы он не знал, что мать до сих пор тоскует по отцу… но слышать это вот так, от нее самой… Волна паники окатила Йоджи - что же, и он никогда не перестанет горевать по Рану? Но ведь они-то живы, оба!
- Никогда не понимала, что у них, их самурайские яйца отсохнут, если они проведут центральное отопление?! – с неожиданной яростью проговорила Брюн. – Милый, я схожу на кофе, замерзла невозможно.
- И мне принеси, - автоматически попросил Йоджи, и Брюн ответила, кажется, тоже на автомате:
- Тебе нельзя, - и вышла из палаты.
Йоджи откинулся на подушки и прикрыл глаза. Нет, подумал он, нельзя примерять жизнь и чувства родителей на себя. Его мать никогда больше не поссорится со своим мужем, никогда больше он не будет злить ее своей непробиваемостью, своей молчаливостью, чем дольше она живет без него, тем чище и прекраснее становятся ее воспоминания. Но они оба, Йоджи и Ран, живы, и это, наверное, самое плохое и есть.
Черти бы побрали этого Шульдиха…

* * *

Кажется, инспектор Томояма не собирался снимать плащ, но Ран так выразительно стоял у него над душой, что пришлось. Плащ у инспектора был сомнительной чистоты, и Ран совершенно не хотел, чтобы эта вещь, в которой этот тип наверняка трупы осматривает, терлась об обивку родительского дивана.
– Я бы хотел побеседовать, – выразительно глядя на Айю, проговорил Томояма, – с Фудзимией-сан наедине.
– Нет, – сказал Ран.
– Насколько я понимаю, ваша сестра совершеннолетняя…
– Я сказал – нет.
– Ран, уйди, – проговорила Айя, не глядя на него.
– Айя… – начал он, но она перебила:
– Просто уйди, и все!
Он ушел из гостиной на кухню, откуда все еще мог слышать голоса – но и только, слов разобрать он не мог. Наверное, он должен сказать спасибо инспектору Томояме за то, что Айя с ним вообще заговорила! С тех пор, как она вернулась домой из ночного клуба, залепила ему пощечину, наговорила гадостей и ушла, она больше не сказала ему ни слова. Ни за вчерашний день, ни за половину сегодняшнего. Ран, впрочем, начал уже находить определенное удовольствие в том, чтобы ни с кем не разговаривать.
Ему надо было съехать из дома, и как можно скорее. Здесь было слишком хорошо и уютно для его истерзанной души. Ему больше пошла бы какая-нибудь холодная халупа на окраине Токио. Чтобы подолгу ездить в университет и на работу, чтобы уставать как собака, чтобы были подозрительные, неспокойные, орущие соседи, словом, чтобы ему было как можно хуже внешне – может, тогда ему перестанет быть так плохо внутренне?
Это временно. Он ведь знает это. Он же уже расставался. С тем же Киё.
Правда, он никогда не любил Киё.
Да, и номер телефона хорошо бы сменить, хотя бы чтобы прекратил звонить Киё и чтобы не ждать, как дурак, звонка от Йоджи.
Айя вошла на кухню.
– Они хотят поговорить с тобой, – проговорила она, не глядя на него.
– Айя… – начал он снова, но она ушла, не отозвавшись, словно он был пустым местом. С тяжелым сердцем Ран вышел к инспектору.
Томояма сидел на диване с таким видом, словно его усадили на ежа. Он посмотрел на Рана, сжав губы. Вид у инспектора был усталым донельзя.
– Фудзимия-сан, – проговорил он. – У вас появилось алиби.
– Что? – удивился Ран.
– Вы не рассказали нам, что были не один в квартире Кудо Йоджи, – сказал Томояма. – Ваш друг Хига Киёкадзу свидетельствует, что был с вами.
Ран уставился на Томояму. Изумление быстро уступало место чувству дикой беспомощности. Киё… зачем? И не опровергнешь ведь теперь – идиота, чего доброго, арестуют за дачу ложных показаний.
– Он… – проговорил Ран наконец. – Он ошибся.
– Ошибся, – повторил Томояма. – Вы хотите сказать, что не проводили с Хигой Киёкадзу ночь на двадцать шестое ноября и ночь на третье декабря?
– Нет, – резко проговорил Ран.
– Каковы ваши отношения с Хигой-саном? – скучным голосом спросил Томояма, разглядывая зачем-то свою ладонь.
– Мы состояли в отношениях, это было давно, – сухо ответил Ран.
– В какого рода отношениях?
– В любовных, – резко сказал Ран. Томояма коротко глянул на него.
– Не надо так нервничать, Фудзимия-сан. В каких отношениях вы состоите с Кудо Йоджи?
Ран ненавидел Томояму от всей души. Просто хотелось взять и снести этому козлу голову. Жаль, что он, в самом деле, не этот сумасшедший мечник.
А может, мелькнула в голове безумная идея, взять и сознаться во всем? Он нормален, так что в психушку его не отправят… будут судить и казнят.
Потом Ран представил себе, что будет после этого с родителями и Айей. И… и с Йоджи тоже. Он и в самом деле сходит с ума, раз ему приходят в голову такие мысли.
– Он мой друг, – проговорил Ран.
– Он ваш друг, – повторил Томояма, словно ему специально приплачивали, чтобы он за Раном все повторял. Глядел он по-прежнему на свою ладонь. Потом поднял глаза на Рана – тяжелый утомленный взгляд. – Вы бы как-то предупреждали своих друзей об… особенностях своей личной жизни. Прежде чем устраивать из их квартир дома свиданий.
Ран стиснул зубы.
– Я ведь уже сказал вам…
Томояма поднялся на ноги, не дослушав.
– Я вообще не понимаю, вы чего-то боитесь, Фудзимия-сан? Как это там на вашем языке, выйти из шкафа? – в его голосе почти не осталось вежливости – только безмерная усталость и пробивающееся сквозь нее презрение. – Кудо чуть не рехнулся, когда услышал про ваши свиданки, чуть нам пол-офиса не разнес, то ли стреляться думал, то ли нас всех расстреливать…
У Рана зазвенело в ушах. Томояма продолжал что-то говорить, но Ран видел лишь, как шевелятся его губы.
– Он что?
– А? – прервался на середине своей речи Томояма, глянув на Рана с некоторым удивлением.
– Он… Йоджи… Кудо… что? – каждое слово давалось Рану с неимоверным трудом.
– Психанул и угрожал пистолетом, – буркнул Томояма и начал натягивать плащ, а потом ботинки. – В клинике теперь валяется. Нервный срыв. Да не переживайте, не из-за вас, баба его бросила, что ли. Спасибо за сотрудничество.
И он вышел. Ран так и остался стоять возле дивана, ухватившись за спинку, как за последнюю опору.
Ему казалось, что в груди его открылась кровоточащая рана. Та, что вроде бы уже зажила, но теперь заболела снова. Ему было холодно. Непоправимость произошедшего ужасала. Три желания было у Рана, и все они мешались друг с другом и зависели друг от друга. Увидеть Йоджи. Повернуть время вспять. Разбить себе голову о стену – так, чтобы наверняка.
Почему, Йоджи? Все же было сделано для тебя. Так, чтобы лучше было тебе. Я переживу, если мне будет плохо, но тебе… я этого не хотел…
Он уже почти принял решение немедленно поехать в больницу, чтобы поговорить, спросить, чего Йоджи хочет, дать ему то, чего он хочет, почти вышел из дома… но не вышел. Остановился на пороге, уже обутый и в куртке.
Ведь он же принял решение. В конце концов, неожиданно озлился Ран, в чем его вина? Это ему изменяли! И при этом обвинили непонятно в чем! Он был абсолютно прав, что ушел. А Йоджи… что ж, это Йоджи. Он ничего не делает тихо. Любит громко, страдает громко. Таков он и есть. Да, он искренен, этого не отнять. Но Айя, защищающая его, плачущая из-за него, не разговаривающая с Раном из-за него, не понимает, что по-другому просто быть не могло. И это тоже пройдет – от силы месяц, и Йоджи успокоится.
А может быть, совсем цинично подумал Ран, снимая куртку и разуваясь, все дело в том, что это он бросил Йоджи, а не наоборот. Что-то случилось не по-кудовски, отсюда все страдания. Надо было дождаться, пока он меня бросит, зло подумал Ран, входя на кухню. Тогда это я мог бы позволить себе закатывать истерики и демонстративно страдать.
В холле раздались шаги, мгновение спустя в кухонном проеме показалась Айя. Она остановилась там, глядя на Рана – он не смотрел в ее сторону, но чувствовал ее взгляд. На нее он тоже был зол. Никогда, никогда она не бывает на его стороне! Есть ли вообще кто-то на его стороне?
– Инспектор сказал мне, что Йоджи в больнице, – холодно проговорил он. – Если тебе интересно. Нервный срыв.
После паузы она спросила:
– Ты, конечно же, не поедешь?
– Нет, – резко ответил Ран.
Айя громко фыркнула и исчезла из дверного проема. Ран схватил нож, кусок свинины, который мама предназначила на ужин, и принялся рубить мясо с такой яростью, словно оно было его злейшим врагом.
Он очень хорошо понимал сейчас сумасшедшего мечника.

* * *

Когда Айя вошла в палату, Йоджи спал. Пахло здесь неожиданно приятно – дорогими духами, сообразила Айя через секунду. Ну, Йоджи…
Она присела на стул рядом с кроватью. Йоджи спал на спине, почти полностью отодвинув подушку и положив под голову руку. Она некоторое время смотрела на него. Иногда она забывала, насколько все же Йоджи красивый. В голове мелькнула мысль – а не воспользоваться ли тем, что они с Раном расстались, не попытаться ли заполучить Йоджи самой? Она чуть слышно фыркнула. Глупая мысль. Если даже отставить в сторону тот факт, что она на месте Йоджи не стала бы встречаться с братом парня, который ее бросил, все равно – она не влюблена в Йоджи. Да и не была никогда.
Спал Йоджи, видимо, некрепко, потому что ее фырканье его разбудило. Он приоткрыл глаза и посмотрел на Айю.
– А… – голос его спросонья прозвучал хрипло. – Привет, принцесса. Полномочный посол?
– Еще чего, – высокомерно проговорила Айя. – Я с ним не разговариваю.
– Ха-ха, – мрачно проговорил Йоджи. – Как многим ты ради меня жертвуешь, принцесса. Твой брат ведь такой роскошный собеседник.
– Что с тобой случилось? – спросила Айя, игнорируя выпад. Йоджи криво улыбнулся.
– Нервный срыв, – четко, едва ли не по слогам проговорил он. – Побуянил немножко в офисе. Ты откуда знаешь?
– К нам приходил инспектор Томояма, – ответила она. – Спрашивал меня о Ране. Йоджи… у Рана что, проблемы?
– А… – лицо Йоджи внезапно стало злым. – Так ты прибежала, потому что за него беспокоишься? Не волнуйся, принцесса, у твоего драгоценного братца алиби. Пока свершалось преступление, – он язвительно улыбнулся, – он трахался со своим пидорком у меня в квартире. Весело, правда?
Айе стало холодно и страшно. Не может же это быть правдой? Но если тот парень рассказал полиции… не станет же он лгать полиции? Это же безумие!
- Этот парень… - медленно проговорила она, - он кто вообще? Откуда он вообще взялся? – она ощутила внезапный гнев. – Почему я не знаю?!
- Хига Киёкадзу, - голос Йоджи звучал равнодушно и язвительно одновременно. – Большая любовь твоего братца. Встречался с ним до меня. – Он хмыкнул и поднял на нее глаза. – А ты как думала, принцесса, старший братец твой до меня был невинной ромашкой? Или ты думала, он расскажет своей любимой маленькой сестренке, что он гей? – он улыбнулся, но эта улыбка больше походила на оскал. – Видишь ли, маленький пидорок Киё вернулся, и Ран немедленно кинулся к нему. Наверное, это истинная любовь, - теперь равнодушия в его голосе не осталось вовсе, только язвительность. – Наверное, они созданы друг для друга, надо думать, Киё-кун, суровый гей-самурай с большим мечом, если ты понимаешь, а чем я! – последние слова он просто выплюнул.
Айя молчала, глядя на Йоджи почти что с ужасом. Она всегда, всегда была уверена, что знает о Ране все… но разве он не поразил ее, когда рассказал во время семейного ужина о себе и Йоджи? Так что же… она не знала о своем брате ничего?
– Убийства… - проговорила она наконец, больше затем, чтобы что-нибудь сказать. - Это… это связано с той историей, о которой по телеку говорят? Безумный мечник… или как его…
– Да, – ответил Йоджи. – Томояма наш решил, что Ран – отличный подозреваемый.
Он говорил это, неотрывно глядя в потолок. Он не улыбался, лицо у него было осунувшимся и угрюмым. Айя подумала, что никогда еще не видела Йоджи таким. Йоджи всегда улыбался. Он всегда… сиял. А сейчас… словно погас. Потускнел. И разом лишился большей части своей красоты. Ему шла улыбка. Ему не шло угрюмое выражение лица. Айе захотелось оторвать Рану голову. Господи, ну почему же не она оказалась на его месте, с тем же чувством к Йоджи, которое было у Рана? Она-то сумела бы сберечь этот свет.
Может, она просто не способна чувствовать так, как Ран?
При этой мысли еще одна тревога, которую Айя вот уже несколько дней тщательно гнала от себя, прокралась в ее душу. Что ей делать, если…
Потом до нее дошло, что именно сказал только что Йоджи.
– Что?! Рана подозревают в убийстве?!
– Теперь нет, – отозвался Йоджи, все так же глядя в потолок. – Алиби же.
Айя открыла рот, но не нашлась, что сказать. Ситуация была патовая. Либо Ран действительно изменял Йоджи, либо не изменял, но тогда он подозреваемый в убийстве.
– Я не верю, что Ран мог так поступить, – решительно сказала она наконец. После долгой паузы Йоджи проговорил:
– Я тоже, принцесса. Я тоже…
Айя не стала уточнять, во что именно Йоджи не верит, но слегка воспряла духом. Может, для этих двоих еще не все потеряно?
И в этот момент ей пришла в голову мысль, показавшаяся просто замечательной. Йоджи надо отвлечь от его проблем! Тогда он сможет немножко остыть и начать думать рационально. А у нее есть такая прекрасная возможность! Не для нее, правда, прекрасная…
– Йоджи, – проговорила она, – мне нужно тебе кое-что сказать.
Он посмотрел на нее с легким проблеском интереса в глазах.
– Надеюсь, это не про твоего приятеля-футболиста опять? Ты, кстати, в курсе, что к нему приехала моя мать?
– Что? – спросила Айя, сбившись с мысли. – Твоя мать? Брюн Йохансон?
Йоджи улыбнулся почти весело.
– Да, Айя, у меня только одна мать, ты знаешь. Приехала восстанавливать справедливость. Так что можешь больше не переживать за своего друга, и он тоже может больше не переживать. Если мама взялась за кого-то бороться, у врагов нет шансов.
К Айиному удивлению, она почувствовала, что на душе у нее действительно стало немного легче. Похоже, она всерьез переживала за Хидаку, хотя и не вполне отдавала себе в этом отчет.
– Нет, я не о нем, – сказала она. – Хотя он… тоже вроде как причастен.
Вот теперь интерес в глазах Йоджи стал острее, и взгляд его тоже, и по этому взгляду Айя поняла, что Йоджи догадывается, что именно она хочет ему сказать.
– Только не говори мне… – произнес он. Айя зажмурилась и кивнула. – Ты уверена?
– Тест делала, – шепотом проговорила она.
– Это же не на сто процентов верно, – осторожно сказал Йоджи. Он уже не лежал, а сидел в кровати, и даже взял Айю за руку.
– Я боюсь идти в клинику, – честно призналась Айя. – Вдруг… кто-нибудь меня увидит…
Она смолкла, осознавая, что ее слова звучать глупо и трусливо. Она же никогда не была трусливой, никогда не была глупой настолько, чтобы не предохраняться, а потом до последнего оттягивать с окончательной проверкой, словно надеясь, что все как-нибудь само рассосется. И все же теперь именно так она себя и вела.
– Так, – проговорил Йоджи. – Это Хидака?
– Больше некому, – буркнула Айя.
– Родителям ты не говорила, конечно. А Рану?
– Шутишь? – мрачно спросила Айя. – Я же пока жива, как видишь, – она вздохнула, потом призналась: – Я еще и поэтому с ним не разговариваю… страшно. А он думает, это из-за тебя.
– Повезло тебе, – сухо сказал Йоджи. – Такой предлог есть.
– Прости, – прошептала Айя, хотя и не вполне искренне. Впрочем, Йоджи ей поверил. Он ласково погладил Айю по руке.
– У меня знакомая врач есть в одной клинике, она все сделает так, что никто не узнает. И клиника далеко и от вас, и от центра, общие знакомые вряд ли попадутся.
– Ты сейчас про что? – осторожно спросила Айя, поглядывая на него из-под челки. Йоджи встретил ее взгляд.
– Про очевидное, разумеется.
Айя глубоко вздохнула.
– Йоджи, я… я не знаю…
– Чего ты не знаешь? – сердито спросил он. – Хочешь выйти замуж в восемнадцать лет? За Хидаку? Айя, даже если моя мать его отмоет, он все равно останется лохом! Оно тебе надо? Тебе надо сесть в восемнадцать лет дома, забыть про учебу, карьеру, готовить еду, стирать белье и вести бухгалтерию? Что ты, страшных историй наслушалась? Двадцать первый век почти!
– Ну, – пробормотала она, опуская голову, – я же могу на усыновление отдать…
Йоджи помотал головой.
– Воображаю себе реакцию твоего семейства, – с отвращением проговорил он. – Особенно этого… – он скрипнул зубами, громко и зло. – Короче, я дам тебе номер, а дальше делай как знаешь. Но если тебе нужен совет, который ты больше ни от кого не получишь – разумный, я имею в виду, совет! – делай аборт.
Она молча кивнула и подала Йоджи свой мобильник.

* * *

Шульдих сидел за столом в кабинете Томоямы и невидящими глазами смотрел на разложенные по столу документы. Системы в них не было уже никакой. Томояма ушел наконец домой – час или два назад, и Шульдих был близок к тому, чтобы последовать его примеру, хотя все, что у него было в качестве дома – гостиничный номер.
Его мозг становился все более бесполезен. Он не мог решить эту задачу.
Перед ним лежали сведения о трех женщинах, с которыми общались покойные клерки перед тем, как стать, собственно, покойными, и у этих женщин не было ничего общего, даже цвета волос, потому что одна из них красилась. Одна была офисная дамочка, делающая карьеру, вторая – студентка-второкурсница, приехавшая из провинции, третья – домохозяйка, решившая в отсутствие мужа гульнуть. Разный возраст, разный стиль жизни, одежда, манера разговаривать, пристрастия в еде и алкоголе, разные духи и косметика. Все, что есть общего – бар.
Может, дело в баре, а? Но Шульдих знал, что это не так. Просто этот бар лежал на пути между скоплением офисов и метро. И рядом было додзё. Скорее всего, убийца был привязан именно к додзё, но это же и так очевидно! Кто еще может рубить головы, как не кендоист? И ведь даже совершенно не обязательно, что убийца сейчас тренируется в додзё – может, это было лет десять назад, а потом он рехнулся и вернулся к этому месту, ведомый своими воспоминаниями? Может, он в этом баре после тренировки выпивал, и его там девушка отшила?
Может, зря он уперся именно в женщин? Может, это совпадение?
– Три убийства – это мало, – вслух сказал Шульдих. И усмехнулся – услышь его кто-нибудь, вот бы поднялся шум. Хотя Томояма бы, наверное, понял. Если не будет еще трупов, им это дело не раскрыть.

Телефон Шульдиха разразился звонком. Он взял мобильник, покачивая его в руке. Звонил Томояма.
– Так, – сказал Шульдих. И нажал зеленую трубочку.
– Еще труп, – без приветствий сообщил Томояма – в его голосе звучала неожиданная бодрость. – Гоните сюда.
– Виктимология? – спросил Шульдих – он уже мчался к выходу из управления.
– Абсолютно, – теперь в голосе Томоямы звучал азарт. – Клерк. Навеселе. Отшили. Мы задержали женщину!
– О да! – проговорил Шульдих, чувствуя, как растягиваются в ухмылку губы. – Отлично! – он уже сел за руль и теперь быстро выводил машину со стоянки. – Я буду. Не отпускайте ее!

* * *

Мясо не принесло удовлетворения, и, дорубив его, Ран бросил готовку ужина, оделся и направился в додзё – на этот раз на байке. Ходить пешком ему не хотелось – слишком много времени на раздумья.
Когда он приехал, люди в додзё еще были, но чем дальше, тем меньше их становилось, пока Ран наконец не остался один.
Он выматывал себя. Он готов был провести здесь хоть всю ночь, чтобы качественно, от души устать. Слишком много в нем скопилось всего. Гнева, ярости, ненависти, злости, горя, боли. Он злился на Йоджи и на Айю, он ненавидел Киё и себя. Ему было плохо за себя и за Йоджи. Ему было больно – с той минуты, как он покинул квартиру Йоджи, и то сих пор, и эта боль не проходила и не стихала, она была с ним, она терзала его, и он не знал, что с ней делать, как ему жить дальше, сможет ли он вообще жить дальше? Перестанет ли когда-нибудь чувство к Йоджи терзать его? А если нет?
Если Киё все эти годы чувствовал то же самое… что ж, теперь он был отомщен. Но Ран не мог даже ощутить свою вину. Слишком уж он ненавидел Киё за все, что случилось, хотя, если задуматься, если бы у них с Йоджи все было хорошо, смог бы Киё этому помешать? Ран понимал, что нет.
Было уже ближе к полуночи, и с Рана уже сошло семь потов, когда он снова ощутил, что не один. Ему даже оглядываться не пришлось.
– Привет, Ран.
– Привет, – буркнул он, останавливаясь. После нескольких часов упражнений он не мог заниматься и разговаривать одновременно. Он ждал, что сейчас Киё начнет спрашивать, почему он прятался, но Киё неожиданно спросил другое:
– Пофехтуешь со мной?
Ран обернулся. Киё стоял позади в своей форме, и в тусклом свете выглядел особенно маленьким и тощим. Ран вспомнил вдруг, что раньше, когда они встречались, Киё был ростом выше него. И фехтовал как безумец.
– Если хочешь, – сухо проговорил он, а сам подумал – не прибить бы его со злости случайно.
Несколько мгновений они стояли друг напротив друга. Киё атаковал первым.
Странно, но он двигался гораздо медленнее Рана, словно до этого именно он, а не Ран тренировался несколько часов. И фехтовал он плохо. Ран попытался вспомнить, так ли это было всегда, но не смог.
– Хватит, – проговорил он наконец, опуская боккен. Киё, взмокший и растрепанный, тоже остановился и кинул на Рана быстрый взгляд из-под челки, который показался тому неожиданно злым.
– Я плох, да?
Ран чуть дернул плечами и отвернулся, чтобы положить боккен на стойку.
– Ты, наверное, мало занимался эти годы… – проговорил он.
– Много, – жестко проговорил Киё. – Очень много. Просто я безнадежен. Ненавижу кендо! – выпалил он неожиданно и швырнул свой боккен на пол. Ран, глянув на него с осуждением, поднял деревянный меч и положил его на место.
– Тогда почему занимаешься им?
Киё открыл рот, потом закрыл его, потом мотнул головой, снова собрался что-то сказать… и в этот момент где-то стукнула дверь, раздались тяжелые решительные шаги, створка поехала в сторону, и в проеме возник инспектор Томояма и еще один полицейский.
Томояма окинул их обоих мрачным взглядом, потом проговорил:
– Оба здесь…
– И что? – резко спросил Ран.
– И давно вы здесь?
Ран ответить не успел – Киё сказал:
– Давно. С вечера.
Рану едва удалось сохранить выражение лица. Отлично, этот придурок снова его выгораживает. Он случайно не считает ли, что Ран убийца? А если сейчас Томояма потребует у него подтверждения?
Однако Томояма не стал. Вместо этого он спросил:
– И чем занимались?
– Кендо! – почти выкрикнул Киё. Томояма посмотрел на него даже с некоторым изумлением, да и Ран тоже. Глаза Хиги подозрительно блестели. Кажется, заметил это и инспектор, потому что с некоторой опаской произнес:
– Не надо так нервничать, Хига-сан. Я вас пока ни в чем не обвиняю. Кто-нибудь еще есть в додзё?
– Нет, – ответил на этот раз Ран. – Насколько мне известно.
– Вы что-нибудь видели? Может быть, кто-то проходил мимо? Или что-то слышали?
Ран покачал головой и посмотрел на Киё. Тот передернул плечами.
– Ничего.
– Что случилось? – спросил Ран. Томояма посмотрел на него раздраженно.
– Еще одно убийство. Но если вы все время были вместе…
Ран смолчал. Тогда Томояма сказал:
– Пойдемте, Фудзимия-сан. И вы, Хига-сан.
– Зачем? – насторожился Ран. – Вы нас…
– Я вас обоих хочу доставить домой в целости и сохранности! – сердито проговорил Томояма. – Тут психованный убийца бродит поблизости. Пойдем…
Он неожиданно смолк, уставившись на стойку с боккенами. Потом спросил:
– Это же деревянные мечи?
– Да, – ответил Ран.
– А настоящие здесь есть? – быстро спросил Томояма.
– В кабинете сенсея, – сухо ответил Ран. – В запертом шкафу. Еще есть стальные тренировочные мечи – они затуплены.
Томояма подошел к стойке и неловко взял боккен в руку – Рану немедленно захотелось отнять меч и показать, как держать правильно, но он, разумеется, этого не сделал.
– Тяжелый, – пробормотал инспектор, задумчиво глядя на боккен. – А стальной, должно быть, еще тяжелее.
Киё фыркнул, но ничего не сказал. Ран же ответил:
– Ненамного. Тренировочные мечи балансируются максимально близко к боевым.
– И длинный, – пробормотал Томояма, словно и не услышал Рана, и поднял боккен, рассматривая его от кончика до рукояти. – Как он с ним ходит? Почему его никто не засек с такой штукой подмышкой?
Это был неожиданно хороший вопрос. Ран сам осмотрел боккен новым взглядом. Даже если убийца носит длинный плащ – что довольно неудобно само по себе для того, кто желает остаться незамеченным и кому надо действовать по возможности ловко и быстро, – все равно оттопыривающуюся под полой катану будет видно.
– С другой стороны, – задумчиво проговорил Томояма, – в фильме про этих бессмертных горцев они там тоже с катанами ходили, и никто ничего…
На этот раз Ран и Киё фыркнули синхронно. Инспектор посмотрел сначла на одного, потом на другого.
– У него может быть вакидзаши, – проговорил Ран. – Он легче и короче, – он показал на боккене длину вакидзаши. – А убить им тоже можно.
– Хм, – Томояма положил боккен на стойку. – Вроде вариант. Хотя какая разница? Ладно, пойдемте.
По мнению Рана, разница была, и еще какая, но он решил этого инспектору не говорить. В конце концов, тот больше него понимает в убийствах.

* * *

Женщина плакала, чем вызывала у Шульдиха нестерпимое отвращение. Ему даже захотелось, чтобы тут был Кудо. Вот уж кто успокоил бы.
Женщине было лет под тридцать, и она, по мнению Шульдиха, была невыносимо страшной. Впрочем, все японки казались ему страшными. Ничего примечательного в ее внешности не было. Офисная мышь. Серый костюм, гладко зачесанные волосы. Макияжа, пожалуй, многовато для офиса, но, скорее всего, она докрашивалась после работы в туалете – в бар же собралась. Косметика, видимо, была хорошей – невзирая на поток слез, у нее даже тушь не потекла. Разве что помада немного размазалась.
– Он… он… хотел со мной… выпить… – проговорила она сквозь рыдания. – А я… а я… он мне…
– Давайте по порядку, а? – устало и раздраженно спросил Шульдих. – И прекратите уже рыдать!
Естественно, после этих слов дамочка разрыдалась еще сильнее. Тогда Шульдих взял ее за плечи и легонько тряхнул.
– Успокойся, – четко проговорил он, глядя ей в глаза. – Перестань плакать и отвечай на мои вопросы. Правду.
Она всхлипнула, икнула и наконец смолкла, глядя на него большими испуганными глазами и сжимая в кулаке мокрый бумажный носовой платок.
– Так-то лучше, – сказал Шульдих, отпуская ее. – Говори.
– Я пришла в бар, – поспешно заговорила дамочка.
– Одна? – перебил Шульдих.
– Да…
– Дальше!
– Я пришла… – начала она снова, но под взглядом Шульдиха осеклась и продолжила с того места, на котором остановилась: – Я села возле стойки, заказала себе коктейль, стала смотреть по сторонам…
– Выискивали, с кем бы познакомиться? – снова перебил Шульдих. Та густо покраснела. – Валяйте дальше.
– Потом он подсел, – поспешно продолжила она. – Начал со мной беседовать, купил мне выпить…
– Вы его не сразу отшили?
– Я пыталась! – с отчаянием проговорила она. – Но он был уже не очень трезвый и очень настойчивый… а когда он положил мне руку на колено, я попросила бармена, чтобы позвали охрану.
– Понятно, – сказал Шульдих. – И его вышвырнули.
– Да, – она поспешно закивала. – А я сидела… а потом появилась полиция.
– Все ясно, – Шульдих задумчиво окинул ее взглядом. Решительно ничего примечательного, как и в тех двух. Вот единственное, что у них есть общего – отсутствие примечательности. Но это про большую часть населения земного шара можно сказать. Он осмотрел ее с ног до макушки. Серые туфли. Колготки. Серый костюм, юбка офисной длины. Пиджак. Белая рубашка. Черные волосы. Крошечные сережки-гвоздики.
Что-то зацепило его взгляд. Мгновением спустя Шульдих сообразил, что это – едва видимая в распахнутом вороте блузки, шею женщины пересекала тонкая серебряная цепочка. Шульдих быстро протянул руку, подцепил ее мизинцем и вытянул на свет. Женщина еле слышно охнула.
Цепочка, вынырнув из-под блузки, вынесла с собой небольшой крестик, тоже серебряный, очень светлый, почти белый.

– Что это? – спросил Шульдих почти автоматически.
– Крестик, – слегка удивленно ответила женщина.
– Вы христианка?
– Да, у нас вся семья… давно…
– Белый крест… – проговорил Шульдих. Потом перевел взгляд на верхнюю пуговицу ее блузки. Показалось, или она действительно выглядела… неаккуратно застегнутой?
– Вы расстегивали блузку? Верхнюю пуговицу?
Женщина снова залилась густой краской, и Шульдих понял, что ответ ему не нужен.
– Значит, он видел… – проговорил он. Выпустил из пальцев крест, выхватил из кармана телефон и набрал номер по памяти.
На звонок ответили сильно не сразу. Наконец сонный женский голос проговорил:
– Кто это?
– Какие на вас были украшения? – быстро спросил Шульдих.
– Что? – испуганно переспросила женщина. – Я не понимаю… Кто это?! Что вам нужно?!
– Инспектор Шульдих, – скрипнув зубами, ответил он. – Интерпол. Мы говорили с вами недавно. Какие на вас были украшения в ночь убийства? Когда вы разговаривали с жертвой в баре?
– Это… я не помню…
– Так вспоминайте! – рявкнул Шульдих, лихорадочно сжимая кулаки. Дамочка с крестом смотрела на него испуганно, как на безумного.
– Ну… – прозвучало в телефоне не менее испуганное. – Сережки… да! Только сережки!
– Как они выглядели?
– Такие… круглые… с подвесками в виде крестиков…
Шульдих замер. Неужели?.. Неужели?!
– Цвет!
– Светлые… ну, они серебряные… почти белое такое серебро…
– Белый крест, – Шульдих сбросил звонок и тут же набрал второй номер. На этот раз ответили почти сразу, и голос был совсем не сонный, а на заднем плане слышались веселые крики и музыка.
– Кто это?! – почти провижжал в трубку тонкий девичий голосок.
– Инспектор Шульдих, Интерпол! – рявкнул Шульдих. – Что на вас…
– Ой! – взвизгнула девушка. – Ой, вы тот красивый рыжий парень! Хана! Хана-тян! Вот, вот он звонит!
Раздалось оглушительное хихиканье. Шульдих едва не завыл от злости и нетерпения.
– Какие на вас были украшения в ночь убийства? – рявкнул он. – Точно!
– Что?! – кричала девушка. – Я вас не слышу! Тут очень громко!
– Так выйдите туда, где тихо! – почти заорал Шульдих. – Это срочно!
Он услышал шаги, возню, потом хлопнула дверь, и наконец шум на заднем плане поутих.
– Вот! – радостно сказала девушка. – Теперь я вас слышу. Говорите.
– Какие на вас были украшения в ночь убийства? – повторил Шульдих. – Когда вы разговаривали с жертвой?
– Ой, я не поооомню, – протянула девушка. – А что? А вам зачем? А вы не хотите…
- Вспоминайте, - жестко проговорил Шульдих. – Пока я вас не привлек за противодействие следствию!
Девушка в трубке звонко рассмеялась.
- Какой вы суровый! – пропела она. – Так, там было… ээээ… тоооо… - Шульдих услышал бомотание и, как ему показалось, второй женский голос, потом девушка снова рассмеялась и проговорила: - Сережки были, длинные такие, с камушками, подвесочка со стразиками, типа стрекоза, а еще… чего? А! Точно! Заколка, такая, тоже со стразиками, типа крестик…
Пальцы Шульдиха свело на трубке.
- Крестик?
- Ага! – весело подтвердила девушка. – Крестик. Светленький такой, я же говорю, со стразиками. Это щас очень модно… стразики, в смысле, а крестик…
Шульдих повесил трубку. Когда он набирал третий номер, руки его уже не дрожали.
На звонок вновь ответили не сразу, а когда ответили, Шульдих услышал гневный шепот:
- Кто это? Вы с ума сошли? Вы знаете, который час?!
- Агент Шульдих, Интерпол, - жестко проговорил Шульдих, и мужчина в трубке мгновенно осекся. – Мне нужна ваша жена.
- Моя жена? – переспросил мужчина уже в полный голос. – Но… с чего…
- Расследование убийства. Ваша жена свидетель. Позовите ее к телефону, немедленно!
Растерянный шепот, возня. Наконец в трубке прозвучал сонный и испуганный голос женщины:
- Простите, кто это?
- Агент Шульдих, Интерпол, - повторил Шульдих. Теперь он чувствовал себя неожиданно спокойным. Его уже не злили приторможенные свидетели, казалось, он готов был беседовать часами… он знал, теперь он знал. – Мне нужно знать, какие украшения были на вас в ночь убийства. В частности, было ли на вас что-то в виде креста. Светлого креста.
В трубке воцарилось молчание. Наконец неожиданно помертвевшим голосом женщина произнесла:
- Брошь. Белое золото и бриллианты.
И Шульдих услышал изумленный голос мужчины:
- Брошь? Мамина? Которая в сейфе лежит?
Шульдих повесил трубку. Семейные драмы его интересовали мало. Кровь гулко билась в ушах, губы начали подрагивать, готовясь расползти в ту самую – его любимую – усмешку.
Белый крест.
Он поднял голову, внезапно сообразив, что все еще стоит посреди узкой улицы, а перед ним все еще дрожит свидетельница. На глаза ему тут же попался инспектор Томояма – тот шел к полицейской машине, а за ним шагали Фудзимия Ран и Хига Киёкадзу. Шульдих прищурился. Потом решительно взял женщину за плечи и развернул.
– Этот парень с красными волосами, видите? Он вам знаком? Вы видели его в баре?
– Нет! – ответила она почти испуганно. – Нет, никогда его не видела! Это он, да? Он убийца? А вон тот…
– Нет, – перебил ее Шульдих. – Спасибо, вы оказали неоценимую помощь следствию, – добавил он скороговоркой и помчался к Томояме и его спутникам.
– Чему это вы радуетесь? – раздраженно спросил Томояма.
– О! – загадочно протянул Шульдих и тут же подскочил к Фудзимии вплотную и пристально посмотрел ему в глаза. – Белый крест, – раздельно проговорил он. Фудзимия выгнул бровь. – White cross, – повторил Шульдих по-английски. – Weiß Kreuz, – добавил он на всякий случай по-немецки.
– Вы в своем уме? – холодно спросил Фудзимия.
– Да! – просиял Шульдих и на полной скорости рванул к своей машине.
– Эй! – окликнул его Томояма. – А с этой нам что делать?
– Пусть идет с миром! – крикнул ему Шульдих, запрыгивая в авто. И рванул с места.
Давно ему не было так хорошо. Он смотрел перед собой на дорогу и не мог перестать улыбаться.
– Я нашел тебя, – прошептал он наконец. – Ты здесь.

* * *

Рукоять жжет руки. Огонь от нее идет по телу, в грудь, охватывает сердце, вниз, затапливая до пальцев на ногах, вверх, поднимаясь выше глаз. Он застит глаза.
Сквозь огонь он видит очертания креста.
Я не хочу здесь находиться.
Горе. Ему не осталось ничего, кроме горя. Все бросили его. Он ушел.
Если я буду лучше, он вернется.
Рукоять меча.
Если я буду лучше, он вернется.
- …которое поможет вам…
Сила.
Умение.
Ярость.
«Проект Берсерк».
Берсерк. Он знает это слово, но не помнит его значения.
- Кендо не терпит ярости. Кендо – это холодный разум. А ты дерешься как берсерк! Я тебе покажу… так, руки! Руки!
И смех. Чьи слова? Чей смех?
Как может быть холодно, если в тебе пылает огонь?
Горящий дом. Горящий крест, черный от копоти.
Но это неправильно. Крест должен быть белым.

* * *

Перед дверью лаборатории, как обычно, сидел охранник. Он доброжелательно улыбнулся, когда Наги показал ему свой пропуск.
– Проходите, пожалуйста, Наоэ-сан.
Наги вежливо поблагодарил и прошел в двери, ведущие в узкий длинный коридор.
Пока он шел по нему, почти пустому, ослепительно белому и чистому, невеселые мысли одолевали Наги. Вроде бы все хорошо, работа спорится, он почти получил нужный результат… и все же… Наверное, дело в ссоре с Брэдом. Ну как, ссоре… Они же не ругались. Просто Брэд сказал, что не желает, чтобы Наги общался с Айей-сан, а когда Наги начал возражать и требовать объяснений, заявил, что ничего объяснять не будет и что когда Наги станет достаточно взрослым, сможет и общаться с кем захочет, и требовать каких угодно объяснений, а пока он должен делать то, что велит ему Брэд. И заодно заявил, чтобы Наги и на сто шагов не приближался к «этому агенту Интерпола».
– Но это брат Джея! – закричал Наги, смертельно обиженный подобной несправедливостью. – Я знаю его! Я же тебе рассказывал!
– Он опасен, – категорически заявил Брэд. – Если он вдруг захочет с тобой поговорить, скажи ему, что станешь разговаривать только в присутствии опекуна. И адвоката, – добавил он после паузы.
Наги так разозлился на Брэда, что объяснять что-то и еще и вообще разговаривать с приемным отцом ему решительно расхотелось. Брэд просто не понимал. Хотя, наверное, не стоит так злиться… Брэд ведь просто тревожится за него, тем более, вся эта история с убийствами, брат Джея оказывается агентом Интерпола…
Наги остановился перед дверью в палату. Он не спросил Шульдиха, не успел его спросить, а знает ли он, где сейчас Джей. А если нет? Все-таки эта история с Джеем и Шульдихом была очень странной. Если у Джея есть брат, почему они не живут вместе? Джей, конечно, в тяжелом состоянии, но он же не всегда был таким. Были же у него периоды вне обострений, обычно шизофреники вне обострений могут жить и не в клинике, если за ними есть кому присмотреть. Может, конечно, быть, что Шульдих не мог присматривать за братом, с его-то работой… и все же это было очень странно.
Спросить бы самого Джея… но ведь он же не ответит, к сожалению.
Прежде чем войти, Наги постучал. Это не имело особого смысла, но не врываться же вот так вот… Ответа, конечно же, не последовало, и, выждав паузу, Наги открыл дверь и вошел.
На Джее была смирительная рубашка, и сердце Наги тоскливо заныло. Значит, у него был приступ. Кататония, перемежающаяся приступами. Дела Джея шли все хуже и хуже. И Наги ничем не может помочь ему, тому, кого назвал когда-то своим другом.
Джей лежал на боку, лицом в стену. Его палата была классической мягкой комнатой, и Наги никак не мог понять, почему же его все-таки никак не поселят в нормальную. Да здесь кто угодно свихнется, в этой нечеловеческой обстановке! Наверняка у Джея приступы отчасти поэтому. Неужели они не понимают, что чем больше жизнь Джея будет напоминать нормальную, тем нормальнее будет становиться он сам?
– Привет, – Наги присел рядом и коснулся рукой затянутого в белую ткань плеча. – Как твои дела?
Джей не ответил. Он снова был в ступоре – просто лежал неподвижно, распахнув глаза, почти не моргая, и лишь тихое дыхание выдавало, что он жив. Наги рискнул погладить коротко стриженную седую голову. Джей не отреагировал. Наги едва не расплакался от жалости.

– Послушай, – проговорил он почти в отчаянии, – я работаю над твоим лекарством. Я уже… уже совсем близко! – это было не совсем правдой, но Наги хотелось в это верить и хотелось, чтобы верил Джей. Хотя Джей, скорее всего, вообще его не слышал. Или не понимал того, что Наги говорит. – Знаешь, – произнес тогда Наги. – Я видел Шульдиха. Ты же помнишь Шульдиха? Он твой брат. Помнишь?
Снова никакой реакции. А ведь она должна быть, с отчаянием подумал Наги. Он же видел тогда, давно, в те незапамятные времена, когда был еще всего лишь сиротой из приюта, как Джей общается с Шульдихом. Порой визиты брата были единственным, что могло вывести Джея из ступора. А сейчас… сейчас ничего. Совсем ничего.
Он сделал еще несколько попыток. Он рассказал Джею, как продвигается работа над лекарством и чего ему уже удалось добиться. Он рассказал о Шульдихе – что тот, кажется, расследует тут какое-то убийство и, наверное, задержится надолго и, наверное, был бы очень рад увидеть Джея…
Ничего не помогло. Джей все так же лежал недвижим, не реагируя ни на слова, ни на прикосновения, и в конце концов Наги сдался. Он поднялся на ноги, попрощался с Джеем и вышел из палаты.
Солнце на улице светило так ярко, что у Наги заслезились глаза. При этом было страшно холодно, ледяной ветер задувал под форменную куртку Наги. Он запахнулся поплотнее и быстро зашагал было к метро, но в этот момент его окликнули:
– Наоэ!
Наги обернулся, успев решить, что его зовет кто-то из однокурсников и удивиться – с ним же никто не разговаривал. Но это оказался Шульдих. Он стоял у обочины дороги рядом со своей неприлично яркой машиной, неправильно, кстати, припаркованной. Он поманил Наги, и тот подошел – отчасти из любопытства, отчасти чтобы поступить против Брэдова запрета.
– Вы неправильно припарковались, – сообщил он Шульдиху.
– Переживу, – тот сверкнул белыми зубами, и Наги внезапно удивился, как чисто и правильно гайдзин говорит по-японски. – Как дела, Наоэ-кун?
– Хорошо, – Наги вежливо поклонился. – А ваши, Шульдих-сан?
Тот откинул рыжую голову назад и звонко расхохотался.
– Ужасно, это звучит ужасно! Нет уж, хочешь быть вежливым – зови меня агентом. Или Шульдихом. Все зовут меня Шульдих. Хотя с японским акцентом все равно плохо. Не так, впрочем, как фамилия твоего приемного отца, не правда ли?
Эта фраза заставила Наги вспомнить Брэдовы слова, и ему стало слегка стыдно.
– Вообще-то, Брэд просил не общаться с вами без него или без адвоката.
– А лучше – и то, и другое, – подхватил Шульдих. – И все же ты отозвался. Не значит ли это, что примерный мальчик Наоэ Наги готов нарушать запреты?
– Я не примерный, – вспыхнул Наги.
– Ооооо… – протянул Шульдих, внимательно его разглядывая. – Что ж, может быть. Был. Когда-то. Когда еще не было Брэда Кроуфорда.
Наги нахмурился.
– Чего вы хотите, агент? – спросил он. Разговор с Шульдихом внезапно перестал ему нравиться.
Несколько мгновений Шульдих смотрел на него в упор. Потом проговорил:
– Я расследую убийства. Их совершил человек, который очень хорошо владеет остро заточенными предметами и помешан на кресте. Тебе это описание никого не напоминает?
Сердце Наги стукнуло невпопад, словно и у него, как у Брэда, были с ним нелады.
– Джей… не мог… он заперт…
И едва не откусил себе язык, потому что Шульдих расплылся в хищной улыбке.
– Значит, ты знаешь, где он.
– А вы разве не знаете? – спросил Наги, стремясь выиграть время. Шульдих медленно качнул головой, не сводя с него глаз. – Я не понимаю, – сердито сказал Наги. – Вы же его брат. Вас должны были поставить в известность.
– Я ему такой же брат, как Кроуфорд тебе – отец, – жестко проговорил Шульдих. – Если не меньше. Мы выросли вместе, в одном приюте, мы были близки, и я привык считать его братом. Я и сейчас так думаю. Но у меня нет на него никаких прав. Так что всю жизнь я занимаюсь тем, что ищу его, потому что его постоянно куда-то увозят, не ставя меня в известность. А почему должны? Я ведь ему никто, – горечь, прозвучавшая в голосе Шульдиха, глубоко поразила и тронула Наги. – И что еще хуже, нет никого, кто мог бы защитить его. Поэтому на Джее ставят эксперименты. Не так ли?
– Нет! – возмутился Наги. – Это не эксперименты! Это… это лекарство для него, – он глубоко вздохнул и постарался успокоиться. Он должен объяснить Шульдиху, что с Джеем не происходит ничего плохого. – Ему становится хуже, его состояние усугубляется. Вы же, наверное, знакомы с его историей болезни. Раньше он слышал голоса, и если не принимал лекарства, они брали над ним власть и вынуждали его… делать разные вещи… – Наги чуть вздрогнул – он-то был в подробностях знаком с историей болезни Джея и видел некоторые фотографии… того, что творил Джей, когда у него случались приступы. – Но против этого помогали обычные лекарства, давно существующие. А потом с ним стало происходить что-то странное, у него начались приступы буйства, которые ничем не купировались. Им на смену приходил ступор. Тогда я начал делать это лекарство… новое. Сначало оно помогало, но потом Джею снова стало хуже. Так что сейчас я думаю над новой модификацей. Вот и все! Никаких экспериментов!
– Что случилось с твоей последней разработкой? – быстро спросил Шульдих. Потом махнул рукой в сторону своей машины. – Давай-ка сядем. Не стоит обсуждать такое на людях.
Наги на мгновение засомневался – ужастики на тему «Никогда не садитесь в машину к незнакомцам» были прочно вбиты в его сознание. Но потом он устыдился. В конце концов, это же брат Джея!

Они сели, и Шульдих завел двигатель и неспешно отогнал машину в переулок рядом с клиникой. Сюда почти не проникало солнце, был он узенький – двум машинам не разъехаться – но, по крайней мере, здесь можно было стоять без риска, что тебя оштрафуют за неправильную парковку.
– Я накосячил, – признался Наги. – Джей впал в кататонию, приступов долго не было, он вообще не двигался, только лежал, его даже кормить начали внутривенно, потому что он даже не глотал. И я решил, что ему нужен стимулятор. Но что-то пошло не так, лекарство спровоцировало чудовищный приступ, Джей едва не вырвался и не сбежал, очень сильно покалечил несколько санитаров… – Наги содрогнулся, глядя на свои колени. – Я этого не видел, конечно, мне рассказали…
– Что случилось с твоим лекарством потом? – в голосе Шульдиха звучало такое нетерпение, что Наги посмотрел на него с удивлением.
– Я не знаю. Ничего. Я… я уничтожил его, наверное. А что?
У Шульдиха в этот момент было очень странное лицо – он смотрел на Наги со смесью гнева и жалости в глазах, и Наги внезапно стало страшно, как бывает страшно, когда понимаешь, что сделал что-то катастрофически не так.
– Ходит слух, – наконец заговорил Шульдих, и голос его был тих и опасен, – будто у японского правительства появилась некая секретная разработка. Стимулятор, который придает солдатам сил, ярости и даже умения. С одной стороны, слух дурацкий. С другой стороны, у него есть продолжение – вроде как один из подопытных, кому вводили препарат, бесследно исчез. И одновременно с этим на улицах Токио появляется маньяк, убивающий людей. Маньяк, чей триггер – белый крест. Так что я спрошу тебя еще раз, Наоэ Наги – что случилось с твоей разработкой?
У Наги отвисла челюсть. Несколько мгновений он смотрел на Шульдиха, силясь вместить в голове все, что ему только что было сказано.
– Вы… вы что… вы думаете… это мое лекарство? Но оно не могло… как… кто?..
И тут его поразила страшная мысль. Если это действительно его разработка… кроме него, Наги, в лабораторию мог попасть только один человек. Брэд Кроуфорд.
Шульдих улыбнулся, и его улыбка была такой, словно он прочел мысли Наги.
– Я уверен в этом, Наоэ-кун, – проговорил он. – Это твое лекарство. Но, разумеется, ты не передавал его правительству. Да и как бы ты мог? У тебя и связей-то соответствующих нет. Зато они есть у кое-кого другого. Знаешь, у человека, который усыновил гениального сироту. У человека, который пойдет на что угодно, чтобы подняться как можно выше. По карьерной лестнице. В финансовом плане.
У Наги перехватило дыхание. Мгновением спустя ужас сменился яростью. Он рванул дверцу машину, и к его удивлению, она открылась.
– Вы лжете! – выкрикнул он. – Все это… это ложь!
Он вылетел из Шульдиховой машины, полыхая от гнева, и на всех парах рванул к метро. Брэд был прав. Он не должен был говорить с этим психованным агентом. Несет какую-то чушь… будто Брэд взял Наги только потому, что Наги талантлив… будто из-за разработки Наги случились все эти ужасные убийства… псих он, вот он кто!
Только оказавшись в метро, Наги немного успокоился. Шульдих, без сомнения, сумасшедший или интриган, или и то и другое. Все, что он наговорил, никак не может быть правдой. И все же стоит сегодня вечером поговорить с Брэдом. Спросить его, не брал ли он что-то из лаборатории Наги.
В своей неприлично красной машине Шульдих меж тем сдался. Он открыл бардачок, достал оттуда пачку сигарет и зажигалку, прикурил, глубоко затянулся. Да. Он был прав. Оно того не стоило. Жизнь не имеет смысла, если лишить ее пороков.
Сигарета дала то, что ему было жизненно необходимо – способность ясно мыслить. Понимал ли Наоэ, что происходит, нет ли, правда была такова – разработка действительно существовала, и похоже, что ее изрядно доработали. Знать бы, как. Но это определенно имело отношение к Джею, иначе теме креста было бы неоткуда взяться.
В голове его ярко, словно это было вчера, всплыл один из последних разговоров с Джеем. У него как раз была затяжная ремиссия, и Шульдих навещал его почти каждый день, они даже гуляли по парку, окружавшему больницу, и Джей вел себя почти как нормальный.
И вот однажды, глядя на входную дверь в клинику, над которой был высечен в камне крест – это заведение, как почти все подобные, находилось под крылом церкви, – Джей проговорил:
– Он должен быть белым.
– Почему? – спросил Шульдих. Он никогда не удивлялся неожиданным поворотам Джеевых мыслей и всегда разговаривал с ним как с нормальным – в основном потому, что не воспринимал Джея как сумасшедшего. Этот мир был безумен, и Джей всегда казался Шульдиху, может быть, самым разумным человеком в этом безумии. Наверное, поэтому они так поладили.
– Я видел сон, – ответил Джей. – Там был ты, Наги и еще один человек, я его не знаю. Мы… – он задумался на мгновение. – Мы говорили. Я не помню, о чем. Но я помню, что ты сказал: «Белый крест». По-немецки, – добавил он после паузы.
– Это был хороший сон или плохой? – спросил Шульдих. Джей молчал некоторое время, явно размышляя, потом ответил:
– Плохой, наверное. Я знал, что мы совершили много зла, и это тяготило мою душу. Я ненавидел Бога, и это тоже тяготило мою душу. Но ты был со мной рядом и я знал, что ты, как и сейчас, любишь меня. Это меня радовало.
Шульдих, неожиданно тронутый, хотел ответить на это, но Джей продолжил:
– Когда я проснулся, мне показалось, что это красивый образ – белый крест. А ты как думаешь?
– Я равнодушен к крестам, – честно признался Шульдих.
– Не гневи Господа, – строго ответил на это Джей.
И теперь он сидел один в машине в токийском переулке и думал о белом кресте. Как мысль Джея могла попасть в голову к другому человеку? Что за дьявольское зелье сотворил Наоэ Наги? И главный вопрос – где находится Джей и как Шульдиху добыть его оттуда?

Глава 6. Леска и меч

Йоджи вышел на работу на следующий день после того, как его выписали, хотя этому противились все от Томоямы до Брюн. Даже Айя пыталась встревать, хотя Йоджи вообще не очень хотел ее видеть, это живое напоминание о Ране. Не говоря уж о прочих ее проблемах. Ее присутствие вынуждало его думать, что надо бы что-то с этим сделать… надавать Хидаке по мозгам, например… но даже эти мысли требовали слишком много сил. В конце концов, не он ее старший брат!
Он чувствовал себя пустым. Словно ему сердце вырвали и даже ничего взамен не положили. Навестив его в день выписки, Айя снова пыталась заговорить о том, что история про Ранову измену – ложь, но Йоджи скомкал разговор. Он не хотел развивать эту тему. По большому счету, это уже было неважно. В самом деле, изменял ли ему Ран или нет, суть дела не меняется – Ран ушел. Ран не вернется. Если бы он хотел вернуться, хотя бы чуть-чуть, разве он не приехал бы в больницу? Йоджи бы именно так и поступил.
Он покинул клинику с ощущением, что прошло лет десять его жизни, не меньше. Три для назад ему было двадцать с небольшим, а сегодня он уже ощущал себя лет на тридцать пять. Наступало время завязывать с истериками и начать думать, как он будет жить дальше. Чего он совершенно точно не будет делать, так это влюбляться. Может, ему жениться? По сватовству?
Его новообретенная холодная рассудительность затрещала по швам, стоило ему переступить порог квартиры. Похоже, за время его отсутствия мама наняла кого-то, чтобы навести тут порядок – Йоджи порядочно насвинячил в квартире за последние дни, – и теперь в доме даже пахло едой, и это так сильно напомнило Йоджи дни с Раном, что он не смог даже пройти дальше коридора. Пришлось снимать номер в гостинице. А квартиру, похоже, придется продавать…
Работа сейчас была его единственным спасением. Во всяком случае, так ему казалось, пока – через пару дней после выхода – он не встретил на парковке Брэда Кроуфорда. Американец, похоже, поджидал его здесь.
– Внезапно, – сказал Йоджи – он настолько удивился и к тому же обрадовался, что забыл поздороваться. – А я полагал, что ты больше не захочешь меня видеть.
– Я тоже, – Кроуфорд сухо улыбнулся. – Но без тебя не так смешно жить.
Йоджи расплылся в улыбке.
– Я чертовски рад тебя видеть, – искренне сказал он.
– Это пока, – криво усмехнулся Брэд. – Я пришел взымать долг, – и когда Йоджи вопросительно выгнул бровь, пояснил: – Ты мне жаловался на жизнь, теперь моя очередь.
– Это всегда, – сердечно сказал Йоджи. – А ты потом напьешься и будешь блевать в туалете в клубе?
– А тебе бы этого хотелось, конечно, – фыркнул Брэд.
Они сели в маленькой уютной пекарне, где, к большому удовольствию Йоджи, не подавали ничего из японской кухни, даже булочек с бобами – японская еда в последнее время не вызывала у него ничего, кроме судорожного желания разрыдаться, – и Брэд наконец разговорился. Делал он это так, словно впервые в жизни говорил с кем-то по душам, и Йоджи сильно подозревал, что оно на самом деле так и было.
– Наги собирается отказаться от меня как от опекуна, – проговорил он с таким видом, будто ему одновременно выдирали несколько коренных зубов. Йоджи от изумления не сразу нашел, что сказать.
– Он… ты думаешь, он это серьезно? Он все-таки подросток, может, у него типичный закидон?
– У него не бывает закидонов, – сухо проговорил Брэд. – Этот мальчик всегда серьезен.
– Тогда почему? Что случилось? Это же не из-за истории в клубе?
Брэд поморщился.
– Я его тогда сильно разочаровал, – проговорил он. – Отказался помочь Айе-сан с тобой, потому что надо было везти подопечного домой. А потом… кое-кто наговорил ему про меня ерунды…
Он смолк, мрачно глядя в окно, за которым уже начали сгущаться ранние токийские сумерки и загораться новогодние гирлянды. Господи, ведь скоро Новый год, с тоской подумал Йоджи. Он планировал встретить его с Раном. Выпить, потискать его, вырядившегося в традиционное, пойти в Императорский дворец… Сколько еще будет впереди таких моментов, когда он будет вспоминать их рухнувшие планы? А эта скотина… ему хоть жаль?
Усилием воли он заставил себя вернуться к Брэду. Долг, как известно, платежом красен.
– Ерунды, из которой кое-что правда, – продолжал Брэд мрачно. – Я сделал кое-что, чего делать не следовало. Из-за денег и хорошего отношения боссов, – он хмыкнул. – Все это мне нужно ради Наги. Но он решил, что я усыновил его, чтобы иметь под рукой гениального изобретателя, чьи разработки можно выгодно продавать на сторону. И я не знаю, что должен сделать, чтобы разубедить его.
– А ты продавал его разработки на сторону? – спросил Йоджи. Вид у Брэда немедленно сделался такой несчастный, что стало ясно – именно это он и делал. – Херово получилось.
– Расскажи мне об этом, – буркнул Брэд, не глядя ему в глаза. – Чувствовал же, что ничего хорошего не выйдет… Я же не крал ничего у него! – добавил он, и голос его звучал отчаянно и растерянно. – Просто подбирал черновики, которые он выбрасывал…
– Ну, знаешь, – проговорил Йоджи – ему, конечно, жалко было Брэда, но он не мог бы сказать, что не понимает Наги. – Тоже не очень приятно – понимать, что ты мусор спокойно не можешь выкинуть в своем доме. Пацан, наверное, сроду от тебя ничего не прятал, и тут ты выкидываешь такой фортель. Я думаю, он хочет расстаться с тобой, потому что не может тебе больше доверять.
И он смолк, едва не подавившись собственными словами. А не потому ли и Ран ушел? У Йоджи задрожали руки, он глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, потому что отчаяние, подкатившее к горлу, грозило обернуться новым потоком слез и новой истерикой. Сам все испортил, сам! Чем он лучше Кроуфорда? Он поднял глаза на Брэда – лицо того было бледным и несчастным, и в нем Йоджи увидел отражение того же отчаяния и вины, что ощущал сам.
– Давай напьемся? – предложил он. Кроуфорд глянул на него с некоторым удивлением.
– И как это поможет?
– Да никак, – ответил Йоджи. – Но нам уже ничего не поможет, так что напиться – самый приятный способ провести вечер.
Несколько секунд Кроуфорд явно размышлял, потом кивнул.
– Пожалуй, ты прав.
Йоджи улыбнулся углом рта.
– Никаких предчувствий?
Брэд снова размышлял пару секунд, явно прислушиваясь к своим ощущениям. Потом качнул головой.
– Абсолютно.
– Тебе следует чаще к себе прислушиваться, – ухмыльнулся Йоджи. – Твой внутренний оракул явно не дурак.
Брэд фыркнул.
– Кстати, о предчувствиях, – он завозился, доставая что-то из кармана пиджака. – Едва увидел это, сразу подумал о тебе.
И он вытащил и положил на стол небольшую коробочку. Йоджи выгнул бровь.
– Это предложение? Так быстро? Ну, я даже не знаю…
Брэд криво улыбнулся.
– Это часы.
Любопытствуя, Йоджи открыл коробку. Там действительно были часы – очевидно дизайнерская модель, правда, сам бы он такое не купил сроду. Циферблат у часов был небольшой, скорее для женской руки, чем для мужской, а браслет выглядел как небрежный моток проволоки. Повертев нелепое изделие в руках, Йоджи понял, что так и есть – при желании моток можно было даже размотать.
– Эммм… – проговорил Йоджи, не зная, как комментировать странный поступок Кроуфорда и не менее странную вещь. – Мне кажется, это дороговато для подарка другу…
– Я их не покупал, – с кривой гримасой ответил Кроуфорд. – Выиграл в любительском чемпионате по боксу пару недель назад, сегодня вот заехал и забрал. Дикая вещь, я знаю, – он вздохнул. – Но почему-то я подумал, что тебе они… пригодятся.
Йоджи посмотрел на потерянное лицо Кроуфорда. Он решительно не мог представить, зачем ему могли бы понадобиться часы неясной половой принадлежности, но расстраивать приятеля еще больше не хотелось. Он ухмыльнулся, снял свои часы и напялил подарок Кроуфорда.
– Отличная вещь! – улыбаясь во весь рот, соврал он. – Мне нравится!
Кроуфорд наконец-то улыбнулся не криво, хотя все еще печально.
– Так я заеду за тобой попозже.
– Да, – почти весело ответил Йоджи, поднимаясь на ноги. Ему страшно хотелось курить, а в кафе этого делать, понятно, было нельзя. – И мы гульнем. Пройдемся по барам. Комар лас копас, как говорят испанцы. Или будем напиваться в одном месте, как скучные японские салариманы. Что скажете, мистер Кроуфорд? What say you?
Кроуфорд ухмылся, глядя на него снизу вверх.
– Скажу, что с тобой не соскучишься. Let it be then. Увидимся вечером.
– Давайте есть пчел, – с серьезным лицом кивнул Йоджи, и когда Брэд рассмеялся, сделал ручкой и устремился на улицу.
Там улыбка стекла с его лица, как подтаявший кусок льда. Йоджи выбил сигарету из пачки, сунул ее в рот, прикурил. Одно он знал точно – если заставлять себя улыбаться, настроение и в самом деле становится чуть-чуть получше. Так что он будет улыбаться. И общаться с Кроуфордом. Или с кем угодно, чтобы не оставаться одному. Он набрал на мобильнике Аску и зашагал в сторону работы.

* * *

Ран постарался пробраться в дом как можно более незаметно. Он тихо открыл дверь, не известив о своем возвращении, осторожно снял обувь и поставил ее как можно аккуратнее, чтобы подошвы не стукнули об пол. Потом тихо, на цыпочках, прокрался через холл мимо открытой двери в кухню, где шумела вода, мать возилась у раковины, а отец заканчивал завтракать, одновременно читая газету и отвечая что-то маме. Лестница не скрипнула, пока Ран поднимался наверх.
Но все его усилия пошли прахом, потому что, не сделав и пары шагов, он столкнулся с выходящей из ванной Айей. Она была неожиданно бледна и выглядела нездоровой.
– Что? – громко и зло спросила она, увидев его.
– С тобой все… – начал было Ран, но снизу тут же донесся голос мамы:
– Айя, что там?
– Ран! – крикнула Айя в ответ с нескрываемым отвращением в голосе. – Опять мотался где-то всю ночь.
И прошла мимо него в свою комнату.
– Ран? – раздался вопросительный оклик мамы. – Ран, спустись-ка.
Едва не заскрипев зубами, он пошел вниз по лестнице.
Родители по-прежнему были на кухне, но отец больше не читал газету, а мать сидела за столом. Ран остановился в дверях.
– Где ты был? – спросил отец.

– В додзё, – ответил Ран. И добавил, решив быть честным: – И искал квартиру.
Родители переглянулись. Потом заговорила мама:
– Ран, сыночек, ты вполне можешь жить с нами. У нас много места, и ты нас совершенно не беспокоишь.
– Но в додзё лучше ходить днем, – отрезал отец. – А по ночам спать.
Мама осторожно коснулась отцовской руки, явно стремясь его успокоить. Этот жест отчего-то вызвал у Рана комок в горле. У его родителей было огромное количество совместных жестов, которые ему нравились, которые он любил примерять на себя и… но лучше он не будет об этом думать. Время лечит. Точно лечит.
– Детка, мы беспокоимся о твоем здоровье, – извиняющимся голосом проговорила мама. – У тебя вон синяки под глазами и ты очень бледный. Ты плохо ешь и мало спишь. А ведь тебе еще учиться.
Наступила пауза. Они, кажется, ждали от Рана какого-то ответа, но он совершенно не представлял, что можно на это ответить, чтобы не начать ругаться. К тому же, они явно собирались сказать ему что-то еще, так лучше он возразит на все сразу и огребет за все сразу. Один большой скандал лучше, чем два маленьких. Да и квартиру на съем он уже нашел.
– Детка, – снова заговорила мама, явно собравшись с духом. – Мы тут с папой подумали… помнишь папиного делового партнера, Киришиму-сана? У него клиника, специализирующаяся на сердечных болезнях, в Асакусе.
Ран кивнул. Он отлично помнил всех отцовских деловых партнеров, еще бы, его в свое время прицельно с ними знакомили, когда отец еще рассчитывал, что Ран примет его бизнес.
– У него две дочери, такие симпатичные девушки, – мама начала говорить быстрее, словно опасаясь, что Ран начнет возражать раньше, чем она закончит. – Мы с папой подумали… теперь, когда ты закончил… может быть, ты согласишься на встречу? Они очень славные, умные девочки, книжки читают…
Голос мамы сошел на нет. Ран молчал. У него не было душевных сил даже на то, чтобы изумиться. Как давно он не слышал этих разговоров, с тех пор как начались отношения с Йоджи, с тех пор, как он признался родителям? Интересно, они все это время думали, что дело в Йоджи? Видимо, да. Он бы рассмеялся, если бы мог.
– Нет, мама, – проговорил он наконец, устало и спокойно. Брови отца съехались на переносице.
– Хоть бы сказал, что подумаешь! – рявкнул он, стукнув ладонью по столу. – И что ты теперь намерен делать? Продолжать этот свой… образ жизни? О семье не хочешь подумать? Обо мне? О матери? Не сын, а позор!
– Дорогой… – мама снова погладила его по руке. – Ран, детка, может, ты хоть подумаешь, правда? Ведь ты и… и Йоджи, – имя ей далось с явным трудом, – расстались, так что же…
– Какое это имеет значение?
Он чувствовал себя неимоверно уставшим, отчаявшимся и одиноким. Ему неоткуда было ждать помощи. С тех пор, как он ушел от Йоджи, ему не с кем было поговорить, не было никого, кому он мог бы рассказать, в какой чудовищной агонии он живет. Под обвиняющими взглядами родителей ему захотелось упасть на колени, подползти к маме, вцепиться в ее юбку, пообещать что угодно, только бы она позволила ему выплакаться, вынула из него эту боль. Ран закрыл глаза и даже назад качнулся, чтобы не позволить себе сделать то, за что потом он будет себя презирать.
– Нет, – проговорил он, развернулся и пошел прочь. Он поднялся наверх, зашел к себе в комнату, взял боккены… Опять он уходит, забрав только их. Беглец.
Он договорился с квартирным хозяином, что заедет завтра. Что ж, сегодняшнюю ночь придется провести в додзё.
– Не хочешь поговорить с ними?
Ран обернулся. В дверях комнаты стояла Айя, скрестив на груди руки и глядя на него злыми глазами.
– Поговорить?
– Да. Ну, знаешь, словами. Так поступают люди, когда хотят донести что-то до других людей. Тут, знаешь ли, нет умельцев читать мысли.
Он нахмурился, не понимая, чего она от него хочет.
– Ты подслушивала?
Айя фыркнула.
– Ты все время так поступаешь, старший братец. Ты почему-то считаешь, что все должны без слов понимать, что ты там испытываешь, в глубине своей тонко чувствующей души, – ее голос сочился сарказмом. – Мама, папа, я, Йоджи… От него ты тоже слинял, не сказав лишнего слова? Ну правильно. Это же непомерное усилие для тебя – заставить свой язык работать. Проще сбежать и оставить человека одного. С чувством вины. Зато ты весь в белом, гордый собой.
Ран едва не зарычал от ярости. Ему хотелось ударить ее, сбросить с лестницы. Конечно, опять он кругом виноват, а Йоджи бедный и несчастный. Поговорить… О чем он должен был говорить с человеком, который обманывал его, а потом свалил на него собственную вину? О чем он должен говорить с родителями, которые хотят, чтобы он поступил по их желанию независимо от собственных?
– Ты такой эгоист, братец, – проговорила Айя, глядя на него с презрением. – Ни о ком не думаешь, только о себе. Ну давай, беги. Ни на что другое ты не способен. Трус.
Он не мог больше ее слушать. Он прошел мимо, не глядя на нее, чтобы не потерять самообладание. Внизу на кухне родители разговаривали явно на повышенных тонах, Ран услышал свое имя… Он практически пролетел через холл, быстро обулся и выскочил на улицу.
От всего этого – от боли, от разговоров, от бегства, от необходимости решать, что делать со своей жизнью дальше – было два средства, столь же прекрасных, сколько и жалких. Самоубийство шло первым, и Ран бы прибегнул к нему, если бы не осознание, что расставание с любимым человеком – ничтожный повод для сэппуку, разве что для жалкого прыжка с моста или под поезд. Так что же, он даже смерть свою выбрать не может? А вторым вариантом было возвращение к Йоджи, нечто еще более жалкое. Что он ему скажет? Прости меня, возьми меня обратно? Сам-то он на месте Йоджи принял бы? Стал бы уважать человека после этого?
И он думал, что принял решение? Что он сможет так – просто жить дальше и любить Йоджи? В этом-то проклятом мире, в котором все время что-то происходит? Айя, которая обвиняет его, ненавидит его… Йоджи, истерикующий и пытающийся покончить с собой… родители, которые вечно что-то хотят от него… В этом мире невозможно принять единое решение и жить по нему. Все слишком меняется. Все слишком… живое. И ему надо как-то жить в этом.
Так что прыжок с моста он не исключал. Нет, не исключал.
День прошел в мареве усталости – не первый и, Ран знал, еще не последний. Может, ему станет легче, когда он переедет, может, он сможет там спать без кошмаров, которые терзали его каждую ночь дома. Кажется, ему начали сниться сны Йоджи – он видел другого-Йоджи, того, у которого умерла Аска, и другого-себя, лишенного родителей и Айи, и оба они были убийцами. Ему снились их кровавые ночные «миссии» и нелепая дневная работа в цветочном магазине, настолько фальшивая, что во сне у него сводило зубы. И все время его не оставляло ощущение, что Йоджи тут не место. Ему, Рану, называющему себя Айей, вымерзшему изнутри, чтобы изолировать себя от чудовищной боли, самое то, но не Йоджи, нет. Ран – Айя – видел, как каждая пролитая капля крови, каждая новая смерть, пусть и якобы во благо, ломает его любимого. А его параллельный двойник любил своего Йоджи, и в этом не было для Рана ничего удивительного – он не верил, что мог бы существовать вариант вселенной, где бы он не любил Йоджи. Но Йоджи должен был уйти из этой адской жизни, пусть это и значило, что он уйдет из жизни Айи-Рана, уйти ради собственного счастья. Что ж, выходит, во всех реальностях, чтобы Йоджи был счастлив, они должны расстаться?
Полдня после лекций Ран провел в библиотеке, силясь не заснуть, а вечером пошел в додзё. Никто уже не удивлялся его ночным зависаниям, только сенсей сказал:
– Фудзимия, если хочешь участвовать в соревнованиях, спи хотя бы иногда.
Ближе к полуночи, когда в додзё уже никого не осталось, Ран решил, что поспать действительно не повредит. В последнюю неделю он спал от силы два часа в сутки, и это начало сказываться на его реакциях. На тренировках его уже только ленивый не валял. Но только он собрался устроиться на матах в зале для разминки, как услышал шаги.
Очень всерьез подозревая, что знает, кто этот поздний визитер, Ран устало поднялся и выглянул из зала.
Киё сидел на террасе, свесив ноги в сад. Он был одет в традиционное, а на коленях у него лежал вакидзаши. Он не оглянцулся на шорох сёдзи, но когда Ран вышел, слегка вздрагивая от холода, проговорил:
– Я приходил к тебе домой, твоя сестра сказала, что ты переехал.
– Правда, – сказал Ран. Он не спросил Киё, откуда тот знает Ранов адрес – неугомонный тип, похоже, следил за ним.
– То есть, ты больше не ждешь, что он придет за тобой.
Это был не вопрос, и Ран, хоть и хотел сказать, что и не ждал, не сказал. Слова Киё поразили его – Ран вдруг понял, что это правда. Почему он столько времени жил у родителей, почему не нашел квартиру раньше? Не потому ли, что ждал? Ведь если Айя права, и Йоджи плохо без него, он должен был прийти, разве нет?
– Как это жалко, – проговорил Киё, и в голосе его прозвучала жестокая нотка. – Ты, Фудзимия Ран, человек без слабостей, ты сидел и ждал, пока твоя белокурая шлюха придет и уговорит вернуться. Или ты сразу рванул бы за ним, стоило ему появиться на пороге дома?
– Не называй его так! – резко проговорил Ран. Злость, посеянная словами Айи, взметнулась в его душе, и если бы Киё не сидел, Ран бы его ударил. Словно в ответ на его мысли, Киё повернулся и начал медленно подниматься на ноги.
– Хорошо, – неожиданно мирно согласился он. – Не буду. Все как ты хочешь, Ран, – он шагнул ближе, пристально глядя на Рана снизу вверх. – Я рад, что ты движешься дальше. Я не хотел бы, чтобы ты зациклился на нем, – он чуть помолчал, потом спросил: – Пойдешь со мной на свидание?
Ран качнул головой. Киё смотрел на него из-под челки.
– Почему?
– Тебе это не нужно, – ответил Ран. Усталость, прогнанная было всплеском злости, снова взяла свое, и он сел на террасу, в свою очередь свесив ноги в сад. Луна выбеливала песок и создавала на нем причудливые тени от камней. Тоска накатила на Рана. Никто из них не сделал шага навстречу, ни он, ни Йоджи. Значит, никому из них это не было нужно. Но ведь я люблю его, с отчаянием подумал Ран, почему же я не возвращаюсь? Потому что Йоджи прав, и я на самом деле камень, как вот эти? Потому что так мне проще, застывшим среди песка, чем рядом с другим человеком, который заставляет меня что-то чувствовать?
– Мне это нужно, – в голосе Киё звучала страсть, так напомнившая Рану Йоджи, что он даже обернулся. – Я люблю тебя и никогда не переставал любить! Ты хоть на мгновение представлял, что я чувствовал, когда лишился тебя? Когда ты сбежал от меня?! Когда я не мог тебя найти?! Я же не знал, что с тобой, Ран! Никто из твоих родных не знал о моем существовании, если бы ты попал под машину, если бы ты заболел, никто бы не рассказал мне! Я не знал, жив ли ты вообще! – на последних слова Киё уже кричал, и чем сильнее он распалялся, тем холоднее становился Ран и тем сильнее рос в нем ледяной гнев и презрение. И он решил, пусть и на мгновение, что этот человек похож на Йоджи?
– Ложь, – произнес он, и Киё смолк, как будто его заткнули. – Человек не может пропасть. Человека всегда можно найти. Если бы ты хотел, ты бы разыскал меня. Но тебе нравилось страдать. Быть брошеным. Йоджи нашел бы меня. Если бы ему было нужно.
Он отвернулся, глядя в сад. За спиной раздалось шипение Киё:
– Йоджи! Все время – Йоджи, Йоджи, Йоджи! Он гулял от тебя, Ран! Он не пришел за тобой, когда ты ушел!
– Я же сказал, – Ран прикрыл глаза. – Если бы ему было нужно.
– Ты жалок, – проговорил Киё – в его голосе звучала ярость. – Так и будешь остаток дней скулить по своему Йоджи?
– Скулить не буду, – ответил Ран. – Любить буду.
Несколько мгновений он ощущал спиной напряженное, злое молчание. Он практически видел Киё – со сжатыми кулаками, напряженного, готового ударить. Но Киё не сделал ничего, как Ран и предполагал. Шорох одежды, стремительные шаги, стукнувшая створка – и на террасе стало пусто.
Йоджи… Йоджи бы тряхнул его. Ударил бы, или хотя бы попытался. Йоджи заставил бы его любить себя, заставил бы вернуться. Йоджи не пустил бы их отношения на самотек. Йоджи не согласился бы остаться брошенным.
Если бы ему это было нужно.
Зарывшись лицом в ладони, Ран позволил короткому рыданию вырваться из груди. Сейчас ему было больно достаточно для того чтобы не думать о том, насколько приемлимо сэппуку в качестве средства от несчастной любви. Надо было одолжить у Киё вакидзаши…
Киё.
Вакидзаши.
Ярость.
Рана подбросило – в его голове словно паззл сложился. Это было невозможно. Ведь он знал Киё, они были любовниками, в конце концов, и Киё никогда, ни при каких условиях, ни при каком мотиве не мог сотворить подобное… тот Киё, которого Ран знал раньше. И в это мгновение Ран полностью осознал, что подспудно тревожило его с того мгновения, как он увидел Киё в раздевалке – как будто это другой человек. От него шло ощущение другого человека, словно кто-то влез в Киё, будто им овладел демон. И вот это существо – Ран не мог назвать его человеком – оно определенно было способно на что угодно.
Едва не сметя тонкую перегородку, он влетел в зал, оттуда – в раздевалку, где в шкафу в сумке лежал его мобильник.
Номера телефона инспектора Томоямы у него не оказалось. Проклиная себя, Ран набрал номер полиции. В трубке раздались гудки, потом что-то щелкнуло, и холодный женский голос проговорил:
– Подождите, пожалуйста, на линии. Ваш звонок примут через…
Ран нажал отбой, задумался на долю секунды, затем нашел номер Аски, набрал. Похоже, ему не везло – после минуты гудков ему предложили оставить сообщение. Ран нажал отбой – он представления не имел, как такое сообщить на автоответчик. В моего приятеля вселился демон? Отлично звучит.
Еще мгновение ушло на размышления. Наконец Ран подрагивающими руками выбрал из телефонной книжки номер Йоджи.
Это определенно был не его вечер. Йоджи оказался недоступен.
Внезапный ужас охватил Рана. Как бы он не уверял себя, что бояться нечего, что вероятность, что Йоджи окажется в этом районе на пути Киё, минимальна, что она вообще нулевая, страх не проходил. Он стремительно оделся и выскочил из додзё. Киё нужно было найти.

* * *

Кроуфорд оказался человеком слова – он приехал за Йоджи аккурат к концу рабочего дня. К тому времени Йоджи успел вздрызг разругаться с Йокогавой, что само по себе было достижением – никто в мире не мог вывести эту холодную как недельный труп женщину из себя, – поцапаться с Аской и почти послать Томояму. Последний, впрочем, был сам виноват – приперся к ним якобы посмотреть на последний труп, а сам больше нудел про Шульдиха.
– Ведет себя как псих, – жаловался он, присев на край каталки, по счастью, пустой, и доставая сигарету. – Что-то ведь выяснил, но ни слова ни говорит! Носится где-то… Зачем-то звонил свидетельницам в ночи, одна даже жалобу написала на нас. Как это вообще? Какой-то белый крест у него…
– Здесь нельзя курить, – сквозь зубы сказал Йоджи, с яростью взрезая труп утонувшего бродяги. Труп был насквозь гнилой, и Йоджи занялся им именно сейчас в надежде, что Томояма свалит, но тому было хоть бы хны.
– Да? – огорочился инспектор. – Ну ладно. А возле последнего трупа мы опять видели твоего дружка Фудзимию. Ну как видели, в додзё он был со своим любовничком.
Из разбухшего живота трупа показались кишки, и Йоджи испытал сильное желание придушить ими Томояму.
– Но, похоже, он чист, – с сожалением продолжал инспектор. – Во всяком случае, стоят они друг за друга горой…
– Я работаю, – не выдержал наконец Йоджи. – Инспектор, шли бы вы…
– А, ну да, – ничуть не обескураженный, Томояма слез с каталки. – Ладно, пойду. Пока. Отчет с тебя про последнего безголового.
И ушел, гнида.
После утопленника Йоджи ощутил, что больше не может. Вернув бродягу в холодильник, он с остервенением выдрался из хиркостюма, принял душ, переоделся. Отражение в зеркале не удовлетворило его – в черном офисном костюме он выглядел как типичный салариман, и это было отвратительно.
А все Фудзимия. Он, этот подонок, заставил Йоджи в свое время ходить на работу в костюме, а не в джинсах. Зачем, спрашивается, если на работе все равно переодеваться?
Покопавшись в своем шкафчике, Йоджи наконец отрыл то, что ему было нужно – обтягивающую маечку без рукавов с надписью «Aloha, Hawaii!» Его вновь скрутило. Все в его чертовой жизни оказалось связано с этим отморозком. Нет, продажей квартиры он не отделается. Придется сжечь все свои вещи… а заодно хорошо бы еще память себе стереть, вот тогда он сможет жить долго и счастливо.
Йоджи напялил майку, плюнув на то, как нелепо она смотрится с офисными брюками, накинул сверху пальто и покинул морг.
Кроуфорд и его джип уже ждали на стоянке. Йоджи залез в машину, содрал с себя пальто, вытащил, не спрашивая, сигарету и с наслаждением затянулся. Брэд, хоть и поморщился, никак не возразил, только спросил, выруливая машину со стоянки:
- Это что у тебя?
- Это? – Йоджи проследил за его взглядом. – Татушка, безумие юности.
Сколько раз Ран ныл, что ее надо свести, что ему надоело заклеивать ее перед каждым посещением онсена…
– Как дела с мелким? – быстро спросил Йоджи, перебивая собственные мысли.
– Никак, – Брэд пожал плечами. – Не разговаривает.
– А запрос подал?
Брэд вздохнул.
– Не знаю.
– Ладно, – Йоджи потрепал его по плечу. – Выше нос, прорвемся. У нас сегодня вечер кутежа. Может, пару цыпочек снимем. Или не пару. Что скажешь?
– Почему бы и нет, – отозвался Кроуфорд задумчиво, и Йоджи решил, что тот его не слушает, но тот добавил: – Только не профессионалок. Последние годы только с ними и трахаюсь, немного надоело.
Йоджи едва не подавился дымом от сигареты, но решил свое изумление не демонстрировать.
– Положись на меня, – скалясь, пообещал он. – Я найду тебе самых лучших!
И так оно началось. Йоджи решил все же остановиться на испанском методе – сидеть в одном месте ему не хотелось. Так что они прошвырнулись по барам, заглянули в парочку клубов, и наконец слегка заполночь осели в небольшом, но шумном и изрядно задымленном местечке в глубине Харадзюку. Место показалось Йоджи смутно знакомым, но, с другой стороны, все эти чертовы бары были похожи один на другой. Здесь было полно нетрезвых салариманов и откровенно одетых девиц, Брэд уже был навеселе, а сам Йоджи преизрядно набрался. Спьяну ему было весело и не хотелось думать о плохом. Он заприметил пару девиц, явно ничейных. Одна из них заметила Йоджи и улыбнулась ему, а когда он улыбнулся в ответ и отсалютовал рюмкой, толкнула в бок свою подругу, и они уже обе, хихикая, уставились на него и Брэда.
– Кажется, я напал на след, – весело сообщил он Кроуфорду. Тот посмотрел на Йоджи, потом на девиц, потом хмыкнул.
– По-моему, ты уже их подстрелил.
– Так еще лучше! – весело сказал Йоджи и начал подниматься на ноги. – Пошли знакомиться.
Кроуфорд тоже начал вставать, но вдруг снова сел и сунул руку в карман.
– Телефон, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Йоджи. – Сейчас.
Йоджи глубоко вздохнул и сел на место. Девочки смотрели ожидающе, и он показал глазами на Брэда, на мобильник и театрально закатил глаза. Они рассмеялись. Ну что ж, может, их пока никто не перехватит, иначе он смоет Брэдов мобильник в унитаз. Свой он предусмотрительно отключил еще в начале вечера.
– Предположим, – говорил в трубку Брэд с застывшим, ледяным лицом. – Нет. Это не предмет для торга. – Он замолчал на долгое время, потом проговорил уже не так холодно: – Это я мог бы сделать. – Снова пауза. – Вы думаете, это поможет? – Пауза. – Так и знал, что это ваша работа, – его губы искривились, и Йоджи невольно пожалел Брэдова собеседника – кто бы он ни был, его, кажется, собирались освежевать заживо. – Ладно, предположим. Я посмотрю. Я вам перезвоню.
Он нажал отбой и вцепился в свою кружку с пивом. Лицо у него было таким злым, что Йоджи решил временно забыть о девочках.

– Что такое?
– Еще и торгуется, тварь, – сквозь зубы прошипел Кроуфорд. Потом тряхнул головой и сделал глоток.
– По работе? – осторожно спросил Йоджи, не уверенный, что хочет знать подробности.
– Ага, – мрачно сказал Брэд. – Ладно, черт с ним. Может, пойдем куда-нибудь еще?
Йоджи пожал плечами. Ему понравился этот бар, но это не значило, что ему не понравится какой-то другой. Он бросил деньги на стойку и поднялся на ноги.
– Почему бы и…
Он замолчал, глядя на дверь. Там, с прищуром оглядывая толпу, стояла Аска во всей красе – то есть, в полицейской форме, грудью вперед. В баре даже как будто стало тише. Кроуфорд поперхнулся пивом. Аска же, найдя их глазами, зашагала в их сторону.
– Еще раз вырубишь телефон – шею сверну, – сообщила она Йоджи. Потом повернулась к Брэду и сказала: – Ваш мальчишка у меня в машине.
Кроуфорд, явно слишком увлеченный разглядыванием ее груди, чтобы воспринять информацию сразу, вздрогнул:
– Что, простите?
– Наоэ Наги, – раздраженно проговорила Аска. – Ваш воспитанник. У меня в машине. Пойдемте.
Она развернулась и зашагала сквозь толпу, и им ничего не оставалось, как последовать за ней.
Машина Аски стояла снаружи, и действительно, на заднем сидение Йоджи увидел тощую мальчишескую фигурку. Брэд растерянно переводил взгляд с машины на Аску.
– Что случилось? Он арестован?
– Нет, – вздохнула Аска. – Он хотел с вами переговорить – лично, не по телефону, - приехал к нам в управление – явно рассчитывал вас перехватить, когда вы приедете за Кудо, – она сердито посмотрела на Йоджи, как будто он был в чем-то тут виноват. – Но опоздал.
Брэд вздохнул. Потом расправил плечи и зашагал к машине.
- Как ты нас нашла? – спросил Йоджи после паузы, когда Брэд уже сел в машину. Аска закатила глаза.
- Кудо, ты дебил. Конечно, в баре, откуда вышли четыре трупа, у нас нет наблюдателей, с чего бы!
Йоджи оглянулся, окинув входную дверь новым взглядом. А ведь и правда… Заодно он вспомнил, откуда этот бар ему знаком – он ведь сидел здесь несколько раз, ожидая Рана из додзё…
– Что за черт принес тебя сюда? – сердито спросила Аска
Йоджи пожал плечами.
– Хороший бар, кто виноват, что тут маньяк орудует. Отвези этих двоих домой, что ли.
– Я тебе не такси, – сердито сказала Аска. – Сами доберутся. Я лучше с тобой посижу. Не хватало еще, чтобы тебя маньяк зарубил, все удовольствие ему.
– Ха-ха, – Йоджи развернулся и направился назад, к входу в бар. – Не надо со мной сидеть, ты мне девушек помешаешь клеить.
– Йоджи!
– Со мной все будет в порядке.
И он закрыл за собой дверь, отрезав Аску и ночную улицу. Но сразу к стойке не пошел, какое-то время еще стоял возле двери, наблюдая – ему не хотелось, чтобы Аска осталась поджидать его у бара. К счастью, миновало. Через несколько минут она села в машину, завела двигатель и уехала, увозя Кроуфорда и Наги.
Что ж, думал Йоджи, видимо, у этих двоих все закончится хорошо. Впрочем, оно и понятно, Наги ребенок, они легче прощают. Наверное, потому что больше зависят от взрослых, пришла ему в голову циничная мысль. Кто захочет жить в приюте, когда можно в жить в доме, с каким-никаким, а отцом. А то и не только с отцом, подумал он весело, вспомнив, как Брэд пялился на Аску. Да, Аска и Брэд – это было бы весело. Интересно, сменит ли Мурасэ фамилию? Аска Кроуфорд. Смешно.
Пары девочек уже не было. Йоджи сел за стойку и заказал виски.
Он сидел еще минут двадцать, потягивая виски и пялясь по сторонам. Барышень, желающих познакомиться, было предостаточно, но, заметив, что его привлекают в основном тощие, безгрудые и широкоплечие, Йоджи решил с этим завязывать и начал прицельно высматривать настоящую женщину. Нужный экземпляр появился еще минут через десять: черноволосая коротко стриженная красотка на высоких каблуках, в юбке несколько коротковатой для офиса и в пиджаке. Наверное, чья-то секретутка, решил Йоджи. Девица села за стойку рядом с ним, и он решил брать быка за рога.
– Угостить тебя выпивкой?
Девица посмотрела на него, потом выгнула бровь.
– Прости, дорогуша, но денег нет, – ответила она с холодной насмешкой в голосе. Решив, что ослышался, Йоджи проговорил:
– Я угощаю, милая.
– Да-да, конечно, – она вздохнула и отвернулась. – Сначала ты угощаешь, а потом мы идем в отель, трахаемся, и там неожиданно оказывается, что я должна заплатить за номер и отсыпать тебе чаевых. Нет, спасибо. Не интересует.
Йоджи поднялся на ноги, борясь со страшным желанием врезать ей по лицу.
– Не бью женщин, – выполюнул он, – иначе бы тебе не поздоровилось.
Она даже не обернулась. Кипя от ярости, Йоджи вылетел из бара.
Только пару кварталов спустя он немного остыл и решил, что, в общем, ситуация вышла довольно забавная, а в некотором роде даже лестная. Ну, не считая того, что стерва его отшила. Но, с другой стороны, стерва она и есть, и следовало ей посоветовать не пренебрегать услугами жиголо, потому что иначе она рискует умереть старой девой. Йоджи даже решил вернуться и высказать ей все это, но едва только это решение пришло ему в голову, как он сообразил, что, собственно, понятия не имеет, куда идти.
Он огляделся по сторонам. Он стоял на пересечении двух узеньких улочек. Впереди и по левую руку от него стояли невысокие дома, которые при свете дня, скорее всего, были небольшими магазинами или ресторанчиками, справа высилось какое-то мрачноватое серое здание без опознавательных знаков, за спиной был маленький скверик с детской площадкой, скамейками и тремя голыми вишневыми деревьями. Темно не было – когда и где в Токио было темно? – но все же в тускловатом свете фонарей, далеко от шума больших улиц квартальчик выглядел жутковато.
А ведь где-то здесь зарезали тех трех салариманов… Йоджи вздрогнул и обхватил себя руками за плечи. До него вдруг дошло, что ему зверски холодно. Ну правильно, пальто он благополучно забыл в баре…
А еще неподалеку Раново додзё, сообщил внутренний голос, и Йоджи тут же стало жарко.
А может, подумалось ему вдруг, просто пойти туда сейчас? Ведь Ран же наверняка там. Взять его за шкирку, потрясти как следует…
Ага, а если он там со своим патлатым педиком?
Да голову малявке открутить! Какая прекрасная мысль, и почему она раньше к нему не пришла? Сколько проблем разрешить одним ударом! И мерзкую тварь убрать, и Рана утешить, сколько удовольствия сразу…
Йоджи вздрогнул. Он отвлекся всего на секунду, замечтался, моргнул – и в эти доли мгновения за сквером, едва видимый в свете фонарей, появился человек. Он был высок, строен и широкоплеч, его волосы отросли и падали на шею неровными прядями, и сердце Йоджи перестало биться на те несколько мгновений, пока этот человек широченными шагами несся к нему. Какая там темнота, он узнал бы Рана с закрытыми глазами, по дыханию, по запаху. Йоджи едва не распахнул руки для объятий.
Мгновением спустя Ран вскинул руки над головой, и Йоджи увидел в них меч.
– Йоджи, в сторону!
Раздался звон, грохот и скрежет. Йоджи отлетел в сторону, споткнулся и упал, сильно ударившись плечом. На мгновение от боли потемнело в глазах. А когда прояснилось, он увидел жуткую картину.
Ран бился насмерть с противником, который словно сошел со страниц учебника истории – в традиционной одежде, с длинными волосами, стянутыми в высокий хвост. Этот поединок ни на мгновение не напоминал те бои на соревнованиях, которые Йоджи посещал, болея за Рана. Бойцы двигались с такой бешеной скоростью, что меч в руках Ранова противника невозможно было разглядеть.
Еще мгновение спустя Йоджи, похолодев от ужаса, сообразил, что Ран бьется не стальным мечом, а деревянным. При каждом столкновении с клинком противника от деревяшки летели щепки.
Йоджи подорвался с земли и кинулся на мечника. Вернее, попытался кинуться, потому что тот, отразив атаку Рана, развернулся к нему, и Йоджи не головой – чутьем понял, что сейчас налетит на сверкающее лезвие.
Его отшвырнули в сторону, снова швырнув на землю. Раздался короткий глухой вскрик, и Ранов противник тоже оказался на земле, правда, тут же снова взлетел на ноги и атаковал Рана. Тот встретил его, держа меч одной рукой – вторую он прижимал к груди.
– Нет, нет, – простонал Йоджи, шаря руками по карманам в поиске сам не зная чего. Мобильник… вызвать полицию… но телефон выключен, а полиция приедет не скоро…
И в этот момент его судорожно шарящая правая рука коснулась холодного металла на запястье левой.

* * *

Киё словно испарился. Ран обошел несколько кварталов, прежде чем вынужден был сознаться себе, что не найдет его. К тому моменту некоторая часть его паники успела уняться. В конце концов, что за наваждение, с чего он взял, что это именно Киё? Мало ли, у кого вакидзаши есть, он, если подумать, не был даже уверен, что Киё притащил настоящий меч, а не сувенирный. В конце концов, он пришел в традиционной одежде, может, он в каком-нибудь представлении участвовал или еще что-нибудь в этом роде. Нужно прекратить это и вернуться в додзё, решил Ран.
И все же тревога не до конца оставила его. Если это действительно Киё, вдруг Ран разозлил его настолько, что он убьет кого-нибудь этой ночью? Будет неприятно узнать завтра с утра, что было еще одно убийство. Ран не испытывал ни малейшего желания быть ответственным за чью-то смерть, хватит с него вины.
Может, дойти до той улицы, на которой происходили убийства, покараулить там?
Ран остановился в задумчивости, и его тут же пробрал холодный ветер. Да он там замерзнет насмерть! Нет, надо все-таки позвонить в полицию, попросить связать его с Томоямой и рассказать инспектору о своих подозрениях. Пусть сам развлекается, это его работа, в конце концов. Но только Ран потянулся за мобильником, как услышал шаги. Кто-то шел по перпендикулярной улице, кто-то явно нетрезвый, судя по шаркающим шагам, кто-то, пользующийся туалетной водой… Сердце Рана пропустило удар.
Из-за угла показался Йоджи – шатающийся, растрепанный, почти раздетый. Ран автоматически отступил в тень, но даже если бы он этого не сделал, у Йоджи не было ни шанса заметить его, так он был пьян. Прошаркав мимо сквера и пару раз чуть не налетев на низенькую ограду, что разделяла сквер и пешеходную дорожку, Йоджи остановился на следующем перекрестке явно в размышлениях.

Одновременно с плавящей сердце нежностью – неизменным Рановым чувством, когда бы он ни увидел Йоджи, – Ран ощутил бессильную злость. Ну что за придурок, почему он бродит здесь, ведь лучше кого бы то ни было знает, как это опасно. Надо забрать его и отвести домой. Плевать на все, на свою бессмысленную гордость, на обиду, на недоверие. Он должен отвести Йоджи домой… и должен остаться дома, чтобы проследить, что этот идиот больше никогда не полезет туда, где ему могут снести голову, проклятый пьяный придурок, любимый придурок! Ран шагнул вперед…
…И из темноты на Йоджи кинулась ожившая тень, занося сверкающую полосу стали. Отчаянный ужас придал Рану сил и скорости – он метнулся вперед, вскидывая боккен, и крикнул:
– Йоджи, в сторону!
Мгновение он видел широко распахнутые от изумления зеленые глаза. Потом, плечом сметя Йоджи с дороги, он поймал клинок вакидзаши на лезвие боккена.
Глаза у Киё были совершенно безумные, и Рану моментально вспомнилась их самая первая схватка, когда он подумал, что Киёкадзу дерется как берсерк. Ни умения, ни настоящей силы, только ярость. Но ярость, компенсирующая все.
Серия бешеных ударов обрушилась на Ранов боккен. Он знал, что деревянный меч не продержится долго. Но еще он знал, что не пропустит Киё к Йоджи. Он убьет Киё, даже если для этого придется насадиться на его меч, чтобы оказаться вплотную и придушить гаденыша. Только бы Йоджи…
Он увидел, как Йоджи подорвался к земли и кинулся на Киё. У него не было даже времени, чтобы крикнуть «Нет!» Придурок должен был убраться отсюда! Неужели он не понимает?..
Он снова смел Йоджи, выталкивая его из-под удара, но защититься не успел. Клинок Киё, летевший острием вперед, вошел ему в плечо, пронзая мышцы и кость, и так же легко вышел. Левая рука моментально отнялась. Следующий удар должен был снести ему голову, но Ран успел прикрыться. Боккен жалобно затрещал. Это нужно было заканчивать, и быстро. Ран кинулся в атаку – пусть с одной рукой и с деревянным мечом, но он все же был гораздо лучшим бойцом, чем Киё.
Серия ответных атак заставила его отступить. Этого просто не могло быть. Безумие безумием, но у Киё не было таких навыков и такой силы!
Ран начал задыхаться. Бесполезная левая рука висела вдоль тела и будто тянула из него силы. Он метил удары в руки Киё – выбить у него меч, это было единственным шансом, – но Хига словно сросся со своим клинком. Он убьет его, а потом прикончит Йоджи. Уходи, придурок, уходи! Боги, пусть он уйдет!
Придурок не ушел. Неожиданно он возник за спиной Киё, и Ран с отчаянием понял, что Йоджи решился на очередное безумное вмешательство, которое в этот раз точно будет стоить ему жизни.
Что-то свистнуло в воздухе, коротко и страшно, и Киё вдруг замер, распахнув рот в беззвучном вопле и вскинув правую руку к шее. Ран увидел Йоджи – он стоял за спиной Киё, и в руках его змеилась серебристая проволока, которую он медленно затягивал на шее Киё. Лицо его было белым, пустым и невероятно жестоким.
И все изменилось. Темнота стала его укрытием. Убийство стало его намерением. Перед ним больше не было Хиги Киёкадзу – он видел темную тварь, когтистое злобное порождение тьмы. Он вскинул боккен, обрушивая страшный удар на левую руку твари. Раздался треск сломанных костей, и убийца захрипел от боли, и рука его, что тянула проволоку прочь от горла, дрогнула. Вакидзаши выпал из сломанных пальцев, и Айя поймал его в полете, размахнулся и не столько увидел, сколько ощутил, как Йоджи разжал свой захват и ушел из опасной зоны, оставляя противника ему. Не замедляя движения, Айя нанес удар. Легко, словно полоску шелка, меч рассек шею твари. Длинноволосая голова слетела с плеч и запрыгала по асфальту.
Несколько мгновений они стояли молча. Йоджи медленно сматывал проволку в моток. Айя же…
Он вздрогнул, словно просыпаясь ото сна. Его зовут не Айя! Он Ран!
– Йоджи! – позвал он неожиданно хрипло. Тот вскинул голову, и долю секунды Ран видел в них эту страшную затягивающую пустоту. Потом Йоджи моргнул и снова стал его Йоджи, нормальным Йоджи.
– Ран! – крикнул он, метнулся к нему, и когда его руки почти коснулись Рана, тело и сознание того подвели своего хозяина. Глаза его закрылись, и Ран мешком рухнул на руки Йоджи.
 

Глава 7. Ран и Айя

Айя, конечно, опаздывала. Йоджи раздраженно проверил время на мобильнике – часов у него больше не было, и он всерьез сомневался, что когда-нибудь вообще сможет их носить, – потом решил позвонить, но едва только набрал номер, как на парковку въехал очень знакомый черный джип. Йоджи сбросил звонок еще до того, как начались гудки.
Брэд выбрался с водительского места, коротко улыбнулся Йоджи и пошел открывать заднюю левую дверцу. Йоджи прикурил – и едва не подавился дымом, потому что вместо Брэдова подопечного Такатори Мамору из машины выскочила прехорошенькая девчушка лет пятнадцати-шестнадцати, одетая как куколка. Она махнула Брэду рукой и стремительно понеслась в сторону университетского здания. Брэд проводил ее взглядом.
– Что за принцесса? – спросил Йоджи, подходя.
– Дочка Такатори, – Брэд фыркнул. – Правда, она сама не Такатори – дочка его официальной любовницы. Вернулась из Англии. Мамору с ней ведет себя как шелковый. И меня перевели к ней, слава Богу.
– Как дела дома? – спросил Йоджи, хотя уже знал от Аски, что Брэд уладил свои разногласия с Наги. Кроуфорд сияюще улыбнулся.
– Ну, поскольку теперь я работаю в нормальном графике, все в порядке. И Наги… вроде не злится больше.
– Рад за тебя, – искренне сказал Йоджи. Кроуфорд глянул на него, явно намереваясь задать встречный вопрос, но от необходимости отвечать Йоджи спасла Айя. Она влетела на парковку, слегка задыхаясь.
– Прости, Йоджи, опоздала!
При ближайшем рассмотрении стало понятно, почему она опоздала. Айя была накрашена так, словно собиралась на вечеринку – не иначе она специально подгадывала к этому времени, чтобы напасть на Брэда, а заодно и намалевалась. Йоджи стало ее слегка жалко. Нет, судя по поведению Аски, Айе ловить с Брэдом окончательно нечего. Не то чтобы было когда-то, конечно.
– Добрый день, Кроуфорд-сан, – Айя захлопала ресницами в сторону Брэда. Тот вежливо кивнул.
– Добрый день, Фудзимия-сан.
– Как дела у Наги? – проворковала Айя, делая шаг ближе. Йоджи решил прекратить этот балаган.
– Принцесса, нам пора. Ты и так опоздала.
Айя посмотрела на него недовольно.
– Ладно, поехали, – буркнула она. И, снова просияв сладкой улыбкой, сказала Брэду: – До свидания, Кроуфорд-сан. Передавайте привет Наги!
Йоджи подтолкнул ее к машине, и когда она села, захлопнул дверцу. После чего махнул рукой Брэду и сел сам.
– Вот вечно ты, – проворчала Айя. – Сам занят, а мне не даешь поухаживать за человеком.
– Не староват он для тебя? – спросил Йоджи. Сердце у него странно бухнуло на словах Айи «сам занят», но он решил не уточнять, что она имеет в виду. Надежда была слишком хрупкой.
Словно поняв, о чем он думает, Айя спросила совсем другим тоном:
– Вы поговорили?
– Нет, – качнул головой Йоджи.
– Почему? Ты же навещал его?
– Навещал, – кивнул Йоджи. Это была правда, только он ни разу не навестил Рана с глазу на глаз. Ему было страшно. Встреча тет-а-тет означала серьезный разговор, а ну как в процессе беседы Ран ему окончательно и бесповоротно заявит, что они расстались?
Мысленно Йоджи успел уже тысячу раз попросить прощения, наорать на Рана, обвинить его в измене и сделать еще с десяток подобных вещей. Правда, версию об измене всерьез подрывал тот факт, что Ран снес своему предполагаемому любовнику голову, но кто его знает, Фудзимию этого… Йоджи передернулся. Воспоминания о той схватке не давали ему покоя, пробудив старые кошмары.
– Пять дней прошло, – сердито сказала Айя. – Что, времени не нашлось?
– Не нашлось, – отрезал Йоджи. Она посмотрела на него. Прищурилась.
– А ты сегодня отлично выглядишь.
Еще бы. Он с утра только тем и занимался, что приводил себя в порядок. Провел порядка трех часов в салоне красоты, а потом смотался в магазин за новыми шмотками. Что бы там ни думал себе Ран, Йоджи твердо намерен был его вернуть. А для этого Ран должен был увидеть, что именно он потерял!
– Ран решит, что у тебя все зашибись, и ему можно к тебе не возвращаться, – неожиданно сказала Айя. Йоджи посмотрел на нее в ужасе, и она расхохоталась. – Да издеваюсь! Он влюбится в тебя заново, как только увидит.
– Не шути так! – рявкнул Йоджи.
– Ты теперь говоришь прямо как он, – пожаловалась Айя. – И ты превышаешь скорость.
Ругнувшись сквозь зубы, Йоджи сбросил скорость. Не хватало еще, чтобы его остановили по дороге в больницу.

* * *

Ран уложил в сумку пижаму и выпрямился в некоторой растерянности. И как теперь застегнуть сумку, с одной-то рукой? Он подергал собачку молнии, но сумка была нежесткой и расходилась. От левой же руки, заключенной в фиксатор, толку не было никакого.
Ладно, медсестра придет, чтобы принести ему документы, и он попросит ее помочь. Ему бы и вещи помогли собрать, если бы он сказал. Но Рану очень хотелось побыстрее покинуть больницу, так что он решил собраться сам. В конце концов, одна-то рука у него есть.
Вот только вопрос, куда теперь идти… Мама отчаянно звала его вернуться домой, да Ран и сам не был уверен, что справится сейчас с жизнью в одиночестве. Причем как физически, так и душевно.
Его пробрало дрожью, когда он вспомнил, как слетела с плеч голова Киё, и кровь хлынула из рассеченных артерий. Наверное, это снилось бы ему во сне, если бы он не спал каждую ночь под препаратами. Теперь, наверное, будет.
Ран знал, в каком случае кошмары ему сниться не будут. Но что сказать? Как сказать?
Он сел на кровать, хмурясь и потирая лоб здоровой рукой. Йоджи ни разу не пришел к нему так, чтобы у Рана не было других визитеров. Не то чтобы у него был шанс, впрочем – у Рана все время кто-нибудь сидел. Он помнил, что когда очнулся после операции, Йоджи рядом не было, только родители и Айя, и Айя сказала ему, что Йоджи спит, потому что его накачали успокоительным.
Они увиделись на следующий день – Йоджи вошел в палату с огромным букетом красных роз. Это смотрелось так прекрасно – Йоджи в белом халате, его золотистые волосы и красные розы, что Ран какое-то время не мог говорить вообще.
Но в палате сидела мама, так что они просто обменялись парой фраз, и Йоджи скоро ушел. На следующий день он пришел одновременно с Айей, потом снова пересекся с мамой, а вчера его вообще не было.
Если бы можно было выйти из больницы, сесть к нему в машину и поехать домой, просто так, без лишних разговоров… Ран отчаянно хотел домой. К Йоджи. С недействующей рукой, потрясенный безумием Киё и тем, что именно ему пришлось это безумие остановить, он хотел того комфорта, который ему мог дать только Йоджи, несносный, трепливый, шумный, его Йоджи. Ран зарылся лицом в ладонь. Что с того, что Йоджи изменял ему? Неужели он не мог просто наслаждаться тем, что они вместе? Возможно, Йоджи оставил бы его в конце концов, но какое это имело значение, пока Йоджи был с ним? Зачем думать о грядущем несчастье, если здесь и сейчас ты счастлив, а возможно, будешь счастлив и в будущем? Жизнь так коротка… В ночь смерти Киё он особенно отчетливо понял, насколько она коротка и хрупка.
– Ты плачешь или спишь?
Ран вздрогнул и отнял руку от лица. Йоджи стоял в дверях палаты, прислонившись к косяку. Он был один.
– Я… – начал Ран, не имея представления, что собирается сказать. – Я… сумку не могу застегнуть.
Йоджи хмыкнул и шагнул к кровати. Вжикнул молнией.
– Вот.
– Спасибо.
Йоджи был прекрасен. Настолько прекрасен, что у Рана заныло сердце. Его лицо словно светилось изнутри, волосы блестели, глаза казались даже больше и ярче, чем обычно. И у Рана сейчас не было прав на эту красоту.
– Я что-то тебя боюсь теперь, – проговорил вдруг Йоджи с улыбкой, которая только чуть-чуть казалась кривоватой и натянутой.
– В смысле? – удивился Ран.
– Ну, ты зарубил своего первого парня. Я второй. Как-то… жутковато, не находишь?
– Бывшего парня, – проговорил Ран, глядя прямо в зеленые глаза. Йоджи прищурился.
– Бывшего, потому что он умер?
– Бывшего, потому что мы расстались. Давно. Ты знаешь.
Йоджи поморщился – едва-едва, почти незаметно, но Ран увидел, потому что смотрел на его лицо неотрывно.
– Окей. Если ты так говоришь.
– Ты мне не веришь? – Ран не столько спрашивал, сколько утверждал, ощущая, как теплое восхищение, заполнившее его, когда Йоджи появился на пороге, словно вымерзает под ледяным сквозняком.
Теперь гримаса Йоджи стала отчетливей. Он проговорил почти сквозь зубы:
– Давай мы про это просто не будем, окей? Я не ругаться сюда пришел.
– О чем мы не будем? – с нажимом спросил Ран. Мгновение Йоджи молчал, явно пытаясь совладать с собой, а потом его словно прорвало:
– Ты ушел! Кинул меня… одного… во всем этом! А сам был… с этим! Да он людей резал! – Йоджи сорвался на крик, он уже стоял вплотную, нависая над Раном, лицо его побагровело от гнева, в ярости с него слетел весь лоск. - А ты все время был с ним… в кафе… в додзё своем гребанном… в нашей квартире! Трахался там с ним!
– Я не изменял тебе! – Ран взлетел на ноги, сжимая руку в кулак. От резкого движения левая рука заныла, но он не обратил на это внимания. – Никогда!
Йоджи слегка отстранился – его зримо трясло.
– Хорошо, – его голос был нарочито спокойным. – Предположим, я тебе верю. Тогда почему ты ушел? Почему ты ушел, если не к нему?
Несколько долгих секунд Ран смотрел в зеленые злые глаза. Потом ответил:
– Ты обидел меня. Ты солгал, и обвинил меня в этом. Ты оскорбил меня. Что мне было делать?
Йоджи снова шагнул к нему, вплотную – теперь их тела почти соприкасались.
– Ударить меня. Наорать на меня. Избить меня, если бы тебе стало легче. Или поговорить со мной. Словами, блядь! Но не уходить вот так. Без слова. Не оставлять меня сходить с ума в одиночестве! С этой гребаной виной! Я думал, ты трахался с ним в нашем доме! Мне Томояма сказал – зачем бы ему врать? Я думал, ты трахаешься с ним сейчас! Пока я тут… пока меня колбасит, что это я все разрушил! Я чуть не прострелил себе голову, ты, отморозок!
Ран вскинул руку и вцепился в ворот Йоджиного топа, подтягивая его ближе. Теперь они почти прижимались друг к другу, и только Ранова рука была препятствием.
– Ложь, Йоджи. Все разрушила ложь, – прошептал Ран. – Делай что хочешь. Но – не – лги – мне!
Каждое слово он сопровождал встряхиванием, но Йоджи словно не замечал и не слышал – его взгляд не отпускал Ранов.
– Поклянись мне, что не спал с ним, что не водил его к нам домой, что не трахался с ним в додзё! И не ради него ты ушел! Поклянись мне, черт тебя возьми, Фудзимия! Клянись жизнью сестры!
Его лицо было полно гнева, отчаяния, страха и боли, и чудовищное раскаяние овладело Раном. Что же он сделал с Йоджи, что он сделал, тупой, бесчувственный чурбан!
– Йоджи, – он разжал кулак на Йоджиной груди. Надо было собраться с силами. Надо было сказать много слов и сказать их так, чтобы Йоджи понял и поверил. – У меня было двое мужчин – Хига и ты. С ним я был в последний раз три года назад. Потом мы расстались. Я сбежал. Тебя тогда не было. С тех пор, как мы вместе, у меня был только ты. Я никого не водил к нам домой. Я ни с кем тебе не изменял. Я был один с тех пор, как ушел. Ты мой последний, Йоджи. Я могу поклясться.
– Ты сидел с ним в кафе, – тихо проговорил Йоджи, не сводя с него глаз. – И говорил о нем в нашей постели. И Томояма…
– Сидел, – Ран тяжело вздохнул, отчаявшись выразить нормально то, что думал и чувствовал. – Он поймал меня там. Это не было… свидание. Просто… я ведь бросил его. Я был виноват. В постели… я не был уверен, что ты и я – правильно. А в полиции… наверное, он пытался защитить меня. Или себя прикрыть. Не знаю… Я не знаю его… этого… это… существо. Не понимаю, что с ним произошло.
– Любишь ты кидать людей, Фудзимия, – Йоджи все так же пристально смотрел на него. – Не удивительно, что вокруг тебя одни шизики. Он, я… еще, наверное, толпа народу. А теперь что? Почему ты говоришь все это сейчас? А не когда я тут подыхал с тоски? Разговариваешь тут, объясняешь, столько слов сказал! Что изменилось? Ты передумал? Хочешь вернуться? Херово, когда никто не трахает?
Рану показалось, будто ему с размаху заехали по лицу. Он шагнул назад, разрывая контакт с Йоджи. Сумка стояла так соблазнительно близко. Просто взять ее, развернуться, выйти из палаты…
Ну давай, беги, проговорил в голове голос Айи.
Ударить меня. Наорать на меня. Поговорить со мной, прокричал следом за ней голос Йоджи.
Правая рука сжалась в кулак. Оскалившись, Ран с силой двинул Йоджи в челюсть. Тот повалился на пол, откатившись к стене, и Ран шагнул к нему, сжимая кулак, с жаждой… он сам не знал, чего. Ногой еще наподдать? Вздернуть за волосы? Поцеловать взасос? Он изменял, он лгал, он вынул из Рана душу, он не оставлял его в покое даже когда Ран ушел, а теперь он тут… несет что-то…
Йоджи даже не пытался подняться на ноги. Он полулежал у стены, закрыв лицо руками, и плечи его тряслись. Моментально испугавшись, Ран кинулся к нему.
– Йоджи? Йоджи! Что… что ты?..
Его сгребли за плечи и дернули к себе едва ли не вплотную.
– Ты ушел! – проорал Йоджи ему в лицо – в глазах его блестели слезы, рот кривился, лицо было красным. – Ты бросил меня! Ты бросил ужин… она спалила его, твоя безрукая сестра! – он тряхнул Рана, и раненую руку прострелила боль. – Ты… ты даже в больницу ко мне не пришел, ты просто свалил, как будто так и надо, как будто ты только и мечтал, что…
– Прости меня! – заорал Ран, перекрывая этот безумный поток. Йоджи смолк на полуслове, глядя на Рана круглыми глазами. – Прости меня, – повторил Ран тоном ниже. – Я дурак. Йоджи, я дурак. Прости меня. Я не…
Он не договорил – его сгребли в сокрушительные объятия, и Ран едва не заорал от боли в несчастной руке.
– Нет, нет, ты прости, ты прости, – шепот Йоджи обжег ухо. – Я… это я извиняться должен! Я за тем и пришел… Пожалуйста, вернись! Я больше не буду, я больше не буду никогда, Ран… хочешь, дай мне испытательный срок? Я больше никогда, ты только не уходи, пожалуйста, Ран…
– Йоджи… – Ран хотел сказать, что ему нечего прощать, что Йоджи может поступать как пожелает, что он готов терпеть и ждать, но ничего из этого ему сказать не дали. Словно его имя, произнесенное Раном, было прощением, Йоджи, прижимая его к себе все крепче, поцеловал его. Его руки скользнули с Рановых плеч на талию, обнимая сильнее, прижимая ближе, и Ран тут же вскинул здоровую руку на шею Йоджи и выше, на затылок, вцепился в мягкие золотистые кудри, по которым так неистово скучал, то ли сам подтягиваясь к нему, то ли притягивая Йоджи к себе. Полустон, полурык в губы, и Йоджи вздернул его, почти отрывая от пола, и потащил на кровать.
Надо было остановить его, потому что это не должно было случиться здесь, в больнице, на больничной койке, в палате, куда в любую минуту могла зайти медсестра, они должна были доехать до дома, до их общего дома, и вот там уже… Но не успев даже начать, Ран понял, что ему все равно. Или нет, ему не все равно – он хочет Йоджи так отчаянно, что место, время и возможные свидетели не имеют значения. Он слишком долго скучал, если, конечно, слово «скучал» могло выразить все, что он испытывал. Быть рядом с Йоджи, целовать его, раздевать его и ощущать его кожу под пальцами, чувствовать его руки на себе, слышать его негромкие ругательства, когда очередная пуговица Рановой рубашки оказывалась слишком упрямой – это было так абсолютно правильно, что Ран сам себе поразился – как он мог отказаться от этого, как он мог уйти, как он мог даже подумать о том, что когда-то, где-то они могут не быть вместе? Разве он лучше убийцы Айи-Рана, который не в состоянии почувствовать, насколько сильно человек, что рядом с ним, любит его, и насколько сильно он сам нуждается в Йоджи? Им обоим надо больше говорить…
Словно услышав его мысли, Йоджи тихо зарычал в Рановы губы:
– Говори со мной, говори!
На мгновение Раном овладела паника, окатила его, словно ледяная вода – что говорить? Но тут же рот Йоджи оказался на его шее, впился то ли поцелуем, то ли укусом, и Ран выдохнул сквозь стон:
– Люблю тебя, Йоджи…
Руки Йоджи теперь были везде. Словно он пытался ощупать все Раново тело одновременно, словно он хотел поставить печать из своих рук на каждом клочке Рановой кожи. Ран понимал. О, он прекрасно понимал! Если бы у него была тысяча рук, как у богини Каннон, вот тогда ему было бы достаточно, тогда бы он мог быть уверен, что может держать Йоджи всего. Он продолжал говорить, выгибаясь в Йоджиных руках, подставляя лицо, шею, плечи под его губы, одной рукой обнимая его, в перерывах между поцелуями:
– Люблю тебя… хочу тебя… никогда больше, слышишь, никогда не оставлю… люблю тебя, мой, мой Йоджи…
Йоджи зашипел и больно прикусил мочку Ранова уха.
– Я убью тебя, – прошипел он, разжав зубы. – Еще один раз – и я убью тебя. И себя потом. Я. Не могу. Без тебя. Жить.
И он развел Рановы ноги, и Ран послушно вскинул их Йоджи на плечи. Толчок…
Ран закричал. У Йоджи не было никакой смазки, кроме слюны, и это было больно, Ран почти забыл, что это может быть больно, но боль была благословением, они делили ее на двоих, и она доказывала Рану, что он жив, что он счастлив и любим, и что так должно быть и будет всегда.
– Прости… – простонал Йоджи, втискиваясь до конца, и Ран, глядя в его искаженное, измученное лицо – он только сейчас заметил, каким на самом деле истерзанным выглядит Йоджи, как сильно он похудел, – кивнул и двинул бедрами навстречу.
А дальше… дальше это было как американские горки, как гонка на байке по горному серпантину, как их самый первый безумный, без слов секс. Йоджи двигался резко и быстро, не щадя ни себя, ни Рана, его взмокшие от пота волосы хлестали Рана по лицу, и он наклонялся, низко-низко, складывая Рана пополам, и они пили дыхание друг друга, горячее, как кипяток, и они целовались, и Ран стонал – он сам не знал, от чего, от боли или от удовольствия. Йоджи был внутри, Йоджи был снаружи; Ран вскидывал бедра ему навстречу, помогая, провоцируя, и движения Йоджи становились все резче и судорожнее, и Ран впивался пальцами в мокрую кожу его рук, ощущая его круглые мышцы под пальцами, и он знал, что это не в последний раз, что он еще обцелует каждую эту мышцу, каждый квадратный сантиметр этой восхитительной золотистой сладкой кожи, и от этого знания наслаждение становилось острее и утонченнее.
Несколько резких, неистовых движений. Йоджи вбивал его в кровать, уже рыча, Ран хрипло стонал, где-то в матрасе с жалобным дребезгом соскочила пружина… Йоджи закричал, вжимаясь в него, складывая Рана пополам, и в смеси наслаждения, боли и острой, невыносимой нежности Ран ощутил, как внутри разливается тепло. Рука Йоджи обхватила его член, но дополнительная стимуляция Рану уже была не нужна – он кончил сразу следом за Йоджи, и они обмякли на кровати, переплетенные друг с другом так, словно намеревались провести в этой позе остаток дней своих. Ран лениво подумал, что он был бы не против.

Йоджи лежал ничком, прижимаясь к Рановой груди лицом, и понимал, что вот-вот разрыдается, как девица. Это, наверное, было смешно, только Йоджи было не до смеха. Ему было, наверное, страшно. Хорошо – но и страшно одновременно. То, чего он боялся, то, от чего он пытался сбежать ко всем этим случайным девицам, случилось. Он влип, он увяз в Ране настолько, что не хотел даже проверять, сможет ли жить без него. Нет, точно не сможет. При одной мысли, что Ран снова уйдет, у Йоджи начиналось что-то вроде приступа паники. Ему хотелось лежать вот так вот и никогда не вставать – тогда Ран не выберется.
В этот момент Ран слегка напрягся под ним, и Йоджи встревоженно вскинул голову.
– Что?
– Рука, – проговорил Ран.
Йоджи осторожно сел и потянул Рана за собой, помогая ему сесть тоже. Ран не отрывал от него настороженного взгляда, и Йоджи тоже смотрел на него.
Ран очень похудел и был еще бледнее, чем обычно. Он будто высох, и его узкие, крученые, словно канаты, мышцы стали еще резче и выразительнее. Волосы его сильно отросли, красная краска потускнела, а у корней показался свой цвет, темный. Но глаза, которые, когда Йоджи вошел в палату, были серыми, сейчас вновь стали сиреневыми. Он протянул руку и коснулся пальцем уголка глаза.
– Сиреневые.
Ран улыбнулся краем рта.
– Серые, – возразил он, и Йоджи снова ощутил желание разреветься, а заодно стиснуть Рана в объятиях так, чтобы у него кости затрещали. Но он ограничился поцелуем – туда, где только что был его палец, а потом подорвался с кровати.
– Тебя вообще выпускают или нет? Где эта медсестра с твоими документами? Почему никто не работает? – он вернулся на кровать и преданно заглянул Рану в глаза. – Жду не дождусь, когда ты снова окажешься дома. Ты не представляешь, как там без тебя…
– Грязно, – подсказал Ран. Йоджи сделал вид, что обиделся.
– Грязно?! У меня?! Да никогда! Да я практически каждый день, не покладая рук…
– Боюсь даже воображать…
– Но очень голодно! Это было подло с твоей стороны, ты бы хоть научил меня готовить…
– Как бегемота учить танцевать…
– А вот возьму и обижусь!
– Хорошо, научу.
– Отлично! – Йоджи сделал вид, что задумался, артистично приложив руку ко лбу, а пальцами другой постукивая себя по губе. – Хотя нет. Может быть, в следующий раз тебе станет стыдно, когда ты поймешь, что оставляешь меня голодать!
Здоровая рука Рана перехватила его запястье, и он потянул Йоджи на кровать, глядя на него так, словно видел его насквозь.
– Не будет следующего раза.
В третий раз слезы победили Йоджи, и он уткнулся лбом в колени Рана, изо всех сил пытаясь загнать их обратно. Он так и не понял, почувствовал Ран что-то или нет, но, во всяком случае, рука его предельно нежно перебирала Йоджины волосы, а потом он привычным жестом легонько потянул их.
– Не хочешь одеться? Медсестра должна прийти.
Медсестра словно под дверью поджидала – вошла ровно в тот момент, когда Ран, отбившись от помощи Йоджи, застегивал на рубашке последнюю пуговицу. Она принесла Ранову выписку и предложила ему кресло-каталку, чтобы добраться до стоянки. Ран отказался, но Йоджи настоял – он затолкал Рана в каталку, благо тот, с одной-то рукой, не мог качественно сопротивляться, сгрузил ему на колени сумку и повез к выходу.
– По-моему, кто-то счастлив, – пробурчал Ран.
– Да! – весело сказал Йоджи. – Какой отличный способ! Надо было тебе раньше что-нибудь повредить, пожалуй. Чтобы ты никуда не делся.
– Мы едем домой?
– Да. И я тебя оттуда не выпущу, имей в виду, – Ран хмыкнул, но ничего на это не сказал. – Где твои боккены, кстати?
– Дома, – слегка удивленно отозвался Ран. – А что?
– Да надо бы их забрать, – Йоджи подкатил каталку к своей машине, сгреб не успевшего встать Рана на руки и сгрузил его на переднее пассажирское сиденье. – Ты же всегда забираешь с собой только боккены!
Он пристегнул Рана – тот поглядывал удивленно, но не сердито, – закрыл дверцу, обошел машину, сел на свое место и заблокировал двери.
Он чувствовал пристальный взгляд Рана все время, пока заводил машину и выезжал со стоянки на улицу. Там, остановившись на светофоре, он закурил. И наконец спросил:
– Почему ты… почему ты не поговорил со мной? До того, как ушел? Почему не высказал мне все?
Ран молчал, и Йоджи почувствовал знакомую уже тоску и злость, теперь еще приправленные ужасом – молчит-молчит, а потом взорвется – и все. Но потом Ран глубоко вздохнул – и заговорил.

* * *

Инспектор Томояма курил пятнадцатую сигарету подряд – Шульдих считал. Вид у него был убитый.
– Как? – спрашивал он, и Шульдих все ждал, что сейчас он начнет вздымать руки к небесам. – Как я мог его проморгать?! Он же всю дорогу был в этом додзё! Рядом! Алиби это дебильное сочинил! А ведь Фудзимия его даже не подтвердил!
– Что говорят эксперты? – перебил Шульдих. Он, конечно, прекрасно знал, что говорят эксперты, как знал и то, что в их словах и приблизительно нет правды, но он слышал этот отчаянный поток слов уже не в первый раз.
– Да что они говорят! – отмахнулся Томояма. – Тяжелое детство, деревянные игрушки. Сначала из семьи ушла мать, отец, конечно, женился снова, но так и страдал всю жизнь по той жене, спился и помер. Схема у пацана – всю жизнь страдать. И Фудзимия еще ему добавил… Ну, у мальчика и поехала крыша, он почти год провел в психушке, восстанавливал здоровье. Не восстановил… Жалко его, конечно. Врал всем, что в Штатах жил. Мечта, видимо, была такая… – Томояма задумчиво присел на край стола, роняя пепел на документы из папки Хиги Киёкадзу. – Я только не понял из отчета, парень-то соображал, что делает? Помнил вообще все это? Если да, то он, конечно, гениальный актер… был.
Шульдих автоматически покивал.
У него был другой отчет – тот, который он отправил своим боссам. Он знал, что этот отчет никуда не попадет, слишком уж много в нем было компрометирующего. Но также он знал, что теперь они захотят, чтобы он молчал – а значит, им придется дать ему то, что он хочет. Того, что его могут попытаться убить, Шульдих не боялся – во-первых, хотели бы убить, давно бы сделали это, не первый раз он лезет туда, куда не следовало бы, во-вторых, они там прекрасно знают, что он готов, и в случае его смерти нужные документы попадут куда надо; наконец, в-третьих, его было довольно сложно убить. Шульдих слегка улыбнулся.
Салариманы могут спать спокойно. Он знают не больше, чем Томояма – несчастный маленький кендоист сошел с ума от жизненных переживаний и начал рубить головы прохожим. Но с ним теперь покончено. Спи спокойно, Токио. Спокойно пей, гуляй, клей девиц. Для одного только агента Шульдиха расследование не завершено – да и будет ли когда-нибудь?
Что за адскую сыворотку нечаянно сотворил гениальный мальчик Наоэ Наги? Как удалось ее неведомым доработчикам поместить в голову несчастного подопытного Хиги Киёкадзу мысли и желания Джея? Кто стоит за всем этим – только ли Такатори Рейдзи и его могущественная семейка? И самое главное и самое страшное – сколько еще было подопытных и где они сейчас?
О, он займется этим! Придет время – и он вскроет этот гнойный нарыв, и никто не уйдет безнаказанным. Но это будет позже. А пока – пусть верят, что он согласился все забыть взамен на…
Мобильник Шульдиха разразился звонком, и он быстро ответил, прервав на середине очередной поток излияний Томоямы.
– Жду вас в машине, – проговорил в трубке сухой голос на грубом американском английском.
– Иду, – коротко ответил Шульдих, нажал отбой и, не попрошавщись с инспектором, выскочил из управления.
Кроуфорд действительно ждал в машине. Он сухо кивнул, когда Шульдих легко впрыгнул на переднее сиденье.
– Куда вы его повезете?
– В гостиницу, – ответил Шульдих, слегка удивившись – он был уверен, что Кроуфорд не скажет ему ни слова.
– Наги предложил, – проговорил Кроуфорд, сосредоточенно глядя на дорогу, – чтобы вы перекантовались у нас первое время. Я против, но он привязался к Джею.
Шульдих пожал плечами. Ему было все равно – он в любом случае собирался в ближайшее время увезти Джея из Японии к себе домой, в Германию.
– Если он согласится.
Кроуфорд коротко кивнул и больше не сказал ни слова.
Они попали в расцвет вечернего часа пик, и пока ехали до клиники, Шульдих несколько раз проклял Токио и столько же раз понадеялся, что его нетерпение по нему не очевидно. Кроуфорд, впрочем, на него особо не смотрел. Уже на подъезде к клинике у него зазвонил мобильник, Кроуфорд сказал: «Да?», потом: «Хорошо» и потом: «Увидимся». Положил телефон и сообщил:
– Звонил Наги, он уже забрал вашего брата и ждет нас возле стоянки.
– Ага, – нетерпеливо ответил Шульдих и прикусил ноготь. Кроуфорд бросил на него короткий неприязненный взгляд, и Шульдих решил был повежливее: – Спасибо. Вы помогли.
– Обращайтесь, – с долей насмешки в голосе отозвался американец.
Шульдих увидел Наги и кресло-каталку, за которым мальчик стоял, как только они въехали на парковку. Он бы выскочил из машины тут же, но, к сожалению, двери были заблокированы, так что пришлось дожидаться, пока чертов американец припаркуется и выключит зажигание. Тогда наконец Шульдих распахнул дверцу и выскочил наружу.
Джей сидел в каталке, уронив голову на плечо, глаза его были широко открыты, словом, только что слюна по подбородку не текла, и сердце Шульдиха рухнуло в пятки, в висках застучало. Нет же… нет…
Наги переминался за коляской, вид у него был растерянный и одновременно какой-то… вдохновленный, что ли. Он чуть ли не запрыгал, увидев Шульдиха.
– Позовите его! – почти прокричал он вместо приветствия. – Он же всегда вам отзывался!
Осторожно, словно по минному полю, Шульдих приблизился к каталке. Присел рядом. Протянул руку и осторожно коснулся Джеевой щеки.
Он не успел ничего сказать. Веки Джея дрогнули, желтые глаза обрели осмысленное выражение и встретились с Шульдиховыми. Губы дрогнули в улыбке.
– Наконец-то.

Шульдих взвыл, рванулся вперед и сгреб Джея в объятия.
– Я все оставлял тебе послания, – проговорил в ухо голос Джея, – а ты все не шел. Не такой ты и умный.
Но он улыбался, Шульдих чувствовал это.
– Я видел нас всех во сне, – продолжал говорить Джей – его голос звучал напевно, как тогда, когда он молился. – Я рад, что это был сон. Я бы не хотел, чтобы мы были убийцами. Мы ведь не убийцы, Шульдих?
– Нет! – Шульдих наконец оторвался от него и встал, улыбаясь, как безумный. – Ни в коем случае. Поехали домой, Джей.
И он помог брату подняться из каталки и повел его к машине Кроуфорда.

* * *

В квартире Йоджи было чисто, даже чересчур чисто – стараниями, Айя знала, Йохансон-сан. Саму Брюн Айя тоже застала – та, при полном параде, как раз собиралась уходить, когда Айя вошла в квартиру.
– Ну, что? – спросила Брюн без намека на приветствие. Айя едва не обиделась – в конце концов, они были едва знакомы, виделись до сих пор один раз, когда Брюн приходила к ним знакомиться после той истории с Такатори, – но потом решила списать все на американскую невоспитанность. Правда, что с них взять, с гайдзинов.
– Я не знаю, – честно сказала Айя. – Йоджи остался в больнице.
Несколько секунд Брюн взирала на нее с явным неудовольствием, потом прицокнула языком.
– Ладно, мне некогда их ждать. У нас пресс-конференция с твоим другом Хидакой.
– Как он? – спросила Айя, запоздало почувствовав себя виноватой – она с Кеном даже не разговаривала с тех пор, как сгрузила к нему в квартиру Йоджи, даже не поблагодарила его за то, что он ей помог в клубе… впрочем, она была так на него зла!
– Да нормально! – легкомысленно махнула рукой Брюн. – Футбольная лига уже принесла ему официальные извинения, возобновлено расследование, а после этой конференции, я уверена, его позовут в команду. Я предлагаю ему написать книгу, – она задумчиво постучала себя пальцем по губе. – Хорошие деньги можно заработать, не говоря уж про известность.
Айя улыбнулась – она была уверена, что известности Кен наелся на всю оставшуюся жизнь.
– Оукей! – протянула Брюн, разглядывая себя в зеркале. – Привет мальчикам. Надеюсь, у них все образуется.
И стремительно исчезла за дверью.
Айя неспешно прошла на кухню и села за стол. Здесь тоже было ослепительно чисто, почти как когда здесь жил Ран. Только едой не пахло. Айя задумалась, насколько Брюн была искренней, когда выразила свою надежду. Что ж, если они не помирились… для нее это особой роли не играет, наверное. Она изрядно повзрослела за последний месяц и понимает теперь, что Йоджи и Ран не могут остаться вместе только потому, что ей это нравится. Но им так плохо друг без друга… И даже если бы не это – пока они вместе, она верит в то, что истинная любовь, чувство на всю жизнь, существует, и она тоже найдет себе такое. Но если они расстанутся окончательно… значит, нет ничего вечного, значит, любовные истории всего мира врут, никто не живет долго и счастливо, чтобы создать ребенка, плод любви и даже умереть в один день… и тогда она сделает то, что холодно и рассчетливо советовал ей Йоджи, потому что тогда это всего лишь несколько клеток, еще не ставшие человеком.
Она тяжело поднялась со стула, заглянула в холодильник, потом в несколько шкафчиков. Имело смысл приготовить что-нибудь поесть к приходу парней – или одного Йоджи, как сложится жизнь, – но репертуар еды, который Айя умела готовить так, чтобы потом это действительно можно было есть, ограничивался гренками. Что ж, лучше, чем ничего. Айя достала из хлебницы буханку, к счастью, нарезанную, из холодильника – молоко и яйца, и принялась за дело.
Она как раз выкладывала на сковородку последнюю порцию хлеба, когда в дверном замке повернулся ключ. Она замерла с лопаточкой в руках, зажмурившись, молясь про себя… хотя, по правде говоря, она не была до конца уверена, о чем просит. Сказка или явь? Сказка? Или явь?
– Гренки! – раздался вопль Йоджи от порога. – Пахнет гренками! Ран, мы ошиблись квартирой.
– Ага, и ключами.
В голосе Рана, спокойном и расслабленном, звучали привычные ворчливые нотки. Айя заплакала – слезы просто хлынули из глаз, заливая последнюю порцию гренок в сковородке, – прижимая левую ладонь к животу – в правой она по-прежнему держала лопаточку.
К ней подошли, аккуратно вынули лопаточку из сжатого кулака, положили рядом с плитой, потом развернули ее и прижали к широкой груди.
– Ну чего ты? – спросил над головой нежный и растерянный Ранов голос. Йоджи, отчетливо посмеиваясь, обошел их и принялся переворачивать гренки.
– Идиоты! – Айя несильно ударила Рана кулаком в грудь. – Два придурка!
– А бьешь меня, – с намеком на обиду заметил Ран. – Его тоже ударь.
– Обязательно! – рявкнула Айя, отрываясь от Рановой груди. – Два… болвана!
– Все в порядке, – Ран смотрел на нее с ласковой улыбкой. – Все будет хорошо.
– Дай я тебя тоже обниму, – Йоджи выключил плиту, развернул ее и крепко прижал к себе. – Ооо, Айя-тян, да у тебя грудь выросла!
– Болван! – сказали Ран и Айя одновременно и одновременно же отвесили Йоджи по легкому подзатыльнику.
– Что деретесь-то? – беззлобно возмутился Йоджи, подхватил блюдо с гренками и понес к столу. Ран открыл холодильник, чтобы достать сыр. – Ничего, принцесса, еще пара месяцев, и она станет еще больше, в твоем-то состоянии…
Сердце Айи рухнуло в пятки.
– Йоджи! – в отчаянии воскликнула она.
Ран замер у холодильника. Потом медленно развернулся.
– В каком состоянии?
Йоджи стоял у стола со слегка растерянным выражением лица – кажется, он только что сообразил, что именно сказал. Айя в ужасе смотрела на брата.
– Айя? – Ран повернулся к ней, прищурившись.
– Прости, пожалуйста… – выдавила она из себя. – Только маме с папой не говори пока, пожалуйста, я еще не решила…
Тут она вспомнила свой зарок и осеклась. Ну, выходит, что решила…
Ноздри Рана побелели, как и губы. Несколько мгновений он в упор смотрел на Айю, потом перевел взгляд на Йоджи.
– Ты знал?
– Давай-ка выйдем, – быстро проговорил Йоджи, ставя блюдо с гренками на стол и хватая Рана за локоть. Айя отметила как хороший знак, что Ран не стал вырываться.
Они вышли в гостиную, и Айя услышала, как Ран шипит:
– Я просил тебя не врать мне!
– А я и не врал! – быстро сказал Йоджи и понизил голос, так что теперь Айя могла различить только отдельные слова вроде: «…была очень расстроена…», «а что ей оставалось делать?..» и «ну, не знает!» Ран что-то шипел в ответ, потом его голос стал ниже, потом Айя услышала возмущенный возглас:
– Йоджи! Что ты?!. Йодж…
Возня, характерные влажные звуки, хлопнула дверь в спальню… Айя осталась одна на кухне, невольно улыбаясь. Ну что ж, по крайней мере, эти двое явно помирились… и, наверное, теперь Ран не будет так сильно злиться на нее. Йоджи, похоже, убедил его, что Айя так развеивала печаль от их расставания. Что ж, поддержим эту версию и понадеемся, что Ран не будет внимательно подсчитывать недели. Еще не хватало, чтобы он узнал про Хидаку и решил выдать ее за него замуж! Или побил бы парня. Или и то и другое. С него станется.
Они вернулись минут через двадцать, когда Айя успела уже потереть сыр, вскипятить чайник и заварить чай. Ран скептически покосился на хвостики чайных пакетов, выглядывающие из кружек, но ничего не сказал. Он почти улыбался и даже на Айю посмотрел доброжелательно.
– С родителями вместе поговорим, – сказал он, раскладывая гренки по тарелкам и посыпая их тертым сыром. – Ты уже решила, что будешь делать?
Она кивнула.
– Оставлю. И, наверное, отдам на усыновление…
Ран посмотрел на нее неодобрительно.
– Мама и папа будут против, ты же знаешь.
– У меня не получится учиться и растить ребенка, – проворчала Айя, кусая тост. Конечно, она как всегда забыла посолить молочно-яичную смесь. Словно прочитав ее мысли – а может, просто попробовав, – Ран встал из-за стола и принес солонку.
– Ну, я думаю, ваши родители вполне готовы будут взять ребенка, – сказал Йоджи – он весело качался на стуле и, похоже, никакие жизненные проблемы не казались ему сейчас трудноразрешимыми. Он сиял. И при этом почти не отрывал взгляда от Рана.
– Наверное, – кивнул Ран. – Ну, или…
Он поднял вопросительный взгляд на Йоджи, и тот, ухмыляясь от уха до уха, отсалютовал ему чашкой с чаем.
– Все как скажешь, любовь моя! Но я не буду кормить его грудью! Боюсь, испорчу форму.
Айя подавилась чаем, и смеющийся Ран еще долго хлопал ее по спине.

 

***

Цветы пахли оглушительно. Айя смотрел на них, но не видел. У него дрожали руки – как они не дрожали ни разу на миссиях.
Йоджи.
Айя видел его. Так явственно. Так близко. И эта женщина, которая назвала Йоджи его настоящим именем… значит, он помнит. Или начал вспоминать.
– Зачем? – простонал Айя вслух. Будто что-то острое вознзилось под сердце и поворачивалось там. Зачем, Йоджи? Разве все не устроилось наилучшим образом? Эта жизнь не для тебя. Ты слишком человечен, слишком жив для того, чтобы быть убийцей. Разве это не прекрасно, что ты смог наконец оставить все это позади, что твоя клетка была разрушена? Зачем ты возвращаешься, Йоджи?
За тобой.
Голос прозвучал в голове, резкий и мрачный, на удивление знакомый, хотя Айя был уверен, что никогда не слышал его раньше.
Скажи ему.
Нет, замотал головой Айя. Нет, нечего говорить, я не могу, я не должен, я его не стою.
Не стоишь, согласился голос. Но ему все равно. Он любит тебя. Он пришел за тобой. Скажи ему.
Теперь Айю просто трясло. Он сходит с ума, не иначе. Скажи ему. Легко говорить. Сколько лет он бегал от этого чувства. От Йоджи. От себя самого. Он не имеет права. Но если это правда? Если он действительно нужен Йоджи?
Я не хочу возвращать его в эту жизнь, подумал Айя.
Так иди за ним в другую, ответил ему голос. На одну долю мгновения Айя был на грани того, чтобы понять, кто это говорит с ним… и в этот момент за спиной прозвонил колокольчик.
– Мы ведь знакомы, да? – прозвучал другой голос, реальный и живой. – Мы же встречались раньше?

Ран проснулся в темноте и первое, что он ощутил, были слезы, катящиеся по лицу. Он плакал. Вернее, это Айя плакал, а он просто снял во сне его слезы.
– Ты пришел, – прошептал он в темноту. Рядом шевельнулись, и сонный голос Йоджи позвал:
– Ран? Ты что-то сказал?
– Ничего, – Ран осторожно провел рукой по его плечу. – Спи.
– Мммм… – Йоджи подполз ближе, закинул на Рана руку и притянул его к себе. Ран не стал сопротивляться. Его накрывало теплым, светлым ощущением, частично – его собственным, частично – Айи-Рана из сна. Только бы он там не накосячил. Не сказал лишнего. Не промолчал там, где не надо молчать.
Он прижался к Йоджи плотнее, втянул его запах, прикоснулся губами к плечу. Он получил свой еще один раз и был уверен, что воспользовался им правильно. Теперь ему оставалось верить, что и Айя-Ран не подведет его.