Путь четырех

 

За похищение огня Прометей был прикован к скале и обречен на непрекращающиеся мучения

 

Пролог

 

– Вот и всё. Новый круг.

– Какой?

– Число не имеет значения. Они виновны, пусть платят.

Миры простерлись окрест, в их воле и власти. Череда времён замкнута в кольцо так давно, что даже исказившие её потеряли счет сроку.

– Пусть они найдут друг друга.

– Пусть счастье будет скоротечно.

– Пусть меч лишит его всех, но не подарит смерти самому.

Четыре плененные воли, подвластные свободным, бьются в пустоте.

– Опять, – мысль незваного в трех разумах. – Из века в век одно и то же. У вас не осталось воображения, каратели?

– Что ты знаешь?

– Что ты понимаешь?

– Это не твое дело.

– Разве? – в мысли содержится правда. – Вы помещаете их в свои миры, число которых невелико. Вы зациклили время, лишили мириады душ шанса на созревание. Существа ваших сфер изнывают и стремятся уничтожить друг друга: они уже столько раз встречались в прошлых воплощениях, что готовы на любое падение ради развития.

– Неважно. Они медленно, но зреют.

– Падшие должны быть наказаны.

– Чтобы никто не посмел стать их последователями.

– В начале времен говорили, что боги ревнивы. Вам понравилась эта мысль?

Незваного привела цель.

– Не имеет значения.

– Они нарушили равновесие.

– Они бросили вызов.

– Чем?

Здесь принято отвечать на вопросы. Любые. Понятие неудобных отсутствует.

– Желаниями.

– Могуществом.

– Они посмели поделиться со смертными тем, что принадлежало только богам. Поэтому пусть сами существуют наравне с людьми. И знают все их пороки.

– Зачем продолжать наказание, если всё осталось на своих местах? Украденное давало нам возможность творить, демиургами мы быть не перестали, вдохновение нас не покинуло. Повторение времени истощает души, границы миров ветшают, скоро они начнут сливаться.

– Что?!

– Как?!

– Ложь!

– Лгут люди. Вы увлеклись карой и забыли об ответственности. Если вы разомкнете круг и освободите их, всё еще сможет восстановиться.

Время уходит. Думать – быстрее, решать – быстрее. Ново. Нет привычки. Надо!

– Их можно лишить силы.

– Низвергнуть окончательно.

– Тогда круг сам разомкнется.

Пауза без мыслей.

– Я отдам вам мир. Чистый. Свежий. В котором еще нет правил и законов.

– Соблазнительно.

– Равноценно.

– Можно согласиться.

– Договор заключен?

– Да.

– Осталось последнее.

– Нужны условия.

– Без условий их не вернуть в миры.

– Они останутся погашенными.

– Никто, кроме нас, не может задать границ.

Безмолвие принимает в себя волю и силу.

– Пусть навязанные черты исказятся.

– Пусть встречи будут неизбежны.

– Если они будут как одно, круг разорвется.

– И пусть будет знание!

Ток силы незваного взвихряется, врывается – и укореняется. Опадает.

– Это было вмешательство.

– Результат непредсказуем.

– Где мир?

Новая жизнь соскальзывает с линии силы и попадает в тройные силки. Бьется, пульсирует, рвется, но постепенно врастает.

– Всё.

– Обмен состоялся.

– Уходи.

 

~ * ~

 

– Как?

– Получилось. Есть вероятность, что мы больше не будем пытаться напоминать им об их сути.

– Тем более что это безнадежно. Что у нас есть?

– Шанс в обмен на моё творение, в котором еще нет разума. И мне удалось вмешаться в условия.

– Хорошо. Четыре закона на четверых – это гармонично, верно?

 

~ * ~

Четыре масти: бубны

 

Когда Кроуфорд продумывал план действий, он обычно начинал чертить на любом попавшемся клочке бумаги бессвязные схемы, подписывать числа, иногда составлять уравнения и там же их решать. Однажды, когда к ним в команду прислали соглядатая, тот, по словам Шульдиха, чуть мозги себе не сломал в попытке разгадать неведомый шифр. Так и ушел ни с чем, доведенный ненавязчивым неприятием Шварц.

На настоящий момент всё было взвешено, возможное – предсказано, через неделю они собирались улетать в Европу. А там – как пойдет. В Эсцет начался передел власти, возможности провести ритуал повторно нет: необходимые артефакты сгинули в море. Они вчетвером смогут начать работать на себя. Конечно, будь у них такая возможность, они бы с наслаждением развалили Эсцет, но пока им не хватает ни влияния, ни денег.

Брэд стучал ручкой по испещренной цифрами бумаге, косился в темное окно и пытался понять, что же он забыл. Раздражающее ощущение не покидало который день подряд. Никаких связей, кроме навсегда запомнивших их Вайсс и остатков Критикер, в стране не осталось. Документы собраны, подчиненные проинструктированы. Деньги раскинуты по нескольким счетам, основная масса – в Швейцарии, конечно. Через подставные лица куплены квартиры в Лондоне, Париже, Осло, Нью-Йорке, Буэнос-Айресе и Риме.

– У тебя скоро мозги спекутся, сходи лучше прогуляйся, – в кресло напротив сел Шульдих; опять подошел незамеченным, на него никогда не срабатывало чувство осторожности. – Кровь будет лучше циркулировать, может, и вспомнишь, о чем забыл. Или хотя бы развеешься.

– Я же просил…

– Помню. Никто в твои мысли не подглядывал. У тебя глаза обеспокоенные. И мимо урны своими бумажками три раза промахнулся. Иди, – Шульдих кивнул в сторону двери, усмехнулся. – Ничего с нами не случится.

Кроуфорд кивнул на дежурную шутку: когда Шварц только сформировали, ему предсказывали невероятные проблемы, прогнозируя дополнительную карьеру как воспитателя детсада вкупе со школьным учителем. Однако обошлось: общая цель сплачивает и организует почище любого начальника. Он мог оставить команду на любое время, дать им любое задание на самостоятельную проработку, будучи уверенным, что и без его предвиденья они справятся и избегнут грубых ошибок.

Дойти от Сюндзюку, где они обосновались, до Миямаэ можно за десять минут. Брэд медленно шел по тихим тесным улочкам, думать на ходу о насущных делах не получалось, в голове возникали какие-то смутные мечты, увлекательные, полные иллюзий если не всемогущества, то многообразия открывающихся возможностей. Ходить он любил, чем больше, тем лучше, в свое время он готовился к тестам и экзаменам, повторяя материал на ходу, потом привычка перешла и на планирование работы: раз за разом он, не выдерживая сидения за столом, вскакивал и уходил думать в коридор или даже на улицу.

Брэд не замечал, куда идет, заблудиться пока не удавалось ни разу, топографическая интуиция работала безупречно. Когда он неторопливо повернул за угол, на него буквально свалился худющий парень в черной школьной форме.

– Смотри, куда идешь, – незло посоветовал Кроуфорд и посторонился.

– Извините, – парень оперся о забор, сглотнул и посмотрел вперед с отчаяньем и упорством. – Извините, – пробормотал он еще раз.

Брэд кивнул, отошел на несколько шагов и, поддавшись неясному порыву, обернулся. Школьник шел. Цеплялся за забор, еле волочил ноги, но упорно не выпускал из руки расстегнутый портфель и не пытался присесть отдохнуть. Форма была в пыли, будто парня валяли по земле, его трясло от слабости, а может, от боли.

– Далеко живешь? – всё так же движимый порывом, Кроуфорд подошел к нему.

– А? – мутные – разноцветные?! – глаза прищурились за стеклами очков. – Живу… далеко. Мне на работу… близко… там, – он вяло мотнул головой в сторону, – мне туда нужно.

– Показывай, – Брэд кивнул и поддержал парня за костлявые плечи.

Тот даже не удивился, не стал отказываться и тем более вырываться, тихо сказал, куда идти и только пытался не слишком виснуть на сопровождающем.

– Вы можете не увидеть там дом, – неясно выразился парень, но Кроуфорд не стал уточнять, списав слова на бред: было похоже, что у него сотрясение мозга.

Поступок не был вызван приступом гуманизма. Всего лишь интуиция, которая вела Кроуфорда по жизни наравне с логикой. Дар был крайним проявлением. Здесь, увидев этого парня, он почувствовал, что если он ему не поможет, то долго, возможно, до конца жизни будет спрашивать себя, что же упустил. К тому же у парня была сила воли, может, даже не меньше, чем у маниакального Абиссинца.

Брэд улыбнулся пришедшей на ум ассоциации и остановился: парень повис на нем окончательно и шепнул, что они пришли.

– Вы видите дом? Если нет… отпустите… я сам… я дойду…

– Да. И женщину, и двух девочек. Я тебя доведу.

Двор освещался двумя бумажными фонарями, но еще сильнее светила луна, здесь она виделась очень яркой, белея в бархатно-черном небе, которое совершенно не казалось подсвеченным городскими огнями. Женщина в ниспадающем до земли кимоно, статная, красивая, быстро встала при их приближении.

– Ватануки… – она потерла лоб, нахмурилась, на лице отобразились вина и растерянность. – Мару, Моро, помогите Ватануки! Я приду позже.

Две девчонки подбежали, что-то быстро тараторя в унисон, подхватили парня и утащили в дом.

– Доброй ночи, – коротко поклонился Кроуфорд. – Я пойду. Надеюсь, с вашим работником будет всё в порядке.

– Разумеется, – женщина поджала губы. – Если никаким богам больше не понадобится так срочно сюда попасть.

– Простите?

– Забудьте. Я – Юко, хозяйка этого магазина. Позвольте мне отблагодарить вас за помощь, – она смотрела остро и внимательно.

– Мне достаточно слов, – Кроуфорд предупредительно поднял руку; деньги ему точно не нужны.

Она усмехнулась. Склонила голову набок, так, что длинные волосы стекли по одну сторону лица, и указала ладонью на порог дома:

– Присядем? – она прошла вперед, устроилась возле блюда с каким–то причудливым кушаньем и разлила по двум чоко* саке.

– Кроуфорд, – он представился, но угощение не принял.

Юко пожала плечами и заговорила:

– Мой магазин видят те, у кого есть желания. Свою плату вы принесли. Хотите, я исполню вашу мечту? Любую. Власть, любовь, деньги, смерть врагов… – она говорила тихо и размеренно, в словах не было двусмысленности, в тоне – намека или кокетства.

Кроуфорд здесь и сейчас понимал, что Юко действительно может дать ему всё, что предлагает. Верить подобному в другое время, в другом месте было бы смешно, но…

– Спасибо, я сам, – ответил он.

– Да? – она посмотрела на него пристально и удивленно. – Да, вы сумеете… я бы предложила вернуть вам память, но ещё рано.

– У меня нет амнезии, – покачал головой.

– Но и памяти тоже нет. Что ж, не я, так кто-то другой с вами расплатится, – вздохнула Юко. – Выпьем? Я схожу к Ватануки, но скоро вернусь. А вы пока угощайтесь.

Она встала быстро, легко и неуловимо, исчезла за сёдзе, Кроуфорд не стал смотреть вслед, ему больше нравилась луна в черном небе. Он рассеянно попробовал еду с блюда, отпил саке. Первое оказалось жгучим, но вкусным, алкоголь – мягким и ароматным.

Здесь было очень тихо и неожиданно уютно. Хозяйка представлялась интересной собеседницей; как женщина почти не воспринималась, несмотря на впечатляющую красоту. Интуиция что-то нашептывала, Дар молчал, логика подтверждала, что он ничего не теряет.

– Тихий вечер с интересным собутыльником, – проговорил он. – Неплохой вариант времяпровождения.

За спиной фыркнули.

– У вас ещё много еды и выпивки, Юко-сан?

– До утра хватит, Кроуфорд-сан. Если же сюда придет Мокона, не обращайте внимания на его шутки про мою слабость к гайдзинам в очках, – она подмигнула. – Лучше пейте.

 

___

Чоко – чашечки для саке

 

~ * ~

 

Кабинет находился на южной стороне, от палящего в любой ясный день солнца с трудом спасали затемненные стекла. Жалюзи вешать хозяин не хотел, чтобы не лишать себя вида на город: небоскреб, где располагалась архитектурная компания, стоял в отдалении от прочих.

– Я тебя не понимаю, – кудрявая женщина в строгом брючном костюме всплеснула руками. – С твоей интуицией, с твоим вкусом и чувством стиля, со способностью буквально предвидеть желания заказчика – ты не занимаешься жилищным проектированием.

Она перебирала принесенные с собой заказы, длинные накрашенные жемчужно–розовым лаком ногти шуршали по бумаге, мужчина слушал её доводы и качал головой.

– София, я никогда не сумею спроектировать жилой дом, пока мне не захочется иметь свой, – он развернул к ней монитор компьютера с трехмерной моделью в разрезе. – Видишь? Эти люди просили уюта. Здесь он есть?

Женщина прищурилась.

– Ну-ка… ооо… бывает же. Брэд, ты это с учебника срисовал, что ли? – она подняла голову. – Шаблонность выпирает из каждой линии.

– Нет, я по твоей просьбе пытался создать для них уютный дом.

София многозначительно присвистнула.

– Боюсь представить, как бы выглядел красивый и уютный дом. Ионические колонны? – она развернула монитор обратно.

– Ростральные, – Кроуфорд закрыл файл и тут же отправил его в корзину. – Я могу вернуться к библиотеке, шеф?

Начальница вздохнула и махнула рукой.

– Да, разумеется, что еще с тобой делать? Какая жалость, что скоро ты нас покинешь ради мистера Келли. Озеро Лох-Несс… Надеюсь, ты любишь Шотландию? – София вздохнула. – Я почти жалею, что наша компания настолько известна. Да, Брэд, постарайся уговорить заказчика воспользоваться услугами наших дизайнеров, – она подмигнула.

– Конечно, шеф, – разумеется, он понимал, что выгоднее.

София вышла, прикрыв за собой дверь. Он улыбнулся, открыл текущий, свой самый интересный проект и погрузился в любимую работу.

Кроуфорд поселился в Нью-Йорке, хотя предпочел бы Лос-Анджелес: там теплее. Его, заочно закончившего Высшую школу архитектуры Королевской академии искусств Дании, может, и не взяли бы на работу сюда, если бы он не знал, когда стоит придти. Испытательный срок был выдержан с блеском: проект, в котором он принимал участие, выиграл правительственный конкурс. Миссис Коллинз тут же зачислила его в штат и только удивлялась, как человек его возраста и без опыта работы способен на смелые безошибочные решения.

Кроуфорд предвидел, когда проектировал. Регулярно, естественно, не напрягая Дар. Интуиция подсказывала, как управляться с пространством, и в первую очередь он прислушивался к ней, а не к прописным рекомендациям, – и не прогадывал.

– Если крыша будет на две трети стеклянной, а стены… так, это на глаз нельзя, – он вслепую нашарил на полке справочник, пододвинул ближе калькулятор с бумагой и принялся за вычисления.

Через полчаса его прервал стук в дверь. В кабинет вбежал, не дожидаясь отклика, взъерошенный седой господин, грохнул на стол папку с вываливающимися из неё бумагами и, тяжело отдуваясь, заявил:

– Вот! И ты совершаешь ошибки, Кроуфорд! – он начал судорожно листать чертежи и расчеты.

– И вам добрый день. Где? – не понимая головы от своего листка, спросил Брэд.

Мужчина зашуршал интенсивнее.

– Гляди! – он сунул ему под нос чертеж с прилагающейся запиской. – Не сходится! То, что ты напророчил, гениальный ты наш, не совпадает с расчетом Джонса.

Кроуфорд покосился на бумагу, сморгнул, поводил ручкой по строчкам, затем что–то обвел, крест-накрест перечеркнул всё и отодвинул к экспрессивному коллеге.

– Мистер Смит, пусть Джонс сначала освоит калькулятор. Если нужно, запишите его на курсы, шеф не будет против повышения квалификации сотрудников.

Седовласый восхищенно прищелкнул языком и перечитал расчеты.

– Силен ты, Брэд. Моментально заметил. Хотя сам-то не инженер…

Отложив ручку, Кроуфорд откинулся на спинку стула и посмотрел, наконец, на собеседника.

– Понимаете, мистер Смит, то, что я архитектор, совсем не должно значить, что я не умею считать. И сопромат мне также знаком. У вас есть еще претензии? Нет? В таком случае я продолжу работать. Ваши регулярные визиты предлагаю возобновить завтра.

Через два часа после официального окончания рабочего дня сотовый Кроуфорда издал симфоническую трель. Не менее певучий женский голос поинтересовался возможностью встречи.

– Прости, у нас завал, давай на выходных, – ответил он, выслушал предложение о поездке за город, согласился. – Пока, Лайза, хорошего вечера.

Закончив разговор и поработав с некоторое время, Брэд посмотрел на часы, понял, что есть хочется больше, чем довести до ума еще один эскиз, и выключил компьютер. Перезванивать любовнице он не стал: Лайза наверняка уже решила, чем занять себя вечером. Самодостаточная, она пока не собиралась выходить замуж, посвящая свободное время школе танцев, живописи и велоспорту. Порой Кроуфорд с легким удовлетворением думал: исчезни он, Лайза вздохнет и решит, что теперь у неё появилось часов десять на еще какое-нибудь занятие, например, изучение культуры кельтов.

Променяв женщину на ужин в одиночестве, Брэд за полчаса доехал до дома, оставил свой «ягуар» на стоянке и встал в раздумье на перекрестке. Воздух пах надвигающейся грозой, небо застыло в ожидании молний. Можно было пройти в подъезд и подняться на третий этаж по широкой лестнице в квартиру, где его ждала книга – или работа, под настроение, – черный кот, не отзывающийся ни на какие клички, и необходимость что-нибудь сготовить. Кроуфорд взглянул вправо, где располагалось любимое кафе, стабильность и близость которого он не менял на что-то новое уже третий год. Брэд прищурился на мигающую вывеску, каковую хозяин не мог починить пару лет, и потянул на себя массивную дверь. Стоило ему войти, как за спиной упала стена дождя.

– Черный чай и чизкейк? – спросила проходящая мимо официантка. – Как обычно?

– Да, Саманта.

Любимый столик был свободен, место в самом углу, наполовину завешанное побегами плюща, не пользовалось спросом. Привычно устроившись лицом к выходу, Кроуфорд стал ждать заказа. Как правило, Саманте хватало семи минут, можно было даже засекать время. Он снял очки, провел пальцами по бровям; глаза ощутимо покалывало из-за долгого сидения за компьютером. Иногда ему казалось, что зрение начинает садиться, но визиты к окулисту показывали, что и здесь ситуация такая же неизменная, как сменившая черноту волос седина.

В кафе ужинали еще несколько человек, которых он узнавал и без очков – частые посетители. Замужняя дама, которая любит томатный сок больше жизни и никогда не торопится домой, юноша, постоянно забывающий мобильник, девушка, меняющая цвет волос раз в два месяца… Стабильность или застой – он не думает об этом, это жизнь, его жизнь. Ни новичков, ни сюрпризов: парень опять ушел без телефона, у девицы синие волосы, на столе перед читающей женщиной литровый графин сока.

Дома сидел вечно голодный кот, бармен включил Стинга, который здесь неизбежен, Саманта, стуча каблуками, несла заказ. Шаг, еще шаг, улыбка, он приготовился коротко кивнуть и поблагодарить, уже посмотрел ей в глаза…

Гулко и тяжело хлопнула дверь.

– Опять забыл телефон! Но вспомнил и решил вернуться!

Вздрогнула Саманта, чай причудливо всплеснул наискосок, заливая чизкейк, захлопнула книгу дама, резко встала, сорвав с пальца обручальное кольцо, кинула в графин и вышла с гордо выпрямленной спиной под ливень, синеволосая девушка тряхнула головой, и волосы сбились набок – парик.

– Извините, мистер Кроуфорд! – у официантки испуганные глаза, сильнее ударил в стекла дождь, заглушая музыку.

– Эй, вам просили передать конверт, мистер! – крикнул бармен.

– Принеси пиццу и кофе с коньяком, пожалуйста, – Брэд надел очки, но они тут же развалились, выпал винтик из дужки.

Саманта убежала, бармен отдал конверт, который тотчас был разорван, парень с мобильником примерял синий парик, девица пила томатный сок прямо из графина.

«Здравствуй, Брэд!

Воскресенье, 9 утра – прекрасное время. Увидимся в парке у Иглы Клеопатры. Знать будущее без прошлого не получается.

Джерри».

Кроуфорд согнул лист вчетверо и сунул в левый карман, в другой отправились очки с дужкой. Он впился зубами в пышущую жаром пиццу и прикрыл глаза от удовольствия.

На всё кафе гремел «The show must go on».

 

~ * ~

Четыре стихии: земля

 

Щелкали камеры, он улыбался за кулисами, клиент говорил в микрофон слово в слово то, что ему написали. Этот политик понравится избирателям, особенно дамам, кто бы сумел пройти мимо таких глаз? Главное, чтобы он не забывал про оттеночные линзы.

– Герр Мёбиус, вас к телефону, – помощница, девушка строгая и обязательная, протянула трубку.

– Слушаю, – собеседник тараторил, взахлеб что-то рассказывая, он отнес телефон подальше от уха и задумчиво потеребил рыжую прядь. – Я могу всё. Приезжайте ко мне в офис к пяти. Нет, мне безразлично, что было бы удобнее вам. До встречи.

Он отдал трубку помощнице, та словно копировала его выражение лица: улыбка холоднее цвета глаз. Он знал, что фройляйн Веллер влюблена в него давно и беззаветно, но лишать себя профессионала, переводя её из сотрудниц в любовницы, не хотелось.

А Шульдих – не отвыкнуть от имени-прозвища – три года назад поклялся делать только то, что хочется.

– Герр Мёбиус, через час к вам приедут из Schwarzkopf, – она уже схватила ежедневник.

– С чем на сей раз? – на политика смотреть стало скучно, и Шульдих пошел к выходу, мановением руки веля телохранителям клиента посторониться.

– Мужской шампунь, новинка, – она пролистнула страницу другого блокнота.

– А что, Георг смертельно болен? Он у нас занимается косметикой, – он небрежно отстранил молоденькую журналистку, невнятно и бойко что-то тараторящую.

Веллер легко поспевала за его размашистым шагом, успевая отвечать на вопросы босса.

– Георг погряз в лаках, туши и помадах, кроме того, клиенты очень настаивали, чтобы вы лично взялись за дело.

Шульдих резко притормозил у самых дверей и развернулся, помощница остановилась к нему вплотную. «Какой…» – уловил он почти задавленную профессионализмом мысль.

– Настаивали? – мягко спросил он.

– Пятнадцать процентов сверху, – она посмотрела на него над оправой очков. Замерла.

– Сверху – это хорошее слово, – выдержав паузу, во время которой девушка дважды бледнела-краснела, сказал Шульдих и вышел на улицу.

Минутой позже сорвалась с места «ламборджини», унося его с фройляйн Веллер к главному офису. Три года назад Шульдих пришел в находящуюся на грани разорения компанию, занимающуюся дизайном, рекламой и пиаром, уволил половину работников отдела, куда его назначили, стал замом и спас фирму.

Очень скоро стало понятно, что новый зам не только профессионал своего дела, пиара, но и специалист широкого профиля: как-то он якобы в шутку взялся доработать проект отеля уволившегося дизайнера, и результат его работы потряс скептичного придирчивого клиента. Деспотизм, проницательность, язвительность герра Мёбиуса – каждый познал их на себе. Солгать ему было невозможно, промышленный шпионаж и халтуру он распознавал мгновенно. Несдержанный, придирчивый, шумный, он собрал в свою команду людей исключительно трудолюбивых, равнодушных к выходкам шефа и ироничных ровно настолько, чтобы гневные выпады начальника воспринимать без раздражения. Непосредственный директор компании Шульдиху благоволил, периодически распивал с ним коньяк и неизменно присутствовал вместо зама везде, где могли брать интервью: слишком светиться тот не хотел. Начальник считал, что нежелание подставлять лицо камерам – не самая большая беда для такого специалиста.

Бешеная активность герра Мёбиуса не давала его подчиненным спокойно спать и есть. Головоломные задачи, которые он ставил, заражали азартом, очень часто очередной энтузиаст вскакивал ночью с кровати (или выбирался из объятий супруга) и бежал записывать-зарисовывать очередную пришедшую на ум идею.

– Шеф, вы должны это видеть! – стоило Шульдиху остановить машину на подземной стоянке компании, как к нему подбежал экспрессивный юноша, фотограф, буквально на днях принятый на работу.

– Что, Рихард? – он приобнял восторженного сотрудника за плечи и улыбнулся тихому раздраженному выдоху помощницы: она все поняла верно, шеф на днях затащит парня в постель. Точнее, сегодня, настроение самое подходящее.

– Мы с Карлом приготовили пять макетов плакатов для Pfaff, их отдел по рекламе в восторге, но без вас… – без него не бывает. Он – мастер.

– Совершенно верно, сейчас все посмотрю, – слова лились патокой. – И каждый получит своё.

Рихард фаталистично вздохнул, но не стал скидывать руку шефа с плеча. Чувствовал, что его ожидает? Может и так, но постельных карьеристов Шульдих не брал к себе заведомо, этот же мальчик был и красив, и талантлив, и бескорыстен.

– Вот! – едва они дошли до кабинета одного из художников, парень кинулся включать проектор. – Вам нравится?

– Так, – Шульдих сжал губы. – Дальше.

Говорил он громко, на звук голоса любимого зама заглянули несколько человек из соседних кабинетов.

На белой стене мелькали слайды плакатов, тишина становилась гнетущей.

– Где Карл? – тихо выдохнул Шульдих, разворачиваясь на каблуках к подчиненным.

– Здесь, герр Мёбиус, – невысокий толстячок средних лет протолкался через строй коллег.

– Ты, – еще тише, – понимаешь, что мы рекламируем?

– Швейные машины.

– Кто ими пользуется? – Шульдих прищурился, зная, что так станет еще больше похож на парня, который измывался над Карлом в детстве.

– Женщины, – подчиненный смотрел внимательно, но пока непонимающе.

– Тогда ответь мне, отчего здесь, кроме швейной машинки, присутствуют такие красотки, которыми никогда не станут обычные домохозяйки? Да, модель на плакате может быть красивой, но при взгляде на неё у потенциального покупателя должно возникать ощущение уюта. Это ясно? – он ткнул Карла пальцем в грудь.

– Да, – тот кивнул. – Сделаем. Спасибо.

– Тогда исправляйте. Рихард, – не оборачиваясь, – я разочарован. Ты оставил чутье на прежней работе? Нужны новые фото, но чтобы модели выглядели не как гетеры, учти!

Сотрудники перешептывались, Карл кинулся к ноутбуку, более не привлекающий Шульдиха мальчик – тоже. Фройляйн Веллер стояла у двери и постукивала ручкой по ежедневнику: наверное, он уже куда-то опаздывал.

– Господа, у вас мало работы? Перерыв закончился полчаса назад, – сообщил он.

Ласковая улыбка никого не обманула: шефа успели огорчить.

– Нашлись дела? Молодцы. Да, Хенрих, будь добр, прекрати третировать Элизу, если любишь – скажи прямо, нет – переводись в другой отдел, раз не можешь держать себя в руках.

Он пошел к своему кабинету, привычно пропуская мимо ушей удивленные шепотки. В их мыслях смешались симпатия и опасение. Пусть. Это тоже власть. Он стоит над ними, как и положено паранорму, телепату. В чувстве господства была бы чистая сладость, если бы, думая о власти, он не вспоминал Кроуфорда. Бывший напарник улетел на другой континент и оставил после себя сплошные вопросы. Шульдих не понимал его выбора образа жизни, считая, что с характером и возможностями Кроуфорда стоит ввязываться в самые опасные авантюры, интриговать, становиться серым кардиналом при власть предержащих. Да, он видел себя тенью кардинала, но не сбылось.

Пришлось влиться в другую систему. Вышколенный штат, управление умами: ходы его команды были блестящи, он знал, чего хотят люди.

– Фройляйн Веллер, принесите кофе, пожалуйста, – кивнула, ушла.

Эта девушка, по уши влюбленная умница, единственная в фирме, кроме директора, к кому Шульдих обращался на «вы», – тоже грань его власти. Он плыл в ней, дышал, жил. Господство над людьми давало свободу, деньги, волю к жизни, страсть, которую не утолить. Куда он стремился, чего желал – думать об этом не хотелось. У Кроуфорда в квартире бывало уютно, тепло и тихо, жесткий хозяин вписался в интерьер на контрасте, взять бы билет на самолет, да рвануть прочь из Берлина, чтобы молча пить виски и ловить свое отражение в карих глазах…

– Герр Мёбиус, через десять минут к вам придут из ИКЕА, – какой Нью-Йорк, на ночь бы не засесть.

С кивком благодарности принимая чашку, Шульдих лениво размышлял, к кому поехать после работы. Два постоянных, знающих друг о друге любовника – это удобно.

Ирма была внешне настолько светла и холодна, насколько смугл и горяч Адриано. Темные, упоительные ночи – никогда втроем! – забывались отчаянно, и так же жгуче хотелось повторения. Ласкать, целовать, закидывать себе на плечи головокружительно стройные ноги; выгибаться, подаваясь навстречу жестким толчкам; вплетать пальцы в длинные белые волосы и двигать бедрами в горячий рот; кусать губы, чтобы не заорать, когда этот мерзавец тянет и требует умолять. Раз никто не запал в душу, пусть жизнь украшается разнообразием.

– Рада познакомиться лично, герр Мёбиус, – вот и дама из ИКЕА, неподвижное лицо, прохладца в голосе, липкая похоть в голове.

– Взаимно, – он встал, крепко пожал руку – она слишком надеялась на старомодное целование ладони. – Присаживайтесь, пожалуйста.

Она устроилась в кресле так, чтобы ноги предстали в самом выгодном ракурсе, и заговорила.

«Какого черта!» – устало подумал Шульдих. – «Вечерние встречи скину на Карла, свалю пораньше и напьюсь. И чем задрипанней забегаловка, тем лучше!»

~ * ~

Четыре времени года: зима

 

Ая не прятался, шел в отдалении, тем же темпом, что и преследуемый им человек. Тот, кого не забыть. Даже если бы Кроуфорд не поседел, а сменил пол и цвет кожи, кажется, он бы узнал его, чутьем, хребтом – была бы шерсть, встала дыбом. Мгновенно пробудившаяся подозрительность толкнула его в спину, и Ая двинулся следом за бывшим противником.

Кроуфорд шел по улице спокойно, неспешно, разглядывал витрины, но никуда пока не заходил. Неизвестно, какие там проблески будущего он умеет видеть, сейчас Оракул слежки, похоже, не чувствовал. Или хотел ввести в заблуждение.

Зайдя за Кроуфордом в супермаркет, Ая после недолгой внутренней борьбы признал, что ему интересны не коварные планы, которые тот может замышлять, а что привело Шварц в Токио на сей раз. Когда доводилось выполнять задания, связанные с Эсцет, он волей-неволей наталкивался на упоминания беглой команды паранормов. О ком идет речь, догадаться было нетрудно, особенно обладая знакомствами среди агентов Критикер. Если суммировать разведданные и сплетни, получалось, что Эсцет требовали у дружественной, но неподконтрольной Розенкройц смерти Шварц, вторые якобы объявили охоту, первые вроде бы поверили.

Судя по живому и нормально передвигающемуся Кроуфорду, охота была неудачна как минимум на одну четвертую. Под вопросом оставалась седина, но её можно было списать на маскировку. Хотя, решил Ая, Оракулу бы стоило начать хромать и горбиться, чтобы точно не узнали.

Объект пристального внимания покупал саке и какие-то безумно дорогие приправы. «В гости идет», – подумал Ая, – «что ж, поглядим, где в Токио живут люди, принимающие у себя паранормов».

Расплатившись наличными, Кроуфорд быстро вышел из магазина, не оглядывался, облегчая преследование. Он стремительно миновал череду бутиков, ресторанов и свернул у кинотеатра на менее оживленную улицу. Ая опасался, что Кроуфорд начнет петлять и сгинет на каком-нибудь перекрестке, но тот по-прежнему не скрывался с глаз. Жилые высотки сменились приземистыми домами, а вскоре и двухэтажными коттеджиками – они дошли до дешевого, тихого спального района.

Хотя Кроуфорд всё ещё никуда не торопился, манера пути изменилась. Казалось, он что-то потерял или забыл адрес и внешний вид дома: шёл то уставившись в землю, то рассеяно крутил головой. Хорошо, что не оглядывался. Когда они очередной раз повернули – Ая уже понял, что сразу не найдет обратной дороги – и почти дошли до конца улицы, Кроуфорд перестал смотреть под ноги и вошел в распахнутые ворота, обозначенные двумя столбами с золотыми полумесяцами.

Мельком подивившись дизайну, Ая, не сбавляя шага, прошел мимо, разглядел, как преследуемый входит в дом, и прислонился спиной к забору. Можно запомнить адрес, а затем пробить владельца по сети или подождать, пока Кроуфорд выйдет – мало ли, куда он потом направится. Или…

– Здравствуйте! Проходите же! – перед ним вырос щуплый, но цепкий парень, который, не дожидаясь реакции, схватил Аю за руку и упорно потащил к дому.

Едва войдя за ворота, он заорал:

– Юко-сан, к вам новый клиент!

– Нет, – Ая попытался аккуратно выдернуть руку из захвата, – вы ошиблись, я просто проходил мимо.

При его последних словах дверь дома открылась, на пороге показалась высокая женщина в кимоно, на губах которой играла улыбка, пожалуй, приятная, но весьма ироничная.

– Ватануки, помни: новых клиентов не бывает, есть те, о которых мы забыли. Здравствуйте, – это уже Ае. – Если вы сюда вошли, вы никак не могли просто проходить мимо. Здесь место, где исполняют желания, разумеется, за определенную плату. Чего вы желаете, господин? Денег, власти, смысла жизни, смерти, любви? – она перечисляла, легко роняя слова с губ, а он погружался в мучительное ощущение нереальности происходящего.

– Чего вы хотите?

– Чего вы хотите?

Одна за другой, почти хором, пропели две девочки, захлопали в ладоши и убежали в дом. Притащивший его парень что-то пробормотал о дешевом воздействии на публику и ушел следом, только…

– Здравствуйте, Кроуфорд-сан!

– Здравствуй, Ватануки-кун, – знакомый голос, он уже на пороге. Узнает, нет? – Здравствуй, Фудзимия.

Прежде чем он успел ответить, женщина громко хмыкнула и крикнула в сторону дома:

– Ватануки, иди сюда! – перевела взгляд на Аю, потом на Кроуфорда; казалось, она восприняла их как одно.

– Что, вам расхотелось есть, Юко-сан? – сердито спросил парень, повязывая передник на ходу.

– Нет, конечно. И тебе сегодня готовить больше: видишь, у нас гости. Посмотри на них. Помнишь, ты спрашивал когда-то о красной нити судьбы? – она подмигнула.

– Да, – мрачно ответил Ватануки.

– Если ты приглядишься к нашим гостям, то увидишь настоящий канат. И еще два каната, которые к кому-то уходят. Итого каждый их них связан с тремя людьми. Видишь? – её интересовал образовательный аспект, она не обращала внимания на впечатление, которое произвела своими словами.

– Юко, что ты говоришь? – Оракул с силой потер висок. – Ты могла понять неправильно, я не видел…

Ая, дослушав хозяйку, решил уйти – чем бы ни занимался здесь Кроуфорд, какая разница, эта женщина сумасшедшая, вспоминает древние поверья, перекладывает их на мимо проходящих. Бред, горячечный.

– Куда же вы? – она взмахнула рукой, и Ая словно налетел на стену: мягкую, прозрачную, упругую, непроницаемую. Биться не стал – борьба с телекинезом бесполезна, как он помнил. – Если вы уйдете отсюда, не поужинав с нами, мой дом покинет благословение создателей.

Её глаза стали серьезны, даже угрюмы. Так обращаются не привыкшие подчиняться к тем, от кого невольно зависят. Что могло быть нужно от них этой незнакомой женщине? Их с Кроуфордом связывало только старое противостояние. Впрочем, если абстрагироваться от личного – обычные рабочие отношения.

– Так как, Ватануки? – к ней в момент вернулась беспечность, она картинно развернулась и жестом пригласила всех в дом.

– Вижу, – вздохнул парень, с сочувствием посмотрел на гостей и вошел первым, сразу сгинув в темноте коридора.

– Проходи, Кроуфорд, проходите, Фудзимия-сан, – они оказались в довольно большой комнате, где причудливо смешались европейский и японский стиль.

Хозяйка подхватила с дивана длинную курительную трубку и присела за стол. Кроуфорд поддернул брюки – движение смотрелось обыденным – и устроился напротив. Ая замер было в неуверенности, но тихо хмыкнул и сел рядом с недругом: он казался самым привычным и нормальным в здешней обстановке.

– Вы хорошо знакомы? – женщина бойко разлила саке и подвинула угощение гостям.

– Скорее, давно. Редко видимся, – ответил Кроуфорд и поднял чоко в символическом тосте.

– Зря. Ничего, наверстаете. Придется, – её широкая улыбка была бы благожелательной, если бы не серьезные глаза.

– Почему? Нам доведется столкнуться по работе? – спросил Ая, сделав ударение на последнем слове.

– Откуда мне знать? – беспечно отмахнулась она. – Я – знаю, предвидит – он.

Фудзимия кивнул, отпил саке. Он был готов поклясться, что бабочки на этих стенах изредка взмахивают крыльями, что Юко-сан – ведьма, что его первоначальная версия, будто Кроуфорд любовник этой женщины – абсурдна, что сам он никому не расскажет ни о встрече с врагом, ни об этих посиделках.

– Ты что-то предвидишь? – интересно спросить, раз есть возможность, тем более что давно хотелось.

– Да. У тебя скоро будут короткие волосы, – Кроуфорд покосился на его косу, – жаль. Года через четыре ты вернешься к прежнему имени.

– Как ты об этом узнаешь?

– Я буду называть тебя Раном в то время.

Хозяйка сверкала глазами и пила. Много, по-мужски, отчаянно. Фудзимия подумал мельком, что она заливает, и давно, непростое чувство или горькое знание. Стоило ей крикнуть о еде, как недовольный Ватануки принес блюда с темпура и сукияки. Когда следом за ним вбежало маленькое черное существо с тарелкой ролл в лапках, Ая отказался удивляться дальше.

– Кто это? – спросил он у Кроуфорда, человека понятного, даже обычного по сравнению со здешними обитателями.

– Мокона. Он разумный и говорит побольше некоторых, – недруг отвечал спокойно, даже с сочувствием. – Прими это место как данность, Фудзимия, как принял существование паранормов.

Щелкнув резными, очень дорогими палочками, хозяйка проглотила ролл, подхватила кусок мяса, запила всё саке и уставилась на Аю.

– Так чего вы желаете? Я могу исполнить всё, если у вас есть соответствующая плата. Равноценная.

– У меня нет желаний, – он покачал головой.

– Вы человек, – протянула Юко, переплела пальцы, а её волосы, казалось, начали змеями ползти по плечам. – Всё еще человек, у вас будут желания. Вы хотите покоя? Прощения?

Свет становился глуше, за стеной ритмично топотали и пели те маленькие девочки, Кроуфорд снял очки и закрыл глаза. Бабочки на стенах запутались в паутине теней и судорожно дергали крыльями.

– Это бессмысленный разговор! – Ая улыбнулся спокойно, доброжелательно. – Вы не знаете…

– Конечно, – она не стала прятать насмешку.

– Конечно, – буркнул черный зверек, – каждый считает, что его дорога – новая. Если не считает, то верит в необратимость пути. Самомнения выше крыши.

– Самомнение и самоуничижение – неявные атрибуты Героя, Мокона, – поучительно заметила хозяйка. – Так заложено свыше. Выше некуда, – она вздохнула. – Хотите, я верну вам память? И тебе тоже, Кроуфорд. Или исполню любое другое желание.

Она не рассчитывала на согласие, молча налила себе саке, поделила остатки между мужчинами и зверьком.

– Нет, спасибо, я сам, – ответил недруг, и они засмеялись хором с Юко, словно это была старая шутка на двоих.

Ая попробовал мясо, удивился мастерству парня, выпил саке. В голове было легко и пусто, интуиция не следовала приказам разума быть настороже. Место расслабляло, не усыпляя, было жарко, он скинул расстегнутую куртку на пол и, облокотившись о стол, наблюдал, как хозяйка набивает трубку дурманяще и сладко пахнущим табаком.

Мокона утащил очки Кроуфорда, но тот не обратил внимания. Медленно цедил саке, ел темпура и прятал глаза за густыми темными ресницами.

– У тебя растрепалась коса, – проговорил он, чуть повернувшись к Ае.

– А, – Фудзимия стянул скрепляющую волосы резинку и встряхнул головой.

Густые волосы гладко рассыпались по спине, Кроуфорд прищурился, на ощупь нашел Мокону под столом, отнял очки и надел их.

– Помочь?

Ая молча пожал плечами, но отказываться не стал: не то место, где можно чувствовать опасность. Он повернулся спиной к Кроуфорду, Юко чему-то одобрительно кивнула и протянула деревянную расческу.

Недруг плел осторожно, медленно, не дергая за волосы. Ая попытался думать о словах хозяйки: про желания, про героя, про нить судьбы, – но мысли ускользали, как темно-красные пряди из пальцев Кроуфорда. Коса плелась; связать неясные слова не получалось, значит, понимание придет позже, когда он забудет сказанное.

– Всё, – Кроуфорд отодвинулся.

– Спасибо, – Ая повернулся к нему, хотел спросить, откуда взялись такие умения, но восприятие исказилось, комната будто погрузилась в серое, тусклое, остался враг.

Четкий, как на картинке. Фудзимия разглядел редкие черные волосы в седине, тонкие, еле заметные морщинки на лбу, какие быстро появляются у людей с выразительной мимикой. Глаза скрывали блики очков, губы – четко очерченные, картинно красивые – улыбались. «Я любуюсь им, – с удивлением понял Ая. – Мне хочется на него смотреть».

– Не за что, Фудзимия, был рад помочь, – слова разбили нереальность.

Юко открыто усмехалась, Мокона хлебал саке из бутылки, девочки за стеной завели новую песню, Ватануки сидел возле хозяйки и поедал роллы. Кроуфорд смотрел прямо в глаза Ае, внимательно, будто что-то пытаясь понять или вспомнить.

Хватит.

– Мне пора. Спасибо за угощение, – Ая встал и коротко поклонился. – Прощайте!

– До свидания, – ответили ему хором.

Он шел к выходу, коридор стал очень длинным, голоса из комнаты слышались очень хорошо.

– Я исполню его желание, оно слишком громкое, даже когда он молчит. Мальчик однажды простит себя, – лениво сказала Юко-сан. – Плата хороша.

– Да, – Кроуфорд сумел понять, о чем она говорит. – На ощупь как шёлк…

– Запомни ощущения. То, что я беру, не вернется, – она протяжно зевнула.

– Жаль, красиво. Я тоже пойду. Как бы мой напарник не заскучал, – смешок. – До свидания, Юко.

– Прощай.

В коридоре они не столкнулись.

 

~ * ~

 

«Здравствуй, Ран.

Знаешь, я полюбила цветы. Хожу на курсы составления икебаны. Кондитером быть уже не хочу, по-моему, выводить новые сорта цветов не менее интересно. Я бы хотела увидеть, как ты собираешь букеты. Какие они? Лаконичные? Пышные? Яркие? Пришли фотографию хотя бы одного, будто бы ты делал его для меня. Я помню, ты отчего-то решил со мной не общаться, но на одну фотку, может, тебя хватит?

Мне нравится тебе писать. Скоро начну находить свою прелесть в отсутствии ответа – пользу психотерапии никто не отменял. Не знаю, чем я симпатична серьезному молодому человеку, забирающему мои послания для тебя, но он приходит так же регулярно. Думай что хочешь, но я спрошу у него, сможет ли он что-то рассказать мне о тебе.

Пока, твоя Ая.

P.S.: Ты же не против, что я пишу тебе по-английски?»

 

«Привет, брат!

Мне хочется рассказывать тебе о делах в магазине, вредных преподах, влюбленной в тебя Сакуре и плохой погоде. Но, знаешь, когда дождь стучит в окна, а Сакура болтает с очередным поклонником у прилавка, мне даже в удовольствие делать горы домашнего задания. Скажи, ты думал, как сильно влияют учителя на своих учеников? Наверное, стоящий учитель сможет в самом отпетом лентяе и хулигане пробудить интерес к делу. Жалко, что мало хороших педагогов… Вот ты, Ран, смог бы быть таким, учитывая, как умел меня строить в детстве. Помнишь, как парой фраз поворачивал всё так, что я сама шла мыть посуду? А как ты мне объяснял школьные уроки, когда я не понимала учителей?

Не считай меня недалекой, конечно, я знаю, кто ты и чем занимаешься. Сакура говорила очень много, очень восторженно, зато тот самый молодой человек сказал всего одно слово. И представь себе, картинка сложилась. Я рада этому.

Надеюсь, если тебе скучно, ты выкидываешь мои письма, не читая.

Я люблю тебя, брат».

 

«Здравствуй!

Неизвестно, в какое время суток ты прочитаешь моё письмо, но знай: я пишу тебе утром, за завтраком. Пока свежая голова, и получается понятно выражаться. Хочешь, я расскажу тебе, почему я стала изводить бумагу? Нет, вовсе не затем, чтобы потренироваться в английской грамматике, как ты мог бы подумать. Дело было совсем не так.

Помнишь, у меня была школьная подруга из Миямаэ? Даже если забыл, скажу: мне захотелось её навестить. Узнать, что с ней и как, вдруг бы мы опять подружились? Но вот смех: когда я туда доехала, поняла, что напрочь забыла, где она живет! Дома там почти одинаковые, её не сильно выделялся. Я подумала и решила побродить по району, раз всё равно приехала. Вдруг найду? Или встречу её по дороге?

Гуляла я так полчаса, может, больше. Шла и шла себе, а потом наткнулась на необычный дом за высоким забором. Ворота были открыты нараспашку, на пороге сидел парень. Знаешь, такого грустного лица я не видела никогда. И терпеливого – тоже. Он прищурился и, видно, разглядел меня в воротах, потому что махнул рукой, мол, заходи. Не знаю, что меня туда потянуло, но я вошла.

Необычное было место. Очень тихо, хотя в доме кто-то пел на три голоса, пахло едой и персиками, хотя ничего из этого я не увидела. И очень не хотелось уходить.

– Добро пожаловать в магазин, где выполняют желания, – сказал парень. – Я помощник хозяйки, она сейчас в отъезде, но я готов вам помочь. Чего бы вам хотелось?

Он смотрел сквозь меня, и я чуть не спросила, что с ним случилось, раз он такой грустный.

– Ничего, – мне и правда ничего не было нужно.

Да и разве могут исполнить желание в магазине? Это же не серьги на день рожденья.

– Так не бывает, – вздохнул он. – О чем вы мечтаете? О любви? О деньгах? О красоте?

Я глупая, брат, очень глупая, потому что призналась.

– Хочу писать письма брату. Но не знаю, куда, – так стыдно было.

Он просто пожал плечами.

– Пишите. Хочется – пишите. Брат-то жив?

– Да. Вроде бы.

– Тогда еще проще, – он улыбнулся, очень ободряюще. – Пишите, кому передать всегда найдется. Но мне нужна плата, мы не исполняем желания безвозмездно. Так говорила Юко-сан...

Тут я совсем растерялась. Он что, выполнил моё желание? Я бы подумала, что он сумасшедший, этот помощник, но он был какой-то… очень нормальный, не вызывающий доверие, а правильный для этого места, что ли.

– У меня очень мало денег…

– Нет, не деньги. Какие слова вы слышали от брата последний раз? – он закрыл глаза, и я поняла, что они у него яркие, разноцветные.

Что я сказала ему – не помню. Уже не помню. Что ты говорил, когда звонил мне по телефону в магазин?! Кем был этот парень, что это было за место? Я пробовала туда попасть еще раз, нашла какие-то развалины, очень старые.

Когда я вернулась домой, села за письмо. То самое, первое. Тогда-то я и решила, что буду писать по-английски. Ну, чтобы польза была. Если ты тогда удивился – хорошо. Дописала, а на следующий день пришел тот молодой человек. Он не представился, но сказал, что знает тебя и может передать что-нибудь.

Наш загадочный почтальон никогда не обещает придти опять, я же пишу по письму в неделю и не жалею о тех забытых словах.

До свидания, Ран».

 

~ * ~

 

«Здравствуй, брат.

Я пишу тебе уже сорок недель подряд. Круглое число, мне нравится. Самое время, чтобы на нем закончить.

Я рассказывала о себе, своих взглядах, привычках, вкусах, мечтах. Ран, ты знаешь меня лучше, чем я сама. Я же не знаю своего брата. За эту неделю я научилась понимать, как ненавижу тебя. Ты старший, ты мужчина, решил самовольно, что можешь бросить меня. Как благородно! Как по-взрослому! Я делю ненависть с восхищением, твое чувство самомнения и собственной правоты недосягаемо.

Ты присылаешь мне деньги. Когда проверял последний раз счет? Я не беру денег от чужих. Я уже не лежу в коме, чтобы ко мне мог приходить любой, выговариваться возле моей койки под писк датчиков, оставлять букеты цветов – и уходить, забывая на неделю о моем существовании.

Конечно, я не смогу позабыть тебя, брат, сила моей ненависти не позволит. О, я столько знаю о тебе! О моем самом ненавистном человеке. Ты стал убийцей, брат, потому что желал отомстить за маму с папой и меня? Не лги, ты мстил за себя. Что творилось в твоей голове, когда умер Такатори Рейдзи? Ты продолжил убивать, чтобы меня не отключили от аппаратов жизнеобеспеченья. Я пришла в себя – а ты убивал. Если я поняла верно, это были смерти во имя правосудия. Кто-то приказывал тебе, ты подчинялся и был доволен в глубине души, да? Что есть возможность не решать ничего самому, что твой образ жизни – прекрасный повод, чтобы не общаться со мной.

Я принимаю всё, мой ненавистный брат, я бы прокляла тебя, если бы умела делать это по-настоящему. Моё чувство – только моё, и когда у меня будут дети, я расскажу им об их дяде, добром, умном, самом потрясающем человеке на свете. Я попробую рассказывать им то, чему ты учил меня. Мои дети будут знать, что где-то у них есть еще один родной человек, будут расспрашивать о тебе, я же, лелея ненависть, буду с улыбкой говорить, что ты очень, очень занят. И обещать им, что ты однажды приедешь навестить. Я тоже буду ждать и ежедневно желать тебе долгой жизни и счастья, чтобы моя ненависть жила вместе с тобой. Что у меня есть, кроме неё?! Пусть это чувство отравит меня. Потому что душа его отторгает. Но плакать я больше не могу.

Прощай.

Я люблю тебя, брат».

 

Ран сложил листок и посмотрел в окно, улыбнулся. Когда три с лишним года назад он получил это письмо, ему показалось, что мир перевернулся. Ая, которая изливала на него щедрую нежность, оказалась сильнее него. Поправ все условности и приличия, она, доведенная им до крайней степени отчаяния, написала такое, о чем даже и вслух скажет не каждый. Тогда Ран просидел ночь в темной комнате, наутро выкинул бэйджик «Kitten's House», где он именовался Аей Фудзимией, отработал смену и вечером улетел в Токио, удивив команду словами о «личном деле».

– Я ждала тебя, – сказала Ая, когда он вошел в её магазин. – Здравствуй, Ран.

Они проговорили подряд шесть часов, сидели на кухне, пили чай, вспоминали, рассказывали друг другу обо всем, условности закончились в том письме, строить новые стены у них не было сил.

Наутро в магазин пришли Наги с Мамору, и Рану было предложено заниматься разведывательной работой, возглавив отделение в Англии. Он не сомневался ни минуты.

– Заодно научишь думать новую смену… Ран-кун, – Мамору чуть запнулся, но улыбнулся, увидев легкий кивок бывшего напарника.

С Криптонбранд прощаться не пришлось: штаб новой группы Рана находился в том же городе, прикрытием на сей раз служил книжный магазин, старый, маленький и темный. Молодые напарники пришли в ужас, лидер же своим стоическим восприятием ситуации вызвал их глубокое уважение.

В свеженабранной команде было, кроме Рана, четверо парней. Юные, неопытные, они слегка огорошили его своей наивностью, однако, за обучение он взялся сразу же, зная, что начальство не станет ждать, пока ребята заматереют. Парни жаловались сквозь зубы, но старательно тренировались. Ран же открыл в себе не только педагогические способности, но и незаурядное терпение, позволяющее по нескольку раз повторять одно и то же. Через год живых и здоровых, успешно выполнивших ряд заданий учеников перевели в Лос-Анджелес, а ему дали новичков. Так и повелось: Ран натаскивал очередных мстителей и отчаявшихся правдоискателей, вдалбливал в их головы, что для мести и правды надо жить как можно дольше – и прощался с ними через год. Кен называл его воспитателем ясельной группы, за что неизменно огребал по шее.

На этот раз, через полгода работы с новой командой, его настойчиво попросили оставить группу для самостоятельной работы, а самому отправиться на побережье озера Лох-Несс.

– С тех пор как некий мистер Келли всерьез взялся восстанавливать замок Уркухарт, в окрестностях озера начали пропадать люди, как местные уроженцы, так и туристы. Нет, не без вести, их находили. Но на камне-алтаре, где каждый лежал со вскрытой грудной клеткой, вырванными легкими и сердцем. – Михироги решила, что демонстрировать фотографии не обязательно. – Абиссинец, ты способен сыграть роль любознательного японского туриста?

– Будет лучше, если я изображу мистика, помешанного на легендарном чудовище озера, – выдвинул Ран встречное предложение. – И как псих без справки буду вправе шататься по окрестностям с фотоаппаратом наперевес.

– Так тоже можно, – связная коротко улыбнулась и протянула ему папку. – Здесь подробности дела, основная информация на прилагаемом диске. На это имя, – она положила на стол конверт с документами, – заказана комната в хостеле «Горец» в Инвернессе. Туда доберешься на поезде, в самом городе возьмешь машину в прокате.

Ран взял бумаги, пролистал газетные вырезки и, когда Михироги почти ушла, вспомнил о своих собственных планах. Остановив связную, он сообщил, что собирается навестить сестру по выполнении задания, и, поторговавшись, выбил себе двухнедельный отпуск.

– Сам понимаешь, что чем быстрее ты разберешься с этим делом, тем скорее улетишь в Токио, – развела руками Михироги. – Удачи тебе.

Ран кивком поблагодарил и отправился в магазин, чтобы сообщить ребятам о своем скором отъезде, наказать не терять головы и помнить о работе-прикрытии.

 

~ * ~

 

В Инвернессе было пасмурно и ветрено. Ран, кутаясь в ветровку, поправил сумку на плече и направился пешком к хостелу. Прохожие были немногочисленны, городок казался вымершим, что, скорее всего, объяснялось ранним часом выходного дня. Неизвестно, сколько ему придется изображать здесь из себя блаженного фанатика, в городе следовало ориентироваться как можно лучше, поэтому Ран открыто вертел головой по сторонам, то и дело сверяясь с простынеобразной картой города и окрестностей (GPS-навигатор в КПК у него тоже был, но карта была зрелищней).

Так, медленно и самой длинной дорогой, Ран добрался до хостела, взял у скучающего администратора ключи от номера, поднялся на третий этаж и зашел в номер, где с радостью кинул сумку на пол и благословил долгожданное одиночество. Вид из окна в такую погоду не вызывал никакого интереса. Нейтрально-бежевые стены, коричневый палас и темная мебель. Нормальный недорогой номер, жить можно, разглядывать не обязательно. Быстро навалилась вязкая усталость, он расстелил кровать, принял душ и, который раз перечитав перед сном письмо Аи, лег спать.

~ * ~

Четыре стороны света: север

 

Ито Рё, молодой, счастливо разведенный и чрезвычайно довольный жизнью человек, собирался в командировку: его пригласили в качестве консультанта. Несколько раз в год он улетал в какую-нибудь страну по делам своей страховой компании, где он работал страховым следователем. Общительность, хорошо подвешенный язык и природное обаяние только играли ему на пользу.

– Куда на этот раз, Рё-сан? – спросила секретарша, еще новенькая, поэтому робеющая перед ним.

– Земли суровых шотландцев, милая. Опять несчастный случай, – ответил он. – Могу привезти тебе сувенир!

– Если вам не сложно, – улыбнулась она.

И правда, очень милая девочка. Может быть, с ней… Может, конечно, может!

Его семейная жизнь не сложилась, скорее, из-за несовпадения взглядов и вкусов, нежели из-за ветрености Рё. Одно время он хотел вспомнить, кем был до амнезии, чем жил и кого любил – а что любил, сомнений не было. Однажды ему приснился молодой человек с затаенной иронией в глазах и строго сказал: «А катану, Кудо Ёдзи, надо бы вернуть!». Сон он рассказал жене, после чего та стала звать его Ёдзи, за мечом же вскоре пришел парень, который смотрел грустно, порывался что-то рассказать о прошлом, но Рё быстро выпроводил его под предлогом опоздания на работу. Ему казалось, что потерянная память такая вещь, которую стоит находить самому, а не получать от других.

Работа клерком оказалась не тем, чем бы хотелось дорожить. Аска хвалила стабильность, масштабы корпорации и гарантированный доход, он же изнывал. Не проработав и года, Рё уволился и устроился в международную страховую компанию. Оказалось, он знает английский и итальянский, а клиенты обоего пола охотно покупают страховку, если её предлагать с улыбкой и легкомысленной болтовней. Однажды, когда страховой следователь компании засиделся над уликами за полночь, Рё заинтересовался его делом и неожиданно для себя самого доказал, что клиент совершил поджог сам, чтобы получить выплату. Коллега не забыл услуги и предложил начальству сделать Рё его помощником. Начались новые времена, детективная работа давалась легко, его наблюдательность и умение делать выводы, интуитивное понимание людских мотивов поспособствовали повышению до самостоятельного работника. Аска недоумевала, ей были непонятны порывы мужа летать по земному шару ради украденных драгоценностей и загадочных смертей, он же листал атлас мира и отмечал места, где успел побывать. Рё уговаривал жену на путешествие два месяца, пока они, наконец, не съездили вместе в Англию, где и закончилось их супружество вместе с терактом: Аска сказала, что они слишком разные. Спорить показалось бессмысленным, и вскоре оба были свободны друг от друга.

Любимая работа приносила удовольствие, симпатичные клиентки скрашивали жизнь – Рё считал, что остепениться еще успеет, и брал от жизни всё.

– Вы завтра днем улетаете, Рё-сан? – секретарша не хотела возвращаться к работе, поэтому сделала кофе на двоих и достала вазочку печенья.

– Да, но с самого утра, – он отпил глоток. – О, очень вкусно, спасибо!

– Не выспитесь, – посочувствовала она.

– Ничего страшного, – Рё опять улыбнулся и взял печенье.

Его прекрасная, приятная жизнь омрачалась ночами. Когда он долго сидел на месте, спал в одной постели, привыкал к месту, в его сны приходили голоса, говорящие, что он должен помнить. Они рассказывали о невероятных подвигах, сумасшедших воинах, несчастной любви и великом предательстве. Голоса плакали, умоляли, заклинали прожитым временем – сроки были невероятными – вспомнить, впустить, не отрекаться. Рё просыпался с раскалывающейся головой и фиолетовыми кругами под глазами, зная, что скоро придет время покидать Японию. В самолетах, отелях, поездах, в самых неуютных и неприглядных местах он спал крепко и спокойно, казалось, что голоса теряли его. Через год после развода он перевелся в китайский филиал фирмы, но через два месяца сны догнали его и там. Рё вернулся в Токио и начал пользоваться любой возможностью улетать подальше и почаще.

– До свидания, Ами-тян, – он допил кофе, кинул в рот еще печеньку и вышел на улицу.

Скоро будет новое! Люди, места, слова. В Шотландии плещет хвостом чудовище в озере, а прекрасная леди из народа Фейри всё ещё грустит по своему смертному возлюбленному… Рё сам не ожидал, что так увлечется мифами стран мира. Аске, а теперь его девушкам нравилось, когда он что-то им рассказывал о приключениях богов и героев. Порой, после пары бутылок пива, на него находил лирический стих, и он рассказывал не легенды, а приходящие на ум сказки, вплетая туда то, что слышал от голосов во сне. Девушки смеялись и говорили, что ему бы писать книги, Рё отмахивался и продолжал говорить о падших богах, людях, осиянных непрошенным благословением, забытой любви и ревнивой дружбе.

По-хорошему, сейчас следовало бы сразу поехать домой, собрать сумку и отдать ключи соседке, чтобы та поливала цветы: в Рё проснулись удивительные умения по части их выращивания, – но его тянуло прогуляться. Как раз через три квартала начинался тихий район, где людно бывает по утрам-вечерам да выходным. На вкус Рё, место было идеальным для неспешных задумчивых прогулок. Беззастенчиво разглядывая дома и растения за заборами, он думал, что живущие здесь люди в большинстве своем никогда и носа не казали из Токио, не говоря уже о Японии. Нет, в тихой жизни есть своя прелесть, но чтобы её оценить, следует от души потоптать с тысячу дорог, считал Рё.

За поворотом обнаружился сплошной деревянный забор, слишком высокий, чтобы заглянуть за него, но позволяющий увидеть несколько пышных деревьев у дома. Рё пошел дальше, касаясь досок рукой, и не заметил, как оказался у входа во двор, где выложенная камнем дорожка вела к аккуратному дому в традиционном стиле. На широком пороге сидел юноша с длинной курительной трубкой в женском кимоно и пытался пускать колечки дыма.

– Привет, – Рё улыбнулся заранее, и только потом вошел во двор. – У вас очень красивый дом.

– О, здравствуйте! – юноша перестал мучить трубку и уставился на него. – Добро пожаловать в магазин, где исполняют желания. Здесь вы можете обрести всё, что угодно, за равноценную плату, разумеется. Хозяйка в отъезде, но я готов помочь вам по мере сил.

– Вот как? – Рё не удивился: парень говорил уверенно, просто, будто повторял эти слова регулярно. – Не так давно я бы пожелал избавиться от голосов во снах, но рецепт нашелся сам собой, – он развел руками. – Получается, мне больше нечего хотеть.

Юноша подобрал под себя ноги, поддернул полы кимоно и покачал головой.

– Раз вы смогли увидеть магазин, желание у вас есть. Но неважно. Расскажите, что за рецепт вы нашли? Люди редко умеют сами справляться с наваждениями, – в голосе прозвучал искренний интерес. – Да, я – Ватануки.

– Ито Рё, – представился он в ответ и присел рядом. – Оказалось, что мне нужно периодически отправляться в путешествие. Хорошая дорога приносит крепкий сон на два-три месяца.

– Надо же, – Ватануки покачал головой, снял очки и начал было протирать их полой кимоно, но мельком взглянул на Рё и уставился уже пристально. 

 

– Что такое? – тот почувствовал себя неуютно под тяжелым знающим взглядом.

– Знакомо… Юко-сан это называла канатами, да… Красная нить судьбы, – юноша тряхнул головой. – Рё-сан, скажите, у вас есть три очень близких человека?

– Кхм, – он замялся. – Видите ли, у меня амнезия. Уже четыре года.

– О! – глаза Ватануки загорелись, только сейчас Рё заметил, что они жутковато-разноцветные: один темно-синий, живой, другой жёлтый, тусклый и страшный. – Хотите, я верну вам память? Но, – в желтом глазу начал разгораться огонь, другой оставался таким же теплым и доброжелательным, – всю память, всю, что вам положена. Это и будет платой. 

Рё пожевал губами, поднял голову к небу и проводил взглядом набежавшую тучку. На ворота приземлилась ворона, трижды каркнула и замерла, когда Ватануки на неё укоряюще шикнул.

– Я – Ито Рё. У меня амнезия. Раз я пока жив, на меня не охотится мафия, кредиторы и три брошенные жены, мне ничего не стоит вспоминать. Меня устраивает нынешняя жизнь.

– Да? – Ватануки заговорил тихо, завораживающе спокойно. – Я вижу, что вы связаны с тремя людьми. Не вполне людьми, впрочем, но они такие же как вы. Может, вам не стоило их забывать?

– Если мы так связаны, как вы говорите, мы с ними еще встретимся. И они-то всё мне напомнят, – Рё поднял с дощатого пола трубку. – Знаешь, я могу научить тебя пускать колечки. Хочешь?

 

Четыре масти: трефы

 

Встреча с Джерри Мором была не тем событием, которым можно пренебречь. Этот человек был представителем некой Лиги Пророков, организации в высшей степени неофициальной, постоянного состава не имеющей и регулярных встреч не назначающей. В неё входили провидцы, достигшие такого уровня Дара, который не позволял им вести активную деятельность. Слишком легко было сойти с ума, когда любое твое вмешательство в обыденный ход событий приводит к взрыву вероятностей будущего в сознании. Даже Розенкройц, жадная до талантов, отпускала таких людей на все четыре стороны – как работники такие агенты никуда не годились, в качестве генетического материала чаще всего давали или абсолютных бездарей, или сверходаренных, без третьего варианта. В свою бытность подчиненным Розенкройц и Эсцет Кроуфорд завидовал этим людям, свободным и независимым, однако с годами понял, что вести настолько пассивное существование никогда бы не смог. Поэтому при каждой встрече с Мором он испытывал скорее сожаление, нежели какое-либо другое чувство.

К каменному монументу оба подошли одновременно. Джерри, двадцатилетний седой юноша, пожал его руку и предложил прогуляться до пруда, чтобы присесть. Свободная скамейка нашлась легко, людей вокруг было мало.

– Что произошло? – Кроуфорд не стал наслаждаться утренней негой природы.

– Умер Эдвард. И оставил пророчество, – Джерри достал из внутреннего кармана ветровки конверт. – Мы его, конечно, прочитали. Но оно не для нас, а для тебя. Там было так написано.

– Кто-то получает наследство от богатых троюродных тетушек, пророки получают предсказания, – Кроуфорд усмехнулся.

– Логично, да? – Джерри протянул ему конверт. – Читай.

Брэд достал сложенный вчетверо листок, развернул и начал продираться через рукописные строки: почерк у покойного был отвратительный.

 

Когда наступит век, и час пробьет,
Когда сольются все моря и реки,
Тогда верх с дном объединят навеки
Четыре сердца, что согреты тьмой!

И будет свет разлит по всей Вселенной,
Когда к Богам вернется злая месть,
И будет крах мирам, что ввек не счесть,
И ни один не удивится плену...

Герой наставит отроков на путь,
Врагу заплатят золотом за славу,
Любовь постигнет дух и станет правом,
А Спутник истин утеряет суть …

На первый сход им выпадет вражда,
Вторая встреча обернется честью,
Пройдя же третью, смерть родится с вестью
О том союзе, что сломать нельзя…

Пред ликом пустоты они восстанут,
Отправив добродетели к грехам –
В костер, что разгорится в их сердцах!
Все в дар для тех, кто их страдать заставил!

Придет конец. Со Смертью станцевав,
Те четверо заснут в одной упряжке,
Когда ж узда порвется от натяжки,
Им будет, что друг другу рассказать…

(с) Izzzida

 

Ожидая, пока Кроуфорд прочтет пророчество, Джерри встал и подошел к пруду. Выудив из кармана черствую булку, принялся кидать кусочки мигом подплывшим уткам. Картинка была бы даже идиллической, если бы не резкие, дерганые движения.

– Мда, – листок отправился обратно в конверт. – Почему в стихах-то?

– Маленькое хобби Эдварда, – юноша с облегчением швырнул остатки булки в пруд и вернулся на скамейку. – Наши видят очень скверные события. И я не исключение.

– Третья мировая? Эпидемия?

– Нет, – Джерри медленно покачал головой. – Конец света. Знаешь, когда небо меняет цвет, рушатся горы, ломается пространство, и из его дыр лезут инфернальные монстры.

– И блудница на звере? Под конвоем четырех всадников Апокалипсиса? – Брэд пришел в растерянность – обычно пророки высшего уровня были людьми довольно приземленными.

– Нет. Такого не было, – Джерри не злился на недоверие. – Зато некоторые говорят, что спасти мир могут четыре человека. Какие-то особенные люди. О них и Эдвард написал. Если ты сможешь их найти и уговорить сотрудничать друг с другом, может, мы еще и поживем, – он облокотился руками о колени и устало уронил голову на скрещенные ладони.

Кроуфорд молчал. Он понимал, что возьмется за этот абсурдный поиск неизвестно кого непонятно где. Хотя бы потому, что не затем он бросал вызов Эсцет, чтобы при наличии достоверных сведений позволить какому-то концу света нарушить планы на долгую жизнь в свое удовольствие. Пожалуй, он не один так посчитает.

– Джерри, напарники мне не помешают?

Тот пожал плечами.

– Нет, конечно. Мы понимаем, что дело безнадежное, но… – в его кармане завибрировал мобильник. – Извини. Да?

В телефоне говорили быстро и невнятно, глотая слова. Брэд расслышал только «Приезжай, срочно!», после чего Джерри отключил телефон и медленно выдохнул.

– У тебя же машина близко? – спросить, что произошло, он не успел. – Джиневра при смерти. И хочет видеть тебя. Мне звонила её внучка. Едем!

Юноша вскочил со скамейки, потянул Кроуфорда за рукав, тот не сопротивлялся. Они не шли, бежали к выходу. Пророки на смертном одре могли дать самое точное, судьбоносное предсказание – уходя из жизни, ты больше не сможешь влиять на мир.

«Ягуар» летел по шоссе, Джерри вцепился в ремень безопасности, нетерпеливо притоптывал ногой и шипел сквозь зубы: «Быстрее, быстрее же!» Брэд вел на максимуме допустимого, машину заносило на поворотах. Плюс Дара – пробки объезжаешь заранее, но дорога, но время!

Выслушать умирающую провидицу, позвонить Шульдиху, изложить ему суть дела. Рыжий наверняка захочет ввязаться в подобную авантюру, его всегда привлекали невыполнимые предприятия. В прошлый раз, пусть и с помощью Вайсс, неплохо получилось. Кроуфорд улыбнулся воспоминанию и резко затормозил – они приехали.

– Идемте! – молоденькая девчонка кинулась с тротуара к машине, едва дала Брэду включить сигнализацию, вцепилась в рукав и потащила в дом. – Идемте же! Бабушка послала меня за вами, сказала, что вы обязаны её услышать, что от вас всё зависит! – она распахнула дверь и втолкнула его в коридор. – Идите, прямо и налево, крайняя дверь.

 

~ * ~

 

Шаг, еще шаг по вытертому паласу. На кровати лежит старая, как время, женщина. Маленькая, худая, но с темным огнем в выцветших глазах. Она поднимает тонкую руку.

– Ты пришел. Здравствуй, Брэд. Мы видимся впервые, но мне уже не до церемоний.

Я накрываю её ладонь своей. Она холодная и кажется очень хрупкой.

– Вам можно всё. О чем вы хотели мне рассказать?

В комнате темно, окна занавешены, горят свечи в трехрогом канделябре, тени пляшут по стенам и лицам, мне мерещатся среди них людские профили.

– О тебе. Ты получил бумажку Эдварда. Я могу тебе сказать, что знаю о будущем. Жаль, разглядеть не получилось.

Я молчу. Её нельзя перебивать, бессмысленно говорить слова ободрения: пророки не лгут себе в делах жизни и смерти.

– Их четверо. Они уже сталкивались прежде, и не раз. Друг друга знают, но не одинаково хорошо. Им нельзя ссориться, – она замолкает, переводя дыхание – слишком слаба. Закрывает глаза и продолжает: – Если они сумеют друг друга понять, то вчетвером смогут обновить наш мир. Демоны исчезнут, всё встанет на свои места. А они уйдут.

– Умрут?

– Нет, – она морщится, – уйдут. Насовсем, может, станут такими, какими были в самом начале. Они в плену, – Джессика говорит всё тише, я наклоняюсь ближе, чтобы расслышать её слова. – Ах, я старая, глупая… Ты один из них, ты знаешь их, и ты тоже в плену. Любовь, верность, гнев, сила – все в цепях. Все уходят – а ты остаешься… не вырваться, света нет, зато любить умеешь, ты всегда опора, ради тебя он живет, всегда ради тебя, запомни, ты ему нужен, ты…

Она вздрагивает и замирает. Дыхания не слышно. Я первый раз вижу спокойную смерть.

В комнату тихо входит та девушка, её внучка, тушит свечи, распахивает шторы, начинает завешивать зеркала. Я смотрю на распятие в изголовье кровати и повторяю про себя её последние слова. Бывает так, что умирающий пророк видит перед собой не собеседника, а кого-то другого, ему и предназначены предсмертные речи. Как бы то ни было, сейчас я не могу понять, что она имела в виду. Значит, придется запомнить.

 

~ * ~ 

 

– Что она сказала? – Джерри терпеливо дожидался Кроуфорда за дверью.

– Пояснила пророчество Эдварда, кое-что сказала обо мне. Или о ком-то другом, сложно было понять.

– Хорошо. Ты возьмешься за это дело? – Джерри смотрел в землю, пиная камушек.

– За исполнение пророчества? Да. Сколько у меня времени?

– От двух месяцев до полугода. Когда начнутся аномалии с цветом неба, считай это первым сигналом. Затем начнется смешение пространства, топологические аномалии. Возможно, будут и временные. Предпоследний сигнал – появление существ из иных миров, и одновременно станут сходить с ума люди, не все, но многие. Бессистемно, но обратимо. После Землю разорвет и перемешает с другими пространствами, – юноша договорил и взглянул на Кроуфорда. – Ну, как тебе?

– Неплохо. Люблю четкое планирование, – Брэд задумчиво почесал переносицу. – Почему ты мне это рассказал? Обычно вы не говорите так подробно.

– Так ведь будущего нет! Не от чего сходить с ума, – Джерри пожал ему руку. – Удачи тебе.

– Спасибо. Ты мне дал прекрасный повод не надрываться на работе, раз уж конец света близок, – Кроуфорд отпер дверцу автомобиля. – Считай, мы в расчете.

Джерри засмеялся и, махнув рукой на прощанье, ушел. Брэд достал телефон и набрал номер Шульдиха в надежде, что тот не устроил внеплановый суточный загул.

– Привет, есть дело, – сказал он, дождавшись глухого «да?» – Помнится, ты жаловался на однообразие. Гарантирую, ты успеешь по нему истосковаться.

– Привет, напарник. У меня тоже есть новости, – голос Шульдиха был привычно ехиден. – Но сначала вопрос: среди ваших, в смысле, пророков, не завелось телепатов?

~ * ~

Четыре стихии: вода

 

Дешевый алкоголь Шульдих не любил из-за мерзкого вкуса, как, впрочем, никогда и не испытывал желания забыться с его помощью. Однако периодически напивался, чтобы мысли в голове осели, свое отделилось от чужого. Похмельное утро неизменно оставляло на месте мешанины мыслей только личное. Будучи в Шварц, Шульдих мрачно шутил, что вся его жизнь – выбор между сумасшествием и циррозом печени, на что неизменно получал совет Кроуфорда стать отшельником и поселиться вдали от цивилизации.

– «Раскаявшийся грешник», – прочел он надпись на вывеске. Название понравилось, и Шульдих вошел внутрь.

Забегаловка оказалась идеальной. Тёмное маленькое помещение, насквозь пропахшее табаком и дешевым пивом, с дюжиной сонно моргающих в столы посетителей – искать что-то более паршивое было бессмысленно.

– Пива. Тёмного, – Шульдих взгромоздился на высокий стул и привлек бармена стуком по пустому стакану и телепатией.

Женщина со скукой во взоре быстро выдала ему требуемое и удалилась на другой конец стойки. Даже не пытаясь изобразить бурную деятельность, она подперла кулаком подбородок и прикрыла глаза, задремывая. За столиком ближе к выходу в той же позе привалилась к стене официантка. Сидеть, пить и скучать. И не забывать повышать градус.

– Тут свободно! – пророкотал глухой бас, и на плечо опустилась тяжелая рука. Вопроса во фразе не подразумевалось.

– Да, – Шульдих взмахнул рукой и одним махом ополовинил полулитровую кружку.

Рядом уселся русый бородач в черной коже и заклепках. Рокер стребовал джина с пришедшей в ужас от количества посетителей барменши, выхлебал полстакана и обернулся к Шульдиху.

– Веришь или нет, парень, я сегодня решил изменить свою жизнь!

Телепат, предчувствуя долгую исповедь, потянулся к мозгу бородача, чтобы выключить его намерение, но наткнулся на вязкий блок – естественный, какой возникал у сильно поддатых людей.

– Так вот, – мужик дохнул на него перегаром, и Шульдих понял, что разговор неизбежен, – я нашел свою любовь. Парень, веришь, я знал её десять лет, а допетрил только два дня назад. Мы с ней даже спали когда-то. Не помню уже нихрена, но было. Факт. А сегодня эта коза позвонила и заявила, что устраивает отвальную по поводу ухода в цивильную жизнь. Собрала всю нашу компанию, проставилась, все как положено. И говорит, что устроилась в фирму, замуж намылилась за какого-то мужика, а тот, видите ли, не одобряет её увлечений. Рассказывает, а глаза-то всё грустней, а голос – злее. Я смотрю на неё и думаю: была бы счастливой, хрен бы с ним, её это, Саши, дело. Так ведь выглядит так, что скоро впору не к алтарю идти, а нажираться в хлам. И чую я, что никуда её не отпущу, ни к какому мужику чужому, вообще никуда…

Бородач всё нудил и нудил, не мешая напиваться. Шульдих махнул рукой на постепенность и стребовал с барменши бутылку коньяка неопознанной марки. Он вылил содержимое в пивную кружку – может, там еще что-то оставалось, какая разница.

– …Я сказал ей, – мужик набрал воздуха в легкие, и Шульдих вдохнул пары дешевого коньяка.

«Во-первых, начало – это конец, а конец – это начало», – голос наяву заглушило громким и наставительным в голове.

Шульдих покивал и приложился к кружке. Прежде голоса в голове обозначали либо Шварц, либо прочих телепатов. Получается, в Розенкройц решили пойти навстречу Эсцет. Можно было начать рыпаться и бежать. Или ждать, пока приблудный телепат сам покажется на глаза.

Шульдих в меру подточенных коньяком сил просканировал окружающих, зацепил жителей дома и прохожих. Бытовуха, мелкие заботы, сонливость, алкогольный туман – и всё. По его душу пришел очень, очень умелый враг. Если дело в мести, то убьют здесь же – его генетического материала в лабораториях Розенкройц хватает, можно не деликатничать. Возможно, он кому-то перешел дорогу. Или через него собираются выйти на Кроуфорда или Наги, например.

«Во-вторых, мир удержится на четырех точках опоры», – голос говорил медленно, четко, будто надиктовывая; раздражало невероятно.

Сила посыла была такова, что Шульдих чуть не потянулся за салфеткой, чтобы записать слова, остановило отсутствие ручки. Он бы, наверное, попросил её у барменши, если бы в голове не начало шуметь от алкоголя.

– Почему четыре-то? – пробормотал он удивленно.

– Чего? – переспросил рокер, прекращая излияния. – Что ты там бормочешь?

– Что лучше, три или четыре точки опоры? – обернулся к нему Шульдих.

– Три, – уверенно ответил тот и продолжил: – …А Саша мне и скажи…

– А почему три? Если стулу отпилить одну ножку, он не будет нормально стоять, – задавая вопрос, Шульдих пытался перебить назойливое «В-третьих, герой и в мире – герой».

– Потому что, парень, есть такая штука как центр тяжести! – рыкнула барменша, наливая бородачу еще пива. – И на трехногом стуле можно не упасть, вон, спроси цирковых гимнастов.

– Нет, ничего ты не понимаешь, – рокер тяжело хлопнул его по плечу, залпом выхлебал пиво, кинул несколько купюр на стойку и, покачиваясь на ходу, вышел на улицу.

Шульдих возблагодарил Будду и уже с легким интересом принял к сведению, что «в-четвертых, лики любви причудливы». Похоже, приблудный телепат – или белая горячка – проникся историей, рассказанной бородачом.

Пока Шульдих служил идеальным слушателем, бар постепенно наполнился людьми, вялыми, сонными, но целеустремленными. Одни терзали официантку и её только что появившегося коллегу, злого и черноглазого, другие принялись осаждать барную стойку, толкаясь локтями, двое подпевали радио.

– Красавчик, ты занят? – женщина. Такая же рыжеволосая, как сам Шульдих – отличная краска для волос, профессиональная, – облокотилась на стойку рядом с ним и заглянула в лицо. – Сегодняшний вечер может стать хорошей ночью.

Телепат попробовал спутать её мысли, но уцепил лишь похоть. Пока она пыталась уложить ладонь ему на колено – рука всё время соскальзывала – Шульдих слушал голос, втолковывавший дальше: «В-пятых, дружбе не нужна память, но памяти нужна дружба».

– За это надо выпить! – он чокнулся с пустым стаканом соседа слева и глотнул коньяка.

– Угости девушку, – мурлыкнула рыженькая, – не жадничай.

Она потянулась губами к его лицу, а рукой – к кружке.

– Видите ли, фройляйн, – Шульдих с удовольствием принял поцелуй, отодвигая кружку подальше, – меня так утомили случайные связи. Я так мечтаю встретить человека, который поймет меня, примет мои взгляды и увлечения, – голос стал тихим, проникновенным, цеплять талантом было нечего, но знание человеческой натуры не заглушить никаким коньяком.

Фройляйн вздохнула и подалась ближе, всем своим видом выражая готовность понять всё, а принять еще большее.

– Видите ли, моя профессия настолько эксцентрична…

– Ты актер?

– Я? – Шульдих поправил манжеты дизайнерской рубашки, взглянул на платиновые часы на запястье и глубоко вздохнул: – Я работаю на скотобойне, милая, – рот его расплылся в ухмылке, синие глаза заледенели. – Когда ко мне приводят коровку, которая смотрит на меня теплыми бархатными глазами, а я беру в руки топор…

– Ты страдаешь? – девушка вздрогнула от его гримасы и вцепилась в руку.

– Да. Невыразимо, – он вздохнул еще раз, не меняя выражения лица. – Потому что, – он опять зашептал, игнорируя громкое в голове «в-шестых, враг слишком много говорит», – меня лишат премии, если я буду убивать её медленно, больно – так, как хочется мне, – закончил он, интимно положив руку девушке на бедро, и оскалился.

– Псих! – взвизгнула она, неудачно попробовала дать ему пощечину, промахнулась – Шульдих успел уклониться – и убежала.

– И правда, что-то я много говорю, – посетовал он.

Сесть обратно уже не получилось, место заняли. Кустобровый седой старик с капризным ртом поджал губы и молча ткнул пальцем в сторону пустого столика. Шульдих скривился, сожалея, что не сможет наградить этого старого козла мигренью, цапнул со стойки свою кружку с плещущимся на дне коньяком и уселся за стол. В голову стукнуло набатом: «В-седьмых, спасением станет слияние четверых», и телепат понял, что готов порвать неведомого коллегу, так легко играющего его мозгами.

– Да где же ты, мерзавец?! – он вскочил и заозирался, попутно прощупывая мысли посетителей.

– Ты прав, все мужики мерзавцы! – напротив села грузная женщина средних лет с кружкой пива и тарелкой жареных колбасок. Обязательно поматросят и бросят. Разбивают наши сердца, а потом…

Шульдих молча сел, женщина осеклась, близоруко вгляделась в него и расхохоталась.

– Так ты тоже из мерзавцев?

Он покивал: мол, из самых отборных.

– Я, слепая, не поняла сперва. Ну да ладно, ты хоть красивый, вроде, – она опять сощурилась.

Женщина удовлетворилась осмотром и молча начала поедать колбаски, запивая каждый кусок солидным глотком пива. В голову перестали стучаться голоса, и Шульдих неуверенно начал получать удовольствие от вечера.

– Эх, хорошо! – воскликнула женщина. – Эй, Руд, еще пива! Я сейчас подойду.

«Во-первых, начало – это конец, а конец – это начало», – с ужасом услышал Шульдих. Пока соседка по столу ходила за пивом, он услышал «во-вторых» и «в-третьих» в прежних формулировках. На «в-четвертых» он встал, деревянными шагами направился к стойке, взял еще бутылку коньяка. После «в-пятых» Шульдих свинтил пробку и хлебнул из горлышка.

Дальнейшее он помнил смутно. Вроде бы к нему кто-то клеился, а может и он к кому-то, но флирт цели не возымел. Кажется, его пытались бить, но вколоченные до автоматизма навыки пьяного Шульдиха на голову превосходили мизерные умения оппонентов. Еще барменша изливала ему душу в предрассветной тишине бара, и уборщица извивалась вокруг швабры как стриптизерша у шеста.

Фоном всему был осточертевший отсчет до семи.

 

~ * ~

 

Всем будильникам Шульдих предпочитал механические. Поставленный в кастрюлю, он был способен пробудить даже мертвого. Проспав на нерасстеленной кровати четыре часа, Шульдих проснулся под жуткое грохотание, со стоном перевернулся на спину и уставился в потолок. Плановый загул удался на славу, голова гудела похмельем, и чужих мыслей в ней не наблюдалось.

«Во-первых, начало – это конец, а конец – это начало», – прогремело в мозгу, и Шульдих, начавший было медленно садиться на кровати, застыл.

Вчера. Точно-точно, он тогда уже успел выпить и не смог засечь того, кто начал долбить ему мозги. С пьяной головы много не вытянешь, за это-то можно было быть спокойным. Но, похоже, эта сволочь вложила в него «письмо» – так в Розенкройц называли послание, которое должно быть рассказано кому-то конкретному, а до той поры будет крутиться в мозгу «почтальона» хоть до второго пришествия.

«Во-вторых, мир удержится на четырех точках опоры», – Шульдих кивнул, сморщился и обхватил пальцами виски.

Ему удалось сесть прямо, на комоде возле кровати он нашел бутылку воды и пачку обезболивающего. Который раз благословив свой автопилот, Шульдих кинул в рот сразу три таблетки и выхлебал залпом всю пол-литровую бутылку. Как только вода закончилась, в кармане загудел телефон.

– О, у господина директора всегда было потрясающее чувство времени, – буркнул он. – Да?

– Герр Мёбиус, добрый день, – голос начальства не позволял усомниться в качестве дня. – Ваша популярность растет не по дням, а по часам: только что мне позвонил мой хороший друг из Эдинбурга и предложил, чтобы вы возглавили предвыборную кампанию некоего Рональда Келли, который собирается выдвинуть свою кандидатуру на пост лорда-провоста Эдинбурга.

– То есть мэра… Рональд Келли – член Либерально-демократической партии Великобритании? – уточнил Шульдих. – Насколько я помню, до официального открытия предвыборной кампании довольно много времени, не меньше года…

– Совершенно верно, – почти промурлыкал директор. – Но, как мне сообщили по секрету, сейчас у господина Келли появился ряд личных крайне неприятных проблем. И его коллега желает таким образом его переключить. Погрузитесь в атмосферу, полюбуетесь тамошней природой…

– И принесу недурной доход нашей компании, – хмыкнул Шульдих.

– Само собой, – директор, наверняка, улыбался. – Помню, вы вчера собирались отдохнуть…

«В-третьих, герой и в мире – герой», – услышал Шульдих и поспешно сказал: – Я уже выспался, через час буду у вас. Долго отдыхать не в моем стиле.

– Хорошо, я вас жду. До встречи, – директор отключился, подчиненный в который раз подумал, что за отсутствие фамильярности герру Штайнеру можно простить даже звонок в честно заслуженный отгул.

Прихлебывая чай, Шульдих отстраненно слушал отсчет в голове от «во-первых» и до «в-седьмых» и размышлял о том, кто мог быть адресатом «письма». Искать приблудного коллегу уже не имело смысла, такое внушение всегда делалось единым импульсом, затем телепат мог уехать куда угодно. Сильный телепат, не слабее самого Шульдиха…

Уже стоя под душем, он решил, что можно рискнуть построить из себя идиота, и излагать пункты «письма» каждому более или менее подходящему человеку. Если же послание не уйдет из головы, можно быстро стереть из памяти собеседника странный монолог.

Потом, жуя на ходу бутерброд, он спустился в подземный гараж и сел в свою красотку-«ламборджини», но не сразу тронулся с места, а сообщения своим любовникам, обоим разом, рассылкой. «Завтра лечу в Шотландию». На этом приличия сочлись соблюденными, машина сорвалась с места и понеслась к работе Шульдиха.

 

~ * ~

 

Брезгуя лифтом, Шульдих легко поднялся на пятый этаж до кабинета директора. У самой двери его притормозила секретарша.

– Герр Мёбиус, добрый день. Герр Штайнер освободится с минуты на минуту. Кофе?

– Да, спасибо, – кивнул он и уселся в кресло, закинув ногу на ногу.

Фройляйн Матильда колдовала над кофе-машиной, Шульдих смотрел ей в спину, гадая, может ли она являться адресатом долбившегося в голове послания. От бесчисленных повторений начиналась мигрень, поэтому он решил рискнуть.

– Во-первых… – начал он.

Судя по каменно застывшей Матильде, эти семь предложений ей ни о чем не сказали, а только вызвали неуверенность в психическом здоровье Шульдиха.

– Вот так из нас и делают ненормальных, – буркнул телепат, убеждаясь, что речи в мозгу не прекратились, и легким усилием стер секретарше память о последней паре минут.

– Как кофе быстро приготовился! – удивилась она, отмерев. – Вот, держите. Вам черный без сахара, верно?

– Да, – кивнул Шульдих, с удовольствием отхлебывая из чашки.

Дверь кабинета директора приоткрылась, оттуда боком вышла вчерашняя клиентка, запомнившаяся длинными ногами и похотливыми мыслями. Брезгливо поджав губы, она смерила Шульдиха недовольным взглядом и направилась к лифту.

– Герр Мёбиус, проходите, побеседуем! – директор чуял любого сотрудника за версту.

Шульдих вошел, прикрыл за собой дверь и тут же решительно изложил начальству тезисы про героя, любовь и так далее.

– Вы пишете книгу? – осведомился герр Штайнер, когда зам замолк. – План неплох, но не совсем ясна интрига. Присаживайтесь.

– Что-то вроде того, – пробормотал Шульдих, сел, выслушал очередное «во-первых» и подчистил память директору, жалея, что такой хороший вариант провалился.

Оказалось, что герр Штайнер хотел рассказать ему о полуофициальных подробностях жизненных перипетий будущего клиента. Дело было мутным, здесь был и очередной всплеск недовольства из-за использования нефти не на благо самой Шотландии, и кровавые ритуалы, и смерть кого-то близкого мистеру Келли. Работать следовало тщательно, вдумчиво, предполагалось сотрудничество с подчиненными и последователями потенциального мэра. Пока же мистер Келли пребывал в депрессии, жил в каком-то захолустье, довольствуясь обществом пары слуг и секретаря. Планировалось (в качестве дружеской услуги эдинбургскому знакомому шефа) в первую очередь поработать с самим клиентом, и уже потом, когда тот очнется от затяжной депрессии, заняться предвыборной кампанией в полном смысле слова.

– И учтите, что наши ребята наверняка не оставят вас в покое, – с улыбкой добавил директор.

– Да, я понимаю, что за выключенный мобильник меня распнут и выпотрошат, – ухмыльнулся Шульдих. – Я наших орлов и куропаток сам без контроля не хочу оставлять, напортачат. А пара звонков в час ночи будут держать их в состоянии здорового рабочего воодушевления.

Герр Штайнер неодобрительно покачал головой, но промолчал: сам он, несмотря на организаторские способности, не умел быть достаточно настойчивым и требовательным, что расхолаживало сотрудников.

– Хорошо. Я на вас рассчитываю. Билет до Лондона уже заказан, на карточку переведен аванс. Вопросы есть? Тогда вы свободны, удачи, – он пожал Шульдиху руку.

– Спасибо, – он аккуратно прикрыл за собой дверь и отправился инструктировать сотрудников перед отъездом.

 

~ * ~

 

Шульдих ждал объявления посадки на самолет. Читать он не слишком любил, поэтому голос в голове пытался заглушить плеером. Помогало слабо, телепатическое внушение воспринималось напрямую мозгом. От нечего делать он вслушался в смысл того, что твердил голос. На третьем повторе Шульдих встряхнулся и начал слушать уже внимательнее. Среди пунктов было перечисление настоящего, условие и что-то вроде будущего, следующего за выполнением условий. Типичные признаки спонтанного пророчества. У Кроуфорда таких не было, он был слишком практичен. В пророчествах, ясное дело, лучше всех разбирались оракулы. Возможно, именно для него некий доброхот оставил послание в голове Шульдиха.

– Герой, вражда, дружба и любовь. Похоже на классическое фэнтези, – он тихо хохотнул.

На мысли, что стоит позвонить напарнику, он почувствовал вибрацию телефона в кармане пиджака. На экране светилось «Кроуфорд», и Шульдих даже не почувствовал удивления.

– Да? – коротко отозвался он.

Похоже, у Кроуфорда тоже было что-то интересное.

– Привет, напарник. У меня тоже есть новости, – Шульдих почувствовал, как пробуждается былой азарт борьбы. – Но сначала вопрос: среди ваших, в смысле, пророков, не завелось телепатов?

– Не слышал. Но кто знает, чего добились генетики-любители известной тебе организации, – Кроуфорд никогда не исключал всех возможностей. – Что произошло?

– Милая маленькая мелочь: мне внушили «письмо», которое больше всего напоминает пророчество. И что-то мне подсказывает, что рассказать его я должен именно тебе.

Кроуфорд знакомо хмыкнул, Шульдих усмехнулся: если дело будет стоящим, они опять поработают вместе. Он долго не признавался себе, что этот сволочной, резкий, скрытный тип стал для него тем, кого принято считать другом. Разве что умирать за него Шульдих бы не стал. А вот вместе – легко.

– Расскажешь сейчас?

– Нет, надо встретиться лично, «письма» обычно базируют на голосе и внешности. Кстати, кто так хорошо может тебя знать? – будет довольно нелепо, если внушение настроили на Кроуфорда с черными волосами.

– Если это настоящее пророчество, то провидец мог увидеть всех, кого касается предсказание. Скажи, «письмо» может быть предназначено для нескольких людей? – спросил Кроуфорд после паузы. – Например, не только мне, но и еще паре человек.

– Может, конечно. Но тогда первым делом я найду и придушу маньяка, так изнасиловавшего мой невинный мозг.

– И я даже не буду тебя отговаривать, – уверил Кроуфорд. – Встретимся в Великобритании. Если меня не обманывает слух и предчувствия, твой самолет только что объявили.

– Пока, – Шульдих положил телефон в карман и улыбнулся: всякий раз разговор с Кроуфордом поднимал настроение, его же манера предсказывать некоторые мелочи вызывала чувство, опасно напоминающее сентиментальность. Впрочем, он никогда не говорил об этом вслух.

~ * ~

Четыре времени года: осень

 

Ран проснулся в тревоге. Его вытянуло из неспокойной дремы в семь утра, смотреть в потолок бессонными глазами было некогда, стоило приняться за выполнение задания, и в первую очередь ознакомиться с файлами на диске, распаковать вещи и сообразить, фанатика какого рода ему будет не так сложно изображать.

После короткой зарядки, тепловатого душа и скромного завтрака Ран сел у окна, включил ноутбук, подсоединил шнур Интернета и вставил полученный от Михироги диск. Газетные вырезки он успел изучить в поезде. Либо обзор был неполным, либо полиция и впрямь спускала дело на тормозах, версии были многообразны, о тайне следствия периодически забывали, говорили о сатанистах, маньяке-одиночке, сектантах… Казалось, что полиция главным образом занята не расследованиями, а выдумыванием версий. Туда же затесались интервью с жителями, рассказывающими о чудище озера, НЛО и конце света. Впрочем, последнее – без энтузиазма.

Файлов на диске было полным-полно, как текстовых, так и видео – скорее всего, съемки с мест происшествия. Ран запустил обозреватель, но стоило ему зайти в почту, раздался звонок мобильного. Номер не определился.

– Слушаю.

– Доброе утро, – Ричарда Криптона сложно было не узнать по голосу. – Ты ознакомился с материалами?

– Еще не полностью.

– Ясно. Я должен перед тобой извиниться, в твоем задании есть мой личный интерес. Мой друг, политик, довольно неплохой человек, потерял дочь. Внебрачную, но они были очень близки. Её принесли в жертву предпоследней. Он нанимал детективов, однако их, судя по всему, кто-то перекупал, чтобы они отказались от дела. Полиция бездействует, как ты уже понял из газет. Двое его охранников пропали без вести. Мистер Келли поклялся, что не уедет из Инвернесса, пока не найдутся убийцы. Он не может сам заниматься этим делом, нет ни навыков, ни возможностей – слишком известная личность. Поэтому ты – его последняя надежда, Ран.

– Вы знали, что я не откажусь, – стало и смешно, и горько.

– Да. Спасибо. Удачи, Ран. Скоро мистер Келли с тобой свяжется, – Криптон отключился.

Он кинул телефон на кровать и уставился в окно. Ран ненавидел неизбежные встречи с чужим горем. Потерянные, несчастные люди, надежда в глазах, которая рождает смутное чувство, что ты обязан во что бы то ни стало помочь. Всегда так было, сколько Ран не прилагал попыток изменить отношение. Передернув плечами, он открыл первый файл и придвинул поближе блокнот для пометок.

…Через три часа Ран отстраненно отметил, что ноет шея и режет глаза. Он медленно поднялся, с усилием потянулся, повертел головой и рухнул навзничь на кровать. Потолок неожиданно понравился. Там не было ни букв, ни крови, ни угольно-черных символов. Он закрыл глаза.

Череда жертвоприношений. Женщин и мужчин убивали по-разному. Некоторые символы на алтарях также отличались, словно бы каждая жертва приносилась с определенной целью. Кровь всякий раз выпускали аккуратно, чтобы не залило буквы незнакомого алфавита (ученые что-то говорили о каббале, но неуверенно). Иногда вырезали органы – сердце, легкие, печень, селезенку, порой по четырем углам зажигали свечи, то черные, то красные. Восемнадцать жертв обоего пола, возрастом от пятнадцати до сорока трех лет, семеро туристов, десять женщин. Никакого сходства во внешности, занятиях, вероисповедании, семейном положении, образовании. Судебные психоаналитики разводили руками, мистики твердили чушь.

Понятно, что надо расспрашивать и наблюдать. Март – не самый разгар туристического сезона, меньше помех, но и меньше возможностей смешаться с толпой. Да, он же должен изображать туриста. Ран потянулся к сумке, достал цифровой фотоаппарат и порадовался, что его в качестве маскировки не нагрузили зеркальной камерой. Карта памяти была пуста, запасных батареек с собой полно, можно выходить в город, тем более что пора взять напрокат машину.

Ран накинул непромокаемую куртку, разложил по карманам телефон, карту, КПК и блокнот, фотоаппарат демонстративно повесил на шею, впрочем, быть спутанным с местными жителями ему не грозило. Кошелек перекочевал из сумки в задний карман джинсов. Ран натянул ботинки и вышел из комнаты, столкнулся в коридоре с тремя хохочущими китаянками и спустился на первый этаж хостела. Там было пусто, администратор скучал за стойкой, зевнув, принял у постояльца ключи и вяло пожелал приятной прогулки.

Ветер на улице заставил поднять ворот куртки. Небо обложили тучи, ближе к вечеру обещали дождь. К тому времени Ран рассчитывал дойти до проката и попутно прогуляться по городу, чтобы получше узнать местность. Хорошо, если мистер Келли свяжется с ним сегодня, возможно, он сможет рассказать некоторые неопубликованные подробности.

Инвернесс завораживал единым архитектурным ансамблем, тишиной и той атмосферой уюта, которая свойственна небольшим городам. Ран с трудом не задирал голову ежесекундно, чтобы лучше рассмотреть горбатые черепичные крыши с коваными решетками по краю. Вдали виднелся купол собора, который, увы, лежал в стороне от цели его пути.

– Молодой человек, купите книжечку о нашем озере и страшном чудовище! – дребезжащий голос разбил созерцательность.

Старичок, торгующий книгами с лотка, протягивал ему потрепанную тонкую книжку. Судя по виду, она была старше Рана раза в два.

– Сколько? – он вовремя вспомнил свою легенду.

– Двадцать фунтов, молодой человек, всего двадцать фунтов за раритет! Наша Несси принесет вам счастье… куда же вы?!

Решив, что легенду можно поддержать и с меньшими затратами, Ран пошел дальше, все так же разглядывая фасады домов. Улица начала казаться бесконечной, и через метров двадцать он был пойман за полу куртки дамой средних лет в шляпке с фиалками, которая шептала настойчиво и монотонно:

– Купите, купите, юноша, вам же хочется знать все о Лох-Несс, берите, всего двадцать фунтов!

Она пихала ему в руку такую же тонкую потрепанную книжечку, видавшую много лучших лет. Ран осторожно отодвинул её с пути и сдержал порыв обернуться на давешнего старичка. Вместо этого он развернул карту и, пройдя чуть вперед от увлеченной торговки, начал оглядываться уже в поисках табличек с номером дома. Ничего подобного не обнаружилось, и Ран достал КПК, чтобы свериться с GPS. Прибор послушно включился, программа загрузилась и милостиво известила, что он находится на Сицилии. Три перезагрузки доказали, что программа не склонна упорствовать в своем мнении, и Ран последовательно оказывался на побережье Байкала, Каире и родном Токио.

– Черт-те что, – КПК отправился обратно в карман; ориентироваться можно и по шпилю собора.

Ран шел вперед и вперед, дом сменялся домом, шпиль не приближался. Он опять развернул карту, поглядел на разметку масштаба, на пальцах прикинул расстояние, долженствующее отделять хостел от собора. Посмотрел на часы.

– Мистер, может, купите книжечку? – ему подмигивал стоящий у книжного лотка долговязый парень в камуфляжных штанах и оранжевой куртке. – Очень интересная, гарантирую. Вы же любите читать, по глазам вижу. Не пожалеете, в ней ответы на любые вопросы, что могут у вас возникнуть.

– Какую книжечку? – Ран поглядел поверх карты.

– Эту, конечно же. Двадцать фунтов, – ему протягивали все ту же макулатуру, не нашедшую пристанища в камине.

– Не дождетесь, – Ран аккуратно обошел лоток и засмеявшегося продавца.

Он никому не говорил, никто бы не догадался, что более всего ему были ненавистны так называемые сверхъестественные явления. Паранормы с их талантами, знакомая Кроуфорда Юко-сан, твердящая чушь, теперь эта бесконечная дорога…

Он свернул в узкий проулок и вышел на соседнюю улицу, пошел в ту же сторону, чтобы шпиль собора оставался по левую руку. Какой же однообразно старый город этот Инвернесс!

– Красавчик, купи книгу! – вынырнув словно из стены дома, его обхватила за пояс девица в ярком клетчатом пальто.

– Да что же вам от меня надо? – Ран отодвинул её подальше, она не сопротивлялась, только обеими руками держала книжечку.

– Книгу, пожалуйста! Всего двадцать фунтов, – она смотрела умоляюще.

– Топологические приемы маркетинга, – засмеялся он. – Мне не нужна ваша книга, поймите. И остальным передайте.

Он пошел дальше, оставив её за спиной прижимать к груди свою мечту нищего букиниста.

– Что же вы такой упрямый? – пробормотала девушка. – Люди так любят умолять о счастье, проклинать за беды, а когда речь идет о двух десятках фунтов, превращаются в драконов, готовых умереть на груде золота.

Ран остановился. Обернулся, доставая из кармана купюры.

– Давайте. Раз уж счастье в наше время так дешево, я его куплю.

– Уж прямо сразу счастье, – радостно разулыбалась девушка, вручая ему книжку. – Это только возможность. Ну, пока! – она запихала деньги в карман и удалилась, помахав ладошкой на прощание.

Ран покачал головой и раскрыл книгу посередине.

– Должен же я знать, что мне так упорно пытались всучить, – пробормотал он, с удивлением перелистывая пустые страницы по привычке с конца к началу.

Чистые желтоватые страницы шелестели под пальцами, гладкие, пахнущие пылью и временем. Ни следа букв.

– Да что же это! – он листнул в начало и увидел, наконец, строки, собранные в четверостишья. – Стихотворение? Всего одно на всю книгу? – он углубился в чтение.

 

«Так повелось, что четверых
Ведут с седых времён.
Проклятье вечности на них,
И каждый заклеймён.

И будет день, когда Богам
Их сущность надоест.
И будет та извращена –
И суть, и смысл, и честь.

Но суждено! Они придут
Опять на этот свет.
Дороги снова соберут
Их вместе на ответ.

Наставник юных, ты – герой,
Запомни и смирись.
А враг так увлечён игрой,
Маня мечтами вниз.

Ты, спутник... Что с тобой не так?
Ответы не у всех.
А ты, любовь, заключена
В свой каменный доспех.

Три встречи будут им: вражда
Союз, единый дух.
Одна дорога суждена
Средь счастий и разрух.

Перед лицом небытия
Плечом к плечу стоять.
Души своей не утая,
Друг друга открывать.

И всё, что было: честь, вражду,
Их гордость, власть и сыть –
Всё сбросят сразу в пустоту,
И пустоте не быть.

Союз начал опять сотрёт
Границы всех миров!
И мир спасён... А сам союз –
Свободен от Богов».

(с) Суламен

 

– Красиво, конечно, – Ран сумел оценить написанное на английском. – Но…

– Здравствуй, Фудзимия, – на плечо легла рука. Чуть отодвинула в сторону, но потом не исчезла. – Ты бы не торчал посреди дороги, если не хочешь, чтобы на тебя натыкались прохожие.

Ран поднял голову: перед ним стоял Кроуфорд из Шварц, а сам он оказался на пути к довольно оживленной площади перед пресловутым собором.

– Непременно учту твой совет, – машинально ответил он, отмечая, что старый враг, похоже, отказался от белых костюмов и решил не закрашивать седину.

Помотал головой, передернул плечами – Кроуфорд тотчас убрал руку, – чтобы слегка придти в себя. Свернул книжечку и положил в карман, огляделся. Старый знакомец стоял рядом и, прищурившись, внимательно смотрел на него.

– Кроуфорд, скажи, телепортация существует? – задал Ран волнующий вопрос.

– Не встречал, – осторожно ответил Кроуфорд. – Возможно, как производное телекинеза встречается. Впрочем, Наги так не умеет. Какими судьбами в Инвернессе, Фудзимия? – перешел он на светский тон. – Работа?

– Нет, отпуск. С детства интересовался Лох-Нессом и связанными с ним слухами, – как по писаному ответил Ран.

– Значит, еще увидимся, – заключил Кроуфорд. – До встречи, Фудзимия!

Он пошел к собору, Ран автоматически кивнул ему вслед и развернулся в противоположную сторону. Он еще помнил, что собирался взять машину напрокат.

Пока ноги несли его в нужном направлении – он искренне надеялся, что второй раз не попадется сумасшедшим торговцам подержанными книгами, – Ран пытался связать всё, что он знал про Шварц, с местными преступлениями. Если они в свое время не дали провести своему начальству обряд, это не значит, что они в них не разбираются. С другой стороны, послания из Японии однозначно утверждали, что Шварц распались, и каждый живет в нескольких часах лёта от другого. Решив обязательно послать запрос о местопребывании каждого из Шварц за последние шесть месяцев, Ран спустился к реке.

Летом набережная Несса наверняка утопала в зелени, но и теперь плавное течение реки, разнотипные мосты и вид на другой берег завораживали. Ран вспомнил о роли туриста и включил фотоаппарат, чтобы сделать несколько снимков. Когда он выбирал ракурс, чтобы в кадр попали и мост, и целиком здание за ним, объектив кто-то заслонил.

– Будьте добры, отойдите, я хотел бы…

– Фудзимия! – раздался знакомый громкий голос.

Он моментально выпрямился и отпустил фотоаппарат, тот ударился о грудную клетку и закачался из стороны в сторону. Перед Раном стоял Шульдих. Все такой же: рыжий, с ухмылкой и задорным блеском в глазах.

– Шульдих. Приехал на экскурсию?

– По работе. Но рад тебя встретить, – он широко улыбнулся. – Слушай, я сейчас тебе такое скажу…

– Я тороплюсь.

Ран попробовал пройти мимо, Шульдих заступил дорогу и только хмыкнул на недобрый прищур.

– Здесь слишком грязно для партерной борьбы. Я отниму у тебя не больше минуты. С Кроуфордом ты целых три стоял, отчего же ко мне такая немилость? – Шульдих говорил, пытаясь казаться беспечным, но в позе читалась напряженность. – Послушай же!

– Хорошо. Говори, – Ран встал напротив.

– Во-первых, начало – это конец, а конец – это начало, – начал, вздохнув, Шульдих.

Он перечислял по пунктам нечто, напоминающее тезисы рецензии на книгу жанра фэнтези, говорил медленно, четко. Ран терпеливо слушал, не понимая, что же настолько важного содержится в этих фразах.

– Всё, спасибо за внимание, – Шульдих шутливо поклонился и опять замер, будто прислушиваясь к чему-то.

Пожав плечами, Ран вывел из спящего режима фотоаппарат и жестом попросил Шульдиха переместиться. Тот подвинулся в сторону, но не ушел, а смотрел, как он выбирает ракурс поудачней.

– О! Тихо, уже второй раз, – проговорил Шульдих, и обернувшийся Ран увидел его удаляющуюся спину. – До свидания, Фудзимия!

Ран посчитал, что не нужно озвучивать надежду на нескорую встречу.

~*~

За фотографированием окрестностей (сестре понравятся виды старого европейского города) и построением версий о причинах пребывания двух членов Шварц в Инвернессе Ран дошел до пункта проката автомобилей, где выбрал подержанный черный «форд». Заполнив документы и уже собираясь расплачиваться, он услышал за спиной третий знакомый по далекому прошлому голос:

– Привет! У вас есть колымага поприличнее? Лучше внедорожник, – к хозяйке проката подошел, сияя улыбкой, Кудо Ёдзи. В смысле, Ито Рё, поправил себя Ран, если к нему еще не вернулась память.

– Есть, разумеется. Наши колымаги самые лучшие в районе, – подмигнула хозяйка, мигом попав под солнечное обаяние. – Подождите, пожалуйста. Мы закончим с мистером… – она вчиталась в фамилию на правах, – Фудзимото, и я буду в вашем полном распоряжении.

– Прямо-таки в полном?

Эти двое смеялись, Ран отсчитывал купюры и почти без удивления размышлял о том, какая же череда случайностей умудрилась свести их четверых в один город. Слова обоих Шварц (о смысле слов телепата лучше не думать!), планы Ёдзи, выбалтываемые женщине, говорили о том, что они не собираются в скором времени покидать Инвернесс. О случайностях и закономерностях рассуждать было небезынтересно, на ум пришло, что в таких понятиях больше всех должен разбираться Кроуфорд. Что ж, если случится еще одна встреча, можно будет спросить.

– Не ожидал, что увижу здесь земляка! – хозяйку отвлек телефон, и Ёдзи, то есть, Ито-сан, решил переключиться на Рана.

– Японских туристов везде хватает, – коротко ответил он.

– Но в одиночестве! И в прокате автомобилей! – а вот этот любопытствующий взгляд был знаком слишком хорошо. Прежде он значил, что Ёдзи наблюдает, запоминает и делает выводы.

– Не люблю толпу. Я чрезвычайно, – Ран подчеркнул последнее слово, – интересуюсь озером и чудовищем, которое в нём обитает.

– Вы в него верите?

– Да, конечно! – Ран надеялся, что не переборщил с экспрессией. – Я даже приобрел новый фотоаппарат…

– В Лондоне? Должно быть, ваш старый сломался. Этот фотоаппарат не японский, Kodak – марка США, – Ито-сан улыбался так же солнечно, но Ран почувствовал, что разговор начинает надоедать.

– Я четыре года живу в Нью-Йорке. Еще вопросы?

– Нет. Простите, у меня это профессиональное. Я страховой следователь. Ито Рё, – он протянул руку. – Зовите меня по имени, договорились?

– Фудзимото Ран.

Они пожали руки, и хозяйка как раз вернулась, так что Ран смог получить ключи и пойти к выбранному автомобилю. Когда он хотел захлопнуть дверцу, её удержала загорелая рука, и в салон просунул голову Рё.

– Фудзимото-сан, думаю, нам с вами еще удастся встретиться, я в Инвернессе надолго.

– Вероятно, – ответил Ран, подавив желание сообщить, что сегодня же уезжает на другой конец Европы.

– Я уверен, – кивнул Рё. – Надеюсь, вас не удивит моя откровенность: у меня уже несколько лет амнезия, но однажды мне приснился человек, очень похожий на вас, и просил вернуть ему катану. Назвал меня Ёдзи…

– Нет, сожалею, но мы не были знакомы, – сухо улыбнулся Ран. – Кроме того, я совершенно не владею оружием любого толка.

– Понятно. Простите еще раз. До свидания, – Рё сам захлопнул дверцу.

– До свидания! – буркнул Ран и завел двигатель.

Трогаясь с места, он поклялся, что до завтра носу не высунет из номера. Может, удастся пережить наплыв гостей из прошлого и прочих невнятных загадочных событий, на которые сегодня день оказался слишком богат.

~ * ~

Четыре стороны света: запад

 

Он видел четыре сияния в черном пространстве и чувствовал разделенный с кем-то восторг. То, что светилось – нет, кто светился, они были разумными, живыми! – соединялись в союзе, что делало их могущественней, и сила, что они использовали для созидания, возрастала. Они вместе созерцали внешнее, где зарождалось нечто, потенциально способное однажды стать с ними рядом, но слишком слабое, пассивное, не имеющее и искры того, что двигало их самих творить, созидать и преобразовывать.

– Поделимся?

– Вреда не будет.

– Интересный опыт.

– Пусть и они попробуют.

Он видел шквал огня, чувствовал боль от вырезанной силы, от разорванного и извращенного союза. Падение вовне и бесконечный поиск, и вечный выбор между «да» и «нет». Ни разу не удавалось угадать. Сделки с совестью, война и гибель.

Он видел, как исказилась подаренная без дозволения сила, что она порождала в них. Не было крепче и вернее муки, чем идти против. Двое редко знали друг друга, двое любили и теряли, двое дружили, двое снисходительно терпели, двое погибали в ненависти, двое... Всё по парам, всегда по парам, как было заведено, как было естественно в мирах, куда их низвергли, – и так дико, неполноценно, мучительно для них.

Он видел, как истончаются границы, где заточили четверых, как лопаются они, радужно сияя в последний миг перед неотвратимой гибелью.

 

~ * ~

 

– Четверо должны быть вместе! – Рё проснулся с глухо стучащим сердцем.

– Что ж так громко? – добродушно упрекнула его соседка. – То спите весь рейс, то кричите.

Он потер глаза, судорожно зевнул и огляделся. Точно, он летел в Лондон, чтобы оттуда поехать в Инвернесс.

– Простите, я иногда разговариваю во сне, – он обаятельно улыбнулся пожилой женщине. – Что же я сумел донести до всех пассажиров, не проснувшись?

– Вы крикнули, что четверо должны быть вместе, – хихикнула соседка в ладошку. – Что же вам снилось?

– Вы не поверите! – он заломил брови; сон испарился из памяти тотчас по пробуждении. – Мне снилось, как мы с коллегами собрались играть в бридж, а потом один решил уйти. Мы его уговаривали час, он остался, мы уже сели играть, как тут другому позвонила жена и сказала срочно приехать домой. Я и не выдержал…

– О, бридж! – глаза соседки загорелись. – Интереснейшая игра, я бы не отказалась сыграть с вами партию-другую…

– Нужно четверо, – добродушно усмехнулся Рё.

– Пожалуйста, пристегните ремни, мы скоро приземляемся, – проворковала стюардесса, проходя мимо.

– Ну вот, – развел руками Рё.

Он пристегнулся и посмотрел в иллюминатор. Пусть он уже был в Великобритании, нынешняя поездка была не чета предыдущей: шеф, загадочно замалчивая детали, говорил, что его ожидает интересное место и небывалое дело, намекал на знакомого своего друга, который не постоит за гонораром, если Ито-сан разберется с проблемой. Рё настораживало, что подробностей ему не сообщили. «Отпуск, Ито-сан, у тебя официально отпуск, помни об этом», – шеф перебирал четки, и под его тихий голос хотелось тонуть в черной коже мягкого кресла.

– Один день в Лондоне. Только ради отпуска, – он миновал таможню и вышел из здания аэропорта.

Таксист-араб повез японского туриста к отелю, где был загодя забронирован номер. Рё лениво смотрел на проносящийся мимо город, гадая, где стоит провести вечер. Хотелось музыки, флирта и чего-то незабываемого, чтобы избавиться от прогорклого привкуса, оставленного ускользнувшим сном. Не клуб, нет, какой-нибудь бар в живописном закоулке. Пусть бы там нашлись девушки с глазами, смотрящими в тень, а выпивка пробирала до костей.

 

~ * ~

 

Ито Рё, сколько помнил себя, – а помнил он очень недолго, – мечтал о выполнимом. Конечно, подходящее место нашлось, пусть он и бродил по переулкам битых полтора часа и чуть было не вернулся обратно, потому что резко навалилась сонливость.

– О, да, – шепнул он, прочитав на подмигивающей вывеске «The another way». – Это моё место!

Там было темно и томно, в дыму надрывалось танго Пьяццоллы. Ни одна живая душа не танцевала, хотя места было достаточно, посетители пили и смотрели или в стол перед собой, или в потолок.

– Темного пива.

– Светлого пива, – сказал он хором с каким-то мужчиной.

– И вечное противостояние, – пропел тот в тон пассажу музыки.

Мужчина оказался огненно-рыжим и яркоглазым, в выражении его лица было нечто, отчего Рё почувствовал и симпатию к нему, и тревогу: мелькало что-то смутно знакомое в этой его манере облокачиваться на барную стойку, в звуке голоса.

На последней мысли незнакомец стукнул своей кружкой об его.

– За знакомство! Меня зовут… Шульдих. Это такое прозвище.

– На немецком? – слова оказались произнесены раньше, чем были осознаны. Он протянул руку: – Рё.

– За знакомство!

Они выпили по кружке, потом еще три. Назвавшийся Шульдихом так коротко и едко прокомментировал внешность и поведение каждой девушки в баре, что Рё расхотелось знакомиться с какой-либо. Пить и смотреть, как многие здесь, в потолок. Или напротив, слушая этого рыжего, такого знакомого…

– Ты так смотришь, будто я тебе должен денег, – Шульдих жестом попросил еще кружку, потом поморщился, потер висок.

– Может, и должен, – расслабленно ответил Рё. – У меня амнезия. Ты мог хоть сбежать с моей невестой…

– …И оказать тебе тем неоценимую услугу? – Шульдих придвинулся ближе, свет падал так, что рыжина волос стала медовой. Рё смотрел, вспоминая мифы о сидах в холмах и их чуждой неумолимой красоте.

– Кто знает. Или мы были… – он хотел сказать – друзьями, только так! – Были…

Он не смог выбрать слов, Шульдих неуловимо перестал казаться злоехидным, склонился еще ближе и проговорил:

– Не были, но можем стать.

Его лицо дернулось, проступило напряжение, какое бывает у людей, притерпевшихся к постоянной нудной боли.

– Мы можем всё. Пить, гулять, клеить девчонок, – он сделал широкий жест в сторону зала, сопровождая его вернувшейся довольно гнусной гримасой. – Или стать заклятыми врагами, гоняться друг за другом по всему свету, а потом умереть в один день, застрелившись.

Чернота зрачков затягивала, Шульдих становился все притягательней в своей угрожающей необычности. Он скалил зубы, а Рё смотрел на него и задумчиво гонял по стойке монету.

– Знаешь, ты очень забавный, Шульдих, – честно сказал он, не пытаясь подобрать другое слово.

Тот застыл. Мгновенно закаменел, казалось, что и волосы перестал колыхать ветерок кондиционера. Совершенно неживой, Шульдих утратил и злобу взгляда, и угрозу в позе.

– Какой?! – прошептал он возмущенно.

– Забавный, – охотно повторил Рё.

– Дожили. Лучше бы ты кинулся меня убивать, Кудо Ёдзи. Леди, позвольте, – Шульдих вынул из рук возмущенно вскинувшейся барышни рюмку коньяка и опрокинул в рот. – По-хорошему, стоило бы отомстить тебе за оскорбление.

– О, так ты знал того, кем я был раньше, – протянул Рё.

– Да, – выдохнул Шульдих, склоняясь к нему ближе. – Хочешь вспомнить, кем ты был? Я знаю о тебе всё. Хочешь стать прежним? Вспомнить, кого ты любил, о ком страдал, кого ненавидел? Я расскажу только правду. Хочешь?

– Нет, – Рё не отстранился, даже положил руку ему на плечо. – Не хочу. Мне нравится быть тем, кто я есть.

– А еще тебе нравлюсь я, – похоже, коньяк ударил Шульдиху в голову неожиданно сильно. – И тебе это странно, но приятно.

Или он любит говорить правду?

– Какой ты проницательный, – Рё широко зевнул. – Что же мы будем делать с твоими потрясающими знаниями?

– У меня есть, – Шульдих наклонился еще ближе, – три варианта. Один из них уголовно наказуем, другой – скучен.

– А третий – непристоен? – Рё ткнул пальцем в бутылку коньяка, и понятливый бармен налил ему порцию.

Смотреть на человека напротив без улыбки не получалось. В груди приятно царапалось чувство опасности, яркость облика ласкала взор. У Шульдиха были глаза хронически недосыпающего человека, дерганые жесты и невероятно обаятельная усмешка. Сейчас он рассеяно смотрел сквозь Рё, раздраженно поджимая губы.

– А? – переспросил он, фокусируя взгляд. – Да, непристойный тоже есть.

Потом они пили коньяк, уже не за стойкой, а пересев за столик. Смотрели друг на друга, изредка перекидывались фразами, Шульдих часто потирал висок и с отвращением глядел в темное окно. Рё, дав волю эстетическому чувству, любовался собеседником, лениво гадая, чем же завершится нынешний вечер-ночь.

– Идем, – Шульдих резко поднялся и дернул за собой Рё. – Будет тебе страстный, но мимолетный отпускной роман.

 

~ * ~

 

Он убивал и его убивали. Он спасал ценой жизни, чтобы потерять, зная, что обретать и расставаться суждено вечно. Он любил, и прощал всё, был рядом, отпускал – и принимал вернувшегося. Он тосковал в непонимании, не мог приблизиться, не умел оттолкнуть. Он ненавидел, о, как он ненавидел! Совершенно, отдаваясь всецело, ни единой живой душе не показывая своего смертоносного острого чувства.

И всегда улыбался, поддерживал, подсказывал – и прощал что угодно, решив, что смех выгодней грусти.

 

~ * ~

 

– Четверо должны быть вместе, – простонал Рё, переворачиваясь в постели на спину.

Сквозь шторы било противно яркое солнце, прогоняя остатки сна. Во рту стоял сушняк, правда, голова не болела. Рядом кто-то пошевелился.

– Черт, да сколько же можно, – простонал вчерашний знакомец. – А счастье было так близко, так возможно…

– Голова болит? – посочувствовал Рё. – Сейчас, у меня что-то валялось в чемодане…

– Да пусть эта голова хоть отвалится, – Шульдих страдал. Почему – оставалось не вполне понятным. – Оно опять началось, – он перевернулся на спину и уставился в потолок.

– Нехилые у тебя приходы по утрам, – посочувствовал Рё и протянул две таблетки и бутылку минералки. – Вот, держи, мученик. – Шульдих схватил воду. – Запьешь, скажи, что ты мне вчера твердил о каких-то «во-первых» и так далее? Я, впрочем, и сам люблю поболтать в постели, но…

Случайный любовник чуть не подавился таблетками.

– А ты это помнишь, да? – осведомился он.

– Да, – пожал плечами Рё. – Мы не настолько много выпили, чтоб нажраться до перерыва в биографии. Если это был пьяный бред, так и скажи.

– Это был пьяный бред, – медленно и четко повторил Шульдих, и схватил Рё за плечо. – Не стоит его помнить.

– Считай, что я всё забыл. Мы больше никогда не встретимся, ты приезжий, я тоже, так что у тебя нет поводов для беспокойства, – заключил Рё и широко потянулся, потом посмотрел на Шульдиха через плечо. – В душ?

– Не доверяю я твоей памяти. Да и насчет встреч… знаю я одного парня, который не любит слово «никогда», – буркнул тот, но встал и пошел следом в ванную. – Скажи, а что тебе такое приснилось? Бормотал потом…

– Не помню, – отмахнулся Рё. – И рад. Мне редко снится что-то хорошее.

 

~ * ~

 

Он брал на вокзале билет на поезд до Инвернесса и вспоминал Шульдиха, который, вот досада, оказался слишком хорош для случайной связи. Такой огонь в глазах встретишь не у каждого. Рё даже с готовностью признал, что мужчина может быть так же притягателен, как и женщина. Впрочем, размышления не имели смысла, раз они распрощались, не сделав и попытки обменяться телефонами.

До поезда оставалось около полутора часов, и Рё решил прогуляться по окрестностям близ вокзала, чтобы развеяться – в сон клонило неимоверно. Он грешил на смену часовых поясов, единственное оставалось непонятным: раньше он легко переключался на любой режим и не чувствовал себя сомнамбулой. Вывод оставался один…

– Здравствуй, старость! – Рё подмигнул своему отражению в витрине.

Он шел, разглядывая больше людей, чем сам город, небо тем временем застлали обещанные синоптиками тучи, начал накрапывать дождь. Рё решил скоротать время за чашкой кофе в ближайшем кафе, где как минимум у одной официантки ноги были такими, что искупили бы любое качество подаваемых напитков.

Он зашел, звякнул колокольчик, та самая девушка тотчас порхнула к нему, стоило сесть за столик. Протянула меню и улыбнулась так, что день можно было считать прожитым не зря.

– Капучино, будьте любезны.

Официантка кивнула, ушла, он же засмотрелся в окно, где какой-то господин прятался от дождя под газетой. Перед глазами плыло, собственные движения казались медленными, даже дышать было трудно, как будто бы он лежал на дне под толщей воды. Мужчина за окном упустил газету из-за порыва ветра, побежал за ней…

…Меч, убивающий всех, герой, остающийся один, вечное противостояние.

– Мистер! – какой приятный голос.

– Четверо… – прошептал он и зевнул, прикрыв рот ладонью. – О, простите. Я заснул?

– Да, и очень быстро, – перед ним появилась чашка кофе. – Еще что-нибудь?

– Раз я такой засоня, стоит выпить еще чашечку, верно? – смех в ответ. – На этот раз черного, покрепче.

Рё задумчиво дышал запахом кофе и боялся закрыть глаза. Казалось, стоит смежить веки, и он провалится в черноту, из которой вынесет это невнятное про четверых. Не то, чтобы он был суеверен – может и был, да не помнил – но это бесконечное «четыре» начинало тревожить.

– Ваш кофе, – еще одна чашка опустилась на стол. – Самый черный и горький.

– Спасибо. И счет, пожалуйста.

Если сесть неудобно, не заснешь. Он устроился на самом краешке стула и в два глотка допил капучино. Схватился за вторую чашку, проглотил, не ощутив вкуса. Мышцы тянуло сладким обещанием дрёмы, голову вело, и Рё силился не закрывать глаз, пусть перед ним и плыла паутинно-серая муть, застящая взор.

Очнулся он, когда уткнулся лбом в чашку. Встал рывком, второпях кинул на стол крупную купюру и, стараясь идти ровно, вышел на улицу под дождь, успевший стать проливным. Мокрый холод и ветер в лицо его встряхнули, куртка была непромокаемой, зато джинсы сразу прилипли к ногам. Серость перестала маячить перед глазами.

– Кажется, мне пора, – хохотнул Рё и чуть ли не бегом кинулся к вокзалу.

К его счастью посадку уже объявили, и можно было пройти на свое место, упасть там и вырубиться. Он вяло поздоровался с соседом по купе, последним усилием закинул чемодан на полку, скинул ботинки и упал навзничь на свое место. У него оставалось целых одиннадцать часов, чтобы выспаться и избавиться от этой четверки в голове, – вечерний поезд с Юстонского вокзала шел долго.

 

~ * ~

 

Друг мой единственный, зачем ты сказал, что я смогу спасти её, зачем ты помогал мстить за неё, зачем подставил грудь под этот проклятый меч?

Друг мой, ты же помнишь обо всем, расскажи мне, посоветуй мне, не смейся, в твоем голосе больше боли, чем в моей душе.

Друг мой, оставь меня, уйди, скройся, ты видишь, мой меч рыдает и просит крови, спаси себя, спаси её, скажи ему, что я прощаю.

Друг мой, мы встретимся, давай ты пройдешь мимо при нашей встрече? Давай ты проклянешь меня, предашь, уйдешь, чтобы не пасть жертвой моей войны…

Будь жесток ко мне хоть раз, мой друг.

 

~ * ~

 

– Четверо должны быть вместе! – Рё вскинулся на постели, стукнулся локтем о стенку купе и схватился за виски.

– Мистер, вам бы будильником работать, – проворчал сосед.

– Простите. Кошмар, – коротко ответил Рё.

Виски словно проткнуло раскаленной спицей, от сна осталось слово «друг» и это проклятое «четверо».

– Скажите, на каком языке я кричал?

– На английском. Про четверых, которые вместе, – охотно ответил сосед. – Меня Макс зовут.

– Рё.

Они обменялись рукопожатием.

– Сколько у нас до прибытия? – Рё попытался вытащить телефон из кармана джинсов.

– Час. Надолго в Инвернесс? – Макс открыл бутылку минералки, половину выпил, оставшееся предложил соседу.

– Как пойдет. Я по делам.

– О, не турист? – парень разулыбался. – Веришь, Рё, первый раз еду не с туристом, мечтающим поймать Несси. Один раз встретил типа, который вез с собой сеть! Не знаю, кого он там поймал, но клялся, что не уедет без добычи.

– Я вообще никого не люблю ловить, – улыбнулся Рё.

– А рыбу? – судя по блеску глаз, Макс был заядлым рыбаком.

– Ну, это смотря какую…

После этой реплики Рё участвовал в разговоре кивками и поддакиваниями, сосед говорил даже не за двоих, а за десятерых, размахивал руками, показывая размеры добычи, сравнимые с белой акулой. За окном проносился умеренно тусклый пейзаж, стекла покрылись каплями дождя, и пить принесенный проводником чай вприкуску с печеньем было приятно и спокойно. Голову отпустило, слова «друг мой» и дикая тоска постепенно тоже исчезали из памяти. Стук колес убаюкивал, но совсем не так, как вчера усыпляло абсолютно всё.

Стоило поезду подойти к вокзалу, Рё кивнул соседу, пообещал непременно порыбачить в здешних краях, подхватил чемодан и быстро вышел. Насколько он помнил, гостиница, где он забронировал номер, находилась минутах в двадцати ходьбы от вокзала. Чемодан был довольно легким, тучи почти разошлись, и Рё решил начать знакомство с городом с первой же минуты. Он огляделся, прикинул по памяти дорогу, и пошел с вокзальной площади, не обращая внимания на завлекательные посулы таксистов.

Колесики чемодана подпрыгивали на неровностях асфальта, Рё рассматривал дома и редких прохожих, с удовольствием улыбался девушкам, через одну очаровательно рассеянным по утреннему времени. За квартал от гостиницы он наткнулся на высокого, даже по сравнению с ним, мужчину, который, задрав голову, разглядывал здание на другой стороне дороги и что-то бормотал про балюстраду. Рё почти прошел мимо, когда этот человек ему вроде бы кивнул, но передумал на полужесте.

– Простите? – он на всякий случай остановился.

– Ничего, – очень светски улыбнулся любитель архитектуры, обернувшись к нему.

Потом он отошел дальше от дороги, а через несколько секунд из-за поворота вылетел мотоцикл и окатил водой из лужи то место, где только что стоял мужчина.

– Да вы везучий! – тут было чему удивиться.

– Интуиция, – пожал плечами собеседник и неторопливо пошел в сторону вокзала.

Рё, слегка позавидовав чужому везению, двинулся дальше. Хотелось поскорее принять нормальный душ, и неплохо было бы взять напрокат машину. Тот неведомый друг шефа, из-за которого он сюда приехал, обещал позвонить сегодня, встречу же с непосредственным источником нового дела назначили на следующий день.

– С этим городом у меня еще ничего не было, – шепнул он, позволяя расти хорошему предчувствию.

~ * ~

Четыре масти: червы

 

Организм, похоже, смирился со сменой часовых поясов и перестал выкидывать коленца. Вчера то, что заставило его проснуться в невероятную рань, не ошиблось: город был прекрасен утром, а встреча с Кудо Ёдзи, утратившим память, дала повод поразмыслить над случайными совпадениями. Сегодня удалось выспаться и прогуляться другой дорогой к собору в более пристойное время. И – столкнуться с Фудзимией. Вот уж кто помнил всё и всегда, не желая забывать. Если он надолго в Инвернессе, можно будет попытаться узнать, почему он смотрел вокруг так ошалело и раздраженно, словно оказался в центре города, будучи минуту назад в пустыне.

Судя по мимолетному видению, скоро предстояла встреча с Шульдихом. Чтобы не отдалять событие, Брэд вернулся в отель. Пожалуй, стоило еще раз ознакомиться с пространными пожеланиями заказчика перед личной встречей, назначенной на вечер. Только он раскрыл ноутбук, как на столе загудел телефон.

– Слушаю.

– Мистер Кроуфорд, добрый день, – говорил секретарь Келли. – Мистер Келли просил извиниться перед вами: он был вынужден препоручить встречу с вами мне. Может, вы хотели бы встретиться в другое время?

– В таком случае перенесем её на два часа раньше, – Кроуфорд взглянул на часы. – Думаю, мистер Келли передал вам свои соображения относительно целей моей работы?

– Да-да, – с подозрительной поспешностью ответил секретарь. – При встрече мы всё с вами обсудим. До свидания.

– До свидания.

Похоже, работа будет не только прибыльной, но и муторной. Раз заказчик не знает, чего хочет – проблем не оберешься. Здесь Кроуфорд рассчитывал только на свою способность убедить клиента, что его видение задачи – самое правильное. Пока же… Он достал из бокового кармана кейса мышку, подключил её к ноутбуку и открыл файл с проектом библиотеки, который было слишком жаль отдавать в чужие руки, уезжая.

Увлекшись, он не сразу среагировал на стук в дверь, и встал из-за стола только когда услышал раздраженное: «Кроуфорд, черт бы тебя побрал, оглох ты там, что ли?!»

– Ну, наконец-то!

– И тебе привет, – он пропустил Шульдиха в номер.

– Сядь! – бывший напарник и неизменный друг был встрепан, выражение глаз имел шальное.

– Ты когда последний раз спал? – Кроуфорд послушно сел и с любопытством прищурился.

– Не помню когда! Помню, что этот последний раз был с Кудо Ёдзи! – Шульдих нервно м глазом и оправил мятый модельный пиджак. – А теперь молчи и слушай!

Кроуфорд расслабленно положил руки на подлокотники кресла, изображая собой само внимание. Интимные откровения Шульдиха уже давно не производили на него впечатления.

– Во-первых, – зло отчеканил тот, – начало – это конец, а конец – это начало! Во-вторых…

Он говорил, оракул слушал пророчество, быстро делая пометки карандашом в блокноте, которые, садясь, утянул со стола. Когда речь закончилась на «в-седьмых», листок в клетку заполнился цифрами и закорючками.

– Фух, – Шульдих упал на стул напротив. – Как хорошо, когда ничего не бубнит. Представь только, оно становилось с каждым днем всё громче и громче! Общий мысленный фон по сравнению с этим нудежом – тьфу. Учти, если окажется, что это надо еще кому-то рассказывать, я начну убивать.

– Могу только предложить по старой дружбе помочь избавиться от трупа. Может, пойдешь к себе и отоспишься?

– На том свете отдохну, – усмехнулся Шульдих.

– Как хочешь. – Кроуфорд перечитал записи и взглянул на него. – А что значит «еще кому-то»?

Шульдих передернул плечами, встал, обошел кругом комнату и заглянул в экран ноутбука. Брэд терпеливо ждал: обычно такие телодвижения обозначали, что напарник собирается с мыслями.

– Позавчера я встретил Ёдзи. Памяти у него как не было, так и нет. Когда мы потрахались с перепою – у этого красавца от градуса ориентация становится неопределенной, – меня стукнуло рассказать ему это пророчество. И целых минут пятнадцать, пока не уснул, я наслаждался тишиной. Обычным фоном, в смысле. А проснулся – оно опять накатило. Но! – Шульдих резко развернулся к Кроуфорду и прищёлкнул пальцами. – Ему снилось что-то такое – он не помнил, я не прочитал, – отчего он сказал: «Четверо должны быть вместе». Также он не помнил, что говорил спросонья, хотя было это с ним уже не первый раз. И Кудо собирался ехать в Инвернесс, – он договорил и опять рухнул на стул. – Что-то тут очень нечисто.

– Так конец света, не больше и не меньше, – Кроуфорд развел руками.

– Ты погоди, – Шульдих опять вскочил, на сей раз подошел к бару и налил джина. Выпив залпом, он скривился и продолжил: – Еще я встретил Фудзимию. Уже здесь. Да, я в курсе, что вы успели пересечься. Кстати, он такой ненервный стал, удивительно: то ли климат, то ли регулярная половая жизнь, наверное. Ему тоже рассказал пророчество. Смотрел-то он на меня, как на идиота, но оно в голове опять замолчало! И еще мои слова вызвали у него ассоциацию с тем, как он провел утро. Я не разобрал, он старался не думать об этом. По-моему, нам надо его поймать и поговорить. Всё. Теперь твоя очередь.

Брэд быстро пересказал расхаживающему из стороны в сторону Шульдиху моменты встреч с Кудо и Фудзимией. В отличие от друга, он не думал о странностях и совпадениях – привык принимать их как должное. Потом, более подробно, рассказал о встрече с Джерри, смерти Джиневры, затем наизусть зачитал пророчество.

– Пока я не высплюсь, у меня одно соображение: не затем мы дрались с Эсцет, чтобы теперь сложить лапки, – Шульдих душераздирающе зевнул. – Короче, я с тобой. Думаю, ты не сомневался.

– Нет, напарник, – Кроуфорд поднялся и отобрал у него бутылку теперь уже коньяка. – Иди-ка ты поспи ради победы нашего разума над силами тьмы.

Шульдих хмыкнул и опять зевнул.

– Только ты меня и любишь, – делано всплеснул он руками и попытался умиленно посмотреть Кроуфорду в глаза, потом не выдержал и расхохотался.

– Иди уже! – хлопнул его тот по спине и вытолкал за дверь.

Напоследок Шульдих успел крикнуть, что в четыре часа у него встреча с мистером Келли, поэтому он выспаться все равно не успеет, и…

Дальше Брэд уже не слушал, прекрасно зная, что Шульдих все равно завалится спать, потому что, не выспавшись, он сам себя не помнил и очень это состояние не любил.

– Значит, в четыре? Отбиваешь у меня клиентов, паршивец, – покачал головой Кроуфорд, усаживаясь за стол. – Ну, посмотрим, что тебе скажет наш мистер Келли. Плюс еще одно совпадение, – кивнул он и погрузился в работу.

 

~ * ~

 

В три часа дня Брэд постучал в дверь номера Шульдиха. Еще раз. Потом позвонил на телефон, вызов сбросили.

– Да проснулся я! – раздалось раздраженное, и дверь распахнулась.

Кроуфорд хотел войти, но путь преградил облокотившийся о косяк Шульдих.

– Скажи, почему ты меня будишь при первой возможности? – поинтересовался он угрюмо.

– Хобби у меня такое: не давать тебе опаздывать. У меня тоже встреча, только с секретарем Келли. Будем обсуждать реконструкцию здешнего замка, Уркухарта, – он отодвинул препятствие и зашел в номер.

– Ааа, так вот что тебе понадобилось в Инвернессе, – протянул Шульдих. – Ты сказал про Великобританию, потом прислал SMS с городом и адресом отеля, но ничего не пояснил. Конспиратор!

– О, да!

Пока Шульдих ходил в душ, а потом, сверкая голым торсом, сушил волосы, Брэд успел заказать в номер ленч, рассказать, что начал собирать по Интернету сообщения о различных аномалиях и что в окрестностях Лох-Несса завелся какой-то не то маньяк, не то секта, о чем узнать подробнее пока не хватило времени.

– Да ты просто кладезь местных сплетен, – похвалил его Шульдих, выуживая расческу со дна чемодана.

Расческа отправилась в полет на кресло, сам он продолжил копаться в вещах.

– Что потерял?

– Обезболивающее. Недоспал, голова раскалывается. Поможет, как всегда, где-то на час, но хоть что-то. А, вот оно! – Шульдих высыпал на ладонь четыре таблетки и запил солидным глотком чая. – Что тут за еда?

 

~ * ~

 

До дома Келли было пятнадцать минут ходьбы, и Кроуфорд убедил Шульдиха, что пешая прогулка при холодном ветре поможет проснуться. Ближе к концу пути тот действительно взбодрился и разговорился.

– Я, между прочим, сегодня уже нагулялся. Вон даже с Фудзимией встретился.

– Боишься опять наткнуться? Думаешь, зафотографирует тебя насмерть?

– Нет, что скормит тебя местному чудовищу, – Шульдих скорчил страшную рожу.

– И тебе придется спасать мир уже с ним, – с готовностью кивнул Брэд.

– Замолчи, я почувствовал себя положительным героем драмы. Отвратительное ощущение!

Они уже подошли к дому, осталось свернуть за угол и позвонить. Тут у тротуара резко остановился видавший виды «форд», откуда вышел Фудзимия, с размаха хлопнул дверью и решительно проследовал к воротам. С другой стороны подъехал подержанный «лэндровер», остановился на противоположной стороне дороги.

– Шульдих… – протянул пророк. – Сейчас будет оч-чень интересно. Обещаю.

Напарник не ответил, а тихим смешком отреагировал на вышедшего из внедорожника Кудо. Кроуфорд напомнил себе, что уместнее будет воспринимать и называть этого человека Ито Рё. Шульдих отмер, и они пошли к воротам, где Фудзимия как раз нажимал кнопку звонка.

– Фудзимото-сан! – воскликнул Ито, переходя дорогу. – Не ожидал вас так скоро встретить.

– Я вас тоже, – Фудзимия задержал палец над звонком. – К сожалению, мне некогда с вами разговаривать, меня ждут, – он отвернулся.

– И меня тоже, – с улыбкой сообщил Ито, становясь рядом. Он повернул голову, брови поднялись в удивлении: – Шульдих? Привет, какими судьбами?

Фудзимия коротко посмотрел на подошедших Шварц, на Ито, опять на Шварц, потом, наконец, позвонил в дом и пробормотал:

– И почему я не удивлен?

– Может, ты предвидишь будущее? – предположил Брэд в ответ, на что получил скептический взгляд.

– Вы трое знаете друг друга? – тем временем спросил Ито у Шульдиха.

– Знакомы, – коротко ответил тот. И, машинально, по-японски: – Работали вместе.

Ран кашлянул в кулак, Кроуфорд усмехнулся в сторону.

– И японский ты, понятное дело, тоже знаешь, – кивнул сам себе Ито. – Какая интересная череда совпадений…

Ворота открылись, четверо прошли во двор, Брэд оставил за Шульдихом право разговаривать с любознательным Ито, сам поравнялся с Фудзимией.

– Ты работаешь на Келли? – покосился тот.

– Да. Строю.

– То есть, ты правда архитектор? – Фудзимия пытливо посмотрел на него снизу вверх, для чего ему пришлось запрокинуть голову – шли они близко.

– В большей степени, чем ты – продавец цветов. Или уже книг?

– Я специалист широкого профиля, – проронил Фудзимия и обернулся назад, Кроуфорд последовал его примеру.

Шульдих с Ито о чем-то тихо беседовали, причем первый явно был не прочь прервать разговор в любой момент, но второй настроился на долгую, по возможности, беседу.

– Здравствуйте, господа, – в двух шагах от впередиидущих вырос дворецкий. – Прошу вас, проходите, мистер Келли ждет вас, мистер Фудзимото, мистер Ито, – одним движением слуга словно отъял двоих от четверых. – Проходите, прошу вас.

Дворецкий повел японцев за собой, на его месте тотчас появился мужчина с поразительно бесстрастным взглядом. Костюм был тон в тон серым глазам. Мужчина представился как Джонс, секретарь мистера Келли, вяло пожал руки обоим и пригласил в дом.

– Шеф не в состоянии вас принять, господа, – монотонно говорил он. – Он скорбит о своей потере, надеюсь, мистер Ито сумеет исправить положение, праведное возмездие, знаете ли…

– И я даже догадываюсь, кто выступит карающим мечом, – Шульдих ткнул Брэда кулаком в руку.

– Британское правосудие, разумеется, – сказал Джонс. – Проходите, господа.

 

~ * ~

 

– Так. Зачем мы тут стоим? – Кроуфорд опирался спиной об ограду.

Мысли в голове возникали с трудом

– Мы ждем Фудзимию и Рё, нам надо с ними поговорить, – Шульдих прижимался виском к фонарному столбу, голова у него опять разболелась.

– Да. Точно. Еще я помню, почему мы не убили Джонса, – Брэд уже два часа подряд жалел, что год назад перестал носить с собой пистолет.

Секретарь мистера Келли оказался человеком занудства феерического, выражался путано, туманно, и даже телепатическое воздействие не повлияло на ход беседы: мыслил он точно так же, по словам имеющегося под боком специалиста. Из сложных, заковыристых формулировок удалось выяснить, что никаких предварительных работ, обязательных перед реконструкцией, проведено не было, и заниматься этим придется Кроуфорду, равно как общаться с парой историков-археологов, знающих эпоху построения замка как свои пять пальцев. Реставрация оказалась проектом, одобренным государством, но проводимым на деньги меценатов Великобритании. Кроуфорду было велено творить, однако помнить о сроках. Как он понял, сама реставрация оказалась инициативой Келли, который в этом деле понимал мало, хотя древности любил и искренне гордился великой историей своей страны. Работы предстояло много, и приступить к ней следовало безотлагательно.

Потом Брэд, отдыхая от внимания секретаря, пытался понять, что тот говорил Шульдиху. Другу не повезло больше: Келли и думать не хотел ни о какой предвыборной кампании, Джонс, не теряя надежды переубедить шефа, говорил, что созданием имиджа клиента можно заняться и без прямого с ним контакта. Под конец беседы секретарь резко изменил ход мысли и заявил, что неплохо бы поработать над грамотной раскруткой проекта реконструкции Уркухарта, чтобы привлечь больше средств.

Нагруженные информацией и несколькими телефонами, ценные специалисты вышли из дома, только из гордости не цепляясь друг за друга – от нудного, принципиально неперебиваемого монолога вело. И уже за воротами Шульдих сказал, что бывших Вайсс надо дождаться, так как они знают что-то полезное про местного маньяка.

– Мы утратили хватку. Таких, как Джонс, мы бы раньше с полплевка уложили.

– Нет, Шульдих, мы стали цивилизованными людьми, заботимся об авторитете наших фирм, – попытался утешить его Кроуфорд, но, судя по ответному взгляду, не преуспел. – О, вышли.

– Из лабиринта Минотавра…

Фудзимия с Ито двигались по дорожке от дома к воротам, тихо переговариваясь. Изможденными беседой они не выглядели, наоборот, скорее, готовыми к трудовым свершениям.

– Эй, Вайсс! – воскликнул Шульдих и помахал рукой, привлекая внимание вышедших за ворота.

– Сам понял, что сказал? – почти дружелюбно ответил Фудзимия.

– Если предложишь, как вас по-другому объединить одним словом, приму любой вариант, – развел Шульдих руками. – Поговорить надо.

– О чем же? – равнодушно спросил Фудзимия.

– О том, почему вы оба, – Кроуфорд кивнул бывшим Вайсс, – оказались в Инвернессе.

– А как вы… – начал Ито, но его перебил Фудзимия убедительным:

– Эти – всегда знают.

– Рад, что мы договорились, – кивнул Кроуфорд. – Здесь в пяти минутах ходьбы есть бар. Предлагаю поговорить там, на нейтральной территории.

Фудзимия переглянулся с Ито, не увидел в ответ нужной реакции, поэтому просто кивнул. Шульдих вздохнул с облегчением и первым пошел в направлении бара.

– Мне кажется, или вы все меня раньше тоже знали? – на ходу спросил Ито у Фудзимии.

Брэд с интересом прислушался, замедляя шаг.

– А как тебе приятнее думать? – Фудзимия не был готов к откровениям.

– Мне приятнее знать. Правду.

– Тогда краткий курс правды: мы с тобой работали вместе в составе команды наемников, эти двое были сначала нашими противниками, потом однажды помогли. С тех пор у нас что-то наподобие нейтралитета, – сказал Фудзимия. – Тебя на одном из заданий приложило по голове, и ты автоматически попал под увольнение. Хватит?

Ито хохотнул и взъерошил волосы.

– Значит, та катана была твоей? Она была не декоративная, между прочим, – он с уважением посмотрел на собеседника. – Ты, получается, классно ею владеешь?

– Это смотря по чему судить, – тихо проговорил Кроуфорд, на что сразу получил улыбку и еще более тихое:

– В твоих оценках пока не нуждаюсь.

Шульдих, скучая, ждал их на перекрестке у светофора. Сколько знал его Кроуфорд, он всегда торопился, даже вымотанный бурлил энергией.

– Рё! Спорим, он тебе не все сказал? – Шульдих лукаво подмигнул, получилось одновременно с сигналом светофора. – Я – телепат. А Кроуфорд – пророк. Чувствуешь, насколько больше правды у тебя стало?

Ито перешел дорогу, увлекая источник знаний следом, Брэд шел рядом с Фудзимией и думал, что сотрудничество с ним – таким – может быть и плодотворным, и приятным, в чем бы там не состояло дело. И возможно – теоретически, – что он заинтересуется идеей спасения мира от конца света. Если, конечно, правильно подать идею.

– О, вот и драка, – оживился замолкший было Фудзимия.

Между баром и металлическим забором, в узком проходе, Ито прижимал Шульдиха к стенке и тихо говорил:

– Я – Ито Рё. Да, у меня амнезия. Это – мое личное дело. И не тебе соваться в мои мозги своей телепатией.

Речь была убедительной, лучше бы она стала, только если бы Ито прикладывал на каждом слове Шульдиха головой о прутья забора. Энтузиаст не сопротивлялся, а смотрел, наоборот, лукаво и насмешливо.

– Не хочешь – не надо. Я только предложил.

– Пять раз за полминуты, – Ито отпустил Шульдиха, тот повёл плечами и одернул френч.

 

~ * ~

 

В баре было немноголюдно, несколько человек уныло цедили пиво за стойкой. На все помещение гремела трансляция футбольного матча, к которой прикипели бармен и две официантки.

Четверо прошли к столу у стены, и каждый попытался сесть лицом к входу. Пока Ито и Шульдих пытались неназойливо подвинуть друг друга, Фудзимия переглянулся с Кроуфордом и сел к двери спиной.

– Ты выше, тебе будет виднее, – объяснил он.

Кроуфорд кивнул и сел напротив. Спорщики замолчали, Шульдих устроился рядом с Кроуфордом, Ито – возле Фудзимии. Брэд поправил очки, улучил момент затишья матча и громко щелкнул пальцами. Одна из официанток тут же оказалась возле столика, сияя улыбкой.

– Сухое белое вино, двойной кофе с сахаром, светлое нефильтрованое пиво и «Кровавую Мери», – перечислил Кроуфорд после пятисекундного раздумья.

– Я же говорю – пророк, – подмигнул Шульдих Ито, будто бы способности напарника были его личной заслугой.

Они дождались заказа, и тогда Кроуфорд заговорил.

– В здешних окрестностях совершают жертвоприношения, человеческие. Ты, Фудзимия, помнишь, мы кое-что понимаем в магических обрядах, – он пригубил вина.

– У вас обоих в жизни последнее время происходят необъяснимые, но закономерные события, несущие некий информационный посыл. Скорее всего, это пророчества. И если бы не активное сопротивление некоторых, вы оба были бы в курсе, что на них мы собаку съели, – сказал Шульдих, высыпая сахар в кофе тонкой струйкой.

– Взаимовыгодное сотрудничество? – Фудзимия вертел в пальцах трубочку коктейля. – Согласен. Начнем с жертвоприношений.

– Если ты им веришь, Фудзимия-Фудзимото, я с вами, – Ито смотрел на медленно исчезающую шапку пены в стакане.

– Не верю. И зови меня Раном, чтобы не путаться, – Фудзимия отпил коктейля, достал из кармана блокнот и вытащил из него распечатку карты с множеством пометок. – Вот. Здесь обозначены все места жертвоприношений. Системы пока нет, как и взаимосвязи между личностями убитых.

– Полиция точно нашла все алтари? – Брэд близоруко склонился над картой и расправил её, слегка соприкоснувшись с Фудзимией рукавами.

– Это предстоит выяснить в первую очередь. Я поезжу вокруг озера, как любитель сверхъестественного, Рё, ты, думаю, сможешь покататься по окрестностям.

– У тебя с собой фотографии алтарей? – перебил его Шульдих.

– Мне только что их дал мистер Келли, – Ито шлепнул на стол глянцевую стопку. – Смотрите…

 

~ * ~

 

Солнце подсвечивало развалины Уркухарта, и Брэд, любуясь видом, недоумевал, зачем понадобилось восстанавливать замок. Старые камни несли в себе покой столетий и погружали во мрак истории, постоянный поток туристов приносил определенный доход, а творческие натуры могли щедро черпать здесь вдохновение. Однако ему самому приходилось гулять по развалинам и делать пометки в блокноте относительно необходимых замеров, информации от историков и проб грунта. С утра он успел встретиться с археологами, которые перво-наперво заявили, что реставрация без раскопок немыслима и приготовились защищать свою позицию. Кроуфорд к их глубочайшему изумлению сказал, что лично его работе их намерения не мешают, и посоветовал начать копать поскорее, чтобы закончить до зимних холодов. Археологи, оскорбленные, ушли под мартовский дождь. Знать, что шеф уже решила перевести его в лондонский филиал и торопиться ему некуда, им было совсем необязательно.

То, что хотел, Брэд уже увидел, поэтому спустился от развалин к озеру, намереваясь прогуляться. Проникнуться духом места, сфотографировать для работы замок с разных ракурсов и расстояний и, может быть, поймать видение результата реставрации. Заходящее солнце выгодно освещало руины, и Кроуфорд мельком пожалел, что его художественные способности настолько ограничены и зарисовать пейзаж так, чтобы передать дух места, он не сможет.

– Красиво, – раздался за спиной голос Фудзимии. – Ты его будешь восстанавливать?

– Да, – Кроуфорд сделал еще снимок. – Как там Несси? Запечатлел?

– Как только – так сразу тебе сообщу, – отозвался Фудзимия почти дружелюбно. – Я нашел кое-что интересное. Идем, здесь не слишком далеко.

Они пошли вдоль берега по узкой тропинке, Фудзимия теребил шнурок фотоаппарата и не оглядывался на идущего за правым плечом Кроуфорда. Над озером собирались тучи, обещая очередной мерзкий дождь.

– Скажи, – спросил Фудзимия, когда на пути перестали встречаться прогуливающиеся в окрестностях развалин туристы, – ты пробовал расшифровать свое пророчество?

– Нет, – коротко ответил Кроуфорд и пояснил: – Это бессмысленно.

– Почему? Неужели не существует никаких приемов, чтобы понять, о чем конкретно там говорится? – Фудзимия приостановился и посмотрел на спутника через плечо.

– Иоанн Златоуст, Нострадамус, Ванга – их предсказания расшифровывают до сих пор. Проблема в том, что эти почтенные люди уже умерли. Для расшифровки видения нужен сам провидец, потому что всё, что ему показывает Дар, преломляется через личность, – Брэд не ожидал, что впадет в повествовательный тон, но Фудзимия продолжал спрашивать.

– Значит, эти четыре пророчества ничего не стоят? Нам налево.

– Почему же. Мы можем попробовать найти в них общее, и уже взяв его за основу, отталкиваться.

В озере шумно плеснуло, Фудзимия внимательно посмотрел в ту сторону, вслепую нашаривая фотоаппарат.

– Как ты быстро вжился в роль, – Кроуфорд постарался не рассмеяться.

– Да, есть немного. Общего в наших пророчествах – число четыре и то, что четверо должны быть вместе, чтобы спасти мир, так? Четверо – это обязательно люди? Если да, то мне совсем не нравится, что и нас, получивших пророчество, ровно столько же.

Фудзимия обогнул старое дуплистое дерево, прошел к кустам за ним и жестом позвал за собой Кроуфорда.

– Я даже не буду спрашивать, что ты там забыл, – пробормотал тот, углубляясь за спутником в заросли. – Ты учти, Фудзимия, что пророчества редко попадают к тем, кого они касаются напрямую. Хотя если это самоисполняющееся пророчество…

– Это как?

Они, наконец, вышли на полянку, с одной стороны огороженную кустами, с другой – вплотную подмываемую озером.

– Есть такая теорема: «Если человек определяет ситуацию как реальную, она реальна по своим последствиям». Получив пророчество, люди под его влиянием меняют свое поведение так, что оно исполняется. Очень удобно, – усмехнулся он. – Так что ты хотел мне показать?

– Вот, – Фудзимия указал себе под ноги.

На темной мокрой земле лежала совершенно сухая квадратная известковая плитка, исчерченная малопонятными символами, которые рисовали явно кровью. Ровно посередине неё воском вертикально крепился календарь карманного формата. Брэд, не озвучивая естественное предположение о детской игре, поддернул штанины и присел на корточки.

– Там разными цветами отмечены времена года.

– Вижу.

– Меня сюда привело насильно. Как тогда, с книгой, в городе. По кромке воды прошел. Даже ботинки не промокли.

– По воде аки посуху? – Кроуфорд аккуратно поднял календарик двумя пальцами. – Смотри, скоро вознесешься с грешной земли. А что у нас было в 1978 году?

– В Японии нового премьера выбрали, – Фудзимия задумался. – Ванесса Мэй родилась. Больше не помню. А что?

– Календарь за 1978 год. Еще ты тогда родился, если ваши досье не врали, – Брэд снизу вверх посмотрел на него. – Всё, ты влип: придется исполнять пророчество и искать одного из этих четверых. Считай, что тебя закляли на этом алтаре.

Фудзимия посмотрел на плитку, на усмешливого Кроуфорда, потом вытащил из его пальцев календарь и сунул в карман.

– Мелковат алтарь. Несолидно, – заключил он. – К тому же, прости, не верю я в неантропогенный конец света.

– Тебе хочется самому на алтаре полежать? Не стоит, – Брэд задрал голову еще выше, посмотрел на небо и тихо, зло присвистнул сквозь зубы. – Не веришь? – он так быстро поднялся, что Фудзимия еле успел отшатнуться. – Тогда смотри!

Он развернул его за плечи к озеру и указал вверх. Там, в затянутом тучами небе, четкими линиями медленно обозначился черный контур, который налился пугающим багрянцем.

– Ух, – выдохнул Фудзимия. – Это то самое, да?

– Да. Небесная аномалия. До таких лазерных шоу прогресс еще не дошел.

Кроуфорд не убрал еще ладони, поэтому почувствовал, как Фудзимия зябко передернул плечами, и сам с трудом сдержал такой же жест.

– Значит, будем спасать мир, искать тех, кто должен быть вместе, и запирать, чтобы не разбежались, – заключил Фудзимия, глядя, как гаснет багряный прямоугольник. – Я консерватор: мне не по вкусу подобный сюрреализм.

– Тогда пойдем отсюда.

Впервые Брэд встретил человека, настолько быстро принимающего решения, не рассуждая о возможности неуспеха. В этом было что-то подкупающее.

 

~ * ~

 

Они выбрались из кустов, и Фудзимия продолжил разговор о способах расшифровки пророчеств. Он предложил составить таблицы общих и различающихся фактов, и уже на их основе выводить нечто среднее, присовокупив туда слова умершей Джиневры и описания Джерри.

– Надо сесть и разобраться, – согласился Кроуфорд. – Я попрошу Джерри прислать мне биографию Эдварда. Она может помочь понять ход его мысли, когда он писал пророчество.

– Еще интересно, на каком языке Шульдих слышал свои «во-первых», – заметил Фудзимия.

– Нет, – покачал головой Кроуфорд. – Не общаясь с самим человеком – источником пророчества, Шульдих мог получить его на любом языке, который пришел в голову внедряющему телепату. Но я спрошу, зайду к нему вечером.

Они шли обратно к замку, от которого уже разъехалось большинство автобусов с туристами. Начал накрапывать дождь, Брэд поднял воротник плаща, Фудзимия накинул капюшон куртки, но ни один не ускорил шага.

– Эй, закаленные! – громко окликнули их; Ито стоял, опираясь на свой внедорожник. – Привет! Приглашаю вас на экскурсию, не предусмотренную стандартными программами. Садитесь.

Фудзимия вопросительно посмотрел на Кроуфорда, потом кивнул Ито, соглашаясь.

– Далеко? – спросил он, открывая заднюю дверь автомобиля.

– Двадцать минут, потом пешком еще пять, – Ито сел за руль, и стоило Кроуфорду закрыть дверцу со своей стороны, сорвался с места.

Водил он хорошо, ровно с той долей лихачества, которую язык не повернется назвать безрассудством.

– Я нашел еще алтарь, – заговорил он, не дожидаясь расспросов. – Не из тех, где находили людей – поменьше и с другими символами. Я их заснял, но многие сильно размыло водой. Вокруг камня перья, будто бы там ощипывали птицу.

– Чьи перья? – быстро спросил Кроуфорд. – И какого цвета?

– Белые, вот такие, – Ито потянулся к бардачку, нашарил там пакетик и передал ему.

Перышки были меленькие, мягкие. Брэд повертел пакетик в руках, хмыкнул и отдал Фудзимие.

– Курица? – предположил тот. – Молодая.

– Голубь, лебедь, полярная сова, – продолжил Ито, закладывая лихой вираж. – Надо посмотреть в определителе. Или спросить на форуме орнитологов. Добрые люди нам помогут.

Пассажиры промолчали, только охнули, когда машину сильно подбросило на ухабе: Ито использовал внедорожник по прямому назначению и любые препятствия пересекал по прямой. Далеко за спиной остался Уркухарт, стена дождя скрыла озеро, казалось, что они втроем могут заблудиться в этой воде. Кроуфорд подумал, что погоду точно нельзя считать признаком грядущего катаклизма, слишком разнообразна она сама по себе. Он посмотрел в окно, но не рядом с собой, а в то, что служило фоном профилю Фудзимии. Точеному строгому профилю, резкость линий которого только подчеркивали длинные темные ресницы – он глядел прямо, на дорогу. До нелепого сильно захотелось спросить, о чем он думает, и Брэд засмотрелся на него, гадая, дождь ли, убийства или, может, какой-то человек занимает мысли Фудзимии. Губы того дрогнули, он повернул голову к Кроуфорду, улыбнулся одними уголками рта – и было невозможно удержаться от ответной улыбки.

– Приехали, – Ито затормозил неожиданно мягко, но от легкого толчка разорвалась нить взгляда; Брэд с досадой поправил очки.

Дождь чуть поутих, они остановились в небольшой низине между холмов, поросших приземистой ракитой и вереском, сейчас еще голыми, серыми. Среди невысоких кустов виднелся темный камень, размокшая земля вокруг пестрела перьями.

Фудзимия одновременно с Ито вышел из машины, Брэд задержался, перекладывая пакетик перьев на переднее сиденье. Выйдя, вздохнул глубже, стряхивая напоминающее завороженность тягучее оцепенение, накатившее на него в дороге.

Когда он подошел к Фудзимие с Ито, те уже уткнулись в алтарь чуть ли не носом, разглядывая следы символов. Он присел рядом, провел по гранитной глыбе пальцем, пригляделся к одному из знаков.

– Заметили, что нарисовано не только кровью? Вот здесь, – он указал на узкий треугольник, – использовали смолу. А тут, – ткнул в сложный крест, – какую-то краску.

– Да, – кивнул Фудзимия и повернулся к Ито: – Рё, сбросишь мне фотографии? И заодно решим, кто куда будет копать. Раз мистер Келли решил перестраховаться, обеспечим ему максимальную эффективность.

– Да какая тут перестраховка, мужик в себя никак не придет, – Ито вздохнул. – Кидается из стороны в сторону, цепляется за любую возможность. Я его понимаю. Как бы вообще не свихнулся.

– Шульдих обещал его почитать, они сегодня встречаются, – Брэд выпрямился и начал обходить алтарь по кругу, примерно в метре от самого камня. Под ногами чавкала грязь вперемежку с вялой прошлогодней и только начавшей пробиваться молодой травой. – Неясно, почему он решил, что два детектива лучше, чем один.

– Считает, мы будем стараться переплюнуть друг друга любой ценой, – Ито хлопнул Фудзимию по плечу. – Так ведь?

– Всю жизнь мечтал тебя превзойти, – серьезно ответил тот, выпрямляясь.

– Да, еще… – Ито замялся, скользнул глазами в сторону и спросил уже гораздо тише, – вы видели, в небе…

– Видели, – подтвердил Кроуфорд. – Это оно. Первое знамение в череде многих. Дальше будет больше.

Дождь совсем стих, поднялся ветер, промораживая до костей. Фудзимия поежился и пошел к машине. Остальные молча последовали его примеру. Брэд поймал себя на том, что начал постоянно смотреть в небо. Наверное, это называлось активной борьбой с самообманом и надеждой: показалось, пусть и всем троим.

– Интересно будет почитать, как ученые возьмутся трактовать эти явления, – сказал он, пристегиваясь. – Высади меня у замка, пожалуйста. Я там оставил машину.

– И я, – эхом отозвался Фудзимия.

 

~ * ~

 

Кроуфорд, не заезжая в отель, отправился в архив Инвернесса, где еще с утра заказал копии всех документов, касающихся истории Уркухарта. Там же, в семь, он договорился о встрече с местным историком, который в отличие от прочих не принимал в штыки идею реконструкции и вдобавок прекрасно разбирался в средневековой архитектуре. Между делом удалось позвонить в лондонское представительство его компании и вызвать рабочих для предварительных замеров замка, потому что просмотренные по диагонали планы из архива были недостаточно подробными.

В отеле Брэд был только в половине девятого, и, пообедав, пошел к Шульдиху. Немного удивляло, что тот не нашел его первым, как бывало обычно. Впрочем, он мог еще не вернуться от клиента или заработаться.

На стук он не открыл, и Кроуфорд, прислонившись к стене рядом, набрал номер Шульдиха. Трубку тот взял только на десятый гудок.

– Кроуфорд, это Фудзимия. Шульдих в городской больнице. Жив, почти здоров, – от коротких фраз его встряхнуло, будто окатило ледяной водой. – Его осматривают.

– Адрес?

Фудзимия сказал, Кроуфорд, не говоря больше ни слова, сбросил вызов.

Заводя машину, он который раз удивлялся раздражающему эгоизму собственного Дара, который слишком редко, на его взгляд, разменивался на жизнь окружающих Кроуфорда людей. Близких.

До места он доехал за пятнадцать минут. Голову остужал встречный ветер из окна, мысли занимало построение версий, что в больнице с Шульдихом делает Фудзимия. Лет восемь назад он бы предположил, что эти двое умудрились подраться, правда, тогда пострадали бы оба, а у самого Кроуфорда не возникло бы порыва, пусть и успешно подавленного, спросить у Фудзимии в порядке ли он сам.

Искать и спрашивать не пришлось. Фудзимия, опирающийся на стену у стойки регистрации, окликнул его и тут же повел к кабинету, где все еще осматривали Шульдиха.

– Что произошло?

– Совпадения, – он помрачнел. – Шульдиха задела машина, когда он говорил по телефону, стоя у пешеходного перехода. Я выходил из магазина и успел его оттолкнуть, иначе бы сбили. Машину нашли в сотне метров, водитель был застрелен.

– Кто водитель?

– Выясняют.

– …А вместо ботинок придется вам носить разношенные кроссовки! – с этими словами из кабинета вышел врач, за ним – Шульдих.

– Настолько разношенных у меня нет, – хихикнул тот и поморщился. Потом увидел ожидающих и просиял улыбкой: – Кроуфорд, привет! Как видишь, я опоздал по уважительной причине. С тебя кроссовки, гляди, какой у меня модный носок, – он вытянул ногу с фиксатором.

– Связки?

Шульдих кивнул.

– Еще что? – стоило бы спрашивать врача, но слышать живого напарника было гораздо приятнее.

– Легкое сотрясение мозга, ушибы. Ерунда, короче. Альпинизмом я заниматься не собирался и так. На мне всё заживает, как на собаке, ты же знаешь, – кажется, его успокаивали.

Фудзимия молча вытащил из кармана телефон и протянул Шульдиху.

– Спасибо, – трубка перекочевала в карман брюк. – Хороший ты человек, Ран: и телефон, и жизнь. Правда, спасибо.

– Если ты мне не нравишься, это еще не повод толкать тебя под машину, – пожал тот плечами. – С чего ты вздумал звать меня по имени?

– Врешь ты всё, – радостно заявил Шульдих. – Я тебе не «не нравлюсь», я тебя раздражаю. А твое имя мне просто нравится. Как у Кроуфорда – фамилия. Ты считаешь…

Брэд демонстративно прикрыл ему рот рукой и кивнул Фудзимии:

– Ты бы его слышал, когда он сломал руку. Пока добирались до больницы, трепался без передышки, и потом еще часа три, пока Фарфарелло не пообещал его прирезать.

– В таких случаях очень помогает кляп, – посоветовал Фудзимия. – Идемте отсюда, показания у нас уже взяли.

– Тех показаний там кот наплакал, – отмахнулся Шульдих. – Сами найдем. А ты пока подумай над словом «кляп» применительно к телепату.

– Тогда ломик.

– Причем вам обоим! – Кроуфорд подтолкнул их в спину. – Шульдих, я тебя отвезу. Мою машину среди других угадаешь?

– Разумеется, – закатил глаза тот и медленно пошел к выходу.

– Ран, – Брэд протянул ладонь, – я очень тебе благодарен.

– Я понял, вам очень нравится моё имя, – Фудзимия улыбнулся и пожал его руку. – До завтра, Кроуфорд.

Глядя в спину уходящему Рану, он не мог себе ответить, кто же из них дольше удерживал ладонь другого в своей.

~ * ~

Четыре стихии: огонь

 

Вынужденная малоподвижность бесила неимоверно. Когда наутро после травмы Шульдих привычно хотел метнуться в душ, ногу прострелило болью, сразу же заныли все ушибы. На синяки и шишки он бы легко плюнул, и не такое доводилось терпеть, зато нога… Сразу вспомнились старые слова Кроуфорда: «Пока мы работаем вместе, работоспособность ставится выше героизма». Сомневаться, что напарник не преминет ткнуть в давнюю договоренность и пройдется по поводу раннего склероза, не имело смысла. Поэтому приходилось выполнять предписания врача, ходить медленно и исключительно по ровным поверхностям. Через день Кроуфорд, старательно скрывая ехидство в улыбке, стоял перед ним и прятал что-то за спиной.

– Это переданный Раном ломик? – голова упорно болела, поэтому лишний раз напрягаться с телепатией, тем более с Кроуфордом, не хотелось.

– Нет, – короткий жест, и перед Шульдихом появилась тонкая трость. – Держи. Будешь изящно хромать в стиле английской аристократии.

Он взял трость в руки, провел пальцами по темному полированному дереву, покрутил и оперся.

– Не знал, что у тебя настолько есть вкус, – Шульдих прошелся по номеру, ходить стало не в пример удобнее. – Наверное, это я на тебя так хорошо влияю.

– Несомненно, – протянул Кроуфорд. – Наш амнезийный тебе еще не звонил? Он путем каких-то сложных умозаключений счел чрезвычайно подозрительным учителя одной из здешних школ, собирается попросить его прочитать.

– А я читать не буду, я улыбнусь, покажу ему этот, – Шульдих взмахнул тростью, – фрейдистский символ, и тот учитель мне всё выложит как на духу. Веришь?

– Конечно, – Кроуфорд кивнул. – Если ты решишь угрожать символом прямо так, в одних трусах, проймет кого угодно. У меня через полчаса встреча с геодезистами на развалинах. Если и у этих косые руки и теодолит, третий раз буду перемерять сам с Фудзимией, он все равно каждый день возле озера маячит. До вечера!

И ушел. Пугать геодезистов Фудзимией.

 

~ * ~

 

Кроуфорд взял за привычку заходить каждое утро: будить, выпивать по чашке чая с бутербродами, утверждая, что их беседы держат его в тонусе. Они были знакомы уйму лет, но вот надоесть друг другу им никак не удавалось.

Скучающий Шульдих не возражал, когда Рё использовал его ограниченную подвижность при первой попавшейся возможности. Почитать подозреваемых, усадить за историю средневековых сект и орденов, пожаловаться на исключительную неразговорчивость Фудзимии, – всё это не составляло ему ни малейшего труда. Кажется, именно он заложил традицию собираться поздним вечером у Шульдиха в номере и обмениваться результатами по очередному этапу расследований.

Первым всегда появлялся Рё, жаловался на волчий голод, падал в кресло и начинал вытаскивать изо всех карманов записки, заметки, вырезки и складывать на журнальный стол посередине комнаты. Попутно он рассказывал, какую изумительную блондинку раскрутил на показания – и это были именно показания, ничего кроме! – как Фудзимия проводил свои стандартные полчаса, сторожа чудовище озера, а Кроуфорд что-то черкал в блокноте, глядя не на замок, как обычно, а на Рана. Потом Рё непременно совал нос в горы исписанной Шульдихом бумаги, получал по лбу или по заднице и падал в кресло, вспомнив, что вообще-то принес еду с собой. У него была тревожащая привычка поглядывать на Шульдиха во время беседы и, замолкая на полуслове, чуть удивленно улыбаться. Нарочито забывая о телепатии, он ухмылялся в ответ.

Потом приходил Кроуфорд, а за ним Ран. Или Кроуфорд вместе с Раном, как бывало чаще. Если они появлялись по отдельности, то Кроуфорд бывал резок, настроен фаталистично, Ран – мрачен, немногословен, и только через полчаса удавалось переломить их настрой, чтобы не выслушивать апокалипсические прогнозы. Приходя вместе, они приносили с собой еду из кафе с окраины Инвернесса и отголосок надежды на лучшее. Хоть что-то в их нерадужном положении.

Надежду подтачивало время. Шульдих довел себя до чудовищной мигрени, пытаясь телепатически прощупать половину населения Инвернесса, потом глотал таблетки под взглядом Кроуфорда, выражающим «я же тебе говорил», и матерился сквозь зубы от бессилия.

А небо полыхало круглые сутки, лил дождь, среди туч зияли многоцветные узоры, складываясь в кресты и звезды. Люди паниковали, шептали о «звезде Полынь» и истово молились по церквям. Свежеиспеченные проповедники на улицах звали покаяться, воздевали руки к искаженному небу, обещая, что оно непременно падет на головы грешников, и лишь избранные узрят Царствие Небесное. Пока же любой зрячий видел разноцветные всполохи, и после каждой новой вспышки в аптеках раскупали антидепрессанты. Кто не доверял лекарствам, зависал в барах, пил, рыдал и сожалел о бездарно прожитых годах. Одни пускались во все тяжкие, другие признавались в давней любви, третьи начинали жить так, как мечтали, но не смели.

Шульдих чувствовал себя запертым в этом городе, полном погрязших в ожидании смерти людей. Он захлебывался ощущением неразрешимой ситуации, когда ответ был ближе некуда, стоило лишь протянуть руку. В том же настроении ходил Ран, даже смотрел такими же красными от недосыпания глазами. В его карманах постоянно лежала книжечка со стихотворением, купленная за бешеные деньги, и блокнот с пророчествами для остальных, которые он сопоставлял ночами, даже выводил какие-то формулы, показывал их на вечерних встречах и под общий смех сжигал в пепельнице.

 

~ * ~

 

Нынешним вечером Шульдих потоком распечатывал ответы, полученные по электронной почте от разнообразных маститых знатоков религиозных культов времен от Древнего Царства Египта и дальше. Днем получилось отдохнуть – пообщаться с погрязшим в черной депрессии Келли, его невыносимым секретарем, отдать им на рассмотрение очень черновой проект предвыборной кампании и намекнуть на смену имиджа. Позже состоялась очень интенсивная переписка с заскучавшими без шефа сотрудниками и недолгий разговор с директором фирмы. Шульдих как никогда проникся утверждением, что отдых – это смена деятельности.

Стук в дверь отвлек его от распечатывания. Пришел, конечно, Рё с неизменным пакетом еды и здоровым бумажным стаканом кофе.

– Привет, – отсалютовал он мокрым пакетом.

– Привет, – Шульдих впустил его в номер. – Раздевайся, с тебя течет.

– Как мне нравится твой подход! – обрадовался Рё. – Остальных подождем или начнем без них?

– Зачем ждать? – удивился Шульдих. – Вон, видишь? – он кивнул на стопку распечатанных писем. – Это все ждет нашего горячего участия.

Рё откашлялся, мигом устроился у стола, распаковал еду, оказавшуюся суши подозрительного вида, и принялся её поглощать в ускоренном темпе, запивая кофе.

– Что ты так глотаешь, я на это не претендую! – Шульдих опасался, что с такими темпами Рё подавится.

– Нет, это чтобы вкус не успевать почувствовать, – пояснил тот между двумя кусками. – Готовить японскую еду здесь не умеют, но я сегодня поддался искушению проверить, насколько.

– И как? – заинтересовался Шульдих, но услышать ответ помешал стук в дверь.

На пороге стоял такой же мокрый до нитки Ран. Один, но тоже с пакетом.

– Да что ж вы все без зонтов ходите-то? – покачал головой Шульдих.

– Сливаемся с природой по мере сил. Точнее, она вливается в нас, – Рё проглотил последний кусок и одним глотком прикончил кофе. – А почему ты Рану не предлагаешь раздеваться?

Фудзимия, начавший было снимать куртку, замер и повернулся к разговаривающим. Рё невинно захлопал ресницами.

– Потому что боится не выдержать конкуренции? – предположил он, вызвав дружный смех в ответ.

– Стоит немного задержаться, как все шутки в этом обществе сползают ниже пояса, – Кроуфорд не стал стучаться, дверь была прикрыта неплотно. – Я нашел еще один алтарь. Такого же типа, где Ран нашел календарь. Вот что там было.

На стол легла колода карт, рассыпалась. Картинки были нарисованы вручную, тонко, но только черным и красным. Стандартный набор мастей: бубны, трефы, червы, пики. Изящные изломанные фигуры, валеты с грустными глазами, мрачные королевы, жестокие короли.

– Шедевр, – Рё разложил карты веером. – Сыграем? В покер, например?

– Это будет не самый интересный покер, – предупредил Кроуфорд, – в колоде нет джокеров.

– Тем более игра будет плохой, что ты собрался играть с пророком и телепатом, – Ран потянулся к картам через плечо Рё.

– А они пообещают не подглядывать, верно? – улыбнулся тот.

– Разумеется! – воскликнул Шульдих, Кроуфорд же кивнул с привычной усмешкой.

Они сели вокруг стола, сгрузив все бумаги с него на пол. Кроуфорд незаметно завладел колодой и перемешивал карты, невидяще глядя на сполохи за окном, где сияло зеленое пламя, истекающее в никуда красными каплями. Шульдих хотел было задернуть шторы, но его остановило глухое «не надо» Рана. Когда карты легли на стол, зеленое в небе умерло. Четверо смотрели на выпавшее им, лица их стали удивительно схожи, может, из-за единого спокойствия, может, из-за отражения света золотых нитей, что начали сшивать черные тучи.

Они делали ставки, мелкие, смешные, читали себя в лицах соперников. Карты ложились на стол и в руки, между ними собралась горстка мелочи, звон каждой новой монеты отдавался эхом.

– Надоело, – золотая вспышка исказила лицо Рана, казалось, глаза застила алая плёнка. – Пас.

– Пас, – Рё смотрел не в карты, а на него, пальцы выбивали дробь. – Это уже не смешно.

– Пас, – Кроуфорд бросил карты на стол и подошел к окну, положил руку на стекло. Следующая вспышка очертила его фигуру, черную на ярком фоне заоконной феерии.

– Да когда же будет настоящая гроза?! – Шульдих сгреб в кучу и карты, и монеты, звон и шелест тошно прозвучали в тишине.

Ран смотрел или в окно, или на Кроуфорда, взгляд его погас, исчезла пугающая гримаса.

– Отдыхать мы не умеем, – констатировал он. – Значит, за работу. Рё, что у тебя сегодня?

– Вот, – на стол лёг компас. – Меня осчастливило так же, как Кроуфорда. Нашел на южной окраине города. Выглядело это так, – он достал фотографию из папки.

– Карты были на восточной, – Кроуфорд неслышно ходил по комнате. – Шульдих, фотография у тебя на почте.

– Ага, – отозвался Шульдих, заворожено разглядывая находку Рё.

Старинный медный компас, словно сошедший со страниц книг или фильмов о пиратах, приглушенно блестел в свете люстры. Четверо склонились над ним, глядя, как неугомонно пляшет стрелка над выгравированными на меди морскими змеями и химерами.

– Испорчен? – спросил Ран.

– Или у Шульдиха под столом источник переменного магнитного поля, – совершенно серьезно сказал Кроуфорд.

– Нет у меня там ничего, кроме позавчерашних схем, – Шульдих поднял компас и отошел к окну. – Нет, он везде скачет.

– Странно, когда я его нашел, стрелка стояла ровно, – Рё пересел в кресло. – Правда, не на север. Кстати, примерно в сторону этого отеля и показывала. Я как раз сюда собирался ехать.

Шульдих ходил по комнате, глядя на стрелку, та монотонно крутилась.

– Значит, это волшебный компас, и показывает он желания людей, – скривился Ран. – Это поизящнее клубочка, за которым надо идти к цели.

– Ну-ка! – Шульдих стал в центре комнаты. – Я хочу знать, кто из нас больше всех хочет отсюда смыться, – и уставился на стрелку.

– И? – лениво спросил Рё полминуты спустя.

– Крутится, – Шульдих вручил ему компас, сам сел на подлокотник кресла. – Или не работает, или этот Инвернесс стал нам центром Вселенной.

– Всё может быть, – Рё погладил исцарапанное стекло. – Покажи мне, в какой стороне ближайший из тех, кто относится к пророчествам?

– Ух! – выдохнул Шульдих.

– Хм? – Ран, а следом и Кроуфорд подошли ближе.

Стрелка крутилась так быстро, что был виден лишь расплывчатый прозрачный круг.

– Нагрелся, – удивленно шепнул Рё. – Ну его, я пока не готов к таким опытам.

Он поставил компас на стол и начал собирать карты из кучи в колоду. Перебрал, рассматривая картинки, вгляделся в одну из карт.

– Кроуфорд, ты не прав, один джокер здесь есть. Черный. Гляди, – он поднял руку с зажатой меж пальцев картой. – Правда, на тебя похож?

– Джокер, «всё не то, чем кажется», – пропел Шульдих, посмотрел на карту и рассмеялся: – Он в черном и с моноклем. Кроуфорд, я тебе обещал, что тот имидж тебе еще аукнется!

– Ты так много говоришь, – покачал тот головой и, сняв очки, принялся их протирать кипенно-белым платком. – Ран…

– Да? – он посмотрел Кроуфорду в глаза.

Ни слова не прозвучало в ответ. Зрелище жуткое в своей естественности: двое переплелись взглядами и забыли обо всем. Шульдих понимал Рана, потому что и сам знал, каким завораживающе рассеянным становится выражение лица Кроуфорда без очков, как хочется очертить пальцем его скулы. Потом же, потом… Нет, стоп, чего хочет Ран? О чем думает Кроуфорд?

– Шульдих, не надо, – тяжело проронил Рё. – Не мешай.

Но тот фыркнул, громко, презрительно, и эти двое очнулись. Кроуфорд надел очки, Ран отвел глаза.

– Ты говорил, у тебя появилась еще одна версия, – нить беседы не потерялась.

– Да, – Фудзимия кивнул.

Он прошелся по комнате, покосился с ненавистью в окно, где золотые нити взрезали истекающие дождем тучи, и в середине сияющей паутины начала разгораться лиловая звезда.

– Я думаю, что подойдет объединение любых четверых, чтобы пророчество исполнилось. Четверых, подходящих под описание.

– Отлично! – воскликнул Шульдих. – В таком случае я быстро трактую «дружбе не нужна память, но памяти нужна дружба» как прямое указание вылечить Рё от амнезии. А сам ты пока придумай, что означает в таком случае «слияние четверых».

Он потянулся ладонью ко лбу Рё, тот вскочил и отошел к Рану, встал рядом, плечом к плечу.

– Оставь в покое мои мозги! На что тебе моя память? Можно подумать, я тебе что-то обещал, а потом не сдержал слова, – он нервничал не напоказ.

– Ты не обещал, а говорил, и не мне, а Рану. Впрочем, как хочешь, – Шульдих стёк в кресло. – Как, появились версии? Или попробуем подогнать под пророчество каких-нибудь актеров или политиков? Тот же Келли будет счастлив, я думаю, оказаться любовью, закованной в камень, как написано в ваших стихах.

Ран недобро оскалился, рассматривая Шульдиха с небывалым интересом.

– Ты не хуже меня понимаешь, что и мы подходим под пророчества, – проговорил он. – Например…

– Не надо! – вскинул Шульдих руку. – Я не хочу этого слышать. Ты не прав, Ран. Мы – не можем быть этими четверыми. Как – вместе?! Поэтому, – он поднялся с кресла, – раскладываем и читаем, что мне сегодня понаписали почтенные старцы со всех концов света.

Историки говорили о сектах, старинных традициях и относительно недавних обрядах. Получалось, будто на одних и тех же алтарях восхваляли сатану, насылали проклятия и призывали древних благих богов в помощь.

– Кто-то очень запутался в своих желаниях, – Шульдих перечитал пункты, записанные Кроуфордом на отдельном листе.

– Это нормально, – засмеялся Рё.

– Уволь, не надо подробностей, – отмахнулся Шульдих.

– Или они экономили алтари, – Ран смотрел на фотографию с одного из мест преступлений.

– В смысле, сначала проводили один обряд, потом другой и так далее, пока не понадобится кого-нибудь зарезать? Оригинально, – оценил Кроуфорд. – В твоей версии есть смысл. Может, там даже не одна секта, а несколько, и ходили они друг за другом.

– Например, чтобы своим обрядом перекрыть предыдущий, – кивнул Ран.

Шульдих выхватил у него из руки фотографию, потом взял со стола еще две.

– Или одна и та же секта пыталась маскировать цель своей деятельности, рисуя одни знаки поверх других, – предположил он.

– И для пущей дезинформации приносила человеческие жертвы, чтобы никто точно не угадал за их делами благих намерений, – завершил версию Рё. – Нам бы фантастику писать, – самокритично заключил он.

– Фантастику? – Ран покачал головой. – Зачем?

Он указал на улицу, где из золотых туч лился темно-красный дождь. Или это был свет той звезды, которая из лиловой стала пурпурной?

 

~ * ~

 

Через две недели, когда дожди из неожиданных проливных стали постоянными моросящими, а Рё и Ран начали сосредоточенно прочесывать школы и колледжи города с окрестностями в поисках обществ и кружков любителей истории, у Шульдиха выдался вечер, когда у него некому было собираться. После бессмысленного визита к Келли – тот не внял совету посетить психотерапевта – недолго думая, он позвонил Кроуфорду и предложил встретиться на нейтральной территории, в том же заведении, где они впервые собрались вчетвером.

В баре собралось полным-полно людей, еще надеющихся залить ужас перед небесными катаклизмами. Шульдих пришел заведомо раньше и медленно цедил виски, невидяще глядя в телевизор, где транслировались скачки, и внизу экрана бегущей строкой сообщали о небесных катаклизмах в мире. Он пытался понять, почему ему так хотелось увидеть Кроуфорда без остальных, в частности, отдельно от маячащего на краю зрения Рана. Как-то он высказал этот вопрос Рё, получив в ответ чрезвычайно удивленный взгляд и заливистый смех вкупе с похлопыванием по плечу. Потом тот пространно рассуждал о слепоте, зрячести, а напоследок заявил, что работать вместе с Раном ему на порядок приятнее, чем в одиночку. Шульдих только пожал плечами: Рё был влюбчив, и красивые люди легко западали ему в сердце. Сейчас он любовался и им, и Раном, завтра мог разглядеть что-то новое для себя в Кроуфорде. Мысли Рё были плавны, путаны, пронизаны образами, изящны, но забираться в них глубоко не хотелось, словно кто-то отсек это намерение напрочь.

– Привет, – Кроуфорд сел напротив, возникнув из темноты зала. – Какие успехи?

– Келли сходил к парикмахеру. Идея реконструкции Уркухарта пошла в прессу, так что в средствах тебя ограничивать не будут. А я наткнулся в сквере неподалеку на это, – Шульдих выложил на стол из кармана зажигалку, гальку, прозрачный пузырек с жидкостью и миниатюрную модель самолета. – Да, именно так наткнулся, как среди нас положено.

Кроуфорд снял очки и положил на стол. Потом поднял двумя пальцами самолет, оглядел со всех сторон. Пощелкал зажигалкой, понюхал жидкость в пузырьке, взвесил на ладони гальку.

– Поздравляю, Шульдих, с вступлением в наш клуб, – заключил он. – Столько всего полезного. Алтарь сфотографировал?

– Само собой, – он протянул телефон, на экран которого вывел фото. – Знать бы, на что нас закляли, – с неожиданной тоской добавил он. – Если Фудзимия прав…

– Пусть лучше будет прав Ран, чем ошибемся мы все, – Кроуфорд покачал головой и задумчиво добавил: – У него очень интересный взгляд на вещи: без пренебрежения явлениями, но и без бездумного следования им. Не думал, что он сумеет настолько повзрослеть. Жаль, что мы не встретились раньше.

Шульдих слушал его слова, цепенея. Впервые при нем Кроуфорд говорил о ком-то не из Шварц с искренней симпатией. От таких слов его неприятно царапало что-то внутри, не самолюбие, другое, чему Шульдих еще не подобрал название.

– Будущее покажет, – сказал он, вызвав у пророка улыбку.

Они заказали поесть, и в ожидании Шульдих говорил, что Келли оказался удивительно упрямым клиентом, и вывести его из нынешнего состояния можно только шоком, который в данном случае подействует значительно лучше телепатии. Кроуфорд предложил инсценировать поджог дома или принесение в жертву самого клиента. Шульдих, смеясь, сказал, что после таких мер Келли может стать заикой, и тогда его не спасет никакая предвыборная кампания.

Официантка всё задерживалась, и проголодавшийся Шульдих, подхватив трость, подошел к бармену узнать о судьбе их ужина. Тот, скалясь неестественно радостно, заверил, что умничка Мэри непременно всё принесет. Шульдих медленно пошел обратно к столику, услышал цокот каблучков официантки, обернулся и увидел маячившего за спиной девушки здорового мрачного парня с совершенно пустыми глазами.

«Кроуфорд, – окликнул телепат мысленно. – Здесь какой-то странный парень. Он не думает. Совсем».

Официантка подошла к столику, начала сгружать с подноса тарелки, Кроуфорд отодвинул блокнот, освобождая место… Шульдих замер, опираясь на трость: тот парень сунул руку за полу куртки в слишком знакомом движении.

«Брэд, сзади!»

Кроуфорд дернулся в сторону, медленно, слишком медленно. Прогремел выстрел, затем второй, третью пулю парень выпустил себе в голову и рухнул на пол. Раздался оглушительный женский визг – кричала официантка.

Шульдих отпихнул её в сторону, кинулся к Кроуфорду, ногу прострелило болью. Тот медленно поднимался с пола, зажимая плечо левой руки. Пальцы были в крови, рукав стремительно намокал. Шульдих заставил его разжать хватку, быстро содрал пиджак, не обращая внимания на болезненное шипение. Действовать, непременно надо было что-то делать, быстро-быстро, чтобы забить движением ослепительно ясный ужас, сжавший сердце.

Посетители орали, бармен, перекрикивая шум, звонил в полицию, живописуя события как перестрелку в особо крупных масштабах. На труп стрелявшего пробивались поглазеть, прихватив с собой кружку пива.

Их двоих никто даже не окликал, телепат обеспечил отсутствие интереса.

– Интересно, кто-нибудь догадался позвонить в больницу? – морщась, Кроуфорд смотрел, как Шульдих накладывает самодельный жгут из его рубашки, останавливая кровь. – Я без машины.

– Я тоже, – кровь течь перестала, можно было расслабиться. – Этот парень, – Шульдих кивнул в сторону трупа, – был похож на зомби. Извини, вырубить его было нереально.

– Зато орешь ты здорово, – Кроуфорд неловко пошевелил плечом. – Я не предвидел его выстрела. Знал, что сегодня попаду в больницу, но причину…

– Если ты встанешь прямо сейчас, то в больницу попадешь очень быстро, – Шульдих вскинул голову, над ними стоял Фудзимия. – Привет.

Пока Кроуфорд, опираясь о стол, поднимался, Шульдих нагнулся и поднял с пола его блокнот, который тот смахнул рукой, падая. На открытой странице чернели два профиля, нарисованные несколькими резкими штрихами, лицом друг к другу. Не узнать себя или того, кто смотрел сейчас на Кроуфорда тревожными глазами, было невозможно.

– Держи, – Шульдих запихнул блокнот в карман пиджака Кроуфорда, который Фудзимия как раз накинул ему на плечи. – Как ты тут оказался? Вы же собирались ездить до ночи.

– Собирались, – не отрицал Ран. – Когда мы ехали из Элгина в Инверари, дорога вильнула, нас тряхнуло, и мы оказались на въезде в Инвернесс, о чем нас известил дорожный указатель.

Он ступал рядом с Кроуфордом, настороженно поглядывая на него. Шульдих пошел впереди – он уже приспособился передвигаться с помощью трости довольно быстро – и в дверях столкнулся с Рё.

– Привет. Вы тут кутите? – улыбнулся он.

– Только закончили. Мы в больницу. Отвезешь? – Шульдих указал на Кроуфорда.

– Да, конечно, – посерьезнел Рё. – Что случилось?

– Его подстрелил какой-то псих, который потом самоубился, – Шульдих шел к машине, старательно убеждая себя, что Ран возле Кроуфорда – это хорошо, потому что напарник легко слабел от потери крови, а натечь за те несколько минут успело изрядно. – Чем ждать полицию здесь, легче сразу поехать в больницу, там и рану зашьют, и полиция подъедет, возьмет показания.

– Вас и на день нельзя оставить одних! – Рё опять улыбался, пусть и через силу. – То ты под машину прыгаешь, то Кроуфорд под пулю.

– Такие уж мы непоседы, – Шульдих подождал, пока он отключит сигнализацию, и открыл заднюю дверь. – Садись, подстреленный.

Ран перестал тенью маячить у плеча Кроуфорда, устроился впереди и до самой больницы молчал, не оборачивался, его прямая напряженная спина действовала Шульдиху на нервы.

– Что вы нашли в Элгине? – спросил он, когда Кроуфорда забрали на осмотр.

Они стояли в коридоре, пройти чуть дальше, чтобы присесть, не пришло в голову.

– Клуб поклонников кельтов и общество реконструкторов, помешанных на тамплиерах, – ответил Рё. – В первом заправляет дама, миссис Форест, мы с ней поговорили. Производит впечатление разумного человека, пока дело не доходит до кельтской мифологии.

– Что, припадки начинаются? – хмыкнул Шульдих.

– Нет. Схватила нас за руки, начала говорить о реинкарнации, что с её помощью мы сможем увидеть все свои прошлые жизни, – ответил Ран. – Говорила, что проведет над нами обряд, и мы познаем сокрытое тьмой веков.

– И вы не согласились? – Шульдих делано удивился. – Такой шанс!

– Не успели, – засмеялся Рё. – Пришли её дочь с зятем, женщина увела мать ужинать, а мужчина – между прочим, профессор истории – извинился за миссис Форест и пригласил на свою лекцию об отправлении религиозных обрядов кельтами Британии.

– О кельтах, кстати, нам писали. Какой-то доктор истории из Эдинбурга. У них было возможным приносить человеческие жертвы при угрозе стране.

– Да, но символы не совпадали, – напомнил Рё.

Шульдих молча кивнул. Расследование постепенно заходило в тупик, сумасшествие окружающих из-за регулярного светопреставления усугубляло ситуацию, СМИ только подливали масла в огонь всеобщей паники. Их четверка казалась ему столпами порядка в наступающем хаосе – совсем не том хаосе, который Шварц когда-то ставили своей целью. Кроуфорду то и дело звонили из Нью-Йорка, предлагая свернуть работу. Рё, когда ему последний раз звонил шеф, чуть не разорался в трубку. Рана пытался отозвать Криптон, но был сбит с толку логичным вопросом: «Почему?» Сам Шульдих сразу сообщил в компанию, что не собирается травмировать ногу еще больше, а там небо пусть падает на землю.

Кстати, нога. Шульдих поморщился и пошел, опираясь на трость, к скамейкам. Рё и Ран молча двинулись следом.

– Тебе идет трость, – проговорил Рё. – Очень стильно. Кроуфорд сделал отличный подарок.

– Как всегда, – отозвался Шульдих. – Или делает хорошо, или не делает вовсе. Большинство провидцев такие, если силы и ума хватает, – не говорить же им, что Брэд – его самый близкий человек, о котором вспоминаешь в первую очередь в самые счастливые или черные дни.

Мимо прошли двое полицейских и направились к кабинету, где осматривали Кроуфорда. Значит, показания возьмут уже сегодня.

– Вы не рассказали про любителей тамплиеров, – напомнил Шульдих.

– Да, – спохватился Рё. – Ран, что ты там записывал?

Фудзимия полез в карман за блокнотом, но первой вынул книгу с пророчеством, которую Шульдих начал машинально перелистывать.

– В общем, среди них есть две группы: первая занята исторической реконструкцией, вторая стремится проникнуться философией ордена. Если учесть, что историю ордена переписывали церковники, а потом и тайные последователи тамплиеров, сведения у этих ребят самые противоречивые, – Рё хмыкнул. – Половина хочет проводить возвышенные обряды, половина – завершать обряды оргиями. Сексуальными, не кровавыми. Может, кровавые тоже кому-то нужны, но они постеснялись нам признаться.

– Это уже интересно, – Шульдих устроил трость между колен и уперся подбородком в набалдашник. – И как успешно они воплощают свои желания?

– Они пока находятся на стадии переговоров, – Ран отобрал у Шульдиха книжечку и сунул обратно в карман. – Напоследок вот тебе любопытная подробность: мистер Келли – давний знакомец миссис Форест. Они периодически общаются и, по словам её зятя, профессора Нейсмита, иногда куда-то ездят с членами клуба. Не то в Грампианские горы, не то еще куда.

Ран замолчал. Шульдих уткнулся лбом в лежащие на трости ладони, задумавшись. В тишине легонько скрипнула дверь, из кабинета вышли Кроуфорд, врач и полисмены.

– Всё в порядке? – встрепенулся Рё.

– В лучшем виде, – ответ врача опередил Кроуфорда. – Как я могу позволить, чтобы человек, от которого зависит исполнение мечты мистера Келли, остался без руки?

– Мистер Скотт приятельствует с мистером Келли, – кивнул Кроуфорд. – Спасибо вам. Господа, вы собирались взять показания у моего друга.

Шульдих медленно поднялся, кивнул полисменам.

– Нет-нет, мистер Мёбиус – мой пациент, он еще не совсем оправился, так что прошу вас его лишний раз не тревожить. Вы же сможете с ним поговорить здесь?

Садясь на прежнее место, Шульдих краем глаза заметил, как успокаивающе улыбнулся Кроуфорд Фудзимие, когда они втроем с Рё пошли в сторону регистратуры.

– Я в вашем распоряжении, – обратился он к полицейским. – Что вас интересует?

~ * ~

Четыре времени года: лето

 

Будильник на семь утра, зарядка, душ, завтрак – так Ран проводил утро уже третью неделю. Обычно к чаю подходил Рё, и уже вдвоем они отправлялись опрашивать свидетелей, следить за окрестностями и поддерживать дружественные отношения с полицией.

– Ран, обещанные Кроуфорду топографические аномалии в разгаре, – радостно сообщил Рё нынешним утром, без стука входя в комнату. – Я выбрался из своего номера сегодня только с третьей попытки. Точнее, мне пришлось вылезти в окно, потому что, сколько я ни открывал дверь, за ней была стена.

– Какой у тебя этаж? – спросил Ран, наливая ему чай и делясь бутербродами.

– Второй, а что? Ты за меня беспокоишься? – Рё уселся напротив, закинул ногу на ногу и кокетливо подмигнул.

– Раз второй, заедем в магазин, купим тебе стремянку.

– А если бы был, например, пятый?

– Угнали бы пожарную машину, – невозмутимо ответил Ран. – Ешь быстрей, мы собирались поехать в Инверари, раз вчера не вышло.

– Ага, я помню. Ты сегодня к озеру собираешься? – Рё намазывал булочку джемом, немилосердно ободрав с неё кунжут.

– Конечно. Дело делом, а хобби – это святое, – строго заметил Ран.

– Так ведь Кроуфорда сегодня там, скорее всего, не будет, – прищурился Рё. – Он собирался сначала к врачу на перевязку, потом в Эдинбург.

– Значит, никто не будет меня отвлекать от фотоохоты, – Ран скрыл улыбку за чашкой.

Рё был исключительным провокатором. Подзуживал, подначивал, беседы с ним напоминали игру «”да” и “нет” не говорить». В нем так ясно проявились те черты, которые любил Ран в Ёдзи, что амнезия его воспринималась почти как благо. Способность смеяться над ситуацией, собой, другими, неизменное умение найти в любых обстоятельствах что-то положительное и поднять настроение парой фраз. Кому-то другому его шутки могли бы показаться слишком обидными, однако Ран искренне наслаждался каждой беседой, даже если Рё начинал двусмысленно ухмыляться и поминать Кроуфорда.

– Всё, пошли!

– Тогда иди, я быстро, – Ран собрал посуду, проверил, не прислала ли сестра письмо по электронной почте и, схватив фотоаппарат и куртку, вышел за дверь.

Нужно было пройти коридор, повернуть на лестницу и спуститься на первый этаж. Двери на этаже не отличались друг от друга. Ран, когда машинально насчитал на три больше, чем их должно было быть, остановился. Коридор не заканчивался. Он пошел быстрее, потом сорвался на бег. Двери мелькали мимо, ковровая дорожка начала казаться беговой, стена впереди потерялась в темноте. Ран остановился, оглянулся. В коридоре он был один. Темнота спереди подступала гибкими щупальцами, остро напомнив дом ведьмы, куда он пришел когда-то следом за Кроуфордом.

Ран забарабанил в ближайшую дверь, никто не открыл. Тьма подползала всё ближе, и он начал медленно отступать к своему номеру спиной вперед. Вынул из кармана ключи, ощупью попытался открыть дверь. Дернул раз, другой – ключ не проворачивался. Чернильная, густая темнота обвивалась вокруг щиколоток. Несколько раз медленно вдохнув-выдохнув, Ран вытащил ключ и с открытыми глазами шагнул в черноту.

Следующим ощущением стало столкновение лбом с чем-то твердым, глаза резанул свет.

– Эй! Смотри куда идешь! – раздался голос Рё, потирающего нос. – Если сломаешь, будешь сам свидетельниц опрашивать. А без моего сокрушительного обаяния ты потерпишь крах!

– Главное, чтоб мне не пришлось тебе клеить девушек, – Ран пытался проморгаться, перед глазами плыли круги. – Я сейчас тоже еле вышел.

– Что такое? – Рё настороженно обернулся.

– Коридор исчез. Вместо него – непроглядная темнота, – Ран отодвинул его в сторону и открыл дверцу машины. – Я хотел вылезти в окно, но замок заклинило. Пришлось идти так, в темноту. Кстати, сократил путь: в тебя я врезался на пятом шаге.

Он сел на место водителя и захлопнул дверцу, Рё, жалуясь на везение Рана, плюхнулся рядом.

– Интересно, как Шульдих с Кроуфордом развлекаются?

– А ты позвони, – посоветовал Ран, выруливая на дорогу. – До Инверари два часа езды, успеешь наговориться.

– Ты ничего не понимаешь в долгих телефонных разговорах, – заявил Рё, набирая на мобильном номер.

На третьем губке трубку взяли, и Ран узнал голос Шульдиха.

– Привет! – Рё заулыбался. – Как проводишь утро? Мы с Раном уже успели развлечься.

В ответ раздалось мрачное бурчание.

– Да что ты говоришь? Я не понимаю, что тебе не нравится: утро, ты и красивая женщина, вместе в душе… По-моему, всё идеально. Как, ты не носишь с собой в ванну ключи от номера? И Кроуфорд по утрам не любит взламывать двери? Какой капризный, никогда бы не подумал. С ним, кстати, всё в порядке? Да-да, тут рядом интересуются, – Рё пожал плечами в ответ на выразительно приподнятые брови Рана. – Предвидел? Так неинтересно. Да, я тебе сочувствую, ты с ним дольше нашего общаешься. Счастливо, до вечера. Кроуфорду привет.

– Все живы, – сообщил Рё и замолчал.

Включил радио и, прикрыв глаза, сполз ниже на сиденье, широко зевнул.

– Приедем – разбуди.

– Хорошо, – эта способность спать в любых условиях осталась у Рё с прежних времен; порой приходилось делать серьезное усилие, чтобы не назвать этого человека Ёдзи.

Минут десять по радио играло что-то ненавязчивое, потом начался экстренный выпуск новостей. Диктор со вполне искренним ужасом в голосе сообщал, что по всему миру люди начали пропадать в собственных домах, а потом появляться в сотне метров снаружи, что самолеты вынуждены десятками кружить над аэродромами, потому что прилетали задолго до расчетного времени. Специальные корреспонденты рассказывали подробности о чудом не врезавшихся лоб в лоб поездах, о выныривающих из неоткуда на встречную автомобилях. Апофеозом выпуска стало интервью с юношей, опоздавшим на поезд. С горя он решил пойти домой выспаться, но, переступив порог квартиры, оказался точно там, куда собирался ехать.

 Рё проснулся, поморщился и приглушил звук.

– И что паникуют? Подумаешь, расстояния изменяются. Приспособимся.

– Ты уверен, что хочешь услышать мой ответ? – покосился на него Ран. – Я могу высказаться на тему.

– Нет-нет, это я ошибся, не грузи меня, – Рё замахал руками. – Скажи, может, съездим сегодня еще и в Абердин? Сорок минут, и мы пообщаемся с тем детективом, что работал на Келли, а потом уехал без объяснений.

– Давай, – согласился Ран. – Потом завезу тебя обратно в Инвернесс и поеду на озеро.

– Вы настоящие романтики, – заявил Рё и опять закрыл глаза. – Гулять в такой дождь…

Отвечать было не обязательно. В первый же день совместных разъездов Ран понял, что Рё способен разглядеть жгучий роман между рыбаком из Индонезии и пожилой учительницей из Рио-де-Жанейро, которая увидела его первый и единственный раз по телевизору. Пол, возраст, социальный статус – всё меркло перед его горячей убежденностью, что любви покорны все. Где-то с неделю Рё строил версии развития отношений между Шульдихом и Кроуфордом, большинство из которых были невероятно трагичны. Ран давился смехом, задавал уточняющие вопросы и обещал всё рассказать героям драмы. Позже, когда Шульдих получил травму, акценты сместились. Рё начал туманно намекать на регулярные встречи Кроуфорда и Рана у романтично заливаемых проливным дождем развалин. Шульдих же, по его словам, обязан был разрываться между спасителем, лечащим врачом и девушкой-администратором своего отеля.

Его измышления веселили и не пересекались с раздумьями самого Рана, который начал слишком много рассуждать о людях и привязанностях. О несомненной дружбе с Рё, о симпатии к такому раздражающему Шульдиху. И о Кроуфорде, который был близко, который казался с каждым днем интереснее и притягательнее, красивее. Сколько раз Ран ловил у своего отражения радостную улыбку, сияющие глаза после встречи с ним? Не сосчитать. Он, упорствуя, днем называл это дружбой, к ночи забывал слова и наслаждался учащенным биением сердца. Любить, влюбляться? Наверное, можно, надо только разобраться в себе. Ран шел против доводов разума и считал, что на это время у него еще есть.

 

~ * ~

 

– Я испугался. У меня есть семья. Одному проще быть смелым.

Они сидели в дешевом прокуренном пабе напротив мистера Гардена, детектива, и молча его слушали. Он говорил, что мистер Келли нанял его по совету друга, и дело было интересным, в полиции – полно связей, в средствах – никаких ограничений.

– Меня оглушили, когда же я пришел в себя, то увидел в первую очередь камень с лежащей на нем женщиной. Её даже не держали – каждой жертве вкалывали наркотик, вы знаете. Она смотрела в небо и что-то тихо шептала, плакала. Меня привязали, сунули кляп в рот. Я мог бы не смотреть, но смотрел. Ради этой женщины. Чтобы она умерла не одна. Глупо, верно? – Гарден глубоко затянулся. – Потом ко мне подошел один из сектантов – они все были одинаковые, в черных балахонах – и прошептал, что мои близкие тоже прекрасно будут смотреться на таком камне. Я уехал в тот же день. Их невозможно поймать, они слишком разумны. Это не фанатики, у них есть определенная цель.

– Какая же? – Рё смотрел тяжело, не моргая.

– Приближение Апокалипсиса.

Ран задумчиво черкал в блокноте. Рё махнул официантке, прося еще пива.

– Не верите? – глухо спросил Гарден. – Да посмотрите на небо! Послушайте, что творится вокруг! Мир уже на грани.

– Мы? – переспросил Ран. – Мы – верим. И небо тут совершенно ни при чем.

– Вы что-то знаете… – прошептал Гарден, он подался вперед, глаза его горели. – Что?!

– Что конец света успешно приближается, – Ран жестко и прямо смотрел на него. – Если вы нам подробно расскажете, что видели, слышали, чувствовали на том жертвоприношении, мы, возможно, сможем помешать этим людям.

Гарден поёжился.

– Хорошо, – неуверенно сказал он, – давайте… давайте я всё запишу и пришлю вам по электронной почте.

– Нет, – Рё сел прямее, подвинувшись так, чтобы закрыть собой часть прохода между столами.

– Что – нет? – вздрогнул Гарден.

– Вы расскажете всё сейчас. Или запишете ему, – он кивнул на Рана, – в блокнот. Мы никуда не торопимся. И вам не советуем. Иначе, по законам жанра, которые последнее время слишком часто подтверждаются, вы не доживете до завтрашнего утра.

– Давайте свой блокнот, – Гарден криво улыбнулся. – Вы очень необычные японцы. Убедительные и прямолинейные.

– Гордость нации, – Рё достал из нагрудного кармана ручку и протянул ему. – Пишите.

Бывший детектив задумался над чистым листом. Ран и Рё откинулись на спинки стульев, прикрыли глаза, создавая этому человеку иллюзию свободы воли. Пусть пишет. Ран не знал, на что пошел бы Рё, но сам он был готов получить нужную информацию силой. Его подталкивало не отчаянье, а уходящее время. Последняя смерть на алтаре случилась слишком давно, скоро трагедия неминуемо повторится, а у них даже нет зацепок, не найдена система. Также остались неопознанными те, кто пытался сбить Шульдиха и стрелял в Кроуфорда. Что до полиции, то надеяться на неё не получалось.

У него в кармане завибрировал телефон, звонил Кроуфорд.

– Здравствуй. У нас новости, Ран.

– Здравствуй. Плохие?

– Само собой. Они принесли еще одну жертву прошлой ночью. На том алтаре, который нам показывал Рё, – голос Кроуфорда звучал с выражением глухой досады.

Да, его не смерть обеспокоила, а собственное бессилие; не приемлет проигрышей.

– Фотографии?

– Скоро будут. Кроме того, мистер Келли договорился, что вас пропустят к месту преступления, когда там все осмотрят. Сегодня вечером можете туда ехать, как раз снимут оцепление, и любопытствующие не успеют всё затоптать, – Кроуфорд помолчал и добавил менее сухо: – До завтра, Ран.

– До завтра, Кроуфорд.

Он положил телефон перед собой и долго смотрел на него, даже когда погас экран. Они допустили новую жертву. Исколесили всю округу, опросили уйму человек, им помогали телепат и пророк, – и не справились.

– Ран, что он сказал? – Рё развернул его к себе за плечо. – Что произошло?

– Еще одно жертвоприношение. На том другом алтаре, что ты нашел в самом начале расследования. Вечером мы можем осмотреть место перед снятием оцепления, мистер Келли договорился с полицией.

– Опять? – Гарден поднял глаза от блокнота, его затрясло. – Опять?! Да черт с ним со всем, какая разница, когда помирать, десять лет раньше, десять позже, лучше так, чем жить и чувствовать себя сволочью, – горячечно зашептал он и быстро застрочил на чистом листе. – Всё напишу, хрен с тем, что связи нет, ничего, курочка по зернышку, жена простит, да и куда ей деваться, пойдем сегодня смотреть этот регулярный фейерверк, будет у нас ночь признаний…

Он говорил всё быстрее, ручка почти рвала бумагу от сильного нажима, Гарден грыз губы, без спроса выпил до дна пиво Рё и застрочил с удвоенной силой.

– Пойду продышусь, – Ран поднялся. – Здесь слишком накурено.

– Гуляй, – хмыкнул Рё. – Я с ним посижу.

На улице лил осточертевший дождь, в сером небе чернели кресты. Ран набросил капюшон и зябко передернул плечами, поглубже засовывая руки в карманы куртки. Людей на улице было мало, редкие прохожие проскальзывали мимо, шаги их были чуть слышны, все фигуры – черные и серые, обязательный зонт и тяжелые ботинки.

– Фудзимия? – окликнули справа.

Ран покосился в ту сторону, увидел такого же черного человека, правда, без зонта, в кожаной куртке, коротко стриженого, с совершенно незапоминающимся лицом.

– Фудзимия Ран? – повторил он.

– Вы обознались. Моя фамилия Фудзимото, – он начал медленно отступать от дверей паба.

– Врешь.

Продолжая пятиться, Ран нащупал в кармане складной нож.

– Японцы кажутся большинству европейцев одинаковыми. Вы ошиблись.

– Ты совсем другой. Тебя просто узнать, если закрыть глаза, – по-волчьи ухмыльнулся человек и перестал быть черным: глаза начали наливаться кровью, рот стал красным пятном. – Тебе не надо было рождаться здесь.

Ран ожидал выстрела, поэтому успел шатнуться в сторону. До перекрестков было далеко, бежать, петляя, не имело смысла. Выстрелы из пистолета с глушителем нескоро привлекут внимание, тем более что улица опустела. Следующая пуля чиркнула по рукаву куртки. Ран кинулся к убийце, в последний момент увернулся от очередного выстрела, припал к земле и снизу вверх метнул нож ему в плечо. Тот заорал, выронил пистолет, который Ран тут же отбросил ногой подальше.

– Зачем нужна моя смерть? – прошипел он, прикладывая мужчину затылком о стену. – Зачем и кому?

– Ты сам всё знаешь, а нет – спроси друга, он точно всё помнит, – прохрипел тот.

– Ран, у тебя есть информированные друзья? – как рядом оказался Рё, он не заметил. – Что ж ты в него так вцепился?

– Он очень хотел меня убить.

– О, а вот и друг пришел… Где еще двое? Всё из-за вас, слышите, всё! – мужчина не вырывался, только глядел с лютой ненавистью. – Зачем вы родились здесь? Почему мы должны умирать?!

Он орал, ярость его слов была непонятна, как и их смысл. В воздухе висел раздражающий запах пороха.

– Да объясни же ты! – тряхнул его Ран.

– Пошел ты! – выдохнул тот. – Я бы вас проклял, да сильнее чем есть, уже не получится. Надеюсь, вы тоже сдохнете после нас.

Глаза его неестественно расширились, он коротко вскрикнул и обмяк в захвате. Ран осторожно отпустил мужчину, тот кулем упал на землю. Рё наклонился, пощупал пульс на шее.

– Мертв, – он пошарил по карманам. – Документов нет.

– Значит, такой же. Ты понял, о чем он говорил?

– Нет, – Рё покачал головой. – Только, что мы и, скорее всего, Шульдих с Кроуфордом, виноваты во всем только потому, что родились. Странно, что он не решил высказывать претензии акушерам, принимавшим роды у наших матерей.

Ран подобрал нож, поднял и вытер о полу куртки пистолет. Огляделся – улица по-прежнему была пуста. Один её конец заканчивался тупиком, другой терялся в мороси дождя. Омытые серым дома нависали над дорогой и, трех– и четырехэтажные, казались громадными, грозились опрокинуться на прохожих и навсегда сделать их своей частью.

– Поехали-ка отсюда, – сказал он. – Гарден всё написал?

– Сказал, что всё, – Рё подошел к машине. – Я просмотрел по диагонали, писал он по делу. Остался в пабе заливать пивом нежеланную откровенность.

– Отлично, – Ран сел, завел мотор и жестом попросил Рё поторопиться. – Поехали отсюда. Нас никто не видел, а этот парень не стоит общения с полицией.

Ехали в молчании, радио не включали. Рё начал было что-то насвистывать, но потом затих. Ран знал, что они возвращаются той же дорогой, по которой приехали в Абердин. Если бы не чуточку другой пейзаж, если бы не другие, высокие и заснеженные, горы на горизонте, если бы не пустая дорога…

– Ран, – окликнул его Рё. – Мне кажется, мы заблудились.

– Я уверен, что тебе не кажется. Это другое место, – Ран поехал быстрее.

– Смотри, там, впереди… – Рё подался к лобовому стеклу, почти приник к нему носом.

Над горами вставало зарево пожара. Так не могли гореть леса или взрываться бомбы, горела земля, отдавая себя в пепел и пламя. Пожар разгорался невероятно быстро, клубы дыма сносило с гор вниз, на дорогу, понятие расстояния исчезало, далекое стало близким вмиг, они мчались в дым и огонь.

– Поворачивай, – Рё не мог оторваться от необычного зрелища.

– Нет.

– Мы сгорим! – выдох, ни капли страха.

– Нет!

Они рванулись вперед, Ран мельком взглянул в зеркало и поразился собственному голодному азарту. Форд взрезал клубы дыма и утонул в них, окружающее серое ничто поглотило звуки и краски, не было пожара, ничего не было, лишь мутные, неясные образы пытались сложиться, но тотчас исчезали, не успев быть узнанными.

– Что это? – заворожено прошептал Рё.

– Какая разница? – воскликнул Ран, не скрывая веселье. – Где еще ты такое увидишь, а? Где?!

Он жадно глотал дым, неестественно медленно вплывающий в окно. Пахло горечью, но не сухой, а влажной, словно бы развели костер среди свежескошенной травы. Почудилось, что солнце пробивается сквозь туман и раскрашивает его мягкими теплыми оттенками. Вот бы пробыть здесь до цветения вереска, чтобы уйти бродить по холмам, столкнуться там с Кроуфордом и дышать вместе медвяной горечью… Быстрее же, быстрее!

– Ты самый потрясающий сумасшедший, – вот, и в голосе Рё появился такой же азарт. – Ну-ка…

Он включил радио, не обратил внимания на шипение там, где обычно была самая четкая волна, покрутил ручку настройки, и на них обрушилось холодное неистовство скрипок.

– Почему не басы?

– Поищи ещё, – рассмеялся Ран.

Скрипки сменило фортепиано, потом вступили тонкие голоса флейт, затем вновь вернулись скрипки, Рё судорожно вертел настройку, будто от музыкально сопровождения зависело, как скоро они выберутся из этого плотного тумана – и выберутся ли вообще.

Сквозь музыку Ран с трудом расслышал звон своего телефона. Достал его, шлепнул Рё по руке и убавил громкость.

– У нас что-то новое, Кроуфорд? – спокойно спросил он.

– Нет, к счастью. Я раньше предполагаемого вернулся из Эдинбурга, так что тоже подъеду к месту последнего жертвоприношения.

– Мы попали в аномалию. Не знаю, когда выберемся, можем опоздать, – какая ирония, звучало, будто они с Рё застряли в пробке.

– Ничего. Я подожду тебя, Ран, – по голосу казалось, что Кроуфорд улыбается. – В смысле, мы с Шульдихом дождемся вас обоих.

– Хорошо. До встречи, – он положил телефон в бардачок и улыбнулся.

Оговорка Кроуфорда вызвала жгучий восторг. Захотелось его увидеть как можно скорее, Ран совсем немного прибавил скорости и приоткрыл окно: дождя в этом тумане не было.

– С таким лицом люди ходят на свидания, – Рё сделал радио погромче.

– Ездят, – поправил Ран. – Не завидуй.

– Вот еще! – воскликнул Рё.

Они переглянулись, рассмеялись и в этот же момент выехали на дорогу. За ними несся звук скрипок из клочьев тумана. Мимо промелькнул знак ограничения скорости, а затем – указатель, что до замка Уркухарт осталось 65 миль.

– Мы успеем точно к назначенному времени, – с удовольствием заметил Ран.

 

~ * ~

 

– Привет, Ая! – Ран отошел подальше, чтобы поговорить с сестрой. – Как ты?

– Привет, брат! Я хорошо, по тебе скучаю. Я послала тебе длинное письмо, и только попробуй сказать, что читать его будешь завтра!

– Ни в коем случае. Сегодня же, как только вернусь к себе, – Ран обернулся, увидел, как Рё, активно жестикулируя, рассказывает что-то, Кроуфорд оглядывается на Рана, а Шульдих качает головой. – Если ты столкнешься с чем-то странным, например, не сможешь выйти из дома или неожиданно окажешься в темноте, не пугайся, это ненормально, но не опасно. И друзьям своим передай, чтобы не паниковали.

– Хорошо, брат, – она засмеялась. – Я сегодня уже ходила в магазин, выбираясь из окна. Это даже весело. Ты лучше скажи, почему у тебя такой голос счастливый? Случилось что-то хорошее?

Ран посмотрел в сторону камня, с которого дождь еще не смыл всю кровь, затем на разговаривающих друзей-врагов. Этот душевный подъем и есть признак полной жизни?

– Всё по-разному, Ая. Когда пойму, расскажу тебе. До свидания.

– Пока!

Он убрал телефон в карман и подошел ближе к алтарю.

– Это вы от мистера Келли? – окликнул его полисмен. – Хорошо, что раньше не пришли, репортеры убрались только час назад. Зовите своих, мы уже уезжаем.

– Да, мы от него, – Ран кивнул и жестом позвал остальных. – Спасибо, что пошли навстречу.

– Не за что, – отмахнулся полисмен.

– Они закончили? – поинтересовался Кроуфорд.

– Да, можем подойти посмотреть.

– Отлично! – Рё вооружился фотоаппаратом.

Возле алтаря перьев – они оказались голубиными – не было и в помине. Залитый кровью и воском гранит производил исключительно зловещее впечатление. На боках и поверх камня были начертаны черные символы, между них виднелись красные и синие.

– Поганое место, – поежился Шульдих. – Здесь еще остался страх.

– Погоди, – прошептал Кроуфорд, приглядываясь.

Он наклонился, почти носом касаясь алтаря, проследил пальцем некоторые знаки и громко присвистнул.

– Что? – встрепенулся Ран.

– Вы оба помните, что тут и как было нарисовано раньше? – глаза Кроуфорда горели азартом, придавая ему опасную хищную привлекательность. – Тогда смотрите! Рё, фотографируй, потом сравним, правильно ли я помню. Вот эти знаки, первый, второй, третий и так далее, вон там еще группа – они не новые, а обведенные старые. И, заметьте, обведенные разными цветами. Понимаете, что это значит?!

– Что эти сатанисты маскируются под тех, кто был здесь раньше. Или проводят сначала предварительный обряд, а затем уже приносят в жертву человека, – Рану пришло в голову стразу две версии. – В любом случае, если мы найдем алтарь, похожий на этот, где не проводили человеческого жертвоприношения, у нас появится шанс.

– Что может быть прекраснее круглосуточного дежурства неизвестно где? – риторически вопросил Шульдих.

– Ничего, тебя, как инвалида, мы будем развлекать регулярными телефонными звонками, – пообещал Рё, за что получил тростью по заднице. – Эй! Кроуфорд, ты зачем его вооружил?

– Чтобы ты фотографировал быстрее. Завтра все, кто может – то есть, кроме Шульдиха – едут в белый свет искать подходящие камни. По эту сторону озера, по ту…

– И на дне, – добавил Ран.

Кроуфорд посмотрел на него поверх очков.

– Это – исключительно на добровольной основе, – сказал он, понизив голос.

 

~ * ~

 

На следующее утро Ран проснулся от криков, звона и запаха гари. Резко вскочил на ноги, заозирался: из-под двери стлался дым. Он быстро натянул джинсы и толстовку, обулся, живо покидал в сумку свои немногочисленные пожитки. Накинув куртку, он распахнул окно, кинул вещи на кусты под окном, уцепился за карниз и осторожно спрыгнул вниз. Земля ударила по ногам, Ран мельком порадовался, что жил невысоко. Подхватив сумку, он отошел от хостела. Вход в здание полыхал, люди прыгали из окон, что в двухэтажном доме было относительно безопасно. Ран внимательно смотрел вокруг: возможно, кому-то могла понадобиться помощь, пожарные ещё были в дороге.

Рядом охал администратор, держась за голову. Он что-то бормотал, и слышно было только его самообвинения в умственной неполноценности.

– Что произошло? Почему пожар? – Ран потряс его за плечо.

Администратор вздрогнул и посмотрел на него полубезумными глазами.

– Да я, я идиот! – воскликнул он. – Это я!

– Вы подожгли хостел?

– Нет, я его впустил, да еще с ним разговаривал! Идиот, олух царя небесного, дегенерат! – администратор опять схватился за голову.

– Да скажите вы по-человечески, что вы сделали? – встряхнул его Ран за плечи.

– Пришел парень, спросил, можно ли подождать, к нему, мол, скоро спустятся. Он был с канистрой в руках, а я, идиот…

– Это мы уже поняли, дальше что?

– Потом мне кто-то позвонил с не определившегося номера, слышно было плохо, и я отошел к лестнице, где сеть ловит лучше. А этот тип в два счета облился бензином, расплескал его вокруг и поджег! И орал, что спасает мир от вечного проклятия. Идиот, анацефал…

Оставив администратора предаваться угрызениям совести, Ран подхватил сумку и пошел к парковке. Можно было заехать в кафе, перекусить и отправиться на поиски алтаря. Только сейчас Ран догадался посмотреть на время. Половина седьмого утра. Что ж, кто рано встает…

Неплохое круглосуточное кафе ему как-то показал Рё на другом конце города, и Ран решил съездить туда. На дороге было пусто, и он ехал на предельно разрешенной скорости. Возле собора надо было повернуть, Ран хотел приостановиться, педаль легко провалилась, машина не останавливалась. Он выругался сквозь зубы, заглушил мотор и осторожно притормозил ручником, остановившись ровно под знаком, запрещающим парковку.

Дорожная полиция не заставила себя ждать и подоспела через пару минут, когда Ран вышел из машины и выбирал, кого разбудить, Кроуфорда или Рё, чтобы отбуксировать машину до проката.

Сержант полиции быстро понял объяснения Рана, предложил проверить тормоза в ближайшем пункте ремонта. Тот отказался, ссылаясь на то, что машину брал в прокат, и лучше будет туда же её и вернуть. Полисмен помог отбуксировать машину к бордюру и уехал, пожелав больше не попадать в такие ситуации.

Ран опять уставился на телефон, мучаясь выбором, когда он зазвонил в его руках.

– Доброе утро, – судя по голосу, Кроуфорд только что проснулся. – Ты собирался мне позвонить. Что случилось? – послышался душераздирающий зевок.

– И тебе доброе утро. Сначала сгорел мой хостел, теперь полетели тормоза у машины, и её надо отбуксировать в прокат.

– Ран, только семь утра, а ты уже столько успел сделать. Я восхищен. Ты у собора, верно? Жди, скоро буду.

 

~ * ~

 

Когда «форд» уже стоял в прокате, а Ран взял для разъездов «Фольксваген», Кроуфорд предложил где-нибудь позавтракать.

– Можем поехать в мой отель, я обычно бужу Шульдиха, и мы едим вместе. Хотя он с утра довольно занятен для непривычного человека.

– По-моему, он всегда занятный, – признался Ран.

– Проработай ты с ним восемь лет, привык бы. Едем?

Ран согласился и не пожалел: Шульдих с утра был действительно потрясающим зрелищем. Рыжая встрепанная грива торчала во все стороны, сомнамбулический взгляд искал кружку чая или кофе, траектория движения по номеру была слабопонятной. После завтрака Шульдих проснулся и удивленно посмотрел на Рана.

– Я что-то путаю, или ты жил не в нашем отеле? Или ты ночевал с Кроуфордом?

Ран молча покачал головой, пожалуй, слишком поспешно и судорожно.

– Нет, но разбудили меня видения о нём, – Кроуфорд медленно ел омлет, отламывая вилкой по небольшому кусочку. – У Рана сегодня неудачный день.

– Сгорел хостел, с машиной чуть не попал в аварию, – пояснил тот.

– Тогда к озеру не езжай, Несси съест, – высказался Шульдих. – Тебе не кажется, что тебя хотели убить?

– Да, но вас пытались всего по одному разу, – заметил Ран. – С чего мне такая честь?

– Вероятно, с их точки зрения ты им мешаешь больше, чем мы, – пожал плечами Шульдих, отбирая бутерброд у Кроуфорда, и добавил: – Я почти не уязвлен, что тебя предпочли нам.

– Ты мне тоже не нравишься, – с улыбкой кивнул Ран. – Могу тебе говорить это регулярно, для твоего спокойствия.

Шульдих довольно хохотнул, залпом допил чай и ушел в ванную. Кроуфорд тем временем аккуратно разрезал пополам булочку, намазал одну половинку джемом, другую – маслом, положил их перед Раном и, уткнувшись подбородком в скрещенные пальцы, посмотрел на него. Давиться под взглядом не получалось, и он с удовольствием съел предложенное, запивая чаем.

– Постарайся сегодня избегать людных мест. Очень безлюдных – тоже. Я не видел ничего конкретного, но твоей жизни угрожает серьезная опасность. Эти три попытки были неудачными, кто знает, что случится дальше? Прошу, поостерегись.

Он смотрел серьезно и прямо, с легкой тревогой, которая быстро передалась Рану и вызвала чувство приятной неловкости.

– Хорошо, Кроуфорд, я обещаю тебе быть осторожным, – он поднялся, кивнул. – До вечера.

– До свиданья, Ран. Да, если хочешь – зови меня Брэдом. Слухи, что распускает Шульдих о моей нелюбви к собственному имени, сильно преувеличены, – Кроуфорд подмигнул.

– Ясно. Пока, Брэд.

 

~ * ~

 

Сектора поисков разделили еще вчера, Рану досталась область к востоку от Лох-Несс, с одной стороны ограниченная озером, с другой – дорогой от Инвернесса, через Каррбридж, Ньютонмор и до Форт-Уильяма. Передвигаться предполагалось то на машине, то пешком, в дальнейших планах было исследовать Национальный парк Кэрнгормс. Искать алтарь на такой площади было подобно поиску иголки в стоге сена, все четверо это прекрасно понимали, как и то, что лучшего варианта действий у них не было. Критиковать полицию они перестали пару недель назад. Рё на следующий день собирался съездить с Шульдихом в Элгин и порасспрашивать соседей тех самых увлеченных тамплиерами и кельтами людей, где те были вечером перед и как вели себя утром после ночи, когда было совершено жертвоприношение.

Факт, групп, связанных с алтарями, было минимум две. Рану не казалась логичной версия, что «сатанисты» сначала готовили алтарь, а уже потом приносили на нем настоящую жертву. Если сопоставлять эти факты со словами Гардена и вчерашнего несостоявшегося убийцы, можно было предположить, что одни люди пытались предотвратить конец света мирным путем, другие, соответственно, кровавым. Тогда первая группа отсылала их прямиком к кружку поклонников кельтов, вторые же и знали, и умели значительно больше фанатов тамплиеров и оставались неизвестными. Идея конца света прекрасно согласовывалась с пророчествами. Причем тут были они четверо, надо было еще выяснить, как считали Шульдих с Рё. Версия Рана, что они вполне подходят под предсказания, не вызывала у них энтузиазма.

Когда на седьмом часу прогулки-поездки Ран наткнулся на камень, усыпанный кругом перьями, он не поверил своим глазам. Первой мыслью было, что он обнаружил любимое место трапезы здешних кошек или усекновения голов курицам фермерами.

Перья были не белыми, а пестрыми, мелкими. Ими была покрыта не только земля у камня, но и сам камень. Ран аккуратно смахнул их и увидел знакомые символы. Чтобы не ошибиться, достал снимок. Так и оказалось, те же знаки, с небольшими изменениями. Ран сфотографировал камень, окрестности, записал координаты места из GPS-навигатора и, облокотившись на капот машины, разослал остальным троим сообщение об успешном исходе поиска. Так как ни разу жертвоприношения не следовали день за днем, можно было не начинать дежурство сегодня же, а поехать в Инвернесс, устроиться в месте попроще и оттуда доложить Криптону о последних успехах.

 

~ * ~

 

Рану удалось найти место в другом хостеле. Правда, на этот раз комната оказалась двухместной, и несчастный молодой сосед его слегка испугался. Ран поспешил сказать, что бывать намерен редко, кинул сумку под кровать и отправился перекусить.

До кафе он шел пешком, и пули, чиркающие об асфальт у ног, не настроили его на благодушный лад. Ран нырнул между домов и увидел, как мимо неторопливо проехала машина, стекло на задней дверце медленно поднялось, и внутрь втянулась рука с пистолетом. Было неясно, как настроен стрелявший. Перестанет ли он охотиться на Рана в общественном месте или начнет палить по всем подряд? Он прошел подворотнями до того кафе, где еще не был, написал Криптону, что работа осложняется и связаться нет возможности.

Поздний ленч был вполне удобоваримым, и Ран умиротворенно подумал, что Рё прав и в любой ситуации должно находить положительные моменты. По негласному распорядку через полчаса он должен был быть возле развалин, фотографировать озеро и ждать чудовище, вместо которого обычно являлся Кроуфорд.

К машине пришлось добираться тоже кружным путем. На этот раз Ран поставил её на платной стоянке, посчитав, что в таком случае ему не успеют ни испортить тормоза, ни подложить бомбу. «Фольксваген» мягко тронулся с места, тормоза работали, машина прекрасно слушалась руля, и он позволил себе слегка расслабиться.

Доехать до замка Ран мог в любом состоянии и даже с закрытыми глазами. Через полчаса он уже был на месте, остановился неподалеку от развалин, там, где уже была пара туристических автобусов. Сегодня он решил пойти к югу от замка, а не к северу, как обычно. Обменявшись учтивыми кивками со встретившимся по дороге смотрителем, Ран спустился к озеру и расчехлил фотокамеру.

Удалось сделать несколько удачных кадров до сумерек, потом он решил прогуляться дальше по берегу. Становилось всё темнее, этим вечером небо – вот странно! – было обычным, уже появлялись звезды, сиял серп убывающей луны. Он почти отвык от этого зрелища, забыл, насколько оно красиво. Ран запрокинул голову к небу. В следующий момент он почувствовал укол в шею, сознание помутилось, и последним, что он увидел, была метнувшаяся к нему тень.

 

~ * ~

 

Приходил в себя Ран медленно. Первым появилось чувство холода. Голова лежала на жестковатом, но теплом. Во рту стоял привкус ила. Он глубоко вдохнул и закашлялся, согнувшись, сзади за плечи его кто-то придержал.

– О, вот и пришёл в себя наш спящий красавец, – со стороны послышался голос Рё. – Ран, успокой меня, скажи, что у тебя нет привычки купаться, накачавшись снотворным. Я не переживу, если помешал твоему традиционному плаванию.

– Нет, – прохрипел он и закашлял еще сильнее. – Меня пытались утопить?

– Если с тобой не заигрывала Несси, то да, пытались, – сзади его держал Кроуфорд. – Ран, я просил тебя быть осторожней.

– Прости, не вышло, – он вздохнул. – Рё, это ты меня вытащил? Спасибо.

Тот пожал плечами и растворился в темноте. Он ходил рядом, не в поле зрения.

– Откачивали мы тебя вместе, – донеслось смешливое.

– Да? – Ран обернулся к Кроуфорду, тот всё ещё касался его плеч. – Спасибо. Брэд, – он наклонился ближе, – почему ты в таком виде?

На Кроуфорде были футболка с джинсами, насквозь мокрые и измазанные в грязи.

– Я работал у себя в номере, увидел, что с тобой происходит, рванулся на выход. Игры пространства бывают и на руку. Хорошо, ключ от номера у меня в кармане.

– Прямо подозрительно! – заметил бродящий вокруг Рё. – Ты представь, какой у меня был шок, когда этот тут в таком виде появился. Глаза горят…

На его слова не обратили внимания. Ран, склонив голову на бок, смотрел на Кроуфорда внимательно, испытующе.

– Значит, рванулся, сразу как увидел?

– Да, – легко подтвердил тот, осторожно сжимая его плечи.

В следующий момент они уже целовались. Кто начал первым, зачем, что будет дальше – было совершенно не важно. Как и громкий удивленный присвист Рё, как и холод, мокрая одежда. Они кусали губы, ласкали, тянулись ближе, а на них смотрело звездное небо.

– Машина Рана здесь! – крикнул Рё в отдалении. – Я поехал, думаю, вы доберетесь!

 

~ * ~

 

Наверное, следовало испугаться, когда слова между ними закончились. Они шли от стоянки до номера бок о бок, почти не касаясь ладонями, но чувствуя близость. Не получалось дышать, когда Брэд положил ему руку на плечо и спросил о чем-то. Хочет ли он чая, что ли? Ран не понял и не вспомнил потом, хоть и позволил втолкнуть себя в ванную с убедительной просьбой отогреться после экстремального купания в озере. Он стоял под душем, слышал сквозь шум воды, как Брэд заказывал в номер какую-то еду.

Когда он вышел из ванной, завернувшись в халат, Кроуфорд сразу обернулся, меж его бровей залегла морщинка, он коротко указал в сторону чашек, улыбнулся, когда Ран сел и обхватил ладонями полупрозрачное узорчатое стекло.

Вместо того чтобы сесть напротив, Брэд кивнул в сторону ванной и неуловимо быстро исчез за дверью. Да. Точно. Он ведь тоже вымок. Ран отпил горького крепкого чая, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Слышался шум душа, и было так естественно представить себе Брэда – там, растирающего кожу до жара, щурящего глаза под струями. До дрожи захотелось, чтобы халат был только один, этот, который на Ране, и Кроуфорд…

Шум воды стих, минутой спустя тихо стукнула дверь, и он с трудом сдержал порыв вскочить и подойти. Брэд ступал неслышно, наверное, босиком, Ран не открывал глаз, вслушивался, пытаясь различить шаги. Лба коснулась теплая влажная ладонь, он посмотрел вверх и улыбнулся вопрошающему, горячему взгляду. Пальцы скользнули к щеке, дотронулись до мочки уха. Ран сжал его запястье и припал губами к пульсу, впитывая биение, потом лизнул и, различив чуть слышный вздох, прикусил. Он целовал пальцы Брэда и пьянел от взаимности. Так легко и сладостно оказалось любить, если чувство обоюдно.

Брэд вытянул руку из захвата, обошел кресло и навис над Раном, оперся коленом о сиденье, заставив его раздвинуть ноги. Халат на Кроуфорде распахнулся, и стало так просто провести рукой по его бедру и забыть об этом, потому что они опять целовались. Сначала мягко соприкоснулись губы, делясь теплом. Потом Ран подался вперед, вплел пальцы в мокрые волосы Брэда, прижался тесно, как мог, и стоном встретил прикосновение рук. Губы разомкнулись, поцелуй стал глубже, мучительно не хватало воздуха, движения, прикосновений, Ран забылся так, что начал кусаться, и очнулся, только когда Кроуфорд впился ногтями ему в плечо.

Брэд отстранился, усмехнувшись негодующему выдоху, и опустился на колени. Его тяжелое дыхание, влажные губы, слипшиеся стрелочками после душа ресницы притягивали мучительно и неумолимо. Ран поплыл под горячими прикосновениями, взглядом. Ловкие пальцы развязали пояс халата, и Брэд широким движением развел полы в стороны, обнажая его для себя. От неожиданного смущения, от влажного прикосновения губ к колену Ран рвано застонал – так сильно и быстро нахлынуло возбуждение. Брэд целовал его бедра, ладони надавливали, вынуждая раздвигать ноги еще шире, сползать вниз по креслу, чтобы налившаяся кровью плоть оказалась прямо перед его губами.

– Ты же не против? – вопрос лег выдохом на кожу; чувств много, но нет сил отказаться хоть от одного.

Ран только сжал подлокотники кресла, когда Брэд взял в рот член. Неглубоко, так, чтобы ласкать языком, чтобы было легче сойти с ума от удовольствия, от невозможно притягательного зрелища. Ран подался бедрами вперед, и Брэд подхватил его ладонями под ягодицы, сжал и послушно принял глубже. Его глаза были закрыты, на висках серебрился пот, халат сполз с плеча, бесстыдно светлого, гладкого, которое тут же до боли захотелось поцеловать, укусить, пометить. Брэд двигался невероятно медленно, и Рана накрыло пониманием, что тот, как и он сам, не привык ласкать мужчин, что им только предстоит научить друг друга удовольствию.

– Хвааатит, – выдохнул он и, противореча себе, выгнулся, требуя всё большей близости.

Но Брэд послушался слов, отстранился, провел ладонью по члену, по животу, легко прикусил бедро и встал, выпрямился. Повел плечами, скидывая на пол халат.

– Мешает, – он смотрел на Рана, и тот сгорал под его голодным взглядом, и глядел в ответ.

– В кровать, – Брэд только согласно кивнул.

Ран встал, выпутываясь из халата, и тут же попал в объятия, поцелуи, ласки, сам беспорядочно гладил, целовал горячее тело. Сжал пальцами член, подвигал ладонью и сладостно вздрогнул, услышав в ответ хриплый стон.

Они подталкивали друг друга к кровати, упали на покрывало, перекатились так, что Ран оказался сверху. Он вылизывал скульптурный изгиб шеи, терся членом о живот Брэда, разводил ноги и позволял трогать себя откровенно, нескромно. Пальцы, чем-то смазанные, ласкали между ног, разминали мышцы. От удовольствия и расслабленности Ран тянулся за каждым прикосновением, и когда Брэд начал ласкать изнутри, только охнул и вжался в него сильнее, встречая жадный поцелуй, отдаваясь неизведанным, потрясающим ощущениям.

Ран приподнялся, сел, посмотрел в безумные, счастливые глаза, погладил широкую грудь, осторожно дотронулся до не снятой пока повязки на руке. Брэд дышал тяжело, часто, судорожно сжимал пальцами покрывало. Ран выгнулся, демонстрируя себя, и тут же на его бедрах сталью сжались руки.

– Рана уже не болит? – выдохнул он.

Ответом ему был злой рык, Брэд рванул его на себя, перевернул и навис сверху. Жадный поцелуй, в следующий момент Ран сам раздвинул ноги и прижался теснее. Брэд погладил стройные бедра, прихватил губами кожу на щиколотке и толкнулся в жар тела. Ран выгнулся, замер, потом тихо выдохнул и сам подался навстречу входящему в него члену. Брэд двигался сильно, размеренно, наполнял собой, жестко, до боли целовал. Глаза у него были совершенно пьяные, стоны наслаждения вторили вздохам Рана. От этой близости, кружащего голову запаха страсти, от невыносимо приятных толчков внутри он вскрикнул, забился в сильных руках, сам сжимая до синяков широкие плечи, и взорвался в оргазме.

– Еще немного, Ран, еще, с ума сводишь… – прерывисто шептал Брэд, двигался всё быстрее, уже причиняя боль.

Он кончил с хриплым вскриком, уже в следующую минуту Ран его целовал, шептал что-то бессвязное, получал такие же сбивчивые слова в ответ. Их дыхания, тела, фразы переплелись, они лежали лицом друг к другу, то и дело касаясь пальцами щёк, шеи, бедер, неторопливо целовались.

В окнах всё еще было обычное ночное небо, то, к которому привыкли миллиарды людей.

~ * ~

Четыре стороны света: юг

 

Каждую ночь Рё ложился спать с мыслью, что их расследование безнадежно, каждый день упорный и последовательный Ран переубеждал его одним своим видом, и они листали блокноты с записанным по пунктам планом дел.

Этим утром он чуть было не поехал, как обычно, к Рану в новый хостел, но вовремя вспомнил, что было вчера. После долгих бессмысленных разъездов от Инвернесса до Лэрга по побережью Северного моря и вглубь миль на тридцать, сообщение о найденном алтаре невероятно обрадовало. Когда он увидел, кого именно топил спугнутый им человек в черном, сердце ушло в пятки; поцелуй Кроуфорда с Раном дал понять, что совещания на четверых сегодня не будет – если он еще что-то смыслил в человеческих отношениях.

Рё посмотрел на время – было восемь – и решил, что звонить Рану, чем бы тот не занимался ночью, можно. Он набрал номер, трубку взяли на втором гудке.

– Привет, – голос ничуть не казался сонным. – Я не в хостеле. Предлагаю встретиться у Шульдиха через полчаса, обсудим, что делать с моей находкой.

– Договорились, мне – самая большая чашка кофе!

– Без проблем. До встречи, – Ран отключился.

Рё улыбнулся безоблачному небу, где сияло неизменное солнце. Чувствовал он себя необычно. Ему нравились эти трое новых-старых знакомых, которые ничего не пытались рассказывать о прошлом. Кроуфорд был человеком деловым, умным, с ним было приятно работать, впрочем, смотреть на него – тоже. Шульдих оказался потрясающе интересным, его образ жизни, обаяние в сочетании с жестким цинизмом, яркость слов и облика не оставляли равнодушным. И ещё он был не в курсе, что влюблен в бывшего напарника. Поэтому Рё даже не пытался подкатывать к Шульдиху с предложением повторить лондонский «страстный, но мимолетный роман». А Ран… в него бы так легко получилось влюбиться: в острый взгляд, ехидную и лаконичную манеру выражаться, глубокий голос, в привычку заботиться о тех, кто рядом. Возле него маячил Кроуфорд, и при взгляде на них появлялась, словно извне, сухая мысль: «Так будет лучше, так всегда было лучше». Кто он такой, чтобы спорить с внутренним голосом?

Рё постучал в номер Шульдиха, держа на отлете две коробки пиццы. Дверь распахнулась тут же, хозяин втащил его внутрь, усадил в кресло, отобрал еду.

– И тебе привет, Шульдих, – он посмотрел на его метания по комнате и придвинул к себе одну из коробок.

– А. Да. Привет.

– Рана с Кроуфордом еще не было?

– Нет! – Шульдих посмотрел на его улыбку и раздраженно поморщился. – Да знаю я, что они всю ночь трахались!

– Ты чего так нервничаешь? – Рё старательно жевал пиццу и излучал спокойствие, которое действительно испытывал. – Или хочешь сказать, та девочка из бара напротив, парень-турист и еще кое-кто по мелочи тебе стихи по ночам читали?

– Я не нервничаю, – спокойно сказал Шульдих. – Не выспался.

– Совершенно верно. С тебя кофе. За психологическую консультацию.

Стук в дверь не помешал Шульдиху дать Рё подзатыльник.

– Проходите, привет, кофе принесли? – скороговоркой выпалил он, пропуская Рана с Кроуфордом.

– Нет. Потому что ты гостеприимный и закажешь его в номер, – Кроуфорд сел напротив Рё, приветливо ему кивнув.

Ран подтащил стул и устроился рядом. Взял кусок пиццы, благодарно кивнул Рё и глазами поискал распечатку карты местности. Шульдих молча развернул перед ним лист формата А0 и, сев рядом с Рё, тоже принялся за еду.

– Вот здесь, – Ран дожевал первый кусок и поставил крестик рядом у южной оконечности озерца к востоку от Лох-Несса, – я нашел алтарь. Серый гранит, очень похож на тот, из которого в Абердине половина домов построена, помнишь, Рё? Камень примерно метр на полтора, насчет фото пока извините, есть только на флэшке, – он встал открыть дверь, им принесли кофе.

Шульдих шустро воткнул флэшку в ноутбук, начал листать снимки, тут же разложил напечатанные фотографии прошлого алтаря, когда тот еще не был использован вторично.

– Совпадает! – воскликнул он. – Между прочим, все эти символы – исключительно положительные, призывающие жизнь, здоровье, защиту и прочую благодать. Сколько туда ехать, Ран?

– Около часа, самая удобная дорога по побережью Лох-Несса, – Ран, изображая собой чувство выполненного долга, пил кофе, заедая его завалявшимся с позапрошлой встречи печеньем.

– Дежурство – это бред, – высказал общую мысль Кроуфорд. – Ран, там можно незаметно навесить камеру?

Тот задумчиво прищурился, глядя на него. Рё показалось, что Ран задумался не о камерах. Судя по многозначительному присвисту Шульдиха, так оно и было.

– Деревья вокруг там есть. Я могу связаться с руководством, мне пришлют камеры, держащие заряд двое суток при непрерывной работе.

– Секретная разработка? Подаришь по знакомству? – спросил Шульдих.

– Сверхсекретная, поэтому каждого, кто её увидит, я должен буду убить, – Ран кровожадно усмехнулся.

– Хорошо-хорошо, – Рё наелся и откинулся на спинку стула. – Шульдих, поехали опрашивать соседей наших любителей истории. У вас какие на сегодня планы?

– Келли, замок, историки, – коротко ответил Кроуфорд.

– Позвоню по поводу камер и поеду за ними в Эдинбург. Надеюсь, бомбу мне в машину подложить не успели. Советую вам втроем съездить посмотреть на алтарь, вот координаты, – Ран переписал цифры из GPS-навигатора на листок. – Вдруг я чего-то не заметил.

 

~ * ~

 

– Перестань, – попросил Шульдих на десятой минуте езды.

– Что перестать? – не понял Рё.

– Думать, что они, наконец, определились с отношением друг к другу, – он смотрел в окно. – Раздражает.

– Тебя вообще Ран бесит, как и ты его, – заметил Рё. – Однако когда надо делать дело, вы забываете о неприязни.

– Дело – это другое. Я уже достаточно взрослый, чтобы подавить желание возражать, если слышу разумные доводы от несимпатичного человека, – Шульдих пожал плечами.

– Слишком активная у вас нелюбовь, – Рё подавил улыбку, но телепат уловил идею.

– С ума сошел?! Лучше считай, что я ревную. Не так противоестественно, – Шульдих фыркнул. – Ты придумал, как будешь спрашивать, чтобы у них пошли ассоциации в нужную сторону? Если хочешь, я могу пару человек запрограммировать на слежку за соседями.

– Вот этого не надо, – Рё нахмурился.

– Как пожелаешь, – Шульдих замолчал и включил радио, Рё не возражал – их музыкальные вкусы полностью совпадали.

Способности телепата к чтению мыслей и чувств не вызывали у него ужаса, зато идея вмешательства в сознание внушала брезгливое отвращение. Не к Шульдиху – к процессу и результату. Предложения вернуть память, регулярные первую неделю сотрудничества, потом сошли на нет, и Рё слегка успокоился.

 

~ * ~

 

На въезде в Элгин телефон Шульдиха взорвался бравурным маршем.

– Что у нас плохого, Кроуфорд? – его лицо становилось всё мрачнее, пока собеседник говорил. – Понял. Когда нас туда пустят? Ясно. Да, будем.

Телефон отправился в карман пиджака, Шульдих обернулся к Рё.

– Еще одно жертвоприношение. Нет, не на том камне, что нашел Ран. Женщину практически выпотрошили на бетонной плите в пяти километрах севернее Милтона. Нас туда пустят вечером. Эй, ты поспокойней давай! У меня есть планы на ближайшие сутки.

Рё несколько раз вдохнул-выдохнул, усилием расслабил плечи.

– Дальше суток уже не заглядываешь?

– Я не оракул, чтобы далеко смотреть. Идем расспрашивать чудных обитателей этого милого городка. Виски у них, кстати, неплохой, – Шульдих вышел из машины, сладко потянулся. – Учти, ты обещал, что я не заскучаю!

Рё сдержал слово: было интересно. Жители города, видно, с молоком матери впитав идею, что любой приезжий – потенциальный клиент, были вежливы, многословны, но отвечать на конкретные вопросы не спешили.

– Это называется коллективизм, – страдал Шульдих, роясь в их воспоминаниях.

Не обращая внимания на его муки, Рё ходил строго по списку. Скоро были опрошены соседи поклонников кельтов, затем дошли до любителей тамплиеров. Измотанный Шульдих ультимативно заявил, что без ленча он никуда не поедет, затащил Рё в кафе и там за порцией бифштекса начал рассказывать результаты мыслечтения.

– Во-первых, все поголовно боятся конца света и верят, что он будет. Верят как люди, получившие убедительные доказательства. Так же верят в Инвернессе местные, приезжие – нет. Во-вторых, они знают, что кто-то занимается предотвращением конца света. И это, представь, не мы, талантливые и скромные, а тоже кто-то из здешних. В-третьих, самое интересное: есть два способа предотвратить конец света. Пусть подробностей они не знают – или их хорошо загипнотизировали, – но одно я могу сказать точно: первый способ подразумевает мирный путь, а второй – человеческие жертвоприношения. Сдается мне, мозговой центр у этих борцов за мир в крупном городе. В том же Абердине, например. Так или иначе, нам надо поймать тех, кто убивает, другие пусть развлекаются.

– Может, они тоже ищут четверых, которые должны быть вместе? – невесело хохотнул Рё. От необходимости ловить убийц на горячем передергивало.

– Да разве мы ищем? – усмехнулся Шульдих. – Всё уже. Все мы умрем в один день, причем довольно скоро. Да, еще. Помнишь того дедка из дома с розовой оградкой? Его внучка сатанистка. Совсем сумасшедшая. Так что есть еще и третьи, которые убивают по стандартной идеологии дьяволопоклонников. Звони Келли или Джонсу, пусть придумывают, как сделать в том доме обыск. Улики будут, гарантирую.

Рё отложил вилку и молча посмотрел на Шульдиха. Тот картинно развел руками.

– Я тебя обожаю!

– Спасибо, я тоже себя люблю, – Шульдих подмигнул. – Хорошо иметь под рукой телепата? Зато ближайшие сутки будешь обо мне заботиться, опекать и ублажать.

– Из благодарности? – насторожился Рё.

– Нет, у меня опять голова болит от перенапряжения. Технические неполадки, никуда не денешься. Больше двух часов непрерывного активного чтения – и меня можно выносить. Так что в Инвернесс мы едем медленно, с открытым окном и объезжая кочки, – закончил он.

– Если хочешь, можем пойти пешком.

Шульдих с ужасом на него посмотрел, потом не выдержал и рассмеялся.

 

~ * ~

 

Келли рассыпался в благодарностях Рё, стоящий сбоку Шульдих, судя по лицу, с трудом сдерживался, чтобы не покатываться со смеху. Клиент воспрял, с легкостью согласился подождать и по мере возможности всячески поспособствовать поимке второй группы убийц. Потом он задал логичный вопрос, как же они узнали, что через ту девушку, которая сразу по поимке сдала всех с потрохами, можно выйти на главаря секты. Рё с важным видом сказал о методах, не приветствующихся законом, и добавил про интуицию. Келли не отставал, требуя подробностей с настойчивостью любителя детективных сериалов.

Шульдих, тут же вспомнив о своей работе, отвлек его вопросом по поводу имиджа и предвыборной кампании. Его грозное «это вам кажется, что времени много» убедило Келли, что пора браться за дело, и они уединились в кабинете, дав Рё облегченно выдохнуть. Шульдих только успел шепнуть, чтобы тот его не ждал.

Дворецкий проводил Рё к выходу, и он решил съездить забрать из номера запасные аккумуляторы к камере и заодно слегка перекусить перед поездкой к новому месту преступления: от кровавых зрелищ его не тошнило, зато после них кусок в горло не лез.

Когда он сел за руль, вспомнились неприятности Рана с машиной, и Рё, тронувшись с места, в первую очередь проверил, как работают тормоза. Всё было нормально, но тревога нарастала. В гостинице накатило так, что он, сгорбившись, прошмыгнул мимо миловидной девушки-администратора. В номер он почти вбежал. Прикрыл дверь, отдышался, пошел в ванную, чтобы плеснуть в лицо холодной водой и придти в себя. Он открыл кран, вздохнул и сунул голову под струю целиком. Дрожь пробрала до костей, но вместе с нею исчез и липкий ужас.

Вытирая голову полотенцем, Рё поглядел в зеркало и улыбнулся. Всё было хорошо, точно. В комнате он позвонил в обслуживание номеров и заказал омлет, тосты и чай. В ожидании еды поставил на зарядку аккумуляторы, разобрал фотографии, отложив касающиеся алтарей, чтобы взять с собой.

В дверь легко постучали, Рё открыл и улыбнулся: заказ принесла девушка, молоденькая, на редкость красивая, глаз не оторвать.

– Спасибо вам, мисс. Скажите, вы новенькая? Я вас раньше не видел.

– Я позавчера устроилась, – чудесно, она даже покраснела. – Вот, я принесла. Омлет, тосты и чай, верно?

– Да, правильно. Спасибо еще раз, – он подмигнул. – В том числе и за вашу очаровательную улыбку.

– Если вам что-нибудь нужно…

– Нет, – Рё успел прикусить язык и не сморозить пошлость. – Благодарю. До свидания.

– До свидания, – улыбнулась она.

Дверь он закрывал с существенно улучшившимся настроением. За еду принялся тут же, умял два тоста, омлет, третий тост намазал толстым слоем джема и медленно съел, запивая чаем, который был крепок до горечи, но всё равно хорош. Мысли потекли плавно, умиротворенно, вскоре начало клонить в сон. До встречи на месте преступления было полтора часа, и Рё решил, что вполне может себе позволить вздремнуть часик. Он включил будильник на телефоне, и его накрыла блаженная темнота.

 

~ * ~

 

Пробуждение было плавным, тут же заболела голова, глаза и почему-то предплечья. Он поморщился от нудного писка, в котором спустя миг узнал медицинские датчики. Рё вздрогнул, открыл глаза, попытался сесть, но сил не хватило.

– О, шевелится. А ты боялся, долго проваляется, – послышался голос Шульдиха. – Кроуфорд сказал, что всё с ним будет нормально, мог бы и поверить.

– Беспокойство о друге – иррациональное чувство, – отрезал Ран и наклонился над Рё. – Привет. Ты как?

– Живой. Почему я в больнице? – перед глазами плыло, слабо кружилась голова.

– Потому что человек, который с перерезанными венами сидит в горячей ванне, попадает или сюда, или на кладбище, – просветил Шульдих. – К тебе что, вернулась память, и ты решил избавить нас от своего общества?

– А то ты не знаешь… – Рё криво улыбнулся.

– Ты просил тебя не читать, я и не читаю, – показалось, что Шульдих обиделся. – Что последнее ты помнишь?

Он присел на стул у койки, Ран встал рядом.

– Пришел в номер, заказал поесть, еду принесла новенькая девушка, очень красивая. Там был омлет, тосты и чай. Я поел, и меня потянуло в сон. Снотворное?

– Похоже на то, – кивнул Шульдих. – Вспоминай давай, как эта девушка выглядела. Поищем.

– Какие у нас новости? – Рё опять завозился на койке, но был остановлен укоризненным взглядом Рана и цыканьем Шульдиха.

Те переглянулись.

– Хорошая это новость или нет, но то жертвоприношение совершили сатанисты, а не пресекатели конца света. Эти ребята стилизовали свои алтари под их, считая, что таким образом перехватят часть потока силы, – Ран присел на корточки, улыбнулся. – Так что камеру на дерево я всё равно повесил.

– А дочка Келли была чьей жертвой?

– Сатанистов. Но мистер Келли сказал, что раз какие-то мерзавцы вдохновили этих сволочей, ловить надо всех. Полиция готова носить нас на руках, – Ран потянулся поправить Рё подушку. – Я им хотел сдать Шульдиха…

– Но не успел, потому что я смог убежать, – встрял тот.

– Молодец какой. Ты уже бегаешь?

– Да, фиксатор сняли. Но сказали не геройствовать, сначала врач, потом Кроуфорд. Тебе от него привет. Он просил передать, что с тебя обед – он как раз ел, когда его стукнуло видением.

– Без проблем, как только – так сразу.

– Ран, а где Кроуфорд? – Шульдих прищурился. – Он обещал придти, когда Рё очнется.

– Не знаю, – Ран выпрямился. – Может, у Келли, может, на развалинах, смотрит и вдохновляется.

– Надо же, какой в нем открылся эстет, – протянул Шульдих.

Ран ответил что-то ехидное. Рё прикрыл глаза, проваливаясь в дремоту. Эти двое даже не догадывались, насколько наслаждались перепалкой. Зря, наверное, Ран с Шульдихом еще не работали в паре, у них бы получилось неплохо: один бы старался превзойти другого, а тот притормаживал бы первого. На этой мысли Рё вырубился окончательно.

 

~ * ~

 

Рё выписали спустя четыре дня и часовой беседы с психологом, который сказал заполнить три теста, очень похожие на те, что ему давали, когда он очнулся в больнице с амнезией. Получив совет побольше отдыхать и заряжаться положительными эмоциями, он вышел из кабинета к ожидающим его Шульдиху и Рану.

– Добро пожаловать в рабочие будни! – взмахнул рукой Шульдих.

– Мы с тобой едем смотреть на алтарь, менять батарейки в камере и имитировать рыбалку на берегу озера, – сообщил Ран. – Благо, дождя сегодня не обещали.

– Вчетвером? – Рё с удовольствием представил Кроуфорда со спиннингом.

– Нет, вдвоем, – разочаровал его Шульдих. – Я предлагал ему коллективный пикник, но он же упрямый! Вот если бы Кроуфорд захотел…

– То мы бы поехали с ним вместе, – продолжил Ран. – У тебя встреча с мистером Келли через полчаса, не забыл?

– Ты меня гонишь? – вздохнул Шульдих. – Кстати, что ему отвечать, если спросит о ходе расследования? О чём врать?

– О самом безобидном, – ответил Ран и подтолкнул Рё в спину. – Идем. Если хочешь есть, можем куда-нибудь заехать. Или, если потерпишь, поедим у озера. Еда у меня не маскировочная.

– Значит, расскажу, что вы работаете в нужном направлении, – заключил Шульдих, следуя за ними.

Ран кивнул, Рё фыркнул. Возвращение к делам резко повысило настроение, вялое среди белых стен и стерильного запаха. Больницы он не любил, не из-за Аски и частых обследований после травмы, а как-то иррационально: обстановка угнетала, навевая мысли даже не о смерти, а о беспомощности, неподвижности. Отвратительно – Рё поёжился, выходя на улицу.

– Мёрзнешь? – тут же спросил Ран.

– Нет, это я так…

Ран отключил сигнализацию и кивнул другу, чтобы тот садился.

– Шульдих! – окликнул Рё.

– Что? – тот высунул голову из окна своего «вольво».

– Спасибо за гранаты. Это же ты принес, – подмигнул Рё. – Узнал, что люблю.

– Ах ты сволочь, – только и ответил Шульдих, поднял стекло и быстро вырулил со стоянки.

Рё развел руками, улыбнулся Рану и сел в машину.

– Так что, ты голодный?

– Нет. Ты лучше расскажи, что нового. А то вы приходили слишком ненадолго, мало рассказывали. Кроуфорд вообще говорил исключительно о красотах Шотландии.

– Ничего особенного, – Ран выехал на дорогу. – Пространство по-прежнему корежит, небо за окном ты и так видел. Разве что добавились миражи. Как в пустыне.

– Замки и колодцы на горизонте?

– Вроде того. Мы с Брэдом позавчера видели посередине Лох-Несса Токийскую телебашню. Мы-то ничего, а смотритель в воду полез. Мы посчитали, что обещанное людское сумасшествие – это последствия таких галлюцинаций.

– Интересно, – Рё зевнул. – Слушай, я подремлю, разбуди, когда приедем.

– Обязательно, – кивнул Ран и приглушил радио.

 

~ * ~

 

Вначале Рё действительно намеревался поспать, однако в разбалованную четырьмя днями безделья голову пришли воспоминания. Пророчества. Он знал, Ран всерьез полагает, что в рамки предсказаний достаточно вбить любых более или менее подходящих людей, и уже потом думать, что делать с получившимся сочетанием. Эти идеи он высказывал Кроуфорду, и тот, как ни странно, не возражал – и вряд ли причиной тому были лирические чувства.

Рё не принимал участия в их разговорах на эту тему, даже если становился им свидетелем. Молчал, думал, а потом решился на эксперимент. С компасом, который достался ему умеренно мистическим образом и слушался, как он выяснил опытным путем, его одного. Достаточно было задать вопрос, максимально конкретный, однозначный, как Рё получал ответ. Спрашивать вслух было не обязательно, что сильно упрощало дело.

Так Рё выяснил, что сам он соответствует Спутнику из пророчества, Ран – Герою, а Кроуфорд – загадочной Любви, что изрядно его повеселило. Методом исключения получалось, что Шульдих – Враг, однако, проверять версию он не рискнул, мало ли что телепат вычитал бы в его голове.

Результаты эксперимента Рё принял во внимание, и начал думать, что имелось в виду под объединением четверых. Строго говоря, совместную работу уже можно было считать в некотором роде единством. Прочие способы «быть вместе», что приходили Рё в голову, были, безусловно, приятны, но несколько извращенны. Поэтому он и не делился своими измышлениями: тот же Ран, например, врезал бы ему не задумываясь, если бы ему не понравилось предложение объединиться вчетвером путем секса. Проверять собственную правоту желания не было. Оставалось выжидать, к чему приведут их пассивные поиски способов исполнить пророчество. Может, будет достаточно, если они вчетвером найдут тех, кто приносит жертвы?

– Открывай глаза, – Ран хлопнул его по руке, заглушил мотор и вышел из машины.

– Почему ты не сказал «просыпайся»? – Рё потянулся.

– Потому что ты не спал.

Ран открыл багажник, вытащил два пакета, протянул их Рё.

– Еда и посуда. Спиннинг сейчас достану.

– Да у тебя всё серьезно, – уважительно присвистнул Рё.

– Поверь профессиональному фанату чудовища Лох-Несса, в нашем деле главное – правильное впечатление. Меня даже полиция считает сумасшедшим туристом, хотя нас с тобой неоднократно видели вместе.

Ран ушел искать на берегу подходящее место для рыбалки, оставив Рё обустраиваться. Он нашел поодаль пару бревен, подтащил их поближе, расстелил перед ними клеенчатую скатерть, по двум краям придавил её бутылками пива, живописно расставил пластиковые контейнеры с котлетами и, кажется, салатом, кинул в стаканчик вилки. Отошел, оценивая дело своих рук.

– Ран! А где?.. – он не закончил, потому что опять в грудь толкнулась тревога. – Ран?

Кругом стояла тишина, благодатная и ленная, небо было светлым, почти чистым. Рё осторожно пошел к берегу, обходя стороной кусты. Ни звука в ответ, ни шороха, похожего на шаги. Только пение птиц и плеск воды. Плеск?

Забыв об осторожности, Рё кинулся к берегу озера, боясь вновь увидеть, как безвольно обмякшее тело Рана погружается в воду. По кромке воды в резиновых сапогах гулял невысокий худощавый человек.

– Простите, вы не видели здесь мужчину, японца?

– Здравствуйте, мистер Ито, – человек медленно обернулся к нему. – Я видел мистера Фудзимию. С ним всё в полном порядке.

– Что вы… – этот тип знал настоящую фамилию Рана, да и сам он казался знакомым. – О, профессор Нейсмит. Какими судьбами?

– Исключительно нашими общими. Всё будет хорошо, мистер Ито. Всё будет хорошо, – грустно улыбнулся он и кивнул, глядя чуть в сторону от Рё.

Моментом спустя того обхватили со спины и прижали к лицу резко и сладко пахнущую тряпку. Сознание уплывало, Рё подумал, что такими темпами выспится на год вперед.

~ * ~

Перекресток

 

Просыпаться после хлороформа оказалось отвратительно тяжело, еще противней, чем приходить в себя в больнице. Рё облизал пересохшие губы и попробовал откашляться. Дернулся и понял, что пошевелить ни руками, ни ногами не в состоянии. Вдобавок было довольно холодно. Лежал он, судя по всему, голым на камне.

– Доброе утро, – хриплый голос Шульдиха не показался неожиданным. – Добро пожаловать в мир бодрствующих.

– То убивали, теперь поймали, – противно пересохшее горло издавало такие же сиплые звуки. – Кроуфорд и Ран здесь?

Его ладони коснулись пальцы чуть более теплые, чем камень.

– Разумеется. Еще не проснулись. Ничего, наговориться успеем, если раньше не прирежут. Оцени пока обстановочку.

Рё и так уже разглядывал отполированный явно руками человека свод пещеры. Откуда-то слышалось журчание ручейка. Ровно напротив себя он видел аркообразный черный вход в тоннель. По стенам в самых классических традициях висели факелы в железных кольцах. Пламя горело ровно, сквозняка не было, значит, выход далеко.

– Отлично попали, – высказался Рё. – Если не заработаем пневмонию или радикулит, зарежут нас в самых шикарных условиях. Ты никого не видел?

– И не слышал. Люди здесь есть, но далековато. Мы, скорее всего, в Грампианских горах. Место тихое, национальный парк, если не знать, куда идти, нас не найдут.

– Не думаю, что кому-то захочется нас искать, – Кроуфорд обозначил свое пробуждение, включившись в разговор.

– Тоже верно. Ответьте, господа паранормы, как же вы позволили себя поймать? – Рё ещё не до конца понимал механизм действия их способностей.

Оракул с телепатом вздохнули.

– Снотворное в чае, официантка не была в курсе, – лениво пояснил Шульдих.

– Укол. Я видел слишком много вероятностей, одну из десятка похожих просто упустить, – по голосу было неясно, чувствует ли себя Кроуфорд уязвленным.

– Рё, тебя усыпили хлороформом, верно? – это очнулся Ран.

– Да.

Можно было говорить о целях похитителей, или о новых результатах расследования, или строить планы побега. Последнее было бы особенно актуально, когда все четверо распластаны нагишом и крепко прикованы. Форму камня из их позиции оценить было сложно, но накопленное за последние дни знание подсказывало, что жертв пристало приобщать к вечности на алтаре.

– Кроуфорд, ты этой ситуации не предвидел? – Шульдих знал возможности напарника, ему и высказывать претензии.

– Нет. Я даже не вижу, что с нами тут собираются делать. Я вообще не вижу будущего. Считай, сбылась твоя мечта: я со всеми наравне, – Кроуфорд пошевелился, звякнули браслеты.

– Если меня зарежут, умру счастливым, – вздохнул Шульдих. – Может, еще что приятное скажешь?

– Увы, простить проигранное тобой на заре Шварц желание я не намерен. Вдруг пригодится.

– Жлоб.

– Спасибо за комплимент.

– Обращайся.

Рё засмеялся, потом охнул, ударившись затылком об алтарь. Сюрреалистическая ситуация: хохмить в таком положении. Хотя, что еще остается?

Замолчали, и тишина оглушила. Холод пробирал до костей, трещали факелы, журчала вода. Четверо смотрели в купол пещеры, и казалось, что он медленно опускается на них, так медленно, что пройдет не один час, пока раздавит.

– Хватит. Думать – хватит. Лучше говорите, – попросил Шульдих.

– Чем же тебя развлечь? – поинтересовался Ран. – Воспоминаниями о самых светлых моментах жизни или, например, сожалениями по упущенным возможностям?

– Можно и этим. Я бы, например, рассказал вам, что вы все чувствуете друг к другу, да муть в голове пока не прошла, – в голосе было сожаление. – Хотя, например, ты, Ран…

– Шульдих, ты веришь в загробную жизнь? – бесцеремонно перебил его Кроуфорд.

– Нет, а что? – он успешно дотянулся пальцем до руки Брэда и потыкал в неё.

– Представь, что я тебе вечность выговариваю за длинный язык. Я умею быть занудным, ты знаешь, – Кроуфорд констатировал факт, не пугал.

– Ладно. Тогда вот ты, Ёдзи…

– Во-первых, меня зовут Рё, во-вторых, ты всегда такой упорный, когда не надо? – он поерзал на алтаре, пытаясь если не устроиться поудобней, то хотя бы чуть сменить позу.

– Будь благословенна амнезия: ты многого не помнишь из того, на что способен этот тип, – от души сказал Ран. – Шульдих, ничего личного: считай, я завидую, что ты лежишь на собственной гриве и твоей спине не так холодно. Кроуфорд, посмотри, я прав?

– Абсолютно.

Ран и Шульдих лежали на одной линии образованного четырьмя телами креста и видеть друг друга не могли.

– А нечего было себе косу обрезать, сейчас бы тоже грелся. Непредусмотрительный ты какой-то, – съехидничал Шульдих.

Кроуфорд попытался кашлем скрыть смех. Телепат заинтересованно завозился.

– Какие у вас интересные общие воспоминания, – протянул он. – И почему я ничего не знаю? Кстати, вы собираетесь друг другу признаваться и клясться? Хрен с ним, с предназначением этого камня, но это в первую очередь алтарь. Когда еще выпадет такая уникальная возможность? Начинайте! – скомандовал Шульдих.

– Вот еще, повторяться, – хмыкнул Ран.

Его пальцы успокаивающе грела ладонь Кроуфорда.

– А на «бис»? – к уговорам подключился заскучавший Рё.

– Нет. Вдруг это разобьет чье-нибудь сердце? – чопорно отрезал Кроуфорд.

– Чье? – тут же спросил Рё.

– Не знаю. Мало ли, – Брэд безуспешно попытался пожать плечами.

– Вы стесняетесь! – обвинил Шульдих.

– Разумеется. Телепатов так удобно стесняться, – согласился Кроуфорд. – Удобнее только их ругать про себя.

Ран чихнул.

– Странный у них ритуал. Принесение в жертву путем замораживания. Что до меня, я бы предпочел что-нибудь более традиционное, – сказал он.

– Не знаю, как насчет традиций… Чувствуете запах? – Рё принюхался. – Благовония. И, сдается мне, в них примешали что-то дурманящее.

– Началось. Сейчас начнем петь неприличные песни или пускать слюни – кому как больше захочется, – Шульдих вздохнул. – Самое гнусное в нашей ситуации, что даже нос не почесать.

– Ничего, сейчас тебе его прокоптят, и чесаться будет нечему, – утешил его Ран.

– Ненавижу оптимизм в твоем исполнении!

Рё тихо засмеялся.

– Забавно выйдет, если нас сейчас зарежут те, кого мы подозревали.

– Зато узнаем, правильные ли у нас были версии, – Ран сжал ладонь Брэда и переплел пальцы с Рё. – Умереть умным приятнее для самолюбия.

– А жить хорошо и дураком, – хихикнул Шульдих.

– Преклоняюсь перед твоим опытом.

Дым струился по полу, цеплялся за стены, принося с собой тишину и напоминая о страхе. Он не пах покоем, не обещал забвения, не усыплял – страшно было закрывать глаза и не видеть хотя бы пламени факелов. Если же повернуть голову, можно встретиться глазами с одним из тех, кто последние дни стал напарником, другом, любовником, растревожил мысли.

– Господа, – протянул Кроуфорд, – скажите, кто-нибудь из вас уже оставил попытки игнорировать, как мы с вами подходим под пророчество?

– Не знаю, разочарую тебя или нет, но идиотов среди нас не водится, – Шульдих водил пальцем по ладони Брэда, другая его рука давно лежала в руке Рё.

– Не выношу мистику, – сказал Ран. – Шульдих, считай, ты выбил из меня самое откровенное признание.

– Ничего, это ненадолго, твой позор умрет вместе с нами, – утешил его тот.

Рё дышал глубоко и медленно, ему нравился запах дыма.

– Между прочим, есть и оптимистический вариант развития событий: вдруг нас таким образом собираются объединить? – высказался он.

Остальные недоверчиво хмыкнули, причем почти хором.

– Я понимаю, что твое «четверо должны быть вместе» очень западает в душу из-за краткости, но… – Шульдих закашлялся. – Чертов дым! Но мы тут скорей загнемся, чем объединимся.

– Мы уже объединились, – усмехнулся Ран. – Дальше некуда.

– Есть! – воскликнул Шульдих. – У нас разная степень… кхе… близости.

– Мы с тобой уже говорили на эту тему, – напомнил Ран. – И я не получил от тебя никаких внятных слов.

– Да я же…

Возмущенную речь Шульдиха в самом начале прервал возглас Рё:

– О! Хозяева явились!

В пещеру ступили четыре женщины. Босые, с распущенными волосами, они смотрели бесстрастно и сонно. Одеты все четверо были в длиннополые неподпоясанные рясы некрашеного льна. Ни на миг не останавливаясь, каждая прошла к одному из мужчин и застыла у ног.

– Как вам ваши? – поинтересовался Рё. – Моя ничего, только замороженная.

– Да обдолбанные они все. В головах музыка и мысли о высоком, – Шульдих душераздирающе зевнул и потянулся. – Гипноз.

– В общем, вакханалия тебе не светит, – посочувствовал Ран.

– Надежда на кровавую оргию пока остается, – заметил Кроуфорд, за что Шульдих впился ему ногтями в руку.

Ароматный дым стал гуще, он расслаблял, не усыпляя, и от этой раскованности в теле становилось тревожнее. Страх, заглушенный пикировкой, восставал при виде серых завороженных глаз, пробуждался от монотонных звуков, что начали доноситься из четырех тоннелей, ведущих в пещеру, – не то песнопений, не то молитв.

Женщины синхронно наклонились и подняли с пола простые медные чаши, в которых плескалось густое масло, чем-то подкрашенное – желтое, синее, зеленое и красное. Из широких рукавов рясы были выужены тонкие кисточки.

– Сейчас нас распишут, – констатировал Шульдих. – Какой вид орнамента тебе наиболее симпатичен в марте, Кроуфорд?

– Меандр, – ответил тот. – Люблю строгие формы.

– А что пойдет мне, как ты считаешь?

– Поперечные полосы.

Смоченные маслом кисточки заскользили по телам, и мужчины замолчали: прикосновения были медленными, гипнотизирующими, и благовония уже кружили голову. Песнопения слышались все громче, эхом разносились по пещере, и непонимание смысла слов делало их еще более завораживающими.

– Этому можно сопротивляться, – не мигая, Ран смотрел в потолок.

– Можно, – согласился Кроуфорд.

– Нужно ли? – спросил Рё.

Шульдих не включился в разговор вопреки обыкновению, он уже плыл в образах, принесенных задурманенными сознаниями. Рисующие женщины не считали себя жрицами, они хотели мира своим семьям. Те, кто пел, невидимый в темных тоннелях, хотели жить – любить, враждовать, воспитывать детей, добиваться самых красивых девушек, властвовать, – но жить как можно дольше. И они четверо были теми, кто почему-то стоял на пути их желаний. Не стеной, дверью, которую надо не выломать, а отпереть.

– Не убьют, – засмеялся он. – Им не это надо, им…

На его губы легла мягкая ладонь, и говорить расхотелось. Только смотреть, как дым растворяет свод пещеры, чувствовать, как касается тела масляная кисть. Те, кто были рядом, любимые-друзья-враги, тоже смотрели в открывшееся звездное небо и утопали в нем.

Чувства оставались – привязанность, гнев, любопытство, раздражение, страх, гордость, – но будто покрывались восковой пленкой для сохранности, до лучших времен, до случая, когда о них будет уместно вспомнить. Разум очищался и добирался до понимания собственной сути – того, что существовало всегда или так долго, что срок потерял значение.

~ * ~

Четверо

 

Он очнулся от чувства сильнейшей тревоги, от каменной обреченности, от злого отчаянья. Приходящее извне грубо вбивалось в голову, и чем сильнее Шульдих стремился избавиться от чужого самоощущения, тем мощнее и яростней оно погребало в себе. Он хотел заорать от бешенства, но получилось лишь захрипеть. Кто-то тотчас приподнял его за плечи, дал опереться о себя.

– Шульдих, вот, держи, – точно, Кроуфорд, кто кроме него.

Тревога рассредоточилась, но не истаяла. Кажется, волновались о нём. Шульдих, глотая воду из сунутой в руки бутылки, пытался вычленить это ощущение, когда понял, выдохнул сквозь зубы.

– Кроуфорд, хватит нервничать, не знаю, о ком уж ты так печешься.

– Ты меня читаешь?

Он ожидал вспышку негодования, а получил лишь отблеск удивления.

– О тебе он беспокоится. И о Ране, – раздался невыразительный голос Рё.

Отчаяние было его, он что-то узнал или вспомнил. Вспомнил?

– Твоя память… – Шульдих не договорил и закашлялся.

– Вернулась. Воз и маленькая тележка, на дюжину меня хватит, – сколько же было в ответе тоски.

Не той, заунывной, обыденной, что читалась в нём прежде, до амнезии, а пронзительно-острой. И ни следа желания забыть. Виски заломило, Шульдих заскрипел зубами, мучительно хотелось вырубиться, даже если придется размозжить себе череп.

– Что с тобой?

От ненавистного голоса его встряхнуло. Шульдих не знал, с чего вдруг нахлынула такая иссушающая злоба. Это же Фудзимия, нет, Ран. Он открыл глаза, встретил его искренний участливый взгляд и захлебнулся не сумевшими вырваться словами.

– Осторожно! – Ёдзи попытался остановить рванувшегося к Рану Шульдиха, но только сбил с траектории, тот не дотянулся до горла, вцепился в руку.

В глазах плыл кровавый туман жажды убийства, почему у него нет когтей, клыков, чтобы разорвать ему грудь, перегрызть шею, черт, да он же почти не сопротивляется. Какие твари смеют мешать? Кто?! Вцепились, оттащили, нет, они ничего не стоят, пыль под ногами, их кровь – к его, ненавистной.

– Шульдих! – голова мотнулась от пощёчины.

Морок спал, он с ужасом смотрел на Кроуфорда. Тот прижимал его к земле, источая пронзительную тревогу.

– Что случилось? Ты не можешь закрыться? – он наверняка помнил, как единственный раз Шульдиха наказали, внушив невозможность произвольно блокировать потоки чужих мыслей.

– Это настолько страшно? – опять этот голос, от которого хотелось крушить всё вокруг.

Стойте, он же мог уничтожить их всех. И этого, невозможно близкого, проклятого предателя, и тех двоих за его спиной, одно усилие, совсем небольшое…

– Сам погляди! – это было легко.

Так почему же нахлынуло еще сильнее, и Кроуфорд мучительно застонал, схватился за голову, заорали те двое, а самому дыхания не хватило даже на жалкий писк. Ненависть, жажда убийства, обреченность, теплая привязанность, сожаление, любовь…

Шульдих выгнулся дугой, забился, как в припадке, хватаясь за единственное, что не даст сойти с ума, завыл в отчаянии, что не может владеть этим чувством единолично. Скрючился на жухлой траве, дрожащими пальцами дотянулся до колена Кроуфорда и затих.

– Что это? – Ран с трудом переводил дыхание.

– Это он настоящий. Твой заклятый враг, между прочим, – смех Ёдзи скрежетом отдался в ушах.

– Шульдих, хватит, – шептал Кроуфорд. – Что ты делаешь, тебе самому плохо, убери это.

Ран поднялся с земли и, пошатываясь, подошел к стоящей неподалеку машине: похитители пригнали сюда автомобиль Ёдзи. Двери были распахнуты, он заглянул внутрь.

– До рассвета два часа, – произнес он, ни к кому не обращаясь.

Обернулся. Шульдих лежал головой на коленях Кроуфорда, тот гладил его по спутанным волосам и тихо, монотонно просил прекратить, убрать, перестать.

– Твои очки, – Ран осторожно надел их на Кроуфорда, вздрогнул, почувствовав отголоском, как дужка защемила волосы. Не ему, Брэду. – Это Шульдих сделал?

– Что именно? – отозвался лежащий навзничь Ёдзи. – На сей раз – что?

Нахлынуло, закружило, впилось в голову шипами: человек, повергающий землю в прах одним мановением руки, надменный красавец, опускающий меч на покорно склоненную шею, экстатически орущий дикарь, подносящий факел к горе искалеченных тел. И венцом всему тень рыцаря, навечно закованного в доспех, скорбного и ненавидящего.

– Нет! – Кроуфорд с трудом удержал дернувшегося Шульдиха. – Я не хочу!

– Верю, – так же прохладно произнёс Ёдзи.

Нахлынуло равнодушное, серое отчаяние, былая злоба билась, рвалась на волю, но гасла, раздавленная тяжестью багрового неба, проглядывающего через густые, хищно переплетающиеся ветви огромных деревьев.

– Не один, так другой, даже я сгожусь, было дело, – протянул Ёдзи, кутаясь в тоску, как в обрывки рубашки.

Сектанты не смыли с них масляных узоров, которые теперь пятнали потеками руки и лица, небрежно натянули одежду и бросили неизвестно где. В отсветах неестественного зарева гнилыми зубами скалились горы. Никому не удавалось задержать взгляд хоть на чем-то, кроме друг друга, всё кругом, тёмное, ломающееся хищными углами, казалось пугающе ненастоящим, мираж, декорация. Когда занавес? Страшно, страшно…

– Страшно, – повторил вслух за всеми Ран.

Он поднял с земли длинную ветку, поломал о колено, сложил куски горкой. Сходил к машине, выгреб с заднего сидения пачку бумаг, комкая по одной, рассовал между веток. Ёдзи молча кинул ему зажигалку, Ран поймал её, не оборачиваясь. Затрещали листы, повалил плотный дым, пар от влажной древесины. Звуки и запахи для всех, общие, не полученные по невидимой цепи, приковавшей их друг к другу волею фортуны и сверх меры буйного телепата.

– Юко говорила о красной нити судьбы, – проговорил Брэд, легко касаясь лба Шульдиха кончиками пальцев.

– Скорее, это провода, раз мы начали чувствовать друг друга, – хмыкнул Ран, устраиваясь у костра. – Идите сюда.

Ёдзи неохотно оторвал затылок от земли, приблизился в пять широких шагов, сел рядом. Кроуфорд подошел, придерживая Шульдиха за талию, неторопливо опустился напротив щурящегося в костер Рана. Тени переплетались за их спинами, огонь плевался искрами, оседающими густым пеплом в волосах. Шульдих заторможено откинулся головой на колени Брэда и замер, дыша тихо и часто.

– Ты можешь разорвать связь? – спросил тот, касаясь его плеча.

«Нет», – прозвучало эхо мысли. – Я ненавижу вас. Вас так много…

– Врешь ведь.

– Да? Так мне же положено, Ёдзи. Покажи нам, что там еще было, раз вспомнил, – голос понизился до шепота, слова сочились змеиным ядом, тускнели жесткие волосы под рукой Кроуфорда, наливались огнем глаза. – Расскажи.

Он потянул память, не дожидаясь слов. Образы, болезненно яркие, чудовищные, натуралистичные замелькали, сплетаясь в единую ткань.

– Это – я? – тихо спросил Ран.

Черный камень во лбу и зияющие темным глазницы. Или он – влюбленный в родную сестру коронованный альбинос, в чьих жилах колдовство, а разум выпивает меч, что чернее самых гнусных помыслов? Был – будет? – еще и мальчик без возраста, последний из зачатых мужчиной и женщиной, тот, кто мог погасить мириады звезд поворотом кольца, но не знал смысла слова «добродетель». Еще нелюдь с шестипалой черной рукой, глаза его горели багрянцем. Он, обреченный на мучительную жизнь и нелёгкую смерть, он, держащий в руках меч, он…

– Кто же ещё? Кто способен на такое безумие, попрание морали, здравого смысла и отрицание инстинкта самосохранения? – протянул Шульдих. – Есть варианты?

– Ты сам, – выдохнул Кроуфорд и положил ему ладонь на лоб.

Ждать не пришлось, образы захватили всех разом. Тревога, злая тоска беспомощности, отчаяние любви, которую не вырвать из сердца и разума. Лица женские, прекрасные лица, светлая маска с живыми глазами, не стыдящимися слез.

– Ты был женщиной, Кроуфорд? – лающий смех сотряс Шульдиха. – И всегда было одно и то же, да Ёдзи?

Брэд вздохнул.

– Я чувствую, ты придаешь значение прошлому, но не понимаю почему. Что ты хочешь узнать? – он наклонился над Шульдихом.

– Правду! Кроуфорд, один раз, для разнообразия. Прямой ответ на мой вопрос. Можешь?

– Разумеется. Спрашивай.

– Так просто?

– Спрашивай!

– Почему он, а не я?

С такой яростью в глазах больше бы пристало хватать собеседника за воротник, трясти, выплевывать слова в лицо, но Шульдих спокойно, даже ленно поднял руку и провел пальцами по щеке Брэда; щетина приятно кололась. Тот перехватил ладонь, сжал до легкой боли.

– Понятия не имею, – просто ответил Кроуфорд.

«Правда», – почувствовали все. И тотчас опьянели от эха испытанного Шульдихом восторга.

– Хорошо, – выдохнул он.

– Я знаю, почему, – Ран поднял голову и посмотрел на Кроуфорда через костер.

– Потому что ты чем-то лучше? – Шульдих хотел встать, но болезненно зашипел – Брэд намотал на запястье прядь его волос.

– Нет. Потому что я предложил авантюру, а вы её поддержали. И меня наказали сильнее всех.

Слова звучали просто, но непонятно. Остальные уже открыли рты, чтобы начать расспрашивать, перебивая друг друга, Ёдзи хлопнул Рана по плечу, привлекая внимание. Зло сощурился Шульдих, вспомнив, насколько шире стали его возможности – и потянул новообретенную память Фудзимии на себя.

Образы оглушили. Плыли, путаясь, видения бесконечно давнего прошлого, похожие на сюрреалистический сон. Пытаясь стать понятными, они рвали сознание, извращали восприятие в корне: цвет, звук, осязание. Когда-то где-то были они, они могли очень много, делали всё вместе. А потом, потом…

– Мы сделали что-то, и нас сослали, – прошептал Ран.

– Лучше бы на галеры, – проронил Ёдзи, сгорбившись.

Поднимался ветер, легкий шелест ветвей начал напоминать горестные прохладные стоны, горькие и обреченные.

– По ком плачет баньши?

– По нас поздновато.

– Это всё из-за тебя, да?!

Ветер раздувал костер к небу, сжимался кольцом на горле.

– Хватит, – отрезал Кроуфорд. – Мы те четверо. Значит, на что-то должны быть способны.

– И что? Идти в церковь, молиться о спасении мира? – шевельнулся под тяжелой рукой Шульдих. – Как те психи на улицах? Вериги, самобичевание, что там еще положено…

– Клятва молчания. Обет целомудрия, монашество в пустыне, где из жратвы одни сушеные акриды и дикий мёд, – проявил эрудицию Ёдзи. – Кому молиться? Или ты не понял, кем мы были?

Искры-галактики, торжество, восторг. Что-то сверкает, растет и ширится, пусть не получалось вспомнить конкретно и осознать, оно было прекрасно. И всё это сотворили они вместе. Потом – мутилось в головах, – потом – ниоткуда выросла боль, – они всего лишь решили сделать что-то хорошее…

– Например, можно молиться самим себе, – Ран с усилием расправил плечи. – Хватит рассиживаться.

– Теперь ты у нас главный? – осклабился Шульдих, поднимаясь на ноги.

– Нет, – Рана передернуло, когда они посмотрели друг другу в глаза. – Главный Ёдзи. Или Брэд. Иначе мы с тобой друг друга поубиваем.

– Боишься?

– Тебя? – Ран тоже встал.

Таким он был, когда его звали Абиссинцем? Самозабвение в ненависти, впереди находилась цель, а время, люди, расстояние не имели значения.

– Кроуфорд? – лениво окликнул Ёдзи. – Ты хочешь…

– Я могу.

Он поднялся на ноги, схватил Шульдиха за плечо, тот обернулся в гневе.

– Защищаешь его?

– Обоих, – безапелляционное утверждение.

Легко возвратились прежние привычки, зазвенела в голосе сталь. Кем бы ни был он раньше, что бы ни разбудили в них обрядом, Кроуфорд оставался человеком, умеющим подчинять. Ёдзи посмотрел на него, поморщился, злясь на себя, и быстро встал.

– Поехали отсюда.

– Куда? – тут же спросил Шульдих.

– Завершать дела. К профессору Нейсмиту, который слишком увлекся историей.

Уже естественно, неторопливо потянулись его воспоминания к остальным. Минуту спустя пришла отдача: злость Шульдиха, желание справедливости Рана, легкое удивление Кроуфорда.

Разве получалось раньше людям быть ближе? Каждый слышал оттенки шорохов ночного леса не только своими ушами, но и чужими. Пластик дверных ручек ощущался одним гладким, другим – холодным, третий настолько углубился в себя, что не обратил внимания на температуру.

Ёдзи сел за руль, включил радио и поморщился ноткам паники в голосе очередного диктора. Человечество…

– Они сходят с ума от страха, – Ран сел рядом.

– Зачем их спасать? – едко отозвался Шульдих.

– Чтобы не умереть вместе с ними? – Кроуфорд смотрел в темноту над головой Рана. – У нас нет гарантий, что мы уцелеем, когда всё рухнет.

И смолк, даже вместо мыслей от него шло теплое спокойствие и уверенность в собственной правоте. Близорукий, он размывал видимое остальным, и тем казалось, что реальность плывет, растворяется раньше предсказанного срока. Острое сожаление скользнуло от Ёдзи к Шульдиху, Рану, замкнулось и принялось биться между ними.

– Ещё ничего не закончилось, – Ран успокаивающе сжал его руку.

– Зря ты молчал, – и Шульдих погладил напряженное плечо.

Теплое чувство, легкая зависть и бесконечное любование красотой человеческих характеров и отношений. Чуждый подобному восприятию, вздрогнул Ран, мечтательно улыбнулся Кроуфорд, длинно присвистнул Шульдих, скрывая восхищение. Непривычно было ощущать себя объектом такого пристального внимания и восторга. Ран словно в завороженный провел ладонью по щеке Ёдзи, пропустил меж пальцев прядь волос, отчего у всех перехватило дыхание.

– Поедем уже, – мягко напомнил Брэд.

Встряхнувшись, Ёдзи отогнал чувственный морок, машина тронулась.

– Ты когда-нибудь ревнуешь? – Шульдих, наклонившись, заглянул в глаза Кроуфорду.

– Кого к кому? – отозвался тот. – «Кого из вас к кому я должен ревновать?» – раздалось мысленное.

Он не знал ответа, и так многого, оказывается, не разглядел в прошлом. Невероятно давно – привязанность Шульдиха, которой тот не давал имени, затем – Рана, грани его характера, привлекательность силы и огненный дух. Кроуфорд впервые с момента предсказания конца света перестал биться в далекое будущее. Ловил настоящее и что-нибудь близкое. Сиюминутные видения охватывали всех четверых, получалось знать, что сладко сощурится Ёдзи, когда Шульдих пригладит его встрепанные волосы, что пятью секундами позже Ран коротко зевнет, и его захочется увидеть спящим в своей постели. Вот-вот…

– Кроуфорд! – он только улыбнулся в ответ.

Закашлялся Ран, Ёдзи многозначительно хмыкнул, Шульдих попытался изобразить злость, но его усилия уходили впустую. Ему было невероятно сложно, даже хуже, чем прочим, сживаться со связью. Телепаты не лгут, но держат правду при себе, не замыкаются, но ревностно хранят право на личную тайну. Шульдиха чуть не вывернуло наизнанку от ужаса, когда он понял, что теперь-то Кроуфорд знает… Что именно – подсказали мысли Ёдзи. Шульдих был готов аплодировать себе: так виртуозно и долго считать одно чувство другим надо суметь. Негодование разбилось о понимание эмоций остальных. Оказывается, Кроуфорд… И Ёдзи… А Ран, кто бы мог подумать?!

– Я бы… – начал тот, и был прерван насмешливым:

– Никогда?

Ёдзи говорил о том, что понял далеко не сегодня. Ран не умел забывать, отворачиваться, отступать. Проклятие или свойство натуры? Ёдзи вспоминал, и проходила мимо них череда жизней, мгновений, лиц. Тот, кто стал Раном, умирал бесконечно, приносил себя в жертву идеалам и любил до конца, сопровождаемый безответным чувством того, кто шел рядом. Кто сидел за рулем и вглядывался во взрезанную фарами темноту.

Кроуфорд притянул голову Шульдиха себе на плечо, и тот погрузился в расслабленную дремоту. Незаметно они выехали на дорогу, Кроуфорд увидел указатель за минуту до того, как он появился в поле зрения, поэтому Ёдзи не особо вглядывался в стрелки. Машина мягко скользила по асфальту, четверо молчали, погрузившись в себя, отчего связь крепла всё больше.

Каждый из них словно раздвоился. Все обыденные желания, привычки, цели подернулись мутью, личное оседало, позволяя вырваться на свет общему. Желание жить. Естественное для европейцев, признаваемое Ёдзи, слегка презираемое в себе Раном, оно спаивало их в одно. Куда они могли подеваться из рушащегося мира, что станется с ними, когда придет конец света?

Автомобиль набирал скорость. Каждый смутно надеялся, что у Нейсмита найдутся ответы. Может, всё обратимо? Может, получится избежать предсказанного?

– И разойтись на все четыре стороны, – сонно пробормотал Шульдих, высказывая смутное желание всех.

– Правильно. Чтобы потом поодиночке терзаться кошмарами и сходить с ума, желая и боясь встретиться, – Кроуфорд осторожно убрал прядь волос с его пылающего лба.

– Ран бы свихнулся последним, как обычно, убил бы до того нас, а потом зарезался сам, – добавил Ёдзи.

– Покажите мне автора сценария, – пробормотал Фудзимия. – Он исписался.

– Причем давно, – согласился Шульдих и, распахнув глаза, приник к окну. – Смотрите! Смотрите же!

Там, где дорога смыкалась с лесом, земля бесшумно расступалась, выпуская на свет блестящих крылатых тварей, которые тут же взмывали в небо и терялись в вышине. Получалось, что они ехали в разноцветном сиянии, которое вызвало бы восторг, если бы не было настолько чуждым.

– Профессор нас заждался, – Ёдзи прибавил скорости.

У дома Нейсмита их встретила стая белоснежных собак с алыми глазами. Они разевали пасти, капая синеватой слюной на траву. Ран потрепал одну по холке и нажал кнопку у калитки. Профессор открыл после первого звонка и даже позвал в дом. Говорить с ним не хотелось, да и не пришлось, он рассказывал сам, взахлеб, извиняясь и запинаясь через фразу.

Всё было просто для людей, желающих выжить любой ценой. Если одни понадеялись на смутное предсказание и неясные обряды, то другие верили только в силу крови. Пусть друг друга группы не одобряли, но сторонники мирного пути не собирались доносить на идейных противников в полицию, тем более что там работали как первые, так и вторые.

– А если бы у вас не получилось нас объединить? – спросил Ёдзи, уже зная ответ заранее.

– Значит, завтра бы вас убили, – спокойно сознался Нейсмит.

– Что нам делать дальше? – спросил его Шульдих с неприятной улыбкой.

– Не знаю, – как ни боялся он смерти, но был честен.

– Идемте, – Кроуфорд встал.

Ни он, ни Ран за всё время судорожного рассказа профессора не проронили ни слова, смотрели в окна. В саду под фонарем бесновались причудливые и жуткие создания, напоминающие порождения фантазии Босха.

На выходе их поджидала всё та же свора молчаливых псов. Существа проводили их до машины, не обращая внимания на трепещущего Нейсмита. Когда автомобиль тронулся, чуждые твари ринулись следом, догнали и побежали рядом, по обеим сторонам дороги.

Ёдзи невозмутимо давил на газ, Ран откинулся на сиденье. Шульдих перебирал пальцы Кроуфорда, погруженного в дымку будущего. Образы мелькали слишком быстро, и уловить смысл удавалось только Брэду.

– Ты не видишь, что мы должны сделать? – спросил Ран.

– Нет. Знаю, что завтра мы отчитаемся перед мистером Келли.

– Скучно, – пожаловался Шульдих и поёжился: красноглазые псы наводили на него тоску.

Ран развернул смятый листок, что сунул ему в руки профессор, когда они стояли на пороге. Рифмованные строчки, переписанные от руки, твердили всё о тех же четверых, которым нужно быть вместе.

– У них тоже было пророчество, – пробормотал он, дочитав. – Наверное, страшно, когда ты знаешь виновников Апокалипсиса.

– Из нас хреновая четверка всадников, – заметил Ёдзи. – Что, едем в Инвернесс, отсыпаемся – и на баррикады?

– Да, – Шульдих широко зевнул. – Боя не выйдет, мы уже всё знаем. – Так, финальный штрих. Убогое завершение таких потрясающих приключений! Погони, трупы, покушения, – он зевнул. – Разбудите, когда будем на месте.

 

~ * ~

Кроуфорд стоял на стене Уркухарта и смотрел, как Ран нацеливает фотоаппарат на вынырнувшее из вод озера чудовище. Оно было серым, блестящим от воды, длину было не разобрать, потому что виднелась только голова с шеей. Туристы ахали и шумно завидовали Рану, а ополоумевший от впечатлений смотритель, не скрываясь, достал из-за пазухи фляжку виски и хлебал из горлышка.

Утром Брэд встретился с мистером Келли, продемонстрировал ему план работ, проект реконструкции, рассказал, в какие сроки смогут уложиться строители и во сколько всё обойдется. Еще раньше осчастливленный Ёдзи и Раном наниматель согласился со всем и сразу, подписал контракт с фирмой Кроуфорда на правах ответственного лица от группы заказчиков. Он позвонил Рану, предлагая отметить завершение всех дел, тот же сообщил, что Шульдих уже звал и их, и Ёдзи к себе – по привычке.

Вспомнив о привычках, Кроуфорд поехал к замку. Просто так, для удовольствия. Чтобы посмотреть на место не профессиональным взглядом, от которого он научился абстрагироваться на третьем году работы. На берегу он встретил Рана с фотоаппаратом наперевес, который заявил, что если не раздобудет фотографию чудовища, чтобы пугать Шульдиха, не простит себе этого до конца дней. Брэд пожелал ему удачной фотоохоты и поднялся к замку, где смотритель привычно собрался пустить его туда, куда нет хода туристам. Кроуфорд продемонстрировал ему входной билет и присоединился к экскурсии, где звонкоголосая девица рассказывала о славной истории Шотландии.

Когда к той же группе подошли Ёдзи с Шульдихом, он не удивился. Не потому, что предвидел, а потому, что они могли себе, наконец, позволить узнать это место с другой стороны, как и всю Шотландию. Жаль, времени не было.

– Победу празднуем у меня! – повторил приглашение Шульдих, когда они спустились к ошалевшему от недавнего зрелища Рану. – Где начали, там и закончим. К тому же, у меня очень уютно.

Небо пылало синим и алым, блики отражались в воде, слова опять заканчивались. Всё случалось слишком быстро, не оставалось времени привыкнуть к себе, к новым связям, которые оказались вечными. Приязнь, привязанность, любовь вились между ними и стягивали четверых в одно.

– Едем?

 

~ * ~

 

Они были вместе, смотрели друг на друга, думали, желали, вспоминали. Невыносимо. Эта нежность, щедрая до такой степени, что становилось больно, плескалась кругом, путалась с собственными мыслями, разобрать не получалось – и кому первому пришла в голову идея отметить закрытие дела сектантов?! По бокалу вина – и Ёдзи откровенно мечтал, чтобы Ран глядел ему в глаза, а не на Кроуфорда, еще хотел целовать светлую кожу шеи и спутывать рыжие волосы. Его, это же он – рыжий? Шульдих растворялся в них, цеплялся за шлейф собственных желаний, где Кроуфорд смотрел только на него, но со страстью, с искренним желанием. Чтобы тоже хотел вплетать пальцы в его волосы, видеть нагим и открытым, чувствовать под собой. Это же Ёдзи, Ёдзи…

Шульдих сглотнул, встал, на негнущихся ногах подошел к окну, распахнул его настежь.

– Закрой, – на его пальцы легла ладонь Кроуфорда, у которого тоже блестели глаза, который вспоминал что-то томное, приятное, где был Ран, его объятия, слитные движения тел.

И еще он не отнимал ладони, и Шульдих чувствовал жар чужого разума как свой, вспоминая забытое насильно: сны и мечты, светлые, откровенные, мучительные. Вздрогнул Кроуфорд за спиной, что-то прошипел сквозь зубы Ёдзи, со стоном выдохнул Ран.

– Это ты?

Шульдих не понял, чьи руки прижали его к стене. Холодно, жестко телу, зато воздух жарок – не продохнуть. Чья страсть? Полно, да есть ли разница, когда чувства – от каждого, когда и сам готов раствориться в них.

– Вы, всё – ваше, я же не могу не чувствовать, что вы хотите? – кто-то целовал шею, кто-то гладил по бедру, кто-то сильно и властно вжимал в себя, кто?

– Ты тоже, – он распахнул глаза, увидел – Ран, это он гладил его по плечам, когда успел расстегнуть рубашку? – Ты тоже хочешь нас.

– На четверых, – это у Ёдзи были такие ласковые, умелые руки, он сиял зелеными глазами поверх плеча Рана. – Всё на всех.

– Всё – будет, – отрывисто обещал Кроуфорд, прижимаясь сзади. – Пусть ты и свел нас с ума своей телепатией. 

Гнев, оправдания, возражения ушли в поцелуй, и стало всё равно, чьи руки, чьи губы, кто раздевал, кого он тянул следом за собой в постель, кто с досадой шептал, что двуспальная кровать узка для четверых.

Первым разделся, кажется, Ёдзи, гибкий, золотой, в тонких нитевидных шрамах – пули щадили его. Его широкие плечи зачаровано гладил Ран, чью рубашку расстегивал Кроуфорд. Шульдих прижимался к Ёдзи сзади, льнул, гладил, где мог дотянуться, и его руки сталкивались с руками Фудзимии, исполосованного шрамами, такого неистово красивого в глазах Кроуфорда. 

Шульдих сел на постель, опрокинул на неё Ёдзи и потянулся поцеловать, вспомнить полупьяную ночь, которая была всего месяц назад – вечность. Тот выгнулся, простонал в рот, обхватил руками, потянул ближе к себе, пока опустившийся ему между ног Ран обдавал возбужденную плоть жарким дыханием, а потом прикоснулся, и острое чувственное наслаждение пробило навылет всех четверых. Кроуфорд, отдышавшись, раздевался быстро и как-то судорожно, только очки положил на стол осторожно. В его сознании плескалась страшная и завораживающая в своей истинности мысль, от которой у Шульдиха сладко закололо в груди. Легко и радостно улыбался Ран, Ёдзи жмурился и повторял, оглушая всех: «Конечно, как же иначе, конечно…»

Ран застонал, когда почувствовал, как Брэд, опустившись позади него, сжал его плечи, легкий нажим острых ногтей не отрезвил, а разрушил еще одну грань. Ёдзи уже изнемогал под его губами, под ласками Шульдиха. Ран откинулся назад, прижался спиной к груди Брэда, поерзал на его коленях, но одежда мешала, он выбрался из объятий, разделся до конца и упал на кровать. Ёдзи зацеловывал шею Шульдиха, шептал на ухо откровенное, безумное, очевидное, а тот судорожно вздыхал, губы исказило улыбкой счастливой и порочной.

Матрас просел в изголовье, Брэд растянулся рядом, погладил по бедру Рана и коснулся губ Шульдиха. Тот всхлипнул от волны ощущений и впечатлений, и когда Ёдзи склонился над ним и долгим, жарким движением вобрал возбужденную плоть невыносимо глубоко, забился в оргазме.

Шульдих приходил в себя под поцелуями Брэда, в его плечо впивался пальцами Ёдзи. Он откинул голову назад, зелень глаз сияла сквозь золото ресниц, тело выгибалось под уверенными жесткими толчками.

– Ран, Ран, – от возбуждения в его голосе на Шульдиха опять накатило, и еще Ёдзи беспорядочно цеплялся за него, обнимал, и опять подавался назад, принимая в себя.

Короткий гортанный стон, и Ёдзи тоже кончил, уткнулся лбом в плечо Шульдиха. Ран коротко толкнулся ещё раз, длинно выдохнул и слепо нашарил руку Брэда, притягивая его к себе.

Шульдих смотрел, как они целовались, и задыхался в потоках изливаемой ими нежности, понимая, наконец, что всё это – общее, что чувство, распирающее грудь изнутри – общее. Той недавней ночью он своим капризом связал всех, он давал им эту феерию ощущений и эмоций, это ослепляющее знание объединяющей любви. Вот чего ему не хватало, такого желал Ёдзи, дождался Ран, высмеивал после видений Брэд, чтобы тут же принять и стать жертвой счастья.

Таяла дымка наслаждения, переплетенные в неге сознания прояснились, и яркостью отчетливого воспоминания накрыло всех: их прокляли за то, что они поделились с людьми любовью.

 

~ * ~

 

– Итак, мы испробовали еще один способ объединения, но результата я что-то не вижу! – возмущался Шульдих, разглядывая в небе огромный глаз, мерцающий флуоресцентным зеленым.

– Значит, имелось в виду не такое объединение, – Кроуфорд мелкими глотками пил кофе, уютно устроившись в кресле. На подлокотнике сидел Ран и доедал омлет.

– Давайте мыслить традиционно, – взмахнул кружкой Ёдзи, чуть не забрызгав Шульдиха чаем. – Существует дух, душа и тело. Дух синонимичен разуму.

– Тело опустим, потому что уже было, – покачал головой Ран.

Ёдзи мечтательно улыбнулся.

– Ты! – укоризненно покосился на него Шульдих. – Перестань, пожалуйста, если не хочешь второго прихода. Ах, да, ты же хочешь…

– Он уже не может, – сухо проронил Кроуфорд. – Вернемся к теме.

– Мы хотим, – начал Ран, – чтобы…

В кармане загудел телефон, он поморщился, но ответил.

– Здравствуйте, мистер Криптон. Да, расследование завершено. Да, отчет отправлю в ближайшие часы. Хочу вам напомнить, что по завершении дела я считаюсь находящимся в отпуске, – Ран скрипнул зубами. – Нет, мистер Криптон, это вы ошибаетесь. Я намереваюсь лететь в Токио к сестре. Если вы считаете, что можете мне помешать её увидеть, советую вам поднять моё личное дело, там упомянут момент моей биографии, который всё вам прояснит.

Шульдих молча поаплодировал его речи.

– Ты остановился на «мы хотим, чтобы», – напомнил он.

– Да. Мы хотим, чтобы не было конца света, который, между прочим, из-за нас и случается – жаль, профессор не знает причин. То есть, существует объединяющее нас желание. Желание, – он поморщился, помотал головой. – Брэд, слышишь – желание! Та женщина, она умела выполнять желания?!

Женщина в тенях, где бабочки бились в их сетях, где Кроуфорд впервые предстал другим, где получилось поверить в неведомое – на минуту, на час.

– Юко! Ран, ты прав, совершенно прав, нам нужна она. Она ведьма, она сможет исполнить желание, и черт с ней, с платой! – Кроуфорд вскочил и принялся мерить шагами комнату.

– Нет, не получится, – покачал головой Шульдих. – В том месте теперь только мальчик. Ёдзи был там перед вылетом из Токио.

– А мне писала сестра. Этот парень говорил Ае, что он помощник в магазине, а хозяйка в отъезде.

– Ну и что? – раздельно произнес Брэд. – Пока стоит магазин, желания будут исполняться, так говорила Юко, когда была трезва. Я пошел звонить Келли, Шульдих. У нас с тобой отпуск по семейным обстоятельствам.

 

~ * ~

 

– Мы вообще долетим? – раз шестой спрашивал Шульдих, когда они ехали в аэропорт.

– Должны, – неизменно отвечал Кроуфорд, которому надоело чувствовать источаемое им неверие.

Ран молчал, смотрел в окно, он только что сказал Криптону, что улетает в Японию и может не вернуться. Кажется, тот ему не поверил. Но по-настоящему Рана волновал грядущий разговор с сестрой, которой предстояло сказать, куда он идет и что последствия визита в магазин желаний могут быть совершенно непредсказуемыми.

Ёдзи смотрел в окно, водил пальцем по стеклу. Он еще не справился с обрушившейся на него памятью тысячелетий, недавно он просил Шульдиха заблокировать хотя бы часть, тот лишь беспомощно развел руками.

В аэропорту никаких накладок не было, несмотря на топологические аномалии рейсы не отменяли: поправки в курс легко вносили по приборам, самолеты исчезали и падали не чаще обычного. Когда они садились в самолет, Кроуфорд уже знал, что в Англию они никогда не вернутся, как и то, что Лайза сдержит слово и оставит себе его кота. Ран покрепче сжал тубус, где лежала катана – глаза людям на таможне успешно отвел Шульдих, который сейчас вместе с Ёдзи строил версии, что с них могут потребовать в магазине на небанальную просьбу подсказать способ спасения мира.

Они сели лицом друг к другу, билеты заказывал Кроуфорд, он опять знал, как будет лучше. Стюардесса была улыбчива, Ёдзи только проводил её тоскливым взглядом, его терзали наихудшие предчувствия, правда, не имеющие ничего общего с тем тошнотным ужасом, что преследовал его перед покушением.

– Брэд, Юко-сан уже нет в магазине, – Ран первый раз решил тоже высказать сомнение. – Мне писала сестра, и Ёдзи говорит, что не видели её, был только мальчик.

– Ватануки-кун – хороший ученик, даже если сам так не считает. Он помнит, что Юко предлагала дать мне то, чего я лишён, и сколько раз я отказывался.

– А что она предлагала тебе?

– Память. При последней встрече – любовь. Я решил подождать. – Ран только хмыкнул, глядя на его тонкую многозначительную улыбку.

– Хотите, помогу уснуть? – предложил Шульдих, которому тоже надоело нервничать за исход дела. – Лететь долго.

– Давай, – кивнул Кроуфорд.

Шульдих сначала положил ладонь на лоб Ёдзи, и когда тот умиротворенно прикрыл глаза, коснулся Брэда и Рана.

– Для тебя – самые лучшие квесты во сне, – шепнул он последнему. – Как и ему.

Потом он сам откинулся на спинку кресла и уснул, зацепившись за сон Кроуфорда, который видел себя на пустынном горном плато; пусть не будет один.

 

~ * ~

 

Самолет прилетел вовремя, аэропорт шумел по-прежнему, таможенникам на досмотре всё так же было легко отвести глаза.

– До Миямаэ можем доехать на такси, дальше придется пешком, – сказал Кроуфорд.

– Погодите, мне нужно позвонить сестре.

Ран набрал номер и не двигался с места, считая гудки. Ая не брала трубку. Он позвонил на городской, в магазин, затем опять на мобильный. С лица постепенно стекали эмоции, остался холод.

– Мне нужно увидеться с сестрой. Я обещал не исчезать. Мы не знаем, что там от нас потребуют. Ая должна знать, куда я иду.

Такое не переспорить, да и не нужно. Долг перед собой не то, чем он мог бы поступиться, отговаривать – бессмысленно и опасно, потому что можно навсегда потерять уважение. Каждый понял его сам и по-своему, поморщился Шульдих, пожал плечами Ёдзи, Кроуфорд коротко кивнул и сказал: – Езжай к ней, мы подождем.

– Спасибо, – за понимание, наверное.

Он бы ушел, не оглядываясь, может, провалился бы в пространственную или временную аномалию, может, вернулся бы, освобожденный от обещания.

– Здравствуй, брат.

– Ая!

Они смотрели друг на друга, молчали. Она улыбнулась первой, неуверенно, тревожно.

– Мне сказали, ты прилетаешь сегодня. Позвонили и сказали.

– Я рад, – Ран поджал губы. – Ая, я прилетел не к тебе. Мне очень нужно побывать в том месте, о котором ты мне писала, в магазине. Я не знаю, что попросят у меня в качестве платы. Если я не вернусь…

– Значит, так было надо, – кивнула она. – Если у тебя будет возможность, приезжай. Нет – звони, или пиши, или бей в барабаны. Как там ещё передавали сообщения?

– По-разному, – он наклонился, обнял её. – Всего хорошего тебе, Ая.

– Пусть твое желание исполнится, Ран, – она улыбнулась. – Не считай это проклятием.

Ая привстала на цыпочки, поцеловала его в щёку и ушла, легко ступая. Не оглянулась, не прибавила шага, не согнула спины.

– Твоя сестра, – Кроуфорд положил ему ладонь на плечо и больше ничего не добавил.

Они тоже пошли к выходу из аэропорта, Ёдзи первым дошел до стоянки такси и даже успел поторговаться о цене до Миямаэ. Водитель деревянно улыбался и кивал, Шульдих шептал, что если есть желание, можно покататься вообще бесплатно.

Наконец они сели и замолчали, съеденные дорогой. Самое гнусное время – ожидание перед последним рывком. Проклятое цветное небо, мираж огненного ливня на горизонте – Ёдзи отводил глаза, Шульдих шипел сквозь зубы, что водитель чокнутый, что держать его на грани надоело, что они врежутся и черт с ним, с миром.

– Остановите! Приехали! – приказ Кроуфорда пробился через нахлынувшую муть.

И началось кружение по Миямаэ, перекрестки ложились под ноги, пыльные дороги свивались бесконечной лентой. Кроуфорд шел с закрытыми глазами, Дар искал за него, но показывал пустоту. Шульдих скользил бездумным взглядом по заборам, за которыми люди думали сонными мыслями, мечтали дожить до внуков, до покупки машины, до поцелуя первой красавицы группы. Ёдзи вытащил из кармана компас, взглянул на стрелку и сунул обратно – направления не было.

Один Ран шагал легко. С взлохмаченными ветром волосами, с тубусом на плече, из которого он так и не достал катану, он выглядел очень юным, незнакомо бесшабашным и готовым к любым поворотам. Шульдих покосился на него и подстроился под шаг, коснулся запястья, потянулся к мыслям и заразился чувством свободы, ему казалось, он открыт всем ветрам. Ёдзи перестал смотреть себе под ноги, задрал глаза к небу и улыбнулся легко и спокойно, увидел, заметил, прочувствовал – было время цветения сакуры.

– Пусть это будет здесь, – не открывая глаз, Кроуфорд повернулся лицом к забору и положил на него обе руки, будто открывал ворота.

– Пусть будет. Здравствуйте, господа, вы долго шли, – худой юноша приветственно взмахнул потухшей трубкой.

Вошли, и над ними окончательно сомкнулась тишина. Медленно плыли над травой лепестки сакуры, стелился в ноги дым из разожженной трубки, ученик ведьмы разливал саке на четверых.

– Вы пришли вовремя, – проговорил он. – Через сутки мир начал бы пересекаться с другими. В тех мирах много недоброго. И красивого хватает, если книги не врут. Вы должны сказать, чего хотите, иначе я не смогу вам помочь.

Четверо переглянулись. Покачал головой Ёдзи, скептически поморщился Шульдих, Ран ловил на ладонь лепесток сакуры.

– Я хочу, чтобы ты исполнил моё желание, Ватануки-кун, – сказал Кроуфорд.

– Нет, не так. Пусть вам задолжала Юко-сан, а я остался вместо неё – этого мало.

– Наше, – выдохнул Ран, взяв лепесток из воздуха пальцами. – Наше желание. Мы хотим, чтобы предсказанный нам конец света не случился.

– Правильно, – кивнул Ватануки.

Встал, обошел четверых кругом, задетые полами его кимоно лепестки взмывали вверх и растворялись в небе.

– Конца света не будет, если не будет вас.

– Нам нужно умереть? – спросил Ёдзи. – У нас получится, репетировали неоднократно.

– Умереть, – кивнул Ватануки. – Или уйти из круга миров, который вы истрепали своими бесконечными перерождениями. Отправиться путешествовать по другим кругам, навсегда порвав с этим. 

– Уходить сложнее, – шепнул Ран.

– Конечно, поэтому сильные поступают только так, – Ватануки кивнул на поднос, где стояли нетронутые чоко с саке. – Мне нужна плата. Ваше взаимопонимание. Если постараетесь, научитесь чувствовать друг друга сами, без обрядов.

Ран улыбнулся Кроуфорду, тот коснулся плеча Шульдиха, который подмигнул Ёдзи.

– Мы везучие, – сказал кто-то из них.

Ушло, разорвалось, исчезло без следа навязанное чувство единства.

– Правильно, – Ватануки улыбнулся. – Значит, вам пора.

Лепестки вокруг дерева медленно закручивало смерчем, в котором зарождалась чернильная пустота.

– Идите! – указал Ватануки. – Идите же! Вы не найдете себе пристанища, пока какой-нибудь мир не примет вас. Идите! – возглас стал криком, крик превратился в гром, смерч затягивал в себя вишневый цвет, срывал траву, ломал ветки деревьев.

Четверых неумолимо втягивало в черную дыру, они схватились за руки, что-то кричали ему, друг другу, голоса терялись за воем ураганного ветра. Они уходили вместе.

– Прощайте! – поднял руку Ватануки.

Чернота вспухла и провалилась в себя, лепестки упали в траву, ветер стих, всё исчезло. Над Токио в ультрамариновом небе сияло солнце.

– Двое поверили другим двоим, – запели в доме Мару и Моро. – Двое и двое, двое на двое – это четверо.

– Хороший расклад, – Ватануки сел на веранду и выпустил в воздух колечко дыма.

 

 

Эпилог

 

– Мистер Келли! – дверь отворилась со скрипом.

– Всё. Хватит. Мы здесь больше не нужны. Они сумели вместе захотеть одного и ушли.

– Наконец-то, – тихая радость.

Поплыли две фигуры, растаяли светом в небе над Инвернессом.

– Они вернутся к нам?

– Если вчетвером пожелают того – непременно.

 

Конец.